Впервые я узнал о паломничестве старообрядцев на Весёлые горы в раннем детстве, от своей матери.
Однажды, в конце лета, ехали с ней на колхозной лошади, запряжённой в телегу, со своего покоса и, когда спускались с горы к мосту, через реку Нейву, мать, увидев вдали вершины Уральских гор, цепью протянувшиеся с юга на север, на Северо-Западе от Бынёг, в золотистом сиянии заходящего солнца, вдруг как-то взволнованно произнесла:
– Вон они наши, святые горы! Там могилы наших праведников.
Страдающий с детства повышенной любознательностью, я стал приставать к ней с вопросами об этих горах, куда она, оказывается, несколько раз ездила в детстве со своими родителями, и ходила туда пешком, будучи взрослой. Вечером, после ужина, она повела свой рассказ.
– Там собирались толпы верующих старообрядцев со всей России. Старики и дети ехали туда, обычно на лошадях, в бричках, а молодые и здоровые шли пешком по лесным дорогам и тропам. Нас было много детей и отроков, так как родители всегда брали детей на святые горы. Ночевали у костра, спали в шатрах или палатках, некоторые на подстилке, прямо под телегой. А утром и вечером молились на могилах святых отцов: Гермона, Максима, Григория и убиенного отца Павла. А как кричали в это время кликуши! О-о! Бились и бесновались в истерике так, что их не могли удержать двое здоровенных мужиков. А однажды, одна из них ночью повесилась на поднятых оглоблях телеги. Говорят, бес её заставил. Утром её сняли родные и увезли домой на лошади.
– А какие они кликуши, страшные, наверное? – спросил я, чувствуя на спине холодок от страха.
– Да нет, обыкновенные люди – молодые девушки или женщины. А когда начиналось моление, они начинали кричать, биться, говорят, бес в них сидит. Я однажды слышала, как одна из них, молодая, приятной наружности, женщина, рассказывала, что в неё вошёл бес, когда она стала пить из кружки молоко, не перекрестившись. «Словно ком сахара, – говорит, – проглотила. С той поры он меня и мучает, а выходить не хочет…».
После рассказа матери, я слышал о Весёлых горах ещё от одной женщины из нашего села. Её звали Зина «маленькая», так как ноги её были коротенькие, не пропорциональные телу, говорили, что её в младенчестве нянька уронила на пол. Однажды, она, после моления в нашем доме (были поминки отцу) и после трапезы, по просьбе моих сестер и теток, рассказала о своём посещении святых могил, а после спела стихи, которые услышала там на горах. Я запомнил только начало, так как был ещё мал и не записал их.
Она пела их тонким пронзительным голосом, что-то о жизни, вере в господа, и о святых горах, и произвела на всех очень сильное впечатление. Пожалуй, я тогда впервые задумался о смерти.
В студенческие годы, в зимние каникулы, я гостил однажды у своего однокурсника Александра Любимова, в посёлке Карпушиха, раскинувшегося недалеко от Весёлых гор. Саша рос без отца и его воспитывал дядька Савелий Яковлевич Третьяков и его жена Домна Петровна.
Все они были раскулачены в годы коллективизации и сосланы в этот горняцкий посёлок. Савелий Яковлевич – невысокий, но крепкий, коренастый кержак, с кривыми ногами, мощными узловатыми руками, познавшими труд с детских лет. Вечером поужинали, и он рассказал, почему у него ноги стали кривыми.
– Когда меня в войну призвали на фронт, то, узнав, что я с Урала и, к тому же, охотник, направили в разведку.
Он вытянулся на стуле, и взгляд его поплыл в прошлое, лицо посуровело и слегка напряглось, словно он и сейчас находился там, на передовой, и собирался идти за линию фронта.
– Пошли однажды впятером на задание, перешли ночью к немцам, сделали своё дело, что надо было штабу, языка взяли в их уборной, видно брюхо у него было не в порядке, один побежал в лесок. А когда обратно переходили линию фронта, немного шумнули, а может, немца нашего там хватились и объявили тревогу, одним словом – провал, нас обнаружили. Я даже боли не почувствовал, когда меня секануло пулеметной очередью и обе мои ноги повисли, на коже болтаются, да на стёганых штанах. Перекрестился я и думаю, ну отходил ты своё, Савелий, пора на тот свет перебираться. – Он задумчиво уставился на образа и, помолчав минуту, продолжал. – Но ребята не бросили, двое были с Урала. Подползли, перетянули обе ноги бинтом, положили их на спину одному из наших, он ползёт, а я руками отталкиваюсь, ползу за ним, как рак, задом наперед, а один сзади прикрывает… Однако доползли до наших окопов, нас уже там ждали, помогли огнём, так что все вернулись и даже немца живьём приволокли. Можно сказать, случайно жив остался! – С улыбкой закончил он. – Ноги срослись в госпитале, немного криво, да ничего, не на танцы ходить! А так, всё сам делаю, и на работе, и по дому, даже на охоту ходил в начале, да сейчас бросил. Ничего, носят они меня, родимые! Видно, Господу Богу так угодно было.
Узнав, что я тоже из кержацкой семьи, а моя мать несколько раз посещала Весёлые горы, старик оживился.
– Да, тысячами сюда собирались наши единоверцы, на Петров день, в начале июля. Мы тоже с Домной ходили, тут рядом. А после, в шестидесятых годах, запретили власти, мол, лес палят эти паломники, а один шахтёр – дурак – взял на руднике взрывчатку, да и взорвал могилу отца Павла. У него там мраморный крест стоял. Вот тогда и запылали леса, то ли от засухи, то ли из мести их поджигали, но много леса выгорело.
– Сано, – обратился он к племяннику, – ты завтра своди парня на могилы святых отцов, особенно к отцу Павлу, его второй раз убивают! Встаньте на лыжи и пошли, снег-то нонче не глубокий.
Так я впервые попал на Весёлые горы в зимнее время.
