— Джим, ну пожалуйста, я не хочу лететь без тебя, — продолжала хныкать Лаура, стоя в очереди на посадку в авиалайнер.

— Глупости, милая! Как только лекарство начнет действовать, ты будешь чувствовать себя совсем по-другому.

Испытав некоторые угрызения совести, Лаура нащупала в кармане жакета две таблетки успокоительного. Джим хотел сделать ей укол, но она настояла на том, чтобы заменить инъекцию таблетками. Раз уж все равно придется путешествовать в одиночестве, лучше, чтобы голова оставалась ясной. Кроме того, лекарства все равно не помогут против того ужасного страха, какой она всегда чувствовала перед полетами.

Пассажиры поднялись на борг, и стюардесса в недоумении смотрела на женщину, оставшуюся у трапа. Джим чмокнул ее в щечку на прощание, но она не торопилась отпускать его руку.

— Прошу тебя, не поступай со мной так жестоко, не посылай меня туда одну, — прошептала она.

Джим, словно не слыша этой мольбы, легонько подтолкнул ее к трапу. Кивнув стюардессе, он произнес:

— Я только провожу спутницу до двери и вернусь.

Дрожа всем телом и едва не падая на непослушных ногах, Лаура, оперевшись на руку мужа, вошла в салон самолета. Джим бодро произнес:

— Как только самолет поднимется в воздух, ты почувствуешь себя гораздо лучше. Скоро ты будешь в Чикаго, а там тебя встретят. Неужели только из-за того, что я не могу полететь с тобой, ты должна пропускать свадьбу Мардж и Хаулея, ведь ты же сама их познакомила?

Еще раз поцеловав жену, Джим перепоручил ее стюардессе.

— Желаю хорошо провести время. Вечером я тебе позвоню.

Джим быстро повернулся и ушел, чтобы Лаура не успела еще раз вцепиться в него. Стюардесса проводила ее в салон первого класса и помогла пристегнуть ремни.

Лаура огляделась. Она оказалась единственной женщиной в отсеке, и место рядом с ней пустовало. Напуганная сверх всякой меры, Лаура почувствовала себя в изоляции, усугублявшей душевное состояние. Ей казалось, что она непременно умрет вот здесь, в окружении чужих людей. Взгляд ее упал на мужчину, открывшего «дипломат» и углубившегося в чтение каких-то бумаг. Может быть, его уверенность и спокойствие каким-то образом подействуют на нее?

Почему Лауру так пугал полет? Было время, когда она вообще ничего не боялась. Но тогда они редко могли позволить себе путешествие самолетом; зато сейчас, когда деньги перестали быть проблемой и полеты стали обычным делом, она всякий раз испытывала болезненное возбуждение. К тому же Лаура плохо переносила воздушные ямы. Никогда раньше — до памятного полета пятилетней давности, когда она вместе с близнецами сопровождала Джима на кардиологический конгресс, — такого пробирающего до костей ужаса перед полетами она не испытывала.

Вот и сейчас Лаура вздрогнула, вспоминая тот полет; на лбу выступили капельки ледяного пота. Стюардесса наклонилась и тихонько спросила, все ли с ней в порядке, предложила тоник.

Лаура отрицательно покачала головой:

— Не думаю, что смогу сейчас что-нибудь проглотить.

Услышав щелчок, она, даже не повернув головы, поняла, что дверь самолета закрылась. Сейчас отъедет трап, и ловушка захлопнется. Сердце ее, и без того бешено колотившееся, забилось еще сильнее. Вцепившись в кресло, она закрыла глаза: «Надо постараться представить себя где-то в другом месте». Заработали двигатели. Лаура готова была завизжать, забарабанить в дверь, потребовать, чтобы ее выпустили, но страх полностью парализовал ее, лишил дара речи, и она словно приросла к креслу.

Лаура оказалась не в силах отвлечься от мыслей о предстоящем перелете, и в памяти вновь всплыло то, что произошло пять лет назад.

