Полтора часа дороги пролетели незаметно. Успели только обсудить самые вероятные планы на самое ближайшее время. Предполагалось, что на некоторое время мы остановимся в посёлке, чтобы осмотреться и изучить обстановку. Но едва мы оказались на перроне последней (на территории Белоруссии) железнодорожной станции, как наши настроения мигом изменились. Растерянно потоптавшись на небольшой площади перед станционным зданием пару минут, мы решили, что не стоит тянуть резину, а следует поскорее взглянуть на тот объект, ради которого мы прикатили в такую даль. Спросив у пробегавшего мимо пацана, в какой стороне расположено большое озеро, мы отправились в указанном направлении. Идти пришлось недолго. Дорога резко вильнула в сторону и за цепочкой старых, поникших ив, ярко блеснула широченная гладь Езерища. Огромная, ярко сверкающая водная тарелка с еле заметными пятнышками островков на горизонте мигом изменила наши настроения.

– Так и где же мы здесь встанем по вашему мнению? – обвёл я рукой ряд непрезентабельных домишек, кучно громоздящихся вдоль обрывистого песчаного берега.

– Не нравится мне вся эта обстановка, – раздражено фыркнул Михаил, озираясь по сторонам. Что за дела, на самом деле! Столько народа по берегу шляется! Одни стирают, другие с лодками занимаются, третьи просто так дурака валяют. И мы ещё тут выпялимся, словно бельмо на глазу! Как бы у нас не было лишних проблем!

– Может быть, нам удастся отыскать более укромное жильё? – Сандрин тоже принялась оглядываться вокруг. Миша довольно прав, здесь и в самом деле слишком людно.

– Хорошо, хорошо, – полез я в папку с документами, – сейчас посмотрим на карту и решим, куда направимся.

Минуты две, а то и три мы созерцали 42-ю страницу атласа Псковской области, выбирая себе для стоянки более укромное местечко.

– Вот здесь будет в самый раз! – вскоре указала пальчиком Сандрин на крошечный населённый пункт, носящий название Местечко. И домов там совсем мало, да и наш остров практически рядом!

– Так это сколько же тащиться придётся? – заныл, видимо сильно проголодавшийся Михаил. Тут километров пять будет, не меньше!

– А хоть и десять, – возразил я, – Сандрин дело говорит. Там наверняка живут только какие-нибудь рыбаки, а значит, лодку мы себе найдём без особого труда. К тому же народ сейчас занят уборкой урожая и не будет слишком внимательно присматриваться к нашим особам. Прикинемся какими-нибудь энтомологами, и будем делать вид, что изучаем местных мотыльков или рыбок.

– У энтомологов как минимум должны быть сачки! – обиженно вставил Михаил.

– Ну…, тогда лягушек будем изучать, – прервал я его недовольное брюзжание, – какая к чертям разница!

Навьючив на себя рюкзаки и сумки, мы потащились обратно. Вначале до автобусной остановки, потом до магазина, потом до главной поселковой дороги, за которой виднелась железнодорожная станция. Солнце припекало всё сильнее, но нужно было идти, поскольку на сегодня дел было запланировано немало. Но, совершив не менее чем двухкилометровый марш по длиннющей улице, мы всё же вынуждены были остановиться. Причина была банальна, – все захотели пить, и, завидев водопроводную колонку, невольно повернули к ней.

– Э-э-й, молодые люди, – осуждающе покачала головой женщина в малиновом платке и длинном, свисающем едва ли не до земли застиранном платье, – вы, что, пить из неё собираетесь?

– А почему нет? – воззрился в её сторону Михаил, – одновременно всем телом налегая на пусковой рычаг.

– Дак, не сильно она хорошая, – назидательным тоном ответила женщина, – мы её только на стирку берём.

– А пить-то всё равно хочется! – подставил мой друг под забившую из крана струю опустевшую флягу.

– Так лучше купите молочка! – услышали мы в ответ. Молочко у меня истинно как сливки. Вечерний удой, в погребе стоит, уже холодненькое.

Мы с Сандрин переглянулись. Поесть, хотя бы молока с хлебом, было совсем не лишним.

– Недорого отдам, – восприняла наши взгляды как сомнение женщина, – всего за пять тысяч (имеются в виду белорусские рубли).

Сомневались мы не долго. Через минуту сидели на приставленной к забору скамейке, и пили действительно вкусное молоко, заедая его разломленной на куски вчерашней булкой.

– Вы сюда по делу, или на отдых? – по-деревенски интересовалась женщина, пристроившись рядом с нами на берёзовом чурбачке.

– И так и так, – словоохотливо отозвался мигом повеселевший Воркунов. Думаем порыбачить на вашем озере и нашей коллеге, – кивнул он в сторону округлившей глаза Сандрин, – помочь с диссертацией.

– Рыб наших, что ли будете изучать?

– Ну да, – неуверенно заёрзал Михаил, поняв, что вступил на совершенно незнакомую ему стезю, – что-то в этом духе. Но в основном её земноводные интересуют. Лягушки всяких там, тритоны, ужи…

Я изловчился и легонько стукнул его носком ботинка по лодыжке.

– Кх-м, – мигом поперхнулся Михаил. Короче ловим всех подряд, особенно тех, кто прыгает и квакает.

– Тогда на Дубровку непременно сходите, – участливо посоветовала женщина. Там по осоке их видимо-невидимо таится. А где же ночевать будете? Ночи-то теперь уже холодные…

– Хотим на пару дней остановиться в Местечке, – отставил я в сторону опустевшую кружку. Вы, кстати не подскажете, как нам туда ловчее попасть?

– А-ить, – вытянула худую руку женщина, – тут совсем просто. Вот как дойдёте до перекрёстка, так и смотрите съезд налево. Крутоват такой бугор, каменистый. Вот прямо туда. Увидите перед собой берёзовую посадку, прямо от дороги тянется. Идите вдоль неё. Дорожка ровная, песчаная, быстро дойдёте. Там много есть, где остановиться! Только, – добавила она, – видя, что мы начали подниматься на ноги, – у бирюка не останавливайтесь…

– Хорошо, хорошо, – пробормотал я в ответ, помогая Сандрин надеть её заплечную сумку, – спасибо за подсказку!

Дорогу к Местечку мы и вправду нашли очень легко, благо оттуда как раз вырулила старая «шестёрка», длинным шлейфом поднятой пыли невольно указав направление на искомую деревню. Поскольку силы наши после еды укрепились значительно, дальнейший путь показался куда как легче. К тому же и разросшиеся берёзы, густо высаженные вдоль просёлка, надёжно прикрывали нас от не по-осеннему палящих солнечных лучей. Вскоре с пологого холма стало видно и само озеро, сверкающее, словно серебряный перстень, украшенный в центре большим тёмно-зелёным камнем.

– А там точно…, приличный остров наблюдается! – обрадовано воскликнул Михаил, воспользовавшийся случаем опробовать свою подзорную трубу. И надо сказать в центре его растёт довольно густой лес!

– «Здесь близко Невель, справа лес, мысок на юге еле видный…», – продекламировал я по памяти. Мыс какой-нибудь тебе видно?

