«КАНТОКУЭН» ОБРАЗЦА 1942 Г.

Приняв решение о первоначальном наступлении против США и Великобритании на юге, японское правительство не отказалось от замысла напасть на Советский Союз еще в 1941 г. Как отмечалось выше, война на юге не должна была оказать серьезного влияния на продолжение военных действий в Китае и подготовку армии к операциям против СССР. При наступлении «особо благоприятного момента» на севере японское командование не исключало возможности проведения войны одновременно на двух фронтах — южном и северном.

В генеральном штабе был разработан вариант плана «Кантокуэн», который надлежало осуществить в случае падения Москвы и резкого изменения в пользу Японии соотношения сил на Дальнем Востоке. Учитывая сложность проведения в осенне-зимний период наступательных операций на всех фронтах, генштаб предусматривал нанесение первоначально удара на восточном направлении. После вторжения в Приморье войска восточного фронта должны были наступать на Хабаровск и захватить город до наступления холодов. В это время войскам северного и западного фронтов надлежало закрепиться соответственно в районах Малого и Большого Хингана и ожидать наступления весны. С началом таяния льда планировалось форсировать Амур и развивать наступление на запад из района Рухлово — Большой Хинган в направлении озера Байкал. В развитие этого замысла командование Квантунской армии предлагало с началом наступления на восточном фронте силами двух-трех дивизий еще осенью форсировать Амур в районе Хабаровска, чтобы облегчить захват города. Операции по захвату Северного Сахалина, Камчатки и других дальневосточных районов, а также оккупацию МНР предусматривалось осуществить в соответствии с прежним замыслом плана «Кантокуэн».

Несмотря на подготовку к ведению масштабных военных действий на юге, военно-морской флот сохранял созданную специально для войны с СССР группировку сил. Они были сведены в 5-й флот, который базировался в районе северного порта Оминато.

Выделенные для войны с СССР японские войска не включались в планы войны на юге и готовились к действиям на севере. В официальных японских источниках указывается, что в обстановке начала войны с США и Великобританией, продолжая военные действия в Китае, Япония сохраняла для войны с Советским Союзом до 40 % дивизий в Маньчжурии, Корее и метрополии. По данным же Токийского трибунала, к 5 декабря 1941 г. для нападения на СССР было подготовлено около 50 % японских пехотных дивизий, 75–80 % кавалерийских частей, около 65 % танковых полков, половина артиллерии и авиации сухопутных сил.

Наиболее антисоветски настроенные политические и военные деятели Японии считали, что империя уже готова к тому, чтобы обрушиться на Советский Союз с востока. Они продолжали призывать к немедленному наступлению, открыто заявляя в прессе, что «Япония должна сыграть свою роль в деле окончания германо-советской войны». Влиятельный японский журнал «Кайдзо» поместил в ноябрьском номере статью «Новый этап германо-советской войны и Япония», в которой говорилось: «Япония радуется победам своего союзника — Германии и желает ей дальнейших успехов. Япония, несомненно, должна использовать международную обстановку, сложившуюся благодаря победам Германии, в целях выполнения своего собственного великого дела…»

Хотя к концу ноября ценой огромных усилий гитлеровские войска приблизились к Москве, вопреки ожиданиям японского командования даже в этот критический период Красная Армия на Дальнем Востоке серьезно ослаблена не была. Поэтому после тщательного анализа обстановки японское командование пришло к выводу о целесообразности следовать ранее принятому решению о переносе выступления против СССР на весну 1942 г. 3 декабря императорская ставка направила в Квантунскую армию приказ № 587, в котором указывалось: «Для обеспечения Империи ресурсами и создания нового порядка в Великой Восточной Азии принято решение начать войну с США, Великобританией и Голландией. Предусматривается быстро провести наступление в важных районах на юге и одновременно разрешить китайский инцидент; в это время не допускать войны с Россией». К приказу была приложена директива ставки № 1048, в которой ставилась задача Кванту некой армии: «В соответствии со складывающейся обстановкой осуществить усиление подготовки к операциям против России. Быть в готовности начать боевые действия весной 1942 г.». Командованию Квантунской армии приказывалось представить соображения относительно выполнения директивы ставки.

Мнение командования Квантунской армии сводилось к тому, чтобы начать операции против СССР в середине 1942 г. Но сказывалась и озабоченность незавершенностью войны в Китае. Командующий армии генерал Умэдзу Ёсидзиро, подчеркивая важность решения «китайского вопроса», в то же время считал, что «с точки зрения войны в целом за операциями на юге целесообразно осуществить наступление против СССР». Среди японского командования армии сохранялась надежда на то, что Германии все же удастся захватить Москву еще зимой. В этом случае японское выступление могло начаться до наступления весны. Поэтому 3 декабря ставкой был отдан также приказ № 575 командующему экспедиционной армии в Китае о возможной переброске войск на север. Зная о возражениях командования этой армии против ослабления китайского фронта, ставка заявляла о необходимости подготовки войск на севере «на случай вступления России в войну», хотя в действительности такая возможность центральным японским командованием исключалась. В секретном оперативном приказе командующего объединенным флотом адмирала Ямамото Исороку от 1 ноября 1941 г. указывалось: «…Если Империя не нападет на Советский Союз, то мы уверены, что Советский Союз не начнет военных действий». Это мнение разделяли и другие японские высшие руководители, включая премьер-министра Тодзио.

Приказом № 575 предписывалось в случае начала военных действий против СССР в первую очередь захватить район Уссури, после чего начать наступление и на северном фронте. Для этого, как отмечалось выше, Квантунская армия должна была быть усилена шестью дивизиями с китайского фронта. Для предстоящего прорыва советской линии обороны зимой 1941/42 г. и форсирования Амура, Уссури и других водных преград в Квантунскую армию направлялись дополнительные артиллерийские и инженерные части. 10 января 1942 г. генеральный штаб издал директиву № 1073, предписывавшую командованию сухопутных войск направлять на север части, высвобождающиеся после операций на юге.

