Итак, из-под очень красивого и ухоженного белорусского городка Шклова я вывез только уверенность в том, что мои плохо подготовленные поиски совершенно не профессиональны и находятся только в самом начале непонятно какой длительности дороги. Странно, но этот факт сразу меня успокоил и настроил на философский лад. Не то чтобы я разочаровался в нашей затее, нет. Просто уже набравшись некоего, пусть и минимального опыта, я понял, что наиболее успешно поиски исчезнувших сокровищ ведут лишь герои приключенческих романов. В реальной жизни повторить их рискованные авантюры и умопомрачительные догадки мне видимо, не суждено. И поэтому вторую порцию поисков (в который уже раз) развернул незамедлительно, стараясь основываться на чистой географии. Исходил я из того, что легче будет отыскать историческое событие, прилагаемое к некоей точно соответствующей нашим поискам местности, нежели под события подогнать конкретную местность.
Начал же с того, с чего нужно было бы начинать в первую голову. Расстелил на полу карту европейской части уже покойного СССР, (я уже приобрёл и такую) размером в два квадратных метра и пунктирными, синими метками обозначил на ней путь, по которому отступала основная французская армия, а так же известные мне французские гарнизоны в 1812 году. А затем обвёл чёрными овалами те места, где отступление это проходило по правому берегу Днепра. Всё вроде бы было сделано правильно, в соответствии с легендой. Судя по материалам Дела № 31, золото закопали именно во время отступления французов, и происходило это именно на правом берегу великой реки, а не где-нибудь ещё. Однако данное «Дело» было ещё не всё то дело, которое я задумал. Коричневыми квадратиками я аккуратно вычленил те участки старинных дорог, которые отстояли от днепровских берегов не более чем на три километра. Но и это было ещё не всё. Поскольку захоронение осуществлялось вблизи небольшой речушки, то все таковые были тщательнейше прорисованы жёлтым фломастером. Понятно, что последнюю операцию я только в коричневых квадратиках производил, а не где-либо ещё. И о чудо! Не прошло и часа, как у меня на руках оказалось не более десятка подходящих мест, где в принципе могла произойти та история, которая некогда выросла из провокационного письма графа Палена.
По хорошему мне следовало лично посетить все подозрительные места и выявить среди них то единственное, которое в наибольшей степени соответствовало бы нарисованному гренадером. Но погода совершенно испортилась, и холодные дожди быстро сменились снеговыми зарядами, быстро охладившими мой поисковый пыл. Однако сидеть просто так и ждать «у моря погоды» было не в моём характере. Уж, коль скоро мой вопрос окончательно перешёл в область чистой географии, я вознамерился отыскать такие карты, которые были бы изданы в то время, в какие происходили описываемые события. И, разумеется, на них должны были быть изображены те районы, которые на большой карте были обведены чёрным.
Казавшейся поначалу весьма несложной, сия задачка отняла у меня почти месяц. Дело в том, что мне было желательно отыскать карты максимально крупного масштаба, в то время как государство наше старалось такие карты от частных лиц прятать и всячески затруднять к ним доступ. Уж как я только не выкручивался, как только не изголялся. Напряг всех частных торговцев картами из Измайловского парка. Развесил во всех газетах рекламные объявления о покупке старинных карт. Наконец набрался наглости и втёрся в доверие к главному инженеру той военной типографии с Тульской улицы, атласами которой я столь активно пользовался. И именно он однажды подсказал мне ту мысль, до которой я сам никогда бы не додумался.
Ещё бы ему не оказывать столько любезностей. Ведь я в очередной раз представился известным писателем. И в очередной раз мой финт удался. Вот что значит быть случайным однофамильцем настоящего писателя! Дошёл даже до того, что выступил перед коллективом военной типографии с творческим вечером! Слава Богу, косноязычием я не страдаю, и моё полуторачасовое выступление бесславным конфузом не завершилось.
Так вот о том совете. Он был прост до ужаса, но столь же полезен. Мне было предложено обратиться сразу в Генеральный Штаб Вооружённых сил с невинной просьбой о получении разрешения немного поработать в военном картографическом архиве. Оказалось, что чисто технически отправить такую просьбу было совсем несложно. Следовало лишь знать, кому именно, и на какой адрес её послать. И именно эти сведения в минуту откровенности мой новый знакомый из типографии и сообщил. Разумеется, это была уже наглость высокого полёта, но остановиться на полдороге из-за такой мелочи я уже не мог. На следующий же день настрочил письмо с нижайшей просьбой на имя Начальника Картографического управления и с немалым волнением принялся ждать ответ. По прошествии двух недель я принялся проверять почтовый ящик дважды в день, хотя раньше делал не чаще чем раз в неделю.
Но прежде чем пришёл ответ от военных, на моё имя прибыл конверт совсем с другой стороны. Как-то вечером, с трудом отперев вечно заедающий замок почтовой ячейки, я с удивлением обнаружил там пакет, жирно оклеенный белорусскими марками. Знакомых в Беларуси у меня не было ни одного, а ответы на давным-давно разосланные письма я уже и не ждал. Взглянув на обратный адрес, я прочитал название города – Гомель. Поднявшись к себе, торопливо разделся и, выхватив из подставки кухонный нож, взрезал конверт.
