3.3. Обязательственное право
Обязательство (obligatio) определялось римскими юристами как «правовые узы (iuris vinculum), в силу которых мы связаны необходимостью что-либо исполнить согласно законам нашего государства» (I. 3. 13).
Раннее состояние
Если вещное право закрепляло принадлежность имущества данному лицу, то обязательственное право обязывало к совершению определенных действий (или воздержанию от них). Оно, например, распространялось на получение имущества, наем услуг, возмещение ущерба за деликты (правонарушения).
Контракты и деликты. При неразвитости товарно-денежных отношений сфера действия обязательств из договоров была сравнительно узкой. Широкое распространение имели строго формальные и односторонние обязательства. В Риме не существовало общей нормы, согласно которой все обязательственные соглашения, не противоречащие закону, обеспечивались предоставлением права на иск – судебной защитой. Имелся строго определенный перечень таких обязательств из договоров, обеспечивавшихся судебной защитой и называвшихся контрактами. Точнее, существовал строго определенный перечень исков для защиты соответствующих отношений. То же самое следует сказать и об обязательствах из деликтов. Право требовать возмещения вреда от противоправного действия возникало лишь в том случае, если имелся соответствующий иск и данное действие квалифицировалось как деликт.
Для раннего состояния обязательственного права типично то, что оно еще не в полной мере отделилось от вещного и уголовного.
В древнейшем слое римского права обязательства из деликтов имели широкое распространение. Различались частные деликты (delicta privata), касавшиеся интересов отдельных лиц, и публичные деликты (delicta publica), затрагивавшие интересы государства. В первом случае дело возбуждалось потерпевшим, перед которым виновный и нес ответственность. Публичные деликты порождали ответственность перед государством. К обязательственному праву в современном смысле этого понятия следовало бы отнести лишь некоторые частные деликты, но в древнейший период в него включались все частные, а также публичные деликты. В то время понимание общественной опасности ряда преступлений в полной мере еще не сложилось, а обязательства из деликтов в какой-то мере подменяли и заменяли уголовное право. Широкая сфера действия деликтных обязательств на первом этапе ярко характеризует положение, когда «лишь недавно начавшее крепнуть государство еще не брало на себя воздействие на правонарушителя, оставляя право этого воздействия за потерпевшим. Это – первая стадия развития правовых норм, относящихся к деликтам».
На данной ступени развития обязательства из деликтов еще сохраняют следы непосредственной расправы потерпевшего с лицом, причинившим ущерб или обиду. Как пережиток существуют и проявления талиона. Однако, по общему правилу, ответственность определялась на началах композиции (compositio), т. е. материального возмещения вреда и уплаты штрафа. В Законах XII таблиц говорится о таких частных деликтах, как iniuria – посягательство на личность, furtum – кража и вообще незаконное посягательство на имущественные права личности.
Iniuria (обида). В этом случае, в частности при членовредительстве, потерпевший и обидчик могли договориться о возмещении ущерба на началах композиции. Иначе действовал принцип талиона: «Пусть и ему самому будет причинено то же самое» (Табл. VIII. 2). Рамки действия талиона были все же ограниченны. В ряде случаев ответственность за деликт устанавливалась в виде уплаты определенной суммы. Так, «если кто рукой или палкой переломит кость свободному человеку, пусть заплатит штраф 300 ассов, если рабу – 150 ассов». За нанесение оскорбительных ударов, побоев надлежало заплатить 25 ассов (Табл. VIII. 3. 4).
Furtum (кража) каралась уплатой потерпевшему двойной стоимости украденной вещи. Но, если вор захвачен на месте преступления, он подвергался бичеванию и выдавался потерпевшему, оказываясь в положении раба или несостоятельного должника. Такой же была ответственность и в том случае, если вещь обнаружена у вора в результате обыска в предписанной квиритским законом форме: потерпевший являлся в дом заподозренного «голым с повязкой вокруг бедер и сосудом на голове» (формализм права). В случае ночной или вооруженной кражи вор мог быть убит на месте преступления. Раб, уличенный в воровстве, после бичевания сбрасывался с Тарпейской скалы (Табл. VIII. 14. 15а, б).
В Законах XII таблиц говорилось и о случаях противоправного уничтожения чужого имущества. Так, смертным грехом для взрослого считалось «потравить или сжать в ночное время урожай с обработанного плугом поля». Того, кто «поджигал строение или сложенные возле дома скирды хлеба», XII таблиц предписывали «заключить в оковы и после бичевания предать смерти» (Табл. VIII. 9. 10).
Обязательства из договоров
В этой области также хорошо видны черты начального состояния гражданского права. К рассматриваемой группе обязательств следует отнести манципацию и стипуляцию.
Выше о манципации говорилось как о форме заключения сделок, способе установления собственности на вещь. Однако в манципации представлен и обязательственный характер отношений сторон: зачатки ряда конкретных обязательственных отношений. Так, она использовалась в сделках купли-продажи, при фиктивной продаже имущества в целях завещательного распоряжения, для передачи имущества на хранение, взятия в кабалу чужого сына и т. д. Манципация была независима от своей цели – causa, была отвлечена от нее и потому называлась у юристов абстрактной сделкой. Другая существенная черта манципации – строгий формализм. Малейшее отступление от установленной формы влекло недействительность сделки.
Видом договорных обязательств можно считать и стипуляцию (stipulatio). Стипуляционное обязательство вступало в силу лишь с момента произнесения сторонами строго определенной словесной формулы, причем требовалось буквальное совпадение вопроса будущего кредитора с ответом должника. Например: «Обязуешься?» – «Обязуюсь», «Дашь?» – «Дам», «Обещаешь?» – «Обещаю», «Ручаешься своей честью?» – «Ручаюсь своей честью».
Относительно стипуляции было высказано предположение о ее религиозном происхождении – «происхождение стипуляции следует искать в древнейших религиозных формулах». Связь с религией и формализм стипуляции являются решающим при отнесении ее к древнейшему этапу римского обязательственного права.
Это решение не бесспорно: формальные начала стипуляции сравнительно просты, и она особенно широкое распространение получает в классическом праве. «По своему характеру, – пишет И. А. Покровский, – стипуляция является как бы соединительным звеном между старым цивильным слоем и новым: с одной стороны, она еще сделка формальная… но, с другой стороны, ее форма опирается уже на простое абстрактное обещание должника, что придает стипуляции совершенно новые, старому праву неизвестные черты». По нашему мнению, стипуляция в своей древнейшей форме принадлежит первому этапу римского права, а освободившись от формализма, – классическому и даже постклассическому праву.
Манципация и стипуляция были односторонними обязательствами. В них следует выделить также личный характер ответственности должника. Не уплативший в срок долга, как и вор, захваченный на месте преступления, головой выдавался кредитору. Кредитор имел право «наложить руку» на должника (вести его в суд) в силу самого факта неисполнения обязательства (см. Табл. III, 2). И еще одна характерная черта: на действительности договора не отражалось наличие угрозы или обмана при его заключении, так как сами эти понятия в римском праве еще не сложились. Строгое следование формальным началам права требовало буквального толкования договора (D. 45. 1. 91 рr).
Действительные отношения сторон при стипуляции не учитывались правом.
«Считалось достаточным представить доказательства того, что было произнесено при заключении сделки, а отказавшийся от своих слов подлежал штрафу вдвое» (Табл. VI). Стипуляция распространялась лишь на лиц, непосредственно участвовавших в соглашении (D. 45. 1. 38. 20).
Материальное содержание стипуляции могло быть весьма разнообразным (купля-продажа, заем, усыновление, завещание, дарение).
Пока сделки носили единичный, случайный характер, сложности формализма не затрудняли существенно товарооборот. К тому же формализм имел и положительные стороны – четкость и определенность устанавливаемых отношений, относительная легкость доказывания спорных фактов. В древнейший период, как уже отмечалось, лишь договоры, облеченные в требуемую квиритским законом форму, получали юридическое признание и наделялись исковой защитой. Неформальные соглашения или соглашения, заключенные с нарушением формы, юридического значения и правовой защиты первоначально не имели. Манципацию, конечно, нельзя считать конкретным обязательством, договором. То же самое следует сказать и о стипуляции. Они – «абстрактные сделки», т. е. определенные формы, в которые облекались самые различные обязательственные отношения. Именно форме заключения договоров придавалось первостепенное значение. Обязательства делились не по их материальному содержанию (например, заем, ссуда, купля-продажа, наем, поклажа и т. д.), а по форме их заключения.
Договор нексум (nexum). Типические черты раннеримского права, в частности обязательственного, полно представлены и в договоре нексум. Он принадлежал к манципируемым договорам, но вместе с тем имел более конкретное содержание обязательства. Он использовался в сделках займа, но мог иметь место и при установлении приданого для дочери, при продаже товара в кредит и т. д. Другую существенную его сторону составляло то, что отрицательные последствия неисполнения обязательства, например при займе, выражались в установлении кредитором своей власти над личностью должника. Кредитор «налагал на должника руку»: мог 60 дней держать его в своем подвале закованным в цепи. В течение этого времени должник трижды выводился на городскую площадь в расчете на уплату долга кем-либо из его друзей и близких, а в третий базарный день предавался смертной казни или поступал в продажу за границу. Должника, имевшего нескольких кредиторов, по Законам XII таблиц следовало разрубить на части пропорционально величине долга каждому из них (Табл. III. 5. 6). Правда, по некоторым свидетельствам, это предписание закона не применялось буквально.
