Вечером было решено отдохнуть от трудов и прогуляться по окрестностям деревни. В половине шестого мы покинули дом и, добросовестно изображая отдыхающих, двинулись по тропинке. Всё же нужно было хотя бы приблизительно ознакомиться с теми местами, где оказались. Но сама деревня Местечко нас откровенно разочаровала. Только разноцветная красота осенней природы спасала её от того, чтобы признать её за крайне убогое и словно бы всеми забытое место. Старые деревянные домишки, равно как и ограждавшие их покосившиеся заборы, однозначно указывали на то, что её жители давно махнули рукой на собственную судьбу.

Дойдя до конца дороги, мы вынужденно свернули налево, в направлении подходящего с восточной стороны перелеска. Постепенно извилистый просёлок увёл нас от обжитых мест, незаметно заводя в совершенно дикую местность. Солнце подсвечивало нас сзади, и мы медленно брели по песку, наступая на свои постоянно удлиняющиеся тени. Сандрин, как бы давая нам понять, что мы есть нечто целое, взяла нас под руки, связав тем самым в одну внешне дружную компанию.

– Что будем делать, если и завтра ничего не найдём? – не выдержав долгого молчания, поинтересовался Воркунов. Поедем домой, или будем искать до победного конца?

– Если не найдём, то действительно придётся сматывать удочки! – неохотно подтвердил я.

– А что если найдём, – подзадорила нас Сандрин, – тоже смотаем?

– Ещё чего! – мигом взбодрился Михаил. Непременно попробуем всё откопать и вывезти!

– Вы же хвалились, что у вас есть какой-то прибор для поисков металла, – повернулась теперь Сандрин в мою сторону. Что же вы его не взяли с собой? И как же теперь вести поиски без него?

– В принципе мы планировали его захватить! – бросил я уничтожающий взгляд на конфузливо отвернувшегося Михаила. Но, видишь ли, дело в том, что он очень большой. С такой штукой мы сразу же обозначили свои намерения. А привлекать к себе внимание вовсе не входило в наши планы. Так что мы посоветовались и посчитали его перевозку даже излишней.

– Во всяком случае, на первом этапе, – как ни в чём не бывало, вставил Воркунов. Если же по наводке с портрета нам ничего откопать не удастся, то тогда мы, конечно…, привезём его…, как-нибудь в другой раз…

– Но надеюсь, – постарался я перехватить нить столь неприятной беседы, – что мы и так разберёмся. Лишь бы тот камень найти поскорее…

– Как потом всё найденное повезём? – тут же поинтересовался Михаил. Всё же полтораста килограммов вес очень солидный. Если мы загрузим монеты в маленькую двухвёсельную лодку и вдобавок сядем в неё сами, то она попросту пойдёт на дно!

– Зачем же грузить сразу все? – удивилась Сандрин, до этого момента вроде бы совершенно беззаботно помахивавшая сорванной с куста веточкой. Не проще ли попросту перевезти их на берег понемногу, частями?

– Частями это конечно хорошо, – досадливо сморщился Воркунов, – да только тут есть одна маленькая неувязка. Представляете, если мы завтра притащим с прогулки небольшой такой мешочек золота, килограммов этак на тридцать! Да через час на острове будет уже не протолкнуться от доморощенных старателей. Нет, так глупо мы действовать не будем. Я уже всё продумал. Копать будем только ночью! Встанем часа в два и поплывём на Княжи сразу на двух лодках. Сами в вёсельную сядем, а Казанку привяжем сзади. Она у нас будет играть роль грузового прицепа. До пяти утра мы должны всё выкопать и перенести в неё до последней монетки.

– А что же будем делать дальше, – поинтересовалась Сандрин, – после того как выкопаем и погрузим?

– Дальше всё просто. Наляжем на вёсла, и будем спешно перебираться на противоположную сторону озера, в Россию. Поскольку сам остров расположен на территории Белоруссии, то на его территории до сих пор действует местное отделение КГБ! Связываться с подобной организацией мне как-то неохота. Так что единственным условием благополучно завершить нашу эпопею, будет до рассвета успеть переплыть на российскую сторону и разгрузиться там!

Михаил будто поперхнувшись, гулко стукнул себя кулаком по лбу и словно человек, утерявший самую дорогую в жизни вещь, как подкошенный рухнул на траву.

– Что с тобой, Михайло? – бросился я к нему.

– Я полный идиот! – промычал он в ответ, награждая сам себя нешуточными ударами. И надо же было мне, тупице так бездарно промахнуться!

– Да объяснись же, наконец, – потребовал я. Ты кошелёк свой потерял, что так убиваешься?

– Ай, – сокрушённо простонал Воркунов, – переваливаясь на колени, – ведь всё же у меня было. Но если Господь хочет наказать человека, он лишает его ума!

С этими словами он торопливо вытащил из заднего кармана брюк небольшой листочек бумажки и принялся его разворачивать. Мы заинтересованно склонились над ним. И как только он развернул его полностью, вздох удивления вырвался из наших уст. На половинке обычного писчего листа мы увидели полный текст стихотворения, скопированного мной с рамки портрета в Браславе.

