Юноша, которого в необъяснимом порыве чувств у ворот Дитмонда потряс за плечи Майк, был не кем иным, как Калимом Дариэль. В то утро, облачившись в походную мантию и повесив на плечо дорожную сумку, он покидал небольшой графский городок.

Все случилось внезапно. Минувшим днем юноша, получив очередную порцию писем, с привычным безразличием и усталостью от жизни бродил по знакомым улицам и вручал их адресатам. Все обыденно, очередные бренные часы, ничто не предвещало малейших перемен. Однако судьба распорядилась по-своему. В очередной раз перебирая выданные ему конверты, Калим к своему крайнему удивлению заметил на одном из них свою фамилию. И действительно, странное письмо было адресовано ему, Калиму Дариэль. Отправителя на конверте не указывалось. До сего дня юноше еще никто никогда не писал, и потому он сгорал от безудержного любопытства. Наскоро разбрасывая оставшиеся пакеты по нужным дитмондским дворам, Калим еще не знал, что делает это последний раз в своей жизни. Закончив работу, он в необъяснимом порыве ворвался к себе домой и заперся в комнате. Юноша не стал долго рассматривать серый бумажный конверт, тут же его распечатав. В его руках оказался лист бумаги, белый и аккуратный, словно императорский документ. На листе было написано следующее:

« Приветствую тебя, Калим. Надеюсь, ты быстро поймешь, кто автор сего послания, если заставишь свою память немного напрячься.

Лиолат».

Время пришло, Калим. С того момента, как ты прочтешь последнюю строку данного письма, твоя жизнь изменится. Если, конечно, ты сам этого захочешь. Я предлагаю тебе заключить соглашение. Тебе предстоит сыграть в игру, в которой невозможно проиграть. Поражением можно назвать лишь твой отказ. В этом случае ты снова будешь „наслаждаться“ своей жалкой, серой, полной скуки и однообразия жизнью. И это действительно можно назвать полным поражением, если учесть то, что ожидает тебя во втором случае. Наградой за положительный ответ будет все. Ты обретешь наконец то, о чем мечтал всю свою жизнь — силу, большую силу. Если будешь удачливым в игре — станешь богатым. А еще тебе предоставляется уникальная возможность посмотреть мир, который тебя окружает. Подумай сам: когда еще в своей жизни ты сможешь увидеть нечто большее, чем обветшалые дитмондские стены.

Выбор за тобой, Калим. Впрочем, я думаю, он очевиден. Свой ответ ты должен написать одним словом на обороте сего документа и ровно в полночь опустить листок в почтовый ящик, который находится близ города, у таверны, где зарабатывает на жизнь твоя любимая сестра.

Надеюсь, ты примешь правильное решение.

Юноша обомлел, прочтя адресованное ему послание, и застыл, когда взгляд его коснулся подписи. Выходит, тогда, глубокой осенней ночью, Калим видел не сон. Выходит, загадочный силуэт, назвавший себя Лиолатом, действительно существует. Сомнений быть не может, ибо писать юноше письма и впрямь больше некому. Нахлынувшие вдруг воспоминания безудержно заключили его в свои объятия, и он долго не мог прийти в себя. Вновь и вновь перечитывая строки, написанные таинственной рукой, Калим впал в глубокие раздумья. Впервые за долгое время его думы оживились.

Странное соглашение, предложенное Лиолатом, вызывало противоречивые чувства. Что имеет ввиду этот загадочный человек? Как помнится, при встрече он просил собрать для него некие реликвии. Но какую силу он обещает дать взамен и можно ли ему верить? Калим не ведал, что думать. Он не мог не согласиться со словами Лиолата: его жизнь сера и пуста. В ней нет ничего. Никого, кроме сестры. А тут ему вдруг обещают все! Как поступить: отказаться от того, чего не ведаешь и с грядущего рассвета снова начать досконально изведанный день, или сделать хотя бы шаг в сторону от привычной жизни?..

