Леверн сидела в гримерной, наблюдая, как Фернандо Рамон гримирует Банни. Она плохо себя чувствовала и с удовольствием извинилась бы и уехала домой, но сегодня как раз приезжали друзья Челси, и Леверн обещала не вмешиваться в домашние дела. Банни будет занята еще не менее полутора часов. Леверн заставила себя встать.

– Детка, я пойду в столовую, выпью кофе, а потом, если понадоблюсь тебе, буду в гардеробной.

– Все в порядке, мамочка, Фернандо составит мне компанию. Я, наверное, потом пойду прямо на площадку, – успокоила Банни, глядя в зеркало на мать и впервые замечая темные круги под глазами. – Слушай, почему бы тебе хоть раз не отдохнуть спокойно? Отправляйся домой, полежи. Ты себя хорошо чувствуешь?

– Конечно, дорогая, просто устала. Сейчас прикорну немного на твоем диване и опять буду в норме. Фернандо, поосторожнее с этим карандашом для бровей. Не желаю, чтобы она выглядела как Джон Льюис.

– А кто это? – насмешливо осведомился Фернандо.

– Профсоюзный лидер… с мохнатыми бровями! – отрезала Леверн и удалилась.

Фернандо и Банни обменялись взглядами в зеркале.

– Вам не надоедает, что она все время здесь торчит? – спросил гример.

Банни лучезарно улыбнулась.

– Иногда, но ведь мама желает мне добра.

Тыча треугольным кусочком губки в темную оттеночную прессованную пудру, Фернандо покачал головой.

– Моя мать тоже желает мне добра, но позволяет жить своей жизнью. Скажите, неужели вас нисколько не интересуют мужчины?

Банни удивленно взглянула на гримера, но тот сосредоточенно накладывал грим.

– Конечно, мне нравятся мужчины. Уж не воображаете ли, что я лесбиянка или что-то в этом роде?

Наклонившись так близко, что губы их почти соприкасались, Фернандо тихо сказал:

– Я знаю, вы не лесбиянка, любовь моя. Вы настоящая женщина – от макушки до пят… Даже слепец это увидит.

Он на секунду замолчал и, пристально глядя ей в глаза, прошептал:

– Но эта мамаша… словно стена между вами и всеми мужчинами на свете, неужели не понимаете?

– Никогда не думала об этом. Вы уверены? – спросила Банни, завороженная откровенной сексуальностью этого человека.

Молодой – не больше двадцати пяти, – среднего роста и сложения, Фернандо ничем особо не был примечателен, если не считать глаз, огромных, почти черных, светящихся, от которых Банни не могла отвести взгляда. Ей всегда нравились темные глаза.

– Я точно знаю, – почти неслышно пробормотал он. – Будь она здесь, я не смог бы сделать этого. – Его правая рука неожиданно скользнула в вырез пеньюара, осторожно сжимая грудь; большой палец нежно потерся о кончик розового холмика.

Удивленный вздох сорвался с губ Банни, и Фернандо понял, что снова не ошибся. Не прекращая перекатывать между пальцами мгновенно затвердевший сосок, он наклонился так близко, чтобы теплое дыхание ласкало губы женщины, и хрипло прошептал:

– Я могу запереть дверь и сделать ваше лицо таким… как никакой косметике не под силу!

– Сделай, – тихо согласилась Банни, ощущая знакомый жар между ног – неудержимое желание захлестывало ее все с большей силой.

Не теряя времени, Фернандо поцеловал ее грудь, поднял со стула, не отпуская, пересек комнату и запер дверь. Он не желал ни на секунду отстраняться от этого соблазнительного тела, пока не сделает того, что намеревался.

Убедившись, что им никто не помешает, Фернандо потянул за широкий пояс, стягивающий полы пеньюара, легкий шелк соскользнул на пол, и Банни осталась обнаженной.

– Ты с ума меня сводишь, когда появляешься здесь в одном халатике, а под ним – ничего, – пробормотал он, расстегивая молнию, и, обнажив свое самое драгоценное сокровище, вложил его в руку Банни.

Крохотные пальчики гладили и сжимали набухшую напряженную плоть. Банни восхищенно хихикнула.

– О Боже, какой огромный! Да ты меня разорвешь!

– Ты без этого жить не сможешь, – пообещал он, подтолкнув Банни к стене и приподнимая так, чтобы было удобнее войти в нее.

– О-о-о! – простонала Банни, с трудом понимая, что происходит.

Фернандо оказался требовательным, неустанным любовником. Закрыв ей рот поцелуем, он вынудил ее раздвинуть губы так, что его язык проник внутрь. Быстрыми резкими властными движениями он подчинял ее себе, и Банни все глубже погружалась в безбрежный океан бездумной страсти. Чувствуя только, как Фернандо овладевает ее телом, доставляя жгучее наслаждение, Банни униженно покорялась, позволяя делать все, что он захочет, желая только одного – чтобы это никогда не кончалось. Но накал страстей был так высок, что через несколько мгновений она содрогнулась в конвульсиях экстаза.

Ни секунды не колеблясь, Фернандо отстранился, вытерся полотенцем и протянул Банни другое, чистое. Потом застегнул джинсы, подтолкнул Банни к ванной и быстро открыл дверь.

Время, отведенное на любовь, кончилось, и Фернандо, как истинный профессионал, был готов приступить к работе. И у Банни, в точности как он обещал, появился великолепный румянец, глаза сияли, а кожа почти светилась.

– Ну, что я говорил? – спросил Фернандо, когда оба гляделись в зеркало, довольные увиденным.

– Ты просто удивительный, Фернандо! – радостно призналась Банни.

– Знаю. Лучше вели мамаше сидеть дома, дорогая, и мы будем заниматься этим каждое утро, до работы. Погоди, вот увидишь, как это подействует на твою игру!

– Но мне может понадобиться больше одного сеанса в день! – кокетливо улыбнулась Банни. – Выезжаешь на дом?

– Можем договориться, – проницательно улыбнулся Фернандо.

Еще в школе, когда Фернандо был совсем маленьким, учителя говорили, что он сможет многого добиться в жизни, если будет развивать свои природные таланты, и Фредди Тэтчер не стал бы Фернандо Рамоном только затем, чтобы раскрашивать женские лица. У него совсем иное предназначение! Бог не наградил бы Фернандо столь феноменальным снаряжением, если бы не желал, чтобы оно использовалось на все сто! И вот теперь наконец-то Фернандо сумеет заполучить хорошие денежки!