Виталию Лощину Геля Йорданова нравилась. Он часто представлял себе, как с ней знакомится, говорит первые слова, что-нибудь о спектакле, в котором она занята. Он — тип городского человека, которых много, которые пробивают себе дорогу чаще всего в различных областях интеллектуальной жизни. Что плохого? Незаконного? Родился и вырос в городе, с детства был окружен набором определенных жизненных показателей, из этого всегда исходил, предполагал дальнейшую судьбу, рассчитывал ее. Лощин и себя рассчитал. Еще в школе. И уж будьте уверены — не промахнется. Интеллектуалы нынче не в большом спросе? Так это те, которые куризмом занимаются: квохчут без нужды. Ну да ладно. Обо всем этом потом, когда-нибудь при случае.

Вначале Виталий хотел быть актером, потом режиссером, потом он писал стихи. Актер и режиссер — зависимые люди, а это чаще всего недовольство. Там один шаг и до куризма, в особенности режиссеру. Поэт — человек независимый, точнее, менее зависимый от условностей жизни, расстановки сил. Он более самостоятелен, потому что в одном себе концентрирует все. Лощин начал приучать себя к стихам. Писал стихи и давал учительнице литературы. Учительница была опытной. Доказала Виталию, что стихи у него отмоделированные, придуманные, он не обнаруживает никакой индивидуальности. В стихах индивидуальность должна быть ранней. Запаздывать нельзя. Что нельзя запаздывать — больше всего и убедило Виталия прекратить заниматься стихами. Он попробовал прозу. Долго искал тему для первого рассказа. Не нашел ничего подходящего. Решил собрать прозу из чужих фраз. Они находились быстро, часто вместе с темой, и, что самое замечательное, их было много. Он завел картотеку — уже позже, в которую начал собирать, записывать из журналов и книг фразы. Называлось это у него — вырезать филейные части. Картотеку разбил на рубрики: «пейзаж», «общество, классы», «люди, человек», «родители, дети», «культура», «наука», «мнение, сознание», «сельское хозяйство», «промышленность» (промышленность и сельское хозяйство ввел в картотеку совсем недавно), «оптимизм», «пессимизм», «мужчины, женщины», «поучения», «труд», «можно, нужно, нельзя». Ввел рубрики: «политика», «право», «библейские изречения», «прогресс», «сленг». Самой последней из новых рубрик была НТР — «научно-техническая революций». Он выписывал афоризмы по всяким вопросам. Убедился, что, сплетая афоризмы, можно создавать субстанции, или конгломераты, рассуждений на различные темы, так сказать суммирующие сгустки конкретики, и вмонтировать как свои собственные. Узнал, что кто-то на Западе написал роман ножницами: вырезал все подходящее из газет, наклеил на бумагу и смастерил роман. Виталий тоже начал вырезать из газет и журналов абзацы, блоки — копил. Содержал он их не по рубрикам, а по алфавиту в особом блок-каталоге. Создавал рассказ за рассказом. Каждый из них вычислял и компилировал внимательно, чтобы ни у кого, ничего не позаимствовать целиком. Понимал — наказывается. Стоит попасться, тогда уже трудно будет сохранить имя в чистоте. Имя надо содержать в идеальной чистоте. Ни одного жирного пятна. Виталий сразу учел. Данный пункт должен быть самым положительным фактором будущей биографии. И биографию тоже надо конструировать, создавать с ювелирной точностью. Не тратить при этом ни грамма усилий попусту. Максимально во всем участвовать и максимально ни в чем не участвовать, что не прикармливает твой успех. И никакого плюрализма, никакой множественности.

