Право на свободу слова, собраний, организацию партий, объединений, движений эмиграция «увезла» с собой, где на чужбине пышным цветом распустились многочисленные формирования, ставившие своей целью освобождение России от коммунистов. К числу наиболее крупных, и наименее известных, относится «Молодая Россия».

Возможное объяснение этого парадокса следует искать в «странной» идеологии младороссов: приверженность к идеям раннего фашизма сочеталась с гордостью достижениями Советской России. Объединение «несоединимого» принесло младороссам сомнительную славу: для одних они слыли русскими фашистами, для других – патриотами, для третьих – отступниками и ренегатами.

Все это рождает желание разобраться в этом запутанном сюжете, который интересен уже тем, что позволяет войти в национал-социалистические идеалы в Европе, в мир вечных поисков России, ищущей «закона и благодати». Искал ее и Александр Львович Казем-Бек, семья которого издавна служила России. По мужской линии он был потомком выдающегося ученого-востоковеда профессора Мирзы Мухаммеда Али Гаджи Касим оглы (по-русски Александра Касимовича) Казем-Бека, сына шейх-уль-ислама в Дербенте1. По женской линии он состоял в родстве с Евгением Абрамовичем Боратынским, женатым на дочери прадеда моего героя. Матерью А. Л. Казем-Бека стала Надежда Шпигельберг, немка по национальности. Его отец – Лев Казем-Бек, выпускник Пажеского корпуса долгое время занимал пост предводителя дворянства округа Вильно2.

Сам Александр, пройдя испытания германской и гражданской войн, уже в 1920 г. эмигрировал. Начиналась новая, удивительная жизнь русского, «России в изгнании». В отличие от многих сверстников ему во многом «везло»: помогали талант и умение завязывать нужные знакомства. Он слушал лекции профессоров в Белграде и Мюнхене. В 1925 г. сдал экзамены в Высшей школе политических и социальных наук в Париже. Посещал занятия в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже. Потомок шейх-уль-ислама многого хотел, но диплом ему не дала получить сама жизнь с ее старыми проблемами в эмигрантской упаковке. Выручал блестящий ум, способность к синтезу и анализу разнообразной информации, получаемой им из самых различных по своему характеру источников.

Ставка на молодые, свежие силы, способные к творческому анализу, обусловила и монархический выбор Александра: для него «блюстителем российского престола», возглавителем императорского Дома становится великий князь Кирилл Владимирович (другой претендент – Николай Николаевич, родившийся в 1856 г., на двадцать лет раньше своего соперника, был, видимо, слишком стар, чтобы возглавить в будущем новую Россию). Раздоры «бизонов», проигравших Россию и все еще «сидящих на чемоданах» с надеждой на возвращение в светлое и довольное прошлое, не могли не вызвать соответствующей реакции у «детей»

В 1933 г. Борис Лихачев в статье «Десять лет назад» вспоминал: «Ноябрь 1922 года… В Париже съезд эмигрантских „монархических верхов“. Вместо единения вокруг Главы Династии, вместо реальной работы на Русское дело – бесконечные пересуды о „своевременности“ или „несвоевременности“, о юридической „обоснованности“ или „необоснованности“ акта Блюстителя Престола… И мечтания. О возврате земель. О вознаграждении за понесенные убытки… В младшем поколении эмиграции протест против определившейся идейной разрухи сказался сразу… На самоотмежевание „верхов“ от российской действительности молодежь могла ответить лишь самодеятельностью, самостоятельной работой под знаком поворота – „лицом к России!“. Между рассеянными по разным странам русскими студенческими объединениями… союзами молодежи завязалась оживленная переписка… Февраль 1923 года… В Мюнхене собрался „Первый всеобщий Съезд представителей организаций национально-мыслящей русской молодежи“. На съезде было представлено 29 организаций. „Дом наш сгорел дотла. Мы заново построим его свежими, юными силами… “ – декларировал съезд, отдавая силы представленной им молодежи, в распоряжение главы Российского Императорского Дома… Кого из съехавшихся поставить во главе общего дела? Леонида Николаевича Козлова, председателя Главного совета русского студенческого объединения на Балканах? Или Сергея Николаевича Плаутина, председателя Главного совета российского союза монархической молодежи – организации, возникшей еще в 1917 году на русской территории… или кого-либо из руководителей Союза русской национальной молодежи, например, председателя его мюнхенского отдела князя Андрея Николаевича Оболенского». Выбор пал на Александра Казем-Бека. «Его личность оказалась столь всеподавляющей своей талантливостью, яркостью и волей, что ко дню окончания Съезда ни для кого из нас, его участников, не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно ему должно стать во главе учреждавшегося „Главного совета объединенной русской молодежи44 и возникшего в итоге съезда федеративного Союза „Молодая Россия“. Единогласное избрание А. Л. Казем-Бека засвидетельствовало нашу общую уверенность, что лишь одному ему под силу создание и возглавление Русского „национально-социально-фашистского“ движения»3.

О содержании Декларации «Первого всеобщего съезда организации национально-мыслящей молодежи» дают представлении такие строки: «Наш Идеал – Великая, Могущественная, Национальная Россия. Наша Вера – в грядущее спасение и возрождение Родины. Русский народ, обманутый и обманувшийся, исцелится от чужеземной заразы. Он найдет опять свои национальные пути и, в рамках исторической формы своего многовекового государственного строя завершит на грани двух миров культурно-историческое призвание Русского Государства. Мы верим в великое прозрение сынов Русского народа, сознавшего свои тяжкие преступления против Родины. Мы исповедуем грехи руководящих слоев Русского общества, в большей своей части увлекавшихся несбыточными, ложными построениями и разрушивших свою государственность, а в меньшей – допустивших своей преступной вялостью и непротивлением злу развал Русской Державы. Мы каемся в нашей доле участия, вольного или невольного, в причинах Русского бедствия… На единении Царя и народа, на мудром и твердом управлении и взаимном доверии правителей и граждан будут покоиться основы новой Русской государственности. Мы не хотим восстановления изжитых порядков, не устоявших перед смутой, и возвращения ветхих душой людей к управлению Россией… Мы хотим возрождения Русской культуры и творческого духа, воссоздания хозяйственной мощи России, оздоровления Русского быта. Самоотверженный созидательный труд всех граждан, чуждый сословной розни и классовой борьбы вернет России расцвет и благоденствие»4.

Итак, февральский Всеобщий съезд национально-мыслящей молодежи объединил на «исконных принципах Русского Национализма» 29 организаций, насчитывающих около 4 000 членов. Избрав свой руководящий орган – Главный совет объединенной русской молодежи, все они, сохраняя свою внутреннюю самостоятельность, вошли в состав возглавляемого им федеративного Союза «Молодая Россия».

Перед руководством были поставлены задачи по распространению в молодежной среде национальных идей, вовлечению молодых людей в ряды младороссов, формированию повсеместно отделений союза, созданию обществ по самообразованию, открытию литературно-художественных, научно-образовательных и спортивных кружков, учреждению курсов политического образования, прикладных наук, ремесленных и профессиональных школ, а также ссудных касс и обществ взаимопомощи и благотворительности5.

Цель Главного совета объединенной русской молодежи – «способствовать расширению и укреплению организаций националистических сил, открытая проповедь их верований, выполнение их научно-исторических и политических знаний, могущих укрепить и обосновать их национальное чувство и облегчить подготовку для созидательной работы на родине, а равно сознательное отношение к националистическому движению, ныне охватывающему Европу Националисты всех стран – наши друзья. К ним присоединим мы свои силы в борьбе с общим врагом: интернационалом, демократизмом и социализмом… На примерах успешной борьбы националистов против внутренних врагов родины, картина коих развертывается на наших глазах во всех государствах Европы, должны мы учиться, памятуя, что каждый наступающий день может принести нам весть о падении большевизма (!!! – В. К.) и возможности возвращения в Россию. К этому часу мы должны быть: организованы, дружно-сплочены и вооружены необходимыми знаниями… и тактическими приемами победоносного фашизма в Италии, соколов в Чехии, хакенкрейцеров (правых радикалов. – В. К.) в Германии и националистов во Франции»6.

В 1923 г. в Мюнхене Александр Львович Казем-Бек избирается председателем Главного совета объединения русской молодежи, которая на своем втором съезде в 1924 г. инициирует создание Союза молодой России, переименованного в 1925 г. в Союз младороссов, а в 1935 г. – в Младоросскую партию, куда входили практически все представители наций, народностей России, ее регионов, краев, областей.

В ее рядах были великий князь Дмитрий Александрович Романов – председатель Главного совета младоросской партии, светлейший князь Леонид Павлович Ливен, граф Юрий Борисович Мусин-Пушкин, граф Павел Александрович Шувалов, граф Илья Ильич Толстой, барон Федор Мейендорф, барон фон Штейгер Анатолий Сергеевич. Среди членов Младоросской партии можно было встретить самые разнообразные фамилии – Иванов, Али-Абас, д’Алонзо, Аштар, Баар, Безматерных, Био, дю Бош, Виркау, Войт, Гаганидзе, Гинднер, Гойер-Боот, Гульязизов, Джанкаев, Дзбановский, Дэнни, Дураков, Имерлишвили, Ишоев, Киссель, Лембик, Луначек, Лях-Невин-ский, Малхолланд, Маркопуло, Маркс, Миштовт, Мурзаев, Нувой, Освальд, Кришталь, Роар, Розенберг, Романов7.

Организация младороссов постепенно распространила свои филиалы практически на все земли, где осели изгнанники. Ее представительства находились в Финляндии, Ливане, Сирии, Северной Америке, Австрии, Эстонии, Египте, Норвегии, Венгрии, Чехо-Словакии, Швейцарии, Польше, Италии, Литве, Бельгии, Китае, Персии, Турции, Греции, Болгарии, Югославии, Германии, Японии, на Дальнем Востоке и в Южной Америке. Ячейки младороссов были в таких городах, как Белград, Дубровник, Загреб, Пожаревац, Скопье, Смедерево, Суботица (Королевство Югославия); Ванкувер, Онтарио (Канада); Беркли, Вашингтон, Жюно, Лос-Анжелес, Санта-Роза, Сиэтл (США); Виндзор (Великобритания); Выборг (Финляндия); Габрово, Горна Джумая, Лом, Перник, Пловдив, Свищово (Болгария); Дамаск; Каир; Манила; Монтевидео (Уругвай); Осло; Рио-де-Жанейро; Ровно (Польша). Очаги младоросского Ордена работали в Белграде, Вуковаре, Нови-Саде (Королевство Югославия); Берлине; Бейруте; Брюсселе, Льеже, Шарлеруа (Бельгия); Буэнос-Айресе; Варне, Софии, Сливене (Болгария); Гельсингфорсе, Суоярви (Финляндия); Детройте, Нью-Йорке, Сан-Франциско, Чикаго; Лондоне; Митаве, Прекульне, Риге (Латвия); Праге; Риме; Сан-Паулу (Бразилия); Тегеране; Тяньдзине, Шанхае.

Судя по партийной картотеке, численность младороссов к 1937 г. не превышала 1 400 человек8. Однако ее контрольная выверка с другими архивными документами заставляет предположить, что их количество было значительно больше. Да и предыдущая цифра в 4 000 человек свидетельствует об этом.

(Параллельно с младоросами в 1920-е гг. П. Б. Струве создал свой «Союз молодой России» – «сильное государство, сильная власть, единство зарубежной и внутренней России. В Париже Союзом руководить было поручено К. И. Зайцеву, в Германии И. А. Ильину, в Праге И. Д. Гримму»9.)

Под руководством Казем-Бека уже со второй половины 20-х гг. XX столетия действовали: «Союз русских студентов» в Будапеште, Сараево, в Эстонии; «Союз русских офицеров» – в венгерской столице.

