Глянув вправо, Альма увидела свое отражение в оконном стекле: руки, лежащие на спинке стула, чуть наклоненное тело. «Обычная моя поза перед началом лекции. Сейчас я подниму руки, хлопну в ладоши, призывая к тишине…»

Но она этого не сделала. Серые глаза старой женщины неотрывно смотрели в глубину помещения, где за столом Питера и Петера сидел Пребен, вновь прибывший пациент из Копенгагена. «Деликатный человек этот Пребен, рядом с ними». Но почему же те, кто собрался за этим столом, излучают сегодня тревогу, кажутся ей объектом, утратившим привычную ясность? Питер аккуратно, но совершенно бесстрастно ест проросшую пшеницу – непонятно, вкусна она ему или нет. Петер с явным удовольствием жует яблоко, но и он выглядит рассеянным. «Какие воспитанные люди, какие уважительные». Она обвела взглядом другие столы, снова воззрилась на троицу. Преодолеть зародившееся чувство можно только словами. «Вот самые симпатичные мои пациенты. Имена всех троих начинаются на «п». Что это, случайность?

«Близка моя смерть, – вдруг подумалось Альме. – Мой конец. Хотя это разные вещи. Стара я стала».

Это ее изумило. «Что привело меня к подобной мысли? В чем причина?» Ее руки взлетели со спинки стула, она выпрямилась и хлопнула в ладоши.

«Не только раздражение губительно для здоровья, – произнесла Альма резко. – Вот вам еще три причины: страх, сомнение и жалость к себе. Взять хоть меня. Разве нет у меня оснований сказать: я стара и скоро умру? Конечно, есть. Но такого я себе никогда не позволяю, а в результате жизнь моя все продолжается… Насколько верны наши представления о старости и смерти – другой вопрос, чересчур сложный, сейчас не будем его мы касаться. Подумаем лучше о том, как не позволять себе раздражаться, как справиться со страхом и сомнениями. Путь тут один-единственный – размышление.

Лекцию о размышлении я хочу посвятить своему соотечественнику Пребену, только что приехавшему из Копенгагена».

Больные зааплодировали, Пребен изысканно поклонился. Альма снова сжала спинку стула.

«Пребен – член Копенгагенского общества больных псориазом, он и сам страдает этой болезнью. Члены общества пришли к выводу, способному внушить отчаяние. Еще ни одному медику не удалось найти средство, которое избавило бы их от мучений. Когда умный человек понимает, что необъятный, полный мишурного блеска мир не в состоянии ему помочь, какая-то сила начинает подталкивать его в противоположном направлении. Так произошло и с Пребеном – он пришел в наш скромный дом искать спасения, поняв, что истина бежит от эффектной шумихи и многолюдья, частенько поселяясь в уголках, на которых не останавливается поверхностный взгляд современного человека. Истина – драгоценность, а драгоценности обычно держат в шкатулках. Вы, несомненно, поняли, что я говорю и о размышлениях, которым нередко предается каждый из вас.

Что же касается Пребена, я постараюсь ему помочь, став ему матерью в той же мере, как Питеру, Петеру, Йорену, Грете, всем вам. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что причина его заболевания та же, что и причина вашего артрита. Может быть, в обоих случаях речь идет о нарушении функций надпочечников. На этом предположении я, разумеется, вовсе не настаиваю, придерживаясь принципов древних целителей, которые искали не столько корни болезни, сколько средства для победы над ней. Нынешняя медицина поступает наоборот. Причины некоторых болезней она отыскивает, но бороться с ними не может. Врачи, конечно же, и не подозревают, что просто невозможно до конца выяснить причины. Первичность того, что им удается обнаружить, иллюзорна; это тоже всего лишь следствие. Первичен лишь энергетический дисбаланс организма, а возникает он вследствие неуловимых психических и нервных нарушений.

Я не забыла о своей главной теме. Пребен приехал рано утром, мы уже успели с ним поговорить – таково мое правило при прибытии каждого нового пациента. Оказывается, в поезде он познакомился с каким-то пожилым ученым. И тот в разговоре признался, что и он сам, и его коллеги более всего страшатся опасности… упустить хоть частичку информации, ежедневно появляющейся на страницах журналов, посвященных их научной области. Понимаете теперь, почему эти люди мало спят, наскоро питаются, почти отказались от личной жизни, почему им не хватает времени на развлечения, да и просто на то, чтобы оглядеться по сторонам – о каких-нибудь более широких интересах я уж не говорю. Чересчур долгий рабочий день они посвящают экспериментам и поспешному поглощению информации. Меня просто оторопь берет, как подумаю, что в один отнюдь не прекрасный день все человеческие существа могут стать похожими на них. Путь все более узкой специализации может привести нас к «самороботизации». Пребен убежден, что его спутник за последние три десятка лет ни минуты не уделил размышлению о чем-нибудь личном или, на худой конец, о смысле научного поиска.

Делать что-то неосмысленно… чувствуете, насколько это абсурдно? И разве не симптоматично это для всего развития науки? Или другой пример: деловые люди. Они делают деньги, чтобы иметь возможность сделать еще больше денег. Разве есть у них время спокойно опуститься в кресло, притворить глаза и погрузиться в себя? А ведь иначе ни за что не поймешь, что стал на ложный путь.

Знаю, будучи людьми практического склада, вы первым делом спросите: сколько времени уделять размышлению? Немедленно отвечаю: пяти минут вполне достаточно… Всего пяти, но каждый день. Что, удивлены? Вам кажется, будто этого мало, но кажется так потому, что ваш критерий – деятельность «вовне», она всегда требует многих часов. Вам даже трудно предположить, какая огромная внутренняя работа может быть проделана за каких-нибудь пять минут. Пройдет всего несколько месяцев, и вы научитесь различать суть, все еще скрытую от вас за плоской видимостью, научитесь отделять вечное от мимолетного.

Что для этого нужно? Обрести гибкость души, воспитать в себе способность пропускать через нее все свои радости, заботы и проблемы, научиться их созерцать и переживать без аффекта, смотреть на них как бы со стороны. Тот, кому это удастся, освободится от пристрастности. Жизнь перестанет казаться ему удушающим клубком противречий. Но и это не самое важное. Людям неведомо, что в каждом из них кроется иное, более возвышенное «я». В процессе самосозерцания оно-то и пробуждается. Окружающий мир все реже станет вызывать в вашей душе раздражение и страх, вы сможете спокойно браться за такое, что раньше казалось вам непосильным. Любое нетерпение бессмысленно, и вы поймете это. Зачем позволять другим выводить вас из равновесия? Отныне ваш душевный настрой ни от кого не будет зависеть.

Нарисованная мной картина грандиозна. Душа спокойного, уравновешенного человека – величественный пейзаж. Призывы к ненависти – национальной и любой другой – не в состоянии на нее повлиять, как, впрочем, и потребительские притязания, предрассудки, смертельное отчаяние или претензии окружающих, какие бы то ни было попытки подогнать вашу душу под общий шаблон. Для такого человека его душа – никем не досягаемое пространство.

Рано или поздно наступит время, когда вы начнете воспринимать собственные мысли как реальные предметы, а затем – и как живые существа. И тогда поймете, что они -ваши посланцы, которым надлежит установить связь с огромным кругом явлений. Но для этого необходимо, чтобы каждая мысль была пронзительно точна. Неясность мышления – преград на пути развития человека…»

Вошла на цыпочках Пиа, извинилась… Альму к телефону, по очень важному вопросу. Глядя на нее, Альма ощутила неясное раздражение – чувство, которое только что решительно отвергла на словах.