Пассажирская карета, третий час мчавшаяся в сторону Морфиса, вдруг внезапно остановилась. Пассажиры насторожились.

— Стой, извозчик! — послышалось впереди.

— Что вам от меня нужно?

— От тебя — ничего. Нам нужен один из твоих пассажиров. Отдашь его нам — спокойно поедешь дальше. Нет — проблемы будут у всего экипажа.

В карете началась суета. Все стали недоуменно переглядываться, с подозрением осматривая друг друга. И тут на мокрые бугры лесной дороги уверенно ступила нога одного из пассажиров. Это был Калим Дариэль.

— Какой именно пассажир вас интересует? — вызывающе спросил он и увидел пред собой старого знакомого по имени Монтело. Да, это был тот самый маг, с кем юноше пришлось сразиться на арене в финале столичного турнира и кого удалось… обмануть. Вокруг него собралось еще четверо его приятелей, хорошо вооруженных.

— Вот мы и встретились снова, — с улыбкой промолвил Монтело, и противники стали постепенно собираться в круг, центром которого становился Калим.

— Что тебе нужно? — с презрением спросил юноша.

— А разве ты забыл? Мы не выполнили наш уговор. Ты должен был проиграть в бою, но ты победил, опозорив меня на всю столицу. Но сегодня проиграешь ты, а я сниму с твоего мертвого тела свой заслуженный трофей!

— Ах ты, червь! — гневно воскликнул Калим, обнажая свой меч. — Ничего ты не получишь! Приготовься ко второму поражению, жалкая тварь!

— К бою!

На глазах у всего экипажа посреди густых северных лесов состоялась ожесточенная битва. Обеспокоенные тем, что силы не равны, пассажиры боязливо выглядывали из окон кареты и ждали, чем закончится нежданная схватка. Однако, с удивлением заметив, что Калим в одиночку практически на равных противостоит пятерым разбойникам, люди приободрились, а кто-то из них даже стал выкрикивать юноше слова поддержки. Каждый удар вражеского меча искусно парировался юношей. Каждый огненный шар, сотворенный усилием воли противника, принимал на себя чудо-щит из басмирского храма. Калим сражался великолепно. Пассажиры не могли этого не отметить, и потому их возгласы еще громче зазвучали над лесом. Монтело и компания, угнетенные силой Калимовой поддержки, все стремительнее теряли эффективность своих атак и все слабее защищались сами. В итоге все они оказались на земле, и свежая кровь запятнала лесную дорогу…

Очередное сражение окончилось победой Калима. Зрители были поражены. Кто с восхищением взирал на храброго юношу, а кто в ужасе огибал взглядом место сражения, где скорой добычей лесных хищников станут пятеро мертвецов, распластавшихся на имперской дороге. А Калим, не ставя под сомнение свою большую силу, спокойно сел на пассажирское место, и карета вновь тронулась.

Шел последний день месяца Жабы, и юноша направлялся за очередной реликвией. На этот раз послание таинственного Лиолата, столь же изобретательно попавшее к нему в руки, как и все предыдущие, указывало на крупнейшее из озер Сиенсэля. Это озеро находилось далеко на северо-востоке империи, за Морфисом, и носило имя Глаз Гермидона. И правда, этот огромный и глубокий «глаз» темно-синим пятном влился в карту Сиенсэля и будто наблюдал за этим миром, как само божество. Те края малозаселены людьми, лишь небольшие рыбацкие деревушки окаймляют побережье огромного озера. Впрочем, после трагической гибели Понтилии эти места сосредоточили в себе все сто процентов населения громаднейших территорий, что расстилаются за великой рекой. Известно также, что эти морфийские деревушки приносят немало пользы имперским столам, еженедельно переправляя в города больше рыбы, чем переправляется со всех прочих рек и озер Сиенсэля вместе взятых. Рыба, выловленная в Глазу Гермидона, считается изысканным продуктом и подается на стол лично императору. Любой рыбак, живущий на крупнейшем озере, является мастером своего дела, какими были его отец, дед и прадед.