Рассказы уже удалось напечатать. Не в очень презентабельных изданиях, но важен факт публикации, имя типографскими буквами… тюк-тюк-тюк. Пусть даже нонпарелью — типографским шрифтом мельче петита. Важен факт, это самое… тюк-тюк-тюк. Пусть даже в «Вопросах питания». Не за горами другие издания — вверх по лестнице, ведущей наверх, скромненько, не у перил на виду у всех, а по стеночке. От «Вопросов питания» к «Вопросам литературы». Наступит момент — и рука на перилах, пальцы крепко в обхват. А пока что — по стеночке. Распластавшись.

Вам, светочам, нужен талант? Ну конечно же. Что такое талант? Всего лишь античная денежная единица. Не поленитесь, загляните в словарь. Кредитный знак. Монета. У кого единиц больше, у того соответственно талант крупнее. Вся виртуозность, все рассуждения о высшем благе, жертвенности. Монета заслонит любую яркую звезду, если ее держать перед глазами.

Виталий носил очки с большим количеством диоптрий, поэтому его не призвали в армию. Специальных никаких действий к тому, чтобы освободили от армии (кристальная чистота биографии!), не предпринимал. В военкомате выдали белый билет. Тогда он и начал подумывать о литературе серьезно. Отец работал в магазине фирмы «Весна» гравером, но умел делать и ювелирные изделия. Еще когда Виталий отбывал школу, отец пытался приучить его к работе ювелира. Виталию быстро опротивели сидения с резцами, щипчиками, пилочками, зубными борами, паяльными аппаратами. Сослался на зрение, чтобы не обижать отца, и отказался быть ювелиром, тем более гравером. Попытался поступить в Литературный институт. С ходу, дерзко. Не получилось. Но прошел в МГУ на филфак. Компенсировал. Решил заняться второй частью жизненной программы — начал собирать людей, коллекционировать тех, кто ему был нужен, полезен. Тоже составлял картотеку, персоналий, Строгий отбор. Селекция. Одним из первых взял на учет писателя Йорданова. Внимательно прочитал его рассказы и повести. В особенности ранние. Прочитал два романа: «Праздник» и «Актовая лекция». «Праздник» — сочинение о молодежи. Отсутствует реальность, какое-то воздухоплавание, и отсутствует современный молодежный язык. Не знает его Йорданов. Получилась шелуха на две сотни страниц. У Лощина в картотеке собраны образцы сленга — пальчики оближешь. Выбрал из полсотни книг, не меньше. Когда-нибудь суммирует в повесть о молодежи. Героиней сделает современную девушку. Есть такие девушки с тревожным запахом созревания и духов. От женщины всегда должно пахнуть хорошими духами. Почитайте французов, поймете. Чтобы любое произведение ожило, надо вводить плоть, так сказать — мякоть, не стесняться. «Актовая лекция» — ничего роман, сделан солидно о солидных людях. Намечены кое-какие нравственные положения. Представляет капиталец в четыре сотни страниц. Потом Виталий задумал написать Йорданову письмо «о прочитанном». Написал, но в последний момент решил — слишком это прямолинейно и по-детски. Письмо не отправил. Надо поступить иначе. Путь в семью через дочь — верное дело. Виталий пришел в театр посмотреть Гелю. Был спектакль «Теплое течение Гольфстрим». Пьеса состряпана каким-то придурком по фамилии Горбик, хотя и ничего состряпана, и доченька Йорданова тоже ничего в спектакле, вся в мини. Люксовый стоп-кадр. Увидел ее недавно в телевизионной постановке. Роль небольшая, но с несколькими крупными планами. И снова в театре — в переводной пьесе «Вечеринка». Танцует прилично, гибкая, быстрая. Дразнит, хотя, очевидно, не подозревает об этом. Из наблюдений за Гелей давно понял, что ее постоянный партнер будет основным препятствием. Требовалась осторожность. Рюрик мог все испортить. В нем было много такого, что не совпадало с Виталием. Они были несинхронными, хотя абсолютно городскими и, без сомнения, московскими ребятами. Знакомство с Гелей и сближение с ней — не такая простая задача. Начал наблюдение издали, чтобы составить психологическое досье. Может быть, и приучить к тому, что некий молодой человек бывает у нее на глазах. Ходил за ее симпатичными и, к счастью, не спрятанными платьем ножками. Многое узнал — добрая, привязчивая, друзей, как это ни странно, имеет небольшое количество; не тщеславная, как это тоже ни странно, подлинной цены себе не знает; застенчива, на призывные взгляды на улице не отвечает, себя никак не подает. Не любопытна, не инициативна, потому что растворяется в толпе, идет одним шагом с толпой. Рюрику подчинена полностью. Важный факт в наблюдениях. Понял в баре, куда проник, наблюдая за Гелей. Решил — не надо самому стремиться знакомиться с Гелей, пусть это произойдет с участием третьего лица, но не Рюрика, конечно; Саши Нифонтова или еще кого-нибудь.