В Квантунской армии понимали, что решение о переносе нападения на весну 1942 г. носило общий характер, и продолжали готовиться к ожидавшемуся переломному моменту в германо-советской войне, когда падение Москвы должно было стать сигналом для начала японской агрессии на советском Дальнем Востоке. После получения приказа ставки от 3 декабря начальник штаба Квантунской армии на совещании командиров соединений дал следующие указания: «Для завершения проводимой подготовки к операциям против Советского Союза каждая армия и соединение первой линии должны прилагать все усилия к тому, чтобы, наблюдая за постоянно происходящими изменениями военного положения Советского Союза и Монголии, иметь возможность в любой момент установить истинное положение. Это особенно относится к настоящим условиям, когда все более и более возникает необходимость установить признаки переломного момента в обстановке».

Однако наступивший в декабре 1941 г. перелом в войне был совершенно иного содержания, нежели представлялось японским стратегам. Развернувшееся в декабре контрнаступление Красной Армии завершилось разгромом рвавшихся к Москве гитлеровских армий. Тем самым было ознаменовано начало коренного перелома в Великой Отечественной и во Второй мировой войне в целом. Результаты битвы под Москвой продемонстрировали всему миру, что стратегия «молниеносной войны» в схватке с СССР потерпела окончательный крах. Был развеян миф о непобедимости германской армии.

Разгром гитлеровских войск под Москвой явился серьезным ударом и по японским планам вероломного нападения на СССР. Провал плана «Барбаросса» явился убедительным свидетельством того, что Советский Союз обладал значительной мощью для продолжения войны, а Красная Армия способна наносить сокрушительные удары про агрессорам как на западе, так и на востоке. Это пугало японские правящие круги, заставляло их с большей осторожностью оценивать перспективы развития Второй мировой войны, в особенности положение на германо-советском фронте.

15 января 1942 г. император Хирохито потребовал от начальника генерального штаба Сугияма доклад о результатах советского контрнаступления под Москвой. В своем докладе Сугияма, дав оценку положения Советского Союза, особо подчеркнул: «СССР, сохранив около 40 % своего промышленного потенциала, последовательно восстанавливает производство, и мы не должны недооценивать его». Затем, 22 января, отвечая на вопрос императора о сроках проведения операций против СССР, начальник генштаба заявил, что, по его мнению, «в настоящее время, до лета сего года нецелесообразно проводить наступательные операции на севере».

Составители японской «Официальной истории войны в Великой Восточной Азии» отмечают прямую связь результатов победы Красной Армии под Москвой с вынужденным решением японского правительства пересматривать сроки начала нападения на СССР. Они пишут: «Сплочение Красной Армии с населением под руководством Сталина для защиты своей страны было весьма прочным. Москва и Ленинград упорно удерживались, Красная Армия сохраняла высокий боевой дух, не наблюдалось никаких признаков внутреннего развала. Ожидавшийся нами момент для решения вопроса о Советском Союзе с течением времени отдалялся… Провал зимней кампании германской армии определил крах большой стратегии Германии в борьбе против СССР. В результате зимнего контрнаступления Красная Армия добилась перелома в ходе войны».

К началу 1942 г. в Японии стали сознавать, что одновременное ведение войны на юге и на севере чревато опасными последствиями. Было подтверждено решение на время операций на юге «поддерживать спокойствие на севере». Тем не менее, план «Кантокуэн» отменен не был.

Достигнутые в первом периоде операций против вооруженных сил США и Великобритании военные успехи породили у японского командования уверенность в скором завершении войны на юге. В первые месяцы 1942 г. в Токио пришли к выводу, что в результате захвата источников стратегического сырья Япония сможет вести против СССР длительную войну. 18 февраля 1942 г. японский «Институт тотальной войны» представил правительству стратегическую программу такой войны. «В случае войны с Советским Союзом, — говорилось в ней, — использовать стратегическую обстановку на главных театрах войны противника и отдаленность от основных оперативных баз, нанести максимально сильный первый удар, быстро уничтожить наличные силы и части усиления противника, стремясь к разрешению военного конфликта в короткий срок, а затем, захватив важные районы, вести затяжную войну».

Одновременно японским генеральным штабом был составлен оперативный план наступательных операций на 1942 г., который оставался действующим вплоть до 1944 г. Являвшийся с 1940 по 1944 г. офицером оперативного управления генштаба подполковник Сэдзима Рюдзо давал на Токийском процессе показания: «Как и предыдущие оперативные планы, план 1942 г. был наступательным. Операции должны были начаться внезапно. По плану в Маньчжурии намечалось сосредоточить около 30 дивизий. Первый фронт состоял из 2-й, 3-й, 5-й и 20-й армий и имел задачу нанести главный удар в направлении Ворошилова. Эти четыре армии должны были одновременно провести решающее сражение в окрестностях Ворошилова. Во второй фронт входили 4-я и 8-я армии. Его задача состояла в наступлении на направлении Свободный — Куйбышевка с целью разгромить советские войска и перерезать железную дорогу».

На основе этого плана, направленного в Квантунскую армию, продолжалась подготовка к наступательным операциям. Об этом свидетельствовал заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Мацумура Томокацу: «Генеральный штаб дал указание Квантунской армии составить план операций против СССР с общей целью оккупировать советское Приморье и уничтожить там авиационные базы. Направлением главного удара был определен Ворошилов. В указаниях генштаба Квантунской армии предписывалось вслед за оккупацией Приморья быть готовой к проведению последующих операций».

Штаб Квантунской армии разработал график проведения операций против СССР весной 1942 года:

— начало сосредоточения и развертывания войск — день X минус 5 дней;

— завершение развертывания — день X минус 2 дня;

— переход границы — день X;

— выход на южный берег реки Суйфыньхэ (Пограничная) — день X плюс 8—10 дней;

— завершение первого этапа наступления — день X плюс 21.

По плану генштаба решение о начале войны должно было быть принято в марте, а начало боевых действий намечалось на май 1942 г. Для осуществления такого графика перед войсками Квантунской армии ставилась задача «опередить противника в подготовке к войне и создать положение, позволявшее по своему усмотрению нанести первыми удар в момент, благоприятный для разрешения северной проблемы».

Однако к весне 1942 г. ожидавшегося японским командованием значительного сокращения численности советских войск на Дальнем Востоке и в Сибири не произошло. В феврале разведуправление генерального штаба представило данные, согласно которым «переброска советских войск с востока на запад не вела к ослаблению группировки Красной Армии, пополнявшейся за счет местных резервов».

