#img_50.jpg

Погони не было. В другой раз это, может быть, показалось бы Петру подозрительным, но сейчас он был целиком во власти одного лишь чувства — ярости. Ярость переполняла его и гнала туда, где сейчас были все эти подонки — Роберт, Гоке, Стив... Он еще не знал, что сделает, когда ворвется в конференц-зал отеля, где они сейчас выворачивают перед всеми свои мерзкие душонки, но он спешил туда, чтобы успеть застать их еще там.

Машина выскочила на главную аллею, скудно освещенную редкими желтыми фонарями, пролетела сквозь нее и свернула на широкую, залитую светом дорогу.

Петр знал: эта дорога ведет в центр, а там до отеля «Хилтон» совсем рядом. Он прибавил газу. «Мерседес» Прайса был послушен, словно Петр ездил на нем всю жизнь.

Вот и мост Виктория, а за ним то, что считается здесь центром города. Навстречу попалось несколько машин, и Петр проводил их взглядом. И сейчас же в зеркале заднего осмотра заметил, как позади появилась и стала приближаться на огромной скорости какая-то машина.

«Они! — инстинктивно понял Петр. — За мною».

Он выжал педаль газа до упора, мотор взревел. Но машина преследователей приближалась, медленно, но приближалась. Это был спортивный «фольксваген», легкий и юркий, пушинка по сравнению с «мерседесом».

Его водитель включал и выключал фары, еще раз и еще, требуя, чтобы Петр пропустил его вперед. Петр чуть шевельнул рулем и занял осевую линию...

— Еще немного, еще... Ну! — шептал он, кусая губы.

Они летели по вечернему Луису, и прохожие с удивлением оборачивались им вслед. Вот засвистел регулировщик — уже где-то далеко позади.

Петр знал: сейчас будет поворот в улочку, где стоит отель. Он резко нажал на тормоз. Визг... и машину почти развернуло, запахло жженой резиной, но он сумел удержать руль.

Спортивный «фольксваген» пронесся мимо: его водитель не решился тормозить на такой скорости.

Петр облегченно вздохнул: это была победа! Он выиграл две-три минуты, этого достаточно, чтобы оказаться в зале, а там уж они не посмеют его схватить.

А вот и отель. Вдоль улицы тесно стоят машины в два ряда, но Петр не стал искать места для стоянки. Не снижая скорости, влетел по асфальтовому въезду вверх, на возвышение, прямо к роскошному главному входу, и выскочил из машины.

Швейцар в белоснежной форме открыл рот, чтобы приветствовать гостя, но Петр вихрем пробежал мимо него прямо в холл. Здесь он замешкался — большая картонная стрелка с надписью «Конференц-зал» указывала налево. И в этот момент из кресла в углу навстречу поднялся европеец. Это был полковник Роджерс.

— Мистер Николаев?

Голос полковника был строго официален, но Петру показалось, что он заметил в глазах англичанина удивление.

— Именем правительства... — продолжал полковник, отчеканивая каждое слово. — Я вас арестую...

«Ну, нет! Так-то просто теперь вы меня здесь не возьмете!» — мелькнуло в мозгу. Он резко выбросил было вперед руку. Но она оказалась вдруг перехваченной кем-то у кисти.

— Не хватает, чтобы вас еще обвинили в оскорблении действием нашего друга Роджерса, — раздался насмешливый голос Глаголева. Петр резко обернулся.

Глаголев отпустил его руку:

— Я же тебе сигналил фарами! «Фольксваген» — это ведь не «мерседес»!

И тут выдержка вдруг изменила ему:

— Какого черта вы примчались сюда, а не в посольство, — закричал он, переходя на «вы». — Ведь если бы какой-то ваш доброжелатель только что не предупредил нас по телефону, что вы едете сюда, вас схватили бы опять и...

— Вас предупредили, что я...

Внезапная догадка мелькнула в мозгу: «Прайс! Спящий Прайс! Спящий... или притворяющийся?»

Глаголев обернулся к Роджерсу:

— Господин полковник, в качестве советского консула я протестую против того, чтобы до предъявления обвинений и суда гражданин Советского Союза находился в предварительном заключении! Тем более что ордера на арест Николаева у вас нет.

Лицо Роджерса напряглось, он нервно провел рукою по аккуратно зачесанным волосам.

— В таком случае я должен предупредить вас, что мистер Николаев должен явиться в суд по первому же вызову.

— Поехали, — решительно сказал Глаголев Петру, игнорируя слова Роджерса.

Петр упрямо мотнул головой:

— Не сейчас. У меня здесь еще есть кое-какие дела! — И он пошел налево, куда указывала стрелка с надписью «Конференц-зал».