Судя по сухой справке из ФСБ РФ, Казем-Бек «объединил главный совет «Российского Союза монархической молодежи», 1-й Белградский отдел студентов «Российского союза национальной или монархической молодежи (РСНМ), 2-й отдел (гимназисты) РСНМ, Старосербский, Белоцерковский, Загребский, Ново-Бечейский, Новосадский и Сараевский отделы РСНМ»10.

Духовником Младоросской партии стал священник Паевский. Хотя я не могу достаточно уверенно говорить, что в ее рядах были исключительно православные, но, тем не менее, именно традиционному русскому вероисповеданию придавалось важнейшее значение. В своих «Письмах к младороссам» Александр Казем-Бек (статья подписана инициалами А. К. – Б.) писал: «Столкновение заострившихся противоположных течений не дало победы безверию и учение животного материализма не сразило на Руси православие… неудача коммунизма после первых штурмов на церковную твердыню была ясно определена и отмечена самими руководителями ВКП, когда была применена в отношении Церкви новая тактика „взрыва изнутри“. Поддержка живой церкви, покровительство обновленцам… равносильны признанию несостоятельности прежней тактики и, тем самым, собственной неудачи. Террор оказался бессильным. Необходимо подчеркнуть, что православие как мировоззрение и Церковь, как внешняя организация, оказались единственными проявлениями национальной жизни, на которые террор не возымел решающего действия. Благодаря устоявшему православию, октябрьская революция оказалась не интегральной в своем разрушительном порыве, и главный корень национальной жизни уцелел… Я даже уверен в том… что церковность и религиозное движение не приведут, сами по себе, ни к каким революционным актам. Их значение в национальной революции и последующем русском возрождении будет несравненно глубже. Благотворность их влияния скажется, прежде всего… в ориентации духовных исканий и в питании этих исканий великой и благодатной жизненностью. Вот почему младороссы не могут не признать православной церковности одним из самых мощных факторов (и едва ли не самым мощным) национального возрождения… нельзя допустить и мысли, что это возрождение могло бы осуществиться вне православия или без его участия… Православие – пока единственная плоскость, в которой может осуществиться национальное единство… Православие заложило основы нашего мировоззрения, выдвинуло философию… наши национальные идеалы, наши стремления, наш общественный строй, наш бытовой уклад, наша государственность: вся наша самобытность. Залечив свои раны, восстановив свое равновесие, упрочив свое моральное преобладание, православие наше двинется к великим целям, увлекая за собой по пути мессианства новую русскую культуру. Углубленное православие, становясь по значению своих идеалов подлинно вселенским, тем самым выводит и русскую нацию на мировой простор исторических свершений»11.

Эти мысли интересны не только своей размашистостью, но и тем, что здесь автор хранит абсолютное молчание о крайне тяжелом положении РПЦ, о гонениях на Церковь, о тысячах и тысячах мучеников за веру, о нестроениях между Русской Православной Церковью Заграницей и высшей церковной властью в Москве. Можно предположить, что все это для него не имело существенного характера. Главное заключалось в самом бытии православной Церкви. В частности, его тревога вызвана не политизацией иерархов, а сохранением церковности в русском рассеянии: «Молодняк эмиграции за редкими исключениями не проявляет ни способности, ни склонности в полной мере проникнуться церковностью, свойственной русскому быту. Церковность здесь, за границей, понимается одними, как ханжество, от которого надо сторониться, другими, как увлечение богословской риторикой, „мудрствующей лукаво“ и граничащей с ересью. И то, и другое предположения далеки от истины. На самом деле церковность есть именно бой… Нам в нашем изгнании больше всего недостает как раз свежих и личных впечатлений, которые восполняются острой памятью и силой воображения лишь весьма несовершенно. Как может в самом деле, постичь нашу церковность, столь своеобразную и особенную, юноша, будь он семи пядей во лбу, если для него православие ограничено топтанием у тусклой решетки на „рю Дарю“, обрывками воспоминаний о приходской церкви, куда его водила нянька, да открытками с посредственным изображением Исаакиевского собора?.. И вот для этих подростков, превратившихся в наших сверстников, все доводы о церковности, православии, самобытности, остаются отвлеченными рассуждениями на малопонятные темы, – загадками, разрешение которых их мало заботит, и ответы на которые они могли бы получить лишь на русской земле… когда мы судим о значении православия в истории России и в современной ее жизни, мы должны считаться не только и не столько с философией и богословием, как с бытом, т. е. с обрядностью. Единство мыслей и поступков в очень значительной мере обязано своим возникновением обрядности… нам следует вникнуть в мысли тех, кто раньше нас, с большим усердием и большими возможностями изучил наш быт… Для примера укажу на одну только фразу нашего Достоевского, которой он отвечает на узость не приемлющих православия: „Русская вера, русское православие есть все то, что только русский народ считает за свою святыню, в ней его идеалы, вся правда и истина жизни"»12.

Опора на русскую веру, на традиционное православие была характерна для многих россиян, оказавшихся на чужбине. И, конечно, молодежь, подраставшая в православных славянских странах, в Болгарии, в Сербии, находилась в гораздо лучших условиях, нежели, например, в католической Франции. Именно в Сербии возник союз им. преп. Сергия Радонежского с девизом из Достоевского «Неправославный перестает быть русским». Установки этого религиозного кружка весьма близки мыслям Александра Казем-Бека. «Мы настойчиво утверждаем, – отмечалось в программном документе Союза, – что самая главная и вместе с тем конкретная и реальная наша задача – быть православными… наша национальная задача есть в то же время и, прежде всего, религиозная… не ставши православными, мы не можем поднять знамя „России“… Мы не признаем возможности религиозного исцеления, так чтобы одновременно неустроялось наше национальное переживание… Наш Союз собирает в себе людей, готовых отдать свои силы основной, центральной идее русского национального бытия, готовых окончательно и бесповоротно отдать их служению идее: „Россия не может быть неправославной“, „Неправославный перестает быть русским“»13.

В определенной степени им вторил младоросс Борис Вирановский: «Цементом, спаивающим нашу организацию, является любовь к живому русскому человеку, независимо по ту или по эту сторону рубежа, желание понять его и быть ему понятным, стремление освободить его душу, растлеваемую большевиками, с одной стороны, и отмирающими политическими течениями, с другой. Младоросские ряды спаяны именно этими чувствами: чувствами христианскими по существу, чувствами, которые чужды всем другим политическим организациям и политическим группировкам, ибо все остальные спаяны нехристианскими чувствами ненависти: непредрешенцы – ненавистью к большевикам, „правые“ – ненавистью к революции и Новой России, „левые“ – к контрреволюции и России Старой»14.

Слова, слова, слова… – те самые фразы, в которых была утоплена монархия – может сказать скептик. Действительно «слов» у младороссов – много: особенно о Родине, которой они гордились. Хватало и романтики, этого злейшего врага мысли.

Сама структура младоросской организации с ее иерархичностью, возрожденной как бы из рыцарских времен, и заповедями, лаконизм которых отнюдь не означал «нищеты духа» – все это не могло не привлекать молодежь, чьи деды ели виноград, а ей оскомина досталась.

В строительстве своего Движения руководство младороссов активно использовало такую древнюю форму организации, как орден, принадлежность к которому давало ощущение избранности, обладания некоей тайной. В сущности, начало двадцатого века с его переделом мира и идеями установления нового порядка было тесно связано с мыслями о возрождении различных орденских структур. Новый Левиафан требовал тайны, которую мог обеспечить только орден. И далеко не случайно, что среди бумаг младороссов имеются выдержки из книги М. Бренстеда «Крах классовой политики». В этом весьма интересном труде автор писал: «Смысл концентричности орденской структуры заключается в том, что в ордене происходит качественный отбор человеческого материала для концентрации силы. В этом отборе, который происходит органически, заключается как бы социальная магия ордена… Качественный отбор человеческих масс происходит путем отбора волевых и моральных сил, путем отсеивания их от элементов слабых духом и от эгоистов всех мастей. Слабые остаются на периферии или выпадают вовсе из круга посвященных. Сильные идут вперед и вглубь, но испытанием силы может быть только борьба, только дела и поступки… орден всегда имеет мировую арену своего действия, в то время как партия действует в пределах государства, на арене национальной. Это вытекает из того, что орден борется за ценности общечеловеческого значения, между тем как социально-экономические интересы, коими руководствуется партия, ограничены рамками государственной жизни. И даже тогда, когда деятельность ордена развертывается в национальных рамках, он стремится вывести нацию на мировую арену, в область большой политики, для осуществления нацией ее исторической миссии, ее исторической идеи, во всечеловечестве… Орден не стремится к количественному росту, он объединяет качество, партия же наоборот ориентируется на т. н. „массы“. Оперируя с качествами, орден воздействует и на самую партию, влияя на ее качественные элементы.

Орден часто был той именно силой, которая стояла за теми или иными партвождями, влияя на них или непосредственно или путем создания для них особой среды. Такого рода тактика была бы немыслима, если бы орден был явным»15.

Сама экспрессивная фразеология лидеров должна была увлекать молодежь, уставшую от мудрствований «отцов». Так, один из ведущих младоросских лидеров К. Елита-Вильчковский звонко писал в своей статье «Тропы к путям»: «„Plus ultra“ стало лозунгом младороссов. Стремление, динамизм стали свойствами нашего движения, неудовлетворенность малым – ее характерной чертой»16.

А на практике?

Официальные документы дают следующую картину. «Младоросское движение есть совокупность лиц и организаций, сочувствующих, содействующих или служащих установлению в России нового строя на началах национализма, социальности и монархизма, а) Младоросский национализм есть любовь к Российской Имперской Нации, состоящей из многочисленных народов, имеющих равные права на самобытное развитие… ведущая роль по укреплению и защите государства принадлежит народам русским… Через служение нации осуществляется и всечеловеческий идеал международной справедливости и мирного сотрудничества народов, б) Младоросская социальность есть стремление к осуществлению в политическом, социальном, экономическом и бытовом строе национальной жизни начал справедливости в формах, соответствующих той правде, к которой на протяжении своей истории стремилась Российская нация. Младоросская социальность находит свое осуществление в проведении в жизнь младоросского социализма… исключает классовую борьбу… классовые и социальные привилегии и эксплуатацию человека человеком с построенным на ней капитализмом. Он признает частную собственность как социальную функцию и принцип национальной плановости, утверждает примат духовного начала над материальным и свободу совести, в) Младоросский монархизм проистекает из веры в тот нравственный идеал, который лежит в основе русской культуры и русской государственности; он выражается в беззаветной преданности Природному Российскому Императору, олицетворяющему Нацию и служение Ей… Верховная власть Царя, в отличие от абсолютной, ограничена нравственным идеалом, служение которому объединяет Царя с народом в соборном сотрудничестве… Младоросская Партия. Те, из входящих в Движение лиц, которые в своей политической деятельности добровольно объединятся, подчиняя ее водительству и руководству младоросской иерархии, составляют Младоросскую Партию. Партия построена на единоначалии, иерархичности и сотрудничестве.

Орден Младороссов. Те из членов партии, которые рассматривают задачи Младоросского Движения как главную цель своей жизни и добровольно согласуют с этой целью не только свою политическую работу, но и свою общественную деятельность и личную жизнь, объединяются в Орден Младороссов… Младоросский Орден является ядром Партии и Движения»17.

Судя по документам – номерам партбилетов и орденских знаков – поступление в Орден было сравнительно легким. Однако прием туда постепенно ужесточался. В 1936 г. Казем-Бек писал председателю Главного совета Младоросской партии великому князю Дмитрию Павловичу о том, что в дальнейшем прямого доступа в Орден не будет. Он станет «отбором лучших, наиболее надежных и наиболее полезных наших работников, которые готовы связать себя пожизненными обязательствами»18.

