К ноябрю 1994 года ситуация на Кавказе была аховая — чуть ли не ежедневно обстрелы, теракты, захваты заложников. Всем было понятно, что проблему придется решать, причем решать силовым путем — переговоры с бандитами только распаляли их аппетиты.

Центром бандитизма была Чечня, и мы все в полку были морально готовы к тому, что в Чечне придется воевать именно нам, летчикам штурмовой авиации.

Я к тому времени только вернулся в Краснодар из командировки — была работа в Таджикистане, пять месяцев я там отпахал.

После командировки мне дали небольшой отпуск — на неделю. И хотя я свою летную работу люблю, отпуска, конечно, ждешь — дочка уже в первый класс пошла, хочется с ней и женой по-человечески время провести.

Но по-человечески тогда не вышло. 24 ноября мы с женой и дочкой решили съездить к родителям в Ейск, отметить день рождения супруги, которое приходится на 27 ноября. Я сел за руль своей старенькой «девятки» и проехал эти 250 километров между Краснодаром и Ейском не сильно торопясь, часов за пять. Все-таки семья в машине, так что ехал аккуратно.

А спустя сутки я это же расстояние от Ейска до Краснодара проскочил уже за два с половиной часа — командование поставило боевую задачу. На домашний телефон родителей, который я оставил для связи, позвонил командир полка, Виктор Маркелов, и так буднично, спокойно сказал: «Саша, срочно возвращайся, боевая тревога!»

Командир у нас всегда спокойный был, ни разу, даже в стрессовых ситуациях не слышал от него грубого или просто резкого слова. Но причину тревоги я понял совершенно определенно и потому рванул в часть как можно быстрее — мне ведь предстояло вести на боевые позиции эскадрилью.

Жене звонил уже из штаба, сообщить, что нормально доехал. Она, видать, на часы посмотрела, потом вдруг как закричит: «Саша, ты с какой скоростью ехал?! Ты что, с ума сошел?» Извини, говорю, дорогая, так было надо. Заодно поздравил ее с днем рождения. Потом переоделся в летный комбинезон буквально на бегу, дальше сели с командирами, начали готовить план полета. Куда летим, тайной уже не было — карты Чечни нам сразу выдали, оставалось только цели на этих картах обозначить.

От нашего полка туда летели первая и вторая эскадрильи, то есть самые подготовленные штурмовики. Я шел командиром первой эскадрильи — у меня там было 12 боевых Су-25 и два учебно-боевых Су-25, так называемые спарки, с двумя кабинами.

Взлетали уже в вечерних сумерках. Я шел первым в паре со своим ведомым, потом через трехминутный интервал за нами шли все три звена. Еще через интервал шла вторая эскадрилья.

Надо сказать, что на тот момент эти две эскадрильи штурмовиков — это все, что было в распоряжении командования нашей армии на Кавказе. Реформаторы так увлеклись сокращением в войсках, что подготовленных пилотов почти не осталось — всех поувольняли. Да и по всей России наша дивизия была первой и единственной в стране, способной выполнять задачи такого плана — воевать в локальном конфликте. То есть на всю страну — три боеспособных авиаполка, по 40 самолетов в каждом.

И все.

Сели мы в Буденновске около восьми вечера, и меня тут же вызвали на командный пункт — ставить задачу, причем времени на подготовку дали час.

Первая задача была несложная — на аэродроме Калиновка у «чехов» уничтожить технику, оставшуюся от бывшего ДОСААФ на территории учебного авиационного центра. Там базировалось несколько самолетов Л-39 — они, хоть и учебные, но вполне боеспособные были. Каждый такой самолет может нести две стокилограммовые бомбы, а это вполне серьезное оружие — к примеру, мы, штурмовики, тоже их регулярно бросаем. Вполне годные бомбы для уничтожения личного состава или для разрушения небольших укрытий и домов. У такой бомбы очень большой разлет осколков — два километра убойная сила, террористу вполне сгодится.

Рядом город Нальчик — если чечены решат его бомбить, будет много жертв среди мирного населения. Уже тогда ясно было, что на военные объекты «чехи» нападать не будут, а вот мирных людей покрошить из боевого оружия — это они запросто. И чтобы этого избежать, мы пошли своей эскадрильей на Калиновку.

Чеченцы нас явно не ждали — мы вышли к аэродрому вообще незамеченными, и, только когда начали работать по самолетам и ангарам, со стороны командного пункта я увидел несколько ярких вспышек — заработал ДШК.

Во втором заходе мы отработали по вышке, где стоял пулемет, и потом остальные заходы делали, не встречая сопротивления.