Тот, кто ищет, тот всегда найдёт. Эту немудрёную вроде бы истину я в полной мере постиг только в тот знаменательный момент. Быстро пробежав глазами лист, покрытый не слишком разборчивым почерком, я мигом уяснил, что судьба преподнесла мне небольшой подарок. Оказалось, что один из десятков письменных вопросников, щедро разосланных по окрестностям Шклова, был кем-то переслан в краеведческий музей Гомеля. И там нашлась добрая и отзывчивая душа в образе научного сотрудника музея Константина Гришковича. Проникнувшись заботами совершенно неизвестного ему «писателя», он не пожалел времени чтобы написать мне ответ. Что-то однозначное по существу заданных мной вопросов он ответить, увы, не смог. Впрочем, в этом уже не было нужды. Шклов и Могилёв, как районы возможного местонахождения клада, давно и безвозвратно были мной отринуты. Зато он предложил обращаться прямо к нему, если у меня возникнут ещё какие-либо вопросы по истории Белоруссии.
Не воспользоваться таким любезным предложением было просто неразумно, поскольку моё дилетантское расследование, откровенно говоря, буксовало на месте. Наскоро поужинав, я уселся за ответ. Ведь о чём следовало писать, я уже себе представлял. Хотя твёрдой уверенности в том, что клад гренадера закопан именно на белорусской земле, у меня пока не было, решил спросить моего нового знакомого именно о кладах. И о тех, о которых были известны лишь смутные легенды, и о тех, что уже были найдены. Ведь о таких находках в советское время с удовольствием писала и городская и районная пресса и, следовательно, материала на эту тему должно было быть достаточно много. Кто знает, может быть, и мои бочонки давно были выкопаны, и как прежде водилось, успешно сданы государству? Идею следовало проверить, и слова полились из меня словно вода из сломанного крана.
Основной смысл послания был таков. Задумав написать роман на кладоискательскую тему, я прошу его (для придания повествованию должной достоверности) прислать мне сведения о старинных легендах, и заметки о найденных ранее кладах на территории Белоруссии. Ответ из Гомеля пришёл не скоро, примерно через месяц, и именно с этого момента наша с Михаилом затея пошла в совершенно ином направлении. И направление этого движения указала одна скромная заметочка, заботливо скопированная из очередного краеведческого сборника. То есть фактически, с данного письма всё моё внимание было моментально переключено на новый географический регион, ранее совершенно не попадавший в круг моего внимания. Ещё бы, ведь ко мне в руки попали документы, упоминающие о ранее неизвестном мне кладе. Вот что было написано о нём в сборнике «Память Браславского района». Приведу текст полностью, благо объём его совсем небольшой. Называлась заметка совершенно незатейливо: Пра французскi скраб каля возера Рака.
Даю её текст в оригинале, дабы явить перед всеми читающим эти строки, тот особый национальный колорит, который можно встретить только у наших западных соседей.
«Пры адступлениi французау у вёску Майшулi панаехала шмат салдат. Усiх жихароу рассялилi па суседних вёсках, а у Майшули стали прыбываць фурманкi са скрынямi. Дзецi падглядзелi, што французы капаюцца на беразе возера. Праз колькi дзён салдаты зехалi i жыхары змаглi вярнуцца у вёску. Найбольш цiкауныя пабеглi адразу да вады. Каля самага возера бераг быу увесь перакапаны. Са стромкага схiла, якi падыходзiу да берага з другога боку, бiлi струменчыкi крынiчак. На вачах сухi перад тым бераг ператварыуся у багну. Любая ямка iмгненна запаунялася вадой i плывуном. Нiхто не ведау як дабрацца да закапаных французамi скрынь. Ад пакаления да пакаления перадавалiся толькi расказы аб невядомых скрабах, схаваных на беразе возера.
Аднойчы перад мiкалаеускай вайной у Майшулi прыехалi два французы. Яны штодня хадзiлi да возера з нейкiмi приладамi i копалiся на беразе. Французы жылi нескалькi месяцау, а калi ад, язджалi сказалi гаспадару, што прыедуць яшчэ I давядуць справу до канца. Яшчэ паабяцалi пасля гэтага добра аддзячыць гаспадара за гасцiннасць. Неузабаве пачался вайна, потом сздыралася рэвалюцыя. У веску французы больш не приязджаi. Некаторыя людзi з вескi самi спрабавалi адшукаць скраб. Каму калi i давялося выкапаць яму, далей натыкалiся на нейкую плiту…»
Да, я понимаю, что вот так запросто перевести с белорусского на русский язык сможет далеко не каждый, и поэтому довольно долго ломал голову над этой загадкой. Пришлось даже обойти полдома в поисках хоть кого-то, кто хоть чуть-чуть понимал бы братский язык. К счастью отыскал девочку лет четырнадцати во втором подъезде. Та несколько раз гостила летом у бабушки в городе Новолукомле и немного поднаторела в разговорном диалекте. Естественно особой ответственности от столь юной девчушки я не ожидал, но та старалась, как могла. Ещё бы, ведь за качественный перевод я пообещал ей купить большую шоколадку. Не прошло и пятнадцати минут, как я держал в руках её версию перевода.
Версия эта была такова: – «При отступлении французов в деревню Майшули понаехало много солдат. Всех жителей расселили по соседним деревням, а в Майшули начали прибывать телеги с неким имуществом. Дети подглядели, что французы копаются на берегу озера (Рака). Через несколько дней, когда солдаты уехали, жители смогли вернуться в деревню. Некоторая их часть сразу побежала к воде. Около самого берега вся земля была перекопана. (Далее следует малопонятная фраза, вразумительно перевести которую ей так и не удалось.) Рядом бил небольшой источник, отчего эта часть берега была сильно заболочена. Любая ямка мгновенно заполнялась водой и плывуном. Никто не знает, как добраться до закопанных французами вещей. Из поколения в поколение передавались только рассказы о сокровищах, спрятанных на берегах озера.