Символом Ордена служило изображение серебряной державы на лазоревом поле: держава означала российское государство, крест, ее увенчивающий – примат духовного начала над материальным, лазоревый цвет – примирение и сотрудничество национальных и социальных органов. Орденский флаг имел бело-желто-черные цвета19.

Корпорацией высшей орденской степени являлся созданный в 1938 г. Совет ответственных младороссов. Вместе с Главой и высшими руководителями партии он разделял ответственность за судьбы всего Движения. Фактически, новая структура означала усиление власти Ордена с одновременной активизацией деятельности «сонных» ответственных младороссов.

Идеологическая работа внутри партии лежала на политруках и пропагандистах-организаторах, в чьи обязанности входило разъяснение младоросской политграмоты, составленной в форме кратких вопросов и ответов. Ее авторы, собрав в ней практически все «проклятые» проблемы, волновавшие русскую молодежь, стремились убедить ее, что лишь русский путь, только создание нового русского мира, – построенного на принципах Союзной империи, национальной плановости и монархии трудящихся, – является единственным средством возрождения новой России, в которой сливаются восточная и западная культуры с их историческими традициями и современным бытием.

И еще несколько слов о кадровой работе. В 1932 г. в Союзе Младороссов начал действовать специальный Отдел подготовки кадров, чья работа должна была устранить все прежние ошибки и недочеты кустарщины. Младоросская подготовка имела три ступени. Первая, так называемая кандидатская, включала в себя знание основных младоросских установок и способность разъяснять их; умение разбирать и оспаривать основные утверждения противников. Вторая посвящалась изучению вопросов теории, практики и тактики. В процессе учебы шла дифференциация младороссов по способностям и специализация по склонностям. На третьей, куда могли добраться только те, кто выказал свои способности на предшествующих ступенях, осуществлялась подготовка руководящего состава, в частности, политруков и специалистов по разработке определенных вопросов20.

Сама младоросская структура была достаточно разветвленной и сложной. В зависимости от местных условий строились ее различные организационно-территориальные подразделения: представительства в различных государствах; районы, подрайоны, бригады, звенья, очаги, ячейки или группы в городах. Формировались также специальные – женские, спортивные – группы. На учете представительства на Ливан и Сирию состояла уникальная группа русских ассирийцев. В странах, где осело много казаков, функционировали казачьи организации, как например Дмитриевская станица в Греции 21.

Поощрялось создание иных организационных структурных подразделений, служащих целям сплочения в единый организм членов Младоросской партии. Например, во Франции в 1937 г. стало действовать «Объединение 1279», получившего свое название от номера циркулярного письма (от 25 мая 1936 г.) об укреплении иерархической дисциплины и включавшее в себя только членов Ордена.

В этом документе, подписанном Казем-Беком, подчеркивалось: «Я знаю, что человеку свойственно иметь психологию „правую“ в отношении подчиненных и психологию „левую“ в отношении начальства. Это от эгоизма, и потому именно орденство, которое, прежде всего, клеймит эгоизм, обязывает всякое начальство изживать свое своеволие, а подчиненных – изживать всякое протестантство. И то и другое для той правды, которая, согласно нашей идеологии, спускается сверху, а не растет снизу… У всякого младоросса может быть свое мнение. Но действовать он должен, согласно мнения начальства…

Действия младоросса – в руках иерархии… Мы живем, развиваемся и работаем в ненормальных условиях: у нас нет территории, у нас нет физической власти, часто мы не можем найти точку приложения сил. Все это служит испытанием: кто выдержит, тот надежен, а выдержит тот, кто способен верить и стискивать зубы. Кто не имеет веры и зубов – лучше отойди… Служба требует иерархии, и за службу ответственна иерархия… Подчиненные должны беречь иерархию, какова бы она ни была… Как бы высший начальник ни крыл низшего начальника, если он это делает по собственной инициативе, он этим только усиливает иерархию, а тем самым и авторитет этого низшего начальника, как члена иерархии. Но если бы он его расцукал по жалобе снизу, он подорвал бы иерархию»22.

В заповедях члена «Объединения 1279» звучали такие мысли: «Авторитарная власть дает тебе права над подчиненным, но это только для того, чтобы сделать тебя за него ответственным… Бойся уронить авторитет начальства; иначе повредишь собственному авторитету… Прежде чем перейти к приказаниям, используй свой авторитет; при этом можешь требовать невозможного… Можешь выругать начальника в глаза, но помни, что он за тебя ответственен… Не делай работы подчиненного, иначе он сядет тебе на шею. Наоборот, заставляй его делать твою работу – в этом и будет твоя работа»23.

«Делись своими соображениями в порядке совещательного голоса. Но прежде изживи собственный эгоизм, чтобы слова твои звучали во имя пользы для дела, а не во имя своей правоты… Мы вступаем в область орденства, того орденства, в котором служение уравнивает всех: начальников и подчиненных, умных и глупых, сильных и слабых. Но арбитраж остается миссией начальства, потому что начальство большим пожертвовало, больше отдало своего. Степень орденства есть степень самоотречения… личная честь есть замаскированное самолюбие. Честь не может быть личной. Честь есть понятие социальное. Честь проистекает от принадлежности к определенному организму и обязывает человека быть достойным этой принадлежности. Именно такова честь рыцаря, честь дворянина, честь офицера. Такова и честь младоросса. Это честь Ордена, перекрывающая и рыцарство, и дворянство, и офицерство. Думающий спасти свою честь, теряет ее, а кто отдает свою честь Ордену, тот укрепляет ее… Оставляю личную честь в пределах Очага. Она обязывает каждого младоросса стараться быть лучшим. Но по критерию иерархии, лучший – старшина. А личная честь старшины есть честь его очага. В пределах бригады мыслима честь только своего очага. В пределах подрайона – только честь своей бригады, в пределах района – честь подрайона, в пределах Партии – честь района, в Русском море – честь Партии, на земле – честь русского имени… последнее орденское требование: претерпеть несправедливость ради Партии и от Партии, т. е. пожертвовать и справедливостью… Претерпеть несправедливость ради Партии и от Партии надо не во имя Партии, а во имя любви к Партии»24.

«Во имя любви» к науке не стану проводить аналогии с творением Дж. Орвелла.

Итак, налицо была жесткая партийная (орденская) дисциплина, которая в условиях эмиграции считалась альфой и омегой для самого существования организации младороссов и ликвидации в корне любых разбродов и шатаний, возникавших время от времени в молодежной среде.

В дальнейшем орденская тема получила свое развитие при проектировании устройства будущей России. В 1938 г. один из младоросских «мечтателей» писал в «Бодрости» следующее: «Главная роль во внутрирусском национальном созидании выпадет на долю новой национальной элиты… крепко спаянного и беззаветно-жертвенного отбора. Задача и смысл такого отбора… не столько административное управление, сколько духовное направление жизни страны. И, разумеется, нет лучшего способа духовного водительства, как личный пример. Эти люди, претендуя на священное звание лучших русских людей, должны стать как бы иноками в миру, сделать из служения Родине единственную цель своей жизни, словом, образовать Настоящий ОРДЕН, ОРДЕН СЛУЖЕНИЯ РОССИИ.

Особая этическая устремленность национальной жизни. Признание высших общечеловеческих духовных ценностей – Абсолютной Правды и Абсолютного Добра. Служение этим ценностям внутри страны и мессианский пафос их распространения вовне. Монархизм, как живое олицетворение духовного начала. Воспитание в массах через элиту целостного национального мировоззрения (Чем интеллигент отличается от простолюдина? У первого впереди и только – слово, у второго – дело. Правда, довольно часто встречается их синтез: „Слово и Дело“, известное еще с конца XVI в. – В. К.) Принципиальное и фактическое преодоление присущего 19 веку антагонизма между „обществом“и государством путем соучастие того и другого в устроении жизни нации (Здесь автор не хочет признаваться в том, что „соучастие“ было блистательно показано в 1917 году. – В. К.). Наконец, облагорожение самоценной человеческой личности путем, елико возможно, непринужденного ее привлечения к служению Общему Делу, с оставлением за ней священных неотъемлемых прав, как например, свобода совести (Так это все было, „елико возможно“, уже в СССР! – В. К.).

Таковы… должны быть главные черты будущего русского государства… Можно ли будет назвать его тоталитарным?.. Не лучше ли поэтому заменить иностранное слово „тоталитарный“ русским „целостный“, понятием, схожим с первым, но оттеняющим качественный момент вещей и назвать будущее Русское государство государством целостным? Целостное государство тоже охватывает все стороны жизни нации, материальное и духовное… приближая, таким образом, как каждого человека, так и всю страну к осуществлению единого, целостного и великого замысла – всеобщей справедливости и братской любви»25.

Политруки, каждый в меру своих способностей, настойчиво внушали своим подопечным, что структура и принципы их организации резко отличаются от общепринятых общественно-политических институций. В 1933 г. в «Младоросской искре» появилась статья М. М. Артемьева (псевдоним М. Бренстеда– В. К.) «Партия и орден». Заявляя в начале своего текста о том, что феномен орденства наблюдается в Италии, Германии и в той же России, где ВКП (б) приобрела его типичные черты, видя элементы орденства у новоградцев и евразийцев с их «элитой» и «мессианством», автор рисует свою картину ордена, который есть, прежде всего, «воинство… и его дисциплина имеет такой же иерархический характер, в то время как партия, даже самая реакционная и консервативная, построена на демократическом, выборном начале (утопист!!! – В. К.). Во вторых, орден всегда имеет свою более или менее строгую этику борьбы, между тем, как партия руководствуется голой выгодой и отличается, как правило, неразборчивостью в средствах борьбы… Иерархичность всегда есть источник свободы, ибо иерархичность утверждает равенство, как пэрство, равенство как достоинство, хотя и стоящее на различной высоте достижения, равенство моральных возможностей (все люди равны, но есть те, которые равнее, так писал Орвелл. – В. К.), только такое равенство обеспечивает подлинную свободу, т. к. эта свобода означает нравственную активность, которая выражается в служении, а равенство моральных возможностей и есть всеобщая призванность к служению… в партии, где вожди надменно командуют „голосующей массой“, где весь механизм организации проникнут духом насилия, принуждения и лжи… В ордене – дух аристократизма, свободы, чистоты. Всякая партия – моральная клоака, средоточие честолюбцев, школа угодничества… Всякая партия… под вывеской высоких лозунгов торгует мелкими материальными выгодами для достижения на самом деле крупных материальных выгод небольшому кругу партийной верхушки. Для этого она пользуется несколькими „идеалистами", бескорыстными фанатиками „идеи", одержимыми теми или иными догматами и при их помощи начинает плести паутину своей программы»26.

Комментарий: политграмота для «чистых, наивных и глупых младороссов», не читавших Муссолини и плохо усвоивших уроки своих отцов, да и самого «Главы». И, тем не менее, младоросское дело процветало. Более того, в 1935 г. была создана и младоросская партия, разумеется, в соответствующем политическом и нравственном оформлении, резко отличающем ее от других подобных институций.

В «Бодрости» лихо писали, заглядывая к Муссолини: «„Партия" с большой буквы противопоставляется в современном мире „партиям" с маленькой буквы либерально-демократического мира… Партии этого типа – продукт национального дробления, результат разложения или исчезновения правящего слоя, затемнение национального сознания и государственной мысли. „Партия" с большой буквы – по выражению итальянского ученого – „антипартия". Это единая Партия… Она говорит от имени всей нации, которую возглавляет, защищает интересы всего национального целого, согласуя ради общего блага интересы личностей и общественных организмов… Младоросская Партия претендует, слившись с национальным отбором, который образуется в процессе русской эволюции, возглавить в будущем русское национальное строительство»27.

