В несколько дней мы обогнули Японию, миновали остров Тайвань и заторопились по Южно-Китайскому морю с солнцем наперегонки. С утра оно гналось за нами, вечером мы бежали за ним. На запад, к Гонконгу.

Я пошёл в рубку посмотреть на карту — скоро ли будем на месте, как вдруг с крыла услышал крик:

— «Перуанец» догоняет! — Наш!

— Я и говорю — наш «перуанец»!

Спорили три дружка: молодые штурманы — каждый ростом с дядю Стёпу Коля и Веня, а между ними щупленький белобрысый Митя, второй радист.

Я тоже вышел на крыло и увидел вдали встречное судно.

— Уже успели в Гонконг сбегать. Машут! — крикнул Коля.

На «перуанце» действительно кто-то махал платком.

— Уз-з-знали! — обрадовался Веня.

— Что, небось монеты вместе меняли? — спросил с порога капитан.

— И эт-то б-было! — заикаясь сказал Веня.

«Было и это, — подумал я. — Но главное-то, конечно, не в этом, а совсем в другом».

… Как-то в Иокогаме мы окружили на причале Веню, который выкладывал на ладонь одну за другой монеты:

— Английская, нем-мецкая… Наменял.

И тут за нашими спинами кто-то сказал:

— О, мои и! Мы оглянулись.

Сзади стоял смуглый крепыш с усиками и тоже заглядывал в Бенину ладонь.

Он запустил руку к себе в карман и вытащил несколько тёмных монет. Но каких!..

На одной монете величественно поднимала вверх голову перуанская лама. На другой возвышались зубцы древней крепости инков…

— Перу, — с гордостью сказал крепыш.

— Ч-ченч? — едва выговорил Веня. — М-меняем?

Но крепыш закачал головой и высыпал монеты ему на ладонь. Даром!

— А что тебе? — спросил Коля.

— Ничего, — развёл руками перуанец. — Ничего. Он уже собирался уходить, но вдруг спросил:

— Есть Ленин-фото? Ленин-портрет?

— Для тебя? — спросил Коля.

— Си, — сказал перуанец. — Я коммунист.

— Будет! — пообещал Коля и в три прыжка взлетел по трапу.

Через несколько минут он принёс небольшой портрет, который снял со стены в каюте.

Перуанец слегка отвёл портрет в сторону, посмотрел. Потом взмахом руки пригласил нас к себе — на соседнее судно.

Перуанские моряки с нами здоровались, поднимали вверх руки: «Буэнос, амигос!» В каюте сидел мужчина и слушал приёмник, мы тоже сказали: «Буэно». Но мужчина молча взглянул на нас и отвернулся.

Наш знакомый махнул на него рукой: «Не обращайте внимания».

В каюте были две койки. Перуанец встал на табуретку и над верхней приколол портрет Ленина…

— Амиго Ленин, камрад! — сказал он торжественно. И вдруг его рука двинулась по воздуху, как маленькое судёнышко — с волны на волну. — Теперь он поплывёт со мной в Перу, через все моря! — улыбнулся перуанец.

В каюту стали заглядывать матросы, механики, которых мы видели на трапе.

Одни из них несли нам монеты, другие доставали из карманов письма и отрывали от конвертов марки:

— Сувенир! Память!

А у старого, морщинистого матроса в руках была бутылка с кукурузным напитком из Перу, и он протягивал её нам.

Моряки подходили к портрету, рассматривали его и одобрительно кивали.

И только один человек всё сутулился у приёмника.

— Всем нравится! — сказал старый моряк. — А ему нет. Он с капиталистами и сам думает стать маленьким капиталистом. О себе только думает. А чтобы стало хорошо всем, нужно ещё много работать. Очень много придётся работать.

Так и поплыл наш Ленин в перуанской каюте по морям, по океанам, в волны и штормы. С друзьями, у которых ещё очень много работы…

Вот почему сейчас с «перуанца» посылали нам привет.

Мы тоже отвечали им и как-то незаметно раскачивались: вверх-вниз.

Над нами спокойно горели яркие созвездия, но постепенно начинало покачивать.