Глава 1

С самого утра погода не заладилась. Свинцовые тучи обложили небо, провисли, и вот-вот должны были разродиться дождём. Несильный северо-восточный ветерок заметал землю, крутился, вороша мусор. И пасмурное состояние природы отзеркаливалось соответствующим настроением.

Худук кутался в длиннополую вязаную кофту, любезно выданную служанкой постоялого двора — девушка таким образом пыталась задобрить вредного «тёмного». Гоблин, мысленно усмехаясь, пробурчал нечто одобрительное, хотя изначально, с рассветом покидая дом и заступая на дежурство, это казалось ему лишним: тёплый поддоспешник, кольчуга, а поверху ещё кожаная куртка с металлическими вставками не очень располагали к дополнительной одежде, тем более, что в котомку он взял-таки скатанный плащ, но… Как это ни странно звучит, а сам Худук по отношению к посторонним людям, не относящимся к членам его команды, вообще считал подобное чувство слабостью, гоблин испытал к пугливой служанке мимолётную благодарность.

И ведь она была права! Походив какое-то время в том, в чём пришёл, на условном рубеже обороны, он понял, что озяб, и размотал свёрток, прихваченный с собой. Возможно, это было скорее следствием внутреннего беспокойства, нежели температуры воздуха, ибо здоровые драконы, братья-кузнецы Хван и Рвач и тройка ещё каких-то мастеровых, державших длинные пики и короткие мечи вполне уверенно, несмотря на отсутствие тёплой одежды под добротными кольчугами, признаков замерзания не демонстрировали. Не говоря уже про Рохлю, которого буквально пришлось заставлять надеть кожаную безрукавку, которую он одевал в случае возможной драки. И ведь всё равно поступил по своему, наглец! Рубаху снял, а безрукавку надел на голое тело!

Чувствуя, что начинает злиться, Худук счёл за благо отойти в сторонку: голый живот с жёстким рыжим ковром волос воспитанника, и звук, который получался при соприкосновении когтей с кожей при почёсывании — всё это ещё более нарушало и так не бесконечное терпение гоблина.

Он ясно понимал, что весь его вид с торчащими ушами, вислым носом и волочащимися по земле полами кофты был донельзя смешной. Но… начхать ему было на это. Тем не менее, был рад, что невольные компаньоны по дежурству никак не используют столь удачный повод и не утруждают языки язвительными фразами в сторону гоблина. Только кузнецы изредка нет да нет, бросали на парочку «тёмных» угрюмые взгляды, явно записав их в разряд обузы, нежели реальной силы. Худук не счёл необходимым их разубеждать — настроение и так не к дракону, чтобы ввязываться в словесную перепалку без последствий.

А вообще, раннее утро не было расцвечено особой разговорчивостью: жители Ремесленного квартала в основном помалкивали, иногда перебрасываясь короткими фразами, гоблин с троллем тоже будто воды в рот набрали. Зато с другой стороны канала доносилась вся гамма звуков бунтующего города: воинственные вопли, крики боли, грохот, лязг, а зарева пожаров и мечущиеся тени дополняли картину, рисуемую воображением.

Предыдущая ночная смена успела в красках описать то, что они натерпелись. В основном, конечно, пострадали уши и воображение, — посмеивался про себя Худук, ибо никаких серьёзных столкновений не произошло: ватаги, пытавшиеся пересечь мост, при виде препятствия в виде парочки сцепленных телег и выглядывающих из-за них на фоне горящих костров очень даже недобро настроенных молодцов, благоразумно предпочитали убраться по добру по здорову. Не считать же за серьёзное происшествие — появление двух пьяных расхристанных стражников, в наглую попытавшихся преодолеть кордон. Их быстро утихомирили, но количество вина в крови превышало все разумные пределы, ибо горе защитники простых граждан Агробара расплакались и, исходя слезами, чуть ли не на коленях просили не отдавать их на растерзание толпы. Неизвестно, что же так подкосило очень даже здоровых и крепких мужиков: алкоголь или страх, которого они натерпелись, но сердобольные часовые решили оставить парочку в районе (и даже кто-то увёл их к себе на постой), руководствуясь принципом: проспятся — пригодятся. Тем более никаких толп в поле зрения не было, по крайней мере, пока. А оружие мужики сохранили при себе, что говорило о многом. Просто при штурме баррикады о нём попросту забыли, рассчитывая больше на скорость. К сожалению, подвела координация — а то лови потом этих чумных драконов по всему Ремесленному, будоража спящие, несмотря на тревожные вести из центра, улицы. Так что в полку потенциальных защитников скорее всего прибыло.

Под утро страсти, как понял гоблин, поутихли. Но не до конца. Поэтому очередной женский истерический крик, от которого дёрнулись и крепче ухватились за оружие мастеровые, навёл его на невесёлые думы. Не сказать, что изначально, особенно с самого раннего утра, затемно, не выспавшись, ему было весело. Просто в голове, как ни странно, обычно всегда наполненной всякой всячиной, не всегда безвредной для окружающих, на этот раз было пусто, словно в горшочке из-под каши, из которого выбрали даже пригарочек. И не человеческая самочка, которую, небось, сейчас тискало разошедшееся от безнаказанности городское отребье была тому причиной. А его товарищи.

В который раз Худук, не сложившийся шаман, не удавшийся полноценный член своего племени, по собственной дурости покинувший его, а с течением времени и благодаря некоторым обстоятельствам в лице одного немаленького рыжего тролля, так и не вернувшийся в лоно семьи, злобный зеленокожий низкорослик, которым родители пугали детей не только в «светлых» семьях, но и в людских, никогда не жаловавшийся на память, когда дело касалось мести и люто ненавидевший уруков, «тёмных» собратьев за чрезмерную кровожадность, при этом с удовольствием прибегавший к жестокости по отношению к врагам, подумал о прихотливости судьбы. Ведь именно так легли кости и капризный драконий хвост, что самыми близкими ему существами (кроме, естественно, Рохли) стали зануда и чистоплюй эльф, скряга и тормоз гном и… человек. Кто бы ему сказал об этом, когда он молодым козликом скакал по родным Закатным горам, а ноздрями вынюхивал редкую, но вкусно пахнущую лаванду, то в первую очередь он свернул бы шутнику нос, а потом бы уже ржал по факту опухшей рожи, ибо был скор и на руку, и на язык. Но такова правда жизни… И теперь не находил себе места, переживая(!) о Ройчи, Ностромо и Листочке.

Второго и третьего, не взирая на противоположный его племени (да вообще-то и противопоказанный) цвет и постоянные, не совсем корректные шутки… уважал, и, не дай дракон с ними что-нибудь случится, он обязался бы ответить обидчикам страшной и болезненной карой. Если разобраться, как бы это ни смешно звучало, он не мыслил своей дальнейшей жизни без них. А вот сейчас они затерялись где-то там, в этом проклятом Агробаре, казалось бы, благополучном, но в одночасье вспыхнувшем, словно сухая лучина. Причём, человек и эльф накануне беспорядков направились именно в королевский дворец на не совсем обязательную встречу с местным хлыщом, неким маркизом, которого они имели неосторожность спасти из лап уруков. Сохранили ему жизнь на свою голову. За что благодарный дворянин и заставил их торчать лишние несколько дней в столице, а вдобавок натравил ещё и королевских дознавателей. Разумом-то гоблин понимал необходимость и неизбежность таких шагов маркиза, пытающегося расследовать такое странное и страшное событие, как появление крупного боевого отряда «тёмных» посреди мирного королевства, но… А сейчас, спустя небольшое количество дней дворцового переворота, убийства короля и полноценных погромов и грабежей, этот эпизод уже не казался экстраординарным. Худук только надеялся, что приставучий маркиз, позвавший его друзей в столь опасное время, в полной мере хлебнул неприятностей. Да-да, вот и они, мысли чистой незамутнённой вредности.

А ведь его интуиция, подкреплённая некоторыми, не самыми плохими колдовскими данными потомственного шамана прямо-таки кричала об опасности. Но он не смог настоять после кровавой встречи с уруками на том, что следует уходить из королевства или хотя бы двигаться к цели краешком агробарских земель. И теперь, вспоминая их конечный пункт следования, он понимал, что достаточно было выйти к побережью Внутренного моря и сесть на любой приглянувшийся корабль, следующий в нужном им направлении. Для этого совсем не надо было тащиться в столицу королевства, пусть и имеющую огромный порт. Лучше б они незаметно покинули не очень гостеприимную компанию вербарского барона ВерТиссайи с его пехотинцами и тихонько сбежали. В том, что они смогли бы уйти вместе со своим фургоном, он нисколько не сомневался и поэтому не понимал, почему Ройчи, интуиция которого была тоже достаточно отточена беспокойной наёмнической жизнью, засомневался и не стал менять маршрут. И они, словно овцы на заклание, притащились в этот гадюшник.

Худук аж зубами заскрипел, представив на минуту, как теряет тех, кто делил с ним кров, еду, прикрывал спину, с кем он пережил немало волнительных и опасных событий, в конце концов, кто был его боевым товарищем. Представив только на мгновение, как они с троллем остаются одни во враждебном по отношению к «тёмным» обществе (к слову сказать, на землях «тёмных» их тоже вряд ли ждали с распростёртыми объятьями и откупоренными бочками пива), как когда-то до встречи с наёмниками, его пробила крупная дрожь. То чувство одиночества и постоянной беззащитности перед окружающим, казалось, пропитало его, словно вонь долго ношенной одежды и немытого тела. Это было ужасно. И неважно, что, несмотря на маленький рост и комичные с точки зрения людей черты лица, внешне он выглядел уверенным и достаточно опасным, чтобы боялись его задевать различные переростки. Он совсем не хотел возвращать то непростое время, не взирая на то, что малыш Рохля вырос и стал в три раза выше и в два раза шире. Просто он уже отвык чувствовать себя загнанным зверем, и вновь вспоминать те ощущения не имел ни малейшего желания. За годы скитаний, даже с учётом порой очень опасных заданий, в компании товарищей ему было спокойней.

— Ма-а-ма, дрожишь, жрать охота?

Худук вздрогнул от неожиданно пророкотавшего над головой голоса.

— Тьфу ты, дракон переросток! — в сердцах воскликнул гоблин, привлекая недовольные взгляды людей, с трудом унимая зачастившее сердце.

Расслабился, как есть расслабился. Если вон рыжий дылда подкрался незаметно. К нему, гоблину, народ которого считается поставщиком лучших разведчиков!

— Ты тише умеешь говорить, чудо безразмерное? — проворчал по привычке, с удовольствием лицезрея обнажённые пластины крепкого живота, нависшие над ним. Словно гранитные плиты, — подумалось в восхищении.

Пришлось задрать голову, чтобы встретиться с маленькими глазками на несимметрично небольшой рыжей голове. В них светилась забота, и Худук ощутил, как внутри растекается тепло, растапливая ледяную пружину переживаний.

— Это ра-а-зве громко-о, жрать охота? — искренне удивился Рохля. Хотя по постоянной присказке его так и следовало назвать: Жратьохота.

Действительно, он был столь прожорлив, утроба так бездонна, что даже на спор Худук не стал бы выяснять её примерные размеры, ибо была велика вероятность разориться на одних только продуктах. Что поделать: молодой растущий организм.

— Малыш, где твой шлем? — чересчур ласково поинтересовался гоблин, хватая ладонью за указательный палец тролля и подтягивая его к себе.

Неловко склоняясь к Худуку, Рохля умудрился ещё и виновато потупиться. Получив крепкий, но, честно говоря, для тролля Закатных гор едва заметный подзатыльник (не зря говорят, что кожа и кости снежного тролля могут поспорить крепостью с чёрным дубом), он выпрямился и обиженно насупился.

— Ну-ну, — усмехнулся гоблин, — не надо делать вид, будто я тебя лишил бочонка пива.

Нужно сказать, что этот напиток большой «тёмный» очень уважал и при должном настроении мог запросто разорить небольшой (по размерам подвала) трактир, зайдя в него по-дружески и без денег. И то сказать, не всякому достанет смелости такому здоровяку напомнить о том, что за всё нужно платить. К тому же внушительную стать и пудовые кулаки дополняли трёхсантиметровые клыки, нежно прижимающие верхнюю губу и… нехорошая, вполне реальная слава «тёмных».

— Мне неудобно — о, — протянул рыжий жалобно, старательно понижая голос, что выходило у него с переменным успехом.

— Не вредничай, малыш, — строго сказал Худук, уперев руки в бока, что в сползшей безразмерной кофте, выглядело скорее комично, нежели грозно. — Неудобно, это когда ты мечом получаешь по голове и тебе нарушают причёску или того хуже, отрезают ухо. И когда через раз ты станешь слышать, что тебя зовут к столу, вот тогда и поймёшь, что старших надо слушаться — они зла тебе не желают… Но будет поздно, потому что полезных советов ты будешь слышать в два раза меньше…

— Не на-а-до ухо-о, — испуганно протянул тролль.

Несколько мгновений Худук раскачивался с пяток на носки, довольный произведённым эффектом. Вот, что значит воспитательный момент! Это при том, что Рохлю напугать практически невозможно. Да он просто не знает, что такое страх!

— То-то же. Надевай свой чугунок! — рявкнул гоблин, демонстративно отворачиваясь. — Объясняйся потом перед друзьями за каждую царапину на твоём юном лице, — проворчал про себя.

И наткнулся на укоризненные взгляды мастеровых. Один из кузнецов, вроде как старший брат, Хван, проговорил сиплым голосом.

— Нельзя ли потише?

— А вы что, боитесь, что убийцы, грабители и насильники сбегутся со всего Агробара сюда? — тут же отреагировал гоблин, ловя взгляд мужчины и нахально улыбаясь.

Но тот спорить со злобным недомерком не пожелал и отвернулся, сокрушённо покачав головой.

У Худука стремительно улучшалось настроение. Он самодовольно посмотрел вслед поспешившему ретироваться в сторонку троллю, таки нахлобучившему на голову конусообразную кастрюлю, и снова примостился на раннее облюбованную колоду, используемую им в качестве табурета.

Несмотря на то, что вроде как согрелся, он вновь закутался в кофту. Было действительно как-то приятно ощущать пусть и слегка колющуюся одёжку, которую кропотливо и, возможно, что и с любовью связала человеческая женщина. Гоблинихи его рода не занимались вязанием. В их племени всё было подчинено практичности суровой жизни в горах, и одежда изготавливалась из кожи. Крепко, надёжно, удобно.

Он окинул внимательным взглядом окружающее пространство и пришёл к неприятному выводу, что их заслон на пути возможных мародёров, погромщиков и ещё невесть каких драконов сродни шёлковой заслонки на пути стихии. И количество (пожалуй, что и качество) бойцов оставляет желать лучшего. А хлипкая преграда в виде парочки скреплённых цепями телег вряд ли остановит кого-то серьёзно настроенного… М-да, да и неплохо было бы пустить дозоры вдоль канала, который при должном старании и подготовке (а в ширину он был локтей в пятнадцать и вниз, дол воды локтей шесть) можно было преодолеть. Худук зябко поёжился, представив настоящую разъярённую толпу человек этак в сто, вооружённую не дрекольем, а вполне действенным оружием. Или хотя бы полусотню пехотинцев пусть даже в лёгких доспехах, дисциплинированных и опытных — так это и штурмом будет назвать сложно, скорее уж: нож, входящий в масло.

Худук на дежурство набился не от скуки, а чтобы хоть как-то чувствовать и контролировать происходящее. А твердокаменный Гарч, на лице которого при заявленном желании гоблина не дрогнул ни мускул, но явно ощутилось недоверие к «тёмным», после недолгих раздумий согласился. Худуку показалось, что он верно угадал причину, повлиявшую на положительный ответ: чтобы он и Рохля пореже крутились под ногами у своенравного и не любящего никаких вольностей хозяина постоялого двора. Но хитрый жук Гарч выдвинул встречное условие, пожелав разделить по разным дежурным сменам неудобную парочку. Тут уж гоблин встал грудью. Пришлось взять в кулак природную язвительность и глухо ворочающуюся внутри злость (естественная реакция Худука, когда ему кажется, что хотят обидеть его рыжего), и использовать всё красноречие и недюжинный актёрский талант, чтобы переубедить собеседника в неверности его идей, объяснить, что простодушный «малыш» (в этом месте у Гарча скептически поднялась бровь) нуждается в постоянной опеке и заботе. Тут уж невозмутимость хозяина постоялого двора и негласного координатора — руководителя — командира сил обороны Ремесленного квартала таки дала трещину, и он бросил недоумённый взгляд на почти шестилоктевую в высоту и трёхлоктевую в ширину фигуру, скромно стоящую в сторонке. Затем молча развернулся и ушёл в дом. А Худук сделал однозначный вывод, что его подвижный язык в который раз одержал победу. И вот они на границе района, пока что остающегося островком спокойствия, в самом опасном его месте — мосту через канал, а он, гоблин Худук ломает глаза в надежде лицезреть в тающих сумерках фигуры возвращающихся товарищей.

«Тёмный» так вошёл в образ, так напрягал зрение, что чуть слёзы не выступили, а на улице напротив померещилось какое-то движение. Он непроизвольно моргнул — как бы он ни сверлил пространство глазами, как бы ни кичился остротой взгляда и его несомненно лучшим качеством (хоть днём, хоть ночью), нежели людское, пронзать материальные объекты или преодолевать чересчур уж большое расстояние он не мог. Тем не менее, Худук встал и прошёл вперёд, пока не упёрся в шероховатый бок транспортного средства — так сказать, желая наверняка удостовериться в своей ошибке.

Но, как выяснилось, «тёмному» ничего не почудилось, и остальные часовые, отреагировавшие на порыв гоблина вялым интересом, проследив за его взглядом, невольно крепче перехватили оружие и подобрались. К ним из серой мглы улицы напротив, не спеша, абсолютно неторопливо приближались всадники. Семеро.

Вначале проступили конские головы двух первых наездников, затем их тёмные силуэты с матово поблёскивающими конусами шлемов и едва шевелящимися (словно уставшими) полами плащей. Далее следовали фигуры мужчин рангом повыше, что можно было определить по качеству доспехов, стати жеребцов, а самое главное по что-то означающим знакам, висящим на цепочках на груди. Худук понял, что к ним залетели птицы высокого полёта. И будь на то их воля, без учёта опыта и возможностей «тёмных», преодолели бы они этот заслон, как некую досадную помеху. Замыкала эту небольшую колонну ещё тройка бойцов.

В приближении этого отряда была какая-то неотвратимость и опасность. Будь Худук более впечатлителен, он бы, пожалуй, начал нервничать и украдкой оттирать о штаны потеющие ладони. Но так как в сложных ситуациях он наоборот, отличался хладнокровием, то всякие там «кажется» его не волновали. Тем более своим (опять же!) «отменным» зрением он увидел, что приближающиеся люди достаточно потрёпанные и усталые, поэтому вряд ли будут сильно качать права и по возможности постараются решить дело миром.

Следует отдать должное братьям — кузнецам — ни толики слабины в их крепких, коренастых фигурах, твёрдо стоящих за баррикадой, гоблин не узрел. То ли это была чрезмерная самоуверенность, которая зиждилась на фактах, не известных Худуку, то ли подобная манера поведения была вообще присуща им, не взирая на лица, стоящие перед ними (есть такой тип разумных — среди «тёмных» их предостаточно — что и перед хранителями — старейшинами — князьями — королями неохотно гнут шеи), то ли огонь кузнечного горна окончательно и бесповоротно выплавил их мозги и таким образом повлиял на их линию поведения. Как бы то ни было, но Худук сразу зауважал этих молчунов, несмотря на то, что в их отношениях изначально затесалась неприязнь. Вспыхнувшее чувство, естественно, ни в коем случае в будущем — буде выпадет такая оказия — не помешает ему, злобному и мелкому существу, устроить гадость, пакость или неприятность. Так, просто, для профилактики. Искусства ради.

Всадники остановились локтях в двадцати, вперёд выдвинулся один из передних воинов. Невозмутимые, можно даже сказать, равнодушные лица, если бы не цепкие, всё замечающие взгляды бойцов. Серьёзные ребята. Но парочка в центре была поинтересней. Высокий седовласый и мрачный мужчина с властным и усталым взглядом под поднятым забралом шлема, дворянской цепью, изображением перечёркнутой стрелами башни на бордово-красном сюрко и молодой простоволосый человек с надменно поджатыми губами, в котором, несмотря на разницу в годах, виделись похожие черты. Сын? Вряд ли. Но точно родственник. Больше похож на бастарда.

Худук на мгновение задержал взгляд на втором и недовольно нахмурился: именно от такого типа людей, абсолютно уверенных в своей неповторимости и непогрешимости (а Худук, изрядно истоптавший дороги людских королевств с полным на то основанием мог считать себя в этом вопросе экспертом, и в этом блондине с тонкими аристократичными чертами лица просматривался необходимый типаж), равно как и исключительности по праву рождения, чаще всего следовало ожидать неприятностей таким, как он с Рохлей.

— Почему закрыт проезд? — донёсся до гоблина вполне резонный вопрос, заданный негромким хриплым голосом.

Тройка подмастерьев, расположившаяся полукругом за спинами кузнецов, напряглась. Гоблин обратил внимание, что ближний к нему, невысокий парень в длинной, не по его фигуре кольчуге, болтающейся и звякающей при каждом его переступании с ноги на ногу, надетой поверх серой туники, втянул в плечи голову в шлеме — блине с широкими полями, а кончик пики, за которую он хватался, словно за спасительную соломинку, подрагивает, как от сильного ветра.

Однако, серьёзно трусит человечек, — с удовольствием подумал Худук. Хоть бы не напрудил со страху парняга. Впрочем, мокрые штаны — это ещё не повод покидать пост. А ему, гоблину, отличный повод для насмешек, — он аж закатил глаза от предвкушения. Вот, что значит трепетное отношение к благородным!

Но Хван, видно, подобным пиететом не страдал, поэтому прозвучал вежливый, но твёрдый ответ:

— Ремесленный квартал перешёл к самообороне. Если вы по-прежнему настаиваете на проезде, то будьте милостивы, назовитесь, изложите причины, по которым хотите к нам попасть, или хотя бы имя того, кто может за вас поручиться.

Брови гоблина недоумённо полезли на лоб. Нужно сказать, что всё на лице (голове) зеленокожего «тёмного» было подвижно, живо реагировало на малейшую смену картинки, и было подчинено демонстрации окружающим «высокого» мнения. В общем, кузнец порадовал его красноречием и гладкостью изложения требований. И с этого момента нужно было быть внимательным, ведь развитие событий может быть очень интересным, а гоблин, будучи чрезвычайно любопытным существом, всегда тонко ощущал незримые, возможные перемены в обстановке. Он потихоньку справа начал приближаться к баррикаде, оставив приятную во всех смыслах кофту на нагретой собственной задницей колоде. Так, на всякий случай. Он заметил, что подобное же проделал Рохля, но с другой стороны. Кстати, их перемещения не были не замечены солдатами, и Худуку показалось, что их взгляды стали чуточку злее. Или это говорила в нём паранойя, пустившая буйные ростки ещё в те времена, когда он в одиночестве воспитывал рыжего и склонен был в любом встречном видеть недруга, а со временем попадания в дружную компанию наёмников, поутихшая. Видимо, не до конца.

— Да как ты смеешь… мужик, сам не представившись, требовать ответы у… — неожиданно вспыхнул молодой человек, приближённый к знатному господину.

Доспехи его, как обратил внимание Худук, особой вычурностью не отличались, нежели у пожилого дворянина. Да, добротные, да, крепкие и — между прочим (!) — битые, в бурых пятнах крови, а сюрко того же бордового цвета сверкало серьёзными прорехами. Зато с рыцарской цепью на груди. Любопытный родственник.

Но господин невозмутимо поднял руку, разом прервав словесный поток несдержанного попутчика, праведный гнев которого всё равно продолжил свой благодатный путь, заставляя алеть щёки и сверкать глаза.

Какой экспрессивный экземпляр благородного, — Худук прищурился, взгляд его приобрёл подобие прицела. Хотя данный объект, имеющий судя по всему высокого покровителя, в неясных в связи с беспорядками обстоятельствах… пожалуй, что и не стоит дразнить. Как говорится, не бей дракона по носу, если не хочешь быть зажаренным…

Но у гоблина уже и так зарождалось на кончике языка нечто весьма едкое… К примеру: если он с таким презрением произнёс вполне однозначное определение «мужик», то, будучи таким, хм, хорошеньким (внешне), уж не баба ли он?

— Тише, Тьяри, — прогудел мрачный господин, не сводя пристального, но спокойного, с проглядывающей усталостью и тоской, что ли, взгляда с ремесленника, преградившего ему путь. — Времена нынче опасные, и добрые горожане Агробара, сумевшие отстоять покой домашних очагов в своём праве, — он вздохнул, словно произнесённые слова потребовали от него определённых усилий. — Я — граф Дремайр РоАйци, и мне не от кого скрываться…

Многозначительная тишина, последовавшая за этим, дала возможность невольным слушателям осмыслить сказанное, а пытливый взгляд, быстрой змейкой оббежавший лица защитников Ремесленного квартала, с удивлением притормозивший на огромном снежном тролле, подтвердил понимание ситуации.

Даже гоблин, не очень разбиравшийся в хитросплетениях дворянских родов Агробара, был наслышан, что вроде как лорд РоАйци, Владетель Восточного предела — один из заговорщиков и инициаторов дворцового переворота и убийства короля Элия Четвёртого Великолепного РоБеруши. Впрочем, пока что ни один живой (!) свидетель событий во дворце не смог добраться до квартала. А слухи… Слухи — такой снежный ком, стронуть с места который достаточно одним дуновением. Однако два факта, достаточно интригующих, повторялись довольно часто: лорда РоАйци в городе никто не видел (но такая фигура при желании легко могла не афишировать своего появления), и второе: некоторые гвардейские части и подразделения егерей Восточного предела видели на пути следования к королевскому дворцу.

Что это за РоАйци, Худук не знал. Что не помешало моментально сформировать в голове несколько интересных вопросов. В каком родстве эти два носителя одной фамилии? Если связь существует, то какова роль в происходящем конкретно вот этого человека (при том, что даже полное незнание о происках «родственника» вряд ли снимает с графа подозрение и дамоклов меч расплаты)? И последнее: как бы то ни было, РоАйци — это сейчас та фамилия, которая привлекает самое пристальное внимание… и соответствующие неприятности.

— Мы знаем, кто вы, милорд, — кузнец уважительно склонил голову, а гоблин расслышал в не очень приятном голосе ремесленника почтительные нотки. — Но… — замялся неожиданно тот, не находя слов для продолжения, — мы, — развёл руки, показывая на стоящих рядом людей, по касательной зацепив и «тёмных», отчего Худук мысленно усмехнулся подобной иронии судьбы, — без разрешения совета ремесленников не имеем права пропускать кого-либо на нашу территорию. Даже столь знатную особу. Если ваша светлость немного обождёт, то скоро придёт человек, в силах которого дать добро на ваш проезд, — он подозвал того, трусящего подмастерье и шепнул ему на ухо.

Тот понятливо закивал головой, словно восточная игрушка болванчик, и резво сорвался с места. Путь его лежал до ближайшего дома, где спало несколько мальчишек — посыльных с чёткими инструкциями, куда бежать и где кого искать.

Понятное дело, что человек, выносящий вердикт по этому, на первый взгляд пустячному вопросу, может подойти не сам. Но вновь прибывшие с пониманием отнеслись к манёврам кузнеца (разве что кроме возмущённо заёрзавшего на коне блондина), и со стоическим видом остались в сёдлах.

А вообще гоблин поразился дипломатичности простого кузнеца. Или не совсем простого? Конечно же тот слукавил, говоря о том, что пропускают исключительно по «высочайшему» разрешению. Пока что из того потока беженцев, что прошёл через их кордон, они завернули только несколько чересчур уж подозрительных личностей, а семьи со скарбом да женщин с детьми даже без подтверждения родственных или в крайнем случае дружеских связей пропускали запросто. Ясно, что группы людей, состоящие в основном из мужчин, вооружённых как попало с бесформенными мешками за спиной и в одежде сплошь в бурых пятнах к категории беженцев не относились. Но, честно сказать, мародеры и компании явных «ночных» побаивались приближаться к Ремесленному. Может у здешних обитателей слава крепких и бескомпромиссных людей, Худук не знал, да его в общем-то и не очень это интересовало. А вот то, как Хван постарался оттянуть принятие решения, ему понравилось. Конечно, брать на себя такую ответственность и пропускать дворянина, несущего гипотетическую угрозу их спокойствию, кузнец, да и никто из них не мог. Какого дракона им нужно привлекать враждебное внимание? Проще всего — с точки зрения Худука — было отправить эту группку прочь, предварительно придумав вескую причину в виде приспущенных штанов и голой задницы. Но перевороты, мятежи и прочие бедствия имеют свойство заканчиваться (как и всё хорошее, впрочем), и ещё неизвестно, в какой близости к королевской особе окажется тот или иной выживший благородный. И не будет ли у него хорошая память, а нрав — злым.

— Ваше светлость, а как оно там? — неожиданно подал голос второй кузнец, такой же грубый, как у брата, но ещё более низкий и от этого менее внятный, и в нём различались явно непривычные почтительно-просительные нотки.

Гоблин вспомнил, как братья тихо — так им казалось — спорили. Сутью же перепалки, как понял Худук было убытие из квартала кого-то из близких родственников, и теперь тот, что помолчаливее, пытался продавить решение: бросить пост и уйти на поиск. Но встретил горячее сопротивление. А выглядело это достаточно любопытно: два здоровых, косматых, набычившихся мужика стоят друг напротив друга, сжимая — разжимая впечатляющие кулаки (оружие предусмотрительно скромно стояло в сторонке). Кто-то один из них ронял слово, больше похожее на рычание, через пару ударов сердца второй отвечал, и, кажется, сам воздух загустел между ними. И так длилось довольно долго — гоблин даже перестал за ними наблюдать, пока через время не увидел, как мастеровые — родственники неподвижно стоят в позах образцовых часовых. Видно, благоразумие победило. И вот сейчас инициатор похода хотел наверное услышать что-то обнадёживающее, задав вот так просто вопрос дворянину. Худук не думал, что ремесленник рылом вышел, чтобы с графьями общаться. Но обстановка, как говорится, способствовала.

РоАйци очнулся от своих тяжёлых дум, скользнувшее на грани восприятия недоумение тут же спряталось за непроницаемой мрачностью и отстранённостью. Блондин Тьяри зашевелился рядом, раздувая породистые ноздри. Граф бросил на него короткий упреждающий взгляд (вот это взаимопонимание! — восхитился Худук) и наконец-то опустил холодный взгляд на вопрошающего. Несколько ударов сердца утюжил кузнеца, а потом лицо его вдруг как-то прояснилось от осознания вопроса, факта ужасов на улицах, и немного смягчилось.

— Плохо, — коротко, ёмко и ясно выразился граф, и вновь, словно потеряв интерес к происходящему, погрузился в свои тягостные, неприятные мысли.

Опешивший кузнец несколько раз хлопнул впустую ртом — он-то надеялся на более развёрнутый ответ. Но не учёл тот момент, что в потенциальном собеседнике не трактирный товарищ, чуточку сочувствующий, имеющий богатую фантазию и хорошо подвешенный язык, а знатный дворянин, причём не в лучшем расположении духа. Тем не менее, он разродился не очень внятным, но впечатляющим вопросом:

— А-а-а…

Который, впрочем, тут же был прерван. Молодой Тьяри, резко дёрнув удила и загнав бедному, захрипевшему жеребцу в бока шпоры, быстро и довольно ловко обогнув впереди находящегося воина, приблизился к баррикаде, чуть свесившись вперёд, игнорируя дрогнувшее жало пики, что замерло в опасной близости от лица, прошипел в лицо побледневшего кузнеца:

— Тебе ясно сказали, что плохо! Или дать развёрнутую картину массовых убийств и прочих злодеяний против короны?! — он прожигал бешенными глазами бедного мастерового.

— Нет, ваша милость, — пролепетал тот, но тут же взял себя в руки, выпятил вперёд нижнюю челюсть, упрямо продолжил: — Но вы могли хотя бы кратко рассказать, что творится в столице… — ненадолго хватило твёрдости, его вновь отбросило к просительным интонациям. — Люди, что бегут к нам, ничего толком не могут поведать — у страха глаза велики. А вы всё-таки дворяне…

Можно было легко продолжить эту логическую цепочку грубой лести, мол, благородные — это умные, образованные, не поддающиеся панике, приходящие на помощь слабым, адекватно реагирующие на обстановку, держащие слово, не знающие страха. Продолжать можно было долго. Но молодой благородный перечеркнул всё это одной единственной фразой:

— Мы ни-че-го вам не должны! — отчеканил он и высокомерно выпрямился в седле, продолжая исходить неправедным (отчего-то хочется так сказать) гневом на совершенно незнакомых и абсолютно не виноватых в их неприятностях людей.

Защитники Ремесленного квартала потеряли дар речи, неловко топчась на месте, словно отчитанные за провинность ученики. Только старший кузнец спокойно и ободряюще положил на плечо брату руку. Граф заломил бровь, на мгновение покинув свои думы, но никак не прокомментировал происходящее. Да в глазах воинов эскорта мелькнуло неодобрение. Но к чему оно относилось: поведению молодого попутчика графа или глупости посмевших заговорить с дворянами ремесленников, Худук так и не понял. Но несправедливость сложившейся ситуации задела гоблина за живое.

— Конечно ничего. Потому что только молокосос не знает, что такое ответственность, — прозвучал его полный яда и сарказма голос. — Когда только ветреная юбка — и то не любого качества — способна подвигнуть на некий поступок, который ни к долгу, ни к ответственности — ни к чему значимому в жизни не имеет никакого отношения…

Худук и сам не понял, отчего его так понесло. По большому счёту, ему было до дракона, как общаются между собой люди, и воспитание молодых заносчивых щенков — не его стезя. Но то ли присутствие рядом внимательно слушающего Рохли, то ли он одурел от бездействия, то ли так уж взбесил юнец, едва влезший на четырёхногое животное и взявший в руки острую железную палку, которой даже в зубах поковыряться без пореза не может, подтолкнули его на столь высокопарные пафосные слова. Может, хотел задеть этого Тьяри? Но клокотавшая внутри ярость вместо холодного и расчётливого разума, необходимого для вынесения верных фраз, говорила о том, что не всё так просто. Наверное отзеркалилась ситуация его и друзей — наёмников, по отношению к которым он испытывал пресловутую ответственность. Точно также, как дворяне должны защищать простых людей, а не нести чушь, прямо заявляющую о себялюбии, гордыне и эгоизме.

Но, вообще-то, подобные речи не были характерны для мелкого «тёмного», склонного скорее к прямолинейным «драконам», от которых уши девственниц приобретают помидорный оттенок (кстати, самый верный способ определить оных). Поэтому, когда не до конца осознавший сказанное — вообще произошедшее в целом — блондин ожёг чёрными глазами гоблина, то тот отбросил в сторону умные слова, и прямо в бледное лицо высказался по простому:

— Хлопец, тебе что, яйца натирают, что ты ведёшь себя, как наскипидаренный дракон? Так у нас есть инструменты, что могут тебе помочь: наковальня и молот! Шарики больше мешать не будут. Да и под задницу блинчики подкладывать удобней — всё ж остатки ценного хозяйства в надёжном месте…

Гоблин разошёлся, при этом злость куда-то ушла, и он с полным удовлетворением наблюдал за метаморфозами на лице молодого дворянина.

Назвать «хлопцем» двадцатилетнего благородного было очень приятно. Не девка же он, в конце концов? Ну а всё остальное было всего лишь импровизацией на заданную тему, и Худук, всегда критически относившийся к своим высказываниям, вынес вердикт: средненько, не очень интересно, но и не стыдно. Но, судя по вытянувшимся лицам, причём с обеих сторон баррикады, стало ясно, что он не до конца понят слушателями.

Налившееся дурной кровью лицо Тьяри уже не являло собой образец высокородной утонченности. Бегающий в замешательстве взгляд, отвисшая челюсть. Пожалуй, он вряд ли когда-либо попадал в такое непростое положение, и не знал, как быть: зарубить наглеца мешали телеги. Да и неизвестно, как отреагируют защитники Ремесленного квартала на эту эскападу. Но больше всего дворянина пугала перспектива погони за юрким зеленокожим — если он не с первого удара укоротит того. Более идиотской картины не придумаешь: дворянин в полном доспехе, бегущий (или скачущий) за беззащитным, пусть и злобным мелким существом. Хуже только на мух да комаров охотиться с мечом.

Следует, однако, отдать ему должное, краснорожий блондин не долго изображал рыбу, выброшенную на берег. Несмотря на патовость ситуации, он смог взять себя в руки, и вскоре Худук лицезрел холодное, бесстрастное лицо Тьяри. Что это ему стоило, гоблина не интересовало — он не собирался уважать его всего лишь за это, ибо для того, чтобы быть нормальным человеком, этого было недостаточно. Умение знати в положении, когда пахнет жареным, прятаться за невозмутимостью, никого не могло удивить.

Тонкие губы под худой кисточкой усов искривились, явив крепкие белые зубы (Худук не смог отказать себе в удовольствии провести мысленно логическую цепочку: зубы — сапог, причём не важно, оббитый ли это металлической набойкой носок или каблук).

— «Тёмный»… Очень интересно, что ты делаешь в столице, когда твои собратья потрошат мирных горожан, — произнёс он абсолютно ровным голосом, потом, чуть повернув голову, как бы объяснил напряжённым братьям — кузнецам. — В Агробаре бесчинствует большой отряд «тёмных» всадников… — многозначительная пауза. — Нам, к несчастью, пришлось с ними пересечься и… мы потеряли несколько хороших воинов.

Как удачно вывернулся! «Потеряли», а не неслись, сломя голову, держась за конские хвосты… Но откуда здесь, в крупном людском городе «тёмные»? Большой отряд?..

— Постой, — Худук непроизвольно сжал кулаки, — уж не уруки ли это были?!

К своим, так называемым «тёмным собратьям», у гоблина были давние непримиримые счёты. И только замешательством, вызванным отвратительной новостью, можно было объяснить то, что Худук не заметил мимолётную удовлетворённую улыбку на устах молодого человека.

— Любопытное всеведение, — прозвучал негромкий, но с ноткой ликования голос. Все взгляды, даже графа, были направлены на гоблина. И если в лицах воинов равнодушие с толикой злости было вниманием палачей, скрупулёзно и ответственно выполняющих свою работу, то у защитников, как-то вдруг подавшихся от него и Рохли, было напряжённое ожидание. Что-то он пропустил. Или не заметил. — Сдаётся мне, перед нами самый настоящий шпион врагов королевства, как внутренних, организовавших кровавый переворот, так и внешних, к которым несомненно мы можем отнести означенных уруков, чьи очень хорошо организованные и недурно вооружённые отряды вносят сумятицу и панику в жизнь столицы и мешают организовываться её защитникам.

— Минуточку, — Худук решительно поднял руку, — ещё чуть-чуть, и этот дракон обвинит меня в убийстве самого короля…

— Любопытное предположение, — ещё шире улыбнулся Тьяри. Худук обратил внимание, что глаза того оставались неподвижны, лишь губы красиво оттягивались к скулам, обнажая — демонстрируя — зубы, отнюдь не как декоративное украшение лица.

— Между прочим, перед тобой, «тёмный», ни много, ни мало, дворянин королевства, в котором ты находишься, посвящённый в рыцари сэр Тьяри РоАйруци, — донёсся насмешливый рокочущий голос — это оживился граф, его бороду прорезала кривая улыбка. — И если у тебя не найдётся внятных свидетелей, где ты находился некоторое время назад, то… — он сделал театральную паузу, подобную той, что предшествует прихлопыванию надоедливого комара, — останется твоё слово против слова дворянина.

От такой наглости Худук просто опешил. И главное, ему легко могут не дать оправдаться. Вон, даже товарищи по дежурству смотрят косо, вряд ли от них будет помощь, хорошо если нож в спину не загонят. Гоблин горько усмехнулся — опять всё как всегда: «тёмного» проще прибить, нежели разбираться, ведь всё равно с него, по мнению рядового (и не только) человека лишь неприятности. Нет рядом товарищей: Ройчи и «светлых» Ностромо и Листочка, что одним своим видом могли подтвердить их с Рохлей благонадёжность. Ладно бы только он попадал в гипотетические неприятности, но ведь рыжий неизбежно вмешается и…

По спине скользнул холодок — он заметил, как напружинились и подали чуть вперёд коней воины графа. Худук не боялся как такового столкновения — несмотря на размеры, гоблины трусами не были. А ведь он, в отличие от сородичей, прошёл за не очень длинную по гоблинским меркам жизнь достаточно испытаний, чтобы не бояться никого и ничего. Тем более, это простые люди, не подкреплённые никакими магическими или колдовскими данными. Но сейчас такое время, что любое действие может иметь далеко идущие последствия. То бишь, даже победа вряд ли облегчит жизнь «тёмным». Короче, сора им ни к чему. Просто этот молодой, недавно вылупившийся из коровьей лепёшки дракон нашёл себе объект для сбрасывания плохого настроения и негативных эмоций… Он ещё не знает, с кем связался! Наёмник по имени Худук — ещё тот крепкий орешек, разбивший черепушки многим заносчивым болванам.

