Я отпрянул. Тело среагировало запоздало, и дернулся уже после того, как стрела пролетела под полями шляпы. Дочь лесника чуть не подстрелила меня! Смерть просвистела в волоске, наконечник стрелы едва не разрезал щеку.

С уст сорвалось отвратное ругательство в адрес лучницы, но тихо, едва слышно, себе под нос. Примолкшие горцы ждали развязки, и какой бы та ни случилась, мою сторону люди Андара не примут. А Лилит потянулась к висевшему за спиной колчану. За новой стрелой!

Дьявол! Что делать?! Стрелять в ответ? Я вовсе не хотел убивать девушку, но собственная шкура дороже. Признаться, меня охватила откровенная паника, и не знаю, что бы произошло в сведущие несколько мгновений, кабы не инквизиторы. Рясы монахов отгородили от неё.

— Довольно! — Велдон снова вздел золотое Распятие к небесам.

— Слушайте все! — вторил ему отец Криг. — Божий суд свершился! Только одна стрела могла быть выпущена в убийцу и одна стрела минула его! Небеса не желают крови ради отмщения! Кровь не искупит его грех, но вина простится за наречённую цену!

Обычаи древней поры давно стерты с лица Орнора. Как будто никто и не знает о них кроме книжных червей, но в набожном Загорье, верном оплоте Матери Церкви, о законах предках не просто помнят, но и знают толк в них. Отец Томас морщился после каждого произнесенного стариком слова. В былые времена сказанное означало костер для седого инквизитора. Да и для него тоже: Томас Велдон не вмешался, не помешал.

Лилит сняла тетиву с лука, не сводя с меня взора, и, вскинув оружие над головой, крикнула:

— Мести нет!

Люди Губошлепа одобрительно загудели, даже тонкоголосый крепыш. Злата жаждали все. Они окончательно приняли вергельд, и мне не придется платить за убийство Андара своей жизнью, а монеты — это пустяк.

Восточный край неба начал сереть, светает. Я облегченно вздохнул: кровавая ночь подходит к концу — и направился вслед удаляющейся к деревьям девушке. Необходимо поговорить с ней. Я должен убедиться, думает ли она на самом деле, что мести больше нет. Не очень-то хочется вдруг оказаться подстреленным спустя несколько дней. Чтобы она ни сделала в отношении моей персоны, горцы примут все, даже на золото плюнут. Я уверен в том. Но слова, какие нужно сказать Лилит, по-прежнему не шли в голову, и я остановился, обдумывая начало разговора. Стоит ли вообще говорить с ней о чем-либо?

— Где отродье преисподней?

Мои сомнения разрешились после громкого возгласа отца Томаса. Сперва тень, потом все остальное. Я погнал от себя думы о разговоре с дочерью лесника, прикрываясь необходимостью узнать, что за дьявольское создание сеяло смерть средь нас.

Между людьми, столпившимися над мертвой тенью, пролегла незримая граница. Горцы сгрудились у ног тела, закутанного в черные одежды. Мы, то есть я, драгуны во главе с Тейвилом и огбургец, стали напротив. Инквизиторы и Лилит держались особняком, в нескольких шагах от тени. С полдюжины запаленных факелов хорошо освещали мертвую.

— Держите руки и ноги, — произнес Томас Велдон.

Теперь понятно, почему церковники расположились в стороне. Понимая, чем может грозить неупокоенный мертвец, монахи предпочли проявить благоразумие. Но и крестьяне тоже не дураки.

— Ну же! — в голосе отца Томаса появились знакомые железные нотки. — Хватайте!

Приказной тон инквизитора подействовал. Крепыш назвал несколько имен, и над мертвой тенью склонились четверо, кто потяжелее весом. Горцы нерешительно переглядывались. Велдону пришлось повторить свое требование несколько раз, прежде чем крепкие молодцы придавили ноги и руки тени к земле. Горцы очень боялись. Я тоже.

Вспомнилась деревня под Брандом, где сельский священник и деревенский сход вскрывали могилу упыря. До сих пор в дрожь берет, когда память рисует глаза вампира с почерневшими белками, преисполненные нечеловеческой ненавистью. Потом была девочка… Минуло всего семь ночей после той деревни, где я впервые столкнулся с неупокоенным мертвецом, и теперь умершие всегда будут вызывать опаску. По меньшей мере здесь, в подбрюшье Запустения, где смерть ещё не означает, что покойник не вцепится в глотку.

Я непроизвольно схватился за шпагу, выдвинув клинок из ножен на два пальца. Еще не рассвело, и восьмая ночь в своем страшном праве. Мне было действительно не по себе.