В договоре нексум хорошо видно, что древние римляне еще не делали различия между нарушением данного в договоре слова и всякой другой обидой. Ответственность за неисполнение договора имела характер примитивного мщения, взыскание обращалось на личность должника, которого можно было даже убить.
Проявлением формализма квиритского права было требование симметричности установления и прекращения обязательства. Примечательно, что уплаты суммы долга было недостаточно для прекращения обязательства. Напротив, совершение манципации даже без погашения долга означало прекращение обязательства. Договор нексум заключался лично сторонами, а заключение договора через представителей, замена кредитора или должника считались недопустимыми.
В древнейшем римском праве появляются и литтеральные обязательства, заключаемые путем совершения определенных записей в приходно-расходных книгах.
Характеризуя обязательственное право Рима на первом этапе, необходимо отметить сравнительную скудость правовых средств регулирования договорных отношений. Существовали недифференцированные виды договоров, различаемые по форме их заключения. Гражданские правонарушения не были четко отграничены от уголовных преступлений. Взыскание при неисполнении обязательства обращалось не только на имущество, но и на личность обязанного лица. Проявлением неразвитости права был и односторонний характер обязательств. Юридическая сила договора зависела от соблюдения предписанных обычаем и законом формальных действий. Сила договора поддерживалась торжественной обрядностью его заключения, религиозной клятвой. На действительности договора не отражалось наличие угрозы или обмана при его заключении. Формализмом права определялось господство буквального толкования договора. Следует отметить и строго личный характер обязательства: оно не распространялось на третьих лиц.
Классическое право
В своем классическом состоянии обязательственное право достигает особенных успехов, становится наиболее разработанной частью римского права.
В нем выделяется общая часть, касающаяся таких общих вопросов, как понятие обязательства, его виды, учение о договорах, их содержании, условий действительности, обеспечении, ответственности сторон и др.
Обязательство (obligatio) устанавливало правовую связь между двумя или несколькими лицами: с одной стороны, право требовать, с другой – обязанность исполнить это требование.
Обязательственное право представляло собой совокупность правовых норм, регулировавших отношения, связанные с возникновением и прекращением обязательств.
«Сущность обязательства, – говорил Павел, – не в том состоит, чтобы сделать какой-нибудь предмет или сервитут нашим, но чтобы связать другого перед нами, дабы он дал что-нибудь, сделал или предоставил» (D. 44. 7. 3).
Обязательство, обязательственное право отличалось от вещного права по объекту и времени действия. Так, если объект обязательственного права составляли действия обязанного лица, то объект вещного права – вещь, то или иное имущество. В обязательствах совершение каких-либо действий или предоставление имущества рассчитаны на определенное время либо до востребования; по вещному праву лицо приобретало вещь навсегда. Например, при купле-продаже стороны обязывались передать вещь, передать оговоренную сумму. Обязательство изначально рассчитано на прекращение путем исполнения. Лишь по исполнении сторонами своих обязанностей и прекращении обязательственного правоотношения у покупателя возникало право собственности, регулируемое вещным правом и устанавливаемое на неопределенное время. В отличие от права собственности, защищаемого вещными исками, обязательства защищались личными исками (actiones in personam).
Стороны в обязательстве – лица, участвующие в обязательственном отношении, – должник, дебитор (debitor) и кредитор (creditor). Должник обязан исполнить обязательство, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности.
Предмет обязательства составляют действия сторон в обязательстве – дать, сделать, предоставить (dare, facere, praestare). Эти действия «имеют имущественную ценность», однако лишь по исполнении обязательства возникало то или иное имущественное право.
Содержание обязательства – конкретные права и обязанности сторон, возникающие в том или ином обязательстве.
Классический характер римского обязательственного права выражался в детализированной разработке всех существенных вопросов обязательственных правоотношений – общих понятий, отдельных институтов, всей системы обязательств. Правда, в Риме по-прежнему не существовало правила, согласно которому все обязательственные соглашения, не противоречащие закону, получают юридическое признание и исковую защиту. Но по мере развития товарно-денежных отношений, следуя шаг за шагом за непосредственными требованиями практики, римское право значительно расширяет круг типичных обязательственных соглашений, договоров, снабженных исковой защитой. Система таких договоров полно выражала потребности торгового оборота, находившегося в то время на исключительно высокой ступени развития. Это обстоятельство во многом определило классический характер всего римского обязательственного права.
В новых условиях некоторые старые виды договоров (манципация, нексум) отмирают, другие претерпевают существенные изменения (стипуляция, литтеральные договоры), складываются договорные обязательства с конкретным материальным содержанием. Торговый оборот требовал быстрых форм установления обязательственных отношений, отсюда – ограничение формализма обязательственного права. Возникают бесформальные договоры в силу одного лишь соглашения (консенсуальные), ограничивается формализм стипуляции, преодолевается жесткий, не поддающийся толкованию, смысл слов. Решающим становится не словесное выражение договора, но действительная воля сторон.
Виды обязательств различались по основаниям их возникновения. В классическом праве наиболее распространенными основаниями возникновения обязательств стали договоры, контракты (contractus), а также правонарушения – деликты (ex delictio). «Всякое обязательство возникает либо из контракта, либо из деликта» (1.111.88). Обязательства из договоров становятся главной формой установления и закрепления хозяйственных связей, активно стимулируя ремесленное и сельскохозяйственное производство, внутреннюю и внешнюю торговлю.
Договор как основание обязательств содержал в себе соглашение сторон. «Договор является соглашением двух или нескольких об одном и их согласием» (D. 2. 14. 2). «Нет никакого контракта, никакого обязательства, где бы не содержалось соглашения» (D. 2. 14. 3). Обязательство может основываться и на выражении воли одного лица – общение, составление завещания. Такое, как и в нашем праве, называется односторонней сделкой. Если же обязательство порождается выражением воли обеих сторон в соглашении, то имеет место двусторонняя сделка – договор.
Договор заключался предложением (оферта)одной стороны заключить договор и согласием (акцепт)с этим предложением другой стороны.
Сторонами в договоре, как и в любом обязательстве, были должник и кредитор. Договор предполагал его заключение сторонами, способными по праву вступать в обязательственные отношения (статус свободы, гражданства, семейный статус).
Замена должника в обязательстве (перевод долга)стала возможной путем новации – обновлением обязательства, заменой старого обязательства новым с указанием нового должника. Замена должника имела существенное значение для кредитора, поэтому требовалось согласие кредитора. Новация имела и более широкое значение, предусматривая возможность включения в обновленный договор каких-либо иных условий – изменение основания, характера, срока обязательства и др. Неудобство новации состояло в том, что она не была передачей права требования, но создавала новое обязательство. Поэтому прекращалось действие средств, обеспечивающих старое обязательство (поручительство, залог), а для замены кредитора требовалось и согласие должника. Этот недостаток устранялся цессией – кредитор с целью уступки своего права назначал прокуратора, которому поручал взыскание по своему требованию с оговоркой, что полученное прокуратор может оставить за собой.
Условия действительности договора составляли:
– его законность,
– согласная воля сторон,
– определенность содержания.
Договор должен соответствовать правовым нормам, не посягать на правопорядок и права других лиц, быть согласным с добрыми правами (boni mores). Ульпиану принадлежат слова: «Справедливость этого эдикта (о договорах) вытекает из самой природы. Ибо что более соответствует человеческой честности, чем соблюдать то, о чем договорились» (D. 2. 14. I). Соглашения, содержащие противозаконное основание, например о ростовщических процентах, не должны соблюдаться (D. 2. 14. 27. 4).
Другим условием договора была воля (voluntas). He признавалось наличие воли в действиях безумных, не имела юридического значения воля детей, воля, выраженная в шутке или при заключении мнимого договора, когда «одно делается для вида, а другое входит в намерение». Воля должна иметь внешнее выражение словом, жестом, молчанием, совершением формальных действий. Правда, формализм раннего права ушел в прошлое, но как быть, когда в договоре «сказанное и желаемое», действительная воля и ее внешнее выражение не совпадали, расходились? Консервативное начало приписывается Сцеволе:
«Было бы ловушкой для народа, оставив в пренебрежении написанный текст, заниматься розыском воображаемой воли».
Иную точку зрения высказывал Красс:
«В словах-то и заключается ловушка, если оставить без внимания волю».
Позже преобладающее значение воли сторон над словом в договоре и завещании было признано и получило максимально лаконичное, точное определение в высказываниях Папиниана:
«В условиях завещаний следует принимать в соображение волю в большей степени, чем слова» (D. 35. I. 10); «в соглашениях договаривающихся сторон было признано важным обратить внимание больше на волю, чем на слова» (D. 16.219).
Классическое право признавало отсутствие воли в соглашении, когда имели место заблуждение, обман, насилие и угроза.