Шон и Дак сидели возле иллюминаторов, все чувствовали себя превосходно. Самолет уже заходил на посадку в нью-йоркском аэропорту, когда что-то случилось с системой выпуска шасси. Никогда не забыть ей того состояния, которое охватило всех пассажиров, той паники, того страха не столько за свою жизнь, сколько за жизнь близких. Все закончилось благополучно, но те минуты реальной угрозы смерти забыть невозможно.

И вот сейчас — впервые с того дня, — оказавшись в самолете одна, Лаура почувствовала, как волна истерики захлестывает ее.

Ведь даже рядом с Джимом она с трудом выдерживала короткие перелеты, но сейчас, одна, Лаура была совершенно уверена в том, что или произойдет катастрофа, или от страха разорвется ее собственное сердце. Нет, до посадки в Чикаго ей не дожить.

Она не боялась смерти, она боялась умирания, тех страшных минут, когда в полном бессилии осознаешь неизбежность того, что должно произойти, и ничего не можешь предпринять. Больше всего она боялась ужасных минут леденящего страха.

Лаура сидела съежившись, в полной уверенности, что это ее страх так невыносимо растягивает минуты, превращая их в часы. Вдруг она заметила, что шума двигателей не слышно и люди встают со своих мест. Мужчины разговаривали, кое-кто прогуливался в проходе. Лаура в замешательстве поискала взглядом стюардессу:

— Что происходит? Что… говорят пилоты? Я, кажется, задремала.

— Не волнуйтесь, — попыталась успокоить ее стюардесса, — небольшие проблемы со вторым двигателем. Сейчас им как раз занимаются. Вам не о чем волноваться. Через пару минут все прояснится.

— В Чикаго меня ждет очередной рейс, — вступил в разговор один из пассажиров, — и его никто не отложит. Как мне быть?

Внезапно Лаура решилась. Отсрочка дарила ей шанс. Это судьба, а знаки судьбы не стоит игнорировать. Отстегнув ремень, она взяла сумку и пошла к выходу. Дверь по-прежнему оставалась закрытой.

— Пожалуйста, выпустите меня, — потребовала она у стоявшей рядом стюардессы.

— Прошу прощения, но пассажирам не разрешается покидать салон в случае временной задержки…

— Повторяю, откройте дверь! Я не желаю оставаться на борту этого самолета, — настаивала Лаура.

Она старалась говорить тихо, но помимо ее воли голос неожиданно прозвучал громко, и пассажиры стали на нее оглядываться. Что-то в голосе и лице Лауры заставило стюардессу отнестись к просьбе пассажирки всерьез.

— Подождите минуточку, — попросила она, снимая с рычага трубку телефона, и после короткой консультации с командиром экипажа сообщила: — Вам придется немного подождать. Сейчас подгонят трап, и тогда можно будет открыть дверь.

Лаура чувствовала себя крайне неловко под взглядами пассажиров, но тем не менее старалась держаться независимо. Она очень не любила привлекать к себе внимание, но желание поскорее вырваться из этой ловушки пересиливало все.

Наконец дверь открыли, и она едва успела добежать до туалета, как ее начало выворачивать. Побледневшая и обессиленная, она взглянула в зеркало, и собственное отражение вызвало у нее чувство брезгливости.

Успокоившись и приведя себя в порядок, Лаура направилась к регистрационной стойке выяснить, каким образом можно забрать багаж. Но было уже поздно. Самолет убегал по взлетной полосе. Тогда Лаура решила позвонить мужу и сообщить, что болезнь заставила ее покинуть самолет. И это было правдой. Никогда она не чувствовала себя хуже, чем несколько минут назад.

— Молли, это Лаура. Джим не занят?

— Миссис Аустин? Я думала, что вы сегодня утром вылетели в Чикаго.

Лаура не знала, как объяснить ситуацию секретарше.

— Рейс задержали. Могу я поговорить с Джимом?

— Мистера Аустина сегодня нет на работе. Доктор Уайт принимает его больных. Но, видимо, вскоре он должен подойти. Ему что-нибудь передать?

Лаура повесила трубку. Странно. Джим всегда на работе сообщает, где находится, даже если отлучается ненадолго.