– Видно, видно, – обрадовано воскликнул Михаил и возбуждённо взмахнул трубой, словно боевой саблей. Этакий земляной червячок тянется в сторону от острова, и как раз в южном направлении!

– Прибавим шагу, господа, – шутливо подтолкнула меня плечом Сандрин, – а то уже не терпится…

Фразу свою она не закончила, но всем было и без лишних слов понятно, почему надо спешить. Каждого из нас уже начала сотрясать необычная нервная дрожь, которая заставляла напрягать все силы в стремлении как можно скорее добраться до заветного места. Минут через сорок, когда мы уже спустились с окаймляющего озеро холма, показались и первые деревенские дома, полускрытые от наших взоров густо разросшимися садами. Но они пока интересовали нас мало. Озеро и остров на нём – вот что влекло нас к себе совершенно неудержимо. Едва ли не бегом мы миновали покосившиеся разномастные заборы и выскочили на песчаный берег.

– Ух-ты, – невольно воскликнул я, едва мы оказались у кромки воды, – красота-то какая!

Дружный восхищённый вздох моих попутчиков лучше любых слов сказал, что они вполне разделяют мои восторги. Обрамлённое густой растительностью громадное озеро, и грозно вздымающийся метрах в трёхстах от нас остров, так и просились на картину Шишкина.

– А там оказывается целых два мыса, – вытянул Михаил палец, – видите. Один вроде чуть направо смотрит, а другой вроде как прямо на нас. Саня, – порывисто повернулся он ко мне, – взгляни-ка на компас…

– Ищите кого? – словно гром среди ясного неба прозвучало позади нас.

Мы испуганно обернулись, словно застигнутые врасплох грабители. Метрах в десяти от нас стоял крупный черноволосый мужчина, в грязных, заляпанных смолой штанах и клетчатой рубахе с закатанными рукавами.

– Я говорю, ищите что ли кого? – повторил он свой вопрос, улыбаясь самым дружелюбным образом. У нас тут гости редко бывают, – добавил он, внимательно рассматривая наши испуганно-растерянные лица, – а вы, я вижу, точно приезжие.

– Просто хотим несколько дней здесь пожить! – неопределённо взмахнул я рукой.

Этим жестом я как бы давал понять, что мы оказались здесь совершенно случайно и мысли в наших головах сплошь незатейливые.

– Слышали, от знакомых, – продолжил я, увидев обращённый на меня взгляд его внимательных карих глаз, – что здесь очень тихо и красиво. Вот и приехали. Думаем покататься на лодке, рыбку половить и вообще… Сейчас вот осмотримся, и будем подыскивать себе крышу над головой.

– Да-к, – огладил мужчина свою громадную, чёрную как смоль бороду, – это сделать совсем нетрудно. И если не побрезгуете, можете остановиться у меня на сеновале. Там и тихо, а главное мягко. Только, чур, не курить!

– Мы вообще не курим! – обрадовался я, делая шаг навстречу чернобородому. А поспать несколько ночей на деревенском сеновале, это просто замечательно.

– Ну, тогда пойдёмте, провожу вас до хаты, – призывно поманил нас рукой мужчина, – здесь недалече будет.

– Сколько возьмёте за постой? – бдительно поинтересовался Михаил. Я это спрашиваю к тому, что белорусских денег у нас с собой совсем немного.

– Можете и русскими рублями заплатить, – ещё шире улыбнулся мужчина, показав полный рот крупных чуть желтоватых зубов. Если заплатите по двести рублей за день, так ещё и кормёжку вам обеспечу. У меня здесь всё своё, доморощенное. И хряк, и курочки и рыбка копчёная, и на огороде у меня всё хорошо позрело. Даже и не сомневайтесь, всё у меня здесь гарное и смачное…

– Предложение было более чем заманчивым. Озеро и два крупных острова располагались практически рядом, а стол и кров обещались за совсем небольшие (по московским меркам) деньги.

– Да, действительно, – активно поддержала мужчину Сандрин, – что нам привередничать? Давайте сходим и осмотрим наше возможное пристанище. Если понравится, то и останемся здесь ещё на пару дней.

На смотрины ночлега мы с девушкой пошли вдвоём, оставив свою поклажу на берегу, под присмотром Воркунова. Чернобородый уверенно двигался впереди, мы же держались чуть сзади, не успевая за его быстрыми и размашистыми шагами. Обогнули крошечный, заросший кустарником овражек, и тут я понял, почему мы раньше не заметили нашего провожатого. Справа, в естественной впадине, в узкой, но видимо глубокой лагуне, я заметил две лодки, вытащенные им на узкую прибрежную полосу. Одна была обычная двувёсельная деревянная шлюпка, вроде тех, на которых москвичи катаются на прудах ВДНХ. Второе судёнышко было немного солиднее, и представляло собой угловатый алюминиевый корпус, оснащённый небольшим бензиновым мотором. Кажется, во времена социализма такие мини-катерочки назывались «Казанки». Около деревянной, перевёрнутой килем вверх посудины дотлевал небольшой костерок, а сама лодка антрацитово посверкивала свеженанесённым на её борта варом.

– Флотилию свою в порядок привожу! – мигом проследил мой взгляд, обернувшийся в этот момент мужчина.

– А зачем вам целых две лодки? – невольно поинтересовался я.

– Да-к, – развёл тот руками, – две здесь и нужны, как не крути. Если далеко куда поехать, так на Казанке удобнее и к тому же быстрее получается. Но вот бензин-то, – досадливо прищёлкнул он пальцами, – кусается по цене! На моторе всюду не наездишься. Правда, – заговорщически подмигнул он мне, – я быстро наладился ездить в Шеляково, на российскую сторону. Там бензин конечно подешевле будет! Но и-ть, вот беда-то, и деньги там за него тоже требуют российские же! А где я их тут-то в нашей «Картофляндии» насобираю-то? Поэтому я поневоле больше на плоскодонке загребаю…, руками.

Выбравшись на другую сторону овражка, мы оказались в центре довольно большой поляны, окружённой со всех сторон густым лесом.

– Вот и всё хозяйство моё, – приглашающее взмахнул мужчина рукой, – всё на виду!

Хозяйство его – с виду целая помещичья усадьба, было довольно приличным по размеру, это я отметил сразу. Ближе к озеру, на взгорке, стоял крепкий деревянный дом необычной для белорусской деревни конструкции, выстроенный на высоком, собранном из круглых валунов фундаменте. Позади него был пристроен длинный почерневший от времени сарай, к которому прилепилась, хотя и низенькая, но зато полностью застеклённая теплица. Чуть в стороне от неё располагалось загороженное частоколом пространство, видимо представляющее собой обычный крестьянский огород. Ближе к лесу, метрах в пятидесяти от основного дома высились ровно посаженные тремя рядами яблони и сливы, под которыми, озабоченно похрюкивая, бродила большая откормленная свинья.