Однажды перед николаевской (1-й мировой) войной в Майшули приехали два француза. Они долго ходили возле озера с некими инструментами и копались на берегу. Французы жили там несколько месяцев, а когда уезжали, сказали помещику, что приедут ещё и доведут дело до конца. Ещё пообещали щедро наградить помещика за гостеприимство. Вскоре началась война, а затем и революция. В деревню французы больше не приезжали.
Некоторые жители деревни попробовали сами отыскать клад. Но кто выкапывал яму, тот натыкался на некую плиту…
* * *
Я перечитал этот небольшой рассказик многократно, не меньше десятка раз, и каждый раз отыскивал в нём что-то новое. Однако самое замечательное и перспективное открытие я сделал только тогда, когда вознамерился отыскать деревеньку Майшули на карте. О-о это была ещё та затея! Не менее сорока минут я тупо ползал с лупой по карте Белоруссии, пытаясь среди многих сотен названий отыскать нужное. Попытка с первого раза не удалась, и мне пришлось переключиться на поиски озера Рака, что представлялось более разумным. И точно. Озерцо с таким названием я отыскал буквально за десять минут, в основном потому, что начал поиски с самого севера республики.
И вот тут я впервые призадумался по-настоящему. По моим устоявшимся с детства представлениям французские войска действовали гораздо южнее этих мест. Это открытие меня по-настоящему озадачило. Откуда в какие-то совершенно неведомые Майшули мог понаехать целый «шмат солдат»? – размышлял я. Ведь от тех мест, по которым некогда двигались колонны отступающей «Великой армии» до озера Рака было не менее двухсот километров! Они что специально оторвались от армии, чтобы зарыть какой-то обоз в каких-то неразборчивых буераках? Но в то время, это было совершенно невозможно, лишь по той простой причине, что у французов не оставалось больше лошадей, способных совершить такие подвиги! Согласитесь, всё это было странно. Это открытие разом обесценивало все мои предыдущие знания и недвусмысленно указывало на то, что мои познания о ходе Первой Отечественной войны были, мягко говоря, очень неполными.
Чтобы восполнить пробел пришлось немедленно послать своему доброхотному помощнику запрос о том, что ему известно о действиях французов в 1812 году, на севере современной Беларуси? Потянулись дни ожидания. И за это время, перечитывая ранее полученные письма, я сделал маленькое, но пренеприятное открытие. Выяснилось, что почтовое ведомство в СССР работало куда лучше и быстрее, нежели в ныне разделённых на отдельные страны России и Беларуси. Матерно и неоднократно поминая всех участников Беловежского сговора самыми последними словами, я трижды в день бегал к почтовому ящику, но вожделенного ответа всё не было и не было. Долгожданное письмо пожаловало из безумно далёкого Гомеля лишь в конце февраля. Конверт был большой, толстый и, открывая его, я в волнении едва не отхватил себе ножницами полпальца.
Впрочем, если быть честным до конца, то ничего особо нового для себя я там не почерпнул. Изучив десятка три ксерокопий и газетных вырезок, я неожиданно обнаружил и приложенное к документам письмо. В нём Константин извинялся за долгое молчание и скудность отправленного материала, объяснив это тем, что предложенная тема ему не слишком близка. И советовал обратиться с аналогичной просьбой к директору краеведческого музея в Полоцке. При этом он клятвенно гарантировал, что по известным ему причинам именно там я найду максимум возможной информации о событиях 12-го года!
Слова «по известным причинам» настолько разожгли моё любопытство, что я не стал более увлекаться эпистолярными упражнениями. Можно, конечно было написать ещё одно письмо, попроситься на консультацию, попытаться завести знакомства…, но нет, такая тягомотина была уже недопустима. Заканчивался февраль, близилась весна, а ясности в деле Яковлева не было и в помине. Договорившись с напарником, я отработал несколько смен подряд и, выкроив себе для очередной поездки 4 дня, взял билет до Полоцка.
Поезд пришёл к месту назначения довольно рано, когда все общественные учреждения в городе были ещё закрыты. Впрочем, данное обстоятельство не сильно меня удручило. Можно было прогуляться пешком по новым местам и ознакомиться с местными достопримечательностями. Добравшись до помпезного, сталинской постройки здания гостиницы Двина, я обратился к администратору с вопросом о свободном номере. Та заметно обрадовалась одинокому приезжему, посетившему город в столь провальный для всяких путешествий период, и предложила на выбор целых шесть номеров. Но едва она озвучила расценки за день проживания, как я тут же сильно засомневался в необходимости жить именно в индивидуальном номере.
– Как же так, – поинтересовался я, тыча пальцем в вывешенный на видное место прейскурант гостиничных услуг, – почему такая несправедливость? Здесь ведь написано, что за одинарный номер полагается уплатить 18.000 (имеются в виду рубли республики Беларусь), а вы требуете с меня 36.000!!!
– Так вы же иностранец, – невозмутимо отпарировала администратор, – а иностранцы у нас по закону платят вдвое больше!
– Какой же я иностранец? – попробовал я свести всё разногласия к некой неумной шутке. Ведь мы с вами живём в союзном государстве, причём с 96-го года!
– Так это всё враньё на высшем уровне, – равнодушно пожала округлыми плечами женщина. Вот у меня на столе лежит чёткое указание, что по основному прейскуранту платят только граждане с белорусскими документами. Все остальные оплачивают за номера в двойном размере. И о гражданах с российскими паспортами здесь ничего не сказано.
