Для обогащения своего собрания фольклорных сказок и создания иллюстраций к новому циклу Елена Поленова решила совершить путешествие на север Костромской губернии. 29 мая 1889 года она выехала из Костромы вместе с семьей Антиповых в их дальнее родовое имение под Кологривом. Сначала плыли на большом пароходе по Волге мимо чудесного Плеса до Юрьевца. Здесь пересели на маленький пароходик и двое суток плыли по реке Унж из Юрьевца до Кологрива мимо монастыря Макария Унженского. 1 июня прибыли в Кологрив и оттуда более двух часов по глухому лесу добирались до усадьбы Антиповых - Нелыиевка.

Край напомнил Поленовой любимые с детства Имоченцы. «Народ, - писала она, - простой, добродушный, приветливый. В деревнях все зазывают, расспрашивают, сами любят рассказывать».

В этой глухой стороне, где сохранились древние обряды и древнерусская архитектура, Елена Поленова продолжала делать записи сказок, присказок и прибауток. Здесь художница сделала первые этюды к шести картинкам сказки Сынко-Филиппко, зарисовывая северные избы, мебель и домашнюю утварь, украшенную выпуклой резьбой и разноцветным орнаментом. С натуры она написала внутренний вид северной избы с русской печью и мальчика, который ей понравился и стал моделью для создания образа Филиппко.

Местные жители очень полюбили художницу, заботились о ней и помогали ей в работе, кто чем мог.

11 августа 1889 года Елена Поленова писала из Нелылевки: «Я просто не помню, чтобы подъем духа и энергии в работе так долго был во мне в таком градусе... Наплыв мыслей и планов художественных очень, очень сильный. Вообще живу полно, деятельно, хорошо».

Результатом этого творческого подъема было создание иллюстраций к сказкам Сынко-Филиппко, Отчего медведь стал куцый, Жадный мужик, Злая мачеха, Плутоватый мужик, Козлихина семья; к присказкам Рыжий и красный, За тридевять земель; прибауткам Сорока-ворона, Тили-тили тесто, Чичи-чики чикалочки и другим.

К сказке Сынко-Филиппко - шедевру «костромского» цикла сказок - Елена Поленова создала шесть цветных акварельных иллюстраций. В них уже проявилась новая манера иллюстрирования: лаконизм композиции, декоративность акварельной живописи, графичность пейзажа. В.В. Стасову, который посетовал на такое «упрощение» цветовой гаммы, ограничивающейся пятью-шестью красками, Поленова ответила, что, во-первых, только «при таком исполнении заказчик соглашался издавать мои рисунки в красках», во-вторых, ей самой она «ужасно нравится», а в- третьих, что способ издания не мешает его национальному характеру, если «художник чувствует русскую жизнь и ее характерные черты».

Иллюстрация к сказке Сынко-Филиппко 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Сынко-Филиппко 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Елена Дмитриевна Поленова чувствовала русскую жизнь, как никто другой.

На первой иллюстрации сказки Сынко-Филиппко, являющейся ее культурологическим открытием, она изображает седовласого старого паромщика и его жену на фоне деревянной сторожки, украшенной старинной резьбой и орнаментом.

Старик сидит на бревне и любовно рисует вырезанному из чурбанчика мальчику «глазки, ротик и носик». Жена в цветастом платке стоит рядом, подперев щеку рукой, и с умилением смотрит на своего «сыночка».

На второй иллюстрации мы застаем жену паромщика в деревянной избе, обставленной старинной резной утварью, в самый удивительный и радостный момент ее жизни: мальчик, которого она «пестовала да в зыбке качала, словно он живой», вдруг ожил и закричал. Мы видим младенца с милым кругленьким личиком, тянущим ручки вверх, в люльке под высоким пологом, а рядом - мать, которая от неожиданности всплеснула руками.

Иллюстрация к сказке Сынко-Филиппко. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Сынко-Филиппко. 1890-е

Государственный Русский музей,Санкт-Петербург

На третьей иллюстрации счастливое семейство полдничает на лоне природы. Матушка сняла котелок с огня и подает его седовласому мужу, а сынко-Филиппко, «хороший, здоровый паренек», сидит рядом с деревянной ложкой, дожидаясь своей очереди.

На четвертой иллюстрации - Филиппко в лодке-ладье, остановившейся на синей глади воды. Филиппко уже наловил рыбу, которая лежит на дне лодки, но поднял весло и не причаливает к бережку, хотя на берегу разведен огонь и на рогатинах висит котелок. По настороженной спине мальчика понятно: он догадался, что не матушка его кличет. И действительно - в ельнике прячется Баба-яга.

На пятой иллюстрации - Филиппко в избе Бабы-яги, которой удалось затащить его туда обманом. В печке горит огонь. Дочь Бабы-яги, Настаска, злая, но глупая ведьма, приказывает Филиппке садиться на лопату. А тот отвечает, разводя руками: «Я не умею - покажи мне».