– Прошу, извиняйте, – распахнул хозяин дверь веранды, – у меня здесь не слишком прибрано. Хозяйка…, она к детям поехала…, в город значит, а сам я не великий мастер порядок-то наводить…

Мы поднялись по деревянным, истёртым подошвами ступеням и вошли в помещение. Веранда и в самом деле была сильно захламлена. В углах, и на столе, застеленном старой, давно потерявшей первоначальный цвет клеёнкой, стояли и лежали всевозможные рыболовные снасти, части каких-то железных механизмов и непонятных приспособлений. С потолка свисали венички разнообразных трав, сильно смахивающих на заготовки какой-нибудь старорежимной колдуньи. Но осматриваться по сторонам было особо некогда. Хозяин усадьбы с усилием толкнул массивную, окованную почерневшим железом внутреннюю дверь и мы тут же оказались в полутёмном коридоре, из которого несло каким-то затхлым воздухом. Свет сюда попадал только из небольшого квадратного окошка, прорубленного над входом, и видно было достаточно плохо.

– Там моё жилище будет, – небрежно взмахнул чернобородый левой рукой, и я с трудом различил прямоугольник ещё одной двери, своей прочностью явно не уступающей двери входной. А здесь, – тонко скрипнула более современная дверь, – кухня располагается!

Дизайн этой деревенской кухни поразила меня в самое сердце. Много поездив по стране, я ни в одном крестьянском доме не видел столь роскошной кухни. Главных достоинств у неё было три. Громадная, свежевыбеленная печь, с какими-то невиданными агрегатами, широченное окно в полстены, через которое открывался роскошный вид, на озеро и украшающий его горбатый остров. Главным же, третьим её достоинством, были размеры помещения, просто впечатляющие размеры!

– Вот газовая плитка вмонтирована, – принялся объяснять хозяин дома устройство буквально бросившейся к печке Сандрин, – а какая есть посуда, та стоит вон там, в серванте.

Но та видимо была занята совершенно иными мыслями.

– Александр, какое чудо, – восторженно потянула она меня за рукав, – вы только посмотрите на это великолепие!

– Ну, печь, ну и что? – я вывернулся и попытался вернуться к созерцанию озера.

– Вы просто ничего не понимаете! – в ответ всплеснула та ладонями. Это же печь построена совершенно по особому… – она запнулась, с трудом подбирая нужное слово, – сценарию! Подобные сооружения я не раз встречала в исторических деревнях Бретани и Нормандии. Но чтобы встретить то же самое здесь! Смотрите, какой здесь выстроен старинный сводчатый очаг! Вторая топка для плиты! Заметьте, что чугунная плита, собрана прямо между очагом и дымоходом! А каминная полка! Какая характерная примета европейского сельского обихода!

– Ой, да какая разница! – повернулся я к настороженно замершему в углу комнаты хозяину дома. Подумаешь, невидаль какая, старый очаг! Самое главное, чтобы чайник можно было быстро вскипятить. А уж как её построили – не наше дело!

– Пойдём, э-э, любезнейшие, пойдёмте сюда, – чернобородый торопливо скатился по ступенькам ко второй двери, опущенной значительно ниже уровня пола кухни, – увидите вашу спальню.

Спустившись вслед за ним, мы увидели что-то вроде предбанника, пол которого был сделан из плотно вбитых в землю кирпичей. Из него так же вели две двери.

– Здесь у меня зимний туалет, – чуть-чуть приоткрыл одну из них хозяин дома, – и хлев. А тот коридорчик, что справа, ведёт прямо на сеновал.

Туалет нас пока не слишком волновал, и мы вошли в дверь ведущую налево. Коротенький коридор, с двумя маленькими окошками привёл нас в просторное помещение, укрытое от дождя односкатной крышей.

– Окон у меня здесь нет, – щёлкнул выключателем чернобородый, – но зато есть лампочка. Ну, как, годится такое местечко для ночлега?

Я молча осмотрелся вокруг себя. Две трети помещения было завалено свежим, источающим умопомрачительные запахи сеном. Для каких-либо передвижений, нам оставался лишь небольшой пятачок, примыкающий к двери из коридорчика.

– По-моему очень романтично! – бойко высказала Сандрин своё мнение. Вещи можно будет сложить вот сюда, – указала она на протянутую вдоль стены узкую полку. А одежду развесим прямо в коридоре. Поможете нам вбить здесь несколько гвоздей? – улыбнулась она застывшему в ожидании нашего решения хозяину дома.

– Конечно, конечно, – часто закивал он, – прямо сейчас и озабочусь.

– Нам нравится! – кивнул и я.

– Что ж, тогда давайте знакомиться, – радостно вытянул мужчина правую руку. Меня все зовут Болеслав Мартынович. А вас как величать?

– Сандрин Андрогор! – поклонилась моя спутница.

– Александр Григорьевич, – протянул я руку. А нашего спутника зовут Михаил Александрович.

– Очень, очень приятно, – затряс мою руку хозяин дома. Руки его отчего-то были холодны как лёд, и мне на секунду даже показалось, что я попал в волчий капкан, настолько крепко была захвачена моя ладонь.

После взаимных расшаркиваний и поклонов мы отправились в обратный путь. Прошли через коридорчик, повернули налево, открыли дверь и по трём высоким ступенькам вновь попали на кухню. Теперь я увидел её как бы другими глазами. И массивный дубовый стол, обставленный шестью подобранными к нему в тон стульями, и резные полки с тарелками и расписными глиняными макитрами. И даже люстру на потолке! Я так и застыл, недоумённо глядя на потолок. Старинную люстру из потемневшей от времени бронзы на крестьянской кухне я никак не ожидал встретить в глухой белорусской провинции.

– Это всё старинные польские вещи, – подхватил меня под локоть Болеслав Мартынович, – ещё с войны! Собственно они здесь появились после того, когда дом был построен.

– Странно, что он стоит так далеко на отшибе, – послушно двинулся я к выходу, – совершенно вне остальной деревни!

– Ничего странного, – услышал я в ответ. Просто здесь раньше был лагерь для военнопленных. Да, да, самый настоящий лагерь, не удивляйтесь. И дом этот возводился для начальника того лагеря. Видите, какие тут брёвна на стены положены! Им ещё сто лет простоять не слабо́. А все остальные бараки строились из досок, и от них уже давно ничего не осталось!

– И что же эти военнопленные здесь делали?

– Точно не скажу, не знаю. Возможно, работали на песчаном карьере. Река тут есть неподалёку, Дубровкой зовётся. Так там она нанесла столько чистейшего песка, что из него выстроили и станцию в Езерищах, и почти все тамошние дома. Этот лагерь до пятьдесят четвёртого года здесь работал, да…, такие вот дела.

Хозяин дома умолк и выйдя на крыльцо, озабоченно осмотрелся по сторонам.

– Пёс мой куда-то запропал! – пробормотал он. Вечно чёрт его уносит, когда не надо…

– Прибежит, – беспечно пожал я плечами, – проголодается и прибежит.

– Я не про то, – нахмурился чернобородый, – боюсь, как бы он на вас не напал. Уж больно ретив к чужим-то, на дух не переносит. Но не беспокойтесь, я его на цепь посажу, как явится.