– В таком случае, – мигом пошёл я на попятную, – нельзя ли пристроиться в более дешёвую комнату?
В результате переговоров мне отвели койку в трёхместном номере на четвертом этаже, где уже был поселён один постоялец. Сложив вещи в убогий шкаф с принципиально незакрывающимися дверцами, я прихватил с собой лишь деньги, фотоаппарат и спустился вниз. Эта гостиница была на голову выше того, мне приходилось встречать. В номерах была горячая вода, и даже работал лифт. Более того, на первом этаже, несмотря на ранний час, в полную силу функционировала закусочная. Туда я и не замедлил направиться, ведь для прогулок по полусонному городу было ещё достаточно рано. Медленный завтрак и столь же медленно наступающий рассвет привели меня в благодушное и столь расслабленное настроение, что я повторил свой заказ дважды.
Но сидеть слишком долго в тёплом помещении было не с руки, хотя погода для прогулок была не слишком подходящей. Низкая рваная облачность принесла из Европы мелкий дождичек, то и дело переходящий в снежную крошку, но такие мелочи не могли меня остановить. Натянув вязаную шапочку на уши, я засвистел мотив немудрёной песенки и бодро зашагал вниз по улице Гоголя. Первым магазином, попавшимся на этом пути, оказался большой книжный, занимавший весь нижний этаж кирпичного девятиэтажного дома при пересечении с улицей Коммунистической. Зашёл посмотреть. Всё же по «писательской» легенде, которую я на себя нацепил, мне следовало хоть чуть-чуть быть в курсе последних литературных новинок.
Рассеяно поводив глазами по прилавкам с учебниками и полкам со скудной беллетристикой, я приблизился к стойке с картами. Быть в Витебской области, и не прикупить хороший, к тому же довольно точный местный атлас было бы непростительно. Заодно я решил взять и туристическую схему Полоцка, который вскоре сослужил мне отличную службу. Вынув из кармана имеющиеся у меня наличные, я решительно приблизился к продавщице. Сказать честно, россиянину, приехавшему на некоторое время в Белоруссию, крайне сложно делать здесь покупки, просто морально тяжело. То, что у нас стоит рубли или десятки рублей, здесь оценивается во многие сотни и тысячи местных рубликов. И поневоле, когда видишь перед собой ценник с множеством нулей, рука как-то инстинктивно начинает придерживать денежки. Но в данном случае жмотничать было бы глупо.
Теперь, обзаведясь раскладным путеводителем, я с лёгкостью мог ориентироваться даже в незнакомом месте. Ведь кроме названий улиц и основных микрорайонов на нём были указаны все исторические достопримечательности этого старинного города. И я отправился бродить по центру города, заходя по пути, то в старинные соборы, то в кафе, чтобы согреться и перекусить. Примерно через два часа бесцельного блуждания, я выбрался на берег Западной Двины, делящей город на старую северную часть, и южную, более современную. Ширина реки меня откровенно поразила, и я несколько минут с любопытством рассматривал её внушающую уважение серо-стальную полосу, за которой с трудом угадывались невысокие домики Задвинья. Несмотря на пасмурную погоду, около воды топталось несколько пенсионеров с удочками, и я направился к одному из них полюбопытствовать насчёт улова. Но, подойдя ближе, увидел, что меня кое-кто опередил. Около ног старичка на выброшенной течением коряге восседал большой серый кот, ревниво следящий за всеми манипуляциями своего хозяина.
– И не лень такому массивному пушкану бежать за вами в такую сырость? – спросил я, подходя ближе.
– Ему-то как раз не лень, – на секунду обернулся рыбак, – он ко мне просто в сумку пристраивается. Так что нашему Тимофею остаётся только сидеть на брёвнышке и ожидать очередной подачки.
– И много попадается?
– Когда как, – зябко поёжился мужчина, – но три-четыре рыбёшки вытаскиваю ежедневно.
– Наверное, по большей части мелочишка?
– Да-а, не больше ладони…
– Большой рыбы, что ли совсем не осталось?
– Большая, она по глубоким местам прячется, а здесь так мелко…
– При такой-то ширине? – изумился я.
– А при чём здесь ширина? – удивился рыбак. Двина хоть и кажется полноводной, но на самом деле совсем мелкая стала. Летом здесь её можно в любом месте перейти, глубина её не больше полутора метров!
Я неуверенно поддакнул и взглянул на часы. Часовая стрелка приближалась к одиннадцати, и я поспешил раскланяться со словоохотливым рыбаком. Ведь мне хотелось прийти в музей пораньше, дабы иметь возможность встретиться и поговорить с директором. Бодро отшагав по улице Ленина с полкилометра, я увидел справа от себя старинное здание из красного кирпича, похожее на небольшой рыцарский замок или крепостную башню. Лучшего здания для краеведческого музея трудно было подобрать даже в таком старинном городе. Купив входной билет, я некоторое время бродил между витринами с аляповатыми глиняными фигурками и ржавыми чугунными ядрами. Впрочем, осмотр экспозиции продолжался недолго. Заметив девушку в синем халате, явно относящуюся к служащим музея, я смело направился к ней.
Она выслушала мою просьбу о встрече с директором со скептической миной на лице, но когда я упомянул о том, что я писатель и очень хотел бы посодействовать культурным контактам между нашими народами, её лицо мигом смягчилось.
– Пойдёмте за мной! – указала она взглядом на узкую крутую лестницу, ведущую куда-то наверх.
