Люся сидела в коридоре, заставленном стульями с откидными сиденьями, шкафами, сверху заваленными рулонами пожелтевшей бумаги, очевидно, устаревшими стенгазетами и еще каким-то бумажным старьем, перевязанным шпагатом. В углу коридора — стол под сукном, сукно в порезах. Прибита типографская картонка с просьбой не курить и как звонить о пожаре. Сумрачно, пыльно, скучно. Народу немного, но очередь к инспектору, к которому сидела Люся, двигалась медленно. Люся успела поговорить с женщиной, за которой у нее была очередь.

— Тебя обижают? Ты убежала из семьи?

— Еще не прибежала в семью. Я чужой ребенок.

Женщина начала подозрительно смотреть на Люсю.

— По-моему, ты не отдаешь отчета в том, что говоришь.

— Я трудный ребенок.

Женщина покачала головой:

— Да. Трудных теперь больше.

Когда Люся попала в кабинет инспектора, сразу поняла — дидакт. На кого она рассчитывала? На Марию Федотовну, которая только кажется дидактом, но которая в тяжелую для тебя минуту прижмет к себе и будет тихонько гладить, успокаивать, не произнося никаких слов и не требуя тоже никаких слов. И ты будешь стоять, прижатая и защищенная ею, пока не почувствуешь себя совсем успокоенной и совсем счастливой.

Инспекторша — а за столом сидела инспекторша — учрежденческим взглядом посмотрела на Люську, придвинула к себе стакан с жидким и, конечно, холодным чаем, сделала несколько глотков, поморщилась откровенно — невкусно.

— Ты ко мне?

Зазвонил телефон. Инспекторша не глядя, привычным движением подняла трубку.

— Ты меня расстраиваешь, я тебе об этом уже сказала. Опять двойка. Утром объяснила, что нервная система у червей расположена на животе (переложила трубку к другому уху). Слизень? Повторяли. И о зрении говорили, у него зрение… погоди, ты сбиваешься сама и меня сбиваешь.

Люся догадалась в чем дело:

— У слизня нет цветного зрения. Он все видит серым.

— Вот тут девочка подсказывает, и правильно — слизень видит все серым. Я тобой огорчена.

«Ну вот, — подумала Люська. — Она расстроена, огорчена. Как добиться у огорченного инспектора успеха?»

Инспектор прекратила разговор, но не отнимала от телефона руки.

— Ты с чем ко мне? — спросила она Люсю.

— Я пришла к вам за родителем.

Инспектор молча смотрела на нее и как-то безучастно, может быть, видела все серым. Убрала с телефона руку.

— За каким родителем?

— За отцом. Мне достаточно одного родителя. Мы с ним уже обо всем договорились, выяснили, — на всякий случай добавила Люся.

— О чем договорились? Что выяснили?

— Я его дочь. Матери нам пока не надо.

— А у тебя мать есть?

Зазвонил телефон.

— По биологии двойка, я смирилась. Что? Какой еще белотроп? (Переложила трубку к другому уху.)

Вот почему медленно двигается в коридоре очередь: инспекторша по телефону воспитывает дочь, а дочь не подарочек, копия Мошки, наверное, тупица из тупиц. У инспекторши ухо скоро зашипит, как раскаленный утюг.

— Первый раз слышу о белотропе.

Люся сказала:

— Лыжный поход по лесным тропам.

— Никаких белотропов! Садись немедленно за учебники. — Инспекторша прекратила разговор, оперлась локтем о стол, опустила голову на ладонь — думала она о своей дочери, не о Люське, конечно. Потом спросила, и не без раздражения: — Так у тебя есть мать или нет?

— У него нет жены, значит, у меня нет матери, — ответила Люся скучным голосом, будто урок у школьной доски.

— У кого у него?

— У моего отца, но он мне еще не отец.

— Ты что говоришь?

— Я паспорт принесла. — Люся достала и положила на стол паспорт Николая Ивановича.

Инспекторша раскрыла паспорт, начала читать:

— Ермоленко Николай Иванович.

— Я его беру в отцы.

— Где ты взяла?

— Что?

— Этот паспорт.

— У своего отца, которого я беру в отцы, нельзя же сказать — у отцаю, или вы настаиваете? — Люська, как сказал бы Трой, начала заводиться, уже дышала открытым ртом и протяжнее обычного.

— Ты куда пришла?

— Защитой детей ведают органы просвещения. В милиции обвинили, что меня нет в его паспорте. — В милиции не обвинили, а обратили на это внимание, но Люся сказала — обвинили. Она все сейчас будет усиливать и драматизировать. — Я должна быть в его паспорте, иначе его опять заберут в милицию и скажут, что он лжеотец. Был Лжедмитрий в смутное время, помните? Судьба его какая? Не обрадуешься.

Инспектор встала, взяла паспорт и пошла к дверям, постукивая корешком паспорта по ладони.

— Подожди здесь. — И вышла, не прикрыв за собой дверь.

Зазвонил телефон. Люся схватила трубку, закричала:

— Иди на белотроп! Иди! Я разрешаю! — и бросила трубку, так что аппарат хрустнул как орех.

Инспекторша вернулась с сержантом милиции.

— У нее на руках чужой паспорт, и боится милиции.

