Сигнал о предстоящей посадке, отправленный сервисной системой корабля на идентификаторы пассажиров и членов экипажа, заставил Козинцера проснуться. Через сорок минут лайнер совершил успешную посадку на единственном космопорте Зеркальной Слободы. Покинув корабль, Козинцер оказался в стыковочном шлюзе, где у информационных терминалов скопилось никак не меньше двух десятков пассажиров. Он сообразил, что это вероятно и есть те самые аппараты, предназначенные для выдачи бумажных денежных знаков, отпечатанных точно таким же архаичным способом, как в старину. Так как на Слободе, в силу различных причин, не действовали многие правила, законы и принципы, которыми руководствовался дома обычный землянин, правительство было вынуждено внедрить здесь определенные компромиссные решения, вроде бумажных денег. Ведь на Зеркальной слободе не было не только элементов системы Этик-анализатора, но и других, куда более заурядных систем, включая и функционирование персональных идентификаторов.

Вовремя сообразив, что терминалы в шлюзе способны функционировать только в моменты стыковки с кораблями, Козинцер обменял сразу довольно крупную сумму, которой ему с лихвой бы хватило на полугодовое безбедное существование на Земле, и получил такое количество цветных бумажек, что поначалу даже растерялся, не представляя, как с ними следует обращаться. Кое-как рассовав деньги по различным отделениям своей сумки он, наконец, вышел из шлюза и оказался в залитом дневным светом огромном холле. Подойдя к свободному окошку, Козинцер улыбнулся дежурному офицеру и тот, отсканировав радужку его левого глаза, без лишних слов выдал счастливому обладателю нескольких килограммов бумажных денег еще и бумажный паспорт. Избавившись от постороннего внимания и оказавшись на улице, Козинцер остановился, прислушиваясь к собственным ощущениям. Его поразил воздух, чистый, сладкий и как-будто гораздо более плотный, чем на Земле. А еще он почувствовал спокойствие и редкое умиротворение. Оно шло вовсе не от окружающего великолепия, которое было заметно сразу, стоило оказаться за дверями космопорта, а от на время заснувших биочипов, притаившихся в его организме. Козинцер достал из сумки свой коммуникатор, вывел его из спящего режима, и увидел на экране лишь хаотично разбросанные символы, не желающие собираться из-за отсутствия контакта с идентификатором, в понятные для пользователя строки. Идентификатор не работал, все было в точности так, как об этом рассказывали в визуальных сюжетах, посвященных спутнику Зеркальная Слобода. Оказавшись в салоне такси, которое вполне ожидаемо покатило по дороге, а не взмыло ввысь, Козинцер, почти не скрывая этого, начал с интересом разглядывать темноволосого водителя – паренька, лет двадцати.

– Первый раз? – весело поинтересовался парень.

– На Слободе? Да, впервые! А вы не первый сезон здесь работаете, как я понимаю?

– Верно, не первый, – усмехнувшись, ответил он, – я здесь родился и вырос!

Козинцер поймал себя на том, что до этого самого момента ему в голову никогда не приходила мысль о нахождении на Зеркальной Слободе людей, которые проживают здесь постоянно, и по праву могут причислять себя к местному населению. Раньше он полагал, что люди из числа обслуживающего персонала работают на объектах Слободы исключительно вахтовым методом, покидая спутник с приходом холодов.

– И многие из вас остаются здесь после окончания сезона?

– Зима здесь не такая уж и суровая. Это для отдыхающих окончание сезона рождает в их головах ассоциации с холодами, а для нас, семь градусов выше ноля, и не холода вовсе, а так, прохлада. Что касается вашего вопроса, то могу сказать, что людей здесь, из постоянных, на всей суше будет никак не меньше двух тысяч. Тут же реактор есть, атмосферу, силу тяжести, все эти прелести требуется постоянно контролировать, как вы понимаете. Батя мой, инженер, все на Землю меня мечтал отправить, учиться, а я вот смотрю на нее, на Землю вашу, и дурно мне что-то от одного ее вида.