— Товарищ Николаев!

Глаголев догнал Петра и схватил его за рукав.

— Не делайте глупостей!

Но, видя, что Петр не думает отказываться от своего решения, вздохнул и укоризненно покачал головой:

— Ну хорошо! Мы пойдем туда вместе.

Но Петру было не до изучения интонаций в голосе Глаголева. Слишком долго он был пешкой в чужой игре, и теперь настала его пора действовать. И Петр упрямо шел к конференц-залу.

Они вошли незамеченными и стали у дверей в толпе тех, кому не досталось стульев. И как только Петр взглянул туда, где на экране телевизора он видел сначала Гоке, а потом австралийца, он не поверил своим глазам.

В кресле перед микрофоном рядом с чиновником удобно расположился... одноглазый мулла из Каруны!

Он закрыл глаза и что-то бормотал, перебирая агатовые четки, и весь зал ждал, затаив дыхание, пока он кончит молиться. Гоке на эстраде не было.

— А что... было дальше? — растерянно спросил Петр Глаголева.

Тот сначала не понял:

— Где?

— Ну... здесь, когда объявили, что будет выступать австралиец?

— А-а, — улыбнулся консул. — Значит, именно в этот момент... вы...

Петр кивнул:

— Да, да. Но что говорил он... Роберт?

И он замолчал, со страхом ожидая, что ответит ему Глаголев.

А было вот что.

Роберт легко взбежал на эстраду и поднял руку, требуя тишины. Несколько раз вспыхнули блицы фоторепортеров, закрутились катушки портативных магнитофонов. Все ожили: события принимали интересный поворот.

— Леди и джентльмены! — весело крикнул австралиец. — Да, это я. И я действительно ездил вместе с русским на Север.

— Мистер Рекорд! — прервал его профессор Нортон, и в его голосе было все: и отвращение, и презрение, и угроза.

Роберт мягко улыбнулся.

— И все же я скажу то, что я хочу, дорогой профессор!

Лицо Нортона побагровело, он сразу обмяк, осел и ссутулился, словно состарился на десять лет. Рука его непроизвольно легла на сердце.

Теперь уже голос Роберта был жестким. Он смотрел прямо в зал и чеканил фразу за фразой:

— Да, я был все время с мистером Николаевым. И я клянусь, что этот парень — честный ученый, а не тот, кем его пытались здесь выставить...

Он кивнул на притихшего Гоке.

Чиновник вскочил, поднял руку:

— Я прошу вас выбирать слова, мистер Рекорд!

Но австралиец уже не обращал на него внимания.

— И еще я заявляю, что Гоке Габойе — платный провокатор, агент-двойник, работавший и на английскую разведку, и на ЦРУ Соединенных Штатов. Он, как хамелеон, меняет цвета, чтобы услужить и тем и другим. Роджерс использовал его, чтобы скомпрометировать левых, расколоть профсоюзное движение и сорвать забастовку!

— Не верьте ему!

Сейчас в голосе Гоке было что-то откровенно звериное. Еще момент, и... Но вот взгляд его встретился со взглядом Роберта, и Гоке отвернулся.

— Это он убил доктора Смита! — вяло пробормотал он.

— Доктор Смит покончил с собой, когда понял, что испытывал на несчастных жителях плато Грос бактериологическое оружие для Пентагона, — тихо произнес Роберт, но в зале уже стояла такая напряженная тишина, что всем показалось, будто он прокричал эти слова во всю силу своих легких. — Он оставил письмо. Вы можете получить его фотокопии!

— Прошу! — крикнул от двери Стив и поспешно принялся раздавать кипу листков, которую принес с собой.

Журналисты сорвались с мест и бросились к нему.

В суматохе, никем не замеченный, европеец в сером костюме выскользнул из зала и устало опустился в кресло, стоявшее в холле.

Это был полковник Роджерс.

Когда суматоха в зале немного улеглась, Роберт поднял руку, призывая к тишине.

— Но это еще не все, леди и джентльмены! — сказал он и улыбнулся профессору Нортону, от удовольствия потирающему толстые ладони. — Есть еще один человек, которого будет вам довольно интересно послушать в связи со всем тем, что здесь происходит!

Телефон на столике тихо зазвонил. Чиновник поспешно снял трубку, вскочил, угодливо изогнулся.

— Йе, са... сейчас, са... понял, са...

Он почтительно положил трубку и вышел из-за столика.

— Леди и джентльмены! — твердо сказал он. — Пресс-конференция закрывается по распоряжению министра внутренних дел. Всего хорошего!

