Закутавшись в платок из козьей шерсти, который накинула поверх домотканого женского кафтана, неровной шатающейся походкой приближалась Лилит.

— Отец! — теперь уже негромко проронила она из-под прижатой ко рту ладони, когда поравнялась со мной. Большие широко раскрытые глаза на красивом правильном лице в сторону убийцы Андара не смотрели, хотя девушка прошла мимо на расстоянии вытянутой руки.

Сделав три глубоких вдоха, я попытался унять охватившее тревожное волнение. Хотелось произнести слова, какие оправдали бы мой поступок, но что я мог сказать Лилит? Я сразил Пола, чтобы он не выпустил болт в человека, отдавшего её на утеху солдатне. Она стала бы слушать, что около огсбургца потеряла силу черная магия? Что исчезло колдовство, порожденное Запустением, до коего рукой подать и куда я иду? Смогу ли я объяснить, что теперь в Запустение пойдет и Генрих фон Геринген? По своей воле или нет, связанный либо с оружием в руках, но он будет там со мной! Я вцеплюсь мертвой хваткой в любой маломальский шанс вернуться из сердца проклятых эльфийских лесов, пускай призрачной надеждой на возвращение окажется человек, чей Дар гасит чужое волшебство. Не знаю, почему причислил черную тень к отродьям Запустения, но оттуда иначе она могла взяться в Сумеречье?

Лилит остановилась у тела лесника.

— Отец, — снова произнесла она и подняла взор, устремив его к Велдону. После вчерашнего разговора мне было не понять, обратилась ли она к убитому моей рукой Андару либо к инквизитору. Глаза Томаса Велдона лучились отеческими чувствами, но лик монаха сохранял маску холодного спокойствия.

Присев к мертвому, Лилит сложила его руки на груди, накрыла платком изувеченную массивной пистольной пулей голову. Девушка молчала, слез у неё не было. Лилит воспитывалась Андаром почти с рождения, и для пятнадцатилетней девчонки держалась на удивление спокойно. Мне не ведомы, каковы её дочерние чувства к Полу, были ли они вообще, да и не мне судить. Однако в нескольких шагах от убийцы человека, воспитавшего и вырастившего её, не побоявшегося взяться ради неё за оружие, она казалась чересчур спокойной.

Туман полностью растворился в ночном воздухе. Из-за туч вылез кусочек луны, тучи рвались и уносились усилившимся восточным ветром, и ночная королева не стала откладывать, дабы показать себя в полной красе. Тропа, окраина леса и старое заброшенное кладбище хорошо проглядывались для темной поры.

Деревья спящего зимнего леса качались и скрипели в двадцати шагах. Инквизиторы, Лилит, Генрих, Ричард и я застыли в немой сцене, думая, каждый о своем. Мои мысли возвращались к горцам. Я ждал развязки, ведь убийство их предводителя не могло сойти с рук просто так.

Звякнуло железо. Граф отстегнул с пояса мертвого лесника ножны с коротким мечом, затем нагнулся к арбалету; иллюзий о своей судьбе Геринген не питал, и, более того, огсбургец собирался драться за свою жизнь. Мужественный человек!

Выругавшись, я вогнал шпагу в ножны, чтобы взвести курки на двух оставшихся заряженными пистолях. Схватка предстоит и мне.

— Идем, дочь моя, — Томас Велдон взял под руку Лилит, добавив. — И вы, отец Криг, пойдемте с нами.

Монахи и девушка ушли к деревьям, подальше отсюда.

Бросив на меня гневный взгляд, Тейвил торопливо последовал за ними.

— Отец Томас, — позвал Велдона драгун. — Вы должны меня выслушать!

Однако Томас Велдон как будто не слышал барона.

— Благодарю вас, — чопорно произнес Генрих фон Геринген и изысканно поклонился.