Парень понял, что сказал явно что-то лишнее и поспешил добавить:

– Хотя с другой стороны, у вас там технологии, да и жить проще. Вон вы все, какие одинаковые оттуда приезжаете. Мне чтобы такие мышцы накачать, нужно эту машину на себе всюду таскать, да и батя мой, явно младше вас, а выглядит куда как хуже.

Козинцер улыбнулся. Интересно, какими наблюдениями руководствовался этот парень, выстроив предположение о его возрасте? Поддержание внешнего лоска на Земле было делом личным, зависящим лишь от желания и финансовых возможностей индивидуума, а вот купить за деньги здоровье и тем самым продлить себе жизнь, не представлялось возможным ни для кого и ни при каких обстоятельствах. Все, на что была способна медицина, так это лишь поддерживать в человеке заложенный от природы потенциал, ни в коем случае не развивая его.

– Я слышал про Этика, – вдруг сказал водитель. – Мне кажется, что по своей сути это ужасная система, сделавшая вас совершенными дегенератами!

– Простите?! – вопросительно посмотрел на него Козинцер.

– Это вы извините, но ваша жизнь ничто иное как, катастрофа! Большинство приезжих, а это в основном мужчины, в первые три дня своего пребывания здесь вообще не в состоянии с кем-либо контактировать и поэтому вынуждены отсиживаться в своих номерах, чтобы хоть немного адаптироваться к нормальной жизни и вернуть себе человеческий облик. Потом они, конечно, везде ходят и задают свои идиотские вопросы, видимо для того, чтобы перед самым отправлением назад, все-таки кое-что понять и успеть немного повеселиться. И знаете, что напоминает мне это веселье? Последний ужин перед казнью, вот что!

Козинцер покачал головой.

– Вы неверно понимаете этих людей, молодой человек, – он, неожиданно заговорил о приезжих так, как будто сам таковым не являлся. – Несомненно, побывав здесь, большинство из них обновляют свое видение многих вопросов, однако я уверен, что покидая это место, они остаются самими собой, как и прежде готовыми на все ради процветания Земли. Впрочем, вам нас все равно не понять, вы – дитя совершенно иной цивилизации.

Парень ничего не ответил, лишь удостоив своего пассажира довольно продолжительным взглядом, и больше за всю дорогу не проронил ни слова.

Отель располагался на самом берегу моря. Разместившись в номере, Козинцер спустился вниз, чтобы ознакомиться с мероприятиями, намеченными на этот вечер. Помимо всего прочего, в списке присутствовал пункт, вызвавший у Козинцера живейший интерес: «Дегустация пищи, полученной путем естественного взращивания. Стоимость участия: одна тысяча пятьсот слоданов». Исходя из того, что заносчивому таксисту Козинцер заплатил всего четыре единицы в местной валюте, плата за дегустацию еды казалась отнюдь не маленькой, но все равно была в десятки раз ниже, чем на Земле. В обозначенный час, Козинцер покинул свой номер и спустился в ресторан отеля, где в ожидании дегустации уже собралось порядка двух десятков гостей. В зале было неестественно тихо, как будто все присутствующие находились под страхом быть уличенными в неумеренной и нецелесообразной прилюдной трате денег, что на Земле считалось признаком дурного тона и поэтому молчали, отгородившись друг от друга пеленою отчужденности. Пододвинув к себе тарелку с выложенными на ней разнообразными канапе, Козинцер наклонился над столом и с удовольствием окунулся в мир вкуса и воспоминаний. Да, это явно была не синтетика, которая заполонила рестораны его родной планеты. Впрочем, за синтетику на Земле тоже пришлось бы выложить немаленькую сумму. Видом регулярного питания там давно уже стало потребление специальных пилюль, которые заменили собой традиционное понимание обеда и были способны снабжать организм человека необходимой энергией, витаминами и минералами в последующие семьдесят два часа после приема. Отбросив неприятные мысли, Козинцер развернул тарелку другой стороной и с удовольствием начал вдыхать исходящий от еды аромат. Эти запахи разбудили в его сознании воспоминания о детстве, достаточно счастливом, сытом и беззаботном, с беспечно сменявшими друг друга солнечными днями и прохладными вечерами. Вздохнув, он взял очередное канапе, повертел его в руках, разглядывая восхитительные слои и отправил в рот, искренне желая позабыть обо всем на свете и вновь вернуться в то время.