Вскоре мы оказались на тесноватой площадке второго этажа, куда выходили три закрытых двери.
– Подождите чуть-чуть, – кивнула девушка на единственный стул, с высокой резной спинкой, стоящий в углу площадки, – я сейчас спрошу…
Она с заметным усилием толкнула самую правую дверь и исчезла за ней. Я же расположился на скрипучем стуле, воображая, что некогда на нём сиживали какие-нибудь польские или литовские князья. Впрочем, долго восседать на истёртой кожаной подкладке мне не пришлось.
– Заходите, – неожиданно прозвучало из-за приоткрывшейся дверцы, – вас ждут!
Директором музея оказалась изящная дама в малиновом пиджачке, примерно пятидесяти лет. Была она в кабинете не одна. Около узкого, стрельчатого окна сидел рассерженный мужчина, нервно перебирающий какие-то бумаги. Чувствовалось, что временно прекратившийся разговор между ними был не слишком приятным для обеих сторон. Впрочем, госпожа директор мигом овладела собой.
– Очень приятно познакомиться с писателем из России! – подчёркнуто дружески улыбнулась она, вставая и протягивая руку. Что вас привело к нам? Какие интересуют вопросы?
– Хотелось бы немного ознакомиться с материалами, – пространно начал я объяснять причину своего появления в Полоцке, – касающихся событий 1812-го года. Пишу, знаете ли…, гм-гм, новый роман на эту тему, но настоящих исторических фактов для сюжета пока недостаточно…
– Здесь у нас мало что хранится, – моментально отреагировала дама, – но кое-что можно найти в Национальной библиотеке. Машенька, – начальственно кивнула она в сторону неподвижно стоящей рядом со мной девушки, – вас сейчас проводит туда! Советую обязательно почитать сборник, который назывался «Журнал для воспитанников военно-учебных заведений». Он начал издаваться вскоре после той войны и в нём вы наверняка найдёте много для себя интересного.
Она протянула руку вторично, и я понял, что аудиенция закончена. Собственно обижаться было не на что. Я задал вопрос и получил на него вполне исчерпывающий ответ. К тому же, в качестве дополнительного бонуса, обрёл и гида, которая должна была не только проводить меня в нужное место, но и обеспечить получение нужной литературы. Пока я размышлял подобным образом, моя юная сопровождающая быстро накинула пальтишко, и мы вышли на улицу.
– Долго нам предстоит идти? – поинтересовался я.
– Нет, – весело тряхнула она кудряшками, – пять минут! Наш город маленький, здесь всё рядом!
И действительно, вскоре мы подошли к комплексу помпезных зданий выстроенных не ранее 18 века. Вошли в одну из дверей и, поплутав по каким-то старорежимным коридорам, оказались у хлипкой, некрашеной дверцы.
– Здесь хранится наш небольшой архив! – пояснила девушка, пропуская меня вперёд.
Хранителем музейного хозяйства, размещённого в двух комнатках полуподвала, оказался бесформенный парень лет двадцати пяти. Приветливо кивнув моей спутнице, он вопросительно уставился на меня.
– Это писатель, приехал к нам из Москвы, – перехватила инициативу моя сопровождающая, – и Нина Александровна просит выдать ему всё, что у нас есть о боях с французами во время Отечественной войны. Называются эти сборники «Журнал для воспитанников военных училищ».
Она несколько переврала название, но парень мгновенно сообразил, о чём она говорит.
– У нас их всего-то три томика! – пробасил он, бросая на меня вопросительный взгляд. Все три возьмёте, или речь идёт о чём-то конкретном?
– Давайте всё, – решил я не отказываться ни от каких предложений. И если есть что-нибудь ещё, тоже не откажусь.
– Несмотря на царивший в помещении архива первобытный хаос, требуемое было найдено на удивление быстро. Зажав в руках драгоценные книжечки, объёмом не больше рядовой брошюры, я принялся озираться по сторонам, ища место, где можно было бы пристроиться для чтения.
– Ой, а давайте пойдёмте наверх, – с детской непосредственностью потянула меня за рукав девушка, – там есть, где разместиться и даже с некоторыми удобствами!
Поднявшись по широкой, белокаменной лестнице на второй этаж, мы оказались в огромном зале, который в прошлые века наверняка использовалась в качестве места для дворянских собраний. Вытянутая с белоснежными стенами комната, площадью не менее чем в двести квадратных метров была заставлена тяжёлыми на вид столами и столь же массивными стульями. Справа и слева высились массивные дубовые антресоли, поддерживающие не менее капитальные книжные полки. Всё вокруг дышало стариной и навевало мысли о вечном и фундаментальном.
– Ну, всё, – шепнула мне на ухо Мария, – я пойду по своим делам. А вы устраивайтесь тут…, где удобно, а когда закончите, сдайте книги Лёне. Не заблудитесь потом в наших казематах?
– Найду дорогу, – столь же тихо шепнул я в ответ, – не беспокойтесь.
Девушка исчезла за дверью, а я направился к ближайшему окну, где было немного светлее. А пока шёл, заметил, что огромное помещение отапливалось достаточно слабо, и было понятно, что долго я в нём не высижу. Поэтому пришло решение быстренько пролистать все три книжечки и элементарно сфотографировать наиболее интересные страницы. И вскоре выяснилось, что наибольший интерес для меня представляет только один сборник, а именно тот который числился под номером CXXIV, и был издан 15 февраля 1857 года в Санкт-Петербурге. И о том, что я из него почерпнул, стоит рассказать поподробнее.