Заблуждение (error) могло касаться как существа договора – продажа воспринималась как намерение подарить; личности контрагента – покупатель полагал, что продавец обладает правом распоряжаться вещью, а он оказался подвластным. Заблуждение, чтобы иметь правовое значение и вести к признанию сделки ничтожной, должно быть существенным. Ошибка в наименовании сделки или вещи не ломала соглашения.
Обман (dolus) рассматривался как намеренное введение в заблуждение, «всякая хитрость, обман, уловка для того, чтобы обойти, обмануть, уловить другого» (D. 4. 3. 1.2).
Насилие, угроза (metus), первоначально воспринимавшееся как грубое физическое насилие, в классическом праве стало пониматься как психическое или физическое воздействие на человека с целью заставить его поступить по желанию другого («душевный трепет из-за страха перед настоящей или будущей опасностью»). Угроза должна быть реальной, противозаконной, а также «важным злом» для подвергающегося ей. В случае обмана, насилия, угрозы, «если не последует поворота в первоначальное положение, то имеет место присуждение стоимости ущерба».
Условие действительности договора составляла и определенность его содержания – предмет договора, цена, сроки исполнения. Договор мог заключаться относительно вещей, не изъятых из оборота, быть реально исполнимым (не то, чтобы вычерпать море или достать луну), также и «соглашения позорного содержания нельзя брать во внимание».
Вещь в качестве объекта договорного обязательства могла быть индивидуально определенной либо определяемой родовыми признаками. В обязательствах правовое различие между ними состояло в том, что при гибели индивидуально определенной вещи надлежало материально возместить ущерб, тогда как гибель предмета, определяемого родовыми признаками, не освобождала от исполнения обязательства в натуре.
Существенным условием договорного обязательства была кауза (causa) – материальное основание, ближайшая цель обязательства, то, ради чего непосредственно заключалось соглашение. Например, в договоре займа – это получение суммы денег; в договоре купли-продажи – получение вещи в собственность на одной стороне и на другой – платы за нее. В каждом другом обязательственном соглашении causa была иной, определяя характер договора. Признавалось, что недостижение цели соглашения вело к его недействительности. Если одна сторона дает деньги с целью одарить, а другая берет как взаймы, то при таком расхождении в causa договор не состоялся (D. 12. 1. 18 рr).
Если в раннем римском праве определение цели при заключении договора не имело юридического значения (манципация, стипуляция, цессия), то в классическом праве абстрактные обязательства выходят из употребления. А в постклассическом праве наблюдается обратное. Например, передача вещи становится все более независимой от causa. В частности, признается, что ложный внутренний мотив не вредит завещательному распоряжению (I. 2. 20. 31).
Виды обязательств из договоров подразделялись на:
консенсуальные – приобретали силу с момента достижения соглашения;
реальные – вступали в силу с момента передачи вещи;
вербальные – вступали в силу с момента произнесения определенной словесной формулы;
литтеральные – приобретали силу с момента совершения определенной надписи.
Перечисленные виды обязательства признавались правом и обеспечивались предоставлением иска – правом через суд требовать устранения нарушения.
Вместе с тем в структуру римского обязательственного права включались натуральные обязательства, возникавшие из сделок рабов и подвластных членов семьи. Эти сделки имели ограниченный правовой эффект – не обеспечивались исками, но добровольно исполненное не подлежало возврату. («В случае уплаты возврату не подлежит, так как остается натуральное обязательство» – D. 14. 6. 10).
Безымянные контракты – обязательства, получившие правовую регламентацию позже того, как сложилась основная часть системы римского обязательственного права, и не включенные в нее.
Пакты – сделки, не облеченные в требуемую законом форму. Такие сделки, первоначально не признававшиеся и не имевшие исковой защиты – «голые пакты» (nudum pacta), со временем получают признание в праве и обеспечиваются исками (pacta vestita).
Обязательства как бы из договоров – те имущественные отношения, признаваемые правом и обеспечиваемые исками, которые возникали из односторонних действий (из ведения чужих дел без поручения, из неосновательного обогащения и др.).
По характеру содержания договорных обязательств они подразделялись на делимые, когда объект обязательства поддавался делению без ущерба для его ценности (возврат части долга), и неделимые, например, сервитут. Римскому праву были известны альтернативные обязательства, в которых должник обязывался совершить одно из двух (или нескольких) действий, и факультативные обязательства, когда в договоре устанавливался один предмет обязательства, но должнику предоставлялось право сделать, предоставить и другое, обусловленное в договоре.
Иное основание деления договорных обязательств – то, как в них распределялись обязанности между сторонами. По этому основанию договоры подразделялись на односторонние и двусторонние. Например, договор займа возлагал обязанность на одну сторону (заемщик обязывался возвратить полученное) – то это односторонний договор. Тогда как, например, в договоре купли-продажи обязанность возлагалась и на продавца и на покупателя (передать проданное, уплатить цену товара) – двусторонний договор. В Риме различали также договоры, в которых объем прав и обязанностей сторон были эквивалентными (в договоре купли-продажи) либо их распределение между сторонами имело неравномерность. Например, в безвозмездном договоре ссуды основная тяжесть обязанностей возлагалась на ссудополучателя.
В классическом праве преодолевается строго личностный характер договорного обязательства. Утверждается имущественная ответственность при неисполнении договора (не «кровью и мясом», как в договоре nexum), появляется возможность вступать в договорные отношения и через представителя, а также замена должника или кредитора в обязательстве.
Другим крупным подразделением обязательственного права были обязательства из правонарушений – деликты. Сохранялось деление на публичные деликты (crimen) и частные деликты – причинение вреда отдельному лицу, членам его семьи, его имуществу. И в классическом римском праве не существовало такого правила, по которому всякое недозволенное деяние, причиняющее ущерб, порождает обязательство возместить ущерб. Имелся лишь перечень конкретных случаев, порождающих обязанность возмещения вреда, ущерба. За рамками установленного перечня деликтов недозволенными, с обязанностью возмещения ущерба, практикой стали признаваться и некоторые другие действия. Они образовали группу обязательств как бы из деликтов (quasi delicto).
Исполнение обязательства. Наиболее важным, основополагающим принципом обязательств из договоров было:
«соглашения должны исполняться» – pacta sunt servanda (D. 2.14.1).
«Что может более соответствовать человеческой честности, чем соблюдать то, о чем договорились?» (D. 2. 14. I).
Место исполнения обязательства определялось в договоре, в противном случае им было место нахождения должника. Иск также мог быть предъявлен и в Риме. Место исполнения обязательства стало приобретать все большее значение по мере разрастания территории Римского государства, ибо цены на товары стали сильно разниться в отдельных областях и общинах (D. 13. 4. 3). Если договором предусматривалось место исполнения, то оценка спорной вещи производилась в этом месте, иначе – по месту предъявления иска (D. 12. 1. 22).
Время исполнения обязательства устанавливалось договором. Если же время исполнения в договоре не определено, то «во всех обязательствах, в которых срок не предусмотрен, долг возникает немедленно» (D. 50. 17. 14). Но как быть, когда договор заключен в Риме, а исполнить его надлежит в Карфагене? Немедленное исполнение здесь невозможно. Тогда судья в качестве «доброго мужа» определяет срок, необходимый «заботливому хозяину» для исполнения (D. 45. 1. 137. 2). Когда молчаливо подразумевается «разумный срок», то до наступления срока исполнение не может быть потребовано (D. 45. 1. 41. 1).
При просрочке (нарушение срока исполнения) должник должен уплатить высшую цену, какую имел предмет договора между моментом заключения договора и днем присуждения (D. 12. 1. 3. 2). Просрочка должника могла иметь следствием уплату процентов за время просрочки или (при займе) уплату штрафа в размере от ⅓ до ½ данной взаймы суммы (D. 22. 1. 32. 2; Гай. 4. 171). В договоре могло быть предусмотрено право кредитора отступиться от договора в случае просрочки должника. Просрочивший должник нес риск случайной гибели вещи.
Кредитор, не принявший исполненного в срок, был обязан возместить должнику излишние расходы. Если после просрочки кредитора причинен ущерб предмету договора, то должник отвечал лишь за умышленный ущерб, но не за простую вину. Тогда как на просрочившего кредитора ложился и риск случайной гибели вещи.
Способы и средства обеспечения обязательств. Римские юристы в качестве основополагающего принципа права признавали незыблемость договорного обязательства. У Цицерона мы встречаем высказывание: «Верность, т. е. стойкость и правдивость в словах и принятых на себя обязательствах» («Об обязанностях»). Если ранее сила договора во многом опиралась на его священный, религиозный характер, то теперь она обеспечивалась прежде всего господствующей моралью и правовыми санкциями.
Более непосредственно исполняемость обязательства обеспечивалась особыми средствами, направленными на поддержание силы договора, – задаток, неустойка, поручительство, залог (а также обязанностью возместить ущерб, вызванный нарушением договора).
Задаток (агга) – денежная сумма или ценность, которые одна сторона передавала другой в подтверждение заключения договора и в его обеспечение. «То, что дается в виде задатка, – является доказательством заключения договора…» (Гай. 3. 139). Задаток выполнял и штрафную функцию. Так, при нарушении договора давший задаток теряет его, а получивший – обязан возвратить задаток в двойном размере (С. 4. 2. 1. 17; 1. 3. 25 рr). Имелись и другие нормы, дополнявшие эти общие положения.
