С Нового года завалялась у меня бутылка. Основательно початая, или – если оптимистично – наполовину заполненная чем-то прозрачным, слегка пенящимся при тряске, с резким запахом, чуть щекочущим в носу.
Кто ополовинил её, уже и не вспомнить. То ли заходили.
– с радио Маяк
– Коротаев, Притуляк
Апосля посленовогоднего банкета, дабы обсудить былое и думы мирские, то ли кто-то отлил чуток в санитарных целях, то ли уборщица не удержалась от соблазна и приложилась к вожделенному скучающему сосуду после своей вечерней влажной мессы. Но факт налицо – в бутылке осталось не более пары-тройки стопок, что, впрочем, тоже весьма и весьма недурно для любящего окропить живой водой свои члены создания божьего.
Люди подобрались вокруг всё больше непьющие, хотя у многих лица запечатлели былое и ещё не совсем ушедшее в небытие мастерство домашнего и подъездного бармена.
Бутылка простаивала, и я уже было порывался сунуть её в округлый пластиковый предмет, стоящий на полу, украшенный чёрным полиэтиленовым пакетом, ворохом мятых бумаг и рваных разноцветных листочков.
Как редко мы смотрим по сторонам! А ведь стоит только захотеть сделать хорошее – и повод сам просится нам в руки.
В тот день повод совершить благой поступок и сделать широкий жест пришёл ко мне в лице моего коллеги Владлена Кучукина, милого парня лет тридцати пяти, возраст которого определить с первого взгляда было весьма затруднительно.
Проходя по коридору мимо стеклянной стены, за коей копошилось с десяток наших милых дам, любуясь искусственным галечным пляжем, выложенным городским сумасшедшим на пятом этаже кирпичной хрущёвки, я услышал тихий зов. Прозвучал он как-то необычно: негромко, сдержанно и даже застенчиво.
– Померещилось, – подумал я, но всё же чуть замедлил шаг и времени бег.
– Константи-и-ин… – вновь прозвучало позади.
Я остановился и слегка обернулся. Из темноты коридора ко мне приближалось нечто. Не то тройка хромающих гнедых с посечёнными острым камышом копытами, не то мини-паровоз, флегматично несущийся по единственному монорельсу, не то официант, желающий преподнести мне изысканный хрустальный бокал с разогретым на медленном огне и приправленным дорогим мускатным орехом бабулиным самогоном.
В общем, это был он – мой собрат, коллега по оружию, такая же, как и я, невинная жертва цивилизации – Владлен. В руках он нёс кружку, судя по испарениям, с кипятком или жидким азотом, которую то и дело ловко перекладывал из руки в руку.
Подойдя поближе, Владлен заговорил. Не помню о чём. Похоже, рассуждал о магнитострикции купрума или о промышленных противонакипных аппаратах на ТЭЦ, хотя скорее всего о чём-то совершенно ином. Слушать его и улавливать суть было непросто – воздух в метре от парня становился непригодным для живых существ. Судя по густому выхлопу, мой коллега закончил разговляться после Великого поста за четверть часа до начала рабочего дня.
Пару минут выдержав натиск алкогольного кумара, я кивнул и без слов оставил визави в одиночестве – кайфовать дальше, а сам направился куда-то вдаль, унесённый журчащим ручейком и лёгким весенним бризом, чуть не свалившим меня с ног.
Вскоре сознание прояснилось и тут же погрузилось в одну-единственную думу. Как верный ленинец, после такой знаковой встречи я мог помышлять только об одном. Мозг был загружен всего лишь одной мыслью. Как полушария коровы заполняются до краёв небольшой скирдой сена, так и мои извилины занимало лишь одно желание – желание помочь, спасти, остановить собрата, уберечь его, вырвать из пасти зелёного змия и вернуть в мир живых непьющих мертвецов.
Но как? Сказать всё, что я думаю о его пристрастии, прямо, в лоб? Пьющие люди очень ранимы, и реакция на мои слова могла быть непредсказуемой – от ушуистского ката до кататонического ступора и ортостатического коллапса.
Передать свои опасения через кого-то? Как-то несерьёзно. Ещё анонимку написать, мол, «хватит бухать, гад» и подбросить под дверь – куда ни шло, но чтоб передавать через кого-то – уж очень несолидно.
Пока я так перебирал в голове узелки верёвочки, на глаза мне попался стеклянный початок с сине-золотистой этикеткой и дозатором. В голове тут же прозвенел маленький колокольчик.
– Владлен, зайдите ко мне, как будет свободная минутка, – произнёс я по местной переговорке.
– Разумеется, Константин, – донеслось с того берега Вселенной.
Я достал бутылку из шкафа, стряхнул с неё вековую пыль и аккуратно поставил на самый край стола, создав арт-инсталляцию «На краю жизни».
Дверь открылась. На пороге возник Он. Высокий чёрный цилиндр, белый завитой парик, фрак, трость с набалдашником из кости мамонта и зуба кашалота, лаковые бежевые ботфорты и ятаган на поясе. Хотя нет – растянувшийся на два-три размера свитер, несвежая рубаха, боты с «толкача», чёрные без отлива штаны, очки и красная харя сразу за ними.
Технические рукопожатия. Обмен нефункциональными деловыми рационализаторскими предложениями.
– Влад! – начал я. – У меня тут завалялось полбутылки водки. Тебе не надо, случаем? Может быть, аппаратуру протирать… – чтоб не обидеть собеседника, добавил я. – А то я уже выкинуть намереваюсь.
– Конечно, пригодится! – оживился Владлен, уже пару раз бросивший голодный взгляд на край стола, схватил бутылку и прижал, как родную, к груди.
– Только аккуратней неси, Влад! А то подумают что-нибудь нехорошее. У нас тут вообще пьющих не любят, ты давай больше о работе думай, – произнёс я и одарил коллегу искренним добродушно-патерналистским взглядом.
– Хорошо, – ответил Влад и с лицом, озарённым лучами восходящего солнца, поспешил в свой кэб.
На следующий день парня почему-то уволили.
– Не успел!.. Не успел!.. – корил я себя. – Не смог уберечь от беды! Как же так?!
Ничего поделать я всё равно больше не мог, и вскоре грусть моя сменилась сначала безразличием, а затем и покоем. Ручей службы зажурчал снова и побежал дальше, не встречая на пути своём высоких порогов проблем и каменных уступов неувязок.
Незаметно для меня наступил очередной хеппи нью еар и очередной халявный банкет, на котором было всё – нарисованные омары, фантазийное «Шато-Бордо» 1865 года, текила, бренди и коньяк, разлитые из одной ёмкости. Была и водка.
Взглянув на одну из бутылей, я почему-то вспомнил о Владлене, и оказалось, что моё воспоминание прозвучало каким-то чудом вслух.
– Ааааа… Этот алкаш… – послышалось со стороны столика, где кучно собрались дирибасы. – Не зря я его тогда уволил. Пьяный шатался по коридору с початой бутылкой водки и ещё уверял, что технику протирает.
Справа и слева послышался гомон.
– Наглец!..
– Даааа…
– Алкаш, ёп…
– Бухарь…
– Вот гад!..
Я промолчал. Добавлять что-то было уже бессмысленно. Воистину, делая добрые дела, старайся никому ими не навредить. Я помолчал ещё немного, взглянул по сторонам. Равнодушие и презрение повисло в воздухе и на лицах окружающих. Взял бутылку, откупорив, щедро налил содержимого соседям по столу и с улыбкой сказал: «За всё доброе и хорошее, друзья!» – да тихо выпил за Владлена и вместо него.