Незапланированный отпуск у Хромова закончился только в конце октября. Из госпиталя его выписали двадцать девятого, а на тренировочную базу, расположенную в казармах, оставшихся после расформирования бригады особого назначения, он попал уже восьмого ноября, после недельного пребывания дома. Переехав в составе небольшой группы оперативников в окрестности города Иваново, он поселился в расположенной около военного городка деревне Толеровка. Для жилья и ночлега ему выделили обшитый вагонкой закуток за печкой. Питался он вместе со всеми домочадцами самой простой деревенской пищей. Вставал рано-рано вместе с хозяйкой дома Мариной Николаевной Борцовой и провожал её до фермы, где, дождавшись самого первого, как говорится, парного молока, бежал ради тренировки в любую погоду дистанцию примерно в двенадцать километров. Обливался водой из колодца прямо на улице (а мороз доходил по утрам до двадцати), после чего отправлялся к месту службы. В деревне его откровенно считали если не умалишённым, то уж во всяком случае, не от мира сего, и за глаза даже жалели, особенно женщины. Инструктора же, наверняка наслышанные о его не столь давних подвигах, отнеслись к нему поначалу очень и очень снисходительно. Это было видно хотя бы по тому, что они давали ему поначалу невысокую нагрузку. Но настроение их довольно быстро переменилось, когда Илья на первой же испытательной контрольной по зимнему ориентированию показал лучший в группе результат. После этого, его сразу же перевели в группу особо продвинутых курсантов, состоящую всего из трёх человек. Занимались с ними теперь весьма основательно и не инструктора из военных училищ, а именитые учёные, вынужденные оставить свои кафедры и университеты в связи с общим бедственным положением российской науки. Такие занятия нравилось Илье гораздо больше, нежели стрельба в условиях плохой видимости, или изучение способов передачи шифрованных сообщений, что, в конце концов, могло ему пригодиться только в исключительных обстоятельствах. Здесь он вообще приободрился, поскольку чувствовал себя в привычной стихии математических расчётов и научных обоснований. Неформальные лекции о тайнах мироздания, строения вещества, космогонических проблемах современной науки, всё вызывало у него самый неподдельный интерес. Увлекаясь, он даже время от времени вступал в весьма длительные и напряжённые диспуты по интересовавшим его темам. А интересовали его, в первую очередь, транспортно – космические проблемы. Вспоминая прочитанные в детстве фантастические повести, Хромов буквально изводил преподавателей вопросами о пространстве, времени и возможности их взаимодействия и преодоления. В первую голову его интересовали условия, при которых возможны длительные космические перелёты, а так же возможности создания портативных средств космической связи. Что бы там не говорил ему генерал, он не мог себе представить, что собранные в тайной коллекции предметы могли иметь какое-либо иное происхождение, нежели инопланетное. И вот поэтому он старался собрать любые, пусть даже и слабо отличающиеся от абсолютно фантастических, доказательства своих догадок. К его вящему сожалению, чем больше он знакомился с достижениями и теориями современной физики, тем всё более и более шаткой становилась его собственная позиция, целиком базирующаяся на идее пришельцев из дальнего космоса. Было предельно ясно, что даже с ближайших звёздных систем космический корабль мог достигнуть Земли только при крайне труднодостижимых граничных условиях. Либо он должен был лететь слишком долго, либо тратить для своего передвижения безумное количество энергии. В первом варианте путешествие растягивалось бы на многие десятки лет, что ставило ребром вопрос о снабжении даже немногочисленного экипажа воздухом и продуктами питания. Во втором варианте вопрос о пропитании стоял менее остро, но на недосягаемую высоту вставал вопрос об энергетической составляющей самого полёта. Оказывалось, для того чтобы достичь хотя бы половинной скорости света, требовалось пристегнуть к летящей в космосе относительно маленькой капсуле, атомную электростанцию, что сразу же ставило вопрос о самой возможности отрыва такого воистину неподъёмного монстра от какой-либо землеподобной планеты.

– А как же фотонные ракеты нашего ближайшего будущего? – не отставал Илья от своих преподавателей, прозрачно намекая на использование термоядерных двигателей, о которых лет двадцать пять назад не писал разве что ленивый.

– Ах, молодой человек, – мягко останавливали те его, – если бы такие двигатели где-нибудь во вселенной существовали, то их излишне «яркую» деятельность давным-давно засекли бы земные астрономы, изучающие звёздное небо вот уже не одну сотню лет. Ведь согласитесь, – ласково похлопывали они его по плечу, – трудно не заметить в глухую ночь костёр, пусть даже и далёкий? А фотонный двигатель, это вам не какой-нибудь примитивный костёр. Со стороны он выглядит как страшный, всё пожирающий гигантский факел, запросто могущий сдуть атмосферу даже с такой массивной планеты, как, например, Венера!

Крыть столь доходчиво изложенные доводы ему было нечем, и Хромов сконфуженно умолкал, словно бы затаиваясь до следующей возможности задать не менее каверзный вопрос.

– Что же у меня получается, – размышлял он, сидя длинными вечерами у хозяйкиного самовара, вновь и вновь мысленно возвращаясь к столь неутешительным для него итогам очередного обсуждения. Если не брать во внимание маловероятную возможность прибытия в Солнечную систему целой флотилии инопланетных кораблей, то становится совершенно непонятно, откуда здесь столько остатков жизнедеятельности явно более высокоразвитой цивилизации? Ведь мне как дважды два доказывают очень даже образованные специалисты, что и для одиночного посещения Земли практически не имеется мало-мальски реальных шансов. Тем более, что и без нашего абсолютно рядового Солнца, во Вселенной имеются многие миллиарды других светил, вокруг которых крутятся уже, как минимум, десятки миллиардов планет. Соответственно и вероятность того, что пришельцы прилетят именно к нам, составляет одну десятимиллиардную… если не меньшую величину. М-да, как-то не весело получается, – в какой-то момент подвёл он итог своим теоретическим изысканиям. И, следовательно, как ни неприятно, но приходится признать, что если и прилетали к нам гости из космоса, то, скорее всего, прилетали они к нам с ближайших планет нашей же собственной солнечной системы. Ага, – тут же поймал он самого себя на слове, – но если на какой-либо ближайшей планете имеется столь технологически развитая цивилизация, то, что ей мешает общаться с нами более интенсивно?

Вопрос был поставлен ребром, а раз так, то на него требовалось непременно ответить, поскольку таковы были правила двигающие всё и всех в «службе технического обеспечения». В тот же день он уединился вечером в отведённой ему комнатке за печкой, включил настольную лампу и раскрыл блокнот для заветных записей.

– Дано, – написал он вверху чистого листка, – на Землю некогда прилетели инопланетные существа… Он в задумчивости погрыз ручку и записал далее: – Требуется логически объяснить, почему они не контактируют с человеческой цивилизацией более широко и открыто. Возможные ответы: – начертал он далее.

Возможно, наши цивилизации пересекались столь давно, что вскоре после этого произошёл сдвиг по фазе технологического развития, – записал он первым пунктом на строчке пониже. Иными словами наши цивилизации не совпали по пиковым моментам наиболее активного поиска своего места во вселенной. Допустим, что инопланетяне пик своей исследовательской деятельности прошли много лет назад… а мы, ещё до него даже не добрались. Теперь самое время прикинуть, как давно мог произойти подобный контакт. Сделаю так. Для удобства разделю человеческую историю на неравные промежутки в сто, тысячу, десять тысяч, и сто тысяч лет. Интересно, интересно. А ведь каждый этот шаг, вернее сказать, каждый срок совершенно по-разному столкнул бы наши цивилизации, – сообразил он. Сто лет назад это ещё понятно. Промышленный бум в Европе, повсеместно и бурно развивающиеся средства для перемещения людей, грузов и сообщений. Войны, наконец! Появление невиданных прежде воздушных кораблей, равно как и их необычного вида обитателей, было бы вполне заинтересованно встречено значительной частью человечества, во всяком случае, образованной его частью. Да, была бы шумиха в прессе, страхи обывателей… Но несомненно одно – контакт бы был относительно равноправным и поэтому интересным обеим сторонам. Хорошо, с этим сроком всё более или менее ясно. Во время него никаких контактов третьего рода не произошло. Теперь рассмотрим второй срок, до тысячи лет. Что мы, как человечество, имели тысячу лет назад? Конечно, железных дорог и самолётов тогда ещё не было, но уже существовали великие государства и великие империи. Была и письменность и даже наука, пусть и примитивная. Регулярные армии покоряли соседние государства и тысячекилометровые пространства. Существовали города, купцы вовсю осваивали земные и водные маршруты. В обществе было понимание, что планета наша конечна, и при желании её можно обойти вокруг. Пусть это и понимали считанные единицы, но всё же гражданское общество было вполне сформировано и даже разделено по классовому признаку. Следовательно, появление спускающейся с небес огненной и ревущей, словно тысячи львов машины, никак не могло остаться незамеченным и неописанным событием. Тем более, если новоприбывшие не удовлетворились бы самим фактом посещения ещё одного мира, и не подались обратно, едва коснувшись амортизаторами земной поверхности. Давай-ка, братец, подведём предварительный итог, – отложил он ручку в сторону. Что же в таком случае следует из моих рассуждений? Вполне очевидно, что и в последнюю тысячу лет исследовательские экспедиции с планет солнечной системы на нашу планету не прилетали. Ладно, посмотрим дальше. Что творилось десять тысяч лет назад?

Хромов отпил молока из полулитровой кружки и вновь взялся за перо.

– Итак, десять тысяч лет назад. Земля по большей части пустынна. Лишь кое-где в тёплых, приносящих круглогодичное пропитание лесах бродят немногочисленные племена, наподобие тех, кто до сих пор промышляет собирательством в джунглях Амазонки. Нет ни письменности, ни транспортных средств, и соответственно никаких средств связи. И вот в этой благостной обстановке, где-то между перевариванием обеднешнего банана и подготовкой к охоте на водяную крысу, вдруг раскалываются небеса и с оглушительным рёвом неподалёку опускается что-то похожее на сверкающую гору. В племени, надо полагать, начинается полная паника. Даже сейчас, (опустись подобная штуковина, где-нибудь в районе Щербинки), паника в посёлке была бы колоссальная. Тогда же и вовсе, подобное посещение представлялось бы для тамошних дикарей событием никак не меньшим, нежели конец света или всемирный потоп. Но что могло остаться с тех давних времён от материальных следов такого посещения? Вот в чём самый краеугольный вопрос. Бытовой мусор? Вполне возможно. Упаковки, банки, использованные запчасти, либо вышедшие из строя детали жизнеобеспечивающего оборудования. Ясно, что все эти вещи по сути своей были сделаны из самых дешёвых материалов, либо были химически нестойки. Достаточно сравнить их с нынешним бытовым мусором. Пожалуй, только изделия из цветных металлов, да стеклянные бутылки способны относительно безболезненно пролежать в земле столько лет. А всё остальное? Будем честными хотя бы сами с собой. Сохранить в течение десяти тысяч лет свои функции и первоначальную форму могут только те вещи, которые либо специально закладывались на длительное хранение, либо те, что по природе своей были сделаны из чрезвычайно устойчивых материалов. Второе отметаем сразу. Смысла в разбрасывании, а тем более преднамеренном захоронении высокотехнологичных и сделанных из уникальных материалов, приборов и инструментов нет совершенно, поскольку эти действия никак не могут помочь установить прочный контакт с аборигенами или предоставить пришельцам дополнительные знания. Теперь второе. Но каков же смысл осуществления всех этих странных закладок, если следы их встречаются почти по всей нашей планете? Стоп, а как раз некоторый смысл-то здесь и имеется. Если они поняли, что попали в мир, где цивилизацией пока и не пахнет, то действительно… А кстати, если это происходило достаточно регулярно то… то это был стандартный ход, отработанный в ходе множества экспедиций!

От этой нетривиальной мысли Илья даже подскочил на своём ложе.

– Бог ты мой, – хлопнул он себя по лбу, – да ведь это вообще могла быть экспедиция без участия какого-либо живого существа, даже одного единственного. И в самом деле, для чего оно, это существо? Его и кормить надо и лечить, да и стареет оно. Значит, если следовать нормальной логике, то к нам прилетел голимый автомат. Самый обычный, серийный, плотно набитый хитро сработанным металлом, автоматический спутник. И разумеется ни с кем-то он в контакт не вступал, он ему и даром был не нужен! Соответственно и никакие пришельцы с него не вылезали. Приземлился, проверил параметры земной атмосферы, сбросил закладки и дальше попёр, на следующую планету. А раз так, то сто процентов за то, что автомат этот мог быть совершенно и не из нашей солнечной системы. Значит, разом снимается вопрос о разумных существах в солнечной системе. Что же тогда получается? Может быть, прямо сейчас безбрежный космос втихомолку бороздят тысячи и тысячи таких автоматов, запущенных неизвестно откуда и неизвестно когда. Но, как однажды обмолвился Борис Евсеевич, задача наша состоит не в том, чтобы выяснить когда, откуда и чей, а в том, чтобы выяснить единственно для нас важное – зачем? Вопрос, конечно, не тривиальный, но всё же можно попытаться. Зачем бы, например, я сам пошёл на столь беспрецедентные затраты? Ведь вкладывать столько усилий и средств в какое-либо дело можно только в том случае, если твёрдо гарантировано возвращение затраченного, и, желательно, с немалыми процентами. Какого же масштаба задачу нужно поставить перед собой, чтобы для её решения бросить на кон все ресурсы нескольких планет? И главное! Какой же мощью должны обладать те, кто способны ставить перед собой столь масштабные задачи? Но боюсь, вот просто так, чисто умозрительно выяснить это будет совсем не просто. Придётся и в самом деле принять во внимание множество фактов, прямых и косвенных доказательств. Вот только что-то никто, – произнёс он вслух, – не спешит мне такие доказательства предоставлять.

– Ты что-то сказал? – сонно откликнулась из большой комнаты Марина Николаевна.

– Нет, я ничего, – столь же сонно отозвался Илья, тоже укладываясь на подушку, – просто хочу пожелать вам спокойной ночи. Тоже мне, – усмехнулся он сам над собой, – великий исследователь тайн планетарного масштаба из-за печки руководит процессом. Впрочем, хватит мечтать о несбыточном, спать пора.

* * *

В начале февраля пришёл приказ о возвращении и Хромов, устроив своей хозяйке на прощание грандиозное угощение, отбыл в Москву. Время проведённое вдали от Москвы явно пошло ему на пользу. Успокоились нервы, затянулись раны и поначалу непреодолимое желание как можно быстрее выйти в отставку растаяло незаметно для него самого.

Три дня он спокойно отсиживался дома. Играл с сыном, благо у того начались весенние каникулы, заново выстраивал отношения с женой. Заветные три дня – это было то самое неприкосновенное время, которое в их среде считалось вполне нормальным для того, чтобы оперативник мог вспомнить семью и при необходимости навестить престарелых родителей. На четвёртый же день каждый из них прямо с утра заранее готовил свежий носовой платок и зубную щётку, прекрасно понимая, что звонок экстренного вызова прозвучит непременно. Прозвучал он и для Ильи. На этот раз позвонил ему Вронский.

Фёдорыч! – радостно воскликнул он, – радуйся, дружочек, нам с тобой снова счастье подвалило!

– Представляю себе, – отозвался Илья, торопливо пережёвывая утренний бутерброд. И что планируется?

– Будем впервые работать с твоей Средиземноморской добычей!

– Как? – ахнул Илья. Неужели с того времени с этой штукой так ничего и не делали?

– Нет, почему, – возразил тот, – кое-что делали. Но, сказать честно, до сей поры, производили только чисто формальные замеры. И давай не будем опережать события. Как приедешь, так и поговорим. Машина, кстати, за тобой уже вышла.

Через два часа служебная «Волга» остановилась у ветхого, будто предназначенного на снос сарайчика, одиноко стоящего на пустыре в отдалённом районе, известном большинству коренных москвичей, как Нижние поля. На то, что в развалюхе всё же кто-то есть, указывали только многочисленные грязные следы от ботинок на ведущей к металлической двери дорожке. За дверью, в тёплом предбаннике, Илью встретили два дюжих молодца, которые споро помогли ему избавиться от одежды, выдав взамен глухой, застёгивающийся на спине водолазный комбинезон. Молча проделав все положенные в таких случаях процедуры, они в заключение увенчали его голову круглым изолирующим шлемом, который подсоединили к подвешенному за спиной баллону с воздухом. Проверив надёжность всех соединений и, придирчиво испытав систему индивидуального воздухоснабжения, инструктора буквально под руки проводили его во вторую комнатку сарая, которая по размерам была чуть больше. Посередине её Хромов увидел выступающую над полом чугунную обечайку самого заурядного канализационного колодца. Сверху она была прикрыта самой обычной чугунной крышкой, и Илья в недоумении замешкался, и даже принялся озираться по сторонам. Однако, когда его сопровождающие с помощью скрытого в толще земли гидравлического домкрата приподняли её, Илья поневоле содрогнулся, поскольку толщина её была не менее тридцати сантиметров. И ещё ему сразу стало понятно, что без помощи извне поднять такую мощную заглушку было делом практически невозможным.

– М-да, – подумал он, внешне сохраняя видимость абсолютного спокойствия, – умеет наш Борис Евсеевич хранить секреты. Из-под такой могильной плиты не то что сам секрет, даже запах его не выберется. Но, подойдя к колодцу вплотную, он понял, что всё же недооценил предусмотрительности генерала. Внутри колодца он обнаружил уходящую вниз примитивную железную лестницу и ещё раз удивился находчивости генерала. Вся штука заключалась в том, что лестница эта выступала из-под воды.

«Сорок восемь ступенек», – показал ему картонную табличку один из парней. Убедившись, что Хромов воспринял её содержание правильно, он перевернул табличку другой стороной. «Кессон для прохода слева от лестницы» – было написано там. Напутственный хлопок по шлему и Хромов начал спуск вниз. На счёте двадцать шесть, пробивавшийся сверху свет померк, поскольку заглушка встала на место, и он остался в полной темноте. Единственной своеобразной нитью Ариадны для него служили только осклизлые скобы лестницы. Наконец, все ступени были отсчитаны и его ноги коснулись пола. Теперь следовало проявлять особую осторожность. Влекомый кверху имеющимся у него объёмом воздуха, он должен был всё время держаться за какую-нибудь надёжную опору, чтобы ненароком не вылететь наверх. Илья вытянул левую руку в сторону и, пошарив вокруг себя, нащупал идущий вдоль стены поручень.

– Слава Богу, – подумал он, – хоть этот быстро нашёлся!

Ещё несколько минут и над его головой засветилось выходное отверстие кессона. Наверху его уже ждали и моментально подхватили под руки, едва он показался на поверхности.

– Что за ерунда? – недовольно спросил Хромов, освобождаясь от шлема, – неужели не нашли более приемлемого для работы места?

К чему было городить такие сложности?

– Так было заведено сразу после Муромской катастрофы, – невозмутимо пояснил Вронский, – помогая ему переодеться в плотный пластиковый комбинезон. Сам посуди, нельзя же устраивать испытания чего бы то ни было прямо посреди многомиллионного города. А ехать куда-то далеко не всегда удобно, тем более, что здесь всё под рукой и можно найти любую вещь, которая может внезапно потребоваться. Вот и было принято своеобразное «Соломоново» решение, что можно проводить испытательные работы в черте города. Единственное условие – не работать с любыми видами жидких веществ, а также с твёрдыми предметами с массой более восьмисот граммов.

– Понятно, – отозвался несколько успокоившийся Илья. Считаете, что даже если вся масса внезапно перейдёт в энергию, то катастрофических последствий не будет.

– Да, именно, – многозначительно кивнул Андрей, – тем более, когда «что-то» случится в столь глубоком бункере!

– Надеюсь, его тоже не специально построили?

– Конечно же нет. Здесь в своё время проходил один из секретных участков московского метро. До нас его, примерно лет двадцать, использовало Министерство обороны. Теперь вот мы его обживаем.

– А что, если дюжие ребята наверху не откроют свой лючок? – поинтересовался Хромов.

Вместо ответа Андрей демонстративно провёл себе ладонью по горлу, показывая, что в таком случае их положение будет совершенно безвыходным. Илья было загрустил, но в эту минуту засветился один из стоящих вдоль стены мониторов и он увидел сидящего в своём кабинете генерала. Тот отложил книгу, которую перед этим читал, и поднял глаза.

– Все собрались? Прекрасно! Начнём. Илья Фёдорович, давай, действуй по инструкции. Сегодня тебе первое слово. Хромов встал и, приблизившись к стоящему в углу комнаты сейфу, вставил в специальное гнездо аккумулятор.

– Код открытия на сегодня В-919, – подсказал Вронский.

Хромов открыл первую, титановую дверь, открыл вторую, термоустойчивую, и перед ним оказался стандартный деревянный ящичек с инвентарным номером 2019 на верхней крышке.

– Уже оформили и подшили к делу, – подумал Илья. Интересно было бы знать, как эту штуку назвали?

Он взял ящик в руки и перенёс его на обычно применяющийся в подобных случаях стальной стол на единственной опоре. Снял крышку, под которой оказался стандартный формуляр с затянутой в сафьяновую кожу обложкой. Хромов со вполне понятным волнением открыл первую страницу.

– Объект № 2019. Найден на Крите г-ном Улькером С.Д. Доставил в «Центр» опер. раб. «Илья Фёдорович», – прочитал он. Вот так, – с горечью подумал Илья, – даже моё собственное имя теперь пишут в кавычках, как кличку. И это «опер» «раб», тоже очень к месту.

– Возьми авторучку, Фёдорович, – прогремел голос генерала, – и пропиши в формуляре название вещи. Твоё, между прочим, законное право.

Илья медленно вытянул шариковую ручку из стоящего на полке канцелярского прибора. Взглянул на лежащую перед ним красиво изогнутую пластину.

– Назовём его, не мудрствуя лукаво, – провозгласил он, занося руку над формуляром, – «Медальон Зевса». Чай, имеет некоторое отношение к тому месту, где тот как бы родился.

Разложив обретший название предмет на столе, они с Андреем склонились над ним словно хирурги над пациентом.

– Итак, – хорошо поставленным голосом начал аудиозапись Вронский, – объект две тысячи девятнадцать. Первичное название «Медальон Зевса». Запись сделана ** ** 1995 года.

Объект представляет собой овальную гранёную пластину светло-серого, переливающегося при изменении угла зрения металла, размером 14,6 на 8,4 сантиметров. В центре имеется углубление диаметров примерно в шесть сантиметров и глубиной, примерно…

– А нельзя ли более точно, – вмешался в ход записи Борис Евсеевич, – а то, что это за слова такие, «примерно»?

– Граница перехода слишком слабо выражена, – пожал плечами Вронский, – сложно определить более точно. По всей пластине отчётливо видны, будто бы выдавленные полосы, но даже при трёхкратном увеличении, – поднёс он к «Медальону» раскладную лупу, – граница раздела между основным металлом и полосами неразличима. Вероятно, они сделаны методами, схожими с электрохимическим напылением. Следов механической обработки при сорокакратном увеличении не наблюдается. Стальная игла марки ТСХ-45-Н следов ни на металле, ни на полосах не оставляет. Толщина пластины у краёв равна десяти с половиной миллиметрам, в центре она словно утоньшается до… до примерно трёх миллиметров. На вид массивна, но общий вес… Илья, включи скорее «Сарториус». Общий вес составляет всего 264 грамма, – продолжил он, взвесив пластину. С обратной стороны имеются четыре прямоугольных углубления расположенные попарно. В левое верхнее отверстие, а именно; там где имеется мазок белой масляной краски, ранее был вставлен минусовой провод от связки сухих элементов общим напряжением 27 вольт. Для справки, анализ показал, что краска использована титановая, произведёна в Лозанне, Швейцария. Второй провод от батареи был вставлен в отверстие находящееся рядом с первым. Электрическая цепь разомкнута выключателем фирмы Филипс, Голландия.

– Замкнём? – нетерпеливо предложил Илья, беря в руку выключатель.

– Что, прямо вот так?

– Нет, не прямо, вначале свет выключим.

– Это ещё зачем?

– Я наблюдал за тем, кто непосредственно пользовался «Медальоном». Правда, было это всего один раз, но всё его действия происходили именно в относительной темноте.

– Насколько относительной?

Илья замялся. На мгновение перед ним как бы мелькнул силуэт Анжелы в голубом платье, жесткий взгляд Улькера, и чёрный провал входа в пещеру Диктеона.

– Там было довольно темно, – неуверенно произнёс он, – хотя некоторая подсветка, впрочем, чисто номинальная, имелась. Что ты от меня хочешь? Пара тройка лампочек там имелась, но они были очень слабы и пытались осветить пещеру размером в двести метров. Короче, еле было видно, куда поставить ногу.

Освещение лаборатории было немедленно выключено, и они некоторое время просидели в полной темноте.

– Вы там случайно не заснули? – прозвучал из динамика язвительный голос генерала.

– Нет, нет, – встрепенулся Хромов, – сейчас запустим «Медальон» в работу.

Он на всякий случай зажмурился и щёлкнул тумблером.

– Вау, – восторженно воскликнул Вронский, и Илья поспешно открыл глаза.

Было ясно видно, что в центре углубления загорелось белесое, растущее прямо на глазах пятнышко. Вскоре оно заполнило всю впадинку «Медальона», после чего словно выгнулось наружу, наподобие полупрозрачного часового стекла. На его поверхности быстро сформировалась некая тёмная область, которая через мгновение приняла структуру двух параллельных ниточек, отстоящих друг от друга не более чем на какой-то сантиметр. Они долго ждали какого-либо продолжения, но картина более не менялась.

– Выключайте, – нетерпеливо скомандовал генерал, – ждать больше нечего.

Подача тока была немедленно прекращена, и всё повторилось в обратном порядке. Две ниточки слились в одну, нитка свилась в точку, точка распухла во всю впадину, и призрачное свечение исчезло. Они повторили эксперимент ещё несколько раз. Замеряли скорость, с которой всё происходило, изменяли условия питания «Медальона» электроэнергией. Довольно скоро выяснилось, что наилучшее напряжение, которое следует подавать, равно 34–38 вольтам. Если давали напряжение меньше, то световое явление возникало гораздо медленнее и картина становилась неустойчивой. Свет начинал беспорядочно мигать, как бы предупреждая о том, что условия для нормальной работы не соблюдены. Но большего, несмотря на все ухищрения, добиться не удавалось. Не было понятно, что за свечение испускает «Медальон Зевса», и каким образом можно им воспользоваться в дальнейшем. Оставалось только констатировать, что пользоваться Медальоном при соблюдении определённых условий, можно было вполне безопасно. Однако, никакими другими, а тем паче сверхъестественными свойствами, хитро выгнутая пластинка явно не обладала. Неприятно озадаченный её непонятным поведением, Хромов вновь и вновь мысленно возвращался к тем минутам, когда он наблюдал за действиями Улькера в пещере.

– И что же я дурака-то тогда свалял, – думал он, тупо глядя после утомительного дня на потухший «Медальон», – нет, чтобы подкрасться к Стенли потихонечку, да и заглянуть ему через плечо.

Постепенно, он стал даже склоняться к мысли о том, что абсолютно ничего в пещере не было найдено, а хитрый Улькер, заметив за собой слежку, просто водил его за нос. Но, не признающий поражений генерал был другого мнения.

– Ваша игрушка вполне может быть проверена и в условиях взаимодействия с другими находками, – подбадривал он своих помощников.

Еще несколько дней после первого эксперимента они пытались добиться от «Медальона» хоть какой то реакции, разнообразными способами приближая к нему десятки, если не сотни добытых ранее экспонатов. Но всё было напрасно, добиться какого-либо положительного результата им не удалось. Вскоре в работе наступила вынужденная пауза, и Борис Евсеевич собрал расширенное совещание, если таким можно было назвать совещание всего с четырьмя присутствующими. Обсуждался всего один вопрос, «Что делается не так». И именно на этом совещании Хромов выяснил для себя всего один, но давно интересующий его вопрос. Произошло это так. В который раз выслушав воспоминания Хромова о поведении и действиях Стенли под землёй, генерал раздражённо хлопнул ладонью по столу как бы призывая к себе всеобщее внимание.

– Мы все топчемся на одном месте, – заявил он, – потому что упустили какую-то важную информацию. Либо ты, Фёдорыч, проморгал что-то важное, – мельком взглянул он на Илью, – либо мы вообще двигаемся не в том направлении. Мне, например, непонятно, почему мы никак не используем другую пару отверстий! Вы просто не додумались до столь простого решения, или что?

– Мы додумались, – недовольно возразил Вронский, – в первый же день. Но перестановка токопроводящих проводов, как, впрочем, и смена полярности ничего нового не дала.

В таком случае попытаемся смоделировать обстановку в натуре, – поднялся со своего места Борис Евсеевич. Пещер подобного размера у нас естественно нет, но тёмные помещения, разумеется, найдутся. Например, кинотеатр какой-нибудь. А, Хромов? «Будапешт» или «Ереван», например?

– Велики они очень, – покачал головой Илья, – нам бы что-нибудь покамернее.

– Прекрасно, тогда поедем в «Форум» на Самотёчной площади. Тем более, что он стоит, как бы, на реконструкции, а на самом деле, попросту заброшен.

Сборы были недолгими, и немногим более чем через два часа, все они находились у служебного входа в некогда популярный кинотеатр. Подъехал и Борис Евсеевич.

– Что стоите, как нищие на паперти, – бросил тот недовольный взгляд в сторону старой, давно не крашеной двери, – вскрывайте её быстро!

Замок продержался недолго, и вся компания через минуту ввалилась вовнутрь пустого и гулкого помещения.

– Так – сразу же принялся руководить генерал, – Андрей берёт «Медальон» и становится здесь в партере, а ты Хромов поднимайся по рядам и занимай примерно такое же положение по отношению к нему, как и той в пещере. Света вам достаточно?

– Даже много, – отозвался Илья. Пару фонарей можно совершенно безболезненно выключить.

– Запускай капитан, – крикнул Борис Евсеевич, расставив всех по местам, – проверим как он действует в естественных условиях.

– У меня всё включено, – оповестил всех Вронский.

Хромов, заняв указанную позицию сбоку от него, внимательно присматривался к его действиям.