Через четыре дня бессмысленного пребывания на пляже, отягощенного всевозможными водными развлечениями, Козинцер почувствовал, что уже порядком устал от такого отдыха. Порой, он становился свидетелем спонтанного возникновения небольших компаний, складывающихся из таких же отдыхающих, как и он сам, но его нелюдимость, воспитанная особым чувством к Этику, мешала просто подойти и попробовать влиться в одну из них. Однако в этот вечер, Козинцер все же решился завести знакомство. Завидев выделяющийся во тьме парковой зоны тусклый свет фонарика, он направился к едва различимым очертаниям довольно большой беседки. Компания, разместившаяся внутри, состояла из шести человек: четверых отдыхающих и двух молодых людей, явно из местных. Заметив Козинцера, мужчины тут же пригласили его присоединиться к карточной игре, которая в эту минуту безраздельно повелевала сознанием собравшихся. Он поблагодарил за приглашение, но играть отказался, после чего получил разрешение понаблюдать за партией со стороны. Игра шла на деньги, и как понял Козинцер, удача была вовсе не на стороне местных ребят, судя по всему обучивших этой игре землян. Суть игры была Козинцеру не совсем ясна, но он прекрасно уловил то, что правилами не возбранялось целенаправленное введение противника в заблуждение. «Этика на вас не хватает, дорогие сограждане!» – ухмыльнувшись, подумал он. Наблюдать за познавшими удовольствие от лукавства землянами было тревожно и одновременно занятно. Они с таким задором окунулись в эту свалившуюся на их голову вседозволенность, что кое в чем сумели превзойти даже аборигенов, не знавших той скованности мышления, которая была нормой у людей с Земли. Выкачав из карманов бедных парней все деньги, разгоряченные азартом земляне, решили продолжить игру между собой. Однако, молодые люди попросили дать им последний шанс отыграться. Один из них положил на стол старинные электронные наручные часы, а второй достал из кармана небольшой продолговатый цилиндрик, величиной с мизинец, переливающийся едва уловимым зеленоватым свечением. Земляне молча переглянулись, но против таких ставок возражать не стали, отдавая тем самым дань уважения этим мальчишкам, подарившим им невиданную доселе эмоциональную бурю. В итоге, мальчишки проигрались совершенно, и с понурым видом уже собрались было убраться восвояси, но были остановлены благородными победителями, посчитавшими необходимым вручить каждому из парней по триста слоданов премии. Искренне поблагодарив гостей с Земли за такую щедрость и тепло распрощавшись со всеми, молодые люди ушли, растворившись во тьме, а в беседке, тем временем, стало еще веселее. В бокалы полилось вино из бочонка, еще больше накаляя градус возбуждения. Не успел Козинцер опомниться, как почувствовал в своей руке изящную ножку бокала, любезно предложенную ему одним из игроков с густой светлой шевелюрой. Козинцер кивнул в знак благодарности, и пока блондин говорил тост, неспешно направился вглубь беседки, где облокотившись на перила, стоял мужчина в кепке, по всей видимости, уже уставший сидеть на своем месте.

– Хороший вечер, – сказал Козинцер, встав рядом.

– Да, просто великолепный! – согласился человек в кепке, полной грудью вдохнув насыщенный морской воздух. – Микаэль Васильезо, – представился он.

– Карл Бердт, – кивнул в ответ Козинцер.

Они выпили, затем вновь затихли, прислушиваясь к шуму прибоя.

– Послушайте, Микаэль, что за безделушка досталась вам от этого паренька? – возобновил разговор Козинцер.

