Саша Нифонтов вырос в семье потомственных виноделов. Сашиного деда, Грана Афанасьевича Нифонтова, еще мальчиком привели в подвалы князя Голицына, главного винодела Удельного ведомства в Крыму.
Гран Афанасьевич знал созданные магистром римского права собственные вина. Некоторые из них до сих пор хранятся в винотеке Массандры — «Седьмое небо», «Коронационное», «Лакрима Кристи», лафиты. Дед всю жизнь преданно служил вину. Дед давно на пенсии, но продолжает работать теперь в Министерстве пищевой промышленности консультантом.
Самый ответственный для Саши вечер был тот, когда в бар заходил дед. Садился за столик-подсобку, неразговорчивый, замкнутый. Саша ставил перед ним несколько стаканов с новыми коктейлями и десертными напитками. Старик дегустировал. Посетители, которые не знали, что это Сашин дед, считали его в лучшем случае чудаком. Его панически боялась Таня Апряткина. Когда дед усаживался за столик, Таня даже близко не подходила со своим подносом, уставленным коктейлями. Старик не любил коктейли. Пробовал, старался понять, почему их пьют, почему так любит молодежь. Пригубив, сидел неподвижно и молчал. Седая его голова была высоко и прямо поднята. Гордый и строгий — еще один магистр римского права.
Саша ждал, каким, будет приговор деда. Дед, как правило, работу внука не одобрял.
Внук приносил мадеру «Серсиаль», самую знаменитую, которая производится в России. Так считал Гран Афанасьевич. Бутылка «Серсиаля» всегда была у Саши. Держал он ее для деда. Гран Афанасьевич медленно, по глоткам выпивал мадеру, ставил на стол рюмку, молча кивал внуку и поднимался из-за стола. Саша почтительно провожал старика. Старик еще раз кивал и удалялся, прямой, с густыми белыми волосами. Круглый год ходил без шапки.
Мадера — вино, которое рождается в солнечных стеклянных галереях, а потом обрабатывается естественным холодом. Впервые была рождена на паруснике среди шторма в океане. Глоток мадеры — глоток природы, ничем не замутненной, ни на чем не замешенной. Вино — форма природы, и оно должно быть как можно ближе к природе. И в этом долгое и спокойное тепло, долгие и спокойные мысли. Бочка под мадеру должна быть сделана по старинке — из густослойной клепки, и ее надо распарить и обработать огнем, чтобы не была сырой и не распузырилась. Должна быть гулкой, плотной, словно изготовленной из одного куска. В такой бочке можно получить мадеру, настоящее вино. Коктейль рожден поспешно — самолетами и джазом. И — толпой. Примитивные страсти. Примитивными страстями, к сожалению, обладал, по мнению деда, внук. Взбалтывает «Капли дождя», «Звонки-звоночки», «Грустные вишни», «После танца», «Студенточка». Слово «бармен» рождено суетой. Где тут долгие и спокойные мысли. Люди разучились пользоваться вином, понимать вино. Это напиток, который требует к себе уважения, имеет длинную и достойную родословную. Не знают, что вина бывают лирическими или драматическими, смолистых тонов или эвкалиптовых или такими, как марсала, куда прямо добавляется корабельная смола.
Старик Нифонтов мог отличить на вкус вино подлинное от приготовленного фальсификаторами, когда добавляются эссенций, мед, краски. Коктейли — это все равно что вина, изготовленные фальсификаторами, так считал Нифонтов. На определение постороннего вкуса в вине Гран Афанасьевич был непревзойденным мастером. По этому поводу, говоря о нем, старые виноделы вспоминали Голицына и другого знаменитого винодела Бианки. Как они на практических курсах молодых виноделов, организованных Голицыным в Массандре, проводя учебную, дегустацию, установили в вине посторонний вкус. Лев Сергеевич Голицын — вкус и запах сыромятной кожи, Бианки — вкус и запах железа. Расхождение в оценках решено было немедленно проверить. Голицын велел перекачать вино. Когда перекачали — на дне бочки обнаружили ключ на кожаном ремне.
Саша совсем не устал от джаза, самолетов и толпы. Наоборот — любит. Любит город и все, что присуще городу. Бар тоже неотъемлемая примета города, его нового состояния, нового ритма. В этом ритме Саше привычно. Бар — концентрация характеров, событий, пункт питания на дистанции. Каждый бежит свою дистанцию. Когда Саша устанет на этом пункте, он уйдет в тихое и медленное виноделие. Займется тем, чем занимался человек еще задолго до того, как начал выпекать хлеб. Займется одной из самых древних профессий.