– Прикрой «Медальон» со всех сторон ладонями, – попросил он. Спасибо. Нагни лицо вниз. Ещё, ещё. Повернись ко мне боком. Нет, всё не то, – провозгласил он, вновь включая свой фонарь. В пещере свет от Медальона был более интенсивный и, как бы полосчатый, а здесь он еле просматривается. Улькер совсем не зря прикрывал его руками, наверняка боялся привлечь к себе внимание посторонних.

– Ваши предложения? – произнёс Пасько свою излюбленную фразу.

– Не знаю, – развёл руками Хромов. Может быть, у нас вообще нет таких предметов, на которые реагирует «Медальон»?

– Ерунда! – мгновенно отреагировал генерал. В природе существует, выявлено и описано нашими спецами всего три вида собранных по всему свету «раритетов». И все три подобных образца, своеобразных представителей от каждого вида, я захватил сейчас с собой. Повторюсь для всех, и особенно для тебя, Илья Фёдорович, чтобы впредь не приставал. Есть искусственные вещи явно внеземного происхождения, это раз. Трансмутационные предметы совершенно неясного генезиса – два. И, хотя и изготовленные по запредельным технологиям, в нашем современном понимании, но явно земные предметы – это три. Всё! Здесь не может быть каких-то разночтений. Классификация всех находок давным-давно проведена мощными специалистами своего дела и многократно подтверждена! Эта же штука, как мы видим, абсолютно не реагирует ни на один из трёх типов привезённых нами предметов. Этому факту требуется прямое и однозначное объяснение! Почему так происходит? Либо имеет место преднамеренная мистификация, призванная засветить наших агентов, либо мы с вами что-то не так делаем.

– Ага, – удовлетворённо отметил про себя Хромов, – Пасько и здесь не отрицает наличие в своих запасниках инопланетных предметов искусственного происхождения. Как бы мне хотелось на них взглянуть хоть одним глазом! Жаль, что всё доставляется на испытания в опечатанных ящиках. Но и невольное подтверждение этого факта, уже само по себе очень прогрессивно.

– Вопрос мой остаётся без ответа, – напомнил Борис Евсеевич.

Рожайте скорее! Не дай Бог, кто-то уже позвонил о нашем взломе.

– А что если, – начал Илья на удачу, – вторая пара отверстий тоже подключалась Улькером к какому-то другому источнику энергии?

– К какому же? – живо отреагировал генерал. И где этот источник? Стоп? – внезапно будто споткнулся он на полуслове, кажется, я знаю, что это за источник. Сам виноват не придал должного значения… В одном из своих отчётов, – пояснил он мгновение, – Анжела упоминала о том, что наш загадочный историк Стенли Улькер не расставался со странной стеклянной палочкой, которую постоянно держал при себе в некоей пластиковой пробирке. Значит…

– Значит, это была совсем и не батарейка, – радостно подхватил Хромов. Что же может быть в простой стеклянной палочке? Может быть, что-то совершенно элементарное, например ртутный электронный ключ, как в обычном рН – метре. Во всяком случае, он так и выглядит. Тот тоже сделан в виде стеклянной трубчатой конструкции, диаметром около сантиметра.

– Всё, едем назад, на базу. Надо срочно попробовать! – скомандовал генерал и добавил довольно язвительно. Как, однако, полезно вывозить сотрудников в очаги культуры!

Последовавшие, вслед за экспериментом в кинотеатре исследования затянулись практически на трое суток, во время которых все они ни разу не выходили из подземелья на Добрынинской. И это привело к некоторому результату. К исходу третьих суток им удалось воссоздать тот ртутный «ключ», который, как они предполагали, использовал на Крите Улькер. Сделали они его, правда, из обычной полиэтиленовой трубки, но сути это не меняло, им удалось угадать суть применения столь необычного устройства. Ещё несколько проб, ещё несколько неудачных попыток и вдруг всё внезапно переменилось, «Медальон» неожиданно «заработал», причём совсем не так, как до этого момента. Вначале это была только внезапная вспышка света, буквально рванувшаяся из его центра. Чтобы не испортить прибор, им опять пришлось экспериментировать с подводимым к нему напряжением. В результате пришли к тому же, с чего начали. Напряжение питания пришлось снизить до двадцати двух вольт, и, прежде чем его подключать, потребовалось продумать систему соединения самодельного электрохимического «ключа» со второй парой отверстий. Оставалось проверить самое главное – как «Медальон» действует в реальной обстановке и для этого им вновь пришлось сменить дислокацию. Поскольку, наскоро разработанной программой работ планировалось выяснить заодно и зону действия «Медальона», то пришлось перенести испытания в достаточно уединённое, но охраняемое место. В результате недолгого обсуждения проблемы обустройства временного полигона, решено было проводить все дальнейшие работы на одном из недостроенных участков железнодорожной ветки, вблизи Голицино. Неподалёку располагался центр космической связи, и вся территория, включая и недостроенную ветку, была под наблюдением полка внутренних войск. Наличие железнодорожного полотна позволяло в диапазоне двух километров довольно легко изменять положение любого из объектов по отношению к «Медальону». А возможность располагаться на ночлег в относительно комфортабельном пассажирском вагоне решала основные бытовые проблемы.

Исследования начались практически незамедлительно. На следующий же день был организован автобус, доставивший их до места действия, где уже стоял пригнанный вагон с мотодрезиной. Не успели Хромов с Вронским осмотреться и разложить вещи, как на двух армейских бронетранспортёрах прибыл сам Пасько и полувзвод охраны. Предосторожность была не лишней. С собой генерал привёз для начала сразу две дюжины пронумерованных ящичков с бесценными экспонатами.

* * *

Подведённые через двенадцать дней непрерывной работы результаты удивили всех, кроме, пожалуй, самого генерала, который умудрялся сохранять невозмутимое выражение в независимости от хода того или иного эксперимента. Выяснилось, что «Медальон Зевса», весьма определённо реагировал лишь на самую многочисленную, вернее будет сказать, наибольшую часть собрания генерала Пасько. Причём часть эта не была никоим образом не связана с предметами явно внеземного происхождения. Какую-либо реакцию он проявлял только к некоторой части раритетов из первой группы, то есть к тем, которые относились к предметам бесспорно земного происхождения. Илью такое положение дел весьма удручило, поскольку он считал, что всё же основной задачей их группы является поиск неоспоримых доказательств пребывания на Земле пришельцев из других миров. Но, наблюдая за поведением своего начальника, он понимал, что тот вполне удовлетворён достигнутым. Единственно, в чем он был слегка разочарован, так это в том, что «Медальон Зевса» реагировал на вывозимые из специального укрытия образцы на расстоянии не превышающем примерно двухсот метров. Да и то, эта отметка была достигнута лишь в последний день работы, когда доставленная для испытаний «мишень» по весу достигла чуть ли не половины тонны, и грузить её на подвижную платформу пришлось всем без исключения, так как привлечённая охрана одна справиться с такой массой не могла. И этот день стал как бы переломным во всех их изысканиях. В очередной раз убедившись в полной подвластности критского трофея, он громогласно объявил об окончании затворнической жизни и приказал незамедлительно сворачивать лагерь.

Радость Бориса Евсеевича была столь велика, что он даже не пытался её скрыть. Выпятив грудь, он «гоголем» ходил вдоль расчищенного от снега полотна, громко насвистывая одному ему известный мотивчик.

– Слабоватый вышел результатик, – пристроился рядом с ним Илья. Такая болванка, – кивнул он на плотно окружённый автоматчиками громоздкий ящик, – и всего сто девяносто восемь метров по дальности обнаружения. Мизерно мало. И это ещё притом, что масса использованного образца на такой дальности, была использована просто рекордная. Интересно было бы посмотреть, что же вы такое привезли?

Генерал только усмехнулся в ответ на его незамысловатую провокацию.

– Молодой ещё, – буркнул он, – и глупый. Но ничего, подрастёшь малость, глядишь и поумнеешь.

Но Хромова смутить было нелегко.

– Что нам толку в этом «Медальоне», – зашёл он с другой стороны, – если он реагирует только на какую-то одну группу раритетов. Какой может быть у нас интерес к чисто земным объектам? Вот если бы он помогал выявить остатки инопланетных кораблей…

– Чего, чего? – даже споткнулся Борис Евсеевич. Ты в своём уме, майор? Каких ещё кораблей? Не вздумай где-нибудь ещё про это брякнуть! Ну, надо же, какие дурацкие мысли бродят в ваших головах! Кошмар! Просто кошмар!

Генерал раздражёно фыркнул, и вновь принялся вышагивать по направлению к видневшимся вдалеке чашеобразным антеннам центра космической связи.

– Ну, как же, Борис Евсеевич, – продолжался виться вокруг него Хромов, – сами же говорили, что в хранилище есть обломки внеземных космических аппаратов.

– Не мог я это сказать, – отмахнулся тот? Что угодно, но не это! Вещи инопланетного происхождения это одно, а вот обломки кораблей? Ты меня извини…

– Но что-то подобное ведь есть! Должно быть! Вон у тех же американцев, если судить по слухам, так почти целая летающая тарелка есть!

– Так ведь это по слухам…

– Скажете враки?

– 100 % – ные.

– Но почему же? Всё так правдоподобно звучит. Киносъёмки, пролёты объектов разных… показания пилотов…

– Да потому, Илья Фёдорович, – наконец-то остановился генерал, – что нельзя хранить то, что в принципе не может храниться. И вообще, прекрати мне надоедать со своими бесконечными расспросами. Всё равно, всего тебе выведать не удастся. Занимайся своим делом, Илюша, и не пытайся объять необъятное. Всему своё время. А то, что ты так скептически относишься к «Медальону», то это ты зря. Наверняка ты бы с большим почтением к нему относился, если бы хоть немного знал его историю.

– Ну, так хоть это расскажите, – залебезил Илья, с некоторого времени не упускавший случая обязать чем-нибудь своего начальника.

– Не сегодня, – загадочно ухмыльнулся Пасько, – сейчас некогда. Давай лучше пообедаем, да и начнём сворачиваться. Хотелось бы до ночи попасть в Москву, поспать нормально, и не под ваше бесконечное бормотание. Мне например тоже хотелось у тебя спросить, и что вы всё с Андреем по ночам обсуждаете? Как неуёмные дятлы, бу-бу-бу, да бу-бу-бу.

– О работе говорим, по большей части, и ещё о жизни.

– Про работу это более или менее ясно. А что о жизни?

– В основном о том, что никакой жизни у нас, кроме работы и нет.

Генерал недовольно засопел, но возражать не стал. Только улыбнулся краешками губ и легонько хлопнул Илью по спине.

– Пойдём обратно, критик. И наберись терпения, уже немного осталось…

Эти слова «немного осталось» так врезались в память Хромову, что впоследствии он вспоминал их достаточно часто. Особенно запомнилось ему выражение лица и глаз, которые в тот момент смотрели отнюдь не на него, а куда-то через него, куда-то за его спину, в понятную только ему даль.

* * *

Но, кстати, своё обещание поведать о судьбе «Медальона Зевса» генерал сдержал. Через четыре дня Пасько вызвал Хромова по громкоговорящей связи.

– Поедем, Илья Фёдорович, – пригласил он его, когда тот откликнулся на его зов, – прокатимся немного.

Вот так, просто прокатимся и всё. Куда? Зачем? Интересоваться не было нужды, поскольку никаких объяснений никому и никогда не давалось, тем более по доступной для постороннего контроля связи. В группе «технической поддержки» считалось, что оперативник в любой момент, по первому требованию может отправиться хоть в Африканскую саванну, хоть в ледяные пустыни Гренландии.

Хромов накинул куртку и бегом спустился на первый этаж. Обычно он дожидался в подъезде, но сегодня, после долгого периода серой безрадостной зимы так ярко светило весеннее солнышко, что он вышел на улицу. Вокруг сновали отягощённые сумками люди и никому не было дела до стоявшего у стены мужчины, устало щурившего глаза у безликой двери безликого подъезда. Илья же смотрел на них хоть и с лёгкой, но плохо скрываемой завистью. У них, бегущих одновременно во все стороны, была самая обычная жизнь и каждый из них знал, что было с ним вчера и что с ним будет завтра. Он же, такой на вид сытый и уверенный в себе, должен был, проснувшись утром, напрочь забывать про то, что случилось с ним вчера и не иметь понятия о том, что с ним случится через час.

Позади него звонко хлопнула дверь, и Илья неохотно повернулся. На пороге стоял генерал, озабоченно поправляя воротник своего кашемирового пальто.

– Машины пока нет, – предупредил его Илья.

– Так я её и не вызывал, – добродушно буркнул в ответ Борис Евсеевич. Мы с тобой пешком лучше пройдёмся, по такой-то погоде. А то всё сидим по разным душным кабинетам и потайным подвалам, совсем белого света не видим.

– И как долго собираемся прогуливаться…? – на всякий случай поинтересовался Хромов, двигаясь вслед за неторопливо вышагивающим начальником.

– Недолго, – небрежно качнул тот головой, – месяца на полтора, не больше.

Некоторое время они шли молча и когда генерал начал говорить, Илья не сразу понял, о чём тот ведёт речь. Но когда до него дошло, что он продолжает недавний разговор, он сразу навострил уши.

– История так называемого «Медальона Зевса» тянется к нашим дням из поистине неведомых времён, – неспешно повествовал Борис Евсеевич. Мне даже кажется, хотя утверждать с уверенностью трудно, что он вначале появился в одном из древнеиндийских княжеств, как некое подношение или просто банальная взятка. Возможно, что он был извлечён из земли в одной из многочисленных копей древней Голконды, а, может быть, привезён проезжими купцами из близкого Сиама, не знаю. В древности ведь тоже весьма ценились необычные и загадочные вещицы, правда, по другим причинам. И, так или иначе, но он, вполне возможно, вкупе с некоторыми другими столь же интересными предметами, был постепенно перемещен в древнюю Галилею. Да, да, – подтвердил он, – в современную Палестину. Там, примерно два тысячелетия назад, удивительным образом сконцентрировалось довольно много подобных предметов. Ещё бы! Именно там, кем-то готовилась к старту новая религия, ковались новые мессии. А какие же мессии без потрясающих прихожан чудес? Правильно, без чудес народные массы, мессиям не верят. И поэтому предметы генерирующие чудесные, никем ранее не виданные явления, должен иметь каждый уважающий себя ловец людских душ. Это ведь их своеобразные инструменты, ну как у плотника долото. Про плотника это я так, к слову, – отмахнулся он, будто от внезапно возникшего перед ним привидения. Там, на берегах Иордана все эти чудесные штучки работали некоторое время вполне исправно, до той поры, пока римские власти не решили навести конституционный порядок, и не разогнали новоявленных иудейских царей по их пещерным убежищам. И, любезные нашим сердцам загадочные «игрушки» двинулись далее. «Медальон» же, по стечению обстоятельств, осел в Константинополе. И не где-нибудь там, у третьеразрядного содержателя кофейни, а в сокровищнице самого константинопольского Базилевса. С тех пор то и начался рассвет Византии. Да-а, – протянул генерал, – но нет ничего вечного под луной. Толпы бедных, но яростных от праведной жадности североевропейских сеньоров решили малость пограбить чересчур разжиревших южан и, не долго думая, двинулись в очередной крестовый поход. Итог известен – Константинополь пал и был разграблен. И довольные орды несколько более разбогатевших вояк разбрелись по домам. Каждый из них нёс в Европу свою добычу, кто золотые солиды, кто серебряные драхмы, а кто и священные дары легендарных волхвов. Один из даров нёс в своём походном ранце Кристофер Де Малло. Что-то другое нёс Шарль Де Рени, а ещё один артефакт прихватил некий Антуан О Шалле и так далее и так далее. И все они, опять же, по странному стечению обстоятельств, одни чуть раньше, другие чуть позже, но почти все оказались в рядах ордена Тамплиеров, под дланью которого вскоре оказалась почти вся Франция. И орден, дотоле самый нищий в Европе монашеский орден, внезапно и сказочно забогател! Но и тут оказалось, что ничто не вечно под луной, – всё более и более распаляясь воскликнул генерал. Король Франции Филипп Красивый, так же как в своё время Понтий Пилат, решил покончить с чрезмерно расплодившейся ересью и решил унизить Катарских Альбигойцев, этих нововозникших христиан, этих яростных ревнителей изначальной веры, по полной программе. И он нанёс им удар в самое сердце, подвергнув непокорных отщепенцев пыткам огню и разорению. Те защищались отчаянно, но силы были явно не равны. Вскоре последние тамплиеры стянулись в крепость Монсегюр, стоявшую на юге страны. И там, будучи осаждёнными со всех сторон правительственными войсками, они, предчувствуя неблагоприятное развитие событий, закопали собранные раритеты в одном из бесчисленных крепостных подвалов. Но нашего «Медальона» среди упрятанных там предметов не было. Кто-то из адептов высшего посвящения смог бежать, унося его с собой. Появился он в «миру» много позже, аккурат перед Второй Мировой войной. Некто Отто Ран появился во Франции и якобы с научно-познавательными целями обшарил давным-давно опустевшую крепость сверху донизу. Катары очень хорошо спрятали свои святые реликвии, но спрятать их так, чтобы их не нашёл «Медальон» они не могли, просто не знали о его существовании, а может быть им просто не хватило времени. Так или иначе но господин Ран, на пару с ещё более загадочным искателем сокровищ, Антонином Гадалем, отыскал-таки спрятанное сокровище под одной из башен южного бастиона. Кстати, только сейчас мелькнула мысль. Именно он, скорее всего, и предоставил в распоряжение Отто уже определённым образом приспособленный для проведения поисков «Медальон». Прошло совсем немного времени и, куда же ты думаешь, наш удачливый кладокопатель отнёс свои находки? Ну, конечно же, в конечном счёте, почти всё попало в руки создателей невиданной и самой последней на тот момент религии – религии нового мирового порядка. Увы, свалившиеся почти что с неба подарки впрок нацистам не пошли. Некоторым обладателям этих воистину божественного происхождения предметов, почему-то показалось, что они способны стать с их помощью истинными господами тысячелетнего Рейха. Развернулись тайные работы по изучению и запуску находок в дело. Однако, поскольку количество их было незначительно, и объединённая мощь недостаточна, специалисты оккультных наук в течение нескольких лет предпринимали определённые усилия с целью отыскания новых предметов подобного рода. Им ведь довольно скоро стало ясно, что имеющийся в их распоряжении набор далеко не полон. Да-с-с. С этой же целью в Англию был послан и небезызвестный Рудольф Гесс. Потребность в пополнении коллекции была столь велика, что сам Фюрер стремительно возрождающейся Германской империи отправил его в Англию. Не пожалел своего лучшего друга и товарища. А почему? Да потому, что достиг договорённости с лордом Галифаксом о продаже им двух имеющихся в его распоряжении раритетов. К несчастью, бедняга Гесс сбился с маршрута и совершил вынужденную посадку совсем не там, где планировал. Альянс двух противоположностей из-за ошибки в пилотировании не состоялся, но заметь, все участники тех далёких событий не проронили и слова об истинной цели, казалось бы, совершенно безумного перелёта. Предполагая завоевать с помощью религии мирового порядка весь остальной мир, гитлеровцы всё рассчитали правильно, они упустили из виду только один фактор, а именно фактор времени. И, в конце концов, им его-то и не хватило. Вынужденные действовать в условиях постоянного цейтнота, они, как в шахматах, постоянно жертвовали качество и в результате в конце концов потеряли и количество. Поскольку с тысячелетием у них в тот раз не получилось, последние оставшиеся первосвященники из «СС», так же как некогда и легендарные Альбигойцы, перед своим окончательным поражением спешно захоронили собранные ими по всему миру сокровища. Причём заметим для себя, не просто материальные ценности, а сокровища особого рода. Выбора в сложившихся обстоятельствах у них особого не было, но здесь они поступили очень изобретательно. В самом начале мая сорок пятого года отборная команда альпинистов попросту утопила контейнер с древнейшими и удивительнейшими раритетами в толще одного из ледников.

– Как же можно что-то утопить в леднике?

– Они подумали об этом заранее, ещё в Берлине, и кроме освинцованного контейнера с сокровищами, захватили с собой несколько термитных шашек. Знаешь, ими до сих пор ещё кое-где рельсы сваривают. Вот с их то помощью, они и устроили себе полынью в сплошной ледяной толще. Теперь, после того как полынья замёрзла вновь, найти контейнер не мог уже никто, поскольку сам «Медальон», этот своеобразный компас некогда использованный для их первичного отыскания, лежал под двухметровым слоем льда. Что нам было делать? Оставалось уповать только на время. Ледники-то ведь движутся и рано или поздно, но контейнер должен был спуститься в речную долину, где и вытаять. По приблизительным раскладкам, сделанным ведущими гляциологами Советского Союза, произойти это событие должно было где-то через пятьдесят лет после захоронения. Ошибка могла составить в ту и другую сторону примерно три года. И вот, начиная с мая 1990, мы принялись тщательно следить за всеми событиями, которые происходили в небольшой горной провинции Австрии. Точное место захоронения нам, к сожалению, не было известно и поэтому нам пришлось направить целых три группы альпинистов-любителей, которые с мая по октябрь лазали по горам с мощными биноклями, пытаясь высмотреть вожделенный контейнер. Трудов было много, и зачастую бесполезных, но как всегда помог случай. В местной газете напечатали пространную статью о несчастном случае, произошедшем в одном из горных лагерей. Место было подозрительно близко к интересовавшему нас району, и всем находящимся поблизости оперативникам на всякий случай было приказано выяснить подробности несчастного случая. Самое неприятное заключалось в том, что заметка была опубликована только после завершения судебного разбирательства и все участники тех событий успели разъехаться кто куда. Тем не менее, рук мы не опустили. За каждым из них было установлено наблюдение и довольно скоро выявилось, что накануне трагедии одна спортсменка из группы туристов оказалась свидетельницей весьма интересного происшествия. По её словам из ледяного склона недалеко от лагеря выпал некий трубообразный предмет, застрявший в промоине, как раз посередине небольшой горной речки. Причём, свидетелем этого события была не она одна, с ней рядом был спутник, который по непонятному стечению обстоятельств на следующий день и погиб. По версии официальных властей тот покончил жизнь самоубийством. Однако, в версию эту мало верится. Парень из приличной семьи, как говорится, без вредных привычек, при деньгах и без проблем в личной жизни. И согласись, странно всё выглядело. Ещё днём он веселился и радовался жизни, с девочкой этой заигрывал, а ночью вдруг в пропасть сиганул, ни с того ни с сего. Непонятно. А потом, спустя двое суток мне наши ребята докладывают о том, что один из членов той группы оказывается никуда и не уехал. Он остался в Австрии, и даже особо ни от кого не скрывался! Но пока мы этот факт установили, пока добрались до его убежища, где он после «самоубийства» своего напарника по связке отсиживался, того и след простыл. С большим трудом удалось выяснить, что он за это время перебрался в Англию и поселился в доме некогда бросивших его на произвол судьбы родителей. Странно, согласись. Ты, наверное, уже догадался, что речь идёт о твоём австралийском дружке. Мы предприняли его разработку и выяснили, что ни в какие официальные органы по поводу возможно доставшихся ему раритетов он не обращался. Он вообще вёл на удивление замкнутый образ жизни. Это наводило на некоторые размышления. Конечно, вполне возможно, что Улькер и не был связан напрямую с погибшим альпинистом. И не он подтолкнул дружка в пропасть, но сдаётся мне, каким-то образом он в этой истории поучаствовал. Как? Пока не знаю, но то, что вскоре после данных событий он так стремительно выдвинулся на Крит, говорит о многом. Этот остров давно у нас состоит на подозрении. О, – внезапно остановился у казённого вида здания генерал, – да мы с тобой, оказывается, уже и пришли.

Илья поднял голову.

«Управление геохимической экспедиции» – прочитал он скромную надпись на облезшей, словно бы вросшей в стену вывеске.

– Теперь учиться будешь здесь, – указал ему генерал на полуоткрытую дверь учреждения. Поднимешься на второй этаж, комната № 23. Обратишься там к Бровину Владимиру Михайловичу. Скажешь ему, что прибыл от Кирьянова по предварительной договорённости. Посылаю тебя к нему, поскольку он прекрасный преподаватель, и к тому же заслуженный геолог страны. Страны, правда, бывшей, но сам он и теперь он является одним из лучших специалистов в своей области. Две недели тебе сроку, и чтобы ты смог стать на уровень хотя бы студента первого курса геологического техникума.

– Но Борис Евсеевич… как же!? – только и смог вымолвить Илья.

– А как же, голубчик, – перебил тот его. Ты что же думаешь я могу послать тебя с ответственным заданием без должной подготовки, без знания предмета, без соответствующего прикрытия? Ответ, я полагаю, очевиден; – нет, нет и нет. И поэтому, будь любезен не возражать. А что бы легче училось, почитай на досуге вот это, – протянул ему Пасько упакованную в запечатанную коробочку дискету, узнаешь много, ну просто очень много интересного материала. Что ж, будь здоров, Илья Фёдорович. Генерал строго взглянул на замершего в ожидании дальнейших указаний майора и добавил, – будет трудно, звони…, поможем, чем сможем.

Поднявшись по выщербленной многочисленными подошвами каменной лестнице, Хромов тихонько, всё ещё не вполне веря в реальность происходящего, постучал в указанную генералом дверь. Прислушался. За дверью было подозрительно тихо. Он постучал ещё раз, громче.

– Ну, кто там барабанит? – раздался из комнаты раздражённый мужской голос, – да входите же, наконец!

Хромов толкнул дверь. За приставленным к одинокому окну столиком сидел небольшой лысоватый человечек неопределённого возраста, одетый в старомодный, истёртый на рукавах пиджачок.

– Владимир Михайлович? – выжидательно поклонился ему Хромов.

– Он самый, – приветливо улыбаясь привстал хозяин кабинетика, – заходите смелее. Так это вы, наверное, из Уральского ГОКа приехали?

– Нет, – мотнул головой майор, – я от некоего господина Кирьянова… пришёл.

– А-а-а, как же…? – непонимающе произнёс хозяин кабинета, будто. Стоп, – скомандовал он сам себе, – тогда вы, наверное, будете Илья Фёдорович. Да, я не ошибся?

– Совершенно верно, он самый.

– В таком случае, присаживайтесь, – несколько растерянно сказал Бровин, вновь опускаясь на своё место. Да, да, сюда. Честно говоря, – продолжил он, – я думал, что вы несколько моложе. Мне ведь говорили, что надо подготовить человека к поступлению во МГРИ.

– Я хоть и не так молод, – сокрушённо развёл руками Илья, – зато более понятлив, примерно так, как хорошо обученная такса.

– Что ж, – согласно кивнул хозяин кабинета, – и то верно. Терпенье и труд всё перетрут. Тогда скажите мне, Илья Фёдорович, так сказать для пущего знакомства, вы имеете какое-либо понятие о геологии, как о науке?

– Вообще-то я больше специалист в аналитической и общей химии, – принялся перечислять Илья, – в электронике смыслю, радиосвязи, и даже в устройстве автомобиля. Но по чистой геологии, я, честно говоря, чувствую себя полным профаном. Только и помню из институтского курса общей химии, что уголь бывает каменный и бурый.

– Ещё и пустой, зольный, антрацит и глинистый, – подхватил его слова Бровин. Ну что же, – скупо улыбнулся геолог, – совсем не плохо для начала, многие молодые люди не знают и этого. Ну, что же, давайте прямо завтра и начнём наши гм, гм, консультации. Я для вас заранее подготовил несколько популярных брошюр. Прочтите их сегодня вечером, мне интересно будет услышать ваше мнение.

Произнеся эту фразу, Бровин незамедлительно вынул из ящика стола пачечку потрёпанных книжек и протянул их Илье.

– Когда мне к вам подходить, чтобы не быть в тягость? – поинтересовался тот, укладывая брошюры в пакет.

– Я здесь уже с восьми утра, каждый день, кроме воскресенья. Так что решайте сами.

На том они и расстались. Выйдя на улицу, Хромов вызвал по телефону служебную машину, и пока она не подъехала, несколько раз ощупывал лежащую в кармане дискету. Загадка его мгновенной переквалификации в геолога заинтриговала его до такой степени, что он даже пару раз едва не приказал водителю остановиться у магазинов, торгующих компьютерами. Однако, в последний момент он всё же сдерживал свои порывы и, сжав зубы, отворачивался от очевидного соблазна.

Дома, едва поздоровавшись с женой, он бегом поднялся на второй этаж и включил свою рабочую станцию. Пока компьютер загружался, Илья включил на прогрев и принтер, чтобы не терять и секунды на ожидание. К его вящему разочарованию на дискете содержалось только полторы странички убористого рукописного текста, первоначально сделанного, судя по коряво написанной дате, пятнадцатого июля 1940-го года. Судя по всему, это была обычная докладная записка от начальника проходческого участка, которую тот писал на имя начальника лагеря № 108. Фамилия того, кому записка предназначалась, была замазана тушью, но Хромов внимания на это не обратил, поскольку его в первую очередь увлекло именно содержание записки. И хотя она была предельно проста по форме, внешняя её незатейливость была фактически сведена на нет полной бессмыслицей описываемых в ней фактов. А они были таковы.