— Ваша светлость, — неожиданно подал голос тот из братьев, кто по молчаливому согласию остальных исполнял роль главного, — не стоит совершать опрометчивых поступков, — он тяжело вздохнул и твёрдо продолжил. — Мне кажется, сэр РоАйруци… мог ошибиться, так как я почти уверен, что этот гоблин к беспорядкам в столице не имеет никакого отношения.

Худук видел профиль лица говорившего с крупными чертами лица и торчащими из бороды и из-под шлема чёрными, слегка курчавящимися волосами. В связи с посетившим его чувством благодарности, он испытывал двоякие ощущения. Это было удивление, что кто-то заступился за него и неудовольствие, ибо благодарность — это та монета, которую стоит возвращать. Тем не менее, он был рад, что люди, в отличие от «светлых», да и «тёмных» продолжают баловать его своей непредсказуемостью. Это говорило о том, что будущее — за ними.

— Согласен, — неожиданно ответил граф, он потянулся, упираясь руками о переднюю луку седла, и вновь принял расслабленную позу; больше никаких движений он не делал, но его воины заметно расслабились, а молодой человек, недовольно поджав губы, нехотя тронул коня обратно. — Это мой племянник, — соизволил объяснить граф и, наклонившись, похлопал его по плечу, на что тот отреагировал вполне нормальной, но сдержанной улыбкой. — Сын моей любимой сестры. С поспешностью, присущей молодость, выносит суждения и приговоры всему, что попадает в поле его зрения, — мягкость в голосе РоАйци была столь непривычна созданному образу, что уши гоблина, два внушительных локатора, насторожено замерли. — Говоришь, мастеровой, что можешь засвидетельствовать безобидность зеленокожего? — вдруг резко сменил тему благородный и остро, без всяких семейных сюсюканий, посмотрел на невольного защитника гоблина.

А тот уверенно предугадавший перемену, даже не обиделся на оскорбительное «зеленокожего». Какие-то слова переживёт — он их сам может насыпать три телеги с хвостиком. А вот дворяне эти, ой, какие непростые.

Но запугать кузнеца было не так просто.

— Есть люди, у которых гоблин был на виду, — расплывчато произнёс мастеровой, посмотрел на брата, застывшего в угрюмом молчании — новость о гоняющих по столице «тёмных», а тем более уруков, известных своей жестокостью, колдовство которых было завязано исключительно на крови, отнюдь не улучшило его настроения, затем быстро оглянулся назад, в надежде увидеть подмогу в лице более компетентного руководящего лица.

По тому, с каким облегчением выдохнул ремесленник, гоблин понял, что помощь близка, и гроза, по крайней мере немедленная, отсрочена. Но Худук не собирался прощать этому юному дракону с рыцарской цепью на шее, попытку навредить ему, а впоследствии и троллю. Да и тот, судя по взгляду, которым он сверлил «тёмного» тоже ничего забывать не собирался. Ничего-ничего, игра в гляделки — любимое занятие гоблина. Вот только он ещё чуть-чуть приблизится, и в полной мере воспользуется своими возможностями, доставшимися по наследству от отца-шамана. Всего лишь маленькое воздействие, и человек, не имеющий соответствующей защиты, амулетика от «тёмной» магии, очень скоро захочет в кустики. По очень серьёзному поводу. И как можно быстрее, иначе… иначе конфуз обеспечен.

Наконец появилась запыхавшаяся делегация из цеховых старшин, а спустя пару ударов сердца подъехал на телеге и Гарч, который из-за своей ноги не мог участвовать в забеге, тем не менее, именно он растолкал настороженно застывших пожилых людей, усиленных (на всякий случай) десятком мужчин, весьма серьёзно обвешанных железом.

Тролль, ясно почувствовавший разлившееся в пространстве напряжение и нервозность, сделал однозначный вывод, что виной всему гоблин, поэтому стоило вниманию переключиться на других, поспешил присоединиться к своему мелкому товарищу.

Худук и Рохля, оттёртые нагрянувшими людьми, среди которых, впрочем, затесалась парочка гномов в качестве силовой поддержки, с интересом наблюдали за развитием событий.

Хозяин постоялого двора, на котором поселились наёмники, явно был в авторитете. В чём, в чём, а в его умении держать в порядке, а вернее, в кулаке всё, что попадало в сферу его внимания, гоблин не сомневался. Даже он, зная свои недостатки (капризность и специфическое чувство юмора), предпочитал избегать прямых встреч с этим, словно вырезанным из камня человеком, предполагая не нужный ни ему, ни его друзьям на данный момент конфликт — Гарч не терпел непредсказуемых разумных и неконтролируемых ситуаций. Это при том, что «тёмный» не то что не видел того, что называется, «в деле», но и не слышал даже громкого слова от него. Но догадывался, что «последний аргумент» для ослушника может быть очень неприятным, если не, гм, последним. Понятное дело, что человек, под крышей которого маркиз РоПеруши поселил компанию наёмников, вряд ли покусится на их жизнь, но вылететь из достаточно уютного, сытного, а самое главное, бесплатного жилья, а то и из Ремесленного квартала было очень реально. И наверняка глупо, особенно во время беспорядков и выяснения отношений между знатью.

Гарч, оставив свою телегу, уверенно прохромал к баррикаде, одним взглядом оценил чуть подавшихся назад, сгруппировавшихся вокруг господина гостей, моментально принял решение (ни у кого не спросив совета; цеховые старшины при этом выглядели отнюдь не обиженно или недовольно), по взмаху его руки мужчины отомкнули цепи и отодвинули в сторону одну из телег. В образовавшийся проход он и протиснулся. Не обращая никакого внимания на напрягшихся телохранителей, уверенно прошёл прямо к графу. Глядя снизу вверх, обозначил поклон (в этом месте Худук не выдержал и восхищённо цокнул языком, что в установившейся тишине прозвучало достаточно ясно и привлекло внимание собравшихся вооружённых жителей района). Но совсем не неодобрительное, а очень даже наоборот. Со сдержанными улыбками, этак свысока — мол, знай наших, они посмотрели на мелкого «тёмного», их неожиданного союзника. Совсем не как на неприятное недоразумение.

Между тем подобравшийся РоАйци, по жесту которого все, кроме племянника, разъехались по сторонам, спрыгнул с вороного жеребца, отдал поводья стоявшему рядом Тьяри и подошёл к Гарчу.

О чём они говорили, даже гоблин со своим острым слухом не мог сказать. Длилась эта в основном односторонняя беседа минут десять. Говорил граф, видно, что стараясь быть сдержанным, но эмоции нет-нет, но пробивались в гневно обострившемся лице. Гарч же слушал, чуть склонив голову набок, и задумчиво будто бы изучал мостовую, изредка поднимая глаза и задавая наводящий вопрос. Все терпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая решения.

Худук, не теряя времени, отыскал понравившуюся кофту, завернулся в неё, сладко зевнул, бросил оценивающий взгляд на небо — по идее должно быть тепло: серые тучи нехотя расступались перед уверенным приближением солнца. Ожидание всегда не очень легко ему давалось — он предпочитал сидению на месте движение. То ли дело Рохля — замер в свободной позе лицом к переговорщикам — ни лишнего шевеления, словно уснул, впечатляющие, оголённые по плечи ручищи свободно свисают ль тела, и голова дубины с ростом среднего человека мирно покоится на брусчатке. Он так долго мог простоять, иногда меняя положение тела. При этом, дай установку — и муха рядом не пролетит — тут же отхватит дубиной по голове. Идеальный часовой!

Вскоре всё пришло в движение. Телеги растянули, и небольшой вооружённый отряд из семи человек пополнил ряды Ремесленного квартала. Чему, честно говоря, ясно оценивая грядущие искушения, Худук был рад. Ведь, в конце концов, у него был один незаконченный разговор.

Великая вещь — перспектива. Это так вдохновляет! А то в Ремесленном при всём его нынешнем благополучии так скучно… пока.

Но особенно радовал озабоченный, рыскающий взгляд молодого рыцаря Тьяри РоАйруци — сдаётся, он больше всех заинтересован в скорейшем прибытии хоть на какое-то место.

 

Глава 2

Дрова в очаге весело потрескивали. Не то чтобы было холодно, но если вначале огонь нужен был для врачебных целей, то сейчас от него просто шло ощущение уюта, что ли. Листочек в какой-то сладкой полудрёме, когда ноют и одновременно отходят натруженные мышцы, следил за озорным подвижным язычком, терпеливо истачивающим верхнюю плашку. О, как же это чудесно: просто сидеть и заполнять пустую голову благодатным теплом огня, когда проблемы выживания, неясного будущего и не нужной совершенно ответственности остались с другой стороны дверей.

Раздался едва слышимый вздох, и эльф, чуть встрепенувшись, перевёл взгляд на источник звука. Пожалуй, новый объект внимания мог конкурировать не только с пламенем, но и с текущей водой, и с ночным небом вместе взятыми. Он бы и не отводил взгляд, но было два «но». Во-первых, было как-то не очень прилично пялиться, несмотря на то, что он видел Её (а объектом наблюдения была именно девушка) в разных ситуациях, а несколько весьма горячих поцелуев, что она подарила, до сих пор будоражили воображение и настойчиво теребили память. При этом следует учесть, что не слишком распространённое мнение, будто эльфы, пресыщенные утончённой красотой своих женщин, падки и не очень разборчивы в выборе человеческих самок, в корне неверно. Наоборот, если взгляд упал на «неэльфийку», это говорило о том, что она ещё прекрасней…

Именно это случилось, когда волею судьбы или случайности он лицезрел это чудо, в конечном итоге оказавшееся ни много, ни мало ближайшей подругой наследной принцессы королевства, амазонкой, что выражалось в дополнительной экспрессии, одевании мужских нарядов и более-менее приличном владении оружием, основным из которого был принят не рыцарский двуручник, пехотный полуторник или короткий меч, а сабля восточного наездника. Оттого Листочек и не роптал открыто, когда случай забросил их компанию в Агробар, столицу одноименного королевства. Как серьёзный ценитель женской красоты и в какой-то мере фаталист, он принял факт «небольшого» изменения маршрута и незапланированной остановки в крупном портовом городе как данность. Но стоило повстречаться с удивительным существом, полонившим его мысли, как все их неприятности и приключения последнего времени ушли на второй план. Что, конечно же, было замечено друзьями, особенно въедливым гоблином (в них просто говорила чёрная зависть на невозможность вот так безоглядно влюбиться в единожды виденную девушку!). Зануды и лицемеры, апологеты практичности и рациональности, им просто недоступны высокие чувства! Всё то время после неожиданной встречи эльф маялся и действительно вёл себя заторможено, грезя наяву, поэтому за предложение Ройчи — кому-либо (обращение к «светлым» — тащить «тёмных» в королевский дворец, где их не очень жаловали, было бы неразумно) составить ему компанию, он ухватился обеими руками. И использовал свой шанс на все сто! Учитывая печальные события, произошедшие в то самое время, когда два друга — наёмника находились в королевской резиденции, как то: дворцовый переворот и убийство самого короля, а также кровавые, безжалостные действия захватчиков, то нахождение интересующей его дамы, её спасение с последующим бегством можно смело назвать чудом. Не сказать, что сами перипетии этого тяжёлого дня были чем-то экстраординарным в беспокойной жизни наёмников. Но и назвать их простыми язык не повернётся.

Во-вторых, Листочек опасался, что чутко спавшая девушка вдруг проснётся и поймает его за… подглядыванием… А он испытывал нешуточное смущение, несмотря на весь свой богатый опыт покорения дамских сердец. Отчего-то ему казалось, что их встреча — не рядовой случай. И, стыдно признаться, он не приложил никаких усилий, чтобы форсировать события и не довести отношения до логического финала. Кто-то может сказать, что не было ни времени, ни возможности, ни сил, но он-то, высокорождённый, с лёгкой примесью человеческой крови, который год бродящий по землям людей, мог быть перед собой откровенным: и время, и возможности, а главное, силы, были в наличии. Тем не менее, что бы в конечном итоге не было причиной такого поведения, вёл он себя максимально пассивно. В тоже время тщательно оберегая сосуд своих вздохов и будущего наполнения цветами и прочими атрибутами любви от всяческих неприятностей, сопутствующих мятежу.

И главное, когда была возможность уйти с принцессами с вполне приличным эскортом из гвардейцев, она, ненаглядная Оливия, предпочла остаться с ним (Ройчи, а также парочку едва живых егерей, составлявших ему компанию при покидании дворцового комплекса, он в расклад не принимал абсолютно). В этом, совершенно нелогичном поступке (хотя, чему тут удивляться: женщина и логика — понятия несовместимые и порой взаимоисключающие) он усматривал интерес некой чрезвычайно привлекательной особы к нему. Ибо простая благодарность «за спасение» не покрывала всех издержек того опасного путешествия по восставшему городу.

И вот сейчас, нет-нет, он да и поглядывал краешком восхищённого взгляда высокорождённого, не страдающего отсутствием зоркости и фиксирующим в памяти все милые черты.

Оливия, изрядно намаявшись за сумасшедший день и ночь, лежала в паре локтей от него, забывшись в беспокойном сне. Белокурые локоны невыразимо прелестно обрамляли нежное личико, особо непослушная прядь, пробравшись к самим чуть приоткрытым губам, колыхалась в такт дыханию, и эльф в приступе какой-то сумасшедшей зависти или ревности хотел бы оказаться на её месте. Ладошка покоилась под щекой и кончик тонкого, слегка курносого и искусно вырезанного носа упирался в неё, рождая очаровательную морщинку. Веки едва заметно вздрагивали, словно их хозяйка продолжала рассматривать некий сюжет. Хотелось сказать: натерпелась, бедняжка, но это, увы, была бы не вся правда. Да, девушке пришлось непросто, но ни «бедняжкой», ни «несчастной» Оливия, герцогская дочь и правая рука (если судьба всё-таки будет благосклонна) будущей королевы не могла быть в принципе. Ни толики качеств, выдающих слабость в таком ракурсе. Да, она могла быть капризной, своенравной, где-то легкомысленной, чересчур раскрепощённой, но отнюдь не покорной судьбе. Такой пример: едва не изнасилованная, она встретила эльфа оценивающим твёрдым взглядом и… арбалетным болтом. При этом ни слезинки по поводу смерти находящихся вокруг неё на тот момент людей не было, как не было мольбы, отчаяния — или чего-то подобного. Конечно, Оливия не была такой уж непробиваемой и чёрствой, просто её сознание и в этом случае нашло оригинальный выход: она напилась до беспамятства, и какую-то малую часть дворцовых коридоров преодолела на руках эльфа.

А далее… Под гостеприимно предложенным пледом находились мягко овальные холмы. И пусть говорят, что каждая женщина отнюдь не квадратна и совсем не повторяет ровность горизонта, Листочек даже здесь усматривал особую приятность в рельефе груди, несомненную соблазнительность, взлетающую после пологой нижней точки талии линию бедра, неспешно округляющуюся к коленкам… Ну, и так далее — в данном направлении искусства эльф мог быть бесконечно терпелив и изворотлив.

Он наконец-то оторвался от вида спящей девушки. Пусть глаза и насытились вдоволь, а резервуары восхищения только-только на донышке покрылись превозносящими эпитетами и плодами созерцания, но сложность их нынешнего положения, да и обыкновенная осторожность требовали не погружаться окончательно и бесповоротно в чувства, вряд ли способствующие выживанию.

За зашторенным окном угадывался свет позднего утра или полдника. Творящийся на улице беспредел и произвол легко выдавали доносящиеся звуки: крики, топот, лязг.

Эльф вздохнул осуждающе: как-то все эти мятежи проходят у людей грубо и… некрасиво, что ли. Не сказать, что история высокорождённых не изобиловала подобными событиями, но проходили они пусть и не менее жестоко, зато не в пример тише (вообще эльфов сложно представить носящимися с красными рожами, выпученными глазами, словно заведённых, постоянно поминающих «драконов» — ну, вроде двуногой свиньи, поражённой бешенством) и гораздо эстетичней. Высокорождённый не может вылить на себя ведро крови и чувствовать себя при этом прекрасно, или визжать до последнего смертного мига так, что не только дети, но и бывалые взрослые в радиусе квартала наделают в штаны. Заработают бессонницу и нервный тик. Конечно, будь его воля, Листочек, не взирая на избранную стезю наёмника, обходил все эти войны десятой дорогой — ну не нравилось ему всё, связанное со смертью. При этом точно знал, что легко и равнодушно вынес бы окончательный приговор, не предполагающий исправления (и лично привёл его в исполнение) всем тем насильникам и убийцам, что сейчас бродили по стонущему городу. Но так — издалека, из лука пощёлкал бы их. Как старушка на завалинке семечки. Любуясь при этом закатом и вдыхая чудесный аромат липы.

За стеной шелестели тихие голоса — это Ройчи пытался обосновать радушным хозяевам, точнее, хозяину, ибо миловидная Тарья всё время скромно молчала или сбегала на кухню по каким-то своим хозяйственным заботам, необходимость оставить у них так и не пришедшего в сознание и мечущегося в бреду егерь-сержанта ДиОдори. Ставшая перед ними дилемма была до банальности проста: им, наёмникам, изрядно засветившимся при покидании дворца и Оливии, однозначно известной в высшем и не только обществе Агробара, очень нужно было уйти как можно дальше от королевской резиденции, именно от которой при всех повсеместных беспорядках и изобилии локальных столкновений в столице, как говорится, шли круги на воде. Но при этом о быстром и не привлекающем внимания движении, при наличии тяжелораненого, не могло быть и речи. После изучения, зашивания и обработки многочисленных ран, которыми занялся Ройчи, он после лишь устало покачал головой — всё это были временные действия и без хорошего целителя или длительного немагического врачевания с постоянным уходом, не могло быть и речи о выздоровлении егеря. В общем, нужно было делать выбор, и Ройчи, посоветовавшись предварительно с Листочком, попытался найти компромисс в виде посильной помощи хозяев, приютивших их в трудную минуту, и, если честно, спасших от очередных неминуемых неприятностей.

Они уже хорошенько отошли от дворца, в одночасье превратившегося в ловушку для преданных действующей королевской династии РоБерушей людей, везя на единственном коне бессознательного ДиОдори, и, в принципе, всё шло достаточно удачно с точки зрения эльфа — а Ройчи был с ним согласен, что это не было везением чистой воды. Просто группки мародёров и погромщиков, посмевших выйти на улицу то ли по приказу мятежников, по ли по собственному почину, странную группку, от которой веяло опасностью и кровью, игнорировали — жертв можно было найти и побеззащитней, а покуражиться — себе дороже; как говорится, лезвие в боку — это не совсем та добыча, ради которой стоит оставлять дом и выходить в безумную ночь. А редкие группки — полноценными отрядами их язык не повернулся бы назвать — солдат самых разных гербов и принадлежности (хотя в основном главенствовали зелёные цвета «грифонов» Владетеля Восточного предела лорда РоАйци), выглядели скорее растеряно, нежели воинственно или уверенно. При этом держались они максимально компактно, словно предвосхищая неожиданное нападение. В общем, в городе царило полное безвластие: королевских стражников и гвардейцев, кого не отправили в лагерь за столицей, как пополнение армии РоДизайши, готовившейся в поход на восставших шалюров (ещё те драконы, не вовремя взбунтовавшиеся и начавшие резню на западной границе) либо выбили, либо заперли в казармах, а мятежники, кем бы они не были, совершившие дворцовый переворот, организовать эффективное патрулирование ещё не успели. Наверняка въездные ворота и основные важные точки столицы ими контролировались, но город-то большой, а количество сил и их координация — процесс, часто зависящий от случайностей. При наличии, конечно, хороших командиров и руководителей. Это не умение убить в угоду амбициям сколько-то тысяч жителей, в основном мирных, тут нужно уметь думать головой. Но конечно же появление патрулей и отрядов, наводящих порядок и фильтрующих горожан — дело времени.

Так что поначалу продвигалась их небольшая группка вперёд довольно успешно. Но был один фактор, всё-таки изрядно мешающий их «невидимости». Этот «фактор» был очень самоуверен, чтобы чувствовать себя свободно на улице и безмятежно смотреть в не совсем благородные лица. Мало того, яркая, привлекающая ненужное внимание внешность девушки, а это была конечно же Оливия, оставляла недвусмысленный жирный след для возможной погони. Как бы то ни было, ни Ройчи, ни Листочек, ни тем более Стил, второй из уцелевших егерей и добровольно взявший на себя заботу о старшем товарище, решили пока не обращать на это внимания — авось обойдётся. Увы, не обошлось.

Большая вооружённая группа, перегородившая неширокую улицу, судя по десятку трупов, двум дрожащим женщинам в изорванных платьях и изобилию пустых пивных и винных бочонков, уже давненько развлекающаяся здесь, остановила их. И потребовала за «безболезненный» проход женщину, то бишь Оливию, иначе…

Насмешливый тон и слова, которыми они обозвали оную (необходимую для сохранения жизней жертву), крайне возмутили её. Что только вызвало ещё один взрыв смеха и создание вслух очерёдности для близкого общения со «строптивой драконицей». По манере поведения и речи, наглости и уверенности, зелёным нарукавным повязкам или шейным платкам, Листочек сделал вывод, что верховодят в этой сборной команде «ночные», причём именно те, что относились к группировке Бешенного, криминального авторитета, выступившего на стороне мятежников и непосредственно приложившего руку к беспорядкам.

Их было более трёх десятков, и Листочек не сомневался, что они с Ройчи легко прошли бы сквозь этих пьяных драконов. Но несколько моментов делали это решение более сложным, чем на первый взгляд. Лишний шум, лишняя молва — а гарантировать, что никто из этих отбросов общества не уйдёт и не растрезвонит о подозрительных бойцах, и как следствие — ясный след (впрочем, не следовало забывать и о запуганных обывателях, нет-нет, да и поглядывающих в щёлочки ставней). Плюс ко всему раненый товарищ и одна очень привлекательная особа, за которыми нужны глаз да глаз. К тому же никто не гарантирован от удачно пущенного метательного снаряда. Было бы чрезвычайно обидно пройти ужасы коридоров королевского дворца и загнуться на свободе, случайно попавшись на глаза швали.

Но Ройчи подобными сомнениями не терзался, а поразмыслив несколько мгновений, уверенно вложил меч в ножны и бесстрашно, словно не верил в возможность подлого удара исподтишка, направился к кучковавшейся группке, возле которой отирался оратор — юморист, и куда направлялись взоры всех бандитов, прежде чем начинать смеяться.

Слова наёмника прозвучали, как гром среди ясного неба для всех. Даже эльф, в принципе готовый к выходкам Ройчи, вначале словно поперхнулся, а только после постарался хладнокровно сдержать невольно пробудившийся в душе гнев. Что уж говорить об опешивших «ночных» или… Оливии?

— Мне надо три первых номера, что будут общаться с красоткой. Сделка должна быть честной, поэтому я чувствую необходимость донести некоторые сведения о товаре.

Вперёд выдвинулся невысокий угрюмый крепыш. Татуировка в виде скорпионьего жала, выходящая с шеи на щеку ясно говорила, что этот «меченный» комфортно чувствует себя в не бедном квартале столицы и не боится никаких неожиданностей.

— Ну, говори сюда, солдат, не ошибёшься. Порадуешь информацией, так и быть, сможешь присоединиться к нам, — он немигающим оценивающим взглядом скользнул за его спину. — Только не обессудь, если что, товарищ он твой или нет, а «светлого» придётся отдать нам сверх указанной платы.

От этих слов у эльфа пробежал холодок по спине, а невозмутимость дала трещину — он невольно прищурился, словно найдя подходящую цель.

На мгновенье мелькнул профиль Ройчи и его глаз, горящий каким-то злым весельем — таким образом он посмеивался над ним, своим товарищем. Потом несколько вальяжно, но настойчиво бросил:

— Прошу прощения, господа, первые три номера, пожалуйте ко мне. Остальные — не важно. Поверьте, оно того стоит.

Недовольные независимым поведением человека, но заинтригованные его словами, к нему сделали шаг навстречу сразу шестеро, но потом кто-то из главарей сообразил, что их больше, чем трое и негромко шикнул.

На что Ройчи небрежно махнул рукой и прокомментировал вслух, продолжая идти:

— Если это по старшинству, то пусть подходят тоже.

Так они и сблизились: русоволосый странный солдат с длинной косой, по повадкам похожий на наёмника и тройка колоритных «ночных», действительно внешне столь отталкивающих и пугающих, что даже днём с ними было бы неприятно пересекаться. Сзади, за главарями, приотстав на несколько шагов шли ещё трое, больше похожих на телохранителей.

— Говори, — нетерпеливо бросил невысокий со скорпионьим жалом, он не сводил заинтересованного взгляда с яростного лица белокурой красавицы — если раньше он равнодушно отнёсся к намечающейся забаве своих людей, то сейчас понял, что ни в коем случае не лишит себя удовольствия… А может даже и оставит девчонку себе, если конечно, слова незнакомца не повлияют неизвестным образом на его решение.

Он перевёл вопросительный взгляд, и в следующее мгновение захлебнулся кровью. Это был один из коронных выпадов Ройчи. Впрочем, неприятных сюрпризов в запасе человека для потенциальных покойников хватало. Двое других главарей не надолго пережили товарища: ещё два росчерка мечом — и всё, хотя бандиты рефлекторно успели чуть податься в стороны, но удары РОйчи наносил на упреждение.

Пришло время следующих, — как с мимолётной иронией подумал эльф, — в порядке очереди. Бандиты, хвалёные «ночные», кичащиеся своей отменной реакцией и бойцовскими качествами перед настоящим бойцом выглядели будто крестьяне, впервые взявшие в руки оружие.

— Говори остальным, чтобы перешли вот на эту сторону, — ровно произнёс Ройчи, упирая кончик меча в шейную ложбинку последнего из шестерки. Тот послушно сделал страшные глаза, и неожиданно присмиревшие бандиты, не поворачиваясь спинами, неторопливо стали смещаться. — Молодцы, — улыбнулся поощрительно, едва уловимо коснулся левой рукой перевязи на груди, не убирая меч в правой от шеи «ночного», в кисти мелькнул клинок, резкий взмах, и один из бандитов с ножом в глазу повалился на мостовую, а из его рук выпал арбалет. — Эх, жаль, нет времени, — посмотрел он многообещающе в глаза «ночному», — а то б я остался на время для разъяснительной беседы. Кончил бы вас всех, — произнёс негромко и чуть ли не ласково, отчего на широком, с залысинами лбу заложника неожиданно возник и неспешно заструился пот, а дыхание стало сиплым и прерывистым. — Не дразните меня, а то придется поменять планы, — веско продолжил он. — Пусть все заходят вон в ту дверь и изображают мышек.

Пока «ночные», насторожено поглядывая в их сторону, выполняли указания, Ройчи шуганул испуганно жавшихся под стеной женщин прочь и кивнул своим, чтобы проходили. Отчего «ночные», казалось бы, отличавшиеся буйным нравом не предприняли попытки достать наглого вольного солдата, Листочек, так и не потративший ни одной стрелы и удерживающий в руке метательный нож, с которым был дружен, но не столь уверенно, как с луком — таким образом страхуя товарища, идущего напролом, не знал. То ли была столь сильна дисциплина и подчинение старшим, то ли мужчина, почти мгновенно убивший неплохих авторитетных бойцов, сумел произвести впечатление — неважно, главное, что «общение» двух групп больше не нарушилось никакими эксцессами.

Ройчи, проводив взглядом последнего, скрывшегося за дверью мародёра, какого-то доходягу, тем не менее, волокущего за собой на цепи шар размером с кулак и сантиметровыми иглами, неторопливо убрал меч в ножны, и быстро, рукоятью кинжала выключил заложника, можно сказать, бережно и точно, хотя с точки зрения эльфа миндальничать с подобными людьми не стоит, и лично он чуть бы усилил нажим — до проломления височной кости. Но у товарища были свои представления об обхождении с кем-либо. Иногда он был до невозможности мягкосердечен, а бывало, до такой степени жесток (этакая равнодушная необходимость), что у эльфа волосы дыбом становились. Одно он знал точно: всё равно это не был выбор по настроению, а действия и поступки согласно каким-то закономерностям, принципам, состоящим из множества пунктов, среди которых были мораль, совесть, цинизм, любопытство, знание и понимание натуры разумного — и многое другое. А также немаловажное значение имела эмоциональная подоплёка того или иного действия.

Ройчи уже почти догнал их, заходящих за поворот, когда раздалось несколько характерных хлопков, и наёмник вдруг резко сместился в сторону.

Листочек и Стил обеспокоенно оглянулись. Оливия же не обратила внимания на этот момент, погружённая в мрачные мысли, так не характерные для неё, отчего чистое чело избороздили непривычные морщинки.

— Хорошо стреляют, — криво ухмыльнулся Ройчи, сбавив ход и походя к ним.

— А ты ещё жалеешь их, — сердито произнёс эльф.

Фраза прозвучала двусмысленно, тем не менее, он понял по хмыканью егеря, что тот воспринял слова высокорождённого как шутку с долей правды. Тот был восхищён наёмником, а это говорило о том, что Ройчи продемонстрировал то, на что способен. Ведь не просто так он с группой деморализованных и потерявших всякую надежду на достойный уход, бывших пленных солдат восточного предела, умудрился пробраться к северным воротам, захватить их каким-то образом, вызвать помощь гвардейцев и удерживать позицию, пока те не подошли. Это подвиг! При этом из егерей (насколько помнил эльф, их было одиннадцать) выжило двое, один из которых, сержант, был условно живым. Листочек был бы не против послушать как-нибудь эту историю.

— Если б они поступили иначе, я бы в них разочаровался, — непонятно ответил тот, беря под уздцы коня и прибавляя скорости в их движении. — Я ожидал этого, — пояснил. — Трусливые в прямом столкновении, и бьющие из-за угла в спину. Главное, что вы успели уйти из зоны обстрела.

На самом деле Листочек не сомневался, что человек до конца контролировал ситуацию. Подставленная под болт спина — либо отвлекающий манёвр, либо следствие небрежения противником, либо кураж, либо очередной выплеск адреналина.

— Но поторопиться стоит — скоро они наберутся храбрости, а спускать такое унижение «ночные», чувствующие себя хозяевами положения, вряд ли станут. Тем более, что есть наверняка те, кто спросит, что же они сделали, чтобы восстановить «справедливость», — в голосе наёмника послышалась издёвка. — Трусость у них не в почёте. Поэтому надо отрываться, а то они могут сесть нам на хвост, и, подкопив по пути силёнок, станут наглеть, что при всём при том, что мы их не боимся, но останавливаться позволить себе не можем. Либо ищем альтернативный путь — уходим в сторону, путаем преследователей, в надежде, что этот район — не их вотчина, они всего лишь, так сказать, гости, и не знают каждый закуток, и ищем место, где можем пересидеть всплеск внимания. — Он помолчал несколько мгновений и со вздохом добавил. — Лично мне нравится больше первый вариант, но, боюсь, что нам не дадут его реализовать.

Листочек не стал уточнять, как можно «путать следы» среди каменных и деревянных коробок, дабы не прослыть консервативным, отсталым высокрождённым, разбирающимся только в листочка, почках и цветочках. Остальные тоже были сосредоточены на движении — усталость от практически бессонной ночи (у наёмников точно) давала о себе знать. Оливия наконец осознала, что не стоит всем встречным демонстрировать свою привлекательность — это не дворец, не особняк кого-нибудь из знати, и набросила на голову капюшон.

В этом она вся: может подкрасться и одарить таким многообещающим поцелуем, что у невозмутимого эльфа щёки будут алеть, а может отвергнуть элементарную помощь, вдруг вспомнив, что она — амазонка, то есть существо, ни в чём не уступающее мужчине (а то и превосходящее!). Впрочем, даже во втором случае она не теряла своего обаяния и симпатичности.

Судьба внесла свои коррективы в принятие решения: свернув в неширокий проулок и пропетляв по нему сколько-то сот локтей, они обнаружили баррикаду из различной мебели, и поспешно отпрянули назад.

Листочек, последовав примеру Ройчи, выглянул осторожно и стал изучать неожиданное препятствие. Сама по себе баррикада была не очень сложна — для любого двуногого перескочит её — на раз-два, Но вокруг неё, как было видно, бродило около десятка солдат, проверять принадлежность которых не было никакого желания. И вообще, от агробарских солдат эльф подустал: уж очень активно они друг на друга набрасываются: пехота на кавалерию, стража на гвардию, воины владетелей друг на друга. Такое ощущение, что их стравливают между собой… Да и коня с тяжело раненым вряд ли проведёшь через такое препятствие. А в окнах домов, выходящих на проулок, наверняка сидят арбалетчики и лучники.

— Тупик, — вторя мыслям высокорождённого, — буркнул Ройчи.

— Может попытаемся договориться, — внесла предложение бледная Оливия — возвращение назад по проулку её отнюдь не вдохновляло.

— Ты узнала их? — довольно равнодушно уточнил человек, тоже оглядываясь назад на пройдённый путь.

— Вроде чья-то гвардия, — произнесла неуверенно. — Но точно не наша, — Ройчи перевёл взгляд на неё. — Те воины, что не ушли с отцом, остались в особняке, который находится в противоположной стороне, — объяснила.

Мужчина с интересом посмотрел на неё.

— И много их?

— Кого? Тех, что остались, или тех, что ушли?

— Оставшихся, — терпеливо уточнил мужчина.

— Полагаю, что пара десятков. Зачем больше на охрану пустующего дома? Просто территория большая, сад, озерцо…

— М-да, маловато. Не факт, что эти солдаты, — сказал, снова выглядывая, — являются теми, за кого себя выдают. Доверие к костру сохраняется до первого пожара, — неожиданно ввернул. — А если у каждого встречного за пазухой камень, то лучше сразу стать строителем дорог, нежели миротворцем, — повернулся к ним. — Возвращаемся, пока наши «друзья» из «ночных» не заблокировали нас здесь, — увидев отчаянный вздох девушки, улыбнулся. — Оливия, — сделал строгое лицо, — не забывайте, что вы слеплены из иного теста, нежели простые домохозяйки! У вас железные нервы, двужильное тело и непробиваемая голова, ведь вы стали на ратный путь, по ошибке истоптанный хиляками мужчинами. — Она сердито глянула на него, но пока промолчала. — Хотелось бы добавить к вышесказанному такую банальность: вы, будучи амазонкой, должны стойко переносить тяготы и невзгоды на пути к славе. Но считаю это чересчур жестоким, ибо такую приятную девушку, как вы, нужно посадить в укромном месте в кадку вместо цветка и поливать словами, воспевающими красоту…

Оливия изумлённо изогнула бровь, не в силах определить — действительно ли это над ней издеваются или это такой изощрённый комплимент, который ей едва ли нужен.

— К чему всё это? — всё-таки не выдержала и спросила, вместо спланированного чуть раннее гордого и независимого вида.

— Да так, — пожал плечами наёмник, подмигнул укоризненно глядящему эльфу. — Просто язык зачесался, вот я и потёр его о зубы. А так ничего существенного.

Девушка мгновенно вскипела — терпение по нынешним временам — очень редкая монета.

— А вам не говорили, господин наёмник, что вы — невоспитанный хам?!

— А хамы бывают воспитанные? Отчего же, говорили, и не раз, — он лучезарно улыбнулся ей. — Прошу простить, ваша милость, мой несносный язык, — церемонно поклонился, и миролюбиво продолжил. — Тут недалеко совсем я видел подходящую калитку, которой, думаю, нам стоит воспользоваться, пока сюда не нагрянули заинтересованные любители лёгкой наживы и мигрени в отрубленной голове.

Стил, отправленный назад на разведку, примчался запыхавшись и подтвердил опасения наёмника: по проулку очень уверенно шло около десятка вооружённых людей, среди которых были замечены и знакомые лица. А перед ними в паре шагов двигалось несколько коренастых, неплохо экипированных бойцов, очень уж напоминающих орков. И вот это уже было серьёзно, ибо «тёмные» — это не те противники, которые будут отступать… без веской причины. Тем более на глазах у людей.

В общем, глазастый Ройчи оказался прав, и они двинулись хитросплетением дорожек и тропинок внутренних двориков, благо они не заканчивались глухими стенами и тупиками. Но это не значит, что их путь с конём и раненым был прост.

И вот в какой-то момент, в каком-то саду им навстречу попался Руар, какой-то чиновник не самого высокого ранга, мужчина под тридцать и хозяин ближайшего дома. Естественно, он узнал Оливию… и тут же предложил помощь. А у них просто не оказалось сил, чтобы отказаться. Вот таким образом они и оказались в уютном семейном гнёздышке одних из бесконечного множества семейств РоДизайши.

Что ещё надо? Таз для омовения, чистая постель, простая, но неимоверно вкусная еда, непритязательная, но добротная и более соответствующая моменту (касается Оливии) одежда (впрочем, амазонка наотрез отказалась менять штаны и куртку на платье).

…Листочек дёрнулся от шороха и приоткрыл глаза, рука же автоматически потянулась к мечу, прислонённому рядом. Это был Ройчи, тихо, стараясь не разбудить уставшую воительницу, мостился в соседнее кресло. Эльфа таки сморило, хотя он твёрдо намеревался дождаться результатов разговора Ройчи с Руаром РоДизайши.

Поймав вопросительный взгляд товарищ, человек вздохнул, но ответил.

— Согласились. И не конь был в том основным аргументом. Наш гостеприимный хозяин считает, что это — его долг, — Ройчи скривился и дёрнул плечом, как бы говоря, что ему причины до одного места, на котором исключительно хорошо думается. — Но с ними остаётся Стил. Наш юный егерь, — а он действительно был самым молодым в отряде смертников, захватывавших северные ворота королевской резиденции, — не пожелал оставлять своего командира. Хозяева только обрадовались, — он устало отбросил голову на спинку кресла. — Слава Единому, что хозяйка решила посидеть у тела раненого, пока Стил хоть чуть-чуть поспит. А Руар приглянет за окрестностями.

Листочек вопросительно изогнул бровь.

— Доверяешь?

— Да, — прошептал человек, закрывая глаза.

 

Глава 3

Едущие посредине улицы всадники напоминали призраков, даже скрип колёс перегруженных повозок и цокот копыт по мостовой звучали как-то глухо. Под утро город немного утихомирился: убийцы и насильники натешились, грабители и мародёры подустали и с рассветом стали осторожней. Сейчас стали выползать только те, кто не пострадал, но при этом чувствовал себя ущемлённым, не поучаствовав в дележе добра соседей. Но эти были чересчур пугливы. Тем не менее, расслабляться не стоило — злая стрела из подворотни или чердака легко могла принести неприятность, а то и смерть.

Ночь была чересчур длинна, чтобы можно было выкроить время на отдых. Но, даже вырвавшись из ловушки и спасши при этом принцесс, отряд не знал покоя — разошедшиеся «ночные» и новоцерковники, будто сошедшие с ума от свободы и опьяневшие от крови, бросались на явно опасный отряд. И клали головы. Капитан королевской гвардии РоГичи порадовался бы этому: не нужно искать и гоняться за городскими выродками — драконами, они сами идут под нож. Но при этом подвергались опасности жизни пассажиров фургонов, а в стычках его гвардейцы получали ранения и уставали, а ведь защитников королевского рода РоБеруши и так не очень много осталось в этом внезапно враждебном городе. Вон, пару человек пришлось отправить в повозку к Его Преосвященству — вдруг кардинал найдёт силы и поможет им чем-то.

Он посмотрел на небо, и на лицо упали первые капли дождя и, сняв перчатки, удовольствием растёр их, пытаясь таким образом взбодриться.

Вообще, дождь им на руку — он невесело мысленно усмехнулся. Агробару бы, а не только им сейчас, не повредил хороший затяжной ливень, чтобы потушить вспыхнувшие или тлеющие — склады в порту продолжали коптить — пожары и смыть с улиц всю нечисть, мразь и драконов, что по недоразумению были причислены к роду разумных.

Скоро им предстояло более серьёзное испытание — выставленная застава на пути к Западным воротам. Предположение о том, что мятежники не продумали этот вопрос не подтвердилось. Мало того, объезжать препятствие, находившееся впереди не было никакого смысла — все улицы, так или иначе выходящие на вербарский тракт, были перекрыты. Кто-то неглупый смог это спланировать. Не только убийство короля, зачистку гвардейцев — «чаек», а чуть позже и их убийц. Кто же это?