– Специально сделал ещё одну копию! – виновато потупил взор Воркунов, – на всякий случай. Но что бы мне его достать прямо на острове и прочитать ещё разок, – вновь стукнул он себя по макушке. Здесь же чётко написано, для полных придурков вроде меня, – уткнул он палец в середину столбца.

дружным хором закончили мы.

– На пригорке!!! – со страдальческим выражением на лице повторил Воркунов. На пригорке, чёрт меня дери, а не где-либо ещё! Я как глупый суслик бегал, высунув язык, по всему острову, когда надо было сразу идти прямо на прибрежный бугор и искать только там!

– И где же стоит этот холмик? – поинтересовалась Сандрин. Кто-нибудь из вас вообще видел там нечто подобное?

– Где, где, – всё ещё раздраженно буркнул в ответ Михаил, – на том самом полуострове, что на южной стороне. Я-то, грешным делом, подумал, что след от ядра мог быть только вблизи крепости… ну, там, где из пушек стреляли. На тот полуостров я даже и не ходил.

– А на самом деле золото наверняка прятали ближе к воде, – подхватил я его мысль. У того, кто его повторно закапывал, была всё та же проблема. Рытьё ямы и переноска монет наверняка заняли много времени, а он был один и тоже хотел управиться, допустим, до того же рассвета.

– Конечно, конечно! – энергично поддержала меня Сандрин. Ведь тому человеку, кто прятал золото, пришлось бы ходить не менее двадцати раз с достаточно увесистым грузом, прежде чем он смог перенести всё в заранее выкопанную яму. Можно с уверенностью сказать, что у него на эту работу действительно ушла вся ночь.

– У нас должно уйти гораздо меньше! – Михаил убрал листочек в карман и бодро вскочил на ноги. Ведь мало того, что предстоит раскопать приличную яму и перетащить все монеты в лодки, так нам ещё и грести придётся не менее часа! По моему пониманию на белорусский берег возвращаться будет нельзя, нужно будет плыть на российскую сторону…

Вскоре дорогу нам преградила довольно шустрая речка, и мы поняли, что перед нами Дубровка.

– Ну, что, давайте действительно половим лягушек? – нарочито скучным голосом спросила девушка, окидывая взглядом плотную стену пожелтевшего камыша.

Затем она скосила глаза и как бы в шутку подтолкнула бедром озабоченно насупленного Михаила.

– Не смешно! – замотал тот головой, поскольку был полностью погружен в свои размышления. На кой чёрт нам лягушки? Жарить их что ли? Так мы не французы, чтобы такую мерзость есть!

Сандрин обиженно отвернулась и остановилась, повернувшись к нам спиной.

– Не груби, Михайло, – слегка ткнул я Воркунова кулаком под рёбра. Понятно, что настроение у тебя не из лучших, но наша гостья здесь причём? Она просто хотела напомнить нам с тобой о том, что мы совершенно ничего не делаем для того, что бы как-то поддержать наш имидж научных работников.

– Какой ещё имидж? – ещё более раздражённым тоном отозвался Михаил, подходя к самой воде. Перед кем нам тут выкаблучиваться? Перед этим, опять забыл, как его зовут, Самсоновичем? Да он обычный деревенский мужик. Ну, живёт в необычном доме. И что с того? В Москве вон какие замысловатые дома начали строить, полный отпад! Ладно, – взмахнул он рукой, – пойдёмте обратно. Ляжем сегодня пораньше, а завтра поднимемся, как только взойдёт солнце.

* * *

Будильник в моих часах пропищал свою незатейливую мелодию, и мои уши его услышали, но какого-либо желания подниматься на ноги моё тело не выразило. Но будильник всё пищал и пищал, и пришлось как-то реагировать на его нудное жужжание. Слева протяжно вздохнул Михаил, а справа завозилась Сандрин.

– Выключите, кто-нибудь, эту пищалку! – жалобно попросила она. А то голова и без неё болит.

– И вправду, – поддержал её Михаил, – затылок что-то ноет. Но…, закряхтел он, сползая на дощатый пол, – нас ждут великие дела. Подъём друзья, подъём, время не ждёт!

Когда мы, зевая и потягиваясь, выбрались на кухню, хозяин дома был уже там.

– О, да вы сегодня прямо ни свет, ни заря…, – приветствовал он нас, – макароны есть будете?

– Пожалуй, – протиснулся к плите Михаил, страдальчески прижимая ладонь к правому виску.

Он с сомнением понюхал содержимое кастрюли, после чего повернулся в нашу сторону: – Братцы, если хотите, я вам эти макароны с яйцам поджарю?

– Как вы можете что-то есть с утра? – сморщившись, отвернулась Сандрин от тарелки с едой. Я бы хотела выпить только кофе. И если можно, дайте какое-нибудь средство от головной боли.

Какое-то время мы потратили на поиски спасительной таблетки, после чего наша спутница несколько ожила и, облокотившись на стол, обратилась к Болеславу Мартыновичу громко доскребающему вилкой свою порцию.

– Вы, случайно, сегодня на вёсельной лодке никуда не собираетесь?

– Нет, – мотнул тот головой, – сегодня в саду полно работы. А что?

– Можно тогда ребята немножко покатают меня по озеру? Надеюсь, такая прогулка развеет мою болячку.

