Прихожу в себя. Смотрю. Близко-близко лицо Стефи. Надомной. Сверху. Смотрит в упор. Выражение — обалдевшее. Пауза, секунды на три, в которую я мысленно пробегаю «по себе», делая ревизию. Вроде всё на месте — руки ноги, туловище. Ничего не болит. Ощущение лёгкости. Скашиваю влево глаза — завалившаяся набок кровать со стянутым на пол матрасом и простынями. Я на полу. Сверху Стефи. Гм… А почему у неё голые плечи? Где её платье?
В этот миг, Стефания, наконец, отводит глаза от моего лица и опускает их вниз, упираясь взглядом во что-то… Я тоже смотрю туда, куда смотрит она. Грудь. Моя голая грудь… Голая! Секунду недоумённо смотрим друг на друга.
— Ааа… Что я наделала!
Закрыв щёки ладонями, Стефи шумно втягивает в себя воздух, и садится на мне.
— Уй… — отреагировал я на её движение, — слезь с меня! Ты мне что-то придавила!
Ойкнув, она вскакивает на ноги. Смотрю на неё, потом на себя: Ну, так и есть — нудистка! И я тоже…
— Я же обещала Динию… я же пообещала…
— Обещать — не значит, женится! — хмуро изрёк я, садясь. Сихот, что так спину жжёт? Что ты ему пообещала?
— Он просил… стать его женой… Я согласилась! Он подарил мне кольцо! Мы с ним помолвлены!
Крандец… — подумал я, рассматривая свои плечи.
— Что я теперь ему скажу!? Как я буду ему в глаза смотреть? А? Что ты наделал?!
— Я наделал?
— А кто? Не я же!
— Сама виновата…
— Я виновата?! Я?! Это чем же?!
— Нечего быть такой…
— Какой!?
— Мягкой и тёплой…
— Мягкой? Тёплой? Ты что, дурак?
— Сама дура… — хмуро ответил я, поднимаясь на ноги и морщась от боли, — где мои штаны?
— Сам ищи свои штаны!
— А ты одеться не хочешь?
— ОЙ!
Штаны мои обнаружились на её мантии. Мантия на полу, штаны — на ней.
Всё чище, чем на полу, — подумал я, с кряхтением нагибаясь за ними. Только поднял — сзади, обдав меня в ментале волной возмущения, резко дёрнули за рукав мантии, и Стефина ученическая одёжка улетела за меня. Влезши в штаны, я притормозил с рубахой и, создав два небольших зеркала, принялся осматривать свою спину, чтобы узнать, что же у меня там такое? Позади меня, там, где была Стефания, раздавался шорох ткани и сердитое сопение.
Мда, — подвёл я итог осмотру, — как говорится — кто бы мог подумать? Что ж… Будем лечить… Благо, я теперь могу сам.
Убрав зеркала, я осторожно накинул на себя свою белую рубашку и, морщась, принялся застёгивать пуговицы. Внезапно эмоциональный фон за моей спиной сменился с возмущённого на агрессивный. Оборачиваюсь. На уровне глаз — остро отточенный карандаш. Сзади — взлохмаченная Стефания, уже успевшая влезть в свою зелёную хламиду. Карандаш она держит в вытянутой правой руке, словно шпагу.
— Эриадор Аальст! — её голос полон возмущения, — ты совершил недостойный поступок! Воспользовался моим дружеским отношением к тебе, чтобы сделать эту гнусность!
Пауза. Смотрю на острый кончик, чуть дрожащий в руке, потом перевожу взгляд на ту, которая тычет им в меня. Румяные щёки, припухшие приоткрытые губы, чуть открывающие белые блестящие зубки. Чёрные глаза широко распахнуты, ноздри гневно трепещут, волосы в беспорядке. Решила сразу расставить точки над и? Правильно. Самое время.
— Собираешься заколоть меня карандашом? Добить хочешь?
— Добить?