Пока наш хозяин занимался поисками собаки, я догнал Сандрин, которая о чём-то глубоко задумавшись, медленно шла по направлению к озеру.

– Как тебе жильё? – пристроился я рядом.

– Удивительное, – встряхнула она волосами, – никак не ожидала встретить здесь чисто французский деревенский дом.

– Так я выяснил, в чём тут дело, – поспешил поделиться я полученными сведениями. Оказывается, на этом месте после войны был лагерь для пленных. И этот дом заключённые построили для коменданта. Возможно, что среди них был француз, назначенный в руководители этой стройки. А какой он дом мог построить? Точно такой же, какой он хорошо знал по прошлой жизни, то есть – французского образца!

– Возможно, – с сомнением в голосе отозвалась девушка, – но я всегда сомневалась в том, что французы воевали против России в прошлом веке.

– С чем чёрт не шутит! – отозвался я. Воевали же вместе с немцами и венгры, и итальянцы, и финны и даже испанцы. Почему бы и французам не затесаться в ту же компанию?

Из-за прибрежных кустов с треском выбрался Михаил, торопливо застёгивающий на ходу рубаху.

– Ну, как там обещанный сеновал? – завидев нас, выкрикнул он.

– Просто замечательный! – подхватил я один из стоящих под кустом рюкзаков.

– А я искупался, пока вас не было, – похвастался он. Водичка прохладная, но ещё вполне терпимая.

Разобрав вещи, мы побрели по уже разведанной дороге к дому.

– Как зовут хозяина, – поинтересовался Воркунов, – случайно не Карабас Барабасович?

– Почему ты так решил?

– Ну, вы же видели, какая у него бородища, словно у злодея из сказки!

– Болеслав Мартынович, его зовут, – мелодично пропела Сандрин. Тоже, я бы сказала, имя не слишком российское.

– Так здесь же Беларусь, – прекратил я их беспредметный спор, – по сути дела пограничная территория. Здесь в своё время и поляки были, литовцы, россияне. Ну, и естественно, в течение веков намешалось здесь всякого народа, причём с самыми удивительными именами и фамилиями.

Размещение и устройство на новом месте отняло у нас немало времени. Пока разобрали и развесили сумки, пока распаковали сменную одежду и ополоснулись с дороги, время подошло к вечеру.

– Пожалуйте вечерять, – гулко пронёсся по коридорчику призыв хозяина, – а то постынет всё.

От давешнего хлеба с молоком в желудках давно ничего не осталось, и поэтому мешкать и манерничать мы не стали и минуты. И едва поднялись на кухню, как нас обуял специфический аромат, идущий от пылающего смолистыми поленьями очага.

– О-о, да тут целый камин! – восторженно воскликнул Михаил, непроизвольно бросаясь к огню. А чем это так сильно пахнет?

– Можжевельником, – буркнул в ответ хозяин, с напряжением переносивший на стол большой горшок с каким-то аппетитно дымящим варевом. Бросаю понемногу веточек в огонь, особенно осенью и зимой. Сразу вспоминается лето, да и вообще, из хлева меньше вонью тянет… Ой, да что же вы стоите, – указал он рукой на заранее отодвинутые от стола монументальные стулья, – присаживайтесь скорее! Буду вас угощать нашими деревенскими деликатесами!

Ужин, более похожий на званый обед, был и в самом деле необычайно вкусён. На закуску предлагался салат из овощей, явно набранных в теплице. На первое блюдо густейшая уха из того самого закопченного котла, а на второе – запеченная в тесте рыба. Но начался ужин с содержимого внушительной зеленоватой бутыли, на добрую четверть заполненную какими-то травами и корешками.

– Очень, очень рекомендую попробовать! – налил всем хозяин по пузатой рюмочке. Держу этот самодельный ликёрчик только для самых торжественных случаев.

На всякий случай я вначале только лизнул содержимое рюмки. Но это и в самом деле оказался ликёр, вкусом и консистенцией чем-то напомнивший мне легендарный «Бенедиктин», который я как-то пробовал на чьём-то дне рождения. Пился он столь легко, что и первая и вторая и даже третья рюмка провалились в меня совершенно незаметно. Но вскоре от этого напитка за столом началось буйное веселье. Сандрин мигом вспомнила свои университетские проделки, Михаил неудержимо зафонтанировал довольно пошлыми анекдотами, а я начал хохотать над ними обоими чуть ли не до слёз. Относительно сдержанным оставался лишь хозяин дома. Он, правда, тоже улыбался и радостно нам всем подмигивал, но в разговоры старался не встревать. Единственное в чём он преуспел, так это в том, что постоянно подливал своё хитрое вино в наши рюмки и накладывал еду в тарелки. Мы блаженно сидели у очага ещё около часа, и только протяжный собачий вой, донёсшийся из-за окна, заставил нашего кормильца спешно вскочить с места.

– Пойду своего Ма́тина поскорее привяжу! – словно перед кем-то извиняясь проронил он, выскальзывая за дверь.

Как и когда мы закончили трапезу, я уже и не помню. Лишь открыв глаза поутру, я долго вглядывался в пробивающийся через щель лучик света, пытаясь вспомнить, где я есть, и что со мной вообще происходит. Наконец сообразив, куда мы приехали, и что пора бы приниматься за поиски клада, я с протяжным зёвом раскинул руки в стороны.

– Саша, – донёсся до меня голос Сандрин, – ты уже проснулся?

– Угу, – повернулся я в сторону её голоса, – а ты как отдохнула?

– Ой, просто отлично! Спала так, будто всю жизнь перед этим бодрствовала!

– Да, – подполз я к ней поближе, – на деревенском сене знатно спиться!

– Я вот что думаю, – вдруг прошептала она, в свою очередь придвинувшись столь близко, что её губы почти коснулись моего уха. Наш хозяин, этот как его… а, Мартынович, всё же странный человек! Ты не находишь?

– Может и странный, – мигом разомлел я от её мягких прикосновений, – но что с того? Во всяком случае, с виду он вполне нормально держится, я бы сказал даже дружелюбно. И готовит замечательно…

– Вот и я о том же, – не унималась она. То, что он умеет готовить, это само по себе не странно. У нас во Франции повара сплошь мужчины. Но ты помнишь, как он назвал свою собаку?

– Не-а.

– Он назвал её Ма́тин!

– И что? У моего приятеля тоже есть собака породы долматин!

– Это название породы, – возразила она, – а не имя! А слово «ма́тин» по-французски означает «сторожевая собака»! Выражение довольно-таки устаревшее и используется теперь редко, но это так.

– У тебя явно началась паранойя! – принялся я выбираться из поглотившего меня сена. Да, скорее всего, это простое совпадение. Подумаешь Ма́тин! Мой дядя свою собаку вообще звал «Кошёлка». Так и говорил: – Эй, Кошёлка, пошли в гастроном! Та тут же хватала авоську в зубы и бегом к двери.

– Авоська…, это что такое? – переспросила Сандрин, не устающая изучать причуды русского языка.

– Род небольшой плетёной сумки, – пояснил я, – нащупав свои джинсы. Раньше, в Союзе, они широко использовались нашим населением как средство для переноски покупок, особенно продовольственных.