И ему повезло.

Он был в газете у Лени Потапова, когда вдруг пришла Геля. Выяснилось, что Леня с ней из одного класса. Поди ж ты!

Леня представил Виталия. Виталий сказал давно готовые для Гели слова:

— В шестом столетии святые отцы спорили: есть ли у женщины душа. Было на Маконском соборе. Как вы думаете, чем закончился спор? — Виталий улыбнулся, давая возможность улыбнуться ему в ответ; он ведь знал, что Геля податлива. Виталий предлагал ей так же легко продолжать разговор, как он его начал.

Геля улыбнулась. Он достиг своего. Медлить нельзя.

— Вам интересно?

— Чем же закончился спор?

— Положительным решением. Но с большинством только в один голос.

— Обидно.

— Почему?

— Один голос.

— Зато оказался решающим.

— Слабое утешение.

— Но приятное.

Леня заспешил на редакционное заседание.

— Ребята, я исчезаю.

— Мы тогда тоже, наверное, исчезаем. — И Лощин взглянул на Гелю.

Они вместе вышли из редакции.

— Давно знаете Леню? — спросила Геля.

— Учился в МГУ. Я на курс младше.

— Пишете?

— Выполняю в основном заказы для газет, радио. Позвольте напомню — Лощин. — И Виталий погладил у виска квадратную оправу. Оправам он всегда уделял внимание. — Первая буква «Л». Запомните?

— Первая буква «и краткое», Йорданова.

— Вы с чувством юмора.

— Вы тоже.

— Рассказов моих, конечно, не читали?

— Не читала.

— И не надо.

— Скромничаете.

— А вы?

— Я?.. — Геля растерялась.

— Не беспокойтесь. Вы уже актриса, а я только начинаю что-то отыскивать на литературной ниве. Так… без суеты. Больше приглядываюсь.

— Для художника интересно что-то отыскивать, постигать.

Как она вежлива. Все соответствует ее предварительной характеристике.

— Вы правы. Если сумеешь довести поиск до конца. Появится возможность довести. — Первая проба в разговоре о каких-то возможностях.

— Мне кажется, я вас где-то видела?

— Я вас видел, и мне это не кажется.

— Где же?

— В разных местах. Искал случая с вами познакомиться. — Такая фраза могла произвести положительное впечатление.

Геля заметно смутилась. Этого пока достаточно. Сбавь скорость.

— Я опять пугаю, не беспокойтесь. Видел вас в театре. Мне нравится, как вы играете в «Вечеринке». Легко танцуете. В «Теплом течении Гольфстрим» вы мне понравились меньше. Там вы скованнее.

Геля оправилась от смущения.

— Следите за театральной жизнью? — подарила ему улыбку, именно так она улыбнулась. Он мысленно вырезал улыбку ножницами, поместил в досье.

— Да. По мере сил. А если откровенно — следил за вами.

Виталий сказал правду. Захотелось вдруг сказать ей полную правду. С ним такое бывает в присутствии хорошенькой девушки. Забывает об ограничении скорости.

— Вы говорили, что искали случай познакомиться?

— Верно. Все верно.

Геля молчала.

— Как ваш отец? Ему лучше?

— Ходит по палате.

— Я слышал, было сложно.

Виталий слышал об этом только что от Лени Потапова.

— Да. Но все прошло. Скоро выпишут.

Виталий иногда касался локтя Гели, как бы предлагал услугу.

— Очень ценю Леню, — сказала Геля. — Сидели за одной партой до пятого класса. Потом, в старших классах, с ним сидела Ксения Ринальди. Вы не знакомы с Ксенией Ринальди?

— Не знаком. Но слышал фамилию.

— Конечно, если пишете.

— Определенный круг людей, определенные знакомства.

— Вы правы.

— Немудрено. Наверное, было приятно? — сказал Виталий.

— Что?

— Сидеть с вами за одной партой.

Геля опять подарила ему улыбку. Она приняла его форму разговора, что было на самом деле приятным. С Зиной Катаниной, например, он совсем по-другому разговаривал: никаких словесных шалостей — Зина опасная иголочка, так просто в нее нитку не вденешь. Он и не вдевал и не пытался, а достиг с ней нормальных деловых отношений за счет деловых же отношений.

— Леня занят интересной работой для нашего театра, — сказала Геля.

— Он мне не говорил. У него есть договор?

— Разве это обязательно?

— В какой-то мере. Он пишет пьесу? Оригинальную?

— Да. Пьеса должна быть интересной.

«Значит, Потапову оказывают содействие. И пьесу поставят», — подумал Виталий. Он почувствовал, как его обдало холодом неприязни к Лене. Он всегда его презирал за однообразие мыслей, пристрастие к службе и за внешний потерянный вид.

— О чем пьеса? Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Об актере Федоре Волкове.

— Я тоже работаю над этой темой.

— Как? — Геля растерялась.

— Да. Уже давно. Я собираю материал. Почти собрал.

Геля посмотрела ему в глаза. Виталий спокойно выдержал ее взгляд. Помогли очки, и потом, в ответственные моменты он никогда не моргал.

— Леня не говорил вам о своей работе?

— Никогда. Что вы!

Геля даже остановилась посреди тротуара. Она чувствовала неловкость от создавшегося положения. Виталий неловкости не чувствовал, он сам создал это положение, хотя не мог еще до конца оценить выгоды своего заявления, но безошибочно понимал — он попал в чужие интересы, он их затрагивал, он становился предметом разговора и каких-то забот. Он приобщался к Йордановым. Первая буква «и краткое».

— Какой же вы собрали материал?

Нужна предельная осторожность и предельная точность ответов.

— Очевидно, совсем незначительный по сравнению с Леней. — Виталий сохранял спокойное лицо. Он великодушен. Вспомнил, что, когда недавно звонил в «Молодежную», Зина проговорилась, что Леня уезжает в Ярославль на воскресенье.

— В Ярославль я еще не ездил. — Виталий сыграл рискованно, потому что смутно представлял связь Ярославля с Волковым. Там театр его имени. Но это единственное, что он мог сказать конкретно. А Геля могла потребовать конкретного. — Я уже консультировался в театральной библиотеке, в исторической. Если интересно, что я собрал, я с удовольствием покажу вам или Лене. Почему он молчал, ничего мне не говорил? — Виталий пожал плечами. — Давно бы ему показал, чем располагаю. Хорошо, что вы сказали, Геля.

Он опять притронулся к ее локтю, впереди было скользкое место. Геля отвела локоть.

— Я часто бываю у Саши Нифонтова, — сказал Виталий, чтобы снять возникшее напряжение. — В Литературном клубе, в книжной Лавке, в издательствах.

— Похоже, вы бываете всюду.

— Дитя нашего города, как и вы.

Попробовал притронуться к ее локтю. Она опять слегка отвела локоть.

«Ничего, — подумал Лощин. — Здесь мой шанс, и я не отступлюсь».

— Мне кажется, я вас чем-то обидел.

— Нет, что вы, — всполошилась она.

— А все-таки? — Теперь он взглянул ей прямо в глаза. Он настаивал на ответе.

— Нет, нет, не, беспокойтесь.

— Я дорожу людьми, которых… — он чуть не сказал «приобретаю», — которых мечтал узнать. Не лишайте меня права считаться вашим знакомым. — «Где наш пушистый хвост?»

Она кивнула.

— Маконский собор постановил, что у женщин есть душа. Не забыли?

— Нет. — Она улыбнулась.

«Дожал».

Через час Лощин сидел в театральной библиотеке и читал о Волкове. У Лощина дома была своя библиотека. Книги он не собирал, а подбирал строго, придирчиво, как картотеку, по рубрикам. Пете-вертолету платил сполна, не экономил. Понимал, что от качества книг будет зависеть и качество его работы. Прямая нерасторжимая связь. Чужие книги — клубки шерсти: плети из них свой скромный свитерок. Пока что скромный.

О Волкове у Лощина ничего не было, поэтому он был вынужден ринуться в публичную библиотеку. Заказал книги: «Ф. Г. Волков и русский театр его времени», «Хроника русского театра», «В память столетия русского театра». Домой позвонил, что будет поздно. Домой — это родителям; они все еще держат его в детях — «наш ребенок». Тут же, в киоске, купил пачку простой почтовой бумаги. Неважно. Все делал быстро. Умел быстро работать. Он был в этой работе специалистом. Извлекал чужие мысли и складывал из них первую стену своей будущей постройки. Незаметно вырвал из книги «Ф. Г. Волков и русский театр» портрет Волкова художника Лосенко. Пригодится. Виталий создавал свой материал, свой архив о Волкове. Он уже точно понимал, как ему действовать в дальнейшем. Здорово получилось в разговоре с Гелей. Мгновенная реакция. Повезло — тьфу! тьфу! Постучим по дереву. В жизни можно одержать победу одним движением, одной секундой: рассечь противнику бровь — и противника удалят с ринга. Леня Потапов удален с ринга, и Виталий получил победное очко. Да здравствует Федор Волков, сын купца Волкова и пасынок купца Подушкина. Волков самостоятельно вышел в люди «от и до», и Виталий самостоятельно выйдет в люди «от и до».

Виталий снял очки, чтобы отдохнули глаза. Стукнулась, сложилась одна дужка очков, другой дужкой Виталий помассировал закрытые веки.

Геля уже, очевидно, позвонила Лене и все ему рассказала. Сейчас она трудится на Виталия: оповещает, что есть знакомый человек, который тоже работает над темой «Волков». Они испытывают смятение и даже неловкость. Леня, во всяком случае. Он топчется в своих разношенных башмаках. Виталий идет по следу, он взял след. Настроение прекрасное. Он везунок, прушник. Его задача — вперед изо всех сил. Что для этого надо? Мускулатура, черновая работа. Такому черновая работа не страшна: стриги ножницами, потом будешь стричь купоны. Пригодится родимая картотека. Он из нее многое выпишет в свои листки на тему «Волков». Надо найти конфликт, основной сюжетный ход. Что у него будет? Повесть? Сценарий? Пьеса? Киноповесть? Киноверсия? Киноверсия — это современно. Конфликт нужен. Обязательно нужен нам конфликтик. Завтра к утру он его найдет, обнаружит, вскроет, вынюхает. Сюжетец. Ай как нужен сюжетец. Он, она, они… Тогда всем Гелиным друзьям — талантливым и нестандартным — здравствуйте вам в дверях! Чего молчите? Не нравится?