– После проведённой 13-го в 11.15 основной отпалки (плановый взрыв горной породы), – писал некий В.Г. Малеев, – в 15.00 в штрек 7-БИС была направлена бригада разборщиков, которые должны были к 19.00. расчистить образовавшийся после взрыва завал. После выполнения первой части задания, они должны были перенести пустую породу на носилках к сбросному лотку. Но в 17.45, так и не дождавшись выхода бригады наружу, в штрек вошёл начальник конвойной команды Бочкин М.А. в сопровождении одного из солдат. Через несколько минут оба они выскочили наружу, пребывая в крайнем удивлении и растерянности. Перебивая друг друга, они в бессвязных выражениях сообщили оставшимся у входа, что в штреке не нашли ни одного заключённого! Последнее их заявление было совершено абсурдно, поскольку штольня была относительно новая, глухая и никоим образом не связана с системой более старых горных выработок. Её начали пробивать на этом месте всего три с половиной месяца назад в нетронутом до той поры склоне горы, и выдолбленная в скале труба не имела ни других горизонтов, ни тупиковых разрезов, в которых могли бы укрыться якобы исчезнувшие заключённые. Но факт побега, что называется, был налицо. Всколыхнулся весь лагерь. По громкоговорящей связи объявили тревогу по форме пять – «Массовый побег». Вскоре к забою прибежала тревожная группа – пять человек свободной смены и Бочкин, уже не доверяя сам себе, приказал им ещё раз осмотреть горную выработку. Но тщательное её прочёсывание конечно ничего не дало, да и не могло ничего дать. Были найдены и вынесены на поверхность только две телогрейки с нагрудными номерами зеков Фильшина и Кежина, одна кирка, сломанная тележка и два лома. Куда делись десять человек, несколько носилок и все остальные инструменты, было совершенно непонятно. Незаметно выйти через основной вход они не могли никак, ибо на отвальной площадке всё это время безотлучно находились четверо конвойных во главе с самим Бочкиным. Ситуация была совершенно невозможной, если не сказать опасной. Вот поэтому работы на прииске были вскоре приостановлены и все без исключения заключённые были отконвоированы обратно в лагерь. Там провели общее построение и произвели внеочередную перекличку. Всё сходилось, не хватало именно тех десяти человек, которые и работали в 7-БИС. Срочно собрали объединённое совещание начальников участков и конвойных командиров, на котором и гражданские руководители шахтного участка и офицеры конвойных команд рассмотрели все возможные варианты побега заключённых. Именно побега, поскольку никакая другая возможность исчезновения людей просто никому не приходила в голову. Но в ходе экстренно проведённого опроса всех находившихся тут же свидетелей, было однозначно установлено, что покинуть территорию прииска у заключённых не было никаких шансов. Прежде всего, потому что убежавшей бригаде пришлось бы как-то отвести внимание сразу трёх постовых, выставленных на окружающих лагерь вершинах. Сделать это, без предварительного согласования своих противоправных действий со всеми тремя охранными постами, было совершенно невозможно, поскольку каждый из трёх легко мог заметить любые передвижения столь крупной группы людей. И, кроме того, все часовые постоянно держали под наблюдением единственный выезд из лагеря. Для очистки совести, комиссар лагеря ещё раз опросил часовых, находившихся непосредственно около штольни. И только тут, во время этого допроса, один из них вспомнил один небольшой факт, не замеченный всеми остальными. Во-первых, он отметил, что за все три часа, пока исчезнувшая бригада находилась внутри штольни, ни один из них, даже по нужде, ни разу не выходил наружу. А во-вторых, сообщил, что примерно через двадцать минут, после того как рабочие углубились в гору он, собирая обломки ящиков для костерка, краем глаза заметил якобы блеснувшую в глубине штольни короткую, но очень яркую фиолетовую вспышку. Вначале он подумал о том, что это взорвался один из не сработавших утром зарядов, но обычного хлопка от взрыва не последовало, и он решил, что ему просто-напросто показалось.

На утро следующего дня, – писал далее Малеев, – а именно 14-го, в злополучную штольню была отправлена новая бригада. На сей раз, её неотлучно сопровождали трое конвойных. Под их присмотром были разобраны оставшиеся после вчерашнего завала камни, которые незамедлительно вынесли наружу и тщательно проверили. Осмотр извлечённой породы к всеобщему удивлению не выявил ни крови от раздавленных тел, ни остатков одежды и вообще ничего, что могло бы остаться от человеческой жизнедеятельности. И только на одной плоской плите была обнаружена странная борозда, удивительным образом напоминавшая отпечаток человеческого локтя. Но отпечаток к делу не пришьёшь, и вскоре расследование фактически зашло в тупик. А через два дня, по приказу начальника лагеря, вход в 7-ю БИС, во избежание повторения подобных инцидентов, и вовсе был перекрыт массивным деревянным щитом.

В связи с этими-то обстоятельствами Малеев и просил не предъявлять к нему каких-либо претензий по поводу исчезновения заключённых, поскольку лично он несёт ответственность только за ход геологоразведочных работ, а не за соблюдение порядка в лагере. Далее следовала дата и неразборчивая подпись.

Верный своей давней привычке, Хромов выучил тест наизусть, чтобы иметь возможность проводить его анализ в любое время суток.

– Ну что же, – думал он поздним вечером, вяло ковыряя за обеденным столом кусок пережаренный рыбы. Теперь понятно, зачем я должен спешно освоить геологическую науку. Шеф хочет направить меня на место этого происшествия. Странно только, что столь сумасбродная идея пришла ему в голову, чуть не через шестьдесят лет после самого происшествия. Да, и интересно было бы узнать, где находился этот прииск? Попробую в этом вопросе оттолкнуться от официальных реквизитов. На докладной, кстати, стоит печать с надписью «Особый район НКВД». Надеюсь, что он расположен не на краю земли, а чуть-чуть поближе.

– Насыпь ещё картошечки, – рассеяно протянул он жене тарелку, – она у тебя сегодня бесподобна.

Та молча взяла его тарелку и раздражёно кинула ему в неё ложку жареного картофеля.

– Держи своё харчо, – толкнула она тарелку в его сторону. Правда, мне кажется, что ты это просто так сказал, чтобы хоть о чём-то поговорить.

– То есть, – недоумённо встряхнул головой Илья. Что ты этим хочешь сказать?

– Что, что! – неожиданно вскочила Алла со своего места. Ты ведёшь себя так, будто совершенно посторонний человек. Месяцами где-то отсутствуешь и если и возвращаешься, то весь побитый и израненный. Когда же ты якобы дома, то не выходишь из своей комнаты. Тебе, наверное, твой компьютер стал дороже нас с сыном!

Хромов тоже поднялся и примирительно развёл руками.

– Что ты шумишь? Ты даже не можешь себе представить, как важна моя работа, и как сложно мне её исполнять.

– Поменяй её, – раздражённо всплеснула Алла руками. Что в ней хорошего? Ни денег тебе нормальных не платят, ни спокойствия для нас она не приносит. Да и уже устала сидеть в этой глуши. Поговорить не с кем, делать нечего. Только и делаю, что сижу здесь в ожидании неизвестно чего!

– Ладно, ладно, не шуми, – Илья оставил тарелку на столе и направился к себе в кабинет, – я постепенно исправлюсь. И успокойся ты, ради Бога. Если хочешь, прогуляемся сегодня вечером к озеру.

– У нас лыж нет, – отрезала та, – а пешком там не пройти. Ты всё думаешь, что на улице лето, а уже зима кончается!

– Ну, извини, – стараясь сдерживаться, отозвался он, – пойду подумаю над твоими словами.

Первое, что он увидел, войдя к себе в комнату, был светящийся экран компьютера, и мысли его тут же вернулись к прочитанному перед ужином документу.

– Что-то совсем недавно говорил на эту тему Борис Евсеевич, – начал припоминать он, усаживаясь в кресло. Я, кажется, ещё на больничной койке валялся. Как он тогда выразился? Каждый год исчезают тысячи людей, или даже десятки тысяч. Возможно, он просто хочет перекинуть меня на новое направление и не нашёл ничего другого, как для начала испытать мои дедуктивные способности на событиях давно минувших дней. М-да, хоть и многовато времени прошло, но, судя по той основательности, с какой он взялся за моё специальное образование, некоторый шанс найти объяснение столь примечательной истории всё же есть. Интересно бы вычислить уже сейчас, на что в данном случае рассчитывает наш генерал. Но конечно, прежде всего, надо выяснить, где находится искомый прииск.

Он устроился за столом поудобнее, вышел в поисковую систему, и набрал ключевые слова: «Особый район НКВД, лагерь № 108, прииск «Индустриальный». Пока шёл поиск, – он принялся бесцельно водить «мышкой» по резиновому коврику, размышляя над сущностью предстоящего задания.

– Итак, если рассуждать стратегически, то имеется всего две возможности объяснения данного происшествия, – думал он. Либо все десять заключённых банально погибли при совершенно иных обстоятельствах и их гибель попросту решили списать на некое загадочное происшествие. А может быть в неведомой штольне (надо будет срочно выяснить, что это такое) действительно случилось что-то экстраординарное. Но ясно, что вопрос о массовом побеге можно смело закрыть. Уж очень неправдоподобна версия бегства мышки из бутылки, у горлышка которой неотлучно сидит кошка. Да и потом, если действительно затевался побег, то гораздо логичнее было бы бежать ночью, запасшись пищей и прочими необходимыми для побега вещами. К тому же, из лагерей и тюрем бегут не рабочими бригадами, а группами, составленными из особо доверенных сокамерников, иными словами, с самыми близкими корешами. Стало быть, остаются всё те же два варианта: незапланированная гибель десяти человек, и попытка сокрытия этого факта, или… неизвестно что. Хорошо, рассмотрим первый вариант подробнее. Столь ли высоко ценилась жизнь заключённого в сороковом году? По-моему, тогда не особо церемонились даже с целыми народами, а не только с десятком заключённых на Колыме, где они и так гибли тысячами. Нет, вряд ли практически неподотчётное лагерное начальство стало бы городить огород из-за десятка и без того обречённых бедолаг. Тогда непонятно, зачем вообще писалась эта записка? В конце концов, пусть даже и убежало из конкретного лагеря несколько человек, так что с того? Убежать с Колымы по суше в принципе невозможно даже сейчас, а тогда такой подвиг был и вовсе нереален. И что же отсюда следует? – спросил он сам себя. А следует только одно – в данном месте, видимо, действительно имело место некоторое проявление сверхъестественных сил.

Компьютер слабо пискнул и Хромов прочёл только что полученную справку.

«Посёлок и прииск «Индустриальный», находится в семи километрах к северу от районного центра Омсукчан, Магаданская обл., Чукотка. Лагерь № 108 «Индлаг» действовал с 1938-го по 1954-й год».

– Как специально накаркал, – с досадой пристукнул он ладонью по столу, – более близкого места для моей командировки не нашлось! Что же, – с неохотой вытянул он из папки полученные утром брошюрки, – значит, придётся мне как следует освоить специальную терминологию, чтобы в случае чего среди проходчиков и геологов не выглядеть полным профаном. Да, хитёр наш генерал, – пробормотал он, открывая первую страницу учебного пособия для горных мастеров, – всё предусмотрел старый лис, всё подготовил.

* * *

Через шестнадцать дней крайне интенсивной подготовки Илья Хромов был признан вполне готовым к выполнению своей миссии, после чего был официально зачислен в штат Центральной геохимической экспедиции на скромную должность техника. А ещё через пять дней он в составе небольшой экспедиции отбыл в Находку, чтобы оттуда, уже на корабле, отплыть в сторону Магадана. Четырёхдневное путешествие на самом обычном, ободранном штормами и ветрами сухогрузе ему, как человеку сугубо сухопутному, понравилось необычайно. Шли они на электроходе «Капитан Мышевский» и Хромова, из-за недостатка жилых помещений, поселили в каюту боцману. Но находился он в ней мало, поскольку большую часть суток проводил в каютах своих новых сослуживцев, исподволь устанавливая с ними дружеские отношения. Когда же играть в карты и шахматы надоедало, он просто стоял на баке судна, (то есть на самом его «носу») с интересом наблюдая за неуклюже ползающими по встречным льдинам нерпами. Поскольку погода стояла хотя и холодная, но сухая и безветренная, ничто не мешало ему предаваться столь интересному занятию. На пятый день путешествия сухогруз вплотную приблизился к материку, и внимание Хромова переключилось на вздымающиеся слева по борту черно-белые скальные громады. Ледяные поля ближе к берегу стали и протяжённее и мощнее, так что у него даже зародились сомнения в том, что они смогут нормально причалить. Но корабль ледового класса справился с этой проблемой на удивление легко. Вскоре в, казалось бы несокрушимых скалах, обнаружился относительно свободный ото льда проход и сухогруз, осторожно снизив ход, вошёл в Нагаевскую бухту. На борту незамедлительно началась обычная для такого момента предпричальная суета, а Хромов поспешил в каюту за вещами. Вскоре вся их маленькая группа с вполне понятным нетерпением выстроилась у левого борта, с которого уже готовили к спуску трап. Ещё полчаса манёвров у причальной стенки, напряжённое ожидание встречи с неведомой Колымой и, вскоре вся их небольшая команда оказалась на твёрдой земле. Далее начались обычные дорожные хлопоты, которые встречают каждого российского путешественника на необъятных российских же просторах. Первоначально они хотели доехать до Магаданского аэропорта, носящего гордое название «Сокол», но вскоре выяснилось, что самолёты местных линий до далёкого Омсукчана в ближайшие два дня вылетать не будут, из-за приближения мощного циклона. Пришлось искать другие возможности. В рудном управлении им предложили воспользоваться либо УАЗом с утеплённым кузовом, либо потрёпанным ПАЗиком, взятом в аренду у городского управления механизации.

– Я бы вообще никуда отсюда не поехал, – честно заявил Хромов, когда его спросили о том, какой транспорт в данных местах предпочтительнее (он был изначально представлен, как человек имеющий богатый опыт путешествий по Дальнему Востоку). Тащиться по колымской трассе во время снежного бурана, – указал он пальцем на заснеженное окно, значит подвергать себя совершенно неоправданному риску. Дорога наверняка обледенела, а она здесь и в хорошую-то погоду едва-едва проходима. Давайте просто подождём пару дней в аэропортовской гостинице, пока вновь не начнут летать самолёты. Тогда через два часа мы будем на месте. А так придётся тащиться по пурге целый день, если не два.

– Но ведь мы всё равно выиграем целый день, – возразила ему его номинальная руководительница по геологической партии Елена Шугинина, – а нам каждые сутки важны! Ты же в курсе того, что наша поездка рассчитана всего-то на три, максимум четыре недели, и придётся обследовать целых два месторождения. Решено, поедем на УАЗе! – объявила она. Прямо сейчас!

И они поехали. Хорошо ещё, что принятый в качестве подсобного рабочего, русоголовый парнишка Олег Звонков, запасливый и любящий порядок во всём, успел до отъезда закупить водки, хлеба и копчёной колбасы, которыми набил две дорожные сумки. Это им пригодилось, как никогда кстати, поскольку, проехав чуть более пятидесяти километров, они попали на участок скользкой дороги и неприятности не заставили себя ждать. При попытке избежать лобового столкновения с каменной стеной, водитель резко вывернул руль и их автомобиль, сделав крутой вираж, задними колёсами рухнул в скрытую подо льдом канаву. Вытащить машину им удалось только спустя три часа, да и то только с помощью проезжавшего по трассе одинокого КАМАЗа. Но далее дорога стала ещё хуже и скорость их движения упала до двадцати километров в час. С большим трудом они добрались до находящегося на полпути перевала с довольно странным названием – «Дунькин пуп». Достигнув этой точки, маленькая экспедиция была вынуждена и вовсе остановиться, поскольку на дороге образовалась такая пространная наледь, что перед перевалом скопилось не менее сотни куда как более мощных машин. Стояние в вынужденном заторе продолжалось почти двое суток, пока вызванный на помощь тяжёлый трактор не вытащил их на высшую точку перевала. В итоге всё путешествие продлилось почти трое суток и к концу его, более или менее прилично чувствовал себя только Хромов, как наиболее подготовленный к передрягам подобного рода. Соответственно и все хлопоты по спасению попавшей в беду группы легли на его плечи, поскольку ко всем прочим неприятностям прибавилось и сильное недомогание совершенно раскисшего водителя. Таким образом, когда Илья через лобовое стекло, наконец-то увидел самодельный дорожный указатель с надписью «Омсукчан», его собственные силы были практически на исходе. Но всё же они были почти у цели, и это радовало. До посёлка Индустриальный – конечной цели их путешествия, оставалось всего семь километров. Но в одиночку, бросив всех, он отправиться туда не мог, чтобы не возбуждать излишнего подозрения. Пришлось ещё сутки провести в жалкой гостинице, скромно притулившейся у самого въезда в районный центр, который местные острословы нарекли место, где проживали, просто и едко – Сучки. Дабы как-то скомпенсировать вынужденный простой, Илья на следующий день предпринял маленькую экскурсию по окрестностям затерянного в таёжных дебрях городка. Ничего особенного. Чёрно-белые украшенные только каменистыми осыпями сопки, тянущиеся вдоль их склонов редкие полосы кедрового стланика, да небольшая речушка огибающая посёлок с запада. И только одно привлекло его внимание. Странно высокий лес, совершенно нетипичный для столь приближенного к полярному кругу региона, компактной рощицей вздымавшийся на противоположном берегу реки, прямо за мелкими перекатами. Завершив прогулку, майор с неохотой вернулся в совместную с водителем комнатку. Тот лежал на кровати и хрипло сопел через прикрывающую его голову простыню.

– Что, Василич, – присел Илья на край его кровати, – не отпускает лихоманка?

– В баню сегодня пойду, – высунул тот наружу распухший нос, – замучался совсем. Составишь мне компанию? Я узнал, сегодня как раз мужской день.

– Тогда давай возьмём с собой всех остальных.

– Я предлагал, – нет желающих. А ты как?

– Пойдём, конечно, – успокаивающе положил ему руку на плечо Хромов. Ты, самое главное, выздоравливай поскорее, а то всё дело наше стоит.

Под делом он естественно подразумевал своё личное задание, – но водитель понял всё по-своему.

– Да я всё понимаю, – закряхтел тот, переворачиваясь на бок и болезненно кашляя, – да проклятая дорога подвела. Продуло, понимаешь, когда мы машину вытаскивали. Просквозило напрочь. Всё Ленка эта. Молодая ещё, глупая баба, а туда же, всё начальницу из себя строит.

– Она хотела как лучше, – постарался погасить назревающий конфликт Хромов. Сам же знаешь, самолёт до Сучков не предвиделся, а добираться всё равно нужно как-то было. Ничего. Пропаримся с тобой покрепче, перцовочки выпьем по стаканчику. Глядишь и полегчает. Не сопи, брат, какие наши годы, к утру наверняка от насморка оправишься.

Его прогноз оказался верным и наутро заметно посвежевший водитель принялся заводить заиндевелый УАЗик. Вся их небольшая геологическая партия была чрезвычайно рада этому событию, но только Хромов радовался вдвойне, поскольку, только оказавшись в самом горняцком посёлке, он мог приступить к выполнению основного задания. Но прошло ещё два дня полностью заполненных разнообразными хозяйственными заботами и хлопотами. И к поискам ответов, на поставленные генералом вопросы, он смог приблизиться только тогда, когда они в первый раз оказались в рудоуправлении Индустриального.

В скромном двухэтажном здании, выстроенном из почерневших от мороза брёвен, их встретил начальник участка, высокий красномордый детина в самовязанном свитере и экзотических валенках. После традиционных приветствий и взаимного представления постепенно перешли к делам. Как всякие геологи, собравшиеся решать глобальные проблемы очень небольшого района, хозяин кабинета первым делом расстелил перед столичными гостями карты подведомственных ему разрезов и горных провинций.

– Вот посмотрите, Елена Анатольевна, – со скрытой надеждой заглядывал он в глаза склонившейся над столом Шугининой, – какая у меня здесь непростая обстановка складывается. Все надежды нашего коллектива держатся на оловоносном пласте под индексом «Н» который на моём участке проходит почти по вертикали через штольни 1,2 и 3. Но после сброса этого пласта рудная жила теряется безвозвратно. Мы находим на последующих квершлагах только отдельные клочки основного рудного тела… Мы и туда, и сюда, не можем понять, куда она свернула!

Он шумно высморкался и рассержено постучал карандашом по кальке: – Вот в этом месте, где-то в середине четвёртой штольни, пласт словно бы просто растворяется в пустой породе. Мы пробили перпендикулярную сбойку под углом в тридцать градусов, потом прошли два длинных квершлага – и ничего, абсолютно пусто. Тогда мы предположили, что на отметке 162 метра произошёл косой сброс пласта метров на десять – пятнадцать вниз, и наша жила съехала вместе с ним. Но как это проверить? Рыть масштабный квершлаг мы сейчас просто не можем, дорого. Всё же мы ещё государственное предприятие, и вправе рассчитывать на помощь центра.

– Я думаю, – уверенным тоном начала Шугинина, выслушав его объяснения, – что если мы возьмём ряд проб вот здесь, здесь и здесь, то сможем по содержанию свободного фтора проверить вчерне вашу гипотезу. А по третьей штольне мы вообще возьмём не менее сотни проб по всей её длине. Будем бить стенку через каждые пять метров. Мы их потом перетрём в порошок на Красногорской базе ГЕОХИ, и обсчитаем всё на вычислительной машине. Таким образом, весь ход вашей жилы, можно будет проследить и по следам фтора и по сопутствующим касситериту нитрату циркония… И если жила не иссякает, то мы сможем к лету точно указать куда она свернула.

Хромов, слушая вполуха её рассуждения, был занят совершенно иным. Всё его внимание было занято поиском на схемах той самой пресловутой штольни под номером 7-й БИС, о которой говорилось в докладной записке. Однако, ни на одной из лежащих перед ним схем изображавших геологические разрезы, горной выработки с такой нумерацией не было.

– Досадно, – подумал он, – даже предметного вопроса не задашь. А может быть, её в течение времени переименовали? Да, вполне возможно это и случилось, за эти-то годищи. И вообще, её запросто могли засыпать. Нет, пока не буду влезать со своими вопросами, – наконец решил он. Схемы схемами, а с подобными вопросами лучше подъезжать тогда, когда пойдём на экскурсию, то есть, когда всё будет видно воочию, а не на безликой бумаге.

Обсуждение предстоящих работ закончилось примерно минут через двадцать и начальник участка, будто читая его мысли, предложил им прогуляться до самой нижней, так называемой отгрузочной штольни. Они получили в пристроенной к рудоуправлению аккумуляторной станции фонари, каски и гурьбой двинулись к чернеющему неподалёку входу в подземелье. Впоследствии Хромов не раз вспоминал эту короткую прогулку. Он ожидал чего угодно, но только не то, что увидел. Едва их группа вошла вовнутрь горы, свет десятков ламп отражающийся от ледяных кристаллов сплошным ковром покрывающих стены и арочный потолок штольни буквально ослепил его.

– Ничего себе дворец Снежной королевы! – воскликнул он, не стесняясь своего искреннего изумления. Это что, у вас везде так красиво?

– Нет, – отозвался проводник, – так красиво у нас только здесь. Но это и понятно. Во-первых, первая штольня самая нижняя, а стало быть, и влажность здесь самая высокая. А раз влажность сильная, то и иней здесь садится на стены легче, чем в других местах. Вечная же мерзлота вокруг, что вы хотите. То, что лежит в ней, то и сохраняется навек. Да к тому же и взрывных работ здесь давно никаких не ведётся. Так что наслаждайтесь, поскольку ничего подобного в других местах вы не увидите. А теперь прошу за мной, сейчас осмотрим выход коренной рудной жилы. Мы её специально здесь сохраняем, аж с сорок второго года!

Держась несколько позади своих коллег, Хромов находился в постоянной готовности, при первом же удобном случае поднять вопрос о 7-й штольне. И подходящий случай ему представился довольно скоро. В самом конце довольно продолжительной экскурсии, их сопровождающий неожиданно замешкался, захромал и, прислонившись рукой к стенке, принялся стаскивать с ноги сапог.

– Позвольте вам помочь, – поспешил к нему на помощь Хромов. Никак камень за голенище попал?

– Да, – кивнул тот, – тут рядовое дело, как чуть отмёрзнет, так с потолка всякий каменный мусор и сыпется. Я смотрю, вы как местные горняки лампы носите, – кивком поблагодарил он Илью за помощь, – на плече.

– А как же положено? – удивился Илья, попавший под землю в качестве горного техника впервые в жизни.

– На каске, – усмехнулся начальник участка.

Топнув ногой, словно проверяя качество намотки портянки, он направился к близкому уже выходу.

– Позвольте поинтересоваться, – бойко потянулся за ним Илья, – вы сами-то здесь давно работаете? Я имею в виду на данном прииске.

– Ох, – мотнул тот головой, – даже чересчур долго. Давно бы мне пора с Колымы уматывать, да всё никак не удаётся.

– Отчего же так?

– Право не знаю, как и объяснить. Да здесь как-то все по иному происходит, не так как на «Большой земле». Отсюда даже в обычный отпуск не всякому удаётся уехать. Словно в заколдованном царстве каком-то живём. Максимум нашему очередному бедолаге удаётся добраться до морского порта и всё, и абзац.

– Что всё?

– Да то и всё. Не успеешь оглянуться, назад везут его, голубка, причём максимум через две недели. Это уж самый максимум. Да ещё хорошо, если он в штанах вернётся и с мятым рублём в кармане.

– А бывает и без?

– Ещё как бывает, не сомневайся!

– Кстати, – резко изменил Илья направление беседы, – если вы такой старожил, то, может быть, подскажите мне, где здесь находится штольня номер семь? Бис, – добавил он для пущей точности.

– Нет такой, – отрицательно покачал головой мастер, – поскольку рабочих штолен здесь всего шесть. Здесь четыре, – слегка полуобернулся он назад, – и с западного склона две, пятая и шестая. Никакой седьмой здесь нет.

– Ну, может быть, есть старые, заброшенные разработки? Так сказать бесперспективные?

– А-а, этого добра здесь навалом. Вон там, – неопределённо взмахнул он рукой, – три или четыре норы пробито. И на том останце парочка отверстий просверлена и даже довольно протяжённых. Слева от дороги тоже вся сопка издырявлена. Здесь ведь раньше не было геологической службы. А в стародавние времена всё на глазок делалось, по интуиции.

– Придётся как-то искать доступ к местным архивам, – с тоской подумал Илья, ужасно не любивший рыться в запылённых архивах, – если, конечно, они здесь существуют.

Архивы прииска, к счастью сохранились. Этот обнадёживающий факт Хромов установил буквально через пять минут после возвращение в контору. Размещалось это многосоткилограммовое собрание в обширном помещении, примыкающем вплотную к зданию рудного управления. Ранее, во времена развитого социализма, помещение принадлежало клубу, а сейчас в этом, почти угасшем очаге местной культуры, ютилась только поселковая библиотека. Выделенная для его сопровождения молоденькая библиотекарша не отходила от Ильи буквально ни на шаг. Вначале он даже думал, что она боится за сохранность разложенных на полках книг, но вскоре он понял, что волновало её совсем не это.

– А скажите, – незамедлительно атаковала его русоволосая, закутанная в две кофты, девушка, назвавшаяся Анютой, – правда, что в Москве в каждом доме есть лифты?

– Нет, не правда, – рассеянно отвечал Хромов, скептически разглядывая кипы исчерченных и захватанных пальцами бумажных рулонов.

– Почему же? Все говорят, что там все дома высоченные.

– Нет, не все высоченные.

Хромов встал на стул и, задыхаясь во взметнувшейся бумажной пыли, решительно полез в самый дальний от двери угол, полагая, что именно там находятся рабочие документы, относящиеся к сороковым годам.

– Вы что-то конкретное ищите, – не отставала от него девушка, – или просто так интересуетесь?

– Интересуюсь предвоенными годами, – с усилием выдрал из плотной пачки один из рулонов Илья. Думаю осмотреть некоторые старые проходки.

– Так вы совсем не там ищите. Всё что до шестьдесят первого года закладывалось на хранение, всё в самом низу лежит. Архивом-то мой дедушка заведовал, а у него нога болела. Говорили артрит, и поэтому он на верхние полки не лазил, поскольку колено у него не сгибалось. Потом Олег Иванович стал здесь главным. Но к тому времени все нижние полки были уже заняты и он…

– Всё понятно, – спрыгнул майор вниз. И где же мне теперь искать? В каком конкретно месте?

– Точно не знаю, но могу вам помочь разобраться. Давайте сделаем так, вы справа перебирайте, а я слева начну.

Понимая, что шустрая и словоохотливая девчушка может здорово облегчить его труды, Хромов в дальнейшем безропотно отвечал на сыпавшиеся на него горохом вопросы. И только удивлялся про себя тому, как много разнообразных тем может интересовать самую обыкновенную провинциалку. Вскоре ему попались схемы тридцать девятого года и он, бережно прижимая к груди пожелтевшие от времени листы, втащил весь рулон в помещение библиотеки. Мгновенно окинув взглядом крохотное пространство читального зала, он понял, что пристроиться ему особо негде, и принялся деловито расстилать пространные листы склеенных калек прямо на полу. Неутомимая библиотекарша и тут бросилась ему на помощь. Теперь, удовлетворив своё первое, самое жгучее любопытство, она сама принялась без умолку пересказывать ему местные новости. Под эти-то бесхитростные повествования Хромов и отыскал довольно небрежно выполненный от руки план сорок первого года, на котором он узрел вожделенное слово «7-я БИС» Судя по тому, что штольня имела только одно обозначение длины, работы на ней с тех пор не производились. Во всяком случае, все прочие рабочие штольни были сплошь исчёрканы карандашными пометками. Отыскал он и другие пробные штольни с индексами «БИС». Было их, кроме заветной седьмой, ещё двенадцать но, судя по лежащей перед ним карте, были они только разведочными, поскольку в основном были пройдены максимум на сорок – пятьдесят метров. Ему оставалось только приложить план к карте реальной местности, и половину дела можно было считать сделанным. Илья повернулся к девушке и «включил» заблокированный на некоторое время слух.

– И в это время медведь поднимается по тому пандусу, что пристроен у магазина, – тут же услышал он, – а из дверей его как раз выходила наша соседка – Мария Степановна. И представляете, буквально нос к носу она с тем медведем и сталкивается.

– И что же дальше случилось? – невольно заинтересовался Илья.

– Как что? – гневно всплеснула та руками. Да наша соседка как треснет его авоськой по морде, да ещё с такой силой, что в ней аж бутылка с постным маслом разбилась.

– Ну, и что потом?

– И он бежать.

– На Степановну?

– Да нет же, назад! Кубарем вниз слетел и на «Левую» сопку так погнал, только его и видели. Вот что значит любовь!

– Любовь? – ахнул он неожиданности Хромов. Да причём же здесь любовь?

– Да как же! За Марьей Степановной ведь муж еёйный шёл. А что если бы медведь на него набросился!

– Вот и очень кстати о мужьях, – делая вид, что хочет продолжить поднятую тему, Илья коварно постарался сменить направление беседы. Вот скажи мне, Анютик, – деликатно обнял он девушку за худенькие плечи, – где здесь, у вас находится сопка «Сигнальная»?

– Так вон же она, – незамедлительно указала пальцем в окно девушка, – самая высокая среди всех. Потому так и называется – Сигнальная.

– Спасибо тебе огромное за помощь, – Илья с чувством поцеловал юную любопытницу в щёку, и торопливо собрал разложенные на полу листы бумаги. Пожалуй, я пойду со схемами в нашу общагу, – сунул он свёрток подмышку, – осмыслю полученный с твоей помощью материал. А завтра… или послезавтра, я их непременно верну.

– Ой, – воскликнула та, у вас пуговица оторвалась!