Центральное руководство Младоросской партии составлял совет директоров: А. Л. Казем-Бек – президент, князь Владимир Романовский-Красинский – вице-президент, Кирилл Елита-Вильчковский – генеральный секретарь, князь Сергей Оболенский – политический секретарь, Николай Философов – административный секретарь, Дмитрий Лапчинский – казначей, Платон Стефанович – президент парижских федераций партии. Имелись и свои многочисленные печатные органы.

Вся политическая доктрина младороссов была заключена в формуле «Все национальное – наше». Программа-минимум – требование упразднения компартии. Одновременно младороссы заявляли, что они признают русской национальной властью то правительство, которое упразднит большевистскую организацию и ее филиалы28.

Три пункта программы-минимум.

Первый, ликвидация гонений на веру, провозглашение права свободы совести.

Второй, «признание за русской национальностью ведущего и центрального положения в той семье народов, какой является Империя, ныне именуемая Советским Союзом. Это было бы восстановлением прав русского большинства Империи, которые попираются в то время, как другие национальности Империи ими пользуются. Русская нация, раскрепощая народы на своей территории, как и за ее пределами (какими? – В. К.), несет на себе ответственность за защиту и неприкосновенность этих более слабых братьев. Умаление русского достоинства, доведенное до упразднения самого русского имени, не может быть допущено в то время, как русская нация возрождается в новой мощи, завоевывает воздух, дает миру героев как Громов, Молоков, Водопьянов, Бабушкин, Евдокимов».

Третий, ликвидация классовой борьбы. Как заявлял в 1935 г. в итоге Казем-Бек: «Мы признаем и поддержим ту власть, которая выполнит эти условия, совершенно независимо от того, кто персонально будет представлять и осуществлять эту власть (а как же царь?! – В. К.)»29.

Индивидуальная лестница – соревнователь, младоросс, сотрудник, старший младоросс, ответственный младоросс – укрепляла единоначалие, авторитет вышестоящих. Для возведения в степень старшего младоросса требовалось сдать письменный и устный экзамены.

Наряду с иерархическим принципом младоросская идеология включала в себя персонализм (ценность личности, ответственной за свои действия) и органичность (существование особых природных законов, определяющих жизнь «организмов физических и духовных», например, русский монархизм). В свою очередь из принципов вытекали начала:

служения, находящего свое воплощение в жертвенности и примате долга над правами, что коренным образом отличается от гуманистическо-либеральной трактовки человека как самодовлеющей ценности;

сотрудничества, в котором общее служение ведет к соединению личностей в «духовные организмы». «Такое органическое сотрудничество коренным образом отличается от механического (атомистического коллективизма) социализма, в котором личность насильственно приносится в жертву отвлеченному коллективу»;

единоначалия, определяющего «общее служение», согласующего права и обязанности каждого с «благом целого». «Духовный организм, объединенный единоначальствующей личностью, есть соборность»;

природности – «исторической жизненной укорененности в духовном организме личностей и культурных ценностей»30.

Все это было подчинено одной цели – воспитанию готовности к возрождению новой России, пролетарской монархии, или монархии трудящихся, или советской монархии! Звучит не столько диковинно, сколько диковато.

Позволю себе привести также некоторые тезисы из экономической программы, опубликованной в «Младоросской искре» в 1933 г.: «… Младоросское правительство должно ограничить собственность в хозяйственной области не только в социальных и национальных интересах, но и в интересах чисто хозяйственных: путем национального хозяйственного плана… Субъектом собственности… может быть государство, коллектив или личность… Факторами производства с младоросской точки зрения: человек, природа, капитал и культурное наследие. Человеческий фактор в производстве главный и господствующий… Собственники капитала, владеющие частью капитала национального, должны нести за него ответственность перед нацией… Спекуляция должна строго пресекаться и биржа заменена расчетными палатами… Хозяйство должно быть организовано по признаку общности целей в корпоративные, самоуправляющие организмы (хозсоюзы, возглавляемые хозсоветами)… Государству в хозяйстве принадлежит его органическая роль: водительства, арбитража и контроля… Наряду с хозобъединениями, должны быть объединения профсоюзные… Для осуществления сотрудничества социальных слоев должны быть созданы социальные советы… Для объединения самоуправляющегося хозяйства и согласования его с другими отраслями национальной жизни должен быть создан Высший Совет Имперского Хозяйства, состоящий из представителей Императорского Правительства, Имперского Совета, Центральных Хозяйственных Советов и Центрального Социального Совета… Высший Совет Имперского Хозяйства должен составлять хозплан… Утверждение плана и арбитраж принадлежит императору… Новое хозяйство должно депролетаризировать человека… Новое хозяйство должно осуществить синтез города и деревни, приблизить город к природе, а деревню к центрам культуры»31. Суть программы, как мне видится, была в ее социальности, мода на которую выросла вместе с внедрением в практику ее идей.

Теперь несколько строчек о прессе: только в 1933 г. Союз младороссов издавал «Младоросскую искру» (в 1935 г. имела отделения во многих странах, например, в Персии, Польше, Эстонии), «Казачий набат», «Молодое слово», журналы – «Новый путь» и на чешском языке «Народни Руско». Внутрисоюзными органами связи были: «Оповещение представительства РЦСМ (Руководящий центр союза младороссов) на Францию» (Париж), «Оповещение представительства РЦСМ на Бельгию» (Брюссель), «Оповещение представительства РЦСМ на Финляндию» (Гельсингфорс), «Оповещение младороссов югославянской ориентации», «Оповещение младороссов болгарской провинции», «Инструкция представительства РЦСМ на Сев. и Южную Америку» (Нью-Йорк), «Клич» – орган связи 33-го очага Союза младороссов (Сан-Франциско). Позднее к ним добавились: орган военно-морского очага – «Норд-Ост 23°», «Бодрость» (с 1935 г.), и на французском «Россия – 1939». Инструктивным изданием были «Ведомости Генерального Секретариата».

Младороссы не только создавали свою прессу, но и стремились «захватить» уже существовавшие газеты. Примером может служить «Молодое слово», выпускавшееся в Болгарии (1931–1937). Это издание было задумано как чисто литературно-эстетическое. Однако русскую молодежь больше интересовали вопросы политические, нежели «чистое искусство». После выхода трех номеров газета перестроилась, став рупором младоросской пропаганды в этой славянской стране32.

На страницах младоросской прессы основательно освещались самые разнообразные вопросы, связанные с прошлым, настоящим и будущим России. Так, в «Младоросской искре» труд генерала А. И. Спиридовича «Зубатовщина» (печатаемый под рубрикой «Попытки создания русского фашизма на пороге XX столетия») соседствовал со схемой организации ВКП (б) после XVII съезда33. Лозунг «Да здравствует Глава Союза!» мирно уживался с призывом «Да здравствует усиление темпов младоросской работы!»34.

Довольно основательно была поставлена семинарская учеба младороссов с их политшколами, культурно-массовая работа и пропагандистская деятельность. Связь младороссов, действовавших в различных странах, поддерживалась через регулярные встречи ответственных работников, командировок, организацию международных конференций и т. д.

Разнообразие форм деятельности младороссов в эмигрантской среде удивительно. В Париже действовала своя политшкола, женотдел, в рамках которой была создана политгруппа, работал социально-экономический семинар, при спортивном союзе (волейбол, гимнастика, легкая атлетика, футбол) были организованы младшая, мужская и женская группы35. Регулярно младороссы проводили открытые собрания на разнообразные темы, например, в Брюсселе: «Потеряна ли эмиграция для России?», устраивали выступления своих активистов с докладами, чье содержание непременно увязывалось с положением дел на родине и эмигрантским житьем-бытьем. Так, в Марселе оно прошло на тему: «Возможно ли участие эмиграции в обороне сов. России»36.

В Младоросском доме в Лионе распахнула свои двери «четверговая школа», в которой опытные педагоги преподавали детям Закон Божий, русский язык, историю и географию России, иностранные языки, музыку и пение. Также были организованы курсы иностранных языков для взрослых, открыта библиотека и читальня с широким выбором эмигрантских и советских газет37.

Об этом мелком событии, возможно, и не стоило бы упоминать: русские учебные заведения действовали во многих странах, в которых осели эмигранты. Но «вся соль» заключается в том, что школу открыла партия – и не в той или иной столице, а в провинции, где процесс денационализации молодежи протекал быстрее, нежели, допустим, в Париже, Белграде, Софии, Праге.

В 1936 г. кн. Александр Путятин в статье «О Русской национальной традиции» подчеркивал: «Человеческое достоинство заключается в духовной жизни каждого, то есть в искании истины, в стремлении к ней и в служении Высшему Началу. А потому, если мы говорим о Национальной идее и о Народном Духе, то мы касаемся духовной жизни самой нации, то есть служения всего народа в целом тем же идеалам. Следовательно, чтобы выявить этот идейный лик Нации, надо проникнуть в самые глубины Русской души, проявлявшей себя на протяжении многих веков, и достигнуть тех недр ее, где живет человеческое правопонимание, где рождается творческая сила всякого искусства, где в искренней простоте открывается настоящее величие, и где беспредельное великодушие венчает Национальную гордость»38.

Все было хорошо, только где взять русского мужика: в эмиграции он становился ситуайеном. Можно было копаться в старых книгах или читать новые, выходившие из-под пера И. А. Ильина – только вот беда, тот же Ильин при всей завораживающей красоте слова мог будить лишь тени. Оставалось одно – лицом к России: «режимы уходят, нации остаются.».

Как подчеркивалось в «Бодрости», в тексте новой воинской присяги от 1939 г. слова «направлять все мои мысли и действия к великому освобождению всех трудящихся» заменялись строчкой «быть преданным своему народу, своей Родине»39.

К чести младороссов они не стали слепо копировать уставы старых орденских организаций. Их трехстепенная структура – движение, партия, орден – отличалась подвижностью, сочетанием разноуровневых элементов, что позволяло привлекать разнообразную по социальному происхождению молодежь, используя ее честолюбие, максимализм, степень приверженности к младоросским идеям, выдержанным в духе иерархичности. Все было подчинено одной цели – дать молодежи возможность почувствовать себя русскими, теми, от которых во многом станет зависеть будущее родины.

Н. А. Кривошеина, в свое время сама близко стоявшая к младоросскому движению, писала: «Александр Казем-Бек, человек примечательный, обладавший блестящей памятью, умением тонко и ловко полемизировать и парировать атаки – а сколько их было! В ранней юности скаут… в шестнадцать лет участником гражданской войны, потом участником первых православных и монархических съездов в Европе. Человек честолюбивый, солидно изучивший социальные науки и теории того времени, с громадным ораторским талантом, он имел все данные стать „лидером“; а так как все русские политические организации – кадеты, эсдеки, эсеры – рухнули под натиском марксистского нашествия, то и надо было найти нечто иное, создать что-то новое. Таким образом, Младоросская Партия оказалась единственной новой, то есть не дореволюционной партией, партией, родившейся в эмиграции и, нравилась она или нет – она до сих пор остается единственным политическим ответом зарубежья на большевистскую революцию»40.

«Программу свою, – продолжала „русская до мозга костей“ Н. А. Кривошеина, – младороссы тщательно изучали, а некоторые не столь шибко грамотные, просто зубрили ее наизусть. Понемногу у многих из них укоренилось твердое убеждение, что раз „глава“ так сказал или так написал – значит это правильно, больше и думать тут нечего. „Глава“ – это был Казем-Бек, и многие, когда он появлялся, вскакивали и громкими, деревянными голосами кричали: „Глава! Глава! “. Появились значки под номерами, бело-желто-черные цвета „штандарт“, твердо наметились возглавлявшие „очаги“ начальники. К 1935—36 гг. у Младороссов окончательно оформились внутренняя структура, иерархия и дисциплина. Итак – все тот же пресловутый „культ личности“ и столь нам теперь уже известное построение общества пирамидой, приводящей к „единому, все понимающему отцу“?.. И да, и нет: наверху стоял монарх, он-то и был отец всех, а никак не „глава“ партии»41.