Саша отчетливо помнил первое посещение «медленного виноделия». Дед взял его в винподвал завода «Массандра». Завод из темного камня с башнями и аркадами галерей — старый, прошлого столетия, и — напротив, из белого камня, но такой же, с башнями и аркадами, — современный.
Вошли в старое здание. В память о Голицыне укреплен барельеф князя. Могучий старик. Спустились по широкой лестнице, потом по боковой, прорубленной внутри скалы. Шаги отдавались в тишине. Гран Афанасьевич и Саша спускались все ниже и ниже. Перед ними дверь из тяжелых брусьев. Дед отворил дверь. Они глубоко под землей, в скале. Снаружи цветут кипарисы, сбрасывая рыжую чешую, приткнулись кусты самшита и лавровишни. Стоят сосны, стоят огромные зеленые остроугольники — мамонтовые деревья. Струится маслянистый запах крымского солнца и запах привяленного винограда, запах крымской земли, запах далекой Греции, когда-то поселившейся в Крыму. Внутри скалы прохладно, никакого колебания воздуха и никакого запаха солнца. Постоянная температура. Саша видит отсеки — ка́зы, в них хранятся бутылки с эталонными винами. Горлышки опущены: вино должно касаться пробок, иначе может разладиться. Когда пробки начнут подтекать, их следует заменить. Это проделают или сам дедушка, или его помощники. Надо подобрать новые пробки, замочить их, размять, обработать воском с парафином. Не поворачивая и не взбалтывая, тут же в отсеке, переложить на станок бутылки, специальным штопором вытащить поврежденные пробки и вставить новые. Работа требует аккуратности, тщательности. Наверху цеха винзавода — прессы, дробилки, помпы, камеры для запарки бочек, а здесь, в туннеле у деда, собрано все, что осталось от старого виноделия, — маленький чан для отстоя и закурки мускатов, дубовые ведра и тарпы, ручной пресс с корзиной, решетка из тростей. На решетке виноград терли руками, отделяли ягоды от гребней. Лопатка-мешалка. Кажется, на лопатке сохранилась присохшая виноградная кожица. На длинных подставках — лагерях — стояли бочки: сорта вин, над которыми работают дед и его помощники. Стояла и мадера «Серсиаль».
Гран Афанасьевич остановился возле первой ка́зы.
— «Педро-Хименес». Всегда можно дать высший балл. Сейчас этим вином не занимаются. Подрастешь и когда-нибудь займешься.
Дед всю жизнь боролся за мастерство составления букета, аромата и вкуса вина — композицию, потому что обесценить хорошее вино так же легко, как ослепить алмаз неправильным сечением граней. И люди должны наконец научиться понимать в вине не градусы, а это сечение граней. И дед вполне серьезно добавлял: «Не напрасно меня зовут Граном». Он и Саша направлялись к следующему отсеку.
— «Бастардо».
Идут дальше — «Семильон» (название вина соответствует названию лозы). «Пиногри» (в Крыму растет итальянская сосна пиния. Гроздь винограда напоминает шишку с этой сосны. Отсюда и название — «Пиногри». Тон вина густой, десертный). Старые вина хранят, чтобы понять, какие процессы происходят с каждой маркой в зависимости от старения, умирания. Когда и какое вино теряет окраску, аромат, гармоничность. Дед говорил об этом Саше, объяснял.
На рельсах вагонетка с низкими бортами, на вагонетке — бочка.
— Скоро поднимем наверх. — Дед погладил бочку.
На бочке личное клеймо мастера, изготовившего ее. Мелом нанесены условные знаки — кружки и стрелки. Это уже относится к виноделию.
— «Бастардо». Хотим возродить. Не то «Бастардо», что я тебе показывал, а новое. Но должно не уступать старому. «Бастардо» — португальский сорт винограда, капризный и малоурожайный. Скрестили с грузинским «саперави», сортом урожайным и устойчивым. Тридцать лет работы. В бочке двести семнадцатый гибрид. Если получится — будем иметь «Бастардо», как настоящее португальское, нежных смолистых тонов. Пока что вино в рейсе, в пути. Тоже на тебя надеюсь.