— Отец Криг, — продолжил Велдон, — с вас молитва. И кто-нибудь! Пригвоздите её к земле! Бить мечом нужно в сердце.

Старый монах склонил седую голову и, сложив в молитвенном жесте ладони, забубнил новую молитву. Томас Велдон переводил свой тяжелый взгляд с одного лица на другое, неспешно откручивая крышку выуженной из рясы фляги. Та самая отделанная серебром, из которой падало вино на девочку-упыря во время экзорцизма. Флягу вновь наполнили на хуторе Андара.

— У кого-нибудь есть меч на поясе и вера в сердце? — в очах инквизитора разгорался фанатичный огонь. — Лейтенант, может быть, у вас хватит смелости?

Обнажив палаш, Тейвил вогнал его в сердце черной фигуры. Я напряженного следил за взмахом клинка, ожидая, что тень вскинется после укола железа, изогнет спину и зашипит, но она не дернулась. Драгуны и граф Геринген шумно и с явным облегчением выдохнули, напряжение охватило не меня одного.

— Кровь Господа нашего, — отец Томас трижды смочил свое золотое Распятие красным вином и трижды осенил тень знамением. — Поверните ей голову и освободите от капюшона.

Горцы и мы снова не шелохнулись.

— Гард! — церковник обратился ко мне. Как и прежде, в общении со мной монах не держался уважительных манер; ну да черт с ним. — Она твоей рукой сражена! Тебе и снимать тряпки с её лица.

Логики в словах инквизитора я нашел, зато обнаружил на себе испытывающие взоры множества глаз. Если откажусь, то распишусь в трусости. Кровь и песок! Что за бред в голове? Какое мне дело, что подумают другие?

Однако я нагнулся к черной фигуре. Сердце учащенно билось, на лбу выступила испарина. Но мертвое тело было по-настоящему мертво. Я осторожно приподнял голову и снял с нее глубокий капюшон. Из-под черной бархатистой ткани выпали густые каштановые волосы. Похоже, я не ошибся, определив тень женщиной, когда услышал её предсмертный вскрик.

Лицо закрывала маска, тоже из черной ткани с прорезями для глаз и рта.

— Снимай, — глухо произнес инквизитор. Напряжение крепко вцепилось и в него.

Веревочки, при помощи которых маска держались на лице, крепкими не выглядели, и маску я попросту сорвал.

— Проклятье!

Я непроизвольно отпрянул. С обезображенного лица на небо смотрели выпученные глаза. Из полуоткрытого оскаленного рта выпирали белые зубы.

— Что с ней?

Томас Велдон положил Распятие на грудь мертвой и дотронулся кончиками пальцев до изувеченной плоти.

— Словно обожжена, — пробормотал он, — и с такими ранами не живут. Губ и кожи почти нет, обуглились.

Прекратив чтение молитвы, старый монах присел рядом с Велдоном.

— Нежить? — спросил он.

— Не думаю, — покачал головой отец Томас. Его манера речи изменилась, стала походить на докторскую. Инквизитор надавил на скулу тени. — Видите? Под раной свежая кровь. Вероятней всего жизнь покинула её этой ночью. После удара шпаги Гарда.

— А ожог? — отец Криг по-стариковски вздохнул и поднялся. Усталость вновь завладела им, сгорбив узкие плечи.

— Колдовство, — ответил Томас Велдон. Он тоже поднялся. Золотое Распятие и фляга с вином перекочевали во внутренний карман рясы. — Её лицо сожжено черной магией, чтобы никто не смог узнать в сем дьявольском создании свою знакомую. Рискну предположить, что эта ведьма из Бранда, и вела там внешне добропорядочную жизнь.

— Но!..

— Увы, — перебил старика Велдон, — я все-таки полагаю, что она из столицы графства. В большом городе нетрудно затеряться.

Инквизитор рассуждал здраво, но он ошибался, именно с этой тенью я столкнулся на крыше брандской таверны. Той ночью она едва не убила Фосса, а слежка ощущалась с первых дней в Загорье. Я чуть было не поведал инквизиторам о своих воспоминаниях, но вовремя сдержал язык за зубами.

— В конгрегации ранее не фиксировались подобные случаи, — отец Криг задумчиво почесал подбородок.

— По прибытию к нашим братьям мы непременно опишем случившееся в мельчайших подробностях, — уверил его Велдон.

— Доберемся ли к ним? — тихо произнес старик, и снова присел у мертвой. Инквизитор принялся осматривать её, дюйм за дюймом, стараясь запечатлеть малейшие детали для переноса на бумаги. От них, сложенных в стопочки, аккуратно подшитых, и уберегла меня сдержанность. Пускай пишут свои отчеты без Николаса Гарда, лишнее внимание конгрегации Вселенской инквизиции еще никому не шло на пользу.

