Далеко за полдень мы выбрались на дорогу, а в Звежинец, что рукой подать из Замосцья, пришли в глубокой темноте. Генерал сейчас же послал разведку, и через сутки мы уже знали, что русских поблизости нет. Но генералу этого было мало. Он хотел перейти российскую границу тайком. Для этого требовалось изобразить, будто корпус идет вовсе не на восток. Генерал послал несколько отрядов на север, юг и запад, приказав им распространить слух о скором прибытии корпуса и даже открыть для него магазины. В это время в штаб поступило первое известие о победе над русскими под Дембе Велке. Это произвело настоящий фурор среди солдат. Доктор Драхный целый час просидел в штабе, доказывая, что именно благодаря хорошему настроению нынче в корпусе заболело холерой всего десять человек, и ни один покамест не умер.

— Настроение может победить многие болезни! Уверен, когда-нибудь медицина займется этим вопросом.

— Все возможно, пан лекарь, — отвечал начальник штаба майор Шимановский. — Я и на себе замечал влияние настроения. Но все же нужно иметь побольше мятных капель и опия.

В штаб явился и наш ксендз. Попросился к генералу. От генерала он вышел сияющий и объявил, что идет совершать приготовления к набоженьству.

После молебна звежинский шляхтич Ходкевич пригласил офицеров обедать. На этом обеде все были оживлены, а особенно генерал.

— Если наши дела пойдут, как под Дембе Велке, скоро вернемся домой, — сказал он. — Но надо заметить — наш поход самый трудный. Западный Буг — это граница, за которую император Николай особенно боится. Ведь Волынь, Подолия и Украина еще так недавно причинили ему столько волнений!

— Что верно, то верно, — подтвердил шляхтич Ходкевич, сидевший рядом со мной. — Там свили гнезда южные декабристы.

Я вопросительно посмотрел на него, и Ходкевич добавил:

— Пан еще очень молод и не может знать, а мой родственник сильно пострадал из-за этого дела. На следствии вскрылось, что декабристы были связаны с членами польских тайных обществ, а мой родственник даже познакомил их с Северином Кшижановским. Царская охранка схватила его и увезла в Санкт-Петербург. Сколько он перетерпел! Теперь живет на Волыни и не хочет слышать о тайных обществах. И я тоже думаю — зачем они? Уж лучше идти открыто на российского царя, как идет сейчас Польша.

Я хотел объяснить этому пану, что если бы не было тайного заговора — не было и восстания, но Анастаз Дунин привлек общее внимание. Он встал с бокалом:

— Панове! Предлагаю тост за то, чтобы Порта опять поднялась на российского императора! Кто выпьет за это?

— Вот было бы славно! — раздались одобрительные голоса.

Все подняли бокалы.

— И я выпью и предприму кое-что. Сегодня вечером, Анастаз, поедешь в Константинополь, — сказал генерал.

…Я переписывал письмо к французскому амбассадору в Порте — пану Гилемино. В нем генерал сообщал о революции в Польше и о наших победах, а также о походе на Волынь, и просил консула переговорить с султаном об оказании помощи Польше.

Подавая генералу это письмо на подпись, я не без робости спросил:

— Экселленция! Знаете ли вы что-нибудь о декабристах? Я слышал сегодня, что они были в союзе с нами.

— Я знаю, мальчик, очень немного. Декабристы были истинно благородными людьми и хотели союза с нами, но наши почему-то от этого уклонялись. А подробностей я не знаю. Да и кто может знать? Все это погребено в архивах царской охранки, и разве нашим правнукам об этом станет известно.

Проделав ряд маскировочных походов, наш корпус взял направление к Бугу и на рассвете девятого апреля вступил в Крылов. Там мы застигли врасплох русских казаков. Словно горох посыпались они изо всех щелей. Человек тридцать вместе с конями бросились в реку. Но мы не зевали. Капитан Пузыно не пожалел для них картечи, и немногим казакам удалось достигнуть правого берега. Остальные же так и поплыли с конями по Бугу передавать привет милой нашей Висле. Около сотни казаков мы взяли в плен и отослали в Замосцье.

Генерал приказал Высоцкому в течение суток поставить мост через Буг. Затопленный разливом прибрежный лозняк здорово мешал продвижению, но работа кипела. Солнце пригревало. Почки на деревьях набухли и вот-вот готовились лопнуть. Вокруг весело щебетали птицы.

Десятого апреля, ровно в срок, обещанный волынцам, началась переправа. Она проходила в темноте, с небольшими факелами. На правом берегу Буга наш авангард раскинул массу костров.

Корпус выстроился полукругом у подножия прибрежного холма. На вершине, на белом коне, стоял наш генерал. Солнце вставало как раз за его спиной, и в ослепительном свете зари казалось — перед нами лучезарный воин на розовом коне.

— Дети! — с обычной теплотой произнес генерал. — Сегодня я выполнил обещание, данное братьям. С нетерпением они ожидают нас на этой земле, принадлежавшей нашим отцам и дедам. Народный Жонд поручил нам возвратить ее Польше и освободить здешний народ от царского ига. Если будет нужно, умрем за свободу и независимость Волыни, Подолии и Украины! До свиданья, до лучших дней, дорогая отчизна!

Генерал сошел с коня и повернулся к Бугу. Буг катил свои мутные волны к милой Варшаве — городу, где я начал мужать и познал любовь и ненависть. Сердце мое почему-то сжалось…

Генерал встал на колени и поклонился. За ним, как один человек, рухнул на колени весь корпус и застыл в земном поклоне отчизне.