Неподалёку от порта Модзи затормозил, и мы вышли. Ехать дальше было невозможно. Улица была полна народа. Из боковых улочек, из харчевен и магазинов с шумом выбегали люди в робах.

В порту надрывались от гудков буксирные катера, а с моря им отвечали гудки пароходов.

— Что-то случилось, — тревожно прислушался Виктор Саныч.

— Забастовка кончилась! — определил Федотыч. — Народ-то на суда пошёл. Победили!

Кто победил, было ясно. Пели-то моряки! И мы стали пробираться сквозь толпу в порт. Мы уже подходили к воротам, когда к Виктору Санычу подбежал взъерошенный японец и дёрнул его за рубаху.

— Ты что?! — отмахнулся Саныч.

Японец стал поперёк дороги и что-то прокричал.

— Что тебе надо? — спокойно спросил Виктор Саныч. Японец закричал ещё громче и стал хватать за рубахи нас — то одного, то другого. Вокруг собралась толпа.

«Ну, кажется, начинается заварушка! И не поймёшь, из-за чего», — подумал я.

Вдруг взъерошенный японец схватил Саныча за руку и крикнул:

— Янки! Янки!

Федотыч повернулся к японцу и сказал:

— Ноу янки. Мы русские. Рашен. И тоже моряки.

— Ноу рашен! Янки! — упорно твердил японец. Виктор Саныч показал портовый пропуск: «Читай!»

— «Рашен шип „Новиков-Прибой“», — прочитал кто-то, и все вокруг нас зашумели, стали похлопывать по плечам: «Свои, моряки!» — и пошли рядом с нами по причалу. И только зачинщик стычки исчез в толпе, видно, недовольный тем, что мы оказались не янки.

— Весёленькая история! — возбуждённо проговорил Виктор Саныч.

— А если бы на нашем месте были американцы? — спросил я.

— Им бы, наверное, было веселей! — ответил Федотыч. — Могли бы и всыпать.

А мимо к судам всё шли японские моряки, доедали на ходу лапшу, дымили сладковатыми сигаретами, махали нам и, улыбаясь, что-то кричали. Может быть: «Счастливого пути». А может: «Попутного ветра!»