Вообще, это была несложная работа — по сравнению с тем же Афганистаном или хотя бы Абхазией.

Но надо понимать, что дело было 27 ноября — за две недели до официального ввода войск. То есть было ясно, что война началась, но официально ее еще никто не объявлял — Ельцин тогда лишь уговаривал Дудаева утихомирить своих бандитов.

Одновременно с нами работал буденновский полк — они работали по Ханкале. Там стояли МиГ-17, а эти машины уже серьезные, могут до двух тонн авиабомб поднять.

Вообще, в Чечне в советское время была довольно развитая сеть учебно-авиационных центров, уже не знаю, почему. Кроме Калиновки и Ханкалы, был еще грозненский центр. И летчиков из Чечено-Ингушской АССР тоже было немало.

Помню, у нас еще в Арцизе был такой отморозок, Сергей Иванов, выпускник Армавирского училища — наглый, задиристый и беспринципный тип. Родом из Грозного, он вечно попадал в разные скандальные истории. Когда его, наконец, уволили за постоянные дисциплинарные нарушения, он уехал к себе в Грозный, и я легко представляю, что он мог бы потом сесть за штурвал боевого самолета, чтобы воевать против нас. Но мы и наши соседи из буденновского полка не дали шанса таким отморозкам — в первый вылет сожгли всю дудаевскую авиацию на аэродромах.

В тот же день, в день рождения моей супруги, я в составе эскадрильи совершил еще два боевых вылета — на аэродром в Катаяме и в аэропорт Грозного. Задача была одна: уничтожить все, что может летать, — и военные цели, и гражданские.

В аэропорту пулеметами пополам разрезали дудаевский ТУ-134 — он на нем, помнится, летал куда хотел: в Турцию, на Украину, в Москву. Ну мы его, таким образом, немного ограничили — рамками независимой Чечни, где он мог еще ездить на автомобилях.

Конечно, бомбить все это было неприятно — ведь миллионы советских людей работали, создавая всю эту сложную технику и инфраструктуру, которую мы теперь были вынуждены уничтожать. Но я также понимал, что, раз уж наши власти допустили весь этот сепаратизм и бандитизм, они же и должны были его прикончить — иначе бандиты прикончат нас всех.

В тот день у меня был еще один, финальный вылет — в район телебашни. Туда летели уже не эскадрильей, а только звеном. Задача была — уничтожить командный пункт, который чеченцы создали на базе бывшей советской военной базы. Там тоже отбомбились без проблем, и командование дало нам отбой.

И вот, посадил я свой самолет, техники начали им вплотную заниматься, а я пошел в свою казарму — одноэтажное старое здание посреди чистого поля. Это был летний аэродром Ейского авиационного училища, очень старый, брошенный. Училища уже не было, его к тому времени расформировали.

В казарме той изначально очень грязно было, солдаты батальона техобеспечения только чуть прибрались, и все. Кровати двухъярусные, воду наспех подключили, причем только холодную, но я привык, мне все это было неважно, а вот те, кто нежиться любит, кипятильники с собой привезли, подогревали себе воду для мытья и матерились сквозь зубы.

С туалетами тоже было непросто — гальюны поставили далеко в поле. Так далеко, что для них даже охрану выделили, ночные патрули, чтобы чеченцы не убили, пока отливать ходишь.

Примечательно, что на этом аэродроме, где мы базировались, тогда же додумались развернуть полк из Германии. Правда, летчиков из ЗГВ все-таки поселили в военном городке, а нам отдали старые казармы. Один раз в неделю вывозили в баню — в Буденновск. Столовую развернули, бывшую курсантскую, столы там расставили, привезли кухни, подвели воду.

Вся моя эскадрилья, шестнадцать летчиков, поселилась в одном кубрике, мне как командиру определили нижнюю кровать в дальнем углу. Постелили там белье, шмотки мои разложили, пока я организацией полетов занимался.

И началась у меня очередная и, как потом выяснилось, последняя война.

От советского информбюро

ДЖОХАР ДУДАЕВ ХОЧЕТ ВОЕВАТЬ НА ЧУЖОЙ ЗЕМЛЕ. ЛЮБОЙ КРОВЬЮ

Вооруженное противостояние в Чечне снова приблизилось к критической черте: лидеры оппозиции заявили вчера о начале операции по блокированию и захвату Грозного. И, судя по тщательной подготовке наступления, новый штурм может оказаться гораздо более длительным и кровопролитным, нежели предыдущие атаки оппозиционеров.

