Внутри капеллы пребывали двое.

— Отец Томас! — в дрожавшем возгласе очень немолодого инквизитора, что молился у каменного алтаря, отчетливо угадывалось облегчение. Он суетливо поднялся с колен и поспешил к Велдону, едва мы только зашли внутрь.

Второй церковник, весьма тучный, с большой лысиной, вероятно, дремал на кафедре за алтарем: три стула с мягким низом стояли у иконы святой великомученицы Берты, выполненной в полный рост. Мне показалось, что он растерянно уставился на нас, не в силах сообразить со сна, где он и что вокруг происходит.

Сзади с грохотом упал массивный деревянный брус. Один из головорезов отца Томаса уронил перекладину, которую собирался задвинуть в засов на входной двери капеллы. Громилы, как пить дать. Я не мог иначе воспринимать эту парочку в коричневых рясах: святых отцов Брендона и Джона.

— Отец Томас, — повторившись, снова заговорил пожилой церковник. Когда он приблизился, стали заметны глубокие старческие морщины на его лице. — Наконец-то вы здесь…

Старик осекся, взглянув на меня и Тейвила, и продолжил:

— Вижу, что все задуманное получилось.

— Отец Франс не появлялся, — произнес второй инквизитор, подходя ближе.

— Больше он здесь и не появится, — ответил Велдон. Он сказал в своей манере, железным тоном, и осенил себя знамением.

Толстый монах смиренно кивнул и чуть повернул голову на бок, ожидая от Велдона то ли указаний, то ли просто каких-то новых слов. Его мягкие пухлые щеки и лысина блестели от пота и, казалось, что отражают свет дюжины фонарей, щедро развешанных под потолком маленькой церкви.

Дневной свет сюда не попадал. Четыре продолговатых окна закрыты наружными ставнями и дополнительно завешаны темными, почти черными, занавесями. Убранство капеллы отличалось скудностью. Сразу бросалась в глаза большая икона великомученицы за алтарем, слева от кафедры; ещё несколько икон поменьше развешены на отштукатуренных известью стенах. Напротив входа висел покрытый лаком крест шести или семи футов в длину. Если не считать двери слева от Распятия и двух рядов скамеек для прихожан, более в капелле ничего не было. Великомученица Берта раздала все свое огромное купеческое состояние бедноте, и все храмы, ей посвященные, выделялись средь других нарочитым аскетизмом.

В капелле было хорошо натоплено, даже жарко. Я наслаждался теплом и с удовольствием вытянул ноги, усевшись на ближайшую к себе скамью. Велдон уничижительно смерил взглядом мою вольготную позу, однако ж ничего не сказал. Остальные инквизиторы тоже смотрели на меня с явным неодобрением. Кроме отцов Брендона и Джона, те задвинули перекладину в засов и с ничего не выражающими мордами замерли по обе стороны от него.

Я не обращал внимания на церковников, их шушуканье и косые взгляды меня не задевали. Для них я вор и пират, и каким бы добропорядочным сыном Матери Церкви не предстал в дальнейшем, преступником так и останусь, тем более что я плохой сын Церкви. Ричард Тейвил, напротив, устроился на ближайшей к алтарю скамье, его губы шептали молитву.

— Все ли приготовлено?

— Да, отец Томас, — толстый инквизитор вытер платком потный лоб, — пойдемте. Я покажу.

Велдон и двое монахов, ожидавших нашего появления в капелле, скрылись за единственной дверью у алтаря. Громилы по-прежнему подпирали плечами стенку у входа в церковь. Нас, что ли, сторожат? Рясы смотрелись на них, что конская попона на собаке: также нелепо и чужеродно.

Скоро показалась голова старого инквизитора.

— Господа, — обратился он ко мне и Тейвилу, — прошу вас, сюда!

За дверью оказалась комната с гобеленами со сценами житий святых, несколькими пустыми светильниками, закупоренным бочонком с фонарным маслом и тремя раскрытыми сундуками. Два из них были забиты одеждой, а третий поменьше — оружием. Его тут на целую банду!

— Выбирайте, — молвил отец Томас. — Сейчас холодает, потому советую утеплиться, оружие на вашей совести. Уходить из города будем ночью.

— Ночью? — переспросил барон.

— Ночью, — непреклонно заявил Велдон и вместе с остальными монахами покинул комнату со снаряжением.