— Давай я тебе кое-что покажу, жертва гнусного поступка…
Я принялся вновь расстёгивать на себе так до конца и не застёгнутую рубаху.
— Что ты делаешь? Зачем… опять её снимаешь?
В голосе Стефи — лёгкая растерянность.
— А ты глянь, — ответил я, скидывая рубашку и поворачиваясь к Стефи спиной. Руки я поднял вверх, на манер цирковых атлетов, — ты не знаешь случаем это следы чьих ногтей, а?
Сзади — потрясённое молчание.
— Ты в лохмотья разодрала мне спину своими когтями, — сказал я, опуская руки и поворачиваясь, — а вот эти зубы, ты тоже не знаешь, чьи они? Вот, вот и вот.
Я поочерёдно прикладывал указательный палец к левому плечу, указывая на места укусов.
— И на правом тоже есть. Вот и вот. И на шее. Судя по всему, тебе было совсем не плохо, коль ты так по мне «прошлась». Раве это не говорит о твоём желании и согласии? Почему ты теперь обвиняешь меня? А что ты?
Стефи втянула голову в плечи и насуплено, из-под бровей разглядывала синяки на моём теле. Карандаш она, нехотя, но опустила.
— И вообще, — я сделал шаг к ней, — если ты бросаешься к парню на шею и целуешь его в губы… То чего ты ожидаешь в ответ?
Я сделал ещё шаг, ещё и ещё. По мере того, как я наступал, Стефи пятилась назад, пока не упёрлась спиною в стену.
— Сажи мне, тёмноглазка, — спросил я, уперев левую ладонь в стену, рядом с её головою, и близко — близко приблизив своё лицо к её лицу, — скажи! Мне очень интересно — чего ты ожидала?
Стефи молчала, смотря в пол и закусив нижнюю губу.
— Ой! — внезапно она вскинула голову и её глаза и губы оказались близко — близко с моими, — мне же… нужно…
Зрачки её стали расширяться, а в ментале я почувствовал страх.
— Пусти! — отпихнув меня, нависающего над ней, в сторону, она выбежала из комнаты.
— Бум! — хлопнула дверь.
Стремительный стук сбегающих по лестнице каблучков, хлопок внешней двери и тишина…
— Мда, — сказал я, послушав эту тишину с пяток секунд и оборачиваясь к лежащей на боку кровати со сломанными ножками и скинутой на пол постелью, — вот так встреча…
Стефи
— Дзинь!
Запущенный мною что есть силы пустой пузырёк, разлетелся на множество осколков, разбившись о каменную стену дома.
Ну что я за дура! Ну, один раз, можно было в лавке появиться, но прибегать снова всполошённой курицей и опять лепетать о своей подруге? Старушка, конечно же, всё поняла! Она ведь не такая идиотка, как я! Иначе, зачем ей было мне предлагать — «замечательное средство с гарантированным сроком в один месяц»? Ууу… как стыдно… Больше ни за что сюда не приду! Позориться… Но что же мне теперь делать?
Я в растерянности стояла посреди улицы и не знала, куда мне пойти.
Вернуться в университет? Там Эри… Я представила его ироничную улыбку, взгляд и передёрнула плечами: Бр-рр! Не хочу его видеть! Как у нас с ним это могло случиться? У меня теперь — двое мужчин! О Мирана! Этого просто не может быть! Я же не падшая женщина? Только у них бывает много мужчин! Нет, нет и нет! Я не такая!
Мысли метались в голове, словно люди на пожаре. Во рту стоял горький вкус только что выпитого зелья.
Пойду, запью чем-нибудь, — решила я, — в кондитерскую. Там можно взять кофе и у них всегда свежая сдоба. Посижу и успокоюсь…
Приняв решение, я пошла в нужном направлении, продолжая размышлять о случившимся.
Не хотела я его в губы целовать! Хотела в щёку! А он повернул в этот момент голову. Если бы я стояла на ногах… то я бы успела изменить направление. Просто… он качнулся… От того, что я прыгнула на него… Это он не удержался! Стоял бы крепче на ногах, я бы его поцеловала бы в щёку и всё… Он виноват, он! И потом: ну и что, что я его поцеловала в губы? Я ведь не имела в виду ничего такого! Это была случайность! Это не повод так поступать!