– В самом деле? – склонил голову Хромов. Да, точно. Наверное, она отлетела, когда я с полки слезал.

– Вот она, – мгновенно отыскала пропажу девушка. Заверните её во что-нибудь, а то потеряется.

Майор огляделся вокруг: – Ничего если я для этого одну страничку заберу, – кивнул он в сторону отрывного календаря, криво висящего на стене.

– Конечно, конечно, – кивнула та, – всё равно я его давно не обрывала.

Выскочив из промёрзшей библиотеки на улицу, Илья осмотрелся по сторонам, прикидывая как бы ему сподручнее добраться до, казалось бы совсем близкой Сигнальной сопки. Но в интересующем его направлении, к его крайнему неудовольствию, не простиралось ни одной сколько-нибудь утоптанной тропинки. Напротив, лежащие вокруг мощные снежные сугробы, вполне надёжно блокировали любую попытку добраться до нужной штольни без лыж. Время незримо его поджимало и, не теряя более и минуты, Хромов направился к поселковому магазину, откуда буквально через двадцать минут вышел нагруженный широкими охотничьими лыжами и старомодными бамбуковыми палками к ним. Взобравшись с их помощью на примерно трёхсотметровую высоту, Хромов увидел виднеющийся из-под снега вход в явно искусственное сооружение. Он подошёл к нему ближе. Сомнений у него более не оставалось, небольшое отверстие на вертикальном срезе скальной породы, скорее всего и было входом в искомую штольню. На всякий случай майор сориентировался по компасу, и только убедившись в том, что перед ним именно 7-я БИС, снял лыжи. Воткнув рядом и лыжные палки, он заглянул под снежный козырёк, и тут же увидел, что вход практически полностью перекрыт стекавшими с козырька ледяными наростами, чрезвычайно напоминающими зубы громадного дракона. С большим трудом выбив сапогом два центральных «клыка», Хромов включил фонарь и протиснулся вовнутрь открывшейся перед ним штольни. И, вдыхая спёртый, с кисловатым запахом воздух он сразу же ощутил, что в ней давно никто не был, поскольку за ледяным частоколом пахло лишь вековой давности каменным прахом, да ржавой застойной водой. Хромов направил луч фонаря в глубину штольни, но свет его, отразившись от мириадов покрывающих стенки ледяных кристаллов, образовал практически непроницаемое для взгляда белесое облако. Надо было идти вглубь, и он, осторожно пробуя ногами заливший пол штольни идеально ровный лёд, двинулся вперёд. Примерно через сорок метров облепившая своды изморозь плавно сошла на нет, и он смог разглядеть выступившую из-под неё серо-синюю основную породу, в которой проходила горная выработка. Майор продвинулся ещё на несколько десятков метров и вскоре упёрся в тупик. Осмотрелся. Хотя штольня и значительно расширилась в этом месте, по сравнению с довольно узким входом, но всё равно в самом её широком месте она была не более четырёх метров в диаметре.

– Да, это точно не Большой Театр, – прошептал Илья, опасливо озираясь, – и здесь явно негде укрыться не только десяти узникам, но даже и одному. Яснее ясного, что незаметно спрятаться в такой конуре совершенно невозможно даже кошке.

Обведя напоследок световым лучом пыльные стены и сводчатый, покрытый крупными трещинами потолок, он не увидел решительно ничего, кроме всё той же мрачной окраски породы, изломанной тысячелетним давлением вышележащих пластов. Всё было яснее ясного и это означало, что более под землёй ему делать нечего. Хромов не спеша, всё так же осторожно балансируя на зеркальной глади льда, двинулся к выходу. Выбравшись наружу, майор поневоле остановился, и с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух, залюбовался мрачной чёрно-белой красотой окружающего пейзажа. Только отсюда ему стало видно, что хаотично разбросанные деревянные домишки «Индустриального» лежали как бы в центре своеобразного кратера, и кратера довольно необычного. Был он непривычной квадратной формы, и в каждом углу возвышались четыре, удивительно похожие друг на друга сопки. Их названия были ему теперь хорошо знакомы.

– Сигнальная, Левая, Правая и Зеркальная, – вслух повторил Илья.

Между Правой и Левой сопкам прекрасно просматривалась дорога на относительно близкий Омсукчан. Остальные три промежутка между вершинами были перекрыты гребнеобразными, похожими на спинные хребты громадных рептилий, перевалами. Хромов невольно сравнил это место с тем, на котором было построено Дальнегорское стрельбище и у него нехорошо заныло под ложечкой. Вполне возможно, что его недомогание было связано с тем, что он надышался выходящего из недр горы метана, но он воспринял этот своеобразный сигнал совсем в другом контексте.

– Как, чёрт побери, всё похоже, – шептал он, надевая лыжи. В Дальнегорске масштабы были, правда, несколько иными. Да там и две горы из четырёх были явно повыше, но, в общем и целом картина совершенно однотипная.

* * *

В рабочем общежитии, где их маленькой группе выделили две небольшие комнаты, было пусто и тихо. Илья осторожно поставил лыжи в угол у дверей, повесил куртку на вбитый в стену гвоздь и, стараясь лишний раз не скрипеть пружинами, улёгся на койку.

– Странная складывается ситуация, – думал он, рассеянно глядя в мутное, засиженное мухами окно. Почему генерал в некоторые места отправляет меня одного, а в другие, наоборот, собирает мне на помощь целую кучу народа. Создаёт, таким образом, поддержку моей скромной персоне в особо сложных случаях? Нет, не похоже. Вот сейчас, например, мне бы явно не помешали три – четыре человека в помощь. Перво-наперво, они могли бы помочь мне растопить лёд в штольне и тщательно осмотреть то, что находится под ним. Чёрт его знает, может быть удалось бы найти следы того, что одномоментно испарило зараз десять человек. Впрочем, сие устройство вполне могло находиться не только внизу, но и сверху или вообще где-нибудь сбоку, под углом.

Он прикрыл глаза и постарался в подробностях припомнить текст докладной записки.

– Поскольку происшествие с заключёнными случилось вскоре после отпалки, то есть после подрыва как минимум десятка аммонитовых шашек, то возможно именно взрывом и был взведён дремавший в недрах скалы таинственный механизм, – вскоре сообразил он. Выделившаяся в результате взрыва энергия, как ударная, так и тепловая, вполне могла привести в режим ожидания устройство по своим свойствам очень похожее на взведённый капкан. Хорошо, допустим. Но вызывает недоумение, что сработал столь странный капкан почему-то только однократно, поскольку все последующие посещения штольни обошлись без каких-либо инцидентов. Из этого следует… следует, а, что собственно следует? Ведь устройство это вполне могло быть как однократного действия, так и многократного. Интересно! Но для того чтобы проверить этот тезис мне потребуется ещё раз взорвать внутри горы как минимум пуд взрывчатки. Допустим это мне сделать удастся. Но теперь всплывает ещё один неясный вопрос. Почему это взведённое устройство ждало практически четыре часа, прежде чем проявить себя столь нетривиальным образом? И ответ тут напрашивается только один, оно было изначально настроено на то, чтобы сделать своё чёрное дело только при появлении в штольне людей. Ну, пусть не людей, – дал он сам себе, некоторое пространство для манёвра, – скажем несколько шире, живых теплокровных существ. Ага! Но дальше-то что с ними происходит? Происходит просто немыслимое – люди мгновенно исчезают, будто проваливаются в преисподнюю! Но вот что удивительно, исчезают не только люди, что хоть как-то можно объяснить, бесследно исчезают и принесённые ими инструменты, одежда и носилки! Этому-то факту, какое может быть дано объяснение? Допустим, вот идёт по штольне очередная смена, – представлял он в лицах произошедшие почти шестьдесят лет назад события, – десять человек. Идут конечно попарно, поскольку несут тяжёлые носилки. Стало быть, идут они не гурьбой, а, скорее всего друг за другом, цепочкой. Двое последних останавливаются не дойдя до забоя метров двадцать, и снимают с себя перед работой телогрейки. Вешают их на рукоятки приставленных к стенкам лопат, одевают рукавицы. Кстати, как раз именно эти две лопаты удалось тогда найти конвойным. Местные горняки, как я заметил, поступают точно так же. А что делают те, кто ушёл дальше, что делают они? Предположим, собираются в кучку, наверное, курят перед работой, может быть, что-то обсуждают. И вдруг рядом с ними что-то происходит и это привлекает их внимание. Что же там происходит? Впрочем, неважно. Пусть непонятное свечение появляется. Стоп, а кстати, чем они освещали своё рабочее место? Фонарями? Нет, вряд ли? Наверное, обычными керосиновыми факелами, – тут же догадался он, – то-то свод штольни так сильно закопчён! Хорошо, пусть не свет они увидели, пусть что-то иное, но что-то явно необычное. Кто-то из них заметил это первым, а потом вокруг этого «неизвестно чего» собрались и другие. Конечно же, они позвали всех отставших, чтобы посмотреть на находку. И тут один из них взял «нечто» в руки и тут, именно в это мгновение…

Хромов прикрыл глаза и будто бы наяву увидел сгрудившихся в кучку исхудавших небритых мужчин, освещённых неверным, колеблющимся светом двух керосиновых факелов. Один из них медленно нагибается и поднимает отсвечивающий металлом округлый предмет из кучи каменных обломков под ногами. Пытается отчистить её от грязи рукавом и тут же словно мгновенная магниевая вспышка затопляет сжатое каменными стенами пространство.

– Спишь, что ли? – прозвучал у него над головой голос бесшумно вошедшей в комнату Шугининой. Вставай лежебока, пойдём в столовую. Говорят, туда сегодня оленину завезли, хоть попробуешь, что это такое.

– Иду, иду, – недовольно отозвался Илья, поднимаясь.

Но тут же заметив её недоумённый взгляд, поспешно улыбнулся, и сделал вид, что просто неудачно пошутил.

– Всё, что я только что навоображал, – решил Хромов, плетясь позади своей номинальной начальницы к пищеблоку, – вполне может оказаться полным бредом и плодом моей разыгравшейся фантазии. Если представить себе в цифрах, какова вероятность нахождения в самой рядовой горе столь необычного по свойствам устройства, то придётся честно признаться, что она равно нулю. Хотя с другой стороны, – возразил он сам себе, – генералу и его предшественникам удалось же собрать совсем не маленькую коллекцию подобных предметов. Да, – вновь не согласился он с ходом своих мыслей, – но сам-то я воочию видел только несколько из них. И возможно, что всё это неоднократно продемонстрированное мне собрание является совершеннейшей профанацией. В таком случае, что же я тогда здесь делаю? Что за роль уготовил мне милейший Борис Евсеевич? Вполне возможно, что такую же, которую в своё время исполнял и Андрюха Вронский на Муромском полигоне. И весьма возможно, что на самом деле подручные генерала сидят где-то совсем рядом со мной, в этой же столовке например, и только того и ждут, чтобы я в очередной раз по недомыслию запустил механизм очередной потусторонней ловушки. А-а, впрочем, всё равно интересно было бы посмотреть, как эта штука работает, – предупредительно распахнул он дверь в столовую перед Еленой, – чертовски интересно!

– Что ж, – решил он, стоя в небольшой очереди на раздаче. Тогда будем действовать как бандиты в «Бриллиантовой руке» – быстро, но осторожно. Задача первая – раздобыть взрывчатку и организовать в 7-ой БИС хороший взрыв. То есть для начала я попытаюсь воссоздать обстановку перед тем давним исчезновением десяти человек. И задача вторая, не менее важная, – найти того, кто согласился бы потом в штольню войти и погулять там некоторое время. Да, и не забыть организовать документальную регистрацию того, что в результате всего этого произойдёт… или же не произойдёт.

Торопливо съев пару немудрёных блюд, Хромов под каким-то надуманным предлогом распрощался с явно страдающей от его холодной задумчивости начальницы и быстро вернулся в свою комнату. Там он вынул из укладки лист бумаги, ручку и начал набрасывать план работы. Требуется, – написал он крупными печатными буквами; 10 кг. аммонала, детонатор… и ещё один запасной, две плоские батарейки, провода 150–200 метров. Так, это требуется для проведения самого взрыва. Что нужно ещё? Да, видеокамеру не забыть! Подсветку надо будет какую-нибудь изготовить, пусть и на обычных фонарях. Всё равно всё это оборудование будет использовано лишь однократно. И, кроме того, нужно будет утрясти ещё две небольшие проблемы – договориться с местным руководством о проведении опытного взрыва и самое главное…найти добровольца, того, кто отправится в штольню после взрыва.

Обойти первую проблему представлялось ему делом весьма несложным. Нужно было только уговорить Шугинину обратиться с соответствующей просьбой к управляющему прииском, что в принципе вполне отвечало её профессиональным, да и научным интересам. Но вот где отыскать того, кто после отпалки полезет в подозрительный штрек? Вначале Илья подумал о кандидатуре скромного и исполнительного Звонкова, но затем в его голову пришла иная идея. Он неожиданно сообразил, что было бы самым оптимальным использовать одну из бродячих собак, в изобилии бегающих по посёлку.

– Оставлю-ка в тупике забоя кусок столовского мяса, – облегчённо подумал он, проводив озабоченным взглядом пробежавшую мимо окна очередную псину, – и каждая из них сама побежит туда, куда надо. А то и в самом деле, подставлять под возможный удар кого-то из людей, было бы делом совершенно негуманным. Это пусть наш генерал занимается такими вещами, а я попробую обойтись малой кровью.

Следующий день он посвятил претворению своего плана в жизнь. Согласие руководителя шахты на опытный взрыв Шугинина действительно добилась, причём с минимальными усилиями, поскольку руководство рудоуправления было готово на всё, лишь бы вновь выйти на след ушедшей неизвестно куда рудной жилы. Через неполный час, после достижения телефонной договорённости, к Хромову вразвалочку подошёл местный подрывник.

– Где долбить-то будем? – угрюмо произнёс он, громко шмыгая красным распухшим носом.

– А-а, да вон там, на Сигнальной, – махнул рукой в сторону горы Илья.

– Что? – всплеснул тот руками. А как же компрессоры туда тащить будем? Перфоратор-то куда подключим? Из второй штольни, что ли потащим?

– А мы и не будем там шпуры (отверстия для зарядов) делать, – успокоил его Хромов. Подвесим заряд под потолком, да и рванём.

– Вот как, – осёкся подрывник, – и сколько, интересно знать, повесим?

– Полагаю, десяти килограммов вполне хватит, – небрежно отмахнулся майор.

– Так вся же гора рухнет, – даже отшатнулся его собеседник. Виданное ли дело десять кило рвануть в одной точке! К тому же непонятно, каким образом мы такой груз под свод-то подвесим. Там, поди, метра три высота будет, а то и четыре.

– Я всё продумал, – остановил его сомнения Хромов. Заряд мы привяжем к шесту, а его поднимем под углом, прямо под самый потолок. Шест я принесу сам. Но если вы считаете, что заряд чересчур сильный, то давайте для начала подорвём всего пять. У вас, кстати, как подрыв происходит, с помощью электродетонатора, или огнепроводного шнура?

– Шнурами палим.

– И сколько, интересно, он горит? Я имею в виду по времени.

– А сколько отрежем, столько и будет гореть. Полметра – минуту, два метра – четыре минуты. Но столько шнура нам не дают – дефицит.

– Прекрасно, тогда давайте прикинем, как быстро мы можем произвести эту отпалку?

Взрывник фирменным движением матерого вымогателя сдвинул засаленную ушанку на лоб, задрал небритый подбородок к небу, и принялся методично расчёсывать свой затылок.

– Пока заявку дам на аммонит…

Пауза на минуту.

– Да пока её подпишет начальник участка…

Ещё более длинная пауза. Нетерпеливо переступающий с ноги на ногу майор проворно полез в карман за деньгами.

– Вот, – сунул он в заскорузлую руку собеседника несколько купюр, – постарайтесь всё организовать прямо сегодня, часам к трём.

– Да без проблем, – радостно ответил тот, энергично запихивая деньги во внутренний карман бушлата. Вот если бы ещё водочки…

– Вечером, всё вечером, – обещающе похлопал его по плечу Илья, – после дела.

Расставшись с взрывником, Хромов поспешил к поселковой столовой, около которой, как он заметил, всё время крутилось несколько разномастных собак. Запасшись в разделочной несколькими кусками жирной мясной обрези, он подманил к себе одну из них, самую как ему показалось, обездоленную и старую. Дождавшись, пока та жадно проглотит брошенный ей кусок, Хромов помахал перед её носом вторым куском собачьего деликатеса и поманил её за собой. Благодарно заглядывая ему в глаза, собака, прихрамывая на переднюю ногу, поспешила за ним.

Илья привёл её к общежитию и, приоткрыв дверь, кинул мясо в угол предбанника. Собака незамедлительно бросилась к нему, видимо боясь, как бы у неё не отняли нежданную подачку.

– Закрытых помещений она, кажется, совсем и не боится, – с удовлетворением отметил про себя Хромов, – что мне очень даже на руку.

Ошейника у него не было, и он решил пожертвовать одним из имевшихся у него брючных ремней. В качестве же поводка вполне подошла брезентовая шлейка, снятая им с переносного радиометра. Привязав довольно урчащего пса у входа, Илья начал собираться на гору. Достал и снарядил видеокамеру, проверил работу обоих фонарей.

– Шест, – вдруг вспомнил он, – мне же ещё нужен длинный шест!

Тут он неожиданно для самого себя остановился посередине комнаты и стал припоминать, почему попросил осуществить взрыв именно под сводом штольни.

– Ах, да, – наконец пришло нужное воспоминание, – ведь если взорвать заряд у пола, то ударная волна может излишне расшатать и без того слабо держащиеся камни верхнего свода. Лишившись опоры, те смогут обрушиться сверху на мою дурную голову в любой момент. Верхнее же расположение заряда сразу же собьёт все висяки (слабо держащиеся камни), и последующего падения обломков можно будет не опасаться.

Всё сразу встало на свои места, и он приободрился.

– Итак, – прикидывал он, складывая оборудование в специально освобождённую от вещей сумку, – дожидаюсь прихода взрывника и, сразу после обеда устанавливаем с ним в штольне заряд. Пусть к четырём часам мы уже освободимся. Я говорю ему, что подрыв осуществлю сам и иду за камерой и за собакой. Нет, так не годится. Ведь после взрыва должно пройти не менее четырёх часов. Следовательно, пусть взрывник делает своё дело до конца. Пока я туда – сюда, в штольне осядет и поднятая взрывом пыль, да и воздух в ней малость освежится. А ближе к вечеру, часам к семи я поднимусь вместе с псом на Сигнальную и… Нет, стоп, приятель, – невольно попридержал себя он, – что-то тут у меня не вяжется. Если я оставлю мясо в штольне до взрыва, то собака туда ни за что не полезет, поскольку от мяса при подрыве мало чего останется. Ага! Но если лезть туда после взрыва, то сам я могу… тю-тю. Просто бросить кусок, привязав его бечёвкой? Х-м, это идея. Однако, дальше чем на двадцать метров закинуть его мне вряд ли удастся. А что если зона захвата этого «неизвестно чего» больше двадцати метров? Сгорю как свеча вместе с этой дурацкой олениной? Нет, так не пойдёт. Дальность заброски надо непременно увеличить и увеличить радикально. Вот только как это сделать?

И тут он очень кстати припомнил свои похождения во время непродолжительного отдыха в спортивном лагере при Менделеевском институте. По молодости лет его сокурсники развлекались тем, что по вечерам запускали в сторону девичьих палаток старые кеды с помощью обычного резинового бинта.

– Любой тапок легко улетал метров на пятьдесят, – с невольной улыбкой вспомнил Хромов. Если сделать что-то подобное с куском мяса, то он улетит на не меньшее расстояние. Привяжу, для удобства, концы бинта за носки сапог, сложу его вдвое, авось и добью. Если буду запускать мясо, начиная примерно с середины штольни, то появляется некоторый шанс надеяться на то, что всё пройдёт удачно и для меня безопасно.

Он ещё раз проверил собранные для осуществления задуманной операции вещи, после чего двинулся на поиски резинового бинта. Но именно эта несложная задача неожиданно выросла в самую настоящую проблему. Нужного предмета в посёлке не оказалось ни у кого. Оставалось только как можно быстрее добраться до райцентра и попытать счастья там. Хромов встал на лыжи и через сорок минут быстрого хода был в Омсукчане. Аптеки, как таковой, там, к сожалению тоже не существовало, но вскоре выяснилось, что в хозяйственном магазине существовал небольшой отдельчик торгующий, помимо всего прочего, и медицинскими товарами. То и дело спрашивая дорогу у редких пешеходов, он направился туда. Воткнув лыжи в сугроб, он вошёл в магазин. Резиновый бинт в ассортименте, к счастью, имелся, и он купил сразу два рулона. Заодно докупил несколько батареек к фонарям, и, на всякий случай, прихватил моток крепкой бельевой верёвки. Распихав купленное имущество по карманам куртки, Хромов с удовлетворённой улыбкой на устах вышел на улицу. Вышел и замер в растерянности, поскольку лыж в сугробе уже не было, и только дурацкие бамбуковые палки торчали там, где он их и оставил.

– Чтоб вас всех разорвало, зеки проклятые, – в бессильной злобе выругался он, – подмётки на ходу рвут!

Энергично сплюнув в засыпанный окурками снег, он двинулся назад пешком, поскольку времени на поиски новых лыж у него не было совершенно. Еще на подходе к общежитию, он заметил сутулую фигуру взрывника, уныло слонявшегося у крыльца.

– Ну, как там у нас обстоят дела? – с надеждой в голосе воскликнул майор, подходя ближе к нему, – нашлась взрывчатка?

– Не-а, – отрицательно помотал головой взрывник, – кладовщик запил. Дома заперся гад и хлещет её… г-м, родимую. Но ты брат не волнуйся, у меня внутренние резервы имеются. Немного, правда, но для начала шесть шашек я тебе гарантирую.

– Откуда взрывчатка, – язвительно отреагировал Илья, – из леса вестимо?

– Да нет, – обиженно замахал руками тот, – просто я снял не сработавшие заряды позавчерась с двенадцатого забоя. И так поныне не сдал на склад, всё времени свободного не было. А разрешение взрывать, мне в конторе дадено. Прямо с утра можем и начать.

– Какой там ещё с утра, – раздражёно замахал руками майор, – времени нет совсем! Давай поступим таким образом. Не откладывая дела в долгий ящик, идём с тобой на Сигнальную прямо сейчас, и организовываем хороший взрыв. Там ведь всё равно никто не работает, и какое-либо оцепление выставлять не потребуется. А завтра, когда всё проветрится, мы поднимемся к штольне всей командой, и продолжим работать там по своей программе.

– Но ведь разрешение-то у меня только на завтра прописано, – озабоченно прогундосил взрывник. Мне с начальником участка отношения портить совсем неохота. Может и премии лишить, квартальной. Это у нас запросто происходит, только кашляни.

– Так, – нетерпеливо перебил его Илья, – и сколько же составляет эта ваша премия?

– Двенадцать тысяч…, почти,… грязными.

– Вот тебе тридцать и давай скорее за взрывчаткой!

Взрывник буквально просиял. Такого щедрого денежного дождя на него не проливалось последних три года.

– Я мигом, – пообещал он, торопливо натягивая рукавицы, – вот только лыжи свои возьму. Он критически оглядел вспотевшего от бега Хромова, и смущаясь собственной смелости добавил. Вам бы тоже надо лыжами обзавестись, без них мы туда никак не пролезем.

На том они и расстались. Горнорабочий затрусил к кучке частных домиков, сгрудившихся несколько на отшибе от основного посёлка. Илья же во второй раз за день пошёл покупать лыжи.

Вновь встретились они примерно через час, когда часы на руке Хромова показывали уже половину пятого. По проложенной им утром лыжне они поднялись к входу штольни, где и соорудили в четыре руки мощный подрывной заряд. Оставалось только приставить его к глухой стенке забоя и поджечь бикфордов шнур. На эти действия у них ушло ещё несколько растянувшихся на целую вечность минут.

– Так что ли я поставил-то? – задрал голову к верху и отступил на несколько шагов от неровной осыпи забоя взрывник.

– Нормально, зажигай скорее.

И без того сильно нервничавший майор с всё возрастающим беспокойством следил за его словно заторможенными действиями. Рабочий, тем временем, неторопливо распечатал пачку «Дымка», закурил и, несколько раз затянувшись непереносимо едким дымом, важно поднёс малиновый огонёк окурка к срезу запала.

– Пошли, что ли, – поворачиваясь кругом, прогудел он. И что это вы решили здесь рвать, – недоумённо спросил он у едва сдерживающего шаг Ильи, – здесь, как я слышал, пустота одна?

– Это нам для науки нужно, – отозвался Илья, ощущая всеми нервами спины, как позади него стремительно дотлевает огнепроводный шнур, – для дальнейшей разведки.

Едва они успели выйти из горловины штрека, как позади них раздался довольно сильный звенящий удар, будто кто-то со всего размаха долбанул кувалдой по огромной наковальне. Хромов, ожидавший от подрыва чего-то необычного, был даже несколько разочарован. Ну, удар, ну хлопок. Ничего особенного. Но когда из выхода штольни густо потянулся плотный белесый дым, он понял, какая всё же ими была подорвана мощная бомба.

– Вот и славненько, – думал он, спускаясь вслед за своим случайным напарником с Сигнальной сопки, – начальная фаза эксперимента прошла, кажется, успешно. Будем предварительно считать, что наше «неизвестно что», если оно ещё способно функционировать, приведено взрывом в боевую готовность. Осталось только не обмишуриться со второй фазой.

* * *

Когда Хромов вошёл в выделенную им для проживания комнату, то увидел, что все его коллеги уже сидят за обеденным столом, а Елена, словно заправская хозяйка, раскладывает по мискам аппетитно пахнущую кашу.

– Вот и наш Илюша вернулся, – пропела она, снимая из стопки посуды очередную миску, – садись дружочек, угощайся. Интересно бы знать, – продолжила она, едва он коснулся скамейки, – как тебе удалось так быстро организовать опалку на брошенной штольне?

От неприятных объяснений его спас Звонков.

– Вот уже и Илюша! – не преминул отметить он во весь голос. Как всё, однако, быстро меняется! Вчера ещё Илья Фёдорович, да Илья Фёдорович, а сегодня уже Илюша.

– Не завидуй, глупый, – Елена шутливо коснулась ложкой его лба, – будешь себя хорошо вести, я тебя тоже буду называть Олежкой. Говоря эти слова, она столь красноречиво взглянула на Илью, что тому даже стало неловко за те «авансы», которые он выдавал с утра своей «начальнице», уговаривая её поддержать его идею по организации взрыва на 7-й БИС.

– Да, так вот, Леночка, поддержал Илья шутливый тон в разговоре, – не без хлопот естественно, но удалось. Завтра с утречка можно будет взять там самые свежие пробы. И, кстати, возможно в Москве удастся выяснить, что именно привлекло местных геологов в той самой заурядной осадочной структуре. Вполне возможно, что их просто заинтересовали куски касситерита, спустившиеся вместе с делювием осадочных пород из вышерасположенных горизонтов. Вы ведь сами такие кусочки даже в местном ручье отыскали.

И без того находящаяся в приподнятом настроении Елена просто расцвела.

– Кажется с виду самым обычным техником, – с удовлетворением подумала она, – а какие интересные делает выводы! И к тому же такой красавчик!

После недолгого ужина каждый из них занялся своим делом. Елена Шугинина отправилась к себе в комнату оформлять рабочий дневник. Олег вооружился отвёрткой и принялся чинить купленный по дешёвке старый катушечный магнитофон, а Валерий Иванович улёгся на промятый топчан с книжкой детективов. Хромов же, поскольку в тот день был дежурным, отправился в санузел мыть посуду. Делали они это неприятное дело строго по очереди, и он не считал для себя возможным как-либо выделяться из общих для всех правил. Тем более, что именно сегодня ему просто необходимо было как-то убить слишком уж медленно текущее время. Кое-как промаявшись до половины восьмого, он, объявив своим соседям по комнате о своём решении прогуляться перед сном, взял приготовленную к походу сумку и вышел на улицу. Солнце уже давно спряталось за шершавое оперение хребта, но на улице было ещё достаточно светло. Привязанная им собака с отрывистым повизгиванием приподнялась и демонстративно зевнула, показывая, что она совсем не против прогулки с новым хозяином.

– Сейчас промнёмся, подружка, – проворчал Илья, с трудом распутывая смёрзшийся на вечернем морозе узел, – сейчас мы с тобой малость разогреемся.

Встав на новенькие лыжи, он перекинул свою ношу через плечо и, привязав поводок к поясу, в который раз двинулся в направлении Сигнальной сопки. Весь день над посёлком дул настойчивый западный ветер и на площадке перед входом в штольню уже практически не чувствовался едкий кисловатый, удушливый запах сгоревшего аммонита. Хромов воткнул палки в снег, рядом поставил и лыжи. Затем подтянул к себе пса.

– Ну что, дружок, – заглянул он в тревожно расширившиеся собачьи зрачки, – сделаем нужное дело для нашей страны и моего начальства?

Пёс с готовность облизнулся. Теперь, приступив к самой ответственной части своей командировки, Хромову предстояло действовать очень обдуманно и чётко. Он встал на линию входа, включил фонарь и, подтянув рвущуюся в сторону собаку, отсчитал ровно семьдесят пять шагов. Правда, последние из них он делал буквально через силу, всем своим существом ощущая таящуюся впереди опасность. Но, к счастью, всё обошлось без происшествий. Здесь, в глубине горы, воздух ещё толком не очистился от сгоревшего аммонала, и вокруг висела мутная, дурно пахнущая мгла.

– Ничего, ничего, – уговаривал он сам себя, – стараясь хотя бы таким образом рассеять гнетущую тишину, – терпеть местные заморочки, мне осталось, кажется, совсем недолго. Завтра же отбиваю телеграмму Евсеичу и уматываю в Москву. Хватит с меня таёжной романтики! Ничего нового я здесь не узнал, и ничего необычного не увидел. Проведу сейчас последний эксперимент с собакой, а завтра с первым же рейсовым автобусом выезжаю в аэропорт.

Достав из сумки заранее размотанный резиновый бинт, майор уселся прямо на запорошённый каменной мелочью лёд, и принялся связывать на его концах петли, поминутно отгоняя от сумки почуявшую запах мяса собаку.

– Погоди, сейчас закусишь, – нервно отталкивал Хромов локтем возбуждённо тянущее к нему нос животное, – ждать тебе немного осталось.