Мысленно перебирая великие семьи и знатных дворян, выходило так, что пострадали все. Но РоГичи не верил, что произошедшее — дело загребущих рук соседей, той же воинственной Тарии или позиционирующего братский союз Вербара. Не в том дело, что слова — это всего лишь непыльная работа языка и лицемерие, поселившееся в верхних посольских этажах — это дань профессии, просто никто из посторонних не мог совершить то, что произошло, привести в движение столь разные силы агробарского общества и разных вотчин. Это кто-то свой. И очень могущественный.

Ладно, проблемы нужно решать по мере их появления. Главное, что они успели вывезти принцесс. А значит, для королевства ещё не всё потеряно. Ведь будет знамя, объединяющее настороженный запад, находящийся в состоянии постоянной войны восток, консервативный север, вольнолюбивый юг и зажравшийся от давно не случавшихся встрясок центр, а не хлипкое лоскутное одеяло — будет будущее…

Что-то он раньше времени размечтался. Для начала нужно пройти заставу, о чём он, впрочем, не очень переживал. Вот потом шли ворота, и вряд ли золото сможет повлиять на дежурных офицеров — кому нужны агры, когда остался без головы? Вот там, думал он, придётся прорываться с боем… И сам себя назначил в команду потенциальных смертников, что станут штурмовать и удерживать ворота, когда остальные будут уходить. В этом он видел свой долг.

Зябко повёл плечами. Нетрудно выглядеть железным снаружи — дворцовая школа владения собой давала о себе знать. Сложно поддерживать это состояние изнутри. Ведь маленькие червячки сомнений неизменно находили щели, чтобы просочиться и впрыснуть яд неуверенности. Конечно, он давил их латной перчаткой, выкорчёвывал ростки верным мечом, но находясь уже давно в напряжении, начал понемногу уставать. И, естественно, защита слабла и истончалась.

К нему подъехал один из разведчиков, ехавший впереди, и предупредил, что за следующим поворотом они окажутся ввиду заставы. Капитан поднял руку с раскрытой ладонью, призывая ко вниманию и усилению осторожности, потом переглянулся с ехавшим рядом маркизом. Бледное лицо Фиори РоПеруши с модными щеголеватыми усиками было напряжено, но ответный кивок был уверенным и твёрдым. РоГичи чуть усмехнулся краешком губ, на что маркиз ответил таким же понимающим, слегка оттаявшим взглядом. Они давно знали друг друга и не раз участвовали в совместных походах, поэтому не взирая на различие в социальном статусе и небольшой разнице в возрасте, прекрасно понимали друг друга. И так было гораздо легче — делить ответственность на двоих. Сзади в ограниченных пространствах повозок, где даже пошевелится было проблематично, ехали люди, от которых зависело будущее королевства. Во всяком случае, капитану так хотелось думать.

Щиты, этакий высокий съёмный забор, перегораживающий улицу, вырастали из пелены усиливающегося дождя.

Так любопытно: ни одного лишнего звука, кроме действительно успокаивающего дождевого шелеста и цоканья подков. После изобилующих самыми громкими и, как правило, не очень приятными звуками суток это… гм, звучало непривычно. И ни одного постороннего человека — РоГичи был уверен, что за ними обязательно наблюдают, но так: очень осторожно, чтобы случайно не попасться на глаза.

Парочка стражников, вышедшая встретить их, была донельзя классическим образчиком часовых — мздоимцев, что капитан даже не улыбнулся. Несмотря на то, что стоящие были сейчас на другой стороне, так сказать, баррикад, тем не менее они оставались агробарцами, и если бы не обстоятельства, РоГичи не поленился остановиться на полчасика и провести инспекцию с неизбежной в этом случае «разъяснительной» беседой. Он грустно подумал, что вот из таких мелочей и складывается большая беда.

Стражники не подвели его и отыграли свою роль, как по нотам, и даже — после перекочевавшего золота — клятвенно пообещали не тревожить уснувшего после трудной ночи купца и его семейство.

Змея их каравана постепенно втягивалась за преграду, когда капитан таки обратил внимание на солдат, помимо стражников РоШакли торчавших на постах. Его уколол неприятный холодок. Это были «белки» — личная дружина барона РоКлари.

Что за несправедливость! Его первая жена была из северных баронств, и он очень хорошо знал «лис», занимавших и «чистивших» сейчас королевский дворец, и «рысей». С «белками», естественно, тоже пересекался. В основном, с их сеньором, весёлым и толстым (знатным любителем пива) бароном.

Слева появилось ещё несколько «белок». Усатый капрал бросил на проезжавших мимо короткий, но цепкий взгляд и снова повернулся к подчинённым, вытянувшимся перед ним. РоГичи с облегчением выдохнул — вот такие настоящие бойцы легко могут выявить обман…

— Осторожно!.. Гвардия и…

Разнёсшийся высокий юношеский крик, вначале пустивший петуха, а потом и вовсе оборванный, прозвучал в этом сонном и влажном царстве, словно гром среди ясного неба. Эхо ещё пошло гулять по улице, отскакивая от каменных стен, будто от берегов, а здесь уже всё пришло в движение.

Ушлый капрал первым делом сдёрнул с пояса небольшой инструмент, распространённый на севере, наравне с барабанами передающий сигналы и команды — и теперь зазвучал знакомый капитану тревожный и пронзительный визг тревоги. Один из гвардейцев, склонившись в седле, попытался достать сигнальщика, но того прикрыл рядовой. Схватился за перерубленное плечо, повалился, а капрал, ловко вернув дудку на пояс, с совершенно бесстрастным выражением на лице подскочил к крутившемуся рядом наезднику, хладнокровно уклонился от прямого удара, сблизился, ухватился правой рукой за край седла, в мгновение ока взлетел на коня. Опомнившись, гвардеец попытался резким ударом шлема назад поранить или хотя бы как-то задеть наглеца, но тот вновь ускользнул. В следующее мгновение нож оказался напротив горла королевского солдата…

РоГичи оказался рядом и его удар плашмя мечом прервал убийственное движение капрала «белок». Он надеялся, что успел и нож не прикончил его бойца, хотя вид того, склонившегося к холке коня был не очень обнадёживающим — сквозь пальцы руки, держащейся за шею, капала кровь. А северянин, покачнувшись, стал заваливаться набок, и, цепляясь за всадника, потянул плащ. И вот уже на всеобщем обозрении — белокрылая «чайка» на жёлто-красном фоне…

Капитан выругался сквозь зубы, привстал на стременах, пытаясь оценить ситуацию. И снова помянул дракона.

С обоих сторон улицы появлялись всё новые и новые воины с «белкой» на плащах и туниках, а гвардейцы, моментально выстроившие заслон вокруг повозок, всё больше и больше втягивались в затяжную схватку. Были уже павшие с обоих сторон, и хоть «белки» не успели полностью экипироваться в силу внезапности нападения, натянуть доспехи и кольчуги, дрались они отчаянно. Причём, что тоже было характерно для северян, практически молча (не считая отрывистых команд, доносящихся из-за спин атакующих), спешили навстречу противнику, разве что рычали сквозь зубы.

Врагами этих, конечно же, честных воинов, выполнявших свой долг и приказ, у РоГичи не повернулся бы назвать язык. Это не ряженые преступники в составе стражи РоШакли, это обыкновенные парни из северных селений, прошедшие суровую школу баронских лесных лагерей и ставшие настоящими солдатами. Почти тоже, что и в гвардии, с той лишь разницей, что у одних это часто происходило на паркете, в тепле и на виду милых юных дворянок, а у других воля закалялась холодными неприветливыми чащами, а дома их ждали простые, но от этого отнюдь не теряющие очарование и привлекательность, отношения с местными девчонками.

Капитан даже на какой-то момент растерялся — ну не мог он резать своих! При этом ясно осознавая, что каждое мгновение промедления затягивает петлю на них.

Звонкий мощный удар чуть не свернул ему шею — арбалетный болт. Едва не сверзившись с коня, он с трудом выпрямился. Слава Единому, стрела скользнула по шлему, сбросив и порвав капюшон, а то быть бы ему уже дохлым со сломанными позвонками.

Несмотря на гул, поселившийся в голове, удар помог ему, как это ни смешно, трезво глянут на ситуацию и привести мысли в порядок.

К нему подскакал маркиз.

— Прейр, как дела?!

В общем шуме РоПеруши пришлось кричать, а мелькнувшая забота в его голосе, несмотря на очевидную банальность, умилила. Меч маркиза был обагрён кровью. Ну, конечно, у него нет знакомых северян. Все его кровные знакомства — это двор. И наследная принцесса Лидия в том числе.

— Нормально, — качнул головой капитан, и тут же пожалел об этом. Вряд ли молодой королевский чиновник услышал его, но ответ прочитал по губам.

— Нужно что-то скорее решать! Нас обкладывают, как гончие медведя!

Капитан согласно кивнул, на этот раз поаккуратней, наблюдая самоотверженную атаку нескольких «белок», крутящихся возле гвардейцев. Резкое отступление, всадники гонятся за ними, но проворные северяне скрываются за крепкими дверьми, из-за которых в последний момент вылетает копьё, ранящее коня в грудь. Животное будто спотыкается, падает, влетает всем корпусом в каменную стену дома — РоГичи кажется, что он слышит, как вздрагивает кладка. Слава Единому, наездник оказался достаточно опытным, чтобы вовремя вытащить ноги из стремян. Впрочем, везение его на этом закончилось, и упал он не очень удачно, сильно ударившись о камни мостовой. И оставшись лежать неподвижно. К нему бросилось несколько товарищей, спешилось, пытаясь подхватить. Внезапно всадник, карауливший дверной проём, пошатнулся и свесился с коня. Капитан, резко подняв голову, успел засечь в окне второго этажа прячущееся арбалетное плечо.

— Предлагаю, пока не всполошилась вся округа мчать к воротам! — маркиз пригнулся над холкой коня. Вовремя — сверху, едва не касаясь края шлема, пролетела стрела. — Острые предметы летают — уж не к дождю ли?! — неожиданно задорно оскалился.

РоГичи вспомнил, что вот этот дворянин, его давний знакомый, шестой или седьмой меч королевства, только из-за семейных традиций после службы в гвардии пошёл в чиновники, а не продолжил службу, так сказать, в войсках.

— Поздно!

— Что поздно?!

— Не видишь, они нас отвлекают. Не удивлюсь, если часть людей схоронилась с той стороны заслона, чтобы захлопнуть ловушку. Открыт путь в сторону Вербара. Уверен, возле ворот нас ждёт тёплая встреча.

РоПеруши сразу понял, о чём говорит капитан, на лице мелькнуло напряжённое размышление.

— Отходим?!

— Как можно быстрее! — утвердительно кивнул РоГичи.

Объяснять дополнительно очевидные вещи, как то: бесперспективность выхода к Западным воротам — при отсутствии манёвра, в лучшем случае быстрая героическая смерть, а тут потеря людей с каждым мгновением промедления, не пришлось — РоПеруши вскинул кулак в жесте согласия и одобрения. Капитан подозвал одного из крутящихся рядом двух телохранителей и передал приказ разворачивать повозки и становиться в защитный ордер. Солдат сорвался с места — их штатный горнист по личному приказу капитана находился у повозок. Вскоре донёсся чистый звук трубы, и их небольшая огрызающаяся колонна стала перестраиваться.

РоГичи оглянулся и посмотрел вдоль уходящей вдаль ровной улицы, словно пытаясь что-то разглядеть. То ли стройные ряды верных королевству, но с точки зрения капитана преданных кем-то, для кого долг — синоним амбициям, северян. То ли пресловутые Западные ворота, к которым они такой надеждой стремились. То ли петляющую ленту тракта за крепостной стеной, что сравнивалась сейчас для него со свободой и спадом давления ответственности. А ведь именно этим качеством — ответственностью — чаще всего его попрекала молодая капризная жена, прячущаяся сейчас где-то в этом безумном городе. Но не к ней, а по отношению ко всему остальному миру… Есть, действительно есть правда в её словах.

Кстати, западное направление они выбрали почти единогласно, хотя Восточные ворота после прохода через них «тёмных» на предмет отсутствия хорошей охраны казались более перспективны. Но большая вероятность нарваться на уруков, о бесчинствах которых уже ходили страшные истории, тут же подхваченные разведчиками, перечёркивала все помыслы о том направлении. Девушки (Лидия, Деметра и, конечно же, вездесущая Руфия) и кардинал, присутствовавший при разговоре, полюбопытствовали, чем же так страшны уруки. На что едва спасшиеся из лап «тёмных» (благодаря своевременному вмешательству интернациональной команде наёмников) маркиз и капитан даже не знали, что ответить. Урук — это просто смерть. Как правило, мучительная и ужасная. Тебе просто не дадут спокойно уйти — урукский шаман каждый кусочек твоей боли использует для заполнения своих резервуаров чёрной магии.

Отвернулся и поспешил в голову колонны, где теперь нарастал шум.

Можно было в который раз вслух призвать дракона, но на лицо капитана, тем не менее, вернулась невозмутимость и холодная отстранённость. Их действительно заблокировали. Проход, находившийся в центре заслона был закрыт щитоносцами «белок». К моменту, когда примчался капитан, спешившиеся гвардейцы откатились от стоявших твёрдо северян уже второй раз. РоГичи отметил про себя, что противник расположился не только напротив, но и воинственно потрясает оружием над кромкой огромных перегораживающих улицу щитов. Хотя мостки — козлы находились с этой стороны. Он подозвал одного из своих сержант и попытался выяснить этот момент.

Оказывается, всё было очень просто. Как только часовые поняли, что втянувшиеся к ним за защитную линию люди — враги — могут вычислить ловушку, они тут же перекрыли проход, а за линией щитов стали незаметно возводить из разной мебели подобие мостков и лестниц, только с другой стороны. Короче, согнать их оттуда было в принципе можно было, но каких усилий это будет стоить? И не дождутся ли они с тыла подхода ещё одних «друзей»? Которые раз и навсегда закроют недолгую историю путешествия их отряда. А заодно и историю королевства.

РоГичи ещё раз окинул взглядом преграду, запирающую их на этой улице. При всей относительной несложности её сборки, она была достаточно крепка. Но не против сколько-нибудь серьёзных сил. Второе — щиты соединялись с этой стороны. И самое главное — защитников — северян было до двух десятков плюс несколько уцелевших стражников. Причём основная масса их сосредоточилась на защите прохода.

Капитан подозвал Боруна, сейчас, когда из офицеров-гвардейцев никого не осталось, ставшего его правой рукой.

— Сержант, бери десяток бойцов и постарайся завалить вот тот крайний справа щит, — тот понятливо кивнул. — Задача: в идеале как можно быстрее обрушить это недоразумение и сохранить своих солдат, а минимум — оттянуть часть сил от прохода.

После ухода Боруна капитан подъехал к маркизу, не сводящего нетерпеливого взгляда от схватки. РоГичи его понимал, но то, что лично желал ввязаться в драку, никак не устраивало гвардейца — разбрасываться преданными РоБерушам дворянами сейчас, когда их в наличии… один было глупо. Гвардейцев, в том числе себя со всеми их благородными корнями он больше относил к силовой поддержке. Ах да, в повозке также находилась графиня и сколько-то амазонок. Но это было тоже немного иное, нежели могла потребовать в ближайшем будущем ситуация. К тому же маркиз имел какое-никакое влияние на довольно своенравную Лидию. Поэтому капитан попросил Фиори проконтролировать редкое оцепление, охраняющее повозки с тылу и вернуть на места начавших покидать повозки амазонок и… принцесс… Руфия, с любопытством глазея по сторонам, стояла у заднего колеса ближайшего фургона, а Лидия, решительно поджав губы, направлялась к ним.

Капитана бросило в жар, только представив, как шальной арбалетный болт попадает в одну из принцесс. РоПеруши увидел изменившееся лицо РоГичи, проследил за его взглядом и нахмурился.

Офицер склонился с седла к дворянину и твёрдо, без сочувствия, но по-дружески сказал молодому РоПеруши:

— Ваша светлость, нужно быть строгим, убедительным и терпеливым, — и можно сказать, малодушно дёрнул поводья и покинул маркиза.

Дальнейшее уже было не интересно капитану — каким образом тот образумит свою высокую подопечную и вернёт её пусть и под хлипкую, но всё-таки защиту повозок. Хотя бы уберёт с глаз долой немногочисленных вражеских стрелков, хоть и сосредоточивших сейчас огонь на месте схватки и дуэли с гвардейскими арбалетчиками. РоГичи предстояло иное развлечение, которое он воспринял чуть ли не с облегчением и полной моральной готовностью.

Он спрыгнул с коня, перебросил со спины на левую руку щит, опустил забрало, извлёк меч и направился туда, где его бойцы тщетно пытались продавить обороняющихся «белок», прячущихся за щитами. По правую руку от себя он тут же обнаружил квадратную фигурку Дага, старшего сержанта — разведчика, в отсутствие Боруна принявшегося приглядывать за своим командиром.

РоГичи хмыкнул — после его безрассудной вылазки и атаки латников, благодаря которым гвардейцы смогли вырваться из ловушки, организованной неизвестными врагами, в которую превратился полковой городок, он заметил, что отношение подчинённых к нему, достаточно нелюдимому, занудному и никак не проявившему себя на арене дворцовых интриг командиру, поменялось радикально — они, как это не звучит странно, берегли его.

Справа донёсся слитный дружный вопль. Бросив туда взгляд, капитан обнаружил, что Борун взялся за дело резво, и два огромных щита наклонились и вот-вот должны упасть, с них уже посыпались мешавшие сверху северяне, причём двое чуть ли не на голову гвардейцам. Где их тут же закололи.

Улыбаться удачному манёвру расхотелось, и капитан сосредоточился на хмурых, злых лицах «белок», торчащих над верхней кромкой щитов. Линия защитников прохудилась — часть людей побежала к месту возможного прорыва.

Пробный удар мечом, противник даже не соизволил уклониться, чувствуя его явную неопасность. Удар в замахе торцом щита по соседнему бойцу и мгновенный укол на уровне лица. Северянин пошатнулся от мощного толчка, но товарищи удержали его, от идущего в голову острия уклонился, и лезвие лишь бессильно скользнуло по шлему. Зато гвардейцу пришлось изворачиваться и проявлять чудеса гибкости, когда снизу вынырнул вражеский меч, совсем чуть-чуть не дотянувшийся до живота капитана, следом у головы прошло жало пики — тоже на грани. Третий удар, метивший в неприкрытое предплечье, парировал Даг.

Слитный выдох, что-то вроде «гам!», и шеренга северян сделал одновременный шаг вперёд, вновь оттесняя гвардейцев.

РоГичи рукавом оттёр пот. Его немного тряхануло — накатило припозднившееся ощущение совсем близко промелькнувшей смерти. Он удивлённо качнул головой. Строго говоря, северяне никогда не уделяли особого внимания сражению в строю. Да, умели кое-что, чего хватало, чтобы остановить и растоптать не очень дисциплинированные орды диких и «тёмных». Для северян важнее была подвижность и взаимодействие в маленьких группках по трое, по пятеро, потому как ровных и открытых поверхностей там было немного. Оттого и тяжёлой латной пехоты, имевшейся во всех остальных герцогствах, у баронов не было. В силу чего и доспехи были полегче. Кольчуги обязательны. А тут «белки», объективно не самые сильные северные воины — и такая слаженность и выносливость в щитовой сшибке, как и у столичной пехоты. Да, многое, видно, изменилось на севере.

Тем не менее, опускать руки капитан не собирался — нет времени для раздумий — вот-вот подойдёт подкрепление к их соперникам — и всё, им конец. Дав себе передышку в три удара сердца, вновь пошёл в атаку. И Даг тоже, даже чуть опередил. Но основное совершил здоровый и внешне грузный наёмник, которого гвардеец мельком видел, когда его бессознательную тушу при покидании дворцового двора грузили в повозку. Капитану тогда даже пришло на ум предложить его оставить на камнях мостовой — уж очень был он окровавлен и страшен — ну, точно, не жилец, но промолчал, видя, с какой осторожностью тащат его пятеро амазонок(!). Тем более места на тот момент в единственном транспортном средстве не было вообще — это чуть позже они раздобыли ещё две повозки, а ту после всех передряг, чуть ли не развалившуюся на ходу, пришлось бросить.

Разогнавшись, словно пущенный из катапульты снаряд он не хуже тарана или рыцаря на коне взломал линию щитов — удар был столь мощным, что двое вообще упали навзничь. При этом на нём был небольшой остроконечный шлем, кольчуга, заканчивающаяся ниже пояса и огромная секира в руках. Он разметал «белок» — после широкого замаха сразу несколько противников выбыло из строя. Капитану, сержанту и остальным гвардейцам оставалось только следовать за ним, развивая успех и добивая упавших.

Парочка молодых северян не выдержала и стала спасаться бегством, а наёмник, страшно рыча, сколько-то шагов гнался за ними, потом, приостановившись, запустил секиру, совершившую два оборота и влетевшую в ноги одному из них. Второму это только придало прыти.

Около пяти «белок», противостоявших Боруну, поспешно организованно отступили и скрылись в дверях дома. Преследовать их не было никакого резона.

Капитан облегчённо вздохнул, вспрыгнул на подведённого коня. Сквозь проход, спешно расчищенный от трупов и разного хлама, проехала первая повозка, на козлах которой сидела симпатичная невысокая амазонка. Вроде как знакомая капитану внешне. Не важно — он как-то не очень уделял внимание окружению наследной принцессы. И в отличие от сослуживцев — офицеров в совместных попойках, о которых ему любили в красках рассказать, не участвовал. Велья б ему точно глаза выцарапала!

Лидия, стоявшая в окружении трёх солдат, вопросительно глянула на подъехавшего одним из последних маркиза, тот взглядом нашёл капитана, и тот дал отмашку к началу движения и направился в голову колонны к Дагу — посовещаться, где им можно более-менее перевести дух. И определить планы на будущее, так как предыдущие их замыслы были абсолютно порушены.

 

Глава 4

Лишние люди убрались восвояси, заслон принял свой первоначальный вид. Ремесленники — часовые, обменявшись многозначительными и не совсем понятными гоблину фразами, утихли.

Худук, пригревшийся на солнышке, можно сказать, задремал с ещё открытыми глазами и невольно вздрогнул, когда рядом раздалось деликатное покашливание. Недовольно повернул голову вслед раньше отреагировавшим ушам — лопухам. Это был тот самый молодой и дрожащий подмастерье.

Он старательно приветливо улыбался «тёмному», неловко теребил ножны короткого меча, а в правой руке держал тряпичный свёрток. Слава дракону, он оставил свою пику у баррикады, а то недолго и глаз потерять с такими защитничками.

— Чего надо? — грубо спросил Худук — он терпеть не мог, когда беспардонно прерывали его созерцательное состояние (хуже было только не вовремя разбудить).

Но пришельца это не очень смутило.

— Бирюк, — представился тот, радостно оскалившись. — Мы тут перекусить решили с товарищами. Так что собрали и вам из того, что взяли с собой. Не побрезгуйте. Мы ж то знаем, что вы на полном довольствии Старика, — именно так, с большой буквы, — стоите. И товарища своего кликните, а то мне как-то боязно к нему обращаться…

Слова сыпались из него, будто из дырявого мешка. Видимо, не от великого ума отрядили к ним этого посланца. При том, что при появлении дворян с воинами он, как помнил Худук, отчаянно трусил. Значит, маленький зеленокожий гоблин не показался ему таким уж страшным. Любопытный поворот. Но «тёмный» решил не разочаровывать этого человека и не пугать его понапрасну — как-то сразу приглянулся этот представитель одного с Ройчи племени со странным именем Бирюк. Ведь не побоялся же, и принёс еду. Из свёртка умопомрачительно пахло тушёной с картошкой курицей, острым сыром, к которому в людских землях пристрастился гоблин, овощами и лепёшками со свиным ливером…

Сообщать подмастерью о том, что их с Рохлей перед выходом накормила от пуза милая служанка, Худук посчитал невежливым. Он благосклонно кивал, не очень вслушиваясь в отрывистую речь плюхнувшегося недалеко на задницу Бирюка и пробовал всего по чуть-чуть — всё-таки больше нужно оставить Рохле, молодому растущему троллю, который уже сейчас превосходил своего наставника — родителя в несколько раз. Звать же рыжего гоблин счёл лишним — обоняние у того было отменное. А вкусно приготовленную еду вообще способен почуять на приличном расстоянии. Вот и сейчас тролль вышел из состояния неподвижности и как-то очень поспешно развернулся всем телом в сторону, заинтересовавшую его. Крупные выразительные ноздри с весьма вместительными дырочками и сплюснутым кончиком вытворяли такие впечатляющие круговые движения, словно пытались оторваться и последовать к цели.

Подмастерье испуганно замер при приближении этой горы мышц, похрюкивающей от предвкушения, по имени Рохля, а его напарники, только собравшиеся стелить завтрак на одной из баррикадных телег, тоже настороженно приостановились. Но даже заводилы кузнецы не стали делать ничего лишнего, как то: хвататься за оружие, с криком бежать на помощь товарищу или совершать иные глупые поступки. Тем более рыжий, одной лапой подхватив свёрток с предусмотрительно разделёнными гоблином харчами, тут же ополовинил его прямо в пасть, не очень заботясь о разделении продуктов. Смачно захрумтел куриными ножками, что были ему словно ржаные сухарики к пиву. Довернул остатки еды в рот, тщательно вытряхнув крошки, аккуратно положил тряпку из-под еды на место, довольно улыбнулся, явив умиляющемуся Худуку к паре внушительных клыков комплект крепких квадратных зубов, рыгнул и… снова убыл на своё место дежурства.

Только после этого ремесленники отмерли, и сами принялись за неторопливое набивание животов, при этом нет-нет, да и косясь опасливо в сторону неподвижной грозной фигуры. Казалось, они только сейчас осознали нешуточную весомость «тёмных» (гоблин в этой ситуации без демонстрации своих скрытых талантов ощущал себя пока что довеском к крупному товарищу).

Бирюк отжал голову от плеч и слабеньким голосом протянул:

— Ну и грозен ваш…

— А то, — самодовольно отреагировал гоблин — любая констатация и превозношение мощи его воспитанника была для него, как бальзам на душу.

— А это… господин «тёмный»… вы того, извините, что спрашиваю… эти, как их, наёмники?..

Неожиданное косноязычие собеседника не смогло поколебать благостного настроения гоблина. Словосочетание «господин тёмный» действовало на него просто убойно, и этого человека (а именно люди иногда баловали его подобным наслаждением, ибо у «светлых» язык не повернётся назвать противника по цвету «господином», а у самих «тёмных», где каждый числил себя самым-самым исключительным, это было не принято) он готов был носить на руках. Ну, это так, образно говоря, а на практике мог простить многое, даже дефиле в грязных сапогах на его территории. Примерно так, как сейчас, когда приставучий собеседник несёт околесицу, не очень интересную самому гоблину. Ничего, пусть пошутит, ему можно. Пока. Авось ляпнет ещё что-нибудь… важное… в копилку немаленького самомнения «тёмного».

— Ага, — лениво ответил Худук.

Бирюк несколько раз дёрнул головой как бы утвердительно, зачарованно глядя на подвижные, покрытые коротким тёмным волосом уши гоблина. Поймал прищуренный нехороший взгляд «тёмного» и торопливо зачастил:

— А то мы смотрим, у Старика поселились такие… интересные люди… Даже эльф…

Худук недовольно фыркнул. Ладно уж, подмастерье причислил их компанию к племени людей, реально же кроме Ройчи к нему не относящихся, но уж обозвать эльфа «интересным» — это уж слишком!

— …Ну, думаем, крепок наш Старик — раз может нанять «светлых» и «тёмных»…

— Что за Старик? — раздражённо спросил гоблин, пропустив мимо ушей тот факт, что их, оказывается, кто-то нанял. Без радостного звона в кармане и без его ведома?!

— Ну так?.. — опешил собеседник. — Вы же под его крышей живёте…

Гоблин озадаченно воздел брови. Как-то у него всё перемешалось в голове, ибо он никак не мог понять, о чём разговор. Почему-то слово «крыша» ассоциировалась у него сейчас с покровительством. Но — будучи-таки сообразительным малым — он наконец-то уяснил, что слово было отнюдь не фигурально по значению, и просто-напросто имелся ввиду постоялый двор, в котором они сейчас жили.

— Старик — это Гарч?

— Ну да…

— Тьфу ты, так бы сразу и сказал. А то «крыша», «старик». Сказал бы просто: хозяин постоялого двора…

Собеседник посмотрел на него с несказанным уважением, но гоблин не понял, что именно повлияло на это.

— Ну да, — хмыкнул Бирюк, уводя в сторону взгляд. — Чё-то я не помню, чтобы на этом постоялом дворе мог остановиться кто-то посторонний за деньги… — непонимание на лице «тёмного» почему-то только добавило широты улыбке. — А-а-а, понял, это такая проверка, и вы на самом деле не наёмники, а состоите на службе… Круто.

— Да какая служба, дракон тебя возьми?!

— Ну, тайная королевская. Ведь у вашего постоялого двора даже названия нет, а в трактир внизу могут попасть только избранные, — Бирюк хитро улыбнулся. И тут же погрустнел. — Говорят, пиво там настолько отменное, что попробовав его разок — даже женщине предпочтёшь при оказии…

— Да-да, — немного невпопад отреагировал задумчивый Худук.

— Была у меня как-то попытка пробраться туда, к вам… ну, отведать пивка чудесного. Неудачная, правда. Но, слава Единому, Старика тогда не было, а то враз голову открутил, и в подвале засолил, — увидев удивлённый взгляд гоблина, пояснил: — Это ещё одна байка. Не знаю, в курсе ли вы, что тех, кто привлёк недоброе внимание Старика, он лично кончает… а головы солит и складывает в тайник в подвале — есть, говорят, такой, куда доступа нет никому, кроме самого хозяина.

Что за бред? — Худук даже отвлёкся от своих логических выкладок при появлении любопытной информации. Челюсть его упала и никак не желала возвращаться на место. Он пристально глянул на увлечённого собственной речью подмастерье — уж не дурачит ли он его? Но тот казался пусть и простым, как его наковальня, человеком, но при этом свято верящим в свои слова.

— Мы с товарищами уже давно заметили, что некоторые постояльцы, — криво усмехнулся, так и не покидают дом Старика, — многозначительно кивнул. — Оттого и кухней его в отличие от пива никто не интересуется… А как вы думаете, — он резко склонился к «тёмному», отчего тот хмуро отодвинулся, и с жаром зашептал, как какому-то своему другану, — может эти… головы как-то используют, чтобы улучшить качество пива? Или сам потребляет их… солёными…

— Тьфу ты! — гоблина передёрнуло.

Он почувствовал, что начинает злиться. Как бы этот, гм, человечек, не взирая на свои раннее заработанные плюсы, не пострадал! Худук уже склонялся к тому, чтобы наслать на него не банальный понос, а заикание. Ему, «тёмному» и потомственному шаману (ну, пусть с натяжкой, ведь как ни как, он так и не выучился — но, тем не менее) рассказывать вещи, от которых ему самому тошно! Верно говорят, что людские суеверия и фантазия легко переплюнут канонические страшилки любой из официальных людских церквей.

— Послушай, любезный, — Худук решил, что хватит миндальничать с этим недалёким выкидышем драконицы — доброе расположение тоже имеет свои неприкосновенные границы. И ездить ему, профессиональному сказочнику по ушам нечего, — ты и так уже наговорил на несколько отрезаний головы, состоящей исключительно из слов, — начал он проникновенно. — И пока я не придумал, как это повторное усекновение произвести, и не начать ли с языка, советую заткнуться, отойти в сторонку и подумать над своим поведением. Вернее, пока не поздно, решить, не дать ли обет молчания? — подмастерье побледнел под жёстким напором «тёмного», и у того в душе невольно шевельнулась жалость, совсем не характерная для него. — Ладно, не пугайся, не всё так страшно, — он таки решил слегка обнадёжить павшего духом и уже представляющего свою любимую головушку где-то в тёмном подвале, в одиночестве (или того хуже — в компании), смаргивающую с век крупинки соли. — Пройди и… прочитай молитву… Знаешь какую-нибудь?

— Да… «Благодарствую…», «Един…», «Полон…»…

— Вот-вот. «Благодарствую» раз десять тихонько, но вслух, — видя вопрос, ответил категорически. — Так надо. И больше о том, о чём мы с тобой говорили, никому ни слова, иначе… — Худук красноречиво провёл по горлу рукой.

Подмастерье сжался подобострастно, невзирая на несоответствие роста, глядя на гоблина.

— Да-да, господин «тёмный».

— То-то же, совсем другое дело. Вижу, ты уже стал на путь исправления, — Худук встал, потянулся, распрямляя затёкшую спину, покровительственно похлопал по плечу ремесленника. — Иди уж… товарищ.

Бирюк подхватил тряпицу из-под еды, и как-то задумчиво поплёлся в сторону своих товарищей, уже заканчивавших трапезу. А Худук, глядя ему вслед, подумал, что в ограничении общения только со своими товарищами есть свои плюсы. Ну и минусы.

Он вспомнил ещё об одном вопросе, всплывшем в его голове в связи с недавними событиями, и окликнул уходящего.

— Эй, Бирюк, погоди, спросить хочу. Ну как у компетентного человека.

Тот оглянулся и вопросительно замер.

— Как ты думаешь, этого графа со свитой поселят там же, на постоялом дворе?

То думал недолго и с сомнением покачал головой.

— Не думаю.

— Почему так?

— Ну… — замялся тот.

— Говори, не бойся, здесь все свои.

— К Старику иногда приезжают знатные господа, но селятся они, если прибыли не на день, как правило, по соседству. На постоялый двор попадают личности всё больше… тёмные. Извини, господин гоблин, я имел ввиду не вас, а именно людей.

— Понятно, — протянул Худук. — А кто начальник Королевской тайной службы? — и тут же спохватившись глупости вопроса в свете всего вышесказанного, нахмурился. — Просто я хочу проверить, сведущ ли ты в этом вопросе.

— Герцог РоПеруши, — Бирюк, если и был удивлён, то не показал этого. — Он, насколько я наслышан — а это не тайна — сейчас находится за морем с дружественным визитом в какой-то южной стране.

— Ну да, конечно же, — взгляд гоблина вильнул на противоположную сторону небольшой площади — с улицы, выходящей как раз напротив перекрытого баррикадой моста через канал стали появляться какие-то люди. — Извини, я издалека прибыл, ответь на ещё один вопрос: этот граф РоАйци состоит в родстве с Владетелем Восточного предела, замешанном в перевороте?

— Родственны, но… по сути это сейчас две разные семьи, — начал тот рассудительно, но потом смешался от наставительного тона. — Ну, это мне Хван только что объяснил. У лорда РоАйци вотчина на востоке, а земли графа Дремайра — это центральный Агробар. И у них вроде как договор о том, что не могут претендовать на титулы при наличии прямых наследников.

— Запутано, — без особых эмоций сказал Худук, продолжая не сводить взгляд с площади. — Так что, не исключено, что граф не в курсе планов родственника?

— Конечно. Даже наверняка не в курсе, так как обе ветви РоАйци не очень дружны. Хван пояснил, что это повелось ещё со времён раскола, когда братья, прадедушки нынешних глав поссорились.

— Молодец, Бирюк, спасибо за очень ценные сведения. Корона этого не забудет, и однажды на завтрак, а может обед или ужин пришлёт такие же чудесные куриные крылышки, наподобие тех, которыми ты нас потчевал, — от радости, расцветшей на лице подмастерья, в душе у Худука даже стало как-то совестно. Но он тут же подавил этот признак слабости в зародыше, и решительно продолжил. — Беги к своим, скоро им понадобится каждая свободная рука для разгребания того дерьма, что благодаря усилиям разных драконов, направляется к нам, — ремесленник ничего не понял из сказанного, но продолжал согласно кивать, так что гоблину пришлось подойти к нему, руками развернуть, ещё и в спину подтолкнуть. — Ну, прямо, как ребёнок, ей же дракон, — пробормотал раздосадовано про себя «тёмный». — Беги, беги, боюсь, перекусить ты уже не успеешь, — задумчиво проговорил, отворачиваясь от удаляющейся спины.

Внимание и озабоченность Худука вызвало скопление людей на площади перед мостом. Дело не в том, что до этого момента они вообще не наблюдали какого-то движения. Хватало бродящих туда-сюда, несмотря на беспорядки горожан, но чтобы в таком количестве — а их этак навскидку было до двухсот, и выглядели они отнюдь не мирно настроенными жителями. Вся эта толпа, достигнув некоей критической массы, целеустремлённо двинулась в их сторону. То, чего и опасался Худук, случилось.

Всполошившиеся кузнецы, бросив остатки еды, пытались решить, что делать дальше. Расслабились, понимаешь, харчи домашние наминают, зная, что совсем рядом проливается невинная кровь, — мрачно подумал гоблин. Братья успели сделать одно полезное дело — отправили за подмогой другого подмастерье, после чего похватали большие квадратные ростовые щиты и стали ждать развития событий.

Худук нахлобучил свой шлем, сделанный специально так, чтобы прятать уши — хоть неудобно и неприятно, но надо же показывать пример младшим (рыжему) заботы о собственном здоровье. Неторопливо проверил оружие: тяжёлый боевой кинжал (одно из напоминаний о родном племени), метательные ножи, пращу и кистень, по-хозяйски аккуратно свернул кофту, выделенную ему служанкой на дежурство, и припрятал её за кучей бесхозных брёвен. Посмотрел на Рохлю — тот не двинулся с места. Он конечно же видел, что происходит, о чём говорила исчезнувшая с лица безмятежность, но пока, не чуя непосредственной угрозы, не считал нужным что-либо предпринимать.

Через несколько минут стала различимой эта накатывающая тёмная волна, даже приближающийся шум был похож на прибойный. Решительно настроенные лица, в основном мужские, но хватало и женских, с распахнутыми в вопле ртами и выпученными глазами. Судя по одежде, здесь были представлены почти все слои населения столицы, разве что дворянские камзолы были редки (да и те весьма возможно поменявшие хозяев).

Худук насторожено прищурился — толпа выглядела, как единое целое, а это говорило о том, что она управляема, и скрытые до сих пор кукловоды посчитали за возможное наконец-то взяться за неразграбленный пока Ремесленный квартал, пощипать, взять, так сказать, дань кровью и смертями. А учитывая чётко спланированный и произведённый захват королевского дворца, можно было смело предположить, что и за этой волной скрывается не простое желание разрушения и выплеск агрессии на якобы более благополучных соседей.

Впереди приближающейся людской массы Худук с удивлением увидел человека в сутане и нехорошие предчувствия с новой силой тревожными колокольцами зазвенели в голове. Если брать и сравнивать причины войн и прочих рукотворных катаклизмов именно на территориях людей, то всё связанное с верой отличалось особой жестокостью и непримиримостью. Религиозный фанатик способен пощадить иного, того же эльфа или гнома («тёмные» вряд ли могут вызвать приступ снисхождения), но вот соседу, заподозренному в нарушении любой мелочи в проведении обряда способен самолично разбить голову о порог его же дома. И также поступить со всем семейством вплоть до грудных младенцев и стариков. В общем, происходящее попахивало, вернее, смердело очень плохо.

Гоблин тихонько свистнул, привлекая внимание тролля, и показал, что предлагает делать: сместиться чуть в сторону вдоль канала — незачем им, «тёмным», мозолить глаза и так раздражённым до крайности агрессивно настроенным людям, так и ищущим повод и оправдательный мотив для действия. Ведь все они изначально вряд ли пропащие существа, вроде тех же «ночных» и прочих городских отбросов и потенциальных любителей лёгкой наживы. И наверняка многие из них, если и не видели, но слышали о буянящих в центре города уруках (Худук как никто другой представлял, на что способны эти проклятые драконы).

Рохля молча присоединился к гоблину. В обстановке, приближённой к боевой, он ограничивался минимум жестов и действовал максимально экономно — это была уже школа Ройчи. До входа в компанию наёмников, у гоблина и маленького ещё тогда (по возрасту, но уже не по росту и массе) тролля тактика столкновений с потенциальным противником имела ярко выраженный эмоциональный окрас. Порой было достаточно напугать врага и вызвать уважение с последующим мирным исходом ругательными пируэтами, нежели биться головой о хладнокровие дорожных разбойников, алчность и гордыню многочисленных стражников, патрулей и просто солдат, неизменно желавших разобраться с «тёмными».

Худук хмыкнул при виде оружия, выбранного Рохлей. Дубину тот отложил в сторонку, а вместо неё взял небольшое дубовое брёвнышко, весьма пугающе выглядящее в руках тролля. Что и говорить, рыжий чётко оценил надвигающуюся угрозу.

— Ма-а-ма, многа-а пла-а-хих, жрать охота, — прокомментировал Рохля свой выбор оружия после выразительного взгляда наставника.