Тут я дошла до кондитерской, и мне пришлось прервать поток своих мыслей. Сделав заказ и сев, на удачно оказавшимся пустым моё любимое место у окна, я стала ждать, когда мне принесут. И, конечно же, вновь начала думать о случившимся. Но в этот раз, словно где-то открыли ворота, на меня нахлынули другие воспоминания: вот, кончики пальцев Эри скользят по шее вверх и зарываются на затылке в мои волосы… Молнии, пробегающие вниз по позвоночнику от прикосновений этих пальцев… Его внимательные глаза, смотрящие так, что почему-то подгибаются колени… Уверенные ладони, исследующие моё тело… И такое ощущение, что между ним и ними нет никакой мантии… Словно они скользят прямо по коже… А потом, я… Уууу! Неужели это делала я?
Кровь прилила к щекам, воротник прижал горло, а целительская мантия внезапно стала тесна в груди, не давая никак полностью вздохнуть.
Это было как… как огонь! Огонь, раздуваемый сильный ветром! Да! Жаркий и всё сжигающий на своём пути пожар, от которого нет спасения! Можно только сгореть в нём, моля, чтобы он не сжёг тебя до золы, оставил хоть капельку… хоть уголёк! С Днием было не так… С ним — я словно растворялась в золотом свете… задыхаясь от переполняющей меня нежности и любви…
Я задумалась, вспоминая и сравнивая, и тут мне в голову ударила мысль: Богиня, что я делаю!? Как я могу их сравнивать? Так, словно у меня теперь есть двое мужчин, и я собираюсь быть с каждым из них! Нет! Так нельзя! Я не такая!
— Прошу вас, госпожа, ваш заказ! — внезапно прозвучало рядом, заставив меня вздрогнуть.
Девушка — официантка переставляла заказанное мною с подноса на столик. Я кивнула, стараясь вздохнуть, и как-то унять бешено стучащее сердце.
Надеюсь, я не слишком красная? Чувствую — щёки горят. Как бы она не подумала чего…
Я низко наклонилась над чашкой, пряча своё лицо.
Как стыдно… Если бы она узнала, о чём я думаю, я бы точно — провалилась бы на месте…
Но как такое могло со мною случиться? — снова я вернулась мыслями к волновавшему меня вопросу, едва официантка ушла, — я же всегда была скромной. Старшая сестра даже говорила — чересчур. А теперь у меня — двое мужчин! Как же так? Нельзя любить сразу двоих! А что, разве я Эри… тоже люблю?
Я задумалась, пытаясь определить — люблю я его или нет? Постаралась припомнить все с ним наши разговоры. Как он на меня смотрел, что говорил… Что я при этом чувствовала?
Эри — хороший друг, — наконец подвела итог я своим размышлениям, — он мне нравится, и я всегда ему нравилась! Он всегда оказывал мне знаки внимания! Если бы я не встретила Диния, то я, наверное, влюбилась бы в Эри. Ведь недаром, говорят, что «от дружбы до любви — один шаг»! Но я люблю Диния и… И, что же мне теперь делать? Если я всё расскажу ему… он ведь… он не простит! Я — клятвопреступница! Я обещала ему… А Эри? Зачем он так сделал? Он же знал, что я с Ди… Нет, не знал! Его тогда не было. Я ему сказала об этом позже… потом. Он тоже больше не захочет говорить со мой! Он станет презирать меня! Я потеряю их обоих! Что же мне делать?
Я почувствовала, как мною овладевает паника и страх. Страх, завязывающий живот узлом ужаса. Очертания окружающей меня обстановки, поплыли в предательских слезах.