Наконец метательная снасть была полностью готова, и для тренировки он запустил в направлении забоя несколько увесистых камней. Донёсшиеся до него звуки рикошетов показали, что тактика выбрана им верно и Хромов, холодея не столько от мороза, сколько от ожидания чего-то страшного и неведомого, принялся осуществлять финальную часть своего эксперимента. Пристроив справа и слева от себя фонари, он установил на крупный плоский валун видеокамеру и трясущимися от волнения пальцами нажал на кнопку пуска. Проверил на экране картинку, установил максимальную чувствительность микрофона. Теперь ему предстояло сделать самое главное, заставить собаку побежать в сторону забоя. Но, боясь отвязывать своего бессловесного помощника совсем, Илья на всякий случай прикрепил к импровизированной шлейке моток бельевой верёвки.

– Так то оно, пожалуй, надёжней будет, – решил он, – страховка в нашем деле нужна в любом случае.

Затем майор брезгливо вынул из пакета кусок некондиционной оленины и, призывно помахав им перед носом вожделенно заскулившего пса, натянул резинку.

– Ду-н-н-н, – словно басовая струна контрабаса протяжно загудел отпущенный бинт.

– Гав, – хрипло харкнул пёс, со всех ног бросаясь за едой.

– Фас, – несколько запоздало скомандовал Илья, – даже не успевший в этой суете проследить за полётом наживки.

Казалось, всё шло строго по плану, но вскоре ему стало понятно, что первый «выстрел» был произведён им не очень удачно. Судя по тому, что собака принялась терзать добычу всего в двадцати шагах от его ног, запущенная резиной обрезь полетела совсем не так хорошо, как до этого летели камни.

– Учтём ошибочку, – поднялся на ноги майор. И кстати, – звонко хлопнул он себя по лбу, – нет худа без добра. Получается, что ещё не менее двадцати шагов можно сделать без какой-либо опаски.

Переместив фонари и камеру ближе к забою, он изготовился к очередному «выстрелу». Пёс был наготове. Он уже догадался, чего от него хочет человек и, возбуждённо перебирая лапами, был готов мчаться за новым куском. Но на сей раз, Илья поступил несколько иначе. Второй кусок «собачьего счастья» он примотал куском бечёвки к небольшому камню, рассчитывая, что траектория его полёта будет более удачной. Он снова сел на лёд, надел резиновые петли на носки сапог, и с силой оттянул зажатый листовой резиной кусок. На этот раз приманка пошла по прекрасно выверенной траектории и по звуку удара было слышно, что камень упал довольно далеко, скорее всего, почти у самого тупика. Понукать собаку не было нужды. Сорвавшись с места, она с радостным визгом бросилась вслед за улетевшей добычей. И, через несколько мгновений, до Хромова донеслось её довольное урчание. Несколько минут он напряжённо всматривался в размытое дымкой пространство, но ничего необычного в тупике не происходило. Довольно облизывающаяся собака уже примчалась обратно, и её загнутый баранкой пушистый хвост довольно реял перед ним, словно флаг победы.

– Вот и все загадки, – одновременно и с облегчением и с некоторой грустью констатировал Хромов, – очередная генеральская затея оказалась холостым выстрелом.

Он вынул из сумки третий фонарь и осветил им часы.

– Ох, ты, – удивился он, – да я почти час здесь колупаюсь, пора бы и сворачиваться. А то так можно и к отбою опоздать.

Хромов нагнулся, чтобы выключить видеокамеру, но, не дотянувшись до неё буквально несколько сантиметров, замер.

– А не сходить ли мне сейчас к забою, и не посмотреть на результаты подрыва, – подумал он. Будет что генералу показать, да и самому похвастаться перед коллегами столь уникальными кадрами. Когда ещё придётся работать в глубине давным-давно заброшенной штольни?

Сказано – сделано. Отвязывая на ходу уже не нужный поводок удерживающий собаку, он решительной походкой направился в сторону тупика. Чем ближе подходил Илья к месту взрыва, тем более сильные видел произведённые им разрушения. Дотоле девственный, зеркальной чистоты лёд оказался почти повсеместно разбит градом каменных осколков, а возле самой частично обрушенной стены и вовсе лежала внушительная куча обломков. Взобравшись на неё Хромов, слегка попинал ногами рухнувшие с потолка камни и, убедившись, что под ними нечего интересного не скрывается, поднял луч к потолку. Он сразу заметил, что бывшие ещё утром относительно небольшими, трещины в своде после взрыва значительно расширились. Фактически они слились в один мощный треугольный разлом. Любопытствуя, Илья прогнулся назад и поднял руку с фонарём как можно выше и тут же заметил ответный коротко мелькнувший тусклый отсвет из самой глубины свежеобразовавшегося разлома. Конечно, это вполне мог быть попавший в него кусочек льда, но ему захотелось непременно выяснить, что там сверкало на самом деле. Легкомысленно пренебрегая всеми писаными и неписаными правилами техники безопасности, он подхватил лежащий неподалёку длинный обломок, расщепленного на конце шеста и толчком просунул его в расщелину. Удар. Ещё один удар, более сильный. Он вдруг почувствовал, что в трещине явно что-то сдвинулось, и какой-то сверкающий предмет с металлическим лязгом неожиданно вывалился оттуда и, крутясь, полетел прямо ему в лицо. Успев увернуться буквально в последнее мгновение, Илья потерял равновесие и, издав непроизвольный вскрик, рухнул с насыпного холмика вниз. К счастью для себя в последний момент он успел сгруппироваться и когда поднялся на ноги, только слегка рассечённая скула напоминала ему о неудачном падении.

– Вот невезуха-то, – озабоченно пробормотал он, осторожно прикладывая к ране носовой платок, – только этого мне ещё не хватало!

Вспомнив о, всё ещё работающей камере, он повернулся в её сторону и приветливо помахал рукой бесстрастно зафиксировавшему его падение объективу, показывая, что у него всё в порядке. После этого акта по спасению собственного самолюбия, Хромов повернулся вокруг себя в поисках выпавшего из щели непонятного предмета. Он, как оказалось, лежал совсем неподалёку, с другой стороны каменистого холмика и Илья с интересом присел рядом с ним. Блестящий, словно бы покрытый тысячами крохотных алмазов предмет был отдалённо похож на две сцепленные вершинами пятигранные пирамидки. Однако, как именно они были соединены, рассмотреть, несмотря на все его ухищрения, не удавалось, поскольку само место соединения было прикрыто толстой и как бы раздутой изнутри ребристой «баранкой».

– Странная какая-то железка, – протянул к ней руку Илья. Интересно бы знать, от чего же она там отвалилась?

Он попробовал поднять находку с искорёженного взрывом льда, но окоченевшие пальцы лишь неприятно скользнули с его гладкой поверхности. И ту же секунду над его склонённой головой, там за словно бы разрубленным сводом что-то громко стукнуло, и он невольно шарахнулся в сторону. Предосторожность оказалась совсем не напрасной. С тонким, словно небесным звоном из той же щели выпала ещё одна сдвоенная пирамидка, вслед за которой, звонко бренча, выскользнула и третья.

– Да их там что, целый склад запрятан? – опасливо поднял фонарь Илья. Вот тоже мне, разворошил осиное гнездо! Интересно, как все они туда попали? Возможно, что через какой-то другой разлом, сверху. Или же там шахтёрами тоже был некогда проделан коридор? Впрочем, – ощутил он зудящую боль в ссадине, – всё это мы выясним позже, а сейчас надо скорее в общежитие бежать, к тёплой койке.

Где-то у далёкого выхода коротко тявкнула собака и его невольно сотрясла крупная дрожь озноба. Стараясь максимально сократить время пребывания в штольне, он поднялся с колен и, подбежав к видеокамере, выключил её. Откинул крышку стоявшего рядом с ней кожаного футляра и уложил камеру в предназначенное для неё место. Под руку ему попались неиспользованные куски собачьего угощения, и он с силой отбросил их в сторону входа. Но, к его удивлению собака, стоявшая где-то в подземном мраке, к мясу не пошла, а лишь несколько раз громко завыла, будто призывая его поскорее выходить на свободу. И только её, светящиеся на фоне тёмного пятачка входа, глаза не мигая смотрели в его сторону.

– Ну, как хочешь, – негромко буркнул Хромов, поворачиваясь к ней спиной, – больше угощения не будет.

Вспомнив о забытых было цилиндрах, он вернулся к забою в тупике, уложил все находки в сумку и, накинув ремень на плечо, попробовал её поднять. Но, услышав жалобный треск рвущихся ниток, решил, что все три предмета, как не обидно, ему одновременно не унести. Он чертыхнулся, присел на корточки, расстегнул молнию и сунул руку в сумку. Ухватив одну из пирамидок за торцевую часть, Хромов попытался рывком вытащить её наружу. Но та почему-то не поддавалась. Ему даже показалось, что она намертво прилипла к двум другим. Илья в раздражении дёрнул её сильнее и вдруг всем своим естеством ощутил, что внутри пирамидки что-то произошло. Будто что-то сдвинулось в ней, или что-то провернулось, при этом словно ледяная волна пролетела через него с макушки до пят. Он напряг все силы, пытаясь всё же вынуть неподатливый предмет из сумки, но вместо этого вдруг ощутил, что его самого тянет куда-то вниз, словно во внезапно разверзнувшуюся у него под ногами бездонную пропасть. Казалось, само окружающее его пространство штольни начало стремительно сворачиваться вокруг него в плотный клубок, сдавливая майора, словно гигантским прессом. Его словно бы понесло на камни… сквозь них… через будто бы расступающийся перед ним мрак.

* * *

Стремительное и, как ему в первую секунду почудилось, фатальное его падение показалось Хромову совсем недолгим, не более нескольких мгновений, но приземление было на удивление жёстким и почему-то на спину, хотя первоначально падал он лицом вниз. Казалось, его как обычный мешок с картошкой, с размаху привалили спиной к чему-то очень прочному и монолитному. Инстинктивно зажмурившись в «полёте», Илья несмело приоткрыл глаза, но увидеть ничего не смог, поскольку его со всех сторон окружал абсолютный мрак. Он попробовал приподнять голову, но едва смог это сделать. Шевельнул рукой, шевельнул ногой, но желанного освобождения не получил. Всё его тело будто было налито свинцом, словно на нём лежала хотя и незримая, но весьма ощутимая тяжесть.

– Да я же попал в завал, – мгновенно мелькнула у него паническая мысль, – на меня, должно быть, свалился потревоженный взрывом свод!

Страх, безумный, всё подавляющий страх ударил ему в голову, и лишь в самой малой степени поняв, что с ним произошло, Хромов незаметно для себя провалился в спасительное забытьё. Очнулся он от какого-то непонятного, весьма непривычного уху шума. Звук этот был отдалённо похож на рокот недалёкого морского прибоя, однако он никак не мог понять, откуда здесь в центре Чукотки оказалось море. С огромным трудом, передвигаясь будто при замедленной съёмке, он всё же сполз со своего каменного ложа и, осторожно ощупывая перед собой окружающее пространство, двинулся в сторону звука. Извилистый и узкий проход, по которому он полз, совершенно не походил ни своими размерами, ни своей формой на прямой как стрела штрек на Сигнальной сопке. Но этот очевидный факт как-то не доходил до его сознания. Все его мысли, всё его существо в тот момент было сосредоточенно только в одной точке, только в одной идее – вырваться на свободу, причём как можно скорее. Серая, непроницаемая для глаз мгла постепенно рассеивалась и вскоре, слева от себя, он увидел узкий косо вырубленный пролом, из которого слабо дул тёплый, насыщенный густыми водными испарениями воздух. То, что неведомо откуда взявшееся море было совсем близко, сомнений уже не оставалось.

– Но не может здесь быть никакого водоёма, – прохрипел он, высовывая наружу голову, – никак не может быть.

Ещё несколько буквально непосильных усилий и он, хотя и только наполовину, но всё же вывалился из пролома в крутом, но к счастью невысоком склоне. Преодолевая непрерывно давящую на его темя тяжесть, Хромов приподнял голову и тут же замер в полном замешательстве. Он лежал на узкой полоске пляжа, заваленной крупной угольно-чёрной галькой, на которую неумолимо набегали тяжёлые будто бы нефтяные волны. Они тягуче выкатывались из-за безумно далёкой, явно неземной дали, и мерно расползались по берегу. Происходило это поразительное действо на удивление плавно, и совершено без столь привычного человеческому уху шипящего раската искрящейся на солнце пены. Шлёп-с-т и всё, и мёртво. Как мазок кисти по холсту, как упавший на асфальт шматок мазута. Шлёп, и долгая глухая тишина вплоть до следующей волны. Илья разумом уже понял, что он находится где угодно, только не на Земле, но его бренное тело всё ещё не могло осознать этот действительно ужасный и гибельный факт. Его одновременно и веселило и ужасало собственное состояние, при котором он более всего походил на обвешенного невидимыми гирями ленивца. Но, через минуту он смог кое-как собраться с духом и, повинуясь природным инстинктам, стал бороться за существование. Цепляясь руками за прибрежные более или менее высокие камни, Хромов, задыхаясь от напряжения, всё же изловчился и встал на ноги. К его удивлению стоять вертикально было несколько легче, нежели лежать. Получив возможность выпрямиться, Илья первым делом осмотрелся. Насколько хватало глаз, перед ним расстилалось мрачно-синее, казалось не имеющее горизонта море, за спиной же вставали сплошной стеной тёмно-коричневые спутанные заросли, густо облепившие невысокие холмы. Превозмогая разрывающую голову боль, майор вернулся к трещине, из которой он только что выполз. Стащил с плеч зимнюю одежду, шапку и швырнул их в пещеру. Решил снять и свитер, но мелькнувшая мысль о предстоящей, и возможно холодной ночи, заставила его воздержаться от ненужной поспешности. Горло перехватила режущая сухость, и он инстинктивно обернулся в сторону столь близкой воды.

– Не дури, дружок, она же наверняка солёная, – строго сказал он сам себе, – не смей даже и думать об этом.

И тут, несмотря на отчаянность своего положения, он вспомнил о том, что в кармане оставшейся в пещере сумки лежит пластиковая бутылка с водой и недоеденная пачка печенья.

– Придётся ползти обратно, – решил он, – может быть, там ещё что-нибудь полезное для дальнейшей жизни найдётся.

Обратный путь был более мучительным и загадочным, поскольку он не знал, имелись ли в пещере разветвления. К его счастью проход оказался хоть и извилистым, но без каких-либо развилок и вскоре сумка была благополучно нащупана. Прежде всего он попытался отыскать фонарь, но под руки ему попадалось всё что угодно, только не он. Сожалея в душе о потере единственного источника света (а ведь до «падения» он держал в руке), Хромов торопливо перебрал лежащее в сумке небогатое имущество. Блестящие цилиндры были ему на данном этапе совершенно бесполезны, и он небрежно вывалил их на довольно ровный каменный пол. Бельевая верёвка, перочинный нож, початая пачка «Земляничного» печенья, вода в пластиковой бутыли, да и сама сумка, вот и всё, что оказалось в его распоряжении. Совершив такой почти непосильный подвиг, он, растягивая удовольствие, съел по крошкам один сладкий прямоугольничек и экономно запил его всего одним глотком воды. Устало откинулся спиной на камни. Давящая на каждую клеточку его организма тяжесть не исчезала, но неприятное ощущение от этого давления слегка притупилось. Прошло время. Вставать всё так же не хотелось, но Илья прекрасно понимал, что до сумерек ему следовало действовать как можно энергичнее. И, прежде всего, ему следовало позаботиться о поиске источника питьевой воды, как, впрочем, и своём пропитании. Ведь последний раз он ел (судя по безмятежно отсчитывающим время часам) уже пять часов назад. Закинув сумку за спину, он направился к выходу. Теперь, во второй раз он сделал это гораздо быстрее, поскольку уже запомнил общее направление своеобразного коридора. И только одну странность мимоходом отметил он про себя, на своеобразном полу туннеля не было ни одного свободно валяющегося камня. Ни большого, ни маленького. Но этому важному факту Хромов в тот момент не придал должного значения, поскольку ему было совсем не до таких малозаметных мелочей.

Осмотрев прибрежную полосу, он решил на ней не держаться, поскольку явно безжизненные воды и угрюмо громоздящиеся чёрные каменья никак не могли помочь ему в вопросе пропитания. Более предпочтительно в этом плане выглядели далёкие заросли, но доступ к ним преграждал довольно крутой обрыв. Особого выбора у него было, невелик – либо попытаться найти более пологий участок, либо штурмовать откос в лоб.

– Ничего, как-нибудь доползу, – решил он и для удобства передвижения подтянул ремень сумки потуже.

Первые метры были самыми мучительными, поскольку даже однократно приподнять руку или ногу для него было крайне тяжело. Но, по мере того, как он удалялся от поверхности моря, его действия становились более свободными и менее скованными. Но, в тот момент, когда Хромов перевалил через явно видимый рубеж между безжизненным откосом и первыми похожими на лишайник растениями, его силы как-то разом иссякли. Тяжело дыша, он завалился набок и дрожащими от перенапряжения руками полез за спасительной водой. Распределив по пылающей глотке скромный глоток, он сел и осмотрел открывшиеся перед ним новые горизонты. Примерно полукилометровой ширины слабовсхолмлённая долина, украшенная лишь редкими остроконечными бугорками, словно границей отделяла край обрыва от сплошной стены растительности, которую условно можно было считать лесом. Несмотря на тёплый ветерок его, неожиданно пробил озноб, от только-только осознанного им ужаса своего положения. Один, без всякой надежды на помощь и на малейшую надежду спасения, Илья разом ощутил всё то, что чувствует человек, выведенный на расстрел. Накатившая на него жалость к самому себе была столь непереносима, что он ничком рухнул на жёсткий «мох», орошая его обильно полившимися из глаз слезами бессилия.

Нарыдавшись вдоволь, он неожиданно свободно вышел из почти парализовавшего его стресса и даже овладел собой настолько, что решил назло обстоятельствам добраться до границы спутанной растительности. Собственно, он надеялся именно там найти и место для ночлега и хотя бы что-то съедобное. Уже не имея возможности подняться от усталости на ноги, он выбрал другой способ передвижения – на четвереньках, с перетаскиванием почти пустой сумки волоком.

– Э-эх, – сожалеючи думал он, медленно продвигаясь по каменистой долине, – жаль, я пистолет с собой не захватил. Сейчас бы бахнул в висок, и не было бы больше никаких проблем.

Под эти совершенно безрадостные мысли он и добрался до границы так называемой «растительности», ибо назвать лианообразные травинки, достигающие почти двухметровой высоты, нормальным лесом, язык у него не поворачивался. Едва не теряя сознание от измождения и голода, Илья присел отдохнуть на мягкую подстилку. В густом рыхлом подшерстке, покрывающем землю сплошным покрывалом, с писком носились какие-то мелкие зверьки, и Хромов с жадной надеждой подумал о том, что голод, в крайнем случае, можно будет утолить, поймав несколько местных грызунов. О том, что никаких условий для добывания огня у него нет, и придётся поедать невидимых зверьков в сыром виде, он, в тот момент, естественно, не думал. Вскоре он задремал, а когда проснулся, то был несказанно удивлён тем обстоятельством, что часы его отсчитали почти семь часов с того момента, как он оказался на опушке «леса», а в окружающей его обстановке не изменилось ровным счётом ничего. Его окружали всё те же багряные сумерки, всё тот же ровный тёплый ветерок, всё тоже задумчивое оцепенение природы. Это было столь необычно, что у Ильи впервые пробудился какой-то интерес к жизни, любопытство оказалось сильнее одолевавшей его тоски.

– Выходит, эта мрачная планета столь медленно вращается вокруг своей оси, что как таковая смена времени суток здесь просто не имеет значения, – подумалось ему. Да и масса её как минимум в полтора – два раза больше, чем у Земли. Как же меня сюда занесло-то, дурака? Как же я так глупо прокололся? – вновь одолели его скорбные и навязчивые мысли. Просто какая-то полоса сплошных неудач меня преследует последнее время! Ведь уже воистину учёный, переучёный, а всё туда же, вляпался при первом же удобном случае. Идиот безголовый! Это надо же сообразил! На собаку! На безродную и бессловесную псину понадеялся! Да и в штольне! Обрадовался, нахватал неизвестно чего, набил сумочку… добычей. Сиди вот теперь тут, кукуй на голодный желудок, – подвёл он горестный итог своим мыслям.

Устав от самобичевания он встал на ноги, и поскольку жажда допекала его всё сильнее, отправился искать источник живительной влаги. За один бросок – переход он преодолел около трёхсот метров и, протиснувшись через жёсткие прутья прибрежной «лесополосы», неожиданно вышел на место, которое иначе чем поле невозможно было никак назвать. Он увидел его и остановился, будто в столбняке. Илья просто не верил своим глазам. Но перед ним было именно поле, пусть и заброшенное, но поле! Чувства, которые испытал при этом Хромов, было просто невозможно описать. Наверное, те же чувства испытывал приговорённый к отсечению головы, когда за секунду до падения ножа гильотины ему зачитывали указ о неожиданном помиловании. Он упал на колени и принялся неистово целовать эту, некогда вспаханную землю.

– Господи, – самозабвенно шептал он, глотая непроизвольно льющиеся из глаз слёзы радости, – слава тебе! Я здесь кажется не один! Нет не кажется, точно не один!!! Ура-а!

Неожиданная находка воодушевила его до такой степени, что он, не медля, принялся внимательно осматривать некогда обработанный участок почвы. Были хорошо видны неровные, бугристые полосы, оставленные чем-то похожим на небольшой плуг. Конечно же это был явно не традиционный крестьянский плуг, поскольку земля не была перевёрнута пластами. Почва была просто взрыхлена, словно по ней прошлись большими граблями. Обработанный участок был совсем не велик. По длине он не превышал и двухсот метров, а по ширине и семидесяти. По одному из краёв ещё были видны сгнившие остатки каких-то растений собранные в неровно уложенные кучки.

– Как у нас на картофельных делянках, – растроганно подумал Илья, – ботву сносят на край поля. Но кто же здесь работал? – задал он сам себе вопрос, от которого зависела вся его дальнейшая судьба. Откуда же они сюда приходили? Похоже, вон с того холма, – решил он после недолгих размышлений и, насколько мог энергично, двинулся в выбранном направлении.

Но до так понравившегося ему холма идти оказалось совсем не так близко, как казалось вначале. То ли непрерывно давившая на его плечи излишняя сила тяжести, то ли слишком искажённая висящей над землёй дымкой перспектива, но когда Хромов дотащился, наконец, до подножья мощно вздымающегося вверх пригорка, его силы были практически на исходе. Кое-как отыскав пригодное для ночлега место, он забился в щель между двух древообразных кустов, и забылся в недолгом обморочном сне. Проснулся он от какого-то внешнего лёгкого толчка, но, открыв глаза, долго не мог сообразить, где находится. Сбоку послышалось звонкое щёлканье, и Илья осторожно скосил глаза в сторону звука. Из-под сморщенного, похожего на раздавленный блин синеватого листа, на него смотрели чьи-то фасетчатые глаза, похожие и формой своей и размером на четыре крупные фасолины. Медленно-медленно шестиногий бесхвостый зверёк выполз из своего убежища и принялся меланхолично пережёвывать рукав его куртки.

– Брысь ты, тварь кошмарная, – инстинктивно дёрнул рукой Илья, – исчезни. Ах, да… поле, – тут же вспомнил он, вставая на ноги и продираясь сквозь терзающую его тело боль, – я же должен срочно разыскать тех, кто на нём работал.

Он механически взглянул на часы, стараясь не утерять чувства времени, поскольку источник света, согревающий этот мир, был всё ещё не виден из-за окружавшей его относительно невысокой растительности.

– Надо идти вперёд, – подбодрил он сам себя, – иначе конец.

Он, кряхтя и стискивая от чрезмерного напряжения кулаки, поднялся. Вначале встал на четвереньки, а затем и в полный рост. От «вчерашней», или, как её ещё обозвать, эйфории, не осталось и следа. Досаждали ему, причём одновременно и голод, и жажда, и боль во всех без исключения мышцах. Но двигаться было совершенно необходимо, и закусив губу он пошёл, преодолевая даже не боль, а самого себя. Подъём был мучителен, но через два часа непрерывного движения Хромов всё же дошёл до намеченной цели. Дошёл и вновь был вознаграждён за усердие. На плоской, покрытой толстым слоем серого природного гипса макушке холма, он обнаружил ещё одно свидетельство близкого пребывания разумных существ. В неглубокой, но явно сделанной с помощью каких-то инструментов яме Хромов увидел следы совсем недавно горевшего костерка. Мало того, рядом с ним обнаружилось и устройство для добывания огня – явно обработанная острым режущим инструментом овальная дощечка. С одной стороны она имела обугленное углубление чрезвычайно похожее на то, какое он как-то видел на экспозиции одного краеведческого музея Новгорода. С другой стороны дощечка была грубой обработана камнем. Илья с затаённой надеждой осмотрелся вокруг, надеясь увидеть поднимающийся из ближайших зарослей дымок. Но, увы, ничего похожего на дым от очага заметно не было.

– Думай, думай, на то ты и оперативный работник, – приказал он сам себе, – рассиживаться просто так, абсолютно некогда. Ещё два, ну максимум три дня и от слабости я вряд ли смогу передвигать ноги. И уже местные пучеглазики будут планировать, как мною закусывать, с какого края начинать откусывать кусочки.

Он опустился на колени и принялся тщательнейшим образом исследовать вершину холма. И вскоре он отыскал то, что вполне могло служить тропой. Во всяком случае, в одном месте скудная растительность была заметно примята, а более крупные почкообразные растения и вовсе раздавлены в лепёшку.

– Как жаль, что здесь нет обычной почвы, на которой так хорошо заметны все следы, – подосадовал Хромов, – или проплешины эти белесые, или мох. Но всё же попробую пройтись по тому пути, по которому сюда ходили аборигены.

Теперь, уже имея некоторый следопытский опыт, он легко проследил еле заметную тропинку, тянущуюся до более крупной растительности. И уже там Илья нашёл довольно хорошо заметную цепочку следов, вытоптанную в путанной коричневатой «вате», покрывавшей всё видимое пространство. Он двинулся вдоль неё и вскоре понял, что расстояние между вмятинами не сильно отличается от ширины его собственного шага.

– Как мило, – подумал он с робкой надеждой, – кажется, существа, населяющие эту планету, явно прямоходящие. Это просто прекрасно. К тому же они умеют пользоваться огнём и знают, как изготовить примитивные режущие инструменты. Пожалуй, это уже развитой палеолит. Хоть тут живут и дикари, но дикари уже довольно разумные. При первой же встрече надо будет произвести на них впечатление с помощью фонарика. Глядишь, и накормят неведомо откуда взявшееся белокожее существо в штанах, – невесело усмехнулся он, – в благодарность за столь ловкие фокусы.

Он тут же вспомнил обугленные с одного конца палочки, на которых явно жарили что-то съедобное, и рот его поневоле наполнился скупой и горькой слюной. По его приблизительным расчётам он прошёл уже не менее трёх километров, когда еле заметная тропка неожиданно привела его на тропу гораздо более утоптанную. То есть она была утоптана до такой степени, что покрывающая землю растительность была практически полностью удалена. Стало ясно, что этой дорожкой пользовались регулярно, уж как минимум раз в день, если не чаще. Окрылённый новой надеждой, Хромов рванулся было вдоль неё, но вскоре выдохся и прилёг отдохнуть.

– А может быть, – вдруг пришла ему в голову тревожная мысль, – на самом деле это звериная тропа, а вовсе и не пешеходная? Чем же они отличаются-то друг от друга? Ведь на занятиях по полевой топографии этот вопрос как-то поднимался. Стоп, вспомнил! Люди движутся более прямолинейно, стараются срезать углы, а звери беспричинно виляют. Кроме того, животные обычно предпочитают протиснуться рядом с какими-либо препятствиями, а люди обычно обходят их по крутой дуге. Надо будет теперь присматриваться повнимательнее.

Вскоре тропинка заметно расширилась, что ещё раз убедило его в том, что она сделана именно разумными существами. Казалось, до предполагаемого стойбища оставалось пройти совсем немного, но его опухшие ноги отказывались ему повиноваться. Ещё несколько десятков метров он ещё ковылял, выбиваясь из последних сил, но, запнувшись ногой за какую-то преграду Хромов рухнул ничком, ударившись о землю с такой силой, что рассёк себе и нос и губы. Придя в себя после сокрушительного падения, Илья повернул голову в сторону и, сдвинув рукав свитера, по привычке уставился на часы.

– Лежу ещё пятнадцать минут, – решил он, – и непременно встаю. Моё спасение должно быть совсем близко. Он устало прикрыл глаза, а когда открыл их вновь, на часах была почти половина двенадцатого ночи.

Вновь началась мучительная процедура вставания и врабатывания в ходьбу. Настроение его резко упало, а в глазах при каждом шаге хаотически прыгали красные кляксы. Но пока он ещё держался. Тем более что тропа слегка пошла под уклон и ему оставалось только расслабленно передвигать тяжёлые, словно чугунные ноги. Растения несколько разошлись в стороны, и совсем неподалёку от себя Хромов увидел самый настоящий водопад, хоть и крохотный, но самый настоящий. Бойкий ручеёк выбивался прямо из скалы на высоте примерно десяти метров и дождём хрустальных капель обрушивался куда-то вниз, в некое русло, которого Илья даже с высоты своего роста видеть не мог. Издав некий нечленораздельный, утробный звук, он, не разбирая дороги, рванулся к вожделенной влаге. Но, буквально через несколько шагов он неожиданно натолкнулся на что-то упругое и, уже падая, получил такой силы удар в районе правого бедра, что мгновенно перестал адекватно воспринимать окружающее. Обхватив безжалостно отбитую ногу обеими руками, Хромов свернулся в клубок и, постанывая от буквально разрывавшей его боли, скатился в какую-то неглубокую ложбинку. Налетев спиной на выступающий обломок скалы, он ощутимо чиркнул по её гребню затылком, после чего погрузился во мрак полного бесчувствия.

* * *

И без того его положение и до столь неудачного падения было весьма неважным, но то, что он почувствовал, едва очнувшись, можно было смело назвать полной катастрофой. Приоткрыв глаза, майор мгновенно понял, что его куда-то быстро несут. Поскольку голова его свисала вниз, то он видел только мелькающие справа и слева чьи-то грязные босые пятки.