Густая тайга у подножия и на склоне гор, могучие ели, как великаны в боевых шлемах, пушистые зелёные сосны, кедры, лиственницы, голые березы и осинки, поющие на ветру, лесные поляны и болота, покрытые ослепительно белым снегом, делали эти места очень живописными, даже зимой в двадцатиградусный мороз. Удивительно, как же сюда летом, через топи и чащобу проходили толпы людей и даже проезжали на конских повозках.
Мы дошли до самой дальней могилы отца Павла, неподалеку от горы Старик-камень. Мой товарищ показал место, где стояла могила с мраморным крестом убиенного старца Павла, но от неё практически ничего не осталось, к тому же снег скрыл все тропинки и основу могилы.
– Его старообрядцы более других почитали, – сказал Саша. – Некоторые паломники, особенно те, кто шёл со стороны Нижнего Тагила, только его посещали. Он был убит кем-то, а по убитым больше всего страдают…
Дома я рассказал матери о нашем походе на могилу старца. Она так разволновалась, что снова подробно рассказала о том, как в 1955 году в последний раз ходила туда с Быньговскими паломниками, пешком.
– Могила тогда была ещё целая, очень красивая, в мраморе. Вот ведь, ироды, взять и надругаться над могилой, это же грех!?
– Да, грех, и к тому же, преступление, записанное в уголовный кодекс. – Подтвердил я, – «Надругательство над могилой», называется. Но никто этим преступлением заниматься не будет, власть не позволит, – грустно закончил я этот тяжелый для меня – будущего юриста – разговор.
Через много лет, уже в 2002 году, мне попалась в магазине Невьянского музея книга местного издания под названием «Демидовские гнёзда», в которой был опубликован очерк В. Санина «На Весёлых горах».
На первой странице, в сноске, наш уральский писатель-краевед Юний Алексеевич Горбунов (ныне редактор журнала «Уральский следопыт») рассказывает, как он разыскал забытый очерк забытого журналиста.
«В. Санин – псевдоним уральского журналиста Владимира (Василия) Николаевича Афанасьева, который в 1908 году был фельетонистом газеты «Уральская жизнь». Однако очерк «На Весёлых горах» был издан отдельной брошюрой в 1910 году и отпечатан в типографии газеты «Уральский край», и больше не переиздавался. А брошюра, насколько нам известно, наличествует только в фонде библиотеки Свердловского областного краеведческого музея».
Этот очерк сильно меня заинтересовал, о моих родных краях всё написано и о нашем народе, век тому назад.
Попытался выяснить судьбы некоторых героев очерка, в том числе возницу автора Григория Селиверстовича Ваганова, Невьянского начетчика – Афанасия Трофимовича Кузнецова, Николая Трефиловича Филатова – иконописца из Уткинского завода, сына известного в своё время на Урале начетчика и иконописца Трефилия Филатова.
Наставник Невьянской общины старообрядцев Василий Панфилович Васильев, выслушав меня, сказал, что Вагановых среди Невьянских староверов было много, но Григория Селиверстовича он не знает, и не слышал о таком. А вот о начетчике Кузнецове он слышал много хорошего:
– Это был очень грамотный человек, не раз вступал в горячие споры и диспуты о старой вере. Как активный борец за свою веру, он в тридцатые годы был репрессирован, осуждён и отправлен в лагерь для заключённых на Алтае, где впоследствии был расстрелян.
В. Санин кратко описал в очерке историю Невьянской башни, где, по преданию, долгое время томился в заключении один из старообрядческих подвижников, и к которой паломники, собираясь в Невьянске в дорогу на Весёлые горы, шли поклониться.
Пытаясь разгадать, кто же из старообрядцев страдал в ней, я случайно наткнулся на книгу «Проблемы самоидентификации горнозаводского населения Урала», где вычитал, что в башне сидели несколько кержаков, помещённых туда именно за свою веру. Один из них инок Максим – старообрядческий писатель. Возможно это тот самый инок, схороненный на Весёлых горах, куда вначале и направлялись паломники.
Другое предание о Изосифе, который жил в лесу возле деревни Галашки. Власти разыскали его скит и посадили старца в тюрьму башни. Люди помогли ему бежать.
«Они подпоили стражу, передали Изосифу носки, связанные суровой ниткой, и велят ему распустить их, сделать шнур. По нему старец поднял на башню веревку, по которой он и спустился. После этого старца никто не видел. А случай этот был исключительный, сбежать из темницы башни – это небывалое событие!»
Всё это рассказал житель Галашек Симон Павлович Замоткин (жил он в XIX веке), и быль эта долго переходила из уст в уста в династии Замоткиных.
Третий сиделец башни был
«Прадед Виктора Афанасьевича Неклюдова, жил в Быньгах и долго не женился. Наконец-то выбрал себе невесту из старообрядок, а управляющий Быньговского завода и заодно с ним церковные служители заставляли его венчаться в церкви. Старообрядец отказался, тогда его посадили в тюрьму башни. Однажды вывели его на балкон связанного с повязкой на глазах и говорят: «Будешь венчаться?».
«Нет, буду брачиться только в своей часовне!».
Тогда тюремщики стали угрожать, что столкнут его с балкона, а старообрядец только просил развязать ему руки для последнего креста: «Я умру в своей вере!» Но его снова увели в подвал. Так повторялось несколько раз. Но вот, на Быньговском заводе случилась авария, и срочно понадобился кричной мастер (им был Неклюдов). Тогда управляющий, несмотря на то, что церковь весьма активно вела борьбу за переход из старообрядчества в православие, таки приказал освободить нашего героя: «Отпустите этого непокорного кержака, пусть женится, как ему вздумается!».
Так и остался старообрядец в своей вере». [12]
Так что, любой из этих перечисленных героев вполне заслуживали поклонения паломников.
Истинность событий, описанных выше, не подтверждена историческими документами, старообрядцы опасались хранить письменные доказательства причастности к своей вере, на которую были гонения со стороны властей и церкви, поэтому все события имеют лишь устные пересказы, семейные предания и легенды. Но, учитывая, что ложь у них, как кража и сквернословие, почиталась за великий грех, думаю, что этим устным доказательствам вполне можно доверять.