Официальный Грозный в этой ситуации решил пойти ва-банк, заявив о возможности нанесения «ответных ударов» по районам Ставропольского края и Северной Осетии, где базируются российские подразделения, участвующие, по утверждению чеченских властей, в боевых действиях.

Чеченский конфликт за последний год не раз менял свои очертания: резкое обострение ситуации сменялось вялотекущей конфронтацией со словесными перепалками и отдельными террористическими актами, а затем происходила новая вспышка противостояния.

Однако новое наступление оппозиции происходит в качественно новых условиях.

Во-первых, за время предыдущего затишья оппозиционные формирования обзавелись несколькими десятками танков и бронемашин, получив, по мнению ряда экспертов, заметное преимущество в бронетехнике над правительственными войсками.

Во-вторых, временный совет теперь располагает собственной авиацией, причем не бесполезными на ограниченных пространствах Чечни истребителями (составляющими основную часть правительственных ВВС), а ударными вертолетами, способными обеспечить танковым прорывам весомую поддержку с воздуха.

Наконец, есть и еще одно обстоятельство, говорящее о серьезных намерениях оппозиции.

В отличие от предыдущих коротких и неподготовленных наскоков на Грозный, нынешнее наступление готовилось обстоятельно и по всем правилам воинской науки. Бронетехника была заблаговременно передислоцирована поближе к столице, в контролируемые оппозиционерами Урус-Мартан и Толстой-Юрт, а вертолеты в течение последней недели методично выводили из строя главные ударные силы правительственных войск, нанося удары по шалинскому танковому полку, грозненскому аэродрому и казармам президентского спецназа.

Столь разительную перемену в отношении оппозиционеров к военной стратегии некоторые наблюдатели объясняют тем, что после неудавшихся попыток штурма Грозного в сентябре и октябре терпение Москвы лопнуло, и теперь разработкой военных операций оппозиции занимаются исключительно российские военные специалисты.

Такова же и точка зрения официальных чеченских властей, которые, впрочем, уверяют, что российское военное присутствие не ограничивается помощью советников и большую часть формирований «так называемой оппозиции» составляют кадровые военнослужащие российской армии, а также спецчастей МВД и ФСК.

Правда, упорное отстаивание Джохаром Дудаевым версии об «агрессии Москвы против независимой Чеченской Республики» так и не помогло ему получить желанную поддержку мирового сообщества. Видимо, поэтому в последние дни представители официального Грозного перешли к откровенному запугиванию «северного соседа», пригрозив нанести «ответные удары» по приграничным с Чечней районам Ставропольского края и городу Моздоку в Северной Осетии.

В Моздоке, как заявляют чеченские власти, дислоцируются вертолеты, регулярно залетающие в Чечню и обстреливающие школы, больницы и жилые дома (по версии оппозиции, эти вертолеты принадлежат временному совету и бомбят исключительно военные объекты правительственных войск), а в Ставрополье якобы концентрируются танковые и пехотные подразделения российской армии, переправляющиеся затем в Надтеречный район Чечни.

Скорее всего, подобные угрозы — лишь очередной ход в пропагандистской кампании официального Грозного, отчаянно пытающегося хоть как-то воздействовать на вышедшую из-под его контроля ситуацию. И Москва, уже привыкшая не замечать скандальных и, как правило, не имеющих никаких последствий высказываний чеченского руководства, вряд ли испугается и на этот раз. Хотя полностью исключить вероятность «удара возмездия» все же нельзя: если успех оппозиции станет очевиден и Джохару Дудаеву будет просто нечего терять, его желание хлопнуть напоследок дверью вполне может воплотиться в форме, наиболее близкой для бывшего летчика-бомбардировщика.

Впрочем, повышенная боевая готовность в находящихся на границе с Чечней российских войсках пока не отменена. И вряд ли они будут столь же любезны с бойцами Джохара Дудаева, как «кадровые военные» из официальных правительственных сообщений, выпускающие ракеты в чисто поле и бомбящие вместо танковой колонны одинокую автомашину «Жигули».

Летчики у меня в эскадрилье все были с опытом, боевые офицеры, на работу рвались, как на праздник. Со всех уголков страны: сибиряки были, из Барнаула, из Белгородской области, из Казахстана — все те, кого штабные генералы из Минобороны так и не смогли вышвырнуть на гражданку, как ни старались.

Ничего мои летчики не боялись, наоборот — без войны и боевых полетов им было плохо, они войну ждали и в бой шли буквально с песнями. Каждый день начинался с вопросов ко мне: «Михалыч, рассказывай, кого сегодня будем бомбить-стрелять?!»

Но, к огорчению для моих пилотов, командование не баловало нас боевыми заданиями — вот уже наземные войска пошли в Чечню, а мы почти не летали.