Но выполнить это распоряжение оказалось не так-то легко. Зал взорвался. Разъяренные журналисты повскакали с мест и кинулись к чиновнику, потрясая кулаками.

— Это свинство! — кричали они. — Вы не имеет права! Мы хотим знать все! Дайте выступить всем, кому нужно!

Телеоператоры взмокли от пота: никогда им не приходилось еще передавать такой острый репортаж! Камеры судорожно выхватывали из толпы разъяренные лица: белые, черные, желтые... Сегодня здесь был весь многочисленный корпус иностранных журналистов, аккредитованных в Гвиании.

Гоке и чиновник, что-то выкрикивая в ответ, медленно отступали в глубину эстрады. Неожиданно Гоке повернулся, побежал и под свист и улюлюканье юркнул в дверь в задней стене. Чиновник приготовился было уже сделать то же самое, но телефон на столике вдруг зазвонил опять.

Трубку снял Роберт, стоявший у столика. Он молча выслушал что-то, рассмеялся и поманил трубкой чиновника.

— Это вас. По личному распоряжению президента пресс-конференция продолжается.

Гром аплодисментов потряс зал.

И пока чиновник раболепно выслушивал телефонную трубку, Роберт объявил:

— Аладжи Гасан ибн-Фодио!

Одноглазый мулла в зеленой чалме вышел из укромного уголка в последнем ряду и пошел к эстраде. Он уверенно взошел на нее, удобно уселся в кресло и склонил голову. Он молился.

Кончив молиться, он поднял лицо и обвел своим единственным глазом притихших журналистов.

— Расскажите о себе, — тихо попросил его Роберт: руководство пресс-конференцией теперь, как нечто само собой разумеющееся, перешло к нему.

Старик кивнул.

— Меня зовут аладжи Гасан ибн-Фодио. Я из рода ибн-Фодио, великих священников и ученых.

Он гордо выпрямился в кресле.

— Когда батуре Дункан пришел в наши земли, я был любимым писцом великого султана Каруны. Нет ни одного важного документа той поры, который бы написал не я. Моя рука была тверда, и никто не писал красивее меня.

По залу прокатилось легкое движение. Кое-кто удивленно переглянулся.

— Минуту терпения, леди и джентльмены! — поспешил вмешаться Роберт. — Я понимаю, что история вас не интересует, но я хочу преподнести вам еще одну маленькую сенсацию, касающуюся убийства главы чеканщиков Бинды, старого Атари!

— Но... значит, старый Атари не умер своей смертью?

Петр удивленно обернулся к Глаголеву. Тот молча пожал плечами.

— И вы это знали? Вы знали, что против меня готовится провокация?

— Не говори глупостей! Если бы мы знали, то уж как-нибудь удержали бы тебя от... — Он оборвал фразу на полуслове.

— От того, что я здесь натворил? — взорвался Петр. — Может быть, ты еще скажешь, что я один во всем виноват?

— Ты напрасно злишься, — примирительно сказал консул. — Никто этого не говорит. Но сказать, что ты абсолютно ни в чем не виноват, я тоже не могу. И будь благодарен нашим друзьям, что операция «Хамелеон» их усилиями оказалась в общем-то сорванной. Перед самой пресс-конференцией профессор Нортон был у нас в посольстве и кое-что рассказал. Впрочем...

Он положил руку на плечо Петра:

— Давай-ка лучше послушаем.

— Вы знали старого Атари? — спрашивал тем временем Роберт одноглазого муллу.

— Знал.

Старик закрыл свой единственный глаз коричневой, иссохшей ладонью, словно собирая воспоминания. Голос его стал глуше.

— Он пришел вместе с эмиром Бинды и остался при дворе султана. Он служил преданно и был честен, он стал моим другом. И когда пришло время послать гонца с письмом султана к лорду Дункану, я просил султана послать его.

Первое письмо, которое он отнес белым, было гордым и прямым. Султан отказывался выдать эмира Бинды, который лишь защищал свою землю от неверных. Потом лазутчики донесли, что батуре Дункан уже приготовил большое войско, и султан понял — враги ищут предлог, чтобы захватить Каруну. И он послал второе письмо. Он предлагал мир, он даже соглашался выдать эмира Бинды.

Мулла с горечью покачал головой:

— Султан был велик и мудр. Но судьба была против нас. Атари не вернулся. Мы думали, что он погиб. Потом началась война. Неверные победили нас, они ворвались в Каруну.

Я знал, что глиняные стены не устоят перед пушками неверных. И чтобы спасти от поругания мысли моего повелителя, я унес из мечети все книги, все свитки, все, на чем записано было мною хоть одно слово султана. Я поклялся, что, когда моя страна снова станет свободной, я верну все это из тайника и отдам тому, кто возьмется написать правдивую историю наших горестных дней.

