Ненасытное детство моё прошло в краях весьма скупых на впечатления и развлечения. Ножички, «валет, ни у кого нет», самострелы и рогатки – вот из чего состоял летний день пацана с неуспевающими заживать, изодранными об асфальт коленками и локтями. Костяные шахматы пылились дома в шкафу, потому как среди соседей – сыновей и дочерей не слишком работящих, тихо, за бутылкой далеко не порто, раскулачивших Компартию рабочих – найти серьёзного и интересного соперника по силам было заоблачной мечтою.

Позади моего дома, метрах в трёхстах, тухло и зеленело озеро. В детстве родители рассказывали, что когда-то очень и очень давно – лет эдак на двадцать поближе к ГУЛАГу и Виссарионычу (когда в стране был полный порядок) – озеро было вполне приличным. И плыла по нему Царевна-лебедь, и плескалась в нём форель, сама выпрыгивая в суп, и чайки кружили над водной гладью, торпедируя немых склизких обитателей водоёма на бреющем серыми бесформенными снарядами. Так это было или иначе, видеть мне, увы, не довелось.

В мою бытность красовалась посреди нашего убогого жилмассива лишь обширная лужа, обильно запруженная двухметровым камышом и усыпанная зеленоватыми россыпями тины. Летом на самодельных плотах мы катались, как Том с Геком, по узким протокам, то и дело калечась об острые побеги низкорослого сибирского болотного тростника. По осени иссохшие стебли нами же втихаря поджигались, и красно-чёрно-седое фееричное марево уносило нас в сказочную страну грёз, возвращаясь из который мы получали по шее от кого-нибудь из взрослых, которые в своём детстве так же, как и мы, с удовольствием хулиганили со спичками.

Со временем на берега болота-озера стали приходить странные люди, из недр которых постоянно что-то сыпалось – пустые бутылки, не менее порожние консервные банки со вспоротыми животами, гнилые помидоры, канистры из-под краски, худая обувь и прочий хлам. Весьма скоро озеро-болото превратилось в большую помойку и, как-то незаметно, ещё и в кладбище домашних животных пострашнее, чем у Стивена да у Кинга. Ароматы и виды царили в местности той «не смотри нос, не дыши глаз».

Меж тем в центре этой стихийной помоины ещё уцелел островок животворящей водной глади, что зимой превращалась для мелких горе-хоккеистов в каток, а летом для крупных экстремалов с лужёными желудками в Мекку рыбной ловли.

Где взяли мы в тот прекрасный летний день несколько увесистых кусков карбида кальция – уже не припомню… Да и не проблемой это было – через одного у моих друзей отцы, братья или зятьки были сварщиками да, что ещё удобнее, несунами, и недостатка в материалах для газовой сварки никогда не наблюдалось, благо что и ЖЗБК был в пяти минутах ходьбы от дома – прямо на территории танкового завода имени благословенной Октябрьской революции.

Ещё не проведя в храме знаний ни одной мессы, мы точно знали, что при попадании в воду странный серо-белый кусочек, похожий на высохшую какашку, начинает шипеть и свистеть, выделяя из своего чрева горючий газ, обозначаемый дивной морфемой «а-це-ти-лен».

Всей голопузой ватагой мы ближе к закату взобрались на водокачку, безрезультатно пытавшуюся заглотить остатки водоёма в свои два тонких хобота. Заблаговременно разыскав меж барханов мусора пол-литровую пластиковую ёмкость с плотной винтовой крышкой и широким горлышком, наполнив её до половины водой из лужи, мы взгромоздились на уже чуть подостывшую железную крышу, в полдень раскаляемую солнцем так, что на ней мы пару раз жарили яйца как на сковородке, и не спеша раскинули партейку в «дураков».

Долго играть нам не пришлось. День засыпал на своем посту, и сменщица-ночь была уже на подлёте – самое время закинуть донку и ждать скорого поклёва. Ловец не заставил рыб и нас долго ждать. Не подозревал только в тот день мужик в прорезиненном зелёном комбинезоне, весело пришедший под наши детские очи, что наслаждаться рыбалкой предстоит не ему, а нам, что оказаться на крючке выпадет сегодня на его лихую долю и рыба в водоёме для него станет не вожделенной добычей, а нашей хитрой приманкой.

Усатый коротышка на виду у десятка пар любопытных невинных глаз деловито накачал автомобильным насосом свой небольшой округлый фрегат, погрузил в него снасти и снедь, свои телеса-балласт и неспешно погрёб единственным веслом в камыши. По извилистому чёрному ручью он вышел на оперативный простор, где и занял выжидающую позицию, туповато уставившись в непроглядную темень болотного омута. Мы не спешили. С бутылки был снят белый круглый винтовой предохранитель и аккуратно помещен рядом с запалом.

Первая поклёвка. Рыбак дёрнул за леску, потянул её на себя, стал травить конец, чуть привстав на шатком днище, круги побежали по воде, птицы притихли. Мы вскочили на босые ноги, и чья-то рука занесла над горлышком кусок карбида. Мозолистые руки вытянули леску, и зад тут же вновь уныло осел на пластиковую скамью. Крючок был пуст.

Снова прозвучал маленький колокольчик, и детские руки вновь схватились за банку и комок волшебного пористого камня. Рыба снова сорвалась с крючка и, чтобы не обжечь пальцы, камешек вновь был помещён на железное полотно. Ещё поклёвка… Ещё… Солнце почти село. Рыбак взглянул на тонкий багряный серп, окрасивший горизонт, и в последний раз без веры в лучшее макнул грузило в водную пучину.

Разочарованные, мы стали собираться домой, как вдруг тихий звон пронёсся над спокойной гладью, зарослями камыша, пронзил воздух, перенасыщенный напряжением и томительным ожиданием. Мужик не спеша потянул за леску, несколько раз переводя дух, схватился за садок и марлевую подсечку, привязанную к толстому деревянному древку. Несколько секунд он аккуратно тралил прозрачную тонкую нить, как вдруг в воде заметил рвущуюся изо всех сил по броуновской траектории рыбу, попавшуюся на червивую приманку.

Рыбак встал в полный рост, раскачивая лодчонку и держась за воздух. Одной рукой пытался вытянуть леску, а другой, зажав садок, силился подсечь свой ужин. Я молниеносно забросил кусок карбида в банку с водой, быстро, отточенным движением как можно плотнее вкрутил крышку по месту, интенсивно взболтал содержимое и что есть силы бросил снаряд в направлении ничего не замечающего вокруг себя счастливого рыболова.

Банка, пролетев по параболе с десяток метров, осела на воду, пару раз плюхнувшись о поверхность озера, вкатилась аккурат под правый борт защитного цвета субмарины, и в то же мгновение гулкий громкий хлопок и бело-синий дым взорвали окружающую действительность. Лодка, шумя и матерясь, перевернулась, и всплеск падающего за борт мужика вверг нас в сатанинский гогот.

Унося ноги, я обернулся. В памяти моей до сих пор запечатлён злобный, попирающий нормы лексики водяной, опутанный тиной, выбирающийся на берег из своего болота, в одной руке которого была зажата развороченная белая пластиковая бутылка из под автошампуня, а в другой – кусок лески с безмолвно болтающейся на ней сверкающей в полутьме тушкой подлещика – добычи, приманки и повода для нашей не по детски злой, но одновременно невинной шутки.