Именно туда, в края густых и темных лесов, к бескрайним и таинственным водам направлялся Калим Дариэль. «То, что тебе нужно, лежит на самом дне божественного озера», — гласила очередная записка Лиолата.

Деревушка, где решил остановиться юноша, носила имя Гремлэйн и располагалась на высоком побережье Глаза Гермидона. Местные жители, привыкшие к чужеземцам — купцам, перевозчикам рыбы или просто рыбакам-любителям, — равнодушно встретили Калима. Уставший юноша нашел приют в таверне, где представился корреспондентом имперской газеты. По его словам, целью его пребывания в Гремлэйне является изучение рыболовства на крупнейшем озере Сиенсэля для последующего составления репортажа. Калим смело предложил рыбакам отправиться грядущим утром на озеро и вместе порыбачить с пользой для статьи в имперской газете. Он готов был лично взять в руки рыболовную сеть и научиться непростому ремеслу от самих мастеров. Рыбаки одобрили лжедеятельность юноши, и многие из них предложили свою помощь. Поразмыслив, Калим избрал своим учителем невысокого седобородого старичка. Звали его Оманди, и он был одним из самых опытных рыбаков во всей деревне. Заплыв на лодке был назначен на четыре часа утра, и уставший с дороги юноша решил пораньше отойти ко сну.

«Бескрайние воды… — раздумывал Калим, перед сном разгуливая по песчаному брегу. — Отсюда и другого берега не разглядеть. Как же в этой бездне отыскать реликвию?..»

Застывший у озера юноша с восторгом огибал взором величественный Глаз Гермидона и окрестности. Вот он снова стоит в одном из далеких уголков империи. Стоит и наблюдает, пока все люди где-то бегут, суетятся и никчемно проживают очередной день. Он здесь, совсем один пред силами природы, будто бы единственный из людей, кто способен бросить им вызов. Он повидал уже так много в своей жизни! Ему открывались бесподобные пейзажи прекрасной Селении, он топтал бескрайние пески басмийских пустынь, исследовал глубокие и мрачные пещеры в Каррольских горах и любовался столичными шедеврами имперской архитектуры. И все эти места неизменно покорялись ему. Куда бы он ни держал свой путь, возвращаясь, он испытывал гордость и удовлетворение, ибо находил главное — очередную реликвию Лиолата. С каждым путешествием, с каждым шагом в этой увлекательной игре Калим обретал все новые силы и способности. Он был уверен: отец гордится им. Да чего там говорить! За все это время он успел триста раз доказать своему отцу, что теперь он многого стоит в этой жизни и сам волен распоряжаться своей судьбой. И к чему была эта клятва? Ведь юноша может стать едва ли не сильнейшим человеком в империи и без всяческих обещаний. «Бессмысленно клясться в том, чего можно добиться своими силами, пусть даже собственному отцу», — был уверен он. Калим близок к новой реликвии, которая сделает его еще сильнее. Она здесь, в этих темных водах, и лжекорреспонденту во что бы то ни стало нужно ее заполучить.

Рано утром старик и юноша сели в лодку и отправились в рыболовное путешествие. Глаз Гермидона был спокоен, ясное предрассветное небо озаряло его бархатные воды. Внизу — глубина, берег потерян, лишь ранние птицы витают над головой, подбадривая или предостерегая. Оманди принялся разбирать свои сети. Он не выглядел уставшим или невыспавшимся. Его вид без утайки говорил о нем все. Не первый год он рано поутру садится в эту лодку, не первое десятилетие он окидывает взором плывущий озерный горизонт. Водная стихия — его второй дом. И ни один имперец, глядя ему в глаза, не смог бы сказать, что жизнь его была менее опасной, чем жизнь любого моряка.

Наконец старик и юноша забросили невод. Оманди, видимо соскучившись по разговорам, а также, как он думал, для газетной статьи, комментировал все свои действия. В ответ Калим успешно делал вид, что внимательно слушает старика, но сам думал лишь об одном: реликвия… где же спрятано это сокровище?.. Куда занесло ее могущественное время? Сколько сетей нужно сплести, чтобы выловить ее со дна громаднейшего озера?..