– Вот тебе и долгожданные аборигены, – подумал он, – едва сдерживаясь, чтобы не стонать, – хорошо, что они хоть в чём-то похожи на людей. Ой, – вскрикнул он при очередном резком толчке, – потише трясите, уроды!

Грубый, почти одновременный толчок торможения, и его носильщики мгновенно замерли. Секундная, но словно неимоверно растянувшаяся во времени пауза. Гортанная команда и еле дышащего Илью опустили сначала на землю, как и тащили, лицом вниз, а уже затем осторожно перевернули на спину. Он с усилием разлепил затёкшие от навернувшихся слёз веки, и увидел склонившиеся над ним чьи-то косматые головы.

– Вы слышали, Мирон Олегович, – неожиданно сказал один из склонившихся над ним заросших волосами уродцев на чистом вологодском наречии, – он, кажется, что-то сказал!

– Интересно бы узнать, откуда он здесь взялся, такой красавец? – хрипло отозвался тот, к кому обращался вопрос.

Несмотря на отчаянность своего положения, Хромов после такого неожиданного пассажа не только не растерялся, но наоборот истерически захохотал. Правда, после нескольких дней сухой голодовки звук этот был больше похож на предсмертный клекот подстреленного журавля, но это был именно смех.

– Кажись, отходит, – горестно пробормотал другой, одетый в плетёную робу дикарь, опускаясь на колени и бережно приподнимая Илье голову, – а жаль его. Молодой ведь ещё совсем был…

Чтобы прекратить неудержимый истерический смех, Хромов до крови прикусил нижнюю губу.

– Нет, – чуть слышно прохрипел он, невыносимо страдая от необходимости воспользоваться пересушенной глоткой, – я ещё жив.

– Так это же наш, русский, братцы, – радостно воскликнул кто-то, – он нашенский мужик!

Его вновь подхватили на руки и понесли далее, сквозь тут же смыкающиеся за их спинами заросли. К счастью, на этот раз путь был не столь долог. Буквально несколько минут мучений и его внесли в какое-то укрытие, весьма похожее на пещеру.

– Пить – прохрипел Илья, едва его уложили на довольно мягкое ложе.

– Погодь трошки, – произнёс голос с ярко выраженным южнорусским или украинским акцентом, – сейчас попьёшь.

Рядом с его лицом, слева, затеплился крохотный, только-только осветить руки говорящего человека, огонёк. Илье несколько приподняли голову, и он ощутил у своих губ край грубо вырезанной каменной чашки. Жидкость, которую он жадно сглотнул, была очень мало похожа на воду. Скорее это была протухшая свиная кровь весьма кислого вкуса, но выбирать ему не приходилось. Достаточно было уже того, что она сама лилась ему в горло, и он мог её глотать. После завершения процесса питья, который прошёл в несколько этапов, нежданные спасители Хромова дали ему отдохнуть в полном одиночестве, после чего переложили на плетёную из тростника подстилку. Затем двое из них взялись за её углы и волоком вытащили наружу. Только тут Илья смог разглядеть и пересчитать своих собратьев по несчастью. Их оказалось всего шестеро. Скоро ему стало понятно, что верховодил всей ватагой могучий, почти двухметрового роста, мужчина средних лет, с грубыми натруженными руками, но довольно интеллигентным взглядом. Между собой они называли себя по именам или кличкам, но старшего именовали не иначе как «Комиссар». Илью сразу же раздели почти догола и принялись осматривать его ногу. Видимо один из них имел понятие о медицине, во всяком случае, выглядел он как заправский сельский фельдшер.

– Слава Богу, – сделал тот своё заключение после довольно болезненного осмотра, – ни одного перелома, как мне кажется, у него нет. Мышцы да, отбиты здорово, но если будем за ним ухаживать, ногу сможем и сохранить.

– Эх ты, паря глупый, – похлопал он его по руке, – как же ты на нашу «хлобыску» напоролся. Считай за счастье, что её шкворень у тебя аккурат между ног проскочил, а то был бы ты уже, братец, натуральным «жмуром».

Кто такой «жмур» Илья не понял, но то, что он случайно угодил в самую примитивную охотничью ловушку, стало для него вполне очевидно. Ещё его удивил очень неприятный факт в поведении остальных обитателей крохотной общины. Пока фельдшер возился с его ногой, все остальные, казалось, не проявляли к нему ни малейшего сочувствия. Основное, что их занимало, так это его одежда и личные вещи, извлечённые из сумки и карманов одежды. Разложив всё найденное у ног неподвижно сидевшего на корточках вожака, двое занимавшихся обыском деликатно отошли в сторонку. Тот очень внимательно оглядел всё найденное, но, при этом не прикоснулся ни к одной вещи даже пальцем. Налюбовавшись вдоволь он поднял глаза на Илью.

– Ты кто будешь? – довольно сухо спросил он. – И как здесь оказался?

– Фамилия моя Хромов, Илья Фёдорович, – представился несколько воскресший после питья майор. Ещё три дня назад я работал техником в геологической партии, в Магаданской области. А как здесь оказался? – он неуверенно помялся, не зная, что и сказать. Не имею ни малейшего понятия. Очнулся вот в какой-то пещерке у моря, – продолжил он, видя в глазах вожака откровенное недоверие, – и несколько дней…, уже не пойму только сколько точно, добирался туда, где вы меня и нашли.

Над расчищенной от растений полянкой повисла зловещая тишина.

– Врёшь ты всё, – набычился гигант, – три дня ты здесь выдержать не смог бы. Ты ещё скажи, что у тебя с собой были в запасе и пища и вода… на целых три-то дня!

– Почти ничего с собой и не было, – согласно качнул головой Илья, никак не могущий понять, чего от него добиваются. Я и в самом деле был гол как сокол. Вот только это, – показал он глазами в сторону своих вещей, да ещё кое-что из сумки я выбросил. Но основная моя ноша так в той пещере и осталась.

Слушатели вначале сдержанно, но потом всё более и более издевательски захохотали.

– Три дня! – утёр выступившие от хохота слезинки «Комиссар». Да тебе, личинка жалкая, и пол дня хватило бы, что бы от тебя и косточек не осталось бы. Говори нам быстро, где твои спутники? На чём вы все сюда пожаловали? – и он угрожающе приподнялся с места.

– Да вы что, мужики, – попытался отползти назад Хромов, – белены объелись! Не знаю, что вы против меня имеете, но посмотрите на мои часы. Я провалился сюда семнадцатого, так давайте, взгляните сами какой сегодня день.

– Как же, – дурашливо хихикнул «Эскулап», – обычные часы и вдруг на них день показан!

– На них всё указано, – Хромов был удивлён их реакцией на своё предложение до крайности и удивления своего не скрывал. И день, и месяц, и год. Записная книжка там же и адреса с телефонами.

После этих слов сухой, издевательский кашель смеха надолго повис над поляной.

– Что вы гогочите, – с досадой воскликнул майор, стараясь как-то сесть, – вон они с краю лежат, сами посмотрите, если не верите.

Смех стих не сразу.

– Это, что ли часы твои? – осторожно поднял гигант «Кассио» Хромова. Да, циферок здесь много всяких, – задумчиво повертел он их в толстенных пальцах, – а стрелок нет. Мне это непонятно.

– На пейджере посмотрите, если хотите, – не унимался Хромов, – там тоже часы вмонтированы! Да вы сами-то все, откуда здесь взялись? Я-то, понятное дело, попал сюда как бы случайно, – он замолчал на несколько секунд, и тем успокоил несколько сбившееся дыхание, – из прииска Индустриального перенёсся. А по вам тоже не видно, что вы здесь всю жизнь живёте! Тоже мне, следователи генеральной прокуратуры! Вы что не видите, что я в такой же беде, как и вы?

Ответом ему было гробовое молчание. И только минуту спустя, тот, кто давал ему питьё в пещере, как-то, несмело озираясь по сторонам, пропищал тонким, видимо некогда сорванным голоском: – Это не наш человек, «Комиссар». Не советский, – слышишь, что я говорю. Про пенжер какой-то толкует. А нет таких слов в русском-то языке. Как-никак, а я учителем словесности в сельской школе пять лет отработал. Не наш он, как есть, не наш! Русские слова просто некоторые выучил и нас обмануть хочет.

– Вы все в своём уме? – наконец сумел приподняться на локтях Илья. – О чём вы здесь толкуете? Ваш, не ваш. Главное, что сам я из России, как и вы. А насчёт того, что я советский или не советский, это большой вопрос, поскольку Советский Союз вот уже три года, как распался на части. А вы всё талдычите о том, кто тут советский, а кто нет.

Сказанная им короткая, но энергичная речь, казалось, повергла его собеседников в шок. Они некоторое время безмолвно переглядывались между собой, не решаясь ни прервать его, ни опровергнуть.

– Скажите, – продолжал наступать Хромов, – в каком году вы сюда попали? Молчите? Ну и молчите себе на здоровье, дикари обросшие! Я и так всё про вас знаю. Вы сюда провалились перед двадцатым июля одна тысяча сорокового года, – припомнил он дату на служебной записке, – правильно? Правильно! И было вас всего десять человек. Четверых съели что ли? А? Что рот закрыл, ты, «Комиссар» несуществующего государства?

Это было уже чересчур. Это было уже слишком. Гигант утробно взревел и одним прыжком подскочил к Илье. Он уже протянул к его горлу свои ручищи, как тот применил свой последний аргумент.

– А сейчас на дворе тысяча девятьсот девяносто четвёртый год идёт, – выпалил он прямо в лицо нависшего над ним гиганта, – понял, наконец!

– К-как, – растеряно замер тот, – что ты сказал?

– Что слышал, – огрызнулся Илья. – На Земле сейчас конец марта 1994-го года. Это абсолютно железный факт, который невозможно опровергнуть. Вот вам, для вящего подтверждения, – выхватил он из карманчика рубашки свёрнутый конвертиком листик отрывного календаря. Оторвал он его некогда чисто машинально, будучи в поселковой библиотеке и вспомнил о нём только сейчас. Вот ведь как бывает, – подумал он, дрожащими пальцами разворачивая бумажку, – элементарно завернул в него оторванную пуговицу, а сейчас как он сгодился для 100 %-го доказательства истинности моих слов.

Аборигены немедленно сгрудились вокруг Комиссара, осторожно взявшего поданный Ильёй листок.

1994 год. 12 фев-ра-ля. 11 фев-раля испол-ни-лось 100 лет со дня рож-дения В.В.Бианки, рус-ского писа-теля, автора зна-менитой «Лес-ной газе-ты»… – прочитал он по слогам и запинаясь.

Из глаз гиганта потекли явно неожиданные слёзы.

– Так давно не читал, – смешно шмыгнул он носом, – даже и как читать-то забыл, почти…

Затем все колонисты дружно, чуть ли не хором читали маленькую статейку об акционировании и требовали от Ильи, чтобы он объяснил им, что же это такое и как используется в народной жизни. Далее они подробно выяснили происхождение найденных у него предметов. И только потом, удовлетворив свой информационный голод по поводу вещей, приступили к изучению личности новоприбывшего. Хромов, естественно, рассказал о себе то, на что имел право. Обитатели заторможенной планеты, которую между собой они называли «Урх» тоже поведали о горестях и радостях своего существования. Говорили долго, но вскоре усталость взяла своё, и в какой-то момент Илья почувствовал, как у него начинают слипаться глаза.

– Честно говоря, именно вас я встретить никак не ожидал, но видно, время там и здесь течёт совершенно не равномерно. Так что должен вас огорчить, бывшие заключённые лагеря «Индуслаг – 108» – подвёл своеобразную черту под разговором Илья, – все те, кого вы знали, с кем жили, с кем дружили, или сидели на нарах, давным-давно умерли.

– А Сталин как же? – несмело прозвучал чей-то вопрос.

– И Сталин тоже, – решительно взмахнул рукой Хромов, или вы думали, что он бессмертный. Вождь всех времён и народов скончался у себя на даче в Кунцево 5-го марта 53-го. Был поначалу захоронен в Мавзолее, вместе с Владимиром Ильичом, но через три года его оттуда убрали и втихомолку, ночью закопали у Кремлёвской стены. Спрашивайте, спрашивайте ещё, не стесняйтесь, – насколько хватало сил повысил он свой голос. Таиться мне от вас без толку, всё одно, дальше нам жить всем вместе. Прошло буквально несколько мгновений, и казалось между ними разом рухнула некая незримая преграда и вопросы посыпались на него градом, причём сразу со всех сторон. Всех интересовалось буквально всё. Но сил отвечать на них хватило у майора не надолго. Он почувствовал сильное головокружение и, словно споткнувшись на полуслове, откинулся на спину.

Со времени этого откровенного разговора отношение к Хромову стало как ко всем прочим и бывшие заключённые принялись выхаживать его. Они кормили его странными, хрустящими на зубах «рачками», растирали дурно пахнущей кашицей отбитую ногу. Заодно они рассказывали о своей жизни такие подробности, которые даже не доверяли друг другу. Услышанное поразило Хромова до глубины души. Оказалось, что переселенцы искренне считали, что они пробыли в этом странном мире всего три с небольшим года. Часов ни у кого, разумеется, не было и, невольно поддавшись магии всеобщего оцепенения, ориентировались они исключительно по неторопливому движению местного светила. Илье, среди прочего, растолковали и правила следования безопасному образу жизни. Выяснилось, что пить местную воду нельзя ни под каким предлогом, поскольку это довольно быстро ведёт к неизбежному разбуханию человека и скорой мучительной смерти. В пищу употреблялась только жидкость, выжимаемая из мясистых стеблей определённого вида растений. Узнал он и судьбу остальных четырёх участников побега. Первый из них погиб прямо во время «переноса» и оживить его им так и не удалось. Второй, пойдя на разведку, по незнанию напился из первого же местного источника и своей гибелью спас всех остальных. Жизнь ещё одного их товарища трагически оборвалась после того, как они отыскали эту пещеру и постепенно обустроили её для относительно комфортабельного проживания. К тому времени они уже смогли немного приспособиться к условиям жизни в незнакомой среде, тем более, что у них с собой оказались и спички, и хлеб, и даже соль. Кроме того, большая часть инструментов были перенесена вместе с ними, равно как и носилки, которые они очень рачительно использовали, изготовив из них устройства для добывания огня. После некоторой адаптации к местной гравитации и обустройства жилья, они решили осуществить экспедицию с целью узнать немного больше об окружающем их мире. В поход пошли три человека, на тот момент самых сильных и выносливых. Им тогда впервые удалось выяснить, что земля, на которую их занесло, представляет довольно обширный остров и что невдалеке высятся несколько других островков явно вулканического происхождения. На обратном пути они несколько отклонились от первоначального маршрута и вскоре поплатились за это. Двигаясь вдоль русла неширокого ручья, первопроходцы были неожиданно атакованы стаей довольно крупных животных, представляющих собой некую помесь крупного козла с мелким крокодилом. Хотя те были явно не из породы хищников, но, защищая место своего обитания, дружно набросились на чужаков. В результате атаки руководитель маленькой группы получил несколько укусов. Поначалу они не приняли достаточных мер по обработке порезов, но вскоре заметили, что кровь из ранки не перестаёт течь. Путь к лагерю был не близкий и вскоре раненый не смог идти. Двое не пострадавших в схватке попробовали дотащить его до лагеря на самодельных носилках, но этот подвиг оказалось им не под силу. Так они потеряли третьего члена и без того небольшого коллектива. Каким образом погиб четвёртый, Илье выяснить не удалось. И только по неясным намёкам он понял, что тот просто ушёл из лагеря и больше в него не вернулся. Видимо, безысходность и обречённость маленькой колонии подействовали на него столь удручающе, что рассудок его перестал адекватно реагировать на всё новые и новые удары судьбы. Но остальные продолжали бороться за свою жизнь, и чем нестерпимее она становилась, тем с большим рвением они выполняли указания «Комиссара», всецело вверив ему свои жизни. Имея за плечами хотя и тяжёлый, но зато самый разнообразный опыт предыдущей, земной жизни, они очень скоро сплотились в некую устойчивую, хотя и противоестественную квазисемью, наподобие урезанной обезьяньей стаи. Жёсткая дисциплина и ежеминутная борьба за выживание сотворили в этой общине маленькое чудо. Обладая всего несколькими железными орудиями, они сумели довольно быстро наладить примитивное сельское хозяйство. Засевали небольшие делянки семенами и клубнями, найденными в лесу, постоянно выискивали съедобные или просто водянистые растения. Сильно досаждало им полное отсутствие посуды, но колонисты приспособились готовить пищу на палочках, а в дальнейшем им удалось выточить из гипса чашки и даже миски. Недостаток животных белков они худо-бедно компенсировали тем, что отлавливали и поедали небольших ящериц, живущих в слое повсеместно раскинувшегося мха. А на полное отсутствие привычной для людей воды оперативно ответили созданием хоть и примитивного, но эффективного каменного пресса. И так во всём. Разумеется, трудности, свалившиеся на них, были велики, но имелись и некоторые благоприятные моменты. Во-первых, климат. Был он достаточно ровный и тёплый, без больших суточных перепадов. Не было ни ливней, ни гроз, ни снегопадов. Только легкие моросящие дожди или, скорее, плотные туманы регулярно насыщали влагой мох, впитывающий её словно иссушенная губка. Освещающее планету солнце типа «красный гигант» было, видимо, намного ближе, чем земное солнце и заходило оно за горизонт совсем ненадолго, буквально на несколько десятков земных суток. Всё же остальное время оно светило практически беспрерывно. Свет от неё был скорее не потоком света в общеупотребительном смысле, а чем-то более напоминающим поток тепла от нагретой вполнакала электроплитки. Короче говоря, среди моря безысходного ужаса у них всё же имелись некие светлые пятна.

* * *

Нога Ильи довольно скоро поджила, и он плавно включился в повседневную жизнь общины. Весь день, нет, не день конечно, местные сутки тянулись просто бесконечно, а отрезок бодрствования все без исключения и отговорок выходили на работы. Обычно по двое. Только к морю, за выносимым на прибрежные откосы топляком ходили по трое. Самым распространённым занятием колонистов была распашка очередного огородного участка, или сбор урожая на ранее засаженной площадке. Пахали попросту, с помощью кирки. Один впрягался в некое подобие упряжи, другой же направлял борозду и регулировал, с помощью своеобразной лыжи глубину вспашки. Для посадки было отобрано всего четыре растения. Два из них напоминали по виду кочанный салат и мелкий репчатый лук. Ещё одно вырастало в виде клубня, дававшего на глубине примерно в десять сантиметров длинные мясистые росточки. Они особенно хороши были тем, что быстро набирали массу съедобной мякоти и могли долго храниться в сушёном виде. Четвёртое «культурное» растение отдалённо напоминало низкий колючий репейник. Съедобны были только его стебли, а колючие шарики на них шли исключительно на посадку. Водяные же шишечки росли, как им и положено вдоль мелких ручейков, протяжённого солёного озера, делящего остров на две практически изолированные территории. Вероятно, сами растения как-то фильтровали непригодную для питья воду, делая её относительно безопасной. Но и то, для выдавливания собирали исключительно верхние шишкообразные побеги. Длительный опыт показал, что они дают наиболее безопасную воду, хотя и очень невкусную.

Питались колонисты всего два раз за условный «день». «Утром», перед выходом на работу и «вечером» перед сном. Трапеза всегда устраивалась общая, поскольку питаться в одиночку не имел права никто. И ещё одно. Во время еды все по очереди рассказывали обо всём, что подмечали за день. Рассказывали с мельчайшими подробностями, будто смакуя каждую незначительную мелочь. Хромов вскоре понял, что этот обряд отчасти компенсировал недостаток настоящих новостей таких, какие поступали к каждому из них от земного мира. Единственное, о чём ни разу не поднимался разговор на обеденной поляне, так это о том, как они сюда попали. Об этом, казалось бы, основополагающем для их дальнейшей судьбы событии, никто даже и не заикался. Но постепенно Илья догадался, почему так происходило. Конечно, исчезнув из лагеря, все они в определённой мере обрели желанную свободу. Но что это была за свобода? Разве была она так уж радикально лучше той жуткой неволи?

– Наверное, – решил Илья, – воспоминания о былом были столь мучительны, что было просто решено или, возможно, попросту запрещено вспоминать что-либо о том самом страшном в их жизни моменте.

Желая убедиться в своей догадке, он как-то напросился в поход с «Комиссаром», когда тот подбирал себе напарника для вылазки на местность, которую все называли между собой «дальний холм». На этом холме росли самые удобные для плетения матов и циновок длинные узкие листья. Шли они долго и молча, но Хромов чувствовал, что Комиссар, так же как и он мучается от вопросов, которые он не мог задать при всех. Они поднялись на холм и, используя нож майора, нарезали по толстой пачке упругих двухметровых листьев. Связали их в четыре укладки и особым образом привесили их на спинах друг друга.

– Словно ломовые битюги тянем, – сдержанно улыбнулся обычно насупленный «Комиссар». Мой отец держал лошадей для извоза, – на спуске искоса взглянул он на тяжело дышащего майора. А как там сейчас? Они ещё водятся на Руси-то?

– А то? – в тон ему отвечал тот. Правда, сейчас их больше для забав используют, чем для работы, но разводят, конечно.

– Для каких же забав-то?

– Для катания верхом, скачек всяческих. В деревнях-то их почти и не осталось. Но кое-где в городах кони есть ещё.

– Да на чём же вы там землю пашете, при таком раскладе?

– На тракторах, разумеется, – рассеянно отвечал Илья, страдающий от непосильно тяжёлой поклажи.

– А ты, я вижу, упорный, – внезапно переменил тему разговора «Комиссар». Тяжело тебе, а тянешь, не гнёшься. Как коммунист настоящий, как большевик.

– Спасибо за комплимент, – прохрипел Хромов, – но я бы не прочь и отдохнуть чуток.

Они уселись каждый на свою связку и естественным образом продолжили беседу.

– Ты вот сказал недавно, что Советский Союз распался. Как же это случилось, и почему? – не поворачивая головы спросил его «Комиссар»?

– Почему? Илья неопределённо пожал плечами. Право не знаю. Просто тоска какая-то на весь народ напала. Так всем надоели эти бесконечные собрания, партячейки да и ложь коммунистическая на каждом шагу по делу и без дела. Сначала собственно рухнула сама партия. Долго гнила, а рухнула моментально, просто в одночасье. Одна часть коммунистов примитивно ограбила страну и на развалинах её промышленности организовала доморощенный капитализм. Другая же часть, особенно те, кто всерьёз верил в победу коммунизма на всей Земле, просто плюнула на всю эту галиматью, и побросала бесполезные партбилеты наземь. Страна распалась уже после этого развала в душах. Как та бочка, с которой сбили бандажи. Ладно, взмахнул он рукой, – потащили, что ли дальше?

На этот раз «Комиссар» взял на себя три связки и только одну оставил Хромову.

– Тебе ещё, должно быть, тяжеловато, – добродушно буркнул он.

– Да нет, я уже ничего, – воспротивился было майор, но его спутник только усмехнулся.

– Набирайся сил. Кстати, учти паря, что занесло тебя сюда не в такое плохое время.

– Чем же оно неплохое?

– О-о, когда солнце стоит на максимальном подъёме, то здесь становится совсем худо.

– И что же всё-таки происходит?

– Поначалу возрастает тяжесть. Ноги еле-еле идут, головы болят невозможно как. Теперь-то мы знаем про такое дело, готовимся к нему заранее. Но беда эта вовсе не в дополнительной обузе. Самое дрянное заключается в том, что на соседних островках начинают гореть вулканы. И чем дальше, тем больше от них дыма и пепла. Вонь вокруг стоит просто невыносимая. Прямо сера живая в воздухе висит, сплошная сера удушливая. Но одно хорошо – недолго весь этот ужас длится. Как солнышко чуть вниз сойдёт, так сразу меняется ветер и хоть дышать можно спокойнее…

В ту «ночь» Илье совершенно не спалось. Потревоженный рассказом Комиссара, он тревожно метался на своём ложе и неприятный жар то и дело прокатывался с головы до ног. Он через силу закрывал глаза и переворачивался на другой бок, но сон не шёл. Измучавшись окончательно, он поднялся со своего ложа и вышел на площадку перед пещерой. Покрытый россыпью неопрятных пятен, багровый солнечный диск возвышался точно над «дальним холмом». Илья уселся недалеко от входа, привалился спиной к прогретому камню и прикрыл веки. Теперь, глядя сквозь ресницы на окружающий его мир, он неожиданно понял, что тот приобрёл совершенно иной вид. Мрачно-красные краски, расплывчатые нерезкие полутени… Запах серы, – услужливо подсказала память, – удивительные звери, напоминающие своим видом помесь козла с крокодилом…

– Чёрт подери! – вскочил он со своего места, поражённый догадкой, – так это же вылитые черти получаются! И выходит, что всё это мрачное место не что иное, как старозаветный ад! Значит, каким-то образом жители старушки Земли знали о существовании этого мира. Кто-то видел его воочию и смог передать свои жуткие впечатления другим. Ведь, как оказалось, именно здесь существуют и девять кругов ада, за которые вполне могли сойти девять соседних островов. Именно на них в определённые периоды горит в земле огонь и сжигающая всё на своём пути, лава разносит вокруг себя запах сгоревшей серы. Здесь водятся рогатые черти на раздвоенных копытах и текут смертельные воды. И эта багровая мгла с незаходящим и мрачным светилом. Ух, ты, мать честная! Что делается-то! Слишком много совпадений, что все эти подробности могли быть придуманы. Так быть не может! Но если следовать самой примитивной логике, то получается, что это гиблое место было известно человечеству с довольно дальних времён. А раз так, то стало быть…

Сердце его колотилось так сильно, что он вновь уселся на песок и с силой сжал руками вздымающуюся грудь.

– Но если носители этих рассказов и свидетельств смогли их озвучить, то отсюда есть выход обратно, – еле слышно прошептал он. Выход! Есть выход обратно!!! Но где? Но какой???

С огромным трудом справившись с охватившим его волнением, Хромов с неровно бьющимся сердцем нехотя вернулся в пещеру. Завалившись в нишу, он принялся анализировать ситуацию. После недолгого размышления, Илья решил во время ближайшей «вечерней» трапезы всё же поднять вопрос о роковом моменте «переброски».

– Надо собрать как можно больше данных об этом моменте, – решил он, – невзирая на табу. Прибавлю к этому свои собственные воспоминания. Глядишь, и удастся выяснить, каким таким образом все мы оказались здесь. Может быть, основываясь на полученных фактах, я смогу догадаться, как нам вернуться обратно.

Задумку свою он держал в секрете до того момента, как все вернулись с полевых работ. Когда все наполнили чаши кисловатым варевом и расселись привычным кругом, Илья, в нарушение всех канонов, взял слово первым. Рассказав о посетившей его во время «условной ночи» догадке, он, используя все возможности для убеждения, призвал сразу насторожившихся колонистов по мере сил припомнить все факты, сопутствовавшие моменту переброски.

– Что нам мешает попробовать сделать попытку вырваться отсюда, – закончил он свою страстную речь, – ведь кроме нас самих помочь нам не может никто.

Некоторое время на поляне царила тишина, и все смотрели в сторону явно растерявшегося «Комиссара», который, видя какое впечатление на его товарищей произвела речь пришельца, возражать ему не решился.

– Давайте, вспоминайте быстро, – буркнул он, наконец. Потрясите своими мемуарами. Ты первый, – ткнул он пальцем в направлении фельдшера, – как никак, а именно ты рядом с Антошкой тогда стоял.

– Ну, как всё было, – задумчиво произнёс «Эскулап», получив разрешение говорить. Из всех, кто сейчас здесь сидит, – он вытянул шею и как-то встревожено огляделся по сторонам, – я, пожалуй, находился ближе всех к Антону Денисовичу, светлая ему память. Правда, откуда взялась та светящаяся «бутылка» я не видел… но помню.

– Ради всего святого! – перебил его суетливо потирающий ладони Илья. Всё до мелочи мне расскажите, пожалуйста! Всё до копейки. Я вас умоляю! Вы прямо встаньте сейчас так, как стояли тогда. Предположим, что мы в штольне и там, где песчаный откос, там конец туннеля. Всё, ну почти всё, – поправился он, – должно быть как в тот день в седьмой штольне. Попробуем все вместе проиграть события, которые предшествовали моменту перемещения. Всё, все вставайте, – поднялся он на ноги, – помогайте ему действием, подыгрывайте. С чего там всё началось? Вспоминайте вместе!

– Ага, понятное дело, – первым вскочил со своего места «Комиссар». Что сидите, – грозно повысил он голос, – давайте, поможем новичку. Он ведь для нас старается!

Все остальные колонисты, торопливо вытирая о плетёные портки вымазанные в похлёбке пальцы, выстроились в редкую цепочку.

– Я шёл как раз впереди, в первой паре меня поставили, – продолжил свой рассказ Кежин. Бригадир наш шёл прямо передо мной. Мы так и пошли с пятачка у входа. Он впереди, я за ним. Положили носилки на скат каменной кучи, что получилась с отпалки. Я надел рукавицы и тут меня позвал вот он, – указал он в сторону Олега Мироновича.

– Да, – согласно кивнул тот, – я цигарку тогда сберёг, но спичек у меня не было, вот я и хотел у него…

– Погоди ты, – нетерпеливо прервал его «Эскулап», – а то всё забуду. Спичек у меня не было и я, пока суть да дело, навалил в те носилки несколько обломков. Ещё помните, – обернулся он на товарищей, дым там такой противный стоял, кислый. Да, и тут Антон… Он как бы стоял вот здесь, сбоку, – пояснил он. Он вдруг нам говорит, – мужики, посмотрите, что здесь лежит. И бутылку эту блестючую между ног пристраивает.

– Какую такую бутылку? – уточнил Илья.

– Такую, – сделал как бы обнимающее движение кистями Кежин, – блестящую такую. Она блестела даже в том слабом свете, и даже, . я очень удивился. Всё же пыль кругом такая, а она сверкает. И вас всех позвал.

– Точно, было такое, – поддержали его несколько голосов.

– Я повернулся к бригадиру и присел рядом с ним, вот так, на колени.

«Эскулап» старчески присел на корточки, после чего неуклюже перевалился на колени: – И тут чья-то рука просунулась. Вот здесь, – поднял он ладонь к голове, – у меня над ухом. И слышно было, что к нам подходят отставшие, и «Комиссар» тоже. Поскольку носилки начали сбоку складывать. И тут Антошка что-то начал с ней делать, с бутылкой то есть.