– А, покатайтесь, – дружелюбно осклабился тот, – дело хорошее. Только далеко не заплывайте!

– Что так? – поинтересовался Михаил, ловко раскладывающий свою стряпню по тарелкам.

– Погода меняется, – вздёрнул ложку вверх хозяин дома. Ветер с севера затемно подул, значит, к обеду надует сильную волну.

– Мы недалеко, – пообещал Михаил, для убедительности прижав руку к сердцу. Так покрутимся часочек между островками и назад.

Когда мы вышли из дома, низко несущиеся облачка показали нам, что стоит поторопиться. Ещё вчера светлая и безмятежная поверхность озера потемнела и покрылась довольно крупной рябью. Но отступать от своих авантюрных замыслов мы вовсе не собирались. Кладоискательская лихорадка завладела нами всецело, едва мы спустили лодку на воду. Я взялся за вёсла, Сандрин села на переднюю банку, а Воркунов уселся на кормовую скамеечку и принялся с видом бывалого моремана подавать мне команды каким веслом грести, а каким табанить. Но и без него было предельно ясно, куда править. И через десять минут мы уже вытаскивали лодку на оконечности длинного полуострова, вытягивающегося из массива острова Княже, словно наконечник громадного копья.

– Если судить по содержанию поэмы, то наш опорный ориентир – большой валун, должен был стоять где-то там! – вытянул я руку в сторону невысокого бугра, вспученного примерно посередине полуострова, метрах в семидесяти от нас.

Забыв о всякой осторожности и даже минимальной сдержанности, мы помчались к нему наперегонки, едва покинули борт лодки. Но небольшой аккуратно очерченный холмик, частично заросший невысокими кустиками ольхи, нас мгновенно разочаровал. Не только массивного валуна с характерной круглой отметиной…, на его приплюснутой вершинке не было вообще ни одного камня! Ни большого, ни маленького! Это был шок. Некоторое время мы бестолково метались из стороны в сторону, но скоро Сандрин решительно прекратила это безумство, цепко ухватив нас за руки.

– Хватит бегать зайцами, господа, – усадила она нас словно двух провинившихся дошколят на островок пожухлой травы, – давайте лучше думать.

– Что тут думать? – отмахнулся я от неё. И так ясно, что наш камень отсюда кто-то стащил. И как теперь быть? Точно нужен прибор, а его у нас нет…

– Не вижу в том особой проблемы, – мягким движением ладони остановила она поток рвущихся из меня слов. Давайте, прежде всего, внимательно осмотрим само это место. Возможно, нам удастся выявить точку, где меченный камень лежал ранее. Наверняка это был очень массивный обломок скалы, и след от его пребывания должен сохраниться…

– Эврика, – решительно вскочил с места Михаил, – и как я сам до этого не додумался! Это проще простого, ложитесь животами на землю, всё сами увидите!

Мы с Сандрин удивлённо переглянулись, но возражать не стали, а просто последовали за ним, хотя и не столь решительно. Воркунов же встал на четвереньки и словно охотничий пёс принялся ползать по бугру взад и вперёд. Причём делал это он с таким азартом, что и мы, недолго думая, присоединились к нему. И минут через двадцать, трудолюбиво избороздив животами земляной горбик вдоль и поперёк, мы пришли к общему мнению, что на этом месте, скорее всего, могли располагаться только два крупных валуна. Об этом говорили именно две довольно хорошо сохранившиеся в глинистой почве вмятины. И можно было с определённой степенью уверенности утверждать, что именно в какой-то из них прежде и стоял массивный валун с характерной отметиной.

Воткнув в каждое подозрительное место по крупной ветке, в качестве некоего ориентира, мы отошли чуть в сторону и принялись любоваться делами своих рук.

– Так, – деловито заявила Сандрин, – а теперь бы нужно от каждой палки нужно отсчитать, сколько-то там шагов. Причём точно на запад, – добавила она строгим голосом.

– Михайло, – подтолкнул я задумавшегося друга, – сколько саженей следует отсчитать?

– А? – спохватился он. Да, по-моему, три.

Он полез в карман брюк, но наружу его ладонь выбралась пустой.

– Что за чёрт? – торопливо полез он в другой карман. Куда-то моя бумажка делась, – сокрушёно развёл он руками через пару минут, – но я и так всё помню, наизусть выучил. Значит так, с чувством продекламировал он:

– Сажень…, – наморщила лобик Сандрин, – помнится, этим словом в России обозначали какую-то очень старую меру длины. Кто знает, сколько это будет, если перевести старину в современные метры?

– Что-то около двух? – вопросительно посмотрел на меня Михаил. Во всяком случае, мне так кажется.

– Три шага, – припомнил я чью-то фразу из далёкого деревенского детства. Три обычных шага без напряжения это и будет простая сажень. Косая же сажень вообще достигает трёх метров!

– Тогда пошли скорее, – ретиво бросился Михаил к ближайшей к нему вешке. Раз, два, три, – принялся считать он, не отрывая взгляда от компаса.

После его прохода, по тому же маршруту прогулялся и я. Для порядка изрядно поспорив относительно длины шагов, мы наконец-то пришли к общему знаменателю и установили ещё две деревянные вешки. Именно они должны были символизировать те самые точки, в которых следовало проводить раскопки.