В связи с этим командование армии обратилось к императору с рекомендацией приостановить военные действия на юге, закрепиться в оккупированных районах, с тем чтобы перебросить на север четыре дивизии. Вокруг этого предложения возникли споры. Сторонники продолжения операций на юге требовали увеличения численности сухопутных сил для ведения военных действий на островах Тихого океана и на подступах к Австралии с целью нарушить коммуникации между США и Австралией. В конце концов было достигнуто согласие армейского и военно-морского командования провести на юге ряд операций по захвату островов Самоа, Фиджи, Новой Каледонии, что не требовало значительного количества сухопутных сил.

По планам японского генерального штаба предусматривалось оставить на южном направлении только такое количество войск, которое обеспечивало бы поддержание общественного порядка и проведение операций на внешних рубежах. Высвобождавшиеся войска, как того требовала директива № 1073, должны были быть переброшены в Маньчжурию и Китай, а также частично в метрополию. Весной 1942 г. Квантунская армия была вновь усилена (сюда были направлены дополнительно две дивизии), достигнув своей максимальной численности.

Увеличение войск в Маньчжурии было непосредственно связано с планами выступления Японии на севере в ходе ожидавшейся летней военной кампании Германии, на которую сторонники войны с СССР возлагали большие надежды. В середине июля развернулось наступление германской армии на южном участке германо-советского фронта с целью прорваться к Волге в районе Сталинграда, захватить этот важный стратегический пункт и крупный промышленный район и тем самым отрезать центр СССР от Кавказа с его нефтью и другими ресурсами.

Весьма заинтересованное в помощи Японии с востока гитлеровское руководство всячески подталкивало Токио к скорейшему удару по СССР. 15 мая 1942 г. Риббентроп телеграфировал японскому правительству: «Без сомнения, для захвата сибирских приморских провинций и Владивостока, так жизненно необходимых для безопасности Японии, никогда не будет настолько благоприятного случая, как в настоящий момент, когда комбинированные силы России предельно напряжены на европейском фронте».

Успех немецкого наступления должен был стать сигналом к началу японского выступления против СССР. Для этого генеральный штаб сухопутных сил разработал план «Операция № 51», согласно которому против советских войск на Дальнем Востоке предусматривалось использовать 16 пехотных дивизий Квантунской армии, а также 3 пехотные дивизии, дислоцировавшиеся в Корее. Кроме того, намечалось перебросить в Маньчжурию 7 пехотных дивизий из Японии и 4 — из Китая. На первом этапе операции из 30 выделявшихся дивизий планировалось использовать 24: на восточном направлении — 17, на северном — 6, на западном — 1. В наступлении на восточном и северном направлениях должна была принять участие 1 — я танковая армия в составе 3 танковых дивизий.

Замысел операции состоял в том, чтобы путем нанесения внезапного авиационного удара по аэродромам уничтожить советскую авиацию и, добившись господства в воздухе, силами 1-го фронта (3 полевые армии) прорвать линию обороны советских войск на восточном направлении — южнее и севернее озера Ханка и захватить Приморье. Одновременно силами 2-го фронта (2 полевые армии) форсировать Амур, прорвать линию обороны советских войск на северном направлении — западнее и восточнее Благовещенска и, овладев железной дорогой на участке Свободный — Завитинск, не допустить подхода подкреплений с запада. Осуществить операцию предполагалось в течение двух месяцев.

Однако наличие этого плана не означало, что в японском руководстве было единодушное мнение о вступлении в войну с Советским Союзом. Серьезное поражение японцев в июне 1942 г. в сражении за остров Мидуэй свидетельствовало о том, что война на юге против США и Великобритании потребует концентрации всех сил империи. 20 июля 1942 г. начальник оперативного управления генштаба Танака записал в своем дневнике: «В настоящее время необходимо решить вопрос о принципах руководства войной в целом. Видимо, в 1942–1943 гг. целесообразно будет избегать решающих сражений, вести затяжную войну. Операцию против Советского Союза в настоящее время проводить нецелесообразно». Не рекомендовал выступать на севере и посол Японии в СССР Татэкава.

Сталинградская битва завершилась сокрушительным поражением германских войск. С ноября 1942 по конец марта 1943 г. Красная Армия разгромила 100 немецких дивизий, или более 40 % всех сил, действовавших против СССР. Общие потери Германии ее союзников на германо-советском фронте составили около 1,7 млн человек, более 3500 танков, 24 тыс. орудий и 4300 самолетов. После Сталинградской битвы японское военно-политическое руководство было вынуждено в очередной раз отложить планы военных действий против СССР. Подтверждались предсказания разведуправления японского генштаба о том, что и в 1942 г. стратегия «спелой хурмы» не даст своих плодов.

Тем не менее, в Японии продолжали надеяться на приход «благоприятного момента» для сокрушения Советского Союза. Планом операций против советских войск на Дальнем Востоке на 1943 г. предусматривалось наступление из районов Маньчжурии основными силами на восточном направлении (17 пехотных дивизий) и частью сил (5 пехотных и 2 танковые дивизии) — на северном.

Не менялись и установки на продолжение подготовки к войне против СССР военно-морского флота. В директиве начальника главного морского штаба № 209 от 25 марта 1943 г. предписывалось: «1. Объединенному флоту в самом начале войны силами авиации флота, используя и часть самолетов наземного базирования, подавить вражескую авиацию в районе Камчатки и южной части Сихотэ-Алиня… 2. Силы флота, основу которых составляет 5-й флот, должны во взаимодействии с сухопутными войсками внезапно захватить в самом начале войны порты Оха и Петропавловск».

Однако шансов на реализацию планов войны с Красной Армией становилось все меньше. В обстановке поражений гитлеровских войск на германо-советском фронте, затягивания войны на юге и продолжения военных действий в Китае японское верховное командование уже в 1942 г. стало склоняться к мысли о том, что «до окончания войны против США и Великобритании выступление на севере опасно». Разведка подтверждала вывод о том, что «период ожидания созревания хурмы» уже прошел.

Крах германского плана «молниеносной войны» против Советского Союза убеждал правящие круги Японии в том, что японский план «Кантокуэн» в случае попытки его реализации постигнет та же участь. Видя, что вопреки ожиданиям война на юге будет затяжной, в Токио решили отложить сроки разрешения «северной проблемы» на более отдаленный период, когда перспективы мировой войны окончательно определятся. Еще 24 апреля 1942 г. японским генштабом был подготовлен секретный документ «Основной курс разрешения северной проблемы». В нем говорилось: «Сохраняя высокую бдительность и готовясь к созданию обстановки, позволяющей ответить на изменение положения в любой момент, ускорить подготовку к операциям для самостоятельного разрешения проблемы на севере в 1944 г.».