Томас Велдон велел крестьянам отпустить члены мертвой и собрать всех покойников у кладбищенской ограды.

— Наш долг предать всех земле, — сказал инквизитор.

День близился к концу. Быстро смеркалось.

Мы так и не покинули окраину заброшенного кладбища. Рытье могильных ям для тринадцати мертвецов одной лопатой на два десятка человек вышло делом неблагодарным, а достаточное количество лопат появилось лишь к полудню. Горцы раздобыли их на окрестных хуторах, несмотря на протест Тейвила. Он опасался, что посыльные наткнуться на имперцев. Обошлось, хотя тревога лейтенанта являлась отнюдь не безосновательной, ведь убрались от Бранда и тем паче от андарова хутора мы не далеко. Однако ж без инструмента похоронить жертв ночного побоища мы не могли. К моменту возвращения посыльных с пятком лопат вырыли лишь две могилы.

К вечеру за невысокой каменной оградкой появился ряд новых аккуратных насыпей. Первой упокоилась тень. С отсечением головы, колом в сердце и особой молитвой о Спасении и Прощении заблудшей черной души. Таким же образом земля приняла и остальных. По мне, их надлежало хоронить как обычных покойников; тем более Андара, павшего от моей руки. Но инквизиторы не думали менять обряд, горцы же не роптали и, благоговением слушая молитву, кто-то из них отсекал убитому товарищу голову или вбивал осину в грудь. Сумеречье.

Мертвые спят в земле, а живые на земле. Все, кто мог, уже видят сны. К окончанию погребения люди буквально валились с ног — длинный дневной переход накануне, страшная бессонная ночь и непростой день после забрали силы без остатка. Рядом закутались в плащи трое драгун и граф Геринген.

События прошлой ночи сложились таким образом, что пленник стал частью нашей маленькой группки. Волей-неволей ему пришлось держаться нас, а нам принять его. Огбургец отныне не связан и даже вооружен и приодет, но только благодаря заступничеству Тейвила, его солдат и меня да безразличием к сему обстоятельству отца Томаса. А мы приобрели еще один клинок на случай, если холодное перемирие все-таки перерастет в горячую стычку.

Никто из горцев не собирался отказываться уговора, но лишь до поры до времени. Я переоценил жадность крестьян. Взгляды исподлобья, перешептывания за спиной и злоба, что порой вспыхивала в глазах при встрече со мной или Герингеном, давали множество поводов задуматься. По всему видать, мужички сговорились порешить меня, как получат свои монеты.

Я тронул палкой костер, в почти сгустившуюся темноту полетели искры. Первым быть на часах жребий выбрал меня. Люди из отряда Андара самостоятельно разбились на четверки для посменного караула ночью, и на нас при этом рассчитывали. Можно было бы падать в сон. Но наступит ли утром пробуждение? Не озарит ли рассвет перерезанные горла? Без лишних разговоров решили, что каждую ночевку в нашей пятерке отныне есть свои часовые. В сущности, мы теперь все в плену.

Ночь обещала быть тихой, не очень холодной и, надеюсь, спокойной. Новый лагерь разбили в стороне от прежней стоянки. Чтобы не ночевать на впитавшей человеческую кровь земле. В сгущавшихся сумерках захрапел конь. Лошадей удалось найти всех, они недалеко разбежались по округе. Тем более, как ни старались, но ни одного свежего волчьего следа так и не обнаружили, при том, что среди горцев читать звериные следы умели все. Вой слышал каждый, но отпечатков лап нет. По случаю Томас Велдон произнес перед крестьянами короткую речь о черном ведовстве и снова заставил помолиться.

Будь он неладен, этот инквизитор! Похоже, идет прямиком к нашему костру. Я чертовски устал и не желал разговора ни с кем. Хоть бы явился сам Господь Бог!

— Гард, я хочу поговорить с тобой.

— Что у вас? Не спится?

Пришлось подняться. Раздражения я таить не стал, слишком мало сил для учтивости.

— Это все не ради тебя, — без обиняков начал инквизитор, когда отошли подальше от посторонних ушей.

Я скрестил руки на груди. Если церковник надумал поговорить начистоту, пускай продолжает. У меня нет мыслей, что ему нужно на сей раз.

— Не ведаю, зачем ты убил Пола…

— Он хотел подстрелить пленника. Я не мог допустить, чтобы он убил безоружного, — пришлось врать; незачем посвящать инквизитора в мои замыслы.