Саша молчал. Дед привел его к себе в подвал. До этого не разрешал бывать в подвале. Говорил — не время еще, должен стать хоть немножечко разумным. Саша давно уже разумный. И он бармен, а не винодел. К сожалению деда. Глубокому сожалению. Но Саша вернется еще к вину, займется «сечением граней», он ведь внук Грана.
Маленький Саша и дед приблизились к отдельной ка́зе, вырубленной в скале. Ка́за была покрашена свежими белилами. В ней на подставках лежали бутылки — первое вино, сделанное дедом. Бутылки были широкими, с продолговатыми горлышками и вдавленным глубоко дном. Дед из кармана вынул щетку, обмахнул с бутылок пыль.
— «Люнель». Я высадил несколько десятков кустов. Пытался разводить.
Дед взял одну из бутылок «Люнеля» вместе с подставкой, взял штопор и вытащил из бутылки пробку. Саше велел взять со стола два бокала. Налил совсем немного вина. Вставил на место пробку и опустил бутылку на подставку. Протянул один бокал Саше. Предварительно проверил, чистые ли у Саши руки. Руки были чистыми.
— Накрой ладонью.
Саша накрыл.
— Теперь сними.
Саша снял ладонь и почувствовал запах крымского солнца и чего-то еще, что он и сберег поныне. И это не было воспоминанием, это было постоянством, принадлежащим только одному Саше. О чем никогда не подозревал даже дед.
Саша хранил тетрадь деда. Она была отдана Граном Афанасьевичем внуку «для убеждения». Старая, толстая, больше похожая на книгу, потому что уголки и корешок были забраны в кожу. Называлась «Виноградный сад». Тетрадь была уникальной не только для виноделов, но и для любого читателя. Виноградная ягода — древний аккумулятор солнца. Щит Одиссея был украшен кистью винограда. Вино — это высвобожденная из древнего аккумулятора энергия. Так считал дед. Начиналась тетрадь словами Льва Сергеевича Голицына: «Чтобы получить хорошее вино, нужно не только уметь делать вино… а главное — нужно создавать людей. Сколько будет стоить человек, столько будет стоить и вино». Слова нравились Нифонтову-старшему. Были дважды густо подчеркнуты. В тетради рассказывалась история вина, технология изготовления. Случаи, которые дед знал, свидетелем которых являлся или которые произошли с его друзьями-виноделами. В ней были даты посадки кустов винограда и сбора урожая, подробные описания вкуса и букета, созревших вин, опробованных дедом за свою жизнь. Определения вин. Саша знал определения с детства. Прежде всего вино должно быть питким, гармоничным. Когда вино не гармонично, оно разбито. С большой кислотностью называют излишне свежим, с недостаточной — плоским, тупым. Вино, во вкусе которого «выпирает» спирт, — излишне спиртуозным. Полными называют богатые экстрактом. Полные и гармоничные — имеют тело. Вино может простудиться, если попадет на сквозняк, как, например, шампанское в процессе приготовления. Больные вина пахнут огуречным рассолом. Степень прозрачности густоокрашенных красных вин, например кагоров, — оценивают «на спичку»: в затемненной комнате просматривают на свет спички. Молодые красные вина часто несут в окраске синеватый оттенок. Их иногда называют голубыми.
Вино — живой организм, и оно, как всякий живой организм, живет, стареет и умирает.
Большой раздел тетради был посвящен букету, аромату. Рубиновое вино имеет приятный по вкусу оттенок шоколада и чернослива. Типа токайского — отдаленно напоминает ржаной хлеб. Мадера несет развитый и сложный букет от ромово-коньячного до ореховых оттенков. У саперави — запах молочных сливок. Каберне по вкусу напоминает паслен, а по запаху сафьян.
Старик до сих пор, когда пьет вино — даже у Саши в «Хижине», обязательно моет руки не душистым мылом, а простым, чтобы на руках не было постороннего запаха.
Если тетрадь Грана в чем-то и была похожа на учебник, то на романтический, увлекательный.
Секрет производства хереса испанцы хранили в глубокой тайне. Было только известно, что все дело в грибке, солере. Но в каком? Что за грибок? Русский винодел прибыл в Испанию, в провинцию Андалузия, со специальным заданием — выведать состав грибка или похитить его. Виноделу испанцы разрешили посетить подвалы, познакомиться с винами, со знаменитым хересом. За посланцем наблюдали. Вел он себя вполне прилично, только часто пользовался платком: был простужен. Перемена климата: где Россия, а где Испания. Нечаянно даже уронил платок. Поднимая его, сумел захватить немного солеры. Приехал в гостиницу, тут же поместил солеру в специальную банку. Потом на лошадях, через всю Европу, провез ее, сохранил и добрался до России. Была раскрыта большая тайна виноделия.
