Прельщались в детстве мы железной клятвой - Жить общежитьем - без Россий, без Латвий. Об этой клятве все тогда трубили, Но мы верны ей и позднее были, Когда - мы это тактикой считали, - Трубить об этом, в общем, перестали. Мы проверяли верность этой клятвой... ...А нам и дела не было до Латвий. Что значило для нас на фоне Цели, Что Латвия живёт и в самом деле, Что ей чужды все наши упованья, Но слишком сладок миг существованья - Вне Ордена, вне Ганзы, вне России, Считай, за всю историю впервые. И что её, вкусившую начало, Судьба исчезнуть вовсе не прельщала. Наоборот - как долг велит Державе, Она искала подтвержденья в славе И памятники ставила в столице Тем, кто помог ей от врагов отбиться, - Чтоб жить без нас, без дури вдохновенной, Жить, не страшась судьбы обыкновенной, - Кадя, как люди, из приличья Марсу: Без бранной славы что за государство! Пусть кто другой, а мы судить не можем, Велик ли в том размах или ничтожен. Что ведаем в своем упорстве диком Мы о величье? - Грех наш был великим. Да, грех... И наш - хоть мы всегда роптали. Но понимали ль мы, о чем мечтали? Вот Латвия. Мы - здесь. Мечты - не всуе... Что ж, грустный, Братским кладбищем брожу я. ...На серых плитах - имена и даты. Тишь. Спят в строю латышские солдаты, Носившие в бою Ненаше знамя, Погибшие, возможно, в схватках с нами. ...Они - молчат, - я - надписи читаю. Здесь - всё другое, здесь - страна другая. Здесь - занята, как встарь, сама собою, Она упрямо чтит своих героев. Вокруг на плитах имена убитых, Что ж нет имен на некоторых плитах? Они - пусты. Их вид предельно гладок. Поверхность - стёрта... Наведен порядок И в царстве мёртвых... Спавший под плитою, Как оказалось, памяти не стоит. Он к нам до смерти относился худо, И как бы депортирован отсюда. Всё это - Сталин... Все упрёки - мимо. Но кем мы сами были? Что несли мы? Что отняли у всех? И что им дали? И кем бы стали, если бы не Сталин? И без него - чем, кроме дальней Цели, Мы сами в жизни дорожить умели? И как мы сами жили в эти годы, Когда он депортировал народы?.. ...Что в этом «Мы!»? Намёк ли на Идею, С которой чем честней мы, тем грешнее? Наверно, - так. Но сам не знаю, прав ли? Кто был честней, тот был от дел отставлен. И всё же - «Мы»!.. Все! - кто сложней, кто проще. Был общим страх у нас и грех был общим. «Мы» - это мы... Пустая злая сила, В которую судьба нас всех сплотила. Мы - жизнь творим. Нам суд ничей не страшен, Плевать, что это кладбище - не Наше. Оно - мемориал, и он - освоен: Обязан каждый памятник, как воин, Служить лишь Нам. Лишь Мы одни по праву Наследники любой геройской славы, «Мы» - это мы... Лежит плита над мёртвым, И на плите цветок, хоть имя стёрто. Знать, кто-то здесь бывает временами, Кому плита без букв - не просто камень, И кто глазами строгими своими Читает вновь на ней всё то же имя, - Знакомое ему, а нам чужое... Кто в снах тяжёлых видит нас с тобою И ту плиту... И ненавидит страстно... ...А кто другого ждал - тот ждал напрасно. В его глазах - всегда пустые плиты. Жаль, от него навек сегодня скрыты Мы. Наша боль, все взрывы нашей воли... Проклятье века - разобщенность боли. Плевать ему теперь на наши взрывы... Что делать? Жизнь не слишком справедлива, И лучше быть поосторожней с нею... ...Средь старых плит есть плиты поновее. Взгляни на них, и мир качнется, рушась. Латинский шрифт: «Бобровс», «Петровс», «Кирюшинс»... Бобров... Петров... Так!.. Только так вас звали. Чужих обличий вы не надевали, Не прятались за них на поле бранном. Вы невиновны в начертаньи странном Своих фамилий... Долг исполнив честно, Не вы себе избрали это место. Привыкнув за войну к судьбе солдатской, Могли б вы дальше спать в могиле братской, А спите здесь, меж этих плит немилых, На кладбище чужом, в чужих могилах. Где кто-то спал до вас, нам жить мешая, Где ваш покой смущает боль чужая, Как будто вы виной... А вы - солдаты. Вы ни пред кем ни в чем не виноваты. Вселил вас силой на жилплощадь эту Без спросу Член Военного Совета Иль кто-то равный, ведавший уделом... И вряд ли сознавал он, что он делал. Он только знал, что есть на то Решенье, Как в прошлом был приказ о возвышенье Его внезапном... И как вся карьера, Весь опыт жизни и основа веры. Да, мать его седою здесь бы стала... Но ведь она была всегда отсталой, Неграмотной... И всех жалела глупо. Ну где ей знать, что трупы - только трупы, А жизнь - борьба... Всё, что, спеша к вершинам, Усвоил сын, хоть был хорошим сыном. - Еще б живых жалеть... А трупы - ладно! - Пусть служат агитации наглядной. Простите нас, лишенные покоя! За всю планету пав на поле боя, Лежите каждый вы в чужой могиле, Как будто вы своих не заслужили. И мимо вас, не подавая виду, Проносят люди горечь и обиду, Глядят на вас... И тяжек взгляд... И - всё же Простите нас... Его простите тоже. Простите... Не со зла он делал это. Он просто точно знал, что Бога - нету. Кто предсказать бы мог, чем станет позже Российских бар игривое безбожье, И «Либэртэ», и опьянённость Целью!.. У них был хмель, у нас - всю жизнь похмелье. Над нами он, свой долг блюдущий строго. Но в чем он видел долг, служа не Богу? Во что он верил, путаясь во взглядах? Скорей всего - в назначенный порядок. Где ясно всё, где мир жесток и розов, Где никогда не задают вопросов... Или короче - в твердые начала, В то, что его над жизнью возвышало, Что вдруг пред ним открыло путь и дали, Чему основы знал не он, а Сталин. ...И в этом состояньи очумелом Мы жили все. И шли к чужим пределам, И, падая в бесславье с гребня славы, Смотрели тупо, как горит Варшава, Как Сталин ждёт, что Гитлер уничтожит Тех, с кем и он потом не ладить может... А позже с тем же, в танках, в ночь без света, Спешили в Прагу, чтоб закрыть газеты. Так мы живём... Летим, как в клубах пыли. Топча весь мир... За что? Зачем?.. - Забыли! Но нас - несёт... И всё нам мало!.. Мало!.. И гибнет всё, на чем бы жизнь стояла, И гибнем мы, зверея, как стихия. И лжём! - чтоб думал мир, что мы другие. И спятил мир, обманут нашей ложью, И, доверяясь нам, звереет тоже. И кажется, что чёрт завел машину Внутри Земли... И бросил ключ в пучину. И крутит нас. Мелькают, вместе слиты, И Пешт, и Прага, и пустые плиты, И я, и Член Военного Совета, Хоть он следит, чтоб не открылось это. А что - не знает... Ложь неся, как знамя, Он сам обманут... Может быть, и нами. Кем были мы?.. Не всё ль равно, кем были? Мы все черты давно переступили, И - нет конца. ...Всё лжем, зовем куда-то. И с каждым днем всё дальше час расплаты, Но всё страшней... И возвращенья нету. И верят нам... И хуже топи это. И вырваться нельзя своею силой... Спаси, Господь!.. Прости нас и помилуй!..