– Эй, городские лежебоки, вы живы что ли? – донеслось до моих ушей словно через толстую подушку.

– Живы, живы, – испуганно прохрипел я, не узнавая собственного голоса, – скоро выйдем!

– Да-к это как хотите, – более спокойным тоном более спокойно отозвался Болеслав Мартынович, – просто время уже к одиннадцати. Думал, не случилось ли чего? Вставайте когда хотите, мне всё равно надо уходить…

Голова у меня была чугунной даже на ощупь, а тело ныло, словно его всю ночь били палками. Но, мужественно сжав зубы, я преодолел обуревавшую меня апатию и сполз на пол. Мало того, что сполз, так ещё и растолкал своих соратников, дрыхнущих без задних ног. В итоге на кухню мы выбрались только в половине двенадцатого.

– Миша, голубчик, – томно простонала Сандрин, буквально падая на низенькую табуреточку, стоявшую около очага, – свари нам, пожалуйста, кофе.

– Вот ещё, – недовольно фыркнул он в ответ, – тебе хочется, ты и вари!

– В самом деле, Сандрин, – поддержал я его, – что тебе стоит за нами поухаживать? Ты только немного не доспала, мы же, как ты прекрасно видела, пахали, словно кони на ипподроме!

– То же мне, джентльмены! – недовольным тоном отозвалась мигом подобравшаяся француженка. Несколько часов покопали и скисли окончательно. Что же будете делать следующей ночью?

– Ну, уж точно, не кофе тебе варить! – всё так же враждебно отозвался мой друг. Затем, словно показывая, что более разговаривать не намерен, демонстративно отвернулся к окну. Наступила томительная пауза. Все сидели неподвижно и ждали, когда ситуация разрядится сама собой. Первой не выдержала Сандрин. Вскочив с места, она звонко притопнула каблучком и пулей выскочила на веранду, хлопнув напоследок и дверью.

– Вот и правильно, – хмуро бросил ей вслед Михаил, – сходи на воздух, охладись. А то, тоже мне, раскомандовалась тут! Нашла, понимаешь прислугу…!

– Ты что с утра яришься? – двинулся я к плите, намереваясь поискать там что-нибудь съестное.

– Да ну её, – презрительно отмахнулся Михаил, – что-то твоя подруга совсем мне перестала нравиться.

– А что раньше нравилась?

– Раньше другое дело, она умело прикидывалась нормальной девчонкой. Но ты помнишь, что она заявила вчера?

– Напомни, что именно?

– Да то, что, мол, наше золотишко принадлежит Франции! Ты представляешь себе! Мол, вопрос должен решаться на уровне двух правительств! Да она, видать, в своих Европах совершенно охренела! Ну что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!

– Что тут скажешь, – запустил я ложку в большую почерневшую от печной копоти сковородку с картошкой, – в чём-то она права! Возможно, с её точки зрения мы именно так и должны действовать. Не будем забывать о том, что она гражданка другого государства. Вот и ведёт себя так, как её со школы приучили. К тому же ей наверняка не хочется оказаться в центре международного скандала чудовищного размера.

– Она в нём точно окажется, если сдуру растрезвонит о нашей находке. И нам геморроя добавит!

– Возможной находке! – уточнил я.

– Возможной, невозможной, – снова завёлся Михаил, – какая на хрен разница! Слушай, Сань, надо бы продумать какой-то план на тот случай, если ей всё же взбредёт в голову действительно обратиться к властям.

– Ага, – хохотнул я, чуть не поперхнувшись едой, – утопить её что ли? Так сказать, не отходя от кассы?

– Может и не утопить, – глубокомысленно изрёк он в ответ, – но что-то вроде того надо сообразить.

Чтобы отвлечь своего друга от слишком мрачных мыслей я поскорее перевёл разговор на повторное посещение Езерищ и разговор о некоем тайнике, будто бы устроенном в этом доме. К счастью моя уловка блестяще удалась, и вместо поисков возможной каверзы для юной госпожи Андрогор, Михаил энергично переключился на этот предмет.

– Где же можно устроить тайник? – забормотал он, склонившись над тарелкой. Чердак? Но туда запросто можно залезть! В стене? Но здесь стены из брёвен. Может быть где-то в фундаменте?

Оставив его за столом, я тихонько поднялся и вышел на веранду. Девушки там не оказалось, и я спустился на улицу. Её красную кофточку я заметил в зарослях сливы у собачьей будки и направился в ту сторону. Наша напарница сидела на корточках и без всякого страха гладила невесть откуда явившегося пса со странным именем. Тот, видимо оторопев от нежданной человеческой ласки, блаженно закатил глаза, и его язык вывалился сквозь щель в зубах, словно розовая тряпка.

– Вот он меня понимает, – не оборачиваясь проронила Сандрин, – и даже не рычит, как некоторые представители семейства озлобленных приматов!

– Не обращай внимания! – присел я рядом. Просто ночная неудача всех нас выбила из колеи. Всё же мы рассчитывал не на столь скудный результат. Оттого и нервы у Михаила сдали. Пойдём обратно, я сам тебе кофе сварю. Не годится ссориться в такой ответственный момент.

– Ты прав, – поднялась девушка на ноги, – расслабляться не следует. Буду держать свои эмоции в кулаке! – повернулась она ко мне, и я тут же заметил на её щеках следы от слезинок.