– Сейчас помру, – неожиданно заявил Воркунов, нервно бегая от одной ветки к другой. До вечера ещё так далеко, а покопать хочется уже сейчас! Как представишь себе то, что там лежит, – потыкал он указательным пальцем себе под ноги, – просто зуд в ладонях начинается!

– Если зуд в руках унять не просто, – скаламбурил я, – лучше взяться бы за вёсла. Давайте и в самом деле проплаваем вокруг острова, ведь мы всё же покататься собрались, а не погулять. Заодно и прикинем, как будем действовать далее.

Вернувшись к шлюпке, мы вначале подсадили в неё необычайно оживлённую француженку, после чего уселись и сами. Теперь за вёсла взялся Михаил, я же развалился на корме, пряча лицо от летящих в лицо брызг.

– Сандрин, – вскоре повернулся Воркунов к девушке, – куда думаете потратить свою часть золота?

– Я? – почти испуганно встрепенулась девушка, нервно отводя в сторону залепившие её лицо волосы.

– Ну конечно ты! Ведь откопаем же мы его, в конце-то концов! И до этого радостного момента остались буквально считанные часы. Так что пора и определиться.

– Даже не думала, – повернула француженка голову в сторону удаляющегося от нас острова. До настоящего момента я вообще относилась ко всей этой истории, как к некоему чисто теоретическому расследованию. Знаете, – подалась она вперёд, – сейчас очень моден жанр исторической киножурналистики. Создаются целые телевизионные сериалы, в которых историк проходит весь путь того или иного исторического героя. Например, про походы Александра Македонского или битвы Наполеона. Зрителям показывают места сражений, рассказывают о всевозможных перипетиях участников событий, дают исторические справки.

– Ты хочешь сказать, что на нашем примере мысленно обкатываешь подобный проект? – удивился я.

– Примерно так, – легко согласилась она. У меня давно такая мысль в голове крутится. А что касается золота… Как вы себе представляете, я потащу его через таможню в аэропорту? Я уже не говорю о многих килограммах монет, прекрасно заметных на экранах таможенных радаров. О таком страшно и подумать! Вывезти домой даже небольшую горсть будет крайне затруднительно. Так что не знаю как вы, а я о материальной составляющей нашего путешествия, думаю крайне мало. Сама мысль…, само воспоминание о таком экстраординарном событии и без того способно воодушевлять многие годы.

– Не хочешь ли ты сказать, что отказываешься от своей трети? – живо поинтересовался Михаил, разом прекращая грести.

– Г-м-м, – скромно потупила взор Сандрин. Вообще-то у меня нет… э-э, склонности делить, как это по-русски, а, медвежью шкуру на куски. Но уж раз разговор повернул в этом направлении, то давайте проясним позиции. Согласитесь, что изначально это золото принадлежало всё же нашей Франции!

– Та-а-к, – напряжённо протянул Воркунов, вновь берясь за отполированные ручки вёсел, – и что же из этого следует?

– А то, что если ценная находка будет действительно сделана, то о ней следует поставить в известность не только власти Белоруссии, но и посольство Франции в этой стране.

– У-у, – разочарованно произнёс Михаил, – в таком случае лучше вообще не затевать раскопки.

– Почему же? – удивилась девушка. Неужели действительно нужно делать раскопки только ночью и тайно? Разве мы не можем положиться на местную службу охраны порядка и сделать всё честно, открыто и легально?

Предложение, сделанное юной и столь романтически настроенной француженкой, было столь неожиданным и настолько не совмещающимся с нашими понятиями, что на мгновение мы потеряли дар речи! А затем, представив себе, как именно нас будут охранять белорусские менты, мы невольно захохотали. Насмеявшись вволю, Михаил бросил вёсла, вытер выступившие слёзы кулаком и подвинулся всем телом к девушке, явно не понимающей причины нашего излишне бурного веселья.

– Сандрин, милая Сандрин, – по-отечески взял он её ладонь обеими руками, – вы, конечно, очень неплохо знаете русский язык, но наших людей вы не знаете совершенно! Как вам в голову могла придти мысль о том, что найденным сокровищем можно с кем-то делиться? Господь с вами! О какой честности вы ведёте речь? Даже просто намекать на такую возможность крайне опасно! Нам точно не сносить головы! Нас точно закопают в той самой яме, откуда мы достанем монеты! Нет, нет, уж если разговор пошёл на чистоту, то позвольте мне высказаться. Мы с Александром может быть и записные авантюристы, но совсем не дураки. Здесь вот в чём дело. Если мы сообщим властям, что нашли некие ценности, то они, прежде чем шевельнуться, потребуют каких-то доказательств. Есть они у нас на данную минуту? Нет! Ни одной монетки! Следовательно, мы эти доказательства должны как-то добыть, то есть выкопать весь клад целиком.

– И если мы будем копаться здесь днём, – подхватил я его мысль, – то через полчаса сюда сбежится вся деревня. А через час на острове будет не протолкнуться от людей с лопатами и кирками. Нас же, как граждан иных государств, попросят быстренько освободить территорию, и хорошо, если обойдётся без кровопролития и поножовщины.

– Вы это серьёзно говорите? – округлила глаза Сандрин.