Лаура поймала такси и попросила отвезти ее в Шерман-Оукс. Когда водитель на развилке на Сан-Диего свернул на север, она пожалела о том, что едет не в Лонг-Бич, а совсем в ином направлении от их старого дома.

Когда бы ни вспоминался их прежний дом, из которого они уехали всего два года назад, Лаура всегда испытывала щемящее чувство невосполнимой потери. Джим был доволен: сейчас у него была прекрасная практика и клиентура, приносящая немалый доход. И Лаура, вздохнув, уже в который раз пообещала себе приспособиться к новому месту и новым друзьям.

Сейчас, в полдень, движение на шоссе в долину стало оживленнее. Машина остановилась у кольцевой развязки перед обсаженной с двух сторон деревьями улицы, ведущей в гору. Лаура расплатилась с шофером и почему-то дала ему сверх счетчика десятидолларовую банкноту. Поблагодарив, он сорвался с места с такой скоростью, будто испугался, что она вдруг передумает и попросит деньги обратно.

Лаура еще раз обвела взглядом дом так, словно хотела попросить у него прощения за все свои неприятные мысли, связанные с новой жизнью здесь. Теперь дом не казался чересчур громоздким, Лаура даже отчасти полюбила его расположение у подножия горы. Он представлял собой довольно живописное зрелище и даже после ужасных оползней не сдвинулся ни на дюйм. Дом был хорош, и Лаура пообещала себе стать в нем счастливой. Да-да! И начать надо прямо сейчас. С сегодняшнего дня никаких жалоб.

Внутри было тихо и прохладно, везде порядок, как и утром, когда она уезжала в аэропорт. Чувство облегчения и комфорта покинуло Лауру, стоило ей вспомнить о предстоящем объяснении с мужем. Он так расстроится… нет, не просто расстроится, а будет презирать ее за трусость. Однако сама Лаура нисколько не жалела о том, что убежала из самолета. Вот когда с самолетом что-то случится, тогда и будет ясно, кто был прав, а кто нет. «Господи, — мысленно взмолилась она, поймав себя на этой мысли, — я совсем не хочу, чтобы все эти люди погибли только ради того, чтобы мой муж перестал на меня злиться!»

Отбросив эти мысли, Лаура поднялась в ванную комнату и приняла горячий душ. Завернувшись в кашемировый халат — подарок Джима на Рождество, — она села у туалетного столика и решила позвонить мужу еще раз. Гораздо легче сообщить новость по телефону, чтобы не видеть брезгливую гримасу на его лице. Она с трудом могла выносить его гнев, хотя в последнее время муж часто бывал недоволен ею.

Внезапно она услышала, что внизу кто-то разговаривает. Странно. Дети в школе. Джим никогда не приходит домой днем. Грабители? Но Лаура была уверена в том, что заперла дверь. Наверняка что-то с пультом. Наверное, как бывало не раз, телевизор включился сам по себе, поймав сигнал с пролетающего авиалайнера. Снова проблемы с самолетами. Неужели на сегодня их было недостаточно?

Босиком она выскользнула из спальни и через устланный ковром холл прошла к внутреннему балкону, откуда открывался вид на вестибюль. Внизу стоял Джим, а рядом… женщина. Он обнимал ее за талию и целовал. Лаура, словно в трансе, смотрела на них и не могла поверить своим глазам. Зато она каждой клеточкой своего тела чувствовала, как страсть захлестывала любовников. Оба были полны желанием, требовавшим его немедленного исполнения. Загипнотизированная увиденным, Лаура в оцепенении не могла отвести от них взгляда.

Вот женщина опустилась на колени и расстегнула «молнию» на его брюках… Джим, вцепившись пальцами в волосы блондинки, стал двигаться все быстрее и быстрее и застонал:

— Прошу тебя, не останавливайся!

И звук его голоса вывел Лауру из транса. Господи, все это было не игрой больного воображения. Это происходило на самом деле! Но они не должны ее видеть! Не отводя взгляда от сцены в холле, Лаура сделала шаг назад. По дыханию мужа она поняла, что вот-вот наступит кульминация. Она не хотела становиться свидетельницей этого. Но не решалась открыть дверь, так как любое неосторожное движение могло выдать ее. Джим наконец достиг оргазма, наклонился над женщиной и приподнял ее голову к своим губам.