А «Шампанская канонада»? Долго не могли научиться регулировать давление углекислого газа внутри бутылок с шампанским. Бутылки взрывались. В 1776 году разрывы бутылок опустошили подвалы в городе Эпернэ. В 1833 году фирма Моэт потеряла треть бутылок. А в 1842 году количество разорвавшихся бутылок по всем фирмам Франции достигло двух миллионов. Францию сотрясала шампанская канонада, пока наконец не была разработана теория растворимости углекислого газа в вине. Открыт секрет.
Или история о том, как русские виноделы во главе с Голицыным доказали, что русский игристый напиток «Ай-Даниль» не уступает французскому. Несколько образцов «Ай-Даниля» повезли на выставку в Париж. На бутылки наклеили этикетки лучшего французского шампанского «Креман» и только на пробках пометили принадлежность вина. Образцы смешали с бутылками «Кремана». После дегустации «Креман» был признан лучшим напитком. Посмотрели на пробки — среди них большинство было с надписью «Ай-Даниль».
А как токайское вино впервые появилось в России? Марина Мнишек приехала в Москву. Должна была стать женой Лжедмитрия. Отец Марины привез на свадьбу дочери тридцать бочек токая. При таких обстоятельствах Россия впервые попробовала токай. Спустя полтораста лет, по распоряжению Потемкина, из венгерского города Токая были доставлены тысячи черенков винограда и высажены в районе Судака. И вскоре приготовили отечественный токай.
Много было записей о старейшем виноделе Массандры Егорове, который составил для Крыма карту микрозон и микрорайонов для производства десертных крепких и столовых вин и при участии которого был создан самый знаменитый в мире мускат «Красный камень». «Красный камень» обладает теперь двумя международными кубками. Единственный рекордсмен своего рода. Дед многому учился у Егорова. Это был его непосредственный учитель. Тетрадь он завел после того, как увидел подобную у Егорова. Егоров совсем немного не дожил до ста лет. Каждый день выпивал полстакана мадеры. Даже в день смерти.
Саша недавно осенью сопровождал деда в Крым на международный конкурс вин. Гран Афанасьевич был назначен членом дегустационной комиссии, наряду с другими представителями мирового виноделия. Всего двадцать человек. Дед, в перерыве работы комиссии, свозил Сашу в совхоз первичного виноделия, чтобы он услышал, вспомнил, как по старинной поговорке, когда бродит вино, то в бочках поселяется и царапает стенки веселая дикая кошка. И дед хотел, чтобы Саша услышал и вспомнил веселую дикую кошку брожения, чтобы она пробудила в нем винодела.
В записях подчеркивалось, что в Крыму основные осадки выпадают зимой, поэтому, например, приглашенные в Массандру, еще во времена графа Воронцова, виноделы-французы опоздали с перекопкой виноградников и вино не получилось. Приводились диетические свойства напитков. Столовое вино дает калории тепла. Красные крымские вина — столовое «Алушта», «Черный доктор», кагор «Южнобережный» кроме калорий тепла обладают бактерицидными свойствами, лечат кишечные заболевания и слизистую оболочку. Холерные вибрионы, бактерии тифа гибнут в красном столовом вине через 15—30 минут. Десертные сладкие — питают глюкозой сердечную мышцу. Портвейны и херес поднимают тонус нервной системы. И поэтому не напрасно председатель парламента Финляндии Фагерхольм оставил в Массандре запись — хорошее вино устраняет противоречия. И члены делегации общества «Швеция — Советский Союз» тоже оставили схожую запись — лучшие вина рождают лучшие беседы.
В тетради Грана Афанасьевича рассказан миф о рождении вина. Бахус вдали от родной земли впервые нашел виноградную лозу. Решил доставить к себе на родину. В пути лоза могла засохнуть, поэтому Бахус прятал ее в кости, которые находил по пути. Вначале спрятал в птичью, потом в львиную и под конец пути в ослиную. На родине лозу посадил, она дала урожай. Бахус отжал вино. Созвал людей, угостил. После первого глотка люди пели совсем как птицы, после второго становились сильными и храбрыми, как львы, а после третьего роняли головы и брели, как ослы. И именно этих ослов и ненавидел дед Гран.