Неустойка (stipulatio poenae) – штрафная сумма, которую должник обязан уплатить в случае неисполнения либо ненадлежащего исполнения обязательства. Если договор противоречил «добрым правам», то и условие о неустойке считалось недействительным. Но неустойка могла закрепить и договор, не известный квиритскому праву.
Поручительство тоже знакомо римскому праву. Оно состояло в том, что некоторое третье лицо (поручитель) брало на себя обязательство погашения долга в случае неплатежеспособности должника.
Поручительство было договором, устанавливавшим добавочную ответственность, нередко оформляемую путем стипуляции: «Обещаешь дать то же самое?» – «Обещаю дать то же самое». Кредитору, не получившему в срок, предоставлялось обратить взыскание или на должника, или на поручителя.
Залог, как и поручительство, устанавливал добавочную ответственность по обязательству, предусматривая обеспечение обязательства той или иной вещью, имуществом залогодателя – должника. В случае неисполнения основного обязательства заложенная вещь становилась собственностью залогодержателя-кредитора либо (позднее) он имел преимущественное перед другими кредиторами право удовлетворения своего требования за счет заложенного имущества.
В ранней римской истории в обеспечение обязательства заложенная вещь с соблюдением обряда манципации передавалась в собственность кредитора при условии ее возврата должнику, исполнившему обязательство. Такая форма залога – фидуция (fiducia) – ставила должника в невыгодное положение. Во-первых, вещь изымалась из его хозяйства. Во-вторых, кредитор, получивший вещь в собственность, мог передать ее третьему лицу, и тогда должник при исполнении обязательства мог требовать у кредитора не саму вещь, а лишь возмещения ущерба. Наконец, в случае неисполнения должником обязательства заложенная вещь оставалась у кредитора, даже если ее стоимость намного превышала сумму долга.
Такое положение тормозило развитие хозяйственных отношений. Поэтому в классическом римском праве воспринимается опыт греко-египетского права и устанавливается более совершенная форма залога – ипотека (hypotheca), при которой предмет залога оставался у должника, а кредитору давалось право при неисполнении обязательства истребовать заложенную вещь у кого бы она ни находилась, продать ее и из вырученной суммы покрыть свое требование к должнику. Первоначально ипотека применялась в сельском хозяйстве при найме земельных участков. В обеспечение наемной платы залог устанавливался на все «приведенное, привезенное, принесенное» на нанятый участок. Позже ипотека стала применяться и к другим видам обязательств.
Когда залог приобрел форму ипотеки, а требование залогодержателя стало погашаться из стоимости заложенной вещи, появилась возможность установления на одну и ту же вещь последовательно нескольких залоговых прав. Теперь вещь на часть ее стоимости могла быть заложена одному, а на другую часть – второму, третьему и т. д. кредиторам. При неисполнении обязательства из суммы, вырученной от продажи заложенной вещи, требования второго и третьего кредиторов удовлетворялись в порядке очередности. Но право продажи заложенной вещи давалось только первому кредитору. Второму, третьему и последующим кредиторам предоставлялась возможность удовлетворить требования предыдущего (предыдущих), чтобы получить право самому решать, когда и по какой цене продать заложенную вещь. Если суммы, вырученной от продажи вещи, не хватало для погашения требований кредиторов, то на недополученное иск к должнику предъявлялся в общем порядке.
Следует обратить внимание на то, что в классическом праве залог не требовал определенной формы. Такое положение создавало для кредитора неуверенность: не заложено ли передаваемое в залог имущество? Лишь в поздней Империи появилось правило установления залога в присутственном месте в письменной форме либо в присутствии трех свидетелей. Оформленный таким образом залог имел предпочтение, преимущество перед неформально, хотя бы и ранее, установленным залогом.
Ответственность по обязательствам. Не исполнивший или ненадлежаще исполнивший обязательство возмещал вызванный этим убыток, ущерб (а также нес отрицательные последствия, вытекавшие из обеспечения обязательства). Нормы об ответственности за ущерб имели общее значение – распространяли свое действие и на ответственность за вред, причиненный неправомерно, по деликту.
В классическом праве достаточно четко выделяются четыре условия, при которых наступала ответственность по обязательствам.
Первое условие – противоправность, то есть нарушение договора или вообще совершение неправомерного действия, учитывалось и несоответствие действия «добрым нравам»: соглашение, противоречащее «доброй совести» и «добрым нравам», не имеет силы (D. 16. 3. 1. 7).
Второе – наличие ущерба, под которым понимался как прямой, реальный ущерб, «положительные потери» (damnum emergens), так и упущенная выгода (lucrum cessans), неполученные доходы. То и другое вместе составляли подлежащий возмещению «интерес» (interess). Так, при гибели раба по вине нанимателя цена раба – реальный ущерб наймодателя, а недополученная им наемная плата – упущенная выгода. «Мой интерес, т. е. то, чего мне положительно недостает, и то, что я мог выгадать» (D. 46.8. 13). Во внимание принимается не только ущерб, но и выгода (D. 9. 2. 33), однако, «…во внимание принимается интерес покупателя, но лишь поскольку он близко связан с самой вещью» (D. 19. 1.21. 3).
Третье условие – наличие вины (culpa). «Вина имеет место тогда, когда не было предусмотрено то, что могло быть предусмотрено „заботливым человеком“» (D. 9. 2. 31). Как правило, каждый отвечал только за свою вину. Но, например, подрядчик отвечал и за вину нанятых им работников (D. 19. 2. 25. 7). Прежде всего, различались такие формы вины, как умысел (dolus) и небрежность (culpa – вина в узком смысле слова).
Ответственность за умысел как намеренное (предвидел и желал) причинение вреда имела императивный, безусловный характер, и предварительное соглашение сторон об освобождении от ответственности за dolus было ничтожно. „Недействительно [предварительное] соглашение об устранении ответственности за умысел“ (D. 50. 17. 23).
В другом виде вины – culpa (небрежность, неосторожность) различались грубая вина, грубая неосторожность (culpa lata). „Грубая вина – это чрезвычайная небрежность, т. е. непонимание того, что все понимают“ (D. 50. 16.213. 2). Грубая вина приравнивалась к умыслу. Легкая небрежность (cupla levis) – такое поведение, которого не допустил бы добрый хозяин, заботливый глава семьи (D. 19. 2. 25. 7). Мера заботливости по отдельным договорам была разной и определялась характером договора. Например, лицо, получившее вещь в безвозмездное пользование, отвечало за ту меру заботливости, которую проявляет самый заботливый хозяин, тогда как принявший вещь на бесплатное хранение нес ответственность лишь за легкую неосторожность. Неумение, неопытность лица, взявшегося выполнить работу, приравнивалась к легкой вине (D. 19. 2. 9. 5).
Существовало в римском праве еще и понятие „вина легчайшая“ (culpa levissima), избежать которую можно было лишь при высочайшей бдительности и предусмотрительности в очень специальных ситуациях.
За случай (cusus), когда лицо проявило полную внимательность, заботливость, а вред все же наступил, ответственность не устанавливалась. „За случай никто не отвечает“ (casus a nullo praestantur – D. 50. 17. 23). Практически это означало, что отрицательные последствия случайной гибели вещи нес ее собственник. Римскому праву известно и понятие неодолимой силы (casus maior) – землетрясение, наводнение, извержение вулкана, кораблекрушение в результате шторма. „При неодолимой силе должник несет ответственность, если к делу примешивается его вина“ (D. 44. 7. 1.4).
Вместе с этим, особенно если должник по договору принял на себя обязанность охраны вещи (custodia) и в других случаях, когда признавалось необходимым усилить охрану вещей, правом устанавливалась ответственность должника за ущерб и без вины. Так, владельцы постоялых дворов, трактиров, судовладельцы, обязанные проявлять особенную заботливость за сохранность вещей (D. 44. 7. 1. 4), принятых от посетителей и путешественников, несли ответственность и без вины (D. 44. 7. 1. 4).
Наконец, четвертое условие ответственности – наличие причинной связи между виновными действиями должника и ущербом кредитора. „Требование об убытках от правонарушения должно быть связано с тем самым обстоятельством, от которого понесен ущерб, без привнесения другой причины извне“ (D. 19.2.57).
Например, в том случае, когда продавец продал, но не передал покупателю пшеницу, и его рабы заболели и умерли от голода, продавец не нес ответственность за гибель рабов, так как она – результат нераспорядительности владельца рабов и не связана непосредственно с несдачей пшеницы.
Лишь при наличии всех четырех указанных выше условий лицо, нарушившее договор или причинившее ущерб в силу деликта, несло ответственность. В некоторых случаях она ограничивалась уплатой „действительной цены утраченной вещи (D. 32. 14. 2). В развитом праве чаще всего предусматривалось возмещение всего „интереса“ (D. 9. 11. 1).
Наряду с общей частью, решением общих вопросов обязательств, другим крупным подразделением римского обязательственного права была регламентация отдельных видов обязательств (из договоров, из деликтов).