– Какие могут быть шутки, – дружно затрясли мы головами, – нам совершенно не до смеха!

– Только ночью и только тайно! – веско добавил Михаил. Иные способы даже не обсуждаются! Здоровье дороже!

Он подхватил вёсла и принялся разворачивать натужно заскрипевшую лодку в обратную сторону и добавил: – В противном случае лучше вообще не начинать раскопки!

– Ты что опять к острову гребёшь? – удивился я.

– Надо на всякий случай повыдирать наши вешки, – объяснил он свои намерения. Неровён час, кто-нибудь догадается об их назначении!

– Брось, Миш, – постарался охладить я его пыл. О чём можно догадаться, увидев торчащие из земли ветки? Да там столько иных кустов, что на них никто в жизни не обратит внимания. Поплыли лучше в Озерище. Ночью на раскопки идти, а у нас с собой только одна никчёмная раскладная лопатка, а мешков вообще ни одного! Не мешало бы заодно прикупить и батарейки для фонарика, а то уж больно ночи сейчас тёмные.

Так мы и поступили, несмотря на слабые возражения Сандрин, время от времени робко призывавшей нас одуматься и отказаться от столь, по её мнению, непродуманных действий. Но мы были совершенно непреклонны в своём неукротимом желании разбогатеть здесь и сейчас. Нам действительно казалось, что ничего такого необычного в наших действиях нет и быть не может. Подумаешь, покопаемся пару часиков на территории другого государства! Курица не птица, Белоруссия не заграница! Привыкшие жить в объединённом государстве, мы никак не могли взять в толк, что на какой-то территории некогда единого пространства могут быть какие-то особые правила. Главное, – твёрдо верили мы – никоим образом не привлекать к себе внимание властей. Да и вообще, не пойман – не вор!

С этими мыслями мы высадились на окраине посёлка Езерище и, оставив Сандрин охранять лодку, скорым шагом направились в сторону железнодорожной станции. С покупкой двух штыковых лопат проблем не возникло. В промтоварном магазине их было несколько разновидностей и, выбрав парочку самых крепких, мы посчитали, что половина дела сделана. Оставалось только найти мешки для переноски ожидающейся ночью добычи. Но здесь мы столкнулись с неожиданными трудностями. Ни в одном магазине или лавочке мешки не продавались. Можно было купить всевозможную материю, но готовых мешков не было совершенно.

– Наверняка в посёлке у кого-то есть швейная машинка! – пробормотал Михаил, скептически переминая пальцами отрез грязно-серой технической ткани. Если взять вон того полотна метра три, то из него точно выйдет не менее двадцати небольших мешочков. А нам собственно больше и не надо. Золото оно ведь жутко тяжёлое, много объёма не занимает.

Особо размышлять было некогда, и примерно половину белорусской наличности мы потратили в промтоварном магазине на приглянувшуюся нам ткань и несколько батареек для фонаря. Сложив покупки в пакет, мы вышли на улицу.

– Слушай, – повернулся я к Михаилу, – ступай-ка ты к лодке, а то наша парижанка наверняка нас заждалась. И гребите с ней домой, как раз и обед приготовите. А я тем временем поищу здесь мастерицу, которая пошьёт мешки. Вернусь же пешком, благо дорогу помню прекрасно!

Мы расстались, и я двинулся по дороге, которую, пока мы были в магазине, смочил медленно накрапывающий дождь. Кроме изготовления мешков я намеревался прояснить ещё один давно мучающий меня вопрос. Для этого собирался вернуться в тот дом, где мы в первый день покупали молоко и выяснить поточнее, почему та женщина не советовала останавливаться в доме «Бирюка». В качестве же невинного предлога для подобного посещения я как раз и решил выдвинуть необходимость изготовления мешков. Мой нехитрый план удался как нельзя лучше. Подойдя к знакомым воротам, я увидел через забор фигуру хозяйки дома, копающейся в огороде.

– Эй, хозяюшка! – помахал я ей рукой. Женщина подняла голову и, заметив, что она повернулась именно в мою сторону, я крикнул чуть громче: – Могу я войти?

Выпрямившись, женщина разрешающе махнула рукой. Приблизившись, я поздоровался и тут же сделал ей комплимент по поводу давешнего молока, и она немедленно признала во мне одного из недавних покупателей.

– Но сегодня я уже всё продала, – по-женски всплеснула она руками, даже самим не осталось, – так что заходите завтра.

– Ничего страшного, – понимающе кивнул я, – но у меня есть ещё одно дело, с которым вы могли бы помочь. Не бесплатно, разумеется, – вытащил я из кармана заранее приготовленную купюру в 10 долларов.

Десять долларов для почти любого белоруса были тогда очень даже приличными деньгами. На этом строился весь расчёт, и он оправдался.

– Что же делать-то надо? – торопливо вытерла о фартук руки моя собеседница.

– Работы на час, не больше, – извлёк я из пакета только что приобретённый кусок ткани. Нужно быстренько пошить несколько мешочков… для образцов. Я бы их выкроил, а вы бы их мне прострочили…

– С этим невестка справится вмиг! – бросила моя собеседница быстрый взгляд на зеленоватую купюру. Проходите, проходите в дом! – толкнула она натужно заскрипевшую дверь.