В этот момент в дальнем углу шумно завозился Михаил, и наш разговор сам собой угас. Когда мы, помятые и всклокоченные выбрались на кухню, нас ждал приятный сюрприз. На столе, накрытые полотняными рушниками, стояли два больших блюда. В одном был остаток вчерашнего салата, а в другом нарезанная крупными кусками яичница с салом и чесноком.

– А где же наш хозяин? – выглянул я на веранду. Э-эй, Болеслав Мартынович, вы где?

Поняв, что хозяина вблизи веранды нет, я вернулся в предбанник и подёргал ту дверь, куда мы ещё не заходили. Но та оказалась заперта.

– Ну и ладно, – повернулся я в сторону кухни, – не очень-то и хотелось. Впрочем, он видно сам давно поел и хлопочет по хозяйству.

Утолив первый голод и помешивая ложечками любезно сваренный Сандрин кофе, мы начали обсуждать планы на день.

– Предлагаю немедленно плыть на большой остров! – понизив голос, предложил Михаил. Пусть он нас отвезёт туда часа на три, или даже на четыре. Скажем, будто хотим ознакомиться с местными достопримечательностями. А что, вполне нормальный предлог. Он кажется мне не слишком обширным. За три-то часа мы его исходим вдоль и поперёк, все камни осмотрим на предмет округлой метки.

– А что если он не согласится? – заволновалась Сандрин.

– Дадим ему лишнюю сотню и попросим на прокат его вёсельную лодочку! – успокоил я её. Покататься по столь красивому озеру, что может быть приятнее и романтичнее? Особенно двум мужчинам в сопровождении столь элегантной дамы!

Мы гурьбой спустились к небольшой пристани, устроенной в овражке и увидели, что хозяин дома прилаживает на «Казанку» нечто вроде полотняного навеса. И спустившись вниз, к воде, мы тут же поинтересовались, для чего он это делает?

– Осень на носу, – буднично объяснил он свою затею. Она здесь длинная и дождливая. Неохота задаром мокнуть, особенно когда клёва нет…

– Можно мы возьмём напрокат вторую лодку? – вылез из-за моей спины Михаил. Понимаете, нашей девушке очень интересно прокатиться вон на тот островок.

– Не подскажите, заодно, как он называется? – присела Сандрин на корточки рядом с чернобородым.

– Остров тот называется Княже, и побывать на нём вам действительно надо, раз уж вы оказались в этих краях. По-своему он очень знаменит, – выпрямился Болеслав Мартынович, – можно сказать, там настоящее историческое место.

– И чем же он так известен? – услышал я свой необычно дрожащий голос. Не хотите ли вы сказать, с ним связана какая-нибудь старинная тайна?

– Верно, – степенно кивнул он в ответ, – и даже несколько. Если хотите, я вас туда сейчас сам отвезу, а заодно и опробуем на ходу, как мой навесик будет держаться.

– Не хотелось бы вас надолго отвлекать…, – мигом заюлил Михаил, явно не настроенный видеть на нашем острове сокровищ ещё одного непрошенного попутчика.

Однако особо выбирать не приходилось. Слишком настойчиво отвергать вполне естественную доброхотную помощь хозяина дома было и подозрительно, и попросту неприлично. Поэтому, переглянувшись, мы принялись помогать ему столкнуть лодку в воду и привести её маломощный моторчик в рабочее состояние. Вскоре двигатель прокашлялся и заработал довольно устойчиво, и наше судёнышко на удивление резво помчалось вперёд.

На мой взгляд, к острову можно было причалить практически с любой стороны, но Болеслав Мартынович выбрал почему-то тот длинный мыс, что вытягивался в сторону востока.

– Там лагунка есть очень удобная, – перехватил он мой удивлённый взгляд. Я её камнями укрепил, вроде как стеночкой и теперь там можно стоять даже при сильном ветре. А то, знаете, у нас здесь на озере бывают такие мощные волны, что только держись!

Повинуясь его уверенной руке, катерок обогнул тянувшуюся по правую руку косу и компактная громада острова Княже, будто надвинулась на нас всей своей могучей массой. Ещё пара манёвров и под днищем зашуршала потревоженная металлом галька.

– Вот и прибыли, – первым покинул лодку наш проводник, – прошу следовать за мной!

Он протянул руку Сандрин и, словно истинный джентльмен, помог ей перебраться на большой плоский валун, составлявший основу небольшой рукотворной пристани.

– Может, сразу слазаем на вершину? – указал Михаил на вздымающийся посередине острова остроконечный холм.

– Не имеет смысла, – насмешливо взглянул на него Болеслав Мартынович, – всё равно с его верхотуры почти ничего не видно. Заросло всё деревьями напрочь! Но до середины горы мы с вами поднимемся, увидите там нечто любопытное.

Сгорая от вполне объяснимого нетерпения, и, мучаясь заодно вполне обоснованными подозрениями, мы принялись карабкаться вверх, цепляясь руками за шершавые стволы сосен. Подъём и в самом деле был недолгим.

– А вот вам и первая загадка, – громко объявил хозяин дома, останавливаясь. Взгляните-ка вокруг себя. Правда, любопытно?

Мы замерли и начали испуганно озираться. Каждый в душе опасался того, что местной достопримечательностью окажется глубокая яма, вырытая неизвестно когда и неизвестно кем.

– Неужели не замечаете остатки древнего вала? – тем временем продолжал наш деревенский гид.

– Ой, и точно! – захлопала Сандрин в ладоши. Видите, мальчики, здесь точно были устроены какие-то древние сооружения!

– Да, да, – подтвердил и Воркунов, – вроде как дорога шла, а с этой стороны насыпь… сейчас полуобрушенная.

– В позапрошлом году у меня останавливались двое туристов из Литвы, – нервно дёрнул плечом Болеслав Мартынович, – они-то меня и просветили. Рассказали, что вроде бы аж в шестнадцатом веке здесь стояла деревянная крепость!

– Прямо здесь? – не удержавшись, воскликнул я так, будто слышал об этом впервые.

– Именно! И она несколько раз переходила из рук в руки. За неё боролись и литовские князья, и войска Ивана Грозного. Вроде как совсем данное укрепление захватили русские воеводы, но всё же не удержали её. С тех пор здесь царит полное запустение и тишина. Только вот любители путешествий сюда наведываются, да досужие кладоискатели…

– Кладоискатели? – воскликнули мы дружным хором.

– Да, – утвердительно кивнул головой Болеслав Мартынович, – да я сам с такими чудаками пару раз встречался.

– И что же они тут ищут? – надтреснутым от волнения голосом поинтересовался Михаил.

– Вот уж не знаю. Но бродили здесь с такими приборами… куда там!

– Интересно было бы узнать, как выглядели те приборы? – не отставал от него не на шутку встревоженный Воркунов.

– Да-к, – растерянно поводил Болеслав руками в воздухе, – примерно как обеденные тарелки на палке от половой тяпки. Они так ими и мотали, прямо по земле траву стригли. Туда – сюда, туда – сюда…

– И что же, – поинтересовалась Сандрин, – находили они хоть что-то?