Консенсуальные договоры. Переход от натурального хозяйства к рынку привел ко все более частому обмену товара на деньги, установлению между сторонами договорных отношений купли-продажи.
По договору купли-продажи продавец (venditor) обязывался передать, а покупатель (emptor) принять в собственность вещь (товар – merx) и передать продавцу оговоренную плату (pretium). Договор купли-продажи был двусторонним, потому что и продавец, и покупатель одновременно наделялись одинаковыми по силе встречными обязанностями и правами по передаче права собственности на товар и эквивалентной суммы денег; хозяйственную выгоду получали обе стороны. Права и обязанности сторон устанавливались с момента достижения соглашения (consensus), поэтому купля-продажа считалась консенсуальным договором.
Договор купли-продажи примыкал к вещному праву, так как означал передачу вещи от продавца покупателю. Однако решающим в договоре был обязательственный момент (взаимные обязательства продавца и покупателя), и поэтому купля-продажа относилась к обязательственному праву. Лишь после исполнения продавцом своей обязанности передачи вещи у покупателя возникало право собственности.
Договор купли-продажи вырос из обмена товара на товар – мены. В древнейший период купля-продажа облекалась в форму манципации, и договор вступал в силу с момента передачи вещи. В последующем для его действительности достаточно было лишь соглашения сторон. „Договор купли-продажи считался заключенным, когда договорились о цене, хотя бы цена и не была уплачена“ (Гай. Институции. II. 139).
Не уплата цены и передача вещи, но согласие совершает куплю-продажу. Чтобы обеспечить силу и доказываемость договора, его нередко стали заключать в форме стипуляции или составлением письменного документа. Тогда договор вступал в силу с момента совершения дополнительных формальных действий – произнесения определенных слов, совершения надписи. Стороны могли договориться о задатке (агга), тогда договор считался заключенным с момента передачи задатка. В классическом праве договор купли-продажи не требовал обязательного присутствия сторон в месте его заключения, он мог быть заключен через посредников письмом и не требовал немедленной передачи вещи.
Объект договора – товар, вещи, не изъятые из оборота, реально существующие или ожидаемые вещи. В последнем случае продавец обязывался изготовить, достать вещь и предоставить ее покупателю. Можно было продать, купить даже и такую вещь, которой еще нет в природе, например будущий урожай. Предметом купли-продажи становились и нетелесные вещи – право на наследство, право требования, в том числе по займу. Вещь, товар должны быть выделены и точно определены, например числом, мерой, качеством и т. д. Если товар не определен, договор не считался заключенным.
Другое существенное условие договора купли-продажи – цена. По достижении соглашения покупатель имел право требовать товар, а продавец – обозначенную цену. Она должна быть конкретной и выражена в денежной форме, что отличало договор купли-продажи от мены.
Цена вещи зависела от условий рынка и могла быть то выше, то ниже. Римское право не требовало, чтобы цена была справедливой. Однако в позднем римском праве допускалось расторжение договора купли-продажи по причине его чрезмерной убыточности (laesio enormis). При продаже вещи дешевле половины ее действительной стоимости продавец мог требовать либо расторжения договора, либо доплаты до настоящей цены (С. 4. 44. 2). В позднем Риме государство пробует законодательно регулировать цены.
Продавец, во-первых, должен был передать покупателю проданную вещь. В противном случае вещь изымалась у продавца в принудительном порядке. До передачи вещи продавец обязан был обеспечить ее сохранность. При этом он нес ответственность даже за легкую неосторожность, но не за случайную (без вины покупателя или продавца) гибель, повреждение вещи.
Во-вторых, продавец был обязан предоставить вещь в надлежащем по качеству состоянии. Первоначально согласно формализму древнего права он отвечал лишь за то, что прямо обещал. Если же в вещи были какие-то отрицательные качества, о которых продавец ничего не говорил, то за них он не нес ответственности.
Классическое право установило ответственность продавца за намеренное умолчание о недостатках товара. Стали различать явные и скрытые недостатки продаваемой вещи. Так, если вещь имела явные изъяны, а покупатель все же приобретал ее, то с продавца снималась ответственность за недостатки проданной вещи. Но он нес ответственность за ее скрытые недостатки, которые не могли быть обнаружены покупателем при самом внимательном осмотре. Римские юристы приводили пример: покупатель слепой, а продавец ничего не говорит о недостатках, – продавец отвечает за недостатки вещи; наоборот, покупатель (зрячий) покупает слепого раба – продавец не отвечает за недостатки продаваемого.
В классическом праве различались серьезные заявления продавца о качествах товара и простое расхваливание (то, что теперь называется рекламой).
При скрытых недостатках проданной вещи покупателю давался иск actio redhibitoria и стороны возвращались в первоначальное положение (реституция) или иск actio quanti minoris, по которому покупатель мог требовать уменьшения покупной цены. Примечательно, что продавец нес ответственность даже за те недостатки продаваемой вещи, о которых он и не знал:
„Покупателю не легче от того, продает ли ему продавец вещь с недостатками ввиду своего неведения или обманным образом“ (D. 21. I. 1.2).
В-третьих, продавец был обязан гарантировать покупателю беспрепятственное обладание (habere licere) купленной вещью и отвечать за эвикцию (evincere – вытребовать, отсудить) ее каким-либо третьим лицом по основаниям, возникшим до заключения сделки купли-продажи. Если третье лицо начинает процесс по отсуждению такой вещи, покупатель должен известить об этом продавца и тот обязан вступить в процесс для ограждения покупателя от эвикции. При отсуждении вещи у покупателя он мог взыскать с продавца в качестве штрафа двойную покупную цену товара; позже эта ответственность стала выражаться в возмещении убытков покупателя. Продавец, однако, освобождался от ответственности за эвикцию, если покупатель не известил его о начале процесса.
Покупатель, в свою очередь, обязывался к уплате цены товара. Предполагалась встречность уплаты денег и передачи товара. При этом если до передачи вещи покупателю (когда он становился собственником) вещь повреждалась либо уничтожалась без вины кого-либо, то ответственность ложилась на покупателя. Здесь в исключение из общего правила (casum sentit dominus – риск случайности несет собственник) действовал принцип „риск случайности несет покупатель“ (periculumn ets emptoris).
„Как только заключена купля-продажа, риск гибели проданной вещи переходит на покупателя, хотя бы к этому времени вещь и не была фактически передана покупателю“ (I. 3. 23. 3).
С развитием торговли все чаще стали заключаться сделки купли-продажи в кредит, когда получение покупателем товара опережало его оплату. Договор купли-продажи мог сопровождаться дополнительными соглашениями, например, об обратном выкупе, о прекращении договора, если продавцу будет предложена более высокая цена, и др.
Права сторон в договоре купли-продажи обеспечивались предоставлением продавцу иска actio venditi, чтобы заставить покупателя исполнить свои обязательства, уплатить цену; покупателю давался иск actio empti о предоставлении ему товара надлежащего качества.
Договоры найма (locatio conductio). Классическому римскому праву были известны три вида договора найма:
наем вещей,
наем работы или подряд,
наем услуг.
Сторонами в договоре найма были наймодатель (locator) и наниматель (conductor).
Наем – возмездный договор. Наемная плата по большей части определялась в деньгах. Наем – двусторонний договор, из которого хозяйственную выгоду получали обе стороны. Односторонний отказ от найма допускался лишь при наличии серьезных оснований. Наем был срочным договором, однако срок мог и не указываться. Если наниматель пользовался вещью и по истечении срока, наем считался молча продленным. Наем – консенсуальный договор: вступал в силу с момента достижения соглашения.
Римские юристы обращали внимание на близость найма и купли-продажи. Так, подобно купле-продаже договор найма порождал два взаимных обязательства: одна сторона передает другой вещь или услугу (на срок), а другая сторона в порядке возмещения обязывается оплатить пользование вещью или услугой. Как и в купле-продаже, в найме вещей, работы, услуг выделялись две стадии реализации: соглашение и исполнение договора.
Договор найма вещей (locatio conductio rerum). По договору имущественного найма наймодатель обязывался предоставить нанимателю вещь во временное пользование, наниматель – уплачивать за пользование ею определенное вознаграждение (merces, pensio) и по окончании пользования возвратить вещь в сохранности.
Объектом найма могли быть вещи – движимые и недвижимые, а также непотребляемые (не уничтожаются, не подвергаются существенным изменениям в процессе нормального их использования) – иное сделало бы невозможным для нанимателя возвратить по окончании найма ту же вещь. Предметом договора могли быть телесные вещи или нетелесные, например узуфрукт.
Наймодатель (им мог быть и несобственник) обязан был предоставить нанимателю вещь в установленный договором срок. Наймодатель-собственник не лишался права собственности на передаваемую в наем вещь. Она могла быть им и продана. Б этом случае договор найма сохранял силу, если на то было согласие нового собственника. Иначе на первоначального собственника возлагалась ответственность за досрочное расторжение договора найма.