В грязном камзоле без пуговиц и сейчас, когда нас окружают люди Губошлепа, убитого мной ради него, пленника, аристократические повадки выглядели неуместно. Зря я разрядил оружие в Андара. Граф и его Дар, наверно, дадут небольшой шанс вернуться из Запустения. Только туда еще надо добраться, а пока нужно выпутаться из передряги, в которую сам себя и втащил.

— Оставьте свои манеры для них, — раздраженно огрызнулся я.

— Для них у меня есть немного стали, — осклабился граф. Кривая ухмылка и блеск выдавали в нем боевой запал. Да он отчаянный смельчак! Как и подобает настоящему кавалерийскому полковнику, и, выходит, отважный дурак! А я не лучше, раз выстрелил ради него! Я откровенно жалел, что убил Губошлепа.

Горцы приближались. Словно призраки, молчаливые и с укрытыми ночным полумраком лицами. В лунном свете окрестности хорошо просматривались. Я насчитал одиннадцать мертвых тел и темное пятно черной фигуры, собравшей кровавую жатву этой ночи. Тринадцатым смерть забрала Пола Андара. Лошадей нигде нет, ни мертвых, ни живых.

За спиной послышались шаги и бубнеж из бранных словечек.

— Купец, это будет тебе дорого стоить!

— Я это никогда не забуду! — ничего лучше на ум мне не пришло. Я отсалютовал Тейвилу пистолем в правой руке и глупо улыбнулся. Я точно полоумный! Сначала этот поспешный выстрел, теперь радуюсь, что буду драться бок о бок с лейтенантом против кучи головорезов.

Обнажил палаш, Ричард Тейвил с вызовом посмотрел на горцев. Чуть более двух десятков, точней посчитать я не удосужился. Люди Андара встали тесным полукругом со стороны поля, из которого к лесной опушке и кладбищу тянулась приведшая сюда тропа. Половина крестьян держала луки.

Среди темных курток мелькнули красные мундиры. В гробовой тишине к нам присоединились двое драгун: солдат с бульдожьей челюстью и усач. Капрала Ливва с ними или средь столпившихся горцев не заметно, наемников тоже. Один из них оказался первым мертвецом, на которого я наткнулся в тумане. Вероятно, второй, как и драгунский подофицер, лежали где-то в грязи.

— Мы с вами, господин лейтенант!

Пятеро против двадцати не самый плохой расклад, если учесть, что четверо из пятерых строевые армейцы, а супротивники сплошь из крестьян. Кабы только не десяток луков против двух пистолей и одного арбалета — тут соотношение явно не в нашу пользу.

Вперед выступил широкоплечий детина. Вчера я часто замечал его с лесником; правая рука Андара. В полную противоположность Губошлепа голос у него был по-бабски высоким и тонким:

— Нам нужны два ублюдка! Имперская собака и урод в шляпе! — горец недвусмысленно указал на Герингена и меня. — Вард! Пайс! Вы с нами?

Вместо ответа горцу усач повернулся к Тейвилу:

— Господин лейтенант, мы здесь, пока вы здесь. Мы с вами!

Слова драгуна дорогого стоили. Совсем немного офицеров, ради коих простые солдаты готовы положить собственные головы. Бульдог недобро покосился на меня, драгуны встали сюда явно не ради моей персоны.

— Спасибо, — просто и без высокопарных слов произнес Ричард и крепко пожал солдатам руки.

— Меня кличете? — я шагнул вперед. Близость боя щекотала нервы, заводила на дерзость — Вот он я!

Толпа горцев взорвалась озлобленным ревом, еще мгновение — и они ринутся на нас. Я вскинул пистоли на уровень переносицы. Двое первых, кто сдвинется хоть на шаг, получат по пуле! Горячка неминуемой схватки заполнила и меня! Это безумие!