«Я с большим интересом и азартом, – продолжала Кривошеина, – работала в женской секции, где под конец было более 40–50 участниц; главная наша тема была, конечно, новая женщина, ее облик, ее участие в будущем родной страны. Тогда все это дело мыслилось в плане чисто общественном и политическом, Собрания проходили живо, и это уводило нас всех от эмигрантской рутины… Доклады я готовила тщательно, хоть аудитория и была „своя“, – однако на каждый доклад набиралось человек 100–120, а после доклада задавали вопросы, и вот на них-то надо было сразу и не задумываясь ответить; особенно всех волновали вопросы террора, его возможных последствий и вообще допустимости террористических актов… Знали ли все мы тогда о том, что творилось в России – на Соловках, на пресловутых стройках, при коллективизации деревни, при разорении приходов и взрыве церквей? Казалось, должны были не только знать, но и громко кричать про это. Но мы шли своим путем»42.

В сущности, все объясняется чрезвычайно просто: репрессии шли там, а здесь можно было с сердечным жаром рассуждать о строительстве Новой России. Не следует забывать и о том, в «благословенное царское самодержавное время» в церквах стояли простолюдины да купечество: интеллигенции, чиновничества, одним словом «элиты», там особо не было видно. Кто не верит, пусть перечитает И. С. Тургенева, И. А. Гончарова.

Но главным было, конечно, печатное слово. Именно через свою прессу молодежь получала знания, училась размышлять, думать, спорить не только о политике, но и об экономике, культуре. Разумеется, наряду с верными оценками и анализом действительного, много было и сырого, непродуманного, откровенно слабого, особенно когда речь заходила о конкретике будущего экономического устройства. Например, в марте 1932 г. в тезисах Главного Совета младороссов по вопросам пролетаризации и мелкобуржуазности выдвигались следующие идеи:

«В России не пролетариат создал пролетарскую диктатуру, а наоборот, – пролетарская диктатура создала пролетариат…

Индустриализация России и коллективизация деревни обусловили огромный количественный рост пролетариата: пролетаризировали Россию.

… Русский пролетариат в 1932 году совершенно отличен от пролетариата 1917-го года.

… Если психология дореволюционного пролетариата могла быть названа психологией угнетенных и обездоленных, то советская практика привила пролетариату сознание ведущего, привилегированного класса.

Именно это новое пролетарское сознание не могло не привести пролетариат к недовольству коммунистической властью, с того момента как стала исчезать иллюзия диктатуры пролетариата и стала очевидной диктатура партийной группы.

Разрыв между пролетарским сознанием с одной стороны и партийной идеологией и партийной линией с другой стороны обострился благодаря наплыву в города деревенского пролетариата. Молодой городской пролетариат, не имеющий старых революционно-социалистических традиций прежнего пролетариата стал легко воспринимать психологию деревенского пролетариата.

Деревенская масса (насильственно пролетаризированная) принесла с собой в города хозяйственнические и собственнические настроения, нашедшие живой отклик в городском пролетариате, нравственно и материально неудовлетворенным…

Пролетарская Россия тяготеет к мелкобуржуазности „Вся раскулаченная нация хочет возродиться. Все пролетарское хочет подняться на новый, высший уровень“…

… намечается создание нового, крепкого класса сегодняшних пролетариев, потенциальных хозяев-собственников, закаленных в борьбе за свое: личное и национальное.

Этот новый пролетариат максимально заинтересован в установлении социальной Монархии, сочетающей возможность личного накопления с развитием национального благосостояния и препятствующей образованию плутократии или какого-либо иного режима, паразитирующего на народном творчестве»43.

В развитие этой темы на страницах «Младоросской искры» можно было прочесть и такие строки: «Рабочий должен иметь возможность стать собственником. В этом смысле недостаточно распределение между рабочими акций предприятия, потому что с акциями не связано управление… Нужно, чтобы рабочий становился собственником того орудия, на котором он работает… Другими словами, паевая артель собственников предприятия должна расширяться путем включения в себя пролетариев-рабочих… Мы приходим к пути, который диаметрально противоположен коммунизму. Там собственность упраздняется и вся страна переводится на пролетарское положение. Задачей социальной монархии становится, наоборот, упразднение пролетариата, превращение всех трудящихся в единоличных собственников, соединенных в более или менее в крупные промышленные организмы»44.

Или: «Народное хозяйство – народному представительству – таков лозунг экономического раскрепощения человека от засилья „магнатов“ частнокапиталистической и («комиссаров») государственно-капиталистической «систем». Осуществление этого лозунга вызовет к жизни целую иерархию новых государственных учреждений, увенчанную экономическим парламентом. Уже поколебленная политическая демократия уступит тогда место демократии экономической. И человечество сделает решительный шаг к свободе»45.

Однако выдвижение лозунгов не равно обоснованию его содержания – в этом и заключалась слабость и одновременно сила младоросских идей, зачастую отличавшихся удивительной рассогласованностью. В определенной степени все эти выступления можно сравнить с самогипнозом, причем очень эффективным, позволяющим «внутренне», «в уме» участвовать в строительстве новой России.

В чем же младороссы видели долг перед своей родиной? В отличие от непредрешенцев с их кредо – «ждать у моря погоды», от новопоколенцев, выращивающих в своих рядах мстителей, террористов, – Кирилл Елита-Вильчковский в 1933 г. в статье «Накануне» определял понятие долга в следующих словах: «От нас пока не требуется жертвовать жизнью. Героизма от нас Россия не ждет. Мы не должны обещать, что пожертвуем всем в будущем. Долг надо исполнять теперь, как надо исполнять его и раньше – тот долг, который возложила на нас судьба, долг националистов-эмигрантов. Он сводится к тому, что нам доступно. К представительству внутрирусских национальных сил, к подготовке Русскому национализму, который прорывается там, друзей и поддержки здесь. Этот скромный долг вполне реален и он должен выполняться не на словах»46.

Иными словами, все, что требуется – это оставаться русским человеком и верить своему начальству, которое не пошлет тебя на смерть и станет учить уважать русских людей с их бесконечным смирением и, одновременно, с их энтузиазмом строительства нового человека.

В 1932 г. «Младоросская искра» выбросила на свои страницы очередной лозунг к своим сверстникам, выброшенным на «другие берега»; «Будьте „левыми“, будьте „правыми“, но делайте хоть что-нибудь». С делом было труднее. Аполитичность, уход от «русских вопросов» были свойственны многим, особенно тем, кто оставил Россию в детском возрасте. Сами последователи и единомышленники Казем-Бека считали для себя главной работой – сохранить себя русскими для России, жить и помогать ей по мере сил и возможностей, крепости веры и любви. Но лирико-героическая поэтика замыслов и мечтаний плохо и тяжело сочеталась с прозой жизни. Глава писал: «Младшее („третье“) поколение эмиграции переживает глубокий кризис, который разрешается пагубным, с русской точки зрения, образом – путем неуклонной денационализации… Младшее поколение эмиграции, выросшее на чужбине, подвержено действию той же психологической „моды“, под влиянием которой находится и иностранная молодежь. С этим фактом должно считаться, так как в нем заключается объяснение пренебрежительного отношения молодежи… к суждениям и понятиям „отцов“… Дальнейший рост денационализации нашей молодежи может быть остановлен только вовлечением этой молодежи в русло русских национальных течений, что возможно лишь в том случае, если она найдет в них удовлетворение своим субъективным, скажем даже – специфическим нуждам и запросам (порожденным психологической „модой“)… Русская эмиграция должна приспособить свои идеи и учения к мировоззрению ее молодежи и этим показать ей их жизненность… нельзя сохранять, после проигранного генерального сражения, тот же план действий, как и перед генеральным сражением… Надо полагать, что считаться с фактом не то же, что поклоняться факту. Зато не считаться с фактом, по последствиям равносильно тому, что и капитулировать перед ним. Формула „если факты противоречат моим мнениям, то тем хуже для фактов“ есть формула самоубийц… Если факты противоречат идее, то это значит, что идея облечена в негодную форму, устаревшую или преждевременную… И это значит, что носители идеи не так берутся за дело, как следует. Всякая идея во всякое время актуальна. Идея – духовная сила, живущая в недрах человечества. Какова бы она ни была, она всегда дана. Все идеи бессмертны и все они сохраняются в подсознании человеческих масс. Внешнее выявление и видимое торжество той или иной идеи зависит от соответствия форм, в которые она облечена, обстоятельствами времени, места и среды. Форма же преходяща и изменчива. Именно она создается и изменяется психологической „модой“. Так, в наши дни совершенно разные идеи торжествуют в коммунизме, в фашизме, в национал-социализме, в гандизме. Эти идеи могущественны, поскольку они нашли форму, соответствующую времени, месту и среде, в которой действуют их носители»47.

Безусловно, А. Л. Казем-Бек думал и писал о том, что волновало его. Но вопросы настоящего, проблемы прошедшего и идеи будущего занимали умы и других зарубежных деятелей, «счастливо» сочетавших в себе любовь к политике и склонность к философии. Молодежная среда была полем деятельности многих эмигрантских организаций, отчетливо понимавших ее значение в будущей России. Так, в анкете журнала РОВСа «Часовой» полковник Богданович – глава юношеской национальной организации русских разведчиков – писал: «,Отцы“ с головой ушли в прошлое, культ которого разработан в эмиграции изумительно и по своей сложности оставляет мало времени для других вещей. Но без культа будущего обрывается преемственность и это прошлое обречено на музейное существование. Можно ли гробы прошлого одевать в мраморные памятники и стоять при них застывшими почетными часовыми, в то время, когда будущее – дети, раздетые и голодные дичают, без руководства, заботы и ласки?»48.

Не сказал бы, что эмиграция не заботилась о своих детях: делалось все возможное для их учебы, воспитания любви и гордости Россией, ее историей, а дальше…? А дальше было будущее, в котором молодежь выбирала свой путь, позволяющей ей считать себя русской.

Для одних русскость связывалась с сохранением своего имени, гордости своим родом, своими предками, с устройством своей жизни, в которой нет места политическим разговором, которых они наслушались в «дурное время». Главное – жить без затей, искать хорошую службу и не давать себя ввязывать в различные политические аферы. Многие из них оставались долгое время апатридами, т. е. лицами, не желавшими принимать гражданство той страны, где они обосновались. Хотя… русский обыватель тоже не был лишен патриотизма. Достаточно вспомнить вторую мировую войну, когда достигший определенного успеха в жизни, он вступал в ряды Сопротивления или записывался в Русский охранный корпус для борьбы с большевиками, отнявшими у него родину.

Для других – вставание на путь романтико-героического служения России, делу ее освобождения. Так, в программе Союза русской национальной молодежи в Королевстве сербов, хорватов и словенцев ставились задачи объединения «детей» для создания «сильного телом и духом кадра, готового к жертвенному служению Родине и восстановлению ее былого могущества и величия». В лозунговой форме прокламировались традиционные ценности, как православие, народность, монархия (но уже не самодержавие!!!). От молодежи требовалось «посильное», но в то же время «активное участие» в некоем «русском национальном движении», которое, что весьма важно, не предрешало будущей формы русской государственности49.

Иначе говоря, влияние «отцов» Февраля, его идей было достаточно сильным среди юношей и девушек, недавно вырвавшихся из революционной России. Примерно те же задачи имела популярная организация «Русский сокол» с ее целью гармонического развития духа и тела. Особые задачи она видела в борьбе с денационализацией, в подготовке борцов за национальные идеалы. Была даже звонкая, но, в сущности, пустая фраза о необходимости работы «над национальным и моральным оздоровлением русского народа» и борьбы с «духовным маразмом, который принесен на Родину безбожием, социализмом и интернациональными силами»50.