* * *

Этот день тянулся особенно тоскливо. Вынужденное безделье заставляло нас буквально силой навязывать себе хоть какие-то занятия. В конце концов, я занялся колкой берёзовых чурбачков, наваленных позади амбара. А всё ещё дующаяся на Михаила Сандрин вооружилась корзинкой и принялась помогать вернувшемуся из деревни хозяину в сборе урожая крупных тёмно-фиолетовых слив.

Затем, набрав две большие плетёные корзины, они вообще удалились в сторону дороги. Мне тоже надоели упражнения с колуном, и я принялся звать непонятно куда запропастившегося напарника. Но тот не отзывался, и я отправился бродить по прибрежной полосе. Вскоре ноги занесли меня в берёзовую рощицу, через которую протекал узенький ручеёк, и бесцельная поначалу прогулка мигом превратилась в довольно полезное занятие. Дело было в том, что на одной из кочек я приметил парочку хорошеньких, крепких подберёзовиков. При мне был полиэтиленовый пакет, приличных размеров перочинный нож, и я мигом срезал столь приятную находку. Затем увидел ещё один гриб, затем ещё один…

Грибник – он чем-то сродни азартному рыбаку. Удача сама шла в руки, и я не успокоился до тех пор, пока не обыскал всю рощу и не собрал все грибы до единого. Их оказалось столь много, что мне пришлось снять с себя майку и устроить из неё подручное средство для переноски столь неожиданно свалившегося на меня счастья. На обратном пути я не мог миновать Местечка, где во дворе одного дома увидел Сандрин, сидящую в обществе двух старушек и самого Биру́ возле некоего подобия летней печки. Из трубы печи бойко валил дым, и все присутствующие внимательно наблюдали за большим тазом, установленным над раскалённой топкой.

Не зайти было просто невежливо. К тому же проклятые грибы столь оттянули мне руки, что я просто мечтал избавиться хотя бы от части их. Болеслав Мартынович был заметно удивлён моим появлением. При моём появлении он отчего-то вскочил с табуретки и направился к поленнице мелко наколотых дров. Сандрин была тоже слегка озадачена, и лишь две старушки откровенно обрадовались моему появлению. Может быть не столько мне, сколько халявным грибам, но мне всё равно было приятно. Выяснилось, что вся компания занималась тем, что варила из собранных слив варенье. Собственно об этом красноречиво свидетельствовали ещё два таза с готовым варевом, остывавшим на стоявших в тени табуретах.

Теперь же пришлось заниматься ещё и со мной, вернее с моими подношениями. Но деревенская хватка и сноровка помогли старушкам справиться с новой заботой на удивление быстро. Вместо таза с вареньем на печке очутился бак с водой, в которую и угодили все мои оперативно почищенные и порезанные на куски грибочки. Пока я принимал участие в этом кулинарном процессе, то не преминул поинтересоваться, в чём состоит секрет столь большой популярности белорусского президента у сельского населения.

– Воровать сильно не даёт, – последовал практически мгновенный ответ, – и за порядком в государстве смотрит!

– Так он же всех своих критиков пересажал, – напомнил я им. А некоторые из них вообще бесследно исчезли! Неужели вас это не пугает?

– Всех не пересажает, – услышал я в ответ, – зато простым людям вроде нас Лукаш не даёт с голоду помереть!

Аргумент был совершенно непробиваемый и разговоры на эту тему я мигом прекратил. О чём ещё, собственно говоря, может идти речь, если тут, на белорусских просторах втихую решается вопрос жизни и смерти. Тут и обсуждать нечего. Тот, кто обещает жизнь, пусть и самую примитивную и несвободную, всегда переиграет того, то обещает жизнь роскошную, но сопряжённую с реальной опасностью и риском. Особенно часто так происходит в небольших и небогатых странах, кругом зависящих от благосклонности более могучих и богатых соседей.

Так мы и занимались кулинарией, пополам с разговорами за жизнь ещё часа полтора, пока всё не было закончено и полведра готовых маринованных грибочков разложены по заботливо сохранённым старушками баночкам. После чего мы с Сандрин, сопровождаемые увешанным тяжёлыми сумками Болеславом, отправились домой.

Михаила мы нашли расслабленно дремлющим на завалинке у дома. Причём сидел он там с таким выражением на лице, какое бывает у домашнего кота, только-только сожравшего вкусную мышку. Вынужденная разлука, хотя и столь непродолжительная невольно способствовала всеобщему примирению, и к вечеру взаимные страсти несколько улеглись. За ужином все мило шутили, а Сандрин хвасталась тем, каким французским словам успела обучить нашего хозяина. Мягко светила настольная лампа, приглушённо потрескивали дрова в очаге, и человеку со стороны наверняка показалось бы, что за столом веселится компания лучших друзей. Однако последующие события показали, что не всё так просто, как кажется со стороны.

На этот раз сборы на раскопки были совсем недолгими, благо навыки с прошлого вечера мы не утратили. К острову отплыли пораньше, сразу вскоре после полночи. Того нервного мандража, который терзал нас прошлой ночью, уже не было. Мы бодренько гребли лопатами в кромешной тьме с такой уверенностью, будто только раскопками золота и занимались. Вот только на сей раз, процесс причаливания был не столь плавным, поскольку нос «Казанки» со всего размаха налетел на торчащий из воды камень. Гулкий дребезжащий звук поплыл по, будто мигом замершей поверхности воды, и мы буквально замерли от охватившего нас ужаса. Нам казалось, что через несколько минут на берег высыплет всё население Местечка. Но было тихо, и только с кончика моей лопаты оглушительно громко шлёпались капли воды.

– У-ф-ф, – испуганно прошептал Михаил где-то через пару минут, – душа прямо в пятки ушла! А вам не кажется, – тут же добавил он, – что мы причалили не в том месте?

– Да нет, в том! – столь же тихо ответил я, включая фонарь. Вон и та коряга лежит, за которую мы в прошлый раз цеплялись. Отклонились мы всего ничего, на десяток метров, не более. Вставайте, пошли скорее!

– Никак покопать захотелось, – совершенно невпопад съязвила Сандрин, – или просто ладони зачесались?

– Нет, в другом месте зачесалось! – вместо меня огрызнулся Михаил. Если хочешь помочь – бери фонарь и свети. А если нет желания участвовать – можешь и далее сидеть в лодке!

Он воинственно вскинул лопату на плечо и осторожно двинулся к уже хорошо знакомым по предыдущим нашим посещениям зарослям сильно разросшегося кустарника, которые опоясывали бугорок с трёх сторон. Я, естественно, двинулся за ним, и вскоре с удовлетворением услышал шаги девушки у себя за спиной.

На сей раз, мы сразу наметили себе довольно широкий фронт работ, первоначально окопав площадку длиной в два с половиной и шириной в полтора метра. Теперь мы были уверены в том, что какова бы ни была длина шага хранителя клада, конечная точка непременно должна была оказаться в пределах очерченного нами прямоугольника. Оставалось лишь вырыть собственно саму яму и убедиться в том, насколько были корректны наши предварительные изыскания. Казалось бы, мы должны были вгрызаться в землю как одержимые, но на деле всё обстояло ровным счётом наоборот. От вчерашнего безумно-лихорадочного ажиотажа не осталось и следа. И я, и Михаил копали размеренно и методично, не делая даже и малейшей попытки скорее углубиться в землю хотя бы в каком-то одном месте. Со стороны можно было подумать о том, что люди занимаются крайне неприятной и докучливой работой по устройству фундамента для чужой дачи.

Но причиной этой лености была вовсе не тупая боль в перенапряжённых накануне мышцах. Они уже прогрелись и ныли не столь сильно. Страх, и на сей раз ничего не отыскать, невольно сдерживал наши усилия. Каждому из нас в душе было страшно остаться ни с чем. И именно поэтому мы рыли не так резво, невольно оттягивая момент возможного разочарования. Через полтора часа, когда глубина ямы достигла примерно метра, и я собрался объявить об очередном перекуре, как вдруг из-под лопаты Михаила раздался противный скрежет металла. Миг, и пребольно столкнувшись лбами, мы уже разрывали землю руками в том самом месте, откуда послышался подозрительный звук.

Впрочем, вскоре выяснилось, что наша находка имеет совершенно иное свойство. Постепенно из-под глиняных наносов проступили очертания довольно длинного и узкого предмета, никоим образом не похожего на бочонок или ящик.

– Так это же какая-то сабля! – первой сообразила Сандрин. Смотрите, вон её эфес торчит, а это… видимо ножны.

– Чур, сабля моя, – бросился Михаил животом на оружие, – это ведь я её нашёл!

– Ты, ты, – принялся оттаскивать я его в сторону. Только зачем тебе нужен этот ржавый тяпальник? Мало у тебя дома всякого барахла?

– Я её керосином отчищу, – плотоядно облизнулся Михаил, – и на стенку повешу!

– Сдаётся мне, сабля лежит здесь не случайно! – принялась помогать нам и Сандрин. Смотрите, по-моему, она не просто оборонена, а специально зарыта. Видите, здесь даже обрывки какой-то ткани сохранились. Александр, – повернулась она ко мне, – у тебя кажется, есть лупа?

– Есть в ноже, – подтвердил я, – но зачем она тебе?

– Давайте осмотрим её эфес, может быть, нам удастся разобрать дату, сразу узнаем, в какую эпоху её сделали.

Выдрав на удивление неплохо сохранившийся кавалерийский палаш из липкой глины, мы принялись очищать его, действуя в основном собственными носовыми платками.

– И точно он был чем-то замотан, – пробормотал Михаил, – поминутно отбрасывая в сторону отваливающиеся от ножен клочки окаменевшей ткани. Видимо именно эта обмотка и спасла его от полного уничтожения, – многозначительно заключил он.

– Кто-нибудь знает, где тут чеканили дату изготовления? – вытащил я лупу. Что молчите?

– Она обычно чеканится либо на основании клинка, – неуверенно произнесла Сандрин, – либо вот здесь, на рукояти. Я как-то в Доме ветеранов нечто подобное видела, – добавила она уже бойчее и довольно смело протянула руку с фонарём к крестообразному эфесу.

Какое-то время я с помощью маленькой лупы вглядывался в чеканку на рукояти, но ничего похожего на какие-либо цифры отыскать не смог. – Надо попытаться вытащить клинок из ножен, – предложила девушка и, перекладывая тяжёлый палаш на колени Михаила.

– Вряд ли у нас это получится, – засомневался тот. Наверняка он там плотно застрял.

– Если не попробуем, то, может быть, не узнаем что-то крайне важное, – вмешался я в их спор. Ведь не зря же он здесь лежит!

– Нет, нет, – опасливо убрал оружие за спину мой друг, – давайте не будем торопиться. Заняться этой штукой мы сможем и после. Главное, для нас – золото до утра найти. И думаю, эту саблю здесь не так просто оставили. Она явно часть некоего плана.

– Какого же?

– Ну, например, такого, что она могла как-то отвлекать возможных грабителей от основного захоронения.

– Это как же?

– Вдруг кто-то видел, что здесь что-то зарывают, – принялся пояснять Михаил. Начинают копать, глядь, а здесь холодное оружие лежит. Те, кто ищет клад, естественно удовлетворяются находкой и тащат её домой. А то, что закопано ниже на полметра, остаётся в полной сохранности.

– И из этого следует, – возбуждённо воскликнула Сандрин, – что если это оружие лежит на месте, то, что спрятано под ним, сохранилось и подавно!

Единственный намёк на возможную близость несметных сокровищ заставил нас вновь взяться за шанцевый инструмент. Палаш был моментально отброшен в сторону, и обе наши лопаты со скрежетом вонзились в менее упругую, нежели в другом месте почву. Разумеется, теперь и речи не было о том, чтобы копать по всей намеченной ранее площади. Теперь все наши усилия были направлены только на то место, где был закопан палаш. Хриплое дыхание вырывалось из наших лёгких, сухо трещали сухожилия рук, но темпа мы не сбавляли. Казалось ещё одно усилие, и монеты ручьём потекут нам под ноги. Но время шло, а ничего подобного не происходило. И только тогда, когда мы наткнулись на сплошную груду галечника, Воркунов с раздражением отбросил свой инструмент в сторону.

– Здесь явно никто и никогда не копал, – с силой топнул он по слою плотного гравия, – опять промахнулись!

Мы расселись на краю раскопа и выключили фонарь, который к тому времени стал светить заметно хуже. Сквозь разрывы в облаках просвечивали звёзды и были даже видны сигнальные огни летящего в безмерной высоте самолёта.

– Чего-то мы не учли, – после длительной паузы произнесла девушка, – а ведь на первый взгляд всё шло просто идеально. Одна находка сабли чего стоит! Надо сделать ещё один шаг…, надо догадаться…

Но её слова остались без ответа и как бы повисли в воздухе. Мы угрюмо молчали, переводя сбитое дыхание и устало глядя в небо. Прошло ещё минут десять. Последняя фраза девушки раз за разом прокручивались у меня в голове и мне вдруг начало казаться, что у меня есть ответ. Но едва я раскрыл рот, как меня опередил Михаил.

– К-хм-хм, – прокашлялся он, – должен вам признаться, что пока вы днём где-то гуляли, я…

– Погоди, Миш, – перебил я его, – а то нужную мысль сейчас утеряю. Тут Сандрин что-то сговорила про «первый взгляд». Может быть, тут, кроме первого взгляда требуется и второй?

Лица моих спутников еле-еле угадывались во тьме, но было понятно, что они смотрят на меня с немалым интересом.

– Вам не кажется, что и этот палаш может играть в этой истории ещё какую-то роль? – продолжил я. Вы обратили внимание на то, что он лежал как бы поперёк нашей траншеи.

– И что с того? – недовольным тоном отозвался Михаил. И какая нам разница как он был положен? Мы ведь не его искали, а монеты. А вообще пора бы и собираться обратно. Уже полтретьего натикало, – нажал он на кнопку освещения в своих часах. Да и я не успел вам рассказать…

– Может быть, остриё лезвия как раз и указывает на то, в каком направлении следует копать дальше? – вновь прервал я его. Послушайте, а ведь это вполне возможно. Допустим, тот человек, что зарыл свой палаш, мог сделать это по нескольким причинам. И не исключено, что одна из них такая, как я сказал.

– Предлагаешь немного покопать в сторону, – устало осведомился Михаил, – и тебе не надоело?

– Надоело, – спрыгнул я в раскоп, – и ещё как! Однако считаю, что и эту гипотезу следует проверить, пока мы ещё способны шевелиться. К тому же вряд ли нам придётся много рыть. Может быть на длину клинка…, максимум на две его длины.

– Это же целых два метра! – жалобно застонал Михаил, – сползая вслед за мной в яму. А, между прочим, в стихах о холодном оружии ничего не говорится.

– Может это был своеобразный экспромт, вроде как дополнительная защита вклада в банке! – с горячностью поддержала меня Сандрин. Сейчас в банкоматах в дополнении к карточке используется и секретный код, который знает лишь владелец карточки. А в те времена люди пользовались другими уловками.

Мы какое-то время по инерции обсуждали всевозможные аспекты вариантов захоронения бочонков, но вскоре тяжкая работа заставила нас прекратить досужую болтовню. Теперь работали по очереди. Пять минут копал один, затем его сменял другой. Так мы поддерживали высокий темп и не создавали толкотню в достаточно узкой траншее. Впрочем, и первым это заметил Михаил, копать стало намного легче.

– Сдаётся мне, – прохрипел он, выбрасывая наружу очередную лопату грунта, – здесь более мягкая земля пошла!

– Странно, – приготовился я спуститься ему на смену, – раньше камней было довольно много и глины…

– А здесь ни одного камушка, – отозвался он, передавая мне лопату. Слезай вниз, сам увидишь.