– Ой, – презрительно сморщился Болеслав Мартынович, отчего его борода встала едва ли не торчком, – мелочь всякую, мусор. Гвоздики, крестики, пули круглые… откопали их целую дюжину! Да, пару монет под конец нашли, так радости было, словно мешок золота обнаружили. По мне баловство всё это, игрушки!

Наша обзорная экскурсия тем временем продолжилась. Несколько впереди шагал чернобородый, оживлённо беседуя о чём-то с француженкой, мы же с Михаилом намерено отстали от них на два десятка шагов.

– Ты бы, браток, – показал я ему глазами на извлечённый из кармана компас, – спустился бы малость ниже! Как раз южная сторона острова. Камень с меткой должен быть где-то там.

– Нет, сейчас не пойду, – прошипел он в ответ, – не стоит привлекать к себе его внимание! Приедем обратно, а потом улучим момент и сплаваем сюда специально. Что тут плыть-то, всего десяток минут. Можно даже без лодки. Сунем одежду в полиэтиленовый мешок и…

– Господа, да что же вы отстали? – повернулась к нам Сандрин, – Болеслав так интересно рассказывает…

– Да мы так, – улыбнулся я в ответ, – заболтались о своём, о девичьем…

Вскоре мы обогнули центральный холм и менее чем через полчаса оказались там же, откуда и начинали свою экскурсию.

– Почему здесь никто не живёт? – полюбопытствовал Михаил во время посадки в лодку. Местечко-то здесь, вроде довольно уютное.

– Видимо, страшно тут жить-то, – услышали мы в ответ. Видать души убиенных воинов до сих пор не успокоились. К тому же и чистой воды здесь нет. А в озере она не всегда для питья пригодная.

* * *

Обратный путь прошёл в молчании и обсуждение создавшейся ситуации, мы провели, лишь вернувшись обратно на материк. Первой начала Сандрин, усевшись на ствол сильно накренившейся ивы.

– Какие сложились впечатления? – двинула она подбородком в сторону недалёкого острова.

– Самое то! – подвёл я итог нашему краткому путешествию. По всем статьям данный остров идеально подходит под описание, данное Владимиром Ивицким. Кругом вода…, помните строки с портрета? Да и расположен остров на северо-восток от Дрисвяты… К тому же название его сильно подходит по звучанию. Там чётко сказано: – «Везти для князя»! А здесь как специально название подобрано – Княжи! Согласитесь, очень похоже звучит!

– И расстояние между тем местом, где клад был зарыт первоначально и Езерищем примерно двести километров, – мигом встрял Михаил. К тому же остатки старой крепости налицо, все видели. Думается, здесь таких крепостей на всю Беларусь, раз, два и обчёлся.

– Совпадений много, что и говорить, – сверкнула странно расширившимися глазами Сандрин, – но теперь надо отыскать самую важную примету – камень со следом удара пушечного ядра. Тут придётся потрудиться немало.

– Всё же я туда поплыву, – решительно заявил Воркунов, едва мы убедили сами себя, что место повторного захоронения золотого клада найдено нами точно. А что? Вы пока отвлекайте нашего Карабаса какими-нибудь посторонними разговорами, а я махну вплавь через протоку. Собственно говоря, обойти нужно не такое уж и большое пространство. Метров триста в длину, да двести в ширину, никак не больше!

– Но ты видел, какие там теперь заросли? – поинтересовался я.

– И что с того, – отмахнулся он, – просто придётся более тщательно всё осмотреть. Не думаю, что крупных валунов там было более десятка.

С этим решением мы и вернулись к дому, где наши планы в одночасье претерпели значительные коррективы. Подойдя к крыльцу, скорее услышали, нежели увидели, что у нашего хозяина гости. Вернее будет сказать, что гостья была одна, но шуму она производила больше, чем взвод солдат. Коренастая темноволосая женщина в косо повязанном на голове белом платке энергично жестикулировала руками, в такт своим словам. Причём плохо закреплённые стёкла веранды радостно дребезжали при каждой её тирады. Мы деликатно остановились, не доходя до ступеней, сделав вид, что ничего такого экстраординарного не видели и не слышали. К счастью, их разговор вскоре завершился. Громко хлопнув дверью, женщина спустилась со ступенек и, окинув нас недоброжелательным взглядом, двинулась по направлению к Местечкам. Мы проводили её взглядами и только успели обратно повернуться к входу в дом, как оттуда торопливо выскочил и Болеслав Мартынович. В руке он держал что-то похожее на небольшой фанерный чемодан, а через плечо у него была перекинута полотняная куртка.

– Справляйтесь здесь пока сами! – с явным сожалением в голосе произнёс он. Боюсь, освобожусь от дел только к ужину…

С этими словами он быстрым шагом двинулся в то же сторону, что и ушедшая минуту назад женщина.

– Вот это удачный поворот, – первым подал голос Воркунов, – всё складывается прямо как по заказу! Пойдём, Саня, – дёрнул он меня за руку, – перевернём вторую лодку и столкнём её в воду. Наверное, не будет большой беды, если в отсутствие хозяина мы на ней немного прокатимся?

– Лучше бы этого не делать! – осадил я его порыв. Всё же мало кто любит, когда его вещами пользуются без спроса.

– Слушай, а может быть на остров вообще можно перебраться просто по дну? – не унимался Воркунов. Когда мы стояли на берегу, я видел этакую желтоватую полосу, тянущуюся от берега к острову. У меня сложилось такое впечатление, что там довольно мелко.

– Так может там трясина! – попытался я его остановить.

– Всё равно пойду, – решительно объявил Михаил, – торопливо поднимаясь в веранду. Возьму сейчас полотенце, чтобы обтереться, пару бутербродов и пойду.

– Воды с собой не забудь взять, – крикнул я ему вослед, – пить из озера категорически не советую.

Через пятнадцать минут мой друг умчался искать заветный валун, а мы с Сандрин взялись за приготовление обеда, поскольку время было уже к часу и голод начал напоминать о себе довольно настойчиво. Особенных разносолов готовить мы не собирались, тем более что в нашем распоряжении имелся очень ограниченный набор продуктов. Собираясь в этот поход, мы припасли лишь несколько упаковок сухих супов, да десяток банок с различными консервами. Впрочем, это было вполне объяснимо. Всё же отправлялись во вполне обжитые районы, а не на бескрайние пустоши Таймыра.

– Думаю, – категорически заявила Сандрин, презрительным взглядом окинув наши убогие запасы, – не будет особого криминала, если мы выкопаем на огороде несколько картофелин, и прихватим немного зелени из теплицы. Как ты полагаешь, – повернулась она ко мне, – наш домовладелец не будет слишком возражать против такого самоуправства?

– Не бери в голову, – отмахнулся я, – на территории бывшего СССР на этот счёт существуют несколько иные воззрения, нежели на вашем Западе! Тем более что он и так пообещал обеспечить нас питанием. Значит всё, что мы здесь найдём, уже как бы наше, заранее оплаченное.