– Что же именно? – поспешил с вопросом Хромов.

«Эскулап» неуверенно забегал глазами, явно затрудняясь с ответом.

– Он её на «попа» поставил, – подал голос самый щуплый из колонистов, которого все звали «Звонарём». Я это видел, поскольку факелом светил. Он его вот так поставил, – положил он свою миску между ног, – и за середину начал крутить.

– Почему ты говоришь его, – вовремя подметил Илья, – ведь наш «Эскулап» говорил о какой-то бутылке. Бутылка женского рода.

– Да ему бутылки всё время мерещатся, – отрицательно замотал тот головой. То есть, конечно, с определённой точки зрения эта штука была похожа на бутылку, вернее, на гранёный графин.

– На два графина, – подсказал кто-то.

– Стоп, парни, – звонко хлопнул в ладони Илья. Не был ли этот предмет похож на рисунок, который я сейчас изображу?

Выщелкнув из ножа отвёртку, он, насколько мог тщательно нарисовал в натуральную величину один из тех предметов, которые сам собирался вынести из 7-й БИС.

– Похоже? – отступил он на шаг от рисунка, – ну, хоть чуть-чуть?

– Я вообще ничего не видел, – подал голос, примолкший было «Комиссар», который в силу своего положения обо всём высказывался первым. Только и заметил, как под ноги мне словно светящийся половичёк скатертью расстелился и, я бац головой о лопату. Глаза открыл, а уже здесь.

– Как же вы увидели в темноте-то? – полюбопытствовал Илья, – там ведь темно, как бочке!

– Нет, нет, – сразу же возразило ему несколько голосов, – один факел так и горел.

– Неужели не погас?

– Нет. Один, верно, погас, а другой хоть и упал на землю, но всё ещё горел.

– Хорошо, я вам верю, – закивал Илья, боясь упустить нить разговора, – но вернёмся к рисунку.

После непродолжительного опроса всех колонистов было условно принято, что изображение на песке в каком-то смысле похоже на тот предмет, что в своё время поднял бригадир. Разногласия были только в том, что касалось окраски предмета. По крайней мере трое из шести довольно уверенно заявили, что тот наполовину был блестящий, но вот вторая его половина была напротив, почти угольного оттенка.

– А куда же делся этот загадочный предмет, – продолжал свой опрос майор, – после того как вы, если так можно выразиться, приземлились?

После недолгого молчания, во время которого колонисты переглядывались между собой, Илья с неожиданно острой болью в сердце осознал, что ответа на его вопрос не будет.

– Короче говоря, в пещерке у моря вы его не обнаружили, – решился высказать он сам, видя, что охотников отвечать, не нашлось. Так я понимаю?

Все дружно закивали.

– Но мои-то «цилиндры» все были на месте, – подумал он, – никуда ведь не делись. Неясность!

Едва Илья мысленно произнёс эту фразу, как тут же засомневался в её точности. Ни мало не смущаясь окруживших его колонистов, он закрыл глаза, и представил себя в пространстве тесной пещерки. Он словно бы нащупывал в темноте содержимое своей сумки. Вот он вытащил один, цилиндр, затем второй, затем… кажется третий…

– Да, – неожиданно экспрессивно воскликнул он, – их было именно три!

Илья открыл глаза и увидел устремлённые на него непонимающие взгляды.

– Надо срочно идти к морю, – громко объявил он, как бы в ответ на обращённые к нему безмолвные вопросы, – все ответы там. Возражений, я надеюсь, не будет?

– Стоп, – неожиданно энергично выступил вперёд «Комиссар», – будем действовать таким образом. Ты, Скуля, и ты, Звонарь, спать сейчас не ложитесь, будете готовить нас к переходу. Два куля с сушняком. Нет, пожалуй и одного хватит. Влаги (слово вода обычно применялось к непригодной для питья жидкости) три баклаги, верёвку, зажигало… как обычно, короче. Остальные доедайте быстро и спать. Силы нам всем ещё понадобятся, – закончил он и повернулся лицом к Хромову. Ты, новичок, горячку тут не пори. У нас здесь, – подчеркнул он интонацией слово «нас», – поначалу думают, а потом уже делают.

Но на следующий день никто никуда так и не тронулся. Хотя сборы и начались, но велись они столь неторопливо, столь тщательно и скрупулёзно, что у Ильи стало закрадываться сомнение в том, что руководивший сборами «Комиссар» действительно хочет снарядить его в поход. Илья, искоса поглядывая на него, видел, что тот, вместо того, чтобы ускорять ход работ, всё чаще и чаще пребывает в глубокой задумчивости. Кое-как за ленивыми делами дотянули до очередного «вечера», собрались на трапезу. В полном молчании опустошили миски.

– Итак, слушай приказ, – загудел «Комиссар», с видимым неудовольствием отставляя свой столовый прибор в сторону. На утро такой наряд будет.

Он грозно встал, и длинная тень от его и без того немаленькой фигуры словно втянулась в пещеру.

– Я, «Эскулап», новичок… он почему-то нахмурился и словно нехотя добавил, – и Мироша, с утра идём к большой воде, поищем ту трещину. Найдём ежели по пути какое топливо, то принесём его сюда обратным ходом. Остальные пойдут на делянку, «мусть» будут сажать до конца делянки. А на сегодня, – неожиданно закончил он, – ты, Башля, останешься дежурным. До утра, – неожиданно посмотрел он почему-то на Илью, а совсем не на того, кому назначался наряд.

Причину этого взгляда Хромов понял несколько позже, выйдя через несколько часов по малой нужде. Дежурный Башля (в миру Николай Большаков) сидел у медленно дотлевавшего кострища не просто так. Слева от него лежала бывшая лопата, давным-давно переделанная в бритвенноострое копьё. При внезапном появлении, расстёгивающего на ходу брюки Хромова, он тут же опасливо подобрался и спешно ухватился за отполированное от долгого употребления боевое древко.

– Так вот в чём дело! Всё ещё боятся, что я от них сбегу, – догадался Илья, – и принимают своеобразные меры безопасности. Глупые какие. Да будь у меня хоть малейшая возможность, я бы их и так с собой забрал на Землю. Ведь какие тут сохранились типажи, какие персонажи! Наш генерал просто пищал бы от восторга. Только, как, на самом деле, отсюда выбраться? Вот где настоящий вопрос о жизни и смерти. А не те гамлетовские стенания на тему: «Быть или не быть».

Он застегнул ширинку и вернулся на своё ложе, даже не взглянув на изготовившегося к бою Большакова. Лёг, закрыл глаза, представил себе море около Судака, и словно провалился в него.

* * *

Распорядок следующего дня был сломан с самого начала. Подъём, быстрые и в чём-то суетливые сборы, и выстроившись в редкую цепочку, четыре человека двинулись в путь. Короткий привал был произведён только через два часа непрерывного изматывающего движения. Усевшись в привычный круг, они пожевали довольно приятную на вкус смесь подвяленных стеблей смешанных с сушёными, слегка солоноватыми корешками. По два глотка жидкости на душу и «Комиссар» повелительным жестом поднял всех на ноги. Бдительно наблюдавший за ним Илья, отметил про себя, что сегодня у их лидера было совсем иное настроение, нежели накануне. Действия его были решительны и рациональны. От вчерашней его задумчивости и нерешительности не осталось и следа. И ещё. Хромов довольно скоро понял, что точное местонахождение пещерки ему хорошо известно. Это следовало из того, что они двигались практически по прямой, совершая небольшие манёвры только в тех редких случаях, когда им мешали особенности ландшафта. Ещё чуть более четырёх часов изнурительного марша и Хромов наконец-то увидел бескрайнее, украшенное лишь двумя далёкими островками, море. Но к воде их маленький отряд спустился в несколько ином месте, а совсем не там, где некогда на него взбирался Хромов. Он в деталях вспомнил тот ужасный подъём и невольно передёрнул плечами. Теперь-то, после определённой адаптации к местной гравитации ему было бы не в тягость одолеть и более продолжительный подъём.

Занятый своими мыслями, он едва не налетел на спину внезапно остановившегося «Комиссара». Тот неторопливо повернулся к нему и солидно кивнул головой, указывая куда-то в сторону.

– Здесь что ли вылез?

Илья озабоченно вскинул голову. За несколько выступающей в сторону иссиня-чёрной скалой где-то на высоте трёх метров он заметил косой пролом, словно бы раздирающей крутой склон трещины.

– Здесь? – вновь прозвучал нетерпеливый вопрос.

– Да, здесь, – с готовностью закивал Илья. Точно, вон оттуда я и сверзнулся, – вытянул он руку к расщелине.

– Ну, и что же ты хотел здесь выяснить? – не стал тянуть Комиссар. Давай, действуй.

– Собственно, меня интересует лишь тот груз, который прибыл со мной сюда, – начал рассказывать Илья. Получилось так, что в момент… во время перехода оттуда-сюда, я потерял свой фонарь, и выбирался из пещеры исключительно на ощупь.

– Значит, теперь тебе нужен фонарь, – подвёл итог «Комиссар». Мироша, – приказал он, – сходи, поищи. Ведь ты у нас как кошка, щюпкий.

– Давайте, лучше вместе, – начал отнекиваться тот. Пусть и новичок идёт, а то он там что-то наоставлял, а мне… ищи!

Комиссар недовольно сморщился, но, подумав несколько мгновений, согласно взмахнул рукой.

– Хорошо! Но Мироша всё равно пойдёт первым. Чтобы не запнулся неладом, у него лампадка в руке будет. За ним ты Илюха полезешь, ну а я уж позади всех вас, други мои.

Запалив выточенную из известняка лампадку крайне дефицитной спичкой (уже по одному этому было понятно, какое значение придаётся их разведке) Мирон Олегович торопливо перекрестился и полез в пролом. За ним, стараясь не отстать, двинулись и остальные. Мутный огонёк светильника едва позволял разглядеть два – три метра окружающего пространства, но и этого светлячка хватило, что бы он вскоре увидел лежащие на боку пирамидообразные «цилиндры».

– Стоп, – раздражённо воскликнул он, видя, что Мирон протянул к ним свободную руку, – где-то здесь должен быть мой фонарь, ищите! Он чёрный, похож на небольшую трубку, длиной в ладонь.

Намёк был понят правильно, и его спутники тут же принялись деловито ощупывать каменное ложе грота.

– Он точно должен быть здесь, – подбадривал их Илья, подбираясь ближе к цилиндрам, – напрягитесь. Перед тем, как сюда провалиться, я держал его в руке. А поскольку всё, что люди держат при себе, как выясняется, проваливается вместе с ними…

Мысль свою он закончить не успел.

– Нашёл, – вдруг радостно воскликнул Мирон Олегович, – в трещину падлюка закатился. Вот он, – подал он Илье фонарь.

Хромов нажал на кнопку и включив находку передал его сидящему рядом «Комиссару»

– Держите его как можно выше, прямо надо мной, – попросил он, – так будет виднее.

Теперь всё его внимание переключилось на цилиндры. Даже теперь, когда они были небрежно вытряхнуты из сумки, они лежали так, что касались друг друга, хоть одной точкой. Он осторожно, еле дыша от сдерживаемого напряжения, дотронулся до одного из них. Упёрся в пол ногами и постарался сдвинуть его в сторону. Слабый буквально кукольный звон, будто звякнул небольшой колокольчик, и цилиндр оказался у него в руках. Хромов уложил его к себе на колени и внимательно рассмотрел. Конечно, цилиндром назвать это устройство можно было с большой натяжкой. Пять граней в каждой пирамиде, ребристое кольцо между ними, баранковидные кольцевые окончания. Он ласково провёл ладонью вдоль одной из граней. Пальцы его тут же ощутили могильный холод несокрушимой нержавеющей стали. Илья вынул из кармана нож и слегка поскрёб лезвием цилиндр.

– Э-э, да это даже и не сталь, – не удержался он от удивлённого возгласа, – даже царапины не осталось! Что же это, по-вашему? – обратился он к своим спутникам. Есть соображения?

– Вот именно такую же, и Антон нашёл, – вместо ответа прошелестел ему в левое ухо Мирон, – точно такую.

– Ага, – принялся озвучивать Хромов свои мысли, – понятно. И ваш бригадир и я, перед тем как запустить механизм перемещения, имели дело с этими предметами. Исходя из этого факта, можно с уверенностью сказать, что именно они и являются причиной всех наших бед. Бед, бед, бед, – эхом отдалось в пещере.

И он, и я, перед тем, как они сработали, непременно ставили их вертикально. Отсюда можно сделать вывод о том, что они работоспособны только в вертикальном положении. И поэтому мы с вами можем вполне безопасно осмотреть их в лежачем положении. Как, согласны с такой постановкой вопроса?

– Согласны! – гулко отдалось от каменных стен.

Илья болезненно поморщился. Нет, клаустрофобией он не страдал, но это раздражающее эхо! Отыскав на полу относительно ровную площадку, они сообща с крайней осторожностью перенесли «цилиндры» и уложили их параллельно друг другу.

– Интересно, – вдруг произнёс Кежин, предпочитавший до той поры скромно отмалчиваться. Если держать фонарь вот с этой стороны, то половинка этой штуки блестящая, а если пониже, то она тёмная, словно гаснет!

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Хромов.

Поэкспериментировав с углами освещения, он вскоре убедился в том, что «Комиссар» оказался прав. У одного из трёх «цилиндров» действительно имелось явно видимое отличие между двумя половинкам. Илью эта находка сразу же насторожила.

– Странное дело, – подумал он, – из трёх цилиндров, насколько мне помнится, я проделывал какие-то манипуляции только с одним. И сейчас только один из них имеет заметное отличие от других. Да, и ещё, – припомнил он недавнее обсуждение данной проблемы. Некоторые очевидцы предыдущего перемещения тоже заявляли о том, что вторая половинка того предмета, с которым возился бригадир, тоже имела отличие по окраске. Один даже заявил о том, что была только половинка от нарисованного мной «цилиндра». Ну, ещё бы, мощный фонарь, это совсем не то, что керосиновые факелы. В полутёмной штольне, да ещё издалека вторую половинку вполне можно было и не разглядеть. И что же у нас получается? А получается только одно. Своеобразными двигателями, вызывающими совершенно противоестественное перемещение определённого объёма пространства со всеми в нём содержащимися предметами, несомненно являются сами «цилиндры». После первого взрыва в 7-й БИС один из цилиндров достался бригаде зеков. Наверняка он свалился со свода штольни через тот же самый пролом, через который ко мне попали и остальные цилиндры. Так, так. Но выходит, им достался прибор уже наполовину использованный. Стой, Хромов, не гони лошадей, – предостерёг он сам себя. Судя по тому, как исправно данные «переместители» срабатывают, они запрограммированы пусть и на самые примитивные, но именно осмысленные действия двуруких приматов. Стало быть, цилиндры являются своеобразными мышеловками, призванными отправлять чересчур любопытствующих субъектов в места, как говорили раньше «не столь отдалённые». Но вполне возможно, что заложенные в них функции гораздо шире? Быть может, в них имеется возможность возврата, или даже движения по какому-то определённому маршруту?

Хромов в некоторой нерешительности посмотрел на не спускающего с него пристального взора «Комиссара».

– Полагаю, надо попробовать произвести с одним из имеющихся в нашем распоряжении цилиндров, или как там их ещё можно назвать, кое-какие действия.

– А что если он опять нас проглотит? Или у тебя есть уверенность, что ничего такого не случится.

– Уверенности-то как раз и нет. Но попробовать всё же придётся, – уверенно заявил Илья.

«Комиссар» глубоко задумался. Он собрал в кулак свою отросшую чуть ли не до пояса бороду и вновь уставился на Илью пристальным, немигающим взглядом.

Майор молча встретил его. Своеобразная игра в гляделки продолжалась почти минуту, и Кежин не выдержал первым. Он опустил взгляд, крякнул, словно отхаркиваясь, и отрицательно помотал головой.

– Нет, Илюха, не могу я тебе дозволить. А ну как нас с тобой ещё куда кинет? Мы-то ладно, мы-то и там не помрём, а кореша наши как же? Чуешь, что с ними будет?

Илья кивнул. Разумеется, существование крошечной колонии поддерживалось только самоотверженной сплочённостью всех его членов. Разорвать этот коллектив пополам, означало неминуемое обречение на гарантированную гибель обеих его половинок.

– Впрочем, – пошёл на попятную майор, – торопиться действительно не надо. Мало ли что! Но хоть по земле покатать один из них можно?

Милостивый кивок был ему ответом. Через минуту, вооружившись фонарём, Хромов опустился на колени и начал буквально по сантиметрам осматривать изменивший цвет «цилиндр». Вскоре он обнаружил на плоских гранях еле заметную и видимую только под определённым углом зрения «гравировку». Находилась она рядом с «баранкой», и на каждой из граней была разной. Всего гравировок было четыре, поскольку одна из граней была абсолютно чистая. Отметив про себя этот факт, Илья обратился к другому цилиндру. Интуиция его не подвела и на этот раз. Оба других «цилиндра» имели точно такую же гравировку, но с одним незначительным отличием. Там значки имелись на обеих половинках «цилиндра» причём строго симметрично. На том же, который осматривал Илья вначале, только на блестящей части. Факт был, разумеется, интересный, но осмысливать его времени не было, и он продолжил свой осмотр. Второе отличие он обнаружил вскоре после того, как приступил к осмотру первой же рубчатой «баранки». На её довольно широком теле он почти сразу же обнаружил одну единственную, но довольно глубоко вдавленную бороздку.

– Как славно, – подумал он, – да она чем-то напоминает ручку на моём старом приёмнике, предназначенную для переключения диапазонов.

Хромов слегка коснулся «баранки» пальцами. Ничего страшного не произошло. Он охватил её понадёжнее, и попробовал провернуть. И одна из его несколько хаотических и робких попыток ему удалась. Раздался еле слышный щелчок, и кольцо вместе с риской передвинулась к следующей грани.

– От-о как, – услышал он изумлённый возглас Мирона Олеговича, – да она ещё и двигается!

– Погодь, малой, – пудовая ладонь Кежина едва на раздавила Хромову плечо, – давай назад!

– Потеряв равновесие, и едва удержавшись на ногах, Илья спешно перещёлкнул баранку в прежнее положение. При этом он всё же успел заметить, что гравировка, украшающая грань, к которой он вернулся, на мгновение вспыхнула, словно прочерченная по блестящей поверхности тонкой, чуть зеленоватой ниткой.

– Всё, – громогласно объявил «Комиссар» – лезем скорее обратно, от греха подальше.

– Но я ещё не окончил, – сдавленно пискнул майор, стряхивая с себя давящую его руку, – хоть минуточку ещё дайте!

Минута была разумеется дана, но за столь незначительный промежуток времени ему удалось выяснить только то, что у полностью блестящих «цилиндров» риски, вырезанные на «баранке», смотрели в сторону только немаркированных граней.

– Пошли, пошли, – поволок его к выходу Кежин, – и так засиделися! Они выбрались наружу и молча, никак не обсуждая увиденного, двинулись вдоль полосы прибоя. Причём, даже изнывавший от любопытства «Эскулап» не проронил и слова.

Только теперь, двигаясь в редкой цепочке колонистов, Хромов получил возможность предварительно обдумать увиденное. Пока несомненным для него являлось только то, что именно блестящий цилиндр явился тем средством, с помощью которого и он сам, и колонисты попали в это неуютное место. Вопрос о том, какие физические принципы при этом были использованы, был отложен на далёкое «потом». Главным был другой вопрос, – каким образом это могло быть осуществлено. Он чисто механически переставлял ноги, всеми своими чувствами всё ещё пребывая в пещере. Под ноги ему попалось несколько камней, о которые он неудачно споткнулся и именно это незначительное происшествие, неожиданно навело его на новые размышления.

– Почему, – подумалось Хромову в этой пещере так чисто. Прямо такое впечатление создаётся, что там как будто специально подметали. Но около входа, – тут же припомнил он, – камней полно. Даже ладонь о них оцарапал, когда протискивался. Но ведь и в штольне было стерильно чисто до взрыва! Даже удивительно смотрелась чистота у забоя. Но там, где я прилаживал камеру, так камней было просто навалом. Странно! Хотя, если рассмотреть вопрос чисто в умозрительном плане, некоторая логика просматривается и здесь. Если «переноска» сработавшая в 7-й БИС вынесла оттуда и людей и инструменты, то она вполне могла попутно перебросить сюда и валявшиеся на полу каменья. Так, отложим это дело на дальнюю полочку. Но ведь в таком случае, все эти камни должны были кучами валяться на полу нашего гротика! А их ведь там нет! Но, кстати, – поправил он себя, – там не оказалось и отработавшего цилиндра! Очень интересно. Что же мы в результате имеем? Вариантов просматривается всего два… Нет, пожалуй, только один. Но если предположить, что бригадир Антон получил в своё распоряжение «переносчик», в котором оставалось только половина рабочего заряда. И в тот момент, когда он сработал, всё что присутствовало на Земле в радиусе примерно десяти метров, было выброшено сюда. А через некоторое время, опустошённый цилиндр использовал свой последний резерв энергии и убрался отсюда восвояси, прихватив заодно и привезённые с Земли камни. Ага, прекрасно, и кажется логично, но…

Заметив, что его спутники вразнобой присаживаются на землю, Хромов тоже улёгся на мох, с протяжным стоном удовлетворения вытянув ноги. Он прикрыл веки и встревоженные последними событиями мысли, вновь унесли его вдаль.

– О чём, бишь, я недомыслил, – постарался припомнить он, когда боль в натруженных ногах слегка утихла. Ах, да, о том, куда делся самый первый цилиндр. Пускай он действительно убрался из местного грота, прихватив с собой весь каменный мусор. Но вот вопрос, куда он потом убрался. Обратно на Землю? Не похоже, уж больно там было чистенько. Остаётся только одно объяснение сего странного феномена: отработавшие свой ресурс «цилиндры» перебрасываются в какое-то иное пространство. А может попросту рассыпаются в прах? Боже, о чём я тут думаю, – непроизвольно схватился он за голову, – какая только околонаучная чепуха не лезет сдуру в голову. Он отвёл ладони от лица и приоткрыл глаза. Сбоку от него высилась спутанная грива светло-коричневатых зарослей, и «Эскулап» привычно и деловито копошился в их корнях в поисках съедобных наростов. Илья припомнил вкус этих, так называемых «грибков», и его передёрнуло от омерзения.

– Эй, хватит валяться, лежебоки, – подал голос «Комиссар» – заканчивай привал!

Они вновь выстроились цепочкой и, устало понурив головы, двинулись к уже близкому лагерю. Более ни о чём путном Илья остаток пути думать не мог, поскольку все его силы и мысли сосредоточились только на одном – только бы не упасть от скручивающей его в бараний рог усталости. Но, как не крепился, самого момента возвращения он так и не прочувствовал, поскольку заснул прямо на ходу, и последние полкилометра спутникам по походу пришлось тащить его к пещере на плечах.

* * *

Утро следующего дня началось и вовсе необычно. Никто не объявлял подъём, никто не звал на завтрак, никто даже не шумел в дружеской перебранке, что было в общем-то, совершенно обычным делом. Предчувствуя, что произошло нечто экстраординарное, Хромов торопливо оделся и осторожно выглянул из ниши. То, что он увидел, растрогало его едва ли не до слёз. Все колонисты сидели на обеденной полянке и в полном молчании ожидали его. И когда майор, одной рукой застёгивая гульфик, а другой протирая глаза, показался из выхода пещеры, все дружно захлопали в ладоши. Илья, взглянув на скромно сидящего в сторонке «Комиссара», сразу же догадался о том, что тот по возвращению обнадёжил своих товарищей по несчастью в скором избавлении. С этой минуты к Илье стали относиться едва ли не как к полубогу. Ему тут же пододвинули плоский камень-сиденье и вручили самую большую миску с похлёбкой, из-за отвратительного вкуса которой Хромов едва смог осилить несколько глотков.

– Постойте, – воскликнул он, – поспешно отставляя еду в сторону, – подождите, ещё ничего толком не решено.

Он торопливо поднялся и обвёл взглядом окруживших его соплеменников.

– Давайте не будем пороть горячку, друзья, ведь вопрос о возвращении не так прост, как может показаться в начале.

Вокруг него мгновенно воцарилась тишина.

– Надо эту проблему обсудить всем миром, – продолжил майор уже спокойнее, – чтобы с нами не случилось чего похуже.

– Обсудим, обсудим, – дружно поддержали его колонисты.

– Ты уж начинай, Фёдорович первым, – словно отдал воинскую команду «Комиссар», – а мы ужо тебе подмогнём по мере сил.

Рассказав о результатах осмотра пещеры и особенно подробно поведав о необычных свойствах блестящих «цилиндров», Хромов, в заключение своей более похожей на лекцию речи, сказал следующее: – Честно говоря, исходя из формальной теории вероятности, мы имеем шанс вернуться именно на Землю не превышающий двадцати пяти процентов. Но даже если мы и промахнёмся, то при следующей попытке наши шансы возрастают уже до пятидесяти процентов. Ведь не будем забывать, что у нас в запасе есть два совершенно свежих, ещё ни разу неиспользовавшихся «переместителя». Следовательно, если не с первого раза, то в последующем мы непременно достигнем своей цели. Он как-то неуверенно замолчал и через минуту добавил: – Может быть… Это сакраментальное «может быть» настолько обострило подспудно присутствовавшие среди колонистов разногласия, что вопрос рисковать – или не рисковать, на целых два дня стал основным вопросом занимающий умы всех жителей маленькой колонии. Жаркие перебранки вспыхивали тут и там, по делу и без дела. Всякая, столь долго налаживаемая хозяйственная деятельность рухнула буквально в одночасье. Все то и дело собирались по двое или по трое и, буквально до хрипоты, обсуждали предстоящее перемещение. Но к исходу второго «дня» в основном под нажимом Ильи и «Комиссара» общее решение было всё же достигнуто. На специально созванной сходке все единогласно проголосовали за то, чтобы всё же предпринять опасную попытку. Но Илья с удивлением заметил, что это решение почему-то почти никому не доставило особой радости. После собрания все разбредались по своим норкам невесело и молча, понурив свои косматые головы. Но сам-то Хромов был преисполнен энтузиазма.

– Всё ясно с этими бедолагами, – думал он, устраиваясь на слишком жёстком ложе, – они здесь давно заскорузли. Боятся даже в неурочный час за корешками выйти. А уж переместиться в совершенно чуждый им мир и вовсе боязно. Этим же людям по земным меркам уж по сто лет будет. Они ведь всё ещё живут понятиями царской России, круто перемешанными с революционными загибами. А тут я им наговорил про компьютеры, «Интернет», сверхзвуковые самолёты и космические корабли бороздящие пространство над головами. Неудивительно, что у них крыша поехала. Зря я их так нагрузил! Только запугал, вместо того, чтобы подбодрить. Хорошо еще «Комиссар» меня поддержал, а то эти замшелые ретрограды даже и одной попытки сделать бы не дали. Завтра насяду на них покрепче, – решил он, устало смежив веки, – чтобы сборы ни в коем случае не затягивали. Но с «утра» обстановка в лагере кардинальным образом изменилась. От вчерашней явной растерянности и неуверенности не осталось и следа. Все были внешне бодры и деятельны. Дружно латали одежду, собирали личные вещи, прибирали помещения. Во внутренней части пещеры по приказу Кежина спешно создавался тайник, в который аккуратно перекладывая «листьями», на случай неудачи прятали запасённые на предстоящий «летний период» продукты. Илья, поначалу, тоже принял активное участие в сборах, но быстро выдохся и ограничился только тем, что собрал своё нехитрое имущество. Ко второй, вечерней трапезе сборы были завершены и все собрались на поляне. Слово взял «Комиссар».

– Завтра великий день, – объявил он, неожиданно поднимаясь со своего камня. Завтра все мы, – он пристально взглянул на Илью, как бы требуя от него молчания, – вернёмся на Землю-матушку. Как примет она нас, ей Богу не знаю… Но ведь примет же она сынов своих… Будем сегодня по православному обычаю молиться о том, чтобы наше скитание наконец завершилось.

– Отче наш, Иже еси на небесех! … – нестройными голосами подхватили колонисты первые слова молитвы «Отче наш», вслед за гигантом опускаясь на колени, – да святится имя твое, да приидет царствие твое…

Время тянулось невообразимо мучительно. Прошла тревожная, полная хождений и неясных разговоров «ночь» и роковой час, наконец, пробил. Всё население крошечной колонии, забрав с собой всё более или менее ценное имущество, будто они собирались в многодневный поход, двинулось к пещере. Впереди, как и положено, вразвалку выступал Кежин. За ним, испуганно озираясь назад, шёл его ближайший помощник – «Эскулап», а уж за ним тянулся Илья. Вслед за ним молча тащили свои жалкие пожитки и все остальные.

– Пролезем ли мы туда с таким количеством поклажи? – спросил Хромов у предводителя, чтобы как-то развеять гнетущее безмолвие идущих с ними спутников.

– Пролезем! – не терпящим возражения голосом произнёс «Комиссар».

– В глубине ведь есть небольшой грот, – добавил кто-то из идущих позади него.

Илья удивлённо обернулся, но так и не определил, кто дал это уточнение. Но он поразился, неожиданно поймав глазами напряжённые взгляды идущих вслед за ним колонистов.

– Бог ты мой, – подумал он, спешно переводя взгляд себе под ноги, – да они меня разорвут на части, если что-то не получится. Надо будет перед началом эксперимента сказать несколько слов насчёт того, что в начале что-то может и не сработать. Пусть изначально не ждут слишком многого от первой попытки.

Они уже миновали холм, у подножья которого Хромов некогда обнаружил заброшенное поле, и, как и в прошлый раз заранее свернули к прибрежной полосе. Ещё несколько часов изнурительного пути и вожделенная пещера была достигнута.

– Привал, – громко скомандовал «Комиссар», – посидим чуток здесь, не будем действовать очертя голову.

Он первым скинул плетёный куль заплечного мешка и устало, словно большое неуклюжее животное, уселся на чёрную гальку. Хромов тоже присел и, несмотря на крайнюю усталость, заинтересованно огляделся по сторонам, совершенно не узнавая окружающего пейзажа. Поскольку никакого значительного груза он не нёс и поэтому усталость чувствовал гораздо меньше других.

– Я пойду посмотрю, что там творится? – предложил он, указывая рукой в сторону узкого пролома в скале.