* * *
Итак, оказавшись по ходу моего исторического расследования в читальном зале Народной библиотеки, я довольно быстро получил доказательства того, что мои прежние суждения о войне 12-го года были не то чтобы поверхностны, нет, они были абсолютно неточными если не сказать убогими! Наполеон был-таки великим полководцем и свою кампанию в России начинал, продумав её очень хитро, стратегически точно и весьма всесторонне. Однако это не спасло его от невиданного в истории поражения. Почему же это произошло? Ответ был очевиден, ведь разгадка всегда волновавшей меня тайны лежала передо мной! Буквально залпом проглотив несколько десятков страниц из «Журнала для чтения воспитанникам Военно-Учебных заведений» я вдруг понял, почему столь масштабная военная кампания доброго десятка европейских государств потерпела столь обидное фиаско.
Вопреки широко распространённому в нашем обществе мнению, быстро выяснилось, что по первоначальному варианту масштабной атаки против России, Наполеон Бонапарт рассчитывал захватить обе наши столицы. Это было для меня совершенно ошеломляющей новостью. По диспозиции, разработанной Императором Франции ещё в Париже, наступать на северную столицу должны были два отборных корпуса, специально созданных для выполнения столь ответственной задачи. Война началась на диво удачно для объединённой Европы. И очень скоро основная группировка наших войск поспешно отступила к Смоленску, в то время как столицу государства – Санкт-Петербург остался прикрывать лишь один наш корпус.
О нём так прямо было и написано «слабый корпус графа Витгенштейна». То, что корпус был слабый, вовсе не удивительно. Всё же с Францией у России был мир и, следовательно, действующая армия была укомплектована по меркам мирного времени, то есть по минимуму. Против единственного нашего корпуса ускоренным маршем выдвигались сразу два, да ещё каких! Первый Отдельный гренадерский корпус под командованием маршала Удино даже в одиночестве имел подавляющее превосходство над остатками Первой российской армии, причём по всем параметрам. Имевшие многолетний опыт профессиональные солдаты, собранные в так называемый «Адский легион», энергично окружали наших воинов с юго-запада, двигаясь по Псковской дороге.
Одновременно с этим, второй корпус, сформированный в основном из воинственных прусаков, приближался с юго-запада по курляндской дороге. Замысел оккупантов был прост, но эффективен. Планировалось, что войска маршалов Макдональда и Удино окружат корпус Витгенштейна и затем без каких-либо помех захватят нашу северную столицу, причём задолго до того, как сам Наполеон успеет даже приблизиться к Москве! Не знаю, что думал, переходя Неман маршал Макдональд, но Николя Удино был столь уверен в успехе данного ему поручения, что, откланиваясь Наполеону, сказал с обыкновенным французским самохвальством: – Ваше Величество, мне очень совестно, что я прежде Вас буду в Петербурге!».
Хвастовство хвастовством, но с формальной точки зрения он был прав на все 100 %. Даже в одиночку его элитный корпус имел едва ли не двукратное превосходство сил и средств над оставшимся без всякой сторонней помощи корпусом Витгенштейна. Но наш полководец вовсе так не думал. Ведь, как известно, дома и стены помогают. Спасти же Витгенштейна могло либо чудо, либо высочайшее воинское искусство, которое он вскоре проявил во всём блеске. Пока остальная наша армия поспешно отходила на восток, он яростно бросился на сорокапятитысячный «Адский легион» и в трёхдневной битве под Клястицами нанёс ему жесточайшее поражение. Потеряв в сражениях менее 4000 человек, он уменьшил количество своих противников на целых 13.000! И хотя корпус Удино по-прежнему превышал количество наших войск в полтора раза, французы вынуждены были перейти от вольготного победного марша к глухой обороне.
Победы, как известно, окрыляют. А победы столь решительные и убедительные окрыляют вдвойне! Ободрённый столь знаменательной викторией, граф Витгенштейн быстро преследовал неприятеля к Западной Двине в намерении обратиться потом на Магдональда. Но тот, услышав об участи своего товарища, быстро отступил к стенам Риги, защищаемой гарнизоном и гребной флотилией. До конца войны прусаки так и не отважились ни на какие активные действия, ограничившись грабежами местного населения.
Поняв, что его западный противник не отважится на нападение, наш великий полководец снова устремился на разбитого, но всё ещё превосходящего его в силах Удино. Встретив неприятеля у местечка Коханово, русские войска 30 июля в ожесточённой битве принудили его отступить к самому Полоцку, где французы получили сильное подкрепление. Желая загнать неприятеля остановившегося перед Полоцком в самые его укрепления, Граф Витгенштейн сильно атаковал его 5 августа. После 14-и часовой битвы, неприятель принуждён был укрыться за стенами города, очистив весь занимаемый им правый берег (реки) Полоты и мызу Спас в которой победитель учредил свою ставку.
Шестого октября битва за город продолжилась с новой силой. Теперь уже генерал Сен-Сир, сменивший на посту главнокомандующего раненого Удино, двинул шесть пехотных колонн в контратаку. Их поддерживали не менее 60-и орудий крупных калибров. И французские позиции и даже некоторые улицы Полоцка неоднократно переходили из рук в руки. Но и на этот раз победа была у наших войск! Но впереди было самое сложное – форсирование реки Полоты и штурм городских укреплений в лоб.
И здесь нашим командующим было проявлено подлинное военное мастерство. Поставив пушки у самого берега реки, Витгенштейн приказал стрелять по городу раскалёнными ядрами. В результате возникшего вскоре пожара и начавшейся паники, небольшому отряду добровольцев (раньше их называли «охотниками») удалось пробраться к городским воротам и взорвать заграждения преграждающие дорогу через мост. После такой смелой вылазки начался собственно и сам ночной штурм, который завершился нашей полной и решительной победой.