Прав был Леня, ругавший Сашу за лень и нежелание рассказать о вине, о своем деде и о его тетради.
Кончалась тетрадь сообщением — на земле насчитывается десять миллионов гектаров виноградных садов.
Вино родилось с человечеством и так и будет с ним.
Володю вновь пригласили в кабинет к Нестегину по поводу кандидатской диссертации. Нестегин сидел за столом и проверял вопросы в экзаменационных билетах для студентов. В составлении вопросов принимал участие и Володя, уже как аспирант.
— Советую съездить в барогоспиталь, — сказал профессор.
— Когда, Игорь Павлович?
— Должно касаться вас, а не меня. Выберите время.
— Да. Конечно.
— Тогда зачем спрашиваете?
Володя не знал, что ответить.
— Послушайте, дуреть надо в рамках разумного. Мне кажется, там вас расшевелят. Получили новую технику.
Они-то получили. Еще бы — знамениты на всю страну! Как не получить. Строили и оборудовали их сразу четыре министерства. Барогоспиталь — эксперимент в действии: лечат в нем и сердце, и легкие, и язву желудка, и диабет, принимают патологические роды. Идут широким фронтом.
— Поезжайте, я обо всем договорился. Вы там бывали? Я не ошибаюсь?
— Бывал. В самом начале, когда они открылись. По «скорой» доставил больную, возил к ним в реанимацию в барокамеру.
— Попытайтесь совместить то, что накоплено вами, и то, чего достигли они в смысле работы над сердцем. С учетом ваших сил.
— Скромных.
— Пусть скромных. Я не очень уважаю людей, у которых скромные силы. Что с вами, Званцев?
— Вы имеете в виду мою скромность?
— Нет, не вашу скромность, ваши скромные силы. Не путайте, есть разница.
— Игорь Павлович…
— Отправляйтесь.
Когда в ординаторской узнали, что Володя идет к «барборисикам» (руководителя барогоспиталя звали Борисом, отсюда — второе составное слово «борисики»), тут же кое-кто перемигнулся, зашептал, но так, чтобы Званцев это видел. Кто-то громко сказал:
— Привет будущему участнику сексуальной революции.
Володя вспомнил, что с помощью барокамер в госпитале пытаются решать вопросы и сексуальной жизни. «Ну, теперь начнут…» И — начали: как же — появилась тема для развлечения.
— У Званцева нарушен генетический код.
— Ассимиляция белков нарушена.
— Подвоз витаминов.
— Не пользуется фруктово-зеленными днями.
— Он идет к «барборисикам» со своей кандидатской. Как вам не стыдно. Вы нескромны, товарищи. Бросим ему медяк в кружку.
— Понимаем, простите, товарищ. Он идет изучать материал для кандидатской. Хочет опередить эпоху, чтобы поравняться с потомками.
— Да, товарищ, вы правильно теперь поняли товарища.
— Говорят, там белье дают с противопожарной пропиткой.
— А как же. Против геенны огненной.
Больным действительно выдавалось белье с противопожарной пропиткой.
— Ты, если что, звони по телефону, — сказал Лобов. — Выручим. Телефоны стоят прямо в барокамерах. Я узнал.
— Леденцы возьми. Сидеть заставляют в самолетных креслах.
— Требуй полную нагрузку, четыре атмосферы.
— Четыре для него много. Две. А то расклеится, как гитара.
— Ну две. Нет, пусть сразу четыре. Не выдержит — включается сирена и вытаскивают все-таки живым.
— Не надоело вам?
— Нет, товарищ, нам не надоело. Вы член коллектива, и коллектив хочет знать…
— Обязан знать, это я говорю как профорг.
— Вот, и профорг озабочен.
— А культорг где? Пригласите культорга.
— И редактора стенной печати.
— Да, стенная печать должна осветить… так сказать, ввести в курс… Должна присутствовать. Сигнализировать.
За молодым бронхологом-стажером, который особенно преуспевал во всем этом, Володя даже погнался. Но стажер скрылся в недрах черной лестницы.
Одна пожилая няня вполне серьезно спросила:
— Владимир Алексеевич, достать вам травки?
— Травкой я их накормлю.
— Кого?
— Кто вам это сказал?
— Что сказал?
— То, о чем вы мне хотели сказать.
Клиника веселилась, потом тема наскучила и Володю оставили в покое — перестали «бросать медяки в кружку».