Гоблин не смог не улыбнуться. С точки зрения тролля, дубина оббитая железом, в длину с рост взрослого человека и навершием с его голову — точечное оружие. А вот против толпы гораздо эффективней ствол дерева, чуть-чуть не дотягивающий до тарана для высадки ворот пусть и не крепостных, но тоже каких-нибудь крепких.

Между тем события развивались своим чередом, сценарий которого переписать было практически невозможно. Нахохлившаяся угрюмо-злорадная толпа полукругом остановилась на той стороне моста. В любом случае сразу все вместе, несмотря на ширину в семь локтей прохода, не могли пройти — неизбежна давка и неприятное падение через перила в тёмную воду.

Вперёд в сопровождении тройки вполне серьёзных бугаёв, вооружённых короткими мечами, вышел священник с опасно и зло блестящими глазами. Он так кривил губы, будто только что сжевал какой-то неприятный и кислый продукт. Или у него проблемы с желудком. Простоволосый, в серой повседневной сутане и простой цепочкой с многолучевой звездой — знаком Единого.

— Жители Ремесленного квартала! — начал он неожиданно сильным по сравнению с тщедушной фигурой голосом. — Мы, простые горожане славного Агробара пришли узнать, веруете ли вы в Единого…

Он ещё не закончил свою речь, но Хван поспешил выкрикнуть:

— Да, святой отец! Веруем в Единого! — и уверенно переглянулся с братом.

Священнику явно не понравилось, что его перебили, Тем более инициативу он не собирался отдавать. Поэтому продолжил, но на этот раз голос его был вкрадчивым, что ли, как у купца, интересующегося ценой. Или дознавателя, подсовывающего вопросы с двойным дном.

— Истинно ли веруете?

Кузнец не замедлил ответить:

— Истинно!

— Сбросили ли вы иго алчных подручных старой церкви, обирающих сирых, наживающихся на простых людях и с лёгким сердцем дарующих прощение богатым в обмен на звонкие монеты, благорасположение и сомнительные услуги?

Вот тут уже кузнец задумался. Видно было, что он в растерянности. Они в Ремесленном были наслышаны о столкновениях среди священников, в ходе которых много святых отцов старой или действовавшей в королевстве церкви (тонкости различия толкования святых писаний им пока были неведомы) были безжалостно убиты. Лично ими, представителями новой, молодой и агрессивной церкви или руками нанятых убийц — не суть важно. Главное, что волна убийств докатилась до Ремесленного квартала, и в задачу хлипкого заслона входила остановка разъярённых людей, жаждущих крови и наживы. По большому счёту, скорее всего, — цинично подумал Худук, — проблемы веры основную массу вряд ли столь трогают, чтобы бросаться на таких же, как они. Это просто повод.

Хван сделал глупость и вопросительно посмотрел на брата в поисках поддержки. Ясно же было, что теологические споры в его намерения не входили, да и вряд ли он смог достойно дискутировать с человеком, съевшем на этом лягушку. Но время потянуть стоило. Но Рвач, младший брат Хвана вместо дельного предложения набычился… и ответил:

— Нас и наши священники вполне устраивают. И исцеляют, и советом помогают, а в тяжёлый час в любое время суток можно прийти и получить помощь. Так что проваливайте отсюда… шелупонь драконья.

Пару мгновений стояла тишина, настолько пронзительная, что даже пенье птиц и шуршанье ветра можно было различить.

Глаза человека в сутане сузились, рот ещё больше искривился в каком-то злорадном оскале. Худук как-то отстранённо подумал, что не очень-то этот образ укладывается в эталон представителя бога, проповедующего милосердие и терпимость (изначально; потом уже Единый преподносится, как бог-воин; впрочем, и на человека, защищающего верующих с оружием в руках этот священник тоже не очень тянул).

В следующий удар сердца над толпой поднялся многоголосый вой, человеческого в котором было очень мало — так реагирует стая на брошенный вызов. Тщедушный святой отец истерически завопил: «Еретики!!!» — и огромными шагами — прыжками, с прытью, достойной матёрого горного козла, помчался на их заслон.

Худук придержал за руку изготовившегося к броску тролля, отрицательно покачал головой, показывая: подожди чуть и вздохнул. В голове рефреном крутилось: угораздило же их, разум хладнокровно просчитывал ситуацию, а руки сноровисто разматывали пращу.

Священник вспрыгнул на телегу и с пеной у рта, вздымая к небу кулачки и вытягивая указующий перст туда, куда по его мнению следует нести свет разрушений и пожаров. Тройка телохранителей окружила его там же, на пьедестале, отталкивая даже проскакивающих по бокам горожан, по их мнению, чересчур приблизившихся к оратору. Как это ни смешно, но именно благодаря им застопорилось это полноводное движение: толпа волновалась внизу перед телегами, ибо просто отодвинуть их не удосужились, а сейчас уже было поздно, поэтому по одному выдавливая желающих наверх, чтобы преодолев не очень сложное препятствие, ввязаться в драку.

Ремесленники… А что ремесленники? Четвёрка мужчин, спрятавшихся за щитами, совсем не была готова к тому, что произошло. Влезть на сомнительное препятствие в виде телег они не помешали, и пики, специально предназначенные для отражения такой атаки, остались бесполезными палками в руках. Да и по мнению Худука, пущенная кровь, тем более священника, к какой бы церкви не относился он, скорее усугубила бы проблему. К тому же он почему-то думал, что заводила даже был не прочь пострадать и превратиться… нет, не в жертву, а в мученика, за которого даже материально настроенное большинство закипит. Не зря ведь он не бросился с кулаками на защитников района, а чуть ли не демонстративно подставляет грудь под острые лезвия. Просто у пока что благополучных цеховиков не было того настроения, чтобы колоть кого-либо — у них ещё никто не пострадал (во всяком случае они ещё об этом не знали), дома их не разрушены, а над близкими не повисла тень насилия. Да и приказ Гарча звучал двусмысленно: враждебно настроенных людей не пропускать, но возможные конфликты стараться гасить без лишней крови.

В общем, уже сейчас путь в квартал был свободен. Схватка с ремесленниками, начавшаяся, как обычный мордобой, сейчас перешла в просто избиение. Если вначале кузнецы ещё оказывали достойный отпор, то сейчас и они, задавленные массой, находились под грудой копошащихся тел. Новые прибывающие участники уже лупцевали своих, навалившихся на забитых ремесленников. Если бы не продолжающий ораторствовать священник, реально тормозящий движение со своей свитой, то ручейки захватчиков и грабителей уже распространялись по ещё не проснувшемуся району. «Тёмные», замершие пригнувшись чуть в сторонке за оградой вдоль канала, до сих пор не были обнаружены — не мудрено, ведь у захватчиков на виду были готовые цели.

Гоблин дал знак троллю: готовься, встал, принялся раскручивать пращу, прищурился, выбирая цель.

«Шш-у-ух!» — камень сорвался с ложа.

Точный удар в ухо, мелькнувшее очень быстро удивление, остекленевшие глаза, и священник рухнул плашмя вперёд. В руке одного из ошеломлённых телохранителей остался лишь кусок серого рукава.

— Давай, малыш! — гаркнул Худук. — Давай, сынок! — и словно отпустил с поводка убийственно мощное тело. — Гар-р-ра! — прорычал их давнишний воинственный клич, сохранившийся ещё с Закатных гор.

Рыжий, услышавший в голосе наставника — воспитателя — отца — матери знакомые интонации неожиданно издал такой ответный рёв, который враз перекрыл окружающий гвалт. Казалось, спины драчунов, продолжавших лупцевать мастеровых, напряглись, волосы зашевелились. А инстинкты, впитанные с кровью матерей истошно завопили: «Осторожно! Опасность! Нужно прятаться!»

Тройка на телеге, неожиданно потерявшая своего мессию, увидела нового реального противника и поспешила навстречу. Правда, только двое — третий получил смертельный удар в висок — это был следующий камень, направленный уверенной рукой гоблина. Он жалеть их не собирался.

Быстрый взмах — праща в карман, в правую руку тут же впрыгнул родовой кинжал, а в левую — нож. Он помчался к ближайшей копошащейся куче, под которой, он знал, погребён Бирюк, который несмотря на трусоватость, дрался до конца, пока огромный детина не опустил на его голову доску ограждения.

Удар по колену сапогом, добивающий в грудь кинжалом, бросок ножа, укол в бок, уход от тяжёлого замаха, бросок следующего ножа, удар в плечо — он покатился, приостановился и в низкой позиции стал наносить колющие и режущие удары, неизменно отзывающиеся криками боли и проклятий.

Несмотря на низкий рост — по грудь среднему взрослому человеку, а может и благодаря ему, он знал, что является неудобным соперником для людей. Тем более, применяя тактику, успешно отработанную не единожды и на гораздо подготовленных противниках (кстати, бывший чуть выше его гном Ностромо, тоже был спец в этом): когда находишься в окружении и калечится всё, до чего можешь дотянуться, а сам виновник, действующий ниже горизонта зрения, замечается не сразу. В общем, спустя совсем непродолжительное время после своей атаки он лицезрел бездыханное, окровавленное тело своего недавнего кормильца и любителя поговорить. К сожалению, времени останавливаться и проверять, в каком тот состоянии, не было.

В это же время, когда гоблин мчался к хлипкой баррикаде, которая уже начала поддаваться под людским напором и потихоньку смещаться, тролль превратился в сгусток неукротимой ярости. Огромный и страшный. Первыми его жертвами стали парочка отмороженных телохранителей, инстинкт самосохранения которых был потерян с разрывом материнской пуповины, либо заглушен наркотиками — они вполне серьёзно полагали, что смогут остановить снежного тролля! Первый упал с проломленной головой, даже не успев замахнуться своим длинным ножиком, второй схлопотал удар в живот торцом бревна, после которого он бы вряд ли очнулся, но Рохля лёгким пинком добил его, свернув шею — мелочей в уничтожении врагов нет. Остальные, успевшие преодолеть баррикаду, устрашённые новым противником, даже не пытались сопротивляться, начали разбегаться, словно мыши-полёвки, оставляя лежащие вперемешку тела защитников района и нескольких своих, подталкиваемые сзади ужасным рёвом и наступающими безжалостными ударами, каждый из которых неизменно уменьшал их количество. Панический страх прибавлял людям прыти и прыгучести. Но они мешали друг другу, спотыкались, падали и гибли под неотвратимой поступью. Последние замешкавшиеся в силу выяснения первоочерёдности преодоления преграды, получили мощный толчок взятым поперёк бревном, и буквально перелетели сцепленные телеги и рухнули на головы опешившим и волнующимся от непонятности происходящего людям, изрядно утерявшим первоначальный задор, что говорило о первоначальной разобщенности толпы и никудышных бойцовых качествах каждого отдельного участника. Их товарищи, сломя голову, выскакивали с той стороны, а какая-то стремительная фигура, настигающая неудачников, ещё совсем недавно праздновавших победу и собственнически поглядывавших на беззащитные дома.

Худук мстительно представлял жуткое разочарование многих, желавших под удобным лозунгом (считай, по прямому разрешению церкви; старая она или новая — не суть важно) потешить до поры до времени скрываемые потребности к разрушению. А тут такой конфуз: вместо весёлой (после разграбления трактира) и приятной (мужчины успели отведать сладкой сопротивляющейся женской плоти) прогулки с полным ощущением вседозволенности, кое-кто как-то вдруг получил по голове! Хорошо, если отделаются мигренью и притащатся домой к жене и детям не солоно хлебавши, в синяках и боевых царапинах, которые только супруге можно показать, гораздо хуже, если думательная часть тела скатится в сточную канаву, а синюшное тело пополнит штабель братской могилы за городом…

Рохля, понявший, что ситуация «выровнялась», наконец отложил дерево в сторону, и принялся за иное, менее смертоносное, но всё равно очень поучительное для несостоявшихся убийц и грабителей занятие: бросать провинившихся подальше.

Он выбирал шевелящиеся тела, брал за руку и ногу, слегка раскачивал и отпускал в свободный полёт, который был достаточно короток и вряд ли приятен.

И тут на телегу наконец-то уверенно вылез гоблин, походя скинув чуть не долетевшее до конечного пункта бессознательное тело, обвёл презрительным взглядом волнующееся море (скорее — озеро) недоумённых голов, запрудившее всё пространство моста и слегка растёкшееся вдоль ограды канала на той стороне, удовлетворённо кивнул сам себе: тут было более трёхсот человек точно. Три десятка прорвались на эту сторону, а потом вернулся в не совсем товарном виде в лучшем случае десяток. Буркнул негромко и непонятно: «Сейчас проверим», и неожиданно закрутился на месте, завыв на низкой ноте.

Невольные зрители, некоторые даже с любопытством наблюдали за непонятным представлением. Кое-кто из них, наверняка немногие, узнали в низеньком ушастом существе гоблина, то бишь представителя одной из рас «тёмных», но поделиться с соседями по толкучке интересной новостью, кстати, при достаточном времени имевшей все шансы опять сплотить толпу перед ненавистными иными. Но как раз времени и не осталось.

Худук резко остановился, пошатнулся, пытаясь устоять на ногах от инерции, вытянул перед собой к людской массе руки со скрюченными пальцами. Из его оскаленной пасти сейчас неслось протяжное и пронзительно высокое: «И-и-и!..» Ближайшие, буквально находящиеся в паре локтей перед ним заволновались сразу. А потом волна паники и беспричинного страха стала, будто круг на воде (односторонний) распространяться дальше, заставляя нервничать и в полной мере ощущать себя зажатыми между такими же, как они, беднягами… и чувствовать свою полную беззащитность.

Гоблину ещё не приходилось воздействовать на такое большое и скученное количество разумных, но он был уверен в себе. С другой стороны он на самом деле понимал, что достаточно напугать передних, чтобы они дрогнули, а уж их паника распространится, как лесной пожар засушливым летом. Несмотря на плотность рядов, он чувствовал, что эксперимент будет успешен.

Последним аргументом, который смог переломить ситуацию и невольное противостояние передних, желавших поскорее оказаться как можно дальше от этого места и продолжающих напирать задних, явилось появление рядом с маленькой фигуркой огромного страшного тролля, с ног до головы испачканного в крови.

Людская масса качнулась раз, второй, сломались перила с правой стороны моста, с криком посыпались в воду дёргающиеся изломанные фигуры, неожиданно визгливо и как-то страшно заголосила придавленная женщина, от мощного единого порыва попадали те, кто был в самом конце, кто хотел поучаствовать на празднике смерти, но кому казалось, что уже опоздал. И по их телам, безжалостно затаптывая, помчались, как напуганные пожаром или наводнением дикие животные, люди…

Когда примчалось впопыхах собранное по ближайшим домам ополчение во главе какого-то цехового старшины, то они в полном обалдении и шоке лицезрели такую картину: безмятежно развалившегося на одной из телег, исполнивших буфер перед мародёрами тролля и склонившегося над растерзанным телом одного из подмастерьев второго «тёмного», небольшого, но по слухам чрезвычайно опасного. И множество бездыханных или едва шевелящихся и стонущих (в том числе дежуривших здесь часовых) тел, что будто сломанные куклы покрывали мостовую на подступах к району ремесленников. Самые первые и зоркие ещё могли видеть стремительно удаляющиеся спины бегущих прочь людей. Вскоре, впрочем, растворившихся в улицах, выходящих на площадь перед мостом…

Вновь запели птицы, укоризненно поглядывая на беспокойных двуногих, довольные уже тем, что прекратил этот ужасный шум.

 

Глава 5

Оливия в который раз пожалела о своём опрометчивом поступке. Не сказать, что у неё отсутствовала авантюрная жилка — этого добра в ней было выше крыши, и все окружающие близкие и знакомые констатировали в ней эту сумасшедшинку в поступках и эпатаж в поведении. Но ведь должна быть некая грань между мимолётной угодой себе и благоразумием!

Казавшаяся привлекательной, подкреплённая таким простым, но сильным желанием быть благодарной, идея отстать от Лидии и парнями из гвардии на поверку оказалась полнейшим сумасбродством. Причём деянием самого вредного толка, то есть очень опасным для жизни.

Не то, чтобы она боялась риска или избегала — если обстоятельства к тому вынуждали — ответственности. Но в нынешние времена, когда ни преимущества рождения, ни связи при дворе не значили ничего, разве что наоборот — привлекали ненужное внимание и вели к позору и неприятной смерти.

Но она ещё так молода! Ещё столько открытий ожидает её впереди…

Нет, прочь сопли! Эк её плющит, — она украдкой, чтобы парочка наёмников, следующая рядом, не заметила, горько улыбнулась. Она не желала, чтобы её душевные терзания были темой обсуждения. Или поводом для тупых реплик вслух!

Оливия сейчас не нуждалась ни в заботе Каэлена, которого товарищ почему-то называл совсем уж не впечатляюще — Листочком, ни в насмешках наёмника — человека, в которых грань серьёзности и иронии была столь размыта, что это её ещё больше бесило.

Сейчас бы уединиться в каком-нибудь приличном, а самое главное, укромном месте, и со всей возможной эмоциональностью предаться жалости к себе, любимой… А не мчаться, сломя голову и ноги навстречу туманному будущему и возможной перспективе очередных неприятностей. Она вполне осознавала всю новизну ощущений, но ни в коей мере не собиралась «благодарить» организаторов переворота за эту подвижку чувств. И спокойно обошлась бы без всех этих унижений, напряжения сил, переживаний и тревоги, страха…

Пожалуй, что «страха», как некоего всеобъемлющего животного чувства она и не испытала, так как при упоминании о нём не ощущала сильного дискомфорта. Даже когда осталась практически беззащитна в своих покоях перед лицом озверевшей солдатни, Оливия не успела сильно испугаться — сознание было подточено непонятным отравлением, её больше волновало, скоро ли она встанет с постели, ибо в таком положении она подводила свою подругу — принцессу Лидию… и очень хотелось помыться. Постельный режим, прописанный лекарем и видимая беспомощность не помешали ей, впрочем, на одних рефлексах извлечь арбалет и угостить болтом незваного гостя, намеревавшегося проверить, всё ли у неё на месте.

Собственно, второй болт, который она каким-то чудом зарядила, предназначался эльфу. Слава Единому, реакция у того была отменной, но выстрел, грубо говоря, стал отправной точкой их знакомства. Каэлен, правда, что-то лепетал о мимолётной встрече накануне, но в силу того, что Оливия её не помнила напрочь (возможно по причине лёгкого опьянения), этот эпизод она исключила из совместной истории.

При всей сложности положения, в котором она оказалась (вместе с принцессами и ещё некоторыми лицами во дворце) — роль убегающей и отчаянно напуганной мыши, трагизм ситуации так до конца и не был ею прочувствован то ли в силу крепкой психики, то ли по какой иной причине. Ведь бесчувственной и равнодушной она отнюдь не была, и каждая смерть знакомого ей человека ранила достаточно болезненно. Но к совместному путешествию по вспыхнувшему беспорядками городу она всё равно отнеслась несколько легкомысленно — как к какой-то увеселительной прогулке в компании, допустим, подруг — амазонок и собратьев гвардейцев. Но уличная действительность оказалась достаточно отвратительной, чтобы очень быстро развеять радужное настроение от предвкушения некоего приключения, а ужасные картины, повсеместно распространившиеся по великому Агробару, наконец-то донесли до её сознания масштабы происходящего и погрузили в жуткую депрессию, не посещавшую её с тех пор, как любимый жеребец сломал ногу.

Сцены насилия с неизменно вспыхивающей при виде неё похотью, мерзкие рожи, которые так и просили точного удара между ног чем-то твёрдым, можно и коленом, лужи крови, постоянно встречающиеся, никем не убираемые трупы — всё это взывало к справедливости и очистительной каре. Она вдруг поняла, что будь её воля, то недрогнувшей рукой саблей навела порядок, разделив на две неравные кучи головы и тела бандитов, терзающих сейчас город и его жителей.

Её поразила молниеносность и безжалостность расправы наёмником над главарями одной из уличных шаек. Ни толики жалости не проснулось у неё, но сам товарищ эльфа напомнил ей некую механическую равнодушную игрушку, на пути которой лучше не становиться во избежание…С другой стороны она наверное что-то не понимала, ведь была свидетелем того, что наёмники ради друг друга были готовы на всё. Ну никак не мог напарник Каэлена, очень даже симпатичного ей эльфа, быть плохим человеком! Грубым, циничным, ядовито злым… этакой всё замечающей и говорящей вслух совестью.

От неожиданной мысли Оливия чуть с шага не сбилась и бросила украдкой взгляд на объект размышлений, что расслабленно скользил справа, ближе к домам, словно прикрывая её от возможного выстрела… Может действительно прикрывая? А она тут уже сравнила его с бесчувственным бревном. Но ведь это его работа — защищать слабых, детей, женщин… Так, стоп!

С каких это пор она стала… слабой женщиной? Не без того, конечно — сыграть иной раз в слабость гораздо проще, нежели биться головой о стену, доказывая обратное. К тому же, не все мужчины полезут завоёвывать сильную крепость, ведь они такие… ранимые. Всё равно приходится имитировать диверсию с открыванием ворот изнутри или, несмотря на неприступные фортификационные сооружения, изображать нехватку припасов и воды и, как следствие, досрочную сдачу с условием пощады… и сохранением оружия.

В общем, наёмник — та ещё тёмная ершистая лошадка, с ним не всё так просто и однозначно. Даже Лидия обратила на него внимание. Как на солдата. Да, характер несносный, но как иначе, к примеру ей, высокородной дворянке воспринимать какого-то залётного наёмника, к тому же ведущего себя крайне независимо и до чрезвычайности по-хамски.? А между тем, именно он на пару с, хм, Листочком спасал близких ей людей (и косвенно её). Ту же Руфию, Его Преосвященство. Даже маркиз Фиори РоПеруши, несмотря на раздражение его поведением, отзывался о нём, как об очень хорошем бойце. И также задолжал ему жизнь.

Теперь об опекающем её эльфе. Он…милый, привлекательный, как, впрочем, и все высокорождённые, надёжный, хотя в её среде мнение о наёмниках было несколько иное, интересный… правда об этом она скорее догадывалась, нежели чётко знала, так как со времени знакомства у них так и не произошло ни одного нормального полновесного разговора — но в недостаток это ей было сложно отнести, потому как от их молчания дискомфорта она определённо не испытывала. Она достаточно знала драконов, сотрясающих воздух, при этом холодных и склизких, словно жаба. Но были два момента, которые её смущали.

Первый — эльф был до безобразия нерешителен, и пусть бороться с этим было даже где-то любопытно, тем не менее. Как-то она отвыкла, чтобы с неё пылинки сдували. При этом наверняка чувствовала, что Каэлен — опытный любовник, и в его коллекции такое количество женских скальпов, что можно пару зим продержаться, отапливая ими очаг. Эта непонятность отношений и смущала, и льстила.

Второй момент — её отношение к нему. Оливия сама бы затруднилась ответить точно на этот вопрос. Это был целый букет чувств, ощущений и предположений. Очень сильно напрягала пресловутая благодарность, на которой она чуть ли не зациклилась. И если раньше по отношению к понравившемуся человеку (и не только) всё происходило очень быстро и просто: телесная близость и наслаждение были приятны, естественны и несли на себе послевкусие некоей завершённости, то сейчас подобная «благодарность» казалась нечестной по отношению к «светлому», претендующему не только на её тело.

Вообще, всё так запуталось! Раньше (два дня назад) и отношения между людьми были понятны и прозрачны, не стояла между ними кровь, жизнь была не в пример беззаботней, как граница между детством и взрослостью, переступив которую ты навечно теряешь чувство лёгкости и солнечности — если у тебя, конечно, было нормальное детство, а в сферу интересов входили лошади, развлечения, мужчины (именно в таком порядке, а сам список можно продолжать), а сейчас — выживание.

Нужно было о многом поразмыслить: о дворцовом перевороте, и вообще об этом событии, выросшем, казалось, из ничего, о высшей знати, организовавшей или допустившей это, и её мере ответственности, о дружбе, верности и самоотверженности, проверяющихся в схватках на грани отчаяния и безнадёжности, о непростых отношениях между разными, непохожими людьми и умении находить компромисс или замыкаться в гордыне, погребая себя на окончательное непонимание, в конце концов, о себе, как ни как, дочери герцога — о том, что пора становиться сильной не только в плане количества выпитого вина и умении отражать атаки придворных ловеласов, умной — то бишь начинать активно пользоваться головой, которая до времени оказалась в забытьи, в отличие от противоположного полюса, ответственной — иначе она опозорит отца и свою семью.

В общем, с легкомысленностью и капризами с этого момента она будет бороться жестоко и беспощадно… Кстати, неплохо было бы обмыть эту идею в тёплой компании. Ха! Шутка.

Остановившись на такой оптимистичной ноте и явственно ощущая поднятие настроения, стала внимательней присматриваться к окружающему и пути, по которому они шли.

Идею направиться к Ремесленному кварталу она поддержала в силу нескольких причин. В отсутствие внятного места в столице (как это ни прискорбно), где бы её не искали, а она бы чувствовала себя в безопасности, квартал был ни лучше, ни хуже. Она лишь заикнулась о собственности семьи, как наёмники (причём оба) аргументировано разбили эту идею в пух и прах. Короче, без вариантов. И главное: ей было в общем-то всё равно. Достаточно того, что она доверяет этим мужчинам. Причём, поймав себя на этой мысли, она поняла, что желает, чтобы это чувство протянулось и в обратном направлении. Вот так.

А теперь имело смысл сосредоточиться на дороге, дабы в момент опасности не подвести сопровождающих. А то и продемонстрировать, что она… не какой-то там хилый мужчина!

* * *

Расставание с егерями было грустным. Не то, чтобы Ройчи был так уж подвержен эмоциям и сантиментам в этом плане: принято решение, обдуманное и на данный момент кажется, что верное, а парни остаются из-за нетранспортабельности сержанта. Но оставалось какое-то ощущение, будто они их бросают. И пусть Листочек и Оливия не успели узнать этих мужественных пограничников Восточного предела, подло подставленных, но до конца, не жалея жизни, выполнявших долг, каким они себе его представляли. За тот короткий эпизод схватки за северные ворота, Ройчи успел оценить их самоотверженность. И пусть они профессиональные солдаты, приносившие присягу и вполне сознающие высокую вероятность гибели, тем не менее, не каждый мужчина, декларирующий яйца в собственных штанах и уверенно прежде державший оружие, может собраться с силами и совершить поступок. Но такова уж судьба настоящего солдата.

Дамир, будто почувствовав момент, на несколько ударов сердца пришёл в себя, но одурманенный на самом деле не очень эффективными обезболивающими, лишь молча едва обозначил кивок, на который наёмник тоже согласно качнул головой, как бы говоря, что они в расчёте, и он освобождает солдата РоАйци от данных во дворце обязательств, и теперь сержант, пусть и ограниченный в движениях, волен по выздоровлении поступать так, как сочтёт нужным.

Видеть этого здоровяка, силача и молчуна, бескомпромиссного и не склонного к шуткам мужчину было тягостно. На воротах он действовал выше всяких похвал, порой фактически грудью принимая удары и меняя ситуацию в их сторону. Они так и не стали близки, как это бывает с разумными, стоящими с оружием в руках с одной стороны крепостной стены. Но это в принципе и не было возможно в условиях того цейтнота, в котором они действовали в одном отряде. Да и чересчур были разными. Возможно, поев из одного котла и помесив рядом грязь в течение продолжительного времени, между ними и возникло понимание. Но представить это всё равно было сложно — слишком много условий должно было бы сойтись, чтобы связать вольного солдата и солдата… подневольного, давшего присягу.

Возмужавший, как-то неуловимо изменившийся почти за сутки Стил, из беспомощной жертвы превратился в жёсткого бойца. Участие в таком конфликте, в котором закрутились многие силы в масштабе королевства (а может и не только) быстро заставило повзрослеть и избавиться от иллюзий. А он, самый молодой из пленённых поручными РоШакли остатков сотни настоящих, а не ряженых защитников Восточного предела, умудрился выжить и сейчас. Может его и берегли старшие товарищи, но труса он не праздновал. Но так уж легли кости, что девять его сослуживцев отправились на встречу с Единым, опытный ДиОдори стал не сильнее младенца, а недавний молокосос, уверенно салютует особым воинским приветствием (поднятая вверх, сжатая в кулак правая рука) ему, Ройчи.

Наёмник на полном серьёзе ответил ему тем же. Он, всезнающий, всеумеющий, непогрешимый и мудрый стал для егеря неким идеалом бойца, к которому нужно стремиться.

— Ищите нас, если что у ремесленников, — в который раз напомнил Ройчи, костеря себя за повторение. Но так уж сложилось, что он, человек, который за словом в карман не лезущий, сейчас все их растерял, а коль ситуация складывается так, что нужно что-то произносить (молчание было бы ещё более тягостным), отделывался повторениями, словно какой-то южный попугай.

— Не переживайте, Ройчи, — понимающе и без улыбки ответил Стил, в его спокойных глазах тлел опасный огонёк. Ройчи, конечно, мог ошибиться, но именно с таким выражением лица люди давали себе самые жёсткие обеты о мести, цель при этом могла быть в неведенье и укрыта годами, но фанатичный запал при этом охотника не иссякал. — Мы с Восточного предела парни крепкие, и в обиду себя не дадим, — ровным голосом он сообщил наёмнику, что лучше убьёт себя и командира, нежели ещё раз испытает прелести плена.

— Что ж, я уверен в вас. Всё равно берегите себя, ибо только мёртвый солдат не в силах выполнить долг.

Стил на мгновение задумался, а потом согласно кивнул, и наконец его губы посетила простая, лишённая какой-либо тяжести улыбка, этакий отголосок недавнего детства, увидев который наёмник невольно вздохнул с облегчением.

— Конечно. Учту ваше пожелание, Ройчи. Вы только… будьте аккуратны. Хотя глаза на затылке у вас хороши, — мужчина понял, что имеется ввиду напарник — эльф. — Но бывают обстоятельства, когда ваша сила может стать слабостью, — Ройчи просто кивнул, понимая это, как руководство к тому, чтобы не быть слишком самоуверенным. Но тут него был столь богатый опыт, который выработал специфический рефлекс — сдерживаться. Впрочем, лишнее напоминание об этом не повредит.

— Спасибо, — достаточно искренне, но с кривой усмешкой, ответил он. Как-то атмосфера расставания неожиданно улучшилась, и если до этого момента шутки казались неуместными, то сейчас уже можно было ввернуть этакое солёное словцо, благо женщины отошли в сторонку и о чём-то активно шептались. — Я понял тебя: не больше трёх женщин за раз — не стоит испытывать на прочность потенцию, дабы не попасть в неприятную ситуацию.

Листочек неожиданно потерял интерес к разговору, махнул на прощание рукой и вышел из дома. Стил и Руар вежливо хмыкнули.

— И это тоже, — кивнул егерь. — И ещё, — чуть наклонился к наёмнику. — Берегите леди Оливию — она хорошая.

Руар, таки услышавший последнее предложение, энергично согласно закивал головой, а Ройчи удивлённо воззрился на молодого воина. Нет, в возможности амазонки очаровать всех вокруг лиц мужского пола вплоть до хряка в сарае и оседланного уже жеребца, он не сомневался. Просто… просто в голосе егеря слышалась искренняя забота, а не интонации слюнявого юнца, которому тяжесть яиц давит в голову.

Наёмник ещё раз обернулся на шушукающихся девушек. Он отчего-то не сомневался, что «славная Оливия» вербует очередную, гм, дурёху в армию амазонок… Скоро, дракон их возьми, если так дальше пойдёт, дамочки начнут друг друга вызывать на дуэль за совращение мужа…Это была крайне неожиданная просьба после всех перипетий их приключений: забота постороннего человека, грубо говоря, непонятно о ком.

При всей её несомненной привлекательности, в какой-то житейской самостоятельности Ройчи ей отказывал — конечно, при наличии целого штата слуг, можно иметь и мастера по ковырянию в носу. И относил её он, как это ни цинично звучит, к девушкам — однодневкам, этаким милым стервам, благодаря своей неотразимости неизбежно проникающим в мужские сердца, разумы — ну и прочие части тела. При этом сохраняя внутреннее хладнокровие, достойное ящериц и змей.

Если быть честным, новая пассия Листочка (именно так, не наоборот) ему не нравилась. Не как женщина (тут без вопросов — её обаяние приятно возбуждало сердце и заставляло капельку быстрее циркулировать кровь), а как подруга его боевого товарища. Конечно же, он не собирался лезть в амурные дела эльфа. Тонкая нервная организация того будет категорически против. Вот сохнуть по непонятно кому, а потом тащить объект внимания на себе через множество препятствий — это да, не страшно… Да тут бы даже Рохля напрягся и задумался! Такой простой пример: напиться вина посреди сошедшего с ума дворца, посреди крови и мертвецов, когда только своевременное бегство может спасти жизнь — это ли не показатель неадекватности женщины?

Один правильный поступок Ройчи всё-таки числил за ней. Узнав, что егеря дальше с ними не пойдут, она оставила гостеприимным хозяевам мешочек с монетами. «На всякий случай». И хотя те краснели и отказывались, она настояла. Так что одно хорошее качество в ней уже нашлось — Оливия не жадная.

— Постараюсь, — буркнул Ройчи.

Он зарёкся уже давно давать обещания. Ведь у них есть одно несомненно вредное условие — их, кровь из носа, нужно выполнять. Прямо, как в этой истории во дворце, куда на свою голову забрели наёмники. Пообещав младшей принцессе, Руфии, в обмен на подсказку на местности, вывести её из дворца, он невольно втянулся во внутренний конфликт страны на стороне законного королевского рода. И никак не отменяло действие обещания то, что он на тот момент совершенно не знал, кто такая эта юная Руфия, и кто этот милый старикашка? Ни много, ни мало, принцесса, вторая дочь убиенного Элия Четвёртого и Верховный кардинал Агробара отец Апий…

Вот она ирония судьбы! Скромно проезжая транзитом по стране с совершенно тривиальной целью: найти на берегу Срединного моря, желательно подальше от цивилизации какое-нибудь укромное местечко и осесть на неопределённо долгое время, их компания умудрилась вляпаться в самую сердцевину конфликта, случившегося будто специально к их приезду. Как выражается Худук, попали не просто в задницу дракона, а в самую её дырочку. И при этом связались с людьми, чьей крови жаждут все окрестные мятежники, «ночные» и просто мародёры, ведь они с Листочком стали защищать носителей королевской крови. Ни много, ни мало.

— Удачи.

Они всё-таки оставили коня, на что Оливия ответила фырканьем, но командовать или как-то иначе вмешиваться не решилась. Наличие его одного проблемы манёвренности не решало и пришлось бы его бросать в случае погони. А вот привлечь внимательный взгляд животное из королевской конюшни может запросто. Так что предстояло дворянке в который раз поработать ножками.

Ройчи всё-таки поделился не только со Стилом, но и с Руаром конечной точкой их движения, в надежде улучшить (сократить и максимально обезопасить) маршрут по городу. Он отчего-то сомневался, что Оливия или тем более они — столь важные птицы, ради которых стоит перетряхивать город, но всё-таки надеялся, что гипотетические охотничьи псы не доберутся до приятной парочки, дальних родственников главного полководца Агробара РоДизайши. Скорее, на них могут набрести случайные грабители.

В общем, Руар, который бывал в том районе по долгу службы, действительно подсказал несколько интересных вариантов движения, благодаря которым можно было избежать нескольких больших перекрёстков, наверняка уже закрытых или усиленных дополнительными силами, а также улиц и проспектов — артерий, отличающихся излишней многолюдностью. И в целом, не зная, к кому и зачем они пробираются по нынешним опасным временам, одобрил выбор друзей. Оказывается, Ремесленный квартал, находящийся на юго-западе города (но всё-таки на приличном расстоянии от западных ворот) имел несомненное преимущество перед остальными городскими анклавами — стратегически удачное положение. Как и соседняя Гномья Слобода, он стоял на берегу левого рукава под названием Ленивый, выходящего прямо в устье реки Берья, соединяющейся со Срединным морем. То есть с одной стороны он был ограждён водой, не очень, впрочем, судоходной по левому берегу. Потом по границе этих обоих районов ещё в незапамятные времена после очередного пожара, изрядно подчистившего их, был пущен канал, запитанный от Ленивого. Вдобавок эту водную нить дублировала не крепостная, но достаточно внушительная стена, в последнее время правда частично разобранная — для постройки на тех местах жилых домов. Плюс само население района было, как говорится, не хилым — и раньше бывало, что волна беспорядков разбивалась о вовремя выставленные заслоны и отряды, в которые моментально мобилизировалось всё взрослое мужское население. Ещё там был очень в авторитете так называемый совет цеховых старейшин, который при случае мог поспорить с королевскими сборщиками налогов, если те вдруг зарывались в своих претензиях…

Последнее мало интересовало Ройчи, но всю ту информацию, что неожиданно вывалил на него Руар, следовало систематизировать. Но даже то, что сразу бросалось в глаза, заставляло задуматься. Допустим, живя несколько дней у Гарча и пересекая изредка границу (как выяснилось) района по широкому мосту через канал, он не думал, что это всё не так просто. Бросающихся в глаза ярко выраженных фортификационных сооружений он не заметил, каких-то дополнительных патрулей ополчения на тот момент не было тоже. Но это не значило, что у мастеровых людей нет эффективной системы оповещения и вооружения.

Наконец они расстались со Стилом, Руаром и Тарой, пожелав друг другу напоследок встретиться. Хотя все понимали, что что-либо загадывать в такое время глупо. Планирование — занятие больше мирного времени. В бытовом смысле.

Они с Листочком посчитали, что дожидаться удобного времени суток для выхода «в город» не стоит. Опасней его потерять, это время. И, отдохнув немного, поспав несколько часов перед этим, они стали собираться сразу после условного обеда. Особенно их (и Оливию в том числе) обрадовало то, что до их цели было рукой подать, хоть на деле это оказалось до двадцати минут прямыми дорогами и на лошади. Но так, как это им не грозило, они на всякий случай увеличили время прохождения в десять раз, и если всё будет складываться более-менее удачно, они планировали уже к вечеру быть на месте. Наивные.

На улицах царило нездоровое оживление, и если испуганные горожане, стремительно перемещавшиеся по своим делам, не очень их волновали, то появление солдат стало неприятным сюрпризом. Был в этом плюс — на крупных улицах исчезли мародёры и «ночные». Но это не значило, что они ушли на какие-то свои условные территории или залегли на дно. Они просто сместились в менее контролируемые узкие улочки, где и продолжили заниматься любимым делом: раздеванием прохожих и издевательством над теми, кто привлёк внимание.

Гнетущую атмосферу подворотен сразу прочувствовала троица, свернув с широкого проспекта, оставаться на котором стало опасно — усиленные патрули выборочно останавливали горожан и после неприятной процедуры осмотра и опроса, который в зависимости от чисто внешнего определения статуса проводили либо сержант, либо офицер, либо маг. После чего или отпускали, или уводили в сторонку. Проверять, что происходит в случае неблагополучного разговора, не было никакого желания. Наёмники возможно и отбрехались бы, но вот наличие в их группе Оливии перечёркивало все шансы на благополучный исход. Если бы у них получилось внятно объяснить изобилие оружия и серьёзных магических амулетов, которые наверняка привлекли внимание человека с Даром, то девушку с яркой внешностью и манерами знатной особы — в том случае, если её просто не знают в лицо — в то время, когда дворяне, не участвовавшие в перевороте попрятались кто где у верных людей, вряд ли отпустят без серьёзной проверки на лояльность. Проверку она не пройдёт.

Стоило им свернуть в улочку, как раздался гулкий цокот башмаков — за поворотом исчезли две щуплые фигуры, а у дома слева, в тени обнаружился дородный толстячёк в дорогом камзоле и с расплывшимся на объёмном животе кровавым пятном. Выпученные глаза невидяще елозили по неширокой реке неба между близких крыш, на приоткрытых губах пузырилась кровь.

— Дожились, — зло буркнула Оливия, — уже подростки режут почтенных горожан.

Ройчи никак не отреагировал на реплику, прислушиваясь к тому, что звучит впереди.

— Мы что, не остановимся помочь этому человеку?! — удивлённо воскликнула девушка и попыталась за плечо остановить наёмника.

Тот увернулся от руки, ни на толику не сбавляя скорость движения, но, посчитав, что полное игнорирование будет невежливым, отрицательно качнул головой.

Оливия остановилась, переводя недоумённый взгляд с одной спины на другую уходящих прочь наёмников, потом на умирающего толстяка. Эльф, оглянувшись на ходу, махнул рукой: мол, догоняй и почему-то указал на ножны меча.

— Трусы, — презрительно процедила сквозь зубы и вдруг услышала сзади громкий множественный топот, звяканье оружия и отрывистые фразы, похожие на команды. Помянув дракона, она поспешила за наёмниками. Не хватало ещё, чтобы солдаты, а это скорее всего патруль, приняли их за убийц и мародёров.