Отсюда я сделал важные для поисков выводы. Было понятно, что крупные, во многие десятки тысяч человек воинские контингенты, действовали не только вдоль дороги Борисов – Москва и в окрестностях Днепра! Они несколько месяцев воевали на самом севере современной Белоруссии и основной рекой, около которой велись боевые действия, была именно Западная Двина, а вовсе не Днепр! И раз так, то следовало присмотреться к району Полоцка внимательнее.
Оперативно закончив пересъёмку брошюры, я начал собираться на выход, тем более что до этого момента в практически пустой зал с шумом ввалился целый класс учеников лет десяти-двенадцати. Учительница рассадила их за столами и начала урок математики. Зазвучала сильно исковерканная русская речь, и это стало для меня своеобразным сигналом. Вернув книжечки мрачному Леониду, я вышел на улицу и быстро зашагал вдоль Двины, стараясь поскорее согреться после слишком долгого сидения в промозглом помещении. На какое-то мгновение сквозь рваную облачность пробился худенький лучик солнца, и я машинально взглянул на часы. Была половина первого и, следовательно, солнце находилось почти на юге, это я знал ещё с армии.
В этот момент будто повинуясь чьей-то тайной команде, я решил повторить тот приём, которым по моим предположениям некогда воспользовался гренадер, определяя направления на страны света. Раскинул руки в стороны и повернулся к светилу спиной. Лицо моё теперь было обращено к северу, а река…, она простиралась как раз с запада на восток! Невольно задрожав от обуревающих меня предчувствий, я не разбирая дороги, помчался вниз. Нужно было срочно прояснить, куда же именно течёт вода. Поспешность моя была вполне объяснима. Внезапно меня осенило, что та широкая река, что была нарисована на карте гренадера, была вовсе не Днепром!
– Ну, конечно же, – бормотал я, едва не кубарем скатываясь с крутого и скользкого откоса, – каким же легковесным дурачком я был до сих пор! Поверил какой-то надписи на карте с сокровищами, причём надписи единственной и ничем не подтверждённой! Одно это должно было меня насторожить! Ха, раскатал губищи-то! Так тебе всё там точно и написали! То-то Яковлев ни черта не нашёл! Тоже был хитро сбит с толку! Ничто больше на карте не было обозначено словесно, а слово «Днепр» видишь ли подписано! Но кем подписано? Когда? С какой целью? Совершенно неясно, возможно это была преднамеренная и явная дезинформация. И как всё складно вышло в итоге! Ведь каждому российскому военному было известно, что французы в основной своей массе отступали именно вдоль Днепра! Но тогда бы они зарыли там свою «Большую кассу». А они почему-то закопали только «Малую»! Уж не потому ли, что денежки зарывали вовсе не подразделения основной армия, а лишь те, кто вырвался из объятого пожарами Полоцка!
Едва не соскользнув в ледяную воду, я остановился у самого уреза серо-стальной жидкости и принялся вглядываться в её хаотически колеблющуюся поверхность. Но вот так на глаз понять, куда же движутся воды практически недвижимой Двины, было совершенно невозможно. Поискав вокруг себя глазами, я поднял валяющуюся под ногами пластиковую бутылку и, размахнувшись посильнее, метнул её подальше от берега. Несколько секунд наблюдения и всё стало ясно, река текла на запад, ровно так, как и было указано стрелочкой на французской карте. И тут же скороспелые мои мысли полетели в мировое пространство вольными птицами.
Если моя догадка была верна, и Днепр в этой истории не играл никакой роли, то тогда может быть на роль большой реки подходит Западная Двина? А что? Река действительно широкая, течёт в направлении с востока на запад, и к тому же около неё на самом деле происходили нешуточные бои, о чём я только что узнал в библиотеке. К тому же я мигом припомнил слова рыбака добывающего обед для своего кота, что глубина реки не превышает в летний период полутора метров. А ведь полтора метра это как раз и есть те самые 5 футов, о чём было написано в одном из документов «Дела».
Итак, следовало как можно скорее возвращаться в гостиницу, где была возможность тщательно обмозговать новую догадку. Что собственно я тут же сделал. На обратном пути зашёл в продовольственный магазин, в котором приобрёл небольшую упаковку молотого кофе, банку сгущенного молока и пачку печенья. Ведь приближалось время обеда, а тратить время на хождения по столовым мне совершенно не хотелось.
В моём номере, к счастью никого не было, и я вольготно расположился со своими бумагами и картами сазу на двух кроватях, намереваясь тщательно обобщить все собранные за сегодня сведения. При этом я вновь ощущал себя этаким матёрым шпионом, ведущим глубокую разведку на вражеской территории. Сразу стало понятно, почему люди вообще занимаются столь малопрестижным и крайне опасным делом. Вот потому и занимаются, что адреналин просто бурлит в крови, когда начинаешь всё ближе и ближе подкрадываться к сути разведывательного задания. И пусть в данном случае я сам назначал себе цели и ближайшие задачи, драйв и азарт всё равно были запредельными!
Довольно скоро я отыскал ещё одно подтверждение моей свежепридуманной гипотезы. Сварив с помощью походного кипятильника в стакане первую порцию кофе, я медленно размешивал в нём молоко и одновременно просматривал листы «Дела». И тут, словно как по заказу, перед моими глазами появились следующие строки, написанные на первой же странице дела № 31 и как бы предваряющие все дальнейшие изыскания. «О зарытых в землю между Дорогобужем и Смоленском или Оршею деньгах».