Широкоплечий крепыш, что взялся предводительствовать в отряде, вдруг развернулся к нам спиной и бросился к своим, широко размахивая руками. Я видел, как дернулся граф, он едва не разрядил арбалет в горца. Лицо имперца исказилось гримасой остервенения. Близость неминуемого побоища затмила страх смерти, толкала меня и огсбургца в схватку!

— Гард! Гард! Уймись! — передо мной вырос Тейвил, буквально кинувшись на пистоли. Его медвежьи лапы смокнулись на моих запястьях, опуская оружие к земле. Тягаться с лейтенантом в грубой силе я не мог.

— Какого черта?

— Не дергайся! И смотри сам!

Потрясая золотым Распятием в высоко воздетых руках, отец Томас ворвался в наполненное ненавистью и предчувствием крови пространство, отделяющее нас от горцев.

— Во имя Святого Духа! Во имя Святого Духа! — повторял инквизитор. Его громоподобный глас перекрывал многоголосый ор горцев. — Молитесь! Молитесь!

Церковника с боков прикрывали оголенные палаши двух драгун. Тейвил перестраховывался, но кто бы упрекнул его за чрезмерную предусмотрительность?

Рев толпы постепенно стих. Отца Томаса знали не только в Бранде, про истового инквизитора слыхали в самых глухих уголках Загорья, и набожные горцы вняли увещеванию церковника. Окрестности заброшенного деревенского кладбища снова погрузились в ночную тишину.

— О Твоей защите просим… — в устах Томаса Велдона прозвучало начало очередной молитвы. Крестьянский отряд опустился на колени, осеняя себя знамениями. Люд повторял за монахом каждое святое слово, фразу за фразой.

Мы тоже встали на колени и погрузились в молитву. Я притворно играл роль добропорядочного сына Матери Церкви. Чертов монах! В который раз не выходило думать об Велдоне как-то иначе. После каждого нового вздоха толика решимости покидала меня. Место пьянящего чувства азарта, предвкушавшего неминуемую, скорую схватку и горячившего все мое нутро, заняла апатия.

Когда молитва закончилась, я поднялся с равнодушием в сердце и мыслью, что раз прикончат, то так тому и быть. А ведь пару минут назад рвался забрать с собой в могилу как можно больше горцев.

— Услышьте меня! — старый отец Криг тоже здесь, без посоха и привычной уже сгорбленной усталости. — Что полагается убийце по законам короны?

— Какого короля? — с ехидством прилетело из толпы. У старика не имелось даже намека на авторитет, каким средь простого народа располагал отец Томас.

Однако седой инквизитор не смутился:

— Короля Герарда!

Горцы откровенно и глумливо загоготали!

— Был такой да весь вышел! Нет больше в Загорье арнийской власти!

Оскорбления в адрес монарха, плоские и похабные шутки полились как из рога изобилия! Попытки нового предводителя отряда унять их оказались пусты, на него почти не обращали внимания. На арнийцев же было больно смотреть, в особенности на Ричарда Тейвила. Они-то полагали, что горцы сколотили отряд из верноподданнических чувств. Трудно заподозрить барона в наивности, но он по-мальчишески верил в верность короне, ожидая подобное и от других, пусть не так яро.

Вскоре я испугался, что хрупкое перемирие, отвоеванное инквизитором у судьбы, будет порушено. Замешательство драгун сменилось неприкрытой яростью, все трое не скрывали охватившее их бешенство. В Арнии красные мундиры значат больше, чем форменные камзолы. Это опора королевской фамилии уже не одно столетие, и не было случая, чтобы драгуны изменили присяге.

— Дайте ему ответ! — сильный голос Велдона вновь перекрыл гудение толпы. Прижав Распятие к груди, отец Томас застыл по правую руку от седого инквизитора. Теперь бросок насмешек и ехидных замечаний в старика также означал попадание в Томаса Велдона. Веселье горцев сделалось менее глумливым.

— Ну же! — требовательно воскликнул Велдон. Левая рука инквизитора покоилась на ящичке со святой реликвией. Последний резерв отца Томаса.