– Не спеши, – хмуро взглянул в его сторону гигант. Торопиться нам пока некуда. Ерофеич, Рубака, – скомандовал он, разводите-ка огонь, поедим на дорожку. Кто знает, как там дальше наша судьба сложится.

Все безропотно принялись за организацию ужина, и только сам Комиссар сидел неподвижно, не спуская бдительного взора с Хромова.

– Всё же боится, как бы я в последний момент от них не ускользнул, – догадался Илья, – и не оставил всех с «носом». Да-а, теперь надо будет вести себя так, чтобы ни у кого не возникло каких-либо опасений. В конце концов, мне ведь скоро нужны будут помощники, а не церберы!

С самым спокойным и уверенным видом он поднялся с места и принялся помогать остальным в поисках высушенных щепок и съедобных ящериц. Вскоре всё было готово к последней трапезе, и все уселись в традиционный круг. Но, поскольку, трапеза происходила накануне столь необычного события, никто во время её не проронил и слова. Понимая всю необычность неумолимо надвигающегося момента расставания с их нынешним пристанищем и, догадываясь о том, какие мысли гложут его спутников, Илья взял слово. Он отставил нетронутую чашку с едой в сторону и громко прокашлялся.

– Друзья мои! – призывно поднял он руку, призывая этим жестом всех к вниманию. Мы собрались здесь по нетривиальному поводу, и я считаю своим долгом предостеречь вас от неоправданных надежд.

Все дружно замерли и как бы съёжились, будто в предчувствии чего-то страшного.

– Я понимаю, что своим недавним заявлением дал вам некоторую надежду на возвращение домой, – уверенно возвысил голос Илья, – но вы должны понимать, что надежда, это всё же не твёрдое обещание. И то, что нам удастся переместиться обратно на Землю, совершенно не очевидно. Мы все точно знаем, что аппарат, с помощью которого все мы здесь оказались, работает в одну сторону – «сюда». Но работает ли он в сторону – «обратно», мы пока не знаем. Но я буду пробовать, буду пытаться осуществить переброску в нужном направлении. Как все мы видели, сами аппараты для перемещения достаточно просты, и я надеюсь, что совсем скоро, – он вытянул руку в сторону склона, – в гроте, нам удастся открыть принцип их работы. Итак, будем всё же надеяться на успех нашего предприятия!

Всеобщий, долгий и нетерпеливый вздох был ответом на его краткую речь, но никто не двинулся с места, пока «Комиссар» не подал знак вставать. Но тот держал в себя в руках, и отдал приказ на подъём только после того, как степенно доел всю выделенную ему пайку, всю до последней крошки. Началась загрузка людей и скопленного колонистами имущества в пещеру. Примечательно, но загрузка эта шла строго в обратном порядке по отношению к тому, как они сюда шли. Первым в расщелину решительно полез со своим неуклюжим мешком взмокший то ли от жары, то ли от волнения «Рубака», тащившийся последним. За ним, громко звеня киркой, протиснулся в пролом Иван Ерофеич, за которым, явно не спеша, оставить мрачный берег, потянулись и остальные. Илья тоже было сунулся ко входу, но каменная рука Комиссара мгновенно припечатала его к месту.

– Твёрдо рассчитываешь вернуться на Землю, «Новичок»? – шепнул, как выдохнул гигант, словно годовалого котёнка подтянув Илью к своей бочкообразной груди.

– Твёрдо, – заизвивался тот, отчаянно пытаясь освободиться от жарко сжимающих его тисков.

– Хорошо, – шумно выдохнул тот, неожиданно загадочно улыбнувшись и медленно расслабляя хватку. Как бы мне было интересно снова встретиться с Евсеем Пасько, и посмотреть ему ещё разок в глаза.

– Но ведь я уже не раз говорил вам…, – в который раз начал свою отповедь Илья, желая вновь напомнить ему о том, что на Земле с момента их переноса прошло слишком много времени, но тут же поперхнулся, сообразив, что только что прозвучавшие имя и фамилия, по странному стечению обстоятельств слишком похожа на фамилию и отчество генерала. Пасько, – словно поперхнулся он на полуслове, – а кто это такой? Что за человек?

– А-а-а, – протянул гигант, – это начальник нашего лагеря. Был, – тут же поправился он.

– Он там, интересно, один служил, – вроде бы рассеяно поинтересовался Илья, – или со своей семьёй проживал?

– С семьёй, – равнодушно отозвался Кежин, устанавливая свой мешок в вертикальное положение. Хотя жены его я лично никогда не видел, но мальчишек евойных наблюдал не раз.

– Мальчишек, говорите?

– Да, двоих. Одного, постарше звали Романом, это я помню точно, он нам ещё папиросы приносил. Ну, он-то уже парень был довольно взрослый, лет четырнадцать, или пятнадцать.

– А второй?

– Второй? – гигант ожесточённо почесал лоб, будто силясь что-то вспомнить. Второй-то был ещё малой, сопляк совсем. Только-только в школу пошёл. У нас в бараке даже двоих преподавателей Ленинградского университета каждый вечер отправляли в посёлок охраны, что бы, значит, учить тамошних малолеток. И его парень был один из них.

– Как же его звали?

– Зачем это тебе?

– Ну, а всё-таки?

– М-м, – страдальчески нахмурился «Комиссар», – не припомню точно. Коля или Толя, короче, что-то в этом духе.

– Может быть, Борис, Боря, – продолжал настаивать Хромов.

– И очень может быть, – равнодушно взмахнул рукой тот. – Впрочем, какая разница, к тому же пора и нам с тобой двигаться, а то кореша наши, надо думать, уже заскучали.

Хромов вскарабкался на склон и пригнувшись, протиснулся в расщелину. Втянув поданный Кежиным куль, он развернулся и на четвереньках пробрался в чрево скалистой пещерки. Там уже горел крошечный выточенный из камня светильник и все пятеро, ранее пришедших, тесно сгрудившись в центре небольшого неправильной формы грота, сидели вокруг оставленных Ильёй «цилиндров».

– Дорогу спецу, – гулко зазвучал во мраке голос «Комиссара», – все в стороны!

– Будем действовать постепенно и по шагам, – как можно более уверенно объявил Илья, бочком протискиваясь в центр полукруга. Торопиться нам, действительно, некуда. Страшнее, от непродуманной торопливости сделать что-то не так. Попрошу мне сейчас не мешать и под руку не каркать. Если хотите что-то сказать, просто постучите камешком об пол.

Все дружно замерли и словно затаили дыхание. Илья же вынул из карманчика сумки фонарик и, опустившись на колени, принялся в который уже раз внимательно рассматривать лежащие перед ним гранёные «цилиндры».

– Вначале предлагаю убрать из-под ног то имущество, которое на первом этапе использоваться не будет, – громко объявил он, по опыту зная, что при голосовом сопровождении каких-либо действий, публика наблюдающая за ними, ведёт себя более спокойно, всецело переключая своё внимание на голос говорящего.

Сказав эту фразу, он не без некоторого душевного трепета уложил в сумку вначале один наполненный совершенно безумной энергией блестящий «цилиндр», а затем и второй. Нужно было приступать к третьему, но выдержка ему изменила, и его рука замерла в нескольких сантиметрах от поверхности «цилиндра».

Он попытался себя пересилить, но в яростно и возбуждённо сопящей тишине забитого народом грота, сделать это оказалось совсем не просто.

– В чём дело, – внезапно нарушил гробовое молчание подземелья «Эскулап», – чего мы тут просто так сидим? В чём заминка?

Его и без того высокий голос внезапно перешёл на лихорадочный визг. Бац! И в ту же секунду сильнейшая оплеуха повергла его наземь.

– Продолжай, Илья, – подбодрил майора «Комиссар», потирая отбитые пальцы, – не обращай внимания.

Маленькое это происшествие и в самом деле взбодрило Илью. Он досадливо крякнул и, ухватив «цилиндр» за торцевую плиту, решительно поставил его на попа.

– Перед тем как сработать, – продолжил он свои рассуждения, – и тот и другой «переместитель» занимали строго вертикальное положение, примерно вот такое.

– Нет, не совсем такое, – неожиданно подал голос Мирон Олегович. У тебя «Новичок» темноватая часть сейчас книзу оказалась, а когда Антоша его крутил, она сверху была.

– Виноват, – исправился Хромов, – сейчас мы его перевернём.

Вернув цилиндр в горизонтальное положение, он с непроизвольным всхлипом перевёл слишком долго сдерживаемое дыхание и незамедлительно установил «переместитель» в нужное положение.

– Что же я тогда делал? – пробормотал он, нерешительно покачивая отсвечивающий матовой поверхностью предмет. Вроде я вынимал его из сумки, или наоборот засовывал…

Илья слегка нагнулся и осторожно потряс «цилиндром». Прислушался, нагнувшись ещё ниже, и вновь потряс. Провернул «баранку» вправо, вернул в исходное положение. Вновь потряс, но ничего не происходило.

– Не торопись, «Новичок» – прошептал откуда-то из тьмы Кежин, – но, на всякий случай, попытайся снова.

– Что-то я не так делаю, – подумал, согласно кивнув головой, Илья, – и явно пропускаю что-то важное.

Взгляд его упал на стоящую поодаль сумку и только тут он вспомнил о том, что в прошлый раз он пытался извлечь «цилиндр» именно из неё. Уложив свой «переместитель» между двумя другими он понемногу, начал поднимать его. В какой-то момент он почувствовал, что сопротивление его усилиям резко возросло и желая выяснить причину этого, он заглянул в сумку. Однако причина оказалась до банальности проста. При повороте торцевая фигурная пластина зацепилась за боковые грани двух других «цилиндров», создав, таким образом, простейший строительный замок. Илья нетерпеливо протянул руку, желая его разомкнуть его, но в своём не очень рассчитанном движении задел рубчатую «баранку». Тонкий, еле слышный щелчок заставил его застыть на пол дороге.

– Минуточку, – произнёс он в задумчивости. А что, если я и тогда задел это кольцо. Точно! Сто процентов за то, что я его поворачивал. Да хотя бы тогда, когда пытался выдёрнуть цилиндр наружу. И если на остальных «переместителях» риски на кольцах указывала на чистые грани, то можно предварительно предположить, что именно это положение соответствует пребыванию их именно на Земле. А перемещение риски соответствует и смене места пребывания. Ну, что вы молчите? – воскликнул он, не чувствуя столь нужной ему в тот момент поддержки сотоварищей. Скажите хоть что-нибудь!

Однако все разочарованно молчали.

– Возьмитесь на всякий случай за руки, – попросил Илья, – хотя бы попарно. И пожитки свои тоже держите при себе.

Колонисты немедленно зашевелились, выполняя его указание. Вскоре всё стихло.

– Мы готовы, – вполголоса прогудел Комиссар, – делай своё дело дальше.

Илья, уже заранее сложивший два неиспользованных «цилиндра» обратно в сумку, ухватился за верхнюю часть оставшегося и, что было сил, рванул его вверх. Он даже непроизвольно закрыл глаза в ожидании неизбежного, но ничего не случилось. «Цилиндр» просто подскочил вверх и строго в соответствии с законами физики рухнул через долю секунды обратно.

– Что, уже… свершилось? – пискнул из своего угла Дорофеич.

– Молчи, дурак, – зло оборвал его «Рубака». Не видишь разве, что он только ещё примеривается?

– А ведь, действительно, – недоумённо прошептал Илья, – почему ничего не происходит? Ведь всё я вроде делаю так же, как и тогда!

Последняя фраза неожиданно для него самого навела на новую мысль. Почему же, – подумал он, всё должно быть так, как и тогда? Ведь мы находимся сейчас в совершенно ином положении, нежели на Земле. Возможно, надо сделать что-то совсем новое, нечто иное!

– Скорее всего, с помощью кольца и производится настройка, – лихорадочно бормотал он и руки его помимо его сознания оглаживали полированные грани. Если я поставил его в положение соответствующее этому миру, то ясное дело ничего не произойдёт. Из Москвы в Москву не летают, только в Новгород!

Он торопливо, едва не разбив защитное стекло, подхватил с земли фонарь и ещё раз подробнейшим образом осмотрел «цилиндр», обращая внимание на любые мелочи.

– Да, – уверился вскоре он, – я именно эту глупость и пытаюсь осуществить.

Илья уже протянул руку, чтобы проверить свою догадку, но в последний момент резко отдёрнул её. Ставки были слишком велики, чтобы действовать поспешно. Неожиданно ему пришла и вовсе нетривиальная мысль.

– А вдруг с помощью данной штуки, – сообразил он, – можно запросто путешествовать на четыре разные планеты. Четыре значка, по идее означают, четыре направления движения, или конечные пункты прибытия. Поскольку, «переместитель» никак не работает на чистой грани, то поворотный круг, или «баранку», требуется просто поставить на другой значок.

Тут его взгляд наткнулся на гравировку изображающую два концентрических круга и он вздрогнул, поражённый необычной догадкой. Я это уже видел! – словно прозвучал голос у его левого уха. Но где же?

– Вспоминать, вспоминать, – словно в бреду зашептал он, растирая себе виски. Евсеич говорил? Нет! В хранилище заметил? Ой, тоже не там! Крит? Анжела? Безделушки её. Не то! Пещера Диктеона? Там родилось что-то от Земли и космоса… Дальнегорская тварь!! Что-то она сделала с беднягой Стрельцовым! В больнице, видел спина его так разукрашена!!! – уже не стесняясь обуревавших его чувств завопил Хромов. На его спине был такой же рисунок был!!! Вот, значит, на какую грань нужно «баранку» крутить!

Он смахнул со лба обильно выступивший пот и продолжил, возбуждённо стуча ногтем по одной из граней ближайшего «цилиндра».

– Будем предполагать, что именно два кольца и означает на этих устройствах нашу Землю. Ох, – почувствовал он непроизвольную дрожь в пальцах, – создатели данного устройства были отнюдь не дураки. Грамотно воспользоваться им может только существо, достигшее вполне определённого уровня развития. Секунду мужики, глубоко вздохнув радостно вскинул он голову, – сейчас полетим! Итак, братцы, – продолжил комментировать он свои действия, – ставим вот это направляющее кольцо на нужное направление.

Он смело охватил «баранку» пальцами и с усилием сдвинув его вдоль оси, провернул его в нужном направлении. Решительные его действия сопровождались ясно слышимым щелчком и хрипло дышащие колонисты придвинулись к нему совсем вплотную. Илья хотел добавить что-то ещё, напутственное, но не успел, поскольку руки его уже действовали отдельно от его сознания. Машинально выключив фонарь, поскольку ему всё же было любопытно понаблюдать за возможными световыми эффектами, он резко дёрнул цилиндр вверх. Единственное, что он успел заметить, так это только молнией мелькнувшую под его ногами светящуюся светло-серую плёнку. Далее всё окружающее его сумрачное пространство в ту же секунду словно бы ухнуло в некую пропасть…

* * *

Упал Хромов, на сей раз, крайне неудачно. Когда он поднял неожиданно лёгкую голову, то сразу же ощутил режущую боль во лбу, прямо между бровями. Он наугад провёл рукой по лицу. Его словно онемевшие пальцы сразу же нащупали и рваный шрам «украсивший» его лоб, и липкую струйку тёплой крови, стекающей по его носу.

– Эй, кто-нибудь, – негромко позвал он, слегка приподнимаясь на руках, – живые есть?

Сбоку от него кто-то беспомощно заскрёбся по камням, и одновременно с этим раздалось громкое сопение человека, пытающегося выбраться из-под его левой ноги.

– Живы мы, живы, – громом прозвучал радостный голос «Комиссара». Где же твой фонарь, чёрт тебя дери! «Новичок», включай его скорее. Оглядимся хоть, куда нас занесло.

– И так ясно, что мы дома, братцы, – послышался восторженный голос Рубаки. И как легко-о-о! И воздух, братцы, воздух-то истинно нашенский!!! Вставай «Скуля», что разлёгся! – уже нетерпеливым тоном, – воскликнул он. Ты мне руку прижал! Ой, «Комиссар», – встревожено завопил он через минуту, – кажется наш «Эскулап» не дышит!

– Где же фонарь? – яростно гаркнул гигант. Что замерли? Ищите его, как хлеб ищете!

Поминутно стукаясь головами друг о друга, все принялись искать в темноте злосчастный фонарь. Наконец его обнаружили. Но сколько Илья не старался, заставить его работать ему не удавалось.

– Батарейки и запасные лампочки в сумке, – громко сказал он. Перестаньте суетиться, братцы, и подайте мне немедленно мою сумку. Шум сразу же прекратился, и через несколько секунд, звонко гремящая «цилиндрами» сумка, улеглась ему на колени. Хромов обшарил её кармашки. Батарейки были на месте, и он принялся их менять. Однако, как он не спешил, добиться того чтобы фонарь зажёгся быстро, ему не удалось. Видимо, во время падения, вышла из строя лампа, и ему пришлось менять и её, что оказалось делом совсем не быстрым. Когда же свет зажёгся, помощь «Эскулапу», тому самому вечно хнычущему, вечно всем недовольному «Эскулапу», была уже не нужна. Пока оставшиеся колонисты неловко прощались с умершим, Илья торопливо повёл лучом вокруг себя. Несомненно было одно, это была та же самая штольня, в которую он вошёл, как ему казалось, немногим более двух недель назад. Но было так же прекрасно видно, что после его «ухода» в штольне кем-то была проведена большая работа. Во всяком случае, гору обломков, оставшуюся после взрыва, убрали полностью, вплоть до последнего камешка.

– Всё мужики, заканчивайте панихиду, – крикнул всё ещё сидящим вокруг неподвижного тела колонистам Илья, – пойдём на выход… И тут он замер, так и оставшись стоять с открытым ртом, поскольку только тут до него дошло, что на полу штольни был не лёд, а голые камни.

– Куда идём-то? – услышал он обращённый к нему вопрос.

Илья словно очнулся и рассеянно взмахнул рукой вдоль уходящего во мрак туннеля: – Туда.

Он повернулся к своим товарищам и увидел, как неестественно медленно понимались на ноги колонисты, как привычно выстраивались в цепочку, как с трудом навешивали на себя убогие походные кули и в его душе волной вздымалось ощущение близкой беды. Его спутников будто бы подменили. Ещё несколько минут назад они были вполне крепкими и выносливыми мужчинами, а теперь… Эти неуклюжие движения, эти старческие стоны и ноющее брюзжание. Илья направил луч прямо на их лица и чуть не выронил фонарь. Ближе всего стоящий к нему и лучше всех освещённый «Рубака» менялся буквально ежесекундно. Прямо на глазах его лоб прорезали глубокие морщины, старчески заострился нос, дрябло обвисли щёки.

Казалось жуткое, морозное дыхание самой «Смерти» продрало Хромова до самых костей.

– Все на волю, быстрее, – не своим голосом завопил он. Давай, давай, – жёстко подтолкнул он кого-то в спину. Да бросьте же вы эти жалкие котомки. Всё уже кончилось, они вам уже никогда не пригодятся. Идём же! Ну, пожалуйста, ну быстрее!!!

Повинуясь его решительным командам, маленькая колонна бестолково тычущихся в разные стороны людей, наконец-то пришла в движение. Но далеко от места «приземления» им уйти не удалось. Едва они прошли всего-то половину пути по направлению к выходу, как на землю камнем рухнул Ерофеич. Он упал молча, ничком. Так и не брошенный им куль тупо ударил его по затылку.

– Господи, вот и второй, – простонал Илья, изо всех сил подталкивая оставшихся к уже близкому выходу на поверхность, – да нажмите же вы хоть немного!

Но хрипло дышащие старики с каждым шагом тащились, казалось, всё медленнее и медленнее. Илья и сам почувствовал, что его будто шатает из стороны в сторону, но упрямо продолжал тянуть своих спутников к выходу. Шаг, ещё шаг ещё и, наконец-то все активно подгоняемые Хромовым бывшие колонисты выбрались на открытое пространство. Стояла ночь. Вернее будет сказать – очень и очень раннее утро. Узенькая, в толщину ножа светлая полоска едва зажглась над восточным хребтом, но здесь в глубокой горной котловине всё ещё стояла ночная мгла.

– Вот она… наша Родина, – патетически простёр руку вниз Илья, – смотрите же на неё!

– Да, – услышал он позади себя то ли общий стон, то ли вздох, – эта она.

Хромов резко повернулся. Рядом с ним, на расстоянии трёх шагов на ногах стоял лишь один Комиссар.

– Вот и всё, – натужно прохрипел он, – вот и конец пути. Господи! Но весь его… мы прошли… честно.

Тут он покачнулся и с жалобным стоном рухнул на колени. Илья прыжком бросился к нему на помощь и в последний момент успел подхватить его падающее тело. Гигант через силу поднял голову и прошелестел ему на ухо: – Спасибо тебе, Илия, и спаси тебя… Бо-г-х.

Хромов осторожно уложил тяжёлое тело на камни, и на его глаза невольно навернулись слёзы. Налетевший порыв ветра вздыбил его волосы и заставил плотнее запахнуть куртку. В поисках возможной помощи он огляделся вокруг, но никого, кто бы мог бы помочь ему в эту трудную минуту, поблизости не было. Обнажённые руки и головы его спутников, равно как и их одежды чернели и рассыпались прямо на глазах. Хромов испуганно взглянул на свои ладони. Но его собственная кожа была ещё чиста. Однако неумолимо надвигающуюся опасность он ощущал всем своим естеством. Надо было поскорее идти к посёлку и он, преодолевая сильную ломоту в мышцах, через силу выпрямился.

– Вот будет переполоху-то, – совсем некстати подумал он, – когда на склоне обнаружат столько непонятно откуда взявшихся трупов. То-то будет ко мне вопросов. Однако, что же я буду говорить? Что прилетел с ними с другой планеты? Вот бред то! Ох, не миновать мне местной психушки, явно не миновать.

Илья двинулся в сторону поселка, но тут же замедлил шаг.

– Стоп, – дружочек, спросил он сам себя, – а сумка-то твоя где? С самыми-то важным для тебя, с доказательствами!

Хромов растерянно затоптался на месте озираясь по сторонам. Но сумки рядом не было видно.

– В штольне наверное осталась, – тут же сообразил он. Когда вся эта суматоха началась, я видно так и бросил её на месте «приземления».

Пришлось ему возвращаться назад, благо далеко уйти он не успел. Найдя свою запропастившуюся было поклажу и, навесив её на плечо, майор на подрагивающих от тяжести груза ногах поспешил к выходу.

– Может быть, мне взять на память хоть какую-нибудь вещичку… оттуда, – нерешительно подумал он, наткнувшись взглядом на убогую поклажу оборонённую неподалёку от входа его столь ужасно погибшими спутниками. Ведь не мародёрство же это, а как бы сувенир своеобразный, доказательство случившегося со мной, в конце концов!

Откинув, словно бы задубевший клапан одного из лежащих под ногами мешков, он ухватился за его концы и сильно встряхнул. Но, вместо заботливо уложенных запасов высушённой пищи и хозяйственных поделок, оттуда совершенно неожиданно вывалилась только дурно пахнущая и плотно спёкшаяся масса антрацитового цвета.

– Ох, ты, чёрт! – озадаченно пробормотал Илья. Да, как видно наш мир совершенно не принимает всего того, что пришло оттуда. Но как же я-то ещё жив? Воистину удивительное дело! Наверное, я ещё просто не успел за столь короткое время полностью пропитаться сущностью иного мира. Но надо всё же поскорее добраться до людей, как-никак я там и питался чем придётся и пил нечто невообразимо гадкое…

Опасность в самом прямом смысле уподобиться распадающимся в прах колонистам была до ужаса реальна, поскольку результаты катастрофического неприятия живых организмов вернувшихся на Землю из другого непонятного ему пространства были у него перед глазами. Разом позабыв своё явно несвоевременное намерение разжиться сувениром на память, Хромов со всех ног бросился к просыпающемуся посёлку. Но деревянные домики его только с сопки казались таким близкими и доступными. Тяжело перескакивая с камня на камень, одновременно придерживая тяжело бьющую ему по боку сумку, майор преодолел только половину пути относительно успешно. Но дальше и у него начались неприятности. Вначале страшно заболел желудок, а затем стало и вовсе перехватывать дыхание. Он несколько раз останавливался, пытаясь во время короткого отдыха как-то восстановиться, но вскоре сообразил, что этими паузами только отдаляет себя от спасения. Проклятая ноша давила просто нестерпимо и, почти теряя сознание от режущей живот боли, Илья кое-как затолкал её в небольшую расщелину между двумя завалившимися друг на друга каменными плитами. Это последние усилие лишило его как остатков сил, так и остатков самообладания. Неосознанно издавая жалобные протяжные звуки, отчасти похожие на стенания раненой кошки, он, уже не разбирая дороги, где на четвереньках, а где-то и ползком потащился к вожделенному человеческому жилью.

* * *

Произошедшие в дальнейшем с ним события вряд ли нужно описывать столь подробно, но об основных этапах его последующих приключений на Колыме, всё же необходимо упомянуть. Экспедиция, в составе которой числился без вести пропавший Хромов, давным-давно вернулась в Москву. И мало того, что его коллеги вернулись домой. Они, что вполне естественно для нормальных и ответственных людей, захватили с собой и все его личные вещи, рассчитывая по возвращению передать их семье бесследно исчезнувшего сотрудника. Однако, поскольку никаких следов этой самой семьи им обнаружить так и не удалось, то и вещи и документы были вскоре по возвращению экспедиции в Москву сданы в УВД Центрального округа столицы, где они были успешно похоронены в хранилище невостребованных вещественных доказательств.

Сам же Хромов, найденный поутру лежащим почти без признаков жизни у кучи выброшенной из котельной золы, был принят за мертвецки пьяного бродягу. Поскольку люди этой категории совсем не редко забредали в Индустриальный, то и относились к ним с привычным равнодушием. Да и разве могло быть иначе? Оборванный, залитый кровью человек, с уродливыми струпьями на руках и неопрятной бородой на лице, валяющийся к тому же в куче мусора… Спасло Илью только то, казалось бы совершенно незначительное обстоятельство, что от него не пахло спиртным. Не пахло абсолютно, что собственно и привлекло к нему внимание склонившейся над ним работницы столовой, шедшей с утра на работу. Приподняв голову жалобно хрипящего незнакомца, она тут же заметила текущую изо рта того коричневую пену, и почему-то вообразила, что тот чем-то отравился. Раздумывала повариха недолго. Поскольку уличных телефонов в посёлке не было, а расстояния, к счастью, были не велики, она, вместе с подоспевшим на помощь кочегаром, оттащила бедолагу в местный крохотный стационар. Других пациентов в тот день не случилось, и поэтому всё внимание единственного поселкового медика было полностью отдано Хромову, который то приходил в себя, то вновь терял сознание. Каких-либо особых инструментов и терапевтических возможностей у врача не было и он начал с самого простого и, как оказалось, с самого действенного – с хорошей, едва ли не ведёрной клизмы. Но лечение майора в относительно нормальных условиях продолжалось недолго, так как, оказавшись на краю страны без копейки денег, равно как и без каких-либо документов, он в принципе не мог долго находиться на свободе. Весть о появлении невесть откуда взявшегося окровавленного незнакомца быстро облетела горняцкий посёлок. Дошла она и до директора рудного управления, который не придумал ничего лучшего, как немедленно позвонить в омсукчанское отделение милиции. Финал звонка был известен заранее. Через сорок минут в Индустриальный примчался дежурный наряд, и всё ещё плохо ориентирующегося во времени и пространстве Илью, видом своим действительно напоминающего долго скитавшегося «бомжа», без долгих разговоров отволокли для дальнейшего разбирательства в камеру предварительного заключения. Правда, и там он не задержался. К вечеру у него опять поднялась температура, начался неудержимый кровавый понос, и его срочно пришлось поместить в стационар.

Как потом подтвердила терапевт местной больницы Зинаида Алексеевна Крюкова, поступивший 26-го июля пациент дважды находился в кризисном состоянии, и только невероятно тренированный организм позволил ему выкарабкаться и остаться в живых. Пока, временами приходящий в сознание Илья преодолевал последствия изнурительного недомогания, начальник отделения капитан Свирко смог дозвониться по одному из написанных им во время краткого допроса телефонов. По счастью данный телефон находился в дежурной части ФСБ. А по удачному стечению обстоятельств, телефонограмму принял офицер, довольно хорошо знавший Хромова лично. Конечно, он не имел о его необычной командировке ни малейшего понятия, но то, что некий человек, из далёкого чукотского края назвал себя именно так, как звали его хорошего знакомого, заставило его действовать незамедлительно. Не прошло и двух суток, как к изголовью только-только очнувшегося от очередного периода забытья Ильи, подсел старший следователь магаданской прокуратуры. Сличив переданную по фототелеграфу фотографию Хромова с лежащим на койке измождённым и осунувшимся оригиналом, он, к своему искреннему удивлению, отметил их несомненное сходство. Заданные же им вопросы относительно биографии потерпевшего, и вовсе рассеяли последние сомнения. Поскольку личность, неизвестно откуда взявшегося офицера, была установлена однозначно, то далее в дело включился кадровый аппарат «Конторы». Служебная записка о нежданном воскрешении майора И.Ф. Хромова из мёртвых легла на стол генерала Пасько в 10 ч.18 мин. 10-го августа, а медицинский вертолёт с магаданского аэродрома поднялся уже на следующий день, в 08.35 по местному времени. В результате известного парадокса времени, особенно актуального из-за изрядной протяжённости нашей страны с востока на запад, Хромов оказался в Москве ещё до того, как Борис Евсеевич посчитал свой рабочий день законченным. Будучи твёрдо уверенным в том, что майор погиб при взрыве в шахте, либо был попросту задран в тайге диким зверем, генерал не поленился лично съездить в аэропорт Быково, чтобы взглянуть на столь необычного мистификатора. Дождавшись, когда с трапа спустили носилки, он не торопясь вышел из чёрной «Волги» и повелительным жестом остановил проходящих мимо санитаров. Он был человеком бывалым и многое повидавшим. Однако в тот раз, слегка наклонившись над носилками, он буквально остолбенел, увидев, хотя исхудавшее и сильно израненное, но столь знакомое ему лицо бесследно исчезнувшего полгода назад майора. И именно в этот момент, тот словно как по заказу, медленно открыл налитые кровью глаза. Некоторое время майор непонимающе оглядывался вокруг себя, но потом, с явным усилием сосредоточив взгляд на лице склонившегося над ним генерала, улыбнулся и еле слышно произнёс: – А-а, здравствуйте, Борис Евсеевич! Привет я Вам привёз…, от брата вашего… от Романа…