Девушке с быстрого шага даже пришлось перейти на лёгкий бег, что совсем не улучшило её настроения. Запыхавшаяся, она была крайне возмущена своими спутниками. Но от следующей картины, мелькнувшей в боковой, точно такой же кривой, как и эта, куда-то уходящей улочке, она просто потеряла дар речи. Притом, что за последнее время насмотрелась всяких ужасов, увиденное всё равно зацепило её.

Разложенное на голой земле белое обнажённое женское тело с заброшенным на голову подолом платья и сгрудившиеся над ней неясные тени. Одна из которых подняла голову и посмотрела прямо на следующую мимо девушку. От холода и безразличия, застывшего в глазах, Оливию передёрнуло.

— Стойте! — эхо её голоса заметалось среди каменных стен. Наёмники вопросительно приостановились. — Мы что же вот так и будем нестись и никак не реагировать на происходящее беззаконие и преступления?! — Каэлен как-то виновато пожал плечами, но тут Ройчи так глянул на него, что какие-то слова, неважно, оправдательные или объясняющие быстро растворились в воздухе. — Да вы просто трусы! — разъярённо воскликнула амазонка. — Трусы и… не мужчины.

Она не помнила, чтобы когда-то ещё её посещало такое бешенство. Но добила её окончательно их реакция. Если высокорождённого задели её слова — он напрягся, на мрачном лице резче обозначились черты лица, он даже сделал шаг навстречу, но был остановлен товарищем, то у наёмника — человека расцвела какая-то ехидная улыбка, абсолютно не уместная сейчас. Ройчи хлопнул эльфа по плечу, и они, так ничего и не сказав, развернулись и пошли дальше.

Только через несколько мгновений она очнулась от шока, не в силах здраво рассуждать, по инерции стала вновь нагонять напарников.

Это что ж выходило?! Они её бросили? Или это какая-то шутка и напоминание, кто тут главный?!

Амазонка от неожиданно нахлынувшей обиды и бессилия прикусила губу. Получается, что она, дворянка и, дракон её возьми, воительница, не может защитить подданных Агробара и восстановить хоть какую-то справедливость?! При этом её не берут в расчёт какие-то мужланы, достоянием которых является лишь меч и лук.

Она снова решительно ускорилась, нагоняя исчезнувших за очередным поворотом наёмников, созревшая, чтобы высказать всё, что накопила. В конце концов, потребовать…

И влетела в напряжённую спину эльфа. Ругнулась в сердцах, и только тогда обратила внимание на происходящее.

Прямо на улице, под стенами домов, как раз на их пути были вынесены скамьи и столы со снедью, за которыми расположилась компания-близнец той, главарей которой Ройчи недавно отправил в ад. Отличие было в том, что разминуться на узкой улочке было практически невозможно. А во-вторых, разогретые вином несколько молодцев в расхристанной одежде и шлемах набекрень, и в обязательных зелёных повязках, непременном атрибуте бунтовщиков, едва заметив невольных гостей, тут же попёрли им навстречу, даже не скрывая отвратительных ухмылок. А ругательства, прозвучавшие милым девичьим голоском, пусть и очень злым, влетевшей сзади в Листочка Оливии, только добавили широты улыбкам и азартный блеск в глазах…

 

Глава 6

Боль.

Вначале была боль. Нет, именно Боль.

Она разрывала горло в беззвучном крике, высушивала силы, будто губка испарину, она выдавливала из глубины самого естества правду о пороге, из-за которого наступает равнодушие ко всему вокруг… когда безликие чертоги беспамятства кажутся землёй обетованной, когда прокушенная губа становится следствием улыбки, а в глазах тает столько льда, что они превращаются в бездонные воронки, и чистым милосердием было бы выколоть их и раздавить каблуком…

Он открыл глаза. Резкий переход от кошмара к яви, будто вытолкнул в иную реальность, где лишь бьющие в голове кузнечные молоты и торопящееся, спотыкающееся сердце оставались отголосками… чего-то плохого…

Ноздрей коснулся аромат благовоний, проник в сознание успокаивающей благотворной волной. А сквозь неимоверную тишину донеслось отдалённое чистое мужское пение…

Это был фрагмент… детства. Когда, как он помнил, вечера были теплее, солнце светило ярче, окружающие люди были наполнены вниманием, заботой и любовью… Любовь — какое непривычное слово. Сродни надежде, нежности, вере — то, чего в реальной жизни, кажется, не существует.

Взгляд прояснился, и он лицезрел невысокий каменный потолок… Каменные же стены, равномерно укреплённые деревянными балками… В углу образ Единого. Единственный и абсолютно простой, словно бы даже затёртый временем.

Он сел, и понял, что обнажён — голой кожи коснулась прохлада. Но не обратил на это особого внимания. Нетерпеливым жестом откинул простынь, серое шерстяное одеяло и встал. Несколько мгновений боролся с головокружением, потом только обратил внимание, во что упёрлись босые пальцы отчаянно мёрзнущих на холодном полу ступней. Сандалии с деревянными колодочками подошв. Поспешил вдеть ноги и только потом, зябко обняв себя за плечи, огляделся.

В трёх шагах чернел открытый вход — выход. Слева от него в захвате коптил факел. Деревянный низкий лежак, частично укрытый покрывалом… От него несло тяжёлой вонью пота и испражнений. Казалось, он сам пропитался этим запахом. Поэтому, несмотря на сильный холод, он не потянулся за одеялом, наверняка грязным. В дальнем углу от источника света что-то темнело. Табурет?

Несмотря на обонятельный дискомфорт, мелькнула почему-то кажущаяся странной светлая мысль: отец наверное до сих пор на службе, поэтому нужно поторопиться помыться. И он зашаркал к выходу, на звук пения. Небольшими, в пол-локтя шажками, удобными для сохранения равновесия и остатков тепла.

Но на полпути его попыталось настичь нечто ужасное… Сознание, сопротивляясь атаке, однозначно расцененной, как враждебная, провалилось в забытье…

Следующее пробуждение было гораздо спокойней. Возможно, на это повлиял тот факт, что он чувствовал себя чистым. Но выбираться из-под одеяла он не спешил. Холодно. Да и рядом кто-то сидел. Какой-то отдалённо знакомый святой отец в тёмной сутане. Полуприкрыв глаза, смотрел в сторону и перебирал чётки. В его позе угадывались два фактически взаимоисключающих состояния, тем не менее, присутствующих в равных пропорциях: покой и напряжение.

Была ещё усталость, исподволь выглядывающая в наклоне головы с выразительным, притягивающим взгляд профилем, в опущенных широких — но отнюдь не бойцовских — плечах, в морщинах, собравшихся у губ и в уголках глаз…

Святой отец вдруг повернул голову и глянул так пронзительно запавшими тёмными глазами, будто желал проникнуть в саму душу.

— Ты давно молился, сын мой?

Приятный низкий, богатый обертонами голос затрепетал в келье, будто птица. Но заданный вопрос затронул какую-то тревожную и беспокойную нотку.

Человек лежал и мучительно искал ответ на вопрос. И не находил. От напряжения вновь заболела голова. Сознание раздвоилось. На две чаши весов. На одной, светлой — улыбающиеся и обнимающиеся молодые родители. На другой, тёмной — бесконечная вереница страшных рож… и кровь. Реки крови. Она везде: в бокале вина, в плошке для умывания, в колодце, в который случайно заглянул… Или не случайно?..

Правда раскрывалась страшным цветком во всей отвратительной беспощадности. Изо рта вырвался длинный, протяжный стон сродни волчьему вою. Рука непроизвольно поспешила к лицу… Чисто?!

Он даже как-то жалобно посмотрел на священника — «неужели это правда?» — и встретился с бесстрастным, холодным взглядом. Губы, зажив самостоятельной жизнью, искривились, а горло вытолкнуло хриплые, вымоченные в яде слова:

— Могли ведь избавить и от боли.

— Нет, Злой, — сурово ответил священник, буравя и прожигая взглядом. — Вижу, ты вспомнил, кто такой есть на самом деле. Вор и убийца, вассал самого жестокого «ночного» Агробара — Бешенного, — он наклонился над лежащим, словно желая яснее рассмотреть глаза того. Или донести нечто важное. — Твоему присутствию здесь, в Храме, вижу несколько причин. Ты либо сослан к нам бандитами в качестве соглядатая, либо тебя списали подчистую, как отработанный материал, — говорил он жёстко, но в ровном голосе стали появляться эмоции: обличительная убеждённость и постепенно усиливающаяся ярость. — В любом случае ты чересчур опасен и непредсказуем, чтобы держать тебя рядом. Вот твои хозяева и постарались убрать тебя с глаз долой. А вдруг выйдет нечто полезное? — рассудили они. В крайнем случае, доставишь им, то есть нам, церковникам, — ноздри его гневно затрепетали, — лишние неприятности. Так сказать, не подойдёт новый поводок, и ты взорвёшься, как бешенный огурец и нанесёшь вред — вряд ли твои предыдущие хозяева расстроятся. — Человек под тяжёлыми, словно каменные глыбы словами, почувствовал, что начинает задыхаться. — Я излечил тебя. Как и обещал. Внешне. Да, — кивнул головой, словно отвечай на раннее заданный вопрос, — мог совсем избавить от боли. Но, убийца священников, за всё нужно расплачиваться. Тебе ещё повезло, что я не опустил тебя в кипящую лаву! Ты как был уродом, так им и остался. И не в отсутствии шрама на лице дело! А в том, что нет в душе у тебя Единого!..

Тьма.

Следующее пробуждение было не менее впечатляющим. На этот раз он тонул. Лёгкие горели огнём, глаза вот-вот собирались покинуть череп и расплескаться в воде, словно яичные желток и белок. Паника будто подстегнула бьющееся от кислородного голода сердце, конечности затрепыхались, как в припадке… и он вырвался на поверхность.

Рывком сел на лежаке. Из глотки вырывались хрипы с какими-то ошмётками. Мокрый-мокрый, будто только из-под дождя. Хорошо хоть вновь не обделался…

Поблизости обнаружилась грубая глиняная кружка, до краёв заполненная удивительно вкусной водой, которую он жадно выхлебал. По вздрагивающей от пережитого ужаса груди скользнули прохладные струйки. Словно подловив в момент страшной слабости, его накрыла крупная дрожь, и он натянул под самый подбородок отчаянно колючее одеяло. Вернул на место кружку, подрагивающие пальцы нащупали ещё что-то. Слезящиеся глаза с трудом разобрали горбушку хлеба. Но, не доверяя зрению и обонянию, он укусил твёрдую корочку… Рот моментально заполнился слюной. Чуть не откусывая пальцы, впихнул хлебный кусок целиком в рот. Челюсть едва не высочила от трудолюбия, но вкусный мякиш провалился в утробу и только разбередил голод. Крошки, тщательно подобранные непослушными пальцами, ушли следом.

Но хлеб и торопливое его поедание сделали своё дело — он ощутил иллюзию тепла. Продолжающий по инерции чавкать рот начал убаюкивать бездумно глядящие глаза, предполагая дремоту, как следующее времяпрепровождение.

Но тут панический укол прострелил позвоночник и голову — словно нанизал — обещанием очередного кошмара, и он, путаясь в одеяле, свалился с лежака. Покрутившись на полу, как перевёрнутый на спину майский жук, встал наконец-то на колени. А потом уж приподнялся. Как есть: абсолютно голый. Жалкий и отчаянно мёрзнущий.

Его повело в сторону, и вовремя выставленная рука предотвратила столкновение с беспощадной и равнодушной каменной поверхностью.

Странный блик привлёк внимание, и, повернувшись в нужном направлении, он лицезрел слабое подобие зеркала. Мутное, в каких-то разводах, в глубине его, тем не менее, наблюдалось выцветшее, будто обработанное утюгом времени лицо. Худое, изрытое оспинами, с ёжиком коротких с заметной проседью (хотя он помнил, что достаточно молод) волос, с запавшими глазами, тонкими губами, замершими в положении вечного недовольства… Даже сейчас, лицо, заретушированное плохим качеством поверхности зеркала, излучало враждебность… Что сказать, отталкивающий тип. Притягивающий скорее петлю или нож в подворотне, нежели простой человеческий взгляд.

— Нравишься сам себе? — раздался внезапно за спиной тихий ненавистный голос.

Человек вздрогнул. На этот раз не от холода. Обернулся. Да, это был всё тот же пронзающий его насквозь священник в не совсем простой (монашеской) сутане, с ухоженной бородой, крупными чувствительными, не совсем мужскими губами, жёсткими и цепкими, несколько отстранённо-любопытствующими глазами, больше подходящими опытному коллекционеру или начинающему палачу, и холёными кистями с неизменными чётками. Он стоял в трёх шагах, будто растворяясь в стене. Тем не менее…

— Теряешь квалификацию, Зерги, — словно вторя его мыслям, проговорил священник. Даже без намёка на иронию. Так — констатация факта.

Зерги… Он наконец-то вспомнил, кто есть… Всё, как и говорил этот всеведающий апологет Единого. И с неожиданной злостью понял, что даже в таком состоянии знает (и может исполнить!) несколько способов быстрого и без числа медленного умерщвления наглого собеседника… В тоже время он осознал, что отец Алий — так звали святого отца и мучителя — абсолютно в курсе его возможностей, и, несмотря на несоответствие весовых категорий: невысокий и худой «ночной» против худого же, но гораздо крупнее, с едва намечающимся брюшком, но явно наделённого физической силой священника, результат противостояния однозначен — святой отец нисколько не заблуждался в своих бойцовских качествах. Тем не менее, он был совершенно спокоен.

В памяти Зерги — Злого вдруг всплыла яркая картинка из недавнего прошлого. Когда он участвовал в инсценировке на площади у Храма, одной из точек, откуда, собственно, и начались беспорядки, и его Пьющий кровь, его неизменный спутник с двадцатисантиметровым жалом отведал плоти этого мужчины, претендующего на роль лидера новой церкви. И об умолчании одобрившего казнь собратьев по вере… Чтобы ни утверждал о разности их взглядов. Разность — фикция, ширма, необходимая для пролития крови.

Зерги с наконец-то проснувшимся цинизмом (видно, память об испытанной боли стала ослабевать), подумал, что даже божьи люди, в первую очередь — «люди» с полным набором недостатков и комплексов, как то: алчность, гордыня, тщеславие, жажда власти. При этом они почти поголовно с Даром. И практически у власти.

— Как звали твоего отца?

Неожиданность, беспардонность и наглость вопроса вышибла из Зерги злость и поднимающиеся ростки самоуверенности. Он, пошатнувшись, опёрся рукой о стену. Перед глазами встало бородатое счастливое лицо отца, когда он получил свой первый приход… Рот начал раскрываться, но вылетало оттуда что-то нечленораздельное.

— Можешь не говорить, — без капли насмешки сказал священник. Но следующие слова вообще ввергли в ступор. — Я помню его. — Врёт! Дракон в тени Храма! Но отец Алий смотрел спокойно, явно читая чувства исцелённого, которые, казалось, его совсем не заботили. Он отвернулся в сторону, взор затуманился от воспоминаний. — Он был… предельно искренен… С сумасшедшим Даром убеждения, которым редко кто может похвастать… — Посмотрел на Зерги и пояснил. — Слух о нём разлетелся неимоверно быстро, и я, будучи послушником, попал на несколько проповедей… — вздохнул восхищённо, глаза возбуждённо заблестели — из жёсткого обвинителя отец Алий резко превратился в довольного воспоминаниями зрителя. — Это было чудо, шок, заряд… — помрачнел. — А потом завистники обвинили его в превышении своих возможностей. Хотя Церковь легко могла излечить твою мать. Но тут уже сыграл иной фактор: лень вкупе с бюрократическим аппаратом, разросшимся чрезвычайно на тот момент в лоне церкви. Вот так. В итоге, по факту старая Церковь не смогла (или не захотела!) помочь своему верному сыну. Твои родители, — его лицо внезапно рывком приблизилось (искажённое сложными чувствами белое пятно), — умерли мучительной позорной смертью!..

Колени ослабли, подогнулись, и он упал на каменный пол. И даже болезненное соприкосновение с твёрдой поверхностью не привело в чувство. И из глаз брызнули слёзы. Несправедливость тех давних страшных событий, вследствие которых он потерял единственных близких людей, а сам был выброшен на помойку и в итоге превратился в того, кто есть: жестокого, беспощадного убийцу, вновь растревожило его каменное сердце.

— Плачь, плачь, сын мой, — уговаривал мягкий голос со стальными нитями. — Слёзы — лучшее лекарство. Это выходит из тебя кровь убиенных… И молись. Я не хочу следующий раз видеть ничтожное грязное чудовище, ползающее, будто червь. А сильного воина Господа, способного сокрушить Бешенного и иже с ними. У достойного отца должен быть достойный сын. Я предвижу в тебе раскрытие какого-нибудь Дара. Так что молись и крепись. Поверь, Он умеет прощать!

 

Глава 7

— Итак, у кого есть какие идеи? — ровным голосом спросила Лидия.

Она не могла устоять на месте, поэтому неспешно передвигалась вдоль скамеек, на которых собрались участники совещания: маркиз РоПеруши, задумчиво глядящий куда-то в сторону, капитан королевской гвардии РоГичи, порывавшийся встать в присутствии наследной принцессы, но остановленный достаточно раздражённым жестом, Его Преосвященство Верховный кардинал Церкви Единого отец Апий, мудрость которого была несомненна (возможно в военных вопросах он был и не очень сведущ, но как знаток людей и целитель группы, функции которого он взвалил на себя добровольно благодаря очень сильному Дару, был незаменим), судиматский эмир АллФарриял, бледность которого была заметна даже на фоне смуглой кожи — он сильно пострадал при прорыве отряда принцессы из дворца (взять хотя бы потерю пальцев на правой руке и глубокое ранение в грудь), рыжая Деметра, в качестве представителя амазонок — и действующий их лейтенант — и высокий, худой, молчаливый Кол, тоже едва оклемавшийся на данный момент — наёмник (принцесса больше полагалась на его рассудительность, нежели на его товарища, Лири, пусть и страшного для врагов, но настолько же неуправляемого и неукротимого, что приглашать на совещание его было чревато). Очень не хватало принцессе её неизменной наставницы на протяжении многих лет, бывшей наёмницы Брады, так и не пришедшей до сих пор в себя. И…

— Кто-нибудь может мне объяснить, куда подевалась Оливия? — задала Лидия вопрос тихо, ни на кого не глядя.

Маркиз очнулся от своих, видно, не самых простых мыслей и ответил:

— Последний раз я её видел возле ворот северного выезда из дворца в компании эльфа и наёмника по имени Ройчи. — Я поторопил её с отходом… — он отвёл взгляд от помрачневшей принцессы. — Я не думал…

— Ничего, Фиори, — остановила его девушка. — Я не виню тебя. В той сложной обстановке ещё и следить за взбалмошной подругой принцессы… Это не твоя забота… — она посмотрела вдаль каким-то очень задумчивым и неприятным взглядом. — Ну, попадётся она мне… — это прозвучало столь многообещающе, что присутствующие, ясно представляя объект негодования Лидии, всё равно невольно поёжились. По крайней мере, некоторые.

— Я видела, как она уходила с наёмниками. И ещё они увозили на лошади Оливии кого-то… Но на тот момент всё происходило так быстро… а они уже почти добрались до противоположной стороны площади… — Деметра смутилась. При том, что рыжая воительница, несмотря на некоторую миниатюрность, была достаточно уверенной в себе девушкой. Но сейчас под взглядом принцессы, которую она боготворила, да сочувствующим маркиза, который был ей очень симпатичен… Да и остальные.

— Ты не виновата, — твёрдо сказала Лидия. — Просто некоторые думают одним местом! — завершила она гневно. — Пусть только вернётся, обещаю: профилактическая беседа не позволит ей сесть о-о-очень долгое время!

Оливия, белокурая оторва, дочь могущественного герцога и агробарского сановника, героиня многочисленных светских хроник и участница каждой третьей сплетни, была самой близкой подругой наследной принцессы и, несмотря на несколько ветреный нрав, её правой рукой. Так что, учитывая, какие сильные чувства испытывала Лидия по поводу её исчезновения, можно не сомневаться, что при появлении той, она постарается исполнить обещание и привести неусидчивую и снящуюся многим мужчинам королевства часть тела в состояние, влияющее на мыслительные процессы и верно определяющее приоритеты.

— Нам срочно нужно определиться с последующими действиями, так как попытка покинуть столицу провалилась, — она огорчённо тряхнула гривой чёрных, как смоль, волосами, схваченных в хвост, отчего парочка непокорных прядей скользнула на глаза, и она мимолётным, движением тут же заправила их за ухо.

Не знающие Лидию люди могли подумать, что она, зная свою внешнюю привлекательность, специально принимает такие позы и употребляет такую мимику, чтобы произвести ещё больший эффект. На самом деле это было не так. Вернее, не совсем так. Старшая дочь убитого менее суток назад короля Элия несомненно была в курсе своей неотразимости, но относилась к этому спокойно, с пониманием и, можно сказать, с неизбежностью. В её поведении, в том, как она говорила, двигалась, не было ни капли наигранности, всё было естественно. Этакое произведение искусства природы… Или Единого, как многие предпочитали говорить. При этом она не была и пустышкой внутри, несмотря на расхожее мнение, что бог участвует в создании женщин только наполовину. То бишь, одаривая телесной красотой, забывает про мозги, ну и наоборот, уделяя внимание разуму, уже ленится доработать внешность. Она не была глупой и… испорченной, какой ей непременно нужно было бы быть, как продукту королевского двора, изобилующего интригами и многими видами лицемерия от безобидной лести до наглой лжи.

И вот она, гордая, сильная духом, смелая (порой безрассудная), что сумела доказать буквально недавно во дворце, не просто спасая собственную жизнь, но и защищая окружающих её людей, сейчас перед ними, остатками преданных подданных.

Да, были моменты, которые стоило бы избежать, и решения, принятие которых желательно было бы ускорить — а такое качество, как мгновенное оценивание ситуации и взваливание на себя ответственности ей, лицу, которому в перспективе часто придётся это делать, очень необходимо. Тем не менее, ничего непоправимого её действия не несли — вела она себя достойно на виду у значительно старших её по возрасту, уважаемых в обществе и умудрённых жизнью людей.

— Я пока не представляю, как быть, — она склонила голову, словно демонстрируя тяжесть слов и лично её бессилие в предложении внятного будущего. — Поясняю: все те люди, к которым я могла бы обратиться и известные мне места, способные укрыть беглую принцессу, — в её голосе прозвучала скорее ирония, нежели горечь, — наверняка находятся под пристальным вниманием, если… если не произошло уже чего похуже. Поэтому я спрашиваю у вас, тех, кому доверяю, у тех, кто доказал преданность роду РоБеруши не словом, а делом, совета…

О, как горячо она это произнесла! Каждый проникся оказанным доверием, даже отец Апий, неспешно перебирая чётки, поймал себя на мысли, что доволен поведением своей воспитанницы (Верховный кардинал, естественно, был духовным наставником принцесс).

Последующая за словами Лидии тишина не была тягостной. Но и не простой. Присутствующие тщательно напрягали уставшие извилины, перебирали варианты — всё-таки сейчас любое предложение было в первую очередь связано с выживанием. Разве что наёмник не выглядел особенно размышляющим — но может оттого, что он не местный (оттого Брада и наняла их группу для деликатного и непыльного, как тогда казалось, дела по охране наследной принцессы).

Лидия переводила пытливый взгляд с одного на другого участника совещания. Первой взяла слово Деметра. Импульсивно встала и эмоционально проговорила, глядя почему-то не на своего номинального командира, а на маркиза и кардинала.

— Наша первоочередная задача — спасти Её Высочество. Но в таком большом… — она сбилась, потому что прилагательное было не совсем верно, что подтвердили скептически поднятые брови капитана гвардии, и тут же исправилась, — заметном отряде это сделать сложно. Предлагаю Её Высочество под охраной нескольких человек… гм, спрятать в доме не очень… известной, но преданной семьи, — она заторопилась договорить, видя, что её собираются перебить. — Среди амазонок есть представительницы не столь знатных родов, чтобы мятежники смотрели на них косо…

— Опасно… — начал маркиз.

— Охрана смешанная… — вставил капитан.

Но дискуссию тут же прекратила сама Лидия.

— Я против, — категорично заявила она и рубанула воздух ладонью. — По нескольким причинам, — неодобрительно посмотрела на сконфузившуюся амазонку. — Во-первых, я не собираюсь, как трусливая… драконица поджимать хвост и бросать вас, спасая свою жизнь…

— Но это тактический ход, — попыталась оправдаться рыжая.

— Нет. — Лидия нахмурилась и обвела всех пристальным взглядом. — Этот вариант неприемлем. Прятаться, как загнанная котами мышь и дрожать, ожидая, когда вытравят из норы и распотрошат, я не согласна. И потом, в этом случае теряется связь и хоть какая-то вероятность участия и воздействия на происходящее.

Принцесса остановила взгляд на меланхолично перебирающем чётки кардинале, чуть прикрытые глаза которого, казалось, не давали уверенного ответа, присутствует ли он сейчас здесь. Но девушка знала, что святой отец именно так напряжённо думает. Словно почувствовав её, он поднял глаза, спокойно и тихо — сидящий с краю капитан подался вперёд, чтобы расслышать — начал говорить.

— Прошу простить меня, дитя моё, что церковь не может дать тебе пристанище. Обращаться к кому-либо из святых отцов, верных словам божьим, сейчас тоже… непросто. Раскол среди верующих — это меч без рукояти и остриями с обоих концов. Но… если мы не придём к приемлемому решению, у меня, естественно, есть места, где ты будешь в безопасности. И как бы то ни было, это не может быть твоим единоличным решением, а нашим общим, — голос кардинала был как и мягким, обволакивающим, так и непреклонным, твёрдым. — Будущая королева не вольна выбирать самоубийство, каким бы благородным оно ей не виделось, как решение проблемы. Король или королева — это не просто люди. Это символ единства страны, это знамя королевства, отдавать которое в руки врага сродни безоговорочной капитуляции, — принцесса покраснела под внимательным взглядом кардинала. — Повторюсь, — его взгляд утратил пронзительность и на сидящих, чувствующих себя неловко после воспитательной речи, уже смотрели выцветшие от времени глаза доброго дядюшки, — самый крайний вариант — их даже несколько, у нас в активе уже есть. Путь туда неблизкий и опасный, но я уверен, что в случае необходимости присутствующими несложно отобрать то количество смелых и хороших воинов, чтобы дочь Элия Великолепного не чувствовала себя на улицах родного города неуверенно.

После слов святого отца участникам совета сразу стало дышать как-то легче. При наличии запасного варианта думается гораздо свободней.

— Я не очень ориентируюсь в вашем городе, — подал голос эмир, — кроме дворца ничего не успел посетить, — криво усмехнулся, неосознанно поднял правую руку, будто желая коснуться виска, но на полпути заметил перебинтованную кисть, на мгновение мелькнула на лице досада, но тут же вернулось самообладание, а повреждённая конечность на место — на колено, и он продолжил. — Так вот, считаю важным, что пожелание Её Высочества нужно постараться исполнить, — улыбнулся Лидии. — Роль жертвы не очень хорошо влияет на характер будущей королевы.

— Это из собственного опыта, ваша милость? — холодно поинтересовалась принцесса — замечание ей не понравилось.

— Вы как всегда проницательны, Ваше Высочество, — вежливо склонил голову АллФарриял. — Но не только. Опыт, наблюдения, хорошие учителя и верные враги — всего по чуть-чуть — и можно прогнозировать многие вещи.

— Не знала, что судиматские принцы подрабатывают прорицателями.

— О, вы чересчур преувеличиваете мои возможности, — сбить с мысли или как-то задеть восточника не было никаких шансов — он продолжал благосклонно глядеть на Лидию оливковыми глазами и сверкать белоснежной непринуждённой улыбкой. — Но я бы хотел подвести некое резюме услышанному раннее, — сделал значительную паузу, давая возможность принцессе либо продолжать язвить и изображать гипотетическую обиду или дать наконец-то высказаться судиматцу.

Лидия предпочла промолчать и урезонить вспыхнувшее вдруг раздражение. Разумом она понимала безжалостную верность слов Берджира (вообще-то они уже договаривались обращаться друг к другу по имени, впрочем, то касалось неформальной обстановки). Да и сама фигура восточника, моментально, безоговорочно и без всяких условий, ставшего на её сторону в силу каких-то своих морально-этических принципов, вызывала у Лидии исключительно глубокое уважение. Тем не менее, любое сравнение её с «дичью» пробуждало такие негативные эмоции, обуздать которые порой удавалось не сразу.

— Во-первых, Её Высочество не хочет нас разделять, и в этом есть плюс, ибо в отряде присутствуют не только воины, — он многозначительно замер.

Речь восточника, её интонации — это была редкая смесь дипломатичности и недоговорённостей. Местоимение «нас» в устах человека, чья родина находилась так далеко, что возможно кроме наёмника реально никто не знал, где находится мифический Судимат, как и сколько туда добираться, звучало объединяюще. При этом он намекнул, что никто из окружающих не подумал о женщинах в их отряде и многих раненых. Готовы ли они вот так запросто пожертвовать ими? Капитан — солдатами, амазонка — девушками, принцесса — подданными. Ну, кроме последнего, всё-таки — да. Но стоить это им будет много. И нельзя ли избежать подобных жертв?

— Во-вторых, нам нужно такое пристанище, где можно было бы находиться нам всем без опаски тут же быть выданными. Это, кстати, ключевой момент. При этом не стоит исключать вероятность того, что мы можем подвергнуться атаке. Отсюда следует несколько условий: достаточная защищённость, доступность или хотя бы наличие поблизости припасов, и присутствие рядом лояльных Берушам подданных, из которых можно вербовать защитников, — он оглядел сидящих прищуренным взглядом. — Подумайте, есть ли у кого на примете такое место, соответствующее озвученным мною требованиям. Ну, или хотя бы примерно подходящее. Военные городки, которые очень хорошо подошли под эти условия, наверняка уже взяты под контроль, а королевской гвардии тем более, — при этих словах капитан РоГичи угрюмо согласно кивнул.

Снова встала Деметра.

— В Сиротском районе, как вы знаете, Ваше Высочество, хватает родительских гнёзд наших сестёр, — Лидия заинтересованно посмотрела на неё, закусив губу, поощрительно кивнула. — Особняки там, как настоящие крепости. При полных подвалах там можно долго держать оборону, а то и противостоять полновесной осаде. Хотя не думаю, что в случае отчаянного сопротивления они так уж сразу подтянут осадные орудия — мятежникам наверняка нужны узнаваемые и хотя бы чуть-чуть живые лица.

— Несколько комментариев по этому поводу, — поднялся капитан РоГичи. — Сиротский район, уверен, в первую очередь подвергся разграблению. И потом, он находятся на другой стороне столицы. Но при этом там действительно есть такие поместья, что спрятаться даже большому количеству людей будет не проблема. И ещё: после наверняка прокатившихся там беспорядков, вряд ли нас станут там искать в первую очередь.

— Отлично! — воскликнула принцесса с энтузиазмом. — А ещё тот район, если мне не изменяет память, граничит со стеной, охватывающей город южнее Восточных ворот…

— Я знаю необходимое нам место гораздо ближе, — маркиз РоПеруши, не вставая, спокойно посмотрел на Лидию.

— Это?.. — поторопила принцесса — она прямо на глазах преображалась, получив наконец-то цель, пусть и на совсем ближайшее будущее.

— Ремесленный квартал.

Озадаченность на многих лицах сидящих говорила лишь о том, что не все из присутствующих там бывали либо вообще знали о существовании такого района огромного города.

— Удачно расположен, граничит с рекой и Гномьей слободой, с которой существует устный договор о взаимовыручке в случае… В общем, сейчас подходящий момент, — высказался гвардеец. — В истории Агробара уже были такие случаи, когда именно этот квартал держался дольше всех против захватчиков.

— Там хватает оружия, — неожиданно проговорил глухим негромким голосом молчавший до сего момента Кол. — И народ не из трусливых.

Лидия несколько мгновений задумчиво изучала по очереди одного и второго, словно пытаясь в их словах найти ещё какой-то смысл. Но на губах обозначилась удовлетворительная улыбка. Повернулась к РоПеруши.

— Кто там, Фиори? — мягко поинтересовалась.

— Это… — он беспомощно пожал плечами, то ли не зная, как преподнести того, к кому могли нагрянуть скрывающиеся принцессы, то ли это была какая-то, не совсем принадлежащая дворянину тайна. — Это очень надёжный человек, — выкрутился он.

— Хорошо, — не стала настаивать Лидия. — Тогда будем готовиться к выходу. Капитан, уточните маршрут у маркиза, — тот встал и согласно кивнул, тут она заметила обращающего её внимание поднятой рукой наёмника. — Да?

Кол тоже встал во весь свой немаленький рост, худющий, будто высохшая вобла.

— Коль вы позвали меня на этот совет, то я хотел бы обратить внимание на маскировку, а также рекомендовал что-то, что должно пустить погоню по ложному следу.

— Конкретнее, — попросила Лидия, поднимая руку, останавливая подбежавшую к ней Руфию, собравшуюся что-то сказать. Остальные, собравшиеся расходиться, тоже прислушались.

— Относительно маскировки: простые плащи и остальные, не выказывающие носа из повозок — этого недостаточно. Яркий пример — отряд рассекретили на первой же заставе потому, что часовой скорее всего увидел гвардейскую форму. Да и амазонкам не стоит сильно светиться — уж очень они приметны.

— Может, вы займётесь этим? — просто поинтересовалась Лидия. — Проинструктируете людей, проверите всё, подчистите мелочи?..

Кол помялся чуть, на его прежде отстранённо-невозмутимом лице прошла целая гамма чувств: досада, сомнение, неудовольствие, необходимость, а в конце — обречённый вздох.

— Хорошо. Только оплату меня и моих товарищей попрошу удвоить. А задаток прямо сейчас.

Принцесса поморщилась, но бестрепетно отстегнула от пояса небольшой мешочек и бросила наёмнику.

— Думаю, там хватит. Что насчёт ложного следа?

Немного успокоившийся наёмник неуловимо спрятал под плащ деньги, ответил:

— Уверен, что нас, а точнее, вас, уже ищут. И мы достаточно наследили, чтобы облегчить задачу преследователям. Считаю, нужно сформировать отряд, который уйдёт в ином направлении. Вместе с этими засветившимися повозками, — кивок в том направлении, где высыпали на свежий воздух уставшие от долгого сиденья в ограниченном пространстве женщины и передвигающиеся раненные. — Можно чуть отойдя, пошуметь, привлечь внимание. Но необязательно — глаз, которые всё увидят, думаю, будет хватать. Главное уйти подальше, чтобы, когда обнаружится обман, зона поиска была максимально широка.

— А мы? — тихо спросила принцесса.

— Остальные тихонько сидят здесь какое-то время, за которое нужно отыскать замену этим повозкам и нейтральную одежду — по возможности. Можно использовать зелёные повязки, которые повсеместно носят мятежники. Хотя это может быть опасно на случай более серьёзной проверки, подразумевающей пароли и знание местных командиров. Но всё равно так будет проще — своих они вряд ли будут так часто дёргать.

— Но новые войска, — заговорил капитан гвардейцев, очень внимательно прислушивавшийся к наёмнику, — из северных баронств, сейчас введённые в город могут иметь совершенно неожиданный приказ, к примеру, вычистить город от мародёров и «ночных».

Кол пожал плечами.

— Согласен, это риск. Но не больший, чем подозрительная колонна с хорошо вооружёнными всадниками, охраняющими повозки. Так хотя бы можно сойти за мятежников, перевозящих семьи и награбленное. И можно попытаться откупиться.

РоГичи нехотя согласно кивнул головой и перевёл взгляд на задумавшуюся принцессу.

— Ваше Высочество, разрешите возглавить отряд для отвлекающего манёвра, — он твёрдо посмотрел в глаза. И увидел там сомнение, которое принял на свой счёт. — Я знаю своих бойцов и неплохо ориентируюсь в этой части города. И потом — это мой долг…

— Ваш долг — защищать меня, быть рядом, — резко перебила принцесса.

Капитан несколько мгновений вглядывался в удивительно красивое лицо его будущей (как он надеялся) королевы, которое не портили ни резко обозначившиеся от сильных эмоций скулы, ни сурово сжатые, побелевшие губы, ни морщинки, разбежавшиеся от прищуренных глаз. Где-то в глубине души шевельнулся нежданный червячок обиды — наверное ему не доверяют… И тут, будто в каком-то озарении он понял смысл переживаний и сомнений Лидии — она не желала никого приносить в жертву. Будучи молодой и неопытной (игры в амазонок не могут объективно считаться экзаменом на настоящего правителя), она не научилась видеть наперёд и выносить обдуманные решения, когда жертвуя малым, спасаешь многое.

РоГичи чуть выдохнул и мягко произнёс:

— Ваше Высочество, я, как рачительный командир и преданный вам солдат, постараюсь сохранить жизни своим бойцам и вернуться под ваши знамёна, — он очень старался быть убедительным, можно даже сказать, превзошёл себя, ибо с его капризной женой эти номера у него не проходили. Зато в серых глазах напротив расцветали понимание и надежда. — Поверьте, я не собираюсь ввязываться в заведомо проигрышные схватки, только для того, чтобы сложить голову. Может я и не совсем правильный командир с точки зрения генералов и иных высокопоставленных командиров, но я дорожу жизнью каждого воина.

Принцесса приняла решение. Протянула руку для поцелуя, и склонившийся к ней гвардеец, сквозь тщательно выставляемую невозмутимость, видно было, что доволен.

— Удачи вам, капитан. С вами Агробар. И… я вас жду. Пока что в Ремесленном квартале.

Лидия смотрела в спину стремительно уходящего, придерживающего ножны меча мужчины, колышущиеся полы намокшего плаща которого напоминали сложенные, трепещущие в предвкушении полёта крылья, и думала, что даст Единый, она сядет на трон и неужели станет с меньшими чувствами смотреть вслед уходящим по её приказу людям?

Дождь усилился, но она не спешила набрасывать капюшон — прохладная влага была так приятна разгорячённому лицу.

Полтора десятка гвардейцев, закутанных в чёрные плащи — чуть позже они станут ненавязчиво демонстрировать свои истинные цвета и распростёртую в полёте чайку, несколько заводных лошадей и повозки покинули их. И люди теперь жались к деревьям, натягивали и удерживали накидки и пледы над ранеными. Но те из бойцов, кто был в строю, все были при деле. Часть ушла в редкие, но необходимые дозоры, часть занялась погребением погибших товарищей (когда всё наладится, Лидия планировала на этом месте установить памятник), а остальные ушли на поиски транспорта и разведку.

 

Глава 8

Гвардейский старший сержант Борун, которого перед уходом представил принцессе вместо себя капитан, произвёл на Лидию благоприятное впечатление. Профессиональный солдат с уверенным и спокойным взглядом, этакий крепкий и рассудительный, больше похожий по складу характера на выходца из сельской общины, откуда в основном мужчины и заполняли сержантские должности в регулярных пехотных полках. Но раз он в гвардии, значит благородный. Любопытно.

Вопрос с транспортом не сразу, но был решён. Недалеко была обнаружена заваленная набок (это как надо было гнать!), со следами огня и крови карета с гербом рода РоДизайши — меч на пшеничном поле. Хозяев поблизости не оказалось — тёмные личности, копошившиеся вокруг, то ли обдирая ткань, то ли приняв сверкающее оформление за что-то достойное внимания, при приближении вооружённых людей тут же сгинули. Солдаты решили проверить работоспособность транспорта, поставили на колёса, впрягли коней, и карета, поскрипывая (не так уж безболезненно прошло для неё падение), пошла. Чуть позже прикатили телегу, гружённую прежде свеклой — всполошившийся хозяин, несмотря на серьёзные лица молодцов, не побоялся выйти с дубиной, оббитой острым железом. Руки тряслись, сам чуть не заикался, но отстаивал — словесно — своё добро до конца, пока в руку к нему не перекочевало несколько монет. Ещё одна группа разведчиков приволокла целый ворох тряпья: от мантий и туник до плащей и накидок самого невзрачного вида — из разграбленной лавки готового платья. Грабители унесли всё, что им понравилось, не позарившись как раз на то, в чём нуждались беглецы. Оставлять деньги за взятое, как строго-настрого приказывала Лидия, гвардейцы не стали: вся семья торговца вплоть до пса была найдена на заднем дворе: мужчина и мальчишка в одной стороне, женщины и девушка — в другой.