— Боги… за что мне такое наказание? — прошептала я, чувствуя, как слёзы бегут по щекам, — я ведь умру без них обоих… моё сердце разорвётся на две половинки и полетит за ними… С одной половинкой в груди я ещё проживу, но без обеих… я умру…
«… Тебе придётся разделить своё сердце…» — внезапно прозвучало у меня в голове.
— А? Что? — вскинулась я, — кто это сказал?
Я испуганно оглянулась по сторонам, но вокруг, кто бы мог это произнести, никого не было.
Какая-то знакомая фраза, — подумалось мне, — где я это слышала? Ммм… Сатия! Точно! Она мне тогда это в парке нагадала! И ещё она сказала: «…тебе нужно опасаться тёмноглазого демона. Он может всё погубить…» Неужели… Эри — тот темноглазый демон? Ах! Не может быть!
Меня словно окатили ледяной водой. Я стала лихорадочно припоминать мой разговор с богиней.
Сатия ещё тогда переставляла камни… Она сказала, что я светлый камушек — агат. Он был рядом с большим красным камнем, а потом она передвинула его межу чёрным и красным! Тёмноглазый демон — чёрный камень — … это Эри? У него тёмные глаза! Сходится! А Диний — красный камень, принц! Да! Именно так! А потом она придвинула ещё два камешка — голубой и розовый… Кто это? Маленькие камушки… голубой и розовый… это… мальчик и… девочка? У меня будет двое детей? От кого? От Диния или… Нет! Я не могу думать об этом! Я сейчас с ума сойду! Боги, зачем мне это!? Я не хочу! Мне страшно!
Я сидела, вцепившись в маленькую коффайную ложку обеими руками, и меня колотила крупная дрожь.
«Поговорить — не желаешь?»
— Ай!
От хмурого бестелесного голоса Эри внезапно раздавшегося у меня в голове я подскочила на месте. Белая фаянсовая кружка с остатками коффая и блюдце, задетые локтём, полетели на пол. Помещение кондитерской заполнилось грохотом бьющейся на каменном полу посуды и звоном ложки, летящей по нему под соседний стол.
Словно моя жизнь, — внезапно подумала я, глядя на разлетевшиеся по полу белые осколки, — моя прежняя жизнь…
Скандалистки
— Что это она там пьёт? Это детям не повредит, а? — озабоченно нахмурив брови, Марсус задал вопрос богине жизни, глядя как Стефи, задрав подбородок, поглощает содержимое пузырька.
— Каким детям? — подняла брови та.
— Двойне. Которую ты ей сделала.
— Ничего я ей не сделала.
— Почему — не сделала? — поразился Марсус.
— Я что, похожа на дуру?
— Почему на дуру? — повторившись, вновь не понял бог войны, — избранный в кои веки нашёл себе подружку. Поступил с ней как нормальный, закалённый в боях воин, берущий добычу! Самое время заделать ему пару отпрысков от наложницы! Мы же договаривались! Ты что?
— Марсус, приди в себя, — насмешливо произнесла Хель, я знаю, в Восточном Халифате была знатная резня и ты только что оттуда. Но здесь не халифат. Очнись. Какая наложница? Какой воин? Тут империя.
— Какая разница! Халифат, империя… Законы жизни везде одинаковы! Убей — или будешь убитым, сожри — или останешься голодным, трахни, или её трахнет кто-то другой!
— Квинтэссенция философии войны… — иронично прокомментировала богиня смерти.
— Ой, да ладно! — махнул рукой Марсус, — можно подумать, что ты этого не знаешь! Ещё скажи, что это не так!
— Ди, — не ответив ему, Хелль скосила глаза на Динаю, — как тебе такие «законы жизни»?
— Смотрю, тебе хочется пофилософствовать? — ответила ей та вопросом на вопрос.
— Гимнастика ума позволяет неплохо скоротать время… Да, а действительно, почему ты не вдохнула в неё новую жизнь? Момент ведь был подходящим.
— Я что, похожа на идиотку, чтобы лезть к избранному?
— Вот как? — подняла брови Хель, — значит, по-твоему, я — идиотка? И Мирана тоже — идиотка?