Рассмотреть в глубине Т-образной ямы что-либо было невозможно (Сандрин отчего-то отошла в сторону), но землекопу вполне достаточно и той информации, которую доносит до него звуки, доносящиеся из-под лезвия заступа. И едва я принял смену, как моментально понял, что Воркунов был прав. Было такое впечатление, что вместо глинистых, богатых обломками гранита отложений, я внезапно попал на песчаную дюну. Это было и странно, и в то же время обнадёживало. Я удвоил усилия. Одна лопата, вторая, десятая… Неожиданно раздался глухой удар, и я почувствовал, что черенок ужом выскальзывает из моих ладоней.

– Что там? – первой отреагировала Сандрин, вновь оказываясь у траншеи.

– Свет сюда! – скомандовал я в ответ, безуспешно пытаясь вытащить так некстати застрявший инструмент.

Девушка немедленно спрыгнула вниз, и неровный желтоватый огонёк фонаря мгновенно высветил уходящий в толщу земляного откоса черенок.

– Дёрни его посильнее, – посоветовал Михаил сверху, – глядишь, хоть палка вылезет!

Мы с Сандрин в четыре руки ухватились за торчащий из песка черенок лопаты и, что было силы, рванули её вверх. Раздался хруст и вместо лопаты у нас в руках оказался лишь испачканный в земле обломок. Пришлось взять вторую лопату и продолжать раскопки уже ей. Напряжение достигло наивысшего предела, когда вновь послышался знакомый скрежет, и из песчаной кучи внезапно показалось нечто похожее на небольшой чёрный валун. Ещё пара ударов и «валун» накренился на бок и, издавая глухой переливистый звон, завалился на бок.

– Бочонок! Целый! – восторженно завопил Михаил, обрушиваясь на нас сверху, словно небольшой слон.

Довольно невежливо отпихнув Сандрин в сторону, он обхватил новую находку руками и, надсадно хрипя от нешуточного напряжения, поволок её на середину траншеи.

– Тяжёлый, собака, одному не поднять! – наконец сдался он, вдоволь наупражнявшись с выскальзывающим из рук бочонком. Что стоишь, – зло рявкнул он на меня, – берись с другой стороны, поднимем его на поверхность!

Поднатужившись, мы со второй попытки смогли вытолкнуть осклизлый кругляш из окопа и, не мешкая ни секунды, выскочили и сами.

– Вот они, голубчики, – Воркунов принялся энергично катать бочонок по истоптанной траве, одновременно пытаясь ногтями содрать стягивающие его обручи, – попались!

Мне пришлось чуть ли не силой оттаскивать его в сторону, чтобы он и в самом деле не совершил такую глупость.

– Ты чего творишь? Опомнись! – довольно чувствительно стукнул я его по загривку.

– Посмотреть хочется, – заскулил он, вырываясь, – убедиться хочу!

– Потом убедишься, – вцепился я в воротник его рубашки, – неужели и так не слышишь, как они звенят? Вот утро настанет, налюбуешься вволю. Подумай, что будет, если ты и в самом деле сломаешь обруч и всё рассыплешь! Нам тут придётся по твоей милости ещё полдня возиться, рассыпанное собирать!

– Действительно, – вступила в нашу перепалку Сандрин, – держите себя в руках…, оба. Что вы тут катаетесь, как малолетние хулиганы! Забыли о том, что скоро рассвет? Так я вам напоминаю об этом. Если не хотим оказаться в дурацком положении, давайте скорее завершать наши работы! То, что нашли первый бочонок – хорошо. Но не будем забывать о том, что предстоит найти ещё несколько!

Её холодная, выверенная по интонации речь, несколько отрезвила наши разгорячённые головы, и, оставив попритихшего Михаила наверху, я вновь спустился в раскоп. Поскольку отрытая нами нора была слишком узка для двоих, мне пришлось работать в одиночку. Через пару минут я откопал ещё один бочонок, а затем ещё один. Попутно освободил и обломок лопаты, застрявшей в щели между ними. Вскоре после этого меня сменил пришедший в себя Воркунов. Он-то и установил, что остальные бочонки находятся под первым слоем, в своеобразном подвале. Выгрести их наружу оказалось крайне трудно, ведь каждый из этих вёртких и скользких вместилищ весил не менее тридцати килограммов!

Окончательно справиться с этим многотрудным делом нам удалось лишь к половине пятого. Тяжело дыша, мы уселись втроём вокруг нашей добычи, не в силах даже шевельнуться.

– Но их только шесть!!! – удивилась Сандрин, любовно оглаживая округлые бока бочонков. Одного явно не хватает!

– Я там всё перекопал, – безжизненным голосом отозвался на её реплику Михаил. Один пропал. Его точно нет!

– Так может, его там никогда и не было, – заметил я. Что вы себе думаете? Тот, кто их зарывал, неужели не воспользовался внезапно перепавшим богатством. Конечно же попользовался. Так что о седьмом бочонке можете забыть с чистой совестью. И кстати, друзья, нет худа без добра. Шесть на три делится поровну и без остатка!

Говоря эти слова, я намеренно повернул фонарь в руке девушки так, чтобы видеть выражение лица француженки. Но она, видимо уловив мои намерения, отвернулась в сторону и демонстративно промолчала. Впрочем, меня это не удивило. Будь я субтильной девчонкой из воспитанной и культурной Европы, то не слишком бы препятствовал двум мужикам, с острыми лопатами, тем более в такой нервной обстановке.

Некоторое время мы сидели молча, переводя сбитое дыхание и проигрывая в головах свои дальнейшие ходы.