Путь до Ремесленного квартала казался бесконечным, хотя прошло, наверное, не больше двух часов. И был до невозможности тосклив. Не взирая на все уговоры, принцесса не пошла в карету и так забитую под завязку, а закутавшись по самые брови — чтобы наверняка не быть узнанной, села на телегу. Дождь ещё больше усилился и несмотря на неплохую, доставшуюся накидку, вода всё равно находила путь к телу, и очередная холодная капля или прикосновение отсыревшей ткани к коже вызывали постоянный озноб, от которого приходилось только крепче сжимать зубы — чтоб не стучали. Опасения по поводу неприятностей, связанных с бродячими по городу бандитами не сбылись. То ли они походили на своих — гвардейцы таки добыли и повязали сколько-то зелёных повязок, то ли не хотели связываться со столь угрюмыми и опасными личностями, то ли всех дотошных, желающих выслужиться, командиров и начальников встречных патрулей и постов непогода загнала под крышу, но факт налицо: от монотонности движения Лидию стало клонить в сон — опёршись спиной о бок укрытого плащом возницу, который (только потом она сообразила) боялся после этого лишний раз вздохнуть, она наконец-то согрелась.

М-да, любопытный опыт для будущей королевы. Человек либо холоден, либо горяч (имеется виду живой). При этом тепло, исходящее от него совсем не зависит от титула, степени благочестия и благосостояния, учёности, перечня заслуг и достижений перед чем-то или кем-то. Наоборот, как-то всё выше перечисленное отгораживает разумных, закрывает их в уютные мирки собственной значимости и делает отчуждёнными от остальных. А человеческое тепло — прерогатива скорее простых людей.

Она не запомнила момент, когда они подъехали к нужному району. Просто как-то вдруг появилось препятствие, мешающее дальнейшему движению, она даже, чуть открыв глаза, с раздражением подумала, что стоило проехать полгорода (явное преувеличение), чтобы почти у цели (ну, пожалуйста!) случилась досадная заминка. Но тут шевельнулся возница, кашлянул и сообщил, что они прибыли, но какая-то вооружённая охрана их не пускает. Лидия даже и не подумала возмутиться — во-первых, она так устала… а во-вторых, очень серьёзно пообещала ни в коем случае не раскрывать своего присутствия (точно также были предупреждены остальные, а Руфию, кардинала и амазонок в их нарядах попросили вообще лишний раз не светиться на виду). Посмотрела в спины маркиза и, судя по всему, гвардейского сержанта, двинувшихся к преграде — сцепленным друг с другом телегам с торчащими поверху щитами, за которыми угадывались вооружённые часовые.

Чуть подумав, она всё-таки решила размяться — засиделась уже и задницу отбила о жёсткий борт телеги. И очень хотелось сходить по маленькой, но как это сделать незаметно, не уронив собственного достоинства, пока не могла придумать. Поэтому решила терпеть, но при этом прогулочным шагом направилась к своим, замершим у телег — вряд ли кто-нибудь даже трижды зоркий сможет опознать в ней дочь короля.

Рядом послышались тяжёлые шаги и недовольное сопение. Она покосилась. Ну, кто бы сомневался! Неусидчивый, нетерпеливый и здоровый, будто надвратная башня наёмник по имени Лири.

Он не прятался ни под каким плащом — вообще не было заметно, что дождь и стылая прохлада приносят ему какой-то дискомфорт: в непокрытой голове и густой чёрной щетине словно стояла вода; при этом она не смогла сбить жёсткий волос, продолжавший сохранять свою первоначальную форму. Не глядя на злое лицо с раздувающимися ноздрями, принцесса невольно поёжилась и… немного обеспокоилась — как бы этот агрессивный тип не загубил их дипломатические и конспиративные потуги. Ему, в принципе, постороннему и по большому счёту, случайному в Агробаре человеку, было начхать на династические манёвры страны, ведь они даже контракт, несмотря на некую раннее данную им сумму, не подписали. И, выходит, что участие наёмников проходит чуть ли не на добровольных началах. Двух товарищей уже потеряли, да и сами изрядно потрёпаны… От этой наёмнической братии всякое можно ожидать. Но от распространённого в среде благородных высокомерного отношения к этим вольным мечам она постаралась избавиться.

Это ли не ирония судьбы, что именно презренные перекати-поле, продающие свои услуги всем подряд, пришли на помощь в трудную минуту! К примеру, парочка человек — эльф, с которыми исчезла Оливия, походя, спасла её Руфию и Его Преосвященство, не говоря о подруге, которую эльф практически на руках вынес. Да и ей есть за что благодарить этих несносных мужчин. Тот же Ройчи умудрился словесно прочистить ей мозги быстро и результативно в опасный для их отряда момент. Конечно, приятней и милее он после этого для неё не стал, тем не менее, факт есть факт: она, наследная принцесса, стала терпимей, сквозь пальцы смотреть на выходки наёмников и их порой недостойное приличного общества поведение.

Вот и этот здоровяк Лири, зарекомендовавший себя несокрушимым бойцом, требовал к себе деликатного отношения, к которому Лидия прибегала лишь при общении с самыми близкими людьми. Достаточно того, что он демонстративно обиделся, когда не его, а товарища принцесса пригласила на совет по поводу дальнейших действий их отряда. М-да… не та она стала, нежели два дня назад. Но пока что сложно определить, такие ли уж плохие изменения (имеются ввиду внутренние) происходят с ней.

Маркиз заметил её приближение, но не подал виду, что недоволен появлением, наоборот, ободряюще улыбнулся. И она с нахлынувшей теплотой подумала, что её друг детства уже не тот, какого она помнила его совсем недавно, проходившем службу в гвардии. И даже от того молодого человека, пару дней назад ожидавшего аудиенции короля и встреченного случайно ею, мало что осталось после трагических событий последних суток.

Так наверное со всеми бывает, когда иллюзии и идеализм безжалостно выкорчёвываются суровой реальностью, а вера в человека подвергается таким испытаниям, после которых душевное равновесие сохраняется только находясь в одиночестве. Пусть это утрировано, но, как говорится: в иллюзорном пламени драконов легко сгореть. Особенно, когда ещё никто не доказал отсутствие в мире разумных ящеров.

— Вот видишь, Лидия, — он приблизил к ней лицо и по-дружески негромко произнёс, — Ремесленный в своём репертуаре — как только начались беспорядки, они тут же организовали самооборону. Там, — он кивнул на преграду, — стоят серьёзные парни.

— Надеюсь, Фиори, они от нас тоже не будут защищаться, — проговорила с нервным смешком.

— Всё нормально, — успокаивающе поднял руку. — Сейчас позовут старшего, и всё разрешится…

— А до этого времени мы должны мокнуть, будто дохлые куры в очереди на разделку? — громыхнул неожиданно голос Лири, расслышавшего слова маркиза. Понятное дело, что здоровяк не очень любил говорить тихо и привык, чтобы с его мнением считались — погибший командир наёмников Сетр мог ненавязчиво остужать подчинённого и направлять его буйную силу в нужное русло. — Клянусь яйцами дракона, моя б воля, не стал бы никого дожидаться, а спокойно прошёл дальше в какое-нибудь тёплое местечко, — громко и внятно своим рыкающим голосом, больше подходящим для битв, он выражал недовольство.

С обеих сторон баррикады повисла тревожная тишина, а Лидии просто захотелось инстинктивно втянуть голову в плечи — маркиз выглядел не лучше с ошеломлённо раскрытым ртом и смешно выпученными глазами. Но до смеха (разве что кроме истерического) было, ой, как далеко — ситуация развивалась совсем не по задуманному сценарию.

— Я бы не стал особенно доверять мнению тех, кто заставляет приличных людей ждать! — припечатал наёмник.

Казалось, он наслаждался своим выступлением и привлечённым вниманием. Словно купающийся в лучах мимолётной славы бродячий циркач. Наверное, ему казалось, что его величина (и так превосходящая разумные пределы представителя человеческой расы) таким образом, словно на дрожжах, увеличивается на порядок.

Лидия бросила короткий взгляд на лихорадочно что-то обдумывающего Фиори (будет он размазан с одного удара или с двух?) и бросающего почему-то нетерпеливые взгляды в сторону баррикады, откуда по мнению принцессы скорее должно прилететь копьё или арбалетный болт. Срочно требовалось вмешаться, пока дело не дошло до той точки, после которой мирный разговор невозможен.

Неужели он не понимает, что своим вызывающим поведением рушит все лелеемые планы?! Хоть бы Кол, зная своего товарища, подошёл и образумил его.

Лидия уже решилась вмешаться и воздействовать, так сказать своим авторитетом, не взирая даже на раскрытие своего инкогнито (хотя была большая вероятность и того, что за маской самодовольства, наёмник не узнает её, и смахнёт, словно надоедливое насекомое), когда произошло два события: брошенный назад отчаянный взгляд показал, что от группки её людей отделилась фигура, судя по росту и худобе (из-за дождя и бесцветных мокрых плащей с практически у всех наброшенными капюшонами, сразу определить кто есть кто было сложно) — тот, о ком подумала Лидия — наёмник Кол, и второе: раздался неприятный насмешливый голос. Тонкий, но не детский или женский, а вроде как мужской с едва заметным шипящим акцентом.

— Ой, не смеши нас, дракон пучеглазый, ты — и приличный человек? Проще лягушку представить, шаркающую ножкой, нежели тебя. Ты давно в зеркало смотрел? То-то же, видно, с тех пор, как перестал влезать в него, тебе стало казаться, что ты похорошел. Не хочется тебя расстраивать, но с такой рожей, как у тебя, не только детишек, но и взрослых мужиков можно пугать…

Сказать, что Лири был ошеломлён, так это ничего не сказать. Так нагло, нахально и недвусмысленно его ещё никто не унижал. Но что удивило Лидию в этот, прямо скажем, непростой момент, так это реакция на происходящее маркиза: он, прищурившись, выглядывал кого-то на баррикаде, при этом на губах его появилась лёгкая улыбка, совершенно не соответствующая ситуации.

— Худук, это ты? — громко спросил он.

На мосту через канал повисла пауза, заполненная шелестением дождя. Рядом с принцессой совершенно беззвучно появился настороженный Кол.

— Маркиз, что ли? — произнёс неуверенно голос, который издевался над Лири.

— Вспомнил? — удовлетворённо хмыкнул РоПеруши.

На телегу перед щитами протиснулась какая-то невысокая фигура и спрыгнула на эту сторону. Лидия с огромным удивлением лицезрела нелепое существо, закутанное в несуразно объёмную накидку с торчащими из-под капюшона большими ушами, волосатые кисточки которых торчали вперёд, и вислым носом. Это недоразумение безбоязненно прошлёпало к ним прямо по лужам, шлейфом волоча полы одежды. И принцесса неожиданно опознала классического гоблина. Если бы не дождь, то наверняка увидела бы цвет кожи с зеленоватым оттенком.

— Привет, — бесцеремонно и, как бы это сказать, фамильярно по отношению к знатному дворянину произнесло это чудо и изобразило широкую улыбку, демонстрируя мелкие острые зубки. — Ты — один? — осведомился он, глядя только на маркиза, и в его голосе Лидии почудилось обвинение.

— Не совсем, — тихо рассмеялся маркиз и повёл вокруг рукой, а принцесса покачала головой — Фиори её несказанно удивил, даже огорошил — она и представить себе не могла, что в знакомцах у него «тёмные»(!), совсем редкая птица в Агробаре.

Гоблин, проигнорировав наёмников, глянул на девушку и неожиданно подмигнул ей, отчего Лидия невольно сморгнула — не показалось ли ей?

— Ничего так, приятная человеческая самочка…

Маркиз будто поперхнулся, замахал на него руками и виновато пояснил принцессе, так и замершей с застывшей улыбкой:

— Худук всегда отличался прямолинейностью…

— Вижу, — холодно произнесла Лидия. Разговор перестал её забавлять: она устала, замёрзла, стоять в насквозь мокрой одежде было очень неприятно, всё сильнее хотелось «в кустики», и выслушивание гадостей «темного» почему-то не показалось весёлым занятием.

— Ты что, глупый? — этак жалостливо посмотрел на маркиза гоблин. — Не помню, чтобы дракон бил тебя хвостом или жевал — так, уруки чуть попинали — но не больно, ибо не смертельно… — он задумчиво почесал нос и, воздев когтистый палец, почтительно завершил. — Вот если смертельно — тогда больно, — вперил сердитый взгляд в РоПеруши. — Где мои друзья? Перед этой, — он покрутил неопределённо рукой, — свистопляской, они пошли искать тебя во дворец.

— А-а! — понятливо протянул маркиз. — Видел я твоих друзей — наёмников…

Продолжить ему не удалось, ибо слово взял отмерший и как бы уязвлённый ещё один присутствующий здесь под дождём персонаж.

— Так эта сопля — наёмник?! — взревел Лири возмущённо, словно ничего ужасней не может быть, даже запечённый в булке таракан.

Стоит заметить, что гоблин совсем не испугался человека — горы, бывшего больше его раза в три, только чуть пригнулся, будто перед прыжком и зло блеснул глазами.

— Что за дерьмо прицепилось к тебе, маркиз? Чую по запаху, свежее, драконье…

В следующее мгновение Лири изверг из себя такой рык, который наверняка было слышно во всём Ремесленном Квартале. Тяжёлая рука метнулась к поясу с висящей на ней секирой, замах и…

Действия наёмника были быстры, точны, полны ярости и бешенства, но…

Принцесса, как впрочем, и остальные вокруг, чьи глаза были прикованы к несуразной парочке, что своей пикировкой рушила надежду на мирные переговоры, поэтому так и не поняла, откуда появилось ещё одно действующее лицо. Борун потом признается, что краем глаза заметил нечто стремительное и большое, да Кол, у которого в крови привычка быть настороже, видел, как кто-то, ещё до фирменного вопля Лири перемахнул баррикаду и метнулся к ним. Отчего наёмник не предпринял никаких защитных действий — вопрос, на который он и сам себе не ответил: то ли предчувствие, что не стоит вмешиваться, то ли изначальный настрой, что за баррикадой находятся их союзники.

Рука с секирой наткнулась на мощную преграду — руку существа, бывшего выше наёмника чуть ли не на голову. Несмотря на ошеломление от этого появления, здоровяк попытался усилить натиск, но не сдвинулся ни на миллиметр. Разве что почувствовал, что ещё чуть-чуть, и из предплечьев, схваченных, будто в тиски, которые начали неметь, не взирая на наручи, вот-вот пойдёт кровь, а сама кость, казалось, рассыплется в пыль. И… он отшагнул назад, неожиданно легко вырывая онемевшую конечность. Чуть не упал и сделал по инерции ещё несколько шагов.

— Спасибо, малыш, но я мог и сам справиться с этим шкафом. Ещё не хватало, чтобы людишки подумали, будто я прячусь за твоей спиной, — это прозвучало чуть тише, но принцесса услышала.

Лири, естественно, не собирался так всё это оставлять. Вернее, зверь, живущий в нём и сейчас выглядывающий сквозь налитые кровью глаза, требовал жертву. Но…

Вдруг зазвенели цепи, вслед за чем телеги со щитами разошлись в стороны и к ним, в сопровождении двух здоровых охранников, вышел пожилой мужчина с непокрытой головой и, чуть прихрамывая, неторопливо и уверенно, зашагал к ним.

Все так и замерли на местах, чуть ли не в тех позах, в которых их застало появление представителя Ремесленного квартала.

— Что здесь происходит? — негромко и холодно спросил мужчина и, как показалось Лидии, неприязненно окинул взглядом парочку «тёмных», являвшихся причиной переполоха (это с той стороны), ведь во втором, очень крупном существе она узнала тролля. Возможно даже, что и «снежного» — Лидия не очень разбиралась в их классификации.

Навстречу двинулся РоПеруши. Они кивнули друг другу узнавающе, и после недвусмысленного молчаливого жеста маркиза, отошли в сторону поговорить.

А Лидия в отчаянии думала, что и этот день, такой же тяжёлый и бесконечный, как и предыдущий, никак не собирается заканчиваться, и как бы ей не оконфузиться… Но вот Фиори повернулся и удовлетворённо кивнул ей, а потом дал отмашку на начало движения.

 

Глава 9

Ройчи спокойно смотрел в наглые рожи, даже не затрудняющие себя наводящими вопросами и чувствующие себя не просто хозяевами жизни, а вершителями судеб. Ему это всё очень не понравилось: бандитские физиономии, хихикающие на заднем плане женщины не первой свежести, несколько мёртвых полураздетых тел, одно из которых явно не дотягивало до взрослого… приколоченный к высоким двустворчатым дверям гвоздями истекающий кровью мужчина в сутане…

Зверь внутри настороженно приподнял голову и лениво прислушался, будто почуяв зов. Зевнул, открывая зубастую пасть. В чёрных глазницах зажглись огоньки. Он неторопливо приподнялся, потянулся, разминаясь, словно предчувствуя, что хозяин не отправит его в последний момент в сон. Пружина замка, удерживающая его, напряглась, сжалась, зазвенела… Зверь улыбнулся, хлеща себя хвостом по ногам в нетерпении…

— И кто это у на-а-ас? — рыжий детина в кожаной безрукавке и татуировкой скрученного хлыста на открытом плече, подоспевший первым, сдёрнул с опешившего эльфа капюшон. — Кого мы видим? Высока-а-ра-аждённого! Ваше светлейшество, — изобразил глумливый поклон, — добро пожаловать в общество приличных людей, — за столами поощрительно заржали. — Нам только вас на десерт и не хвата-а-ло.

— Мне стыдно за вас, — прозвучал ровный голос, — сыны одного со мной народа, — на лице Ройчи появилось выражение вселенской скорби.

— А ты кто? Очередной проповедник? — хохотнул низенький квадратный мужик, заросший жёстким волосом по самые глаза. — Так эта… у нас есть, куда тебя пристроить — предыдущий-то ужо иссяк…

— Заткни свою вонючую пасть, — тем же ровным холодным голосом продолжил наёмник, переведя немигающий взгляд на коротышку, от которого тот невольно поёжился. — Я даю вам пять ударов сердца, чтобы унести свои глупые никчёмные тела прочь отсюда, — голос постепенно затихал, и было что-то завораживающе опасное в нём, что ближайшие головорезы стали замолкать и удивлённо прислушиваться. — Отыщите щели в своих норах, потесните тараканов и начинайте молиться…

Может всё бы и обошлось, но в этот момент невысокий мужик срыгнул. Звук получился смачный: продолжительный и объёмный, а волна смрада, чесночно-пищево-винного перегара буквально накрыла с головой близ стоящих. В оправдание этого отравителя воздуха надо сказать, что он даже застеснялся своей несдержанности и бескультурности.

Поражённая происходящим Оливия исторгла из себя какой-то сдавленный писк и, прикрыв нос и рот ладошкой, прянула назад. Эльф побледнел пуще прежнего и был готов провалиться сквозь землю вместо мужика (или в надежде хоть там отыскать глоток свежего воздуха). Ройчи даже бровью не повёл, просто глубоко внутри ещё раз провернулась пружина и подбадривающе заворчал зверь. А рыжий детина, моргнув пару раз, словно проясняя видимость, набрал полную грудь воздуха и изобразил громогласный смех, от которого с крыши ближайшего дома сорвались вороны.

— У-ха-ха! Ну, напужа-а-ал! У-ха-ха! Да чхали мы на тебя, — он втянул воздух сквозь носоглотку с каким-то собачьим рычанием и харкнул в сторону наёмников.

Ройчи не понял, попал ли этот самоубийца на него, но то, что зацепило по касательной сапоги эльфа — факт.

Рыжий только начал поворачивать голову, чтобы, видимо, поощрить сотоварищей к смеху, а в следующее мгновение его голова в ореоле замирающих в воздухе алых капель, не теряя самодовольного идиотского выражения, слетела с плеч. Голова же низкорослого разошлась на две неравные половинки…

Зверь поощрительно взвыл…

Укол в печень, удар в колено, укол в глаз — этот в хауберке, а меч надо пожалеть — мелькает на краю сознания мысль.

Люди за столиками даже не успели толком всполошиться, когда Ройчи, словно неумолимая машина убийства, добрался до них, оставив за спиной четверо трупов. Кто-то попытался вскочить, хотя какой в этом толк, когда тут же пробивается сердце, на уходе цепляется чья-то рука, и визжит мужик в хорошем дорогом доспехе, опрокидывается с лавки, ещё один, самый сообразительный, в это время стремительно сползает, буквально падает под стол. Удар сапогом под столешницу — та приподнимается на пол-локтя вверх, ещё один пинок, рожа толстяка сминается, дальше стол заваливается набок, и меч погружается в трясущееся, словно тёплое сало, пузо. Шаг, добивание в голову того, кто потерял кисти…

Зверь довольно облизывается…

Они наконец-то сообразили, что их просто убивают. Хоть и прошло пару мгновений. Сообразительные. Они пытались вырваться из неудобных сидячих положений, чтобы начать куда-то бежать сломя голову, прочь от этого кошмара, идиллии, внезапно превратившейся в бойню. О сопротивлении нет и речи. Они толкаются, сбивают друг друга, вскакивают на столы, лавки, спотыкаются и… падают от неуловимо быстрого и смертоносного касания меча.

И пожилые, матёрые, и молодые, бравые юнцы, и застывшая на месте нервно хихикающая дебелая тётка — всех их находит внимательная к деталям дама с косой.

Грудь, шея, неприкрытый кольчугой корпус, лицо, спина убегающего на четвереньках, кишки наружу, алые росчерки художника на стенах — некоторые жмутся под домами.

Сверху кто-то в ужасе замер и наблюдает за стремительными перемещениями страшной тени, после которой навсегда замирает движение. Может он и товарищ тех, кто внизу, но уже не так просто будет ему выйти на улицу, а ещё сложнее чувствовать себя уверенным и в безопасности. Он боится даже дышать, чтобы случайным содроганием шторы не привлечь внимание.

Кого ещё держат ноги, срываются в паническом беге. Одна молодуха спотыкается и падает, в кровь разбивая лицо о камни мостовой, но не в силах подняться, воет, чуя шаги. Укол в затылок, звук обрывается…

Зверь скалит пасть. Но ему всё мало…

Ройчи следует за убегающими широкими стелющимися шагами, настигая и наказывая смертью.

Кривой переулок неожиданно выводит к широкой улице, вдоль которой тянется высокий забор, за которым возвышается огромный особняк и постройки поменьше.

Самый шустрый уже добежал до калитки в кованных воротах, проскочив которую, трясущимися руками пытается совладать с засовом. И тут же отлетает, сбитый створкой от вбежавшего следом. Второй даже не останавливается — сзади набегают ещё несколько товарищей по несчастью, среди которых третье и последнее лицо женского рода, которое, задрав подол юбки чуть ли не на грудь, мчится, опередив двух молодых мужчин.

Сердце последнего застряло в горле, грудь нещадно хрипит от того коктейля из адреналина и накатывающей слабости, что, кажется, организм сейчас взорвётся, словно перезрелый помидор. Он оборачивается, чтобы что-то увидеть, будто чувствуя биение шагов демона. Благоразумие окончательно покидает его, штаны становятся мокрыми, а из горла рождается то ли рёв, то ли вопль.

Случайные свидетели происходящего торопливо разворачиваются в противоположных направлениях. Один из таких всполошенных попадает в объятья патруля из десяти солдат в форме стражи, что неспешно и по-хозяйски обходят свою территорию. Они неспроста не опасаются кого-либо, ибо новая власть дала им достаточно полномочий, чтобы казнить и миловать любого провинившегося или подозрительного, а с «ночными», со вчерашнего вечера буянящими в городе, у них свой договор о невмешательстве в дела друг друга (а то и оказании посильной помощи). Поэтому любопытная новость о странном происшествии заинтересовала их. В другое время они бы просто прикрыли на подобное глаза, но сейчас агробарское ворьё было их временными союзниками.

Ройчи увидел, что по нему стреляют из лука и сошёл с длинной и прямой дорожки, выложенной широкими квадрантными плитами и идущей точно к крыльцу особняка.

За ровно подстриженной линией кустов рос ухоженный фруктовый сад со стоящими вперемешку яблонями и грушами, и наёмник, избегая открытых участков, быстро смещаясь от дерева к дереву, несётся по пологой дуге, стараясь зайти к интересующему его дому сильно справа. Вжикнула стрела, вторая, кромсая листву, пронеслось несколько арбалетных болтов.

Глядя в просветы, он оценил, что парадный вход без тарана не взять, поэтому решил ориентироваться на окна первого этажа.

Его не ожидали здесь. Разогнавшись и подпрыгнув, он оказался на широком подоконнике, и спустя три удара сердца, отворив створку, был внутри дома. Комната знавала лучшие времена. Казалось, какие-то дикие задались целью испортить интерьер и благородно-уютную картину. Всё было, словно походя, испоганено и исковеркано: светлые обои дополнены бурыми пятнами и росчерками-царапинами, как от холодного оружия, портьера висела одна на полуоторванном карнизе, комплект мебели из красного дерева, стилизованный мелкой резьбой и утончёнными формами под более древнюю эпоху (или действительно являясь хорошо сохранившимся раритетом) был частично порублен, а некоторые компоненты, вроде платяного шкафа и комода стояли набекрень с пробитыми дверцами и обрушенными полками, словно кто-то на нём, произведении искусства, вымещал злость, картины, которые здесь находились, сейчас в лучшем случае с нетронутыми полотнами валялись вдоль стен, а те, как, например, изображение рыцаря, исполосовано ножом и уже не подлежало восстановлению. Краем глаза в этом перевёрнутом с ног на голову помещении Ройчи уловил быстрое движение и прикрылся мечом.

В углу, укрываясь куском оторванного от пола ковра, жались друг к другу два смуглых черноволосых пацана. В кровоподтёках и синяках, они хорошо вписывались в окружающую обстановку. Видно, что им несладко пришлось.

В следующей комнате, за высокими запертыми дверями, которые Ройчи вышиб ударом плеча, есть улов — перекусывающая за столом парочка самого бандитского вида. Два росчерка меча, и два представителя криминального мира, так и не поняв, что происходит, смешали свою кровь со снедью.

Следующая дверь открывается в просторный холл, когда-то наверно великолепный, но сейчас посреди него опять же разломанная мебель, перекошенные шторы на мозаичных, стрельчатых окнах, стоящий от недавнего пожара сизый дым. В глаза бросаются множество мёртвых тел, в том числе детей, связанных небрежно под одной из колонн, стоящей в центре холла, в изорванной одежде, не очень похожей на наряды, принятые в агробарском обществе: расшитые яркими узорами полотняные накидки, штаны у мужчин и узкие юбки у женщин, понизу украшенные бахромой. И все, как один, смуглые и черноволосые. Ройчи, в принципе и не обратил бы на это внимания, кроме фиксации краем сознания факта множества смертей, но уж очень неожиданно это выглядело: люди иной культуры, попавшие под пресс беспорядков, непохожие на остальных, как и представители иных рас, хоть «тёмных», хоть «светлых», ставшие жертвами произвола, нетерпимости и жажды наживы. Безжалостно вырезанные.

Помимо общего шума дома, множества разных голосов, пока далёких, и гвалта откуда-то слева, примерно в том месте, где по его прикидкам находился главный вход, наёмник различил странный звук равномерного пыхтения и скрипа, и двинулся на него. Обогнул перила лестницы, ведущей наверх, в несколько пролётов и разными направлениями с большущими кадками и растущими в них пальмами на условных промежуточных площадках, откуда доносились пьяные вопли и крики боли, и у камина увидел страшную картину: привязанного к высокому креслу голого смуглого пожилого мужчину. Глаза его были выколоты, в районе гениталий — одна сплошная рана, на дряблой бледной коже виднелись следы множественных ожогов. На лице застыла такая мука, что Ройчи невольно отвёл глаза. И наконец-то заметил источник шума.

В зашторенном углу, в шагах десяти от него, на широком — для большой семьи или общем для прислуги столе была растянута за конечности очередная смуглая жертва; тонкое, с ярко выраженными женскими признаками — маленькими, но остро торчащими вверх тёмными сосками, тело которой по инерции дёргалось под огромной тушей насильника. Рядом, спиной к наёмнику, застыл ещё один, зачарованный действом и нетерпеливо мнущий хозяйство.

Ройчи приблизился неслышной тенью, пробил бок первого, а затем, лицезрев отвратительный розовый, ритмично вздымающийся зад в редкий рыжеватый волос, не отказал себе в удовольствии загнать меч в ягодицу. И пусть потом придётся тщательно драить и ублажать доброе оружие, оно того стоило. Туша содрогнулась отнюдь не от удовольствия, исторгла неимоверно тонкий и пронзительный вопль и скатилась с худенького тельца. Тут уж Ройчи и заколол эту свинью одним ударом прямо в сердце.

По лестнице загрохотал топот сапог, но наёмник неожиданно замешкался, почувствовав чей-то внимательный взгляд. Встряхнулся, попытался определить источник, но девушка лежала с закрытыми глазами и, казалось, не дышала. Возникло желание прикрыть её, но времени совсем не было — сзади набегала орущая и размахивающая чем попало толпа. Тем не менее, он вжикнул мечом, освобождая правую руку, и повернулся к накатывающей волне…

Зверь оскалил клыки — нет ничего лучше продолжения банкета…

На этот раз противники, несмотря на внешнюю разношерстность и огромную разницу в оружии и экипировке каждого отдельно взятого бойца, были более организованы. Но ввиду того, что подстёгивали их два самых ярких чувства: ярость и страх, толком воспользоваться своим преимуществом они так и не смогли. Да и вряд ли бы что получилось, если подумать. Разве что Ройчи, пресытившись убийствами, взял бы и внезапно сбежал (этакий нелогичный бзик). Но так уж сложилось, что математика смертей его абсолютно не волновала — это раз, и обуздать рассвирепевшую пружину он не собирался — уже давно его организм нуждался в профилактической агрессии. Такая себе оздоровительная процедура (с умыванием свежее выпущенной кровью не стоит путать!).

Кто-то неглупый в этом клоповнике снарядил бойцов высокими ростовыми щитами. К сожалению, «герои» трущоб и подворотен совершенно не умели держать строй, или быть хотя бы минимально дисциплинированными, не подчиняться мимолётным эмоциям, страху, иметь хороший вестибулярный аппарат, позволяющий, не оглядываясь поминутно, передвигаться по неровной поверхности (хотя кто им виноват — сами захламили и довели приличный дом до состояния помойки!).

Ройчи легко просочился между двух щитоносцев, если можно обозвать таким громким словом крепкого хлопца в крестьянской одежде, но с расцарапанной бандитской рожей и высокого, худого, с изъеденным оспой лицом, мужчину, очень похожего на классического «ночного» по наряду и манере двигаться, более подходящей для владеющего ножом. Первый получил удар под ключицу — домотканая рубаха и наброшенная кожаная безрукавка не смогли исполнить роль эффективной защиты, а вот у второго под плащом просматривались доспехи, и наёмник пробил голень и с разворота мощным уколом, прошедшим кольчужный капюшон, разворотил щёку и вошёл в мозг.

Паника росла, словно на дрожжах, несмотря на то, что на призыв оркоподобного и частично зеленокожего предводителя, вооружённого ни много, ни мало, чудовищным молотом, подходящим для борьбы с воинами в тяжёлых доспехах, как например, рыцари или латная пехота, отовсюду сбегались всё новые и новые бойцы, будто тараканы на источающую аппетитный аромат отраву.

Освещение было отвратительным — лучи света, что едва проникали сюда сквозь различные прорехи, не улучшали работу зрения, а наоборот, скорее запутывали её, создавая сумеречные островки, припорошенные пылью и гарью. Ройчи, словно заведённый, неутомимо перемещался среди ошалевших ватажников, поражал всё, что не успевало уйти с его пути или прикрыться, мечом в правой и кинжалом в левой руках. Слишком быстр и непредсказуем он был, чтобы можно было надеяться его остановить. Разве что завалить трупами, что сейчас и пытались претворить в жизнь местные налётчики и городские бандиты. Беда была в том, что того количества трупов, имевшихся в наличии, было недостаточно. И они об этом ещё не знали. Поэтому некоего безнадёжного фатализма ситуации никак нельзя было избежать.

В какой-то момент рухнул дальний родственник «тёмных», охрипший под конец и так ни разу не воспользовавшийся молотом. Перестали прибывать новые действующие лица. А первой ласточкой благоразумия явился крепкий и невысокий бородач, судя по выправке и сюрко военного образца, бывший солдат, попавший с началом беспорядков совсем не в ту компанию, постаравшийся уползти прочь от места схватки. Но беда была в том, что волочащиеся следом сизые кишки изрядно тормозили движение…

Укрывшиеся в это время в саду Листочек и Оливия с напряжённым вниманием прислушивались к происходящему в доме. Судя по звукам, там шёл настоящий бой. Но эльф почему-то придержал девушку, порывавшуюся идти на помощь их компаньону, крепко и совсем не деликатно схватив её за руку. Симпатии или их отсутствие не должны были по её мнению влиять на принятие решения. Коль их товарищ нуждается в посильной (хоть какой-то!) помощи, то нужно её ему дать… Но эльф, как ни странно, совсем не объясняя логику своих действий, отрицательно качнул головой и ещё крепче сжал предплечье.

«Будут синяки», — отстраненно подумала девушка. Более обычного бледное лицо высокорождённого замерло в максимальной сосредоточенности — он слушал. С точки зрения Оливии их бездействие было сродни предательству, и зёрна справедливости, взращённые поколениями благородных предков, взывали ввязаться в драку. В связи с чем вместе с желчью на язык вновь рвались слова о трусости — и прочих аналогичных обидных качествах… Но, обращаясь к остаткам благоразумия, она выдернула этот ответ, ибо качества, которые она намеревалась озвучить, совершенно не относились к её попутчикам. Значит, дело в другом! И она постаралась обуздать свои порывы.

Появление десятка патрульных в фиолетовых плащах с вышитым голубем на них — форме особой стражи, подчинённой коменданту города РоШакли, с которыми они имели несчастье пересекаться, наконец-то сподвигло Каэлена действовать, и он, повторяя маршрут товарища, повёл девушку в обход дома…

Зверь насытился, но продолжал жадно водить глазами…

Ройчи встряхнул руки, сбрасывая усталость, всё-таки потратил какое-то время, добивая шевелящиеся тела. Скрупулёзности этой проверки он не мог себе позволить, и результат бойни отдал на откуп судьбе — если кто из бандитов выживет… ну, значит, так тому и быть.

Но было ещё несколько человек, сумевших уйти, пользуясь моментом, и сейчас его равнодушный и спокойный взгляд скользил по лестнице. Он не собирался просто так отпускать кого-либо. Мастерство охотника определяется по его цепкости и бескомпромиссности.

Ройчи уклонился от сброшенной сверху тумбы, и дабы не испытывать противника искушением придавить ещё чем-нибудь тяжёлым, и возможно каким-то образом случайно нанести увечье, пошёл непрямым путём. Оттолкнувшись от перил, перепрыгнул на следующую промежуточную площадку между пролётами, подпрыгнул, ухватился за деревянный декор галереи второго этажа и акробатическим кувырком оказался на внутреннем балконе. Замешкавшийся противник получил смертельный удар и, подвывая, повалился вниз. А Ройчи продолжил свой путь, к пацифизму и миролюбию не имеющий никакого отношения…

Зверь сыто свернулся калачиком, но всё равно продолжал поглядывать в полглаза…

Последний из противников просто выбросился в окно третьего этажа, разбив чудесный витраж с символическим сюжетом: явление Единого народу. Метнувшийся следом Ройчи — даже этого хитреца он не собирался отпускать — констатировал прямой конфликт расчётливости и случайности (если, конечно, имеет смысл рассматривать какое-либо планирование): упавший на крышу этажом ниже мужчина схлопотал в затылок большой осколок стекла, и теперь его неподвижное тело распласталось на черепице и к миру живых оно уже не имело никакого отношения…

Листочек и Оливия обнаружили Ройчи на самом верху, в хозяйской спальне, с подозрительным интересом перерывающим кучу какого-то добра. Несомненно, это была сокровищница этой шайки, а само помещение — что-то вроде покоев — кабинета — штаб-квартиры главаря. Огромная кровать под уцелевшим балдахином с выразительно сбитой набок белоснежной постелью под атласным покрывалом и практически нетронутыми спальными принадлежностями, не подвергнутыми разорению, служили любопытной иллюстрацией к происходящему. Выбитое окно, в которое стал задувать шаловливый ветерок, теребя прозрачные шторы и занося водяную пыль постепенно портящейся погоды, выглядело этаким диссонансом.

Наёмник поднял глаза от совершенно непритязательной вместительной торбы, в чреве которой просматривалось множество разных мешочков и вроде какие-то мелкие предметы. Вид это вместилище всякой всячины в отличие от вполне достойно поблёскивающих побрякушек по соседству, небрежно сваленной посуды и прочих привлекательных для мародёров-сорок вещей имело очень простой, даже затрапезный. Тем не менее, мужчина, сидящий на полу, приподнял заинтересовавший его предмет и произнёс:

— Любопытно.

Лицо его при этом было крайне задумчивым. И немного бледным под сбившимися, выскочившими из завязки прядями волос.

— Что любопытно? — непонимающе уточнил эльф, которого ни антураж сцены, ни «сокровища» грабителей абсолютно не заинтересовали. Он только беспокоился о душевном здоровье товарища, ибо путь, проделанный ими, наталкивал на разные мысли. Для нехороших ещё, правда, не было повода, но вот такое спокойствие человека, как сейчас, ему не нравилось.

— Эти драконы умудрились вот это, — вновь продемонстрировал искомое на весу, — отнести к ценному, — покачал головой в сомнении. — Ну, молодцы, — пробормотал, вставая и вешая торбу на плечо.

Вид его был ужасен. Мало того, что плащ и куртка превратились в лохмотья, так ещё он весь был в крови, словно вышедший из бойни. Наверное, оно так и было. Но, судя по лёгкости движений, кровь была не его.

Только тут он обратил внимание на несколько напряжённые фигуры товарищей.

— Чёй-то вы какие-то зачарованные, — в голосе явственно прозвучал вопрос. — Не поверю, что искали третьего, чтобы он нарушил ваше чудесное уединение, — на губы скользнула привычная кривая ухмылка, и эльф с облегчением выдохнул. А мужчина словно не заметил реакции товарища. — Ну что, идём дальше? Тут мы свои дела решили. Жаль, это добро не унести, — довольно улыбнулся, когда брезгливо передёрнуло бледную Оливию. — Но мы нашему хозяйственному и накопительному другу Ностромо ничего не расскажем. Ведь правда? — тихо уточнил у эльфа.

Тот совершенно серьёзно согласно кивнул и первым пошёл на выход.

— Постойте, — неожиданно всполошилась девушка, подняла руки, словно пытаясь остановить мужчин. Они обернулись выжидательно.

Оливия сделал несколько порывистых шагов к ним, но было заметно, что траектория её пути предполагала максимальное удаление от Ройчи. И вообще, она как-то странно, с опаской, что ли, косилась на наёмника, даже старалась лишний раз не смотреть в его сторону. И вот сейчас обратилась именно к эльфу сухим, но, видно, что едва сдерживаемым от волнения голосом.

— Каэлен, ты не сказал, что внизу крутится стража РоШакли.

— Да? — Ройчи с интересом посмотрел на высокорождённого.

— Да, — тот пожал плечами, мол — ну, запамятовал, но каких-то особых эмоций, вроде раскаяния, возбуждения или недовольства на его лице девушка не нашла.

— Вот же драконы бесхвостые, — недовольно пробурчал человек, снимая с плеча странную торбу и бросая её к ногам Листочка. — Пойду переговорю — настроение подходящее, — пояснил удивлённо вскинувшей брови девушке.

— Но их там не меньше десяти! — воскликнула она. — Они могут подумать, что это мы… — внезапно запнулась.

— Ну и что, — настала очередь непонимания у наёмника.

— А, ну да, — так, словно ей всё стало понятно, отреагировала Оливия, на её лицо вернулась невозмутимость, словно она опустила забрало, отгораживаясь от окружающего.

— Но вы, в общем, не теряйте зря времени, — бросил с ехидцей и гостеприимно повёл рукой в сторону великолепного ложа. — Грех не воспользоваться такой площадкой для кувырков. Ну-ну, — покачал укоризненно пальчиком, — не ведите себя, как девственники в общественной бане, ограничившиеся постирушкой, не снимая одежды. В общем, я пошёл, а вы спускайтесь… вскорости. Лис, не забудь сумку, — указал на неё пальцем. А то я знаю, как женщины умеют задуривать голову, — захлопнул дверь, из-за которой донёсся довольный смех.

Естествено, после такого напутствия, да после увиденного и пережитого у парочки абсолютно не было соответствующего «аппетита». И, не сговариваясь, минутой спустя, они двинулись вниз. Стараясь не смотреть по сторонам, спустились на первый этаж, торопливо пересекли холл и на выходе обнаружили грустно сидящего на широких перилах и болтающего ногами Ройчи.