Весьма серьезной организацией был и конкурирующий с младороссами Национально-трудовой союз нового поколения (далее – НТСНП), созданный в 1930 г. в Белграде. В его программе были записаны положения, предусматривавшие ниспровержение коммунистической власти, как режима террора, произвола и нищеты: возвращение стране исторического имени «Россия», защита территориальной целостности Российского государства, свобода и право населяющих его народов на национально-культурную самобытность, освобождение заключенных, установление свободы вероисповедания, политические свободы, законность, право на труд, свобода труда и равенство возможностей для всех граждан, утверждение права частной собственности, «оправданной трудом и ограниченной интересами нации и государства», создание строя, основанного на началах трудового солидаризма и делового сотрудничества, «недопущение» классовой борьбы51. При этом члены НТСНП считали младороссов «болыпевизанами», для которых характерно увлеченность успехами советского строительства, «доходящее у некоторых лиц и группировок до приятия политики Сталина и признания ее способной оздоровить и укрепить Россию и весь мир»52.

Активист НТСНП Р. П. Рончевский, обращая внимание на неприятие младороссами «авантюр», писал: «Отбросим рассуждения о „вооруженной интервенции“, которой уже много лет пугают эмиграцию, (отчего же „пугают“? Многие бы радостно приветствовали ее! – В. К.) и которую никто не предпринимает. Остановимся на отрицании „всяких других авантюр“. Что скрыто под этой формулой? Ответ единственный – активная борьба с коммунизмом. Авантюра – Первый поход: три тысячи против сотен тысяч. Поход Дроздовского – мы слышали в Яссах слово авантюра. Врангель в Крыму – авантюра, Конради, Полунин, Захарченко, Петерс, Радкович, Сольский, Мономахов, Ларионов, Коверда и многие другие… По младоросски – это авантюра. (Зачем же так грубо передергивать? Многие младороссы были активными участниками гражданской войны и не считали себя авантюристами. – В. К.) Для нас – это герои»53.

Вызывают недоверие у Р. П. Рончевского и такие младоросские строки: «… Равным образом мы осуждаем и то мнение, которое ждет и надеется, что лишь надвигающаяся ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА только и способна вызвать падение большевизма. Да если бы и так? Но разве мы можем желать этого? Разве это не значит, что наше возвращение в Россию, наш путь на Родину будет проложен через миллионы, может быть, трупов русских людей, умерших от голода? Да и нужно ли это?»

«Здесь в скрытом виде, – продолжал Р. П. Рончевский, – осуждение тех способов борьбы, которые применяет народ и которые так пугают коммунистов (саботаж, вредительство). Но главное как бы в признании того, что коммунисты кончили разрушать и разлагать нашу Родину; что больше не будет по их вине „миллионов трупов русских людей“»54.

Итак, третьего пути, по Рончевскому, не дано: жертва должна быть принесена самим народом. Вопрос лишь в том – желал ли и готов ли был к ней сам народ? Вероятно, здесь можно ответить утвердительно только за «кухонную» интеллигенцию с ее сопротивлением в уме и в последующих мемуарах.

При желании у Р. П. Рончевского можно найти изъяны в логике, подменяемой зачастую страстностью, переходящей в пристрастность. Например, одно из наиболее сложных программных младоросских построений относилось к феномену борьбы. В 1930 г. в пятом номере «Младоросса» А. Л. Казем-Бек писал: «Мы связаны общим долгом перед Россией: в настоящее время долг этот заключается в обязательной для всех нас борьбе за раскрепощение нашего народа. Я не говорю о той или иной форме борьбы, а о самом принципе борьбы“55.

По мнению Р. П. Рончевского, «такая постановка вопроса позволяет говорить о борьбе, фактически ее не ведя. А главное – действия, не имеющие ничего общего с борьбой, называть „борьбой новыми путями“»56.

На первый взгляд, младоросский критик совершенно прав. Но только со своей революционной колокольни, с позиции отрицания «механической» эволюции СССР, с той точки зрения, что всякое «оправдание» новой России является предательством родины. Однако замечу, что для младороссов идея борьбы заключалась, прежде всего, в утверждении тезиса «Лицом к России». Ставка делалась на молодое поколение – в эмиграции и на родине – способное к строительству нового типа государства.

Но для Р. П. Рончевского это было лишь фразой, за которой не стоит дело. Страшный «грех» младороссов он видел уже в предательстве национальной революции. Он иронично писал: «Отказавшись от революционных методов, младороссы неизбежно должны были уверовать в „эволюцию коммунистической власти“. В превращении из интернациональной в национальную. От ленинского „На Россию, господа, мне наплевать“ до „Защиты границ нашего Отечества“. От ленинского „если для осуществления социалистической революции 90 % погибнут, ничего, лишь бы 10 % дожило до мировой революции“ до „признания творческого государственного смысла строительства“. От „вождя мировой революции“ до „Народного Вождя“ и даже Бонапарта. Уверовав в эволюцию комвласти, младороссы и сами принуждены были эволюционировать от „воли к борьбе и победе“ (Мюнхенский съезд) до „признания и поддержки“»57.

Экие подлецы эти младороссы, можно подумать. Но все не так просто. Достаточно представить себе, что было бы с Россией в случае очередной бойни, вроде Великой Французской или Великой Октябрьской революции. И тут невольно вспоминается старинное изречение о том, что только то крепко, что полито кровью. Но Россия здесь исключение из правил. Даже сам политический строй получал в прессе различные дефиниции. Австрийский журналист писал о «неоконсерватизме», эстонский о «национал-социализме», итальянский… о фашизации, чешский о вызревании «социалистического фашизма»58.

Быстрое распространение в эмигрантской среде идей младороссов, особенно проникновение их в РОВС, НТС – все это, естественно, не могло не вызвать ответной реакции, хотя бы через полемику в прессе, действовавшей по известному принципу сообщающихся сосудов.

Так, евразиец Антипов критиковал тогда же младороссов за то, что у них социальность не цель, «а средство, что главное для младороссов борьба, что советский строй не вяжется с монархизмом, что экономическая система у младороссов не разработана, что младороссы слишком увлечены организационной стороной»59. Другой евразиец Максимов упрекал младороссов за их «связанность со стариками эмиграции», за их монархизм «им мешающий»60!

Весьма многие эмигранты, видели в них тайных и явных агентов Кремля (ГПУ или зловещего Чека). Весьма показательна здесь развернувшаяся в 1932 г. полемика между близко стоявшим к младороссам генералом П. С. Махровым и генералом Е. К. Миллером, одним из руководителей Российского общевоинского союза. В ответ на упреки о недопустимости сотрудничества членов РОВСа с такими политическими организациями, как младоросская партия с ее подмоченной репутацией пробольшевистского толка, генерал П. С. Махров в свою очередь обвинял РОВС в пороке непредрешенства. Более того, переходя в наступление, он подчеркивал, что если даже «младороссы ошибаются и идея монархизма в России умерла, но, вспоминая о великом прошлом императорской России, они будят идею государственного национализма». Стараясь добить своего оппонента, он ядовито добавлял, что в России «нет возврата тем, кто мечтает о реставрации», да и сам РОВС «живет только ненавистью к коммунистам», в отличие от младороссов, ищущих примирения со своим народом61.

Эта дискуссия с взаимными обвинениями растянулась на годы и через океаны. В далекой Аргентине в 1936 г. «некоторые члены РОВС утверждали, что „Младоросская партия“ работает на средства, получаемые… от большевиков». Однако на официальный запрос младоросса кн. Юрия Волконского председатель местного отделения полковник Ефремов был вынужден ответить, что не располагает никакими данными «по вопросу о денежных средствах Младоросской партии»62. На эту «актуальную» для эмиграции тему разыгрывались шумные скандалы. Например, в 1932 г. за подобное публичное высказывание младоросс ротмистр Флери влепил князю М. К Горчакову громкую пощечину63.

Другой член РОВСа, возмущенный «вползанием» младороссов на «чужую территорию», писал: «Масса молодежи апатична, поверхностна, падка на яркую приманку, слова и обеды с тостами. Так зародились и так погибнут младороссы». В чем-то можно согласиться с автором, но что же предлагал противник «яркой приманки»? Ответ удивителен по своей наивности: сформировать сводный полк, назвав его «1-й полк Белой гвардии» или «I-й Белогвардейский полк имени ген. Кутепова», наделать значков и по мере возможности сшить форму! Через устройство балов, вечеров, лекций, обедов, бесед с чашкой чая (!!!) он полагал воспрепятствовать «просачиванию» в РОВС тех же младороссов и политизированию этой мощной организации64.

Безусловно, эти «методы» совершенно не годились в борьбе со сторонниками Казем-Бека, набиравшими мощь. Так, в феврале 1933 г. правление Патриотического союза русской молодежи (Бельгия) «исходя из тождественности идеологических основ» их организации с младороссами вступило в Союз младороссов и призвало всех своих членов последовать поданному примеру65.

Надо сказать, что и сам лагерь Казем-Бека отнюдь не чурался демагогических приемов, которые считались весьма эффективным средством как для очернения своих соперников, так и укрепления в сознании молодежи правоты младоросских утверждений. Наиболее ярким примером может служить личность П. Б. Струве, которому они регулярно напоминали, что не собираются выслушивать нравоучения от переводчика К. Маркса, автора манифеста социал-демократической партии, друга Ленина, которому он посылал в Шушенское мармелад. Язвительно прохаживались они и по адресу В. В. Шульгина, сыгравшего свою роль в отречении императора66.

Доставалось даже монархисту И. А. Ильину. 3. А. Дабужин в своей заметке «Ругань из кабинета» писал: «Иван Александрович обвиняет нас в том, что мы не хотим знать духовных основ монархизма, что мы взяли из него самое дурное и смешаем с грязью самое святое… непростительно, сидя в кабинете злобствовать, клеветать и приговаривать уже обреченных на жесточайшую борьбу. Отдает ли себе отчет профессор Ильин в том, что в гордой слепоте своей клеймит он тех, кто поклялись все свои силы отдать на служение России и монархической идее… Если Иван Александрович же не знает, если он не понимает наших путей, если он считает, что мы заблуждаемся, то, что сделал он сам для того, чтобы предотвратить ту гибель, которую он нам так радостно пророчит. Чиста ли его совесть? Вместо того чтобы постараться направить нас на „путь истинный“, который он честно считает правильным (но которого, как непредрешенец, он никогда, между прочим, не предрешал и не указывал), он решил, что не стоит снижаться и марать руки в споре с нами… Но то, что он сделал было жалко: пощечину клеветнику, удар палкой по голове, нанесенный младороссу, продающему „Искру“, басни об избиении старушек и младенцев, он признал за „белый застенок“, за „правую стенку“, за „зверство на церковной паперти“. Откровения провокатора он принял за наше подлинное лицо. Он поверил и обрадовался: ему слишком хотелось и поверить, и обрадоваться»67.

Молодежь, свободную от «обломовщины» (я не вкладываю в этот термин какой-либо отрицательный смысл, трудно и нельзя судить тех, кто уходил от России, выбросившей их на чужие берега), увлекала новая идеология, свободная от «устаревших» революционных классовых подходов и идей и «прогнившей» буржуазности западных партий.