Очень образно описал В. Санин могилы иноков:
«Первой оказалась могила Гермона. Перед моими глазами открылось оригинальное зрелище. Поляна площадью десятин в шесть, окружённая сплошной стеной столетнего леса, отстоящая на десятки вёрст от жилых центров, представляла собой густонаселённый табор. На всех направлениях виднелись сотни повозок, палаток, дымились костры, и вокруг всего этого копошилось бесчисленное множество людей – мужчины, женщины, дети.
Женщины, все без исключения, были в белых рубашках, чёрных сарафанах и чёрных же платках на голове. Мужчины – большинство в длинных кафтанах, похожих на подрясники православных дьячков. Оказалось, ждали иконы. Со всех сторон большими толпами паломники направлялись под дощатый навес, помещающийся в самом центре поляны. Войдя под навес, старообрядцы быстрым движением творили двуперстное знамение и клали земные поклоны по направлению простой деревянной колоды, под которой и покоился прах достопочтимого старца».
Сейчас в этом месте находится старое кладбище посёлка Карпушиха. Поляна заросла лесом, описанный навес отсутствует. Когда я привёл строки из очерка нынешним паломникам, посетившим могилу инока Гермона, и сведения, что там собиралось около шести тысяч человек, они были изумлены и смотрели на меня с недоверием, так как не видели ни поляны, ни навеса, ни колоды. Они не могли понять, что прошло сто лет с описываемых событий, и природа сделала своё дело.
На могиле инока Максима. (Около трёх вёрст от могилы о. Гермона, ныне новое кладбище в п. Карпушиха):
«Меня поразила удивительная тождественность развернувшейся картины со вчерашней, та же поляна, та же могила и навес над нею, та же обстановка, то же действие и то же оживление, – продолжал описание Санин.
Сюда приехал несколько опоздавший на первую могилу художник В. А. Кузнецов, главная цель приезда которого заключалась в том, чтобы зарисовать наиболее типичные старообрядческие лица.
Нам указывали то на одного, то на другого популярного старообрядца. Вот богатей из Невьянска, вот из Сибири, а вот из Екатеринбурга, паломничающий ежегодно со своей семьёй. Но удивительно не оригинально все они вели себя здесь. Казалось, что все пять тысяч старообрядцев, паломничающих на Весёлых горах, были из одной семьи. Так у них всё было общее и одинаково, начиная с костюмов и кончая последней краюхой хлеба. Я обратил на это внимание одного из своих собеседников.
– Да, Весёлые горы – это евангельская страничка нашей жизни. Здесь мы все равны, было ответом».
На могиле инока Григория (от могилы о. Максима 5 вёрст):
Местность у о. Григория была живописнее всех остальных могил. В особенности красива группа камней, расположенная у самой дороги и служащая как бы преддверием поляны с могилой. Камни носили название Потной горы. Подвижник Григорий был иконописцем и по преданию большую часть своих икон написал на вершине названной группы камней, откуда открывался поэтический вид на окружающий лес – ближайшие горы и долины».
На могиле о. Павла. (самая дальняя от Карпушихи):
«Могила о. Павла расположена у самой подошвы горы Старик, считающейся самой высокой в центре гор Среднего Урала.
Молились на последней могиле буквально круглые сутки. Чрезвычайно красива и поэтична была последняя ночь на 29 июня (по старому стилю). Молитва закончилась в час ночи. После молитвы над тысячной толпой на возвышении появилась худощавая хрупкая фигурка начетчика А. Т. Кузнецова с белокурой головой и с блестящими глазами. Лицо Кузнецова освещал пламенем свечи старец – инок Антоний.
Кузнецов обратился к паломникам с речью, в которой призывал верующих хранить заветы Христа, о любви и правде, которую так стойко осуществляли в жизни досточтимые подвижники Весёлых гор.
Голос проповедника плавно лился в толпу в тишине звездной ночи, так гармонировавший с народной проповедью на поляне. Наблюдавший эту картину художник воскликнул:
– Да, это же, первый век, и пред нами первые христиане!
Совершенно справедливо, что молившиеся перед нами христиане 20 века удивительно были похожи на первых христиан».
По легендам и рассказам паломников В. Санин сделал краткое описание жизни достойных старцев:
«Подвижник Григорий был иконописцем и, по преданию, большую часть своих икон написал здесь на горах».
Между тем, краевед из Первоуральска В. Н. Трусов установил, что инок Григорий произошёл из семьи Невьянских иконописцев Коскиных.
Обучался он у П. Ф. Завёрткина. В 1766–1767 г. по поручению заводских старообрядцев ездил в Москву и Петербург, затем ушёл в скит инока Максима, и они оба принимали участие в старообрядческом соборе 1777 года на Невьянском заводе, посвящённом вопросу о священстве. Около 1781 года вместе с братией удалился на Весёлые горы, в леса, где и оставался до самой смерти. Но установить точную дату его смерти не удалось.
А вот дата смерти инока Максима – примерно 1782–1783 год, то есть через два года после того, как о. Григорий пришел в его скит. Не известно, в каком возрасте умер о. Максим, но явно в почтенном возрасте, как и о. Григорий.
Санин в очерке написал, что о. Максим умер в 1782 году, что совпадает с данными краеведа Трусова, а в отношении о. Григория, он указал, что умер он в 1731 году. Это явно расходится с изысканиями краеведа о том, что о. Григорий принимал участие в соборе в 1777 году. Полагаю, что В. Санин получил в отношении даты смерти о. Григория не совсем точные сведения, или допустил ошибку при написании очерка.
О схимнике о. Гермоне Санин не получил никаких сведений, ни о его рождении, ни о его смерти. По рассказам старцев, о. Гермон был отмечен строгой постнической жизнью, и смерть его относят к началу второй половины 18 века, то есть он был современником иноков Максима и Григория, и, возможно, они знали друг друга и встречались за общими молитвами.
Об иноке Павле Санин написал:
«Он умер позднее других отцов-схимников, в начале 19 столетия, и его перед смертью посещал житель Невьянского завода Ф. И. Карфизов, (по уточнённым данным Карфидов), которому он сказал, что более его в живых не увидят, и заповедал похоронить его, где жил, на болотистом месте под открытым небом зимою и летом. Вскоре после этого подвижника нашли мёртвым».