Он посмотрел на них и неожиданно весело прокомментировал:

— Сбежали, драконы. Умные, ничего не скажешь.

 

Глава 10

Лидия прижалась лбом к стеклу и несколько ударов сердца бездумно наблюдала за неутомимой работой капель, что размывали стекло, сквозь которое проглядывали сумерки вечера, расплывчатые пятна горящих под навесами факелов и ламп. Прикосновение холодило кожу, и это было так приятно и так… по-детски. Невыносимо хотелось продлить мгновение иллюзорной беззаботности, а груз ответственности и дамоклов меч неопределённого будущего отодвинуть подальше.

Вздохнула, отвернулась, сделала пару шагов к центру комнаты, огляделась, словно пытаясь проверить себя — не забыла ли она чего-то. Но… она ничего не могла здесь оставить, да и спрятать, если честно, при нужде было бы очень сложно: в небольшом помещении пять на восемь локтей всё было подчинено функциональности и простоте: кровать, стол, стул, два табурета, платяной шкаф, отделённый ширмой уголок для гигиенических нужд (хоть в этом повезло, — иронично подумала Лидия, не придётся по необходимости бегать во двор на общую выгребную яму), небольшой очаг, приятно тлеющий сейчас и дающий благословенное тепло — вот и всё. Ну ещё скатерть, несколько подсвечников, икона Единого в правом углу, деревянные резные панели, которыми была обшита комната, несколько ковров на стенах и полу, тяжёлая штора, при необходимости закрывающая окно — детали, что должны были создавать минимальный уют. Девушке казалось, что именно так должен выглядеть изнутри какой-нибудь сельский домик. Ну, разве что не столь стерильно, ибо ни пылинки, ни паутинки не было вообще.

Нет, Лидия не жаловалась, мало того, несколько часов, которые она проспала (горизонтально!) в белоснежной постели на упругой перине были просто чистым блаженством. При этом, прежде достаточно равнодушно относясь к роскоши, а тем более её демонстративному выпячиванию, тем не менее, констатировала особую скудость обстановки.

Она крутилась по комнате, оттягивая неизбежный момент выхода «в люди». Вон, у дверей, на специальных крюках висит её оружие (внимательный и заботливый взгляд коснулся ножен её верной подруги — сабли, рукоять которой пряталась в тени). И… всё. Больше ничего её собственного в комнате не было. Мятеж застал её вне покоев, а потом во время бегства остатки багажа, находившегося при амазонках и взятого в покоях Руфии, были брошены — утеряны — уничтожены. А всё, что было на ней, вплоть до доспехов и сапожек забрала на стирку, штопку и чистку шустрая и улыбчивая дочь хозяина постоялого двора Дарья (она теперь была принцесса без королевства и приданого — голая будущая королева). Сейчас на ней было, не считая нижнего белья простое, но, как и всё здесь, добротное платье фиолетового цвета, столь же непривычное сейчас после ежедневного ношения костюма для верховой езды, более удобного для занятий и фехтованием и прочим, столь же активным времяпрепровождением, как и бальное. Но, как ни странно, какого-либо дискомфорта принцесса не испытывала, наоборот, почувствовала свободу и отсутствие разных мелочей, сковывающих движения — это не пыточные затягивания корсета и прочие прелести официальных нарядов. А ещё вдобавок наследная принцесса ощутила себя женщиной. Знатной благородной леди — никакое отсутствие драгоценностей не способно спрятать гордую осанку, задранный на необходимый уровень нос и, главное, — уверенный блеск глаз… Над которым нужно сейчас немного поработать перед зеркалом.

В дверь робко постучали, и в ответ на разрешение, заглянула русоволосая голова служанки.

— Ваша милость, ужин накрыт, — скромно опустила глаза под задумчивым взглядом принцессы. — Если желаете, еду можно принести сюда…

— Нет-нет, — поспешно остановила девушку Лидия, опасаясь, как бы не победило желание побыть наедине. Слишком бы это походило на слабость. А она сейчас должна демонстрировать… нет, не уверенность, которая скорее выглядела бы притянутой за уши, но спокойствие и силу духа. — Я сейчас буду.

Теоретически служанка не знала, кто она. Маркиз и капитан гвардии должны были провести беседу с сопровождавшими её людьми о недопустимости разглашения её истинного имени и положения, точно также, как и сестры с кардиналом. Принцессы были представлены, как некие знатные дворянки во избежание распространения ненужных слухов и преждевременной огласки. Вряд ли это продлится долго — слишком уж многие знали о ней. Вот теперь и домочадцы Гарча были посвящены. Слуги же вряд ли были в курсе истинного положения некоторых людей.

Лидия прошла за ширму и тщательно умылась тёплой водой, вытерлась полотенцем, посмотрела оценивающе в зеркало. Захваченная с собой свеча давала не очень много света для объективной оценки, но увиденным девушка удовлетворилась. Ну, бледна, немного осунулась, вокруг глаз наметились круги, губы сурово поджаты, но в целом — пойдёт, могло быть и хуже. По нынешним временам скорее розовое довольное лицо вызовет у посторонних подозрение.

В дверь вновь кто-то поскрёбся, принцесса недовольно нахмурилась — во дворце при целом штате служанок она была более свободна. Не то что сейчас, когда нужно подчиняться простым правилам выживания, а внешняя граница её жизненного пространства заканчивается за периметром постоялого двора.

— Ваше Высочество, — донёсся всполошенный шёпот, и Лидия поспешила обозначит своё присутствие.

Это была Деметра, в отсутствие Оливии взявшая на себя функции помощницы — адъютанта. Принцесса вышла из закутка, так и не доведя перечень процедур до логического завершения.

— Идёте вниз?

Лидия хмыкнула на невольное повторение ситуации, поэтому просто кивнула и направилась на выход из комнаты. Несколько шагов по коридору и скрипучие ступени узкой лестницы, ведущие со второго этажа. Но она прошла вдоль перил по галерее, тянувшейся над трапезным залом.

Ярко пылал камин, несло дымком и удивительно вкусными ароматами: жареного мыса, овощей, специй, и Лидия невольно сглотнула. Проглоченный второпях кусок сыра под бокал сухого шисского по прибытию на место не в счёт — усталость тогда навалилась, будто дикий зверь, и буквально закрывала вышедшие из-под контроля веки, и она предпочла наплевать на манеры и утолить первый голод перед трамплином в постель — бочкой нагретой воды, которую поспешно (ей в первую очередь) организовал хозяин. Слава Единому Дарья помогла раздеться и не дала уснуть в воде, где она какое-то время отмокала, после чего стала ожесточённо тереться губкой, словно пытаясь смыть с себя ужасы, на которые сознание предусмотрительно решило не реагировать. А до этого даже не могла внятно вспомнить, ела ли вообще… Хотя да, Фиори (или Оливия?) вкладывали что-то съестное в руку… Ну, хотя убей, не помнила, когда и что.

Трапезный зал был достаточно велик — пожалуй, что и сотню желающих можно было бы расположить, причём так, чтоб не тереться спинами. Света хватало, на нём не экономили: помимо канделябров, часто расположенных вдоль стен и между окон, поверху зала тянулись мощные балки, к которым на цепях были прикреплены подвесные масляные светильники. Вообще, помещение напоминало нечто среднее между рыцарским залом и охотничьим домиком: вокруг, где только можно было представить: на стенах, потолке, на крюках, вбитых в балки, на опорных столбах фигурировали, чередуясь, самое разнообразное оружие, охотничье снаряжение, чучела животных, шкуры, какие-то трофеи и просто любопытные вещи, вроде огромного — в локоть — клыка или тамбурина со сложной плетёной бахромой, напоминающей шаманскую. Складывалось впечатление, что некий, не очень переборчивый коллекционер, хаотично — куда душа пожелает — лепил экспонаты. Например огромный фламберг гномьей работы и инкрустацией в рукояти, который не стыдно было бы иметь любому рыцарю и слегка покрытый ржавчиной вполне заурядный серп соседствовали с оскаленной (как живая!) мордой волка и огромной шестипалой ступнёй снежного тира, полуразумного (знатоки предполагали родство с троллями) редкого и очень опасного хищника Закатных гор. В общем, первоначальное впечатление — не очень уютно, но чуть пробыв здесь, негатив как-то незаметно уходил, и ты начинал чувствовать себя приобщённым к чему-то героическому.

Лидия опёрлась о перила и огляделась. Деметра молча пристроилась у левого плеча — амазонка тоже была в платье — тёмно-красном и очень её идущем, если бы поверх него, в районе высокой талии та не пристроила ремень с сабельными ножнами и перевязью для метательных ножей. Принцесса не посчитала правильным критиковать рыжую подругу. Если та при этом чувствует себя комфортно — ради бога. Она и сама без оружия ощущала себя голой, но цеплять на платье, а тем более, под него ничего из смертоносного арсенала не стала — в конце концов, она среди друзей или нет? Паранойя должна знать своё место.

Всего в зале пока было поставлено пять столов, причём максимально разбросанных по помещению. Выстраивать же единую линию, как принято на пирах, усаживая участников в иерархическом порядке, посчитали неправильным — незачем возбуждать любопытство возможных не посвящённых в тайну участников трапезы. В основном здесь были свои. Гвардейцы, которых Гарч по каким-то своим соображениям определил в соседний гостевой домик с питанием здесь же. Причём солдатам уже было распределено дежурство внутри периметра постоялого двора, с фильтрацией ненужных и незнакомых посетителей и приглядыванием за крепким и высоким, но теоретически преодолимым забором. А ещё несколько бойцов отправилось на охрану границ самого Ремесленного квартала и разведку территории. Вообще, площадь, которую занимал постоялый двор со всеми хозяйственными постройками, конюшней, баней, погребом, кузней и оружейной мастерской, примыкающим фруктовым садом и небольшими огородами была внушительной. Получалась этакое, находящееся на полном самообеспечении хозяйство. При том, неплохо защищённое.

Здесь же уже присутствовала графиня РоВалия с несколькими амазонками, возможно и чувствовавшими себя неловко в настоящих женских нарядах и вроде как ведущих себя чинно, но нет да нет, перебрасывающихся озорными взглядами с королевскими солдатами, сменившими гвардейские цвета и чайку на светло-серые туники без каких-либо гербов и знаков различия, указывающих на их принадлежность.

Ещё за одним столиком расположились незнакомые Лидии мужчины, двое из которых явно относились к благородным. Но раз уж они находятся здесь, значит им можно доверять.

— Ладно, пошли, — бросила Деметре, и они стали спускаться вниз.

Появление новых действующих лиц, как водится не осталось незамеченным. И если гвардейцы и амазонки при виде принцессы не стали таращиться, а просто стали вести себя тише, то молодой незнакомый дворянин с рыцарской цепью на груди, а вслед за ним и остальные сотрапезники — крепкие, с явной воинской выправкой, весь второй пролёт не спускали с них глаз, казалось, даже жевать перестали.

Лидия так и не поняла, кто из них двоих произвёл на молодого человека самое сильное впечатление, но так, как она спускалась первой, то и руку подали именно ей.

— Госпожа, вы так прекрасны, — сказал он учтиво, после чего поцеловал руку и, придержав её чуть дольше, нежели требуют приличия, продолжил. — Не думал, что в этом медвежьем уголке можно встретить столь прелестные цветы.

Принцесса хмыкнула: словосочетания «медвежий уголок» и «прелестные цветы» позабавили её. Если суметь абстрагироваться от действительности, легко было бы представить себя где-нибудь во дворце среди самоуверенных кавалеров, целенаправленно расточающих комплименты.

— Сэр Тьяри РоАйруци, к вашим услугам, — и вопросительно замер в ожидании ответной реакции.

Но принцесса замешкалась: представляться своим настоящим именем перед незнакомцем вроде как не стоило с точки зрения тайны пребывания, но и называться кем-то иным ей показалось совсем уж неверным. Юноша, кажется, не узнал в ней дочь короля. Будь что будет.

— Лидия, — качнула чуть подбородком и улыбнулась — она знала наверняка, что улыбка скрасит и сгладит любые недоговорённости и шероховатости.

— О, какое чудесное имя! — с энтузиазмом воскликнул молодой человек, продолжая не ассоциировать имя с известной старшей дочерью агробарского короля.

Вообще-то, оставалось какое-то двоякое впечатление от этого юного рыцаря. По манерам, речи, жестам чувствовалась школа дворянского воспитания, осанка, движения воина, сам он блондин с правильными чертами лица, в меру чувственными губами, выразительными глазами, которыми в полном восторге сейчас поедал её, принцессу, отчего Лидия чувствовала некоторое смущение, и только через мгновение поняла, в чём дело.

Нехватки комплиментов, как можно было понять, в жизни девушки не наблюдалось, при этом всё равно, даже со стороны самых преданных друзей, не говоря уже о прочих, следовало делать пусть и малюсенькую, но поправку на лесть и необходимость. Всё-таки, положение наследной принцессы — это не просто так. А тут некий молодой человек приятной наружности, словно дракончик из дымохода бросившийся на незнакомку (!). Вполне искренне — это можно было понять даже без фамильного королевского Дара, позволяющего иногда видеть человека насквозь (имеются ввиду чувства, помыслы, отношение).

Но всё равно было какое-то несоответствие — сильно уж переигрывал этот рыцарь. Но причина была отнюдь не в знании или хотя бы в подозрении, кто такая на самом деле Лидия.

И, кстати, почему это он, являясь дворянином, не знает её в лицо? Всё ясно: скорее всего, будучи выходцем из какого-нибудь обедневшего рода, он ещё мальчишкой попал в воинскую школу, которых всегда хватало в Агробаре, воспитывающую будущих офицеров и сержантов. И тут-то, по окончании, прохудившаяся, но благородная кровь дала о себе знать, плюс возможно ещё подсуетились родственники — и на выходе мы видим вполне созревшего для подвигов рыцаря. Просто ещё совсем не видевшего мир.

Лидия благосклонно ему улыбнулась. Почему нет? Ей приятно было столь непосредственное внимание, почему бы не отплатить той же монетой? Ей не жалко. А тот расцвёл пуще прежнего, залился соловьём, не обращая внимания на притихшие, насторожившиеся столы. Вряд ли им было слышно, что несёт некий молодой человек, но тот момент, что он которую минуту удерживает внимание принцессы, было подозрительно. Другое дело, что она не выказывала волнения, да, и, в конце концов, могла за себя постоять перед каким-то щенком с рыцарской цепью — всё-таки в её наставницах была крепкая, как кремень, и умелая бывшая наёмница Брада.

Лидия с каким-то озорным весельем почувствовала складывающееся вокруг настроение. Недоумение на лицах пробегающих мимо людей Гарча, накрывающих на столы, сменяющееся на едва скрываемые улыбки, как только они попадали в зону понимания слов, только усугубляло её состояние — хотелось расхохотаться, но она не желала расстраивать этого молодого человека. А тяжёлое молчание стоящей сзади Деметры, которое она чувствовала буквально кожей, готовой по первому намёку выцарапать глаза этому дракону — ну не прелесть ли?

Очарование ситуации нарушил вполне логичный персонаж — гоблин, с недовольным бурчанием проскочивший мимо по лестнице, обдав смесью острых запахов — каких-то трав, стремительно пересёкший зал и хлопнувший дверью.

Ну не закон подлости? Улыбка Лидии сожалеюще увяла. Понятное дело, что всё хорошее не может длиться вечно, но хотя бы ещё чуть-чуть ведь могло?

Вообще, она пока не знала, как относиться к тому, что делит крышу с «тёмными» (те занимали комнату этажом выше). Раз уж Гарч, который, по словам Фиори, достоин доверия, решил, что такие постояльцы имеют право проживать у него, то не её это дело — вмешиваться в решения хозяина. Но всё равно неприятно знать, что совсем рядом находятся противный гоблин и ужасный тролль — её передёрнуло при воспоминании о рыжем гиганте.

А рыцарь РоАйруци понял её молчание и задумчивое выражение по-своему, его лицо исказила неприкрытая злость, совсем ему не идущая и, честно говоря, сильно портящая впечатление.

— Ненавижу «тёмных»! — с той же страстностью, с которой недавно превозносил прелести Лидии, только с обратным вектором он стал развивать иную тему, судя по всему, его не менее интересующую, нежели прекрасные незнакомки, пачками встречающиеся на пути. — Вы представляете, Лидия, на наш отряд посреди столицы посмели напасть эти отродия тьмы! Никогда бы не подумал, что доведётся повстречаться и схлестнуться с ними вот так — лицом к лицу посреди улицы благословенного Агробара! Ну, мы им и вломили, — на мгновение на его лице мелькнуло болезненное самодовольство, но тут он вдруг помрачнел, что совсем не вязалось с предыдущей фразой. — Их нужно уничтожать, — проговорил он глухо, глядя потемневшими глазами прямо на принцессу так, словно испрашивал разрешения прямо сейчас заняться этим, отчего девушка поёжилась — на краткий миг даже пожалев мелкого, глупого и… безвредного гоблина.

— Не надо никого уничтожать, — раздался ровный голос, и Лидия с облегчением заметила подошедшего незаметно и стоящего слева от перил маркиза.

Она поразилась холоду, сквозившему в нём при взгляде на молодого рыцаря. Тот вспыхнул, кровь прилила к щекам, он набычился и звонко уточнил:

— С кем имею честь быть…

— Маркиз РоПеруши, старший чиновник королевской канцелярии.

РоАйруци, нужно отдать ему должное, быстро оценил ситуацию — ему было не тягаться знатностью. Тем не менее, он попытался отстоять свою точку зрения.

— Они убивают людей, простых безоружных граждан. Им не место…

— Эти, — перебил маркиз и многозначительно кивнул в сторону входных дверей, — не убивают.

Фиори несколько ударов сердца высокомерно изучал помрачневшего юношу и, решив, что всё-таки не нужно так уж давить на того — молодости прощаются многие оплошности, немного оттаял и снизошёл до объяснений.

— Худук и Рохля, — повернулся к Лидии, — гоблин и тролль — члены той ж команды наёмников, что и известные тебе Ройчи с Листочком.

Принцесса на мгновение выпала из окружающего, пытаясь понять, о ком говорит Фиори, и тут же сознание прояснилось: наёмники! А, ну да, как она могла их забыть?

— И эльф? — уточнила изумлённо.

— Да, — усмехнулся вредный маркиз. — Был ещё гном, но со времён нашей последней встречи я его не видел. В отличие от остальных, — немного потише. Посмотрел на удивлённо переводящего взгляд РоАйруци, и решил добить его. — Именно они спасли меня и несколько гвардейцев — в том числе и капитана РоГичи, — это Лидии, — из лап тех же уруков, что сейчас хозяйничают в столице. Помнишь, я рассказывал тебе о своём неудачном… патрулировании?

— Да-да, — задумчиво произнесла Лидия — новости были очень любопытными. Мягко говоря.

Маркиз снова повернулся к РоАйруци и холодно улыбнулся.

— Своей жизнью я обязан мелкому и чрезвычайно вредному гоблину, являющемуся очень хорошим целителем. Можно сказать, он вытащил меня с того света… Вот так. При этом эта пятёрка наёмников уничтожила около трёх десятков уруков — всадников и подшамана, — пауза на раздумывание. — А вы, рыцарь, извините, сколько «тёмных» можете записать на свой счёт? — изобразил вежливый интерес.

Лидия восхищённо покачала головой — таким Фиори она ещё не видела. Это был именно чиновник, въедливый, предельно вежливый, холодно-циничный и в меру саркастичный. А ту информацию, применительно к лицам, которых она немного знала, вообще следовало тщательно обдумать. Но позже. К ним подходил ещё один человек, пожилой, но крепкий ещё мужчина, явно дворянин — его вытянутое костистое лицо с окладистой седой бородой было несомненно знакомо принцессе.

— Благородные господа, — раздался низкий глубокий голос, — госпожа, — отдельный и более глубокий поклон, означавший, что этот человек узнал её, — прошу простить моего племянника за чрезмерную настойчивость и эмоциональность. — Принцесса, с любопытством смотревшая на говорившего, неожиданно почувствовала, как всё вокруг неё заледенело. Она уже знала, что услышит дальше и пыталась придумать, как обуздать охватившую её ярость и не наломать дров. — К вашим услугам граф РоАйци, — ну, конечно, же, кто ещё будет на тунике носить знак «грифона», пусть и в полёте. Отчего же они тогда не носят фамильные зелёные цвета?! Стесняются?!

Она резко развернулась и, едва не сбив не ожидавшую этого амазонку, торопливо застучала каблуками обратно в комнату, оставив позади опешившую парочку дворян, мрачного маркиза и растерянную Деметру.

 

Глава 11

Вино в бокале растеклось тонкой плёнкой и вот-вот должно было вырваться на волю, но он вовремя опомнился, и остановил бешенное движение. Слава Единому, что стекло было спрятано в ладони, и никто из сидящих за столом не заметил его маленьких манипуляций, совсем не безобидных, как он полагал.

Неосознанная игра с жидкостью, а перебродивший виноградный сок несомненно ею являлся, говорила о том, что Тьяри не в духе и не до конца себя контролирует.

Умение «дружить» с водой и вообще всё связанное с нею, как например, управление каплями во время дождя, нахождение под водой значительно дольше, нежели обычный человек, вызывало у него неосознанную радость, омрачённую только тем, что это была тайна. Его Тайна.

Тьяри РоАйруци тщательно скрывал от всех, а тем более, родственников свой Дар. Почему? В силу нескольких причин. Во-первых, в Агробаре не очень было принято демонстрировать свои умения — люди с недоверием относились к магам (что не мешало при необходимости тут же бежать к ним). Возможно, это было ещё следствием давнишней войны, обильно полившей землю кровью, в которой маги претендовали на главенствующую роль, уничтожая первые роды, среди которых тоже было немало людей с Даром, тем более поддержанных Церковью. Во-вторых, им бы наверняка заинтересовались святые отцы, и возможно подобный «интерес» мог помешать военной карьере, о которой Тьяри мечтал с детства. А в-третьих, самое главное, он… стеснялся этого. Когда-то давно, ещё до того, как он попал в восточную Мясорубку (именно так называлась военная школа Восточного предела) он услышал фразу, что, мол, Дар очень часто передаётся по наследству. А умением общаться с водой ни его отец, офицер личной гвардии графа РоАйци, ни тем более мать похвастать не могли. Так как старший РоАйруци часто убывал со своим сеньором из замка, суровая жизнь в котором была совсем не сахар для обедневших родственников, то потом у чуть повзрослевшего парня стали возникать нехорошие мысли. Тем более он помнил, как однажды одним чудесным летом счастливый пятилетний Тьяри побывал в столице королевства. В порту которого так любила бывать его мать. И общаться с разными людьми, явно связанными с морем… Пока заворожённый мальчишка любовался хищными силуэтами военных кораблей, пузатыми купцами, воздушными судами грейфов, приземистыми и топорными гномов и орков и смотрел на серо-зелёную воду, так и манящую его, несмотря на изобилие мусора…

Он, провинциальный юноша, похвастать который не мог ничем ярким, кроме того, чего добился в Мясорубке и, заслужив уважение суровых наставников, сумел пройти испытания на следующую ступень, и вот тогда наконец-то дальний родственник, троюродный брат его отца обратил на него благосклонное внимание и пригласил в свою свиту. Собственно, его появление в Агробаре можно было обозначить одной фразой: знакомство с миром. По пути из владений графа они сделали большой крюк и постили Бейнар, Вализир, Кренор и некоторые города поменьше. Их вояж длился уже третью неделю, и Тьяри познакомился и сошёлся накоротке с ещё двумя рыцарями: сэром Бимиром РоДрейли и сэром Илием РоБроули и начальником охраны, капитаном Димайром РоАйци. Совместная неторопливая дорога седло в седло, посещение трактиров, покладистый характер плавно, но закономерно влившегося в коллектив юноши способствовали сближению. Старшие товарищи опекали новоиспеченного рыцаря, учили премудростям общения с женщинами разных сословий, просвещали по поводу светской жизни и знакомили с собственными характеристиками видных людей королевства, тонкостями потребления хмельных напитков, их смешением и способами борьбы с их последствиями, иногда демонстрировали и учили интересным приёмам фехтования мечом — проводились спарринги, в которых РоАйруци неплохо держался (а по собственному, ни в коем случае не озвученному мнению, то и наравне). Было весело, интересно, познавательно — в общем, Тьяри был счастлив почти также, как и при первом своём путешествии в столицу. Они уже три дня находились в личном особняке графа, когда всё это началось….

Запылала церковь на ближайшей площади и возвращавшиеся из очередной увеселительной прогулки благородные рыцари завернули туда. То, что они увидели, повергло их в шок: толпа черни, оставляя за собой растерзанные тела святых отцов и стражников, ворвалась внутрь храма. Естественно, рыцари решили вмешаться, но продавить толпу не удалось, не помогали ни щадящие удары хлыстом, ни плашмя мечом. Но только до того момента, пока в голову Тьяри не попал камень.

Очнулся он, когда они уходили, а сэр Илием держал в руке поводья его коня и жеребца сэра Бимира. При этом в боку второго торчала стрела. Тьяри очень хорошо запомнил покачивавшееся от движения жёлтое оперение тонкого убийцы… Конечно же на прогулку они оделись легко и смеялись с Тьяри, по привычке надевшего кольчугу…

Особняк их встретил видом разгромленных ворот, а само здание похоже что штурмовали… Граф РоАйци, непривычно многословный, лично руководил сборами — требовалось срочно покинуть город, о чём он тут же и сообщил вернувшимся, и в качестве пояснения предложил прислушаться. Рваная пульсация сигнальных барабанов и тревожный звон колоколов были красноречивее всего. Слава Единому, что штат слуг, обслуживавших территорию столичной недвижимости центральных РоАйци состоял целиком из местных, которых по завершению сборов и пакования самого ценного, сразу же отпустили по домам. Граф, как и его заклятый восточный родственник также не жаловал столицу, поэтому ничего особенно важного он здесь как бы не держал. Хотя на самом деле это не совсем так — в таких домах всегда есть, чем поживиться, но ни родственников, ни семейных реликвий или чего-то подобного здесь не было. Поэтому вскорости они спешно покинули дом, бывший им пристанищем несколько суток. А дальше начались проблемы.

Агрессивные толпы, камни и стрелы исподтишка, вследствие которых пострадало несколько гвардейцев из и так неполной полусотни, грязные ругательства вслед. Сэр Бимир потерял сознание и пришлось остановиться, чтобы его зафиксировать, дабы он не свалился с коня. И тут случилась та ужасная атака уруков, которую он до сих пор (может и до конца жизни) вспоминал с содроганием. Это был вихрь страшных наездников и чудовищных животных, неприятная слабость во всём теле, которую ошеломлённый граф, её тоже испытавший, компетентно обозвал «воздействием драконьего шамана».

Часть гвардейцев пала в первые же мгновения — мужественные серьёзные ветераны ничего не смогли противопоставить «тёмным», разорвавшим их отряд на клочки, в лучшем случае на группки. Тьяри сумел сбросить с себя оцепенение, только когда увидел, как хищный кошкообразный ягир вгрызся в бессознательного (слава Единому!) сэра Бимира.

Он дрался, рубился, кричал, взывал, но юркие уруки неизменно уходили от казалось бы смертельных ударов и словно забавлялись, уничтожая гвардейцев, а его не трогая. Тут к нему пробилось чуть больше десятка телохранителей графа во главе с ним.

Они держались и держались, отбиваясь от бешено крутящихся уруков. РоАйци что-то лихорадочно делал с одним из своих амулетов. В какой-то момент конь под Тьяри рухнул, и он решил: всё, конец. Мелькнула оскаленная морда ягира, щёлкнула зубами у самого лица, а он, инстинктивно отмахнувшись, неожиданно почувствовал в руках сопротивление. Брызги, душераздирающий визг, кровавое месиво — он отмахнул часть головы чудовища, не пробив, конечно же, череп. Но этого оказалось достаточно, чтобы этот монстр взбесился… и сбросил наездника.

Урук ловко ушёл от укола мечом, потом неожиданно блокировал двумя ятаганами его оружие, и на отвратительной сине-зелёной, в каких-то наростах роже разлился удовлетворительный оскал. Да, — подумал Тьяри, — вот она улыбка смерти.

За удар сердца промелькнула вся его жизнь, он не успел даже пожалеть, что прожил так мало, практически ничего не увидел… Взгляд его в надежде упал на меч, но тот был в мёртвых тисках кривых сабель. Маслянисто блеснуло лезвие… Он интуитивно напрягся, и влажные потёки ягировой крови метнулись в лицо «тёмного». Тот дёрнулся от неожиданности, сморгнул, невольно ослабил хватку, и в следующее мгновение меч в руках молодого рыцаря почувствовал свободу и воспользовался моментом: почти без замаха, как-то невероятно легко смахнул уруку голову с плеч.

Какое-то время он тупо стоял и смотрел на обезглавленный труп, исходящий тёмно-зелёной кровью и медленно заваливающийся наземь, а потом что-то грохнуло, всё заволокло дымом, кто-то схватил его за руку и властно потащил прочь, оглушённого и не сопротивляющегося…

Так они покинули тот ад. Ещё пятёрка бойцов осталась прикрывать их отход. Он помнил их бесстрастные мужественные лица, лица людей, для которых осталась лишь месть за своих. Сэр Илий и капитан охраны так и сгинули где-то.

Дальнейшую дорогу он помнил смутно и вполне осознанно очнулся, когда они упёрлись в баррикаду Ремесленного квартала. Собственно, им без разницы было, куда ехать, но у графа были какие-то немыслимо далёкие рекомендации к хозяину некоего постоялого двора, находящегося в этом районе.

Можно было уже чуть успокоиться, так нет же, неожиданно на безоблачном небе появилась такая дрянь, как маленький зеленокожий уродец, посмевший высмеять его перед самим графом. Стоило только вспомнить тот унизительный эпизод, как злость, до поры дремавшая внутри, и так и не нашедшая выхода, тут же поднимала голову, требуя немедленного удовлетворения.

А так, здесь к ним отнеслись неплохо, после разговора графа с Гарчем, который оказался на поверку главнее, нежели цеховые мастера и старшины, их поселили на постоялом дворе и доверили нести необременительное дежурство на условной границе района. Это пока необременительное, — поправил себя Тьяри, — дальше видно будет. И, слава Единому (или нет?), определили в разные смены (или на разные участки?) с проклятыми «тёмными».

Сегодня после обеда прибыл ещё один отряд с «той» стороны города, в составе которого тоже находились дворяне. Тьяри слышал, что гоблин и в этот раз отличился, наехав и оскорбив какого-то жутко страшного, но наверняка очень умелого наёмника. Молодой человек скорчил презрительную мину — к наёмникам у него была стойкая неприязнь, переданная по наследству от наставников Мясорубки и укреплённая иными уважаемыми людьми. Он ещё не видел того наёмника, но не думал, что тот будет страшнее уруков. Значит, и «бояться» его не стоит, — он хмыкнул про себя, использовав подобный глагол.

Вообще, страх как таковой он знал. Вернее, думал, что знал, ведь относились к нему опасения подвести кого-то (товарища, наставника, родителей), переживания о них же, мысли о возможно невыполненном долге (вследствие, к примеру, потери конечностей или чего-то равноценного), гипотетическая боязнь опозориться — оконфузиться (касается женщин) — и прочие мелкие (детские) комплексы, выросшие до ожидающей случая заявить о себе неприятной мысли. После же столкновения с «тёмными» он понял, что ничего о страхе не ведал. Страх — это когда ты беспомощен, а рядом гибнут товарищи, которых ты мог бы спасти. Страх — это когда ты ждёшь, когда тебя, ещё живого будет жрать тварь. Страх — это чувство, не имеющее никакого отношения к честному бою один на один.

Его внимание привлекло появление в трапезном зале новоприбывших: крепких и вполне внушающих уважение воинов — с такими бы он с удовольствием, не взирая на разницу в статусе (он же рыцарь всё-таки!) пообщался. К сожалению, они на попытки поговорить отделались скупыми фразами. Видно, тоже натерпелись достаточно. Тем более в их отряде присутствовали женщины и раненые.

Касательно женщин, а точнее, девушек, которых Тьяри с удовольствием высматривал — ему не терпелось применить знания, кропотливо вложенные в голову погибшими рыцарями.

Следом за солдатами появились и девушки… Но в сопровождении явно благородной наседки. Простые платьица на них предполагали невысокое сословное положение, а следовательно и большую доступность и покладистость. Но вот их осанки, уверенное поведение и манеры ввиду как минимум баронессы, а особенно перевязи с саблями на боках произвели на неопытного рыцаря неоднозначное впечатление. Что-то он не помнил, чтобы дочери купцов или богатых ремесленников так ловко и непринуждённо придерживали бьющее по бёдрам оружие.

Сомнения его разрешил один из уцелевших гвардейцев РоАйци, сидевший рядом (после той бойни, они все стали есть за одним столом: и граф, и он, и рядовые солдаты), крепкий малый по кличке Штырь, сообщивший соседу с другой стороны, что это — амазонки. Пока рассматривал тройку очень даже симпатичных девушек, он очень кстати вспомнил, что в полку амазонок, набранном бескрышной и по слухам отмороженной на всю голову (только тихо!) наследной принцессой исключительно дворянские дочери. То есть и ему не зазорно с ними общаться. Разрешился также вопрос о несоответствии одежды (виденные уже им в столице амазонки платья не носили), ещё один гвардеец поведал, что он, будучи в карауле, видел прибытие «этих», и то, во что превратилась их одежда и доспехи не достойны даже обзываться предметами туалета. Видимо, при отсутствии багажа их переодели в то, что было в наличии.

Какое-то движение привлекло его внимание, и он, подняв голову, с удивлением лицезрел наблюдающую с верхней галереи очень красивую, яркую брюнетку. Она ничего не выражающим взглядом скользнула по их компании и остановилась на столике, за которым и расположились амазонки. На её губах расцвела улыбка, очень приятная, от которой Тьяри почувствовал, как в груди становится тепло и тесно. Никто так на него не смотрел. Даже мать, вечно грустная и молчаливая.

Он сам не понял, как оказался на ногах, когда увидел, что девушка в сопровождении удивительно рыженькой — словно огонь горит — подруги спускается по лестнице вниз. Но смотрел он исключительно на чёрненькую. Она двигалась столь грациозно и величественно, что впору и королеве было позавидовать.

Тьяри действовал на каких-то рефлексах, заложенных глубоко в нём, словно во сне, но наяву — будто кто-то вместо него, бывалый и опытный ловелас давал команды, наполняя тело движущей силой, а рот правильными словами (объективности ради стоит упомянуть тот факт, что на построение фраз и его поведение наложило свой отпечаток чтение так называемых «рыцарских» романов, штудируемых в глубокой тайне исключительно для того, чтобы не упасть лицом в грязь при выходе в свет — к слову, ещё одна разновидность его страха).

У подножия лестницы он оказался раньше девушек, при этом замечая настороженные взгляды недалеко расположившихся солдат — они словно обжигали спину, тем не менее, лишь подталкивая вперёд. Сравнение этих мужчин с петухами, выхаживающими курочек, пришедшее на ум, неожиданно приподняло ему настроение. Ну и что, что они возможно спасли этих милых дам, по недоразумению называемых амазонками — а мы вот посмотрим, на кого благосклонней они будут смотреть: на них, простых солдат или на рыцаря! Тот факт, что среди воинов могли тоже оказаться дворяне, Тьяри благополучно проигнорировал. Крылья любви (ничто иное), неожиданно расправленные, неудержимо и властно влекли его вперёд.

Вблизи девушка оказалась ещё красивее. Разлёт тонких бровей над выразительными, чуточку напряжёнными серыми глазами, прямой нос с искусно вылепленными ноздрями, слегка — словно задумчиво — поджатые естественного розового цвета губы. На шее иконка — знак Единого — и всё, кроме парочки перстней, ясно указывающих на её благородное происхождение, больше никаких украшений.

Тьяри нервно-возбуждённо сглотнул — вот он реальный шанс завоевать девушку, достойную мечты. Она и есть мечта. Пожалуй, он даже был бы не против предложить её руку и сердце… и никогда не испытывать те удивительные разные ощущения, которыми изрядно подпитывали его фантазию погибшие товарищи — не очень была похожа незнакомка на рисуемых воображением опытных и раскрепощённых девиц… Да и он, если честно, не столь продвинут… Ну и что?! Рядом с такой красавицей и о глупостях забудешь. Решено: женюсь!

— Госпожа, вы так прекрасны.

Тьяри подал руку, якобы помогая девушке сойти со ступени, ощутил неожиданную шершавость и крепость ладони, придержал её, едва выходя за рамки приличий, пытаясь сообразить, что напоминают характерные мозоли на внутренней части кисти. Но тут же, возвращаясь к образу галантного кавалера, коснулся руки губами. После чего в лучших традициях романов, сыпанул комплиментами — откуда и гибкость в языке появилась. Представился, не без гордости (да что там — умеренной похвальбы — он же не о чём-то позорном сообщает в конце концов, вполне нормальное человеческое желание — произвести впечатление!). И услышал в ответ волшебное имя — Лидия.

Ему уже казалось, что это имя нравилось ему с самого детства. Он выстраивал речь, будто опытный рыбак (во всяком случае, ему так казалось, хотя конечно, юношеское самомнение — категория не очень объективная) в погоне за достойным уловом. И видел чувства, сменявшиеся на лице незнакомки: озадаченность, любопытство, интерес, внимание и — как самый главный приз — лёгкая непринуждённая улыбка ему…

Тьяри видел, что, допустим, та же рыженькая, совершенно не попала под его неожиданно обнаруженное в себе обаяние и напор, но его не смутило демонстративно нахмуренное лицо. Пускай себе бесится, что не на неё обращено внимание. При необходимости, сможет и ей найти парочку тёплых слов. Да, он такой! Чувствует в себе великий потенциал общения с прекрасным полом!

И тут, словно в насмешку над его грандиозными планами, мимо них прошмыгнул проклятый гоблин… Он увидел, как внезапно изменилось лицо Лидии и… сорвался.

В качестве оправдания можно принять два фактора. Один: не очень приятно, когда чудесное общение с мечтой нарушает мелкая-мелкая, незначительная деталька, но с такими грязными сапогами, что впору лопнуть с досады. Второй: как-то так сложилось, что небольшое зеленокожее чудовище собрало на себе весь негатив молодого рыцаря: неприятности в связи с мятежом: понимание невозможности противостоять толпе, вынужденное бегство, позорное поражение от «тёмных», гибель товарищей. И тут ещё на границе безопасного островка он же посмел сомневаться и насмехаться над ним! Какой-то — опять же! — «тёмный»!

Но тут вмешался какой-то холёный дворянчик, заступившийся за гоблина. РоАйруци собрался поставить того на место («мыслимо ли?! — защищать «тёмного»!), но прозвучавшие имя и должность моментально разрушили агрессивные планы юного рыцаря.

А поведанная после история… Она вообще не укладывалась в голове… «Тёмные» и «светлые» в одной команде — полный абсурд, он о таком не то что не слышал, это представить теоретически было невозможно. А это: гоблин — целитель?! Каково? Легче вообразить прикладываемых к больному месту лягушек и сушёных пиявок, запариваемых для микстур, чем «тёмного», кого-то спасающего. Да они от рождения предрасположены к разрушению, нежели к созиданию или тем более, спасению жизней кого-то там. И всё равно, даже всё вышеперечисленное отдыхает по сравнению с сообщением, в котором говорится, что пятеро наёмников успешно противостояли полусотне уруков — всадников и шаману… При том, что он, рыцарь, наверняка может похвалиться только одним…

В этом есть какая-то ирония судьбы: сильные и благородные рыцари погибают, словно на заклании, не причинив самым настоящим силам зла особого вреда, зато компания наверняка не очень твёрдых в моральном отношении презренных наёмников играючи разметает толпу кровожадных монстров — и шамана, как правило настолько сильного колдуна, который и сам по себе является внушительным противником, равным, а то и превосходящим полусотню уруков…

— Благородные господа, госпожа, прошу простить моего племянника за чрезмерную настойчивость и эмоциональность.

Тьяри вспыхнул пуще прежнего — его дядя, покровитель и господин, граф РоАйци стал свидетелем его позора! К тому же, сосредоточившись на своих бедах, он не заметил резкого изменения чувств Лидии… И спину торопливо уходящей девушки лицезрел в полном отчаянии. Это он во всём виноват!

Рыженькая девушка, у которой он так и не удосужился узнать имя, поспешила за подругой. Маркиз, защищавший «тёмных», почему-то очень холодно глянул на дядю (не на него!), словно хотел заморозить, и тоже пошёл прочь.

— Что за невезение! — в сердцах бросил Тьяри, уже не сдерживаясь в присутствии старшего дворянина, на бледном лице которого обозначился вялый интерес. — Это я во всём виноват. Но всё равно не могу понять, что сделал или сказал не так?!