– Так выходит, все наши мешки и верёвки нам и не пригодились вовсе, – вдруг встрепенулся Михаил. Обидно, мы на них полдня потратили!

Он подтянул к себе сумку с мешками и резким движением вытряхнул их в круг света. Взяв один мешочек, он попытался натянуть один из них на ближайший к нему бочонок, но, тут же убедившись, что это невозможно, небрежно отбросил его в сторону.

– Пора грузиться, – поднялся я на ноги. Чего сидеть просто так? Пока будем плыть на ту сторону озера, ещё насидимся.

Михаил поднялся следом и с тяжким вздохом взялся за один из бочонков.

– Всё хорошо, – проговорил он сквозь зубы, – ну уж больно тяжелый и вёрткий. Никогда бы не подумал, что в столь маленьком объёме может быть столько веса. Как же мы их понесём?

– Возьмёмся с двух сторон и осторожненько потащим, – отозвался я. Что тут сложного?

– Ничего, – фыркнул он. Но если кто-то из нас запнётся и выронит ношу…, то дерево треснет, словно яичная скорлупа. И так удивительно, что оно выдержало почти двести лет.

– Потому что сделано из качественного дуба! – отозвался я. А обручи наверняка ставили латунные или медные. Я где-то вычитал, что на пороховые бочонки набивали именно такие обручи…

– Чтобы не вызвать случайной искры? – высказал догадку Михаил.

– Верно! – кивнул я. И берись, наконец, попробуем отнести хотя бы один.

Как и предсказывал Михаил, наш путь до лодок оказался поистине мучителен. То и дело наступая друг другу на ноги, спотыкаясь и безбожно матерясь, мы и в самом деле не раз рисковали выронить бесценный груз. Но вот, и «Казанка». С грохотом вывалив в неё бочонок, мы, не сговариваясь плюхнулись на прибрежные камни.

– Думал – сердце разорвётся, – пожаловался Михаил, – руки до сих пор дрожат.

– Слушай, – предложил я, – давай воспользуемся твоей курткой. Так сказать в виде мягких носилок. Она у тебя довольно крепкая, из брезентухи пошита, выдержит и не такой вес.

– Я за неё семьсот рублей отдал, – заныл Михаил, – жалко, если лопнет!

– Ты совсем дурак, или, как? – потянул я его за воротник. У нас под ногами миллионы долларов лежат, а ты плачешь по каким-то несчастным семистам рублям! Окстись!

– И в самом деле! – усовестился мой друг. Извини, никак не привыкну к такому неожиданному счастью!

С курткой в качестве носилок дела пошли несколько веселее. За десять минут мы перетащили в металлическую лодку ещё три бочонка и приготовились отнести пятый.

– Последние два предлагаю погрузить в прицепную лодку, – предложила Сандрин, сопровождающая нас с фонариком при каждом рейсе. А то, как бы не было проблем!

– Точно! – согласился я с её предложением. Давайте в маленькую шлюпку уложим и два оставшихся бочонка и туда же посадим Сандрин. Так на обеих лодках будет примерно по одинаковому весу.

– Боюсь, всё золото придётся сложить именно в «Казанку»! – как гром среди ясного неба прозвучало из-за прибрежных кустов.

Сказать, что мы были поражены до полного остолбенения – значит, не сказать ничего. Мы с Михаилом просто окостенели в тех позах, в которых нас застал этот громкий и уверенный возглас. В довершение всех бед наш тускловатый фонарик отчего-то вывалился из руки девушки и моментально погас, с треском ударившись о камень. Захрустели чьи-то тяжёлые шаги, и я срочно полез в карман за перочинным ножом, которым собрался защищать наши жизни и нашу собственность. Но следующие мгновения показали, что сделал это я совершенно напрасно. Вспыхнул свет уже от другого более мощного фонаря, и мы увидели силуэт мужской фигуры, стоявшей метрах в десяти от нас. Кто это был такой, разобрать было совершенно невозможно, фонарь бил нам в глаза. Впрочем, это было и неважно, поскольку через какую-то секунду в луче света появился ещё один предмет, который можно было безошибочно отождествить с охотничьей двустволкой.

– Так, ты, – указал мужчина стволом на меня, – брось свой ножик и быстро лезь обратно в яму. И чтобы сидел там тихо, не высовывался! Высунешься, тут же голову отшибу!

Аргументы были, что называется, железные, и я, поспешно отбросив нож, поплёлся к траншее.

– А ты, толстяк, – всё так же глухо прошепелявил наш ночной гость, поворачиваясь к Михаилу, – неси оставшиеся бочонки в дюралевую лодку!

– Так я его в одиночку не подниму, – принялся отнекиваться тот.

– Без разговоров мне!

Ружьё вслед за лучом света будто бы ненароком повернулось в сторону Михаила, и тот предпочёл спешно прикусить язык. Торопливо закатив пятый бочонок в середину разложенной на земле куртки, он ухватился за её рукава и, покряхтывая поволок по земле. Но его хватило только на несколько метров.

– Руки потеют, – виновато вскинул он ладони вверх, – скользят. Можно, я его верёвкой обвяжу?

– Обвяжи, – коротко бросил мужчина, сильно пиная в его сторону верёвочный клубок, до этого момента лежавший прямо у его ног.