Внутри довольно большой горницы было светло и чисто. Бросалось в глаза обилие белоснежных покрывал, наволочек, салфеточек и занавесочек, которые разом погрузили меня в мир почти забытого деревенского быта.

– При таком обилии вышивок, – подумалось мне, – проблем с какими-то мешками точно не должно быть!

Вскоре в комнате появилась молоденькая девушка с русой косой, перекинутой через плечо.

– Здравствуйте, – поприветствовала она меня лёгким поклоном головы, – меня зовут Анюта! Мария Леонидовна сказала, что вам нужно что-то пошить?

– Да не пошить, – потряс я перед ней тканью, – а сделать из этого пару десятков мешочков.

– С завязочками? – уточнила девушка, ощупывая дерюгу.

– Нет, – завязки не нужны, – мигом посчитал я возможные трудозатраты. Мешки нужны простые, прямые, незамысловатые. Просто и быстро.

– Какие выберем размеры? – мигом перенесла Анюта ткань на стоящий у окна стол.

Она ловкими движениями расправила полотно и приложила к нему длинную железную линейку.

– Если, как вы просили, резать выкройки по двадцать сантиметров, – вскоре заметила Анна, – то получится ровно двадцать мешочков. Но лучше давайте будет резать лоскуты по двадцать пять сантиметров.

– Это ещё почему? – не понял я причину её сомнений.

– Если вы хотите в них что-то засыпать, – пояснила она, – то горлышко нужно делать значительно шире!

Я, зная, что между кончиками больших и безымянных пальцев как раз двадцать сантиметров свёл пальцы рук вместе, образовав нечто похожее на круг. Действительно, получившаяся окружность показалась мне слишком узкой и неудобной, и я моментально согласился с предложением мастерицы. Девушка удовлетворённо кивнула и, вооружившись куском портновского мела, принялась размечать контуры будущих вместилищ для наполеондоров. Засмотревшись на её ловкие и уверенные движения, я чуть было не позабыл о второй цели своего посещения. И спохватился только тогда, когда юная мастерица сняла чехол со швейной машинки и уложила слева от неё пачку подготовленного кроя. Как раз в это время в комнату зашла хозяйка дома.

– Как вы тут справляетесь? – покровительственно положила она натруженную руку на плечо девушки.

– Сейчас прострочу и готово, – отозвалась та. Вот только какой шов – одинарный делать, или двойной.

– Тройной если можно, – мигом отозвался я, – чтобы покрепче держалось!

И почему-то перед моими глазами мигом всплыл наполовину пустой флакон одеколона «Тройной», стоявший у Болеслава Мартыновича на умывальнике.

– Да, э-э, – заторопился я, – Мария Леонидовна, один вопросик прояснить хотел. В прошлый раз вы вскользь упоминали какого-то «бирюка»…, предостерегали нас, чтобы мы у него на ночлег не останавливались. О ком, собственно, шла речь-то?

– Ах, это, – устало опустилась женщина на стул. Ну конечно, совсем упустила из вида то, что вы не местные. А бирюком мы тут зовём одного нашего электрика. Сам он из Местечка, живёт у самого озера, считай, что на отшибе. Фамилия у него странная, созвучная слову «бирюк». Биру, или даже Берун, толком уж и не помню…

– Чем же он так плох? – продолжал настаивать я.

– Сам, не сказать, чтобы особенно плох, хотя и точно, крайне нелюдим. Без надобности берлогу свою никогда не покинет. Но начитан он, не в пример многим. В нашей поселковой библиотеке почти все книги перечитал, да не по разу. Только само место, где он обосновался, считается здесь нехорошим.

– Оттого, что там был лагерь для военнопленных? – решил показать я свою осведомлённость.

– Нет, – покачала головой Мария Леонидовна, – не совсем пленных. Пленные там были во время оккупации. А как вернулись наши войска, там контрразведка быстренько организовала какое-то закрытое поселение для тех, кто добровольно перешёл на службу в Красную армию. Дезертиры всяческие, провалившиеся диверсанты, подозрительные иностранцы всех мастей… Были там конечно и оккупационные старосты и казацкие старшины… много всякого тёмного народа. Кого-то там из них готовили. Может быть, даже натаскивали их против бывших хозяев. Там и убийства даже были, да и не раз. Причём убитых закапывали прямо на плацу, там, где сейчас бирючий сад растёт. Чтобы, значит, оставшиеся в живых, каждый день топтали тела своих бывших сотоварищей и думали… Да и сам дом-то его, тоже дурную славу имеет, – добавила она после минутной паузы.

– А именно?

– Этот дом и бараки при нём строили ещё при немцах. На работу, разумеется, согнали наших, езерищенских мужиков. И отец мой, Леонид Пантелеймонович, тоже там трудился. Он ещё молодым тогда был парнем, в армию-то его не взяли по увечью. Так на той стройке вроде как взрыв произошёл, несколько человек погибли. И он спасся только тем, что в тот момент нагнулся за чем-то. Что уж там рвануло, он мне доподлинно не рассказывал, но сызмальства помню, вспоминал он о том доме, крайне неприязненно.

– И что же он говорил? – уныло поддержал я разговор, уже осознавая, что мою осведомлённость он не увеличивает ни на йоту.