Мать моя, посещающая горы в начале 20 века, говорила, что слышала от стариков, что отца Павла убили злые люди. Думаю, что он предчувствовал близость смерти или же знал об угрозах его убийства.
Что поделаешь, враги и убийцы христиан были всегда, с первого века до наших дней. В ночь на Пасху 18 апреля 1993 года в мужском монастыре Оптиной пустыни были зарезаны кинжалом иноки Трофим и Ферапонт, иеромонах Василий. Их убийца Николай Аверин, по версии следствия, был сатанистом. А во время следствия, он был признан душевнобольным и направлен на принудительное лечение.
Видимо и убийство о. Павла тоже совершил по своей воле кто-то из врагов старообрядчества.
Я всё-таки предполагаю, что В. Санин был на Весёлых горах в 1908, а не в 1910 году, то есть в период, когда он работал в газете «Уральская жизнь». А в 1909-10 гг., его имя, как указывает Ю. Горбунов, уже исчезло с полос газет. Напрашивается вывод, что он уже не работал в газете, и чего ради ему было отправляться в горы на могилы старообрядцев, тем более, что сам он не был кержаком и шёл туда не молиться, а, скорее, по заданию редактора. Свою же брошюру «На Весёлых горах» он издал в 1910 году, когда уже в газете не работал, а был импресарио известной тогда певицы Надежды Плевицкой и сопровождал её в гастрольных поездках по стране. Ему, в тот год, просто некогда было посещать Весёлые горы, так как это, в те времена, требовало немало времени.
Полагаю, что В. Санин – он же Василий (или Владимир) Николаевич Афонасьев, посетил святые места летом 1908 года, когда моей матери было тринадцать лет, и она в это же время ездила с родителями на эти могилы и, возможно, пути их с журналистом пересекались.
Также ярко и образно В. Санин описал и кликушество. Приведу краткий отрывок из его очерка:
«Я, желая быть ближе к центру богослужения, поместился под навесом неподалеку от икон и могилы. Пахучий дым ладана, тревожное пламя свеч и религиозное объединение тысяч людей путём общего пения стихир поднимало настроение. Вокруг меня везде были видны умилённые лица, горящие глаза, молитвенно сложенные руки. Если и бывает, что творится чудо, то именно в такие моменты массового увлечения верой в молитву.
В один из таких моментов,… неожиданно раздался неистово-пронзительный нечеловеческий крик:
– А…а…ах! Не хочу! О…о… о… Ой, пустите… всё равно не выйду! О…х, пустите, проклятые!!!
Все вокруг вздрогнули и как-то целыми толпами качнулись в разные стороны, поспешно начали креститься. Крики периодически повторялись. Впереди меня, человек за пять, я увидел молодую женщину, в судорожных конвульсиях бившуюся в руках у троих мужчин, крепко её державших. Лицо женщины было страшно искажено…
Вскоре за первой кликушей в разных сторонах раздались такие же выкрики других. Всего на могиле о. Гермона проявили себя пятнадцать кликуш… Число кликуш на последней могиле о. Павла возросло до сорока. Их вид и выкрики ужасно нервировали, в особенности женщин. Последние при крике кликуш тревожно озирались по сторонам, крестили рот, затем, крепко сжав губы, клали на них два пальца и так оставались стоять все богослужение. Впоследствии я узнал, что делали они это для того, чтобы бес, вышедший из кликуши, не вошел через рот в одну из них…»
О кликушах я тоже с детства слышал много разного: что они беснуются во время молитвы, вопят, кричат не своими голосами, иногда мужскими, называют себя другими именами. И всегда они говорят после, что в них вселился бес. В основном это девушки и женщины, случаи кликушества у мужчин очень редки, но встречаются. В народе таких называют одержимыми. Даже в Святом Евангелии приведен случай, как Иисус, встретив одержимого, сумел выгнать из него беса, тем самым вылечил его. (Евангелие от Марка гл. 5).
В толковом словаре В. Даля: «кликуша – кто кличет, одержимый родом падучей, которой особо подвержены бабы: при корчах теряется сознание и больная кричит неистово, звериными голосами, изрыгая брань, беснующаяся».
В советском энциклопедическом словаре более краткое толкование этого слова: «Кликушество – проявление истерии – причитания, выкрики с бурной жестикуляцией, судорожными припадками».
И, наконец, в толковом словаре С. И. Ожегова: «Кликушество – нервное истерическое заболевание женщин, выражающееся в судорожных припадках и взвизгиваниях».
Полагаю, что все эти толкования не соответствуют истине в полной мере. Я знал одну женщину средних лет, в нашем селе, про которую мать говорила, что она иногда, во время молитв, кликушествует, да так сильно беснуется, что её с трудом удерживают несколько сильных мужчин. А она с виду невысокая, неказистая, не атлетка, обычная сельская женщина, только взгляд у неё, как я заметил, какой-то пронзительный и недобрый.
Однажды в магазине я стоял в очереди, там же впереди, за несколько человек, стояла эта женщина (не буду называть её имени, так как живут ещё её родные). В это время стоящая перед ней девушка впустила, как обычно, свою знакомую и стала задом теснить кликушу. И та, неожиданно для всех, без какой-то веской серьёзной причины, не при молитве, вдруг истерически закричала на весь магазин: «Ты что пятишься, как конь!? Что лезешь на меня задом! Я этого не переношу! Ах, ты…проклятая!!»
Знакомые ей женщины стали её успокаивать и даже пропустили к прилавку, чтобы она побыстрее купила хлеб, что она и сделала и несколько успокоилась. Но уходя из магазина, уже открывая дверь, вдруг обернулась и так дико и злобно, как зверь, посмотрела на девушку, что всем стало страшно за неё, и воцарилась тишина.
«Она же, кликуша, – тихо сказала стоящая рядом старушка, когда та уже покинула магазин. – Не приведи, Господи, с ней связываться! В ней же бес сидит».