Граф перевёл на него какой-то сожалеющий и грустный взгляд и, видя искреннее расстройство парня, бросил непонятно:

— Думаю, это наши восточные родичи опять подсунули нам свинью.

— Родичи? Она что, с Восточного предела? Эта чудесная Лидия?

Граф смотрел на него с таким изумлением, словно у него выросли рога, или вместо носа пятак. Потом сочувственно покачал головой.

— Ты что, наследную принцессу не узнал? Будущую королеву? — и как-то внезапно осунувшись, тяжело пошёл обратно к столу.

Если бы была хоть какая-то возможность провалиться сквозь землю, он бы ею точно воспользовался. Тьяри чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Причём с ядовитым червяком в глотке.

 

Глава 12

Дождь поутих. Он был очень кстати, но всё равно, сырость, проникающая везде — это не очень приятно. Ройчи с пониманием относился к любой погоде, мог под неё подстраиваться или использовать в своих целях. Но сейчас отсутствие нормальной видимости удручало. Потому что при всей относительной безопасности пространства впереди и отсутствию видимых препятствий, будь то люди или сооружения, не считая самого канала, что-то мешало ему решиться на прохождение границы Ремесленного квартала. Он до рези в глазах ощупывал подходы, затем переносил взгляд за линию периметра района — наверняка там были скрытые посты — вряд ли цеховики столь безалаберны, а получить стрелу в упор — тоже так себе испытание. Ни с этой, ни с той стороны. Не может быть, чтобы непогода загнала всех в тепло по домам. Поэтому он не мог пока ни на что решиться — уж очень тревожно ему было.

Вчера к вечеру они оказались в видимости своей цели, но вместо простого прохода (собственно, значительную часть города так пересекли), их группка столкнулась с небольшой, но вполне логичной по нынешним временам проблемой: единственный известный им нормальный проход в район — широкий мост через канал перегораживала вполне серьёзная баррикада, а курсировавшие за ней защитники, несмотря на усилившийся дождь, внушали уважение. Но даже не это смутило троицу путешественников, а частые посты и патрули именно с этой стороны, в составе которых присутствовали и солдаты — вполне боеспособно выглядящие пехотинцы непонятной принадлежности и уже виденные раньше горожане с зелёными метками на одежде, среди которых наверняка встречались «ночные», выполняющие роли, как полагал Ройчи, координаторов и соглядатаев. Поэтому приняли волевое решение не лезть на рожон, чтобы не попасть в неприятную ситуацию и не доказывать на пальцах (с мечами в руках) свою благонадёжность, находясь между молотом и наковальней. Проверять, насколько цеховики поверят им на слово, что они «почти местные» как-то не улыбалось — схлопочешь для профилактики пару болтов, выковыривай их потом из глупой башки.

Оливия стоически отнеслась к решению. Если её что и смущало, то она предпочла об этом промолчать. Во всяком случае, Ройчи от неё стонов, нытья и капризов не услышал. Все реплики только по делу. При этом он стал ощущать какую-то особую прохладцу (он-то и раньше не был её «объектом внимания») и иногда начал ловить (когда она была уверена, что он не видит) подозрительные взгляды, и понимал, что невольно раскрыл перед девушкой свои умения. Но жалеть об этом, проводить беседы или вновь притворяться (но это же естественное состояние!) шутом, он не стал. Будет, как будет, пусть всё идёт своим чередом.

Между тем, отношения амазонки и Листочка заметно потеплели, и пробежавшая между ними кошка пока была забыта. Тут бы самим спастись, а некая молодая и чрезвычайно привлекательная особа истерит и пытается их втянуть в бесконечные неприятности с неопределённым количеством враждебно настроенных участников. По мнению Ройчи на улицы вышла в надежде лёгкой наживы как минимум пятая часть населения столицы (из мужчин, хотя бы умеющих удержать меч, а то и нож в руках, так, наверное каждый второй!). И убивать эти тысячи доморощенных мародёров, которые назавтра протрезвеют и (возможно) будут жалеть о содеянном, Ройчи не собирался. Нет, на такое он не согласен. У них с Листочком вполне чёткая цель, а «милые» забавы агробарцев, мирно живших около столетия и вдруг будто сошедших с ума от безвластия и мимолётной вседозволенности, его не волновали.

Парочка бесцеремонно, не очень обращая внимания на Ройчи, если он был рядом, только заканчивалось у кого-либо из них обязательное дежурство, тут же превращалась в некое подобие двуглавого бесконечного поцелуя. Наёмник, который при этом должен был как бы радоваться за товарища, испытывал лишь раздражение. Разумом он понимал, что эльф и девушка таким образом сбрасывают стресс и негатив неопределённости, и если бы не проблемы с гигиеной и хотя бы минимальный комфорт, уже давно занялись плотскими утехами. И мрачный Ройчи отнюдь не был бы им помехой — ещё бы попросили поработать канделябром, с них станется.

Ройчи с тоской вспомнил аппетитные формы Матильды и невольно громко вздохнул. Здесь, под дождём и гнётом непринятого решения только и оставалось предаваться несбыточным мечтаньям. Принцессы, небось, с помощью Единого и так вовремя пришедших к ним на помощь солдат капитана РоГичи, уже, небось, за пределами города и в безопасности. И безотказная Матильда с ними. Не то, чтобы он сомневался в своих мужских достоинствах и обаянии, просто служанка, не без его помощи выбравшаяся из дворца была очень милой, вполне созревшей, весьма податливой и наверняка умеющей быть благодарной (что и демонстрировала, не стесняясь) девицей. А самое главное, он ещё помнил тепло её тела. М-да, вот такие глупости лезли в голову. А между тем, что-то нужно было делать.

Листочек, который тоже поднялся на крышу минут пять назад и терпеливо дожидавшийся от него какой-то реакции, шевельнулся, таким образом обозначая своё присутствие.

Ройчи повернул голову к товарищу.

— Думаешь, надо идти?

Эльф, как и он прежде, вглядывался в сторону канала. Для высокорождённого, отличавшегося более острым зрением, нежели человек, дождь тоже был помехой. Но всё-таки…

— Опасно, — и неопределённо пожал плечами, подтверждая подозрения Ройчи. — Надо ещё ждать, — нехотя проронил, нахмурившись, а человек, с некоторой злорадной ухмылкой (вполне доброй, вообще-то) догадался об опасениях товарища.

Оливия, не жалуясь Ройчи, наверняка все свои беды озвучивала эльфу (ну, в паузах между поцелуями). Особым терпением-то она не отличалась. А возможно, что и вытребовала от разомлевшего кавалера обещание скорого появления сухого и чистого помещения с бочкой горячей воды, в которой можно смыть грязь и ужасы вспыхнувшего, как сухой трут города. И вот уже после… Листочек, небось, слюну уже пустил, а тут такой конфуз. При том, что, будучи профессионалом, он всё равно в первую очередь думает о безопасности и потребностях отряда, а потом уже о закипающих яйцах.

— Как она? — спросил Ройчи.

— Задремала, — лаконично ответил тот, и Ройчи согласно кивнул — незачем будить эту занозу.

Вопреки кажущемуся пренебрежению и ответной прохладце вкупе с казарменным юмором, наёмник не относился к Оливии как-то совсем уж плохо или безразлично. Нет. Она была вполне в его вкусе, как женщина. Внешне. Внутренне же её суть, требующая подчинения (хотя бы номинального) мужчины, а благодаря природному очарованию и, судя по всему, значительному опыту, амазонка могла окрутить практически каждого, имеющего такой слабый орган, как яйца, которые умеют перехватывать управление над организмом у головы, заставляла Ройчи сторониться её, то есть не попадать в сферу действия её обаяния. Так, на всякий случай. Шкура-то у него толстая, лобная кость крепкая, иммунитет на уровне, но, как говорится, не хочешь упасть лицом в грязь — выбирай солнечную погоду. Именно так — от греха подальше. При этом действительно был рад за эльфа, выбравшего достойный объект внимания: в меру костлявый (стройный), но с выпуклостями в нужных местах (в отличие от более плоских эльфиек). Ну и что, что их романтические отношения совпали с неприятными событиями, как смена короля — при том, что подобный антураж способен добавить отношениям особой остроты.

— Послушай, — отчего-то эльф приблизился к человеку, хотя на просторной плоской крыше их никто не мог подслушать, да ещё при этом и голос понизил, чем вызвал ехидную усмешку; но, подумав, тут же одёрнул себя — с какими только Дарами ни встречаются разумные, и исключить что-либо наверняка, тоже прослушивание, например, не получится; другое дело, что их появление здесь, на этой крыше конкретно этого дома — событие очень непредсказуемое, — у меня неприятные ощущения, что за нами следят… И кто-то будто ведёт нас.

Высказавшись наконец-то, Листочек даже выдохнул облегчённо — видно, мучил его этот вопрос основательно.

Нужно сказать, что сходные ощущения постороннего взгляда испытывал последнее время и Ройчи. Это вызывало серьёзные опасения. Но в силу того, что эмоциональный окрас этого «взгляда» кроме интереса, ни злости, ни враждебности не излучал, он счёл его недостойным внимания — мало ли озабоченных жителей пялится на улицу. Не хватало ещё заработать себе какую-нибудь паранойю — когда в каждом темнеющем кустике чудится враг, а стрекот ночных насекомых — неумолимая поступь неприятностей.

— Я проследил, — между тем продолжал эльф, — ощущение появляется тогда, когда я, так сказать, на виду, не в помещении, — это уже было серьёзней, Ройчи вопросительно изогнул бровь, ожидая продолжения — у товарища явно было, что добавить. — В общем, я почувствовал себя достаточно неуютно, чтобы воспользоваться некоторыми своими возможностями… — он замолчал, испытывающее глядя на человека, хотя тот и так понял, что имеет ввиду высокорождённый: присущие его народу врождённые качества: отвод глаз, магия воздействия на всё живое, а также набор лесного жителя, охотника — следопыта, поэтому нетерпеливо кивнул: мол, продолжай уже. — И ничего, — развёл тот руками.

Он вроде как был недоволен. Ройчи задумался: двоим «чудиться» не может.

— Когда это началось? — более обстоятельный и чувствительный эльф, не взирая на параллельные амурные дела, наверняка уже попытался воссоздать маршрут невидимого соглядатая.

— После… после твоего разгрома логова «ночных».

— Дракон! Не хватало нам какого-нибудь мстителя.

— А может это наоборот — хотят отблагодарить?

Ройчи попытался на невозмутимом лице товарища отыскать иронию. И не смог. С высокорождёнными всегда так: рожа каменная, и о серьёзности слов можно только догадываться.

— Ладно, поставим стандартные ловушки — авось попадётся птичка любопытствующая…

— Я ставил. Бесполезно, — он заправил мокрую выскользнувшую косицу снова под капюшон. — На нашем первом месте стоянки.

Имелось виду, что двигаясь вдоль основных городских проспектов и улиц, после бойни, устроенной Ройчи, они вышли к площади, которая смотрела прямо на искомый, нужный им мост к Ремесленному кварталу. Но изобилие вооружённых людей на этом участке заставило их схорониться и дождаться темноты, а потом уже пытаться прорваться. Для этого избрали чердак жилого дома, куда проникли, не потревожив напуганных жильцов. Там, в тесноте и коротали ночь, пытаясь обсушиться, перекусив последними лепёшками с сыром, заботливо приготовленными Тарой, думали, дежуря по очереди, прислушиваясь к постепенно затихающему разгулу в городе и поглядывая в узкое и грязное чердачное окошко. В какой-то момент уличный шум усилился, стали доноситься яростные крики, вопли боли, стук железа, характерный для драк, многочисленный топот — складывалось впечатление, что одна банда сцепилась с другой. А потом наступила тишина. Почти как в мирное время. Только ещё тише. И наёмники с девушкой решили: пора. Но не тут-то было.

Вместо ожидаемых вооружённых грабителей они увидели странный интернациональный сброд: «тёмные»: какие-то низкорослые, похожие на гоблинов — переростков, попадались «светлые», похожие на грейфов и — люди самых разных оттенков в аляповатых, разноцветных (даже в ночном сумраке, припорошенном дождём это было заметно) туниках, штанах, камзолах, платках с совершенно разнообразным оружейным и защитным арсеналом (предпочтение — сабли и копья), но, как ни странно, подчинённые жёсткой дисциплине — пьяных среди них не было, и действовали они, как показалось, следуя неким приказам. Они очень напомнили наёмникам известных пиратов Акульего архипелага — а это ребята были серьёзные. Чудом избежав встречи и столкновения, беглецы поспешили убраться из опасного района — пираты всё прибывали и прибывали, и везение друзей легко можно было объяснить некоторой невнимательностью пришельцев — ну, какой дракон, скажите на милость, будет бродить по улицам, занятым морскими головорезами?

Стараясь сильно не удаляться от Ремесленного квартала, беглецы продвигались как бы вдоль линии канала, в надежде отыскать ещё один удобоваримый переход. В принципе, следовало поспешить и по возможности предупредить цеховиков (если они, конечно, ещё не в курсе) об опасном соседстве. Но про это пока пришлось забыть. Зато они отыскали двухэтажный брошенный дом в форме широкой башни, который удачно возвышался над одноэтажными строениями переднего ряда, после которых, собственно и шла улица, соседствовавшая с каналом. А на противоположном берегу водораздела росли подходящие для задумки Ройчи деревья. Подходящие для форсирования неширокого, возможно локтей в десять канала, который однако перелететь вряд ли бы удалось — чай, не птицы. Зато после удачно брошенной кошки и натянутой верёвки это сделать было реально. И вот уже в этом доме битый час они коротали время, не решаясь на какие-либо действия.

А Листочек, выясняется, ещё и пытался кого-нибудь изловить. И ничего не сказал. Боялся прослыть паникёром?

— Но сейчас давление «взгляда» усилилось. Будто наблюдатель где-то поблизости.

Они, не сговариваясь, оглянулись по сторонам. В принципе, вокруг было достаточно мест, откуда их легко было видеть, при этом самому оставаясь в тени: крыш с различными надстройками одной с ними высоты, а то и повыше хватало.

Их диалог прервало внезапное появление Оливии. Она, ничего не говоря, нетерпеливо махнула рукой: мол, подойдите скорее. Вкупе с озабоченным выражением на лице, это насторожило Ройчи.

— Это будет вам интересно посмотреть, — произнесла негромко девушка, словно кто-то собирался их подслушивать и повела их вниз, потом влево, к узким окнам пустой и перевёрнутой вверх дном, со следами крови, комнаты.

Окна выходили на неширокую улицу, шедшую прямиком (перпендикулярно) к каналу.

Картина, открывшаяся их вниманию была типичная: кто-то кого-то остановил и требует досмотра и каких-то документов (лучше — мешочек агров) для прохода дальше. Вот только ситуация была несколько неоднозначная: колонну из примерно двадцати потрёпанных солдат — пехотинцев, нескольких всадников и крытой повозки остановила пятёрка пиратов под предводительством огромного чернокожего парня. Да, у морских волков было четыре арбалета, направленные на агробарцев, но преимущество в живой силе было, несомненно, у солдат, выглядевших, несмотря на внешнюю усталость, достаточно уверенно.

Сейчас два солдата настойчиво и эмоционально препирались с негром наверняка по вечному вопросу: сумме, позволившей бы беспрепятственно пройти дальше. Это уже длилось, по словам Оливии минут десять. Девушка не пожелала оставаться в одиночестве, пошла искать эльфа, в итоге услышала ругательства и случайно полюбопытствовала. И компаньонов позвала, желая такой ситуацией проиллюстрировать, до чего довели Агробар: «Какие-то чёрные в шутовских нарядах бродят по столице и безнаказанно сшибают деньгу с местных за передвижение по собственному городу! Даже вояк это касается!»

Ройчи не стал дискутировать с не на шутку разошедшейся амазонкой, обращать её внимание на тот факт, что они с Листочком к глаголу «довели» не имеют никакого отношения, а если ей нужны виноватые, то пусть ищет их среди знати, к кругу которых она сама и относится. При том, если у неё под носом прирезали короля — то это её проблемы, надо меньше выделываться и тра… заниматься ерундой. Но он промолчал, ибо по большому счёту, Оливия действительно ни в чём не виновата, и такая же она пострадавшая, как и тысячи верноподданных агробарцев.

Послушав отдалённую то затихающую, то вновь вспыхивающую ругань, Ройчи понял, что стороны никуда не торопятся — никто уступать не собирался, и невольно зевнул, заразив этим Оливию — Листочек стоически удержал разжимающиеся челюсти. Солдаты наконец-то вернулись к замершим в напряжённом ожидании товарищам — посоветоваться, наверное, и, судя по энергичным жестам, склонялись, скорее, не платить непонятным ряженым таможенникам, а решить дело силой. А вот спокойствие патруля пиратов зиждилось на подкреплении, что незаметно пробиралось параллельными улицами — некоторые стрелки уже заняли позиции и только ждали, когда сухопутные драконы подставят бок. В общем, солдатам можно было только посочувствовать — теперь им точно не отделаться энной суммой — время упустили, будут расплачиваться собственными жизнями.

Оказаться в качестве стороннего наблюдателя было очень поучительно. Ройчи только вздохнул: на войне обстановка меняется порой мгновенно. И часто. Но тут его в бок толкнул эльф и взволнованно (очень редкая картина!) потащил к крайнему окну.

Ухмыльнувшись, Ройчи тем не менее, вместе с недоумённой, воинственно хмурящей брови Оливией, поспешил за ним.

Отсюда открывался вид на тыл колонны пехотинцев. На козлах повозки сидел и тянул вперёд голову, в надежде хоть таким образом поучаствовать в обсуждении, солдат — его товарищи галдели чуть впереди. Пиратов здесь не наблюдалось — или ещё не подошли, или поленились — уверены, что «дичь» уже не уйдёт от них. Вот кто-то выглянул из повозки, спрятался…

— Вот! — ткнул пальцем возбуждённый Листочек. — Уже не первый раз! — прокомментировал яростным шёпотом. Ройчи удивлённо покрутил головой, бросил на эльфа косой подозрительный взгляд (кстати, это же, но зеркально, отразила Оливия). Ну, кто-то в повозке прятался — наёмник не успел его рассмотреть…. Но вот какая-то деталь, мелькнувшая…

Он обратился к памяти, пытаясь воссоздать необходимое. Колпак, что ли?.. Но вдруг, разрешая все сомнения…

Задний полог повозки отдёрнулся, и на землю спрыгнула низкорослая, но с чрезвычайно широкими плечами фигура с топором за спиной… У Ройчи невольно от удивления и полной неожиданности отвалилась челюсть…

— Ностромо!

 

Глава 13

Она открыла глаза. И испугалась. Немного. Вокруг была темнота. Впрочем, не очень страшная. С каждым мгновением проступали детали. Деревянный потолок. Справа на стене пушистый ковёр с цветочным узором, наверняка красочным при свете дня — сейчас же едва угадывались контуры лепестков, стеблей и листьев. Следующий эпизод, увиденный ею: суровый, но прощающий лик Единого, запечатлённый на иконе в самом углу, окончательно успокоил.

Где-то слева находился небольшой источник света. Скорее всего, свеча. Чтобы проверить это, требовалось повернуть голову, а это не хотелось делать. Пока. Потому что…

Следующая внятная мысль заставила её забеспокоиться своей определённой окончательностью: это не дворец. Зато ключевое слово вдруг будто раздвинуло рамки сознания, впуская череду зрительных, слуховых, обонятельных образов… Суровые воины, стоящие у дверей с чайками на туниках и оружием в руках: широкие секирообразные лезвия на древках… Люди в коридорах в пышных одеждах с застывшими улыбками на лицах… Шорох ткани, звяканье железа, шёпот множества голосов, отголоски женского смеха, демонстративного и не очень приятного, запах кожи, воска и духов от проходящей мимо…

Память вернулась, но всё, что сейчас всплывало в голове, требовало тщательного и скрупулёзного внимания, сортировки по давности и важности.

Вот она видит Меньи — имя всплывает очень точно — открывающего рот. Он произносит вроде как какие-то приятные слова, но ей отчего-то неловко. Укоризненное лицо отца Апия… И заваливающийся — уже мёртвый — большой и страшный, пьяный солдат — от доносящегося до неё перегара бунтует желудок, и она с трудом сдерживается, чтобы не вырвало — падает мёртвый… Убитый. На его кровь не страшно смотреть, потому что вон, совсем недалеко сломанной куклой лежит неподвижный Меньи. В красном. От этого цвета почему-то слезятся глаза… Мелькает добродушно-равнодушное лицо русоволосого мужчины, который неожиданно посреди кровавого хаоса улыбается ей…

Стремительный прорыв сквозь лес копий многочисленных всадников… Сердце проваливается в бездну, когда приходит понимание, что железная змея из обезличенных забрал, холодных глаз и выдыхающих в едином порыве вопль ярости ртов, разделяет их… Она находит в себе силы улыбнуться и взмахом неимоверно тяжёлой руки отпустить Лидию. Но та разворачивает коня, и вскоре всё вокруг превращается в круговорот тел, знакомых и не очень, пышущих жизнью и силой или угасающих… Кажется, что должен стоять адский шум, но в ушах абсолютная непроницаемая тишина…

Какой-то бесконечный путь. Тревожный и опасный, пропитанный кровью и влагой, стонами и криками, от которых холодеет всё внутри. Измученная, она в конце концов не выдерживает и без спроса выбирается из этого чудовищного замкнутого пространства… Печальный и бесконечно уставший взгляд отца Апия — никто её не останавливает. Зато так приятно ощущать трудную, почти неподъёмную поступь ног, тяжелеющий с каждым шагом безразмерный плащ и неимоверно прохладную ласку капель — кажется, что мир погрузился в катарсис… В конце концов кто-то её, не поспевающую за движением, забирает к себе на коня, и через какой-то весьма монотонный час она погружается в полудрёму — полузабытье… И всё.

Она пошевелилась немного, и с неожиданной радостью ощутила, что чувствует себя отдохнувшей, и сладкая истома в мышцах — следствие крепкого сна. Только голова немного тяжела, да в носу хлюпает. Простудилась?

Прислушалась. Где-то далеко слышны голоса. Спокойные, не взволнованные. Совсем не похоже на интонации последнего времени, так и пропитанные напряжением, возбуждением и отчаянием. Странно. Она повернула голову. Увиденное поразило её своей простотой (отсутствием излишеств во всём) и… дышащим покоем. Даже одинокая свеча на столе практически не танцевала.

Следующий позыв организма заставил её поторопиться с пробуждением и, решительно отбросив одеяло, она села на краю кровати. Несколько мгновений бездумно шевелила пальцами босых ног — как раз на границе прохладного деревянного пола и ворсистого ковра. На ней была какая-то ночнушка, но даже мысль, что она не знает, кто её раздевал, не очень её встревожила. Мало ли — может какая-то служанка графини. Или везде успевающая Матильда. Какая разница?

Искомый предмет попался практически сразу, стоило только наклониться и поискать — словно дожидался её. Наверное, просто предусмотрели её реакцию. И она тут же, с многократно усилившимся желанием поспешила к ночной вазе.

Встав, потянулась. Тут же, как по мановению волшебной палочки обнаружился таз с едва тёплой водой, полотенце на спинке стула, гребешок и зеркальце на краю стола. С неожиданной иронией подумала: а что ещё для счастья надо приличной девушке?

Увиденное в зеркале её не обрадовало. Но и не расстроило так уж сильно. Вздохнув, взяла гребешок и принялась воевать со своими непослушными запутавшимися волосами. Процесс расчёсывания при всей неизменной болезненности и неприятности имел всё же одно положительное свойство — стимулировал мыслительную деятельность. Как говорил Нестор Кривой: «Точка, меньшая за игольное ушко на теле горизонта или реки времени иногда может превратиться в твою шкуру, периодически сбрасываемую…»

Ну, продолжение, допустим, не столь важно, как и предыдущий текст размышлений отечественного авантюриста и мемуариста. Главный вывод такой: они, то бишь, их отряд во главе Лидии добрался до конечного пункта, то есть, Ремесленного квартала. А судя по относительной тишине, они ещё живы. Ибо, — она мысленно усмехнулась, — из трудов таких мистиков, как Уритайя и Пелонес Таргиталь следует, что «иной» мир исключительно многоголос и изрядно «населён». Впрочем, все, кто касался подобной темы, придерживались каждый своего мнения, базирующегося исключительно на собственной фантазии и жизненном опыте, которого — следует всё же быть объективным — у некоторых не было вообще. К примеру, инок Пте-При, в отрочестве вгрызшийся в землю в поисках истины и имевший при себе изначально пару чёрствых лепёшек, лопату (естественно!), чистый свиток и грифель, так после этого и не видевший до самой смерти в пятьдесят пять лет света белого. Нашлось достаточно желающих ползти за ним, доставляя одежду, продукты, чистую бумагу, свечи, взамен получая откровения. Ну и продолжая копать вместо святого.

Неважно, главное, что «бег на месте — одно из самых несложных, но при этом энергозатратных времяпрепровождений; особенно лёжа» Снури Го имел ввиду скорее всего напряжённое, тревожное ожидание, которое им — ей в том числе — предстоит в ближайшем будущем.

Рука замерла на полпути — она постаралась восстановить цепь событий, но ноги предательски задрожали (от холода, наверное), и она присела на стул, прямо на сложенное на сиденье явно для неё платье. Ладонь обессилено отпустила гребешок, так и оставшийся торчать в волосах и безвольно опустилась вдоль тела. Локоть же левой руки упёрся в столешницу, выстроив опору для подбородка…

Дворцовый переворот застал её в саду на неудачном свидании, где её и Меньи нашёл Его Преосвященство Верховный кардинал Агробара отец Апий. Один из солдат — захватчиков, походя, убил её несостоявшегося кавалера и его товарища и собирался совершить над ней что-то нехорошее, когда вмешался случайно оказавшийся там наёмник Ройчи. В итоге благодаря какому-то наитию она смогла взять с него обещание о том, что он выведет её из дворца, превратившегося в смертельную ловушку… Он таки выполнил обещание, проведя бесконечными страшными коридорами, сквозь многочисленные заслоны и опасности, подстерегавшие буквально везде. Он и его любопытный напарник — эльф. Объективности ради, стоит сказать, что высокорождённый на самом деле не был таким уж интересным и притягивающим внимание — просто она не испытывала перед ним того пиетета (?), как основная масса людей, и устояла перед его обаянием, чем вряд ли могли похвастать большинство женщин. Может оттого, что она ещё как бы маленькая и взрослой женщиной считаться ещё не может?

Да и спасение — заслуга не одних только наёмников, хотя они, по её мнению, благодаря своей опытности, авантюрности, фатализму, наглости и безумному бесстрашию внесли в это дело большой вклад. Но были и Лидия, и эмир со своими воинами, амазонки, ни капли не жалеющие себя и свои жизни, а потом Брада с наёмниками…

Она вздохнула, протянула руку и отщипнула кусочек сыра. В животе раздалось жалобное урчание — вдруг очень захотелось есть, и она жадно набросилась на пищу, так, словно голод отключил все этические(?) нормы, как нечто несущественное и неважное.

Тихонько скрипнула дверь, и в свете факела показалось лицо… Лидия. Сестра мгновение всматривалась в то место, где была расположена кровать. Потом её взгляд скользнул-таки в сторону… и тёмные глаза удивлённо раскрылись.

— Я вижу, ты проснулась, — криво ухмыльнулась она, вошла в комнату и аккуратно притворила дверь.

Факел вставила в специальный держатель возле входа и шагнула к ней.

— Руфия…

Она даже не поняла, как оказалась на ногах и метнулась к сестре, обхватила руками, прижалась, ощущая, как чуть краснеют никогда (почти) не плачущие глаза. Ей было наплевать на то, что она растрёпана, с нелепо торчащим гребешком, ртом, набитым снедью, вкуса которой не ощущала. И дело не в том, что в прежней жизни она не позволяла себе такого, просто в данный момент это стало неважным, не существенным. Кроме родного человека.

Это было будто повторение (или продолжение) — наверное сутки назад они уже вот так стояли, крепко стискивая друг друга, словно боясь потерять. Две гонимые дочери убитого короля. Две мишени, за которыми снаряжались погони, будто за дикими зверьми. И которые пока умудрялись выжить.

Лидия погладила прильнувшую к ней Руфию по голове, натолкнулась на гребешок, вытащила его и стала не спеша расчёсывать. В горле стоял ком.

Раньше их отношения при несомненной искренности и привязанности подобными вспышками чувств похвастать не могли. Слишком уж разные интересы были у них: у воинственной, деятельной Лидии и тихони и умницы, помешанной на книгах и уединении Руфии. Даже внешне, будучи дочерьми разных матерей они были разными, хотя и безусловно красивыми: старшая — яркая и эффектная брюнетка, младшая — миниатюрная и белокурая, похожая на ангелочка. Но беда легко стирает границы.

— Ну-ну, всё нормально, — прошептала Лидия, бездумно глядя в тёмное окно и продолжая водить по уже расчёсанным волосам гребешком. — Не переживай — мы в безопасности. И обязательно выберемся. Я обещаю.

— Да? — Руфия подняла голову.

— Да, — твёрдо ответила старшая сестра, наследная принцесса.

Руфия с мягкой улыбкой отстранилась, подошла к столу, налила себе из кувшина в чашку какую-то жидкость, оказавшуюся простой водой, и жадно выпила. Никаких манер!

Села на табурет и указала на стол и стул — мол, присоединяйся, и вновь потянулась к сыру. Лидия усмехнулась, подошла, подняла со стула примятое платье (кстати, подобное было на ней — Руфия давненько не видела сестру «не в штанах»), аккуратно расправила его, повесила на спинку и села напротив, пытливо вглядываясь в лицо.

— Фто? — смущённо улыбнулась Руфия, поторопившись и набив полный рот. — Проголодалась, — пояснила.

Лидия только покачала головой, то ли с укоризной, то ли таким образом комментируя увиденное.

— Как у нас дела? — задала Руфия вопрос, не очень, впрочем, рассчитывая на исчерпывающий ответ — сестра предпочитала не посвящать её в сложности окружающего, якобы оберегая от опасностей и лишних переживаний.

Руфии тактика сестры была понятна, но и она не спешила её переубеждать, при этом умудрялась быть в курсе многого, добывая информацию с помощью невинных вопросов, случайно оброненных фраз, неких намёков, жестов, поведения окружающих — и личных выводов на основе вышесказанного.

— Нормально, — как и следовало ожидать, последовал закономерный лаконичный ответ.

Как только происходящее вошло в более-менее обычную колею, поведение Лидии вернулось к стандарту: она продолжала со вниманием и улыбкой смотреть на Руфию, при этом сама явно была напряжена. Как и взгляд. Как и нервно стучащие по столу пальцы. Её что-то тяготило. Ещё до того, как она заглянула сюда, в который раз проверяя, как сестра. Понятное дело, что совсем расслабиться в нынешних обстоятельствах вряд ли удастся, тем не менее, Руфии казалось, что это что-то новое. Она вздохнула: может, настал наконец тот момент, когда стоит открыть сестре глаза, что не такая уж она маленькая, что незачем её чрезмерно опекать — она не из тех людей, которые поворачиваются к смерти спиной, предпочитая не видеть её.

— Говори уж, что тебя расстроило, — мягко, но настойчиво произнесла она. Та фыркнула, без должной серьёзности отнесясь к предложению. — Ты не поняла, — вместо просительных интонаций прозвучало неожиданно твёрдо, что вкупе с растаявшей улыбкой и на порядок упавшим голосом произвело должное впечатление, — я уже не маленькая. Или ты считаешь какие-то возникшие у тебя сомнения более опасными для моего здоровья, нежели недавнее возможное изнасилование и гибель? — прозвучало негромко и жёстко. Руфия конечно же не хотела давить на сестру, но, во-первых, сработали всё-таки эмоции и пережитый ужас при всём внешнем спокойствии шатнул её психику, а во-вторых, Лидия — будущая королева, кто бы там что ни думал или планировал, и должна уметь слушать и слышать неприятные вещи. — Или это вопрос доверия и ответственности? — она заставила себя заглянуть в глаза сестре. — Но, пожалуйста, вспомни, что я тоже королевская дочь, и в случае неудачи, мне тоже не сносить головы. Я имею право знать о наших будущих шагах и неприятностях их сопровождающих.

Возникла неловкая пауза, во время которой сестры с новыми чувствами смотрели друг на друга. Руфия, смущённая своим напором, но с твёрдым намерением отстоять своё мнение. Лидия с каким-то новым интересом поглядывала на неё. Наконец-то на её губах появилась грустная улыбка.

— Вот ты и выросла, сестрёнка, — проговорила она тихо, отвернувшись в сторону.

Руфия неловко заёрзала на стуле. Она никак не ожидала такой… спокойной реакции. Отповеди, грома и молний, профилактической головомойки или хотя бы укоризны и воздействия на малолетнюю совесть. А тут…

— Что ж, ты действительно имеешь право знать. И… извини, что прежде не делилась с тобой… проблемами, — она улыбнулась, на этот раз вполне открыто. — Ты же среди нас — самая светлая голова, — шутливо хлопнула сестру по коленке.

— Ещё бы, — поддержала игривый тон довольная Руфия. — Думаю, если бы ты суммировала количество прочитанных книг — дамские романы не считаются — любого десятка, а то и полусотни амазонок, то выводы бы сделала очевидные и гораздо раньше.

— Да никто во всём Агробаре не сомневается в твоей начитанности, — теперь уже Лидия в порыве нежных чувств наклонилась и обняла зардевшуюся Руфию.

Когда страсти поутихли, наследная принцесса отстранилась, с весёлым недоумением оглядывая вновь взъерошенную сестру, а потом, немного помрачнев, сказала:

— Раз ты так хочешь, то, пожалуйста: рядом с нами, с несколькими своими людьми поселился и живёт граф Дремайр РоАйци, — и замолчала ожидающе.

Руфия подумала несколько мгновений, по-детски елозя босыми ногами по полу.

— Твоё первое желание было — пришибить его? — полуутвердительно уточнила, и Лидия не стала отрицать очевидное. — Молодец, — похвала в устах сестры звучала странно. Но приятно. — Молодец, что не прибила, — Лидия возмущённо и протестующее открыла рот, но белокурая умница нетерпеливо подняла руку, не давая возможности сказать. — Давай рассуждать логически. Земли графа — центральный Агробар, лорда — Восточный предел. С тех пор, как пару поколений назад между братьями пробежала кошка, так до сих пор между двумя ветвями этой семьи нет согласия, — она вздохнула, хлебнула воды из чашки, скривилась — сок был бы лучше. — Они не общаются. А право наследования в случае убывания прямых родственников однозначно отдано короне, — она многозначительно подняла вверх указательный палец. — Вследствие этого делаем вывод: граф в интригах лорда вряд ли замешан, — Лидия скептически изогнула бровь. — Во всяком случае, вероятность этого с моей точки зрения чрезвычайно мала. И ещё, учитывая малочисленность, как ты говоришь, свиты графа, думаю, он — пострадавшая сторона. Это легко проверить, расспросив встречавших РоАйци караульных, — помолчала пару секунд. — Другое дело, что отец благоволил к старшему, восточному РоАйци, а графа, мягко говоря, за ту же присущую семейству замкнутость недолюбливал. Но насколько я наслышана, младший РоАйци особыми амбициями не страдал — его вполне удовлетворяла тихая жизнь в замке и периодические выезды на охоту. Он вроде как увлекался какими-то магическими изысканиями, не в курсе в каком направлении. — Встала, прошлась по комнате. — А вообще, вся история с участием воинов Восточного предела меня очень смущает, — она увидела, что сестра нахмурилась, тем не менее, продолжила спокойным тоном. — После начального захвата дворца людьми в форме РоАйци, потом они куда-то исчезли — говорили, будто бы их выбила стража РоШакли. Но этому борову, как ты знаешь, совсем веры нет, вот меня и смущает эта нестыковка.

— Ты не присутствовала при том, как убивали отца, — Лидия тяжело вздохнула.

— А кто убивал? — с каким-то нездоровым любопытством склонилась к ней Руфия, и тут же поправилась. — «Кто» — что за человек? Ты об этом не рассказывала.

— Незачем тебе… — эмоционально начала Лидия, но тут же осеклась. — Впрочем, ладно. Убийцами были очень искусные латники в цветах РоАйци. Дядя Панорик смог заколоть одного, мы с маркизом — второго, а третьего — случайно оказавшийся там рыцарь, пришедший с донесением.

— Вот-вот. Небось, ещё с опущенными забралами. А тебе не кажется странным тот факт, что мы — я так точно — не видели ни одного старшего офицера или дворянина, приближённого к старому лорду? Ведь соответствующие доспехи и форму при должной сноровке не так уж и сложно достать. Учитывая конспиративные возможности мятежников, организовавших переворот под самым носом у королевских служб, отвечающих за сохранность и целостность королевства и обеспечивающих безопасность королевского рода?

— М-да, — задумчиво протянула Лидия, взяв со стола яблоко и захрустев им. — Слишком сложно у тебя получается.

— В истории разумных рас происходили вещи и посложнее, — проронила Руфия, игнорируя прозвучавший скепсис. — И пострашнее.

— Ну, то, что касается нас и нашей, — выделила это слово, — земли — одно дело. А история пусть остаётся… историями. Ладно, пойду уже я, а то засиделась неожиданно с тобой тут. Подкинула ты мне пищу для размышлений.

— Поговори с графом, — настойчиво бросила вслед Руфия, — воспользуйся нашим семейным Даром и посмотри в него. Отпадут все сомнения, предатель ли он.

— Посмотрим, — уклончиво ответила та от дверей, и сестра понимающе кивнула — слишком капризной штукой был их Дар. — А ты тут долго не сиди. Одевайся, пока не замёрзла и спускайся вниз — сейчас ужин горячий будут подавать. И… спасибо за совет и помощь, — замялась на мгновение. — Поговорила с тобой — и как-то на душе стало легче.

Руфия смотрела на затворившуюся дверь и улыбалась.

Она уже оделась и теперь кружилась на месте, с улыбкой наблюдая, как крутится подол и широкие рукава — честно говоря, в это платье в ширину могло поместиться две Руфи. Ну да ладно, иных существенных недостатков в нём не было.

Заглянула служанка и напомнила об ужине, и девочка поспешила наружу.

Руфия с любопытством оглядывалась. Стоило времени чуть уменьшить свой бег, как происходящее стало восприниматься, как Приключение. При том, что она такими мечтами и не страдала — ей хватало, собственно, книг. Но… от какого-нибудь познавательного, длительного путешествия по экзотическим странам она бы точно не отказалась. Другое дело, что идеи сестры касательно роста самосознания женщин её совсем не интересовали и не волновали, а воинственные лозунги и игры в амазонок, связанные с возможным членовредительством, долженствующие их сравнять с мужчинами, вообще отталкивали. Но сама по себе установка на Приключение давала возможность легче смотреть на жизнь. Ведь, если нет безопасности, нет внятного будущего и даже ближайшая перспектива не ясна, то должно же быть что-то не напрягающее? Хотя и требующее физических и моральных усилий.

Она с удовольствием коснулась крепких дубовых перил (совсем не подозревая, что несколько часов назад точно также поступила сестра), отполированных до приятной гладкости, не заглядывая через них, логически предполагая, что там расположен обычный трапезный зал. Массивные, на вид очень внушительные балки, словно под корабельные мачты, как рёбра какого-то гигантского животного создавали мощную конструкцию вверху, но на что она обратила внимание, так это на частые мостки, соединяющие эти балки, и небольшие площадки, распределённые под крышей примерно на равном и разновысотном расстоянии. Неплохие гнёзда для стрелков… Или точки остановок рабочих — ремонтников. Любопытно.

Выше этажом шла ещё одна галерея, четвёртого, последнего этажа. Опустила взгляд и только увидела тюрбан одного из восточников, когда почувствовала какой-то дискомфорт…

Небольшие вроде как, но ощутимые сотрясения лестницы, перила дрогнули в ладонях. Руфия недоумённо повела головой: что это? Она ощутила движение сзади, обернулась и посмотрела на пролёт выше…

Это был… Это был кошмар на двух ногах (ступня в каком-то извращённом подобии обуви помещалась на ступень частью пятки), с бочкообразным полуобнажённым (символическая короткая безрукавка таки присутствовала) торсом, тщательно скрытым рыжим волосом, необычайно широкими в плечах — бицепсах — предплечьях руками (скорее — лапами), которыми селяне легко могли бы вспахивать землю, свисающими ниже колен, с очень маленькой лопоухой головкой с небесно-голубыми глазами, окончательно добившими Руфию — едва не взвизгнув, она ссыпалась по лестнице вниз.

Приключение приключением, но встреча маленькой симпатичной девочки со снежным троллем — классический сюжет агробарского фольклора (с обязательным поеданием ребёнка, естественно). Участвовать в котором она не имела ни малейшего желания.