Впрочем, поначалу и особого сопротивления нам никто не оказывал — мотострелковые полки спокойно подходили к Грозному, легко минуя отдельные очаги сопротивления. Пару раз находили нам цели. Так, на третий день войны войска прислали заявку, что на западной стороне Грозного, примерно в 20 километрах от центра, «чехи» прикопали танк за автобусной остановкой и поливают наших десантников свинцом.

Я один туда полетел, быстро нашел этот танк и с первого захода спалил его двумя кумулятивными ракетами С-8К. Эти ракеты, в принципе, очень хорошие, больше чем полметра брони прожигают с гарантией, а сверху у танка брони совсем немного.

Больше танков мне в Чечне уничтожать не доводилось. Это и понятно — под танки хороший тыл нужен, ремонтные заводы, снаряды, сервис, логистика. У чеченцев ничего этого уже не было, они же всю советскую промышленность, что им построили, разломали и разграбили.

Но те же БТР, они проще в обслуживании, и вот эти машины мне в Чечне доводилось уничтожать, хотя тоже достаточно редко.

А тогда, в декабре 1994-го, и вовсе вдруг все замерло — не давали нам цели, хоть ты тресни! Причем погода, что называется, звенела — небольшой морозец, небо чистое, видимость максимальная, ветра нет, летай хоть днем, хоть ночью. Я буквально умолял командование армией — говорю, давайте нам цели, любые, мы все цели сейчас уничтожим легко. Но не дают. Причем наземные войска уже вошли в Грозный, работают там, несут потери, но помощью штурмовой авиации командование воспользоваться не спешит, даже для разведки. А метеослужбы предупреждают — идет плохая погода, к Новому году будет очень сложно работать, низкая облачность, ветер, дожди, мокрый снег. Но целей нам так и не давали.

Мы, конечно, сидя на земле, обсуждали это, недоумевали, но так и не поняли тонкого замысла командования. Скорее всего, это и не замысел был, а обычное разгильдяйство.

А потом, как и обещали синоптики, в Чечню пришла плохая погода, и мы тут же стали получать цели. Но при низкой облачности в условиях города, да еще окруженного горами, цель ой как найти непросто.

Тут в город заходит 131-я (майкопская) десантно-штурмовая бригада, без боев продвигается к самому центру Грозного и там, на площади Ленина, встает в ожидании неизвестного чего.

Позже мы узнали, что «чехи», обнаружив занятый центр города, сначала запаниковали, решив, что им «каюк», и даже собирались удирать. Но когда поняли, что десантники с приданным им танковым батальоном просто сами себя загнали в ловушку, начали работать по ним со всех сторон, сожгли и технику, и людей.

В этой истории многое поражает. Я штурмовик, не пехотинец, но нам в академии читали азы военного дела, и, как вступать десантно-штурмовой бригадой в город, я знаю. По правилам полагается не по одной улице идти, как на параде, а развернуть боевые части и выступать фронтом, причем с обязательной разведкой. И танки пускать позади пехоты — впереди разве только шустрые БТР, для разведки и прикрытия. И уж конечно, в условиях тотального преимущества в авиации не следовало начинать наступление в такую погоду, когда штурмовики физически не могут поддержать наземные войска.

Но командир бригады получил от какого-то неумного генерала приказ сделать руководству подарок — взять Грозный к Новому году, чтоб, значит, потом доложить на самый верх о символической победе. Поразительно — этот командир повел бездумно своих подчиненных на смерть, сам погиб и еще двести человек легли рядом с ним, а за это ему дали посмертно Звезду Героя России.

У меня это в голове не укладывается. Я всегда учил своих пилотов главному, на мой взгляд, умению штурмовика — планировать свои атаки так, чтобы враг был ошеломлен, дезориентирован и не готов к серьезному сопротивлению. Поэтому мы всегда тщательно планировали любой, даже самый, казалось бы, несложный полет — выбирали направление атаки с учетом солнца, выбирали время атаки с учетом распорядка дня врага, выбирали маршруты ухода после атаки с учетом рельефа и т. п. И я смог научить своих летчиков этому планированию так, что мои ребята не только не гибли — они почти не получали повреждений, даже в очень серьезных переделках.

Когда мы начали работать в Чечне, это было очень показательно — если моя первая эскадрилья работала без повреждений, то вторая, где комэской был Витька Астафьев, часто попадала под огонь. Они прилетают на базу, а у них половина самолетов в дырках — пули, осколки. Самолет Су-25, конечно, очень живучий, но добром такие вещи не кончаются.