Последние надежды на успех в войне стран-участниц Тройственного пакта в Токио связывали с генеральным наступлением германских войск летом 1943 г. В то время японский генеральный штаб еще не исключал возможности присоединения к германо-советской войне. Начальник генштаба Сугияма заявлял императору: «Положение Германии может резко изменить к лучшему нападение Японии на СССР».

Курская битва, результаты которой продемонстрировали военное, экономическое и моральное превосходство Советского Союза, его народа и армии над гитлеровской Германией и ее сателлитами, обозначила крах стратегии агрессивных держав мира.

Японскому военно-политическому руководству не оставалось ничего другого, как признать, что планам Японии сокрушить Советский Союз не суждено осуществиться. После Курской битвы японский генеральный штаб впервые за всю историю своего существования приступил к составлению на 1944 г. плана, в котором предусматривались оборонительные действия в случае войны с Советским Союзом.

ПОСОБНИЧЕСТВО ГЕРМАНИИ

Откладывая в силу указанных выше причин подготовленное прямое вооруженное выступление против Советского Союза, милитаристская Япония делала все возможное, чтобы способствовать агрессии Германии.

В своем отношении к германо-советской войне японские правящие круги неизменно исходили из положений Тройственного пакта. 11 декабря 1941 г. между Японией, Германией и Италией было подписано соглашение о совместном ведении войны. В нем предусматривалось, что три страны будут вести войну «всеми средствами, имеющимися в их распоряжении, до полной победы». При этом имелось в виду достижение победы как над США и Великобританией, так и над Советским Союзом. В соглашении подтверждалось, что стороны будут сотрудничать «в деле установления нового порядка в духе Тройственного пакта, заключенного 27 сентября 1940 г.».

Земли, на которых замышлялось установить «новый порядок», включали практически всю территорию Советского Союза. Рассчитывая на совместную победу над СССР, Берлин, Токио и Рим в договорном порядке «разделили» между собой советское государство, заключив 18 января 1942 г. соглашение на этот счет. Для достижения целей агрессии три государства договаривались объединить и координировать военные действия. В преамбуле этого секретного документа говорилось: «В духе Тройственного пакта от 27 сентября 1940 г. и в связи с соглашением от 11 декабря 1941 г. вооруженные силы Германии и Италии, а также армия и флот Японии заключают военное соглашение для обеспечения сотрудничества в операциях и сокрушения как можно быстрее военной мощи противников».

В соответствии с соглашением зоной военных действий вооруженных сил Японии объявлялась часть Азиатского континента восточнее 70 градуса восточной долготы, т. е. захвату японской армией подлежали обширные районы Западной Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока. По существу это было официальным оформлением ранее согласованного расчленения территории Советского Союза на германскую и японскую зоны оккупации с прохождением линии раздела по меридиану Омска. В соглашении закреплялась договоренность осуществлять «взаимные контакты для согласования важных вопросов планирования операций».

Сосредоточив у восточных советских границ миллионную группировку войск, Токио вынуждал советское правительство и командование даже в самые тяжелые периоды вооруженной борьбы с гитлеровскими захватчиками держать на Дальнем Востоке и в Сибири крупные силы и средства. Тем самым оказывалась весьма серьезная помощь Германии. Этот факт не могут отрицать официальные японские историографы. Они признают: «В основе отношений Японии и Германии лежала общая цель — сокрушить Советский Союз… В военном министерстве считали, что Япония должна способствовать военным успехам германской армии… Под верностью Тройственному пакту понималось стремление не уступать Великобритании и США, обуздать их силы в Восточной Азии, сковать советские войска на Дальнем Востоке и, воспользовавшись удобным моментом, разгромить их».

В готовности к отражению японского нападения, которое могло начаться в любой момент, из 5 493 тысяч человек общего состава Вооруженных сил Советского Союза и у южных границ находилось 1 568 тысяч, или свыше 28 %. Из 4 495 танков, имевшихся на вооружении Красной Армии в то время, на Дальнем Востоке и у южных границ СССР находился 2 541 танк, из 5 274 самолетов там же оставался 2 951 самолет. Угроза войны со стороны милитаристской Японии вынуждала советское правительство и в последующий период сохранять на востоке страны войска и технику, необходимые на германо-советском фронте.

Проводимые в военные годы антисоветская политика и стратегия Японии вели к затягиванию Великой Отечественной войны и Второй мировой войны в целом, увеличению жертв советского и других народов. Свидетельством того, что эти политика и стратегия расценивались гитлеровской Германией как важный военный вклад в вооруженную борьбу с Советским Союзом, является содержание одной из телеграмм германского посла в Токио Отта Риббентропу: «Я имею удовольствие заявить, что Япония готовится ко всякого рода случайностям в отношении СССР для того, чтобы объединить свои силы с Германией… Я думаю, что вряд ли есть необходимость добавлять, что японское правительство всегда имеет в виду расширение военных приготовлений, наряду с другими мероприятиями, для осуществления этой цели, а также для того, чтобы связать силы Советской России на Дальнем Востоке, которые она могла бы использовать в войне с Германией…»

Задача сковывания советских войск на Дальнем Востоке выполнялась Японией на протяжении всего периода Великой Отечественной войны. В телеграмме японского министерства иностранных дел от 30 ноября 1941 г. послу Осима поручалось заверить гитлеровское руководство в том, что «двигаясь на юг, Япония вовсе не имеет в виду ослабление давления на Советский Союз».

Берлин высоко оценивал столь важную форму помощи Японии в войне против СССР. Министр иностранных дел Германии Риббентроп в телеграмме японскому правительству от 15 мая 1942 г., подчеркивая эффективность японской политики сковывания советских войск на Дальнем Востоке, отмечал, что «Россия должна держать войска в Восточной Сибири в ожидании японо-русского столкновения».

