Неожиданно с бака донёсся резкий свисток. Потом гулкий удар в борт и крик. Боцман бросился на бак. Я кинул швабру и следом за ним. Захлопали двери, застучали сапогами матросы. Сзади бежал кок Иваныч, натягивал рукавицы и кричал:

— На кого налетели? Кого ударили?

Клубы тумана катились по палубе, ничего не видать. Сбежались на бак и видим: Рослый свесился через борт.

— Что там? — испугался боцман. Рослый повернулся к нам:

— Бензиновой бочкой в борт ударило! Чёрт знает откуда вынырнула!

— «Откуда, откуда»! — съязвил боцман. — Небось во сне у бабушки пироги ел!

Мы перегнулись через борт: нет ли пробоины. Железная бочка хоть и мала по сравнению с пароходом, а на большой скорости так двинет в борт, что только знай беду расхлёбывай, дыры латай!

Судно привстало над чёрной глыбой. Над ватерлинией вид нелась лёгкая ссадина. Все облегчённо вздохнули. А бочка кружилась вдалеке, словно не могла опомниться от удара.

— А ведь ерунда! — как бы оправдался Рослый.

— В море ерунды не бывает! — сердито сказал боцман. — Из-за ерунды и тонут!

— Вот шуму наделала! — сказал кок Иваныч, снял рукавицы и достал пачку с папиросами.

— Я уж думал, не на мину ли налетели, — сказал боцман. — Мало ли что здесь может ещё оказаться! Я в войну всякого насмотрелся.

Кок Иваныч махнул папиросой:

— С Камчатки откуда-нибудь принесло. — Он вместе с боцманом проплавал почти полжизни, с ним поседел на море и знал толк в морских делах.

— Скорей всего, рыбаков шторм прихватил, — сказал Рослый. — Вон какая зыбь из Берингова моря идёт.

Это верно. Рыбаков мы встречали часто. Как-то даже вынырнули от нас совсем недалеко. Маленькое судёнышко зарывалось в пену, валилось с боку на бок, а иногда волна наваливалась на него и вдавливала в воду чуть не по мачту. Не мудрено, если у них бочку укатило. Океан и не то уносит!

Боцман ещё раз взглянул на ссадину, потом вдруг посмотрел на кока и удивился:

— Слушай, а ты чего здесь? Кормить нас кто будет? Иваныч повернулся, и его белый колпак растворился в тумане, словно в клубах кухонного пара.