— Чего скис? — поспешил поинтересоваться старик, заметив подавленный вид юноши. — Тебе не по нраву наше ремесло?

— Нет, что вы! — с поддельным удивлением ответил Калим. — Рыбалка хороша, да вот только неудачна сегодня…

— Неудачна?! — с недоумением переспросил Оманди. — Да ты взгляни, сколько рыбы мы с тобой наловили!

Юноша метался из стороны в сторону по крошечной лодке, всякий раз с нетерпеливым огоньком надежды в глазах встречая невод, разрезающий глубокие воды; но в сетях не было ничего… кроме рыбы. Лишь изредка его взор неистово трепетал, когда старик цеплял снастями нечто большое и тяжелое, после чего вновь яростно угасал, когда оказывалось, что это всего лишь тина или обломок некогда затонувшей здесь лодки. День пролетал. Калим постепенно впадал в отчаяние. Подобно бледнеющему солнцу, чернели его мысли. А что, если он не найдет в этом озере пятой реликвии? Неужели он приехал сюда напрасно? Ему не откроется тайна Лиолата, и он так и не постигнет новой силы, что хранит в себе загадочный источник? Но нет, этого не должно быть! При этой мысли у Калима потемнело в глазах, и он проклял небеса, насмешливо взирающие на него сверху. Недоуменный Оманди молча следил за эмоциями, бушующими на лице юноши, а сам продолжал вытаскивать невод.

Так прошел этот день. Морфийское небо наполнилось густыми облаками, а пустые ведра в лодке — свежевыловленной рыбой. Калим стоял на самом краю и отчаянно взирал в темно-синие воды озера. Он был подавлен. Он уже не внимал репликам старого рыбака и давно отбросил в сторону свой блокнот, якобы корреспондентский. Пришло время сворачиваться и плыть к берегу. Однако юноша настоял-таки в последний раз забросить сети. Это вызвало недоумение старика: ведра переполнены рыбой, улов и без того удачен. Но делать было нечего: старик стряхнул со снастей свежие водоросли, и невод вновь устремился в неведомые глубины. Совсем скоро Оманди почувствовал, что в сети попало нечто тяжелое. Калим вмиг забыл об усталости и принялся помогать рыбаку. Надежда вновь забилась в сердце юноши: а вдруг на этот раз он вытащит то, что ему так необходимо. Кровь сильнее запульсировала в его венах. Вот-вот его взору откроется загадочный предмет… но это была всего лишь часть корпуса от очередной затонувшей лодки.

— Да… — протянул старик, держа в руках потрепанный водами и временем обломок. — Немало моих собратьев поглотила эта тихая гладь…

Раздосадованный юноша в порыве гнева выхватил из рук Оманди кусок прогнившей древесины и что было силы ударил им о борт лодки. Легкая посудина сотряслась, одно из ведер опрокинулось, залив дно водой и наполнив плескающейся рыбой; а борт, принявший на себя чудовищный удар, разразился трещиной, куда мгновенно просочились первые струи из озера.

— Что ты натворил?! — пошатнувшись от неожиданной встряски, воскликнул Оманди. — Ты разбил мою лодку!

— Не шуми, старик! — в ответ рявкнул подавленный юноша. — Я куплю тебе новую. А теперь гребем к берегу!

На поврежденной лодке рыбаки с горем пополам добрались до Гремлэйна. Потрясенный произошедшим, Оманди еще долго восклицал себе под нос что-то несвязное, в то время как Калим окончательно поник. С досадой в сердце, он направился к берегу и, опустив голову, сел на громадный валун, обросший мхом. Тем временем к старику, крутившемуся у своей лодки, подошел один из местных рыбаков, который со своим уловом возвращался домой, и они о чем-то заговорили. Вероятно, Оманди жаловался коллеге на неудачный день, указывая на свою разбитую посудину, а тот лишь сочувственно кивал в ответ. Но вдруг из беседы двух рыбаков юноша расслышал следующее:

— А я, представляешь, нашел сегодня в своих сетях вот такой кинжал!.. — и тут же ловким жестом руки был показан размер удивительной находки.