Да уж, с заходом солнца наступает не самое приятное время в Сумеречье. Когда вспомнил ночь, проведенную на дороге к аббатству Маунт, внутри все передернулось от страха и отвращения. Но ночью, значит ночью. Может быть, близость слуг двуединого Святого Духа избавит нас от встречи с нечистью.

Цедя негромкие ругательства, офицер занялся сундуком с железками, его обуревали схожие мысли, а я начал перебирать одежду. Создавалось впечатление, что инквизиторы обчистили лавку сразу нескольких портных средней руки. Нашлось чистое белье, льняная рубашка, теплый шерстяной камзол темно-зеленого цвета и штаны к нему, длинный шарф, перчатки, высокие ботфорты и, что особенно порадовало, черный зимний плащ и шляпа с круглыми полями. Тоже черная. Дурацкую медную бляху с неизвестным мне гербом, который портил мой новый головной убор, я тут же спорол.

Из оружия выбрал тяжелую шпагу и четыре пистоля, рядом с которыми лежала чуть потертая портупея с ременной перевязью. Два пистоля вешались на грудь, рукоятью от сердца, вторая пара на поясе по бокам. Кинжал и два метательных засапожных ножа дополнили мой облик. Обвешавшись сталью, в привычной шляпе и плаще, я почувствовал себя гораздо увереннее.

Барон нарядился примерно также. Только его одежда была в один темно-коричневый тон, и пока Тейвил обошёлся без головного убора. Из оружия выбор Ричарда пал на укороченную аркебузу, пару короткоствольных пистолей, палаш и несколько кинжалов. Королевский драгун сидит у него в крови.

Дополнив свой облик подвесными походными пороховницами и поясными сумками с пулями, мы предстали перед инквизиторами. Тейвил что-то довольно мурлыкал себе под нос, его дух тоже приободрился.

Томас Велдон удовлетворенно оглядел нас.

— Ваши наемники теперь смотрятся гораздо лучше, — елейно улыбаясь, произнес полный инквизитор и снова промокнул лоб платком.

Барон удивленно вскинул бровь, а я довольно хмыкнул. Роль наемника меня устраивала гораздо больше, чем благодарность инквизиторам до гроба. Наемник после сделанной работы свободен. Разве что работу нам оплатили авансом — нашими же жизнями, но это очень выгодная сделка.

— Мы можем быть свободны? — просил у Велдона толстяк. Улыбка так и висела на его сытой физиономии, однако после ответа отца Томаса на лицо тучного инквизитора лег испуг.

— Нет, — произнес Велдон, сделав знак Брендону и Джону. Старик и толстяк даже попятились, когда те сдвинулись с места, хотя два великана всего лишь направились в комнату со снаряжением.

— Нет, — снова сказал Томас Велдон, — вы не можете быть свободны. Потому что отправляетесь со мной.

— Что? — едва ли не одновременно вскрикнули оба.

Толстяк закудахтал, возражая Велдону, а старик побелел, подстать своей седине, и изредка дополнял своего обильно потеющего брата, когда удавалось вставить несколько слов в его сумбурную речь. Со стороны все выглядело даже забавно.

— Хватит! Нам пришлось упокоить беспокойную душу отца Франса, — резко осек их Велдон.

— Мой бог!

— Отец Томас, вы действительно…

Если раньше два инквизитора выглядели испуганно, то сейчас их сковал настоящий ужас.

— Пришлось убить отца Франса, ибо иного выбора он нам не оставил. Будем молиться за упокой его грешной души.

— Но как же… — старый инквизитор буквально затрясся.

— Отец Самюэль, — приказным тоном сказал Велдон, — займитесь отцом Кригом. Помогите ему сесть и дайте воды.

Толстый монах исполнительно посадил старика на ближайшую лавку и отыскал ему глиняную кружку с водой.

— Ричард! Николас! — позвал отец Томас, он стоял у алтаря. — Подойдите сюда.

Как только мы приблизились, инквизитор велел сдвинуть верхнюю часть алтаря. Она, словно столешница, накрывала каменное углубление почти на всю площадь жертвенника. Кровь и песок! Тяжела же плита на поверку! Мы сдвинули ее наполовину, чтобы Велдон смог вытащить полированный, украшенный серебром и золотом деревянный ящичек, сделанный наподобие дорожной сумки; с ремнем для ношения на плече.

— Ставьте назад.

