Снова Киев.           И девушки                   нежной, певучей осанки: Все — такие, как вы.                   Но не встретить на улицах вас, Довоенные девочки,                 детство мое, —                             киевлянки! Мои взрослые сверстницы,                       где вы и как вы сейчас? Я не к вашим ногам                  припадал молодыми губами, Всё не вам объяснял,                   что пытался себе объяснить. Я оставил вас в детстве,                        одних,                            словно мертвую память, — Обронил, словно можно                     частицу себя обронить. Мы встречались порой.                     Говорили.                              Мне некогда было: Я проделывал путь,                  пробивая дорогу плечом. Боль эпохи моей                подняла меня,                            сердце пронзила, Отделила от вас,                словно были вы здесь ни при чём. Словно это не вы                 и не горькие ваши романы, Ваши браки, разводы,                    смятенья                           и схватки с тоской. Той любви, что хотели,                   мечтали о ней постоянно, — Той любви вдруг не стало,                        а вы не умели с другой. Знал я это,            но знал не про вас.                             Я разыгрывал роли. От безвкусицы южной зверел,                          вам не верил порой… Чушь.     Ведь боль остается                      в любой аффектации — болью. А судьба остается                 в любом проявленьи — судьбой… Что же делать?              Живем.                   И дела наши вовсе не плохи. Если что и не так —                   это всё-таки жизнь, а не крест. За гарантию счастья                   не спросишь с минувшей эпохи. За любовь не получишь                     с давно отшумевших торжеств. Но не вы эти девушки                     нежной, певучей осанки, Что спешат,           как спешили,                       сияя доверием                                     вы. Я ищу вас везде.                Я такой же, как вы, киевлянки, — Та же южная кровь,                  лишь обдутая ветром Москвы. Я такой же, как вы.                   Так откуда в душе ощущенье Самой подлой вины,                 словно стал я банкротом сейчас. Словно мог я вас всех полюбить,                            увести от крушенья. Все мечты вам спасти —                     и по глупости только                                         не спас.

1962