Калим мгновенно вскочил и подлетел к беседующим.

— Где этот кинжал?! — задыхаясь, воскликнул он, обращаясь к рассказчику. — Я должен его увидеть!

— Погоди, юноша… — недоуменно остановил его рыбак.

— Доставай кинжал! Он принадлежит мне!

— Между прочим, эта находка стоит денег, и я намеревался ее продать…

— Вот твои деньги, забирай! — нетерпеливо рявкнул Калим, швыряя в рыбака сверток золотых монет. — А теперь отдай его мне!

Старику ничего не оставалось, как достать из своей сумки выловленный кинжал и передать его трепещущему юноше. Схватив находку, Калим метнулся в сторону и принялся рассматривать диковину, пока удивленные рыбаки молча глядели ему вслед.

Кинжал, пойманный сегодня в гремлэйнские сети, был выполнен великолепно. Острое его лезвие, казалось, ни капли не повредилось водами бездонного озера. На удобной рукоятке, отлитой из чистого серебра, изображался рельефный лепесток алой розы. Однако никаких подписей и иных символов вокруг не наблюдалось. Находка была уникальной. Но, к великому разочарованию юноши, она не являлась желанной реликвией. Кто, когда и при каких обстоятельствах потерял здесь этот удивительный кинжал, Калима нисколько не интересовало. И потому диковина незамедлительно отправилась назад, в темную пучину Глаза Гермидона, а разбитый юноша безмолвно поплелся прочь.

Вечером, сидя в местной таверне, рыбаки обсуждали минувший день. Атмосфера в этом исполненном душевности помещении неизменно походила на ту, что витает во множестве подобных заведений по всей империи. Знакомые всем посетители вновь вели увлекательные беседы, шумно спорили, отдыхали после трудного дня. Свежий эль лился рекой. Каждому из этих людей было блаженством очередным темным вечером снова увидеть до боли знакомые лица, чтобы просто поболтать и вместе поглотить несчетное количество хмельного напитка. Здесь, в далекой глуши, за великим Морфисом мужчины шумно коротали вечера и ничего не боялись. И эти рыбаки ни секунды не мечтали об иной жизни. Они, как их отцы и деды, намертво приучились каждое утро уплывать в открытые воды туманного озера, а на исходе дня просиживать стулья в местной таверне. И ни к чему рваться на поиски лучшей жизни. Здесь живет их счастье. Здесь, за этими столами.

Нынешним вечером посетители питейного заведения не могли не заметить грусти на лице Калима, и каждый из них считал своим долгом справиться о его самочувствии. В ответ юноша находил всяческие отговорки и продолжал угрюмо коротать вечер. Вскоре рыбаки невольно позабыли о нем и принялись рассказывать друг другу истории, ностальгически вспоминать прошлое. И тут, скорее от безысходности, чем из любопытства, юноша привлек внимание посетителей и обратился ко всем:

— Господа рыболовы, скажите, а не вылавливал ли кто из вас в озере удивительных вещей?

— О-о… — протянул кто-то из рыбаков. — За всю многовековую историю рыболовства на Глазу Гермидона чего здесь только не вылавливали.

— Верно! — посыпались подтверждения со всех сторон.

— А ты молчал бы уже, — рявкнул кто-то на кого-то. — Ты у нас специалист по вылавливанию дырявых башмаков… — и волна смеха прокатилась по таверне.

— Пожалуй самой удивительной находкой в озере, — продолжал один из рыбаков, — был так называемый проклятый шлем…

— Шлем? — в миг оживился Калим. — Молю, расскажите подробнее!

Рыбак одобрительно кивнул, и затем, поставив на стол кружку эля, уселся напротив нетерпеливого юноши и начал свой рассказ.