– Раз сказал, что в доме есть тайник. Но такой тайник, что отыскать его невозможно.

– Почему же?

– Я тоже у него спрашивала. Только смеялся в ответ. Говорил, мол, в такое хитрое место лазают всего два раза в жизни. Первый раз при постройке дома, а второй – при его сносе. Вот собственно всё, что и помню. Всё же давненько это было, когда мы в последний раз об этом говорили.

Так что покинул я гостеприимный дом не только с пачкой готовых мешков, но и отягощённый новой загадкой. Впрочем, на тот момент она меня мало занимала. Предстоящий ночной поход – вот что будоражило мою душу. Я будто ощущал, что те мешки, что без особого труда нёс в одной руке, уже наполняются вожделенным золотом.

* * *

Вечером того же дня мы заранее и исподволь начали подготовку к тайной поездке на Княжи. Небольшой термос, который предусмотрительно захватил из Москвы Михаил, наполнили крепчайшим кофе. Загодя собрали вещи и перезарядили свежими батареями фонарик. Оставалось лишь дождаться условленного часа и выступить. Чтобы занять время, мы после ужина принялись играть в подкидного дурака. Всех нас била нервная дрожь, и незатейливая карточная игра помогала как-то отвлечься. Хозяин дома какое-то время тоже играл с нами, но после трёх или четырёх конов начал протяжно зевать и вскоре, сославшись на усталость, ушёл на свою половину. Мы же остались за столом и ещё не менее часа шлёпали истёртыми картами по не менее истёртой клеёнке. Но потом они попросту вывалились у нас из рук и так и остались лежать на столешнице неопрятными кучами.

– Половина двенадцатого! – заметила Сандрин, взглянув на часы. Предлагаю спуститься к себе, сделать вид, что тоже спим.

– А заодно и попробуем открыть основную дверь сеновала, – заговорщически прошептал Михаил. Не хочется мне сегодня выходить через кухню, – указал он на пол пальцем. Вы заметили, что здесь все половые доски скрипят. Вот, – демонстративно наступил он на одну из досок, – слышите какой жуткий скрежет. Если мы среди ночи попрёмся прямо здесь, да ещё с вещами, на шум сбежится вся деревня!

– Но снаружи амбара весит большущий замок, – засомневался я, – а ключа у нас нет.

– Он нам и не нужен, – приподнялся Михаил со стула, – мы изнутри ту дверь откроем!

– И как же?

– Отвинтим гайки с одной из петель и всё. Так что замок останется на месте, а мы… исчезнем бесследно. Я те гайки керосином перед ужином смочил, так что отвернуть их будет несложно.

Переместившись на сеновал, мы завалились на уже хорошо спрессованное сено и ещё некоторое время лежали молча, чутко прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Но вокруг было тихо, и мы вскоре совершенно осмелели. Михаил достал из кармана рюкзака небольшие плоскогубцы и направился к распашным воротам, через которые, собственно говоря, сено и попадало в этот амбар. И болты и гайки, удерживающие стальную петлю на двери, хотя и заржавели, но сопротивлялись недолго. Вскоре прохладный приозёрный воздух мощным потоком хлынул в нашу душноватую каморку через образовавшуюся щель.

– Пошли скорее, – первым выскользнул наружу Воркунов, – только не зацепитесь за железки!

Он словно опытный вор осмотрелся по сторонам, выпихнул наружу рюкзак и только после этого призывно махнул нам рукой. Второй наружу выбралась Сандрин, за которой последовал и я. На улице стоял непроницаемый мрак, усугублявшийся низко висящими облаками. Затаив дыхание, и страшно опасаясь наступить на какой-нибудь сучок, мы прокрались мимо фасада дома и, опасливо пригибаясь, свернули к озеру.

– Слава Богу, – донеслись до меня приглушённые слова Михаила, – хозяйская собака опять куда-то убежала. А то бы точно шум подняла.

Внезапно я ощутил чьё-то прикосновение и через секунду понял, что это рука Сандрин. Ёё ладонь трепетала столь явно, что и без слов можно было понять, что ею постепенно овладевает паника. Чтобы как-то её подбодрить я крепко взял её за предплечье и осторожным нажатием большого пальца дал понять, чтобы она не нервничала. Так, крепко держась друг за друга, мы и спустились в овражек, где Воркунов наконец-то включил фонарь. Сложив вещи в «Казанку», мы вначале столкнули на воду её, а затем и вёсельную лодку. Затем, не обращая внимания на мгновенно промокшие ноги, поспешно связали оба судёнышка в своеобразный тандем.

Вёсел не было ни в алюминиевой лодке, ни в деревянной, но нас это совершенно не смутило. Ещё перед обедом мы специально выстругали два длинных шеста, которые припрятали в траве неподалёку от пристани. Вооружившись ими, мы решительно оттолкнулись от берега и поплыли во мрак, в котором смутно просматривалась ещё более тёмная масса острова. Слабосильный фонарик помогал мало, и, чтобы не сажать батарейку, мы попросту выключили его, благо плыть было относительно недалеко.