Георгий Дорн в своей политической исповеди, опубликованной в «Младоросской искре» в 1934 г. под названием «Как я стал младороссом» писал: «Я понял, что не отдельные личности, не классы и не народы влияют на исторический ход событий, а только те народы, которые создали в себе тот духовный двигатель, создающий подлинную культуру (а не цивилизацию), превращающий народ, – понятие этнологическое, – в нацию, т. е. в нечто органическое. Это не исключает, конечно, водительства какого-нибудь сословия или слоя, и это сословие или даже личность, будучи органической частью нации, является как бы показателем этой нации, а потому и осуществляют те задачи, из которых слагается исторический путь ее…

Каждая высокая идея тоталитарна, т. е. она должна быть движущей силой во всех областях, как в частной, так и в общественной жизни, а поэтому эта идея должна быть абсолютно реальной. Самым же реальным явлением в жизни людей всегда была, есть и будет метафизическая компонента нашего бытия… Монархическая идея базируется на религиозном моменте, а потому она является самой реальной и самой совершенной. Будучи учением, построенным на утверждении нравственных начал, монархизм немыслим без основ морали – без понятия о справедливости и понятия о праве. Из этого следует, что монархическая система немыслима также без справедливости социальной, а утверждение права (леке) приводит к легитимизму. Вот почему подлинная монархия должна быть социальной монархией, а подлинный монархист должен быть легитимистом… Монархии довоенного типа не обладали главной предпосылкой подлинной монархии – социальным моментом, утеряв, поэтому, живую связь с действительной жизнью нации. Они во многих случаях представляли из себя только административный аппарат, бывший очень часто экзекутивой враждебных монархии систем, например, капиталистической. Идея же больше не находила резонанса в нации, а поэтому и наступили сначала изоляция ведущих слоев, затем вырождение всей системы, а под конец и катастрофа, вызвавшая гибель монархической государственности вообще»68.

Преимущество монархии виделось уже в том, что «экономически одного царя иметь выгоднее, чем 200 (парламент – В. К.). В демократии вор сидит на воре. Нужен порядок, а не демократизм»69.

Мертвечина, бездарность, самодовольная ограниченность стариков-монархистов с их арифметическими выкладками о времени падения большевизма вынуждала многих идти на разрыв с таким монархизмом при сохранении его идеалов.

Так, А. С. Штейгер писал 3. Н. Гиппиус 9 июля 1927 г.: «Как ни странно, но в подобном моем положении оказались еще многие, теперь объединившиеся в клуб монархический, но среди монархистов имеющий репутацию сменовеховской ячейки. Нам кажется, что у монархий и монархов никогда не было больших врагов, чем монархисты, т. к. к сожалению, их единственное занятие и цель состоит в опошлении и выставлении в юмористическом виде всего того, что должно бы было быть для них свято и высоко. Это относится ко всем правым, а наши правые эмигрантские непереносимы еще своей озлобленной ослепленностью и полным отсутствием элементарного национализма, и любви к России, для них несуществующей, замененной национализмом „зарубежным/ эмигрантским. На днях должен появиться в печати наш первый сборник… („К молодой России…“ – В. К.) Мы смотрим, т. е. стараемся смотреть на вещи трезво и прямо, не впадая в фактопоклонство, желая, в общем, чтоб (помните Ваше стихотворение) было ультрафиолетово („Что мне зеленое, белое, алое?//Я хочу, чтоб было ультра-фиолетово…“)»70.

«Ультрафиолетовая» русская монархия – это нечто новое, странное и смешное, не так ли? Однако главное – есть биение мысли, даже если она и «хромоножка».

Итак: Новая Россия должна быть монархией.

В 1932 г. на собрании Союза младороссов Казем-Бек говорил: «Вынесение самого источника верховной власти за пределы человеческих вожделений, человеческих суждений и предпочтений, человеческой санкции, создание верховной власти, подлинно независимой в силу ее независимого происхождения и независимой преемственности – такова организационная задача нового государства…. Монарх должен быть монархом природным. Природность монарха определяется его рождением для власти. В факте рождения заключается его природная законность… В основе природной царской власти лежит закон милости Божией, как сказали бы верующие, или законы биологии, как сказали бы неверующие, или, наконец, и тот и другой закон, которые сливаются в один, как говорят младороссы. Это значит, что надчеловеческую объективность природной власти мы противопоставляем всем разновидностям субъективного выбора… Ибо роль монархии полностью выражается в нескольких словах: множественность, преломляясь в личности, создает единство»71.

При этом все историческое бытие Российского царства связано именно с монархической формой правления, с именами тех, под чьим главенством «азиатское страшилище» расширяло страну, принимало в русские пределы новые народы и спасало не раз Европу.

В младоросской прессе идея монархизма подавалась в мощном обрамлении русских классиков.

Пушкин: «Государство без полномощного монарха – автомат. Оно – то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет оркестр… при нем и мастерская скрипка не смеет разгуляться на счет других. Блюдет он общий строй, верховодец верховного согласия».

Достоевский: «У нас в России нет никакой другой силы, сохраняющей и ведущей нас, как эта органическая живая связь народа с царем своим, и из нее у нас все и исходит…».

Гоголь: «Государь приобретает тот всемогущий голос любви, который один только может быть доступен разболевшемуся человечеству и которого прикосновение будет не жестоко его ранам, который один может только внести примирение во все сословия и обратить их в стройный оркестр государства»72.

Белинский: «Один великий царь освободил Россию от татар и соединил ее разрозненные члены, другой – еще больший – ввел ее в сферу новой обширнейшей жизни… Всякий шаг вперед русского народа, каждый момент развития его жизни всегда был актом царской власти»73.

Чернышевский: «Я думаю, что единственная и возможно лучшая форма правления есть диктатура или лучше наследственная неограниченная монархия, но которая понимала бы свое назначение, что она должна стоять выше всех классов и, собственно, создана для покровительства утесняемым, а утесняемые – это низший класс, земледельцы и работники, и поэтому монархия должна искренне стоять за них, поставить себя главою их и защитницею их интересов».

Гоголь: «Знаю, подло завелось теперь в земле нашей… свой со своим не хочет говорить, свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке… Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся в саже и поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства; и проснется оно когда-нибудь, – и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело»74.

Все эти цитаты без аргументов, подаваемые под рубрикой «Русский царь освободит трудящихся (какое удивительное начало! – В. К.) от ига красных и золотых (читай: еврейских. – В. К.) паразитов», преследовали и другую – непрямую – цель: показать молодежи, что ее «отцы», так старательно отвращающие ее от младороссов во имя любви к родине, были теми, кто «промотал» самодержавную, органическую в своем бытии Россию.

Николай II был расстрелян, но… «император умер. Да здравствует император!» В эмиграции им стал великий князь Кирилл Владимирович. Монарх без страны, но со своим Двором.

Монарх без подданных, но считавший русский народ своим, уже принадлежал к новому – если можно так выразиться – поколению российских «самодержцев», признававших то, что случилось с его страной de facto, но отнюдь не de jure.

С точки зрения некоторых исследователей, его права на престол были сомнительны, но для многих своих современников он был «государем в изгнании».

Однако для иных «стариков» были характерны и такие признания: «Все Романовы, – писал из Лондона один из видных дипломатов старой России Е. В. Саблин в 1934 г. своему коллеге В. А. Маклакову, – ныне потухли, угасли, и никакого значения они не имеют… Я люблю вот этих несчастных Романовых, как я люблю гравюры старого Петербурга, Москвы… Никаких расчетов я на них не строю, богатых милостей не ожидаю, но когда Кирилл… будет покидать Лондон, я надену цилиндр и поеду на вокзал пожелать ему счастливого пути. Это не будет политическим жестом, а просто актом элементарной вежливости»75.

И еще из переписки Саблина с Маклаковым: «Я сам… сторонник конституционной монархии на манер здешней, в Англии. Государственный строй будущей свободной России рисуется мне строем Союза Народов Государства Российского. Возможно ли в будущем не предоставить малороссам, грузинам, азербайджанцам, армянам и другим народам, народцам и племенам империи полной возможности устраивать свои собственные внутренние и хозяйственные дела так, как они сами этого разумно пожелают, при оставлении за центральным имперским правительством лишь сферы внешних сношений, организации вооруженных сил и финансов. Было бы величайшим несчастьем для всех народов империи, если бы в результате не в меру заостренных националистических устремлений проявлялись такие сепаратизмы, которые повлекли бы за собой новые междоусобные войны и разорения и в которые неминуемо вмешались бы так наз. [ываемые] иностранные интересы, в той или иной степени или форме стоящие за нашими сепаратизмами. Вот почему так важно предвосхитить такую Россию, такую империю, которая стала бы заманчивой мечтой для всех входящих в ее состав частей… И вот с этой точки зрения мне думается, что без монархии тут не обойтись. Я боюсь, что уничтожение Сталина имеет больше шансов привести нас к расчленительному процессу и хаосу, чем к Романовым, заграницей, извините за выражение, „околачивающимся“»76.

Последним Саблин дает весьма нелицеприятные характеристики. Например, отзыв о сыновьях «очаровательной и почтеннейшей великой княгини Ксении Александровны» гласил: «Все никуда не годны. Андрей – блаженный, Федор – анархист в полном смысле слова и пьяница, Никита – мнит себя царем под эгидой вождя дальневосточных фашистов Вонсяцкого, Дмитрий – очень милый бездельник на содержании у богатых евреев, Ростислав и Василий – добрые малые, но никчемушные»77.

Тот же Е. В. Саблин писал В. А. Маклакову в 1935 г.: «Возврата к старому нет, вопрос о монархии в России просто не возникает, говорить об этом серьезно просто смешно, извне большевиков не опрокинуть, эмиграция в этом отношении бессильна, остается надеяться, что большевистский режим изживет себя путем медленной эволюции; в отличие от многих моих сотрудников здесь политически-активных, вроде Тырковой, Байкалова и др [угих], я определенно приветствовал вхождение Советов в Лигу Наций… мечтания даже такого демократа как Байкалов, „взорвать Кремль“ считал просто глупым и опровергал „информацию“, что Россия ныне управляется бандой жуликов, убийц, бандитов. Столь же категорически говорил, что Россия не во власти жидов»78.

Но для младороссов Кирилл Владимирович был отнюдь не символом ушедшего, а олицетворением будущей русской верховной власти. Само новое время и перемены в мире подсказывали ему строить политику, которая вбирала бы в себя традиционные ценности и в то же время учитывала изменения в строе мыслей молодежи, искавшей ответа на «проклятые» вопросы и больше не верившей своим «отцам», чьи дела привели ее в эмиграцию, зачастую на задворки европейской цивилизации, например, в Бизерту.

Надо добавить, что им благоволил великий князь Дмитрий Павлович, согласившийся принять должность председателя Главного совета Младоросской партии и деятельно помогавшего укреплять имя младороссов на международной арене. Достаточно вспомнить 1935 г. и рассылку «милым бездельником» многим видным английским политическим деятелям особого меморандума под заглавием «События в России по 1935 год и практические выводы Союза младороссов», представлявший собой переложение доклада Казем-Бека, в котором он на ста страницах дает свое видение прошлым, настоящим и будущим процессам политической жизни и ее кремлевского «столоверчения»79.

В передовице «Младоросской искры» ее сторонники и оппоненты могли прочесть следующие строки: «Принцип не умирает – умирает форма. Революция есть смерть старого типа монархии и рождение монархии нового типа… Революция преодолела болезнь. Продукты разложения выделяются: Протопопов, Керенский, Троцкий уже принадлежат истории. Очередь за последним – за Сталиным. Здоровые силы наступают. Сталина теснит новый творческий слой. Еще немного и национальная революция станет очевидной…. Новая монархия будет монархией трудящихся. Те противоречия, которые сейчас сотрясают основы Европы, будут ею устранены. Выход из кризиса – через новую социальную систему: через социальную монархию»80.

«Придет время, когда Романовы будут в центре национального внимания. Их час пробьет, когда нация ощутит потребность возглавить и защитить себя природной, органической властью… Младороссы поддержат всякого правителя, который возглавит новый этап государственного возрождения, но они поддержат его постольку, поскольку его водительство будет приближать Россию к логическому и естественному завершению революционного процесса, т. е. к возглавлению нации природным царем»81.