Лживо заверяя советское правительство в стремлении «поддерживать спокойствие в японо-советских отношениях», в действительности японское руководство сознательно нагнетало напряженность на дальневосточных рубежах СССР. В годы войны вооруженные вылазки японской военщины, несмотря на наличие пакта о нейтралитете, не только не сократились, а наоборот, их число возросло. В общей сложности части и соединения Квантунской армии во время войны 779 раз нарушали сухопутную границу, а самолеты ВВС Японии 433 раза вторгались в воздушное пространство Советского Союза. Советская территория нередко подвергалась обстрелу, совершались другие враждебные акты.

Враждебные акты Японии по отношению СССР в 1942–1943 годах

Это были целенаправленные провокационные действия. Свидетельством того является данное японским генеральным штабом летом 1941 г. обещание германскому командованию «проводить подрывную деятельность на Дальнем Востоке против Советского Союза, особенно со стороны Монголии и со стороны Маньчжоу-Го, в первую очередь в районе, прилегающему к озеру Байкал». Обязательство о сотрудничестве в проведении подрывной деятельности военного характера было закреплено в вышеуказанном военном соглашении Японии, Германии и Италии от 18 января 1942 г. Это было подтверждено японским послом в Берлине Осима, который показал на Токийском процессе, что между генеральными штабами трех стран существовало специальное соглашение о таком сотрудничестве. Осима признал также, что во время пребывания в Берлине он систематически обсуждал с Гиммлером мероприятия по проведению тайной подрывной деятельности против Советского Союза и его руководителей.

Соглашением предусматривалось и «сотрудничество в сборе и оценке важной для проведения операций информации». Японский дипломатический аппарат в СССР всемерно использовался для добывания секретных сведений о военно-промышленном потенциале Вооруженных силах Советского Союза. Добытые данные регулярно поступали из Токио в Берлин. В одной из телеграмм Риббентроп благодарил японское правительство за ценную информацию и высказывал пожелание систематически «получать таким образом еще больше сведений из России».

Японская военная разведка активно добывала шпионские сведения для германской армии. Это было подтверждено на Токийском процессе генерал-майором Мацумура, который с октября 1941 по август 1943 г. был начальником русского отдела разведуправления генерального штаба. В своих показаниях он показал: «Мною систематически передавались для полковника Кречмера (военный атташе германского посольства в Токио) сведения о силах Красной Армии, о дислокации ее частей на Дальнем Востоке, о военном потенциале СССР. Для Кречмера мною передавались сведения об уходе советских дивизий с Дальнего Востока на запад, о передвижении соединений Красной Армии внутри страны, о развертывании эвакуированной советской военной промышленности. Все эти сведения составлялись на основании донесений, поступавших в японский генеральный штаб от японского военного атташе в Москве, и из других источников».

В мае 1945 г. в Берлине был задержан сотрудник японского посольства Нохара, у которого оказались документы, содержащие секретные сведения о численности и дислокации частей Красной Армии, а также данные о состоянии военной промышленности СССР. В своих показаниях Нохара сообщил, что такого рода сведения в течение 1941–1945 гг. регулярно поступали в германское министерство иностранных дел от японских послов в Москве Татэкава и Сато (Наотакэ). После войны представители германской армии также признавали, что поступавшие из Японии сведения широко использовались ими в военных операциях против советских войск.

Явным нарушением пакта о нейтралитете с СССР были многочисленные случаи нападения японского флота на советские торговые суда, причем не только в прилегающих к Японии водах, но и в нейтральных портах и даже в территориальных водах Советского Союза. Это являлось согласованными с германским командованием военными действиями. В одном из пунктов военного соглашения Японии, Германии и Италии закреплялась договоренность о «совместном планировании войны на море против кораблей противника». В этих целях предусматривалось взаимодействие путем предоставления военно-морских баз, взаимного обеспечения военных кораблей договаривающихся государств материальными средствами, продовольствием, выделения мест отдыха для команд, доков для ремонта кораблей и т. д.

Военно-морские базы Японии использовались действовавшими против советского флота германскими рейдерами, которые с началом войны находились в прилегающих к Японскому морю водах. По данным командования ВМФ СССР, в японских водах и портах в годы войны находилось 15 немецких, 9 итальянских и один финский корабль, которые могли быть использованы в качестве рейдеров.

По существу Япония вела на море против СССР необъявленную войну. Еще 6 декабря 1941 г. министерство иностранных дел Японии дало указание послу в Берлине Осима сообщить об этом германскому правительству. В телеграмме говорилось: «Объясните, что в случае возникновения войны с Соединенными Штатами мы будем захватывать все американские суда, предназначенные для Советской России.

Если Риббентроп будет настаивать (на вступлении Японии в войну против СССР), сделайте заявление о том, что Япония не допустит транспортировки военных материалов из США в СССР через японские воды…» Впоследствии японское правительство докладывало германскому министерству иностранных дел о каждой враждебной акции Японии в отношении СССР на море.

С целью осложнить морские перевозки необходимого для советского населения продовольствия и сырья для промышленности японские власти закрыли Сангарский пролив, что вынудило советские торговые суда пользоваться более опасными морскими путями. Японский императорский флот по существу блокировал Владивосток и другие советские дальневосточные порты. «Чинимые советскому судоходству препятствия были совершенно сознательными и запланированными действиями в целях осложнить положение Советского Союза в войне с Германией… Это было не чем иным, как прямыми агрессивными действиями против СССР», — отмечали японские авторы.

Незаконное задержание советских судов, их потопление, захват и задержание под арестом команд, несмотря на неоднократные протесты советского правительства, продолжались до конца войны. Это было не только грубым нарушением пакта о нейтралитете и Портсмутского договора от 1905 г., на действенности которого настаивал Токио, но и нарушением общепризнанных норм международного права. Подводными лодками японского флота были потоплены такие крупные советские суда, как «Ангарстрой», «Кола», «Ильмень», «Перекоп», «Майкоп» и другие.

Приведем лишь некоторые факты.

14 декабря 1941 г. советские пароходы «Кречет», «Свирьстрой», «Сергей Лазо», «Симферополь», находясь в Гонконге на ремонте, подверглись японскому вооруженному нападению. Эти суда имели советские опознавательные знаки, на них были государственные флаги СССР. В результате обстрела судов с берега «Кречет» был затоплен, а другие суда получили серьезные повреждения. Захватив советские суда, японцы вывесили на них японские флаги.

17—18 декабря 1941 г. японским военным самолетом был потоплен пароход «Перекоп». Это было невооруженное судно с лесом на борту. Нападение было совершено ясным днем. Команда, захваченная японскими военнослужащими, задерживалась в течение полутора лет.