Прошло много-много лет. И вдруг ко мне пришел белый малам и спросил, не сохранил ли я бумаги султана. Кто, как не аллах, послал его ко мне? Ведь никто, кроме аллаха и меня, ничего не знал о моем тайнике. Но этот человек был белый, и мою душу охватили сомнения. Я ничего не сказал ему.

Потом ко мне пришла белая мадам, и она тоже спрашивала про бумаги султана. А потом... пришли ко мне сразу двое — вот этот батуре, — старик кивнул на Роберта, — и южанин, — старик указал скрюченным пальцем на Стива, сидевшего теперь рядом с Бора в группе профсоюзников. — Они рассказали, что Атари не погиб много-много лет назад и что только теперь какой-то подлый шакал убил моего друга. И еще они просили помочь белому маламу, приехавшему из далекой-далекой страны, чтобы написать правдивую историю моего города. Они сказали, что Атари помогал ему и за это по наущению тех, чьи отцы разрушили Каруну, тех, кто боялся, что мир узнает правду, он и был убит.

Мулла опять замолк, пальцы его заскользили по четкам... Он перевел дыхание — наверное, никогда в жизни он не говорил так долго.

#img_51.jpg

— Неверные хотели убить его еще много лет назад, когда он, принеся от султана письмо с просьбой о мире батуре Дункану, возвращался в Каруну. Люди Дункана заплатили убийцам хорошие деньги, чтобы они схватили Атари в саванне. Но один из них видел Атари в Бинде и знал, что он из рода старшин чеканщиков и что рано или поздно сам станет во главе мастеров Бинды.

«Белые уже заплатили нам деньги. Но мы перехитрим их. Зачем убивать курицу, которая будет нести нам золотые яйца? — сказал он. — Отпустим этого человека, и пусть он платит нам до конца жизни — каждый год, в средние дни поста — выкуп за сохраненную ему жизнь. Только пусть он поклянется в этом на святом коране...»

Атари вернулся в Бинду и заперся у себя в доме. Несколько лет он не показывался в городе, работая днем и ночью, и достиг удивительного мастерства чеканки. Он стал главой чеканщиков, но каждый год — в средние дни поста — тот человек, что спас ему жизнь, приходил за выкупом.

Мулла вздохнул.

— Обо всем этом я узнал только вчера, когда мои новые друзья, — старик опять кивнул на Роберта и Стива, — уговорили меня прилететь в Бинду на маленьком самолете, таком же, какой есть у нынешнего султана Каруны.

В ту ночь, когда Атари умер, вместе с ним был и человек, спасший ему жизнь в саванне. Он пришел ночью в средний день поста, как делал это много-много лет.

Когда они разговаривали, пришел южанин, тот самый, который сейчас, как трусливый пес, бежал отсюда. Он хотел поговорить с Атари о каком-то важном деле. — Мулла презрительно кивнул на дверь за своей спиной. — Старик взял деньги и попрощался с Атари. Но к старости многие становятся очень любопытными. И он стал подслушивать за дверью. Южанин ругал Атари за то, что он рассказал о смерти Мак-Грегора Стиву Коладе, который помогает белому маламу. Он говорил, что все белые — презренные собаки. Что нельзя верить никому из них. И если белый малам что-то вынюхивает в нашей стране, пусть он делает это без нашей помощи.

Атари рассердился и сказал, что человек так говорить не может, что Гоке дьявол. Он велел ему уходить и пригрозил, что утром расскажет белому маламу, как найти в Каруне человека, больше всех знающего о падении Каруны. Атари знал, что я хранил списки таких писем, и знал, что я жив.

Мулла помолчал:

— Потом был шум... и южанин ушел. А старого Атари нашли мертвым...

Старик опять замолчал. В зале стояла жуткая тишина. Потом мулла вскинул руки:

— Все, что я рассказал, чистая правда. Аллах свидетель, что я был вчера в Бинде и человек, которому Атари много лет платил за свою жизнь, рассказал мне о смерти моего бедного друга.

Голос его зазвенел ненавистью:

— О аллах! Покарай тех, кто направлял руку убийцы!

Звонок телефона на столике прозвучал как взрыв.

Чиновник, с опущенной головой сидевший в кресле, поспешно схватил трубку. И по мере того как он слушал, на лице его появлялось все более злорадное выражение.

— Йес, сэр! — почти выкрикнул он, кладя трубку на аппарат и вскакивая. — Леди и джентльмены! Распоряжением президента пресс-конференция закрывается!