Чертов монах! Каменная плита не предназначена для ворочания ее вдвоем! Куда он дел своих громил?

— Смотрите, — произнёс Велдон и поднял крышку ящика, — частица святого Креста!

— Эта она? — зачем-то спросил Тейвил. Его переполнило благоговение.

Я же лицезрел небольшую деревяшку, в полторы ладони длиной, почерневшую от времени. Частица святого Креста была искусно вписана в золотой футляр в виде креста с изумрудами и рубинами. Доводилось воровать и более ценные вещи; конечно, если судить только по драгоценным камням и золоту. Я цинично разглядывал реликвию да держал свои мысли при себе, зато Велдон, толстый и старый инквизиторы и Ричард как будто перестали дышать.

— Святой отец! — взмолился гвардеец. — Дозвольте прикоснуться к святой частице!

Отвернувшись, я отошел, чтобы никто не заметил моего равнодушия. Селал вид, что просто пропустил толстяка и старика ближе к Томасу Велдону. Ночные крысы набожностью не славились.

В молитвенный зал капеллы вернулись отцы Джон и Брендон. Короткие мечи, горские куртки с нашитыми металлическими полосками и шаровары. Типичная купеческая стража арнийского Загорья. Один из них сжимал в руках аркебузу, такую же как у Тейвила, второй нес арбалет. Не скажешь, что здоровяки — это переодетые инквизиторы. Хотя инквизиторы ли они?

— Вижу, все готовы, — произнес Велдон, закрывая ящичек с реликвией.

— Отец Томас, — старик схватил его за рукав, — может мы все же…

— Нет, — резко перебил его главный из инквизиторов. Томас Велдон был в гневе. — Отец Криг, думаете, никто не скажет, что вы принесли в капеллу святой Берты частицу Креста? Именно туда, куда по распоряжению отца Самюэля слуги притащили три странных сундука! Или может быть вас, отец Самюэль, никто не видел, когда вы вместе с прислугой шли через весь бастион? А потом сюда, в это же самую капеллу явился отец Велдон, который разыскивал в тюрьме отца Франса!

Толстяк опустил плечи и понуро смотрел на носки собственных сапог.

— Как вы думаете, братья, сколько продержитесь под пытками имперцев? — безжалостно поитнересовался Томас Велдон.

— Они не посмеют, — старик побледнел.

— Уверяю вас, отец Криг, они посмеют. Не далее, как завтра к вечеру уже будете висеть на дыбе.

— Но… — сделал еще одну пожилой инквизитор.

— Я не позволю, чтобы герцог Альбрех узнал тайну капеллы святой Берты. В Бранде она ведома только нам троим, и вы идете со мной, — закрыл спор Велдон.

— Мы идем с вами, — обреченно произнес тучный монах и достал платок, чтобы вытереть проступивший на лбу пот.

Старик хотел что-то сказать еще, но после взгляда на отца Самюэль, сдался и он.

— Благодарение небесам! Благоразумие восторжествовало, — сказал Велдон. — А теперь мы будем молиться!

Я заскрежетал зубами. На мой взгляд, не самый подходящий час для молитвы. За стенами церкви по-прежнему тысячи огсбургцев, в любой момент в дверь может застучать кулак имперского солдата.

— Все становитесь на колени и повторяйте за мной. Мне нужна сила молитвенного слова каждого из здесь присутствующих. Даже нерадивого слова!

Произнеся последнюю фразу, Томас Велдон покосился на меня. Иди к дьволу, монах! Однако ж я тоже встал на колени в двух шагах от алтаря и забубнил молитву в нестройном хоре других голосов. Когда молитва закончилась, раздался срежет. Пол над алтарем приподнялся и сместился к Распятию.

— Не устаю удивляться каждый раз, видя сие чудо, — прошептал старик.

Алтарь скрывал каменные ступени, что вели в подвальное помещение. Надо полагать, это и есть тайна капеллы святой Берты. А Велдону подвластна не только лечебная волшба! Механизм, двигавший плиту под алтарем, должен приводиться в действие особой магией. Интересно, какие еще козыри припрятаны в рукаве отца Томаса?

— У нас не более десяти минут, — заговорил он. — Нужно перетащить вниз сундуки с одеждой и оружием и спуститься самим. Шевелись, Гард!

Сверху доносились приглушенные голоса. Мы сидели тихо, поглядывая на каменную плиту над головами, и думали каждый о своем. Успели вовремя. Миновал всего час, как алтарь часовни снова накрыл тайный ход, а молельный зал наполнился имперской бранью. Вопреки ожиданиям Велдона, инквизитора из Огсбургской империи хватились быстро и нас уже искали. Интересно, ищейки герцога Альбрехта догадаются, что где-то в капелле спрятан тайный ход?

Единственный зажжённый фонарь скудно освещал подземное помещение. Лица людей скрывала тень. Мы сидели на постаментах, сложенных из обтесанных булыжников. Семеро наверший, для каждого из нас. Посредине стояли наши припасы: сундуки, три незапалённых светильника и початый бочонок с маслом.

По словам отца Самюэля, мы находились в древнем склепе. Тучный монах не знал, для кого он предназначался, был ли построен одновременно с капеллой или церквушка встала поверх более раннего захоронения. Не ведали инквизиторы Бранда и того, лежали ли здесь когда-нибудь покойники, и, если да, почему склеп опустел впоследствии.

Однако хранитель архивов Вселенской инквизиции в Бранде отец Самюэль, настоятель храма великомученицы Берты отец Криг и отец Томас владели тайной капеллы. Они утверждали, что отсюда ведет ход за город.

Было ясно, почему секретным знанием обладали хранитель архивов и настоятель храма, но по какой причине в числе посвященных Велдон? Мне было совершенно непонятно его место в иерархии инквизиции Загорья. По обрывочным разговорам троих монахов, я сделал вывод, что из всех церковников Арнийского Сумеречья только сила его молитвы могла открыть вход в склеп. То есть он довольно сильный маг, хотя, конечно, такие слова не могли напрямую звучать в церковной среде. Сила молитвы, как они говорят, или божье исцеление, если речь идет о целительной магии.

Потянуло сквозняком. Повеяло из чернильно-черного зева, который представлял собой вход в лабиринт заброшенных подземных ходов Бранда. Я надеялся, что толстяк упомянул про лабиринт для красного словца, потому что, по его же признанию, он ходил из капеллы за крепостные стены всего единожды. Четыре года назад вместе с прежним хранителем архивов. Отец Самюэль уверял, что проведет по знакам, что выдолблены на стенах у развилок и перекрестков ходов. Очень хотелось ему верить, но выйдет ли на деле так гладко, как он говорит?

— Кому еще известно про подземные туннели? — спросил Ричард, когда хранитель архивов рассказал про свой первый и последний визит в лабиринт.

— Весь город знает.

— И много ли людей сюда наведывается? — встрял я в разговор.

— В последние годы почти никто, — сказал старый отец Криг. — Я родом из Загорья, и моя служба в Бранде началась тридцать семь лет назад. За все это время в этих проклятых кротовьих норах сгинули, пожалуй, все смельчаки, кто рискнул забраться поглубже.

— Мы тоже… поглубже сунемся? — невесело спросил Тейвил.

— В нижние катакомбы нам забираться нет нужды, — ответил отец Самюэль, но…

— Но с нами будут наши молитвы, — оборвал разговор Велдон, снова сказав про молитвы. — Господь не оставит нас! А сейчас мы будем ждать.

Отец Томас не удосужился пояснить, чего именно нужно ждать, однако мы ждали. Монахи смиренно, а я все более злясь на них. Внизу было холодно, по меньшей мере, если сидеть на месте, но инквизиторы не догадались захватить с собой ни съестного, ни горячительного. Унылая рожа барона выдавала в нем такие же думы. Два головореза Велдона хранили маску безразличия, как и подобает лучшим трактирным вышибалам, на которых Брендон и Джон были сейчас особенно похожи.

Крики и голоса над головой давно стихли. Время потянулось совсем уж медленно, в животе снова отчаянно заурчало, и я решил спросить Велдона, есть ли у его громил монашеский сан. Чтобы хоть как-то отвлечься от скуки и голода. Только не успел, отец Томас заговорил на мгновение раньше:

— Пора. Четыре часа до полуночи. Мы выйдем из города под покровом мглы и тишины.

Мои губы скривились в кислой ухмылке. Ночь в Сумеречье вовсе не тихая. Звякнуло железо: Тейвил обнажил палаш и с вызовом смотрел на черный вход в подземный лабиринт. Снаружи ночь, а здесь непроглядная темнота, и не скажешь, что сулит большую неизвестность.

Я также вынул из ножен клинок.