В Лауре все перевернулось от отвращения. Она готова была закричать, но продолжала стоять молча.

Джим притянул женщину к себе, погладил ее по голове и совершенно счастливый сказал:

— Ты была просто великолепна, Джилли. Ты — чудо!

— Не думай, что на этом все для тебя закончилось. Немного погодя наш маленький друг должен быть снова наготове, его очередь возвращать долг, — ответила женщина.

— Он уже готов.

— Может, он и готов, но я не готова. Мне нужно немного выпить.

— И перекусить…

— Ты же знаешь, кого надо кормить в первую очередь…

Смеясь, они отправились на кухню. Джим даже не потрудился застегнуть «молнию» на брюках.

Шок прошел, и Лауру охватила паника. Ей хотелось закричать, обратить на себя внимание, сказать им, что вся эта мерзкая сцена проходила у нее на глазах. Ей хотелось убить их, но более всего она хотела навсегда забыть то, что сейчас увидела.

Медленно Лаура прошла в спальню и упала на кровать. Только что увиденное действие разъедало мозг, словно кислота. «Занимался ли он раньше подобными вещами? Любил ли он эту женщину? Любила ли она Джима? Смогу ли я когда-нибудь сделать то же, что только что сделала она? Любит ли Джим меня? Как я смогу после этого жить?»

Сквозь этот самоубийственный кошмар одна-единственная мысль все-таки пробилась. Муж не должен узнать о том, что она видела, иначе их браку придет конец. Ни один мужчина не сможет сохранить уважение к женщине, которая после подобного все еще будет держаться за него.

Второй раз за сегодняшний день она почувствовала себя в ловушке, но на этот раз выбраться из нее казалось совершенно невозможным. Выйти из дома, не нашумев, нельзя. Если же остаться дома, они обнаружат ее, когда поднимутся в спальню для второго раунда.

Может быть, притвориться спящей?.. Но ей едва ли удастся сделать это достаточно искусно. А если уснуть по-настоящему?.. Это, пожалуй, сработало бы. На цыпочках Лаура прошла в ванную, выдвинула ящик с лекарствами, которые принес Джим с работы… Она хорошо слышала их голоса. Надо спешить, иначе пилюли не успеют подействовать. Тихонько повернув кран, тоненькой струйкой теплой воды она наполнила стакан. Этот препарат действует быстро. Трясущимися руками Лаура высыпала в воду содержимое нескольких капсул. Доза получилась значительной, но не смертельной. А жаль…

Проглотив лекарство, она решила выбросить упаковки, но передумала и оставила их на туалетном столике, затем сняла халат и надела ночную рубашку. Съежившись под одеялом, Лаура попросила Господа, чтобы тот даровал ей сон как можно быстрее.

Джилли села за стол, а Джим открыл холодильник.

— Класс! У нас есть бутылка шампанского!

Джилли отрицательно замотала головой:

— Нет, спасибо. От шампанского у меня болит голова, а мне к пяти надо быть как огурчик. Сниматься предстоит почти всю ночь. Лучше немного апельсинового сока с водкой и что-нибудь поесть.

Джим достал сок и куриный салат:

— Как насчет этого? Жена перед отъездом всегда так забивает холодильник, что мне все равно не удается все это съесть.

— Какая приятная леди! Положи мне немного, а хлеба не надо. В этом фильме будет много сцен, где я снимаюсь обнаженной, а на экране каждый лишний фунт выходит за десять.

Они сидели на кухне и ели салат, приготовленный Лаурой.

— Ого, как вкусно! Ты мне не говорил, что твоя жена так хорошо готовит.

— Да, готовит она хорошо, с этим все в порядке, да только…

— Да только в постели не так хороша, ты это хотел сказать?

— Ну, не совсем так. В этом смысле она тоже ничего… Не очень страстная и до сих пор немного застенчивая, но на близость всегда идет с желанием.

— Тогда почему ты пошел на сторону?

Джим ответил не сразу:

— Не знаю.

— Но делаешь это с давних пор.