Васильезо пошарил в карманах и извлек оттуда цилиндрик. Задумчиво покрутив его в руке, он передал предмет Козинцеру.

– Понятия не имею, возможно, это какая-то деталь местной архаичной техники.

– Нет, Микаэль, это не деталь, это – сувенир! – многозначительно сказал Козинцер, возвращая предмет владельцу. – Я обещал привезти внуку нечто подобное, прошу вас, уступите эту безделушку мне.

Микаэль засомневался.

– Вы знаете, при всем уважении, должен вам сказать, что сувенир мне тоже не помешает! Пробью в нем дырочку, продену веревку, это будет очень оригинально.

«Да уж, ты большой оригинал, ничего не скажешь!», – в сердцах подумал Козинцер. Он узнал этот предмет из описаний, попадавшихся ему еще в бытность его работы в Департаменте перспективных исследований. Однако держать в своих руках интрамодуль, Козинцеру не приходилось никогда. Насколько он знал, работа над этим устройством велась на протяжении нескольких десятилетий, однако так и не была завершена. Изначально, применение этого высокотехнологичного компонента планировалось, в основном, в сложных системах электронного управления, как военного, так и гражданского назначения, ведь в нем нашли решение многие инновации того времени, о которых даже спустя годы Козинцеру больше слышать не приходилось. Сегодня, современные процессоры, конечно же, оставили далеко позади потенциальное возможности интрамодуля, но Козинцер решил, во что бы то ни стало заполучить данный экземпляр, просто как память о прошлом, и плевать, что никакой уверенности в его работоспособности у него не было. Помимо всего прочего было совершенно непонятно, как это устройство могло оказаться здесь, в руках местного мальчишки, не имевшего никакого представления о том, чем оно на самом деле является.

– Скажите Микаэль, – продолжил свое наступление Козинцер, – как вы намереваетесь пронести этот предмет? Как хотите провезти его на Землю?

Микаэль задумался. Он не видел никакой явной проблемы, которую мог бы получить, пытаясь пройти через детекторы космопорта с сувениром в своем кармане. Однако он был человеком осторожным и очень внимательным, поэтому привык относиться к любым мелочам с недоверием, что и помогало ему на протяжении долгих лет оставаться образцовым гражданином, не имевшим, и по сей день, ни одного положительного заявления.

– Я просто упакую данный презент в свой багаж, – улыбнувшись, сказал он. – А вы, мистер Бердт? Как поступили бы вы, отдай я вам сувенир?

– Я бы тоже упаковал этот предмет в свой багаж, и рискнул! – многозначительно посмотрев на Микаэля, произнес Козинцер.

Наступила долгая пауза. Наконец, Васильезо сказал:

– Знаете, я, пожалуй, выброшу эту штуку, чтобы не дай бог случайно не подвергнуть кого-нибудь опасности.

– Это ничего не решит. Вполне возможно, что у мальчишки имеется изрядный запас таких сувениров. Как, кстати, его имя?

– Его зовут Сони, – задумчиво проговорил Микаэль. – Мистер Бердт, давайте так. Я отдам вам этот предмет, отдам совершенно бесплатно, а вы пообещаете мне, что не будете разыскивать мальчика.

– Ну, хорошо, если вам угодно, в оставшиеся дни своего отпуска я не стану искать встречи ни с Сони, ни с его дружком, обещаю вам.

Микаэль удовлетворенно кивнул и бросил в траву интрамодуль.

– Я избавляюсь от этой штуки раз и навсегда. Не советую вам подбирать ее.

Сказав это, он подхватил с перил опустевший бокал и направился к столу. Козинцер присел на корточки и протянул руку, пытаясь нащупать в траве интрамодуль. Наконец он нашел его, обтер о штанину своих брюк и удовлетворенно вздохнув, положил в карман.

За столом, тем временем, возникла весьма оживленная беседа. Едва Козинцер успел приблизиться к столу, как его бокал вновь оказался полон, а из уст светловолосого прозвучал вопрос:

– Скажите, мистер… ээ…

– Бердт! – представил Козинцера, Микаэль. – Господа, это мистер Карл Бердт.