Вещь должна быть передана нанимателю в годном для пользования состоянии, со всеми принадлежностями к ней. На наймодателя возлагалась и обязанность поддержания сдаваемой вещи в надлежащем состоянии. Он платил за отданную в наем вещь всякого рода повинности, налоги, но освобождался от издержек по ее содержанию. Если вещь оказывалась полностью или частично непригодной для пользования, наймодатель обязывался возместить „интерес нанимателя“, включая и ту выгоду, которую наниматель должен был получить от договора. Но если наниматель знал о недостатках вещи, то наймодатель освобождался от ответственности. При снижении хозяйственного значения сдаваемой вещи нанимателю предоставлялось право расторгнуть договор либо требовать уменьшения наемной платы.
Ответственность наймодателя наступала при любой степени его вины (и легкой неосторожности). В некоторых случаях на наймодателя возлагалась ответственность даже тогда, когда он не знал о недостатках сдаваемой вещи, например за подтекающие бочки (D. 19. 2. 19. 1). На нем, как на собственнике, лежал риск случайной гибели сдаваемой вещи.
Наниматель обязывался принять вещь и оплатить пользование ею. При найме земли (аренда), если плата выражалась в виде части урожая и урожай погиб в результате неодолимой силы (vis cui resisti non potest), то классическое право освобождало нанимателя от внесения наемной платы. Если, однако, ничего чрезвычайного не произошло, то убыток от недорода нес наниматель. Предусматривалась и другая возможность – уменьшение платы в неурожайный год, с тем чтобы дополучить разницу в урожайный год или годы.
Наниматель обязывался пользоваться вещью в соответствии с договором, ее хозяйственным назначением. Он нес ответственность за сохранность вещи, ее повреждение, ухудшение вещи, произошедшее по его вине, но не за ее изнашивание в результате пользования. Улучшения, произведенные нанимателем в нанятой вещи, подлежали возмещению, если они были необходимы и хозяйственно целесообразны. Если же они выражали всего лишь личные вкусы нанимателя, то наймодатель не обязывался к их возмещению. При отделимости улучшений от нанимаемой вещи они подлежали передаче нанимателю.
Наниматель мог (если это не противоречило договору) передать нанятую вещь третьему лицу (поднаем). При этом действовало правило: наниматель несет ответственность за вину всех, кого допустил к нанятой вещи.
Договор найма прекращался истечением срока. Но если фактическое пользование продолжалось, то договор считался возобновленным. Он мог быть прекращен и односторонним отказом наймодателя, если наниматель пользовался вещью не по назначению, портил вещь либо не вносил арендную плату. И наниматель мог отказаться от договора, например, если вещь оказывалась непригодной для использования или пользование ею сопряжено было с серьезной опасностью.
Права и обязанности сторон обеспечивались исками; права наймодателя – иском по поводу сданного в наем (actio locatio), право нанимателя – иском по поводу нанятого (actio conducti).
Договор найма работы (подряд – locatio-conductio operis). По этому договору заказчик поручал выполнение определенной работы, а подрядчик принимал на себя обязательство за условленную плату передать заказчику законченный результат работы (opus). Хотя работа выполнялась по заданию заказчика, предполагалась, однако, самостоятельность подрядчика в производстве работы.
В отличие от работы как трудового процесса, подрядчик по договору подряда обязывался передать заказчику „законченный труд“ (D. 50. 16. 5. 1). Подряд был близок купле-продаже. Но от нее отличался тем, что opus полностью или в большей части изготовлялся из материала, предоставленного заказчиком.
„Если мы хотим заказать для себя какую-либо вещь, например статую, сосуд или платье, так, что мы не даем мастеру ничего, кроме денег, то это – договор купли: не может быть договора найма в тех случаях, когда тот, для кого выполняется работа, не предоставляет самого материала…“ (D. 18. I. 20).
Заказчик обязан был оплатить результат труда. Если в процессе изготовления вещи подрядчик настаивал на увеличении платы, то заказчик мог с этим не согласиться и требовать расторжения договора. При произвольном отказе заказчика принять выполненную работу он не освобождался от обязанности оплатить сделанное. Если же заказчик досрочно расторгал договор, а подрядчик использовал освободившееся время для другой работы, то вознаграждение за нее засчитывалось в счет платы по расторгнутому договору.
Подрядчик для выполнения заказанной работы мог использовать труд других лиц, за их вину он нес ответственность как за свою собственную (D. 19. 2. 25. 7). В случае повреждения, уничтожения заказанного подрядчик отвечал даже при наличии его легкой вины (culpa levis). По общему правилу, до передачи заказанной работы на подрядчике лежал и риск случайной гибели или повреждения предмета подряда (D. 19. 2. 36).
Разновидностью подряда была морская перевозка. По этому договору, если во время перевозки возникнет общая опасность и капитан корабля вынужден выбросить часть груза в море, то убытки распределяются между теми, кому угрожала опасность (D. 14. 2. I).
Договор найма услуг (locatio-cohductio operarum). По этому договору наниматель поручал, а нанявшийся принимал на себя оказание каких-либо услуг за эквивалентное им возмещение (merces).
В Риме этот договор не получил значительного распространения. Оказание услуг здесь зачастую возлагалось на рабов и было связано с их личной зависимостью. Поэтому и оказание услуг свободным по указанию нанимателя и за плату считалось зазорным, унижающим достоинство. Договор. найма услуг, позже трансформировавшийся в наем рабочей силы, применялся в рабовладельческом Риме в основном для выполнения обыденных домашних работ. Когда же требовалось квалифицированное и творческое их выполнение, прибегали к заключению договора поручения.
Договор поручения (mandatum). По договору поручения доверитель (mandans) поручал, а поверенный (procurator) обязывался выполнить какое-либо дело безвозмездно. Поручение было односторонним договором, предполагавшим хозяйственную выгоду лишь одной стороны – доверителя. Поручение имело строго личный характер и основывалось на особом доверии и взаимном расположении сторон.
Поручение восполняло ограниченность найма услуг и в то же время отражало существовавшие на ранних ступенях общественного развития представления об унизительности труда по найму и за плату. Римские юристы считали, что договор поручения ведет свое происхождение из дружбы, из общественного долга (ex officio atque amicitia) и должен реализовываться безвозмездно („оплата уничтожает поручение“).
Нравственные представления, однако, зачастую расходились с реальными интересами, поэтому безвозмездность договора поручения во многом была хорошо известной римскому праву фикцией – поручение возмещалось уплатой поверенному „почетного дара“ (honorarium), однако определяемого, прежде всего, личностью одаряемого, а не содержанием поручения. Гонорар за свой труд получали, например, врачи, юристы, архитекторы. Выплата гонорара обеспечивалась действенностью принципа bona fides, но не исковой защитой. Лишь позже, при переходе к доминату, поверенному стал даваться иск для защиты своего права на гонорар.
Предметом договора поручения мог быть труд не только лиц так называемых свободных профессий, но, например, и починка, отделка платья. Услуги должны быть реальными, дозволенными, соответствовать нравственности, предусматривать одноразовое действие либо их совокупность.
Доверитель обязан если и не оплатить работу, то возместить все необходимые, разумные расходы поверенного, связанные с ее выполнением, даже и в том случае, когда искомый результат не достигался. Доверитель мог требовать от поверенного личного исполнения обязательства либо разрешить передачу выполнения всего дела или отдельных действий другим лицам. Из одностороннего характера обязательства вытекало, что доверитель в любое время односторонне мог расторгнуть договор, видоизменить поручение либо дать поверенному дополнительные указания. В пределах порученного доверитель обязан принять исполненное.
Поверенный должен был исполнить работу в полном соответствии с буквой и внутренним смыслом поручения.
„Принять на себя поручение, – рассуждал Павел, – зависит от воли (поверенного), но исполнить принятое поручение есть уже необходимость“ (D. 13.6. 17. 3).
Считалось, что личное доверие доверителя обязывает поверенного проявлять особую тщательность и заботливость в исполнении работы. Поверенный не имел права видоизменять поручение, но в случае необходимости должен был испросить у доверителя дополнительные указания. Если поверенный испытывал затруднения или не мог выполнить поручение, он обязан был сообщить о том доверителю, иначе нес ответственность за неисполнение порученного дела. Если к исполнению поручения привлекались третьи лица без согласия доверителя, то ответственность за вред, возникший в результате их действий, возлагалась на поверенного. Но если третьи лица привлекались к исполнению с согласия доверителя, то поверенный отвечал лишь за неосторожность, непродуманность в выборе исполнителей. Выполнив поручение, поверенный должен отчитаться перед доверителем и передать ему исполненное: вещь – с плодами от нее (D. 17. 1. 10); денежную сумму – с процентами (D. 17. 1. 10. 3).
Договор поручения, как уже отмечалось, мог быть расторгнут односторонним решением доверителя. Также и поверенный мог расторгнуть договор, но лишь когда это не вело к ущербу доверителя. Личный характер отношений сторон предполагал расторжение договора в случае смерти доверителя или поверенного. Однако поверенный, узнав о смерти доверителя, не мог самовольно бросить порученное дело, а наследники доверителя не имели права отказаться от обязанностей наследодателя и получения уже сделанного. Если же наследники считали нежелательным дальнейшее исполнение поручения, они обязаны были сообщить о том поверенному.