17 апреля 1942 г. советский пароход «Киров» был задержан японской подводной лодкой и насильно приведен в Токийский залив. На пароходе было продовольствие.

29 апреля 1943 г. был задержан и приведен в японский порт Оминато пароход «Ингуль». Команде не позволяли вернуться на родину в течение двух месяцев.

20 июля 1943 г. у мыса Соя был захвачен советский пароход «Двина», который задерживался в Японии 35 дней. Команда подвергалась различного рода издевательствам и физическому насилию.

Всего за период с июня 1941 по 1945 г. японский военно-морской флот задержал 178 и потопил 18 торговых судов, нанеся убытки советскому судоходству на сумму 637 млн рублей.

В то же время на протяжении всей войны Япония регулярно снабжала Германию крайне дефицитными стратегическими материалами из захваченных на юге районов. В Германию до последних дней войны поступали на японских кораблях и подводных лодках вольфрам, натуральный каучук, цветные металлы. 20 января 1943 г. между Японией, Германией и Италией было подписано дополнительное соглашение об экономическом сотрудничестве и торговле, в котором стороны обязались оказывать друг другу помощь «всеми имеющимися экономическими мерами». Предусматривались обмен товарами, промышленным оборудованием, а также финансовая взаимопомощь. На основе существовавших соглашений в Токио, Берлине и Риме во время войны работали военные и экономические комиссии.

После капитуляции фашистской Италии 30 сентября 1943 г. японо-германские связи еще более упрочились. Участники императорского совещания тогда заявили: «Империя должна еще сильнее укрепить блок с Германией и энергично двигаться вперед к завершению совместной войны». 15 ноября 1943 г. в Токио состоялась конференция представителей Японии и Германии, на которой были приняты решения о координации стратегических планов. В апреле 1944 г. в Токио проходили заседания японо-германской смешанной комиссии, где обсуждались вопросы дальнейшего укрепления военного союза с Германией.

Сменивший на посту премьер-министра Тодзио генерал Койсо Куниаки заявил 23 июля 1944 г. что «Япония будет продолжать укреплять свои связи с Германией для достижения общих военных целей». В январе 1945 г. министр иностранных дел Японии Сигэмицу Мамору в выступлении на сессии парламента открыто заявил, что «японское правительство намерено вести войну вместе со своими союзниками до конца и любой ценой». Но это уже была только риторика. В действительности правящие круги всерьез задумывались о том, как достойно завершить войну.

«МИРНАЯ ДИПЛОМАТИЯ» ТОКИО

В 1943 г. положение Японии на тихоокеанском театре военных действий продолжало ухудшаться. В начале февраля японские войска после длительных боев вынуждены были оставить имевшие важное стратегическое значение острова Гуадалканал (Соломоновы острова). Это совпало с капитуляцией германских войск в Сталинграде.

Понимая, что определившийся перелом во Второй мировой войне произошел не в пользу стран «оси» (Германия, Япония, Италия), японское правительство решило прибегнуть к дипломатическим маневрам с целью попытаться выйти из войны на условиях выгодного Токио компромисса. Для этого был разработан план «посредничества» Японии в организации мирных переговоров между Германией и СССР. По замыслам японцев, в случае согласия Москвы на такие переговоры, даже если они не приведут к перемирию, сам факт подобных контактов СССР и Германии должен был посеять подозрения и недоверие к Кремлю со стороны правительств США и Великобритании. В случае же успеха задуманного японцы рассчитывали на создание ситуации, когда, если прекратится война на основном фронте — советском, все силы Германии будут обращены против западных союзников. А это в свою очередь ослабит американские и английские силы на Тихом океане, что позволит Японии добиться здесь изменения обстановки в свою пользу. В январе 1943 г. в Анкаре состоялось совещание руководителей японских информационных бюро в Европе, которое определило, что основная задача этих бюро должна заключаться в том, чтобы прекратить германо-советскую войну путем соглашения между Германией и СССР.

Первые попытки осуществить этот план были предприняты после поражения Германии в Сталинградской битве. Не исключено, что японцы постарались организовать утечку информации для американцев. Во всяком случае, уже 5 февраля помощник президента США Гарри Гопкинс, конечно, не без ведома Рузвельта, счел необходимым через советского посла поставить Москву в известность о том, что «будто бы немцы в последнее время делали настойчивые представления Японии и сам Гитлер говорил с японским послом о прекращении американских поставок во Владивосток. Япония будто бы ответила вопросом, зачем Германия ввязалась в войну с Союзом и почему она не старается заключить мир с СССР и сделать его своим союзником».

Отреагировал на эту информацию и Рузвельт, который в тот же день в поздравительной телеграмме Сталину по случаю победы советских войск под Сталинградом особо подчеркнул необходимость «приложить всю энергию к тому, чтобы добиться окончательного поражения и безоговорочной капитуляции общего врага». В ответ Сталин выразил уверенность, что «совместные боевые действия вооруженных сил Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза в скором времени приведут к победе над нашим общим врагом». Тем самым было дано понять, что ни о каком «перемирии» с Германией речь идти не может.

В августе 1943 г. в Берлине состоялось очередное совещание руководителей японских информационных бюро в Европе. Его участники пришли к выводу, что Германия, по-видимому, проиграла войну и ее поражение — лишь вопрос времени. К такому же выводу стали склоняться и наиболее здравомыслящие политики в Токио. При этом японское руководство учитывало, что после победы над Германией, а то и до нее, Советский Союз может прийти на помощь союзникам по антифашистской коалиции и в целях скорейшего завершения войны выступить против Японии. Поэтому сторонники «замирения» Германии с СССР активизировали свои дипломатические маневры. МИД Японии дал указание своему посольству в Москве попытаться реализовать этот план. Однако в Кремле твердо придерживались союзнических договоренностей, которые не допускали сепаратных переговоров. Поэтому попытка выполнявшего указание Токио посла Японии в СССР Сато Наотакэ затронуть в беседе с Молотовым 10 сентября 1943 г. вопрос о посреднической миссии Японии была решительно пресечена советской стороной. Не проявил интереса к японской дипломатической инициативе и Гитлер, который понимал, что после совершенных германскими войсками и оккупационной администрацией чудовищных преступлений против советского народа ни о каком компромиссном мире не могло быть и речи.

После провала попыток выступить посредником в переговорах между Германией и СССР о перемирии японское правительство поставило перед своей дипломатией задачу добиться подтверждения советским правительством сохранения положений пакта о нейтралитете 1941 г. Было решено в обмен на такое подтверждение, а также на согласие СССР подписать новую рыболовную конвенцию на выгодных Японии условиях вернуться к переговорам о ликвидации японских угольной и нефтяной концессий на Северном Сахалине.

Как отмечалось выше, японское правительство при заключении пакта о нейтралитете в апреле 1941 г. взяло на себя обязательство ликвидировать эти концессии не позже октября текущего года. Однако, воспользовавшись тяжелым положением Советского Союза после начала германской агрессии, правительство Японии вероломно нарушило свои обязательства, заявив в декабре 1941 г., что «для японской стороны решить вопрос о ликвидации концессий стало затруднительным». Токио строил расчет на том, что советское руководство ради соблюдения Японией нейтралитета согласится «забыть» договоренности о ликвидации концессий. Более того, МИД Японии попытался добиться согласия советского правительства на продление еще на пять лет прав проведения японцами на Северном Сахалине разведки нефти. Хотя это предложение было отвергнуто Москвой, японские концессионеры продолжали эксплуатировать недра Северного Сахалина, получая столь необходимые Японии нефть и уголь. Не желая обострять до крайности советско-японские отношения вокруг концессий, что могло быть использовано японским правительством и военными кругами как повод для развязывания войны, советское руководство вынуждено было мириться с создавшимся положением.

Однако по мере упрочения позиций СССР на советско-германском фронте, возрастания его роли на международной арене правительство СССР стало требовать выполнения Японией своих обязательств. В июне 1943 г. японскому послу в СССР Сато была вручена памятная записка, в которой говорилось: «Советское правительство считает необходимым настаивать на выполнении японским правительством всех обязательств, вытекающих из пакта о нейтралитете».

В стремлении не допустить выхода СССР из договора о нейтралитете 19 июня 1943 г. координационный комитет правительства и императорской ставки принял принципиальное решение о ликвидации концессий. Однако вместе с официальным сообщением об этом советскому правительству японская сторона выдвинула ряд условий, включая компенсацию за неиспользованное время эксплуатации концессий до 1970 г. Более того, Япония потребовала поставлять ей в течение десяти лет ежегодно по 200 тысяч т нефти и по 100 тысяч т угля. Фактически японцы хотели получать нефти в два раза больше, чем сами ежегодно добывали на Северном Сахалине.

Переговоры шли медленно и продолжались до марта 1944 г. Однако было очевидно, что японское правительство не желает ухудшения отношений с СССР и сознательно первоначально завысило свои условия, с тем, чтобы затем, отказавшись от них, представить достигнутые договоренности как «жест доброй воли» в адрес Москвы. Стремление продемонстрировать «дружелюбие» Советскому Союзу было связано с опасениями японского правительства о возможных договоренностях союзников на Тегеранской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. Хотя японцы едва ли могли знать о данном на этой встрече «большой тройки» Сталиным обещании выступить против Японии после победы над Германией, подозрения на этот счет в Токио существовали.

Во время состоявшейся 2 февраля 1944 г. беседы с послом США Авереллом Гарриманом Сталин отмечал, что «японцы очень перепуганы, они очень беспокоятся за будущее». Он говорил: «Мы имеем с японцами договор о нейтралитете, который был заключен около трех лет назад. Этот договор был опубликован. Но кроме этого договора состоялся обмен письмами, которые японцы просили нас не публиковать. В этих письмах шла речь о том, что японцы обязуются отказаться до окончания срока от своих концессий на Сахалине: от угольной и от нефтяной. Нас особенно интересуют нефтяные концессии, так как на Сахалине много нефти. При обмене письмами японцы обязались отказаться от концессий в течение шести месяцев, т. е. до октября 1941 года. Но они этого не сделали до настоящего времени, несмотря на то, что мы несколько раз ставили перед ними этот вопрос. А теперь японцы сами обратились к нам и говорят, что они хотели бы урегулировать это дело».

Гарриман заметил, что это очень хорошее известие.

Сталин продолжал: «Наши люди, имеющие дело с японцами, сообщают, что японцы всячески стараются расположить нас в их пользу. Японцы идут на большие уступки, и поэтому не исключено, что по вопросу о концессиях скоро будет заключен договор.

Другой случай был во время приема в Токио по случаю Нового года. Мы не имеем в Японии военного атташе; там имеются лишь некоторые сотрудники аппарата военного атташе. И вот на этом приеме к одному нашему подполковнику подошел начальник генерального штаба японской армии Сугияма. Сугияма был, очевидно, навеселе и стал говорить этому подполковнику, что он не дипломат и что он хочет поговорить с ним откровенно. Сугияма сказал, что немцы для него никакого значения не имеют, что договор между Японией и Германией — пустая бумажка. При этом Сугияма спросил, может ли он поехать в Москву, чтобы встретиться со Сталиным… Мы, конечно, ничего не ответили и не собираемся ничего отвечать японцам. Но сам факт обращения Сугияма к какому-то подполковнику характерен. Это значит, что японцы боятся…»

Протокол о передаче Советскому Союзу японских нефтяной и угольной концессий на Северном Сахалине был подписан 30 марта 1944 г. Одновременно был подписан протокол о сохранении в силе еще на пятилетний срок рыболовной конвенции 1928 г. В этом протоколе в значительной степени были закреплены положения, которые СССР отстаивал в ходе рыболовных переговоров.

30 сентября 1944 г. в Токио на императорском совещании был утвержден документ «Основная программа руководства войной», предусматривавший укрепление обороны оккупированных территорий и метрополии. На этом совещании была названа «последняя линия обороны» — от Курильских островов до территории Бирмы. В целом руководство Японии делало ставку на затягивание войны. Перейдя к стратегической обороне, они рассчитывали стабилизировать фронты, выиграть время для пополнения военно-экономического потенциала, а также по возможности нарушить союзническую коалицию СССР, США и Великобритании.

Однако военная ситуация складывалась не в пользу Японии. В середине 1944 г. осознание неизбежности поражения стран «оси» в борьбе с коалицией союзников крепло не только у политиков Японии, но, что было весьма важно, и у высших военных чинов. Особую активность в поиске пути достижения почетного мира как для Германии, так и для Японии проявил назначенный 22 июля 1944 г. военным министром фельдмаршал Сугияма, ранее занимавший пост начальника генерального штаба. Он настойчиво предлагал вернуться к попыткам выступить посредником на переговорах о прекращении германо-советской войны.

Как отмечалось выше, советское правительство решительно отвергло подобное предложение японцев, сделанное в первый раз еще в 1943 г. Позиция СССР по этому вопросу была четко определена в приказе Верховного Главнокомандующего от 1 мая 1943 г. В нем указывалось: «Болтовня о мире в лагере фашистов говорит лишь о том, что они переживают тяжелый кризис. Но о каком мире может быть речь с империалистическими разбойниками из немецко-фашистского лагеря, залившими кровью Европу и покрывшими ее виселицами? Разве не ясно, что только полный разгром гитлеровских армий и безоговорочная капитуляция гитлеровской Германии могут привести Европу к миру? Не потому ли болтают немецкие фашисты о мире, что они чувствуют приближение грядущей катастрофы?» Эти слова можно было в полной мере отнести и к милитаристской Японии, залившей кровью Азиатский континент.

В 1943 г. советское правительство отказалось принять предложение Японии о приеме в Москве специальной «миротворческой миссии», заявив: «При существующей обстановке в условиях нынешней войны Советское правительство считает возможность перемирия или мира с гитлеровской Германией или ее сателлитами в Европе совершенно исключенной».

Несмотря на заявленную советским правительством твердую позицию по поводу перемирия, спустя год Сугияма и его единомышленники сочли возможным вновь предложить СССР свои «услуги», считая, что изменившаяся обстановка якобы этому способствует. 5 сентября 1944 г. Сугияма на заседании Высшего совета по руководству войной следующим образом оценил ситуацию и шансы на успех посреднической роли Японии: «Командование сухопутных сил, основываясь на данных разведки, считает, что Советский Союз с начала войны с Германией уже потерял более 15 млн человеческих жизней, лишился большой части материальных средств и испытывает усталость от войны. К тому же международная обстановка такова, что наблюдаются противоречия между СССР и Великобританией в Средиземном море, в Юго-Восточной Европе, районе северных морей и других местах. Не исключена даже возможность военного столкновения между США и СССР. С другой стороны, хотя Гитлер вновь планирует наступление на Восточном фронте, он вполне сознает невыгодность продолжения войны с СССР. Таково реальное положение, существующее между Германией и Советским Союзом. Именно поэтому складывается благоприятный момент для активной посреднической помощи Японии в достижении перемирия между Германией и СССР».

Вскоре японское правительство предприняло конкретные шаги, направленные на организацию такого посредничества, направив через японского посла Сато предложение советскому правительству о посылке в Москву специальной японской миссии. Японское правительство мотивировало свое предложение желанием обменяться мнениями по вопросам японо-советских отношений.

Посольству СССР в Вашингтоне было поручено информировать об этом американское правительство. В телеграмме Молотова от 23 сентября 1944 г. послу A.A. Громыко поручалось конфиденциально довести до сведения американцев, что «Советское правительство, зная хорошо, что указанная миссия имеет своей задачей не столько вопрос об отношениях между Японией и СССР, сколько выяснение вопроса о возможности заключения сепаратного мира между Германией и СССР, отклонило предложение японского правительства».

В Токио понимали, что если после разгрома Германии Советский Союз окажет помощь союзникам в войне на Дальнем Востоке, у японского правительства не будет другого выхода, кроме капитуляции. Поэтому было решено прибегнуть к активной дипломатии по всем направлениям. Были предприняты попытки заключить компромиссный мир с Китаем, а также с США и Великобританией. Однако они не увенчались успехом. Тогда родилась идея попытаться использовать СССР для организации перемирия в Тихоокеанской войне.

Считалось, что даже если этот план провалится, Москве будет продемонстрировано стремление Токио к установлению мира. По мнению японского правительства, сам факт участия СССР в переговорах об окончании войны исключал бы его вступление в войну против Японии. Министр иностранных дел Сигэмицу Мамору рекомендовал правительству «в случае разгрома Германии или заключения ею сепаратного мира… не теряя времени, предпринять усилия для изменения обстановки в лучшую сторону, используя с этой целью Советский Союз».

Однако в Токио не могли не учитывать, что проводившаяся Японией на протяжении войны враждебная по отношению к СССР политика едва ли позволит использовать Москву для достижения почетного мира. Поэтому японская дипломатия прилагала усилия с тем, чтобы создать видимость якобы искреннего стремления открыть новую страницу в японо-советских отношениях. С этой целью в сентябре 1944 г. Сигэмицу разработал документ «Проект предварительного плана для японо-советских переговоров». Главной целью переговоров было добиться подтверждения Советским Союзом обязательств, предусмотренных пактом о нейтралитете. Такое подтверждение предполагалось оформить либо продлением действия пакта, либо заключением нового соглашения, желательно о ненападении.

Для того чтобы облегчить реализацию плана переговоров, было решено «заинтересовать» советское правительство уступками, на которые могла бы пойти Япония в обмен на сохранение Советским Союзом нейтралитета и согласие выступить посредником в переговорах о перемирии с США и Великобританией. Перечень таких уступок первоначально был разработан одновременно с планом переговоров в сентябре 1944 г.

Предполагаемые уступки сводились к следующему:

«1. Разрешение на проход советских торговых судов через пролив Цугару.

2. Заключение между Японией, Маньчжоу-Го и Советским Союзом соглашения о торговле.

3. Расширение советского влияния в Китае и других районах «сферы сопроцветания».

4. Демилитаризация советско-маньчжурской границы.

5. Использование Советским Союзом Северо-Маньчжурской железной дороги.

6. Признание советской сферы интересов в Маньчжурии.

7. Отказ Японии от договора о рыболовстве.

8. Уступка Южного Сахалина.

9. Уступка Курильских островов.

10. Отмена Антикоминтерновского пакта.

11. Отмена Тройственного пакта».

Согласие на те или иные уступки предусматривалось в зависимости от хода японо-советских переговоров. Так, отказ от Южного Сахалина и Курильских островов допускался в крайнем случае, а именно «при резком ухудшении японо-советских отношений» и возникновении опасности вступления Советского Союза в войну против Японии.