— Эту историю знает каждый житель Гремлэйна. Было это двести или триста лет назад… Один небогатый рыбак, что проживал в наших краях, решил женить своего сына. Артис — так звали будущего жениха — был молод и красив. Мало кто на всем побережье мог сравниться с ним в ловкости и владении мечом. Многие юноши горели к нему завистью, а девушки мечтали оказаться в его крепких объятиях. Однако сердце Артиса давно принадлежало одной прекрасной особе. И звали ее Мариэтта. Вся деревня считала возлюбленных идеальной парой, и люди с нетерпением ждали свадьбы. Наконец день был назначен. Отец славного юноши был крайне обеспокоен тем, что ему может оказаться не по карману устроить сыну роскошную свадьбу. Он целыми днями ломал себе голову, пытаясь найти хоть немного денег. «Свадьба этих прекрасных молодых людей должна быть достойна их», — считал он. Однако, как много мыслительных усилий он не прилагал, результат был очевиден: денег на проведение торжества у него нет. Сильно опечаленный своим положением, отец сел в лодку и поплыл навстречу горизонту. Единственное, что он мог сделать для возлюбленных, так это снабдить праздничный стол свежевыловленной рыбой, ибо рыбаком он был мастеровитым.

Забросив невод, отец, вероятно, снова предался размышлениям о своей беспомощности, но что-то странное вдруг заплуталось в его сетях. Рыбак принялся вытаскивать невод из воды и обомлел, когда увидел, что ему удалось выловить. Это был странный шлем, не понятно откуда взявшийся в этих водах. По словам очевидцев, шлем был великолепен. Черный, как сама тьма, он был искусно расписан рукой неизвестного мастера. Иначе, как творением искусства, его назвать было нельзя. Однако многие видели в нем нечто странное, таинственное и почему-то пугающее.

Обрадовавшись своей необычной находке, рыбак поспешил к берегу. Он был уверен, что этот шлем — уникальная вещь и за него ему заплатят немалые деньги. Однако, к его величайшему разочарованию, ни один торговец в деревне не пожелал приобрести находку. Шлем будто отталкивал от себя тех, кто хотел увезти его отсюда. Он словно был прикован к озеру чьей-то могущественной волей. Отчаявшись в попытках продать находку в Гремлэйне, рыбак запряг лошадей и помчался в Мелиту. «Уж на столичном рынке этот шлем вмиг будет продан», — был уверен он. До свадьбы сына оставалось лишь несколько дней, и потому будущий свекор изо всех сил гнал своих лошадей, желая во что бы то ни стало успеть вовремя. Однако добраться до столицы ему было не суждено. Старик, видимо, не справился с управлением, поскольку телега его была найдена перевернутой. Лошади, наверняка почуяв приближение волков, порвали вожжи и умчались прочь. Сам же рыбак был найден со сломанной шеей. Видать, приземление оказалось для него неудачным. Такая вот трагедия постигла этого человека. Был это несчастный случай или рыбак погиб по воле загадочного шлема, не знает никто. Однако то, что произошло дальше, делает более вероятным второй вариант.

Узнав о гибели отца, Артис незамедлительно отправился на место происшествия. Все, что он там нашел — перевернутую телегу, труп отца, изъеденный лесным зверьем и… шлем, тот самый черный великолепный шлем.

Свадьбу пришлось отложить. Но ей так и не суждено было состояться. Напрасно Мариэтта мечтала, как они с любимым плавно шагают к венцу, она — в прекрасном снежно-белом платье, а он — в не менее очаровательном облачении и счастьем в глазах… За день до свадьбы Артис в вечерней тишине занимался фехтованием в ущелье, неподалеку от Гремлэйна. Сложно предположить, что случилось с женихом, но на следующее утро его мертвое тело нашли на дне глубокого обрыва, со сломанной шеей и шлемом на голове. Как же горьки были слезы бедной Мариэтты… Ошеломленные жители деревни не сомневались, что во всем был виноват этот проклятый шлем, и в этот же день двое рыбаков отплыли в озеро и вернули его на самое дно Глаза Гермидона…

— И теперь никто не знает, где он находится? — с нескрываемой досадой в голосе спросил Калим.