Договор товарищества (societas). Товарищество представляло собой основанное на договоре объединение имущества, усилий лиц для осуществления хозяйственной деятельности. Такая деятельность могла быть выражена в определении конкретной цели либо представлять собой всестороннее использование имущества и усилий товарищей для получения прибыли.
„Мы имеем обыкновение вступать в товарищество или в отношении всего имущества, или для какого-нибудь одного дела, например, для покупки или продажи рабов“ (I. 3. 146).
Члены товарищества, если иное не оговорено в договоре, обладали равными правами и обязанностями. Каждый управлял общими делами (если по договору такое управление не поручалось одному). Каждый отвечал перед другими товарищами за любую степень вины, даже за легкую небрежность, и должен был проявлять в общих делах такую же меру заботливости, как и в собственных делах. Если, однако, член товарищества и в личных, и в общих делах проявлял беззаботность, то за это он не нес ответственности – товарищи должны знать, с кем имеют дело. Также и имущественные вклады участников товарищества предполагались равными, но по договору вклады могли быть выражены и в неравных долях. Образовывалась та или иная степень общности имущества, даже общая собственность.
„При товариществе, объемлющем все имущество, все вещи вступающих в товарищество делаются (немедленно) общими“ (D. 17.2. I).
Вкладом в товарищество могли быть деятельность, услуги его участника.
„Нередко услуга лица имеет такое же значение, как и деньги“ (I. III. 149).
Доходы, получаемые товариществом, вносились на общий счет. Если товарищи не предусмотрели в договоре долей, в которых распределяются выгоды и убытки, то предполагалось их распределение поровну. Но по договору возможно и такое участие в товариществе, когда отдельный его член, участвуя в прибылях, освобождался от убытков.
Недопустимым, однако, признавался договор, по которому одному из участников товарищества предоставлялись только доходы, а другому – только несение убытков, без какого-либо участия в прибылях – „львиное товарищество“. (По аналогии с басней Эзопа, в которой лев, охотясь вместе с ослом, при дележе добычи все доли забрал себе).
Товарищество имело общие черты с юридическим лицом. Так, товарищество обладало общим имуществом, было объединением лиц, осуществлявших совместную деятельность по достижению единой цели, отличной от личных целей каждого из его участников. („Прежде всего следует принимать во внимание интерес товарищества, а не одного из членов“).
Все же товарищество не образовывало вполне самостоятельного субъекта права. Отдельные члены товарищества действовали вовне от своего имени, права и обязанности, возникавшие из их действий, были только их правами и обязанностями. Лишь после того как член товарищества передавал полученное в общую кассу, его контрагенты могли предъявить иск другим товарищам, как обогатившимся от сделки. Не будучи юридическим лицом, товарищество все же в значительной мере осуществляло и восполняло то хозяйственное назначение, которое возлагается на юридические лица.
Реальные договоры. Детальную разработку в римском праве получили заем, ссуда, поклажа. Они, как уже отмечалось, приобретали юридическую силу с момента передачи вещи. Соглашение сторон здесь – необходимое, но недостаточное условие для возникновения обязательства. „Пока не произошла передача вещи, обязательство из реального договора не возникает“ (D. 2. 14. 17 рr). Нет соглашения, нет и обязательства!
Договор займа (mutuum). В классическом праве этот договор стал играть важную роль в торговом обороте, на его основе развивается институт кредита.
Заем – договор, контракт, по которому займодавец передает заемщику денежную сумму либо некоторое количество вещей (определяемых родовыми признаками) с обязательством вернуть по истечении обусловленного договором срока или по востребованию такое же количество вещей того же рода.
„Дача взаймы состоит в передаче таких вещей, которые определяются весом, числом, мерой, каковы, например, вино, масло, зерно, деньги; (в этом случае) мы даем такие вещи с тем, чтобы они поступили в собственность получающего, а мы впоследствии получили бы другие вещи такого же рода и качества“ (D, 44. 7. 12).
Возникший в глубокой древности и применяемый первоначально в быту, заем не предполагал получение кредитором процентов (fenus) на передаваемую заемщику сумму. И эта древняя норма права в Риме считалась священной и неприкосновенной. Но деловые отношения торгового оборота не предполагали благотворительности и требовали иного. Поэтому в классическом праве сложились правовые средства, позволявшие обойти запрещение процентов по займу. Так, при предоставлении процентного займа заключалось стипуляционное обязательство, в котором проценты включались в сумму, подлежащую возврату заемщиком; либо на сумму процентов заключалось отдельное стипуляционное обязательство („Обещаешь дать сто?“ – „Обещаю дать сто“). В классическом праве размер процентных ставок не должен был превышать 12 % в год, при Юстиниане – 6 %. Не допускалось начисление процентов на проценты. Защищая заемщика, зачастую более слабую сторону в договоре, бремя доказывания факта предоставления займа право возлагало на заимодателя.
Договор займа предполагал хозяйственную выгоду одной стороны – заемщика, поэтому считался односторонним договором. Заключался договор займа только в отношении вещей, определяемых родовыми признаками, собственность на которые переходила к заемщику, и он, как собственник, нес риск случайной гибели вещи.
Договор ссуды (commodatum). Этот договор также считался безвозмездным, из которого всю выгоду получает лишь ссудополучатель. Здесь собственность на передаваемую вещь не переходила к ссудополучателю, и он не нес риск случайной гибели вещи. Безвозмездность ссуды отличала ее от возмездного договора имущественного найма. А в отличие от займа, ссуда предполагала передачу вещей, определяемых индивидуально, в том числе и недвижимых вещей (земля, строения), что значительно расширяло хозяйственное назначение ссуды.
Безвозмездность ссуды с предполагаемой выгодой лишь ссудополучателя возлагала на него обязанность проявлять к полученной вещи „заботливость хорошего хозяина“. Ссудополучатель нес повышенную ответственность за сохранность вещи – не только за ее повреждение в результате умысла, но и при грубой и даже легкой неосторожности. Ссудополучатель должен пользоваться вещью в соответствии с ее хозяйственным назначением, возвратить ту же самую вещь в установленный срок или по востребованию, возместив при этом все возникшие ухудшения.
Безвозмездность ссуды, ее назначение удовлетворять интересы лишь ссудополучателя возлагала на ссудодателя обязанность передать вещь в пригодном для ее использования состоянии, устранить недостатки вещи, мешающие ее использованию, и даже возместить убытки ссудополучателя, возникшие из передачи ему вещи с пороком (если такой ее недостаток был известен ссудодателю).
„Благодеяние, любезность, которые содержатся в договоре ссуды, должны дать поддержку, помощь тому, кому ссуда предоставляется, а не должны его обманывать, вводить в убыток“ (D. 13.6. 17.3).
Благотворительный характер ссуды показывает, что индивидуализм римского классического права был не безграничным. Трудно, однако, сказать, сколь широко применялся этот институт в развитом хозяйственном обороте.
Договор хранения или поклажи (depositum) предусматривал передачу одной стороной (депонентом, поклажедателем) другой (депозитарию, поклажепринимателю) вещи, имущества для безвозмездного хранения в течение определенного срока либо до востребования.
Договор хранения – тоже безвозмездный, но заключался он не в интересах принимающего (как в ссуде), а в интересах передающего. Поэтому на поклажепринимателя возлагалась ответственность за повреждение вещи (он освобождался от ответственности лишь за легкую вину – все же договор безвозмездный). В свою очередь, поклажедатель обязан был возместить поклажепринимателю понесенные им в результате хранения расходы.
Высокий уровень разработки правовых вопросов в римском классическом обязательственном праве проявлялся и в том, что различалось несколько разновидностей договора поклажи: хранение индивидуально определенной вещи, вещей, определяемых родовыми признаками, и хранение при чрезвычайных обстоятельствах (при пожаре, землетрясении и т. д.). В последнем случае поклажеприниматель отвечал за сохранность вещи в повышенном размере.
Литтеральные и вербальные контракты. В классическом римском праве литтеральные контракты, ранее представлявшие собой согласованные сторонами записи о кредитах и долгах в приходно-расходных книгах, выходят из употребления. Им на смену приходят долговые документы – синграфы и хирографы. Синграфы удостоверяли, что должник такой-то должен кредитору такому-то столько-то. Документ подписывался составителем и удостоверявшими правильность записи свидетелями. Синграфы получили широкое распространение уже в последний период Республики в связи с предоставлением процентных займов. Позже преимущественное употребление при составлении долговых документов получили хирографы – расписки должников, подтверждавшие получение ими кредита.
Наиболее распространенной разновидностью вербального договора была стипуляция (stipulatio). Основным характеризующим ее признаком было заключение договора произнесением определенных фраз. Ранее это словесная формула.
„Стипуляция есть словесная формула, в которой лицо, которому задается вопрос, отвечает, что оно дает или сделает то, о чем его просили" (D. 45. 1.5. I).
В классическом праве отмирают формальные требования совпадения вопроса и ответа, обязательны словесный характер договора, непременное присутствие сторон в месте заключения договора. Довольно долго признавалось невозможным заключение стипуляционного обязательства между глухими и немыми (D. 45. 1. 1 рr), но со временем, когда в практику вошло составление письменного документа о стипуляции, это требование отпало. Стали возможными возложение обязанности и на третье лицо, не участвующее в сделке, заключение соглашения на иностранном языке (D. 45. 1. 1. 6).
