За обедом Майк Браун был необычно рассеян.

Он почти физически ощущал тонкий листок бумаги, лежавший в левом кармане его куртки. Иногда ему казалось, что капитан Коста как-то странно смотрит на него, даже в обычной угрюмости майора Коррейя, мрачневшего с каждым бокалом, Майку чудилось нечто подозрительное. И Браун никак не мог решить, как поступить с запиской.

— Нашему молодому другу сегодня что-то не по себе, — донесся до сознания Майка словно издалека жизнерадостный голос крепко захмелевшего де Сильвы, — но, право же, не стоит так расстраиваться, человек жил, человек умер. Никуда от этого не уйдешь.

Широкое лицо полковника стало пунцовым, толстые чувственные губы блестели.

— Не будем думать о завтрашнем дне! Любовь сильнее смерти! Так давайте же…

Полковник резким движением оторвался от стола, его повело в сторону, и, почти падая вперед, он устремился к Мелинде.

Майк вскочил, но между вдовой Гомеша и де Сильвой уже стоял капитан Коста.

— Что! — взревел де Сильва. — С-со-сунки из контр-р-разведки!

— Браун! Уведите женщину! — ледяным голосом приказал Коста, и Майк невольно шагнул к Мелинде, прижавшейся к серой бетонной стене.

Он ожидал увидеть в ее лице страх, но глаза Мелинды были холодны, в них стыла ненависть.

— Прошу вас, сеньора, пройдем в мой… в кабинет вашего мужа… Мне нужно поговорить с вами, — вполголоса пробормотал Майк.

Он покосился через плечо: полковника держали двое — Коста и Коррейя, а он упрямо вырывался, лысина его стала пунцовой, на губах выступила пена.

В кабинете Майк предложил ей присесть. Мулатка скромно устроилась у самой двери, пододвинув стул к стене.

— Вы думаете, я испугалась, капитан?

— Он пьян, — извиняясь за то, что произошло в столовой, продолжал Майк. — Его сейчас отведут спать.

— Гомеш тоже часто напивался, — словно самой себе, спокойно, низким голосом проговорила Мелинда. — Это от страха смерти. Буш не щадит тугов, и они знают это.

Майк поймал себя на мысли, что за все эти дни в форте он, собственно, ни разу по-настоящему не разговаривал с этой женщиной: доброе утро, добрый вечер, спасибо, пожалуйста, да, нет — вот и все.

— Вы говорите так… о своем покойном муже? — Майка поразил ее тон.

— Что вы знаете о моем муже, молодой человек? — Мелинда печально улыбнулась. — И что вы знаете о жизни?

— Ну уж… — попытался скрыть свою обиду Майк. — Капитан Гомеш просил меня отправить вас и детей в буш. Такова воля покойного, и я…

— Вы молоды, Майк… — Она неожиданно назвала Брауна по имени. — Моему старшему сыну было бы столько, сколько вам. Гомеш мечтал — он станет офицером…

— Он умер? — растерялся Майк.

— Убит неделю назад в буше. Он был с «фридомфайтерами», которые громили вашу «Огненную колонну». Это и добило моего Гомеша! — четко выговаривая каждую фразу, сказала вдова.

Потрясенный, Майк глядел на женщину широко раскрытыми глазами.

— И… капитан Гомеш… как же он…

— Он ненавидел фашистов, — последовал четкий ответ.

«Гомеш — враг португальцев! Нет, не португальцев! Мелинда сказала — фашистов! Он читал о фашизме: Гитлер, Муссолини, это все в прошлом. Сейчас речь идет совсем о другом… Ведь, если Гомеш одобрял… сам послал своего сына в буш, значит…» — Голова шла кругом. Майк поймал себя на том, что почти не слушал, о чем говорит Мелинда. Только осмыслил последние фразы:

— …детей я уже отправила в буш. Но сама я отсюда не уйду…

Она выжидающе смотрела на Майка. Юноша закусил губу.

— Туги… — Майк произнес это слово впервые, превозмогая себя. — Туги знают, чем вы здесь занимаетесь. У них есть люди в штабе Кэндала. Мне говорил Фрэнк Рохо.

Мелинда спокойно кивнула:

— Мне известно это.

— Вам надо уходить. Немедленно. Вас не трогали, пока был жив ваш муж. Уходите же, скорее! — Майк просил, почти умолял.

— Я не имею права. Когда-нибудь вы это поймете… сеньор команданте!

Мелинда поднялась со стула, аккуратно расправила складки своей широкой и длинной вдовьей юбки. Лишь в тот момент, когда дверь за нею закрылась, Майк вспомнил: записка в кармане куртки! Ведь именно об этом он хотел поговорить с Мелиндой…

Майк кинулся к двери, но у самого порога почти столкнулся с капитаном Коста.

— Мне очень неприятно, капитан Браун… — бесцветным голосом сказал он, усаживаясь затем перед столом Майка. — Наш дорогой полковник хватил сегодня лишку.

Он поправил свои волосы и огляделся.

— В этом арсенале можно неделю отбиваться от целого батальона! Покойный Гомеш был предусмотрительным человеком.

Коста кивнул на пулемет и ящики с гранатами в углу. Держал он себя слишком самоуверенно, и Майк не выдержал.

— Когда прикажете сообщить в Гидау о вашем возвращении? Насколько я понимаю, комиссия свою работу закончила. А мне бы не хотелось дольше привлекать внимание мятежников таким призом, как… вертолет. — Он кивнул за окно — туда, где стоял «алуэт», на котором прилетела комиссия полковника де Сильвы.

Коста скривил в улыбке тонкие бледные губы.

— Не будем валять дурака, капитан, — холодно заговорил он. — И я всегда не любил наемников… Да, да, я все о вас знаю. Отец — плантатор, сын — идейный борец за идеалы свободного мира. Так вот, послушайте меня. Комиссия, вся эта игра в следствие — ерунда. Если вы относились к нашим расспросам серьезно, то мне очень жаль вас.

— Продолжайте!

После первых ошеломляющих фраз Коста Майк уже овладел собою.

— Мы останемся в форте еще дней десять, от силы — две недели, — тянул Коста слово за словом. — В форте уже пущен слух, что наш вертолет сломался и мы ждем запасные части.

Майк сдержанно кивнул:

— Это ваше дело, сеньор капитан.

— Но и вам придется принять участие в нашей маленькой игре, — продолжал Коста. — Теперь комендант форта — вы, и не удивляйтесь, если придется заниматься не только зашитой бетонных коробок от мятежников. К вам будут приходить черные… из буша. Они будут приносить вам донесения, которые приказано передавать коменданту. Только коменданту. Гомеш… во всяком случае, мы не успеем сообщить о смене адресата.