Между Дорогобужем и…, – пробормотал я, стараясь уловить ускользающую от меня некую крайне важную мысль, – Дорогобужем, Дорогобужем. Где-то я ещё видел название данного города! И помнится, о нём упоминалось в том разделе, в котором описывалась первая поисковая экспедиция, проведённая гренадером в сопровождении Антона Ивицкого!
Торопливо пролистав страницы, я вскоре обнаружил то, что искал. И только теперь изучая данные документы под новым ракурсом, я впервые начал осознавать иные причины, которые могли направить поисковые усилия наших властей в ложном направлении. Передо мной начал понемногу раскрываться весь комплекс сложных взаимодействий между участниками самых первых поисков, которые впоследствии могли невольным образом сбить со следа даже такого опытного человека, как шефа жандармского корпуса господина Бенкендорфа.
Вы ведь и сами чувствуете, какая тогда в Париже заплелась интрига? Ощущаете всей душой, какого масштаба затеялась авантюра? Криминальный гений Семашко всем нам даст сто очков вперёд даже теперь! И я обоснованно полагаю, что только проблемы с визой на российской границе помешали ему успешно завершить свою гениальную задумку и вытащить многопудовый клад золотых монет прямо из-под носа наших властей. И вот теперь я хочу прямо спросить: – А вам не показались странным тот маршрут, по которому двигались к кладу гренадер на пару с Ливски (он же Ивицкий)? Вас случайно не озадачило то направление, которое избрал сам Семашко, направлявшийся на помощь своим соратникам? Неужели нет? А вот мне в некий прекрасный момент, подогретый чашкой крепчайшего кофе, оно показались очень даже странным.
Смотрите. Гренадер со своими спутниками начал выдвижение на исходные поисковые позиции аж из-под Слуцка, двигаясь от которого строго на восток они достигли Дорогобужа, где Наполеон действительно побывал. Но далее-то! Далее!!! Заблаговременно обзаведясь телегами, видимо совершенно необходимыми им как для маскировки, так и для вывоза грандиозного клада, они поехали вроде как в обратном направлении. Но как-то уж очень непонятно передвигались наши кладоискатели, согласитесь. Маршрут: Дорогобуж – Смоленск – Витебская губерния никак не мог приблизить гренадера с его спутником к реке Днепр! Скорее наоборот, они от него непрерывно удалялись! Следите внимательно по карте за моими рассуждениями, и Вам всё сразу станет ясным. Если поначалу кладоискатели двигались в общем и целом по маршруту отступления французской армии, то в обратный путь они двинулись по совершенно иному направлению! Взяли курс как бы вбок, на северо-запад!
А что же в то же время делал наш неугомонный авантюрист Семашко? И он ведь (вот что странно-то) тоже перемещался по Европе совершенно удивительнейшим, и как бы тоже абсолютно нелогичным образом! Из Парижа он почему-то направился не в Польшу (по кратчайшему пути в Россию), а в Пруссию! Проехал через город Лиду (что стоит в 100 км. южнее Вильнюса) до самой Риги! А его-то зачем сюда занесло? Ведь оттуда до Днепра (где некогда бродила Великая армия Наполеона) нужно было уже на самолёте лететь!
Но все мы люди взрослые и как-то вразумительно объяснить такие многосоткилометровые зигзаги простой любовью нескольких французов к длительным путешествиям по российскому бездорожью не можем совершенно. Прикинем расстояние от Риги до окрестностей Могилёва, где впоследствии интенсивно рылись в земле полковник Яковлев и князь Кочубей. И тут же выяснится, что между данными точками лежит не менее 650 километров необъятного пространства!
Объяснение такому странному поведению обеих частей французской кладоискательской экспедиции могло быть только одно. Ни сам гренадер, ни его новоявленный «друг» – Семашко никогда и не помышляли заниматься поисками «малой кассы» возле дороги Москва – Борисов, как об этом опрометчиво написано в сопроводительном тексте к карте № 1. Анализ фактического материала неумолимо доказывал мне, что они всерьёз намеревались извлекать его в совершенно другом месте, никоим образом не связанным с рекой Днепр.
В каком же таком загадочном месте могли лежать золотые монеты «малой кассы»? Взгляните скорее на карту СССР, или на худой конец, на атлас автомобильных дорог. Ведь именно Ригу и Смоленск связывает прямая как стрела трасса, которую уже в советское время проложили вдоль старинного почтового тракта. Следовательно, если обе части поисковой экспедиции (как весьма вероятно и было изначально задумано хитрецом Семашко) и дальше бы двигались навстречу друг другу, то они бы непременно встретились. Причём вовсе не у Могилёва или Орши (как думали Яковлев с Бенкендорфом), а где-то чуть западнее Полоцка, лежащего как раз между Витебском и западной (прусской) границей Российской империи.
– Значит, – мигом сделал я вполне логичный вывод, – именно там, в этом районе мне и следует искать ту извилистую речушку, тот убогий ручеёк, который некогда трижды пересекал своим течением почтовый тракт, изображённый на первоначальном плане. Искать нужно именно здесь и только здесь! Ведь было предельно понятно, для того чтобы провести успешный розыск утраченных сокровищ, мне, прежде всего, следовало определиться с тем регионом, где они были сокрыты. Всё же остальные поисковые процедуры были делом техники. А в том, что техника достигла в этом деле невиданных масштабов, я в тот момент даже не сомневался!