Сейчас, когда я достаточно пожил на свете, изучал в институте судебную психиатрию, психологию, повидал много всего, и в жизни, и в судебной практике, думаю, что эта несчастная женщина-кликуша, жила с нездоровой психикой. И когда возбуждалась от чего либо, даже от молитвы, от тесноты или духоты в толпе, у неё и проявлялся этот психический взрыв душевного состояния. А что в неё влез бес, я сильно сомневаюсь, так как в настоящее время, когда многие не верят в Бога и питаются, не перекрестив рта, случаи кликушества стали очень редки. Это подтвердил при нашей беседе и настоятель Невьянской часовни В. П. Васильев.
– А ходят ли сейчас паломники на Весёлые горы? – спросил я.
– А как же! Ходят! – с душевной радостью отозвался он. – Три года назад возобновились молитвы на могилах святых отцов. Народу, по сравнению с прошлыми временами, пока немного, но число их с каждым годом растет! А ты, (у старообрядцев не принято «выкать» между собой, они обращаются к единоверцам, как к родным людям), как знаешь о Весёлых горах?
– Мать моя неоднократно бывала там и всегда с восторгом рассказывала об этом.
– Да, в прежние времена, каждый почитатель нашей веры, считал своим долгом посетить эти святые могилы.
Я рассказал, как мы зимой ходили туда на лыжах, когда могила о. Павла уже была взорвана.
– Да, все эти варварские акты и запреты значительно подорвали нашу веру, – печально закончил Василий Панфилович.
Летом 2009 года я всё же решил посетить Весёлые горы вместе с паломниками, так как хотелось сравнить настоящее и прошлое этих мест, описанное В. Саниным.
Васильев одобрил мою затею и сказал, что проблем не будет, у них всё организовано, и вахтовая машина «вездеход», и питание.
8 июля 2009 года я приехал на своей машине в посёлок Карпушиха, откуда паломники начинают свой путь к могилам праведников.
Весёлые горы – это условное обобщённое название местности на Среднем Урале. На самом деле, каждая гора имеет свое название. Это как бы череда гор, которые протянулись с юга на север по восточному склону Уральского хребта, начинаются недалеко от Карпушихи и заканчиваются у поселка Висим. Почему Весёлые? Возможно, так их называли «Весёлые» люди, которые скрывались там от властей, демидовских стражников и гонений никонианской церкви, после раскола. А может просто красивые Весёлые места, где и дышится легко, и смотреть приятно на эту чудную первозданную природу.
В. Санин не упоминает в своём очерке о посёлке Карпушиха, так как его ещё не было, и места здешние были довольно пустынные, таёжные, удалённые от заводов и деревень.
По вершинам Весёлых гор проходит условная граница Европа – Азия. Это наиболее высокие вершины: Белая, Поперечная, Билимбай, Старик-камень и другие. Среди гор через леса и болота весело бегут ручьи и небольшие быстрые речки. Те из них, что текут на восток, впадают в реку Тагил, а которые на запад – в чудную горную красавицу Чусовую, которая несёт свои быстрые воды в Каму. Раньше, до строительства железной дороги, по Чусовой сплавляли всю продукцию Невьянских и Тагильских заводов. Висим – родина замечательного уральского писателя Дмитрия Наркисовича Мамина – Сибиряка. Вся территория Весёлых гор входит в охранную зону Висимского заповедника.
Остановился я в Карпушихе, недалеко от маленького магазина, в котором местные и приезжие покупают необходимые продукты. Здесь же, поблизости от магазина, асфальтированную автотрассу Кировград – Лёвиха, пересекает насыпная каменистая горная дорога, уходящая от старого кладбища, где находится могила о. Гермона, в сторону Весёлых гор. Там же недалеко находится и новое кладбище, где могила о. Максима.
У перекрёстка встретил группу паломников – шесть пожилых женщин и статного сребробородого старца. Разговорились, они из Нижнего Тагила, посетили накануне все могилы и только что пришли с могилы о. Гермона. Сказали, что на вечернюю молитву вчера там собралось около восьмидесяти человек. В основном из Невьянска, Нижнего Тагила, Ревды, Полевского, одна семья приехала на машине из Перми. Времена сменились, сейчас пешком сюда редко кто ходит, в основном все паломники добираются на машинах или заказывают маршрутные такси. Вот и мои новые знакомые ждали маршрутку, которая вчера их привезла, а сегодня увезёт обратно домой.
Вскоре стали собираться другие паломники, которые посетили старое кладбище и сейчас собираются в горы на могилы других иноков. Большинство было из Невьянска, подъехал на своем вездеходике и В. П. Васильев. Собралось десятка три людей. В основном, это были женщины среднего и пожилого возраста, мужчин и старцев – раза в три меньше, было несколько детей из Невьянска.
Узнав, что я пишу очерк о старообрядцах и намереваюсь описать своё посещение могил святых отцов вместе с паломниками, один пожилой мужчина из Нижнетагильской общины стал горячо возражать.
– А мы не хотим, чтобы о нас писали! – азартно начал он. – И, вообще, чтобы кто-то узнал о нашем молении на святых могилах!
К нему присоединился старец из Ревды, с клиновидной бородкой, который стал поучать меня, полагая, что я не знаю истории старообрядчества.
– Мы не относимся к официальной церкви. Нас она всегда притесняла, поэтому мы не хотим, чтоб кто-то знал о наших молениях.
Я стал объяснять, что сам из старообрядческой семьи, крещён по нашей вере, с погружением, убеждённый сторонник своей веры и ничего богохульного писать не собираюсь. Привёл строки из очерка В. Санина, что главы общин сто лет назад, наоборот приветствовали, что их паломничество предают гласности, многие с удовольствием беседовали с журналистом о проблемах старообрядчества, а начетчик Кузнецов и отец Увар, руководившие молитвами, даже позировали художнику, который написал их портреты.
Но мои оппоненты смотрели на меня с сомнением.
– Нет, мы и вот эти две женщины тоже не желают, чтобы вы присутствовали при молении и писали об этом!
Сам настоятель Невьянской общины в это время отсутствовал, уехал кого-то встречать. Мне не хотелось заводить распри среди единоверцев и хотя остальные старообрядцы из других общин не возражали и с интересом говорили со мною о проблемах современной религии, я всё же решил посетить могилы один.