Став заместителем командира полка, я начал водить и группы второй эскадрильи. И перед каждым вылетом я их инструктировал, как своих, до самых вздорных мелочей. И они перестали привозить с собой дырки.

Наши соседи из буденновского полка, бывало, даже бравировали дырками в оперении своих самолетов — вот, дескать, как они воюют, не щадя живота. А на мой взгляд, штурмовик должен и задачу боевую выполнить чисто, и самолет вернуть целым, и себя, ценного боевого пилота, доставить на базу невредимым — на радость государству, семье и сослуживцам. А бравировать дырками просто неумно — ты либо показываешь, что ошибся при планировании боя, либо просто негодный штурмовик, который подставляет ценную машину и срывает боевое задание.

И мне, с таким вот подходом к своим подчиненным, очень грустно было наблюдать за наземной операцией в Чечне. Бездарное командование, бездарные генералы, для которых даже гибель подчиненных не была потрясением, а была лишь банальным эпизодом в долгой и успешной военной карьере.

От советского информбюро

И ШТУРМ, И МИР ОСТАЮТСЯ СЛОВАМИ

Обстановка в Чечне и вокруг нее остается неизменной: в Грозном рвутся бомбы и ракеты, в Москве политики обсуждают реальность возвращения к мирному урегулированию, а в район конфликта прибывают все новые воинские формирования для еще более решительного оздоровления ситуации. И хотя число политиков, ратующих за мирное решение «чеченского вопроса», растет с каждым днем, реально повлиять на ситуацию сейчас могут лишь военные. А они по-прежнему готовятся к решающему штурму чеченской столицы.

Хотя в Министерстве обороны о грядущем штурме говорили в течение всей недели, это мероприятие, судя по всему, будет отложено до ближайших выходных. Пока же военные занимаются подготовкой будущего наступления, разрушая «опорные пункты боевиков» и подтягивая к чеченской столице свежие силы. Правда, опорными пунктами, по свидетельству очевидцев, чаще оказываются жилые дома, а боевиками — не успевшие укрыться в бомбоубежище мирные жители, что лишний раз подтверждает версию чеченского руководства о войне против населения.

Представители исполнительных структур, проводившие вчера утром очередное совещание в правительстве, уже нашли подходящее объяснение этим фактам: по их мнению, боевики сами взрывают жилые дома, чтобы имитировать бомбежку жилых кварталов. В то же время на совещании отмечалось, что «бандформирования», понесшие накануне крупные потери, начали сосредотачиваться в жилых кварталах Грозного. Поэтому новые бомбежки города, с точки зрения Москвы, будут опять-таки «точечными ударами» по скоплению боевиков.

Тем временем некоторые российские политики не оставляют попыток вернуться к мирному урегулированию чеченского кризиса. Вице-спикер Совета Федерации Рамазан Абдулатипов, окончательно разочаровавшись в способности исполнительной власти остановить кровопролитие, призвал российских и чеченских законодателей взять на себя решение этой проблемы и немедленно начать переговоры между парламентскими делегациями России и Чечни в Дагестане. За политическое решение чеченской проблемы высказался и президент Татарии Минтимер Шаймиев: в своем обращении к Борису Ельцину он предложил обсудить вопрос о ситуации в Чечне на заседании Совета глав республик.

Однако после того, как военная машина в Чечне была запущена на полную мощь, любые переговоры, скорее всего, обречены на провал: Москву в нынешней ситуации удовлетворит лишь безоговорочная капитуляция защитников чеченской столицы, а на такой шаг Грозный не пойдет даже под угрозой атомной бомбардировки. Что же касается приказа о генеральном наступлении, то его отсутствие связано, в частности, с подтягиванием в район Грозного свежих формирований.

Пока в Чечне готовятся к последнему и решительному бою, в Москве говорят о послевоенном устройстве республики. В Министерстве внутренних дел, по словам Виктора Ерина, уже началась подготовка мероприятий по восстановлению в Чечне конституционной законности и воссозданию правоохранительных структур. Не исключено, что в осуществлении этих мероприятий примут участие и казаки: во всяком случае, терские и кубанские казаки, по сообщению временного информационного центра при правительстве России, уже начали формирование четырех батальонов для поддержания порядка в Чечне. Впрочем, пока за чеченцев воюет даже природа: из-за сгустившихся туманов активные действия авиации затруднены, а штурм Грозного без серьезной поддержки с воздуха наверняка приведет к большим жертвам среди военных. Но если терпение политического руководства страны иссякнет раньше, чем рассеется туман над городом, штурм может состояться при любой погоде.