– Тогда за дело! – скомандовала девушка, и я безропотно отправился на двор искать лопату. Через пятнадцать минут мы уже мыли и чистили честно добытые дары полей в большом эмалированном тазу, поливая их водой из установленного на веранде умывальника.

– Нет, всё же очень странный наш хозяин! – внезапно нахмурилась Сандрин.

– Ну, чем он тебе опять не угодил? – отозвался я, срезая ножом ботву большой свеклы. Мужик, как мужик. Нормальный, работящий. Вон как тут всё содержит. Попробуй-ка сама с таким хозяйством управиться! И две свиньи у него, и коза, и кур десятка два не меньше, сад, огород, теплица, дом такой здоровенный… Ё-к-л-м-н, да он ещё успевает промышлять ловлей рыбы, лодки свои чинить и вроде как какой-то общественной деятельностью заниматься. Та горластая тётка не зря сюда прилетала, видно в деревне что-то такое «полетело», и она прискакала звать его на подмогу.

– Полетело, – удивлённо переспросила Сандрин, – куда полетело? Что означает такое странное выражение?

– В смысле сломалось, – пояснил я, – вышло из строя.

– А, поняла, но всё равно наш хозяин какой-то не такой.

– Скажи что-нибудь конкретное! – принялся я за чистку картошки.

– Например, – на секунду задумалась Сандрин, – он сказал, что его жена куда-то уехала. А у меня складывается такое впечатление, что никакой жены у него вообще нет!

– То есть почему?

– Вот даже зубная щётка на умывальнике и то всего одна!

– Щётка не показатель, может, она её с собой увезла?

– Но так ведь должно быть что-то ещё, обязательно, – встряхнула рассыпавшимися волосами Сандрин. Вот у меня в ванной одних шампуней пять наименований! Да, лосьоны, да дезодоранты, да всякие кремы, да…

– Погоди, не гони, – остановил я её. Тоже мне сравнила! Какая жизнь здесь, а какая в Париже! Это…, это…, это как море и земля, совершенно всё иное. Нет, голубушка, ты сильно ошибаешься, если думаешь, что мы тут живём, так же как и во всём мире. Увы! Нам до вас в плане красоты и гигиены ещё сто лет расти, не дорасти.

– Всё равно, – продолжала она упрямо настаивать на своём, – женщиной здесь даже и не пахнет!

– Если бы можно было попасть в жилое помещение хозяина дома, – мигом возразил я, – то наверняка нашлись бы доказательства её существования. Ну, там, одежда в шкафу, всяческие чисто женские прибамбасы по углам на вешалках.

– Так пойдём, посмотрим!

– Как пойти, – развёл я руками, – я пару раз дёрнул за дверную ручку его комнаты, но она всё время накрепко заперта.

– Странно здесь всё, – нахмурилась Сандрин. Ты вот говоришь, что у него заперто, но ведь не видно было, что хозяин возился с ключами.

– И не слышно, – добавил я, – а ведь они всегда так бренчат.

Оставив овощи мокнуть в тазу, мы дружно бросились в сени.

– Смотри, – подёргал я за массивную латунную ручку, – заперто!

Сандрин тоже протянула руку и поддержала мои усилия, но дверь стояла недвижно как стотонная скала. Видно в полутёмном предбаннике было плохо, и я вынул из кармана коробок спичек. Маленький огонёк осветил замочную скважину, и сразу стало видно, что она чисто бутафорская. Во всяком случае, сквозь фигурную прорезь в металлической накладке было видно только потемневшее от времени дерево.

– Что же тогда держит дверь? – прошептала Сандрин, непроизвольно прижимаясь к моему плечу.

– Ну не магниты же тут вставлены! – передал я ей коробок. Свети, я сейчас ещё раз её подёргаю.

Скоро выяснилась одна интересная подробность. Оказалось, что верхняя часть дверного полотна отходила от косяка несколько более, нежели внизу.

– Что-то держит нашу дверь, причём именно там, внизу? – присел я на корточки.

Спички закончились у нас прежде, чем мы разгадали загадку, и пришлось идти на сеновал за фонариком. С более мощным источником света дело пошло веселее, и успешнее. Довольно скоро моя спутница обратила внимание на одну из досок, которыми был обшит весь предбанник.

– Посмотри, Александр, – погладила она её пальцами, – здесь дощечка будто покрыта каким-то скользким лаком!

– И никаким не лаком, – присел я рядом с ней, – просто отполирована от частых прикосновений. Вроде как эта ручка, – постучал я по латунной трубке на двери. На руках всегда остаётся мельчайшая пыль и со временем она как бы шлифует всё то, за что постоянно хватаешься.

– Но за что хвататься здесь? – удивилась девушка. Здесь нет ни ручки, ни кнопки, ничего вообще нет!

– Погоди, погоди, – возбуждённо вскочил я на ноги. Если стоять вот так, словно собираешься открыть дверь, то… отполированное место находится как раз на уровне моего колена. Нажмём?

– Нажмём! – решительно поддержала меня Сандрин.

Я с силой надавил коленом на подозрительную доску, и дверь в жилой отсек дома распахнулась без малейших усилий. Путь был свободен, но мы почему-то замешкались, словно застряв на пороге. Но через минуту, усилием воли преодолев внутреннюю робость, я всё же сделал шаг вперёд. Эта часть дома тоже была довольно необычна. Она разделялась как бы на два пространства. Одно было несколько больше, и представляло собой нечто вроде гостиной, с массивным камином, сложенным в её углу. Вторая комната была поменьше и отделялась от смежного помещения тёмно-красной драпировкой, закрывающей полукруглый дверной проём.

– Ты посмотри здесь, – почему-то шепотом произнёс я, – а спальню я возьму на себя.

Наш наглый по своей сути незаконный обыск продолжался недолго. Через пятнадцать минут мы, словно ошпаренные коты выскочили обратно в предбанник, и хорошо смазанная дверь мягко захлопнулась за нашими спинами. Вернувшись затем на сеновал, мы то и дело перебивая друг друга, принялись делиться впечатлениями.

– В шкафу у него я обнаружила одну юбку, – сообщила Сандрин, – но ей уже сто лет в обед! Наверняка она осталась там от предыдущих жильцов.

– Зато я отыскал нечто совершенно поразительное, – перехватил я инициативу.

– Что?

– Паспорт! Причём вовсе не современный белорусский, как можно было себе представить, а старый, ещё советского образца.

– И что же в нём такого поразительного?

– Да то, что на самом деле нашего чернобородого хозяина зовут…, – сделал я эффектную паузу, – Биру́…, Болеслав Мартэнович! То есть, на самом деле его отца звали вовсе не Мартын, а Мартэн! Имя, согласись, явно французское, а фамилия и подавно говорит сама за себя. То есть я хочу сказать, что твои подозрения обретают вещественные доказательства.

Я хотел добавить что-то ещё, но вдруг в памяти моей словно на экране появился образ той самой женщины, что угощала нас молоком в Езерищах. И её прощальные слова, как-то не воспринятые нами в тот момент всерьёз: – Только…, – предупреждающе произнесла она, – у бирюка не останавливайтесь.