Но этот случай говорит о том, что некоторые современные староверы часовенного толка, предрасположены к тайному и скрытному ведению своих религиозных обрядов. И этому не стоит удивляться: за 350 лет репрессий и гонений на старую веру, некоторые верующие переходили, и сейчас ещё переходят к обособленному образу жизни. Поэтому, за период существования старообрядчества возникло множество сект, толков и согласий. Есть обособленные согласия, состоящие из старообрядцев нескольких сел и деревень или представителей одного района. Такое дробление и обособление староверов приводит к тому, что молодёжь уходит от своих общин и попадает в сети сектантов, которые сейчас действуют очень активно, вовлекая в свои организации значительное количество новых прихожан.
Некоторые из старообрядцев и сейчас стараются духовно отделиться от государства, отказываются от паспортов, пенсий, не участвуют в переписи населения и в выборах в государственные органы. Но истинные староверы никогда не уходили от мира добровольно и не игнорировали государственную власть, которая зачастую обращалась с ними не по-божески. В тайные скиты и в пустыню уходили, как правило, одинокие иноки, не терпящие суеты мирской, или же раскаявшиеся грешники для очищения души, или небольшие группы или семьи, вследствие разного рода насилия и репрессий. Так, например, ушла от мира семья Лыковых, неоднократно описанная в средствах массовой информации. Надо заметить, что все они и последняя из них Агафья Лыкова, не возражали, что о них пишут в газете и продолжают писать. А в настоящее время, и вовсе нет оснований к тайному проведению молитв и обрядов любой веры и даже секты, если она официально не запрещена законом и не наносит физических или психических травм верующим.
Братская трапеза на Весёлых горах
В конце своей работы над очерком у меня сам собою возник вопрос о перспективах старообрядчества и возможности объединения их снова в единую церковь, которая была до раскола.
Однажды при встрече задал такой вопрос настоятелю Христо-Рождественского храма Русской православной старообрядческой церкви (Белокриницкое согласие) в Екатеринбурге, что в районе ВИЗа, отцу Павлу Зырянову. Молодой священник глубоко задумался, видимо сам неоднократно думал над этим вопросом.
– Мы всегда готовы на единение и согласие всех староверов в единую церковь. Всё-таки одна вера, один Господь Бог, одни обряды и книги для богослужения, одни иконы и справляем одинаково все церковные праздники. Я тоже год назад служил молитву на могилах иноков Гермона, Максима, Григория и Павла. Нам нечего делить, но до объединения всё никак не доходит. Так и будут они, видимо, постепенно отмирать, так как число верующих часовенного толка, то есть беспоповцев, постепенно уменьшается.
Мы же находимся под управлением Митрополита московского и всея Руси, Корнилия. Ставка его в Москве на Рогожском кладбище, при Храме Рождества Христова. У нас есть храмы, монастыри, духовные училища, где готовят священников, и действует около 250 приходов по России. А у них сейчас мало грамотных пастырей и начетчиков, так что скоро и молитву вести будет некому.
На этот же вопрос В. Васильев улыбнулся, несколько саркастически и резковато ответил.
– Нам триста пятьдесят лет все предрекают и предсказывают, что мы скоро исчезнем в никуда или перейдем в никонианскую церковь! А мы всё живем и молимся, как наши отцы и деды, крестим детей и освящаем браки. Мы с момента раскола были гонимы, и у нас не было возможности готовить своих священников, поэтому службу ведут наиболее грамотные прихожане, наставники, уставщики и начетчики. Так сложилось исторически. Я тоже не учился духовной грамоте, всё получил в семье, от отца и других грамотных стариков. А сейчас обучаюсь самостоятельно и обучаю других. А по образованию я педагог, так что и наука педагогическая тоже помогает. – Он помолчал минуту и продолжил.
– Вот недавно был в госпитале, ногу лечил. Когда приходил в столовую на обед, творил, как положено молитву, крестился и приступал к трапезе. И никто не ёрничал, хотя там немало было молодежи. Народ меняет свое отношение к религии и к Богу. – Он благодушно погладил свою окладистую бороду и закончил на хорошей ноте. – А после, несколько молодых мужчин подходили ко мне и спрашивали, как им окреститься. Я рассказал, что являюсь настоятелем старообрядческой часовни в Невьянске и готов им помочь, если они пожелают принять нашу веру. Так что вера наша жива и будет жить дальше!
Конечно же, я с ним согласился в этом, хотя понимаю, что если так стремительно убывает население страны, и особенно русское, сельское население, без людей остаются многие деревни и села, и не только на Урале и в Сибири, но и в Центральной России, на Севере и даже в Московской и Ленинградской областях, то естественно, что снижается и число верующих, и, в первую очередь, поклонников старой веры, которые в большинстве своём живут в сельской местности.
Но не надо забывать, что кроме часовенных, есть ещё беспоповцы Поморской старообрядческой церкви, почти весь Север, и у нас на Урале и в Сибири есть поморские общины. А сколько живёт староверов в ближнем и дальнем зарубежье. Особенно много их в Прибалтике, Молдавии, Румынии, в Белоруссии и Украине, есть они даже в Южной и Северной Америке. Кто, когда, их считал?! И лишь иногда мелькнет в печати, что где-то там, далеко от исторической родины живёт большая община русских старообрядцев, которые сохранили язык, обряды и культуру своих предков!
Я задавал такие же вопросы и другим староверам, мужчинам и женщинам, в том числе и паломникам на Весёлых горах.
Одна из женщин прямо и категорично ответила, что надо всем старообрядцам разных толков объединяться с русской старообрядческой церковью, так как верующих, которые молятся, остается мало, в основном старушки и старики.
– Мы живём вскладчину, на общие деньги купили дом, собрали иконы и ходим туда, молимся, молодёжи нет. Сюда в Карпушиху приехали на «Газели», которую сами наняли на общие деньги, мы ни от кого не зависим, но живем трудно, никто никакой помощи нам не оказывает.