— За убийство — каторга на серебряных рудниках!

— Имперцы, поди, уже заправляют там. А к ним дороги у нас нет!

— Кончаем его!

Крики со стороны горцев вновь наполнились озлоблением. До меня вдруг дошло, почему они столь упорны в своей кровожадности. Они жаждут покончить с нами не только ради мести, они хотят отыграться за животный страх, пережитый этой ночью. Велдон вскинул к небесам золотое Распятье, громогласно призывая к тишине. Его в очередной раз послушали, но долго ли монах сможет сдерживать толпу?

— Как поступали наши прадеды? Еще добрую сотню лет назад? Мы, горцы, — отец Криг и сам родом с Загорья, — любим вспоминать те старые времена. Какой спрос с убийцы был у дедов наших?

Повисла немая тишина. Я насчитал десять вздохов прежде, чем в толпе кто-то неуверенно произнес:

— Вергельд?

Оба монаха удовлетворенно кивнули.

— Вергельд, — продолжил отец Криг, — он самый. Мера серебром за убийство.

Толпа ухнула. Крестьянский люд прижимист на деньги, они быстро смекнули, куда клонят инквизиторы и затаили дыхание в ожидании предложения, что вот-вот озвучат монахи.

— Вы сами сказали, что власти арнийской короны в Загорье больше нет, — напомнил отец Криг, — а по древнему обычаю предков за взрослого мужчину отсчитывается столько серебряных монет, сколько зубов у него во рту.

Из людей Губошлепа никто не проронил ни звука, они молчат, и, значит, расклад покамест не очень-то по душе.

— Он заплатит за двоих! За себя и за имперца! Но вдесятеро больше, — вмешался Велдон, — и золотом! Ручаюсь вам!

Горцы разразились восторженным ревом. Сказанное отцом Томасом решило дело. Сразу пятеро из толпы кинулись к мертвому телу бывшего вожака. Я отвернулся: противно смотреть, как торопливо зажигали факел и сколь бесцеремонно закинули голову Андара да разжали ножом рот, чтобы пересчитать зубы лесника.

Однако я благоразумно молчал. Инквизиторы в своем репертуаре — извернулись змеей и перевернули все с ног на голову и в свою пользу. Знать бы почто им еще Генрих фон Геринген понадобился, ну да то не мое дело. Нужно поблагодарить святых отцов. Для такого вора, как я, отыскать золото труда не составит. Николас Гард, считай, вышел сухим из воды, погрузившись в нее по уши. Пускай только кто-нибудь из церковников укажет, из какого кармана вытащить золото. В лесу сотворить такое затруднительно.

Огсбургец и солдаты выглядели обескураженными и с удивлением смотрели на меня. Мой теперешний облик горожанина скромного достатка никак не вязался с целым состоянием, что пообещал инквизитор. Дворянин из разорившейся фамилии, к которому также можно было причислить мою особу, тоже вряд ли найдет без малого три сотни золотых монет. Ричард Тейвил лишь устало отмахнулся и занялся невесть где отыскавшейся трубкой. Лейтенант недобро косился на горцев. Хорошо хоть понимал, что отстаивать честь его величества сейчас не время. Глядя на Тейвила, солдаты тоже успокоились.

Однако размен крови на злато устраивал не всех.

— Подождите! — тонко воскликнул крепыш. Очевидно, его лицо налилось кровью от негодования: в ночном полумраке оно было совсем темным. — При вергельде последнее слово за родичами убитого. Где Лилит?

— Я здесь!

Девушка выступила из-под раскидистых веток старого дерева, спящего у кладбищенской ограды. Её тонкие ладони сжимали охотничий лук с натянутой тетивой. Стрела смотрела в мое лицо, её наконечник всего в двух дюжинах футах.

— Да будет так! — произнесла Лилит и спустила тетиву.