— Ты лжешь, вор, — монах с нажимом произнес последнее слово.

Взор отца Томаса встретился с моим взглядом. Я приготовился к потоку обличений, но инквизитор не стал докапываться до истинных причин выстрела в Андара, вернувшись к начальной теме разговора.

— Мы вспомнили о вергельде по иной причине, — Томас Велдон скривился, вспоминая о собственном попустительстве полузабытым, но еще живым традициям Загорья. — Я попросил отца Крига помочь ради Лилит.

— Не понимаю, — я не лукавил и в самом деле не видел связи между дочкой убитого моей рукой и мной.

— Она не может находиться здесь после смерти… отца, — последнее слово непросто далось инквизитору. — Но она должна быть со мной!

Вид инквизитора сделался жалок. Родительские чувства взяли верх над долгом. После пострижения в монахи у него не могло быть дочери. На худой конец, он должен был отказаться от нее, отправить в приют и забыть.

— Все же, причем тут я?

— Ты, Гард, — церковник взял себя в руки, он снова стал похож на непреклонного инквизитора, — не просто заплатишь выкуп за убитого. У Лилит больше нет родни, и отныне ты ответственен за её судьбу. Покуда она не выйдет замуж.

— Хотите, чтобы я раздобыл деньги и для нее?

— Она обойдется и без твоих монет, вор, — процедил монах. Его взгляд буквально буравил меня.

— Чего же вам нужно? — кажется, я вспылил.

— Тише, Гард. Все просто. Пока ты рядом со мной, она тоже здесь. Ты переправишь меня в Ревентоль, а значит и её тоже! Если бы тебя прикончили, то Лилит прогнали бы прочь.

Пальцы церковника судорожно сжались на перекинутом через плечо ремне дорожного ящичка, с которым монах не расставался ни на мгновение. Средь горцев уже начали ходить пересуды о его содержимом.

Инквизитор повернулся ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен.

— Отец Томас! Вы же помните, что мой путь в Ревентоль лежит через Запустение?

Церковник обернулся:

— Помню.

— И тогда, в тюрьме Бранда, вы сказали, что идете в Запустение со мной!

Слова Томаса Велдона, прозвучавшие в подземной камере, нередко всплывали в памяти. Зачем ему Запустение? Что он будет искать там и почему полагает, что найдет что-то, если отправится в проклятые леса в компании вора Николаса Гарда? Он же столь часто попрекает меня за воровскую стезю. Вдобавок я не представлял, что ответит Фосс, когда узнает про Томаса Велдона.

— Сказал, и не собираюсь отказываться от своих слов.

— Но вы даже не знаете, куда именно в Запустение я направлюсь! Я и те, кто пойдет со мной, смертники. Без преувеличения!

— Понимаю, — монах изучающе и без эмоций на лице осмотрел на меня. Он снова в обличье истинного инквизитора.

— Зачем вам идти с нами? — я спросил напрямик.

— У конгрегации Вселенской инквизиции свои цели и интересы.

— А Лилит?

— Лилит будет ждать, когда мы вернёмся.

Я вдруг поймал себя на мысли, что захотелось довериться уверенности, которая теперь преполняла речь инквизитора.

— А мы вернемся, святой отец?

Томас Велдон опустил голову и положил ладонь на ящичек. Неожиданно его голос дрогнул:

— Вернемся. Частица святого Креста разгонит тьму вокруг нас. Мы непременно вернемся!

Инквизитор двинулся прочь, а я смотрел в его спину. Ему тоже страшно! Тоже человек, хотя порой думалось, что он выкован из стали переплавленного меча, разившего в былые века еретиков.

Разговор, начавшийся на повышенных тонах, закончился совсем неожиданно. Я почувствовал спокойствие и где-то в глубине души умиротворение. Реликвия будет с нами. Святой Дух не позволит пропасть ей! Может я не такой уж и безбожник, как кажусь самому себе? Мы вернёмся.

Я покачал головой. Или возникшая внутренняя успокоенность всего лишь результат циничного расчета, и я только надеялся на защиту священного обломка? Я не знал, что ответить самому себе.

Тем не менее, вернулся к костру с блаженной улыбкой на лице. Хорошо хоть кругом один храп, и никто не углядит глупое выражение на моей физиономии. Ночная мгла окончательно легла на стоянку. Подкинув в огонь пару сухих веток, я попытался поудобней устроиться на холодной земле, и…

Проклятый пепел! Внутренний покой вмиг порвался в рваные ошметки. Из тьмы наблюдал чужой взгляд. Я чувствовал его нутром и я узнал его!

Тень!