День пролетел незаметно. Когда занят любимым делом, времени всегда не хватает. Он посмотрел на закат, посылающий в окно свои последние на сегодня красно-оранжевые стрелы, и стал собираться домой. Закрыл краски, снял фартук, опустил кисти в баночку с водой и подошёл к зеркалу. Никто давно не отражался в старинном зеркальном стекле, и оно незаметно покрылось слоем пыли и налётом медленно испаряющихся с мольберта масляных красок, коими пропахла мастерская. Пол, стены, его одежда и, казалось, даже само зеркало источали аромат творчества – неповторимый запах, навевающий образы давно минувшего, когда-то увиденного им. Он взял кусок материи и стал смахивать пыль, пока не увидел в зеркале часть своего отражения.

Зачастую талант и мастерство прорастают на голой, иссушенной ветрами почве, солончаке или каменных уступах. Талант пробивает себе дорогу через невзгоды, опасности и жизненные перипетии, вырастая в огромное мощное дерево, пуская корни, сея семена, вызывая к жизни всё новые и новые прекрасные качества человеческой души. Вот и он, появившись на свет в семье безземельного крестьянина на рубеже веков, от рождения ничем не обладая, за полную разнообразных событий жизнь превратился в Народного художника России, на живописных полотнах уместив восемьдесят восемь лет своей и окружающей жизни, неповторимые виды природы Сибири, её бескрайние просторы, мощь и спокойствие облаков, рек, лесов и долин, ушедших в века людей и исторические личности, фасады разрушенных, умерших зданий.

Начал рисовать в двадцать пять, уже многое в жизни повидав. В семнадцать сбежал из дома, воспротивившись воле отца и нанявшись на строительство Мурманской железной дороги. Чудом избежал самосуда толпы, грабителей и тифа, в Гражданскую по принуждению служил в армии Колчака, откуда перешёл на сторону алтайских партизан, служил в Красной Армии. Может быть, именно эти непростые, ранящие душу события оставили на его лице печать грусти, тоски, сожаления и призрачной надежды, которые художник пронёс через всю оставшуюся жизнь.

Уже будучи состоявшимся, известным творческим человеком, сохранил в сердце скромность, а в облике самобытность. Его усы до сих пор производят неизгладимое впечатление. Ученики до сих пор творят, наследие живо и радует своей искренностью, неповторимостью. Он со своих полотен и поныне вселяет уважение к себе и своему труду.

Кондратия Белова часто называют «патриархом сибирского пейзажа». Вместе с Алексеем Либеровым ему удалось главное: точно передать маслом на холсте масштаб, мощь и силу сибирских воздушных фрегатов – необъятных, уходящих за линию горизонта бескрайних облаков. Белов, несомненно, справился с этой задачей великолепно.

Излюбленным приёмом художника было совмещение на картинах неба и воды, в которой опять-таки отражалось небо. Так, и без того огромный голубой небосвод заполнял почти весь холст. «У него в соавторах сама природа» – так иногда говорили о Белове, одновременно коря его за вторичность и тут же отдавая должное мастерству художника. Ведь для того чтобы работать с таким соавтором, необходимо большое терпение, высочайшее мастерство, которого добиваются лишь годами упорного труда.

Писал Белов и на опасные в советские времена политические темы: затрагивал тему Колчака и его роль в Гражданской войне, правда, лишая свои работы философской сути и исторического анализа. Часто певец сибирской природы изображал на картинах облик уходящего – взорванные когда-то соборы и часовни, снесённые старые бревенчатые корабли, по воле случая выброшенные на берег в центре города, засаженные многоэтажными домами пустыри и небольшие скверы.

Талант Кондратия Белова был прост – ему хотелось выразить себя, запечатлев то, что дорого сердцу: пейзажи и места, где он был когда-то по-настоящему счастлив. Мастерство же было сложно и многообразно, взращено годами поисков, тысячами зарисовок и сотнями картин, месяцами размышлений и внутренних проб. И он добился мастерства; мастерства, не выхолащивающего из него все силы, а, наоборот, их придающего; мастерства, позволяющего быть раскованным, уверенным в себе, изобретательным, находить гениальное в опавшем листке, птице или обыденном, висящем на стене запыленном зеркале. Только такое мастерство может радовать, и лишь годы труда им вознаграждают искателя – вознаграждают способностью видеть гениальное абсолютно везде.

Однажды он взял кусок материи и стал смахивать пыль со старого зеркала, пока не увидел в нём часть своего отражения. Заметил в зеркале себя и тут же ощутил ещё кое-что – образ своего великого таланта. Не полностью протёр зеркало ладонью, прикоснувшись к его гладкой поверхности, и тут же сделал то же самое жёсткой кистью на своём холсте, оставив потомкам свой гениальный в простоте исполнения и глубокой философской сути автопортрет.