— Я чувствую, что тебе очень хочется скандала!
— Отнюдь. Но почему я должна спокойно пропускать мимо ушей такие заявления в свой адрес?
— Я совершенно не имела в виду то, что ты подумала. Я просто хотела сказать, что это совсем не тот момент, в который следует рисковать.
— Какой такой момент? — заинтересованно подавшись вперёд спросила Хель.
— У неё две золотые ниточки. Одна идёт от неё к её принцу, а другая к нашему избранному. Так — не бывает! Истинная любовь только одна. Мирана может это подтвердить. Правда, Ми?
— Сама ты — идиотка! — совершенно не по теме выпалила в ответ богиня любви, — я значит, чуть не развоплотилась, таская из огня каштаны для всех, а теперь меня значит — идиоткой называют? Хорошенькая благодарность!
— Прошу всех присутствующих, — богиня жизни протяжно вздохнула, закатив глаза к потолку, — принять мои глубокие извинения за легкомысленно произнесённое слово. В следующий раз, обещаю, я буду более осмотрительна в своих высказываниях…
— Да, именно — легкомысленно произнесённое, — после некой паузы воцарившейся за извинением Динаи, произнёс Коин, — слова — они очень много порою значат… Но оставим этот разговор. Так что там с нашим избранным, Мирана? Что, действительно — у него две нити?
— Не у него, а у Терской, — скривив хорошенькое личико, ответила та, — у него, как и раньше — нет ни одной!
— Да? А что же тогда значат эти две, у Терской?
— Откуда я знаю? — откровенно огрызнулась богиня любви, — Такого действительно раньше никогда не было! Хочешь — поймай Сатию и спроси у неё, что это значит!
— А признайся Мира, ведь Сатия тебя — «сделала»! — радостно улыбнувшись, обратилась к ней Хель, — влезла без спроса в твой огород любви.
— Я смотрю, что ты припёрлась сюда с надеждой на скандал! — окрысилась в её сторону Мирана.
— Ты так думаешь? Ах, действительно, и зачем я сюда пришла?.. — Хель задумчиво приложила указательный палец к щеке. В глазах её плескалась ирония.
— Так, девочки, заканчивайте с руганью! — стараясь, чтобы это прозвучало как можно солиднее, произнёс Коин, — Диная, ты не дорассказала нам про Терскую. Итак, почему ты не побеспокоилась о том, чтобы у неё были дети от Аальста?
— Я же говорю — у неё вторая истинная любовь! Это уже само по себе ненормально. А она ещё рядом с избранным. Я посчитала, что риск чересчур велик и не стала ничего делать…
— «Риск слишком велик, риск слишком велик»! — сморщив нос, передразнила её Мирана, — а как меня, значит, всем скопом в спину толкали — так никакого риска не было? Конечно, это же я рисковала — не вы!
— Это была только твоя ошибка! — парировала Диная.
— Ах, моя ошибка? Только моя ошибка!?
Задохнувшаяся от возмущения Мирана вскочила из-за стола.
— Моя ошибка!?
— Мира — успокойся! — произнёс Коин.
— Успокойся?! Успокойся?! — богиня любви обежала всех взглядом, — да идите вы все…
— Зачем вы её дразните? — осуждающе спросил Марсус, переводя взгляд с пустого места, где только что была Мирана, на богинь.
— Зачем так бурно реагировать? — пожала плечами Хель.
— Просто она очень чувствительная и до сих пор остро переживает случившееся с ней. А вы смеётесь…
Марсус насупившись, посмотрел на Хель.
— Зато у тебя есть прекрасный повод — сходить и утешить её. Ведь ты же любишь это делать?
Хель улыбнулась Марсусу широкой, дружеской улыбкой.
— Да иди ты… — ответил ей тот и исчез.
— Знаешь, Хель, — секунду спустя сказал Коин, поджимая губы, — когда у тебя дурное настроение — всё всегда обязательно закончится скандалом! Это уже надоело!