В последней, шестой, иллюстрации к сказке Сынко-Филиппко художница с истинным талантом и мастерством передает самый драматичный момент событий. Спасаясь от Бабы-яги, Филиппко забрался на высокое дерево. С надеждой он протягивает руки пролетающим мимо гусям, прося их сбросить ему перышки. Великолепен ночной пейзаж: желтый диск луны прочертили горизонтальные тучи и вертикальные пики деревьев. На фоне черного ночного леса, как тревожный крик о помощи, белеет рубашка Филиппко.

Мудрыми философскими притчами и замечательными памятниками русского фольклора являются и другие сказки «костромского» цикла, записанные, обработанные и проиллюстрированные Еленой Поленовой: Жадный мужик, Злая мачеха, Отчего медведь стал куцый, Плутоватый мужик.

Бедный, но красивый и простодушный мужик в чудесной рубахе- косоворотке, штанах и лаптях сидит на берегу поросшего тростником и кувшинками пруда. Он случайно уронил в воду топор и удивленно разводит руками, отказываясь взять диковинные топоры из настоящего золота и цельного серебра, которые ему предлагает вынырнувший из тростников шутик. За его честность шутик подарил бедному мужику оба драгоценных топора в придачу к его железному с простым топорищем. А скупой и жадный богатый мужик за свое вранье и желание присвоить чужие деньги не получил от шутика ничего - только зря свои потопил.

Иллюстрация к сказке Жадный мужик. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Злая мачеха. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

В сказке Злая мачеха старуха и день, и ночь донимала несчастную падчерицу. А как увез ее старик со двора, «соскучилась, в избе у ней стало тихо, на животе тошно, язык пересох». И приказала она старику: «Ступай, муж, за падчерицей, со дна моря ее достань, из огня выхвати! Я стара, я хила, за мной походить некому».

В иллюстрации к этой сказке все лаконично, предельно обобщено, но выразительно, метко, точно в деталях: орнамент на столбе, резьба на перекладине открытой двери амбара, откуда видны очертания старинных палат, дивные орнаменты на юбках мачехи и падчерицы, спокойно клюющие просо куры.

Также лаконичны и выразительны иллюстрации к сказке Отчего медведь стал куцый.

Складный деревенский паренек на ремнях спускается с неба, а под ним - чудесный древнерусский деревянный город с резными крышами, куполами, башенками и флажками над ними. И над всем этим великолепием высоко в облаках парит стая птиц.

А вот весна на болоте. Тонкие березки, прозрачная даль. На голове застрявшего в трясине паренька парочка уток свила гнездо, думая, что это кочка, и вывела птенцов. Неоперившиеся утята приглянулись огромному бурому медведю, склонившемуся над гнездом с жалобно кричащими птенцами и мечтающему полакомиться ими. Добрый паренек пожалел малых птенчиков и схватил медведя за хвост. Медведь шарахнулся в сторону и пустился в лес что есть духу, а паренек выбрался из болота с медвежьим хвостом на память.

В иллюстрации к сказке Плутоватый мужик Поленова рельефно, сочно и достоверно изображает угол деревенской избы, огромную русскую печь, на которой сушатся расшитый платок и рубаха, и плачущее крестьянское семейство, расположившееся на лавке возле лохани.

Чудесны резьба и орнамент богатого дома в иллюстрации к сказке Поклон плутоватого мужика свинье.

А в иллюстрации к сказке Козлихина семья тесовые ворота северной крестьянской избы изукрашены такой же фантастической резьбой и орнаментом, как и рога у самой козы.

Иллюстрация к сказке Отчего медведь стал куцый. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Отчего медведь стал куцый. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Плутоватый мужик 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Плутоватый мужик 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Прекрасны и деревянное крылечко с северной резьбой и коньком, на котором хозяйка приглашает гостей, и водная гладь, по которой скользят суденышки, и голубоватолиловая дымка горизонта в прибаутке Сорока-ворона.

Чудесны полукруг солнца и оба персонажа в присказке Рыжий и красный.

Все названные выше сказки, присказки и прибаутки были изданы только после смерти художницы, в 1906 году, московским издательством Гроссман и Кнебель в трех книжках под названием Русские народные сказки и прибаутки, пересказанные для детей и иллюстрированные Е.Д. Поленовой. Цветные репродукции с иллюстраций художницы были сделаны фирмой Брукман в Мюнхене.

Не переиздававшееся более ста лет, это издание, интересное как для детей, так и для взрослых, стало давно библиографической редкостью. Кроме того, в него не вошли текст сказки Жар-птица, написанной Еленой Поленовой в 1896-1897 годах, и сделанные к ней три превосходные иллюстрации, а также текст и иллюстрации к сказке Лисица, кот и петух, прибаутки Пенья-коренья, Сашка и Николашка. Все они еще ждут своего часа.

К.Ф. Юон, справедливо оценивая несравненный талант Поленовой-иллюстратора, писал: «Рисунки Елены Дмитриевны Поленовой к русским сказкам - чарующие документы о русских детях и о русской народной душе. В них слышен голос русской матери, доброй бабушки и любимой няни... Их правдивый язык делает их близкими каждому русскому в той же мере, как поэзию Пушкина или музыку Чайковского».

Иллюстрация к прибаутке Чики-чики чикалочки. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к сказке Козлихина семья. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иллюстрация к присказке Рыжий и красный. 1890-е

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург