«Два месяца прошло с последней записи в этом дневнике. Сегодня я похоронила маму. Спустя ровно полгода после своего возвращения в Мистик Фоллс. Пол года отрочества, затворничества в доме, в котором выросла. Пол года созерцания того, что необратимо. Пол года жизни втроем: я, мама и смерть, которая ждала часа, когда сможет забрать ее. И этот час настал. Сказать, что меня застали врасплох, я не могу. В глубине души я была готова к этому, хотя как можно быть готовой потерять единственного близкого человека? Но каким-то чудом мне удалось взять себя в руки и организовать похороны.

Холодный ветер с дождем весь день сопровождали траурную процессию. Надо отдать должное Елене. Подруга, несмотря на то, что в последнее время мы не были достаточно близки, все время держала меня под руку, следя за тем, чтобы я не потеряла сознание. Ее пугало мое каменное лицо, без следа каких-либо эмоций. Елена постоянно просила меня не сдерживать слезы, а я просто не могла уже плакать. Все последние полгода я держалась, не пролив ни одной слезы и продолжала держаться на похоронах. Возможно, эта была какая-то защитная реакция моего организма. Гилберт же с тревогой заглядывала мне в лицо, и сама беспрестанно лила слезы, прося меня не сдерживаться и дать волю чувствам, иначе потом будет хуже. Наверное она права, потом будет хуже. Осознание, что мамы нет, придет и мне станет настолько хуже, что вместо слез по щекам побежит кровь. Но я не могла выжать из себя ни слезинки в течение всего дня.

Стефан тоже был рядом, отчасти он помог мне с похоронами, несколькими организаторскими вопросами. Он смотрел в мои глаза, и в его взгляде проскальзывала боль. Казалось, лишь только он понимал, что творится у меня внутри, потому что однажды переживал подобное. Деймон же присутствовал. Большего не могу сказать по поводу его прихода на похороны. Просто присутствовал, временами озираясь, в предвкушении того, что появится Клаус и заберет Елену.

Не могу соврать и сказать, что я тоже не проводила взглядом по присутствующим в поисках его. Возможно, если бы он знал, то пришел бы… Хотя почему он должен был приходить? Разве это не мои проблемы, в которых он старался не участвовать? Разве это не был мой выбор?

Переводя взгляд абсолютно сухих глаз с одного лица на другое, я увидела Тайлера, смутно вспоминая, что он уже подходил ко мне, принося соболезнования. Больше в этот день он ко мне не подошел, и я была благодарна ему за это. Сегодня не самый благоприятный день, чтобы выслушивать его пламенные речи о том, что он всегда будет рядом и поддержит меня, если понадобиться. Дилемма в том, что мне его забота нужна меньше всего.

Так, стоя в толпе, казалось бы, сочувствующих тебе людей, ощущая их заботу, мне казалось, что я одна стою у могилы матери. Одна переживаю эту боль, и страх что последует за ней. Одна я приду домой и пойму, что в доме я тоже одна. Наш маленький дом показался мне огромной крепостью, спрятавшей меня от всего внешнего мира. И даже оставшись одна, я не могла упасть навзничь и устроить истерику. Мое тело механически выполняло какие-то действия на кухне, мыло посуду, стирало пыль, расставляло стулья по местам. Я делала все малозначительные действия для сегодняшнего дня, но только не то, что предполагала раньше. Я думала обо всем, но только не о том, как на самом деле мне жить дальше. Не о том, что сегодня я попрощалась с матерью, и что сейчас бы мне нужно было устроить разгром с битьем посуды и слезами. Но все было до жути по-другому, вся буря бушевала внутри меня, разрывая сердце, не выдавая это на всеобщее обозрение.

Сейчас я обратилась к последней инстанции, способной тронуть лед в моей душе. Делая запись в этом дневнике, вспоминая полностью сегодняшний день, я думала, что наконец погружусь в свою грусть полностью, выплесну все, что храню на сердце, а потом станет легче. Но и в этом я просчиталась. Изложив все на все терпящей бумаге, мне легче не стало, только образовался комок в горле, который из-за отсутствия слез, казалось, застрял там навечно. От всего этого начинает жутко болеть голова, я смутно припоминаю когда последний раз брала пакет с кровью. Может у меня началось обезвоживание? Постараюсь исправить это завтра… Или послезавтра… Или через неделю… В общем, когда голод вернется ко мне снова…»

Стук в входную дверь оборвал запись Кэролайн, заставив ее спуститься с подоконника на кухне, на котором сидела и отложить тетрадку. Девушка с мрачным предвкушением подумала, что возможно Тайлер решил, что без него никак не обойтись и пришел сочувствовать в более уединенной обстановке. Кэролайн уже представила с каким остервенением захлопнет дверь перед его носом с криком, чтобы отстал наконец на веки вечные. С трудом верилось, что она когда-то любила его, или думала что любила. Сейчас же кроме раздражения он ей ничего не приносил.

Кэролайн неспешно подошла к двери и распахнула ее, равнодушным взглядом уставившись на пришедшего. Но тут девушка замерла, широко распахнув глаза и едва не ахнув. На пороге стоял Клаус, серьезным взглядом наблюдая за ее реакцией. Сердце Кэролайн сжалось еще больше, дыхание сбилось, казалось все ее тело замерло, словно от удара током. Непонимающим взглядом она впилась в лицо первородного, не зная что должна сказать ему, спросить, пустить в дом, или попросить уйти. Но тут Клаус сам решил за нее и переступил порог, освобождая дверь из рук Кэролайн и закрывая за своей спиной. Кэролайн так и не включала свет этим вечером, и теперь в прихожей они стояли друг напротив друга, погруженные в полумрак, освещаемые только бликом уличных фонарей, просачивающимся сквозь окна.

Кэролайн продолжала молчать, банально не зная, что говорить, что делать. Клаус тоже молчал, но при этом его взгляд читал по глазам Кэролайн все, что она переживала внутри себя. Возможно, слова и не нужны? Рука Клауса легла на щеку Кэролайн, стирая слезинку, скольжение которой по щеке она даже не заметила. Клаус был рядом. Его близость оказалось какой-то болезненно желанной, будто именно это нужно было Кэролайн весь сегодняшний день. Именно его плечо должно было быть рядом, именно его руки должны были поддерживать ее. Кэролайн не поняла в какой момент ее голова оказалась на его плече, но слезы неудержанным фонтаном вырвались из глаз, намочив футболку на плече Клауса. Он прижал к себе девушку сильнее, касаясь губами ее волос, гладя по спине.

— Почему ты пришел? — тихо спросила Кэролайн, когда они лежали на кровати в ее комнате. После того как она вдоволь выплакалась на его плече, и едва не потеряла сознание, Клаус отнес ее в комнату, ложась рядом с ней, продолжая прижимать ее к своей груди.

— Наверное, я должен был. Разве нет? — также тихо ответил он, перебирая белокурые локоны на спине Кэролайн.

— Мне кажется, за эти полгода я сама умерла. Медленно, но все же полностью…

— Ты винишь меня в этом?

— Нет, почему я должна винить тебя?

— Это же я увез тебя сначала силой, потом добровольно, но при этом, едва не лишив тебя жизни. Если бы не все это, возможно сейчас ты жила бы своей прежней жизнью и твоя мать была бы жива.

— Если кто и виноват в болезни моей матери, то только я. Я никогда не была хорошей дочерью.

— Я не верю в это. Ты просто обязана была быть хорошей дочерью, женой, матерью… Есть другие обстоятельства, помешавшие тебе быть таковой.

— Как бы там не было, я сейчас осталась совсем одна.

— Ты никогда не была одна, Кэролайн.

— Нет, я всегда была одна! Ты был прав, когда говорил о самолюбии моих друзей, в редкие моменты я могу надеяться на их дружескую помощь. Мама была единственной, кто был мне близок, несмотря на бездонную пропасть между нами, нашими понятиями о жизни.

— А Тайлер…

— Что Тайлер? Я не люблю его, сейчас же он начал дико меня раздражать. Это богатенький мальчик, который всегда надеялся только на значимость своей семьи, и который также самолюбив, как и все остальные.

— Хорошо, тогда на кого ты можешь рассчитывать дальше? Ты же не собираешься запереться в этом доме и жить отшельницей?

— Ты был худшим в моей жизни, детским кошмаром, возродившимся в настоящей жизни, но именно с тобой мне хочется быть откровенной, именно твое плечо, как я сегодня убедилось, нужно мне. Ты мне нужен. — глаза Кэролайн снова заблестели от подступивших слез, Клаус приподнял ее лицо и коснулся губ легким поцелуем.

— Тебе же трудно со мной. Возможно, будет еще труднее, я не могу гарантировать, что ты обретешь хотя бы толику счастья, которого заслуживаешь. — ответил он, отрываясь от ее губ.

— Тогда зачем ты пришел? Зачем ты снова жалеешь меня, стираешь мои слезы, когда всеми силами стараешься отгородить меня от себя?

— Да потому что, я не хочу, чтобы ты в очередной раз оказалась на грани! Я не мог не прийти сегодня, но я не могу снова вмешиваться в твою жизнь, перестраивая ее под себя, а иначе я жить не привык.

— Почему ты вдруг начал жалеть меня, беречь? С чего взялась эта забота, Клаус? Ты же всегда давал мне понять, что я всего лишь вещь, созданная для твоего удовольствия, из которой ты лепишь то, что хочешь видеть.

Клаус внимательно и твердо посмотрел в глаза Кэролайн, ожидавшие ответа. Спустя секунду он выдохнул, раздраженно и устало одновременно.

— Все же ты глупая, Кэролайн! — приговорил он, опуская голову девушки обратно на свое плечо.

— Так ты ответишь?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что я не собираюсь отвечать на твои глупые вопросы «Почему?» и «Зачем?». И вообще я хотел предложить тебе кое-что. Тебе наверняка будет трудно жить в этом доме. Здесь столько воспоминаний, столько грусти. Так вот, предлагаю свой дом, любую комнату, которую ты захочешь.

Кэролайн снова подняла голову с плеча гибрида, непонимающе смотря в его лицо.

— Не бойся, я не увезу тебя никуда. По крайней мере, без твоего согласия. — прокомментировал Клаус. — И я постараюсь быть сдержаннее.

Кэролайн как-то грустно улыбнувшись, прильнула к губам первородного. По всему было видно, что Клаус сам не ожидал от себя таких подвигов. Желание сделать хоть что-то для девушки правило им сегодня. Необъяснимая нежность была несвойственна ему, но отчасти ему нравилось видеть Кэролайн довольной даже в эти сложные моменты ее жизни.

— Так это «да»? — спросил он.

— Я подумаю… — ответила Кэролайн, устраиваясь на его груди.

— Что значит ты подумаешь? Что ты будешь делать в этом доме одна?

— Дай мне три дня, я решу.

— Хорошо, три дня. Повторного предложения не жди. Я не фокусник, а ты не…

— Я люблю тебя… — перебила Клауса девушка на полуслове, отчего он замолчал и сильнее сжал руки на ее плечах, поцеловав ее в затылок.

Кэролайн не ждала ответных слов, она знала, что Клаус никогда не скажет ей подобного. Он слишком своеволен, слишком расчетлив и слишком боится любить. Но ей это было не важно. Главное она может выразить то, что чувствует. Главное он не равнодушен к ней, иначе бы не пришел, не предложил ей переехать в его дом и не был бы таким нежным сейчас. Легкая улыбка тронула уголки губ Кэролайн. Горе на время уступило место успокоению. Через минут десять девушка погрузилась в сон, устроившись поудобнее на груди первородного.