Кальмар Иваныч – так любя за глаза мы звали этого сорокадевятилетнего любителя распустить, расплести свои руки-щупальца вокруг молодой девушки, ведущего образ жизни юнца-переростка.

С сигаретным дымком вдыхал он нашу молодость и кураж, мы – его некую уверенность во всём, бывалость, опыт и везение. Везучесть ведь, как и доброта, очень притягательна. Сказку наяву – вот что я всегда ощущал при виде этого слегка поседевшего, полысевшего, но всё же хорошо сохранившего себя молодого деда и неоднократного отца семейств.

Благополучие своё Иваныч не заработал – оно свалилось на него нежданно, как снег с одинокой ели в берёзовом лесу или степной пойме. Шквал удачи, накрыв однажды, упорно не отпускал и до седин.

Как и многие, мечтал когда-то Иваныч о собственной машине. Дивные грёзы всполохами рассвета сияли где-то там, за далёким японским горизонтом – работая на стройке каменщиком, укладывая мозолистой рукой в день по триста-четыреста тяжёлых кирпичей и полтонны раствора, приблизить их или приблизиться к ним было весьма и весьма нелегко. А тут девяносто восьмой…

С каждой негенеральской зарплаты откладывал Иваныч под подушку по сто долларов. Хранил именно в неказистой зелени, родной валюте, как, видимо, и всему родному, особенно не доверяя. Копил долго, тяжело перебарывая желание всё в одночасье весело промотать. Продвигался к своей цели медленно, но уверенно. Жил по плану, считая, что только так и возможно достичь вожделенного. И достиг.

В одночасье волшебства дефолта стал Иваныч многократным рублёвым миллионером и вместо машины выкупил у прогоревшего должника какого-то банка почти за бесценок солидные производственно-строительные мощности. Не побоялся и взял подряды, открыл автошколу, производство плитки, мебели и ещё невесть чего. И дела, как ни удивительно было для него самого, пошли, покатились, а потом и поехали.

– С тех пор пью каждый день, – сказал как-то то ли с радостью, то ли с грустцой Иваныч, – деньги не проблема…