Эту верёвку мы первоначально намеревались использовать в качестве разметки при поисках камня. Когда же нужда в ней отпала, мы смотали её на короткую палку и рассчитывали впоследствии использовать куски верёвки для завязывания мешочков. Воспользовавшись тем, что всё внимание грабителя было обращено на Михаила, я пригнулся и начал красться вдоль нашего окопа. Цель моего манёвра была самая что ни на есть благородная. Я вознамерился добраться до ножа, который преднамеренно бросил как раз к дальнему концу ямы.

Конечно, подобраться к вооружённому огнестрельным оружием незнакомцу вплотную было делом практически невозможным, но шанс на спасение у нас всё же был. Во всяком случае, я думал, что он есть. Дело в том, что ещё в далёком детстве, несколько раз подряд просмотрев фильм «Великолепная семёрка», я был просто сражён умением одного из его героев метко бросать нож в цель. Восхищение моё было столь велико, что на следующий же день я принялся за тренировки по овладению столь сложным боевым искусством. Разбил о дощатый забор добрый десяток дешёвых ножиков, но, в конце концов, всё же научился точно попадать в донышко консервной банки на расстоянии в несколько метров.

Теперь я рассчитывал использовать старое умение, надеясь удачным броском вывести нашего противника из строя. Во всей этой затее был только один минус. В случае промаха, повторить попытку было бы крайне затруднительно. Но о неудаче не хотелось думать и я, осторожно высунувшись из окопа по пояс, принялся лихорадочно ощупывать прилегающее пространство. Глазомер меня не подвёл и холодную от выпавшей росы рукоятку я нащупал довольно быстро. Мгновенно присев, чтобы скрыть свои преступные намерения от чьих бы то ни было взоров, я перехватил нож так, чтобы было удобно для броска. Перевёл дыхание и осторожно выглянул наружу.

– Ты что там затаился? – ударил мне в глаза сноп света. А ну-ка быстро покажи руки!

Выронив нож, я торопливо вскинул ладони вверх, всем своим видом показывая, что миролюбивее меня в мире нет никого.

– А ты что там копаешься? – мгновенно повернулся человек с ружьём в сторону действительно куда-то запропавшего Михаила.

– Укладываю бочонок получше, – донеслось из-за кустов, – чтобы не опрокинулся!

Пока они переговаривались, я взглянул в сторону стоящей неподалёку Сандрин. Она, казалось, была совершенно спокойна. Не говоря ни слова, пребывала в абсолютной неподвижности, чего от её вспыльчивой натуры я никак не ожидал. Но и её можно было понять. Слишком неожиданно всё произошло, слишком сильный удар по самолюбию должна она была ощутить. Кто угодно при таком кульбите судьбы растеряется и застынет столбом. Но тут я зацепился ногой за черенок, и мои мысли мгновенно переключились на тот обломок лопаты, который так и валялся на дне раскопа.

– Да что там какой-то ножичек, – подумалось мне, – им запросто можно промахнуться. К тому же урон, им наносимый, даже при удачном попадании в цель обычно невелик. Это только в фильмах от одного броска противник валится замертво, а в жизни наверняка не так всё просто. Другое дело – довольно тяжёлое лезвие штыковой лопаты! Вещь увесистая, и запросто может сбить нашего противника с ног!

Вынашивая этот грандиозный план, я думал не столько об ускользающем золоте, сколько о собственной жизни. Ведь Бог знает, что может взбрести в голову этому придурку с двустволкой? Ведь он запросто мог нас всех тут же прикончить, после того, как Михаил закончит с переноской последнего бочонка!

Пока я прикидывал свои дальнейшие действия, вернулся тяжело дышащий Воркунов. Уже без дополнительных понуканий он закатил последний бочонок на куртку и, натужно кряхтя, потащил его к воде. Воспользовавшись тем, что человек с ружьём всё своё внимание сосредоточил на нём, я изловчился и, помогая себе носком ботинка, поставил лезвие лопаты в вертикальное положение. Моя, опущенная вниз ладонь коснулась зазубренного края черенка, и сердце тут же заколотилось, словно паровой молот. Оставалось лишь уловить момент, размахнуться и бросить посильнее свой «снаряд», благо на фоне несколько посеревшего неба, моя цель была видна достаточно хорошо. Вот только наша Сандрин, зачем-то сделавшая два шага вперёд, оказалась как раз на линии броска.

– Эй, парижанка, – еле слышно прошелестел я, опасаясь привлечь к себе внимание грабителя с ружьём, – сдай назад!

Но вместо того, чтобы просто выполнить мою просьбу, она для чего-то шагнула прямо ко мне. Обломок лопаты был у меня в поднятой руке, и я уже отводил её увесистое лезвие назад, готовясь метнуть при первой же возможности, как вдруг произошло то, чего я никак не мог ожидать.

– Что ты сказал? – громко переспросила Сандрин, делая второй шаг. И, разглядев тускло сверкающий инструмент, зачем-то тут же перешла на французский.

– Внимание, опасность! – звонко воскликнула она и, резко наклонившись вперёд и одновременно как-то хитро вращаясь всем телом, присела на одной ноге

Совершенно сбитый с толку её поведением я попытался сам сместиться в сторону своей цели, и тут же в голове моей словно разорвалась новогодняя петарда. Мир удивительным образом перевернулся вверх тормашками, и мать сыра земля приняла меня в свои объятия. Впрочем, нельзя сказать, что я оказался в полном нокауте. Испытав неприятное, но всё же не столь болезненное соударение с кучей разрыхлённого грунта, я принялся лихорадочно соображать, что со мной случилось. Да, в мозгах у меня звенело, и довольно сильно болела вся левая сторона головы, но остальное тело вроде бы действовало исправно. Я подвигал руками, посучил ногами, приподнял живот от земли и однозначно убедился в том, что в меня точно не стреляли. Оставалось лишь предположить, что откуда-то с Луны прилетел камень и треснул меня прямо по челюсти. Но как он умудрился попасть столь точно?