«России нужен такой государственный строй, который сочетал бы понятную всем идейность с удовлетворением здорового эгоизма. Таким строем может быть только народная монархия… монархия является единственным государственным порядком, имеющим идейную, морально-религиозную основу и в то же время, гарантирующим нации неприкосновенность ее материальных интересов и свободное развитие ее хозяйственных сил. Только монархия сможет защитить в будущем русских трудящихся от покушений как хищнического капитализма, так и отвлеченных теоретиков, каковыми являются большевики, которые пренебрегают идеей человеческого фактора, т. е. природным эгоизмом, который присущ каждому человеку. Для трудящихся личный интерес всегда был и будет выше классового»82.

Безусловно, эта надежда у младороссов связывалась с той поддержкой, которую им он (Кирилл Владимирович) оказывал. В ряде его выступлений прослеживается общность его взглядов с теоретическими построениями младороссов. Так, в своем новогоднем обращении (1931) к русским людям он писал: «Россия была первой ввергнута в страшный водоворот, который сокрушил вековые устои ее государственности. Пережив этот тяжелый кризис, она возродится и приступит к выполнению своей мировой миссии – созданию новой культуры. Россия на пути к великому будущему. Она отольет основы грядущей жизни народов. Коммунистическая власть обречена. Она исчезнет, оставив по себе память страшного разрушителя и угнетателя. Теперь наступает созидательный период. В России созрел закаленный в борьбе и невзгодах человек и начал ковать счастье родному народу. Долгие годы стихия разрушения господствовала на необъятных пространствах России. Но созданная веками Российская Держава устояла перед напором разрушительных сил. Ныне она оправляется. Власть пыталась скрыть ее под личиной „СССР“, но в душах Русских людей вновь ярко сияет священное имя – РОССИЯ. Разве то, что происходит на Русской земле, не доказывает это? Разве строительство, которое ведется, не есть дело самого Русского народа – подлинное его стремление воссоздать свою Родину?.. Я приветствую нарождение новой жизни, как зарю величия Моей Родины и будущего счастья человечества. Каждый успех в строительстве есть победа Русского народа. Допустимо ли ему мешать в достижении полного торжества! Каждый Русский человек должен всеми силами помогать возрождению могущества своего Отечества. Особенно важно это сознавать нам, выкинутым за пределы России. Только помогая воссозданию Русской мощи, мы опять сольемся со своим народом и вернемся на родную землю»83.

Для циника это поздравление может стать поводом для очередной злой насмешки или вызвать «светлую» улыбку интеллигента, знакомого с обращением (1 марта 1917 г.) Великого Князя к председателю Государственной Думы М. В. Родзянко: «Я нахожусь в Вашем распоряжении. Как и весь народ, я желаю блага России. Сегодня утром я обратился ко всем солдатам гвардейского экипажа, разъясним им значение происходящих событий и теперь могу заявить, что весь гвардейский флотский экипаж в полном распоряжении Гос. Думы»84.

Уже за эту – до отречения Николая II – фактическую поддержку февральской революции великий князь подлежал бы по законам Российской империи (ст. 100 Уголовного Уложения от 1903 г.) «лишению всех прав состояния и смертной казни через повешение»85.

И, тем не менее… младороссы в тех условиях делали ставку на Кирилла Владимировича, благосклонно относившегося к своим молодым верноподданным и разделявшего их некоторые воззрения на тогдашние проблемы. В январе 1934 г. разговоре с корреспондентом «Neues Wiener Jornal» он заявил: «Я верю в Муссолини, потому что за ним стоит здоровая сила активного национализма. Этот переход от капиталистического и демократического режима к фашистскому проявляется повсюду… Я верю в национальное чувство сегодняшнего дня. Я не могу признать революции, опустошившей мою страну. Я не верю в ее интернациональный характер. Я не верю в революцию и потому, что она принесла моему народу несчастье и нужду. Живой организм нельзя заставить жизнь, руководствуясь утопическими законами. Вместо жизненного эликсира народу дали яд. Поэтому теперь после 16 лет большевизма, я твердо убежден, что большевизм не может стать длительным явлением. Это не значит, что я предвижу воскресение старой России. Восстановление династии – да, восстановление старой монархии – нет. Россия неизмеримо великая страна, и нравы демократической Европы для России не подходят… Что же делать? Ждать и объединяться на солидной основе здоровой жизненной идеологии… Организация младороссов является прекрасным примером»86.

В другом своем выступлении Кирилл Владимирович четко выговаривал: «Будущее принадлежит монархии, основанной на единении всей нации, на уничтожении всякой партийности, на широком участии народа в управлении страной и ее хозяйством, на религиозной терпимости, на равноправии всех народностей, ее составляющих, на наследственной власти монарха – постоянного и беспристрастного природного арбитра над управлением всей жизнью страны… Падение русской монархии было вызвано утратой монархического сознания»87.

Последняя строчка представляет наибольший интерес уже потому, что она помогает понять все трудности, почти невозможность возвращения монархии в Россию, которую некоторые эмигранты трактовали лишь как устаревший географический термин.

Однако, пожалуй, самым интересным и скандальным было обращение Кирилла Владимировича к России в конце 1920-х гг.: «НЕ ОТВЕРГАЯ СОВЕТСКОЙ СИСТЕМЫ НАРОДНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА, Я ОБЕСПЕЧУ СВОБОДНОЕ ИЗБРАНИЕ В СОВЕТЫ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ВСЕХ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ СЛОЕВ НАСЕЛЕНИЯ, А РАВНО ЧЛЕНОВ ПРОФСОЮЗНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ И СПЕЦИАЛИСТОВ, ВЫДВИНУВШИХСЯ СВОИМ ЗНАНИЕМ И ОПЫТОМ В ДЕЛАХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ. СОВЕТЫ СЕЛЬСКИЕ, ВОЛОСТНЫЕ, УЕЗДНЫЕ, ГУБЕРНСКИЕ И ОБЛАСТНЫЕ ИЛИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ, УВЕНЧАННЫЕ ПЕРИОДИЧЕСКИ СОЗЫВАЕМЫМИ СЪЕЗДАМИ СОВЕТОВ – ВОТ, ЧТО СПОСОБНО ПРИБЛИЗИТЬ РУССКОГО ЦАРЯ К НАРОДУ И СДЕЛАТЬ НЕВОЗМОЖНЫМ КАКОЕ-ЛИБО СРЕДОСТЕНИЕ В ВИДЕ ВСЕСИЛЬНОГО ЧИНОВНИЧЕСТВА ИЛИ ЖЕ ИНОГО, ПОЛЬЗУЮЩЕГОСЯ ОСОБЫМИ ПРЕИМУЩЕСТВАМИ СОСЛОВИЯ…

Мы хотим, чтобы все знали, что именно ДЛЯ НАС РОССИЯ – ПРЕЖДЕ ВСЕГО И ОТ НЕЕ МЫ НЕ ОТКАЖЕМСЯ, КАКОВ БЫ НИ БЫЛ ЕЕ ВНЕШНИЙ ОБЛИК. Наше ПЕРВОЕ, основное стремление – СЛУЖИТЬ РОССИИ; и наше ПРАВО и наш ДОЛГ – РАБОТАТЬ НА ЕЕ БЛАГО при всяком режиме»88. Комментарии излишни.

«Легитимный строй, – утверждал в своей книге „Монархическое призвание Франции“ французский философ Пьер Орднони, – это тот, в котором история политических институтов переплетается с историей территориального образования, национального единства и нравственных и юридических основ общества»89.

В том же ключе мыслили младороссы, для которых самодержавие являло собой высшую суть природосообразности в отличие от цезаризма, представляющего собой «царство интриги в лохмотьях монархии». Опыт истории показывал, что даже в демократическом обществе не может быть разделения властей, ибо она – власть – всегда одна и едина. Поэтому суть любой политической свободы монархисты видели в критике власти и в контроле за «общественными тратами», и только. При этом сами феномены свободы и равенства являются взаимоуничтожимыми. Соответственно, Орднони и его сторонники противопоставляли республике и этатизму монархическое государство и «иерархию суверенитетов»90.

Это было мнение французского философа. Представлю слово и нашей патриотке – И. А. Кривошеиной: «Ну, а другое, что меня привлекло к Младороссам, – это принцип „орденства“, служения; мы не просто партия, говорил Казем-Бек, мы Орден, но не с тайным заданием, что часто встречается, а с заданием открытым – служение России. Принцип монархического возглавления будущей России сперва казался мне неудачным, недемократичным, уже изжитым – особенно после мрачных событий и атмосферы, окружавших последнего монарха и его столь непопулярную жену… Был у нас в то время друг, много старше нас, Егор Васильевич фон Дэн, последний русский консул в Париже – вежливый, галантный, просвещенный прибалтиец; мать его происходила из старого сибирского купеческого рода. Он твердил мне, что Младороссы – это дурость, мода, ерунда, и непонятно, что я там, собственно, делаю?! Как-то он зашел к нам, я была дома одна; сидели, распивая крепкий чай и покуривая, и вдруг, после иных житейских тем, Егор Васильевич сказал (отлично помню каждое его слово): „Я упрекаю вас, что вы у Младороссов, будто в этом есть какой-то non– sens, а по настоящему я и сам глубоко предан России и монархической идее: для меня, сына балтийца, государь был сюзерен, которому я был обязан служением, а, будучи и сыном сибирской купчихи, я воспринимаю царя русского, как своего царя“. – „Да, да, – прибавил он, помолчав, – думаю, даже уверен, что будет момент, когда по Москве проскачет белый конь, и вот, если вы, Младороссы, успеете в этот момент посадить на него русского царя, то и будет в России снова царь. Но это будет одно мгновение, и если вы пропустите его, тогда – конец навсегда! “»91

Был такой момент в 90-х гг. XX в. когда у нас «заигрывали» с Домом Романовых, но с князем Георгием ничего не получилось: делиться властью никто не хотел, равно как и задумываться о прошлом и будущем России. Красота монархического правления в лучшем случае связывалась, но отнюдь не осмысливалась, с взлетами в русской культуре, в худшем привлекала не «цветущая сложность», о которой писал К. Н. Леонтьев, а панславизм в его азиатском кафтане. Да и сама идея монархизма на излете XX столетия виделась больше исторической категорией, нежели принадлежащей современности. Но тогда, полсотни лет назад, читая «Обращение Главы Партии к Великой Княжне Кире Кирилловне на торжественном собрании М. П. 31 марта 1938 года в Париже», можно подумать иначе. Например, там были такие строки: «После периода упадка налицо все признаки возрождения монархии в мире. Торжествующее единовластие, концентрация мощи, какие мы наблюдаем в передовых странах – путь к монархии. После концентрации силы возникает потребность в концентрации и национальной традиции. Монархия всюду выражает именно эту традицию… Царелюбие – основная русская добродетель. Фактическая привязанность к народным героям, характерная для нового мира, предвосхищает расцвет монархического чувства, где любовь преобладает над бездушностью мертвых форм. Царелюбие само возникает из того нравственного идеала, на котором основывается монархическая идея: идея справедливой, человечной власти, власти совести и любви»92.

Какой-либо комментарий здесь чрезвычайно сложен: здесь можно говорить о некоем симбиозе хлестаковщины, лести, самообмана, максимализма молодежи, ее веры и горения.

Возможно, более верным будет сказать, что для младороссов «утверждение монархизма – не столько в смысле монархических убеждений, сколько монархической психологии»93.

Самое главное: младороссы хорошо держали удар времени, что помогало им быть в лидерах. Более того, само время подсказывало им делать безошибочную ставку на… – но об этом в следующей главе жизни главы и его организации.