Старообрядец из Невьянска, мужчина средних лет, с небольшой бородкой, на мой вопрос ответил решительно,
– Нас три столетия все хоронят, пугают, что скоро кончится наша вера. А мы живы! Ходим по земле, крестимся и молимся, как наши деды и прадеды – двуперстием! Изменять ничего не хотим!
Какое похвальное уверование в свои силы, и в свою веру!
Как-то летом я принимал участие в субботнике по очистке мусора на старообрядческом кладбище в дачном поселке Таватуй. Собралось человек сорок, половина дачников, то есть, не коренных жителей посёлка, который вырос из старинной деревни того же названия.
Большинство из собравшихся – пенсионеры, но были и молодые мужчины и женщины. Самой активной была семья Железняковых из Москвы, которые пришли с маленьким сынишкой Лёвой. Они дачники, но живут здесь давно и считают эти красивые места своей второй родиной. Здесь похоронены их отец и дед. Приехали и представители Поморской Древлеправославной церкви из Санкт – Петербурга и Новгорода – молодые крепкие мужчины с опрятными бородками, Л. С. Соболева – доктор филологических наук, автор монографий по истории старообрядчества на Урале.
После трёхчасовой работы по уборке мусора с могил первых жителей этого поселка, провели собрание, на котором много было сказано по истории этой деревни и жизни старообрядческой общины Поморской церкви.
В Таватуе все жители, а их в лучшие годы доходило до тысячи человек, были старообрядцами этой общины. Представители других общин и религий здесь не приживались. У них была своя часовня, в которой крестили детей и проводили все традиционные обряды. Сейчас старожилов – староверов осталось не более ста человек, часовни нет, службы не проводятся. И вера их, понятно, угасает.
А всё началось с лихих годов перестройки, когда развалили местный совхоз и рыболовецкую артель, трудоспособному населению негде стало работать, многие стали продавать свои дома в этом красивом месте и уезжать в близлежащие города Новоуральск, Невьянск и Свердловск. А на месте старинных красивых деревянных изб стали строить несуразные кирпичные особняки, окружённые крепостными стенами из кирпича и камня. Так старинная деревня со своим самобытным укладом превратилась в дачный посёлок с узкими улицами и высоченными домами, явно нерусской архитектуры.
Я спросил приезжих пастырей, что они думают о возможности объединения всех староверов в единую старообрядческую церковь?
– Очень сомнительно, – ответил гость из Петербурга. – Слишком много разного у нас с другими староверами, особенно с поповцами.
А о положении дел Поморской церкви оба гостя, как мне показалось, ответили очень оптимистично и что она живет и развивается, хотя положение дел в том же Таватуе говорит о другом. Дай Бог, чтобы их оптимизм оправдался!
Автор на старообрядческом кладбище пос. Таватуй
Но возрождаются в области и единоверческие храмы. Несколько лет назад услышал, что в Верхнем Тагиле один старообрядец строит у себя на огороде свою часовню или церковь. Этот небольшой поселок, а сейчас у него статус города, я знал с детства. В пятидесятых годах прошлого века Верхнетагильский колхоз объединился с Быньговским колхозом им. Сталина, в котором состояла наша семья. Помню, как наши пастухи пригнали с Верхнего Тагила стадо коров, за тридцать километров. Переехали к нам в село и несколько колхозниц. А в 1963 году после службы в Армии, я работал монтажником на строительстве ВТГРЭС. Тогда там работали монтажники со всего Союза, их было более трёх тысяч. Весёлые были времена, дух романтики строек витал над этими горами!
Как только появилась возможность, я снова посетил знакомые места с целью пообщаться с местными старообрядцами. Только подъехал к городу, глянул с горы на этот замечательный пейзаж: огромный пруд, город, раскинувшийся среди гор, электростанцию и сердце забилось от воспоминаний молодости!
Проехал по городу на машине, на площадь, где замечательный мемориал павшим жителям города в нескольких войнах двадцатого века. В центре – высокий замечательный памятник, полукругом стелы с именами погибших горожан, по бокам два орудия времён Отечественной войны, с запаянными стволами, а сбоку, что меня поразило и обрадовало, пусковая установка с зенитной ракетой комплекса С-75, глядящей в небо. На таких я служил под Ленинградом и такого типа ракетой 1 мая 1960 года под Свердловском был сбит американский самолет-разведчик У-2. Ракета стоит в боевом положении, словно перед залпом. Впечатляет!
Побывал в историко-краеведческом музее, расположенном в здании 19 века. Небольшое помещение, но какие замечательные экспонаты! Экскурсовод Олеся провела меня по залам и вкратце поведала об истории города. Замечательный музей, в него бы только школьников водить, как много бы познали о своём родном крае!
Познакомили меня с настоятелем церкви. Молодой мужчина с бородкой, в служебной одежде – отец Сергий, по мирскому Сергей Самонович Комаров – пригласил в свой храм. Проехали по накатанной дороге на окраину города, на гору, откуда все окрестности, как на ладони. Церковь небольшая, но с куполом и с крестом, с крыльцом небольшим – всё, как положено. Зашли, поклонились образам.
– Вот он, весь на виду – Храм Архангела Михаила, – произнёс с некоторой гордостью за своё творение священник. – Есть алтарь, поэтому не часовня, а церковь. Подчиняемся мы Нижнетагильской епархии Русской православной церкви.
– А молитесь?
– Молимся, как все староверы, крестное знамение двумя перстами, молитвы по старым книгам, все обряды как у старообрядцев.
– А как крестите детей?
– По древнему, с трёхкратным погружением, как Иоанн Креститель крестил Исуса Христа и как крестили со времён крещения Руси.
Храм Архангела Михаила в Верхнем Тагиле. Фото С. Чумакова
Понравилась мне церковь, построена из кондового леса, всё сделано из сосны, как большинство старинных сельских церквей и часовен. От дерева и запах чудесный, ароматный, с примесью ладана. А главное, всё скромно: и алтарь, иконостас и столы с подсвечниками. Нравятся мне такие скромные небольшие храмы, без помпезности и позолоты, от которой слепнут глаза. Думаю, что пышным убранством злоупотребляют многие настоятели больших православных храмов РПЦ. Молитва среди роскоши и золота, не впечатляет. Христос не уважал богатство и роскошь, не нужна она при молитве и духовном обращении к Господу Богу!