И в этот момент откуда-то оттуда, из внешнего мира, прикрытого пока от моего взора стенками раскопа, донеслись громкие голоса. Но сколько я не прислушивался, понять их смысл отчего-то никак не мог. Только кое-как поднявшись на ноги и, высунув голову наружу, я понял, отчего это происходит. Говорили, или вернее будет сказать, кричали по-французски. Помотав головой, чтобы скорее придти в себя, я опёрся руками на бруствер и с непроизвольным стоном выполз наружу. Было видно, как у воды суетливо мечутся какие-то смазанные тени, то и дело нагибающиеся и вновь вскакивающие.

Всё ещё пребывая в лёгком помутнении рассудка, я, пошатываясь, направился прямо к ним. Тут же прозвучал звук сильного шлепка, и из тьмы на меня этаким подраненным медведем выскочил Михаил, так же как и я, держась обеими руками за голову. Налетев друг на друга, мы крайне неудачно зацепились ногами, после чего дружно и неизбежно завалились на траву. И в то же мгновение зарокотал двигатель «Казанки».

– Лежи, лежи, Саня, – со всей силы придавил меня к земле Воркунов, – а то, как бы они сдуру не начали стрелять!

– Стрелять? – растерянно удивился я. Это ещё зачем? И почему ты говоришь, они? Ведь мы все здесь!

– Уже не все! – злобно прошипел он в ответ, отползая от меня в сторону. Затем он рывком приподнял голову и несколько мгновений вглядывался в чуть посветлевшее пространство. И видимо то, что он там увидел, сильно его раздосадовало.

– Ах ты, чёрт!!! – вполголоса выругался Воркунов и буквально на четвереньках, метнулся к воде.

Я вскинул голову, пытаясь понять причину его беспокойства.

Видно было плохо, но всё же можно было различить, что по совершенно ровной глади озера тёмным пятном разгоняется алюминиевая лодка. А Михаил словно преследует её, но по берегу. Не придумав в тот момент ничего лучшего, я затрусил вслед за ним. Подумал, что тот рванул вслед за похитителем просто от естественной досады, но в следующее мгновение убедился в том, что это вовсе не так. Достигнув уреза воды, мой друг и не подумал останавливаться. Вместо этого, он с разбега бултыхнулся в воду и отчаянно заработал всеми конечностями.

– Эй, стоп, ты куда понёсся? – не на шутку перепугался я.

– Сто…есте! – неразборчиво донеслось до меня из воды.

Я непроизвольно прибавил шагу, и только оказавшись по колено в воде, увидел то, к чему он столь отчаянно стремился. Это был непонятный, стремительно вращающийся в воде предмет. Он резво крутился примерно в пяти метрах от берега, словно запущенная подводными жителями игрушечная юла. В какой-то момент вращение вдруг прекратилось и тут Воркунов в последнем, отчаянном броске сумел схватиться за это ускользающее нечто. Секунда и по водной поверхности пробежало что-то вроде длинной полоски.

– Так это же наша мерная верёвка! – мгновенно догадался я. Так что, неужели Мишка пытается остановить «казанку», ухватившись за столь тоненькую бечевку? Бред какой-то!

На какой-то мизерный момент тонкая белая струна туго натянулась, словно луч фантастического лазера, но тут же опала и вновь слилась с водной гладью. К моему удивлению этот факт совершенно не обескуражил моего друга. Победно вскинув кулак над головой, он повернул на 180 градусов и поплыл ко мне не менее энергично, нежели до этого уплывал от меня. Я ничего не понимал, но на всякий случай подался вперёд, готовясь при необходимости подать ему руку помощи.

Бум-с-с! – донесся глухой звук со стороны озера, и я невольно повернул голову в ту сторону. В туманной предутренней дымке почти ничего нельзя было разобрать, вот только звука удаляющегося к российскому берегу мотора уже не было слышно. Впрочем, в тот момент мне было не до этих мелочей. Нужно было либо поскорее вытащить из воды Михаила, либо срочно перенаправить его на поимку медленно дрейфующего прочь от нашего острова деревянного ялика. Но едва я поднял руку, чтобы как-то привлечь его внимание, как он, видимо нащупав ногами дно, встал в полный рост.

– Финита ля комедия! – гордо провозгласил он, отряхивая с лица воду.

– Не понял?

– Мотор слышишь? – прозвучало в ответ.

– Нет, – приложил я ладонь к уху, – кажется, заглох.

– Вот оно и замечательно, – самодовольно ощерился Воркунов, – значит, я им хорошую подлянку устроил. Пусть теперь попробуют куда-то доплыть! Долго будут тренироваться.

– А где же наша Сандрин? – только теперь заметил я отсутствие девушки.

– Там она – кивнул Воркунов в сторону затерявшейся в тумане лодки, – с этим «другом» уплыла. Видать не захотела оставить золотишко без пригляда. Но ничего, ничего, сейчас мы до них доберёмся. Сейчас подгоню вторую лодку, и поплывём к ним на мирные переговоры.