– Мистер Бердт, – продолжил блондин, – как вы относитесь к современному толкованию принципов прав человека, которое имеет хождение на нашей планете?

Козинцер ухмыльнулся. «Детский сад», – подумал он. – «Стоит только сделать местную анестезию техническим средствам контроля, как у наших, не в меру активных граждан сразу зарождается некое протестное чувство, внушающее ощущение полнейшей безнаказанности. До чего же все-таки дисциплинированно анархичен современный человек!»

– Право господа, здесь, в этом прекрасном месте, как-то неловко общаться на подобные темы, – сказал он, – я сразу чувствую себя не в своей тарелке. Предлагаю встретиться и поговорить об этом на Земле. Мы можем собраться в моем доме, я приглашаю всех вас!

Большинство присутствующих, сразу как-то сникло, отведя свои взгляды от Козинцера.

– И все же? – не унимался блондин.

– Мне моих прав, вполне хватает! – ответил Козинцер. – Я считаю наше общество достаточно зрелым для того, чтобы оно было способно само ограничивать себя в своих правах.

– Я поддерживаю мистера Бердта, – сказал мужчина, сидевший в самой глубине беседки. – Ведь это прекрасно, осознавать то, что мы, люди, наконец, достигли тех высот в развитии духовном и интеллектуальном, когда можем признать главенство сухой и порой жестокой жизненной необходимости над искусственными ценностями. Конечно, некоторые наши законы кое-кто называет циничными, но таковы правила наступившего века, и от них нам никуда не деться.

Козинцер сделал большой глоток, сразу наполовину опустошив свой бокал. «Интересно», – подумал он, – «а приходило ли в голову этим людям, что все, кто когда-либо бывал на Зеркальной Слободе, являются негласными участниками большого социального эксперимента? Как еще можно объяснить лояльность властей Мирового Союза, с такой легкостью регулярно позволяющих своим гражданам отдых в подобных бесконтрольных анклавах? Только вот для чего нужен такой эксперимент и каковы его цели? Вероятней всего, человечество вплотную приблизилось к тому, чтобы в самом скором будущем совершить колониальный бросок вглубь вселенной, а для этого необходимо, в том числе, изучить и модель поведения людей, оказавшихся в условиях, отличных от земных». У Козинцера не было ни малейшего желания делиться с кем-либо своими соображениями на этот счет, впрочем, как и вступать в любую другую дискуссию, поэтому он решил, что пришло время покинуть эту приятную компанию.

– К сказанному хотелось бы добавить вот что. Мы живем с вами, друзья, в очень ответственный период, который называется – становление. А так как этот процесс идет беспрерывно и уже довольно давно, нам всегда будет казаться, что раньше было хоть чем-то, но немного лучше, – поставив на стол бокал, подытожил Козинцер. – Ну что ж, господа, хотел бы поблагодарить вас за прекрасный вечер, участником которого я стал благодаря вам, и попрощаться, настала пора вас покинуть. Всего хорошего!

Новые знакомые Козинцера молча поклонились ему, после чего он счел возможным удалиться, оставив едва заметный налет задумчивости на их лицах.

Дни, оставшиеся до вылета на Землю, тянулись настолько медленно, что показались Козинцеру неделями. Растратив их абсолютно впустую, да так и не совершив двухдневную экскурсию вглубь материка, о которой он всерьез задумывался в начале своего отдыха, Козинцер выписался из отеля и сел в автомобиль, тронувшийся в сторону космопорта. По дороге он задумался над ощущениями, которые ожидали его в момент восстановления функционирования биочипов при выходе из мертвой зоны. Вдруг, спохватившись, Козинцер вспомнил про приличный остаток местных банкнот, покоившихся в его сумке. Судя по всему, приключения еще не закончились, и впереди его ждала увлекательная процедура засовывания нескольких сотен этих бумажек обратно в бездонное чрево терминала.