Виталий надел очки — ну что же, будем шарить дальше. Что тут в библиографиях? Перечень использованных авторами работ. Тоже ведь использованных. Одни у других тянут-потянут… Стоп. «Кинжал Мельпомены». Немедленно взять. Виталий быстро заполнил требование на книгу. Еще бы каких-нибудь старых книг, дореволюционного издания. Чем дальше по времени, тем лучше, безопаснее для Виталия. «Факты и легенды в биографии Волкова», «Голос минувшего» 1913 года издания. Минувшее поработает на современность. Скорее, немедленно взять, испросить. Да-да. Все скорее, скорее! Цены на бронзу растут. Виталий устремился заказывать и эти книги.

На абонементе девушка сказала — много берете.

— Я пришел работать, понимаете? — он умел говорить неукоснительно, беспрекословно.

— Не могу. Получите разрешение.

Виталий, дернув у виска очки — знак нетерпения, — отправился к заведующему. Разрешение, конечно, получил. При разговоре с заведующим тоже слегка дернул очки, — теперь знак раздражения. Прикосновение к очкам он использовал в разных ситуациях по-разному: нетерпение, раздражение, внимание повышенное, любезность повышенная, даже улыбка; он умел улыбаться очками. Он многое уже умел. Должна быть монополия твоей личности. И никакого при этом риска. Риск оставим спортсменам — их удел, издержки профессии. А монополия интеллектуальной личности — постоянное и беспроигрышное давление на окружающих. Даже в таких мелочах, как девушка на абонементе. Мелочь, казалось бы, но надо постоянно сохранять бойцовскую форму, хватку. Неуступчивость. Ни в чем. Надо постоянно поглощать, не то поглотят тебя. Например, отца Виталия давно поглотила жизнь, превратив в жалкого обывателя. Виталий, к счастью, не в отца. И не в мать. Он сам в себя. Он достаточно натурален в натуральном мире.

Пачка книг на столе. Виталию важно было, чтобы все источники о Волкове сосредоточились у него. Не вчитываться, а пролистывать, проскальзывать. Схватывать на лету главное. Не путаться в датах. Когда изучаемый герой родился? Умер? Так. В порядке. Мать, значит, Матрена Яковлевна, отчим Федор Васильевич Полушкин, купец. Так. Знаем уже. Отчим умер когда? Где был в это время Федор Волков? В Петербурге. Учился бухгалтерии и приемам коммерции. Ага. Приехал срочно домой. Конфликт нужен, какой-нибудь конфликт. Что здесь, в «Голосе минувшего»? Не на тему, но все равно на ножницы. Виталий даже когда выписывал что-то — все равно считалось «на ножницы». У Волкова никогда не было жены. Удивительно. Дважды ездил за актрисой Троепольской. Сам пригласил ее в Петербург и ездил за ней в Москву. Внимание, хороший мой, внимание. Портрет актрисы. Ничего себе, вполне даже ничего. Она замужем за регистратором сенатской типографии Александром Николаевичем Троепольским. Затаимся духом. Ты понял, котик, в чем дело? Ты четко понял? Муж, она и Волков — трагедия! Волков ее любит, муж что-то замышляет против Волкова. Заложим над ними глубокий вираж. Всегда надо читать книги по методу гончий пес. Только вот устают глаза держать след, не упускать.

Виталий Лощин собрал все в папку. Портрет Волкова — сверху, потом еще листок с текстом заявки. Текст заявки Лощин заимствовал ножницами из книги Лучанского «Федор Волков», не впрямую, конечно. «Борьба со слепым подражанием всему иностранному выдвигает Федора Волкова в ряд величайших реформаторов театра» — вырезана первая фраза. Вырезана и подрезана, для видоизменения, вторая фраза: «Волков предстает теперь еще более близким нам, нашей эпохе (это собственные слова), нашей борьбе со всеми премудростями досоциалистической культуры».

Это, так сказать, вводная часть заявки, преамбула, а дальше — сюжет будущего сценария, киноповести, телеповести — чего изволите.