— Ну да, вернее, нет. Всего лишь с декабря прошлого года.

— Ты как ребенок! Значит, все эти годы ты спал только с одной женщиной? Но, это же так скучно!

Джим рассмеялся:

— Да, все эти годы. Ты, наверное, никогда в жизни не слышала о таких странных вещах, но до декабря Лаура была единственной женщиной, которую я знал. Мы оба расстались с девственностью одновременно.

— Ты хочешь сказать, что за все годы учебы и работы в медицине… среди всех этих сестричек? — недоуменно спросила она.

— Я был занят другим — медицина была моей единственной страстью.

— Должно быть, ты сделан из самого прочного гранита.

— Возможно, — отозвался он смеясь, — но если говорить об испытаниях на прочность, то не пора ли…

— Пошли в спальню, но сначала я хочу немного отдохнуть перед работой.

Джим обнял спутницу за талию и поцеловал ее.

— Как ты думаешь, сколько мужчин мечтали бы держать в своих объятиях красавицу Джилли Джордан?

— Сколько?

— Миллионы! — Он нежно поцеловал ее, и они медленно стали подниматься по лестнице. — Я понесу тебя, — сказал он и потянулся, чтобы подхватить ее на руки, но она отказалась:

— Не надо! После того, как Джек Леммон на съемках уронил меня, я питаю отвращение к этому способу передвижения.

Джим обнял ее и заметил:

— Я теперь один из немногих счастливчиков, чей петушок побывал в одном из самых сексуальных ротиков мира.

Джилли только цинично усмехнулась. Зачем было разочаровывать его, объясняя, что он попал в не слишком избранное общество.

И вот наконец Джим распахнул дверь спальни.

— Что это, скажи на милость? — возмутилась Джилли, правда, понизив голос до шепота.

Он в ужасе оттащил любовницу к лестнице. Страшная догадка пронзила его, и Джим вернулся, чтобы удостовериться. Сорвав с жены одеяло, он проверил, дышит ли она. Лаура спала, забывшись в глубоком тяжелом сне. Взглянув на пустые капсулы снотворного, он пересчитал их и вышел. Джилли ждала его в вестибюле.

— Какого черта? — прошипела она. — Я думала, ты посадил жену в самолет и отправил в Чикаго.

— Она, должно быть, вернулась, как только я уехал из аэропорта, и выпила изрядное количество снотворного.

— Боже мой! Ты думаешь, она видела все?..

При мысли о том, что могла увидеть жена, у него спазматически сжались внутренности. Нет, это невозможно, она спала.

— Я уверен, она давно спит. Лаура выпила мощную дозу. Ты знаешь, Лаура ужасно боится летать самолетом. Должно быть, в этот раз что-то ее напугало сильнее обычного. Может, дополнительная проверка двигателей или еще что-нибудь в этом роде. Я буду присматривать, пока она не проснется.

— Ну, я лучше пойду. Господи, как только подумаю, что она была здесь, когда я с тобой внизу… Бедняжка! Хочется мне, чтобы ты оказался прав. Для ее же блага. Позвони утром, когда выяснишь, что случилось.

— Джилли, мне очень жаль.

— И мне тоже.

Джиму оставалось только наблюдать, как обладательница самого пленительного тела — последний секс-символ Голливуда — покидает его, уходит из его жизни. Джилли не вернется к нему, поскольку ненавидит компромат и интриги. Обо всем, что хотела, она сообщила сразу — приятные, ни к чему не обязывающие постельные игры.

Джим присел у постели жены. Он узнает правду, когда Лаура проснется. Все долгие годы их совместной жизни она ни разу не солгала ему, ни разу не предала. Она была просто не способна вести двойную игру. Неужели теперь их брак рассыплется? И хочет ли он этого? А готов ли он провести с женой остаток жизни в благодарность за поддержку, которую оказывала Лаура, когда он учился в медицинском?.. За рождение сыновей?.. За ту ношу, что она несла на своих плечах, пока он всего себя посвящал медицине? Действительно ли он обязан Лауре своей жизнью? Его совесть шептала: «Да», — но Джим ее не слышал.