– Когда и как пришла идея построить этот единоверческий храм? – спросил я отца Сергия.
– Давно. Я из старообрядческой семьи, у нас здесь более половины населения старообрядцы. И захотелось здесь у дома, на горе, где нет ни суеты, ни транспорта, ни ресторанов и кафе, построить такой храм, в котором бы могли молиться от всей души и сердца все, и старообрядцы и православные, все, кто верует в Исуса Христа! А начали строительство в 2006 году, через год храм был готов. Всё здесь скромно и просто. Ходят сюда в основном старообрядцы из своего города, а также приезжают из других городов и селений, в основном приверженцы старой веры, кто не терпит суеты и помпезности. У нас нет предпочтения знаменитым и богатым, в молитве все равны.
Настоятель храма Архангела Михаила о. Сергий Комаров
Вот так и молятся здесь! Так молились все древние христиане: Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский и миллионы христиан до Великого раскола.
Видел и в г. Невьянске на месте старой автобусной остановки тоже строится, почти готов единоверческий храм, из кирпича – выглядит внушительно. Так что, растёт потихоньку число не только православных церквей, но и старообрядческих храмов для почитателей старой веры. А соединятся ли когда старообрядцы с никонианами, то есть православными христианами, один Бог знает! Но необходимо всё же исправлять ошибки Великого раскола, которые ничего хорошего не принесли нашему народу.
Прошлой осенью прошёл на теплоходе «Александр Радищев» по северным рекам и озёрам. Увидел много замечательных храмов и монастырей, принадлежащих Русской Православной церкви. Заметил, что храмов много, молящихся мало, в основном туристы и немногочисленные паломники, в основном из дальних мест. Что поделаешь, убывает население – убывает и число верующих.
Сейчас в стране, по моим личным наблюдениям, четыре категории россиян:
1. Кто не верует ни в какие религии, поэтому, понятно, что не молится и не справляет религиозных праздников. Их достаточно много.
2. Те, кто верует, но не молится, не ходит постоянно в храмы и не соблюдает посты. Это наиболее многочисленная группа населения, представителей разных религий, в том числе и старообрядцев.
3. Это те, кто ещё не определился в своей вере, но на всякий случай посещают храмы, особенно в религиозные праздники, «потусоваться», не всё же дома сидеть, постоять со свечкой, изобразить себя глубоко верующим, а если повезёт, то и засветиться на телекамеру. Среди них встречаются политики разного масштаба, члены правительства, их жёны, а также разного рода тусовщики из артистов, особенно полуоголённых певичек, надевающих на концерты огромные золотые кресты на живот, думая, что господь добавит им славы, а также писателей и журналистов. То есть всех тех, кого Иисус Христос называл лицемерами. «И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаться и молиться, чтобы показаться перед людьми» (Евангелие от Матвея. Гл. 6. П. 5.).
4. И, наконец, истинно верующие, кто верует, молится, постоянно посещает храмы или молельные дома, или комнаты, и соблюдает посты. Таких, к сожалению, очень мало и у старообрядцев, и у православной церкви. Полагаю, что их не более одного процента населения России.
И на Ладоге, на острове Валааме, и в Кижах, и в Других местах Русского Севера я спрашивал у экскурсоводов, есть ли в этих местах старообрядцы, и есть ли у них действующие храмы? Почти все отвечали, что не имеют информации или давали отрицательный ответ. И только один из них на Кижах сказал, что живёт поблизости несколько семей староверов, на острове есть даже их могилы, но сколько всего их проживает в округе, никто не знает. А ведь как раз Олонецкая губерния (ныне Карелия) и, особенно, Прионежье была после раскола центром старообрядчества. Именно там располагались первые староверческие скиты и монастыри, отсюда они тайно расселялись по всей территории России. Но видимо всё это не входит в историческую программу экскурсоводов, которые по-прежнему называют староверов еретиками и раскольниками.
И это несмотря на решение Поместного собора Русской православной церкви в 1971 году, который провозгласил, что Собор торжественно отменил клятвы (анафематствования) на старые обряды и на тех, кто их придерживается. То есть, староверы были объявлены настоящими христианами, которые могут везде креститься двумя перстами и публично справлять свои обряды и молитвы по старым книгам. Но, к сожалению, указанное решение Собора в большей части остаётся лишь на бумаге. А в реальной жизни, они всё ещё остаются в глазах иноверцев изгоями, еретиками и жестокими раскольниками, которые якобы даже своих единоверцев подвергают жестоким пыткам за отступничество. Понятно, что всё это блеф и литературная чушь неграмотных писак, но ведь пишут!
Не говорят о старообрядцах и не показывают их по телевизору, хотя РПЦ имеет свой канал, их представителей приглашают на разные дискуссионные передачи. Обходят вопрос о расколе и репрессиях староверов с момента раскола учёные историки, хотя от этих репрессий пострадало в процентном отношении к числу проживающего населения прошлых лет, значительно больше, чем в годы сталинских репрессий, о которых прочитаешь и услышишь во всех средствах массовой информации. Но молчат все, и политики, и религиозные иерархи, словно не было сотен тысяч казнённых и миллионы репрессированных староверов, за право веровать и молиться так, как им завещали отцы и деды.
А я убеждён, что старообрядцы – это люди замечательной древней русской культуры, настоянной на истинной христианской морали, наш генофонд Великой нации, носители высокой нравственности и человеколюбия, сохранившие лучшие физиологические и духовные качества, трудолюбие и взаимопомощь. Ну не черпать же этот генофонд от современных стяжателей или бездельников, кто целыми днями сосут пиво, курят сигареты, вкалывают себе наркотики и говорят между собой на безобразном полу-блатном жаргоне. Сейчас вся надежда на те здоровые силы, на тех людей, кто сохранил в себе природное здоровье и силу, высокую духовную культуру, ещё не отравленную современной моралью распущенности и вседозволенности.
Да храни Вас Господь!
Рождество
Пасха