— У меня своего еще нет! — с нескрываемым возмущением сказала Люся. — А статья сорок вторая кодекса обязывает заботиться о воспитании и содержании детей.

— Вот. И кодекс наизусть.

— Мы его в школе проходили! Спросите у вашего червяка.

— Без выражений, — сказал сержант. — И освободите служебный кабинет. — Сержант козырнул Люське.

— Червяк не выражение, а часть живой природы, — ответила Люська.

— Но ты это использовала как выражение. Ты ловкая особа.

— Позвоните моему отцу, он вам все про меня расскажет.

— Назови номер, — согласилась инспекторша. Паспорт передала сержанту.

Люся назвала номер. Инспекторша позвонила.

Подошла Зоя Авдеевна и на вопрос о Люсе коротко ответила:

— Аферистка.

Освобождая под охраной сержанта служебный кабинет, Люся сказала инспекторше:

— Вам субботник провести надо — сколько грязи в коридоре.

На столе инспекторши зазвонил телефон, и опять началось:

— Ты меня расстраиваешь…

В коридоре знакомая Люсе женщина сидела за столом, с суконным в порезах верхом, и заполняла какой-то бланк. Увидела Люсю под конвоем, сказала:

— Ты все-таки убежала из семьи.

Люся ответила:

— Разговаривать с арестованными запрещено.

В отделении милиции, куда доставили Люсю, дежурил тот же лейтенант с усиками. Он взял со стола фуражку, надел ее и приготовился слушать рапорт сержанта. Усики его заранее улыбались.

— Товарищ лейтенант, доставил правонарушительницу — ходит с чужим паспортом.

— Здравствуйте, — сказала Люся.

Лейтенант покачал головой:

— Все шумишь?

— Шумю, нет… шумею… — Люська баловалась.

— Шу… — попробовал лейтенант.

— …тю, — добавила Люська.

Лейтенант подкрутил один подстриженный усик, будто завел часы, а сержант сказал:

— Ловкая особа.

Лейтенант раскрыл знакомый паспорт на одиннадцатой страничке.

— Не вписали еще, — сказала Люся.

— Теперь обратным ходом — ты лжедочь.

— Да. Обратным ходом.

— Задержанную куда?

Лейтенант не успел ничего ответить, как в отделение в незастегнутом пальто, без галстука, без шляпы вбежал возбужденный Николай Иванович. За ним вбежал шофер такси.

— Вы забыли шляпу. — И сунул шляпу Николаю Ивановичу в руку.

— Ну вот, — сказал лейтенант. — И лжеотец здесь.

— Что происходит? — взволнованно спросил Николай Иванович, едва владея дыханием и стараясь привести себя в порядок. Из кармана пальто достал галстук, подумал и снова сунул его в карман.

— Смепилейпи, — быстро сказала Люська.

— А?.. — Потом Николай Иванович догадался, обрадованно закивал Люсе — он будет смелым.

— Когда вы решите свою проблему? — спросил лейтенант.

— Ах, вот эту? — Николай Иванович принял из рук, дежурного паспорт. — Люся…

— Да. Вот эту.

— Я беру ее на поруки. Паспорт я ей сам дал.

— Проблему куда мы денем?

— В милиции не решают нашу проблему?

— Решает управление народного образования, потом передает райисполкому.

— А ты где была? — спросил Николай Иванович Люсю.

— Где она была? — спросил лейтенант сержанта.

— В народном образовании.

— Теперь в райисполком, — бодро сказал Николай Иванович.

— Если таким же образом, то опять будете здесь, — сказал сержант и козырнул Николаю Ивановичу.

— Мы пойдем с ней вдвоем.

— Вы один, — сказал лейтенант. — И вначале в жэк.

— В жэк я один, — опять бодро сказал Николай Иванович, нахлобучил шляпу, ставшую совсем неузнаваемой после Москвы-реки, поправил рубашку, застегнул пальто. — И всё, да? В жэк я один, и всё. А зачем в жэк?

— Нет, не всё. Жэк — это справка о жилплощади, а поликлиника — это справка о состоянии вашего здоровья.

— Но я здоров!

— А он больной? — показал лейтенант на сержанта. — Он здоровый, но как мы узнаем, что он здоровый и должен продолжать службу в милиции? У каждого на лбу написано…

— …кто он такой? — закончила вопрос Люська.

— Правильно сказала.

— Может, только сумасшедший меня возьмет! — засмеялась Люська. — Или у кого немочь падучая!

— Невероятно, но факт, — козырнул сержант. — Такую особу… — Сержант, очевидно, стоял на своем в отношении Люськи.

— Молчи, служба! — не выдержала Люська.

— Оскорбление должностного лица, — немедленно зафиксировал сержант.

— Отставить, — приказал лейтенант. — А ты не увлекайся. Ты мне нравишься. Я бы тебя взял в свой отряд в милицию.

— Спасибо. Но я хочу дрессировать экзотических животных.

Люся и Николай Иванович в который раз попрощались с лейтенантом. Вышли на улицу. Люся сказала:

— Хочу есть, и первое что я сделаю — съем твою шляпу.

Люська шла, покачивая джинсиками, руки вставила в карманы куртки, полосатая кепка сикось-накось. На ботинках болтаются бомбошки-вишни. Ничего более чудацкого не придумаешь.