– Бирюк, – невольно прошептал я, – а ведь слово «бирюк», по произношению очень похоже на Биру́!

– Что такое «бирюк»? – переспросила Сандрин.

– Старинное название угрюмого и одинокого человека, – неуверенно пробормотал я, – или что-то вроде того. Подобный персонаж описал ещё Тургенев. Но здесь видимо та женщина с молоком говорила не в переносном смысле, а, стараясь копировать звучание фамилии Биру́! Биру – «бирюк», правда же похоже?

– Не улавливаю причины твоего беспокойства? – удивлённо приподняла брови девушка. Что тебя собственно удивляет в его фамилии? Биру́, ну и что. – Да то, что нас ещё вчера предупреждали, чтобы мы не останавливались у какого-то «бирюка»! Если «бирюк», это несколько искажённое произношение фамилии Биру, и если учесть, что наш домовладелец и в самом деле живёт здесь в одиночестве, то выходит, что именно у него нам и не рекомендовали останавливаться!

– Беда невелика, – успокаивающе погладила меня Сандрин по плечу, – нас всё же трое и к тому же Болеслав вовсе не проявляет какой-либо агрессивности!

– Я бы всё же сходил в Езерище и поинтересовался у той дамы, – кого именно она имела в виду под Бирюком. А ты могла бы сходить со мной и с почты дать телеграфный запрос своим сотоварищам из госархива по поводу нашего хозяина. Вдруг да вылезет его нерядовая фамилия в каком-нибудь деле?

– Это не так просто осуществить, как кажется, – озабоченно поджала губы девушка, – да и времени на это уйдёт как минимум неделя. Мы здесь столько не задержимся. Почему-то я уверена в том, что твой друг отыщет приметный камень уже сегодня. Давай лучше вернёмся к приготовлению обеда. Так будет и правильно и более естественно. Не будем создавать атмосферу взаимной подозрительности и недоверия. Будем вести себя так, как вели до этого. Ведь это не он сам себе выбрал это имя, его ему дали родители!

Возразить по существу было нечего, и наш разговор на эту достаточно щекотливую тему прекратился сам собой. Примерно час мы потратили на приготовление борща и тушёной картошки с мясом, а Воркунов всё не появлялся. Мы успели поесть и помыть посуду, после чего Сандрин заскучала и отправилась на сеновал. Я же остался ждать своего друга у очага, в котором для пущего увеселения разложил небольшой костерок. Его шаги зазвучали на ступеньках веранды только около четырёх.

– Ну, как, – бросился я ему навстречу, – отыскал?

– Как бы не так! – раздражено швырнул Михаил насквозь мокрое полотенце на спинку одного из стульев. Я уж и так и так, – но ничего похожего не обнаружил! Только все ноги посбивал на этих чёртовых буреломах! Гадство! Йода у нас случайно нет?

– А ты со всех сторон встречающиеся камни осматривал? – подсел к нему я.

– Да вроде бы со всех. Хотя, так сказать сложно. Все тамошние булыжники практически одинаковы по цвету, и к несчастью их оказалось достаточно много. Похоже, что их кто-то специально стащил на определённое место. Во всяком случае, у меня осталось такое впечатление, что их в одних местах камней много, просто кучи, а в других… вообще ни одного!

– Тогда тухлы наши дела! – спохватился я, пододвигая ему тарелку с супом. Но ничего. Отдохни, покушай, потом подумаем вместе, как действовать дальше.

Михаил жадно принялся за еду, а я смотрел на него и думал о том, как сильно меняет человека неудача. Ещё несколько часов назад он был полон энтузиазма, и не находил себе места от неуёмного желания начать поиски. А теперь передо мной сидел поникший, измученный человек, механически пережевывающий предложенную ему пищу. Даже лицо его, обычно подтянутое и ухоженное, сейчас вроде как сползло вниз, а мешки под глазами набухли, словно с тяжёлого похмелья. Чтобы как-то развеять его мрачные думы, я принялся рассказывать о результатах наших поисков. Однако добился прямо противоположного результата. Воркунов ещё больше помрачнел и с раздражением отодвинул тарелку в сторону.

– Ты что, – обратился он в мою сторону, – считаешь, что этот, как его там, пан Болек-Лёлек, и в самом деле француз? Ну, это уже полный бред! Что французу делать в этакой глухой белорусской провинции? Да ещё со столь явным российским прононсом? Это всё просто дурацкое совпадение. Вспомни историю! Ведь поляки издавна обожали подражать французам. Они вечно набивались к ним в непрошенные родственники. Это же общеизвестно! Ну и почему такого поляка во время войны не могло занести сюда? Запросто могло. И его сын поневоле перенял по наследству его дом и фамилию! Что же тут необычного?

– А не может случиться так, что он, вернее его родственники, тоже имели какое-то отношение к кассе маршала Удино?

– Так, ты, – издевательски хмыкнул Михаил, – вообразил себе, что наш бородач здесь сидит специально и стережёт клад своего прапрадедушки?

– Ну-у, пусть и не стережёт…

– Что же тогда? Просто охраняет? Зачем ему это? Если знаешь, где лежит золотишко, то его надо поскорее вытащить и запродать. А сидеть и ждать? Чего тут можно дождаться?

– Возможно, – принялся фантазировать я, – его отец знал лишь часть кладоискательской истории. И, соответственно, его сын тоже не мог добраться до бочонков. К тому же, местность была кем-то изменена. Ты ведь, кстати сказать, тоже не обнаружил меченый валун!

– Всё равно картинки не получается, – замотал головой Михаил. Тут либо всё знаешь, либо ничего. Мы тоже ничего толком не знали, пока вы с Сандрин не добрались до альбома Анны Николаевны. Но если бы кто-то добрался до этого рисунка раньше, то он бы его просто-напросто унёс с собой. И вам бы с этой тощей француженкой ничего не досталось…

Хлопнула дверь и в помещение кухни поднялась Сандрин.

– Как вам наш суп-тчик? – подсела она ближе к Михаилу. Да, и как прошли поиски?

– Суп вполне приличный, – искоса зыркнул он на неё, – а поиски пока не дали результата. Про камень можешь даже и не спрашивать, мне он не попался!

– Завтра пойдём искать все вместе, – решительно вздёрнула она подбородок, – прямо с утра.

– Только надо взять с собой длинную верёвку, – несколько оживился от её присутствия Воркунов. Без неё невозможно маркировать проверенное пространство, – пояснил он в ответ на наши непонимающие взгляды, – а то постепенно начинаешь путаться в трёх соснах.

– Разве там только три сосны? – удивлённо переспросила Сандрин.

– Это выражение такое, – пояснил я, – чисто российское. Определённый намёк на трудность в ориентировке где-либо.

– О, это прямо про меня сказано, – смущённо улыбнулась девушка. Я только в городе и умею ориентироваться. Так что вы завтра за мной присматривайте, иначе мигом потеряюсь.

– Ничего, на острове ты точно не заблудишься! – успокоительно потрепал я её за плечо. Если увидишь воду, тут же поворачивай в обратную сторону.