Другим характеризующим стипуляцию признаком был ее абстрактный характер. Действительность стипуляционного договора не зависела от материального его содержания: в форму стипуляции можно было облечь любое обязательственное соглашение.
Наконец, стипуляция была односторонним договором – для кредитора возникало право требовать, для должника – только обязанность исполнить.
Ввиду своей простоты и абстрактного характера стипуляция получила широкое распространение в классическом и постклассическом римском праве, стала предшественницей современного векселя.
Из других разновидностей вербального договора в литературе упоминаются обещание предоставить приданое жениху, а также клятвенное обещание вольноотпущенника в верности и преданности своему патрону с возможным предоставлением ему всяческих услуг.
В сложившуюся систему римского договорного права не вошли натуральные обязательства, безымянные контракты, пакты, обязательства как бы из договора. Однако со временем в силу pacta sunt servanda и они в той или иной мере стали получать правовую защиту.
«Но если данное дело не включается в какой-либо контракт, но остается сущность договора, то, согласно правильному ответу Ариста Цельсу, обязательство имеется».
Претор говорит: «Я буду охранять договоры, которые совершены не вследствие злого умысла и не вопреки законам, плебисцитам, сенатусконсультам, декретам, эдиктам принцепсов и не в обход какого-либо из этих правил» (D. 2. 14. 7. 2. 7).
Так, по договору мены «… следует признать, что обе стороны оказываются в положении покупателя и продавца, и поэтому каждая сторона может предъявлять иски» (D. 21. 1. 19. 5).
Получают правовую регламентацию соглашения о передаче спора третейскому судье; неформальное дарственное обещание; договор о подтверждении долга; соглашения с хозяевами корабля, трактира, постоялого двора о хранении вещей; ведение дела без поручения; обязательства из неосновательного обогащения; полученное по безнравственному или противоправному основанию и др.
По мере признания безымянных договоров, пактов, обязательств как бы из договора римское право наиболее полно охватывает своим регулирующим воздействием всю систему обязательственных соглашений.
Обязательства из деликтов. Наряду с обязательствами из договоров в классическом обязательственном праве значительное развитие получили обязательства из правонарушений деликтов. Здесь следует отметить тенденцию дифференциации деликтных обязательств, появляются обязательства как бы из деликтов, проводится и более четкое разграничение между частными и публичными деликтами. Ряд деликтов (грабеж, кража со взломом, ночная кража, угон скота) переводится из разряда частных в публичные. Они фактически становятся областью уголовного права. Вместе с тем другие виды кражи, обман, всякого рода посягательства на личность; одно время даже грабеж, все еще относили к частным деликтам. Характерным, однако, было возрастание взысканий за совершение этих деликтов. Появляется также возможность преследования, например за кражу, не только потерпевшим, но и органами государства.
Все более заметной становится и тенденция расширения круга действий, квалифицируемых как деликты. Разработка в праве понятия вины приводит к установлению ответственности в основном за виновное причинение вреда. Тенденция разграничения частных и публичных деликтов находит выражение и в том, что за некоторые виды деликтов ответственность в виде штрафа заменяется возмещением вреда.
Прежде существовавшие деликты – обида (iniuria) и кража (furtum) получают более детализированную правовую регламентацию.
Обида определялась как действие, нарушающее достоинство или телесную неприкосновенность лица: «Обида совершается вещью или словом, вещью – состоит в ударе рукой, словом – без руки».
Если по Законам XII таблиц обидой считали тяжкие повреждения, легкие ранения, побои и устанавливалась ответственность в виде талиона (если стороны не договорятся) или строго фиксированного возмещения, то преторским правом обида общим образом определялась как деликт против личности. Потерпевшему предоставлялся иск для защиты как телесной неприкосновенности, так и чести и достоинства. При этом размер возмещения определялся самим потерпевшим и корректировался претором сообразно «действию, месту и лицу». Прежде существовавший порядок строго фиксированной ответственности за обиду выявил свое несовершенство. (Будто бы некий римский патриций, расхаживая по Форуму, давал каждому встречающемуся по пощечине. За ним шел слуга, который выплачивал за обиду 25 сестерциев). Поэтому претором или судьей стало учитываться, был ли «честный удар» или выражение крайнего пренебрежения, нанесен ли удар при стечении народа, учитывалось и личное восприятие потерпевшего. Кто раньше не предъявлял иск о конкретной обиде (например, пощечине), в дальнейшем утрачивал право предъявлять иск в связи с нанесением такой же обиды. «Нельзя считать претерпевшим беззаконие того, кто однажды согласился с подобным действием».
Императорское законодательство установило за отдельные виды обид уголовную ответственность. Потерпевшему стало предоставляться право предъявить к обидчику гражданский иск о возмещении либо требовать уголовной ответственности. Последнее, по свидетельству Гермогениана, стало обычным последствием обиды.
Другим видом деликта была кража. Термин «кража», однако, неточно передает содержание данного правонарушения. Под кражей в Риме понимали не только похищение вещи, имущества, но и растрату, мошенничество, присвоение найденного или корыстное намеренное пользование чужой вещью без достаточного правового основания, или действия залогодателя (собственника), неправомерно изымающего свою вещь у залогодержателя. Кража определялась как «намеренное в целях создания для себя выгоды присвоение себе или самой вещи, или даже пользования ею, либо владения» (D. 47. 2. I. 3). Кража, таким образом, представляла собой намеренное создание для себя имущественной выгоды противоправным воздействием на (движимую) вещь.
Потерпевшему от кражи давался виндикационный иск, которым он мог истребовать свою вещь из чужого незаконного владения. Но при этом нужно было доказывать право собственности на вещь, что представляло подчас значительную сложность. Поэтому для защиты от кражи давался и другой иск – condictio furtiva, no которому следовало доказывать лишь факт кражи. Кроме того, потерпевший мог предъявить виновному лицу штрафной иск об уплате четверного или двойного размера стоимости похищенного. Позже кража переходит в разряд преступлений и подпадает под регулирующее воздействие уголовного права. Из других деликтов следует упомянуть повреждение чужого имущества (прямой ущерб и неполученные доходы) собственника или владельца, когда ответственность причинителя вреда наступала даже при легкой неосторожности; а также деликт из угрозы и обмана, влекший для причинителя вреда возмещение всего фактически причиненного ущерба.
Из обязательств как бы из деликтов привлекает внимание установление ответственности судьи не только за принятие неправильного решения, но и за ненадлежащее выполнение им своих функций (например, неявка для рассмотрения дела). Судья в таких случаях нес ответственность перед потерпевшим в полном объеме причиненного ущерба. Деликт об ответственности за вылитое и выброшенное предусматривал ответственность хозяина, из дома которого (хотя бы и без его вины) вылитым и выброшенным был причинен ущерб проходящему по улице. Ущерб подлежал размещению в двойном размере. Деликт об ответственности хозяина корабля, постоялого двора за ущерб, причиненный их слугами проезжающим, предусматривал возмещение ущерба в двойном размере.
Постклассическое право
В поздней Империи в основном сохранялась система обязательств, выработанная в классический период. Отдельные изменения исправляли частности того, что было сделано раньше. Многое здесь определялось длительным сохранением развитых товарно-денежных отношений в Восточной Римской империи и наличием высококвалифицированных юристов. Так, в развитии обязательственного права заметна тенденция установления большей свободы, оперативности заключения всевозможных соглашений, в известном разрыве с традицией, что соответствовало потребностям гораздо более разнообразного по своему этническому составу и языкам и обычаям обществу ранней Византии по сравнению с античной Римской империей. Например, конституцией императора Льва (472 г.) все стипуляции, не противозаконные по своему содержанию, наделялись обязательной силой (С. 8, 37, 10). Позже, с разложением рабовладельческого способа производства, система обязательств упрощается.
Обострение социальных противоречий отразилось и на обязательственном праве. Также и во избежание худшего господствующие классы вынуждены были проявлять повышенное внимание к интересам народных масс («социальные мотивы» в праве). Так, возможно, в какой-то мере и под влиянием христианской религии, вводятся ограничения на размеры взимаемых кредитором процентов (6–8 % в год), запрещается получение процентов на проценты (С. 2. 11. 20). В целях недопущения скупки обязательств и спекуляции ими запрещается переуступка требований по обязательствам (С. 4. 35. 22. 23).
Аналогичное значение имело ограничение оценки убытков от неисполнения обязательств – не более двойной стоимости предмета обязательства; в споре о безденежности займа должник мог требовать через суд освобождения от уплаты суммы долга, обозначенной в выданной им расписке, по причине фактического неполучения денег. В этом случае на кредитора возлагалось бремя доказывания факта платежа денег (С. 4. 30). Могла быть ограничена сила договора: продавец получил право отказаться от заключенного договора, если он по нужде продал вещь дешевле ее половинной цены. Подобное вмешательство императорского законодательства в «свободное соглашение сторон» было известным ограничением индивидуализма римского права.
Для достижения своей главной цели – сохранения существующего строя и сложившейся системы отношений – господствующие классы жертвуют некоторыми своими интересами, делают попытку умерить алчные аппетиты.