— Почти, — ответил рыбак. — Совсем недавно — лет… двадцать назад — этот шлем снова попался в сети рыбака. Рано поутру двое в лодке отправились на озеро. И как же они оба поразились, когда один из них обнаружил в своих сетях тот самый черный, как уголь, шлем. Но этот предмет действительно был проклят. По словам единственного из той лодки спасшегося рыбака, его напарник взял шлем в руки и, зная легенду о нем, попытался его выбросить. Но, оступившись, он с криком рухнул в воду, и шлем, будто по злой воле, потянул его за собой на самое дно. И более его никто не видел…

— Скажите, прошу, кто тот второй рыбак, который спасся, — взмолился юноша.

— Это Оманди.

Калим успокоился. Огонек надежды вспыхнул в его глазах. И, обернувшись, он повелевающе воскликнул, обращаясь к своему сегодняшнему наставнику:

— Завтра плывем к тому самому месту! — и про себя добавил: «Этот шлем не может не оказаться пятой реликвией!»

На следующее утро, сидя в лодке, старик и юноша громко спорили.

— Я не поплыву к этому проклятому месту! — заявил Оманди. — Уже двадцать лет все местные рыбаки стараются держаться от него подальше, а ты ведешь нас в неизвестность. Ты безумец!

— Что, смерти боишься? — с улыбкой спросил Калим.

— Глупо ее не бояться, — ответил старик.

— Да легче умереть, выходя пьяным из таверны: поскользнулся на ступеньках — и виском об угол. Отчаливаем!

— Ни за что!

— Пойми, старик, этот шлем не опасен, уверяю тебя.

— Уверяешь?! — возмутился Оманди. — А кто по-твоему двадцать лет назад сидел в одной лодке с погибшим рыбаком? Я все видел своими глазами!

— И тем не менее, о шлеме я знаю больше…

— Шлем проклят! Ведь ты слышал эту историю! Всех, кто имел с ним дело, постигала ужасная смерть…

— Но это вовсе не значит, что он проклят. Это может означать, что эти люди были не достойны его.

— Хм… странная у тебя логика, — задумался старик.

— Не бойся, отчаливаем! Даже если там и есть некое проклятье, я возьму его на себя. Не волнуйся, ты не пострадаешь.

— Я больше боюсь за тебя.

— Учти, твои опасения бесплодны. Вперед!

Они отплыли от берега. Их напряженные силуэты огибались нынче бортами новой лодки, купленной Калимом этим утром в деревне. Свое обещание Юноша незамедлительно исполнил; еще бы: ведь на сломанной посудине за реликвией не поплывешь. Ветер был неспокоен. На беззащитное солнце, встающее над Каррольскими вершинами, со всех сторон угрожающе наступали тучи. Синие волны качали лодку и стоящую в ней фигуру Калима. Воды играли. Вокруг раскинулось непроглядное озерное царство, хранящее в себе удивительные и мрачные тайны.

Наконец Оманди неохотно промолвил:

— Кажется, здесь…

— Ты уверен? — спросил Калим, поглядев старику прямо в глаза, и тот почему-то испугался этого взгляда. — Подумай десять раз, прежде чем меня обмануть!

— Мне незачем тебя обманывать.

— Тогда за дело! — скомандовал юноша и взялся за сети.

— Неужели ты хочешь выловить шлем?

— Я мечтаю об этом!

К превеликому удивлению старика, трижды вытащив свои сети, он не нашел в них ни одной рыбки. Для Глаза Гермидона это настоящий феномен. Любой местный рыбак удивился бы такой неудаче. Все знают, что озеро кишит различной рыбой, а здесь будто все вымерло. Калим также не мог похвастаться своим уловом: в его сетях не было ни рыбы, ни пятой реликвии.