Наконец под днищем лодки противно заскрипел песок, и одновременно выпрыгнув за борт, мы с моим другом вытащили нашу лодку на берег. Затем подтянули и деревянный ялик, в котором сидела Сандрин, и лежали наши рюкзаки. Разумеется, пристали мы к берегу совсем не там, где следовало, и какое-то время ушло у нас на определение в пространстве и переход в более удобное место. Вскоре мы вновь оказались вблизи «южного бугра», а в кружке электрического света появились воткнутые нами в землю ивовые веточки.

Слегка поспорив о том, раскапывать оба места одновременно, либо сосредоточиться на каком-нибудь одном из них, мы всё же решили, что будет рациональнее раскапывать только одну яму. Но когда мы принялись спорить какую точку выбрать первой, в нашу перепалку вмешалась Сандрин, которой видимо до чёртиков надоела наша ругань.

– Ну что вы препираетесь как мальчишки? – зашипела она на нас словно рассерженная гусыня. Тут и спорить не о чём! В любом случае вероятность попадания не больше пятидесяти процентов! Давайте приступим к раскопкам у той ветки, которая ближе к воде. И всё, хватит пустой болтовни!

Мы пристыжено замолчали и принялись поспешно и молча натягивать рабочие рукавицы. Затем разобрали лопаты и, установив фонарь так, чтобы его свет не был виден со стороны Местечка, приготовились к работе.

– Ну, Господи, помогай! – с силой первым воткнул Михаил лопату в землю.

Я не ответил ему ничего, поскольку в богов никогда не верил и рассчитывал только на силу собственных рук. Последующие полчаса было слышен лишь противный скрежет металла о мелкие камни, да наше хриплое дыхание. Но вскоре наш первоначальный энтузиазм испарился вместе с первым потом, выступившим на наших спинах.

– Да там ли мы роем? – переместил я фонарик вглубь выкопанной канавки, которую нам удалось углубить как минимум на полметра.

– Боюсь, придётся изрядно попотеть, – устало отбросил лопату и Михаил. Всё же отклонение от гипотетической точки, в которой мог лежать камень с отметиной, могло составить довольно значительную величину. Вдруг этот Владимир был гренадерского роста? Значит, и шаг у него был соответствующий!

– И то верно, – с готовностью согласился я. Пусть его шаг был хотя бы на десять сантиметров шире нашего. На девять шагов набегает девяносто сантиметров! Да если ещё приплюсовать размеры самого камня…

– Ой, блин, – сокрушёно хлопнул себя по бёдрам Михаил, – а ведь и верно! Так что следовало начинать ещё на метр дальше!

– Давай тогда рой оттуда, – указал я остриём лопаты на новый рубеж. А я продолжу отсюда к тебе навстречу. Только так мы перекроем весь диапазон на протяжении целых двух метров.

Вновь заскрипели лопаты и к двум ночи мы стали обладателями окопа полного профиля, из которого теперь высовывались лишь наши головы. Золота, тем не менее, не было видно и следа!

– Может быть, выпьете кофе? – предложила Сандрин, работавшая около нас живым фонарным столбом.

– Это дело, – обрадовался я, – наливай скорее!

Испытывая с непривычки сильную дрожь в ногах и боль в спине, я вскарабкался на земляной бруствер и помог выбраться Михаилу. Попивая кофе, я между делом поднёс часы к фонарю. Время двигалось к трём ночи, и было ясно, что начинать вторую яму бессмысленно. Времени оставалось только на то, чтобы максимально расширить имеющуюся траншею, ибо отклонение от исходной точки могло быть не только по длине, но и по ширине траншеи. Так что, испивши бодрящего напитка, мы со старческим кряхтением спустились в траншею и, натянув на распухшие ладони уже порядком изодранные рукавицы, вновь взялись за шанцевый инструмент.

– Роем строго до четырёх! – предупредил я моего напарника. Нам ведь ещё нужно успеть вернуться, поставить лодки на место и сделать вид, что всю ночь мы честно спали.

– Куда ж деваться, – натужно прохрипел в ответ Михаил, выбрасывая наверх очередную порцию земли, – до четырёх, так до четырёх.

Но оторвать его от землеройного безумия мне удалось только к пяти, – когда небо на востоке начало слегка светлеть. Мы с трудом выбрались из весьма качественно выкопанной ямы и критически осмотрели дело своих рук. Да, это был гераклов подвиг, особенно если учесть, что почва острова была щедро напичкана разнокалиберными камнями, а мы были вовсе не записные землекопы, а обычные московские белоручки. Но долго любоваться сотворённой дырой в земле было совершенно некогда. Подхватив инструменты, мы устало побрели к лодкам. Михаил подал один из шестов, но отрицательным движение руки я отказался им воспользоваться.

– К чему нам какие-то палки, – в свою очередь взмахнул я лопатой, – когда есть вот это?

Обратный путь показался мне намного короче. Наверное потому, что усталость была столь сильна, я грёб в совершенно полуобморочном состоянии, попросту не осознавая окружающую реальность. Кое-как втащив и привязав лодки у лагуны, мы со старческими стонами принялись взбираться на косогор и смогли одолеть его только с помощью вездесущей Сандрин, которая, то подталкивала нас сзади, то тянула за руки. Добравшись до сеновала, мы побросали рюкзаки где попало, и, даже не раздевшись, провалились в бездонный и бесчувственный сон.