Так прошло полдня. Серые тучи, затянувшие небо, будто насмехались над рыбаками-неудачниками. На дне их ведер плескались лишь несколько маленьких рыбешек, и Оманди долго напрягал свою память, пытаясь вспомнить, когда в последний раз с ним такое случалось. Состояние юноши предугадать было несложно. Он был в отчаянии. Ничто не обнадеживало Калима. С каждым разом, когда он вновь тянул на себя невод, надежда на успех угасала в нем. За полдня он полностью выбился из сил и, подвергшись смятению, рухнул на дно лодки. Мгновенно привести Калима в чувства сумел возглас напарника.

— Нашел! — нежданно крикнул тот.

Юноша мигом вскочил на ноги и увидел, что Оманди тянет свою сеть с большим трудом. Видать, что-то тяжелое она нащупала в воде. Бросившись к неводу и оттолкнув старика, Калим принялся самостоятельно тянуть изо всех сил. Глаза юноши горели, он уже представлял перед собой бесподобный черный шлем… но вскоре на поверхности воды показался… всего лишь сундук.

— Ничего себе! — воскликнул Оманди. — Скорее открывай!

— Сам открывай, я достал, а ты открывай! — ответил разочарованный юноша. С трудом открыв сундук, напарники увидели целую гору золотых монет, серебра, драгоценных украшений и иных богатств.

— Вот это да! — не переставал восхищаться старик. — Взгляни на это! — перебирая сокровища руками, твердил он. — Это же невообразимо! Вот если бы много лет назад рыбак выловил этот сундук вместо шлема…

— Довольно! — воскликнул Калим, с силой закрывая сундук. — Хватит глазеть на эти побрякушки! За дело! Я чувствую, он где-то рядом.

Рыбак не успел даже удивиться, как юноша всучил ему в руки мокрую рыболовную сеть. Сам же Калим с удвоенной энергией принялся снова и снова бросать свой невод. И вскоре удача улыбнулась ему.

На этот раз Калим не почувствовал тяжести. Уж в который раз он с унылым видом тянул на себя сети… но потерял дар речи, когда увидел на поверхности воды шлем. Поначалу юноша не поверил своим глазам. Но когда реликвия вдруг сорвалась и упала в воду, он, не раздумывая, прыгнул за ней. Около полуминуты Оманди тревожно взирал на волнистую поверхность, пока над ней наконец не показался черный шлем, зажатый в руках Калима.

— Брось его! — взмолился старик. — Уверяю, он способен забрать тебя за собой на самое дно!

Но юноша не слушал рыбака. Огонь счастья горел в его глазах. Пусть он обессилен и весь промок, но пятая реликвия красуется пред ним.

Поднявшись в лодку, Калим довольно рухнул на ее дно и устало указал рыбаку в сторону берега. Старик не унимался.

— Не бери этот шлем с собой! — твердил он. — Он несет одни лишь несчастья.

— Он принесет мне силу! — гордо воскликнул юноша.

Меч, кираса, поножи, щит, а теперь и шлем — Калим Дариэль был неплохо оснащен. Вид человека в доспехах не может не вселять уважения в сердца окружающих. Ни с чем не сравнимый черный блеск и мастерство, что было приложено создателем этих чудесных доспехов, не могли оставить равнодушным всякого имперца. Из простого неприметного юноши Калим на глазах превращался в человека, способного своим видом привлечь внимание окружающих. Его персона стала интересна людям. Однако его мрачный облик, немногословность и любовь к одиночеству сеяли в окружающих семена опасения к этому человеку. Как справедливо заметил один из сиенсэльских писателей, «если твой собеседник не способен сразу разболтать тебе все свои намерения, он по меньшей мере подозрителен и заведомо опасен». А Калим не просто не любил болтать, он вообще почти ни с кем не разговаривал. И потому везде, даже в родном Дитмонде, его перестали считать своим. Ведь друзей всегда больше у того, кто первым начинает разговор.

Из Гремлэйна юноша уехал со шлемом, сундуком сокровищ и чувством удовлетворения.