Ближе к полуночи за городскими воротами можно было разглядеть человека, который быстро шагал по имперской дороге, часто оглядываясь. Это был Калим Дариэль. Он спешил к той самой таверне, где работает его сестра. Он спешил к почтовому ящику с письмом в руке, ибо, после долгих размышлений, решил согласиться на предложенные условия. Толкнула его к такому решению жажда большой силы или в нем заиграли иные мотивы — удел его собственных дум. Но ответ на этот вопрос не так важен, как осознание того, что, сделав это, он круто изменил свою дальнейшую жизнь.

Вернувшись домой, юноша с удивлением обнаружил на своем столе записку со следующим текстом:

« Тебе нужно то, что однажды воткнул в камень один убийца. Этот человек был очень силен, но черств, как пень. Именно каменное сердце не позволило его могучим рукам вытащить нужный тебе предмет обратно. Ищи самую мрачную пещеру в Каррольских горах. Поддайся своим чувствам, и ты сможешь присвоить первую реликвию ».

Причину своего внезапного похода Калим объяснил сестре туманно и невразумительно. Он направился ближайшим утром к белоснежным северным вершинам, оставив на лице Глиолии гримасу недоумения и беспокойства.

Так юноша и оказался в известный момент у городских ворот Дитмонда, облаченный в походную мантию и обретший ставшее уже непривычным выражение задумчивости. Он шел, не замечая прохожих, не обращая внимания на все вокруг. Он был движим целью. И хотя цель эта все еще слабо ему представлялась, он чувствовал в себе зажженный огонек, блеклый, едва дышащий, почти неощутимый и все еще окруженный глубоким мраком. Все чувства и мысли Калима устремлялись туда, в самые недры, порой и вовсе оставляя окружающий мир. И потому юноша не опомнился даже в тот момент, когда у дитмондских ворот на него налетел странный мужчина, облаченный в рясу монашеского ученика. Его взгляд отражал лишь застывшее недоумение. Вскоре об инциденте он и вовсе забыл, ступив на путь бескрайних северных долин.

Таким образом, Калим Дариэль, проведя весь день в пути, подошел к подножиям великих Каррольских гор. Здесь, к северо-западу от Дитмонда, в зеленеющей долине располагалась небольшая деревушка, которая носила имя Монтвилль. В этих краях юноша планировал остановиться на ночлег, а утром начать поиски «самой мрачной» пещеры.

Монтвилль имел не больше двадцати пяти дворов. Северяне спокойно жили, ежедневно вдыхая целебный горный воздух, и вели свое хозяйство. Основными промыслами местных жителей были охота и вырубка леса. Качественная древесина, производимая здесь, издавна ценилась во многих городах Аурелии. А в Дитмонде вековые монтвилльские леса поучаствовали в сооружении практически каждого из домов обычных горожан. Это объясняется тем, что местная древесина обычно невысока в цене, и потому пользуется широким спросом в народе. Знать же предпочитает заказывать свой материал в Селении — в краю известных на всю империю мастеров древесного искусства. Что касается охоты, то до сих пор дичь, пойманная в горных лесах близ Монтвилля, немедленно доставляется прямо к столу дитмондского графа. А удачный исход охоты зависит, как известно, не только от мастерства охотника, но и от оружия, которое сжимают его пальцы. Поэтому здесь, в северной деревушке, открыта известная на все графство мастерская стрелкового оружия, где охотники могут выбрать себе подходящий лук и стрелы. Монтвилль известен практически всем жителям Дитмонда, и потому Калим знал, куда держит путь.

Вечерело. Добравшись до центра деревни, где возвышался небольшой деревянный храм Трех Божеств, он поинтересовался у проходившей мимо пожилой женщины:

— Где я могу переночевать в Монтвилле?

— Таверна недалеко. Вот же она! Неужели по пьяным воплям, доносящимся оттуда, сложно об этом догадаться?

— Но почему над дверью нет вывески?

— Была. Пока какой-то пьяный гражданин не сорвал ее в ночи. И как он умудрился туда забраться!.. — и женщина пошла дальше, вслух упрекая пьянчуг, ежевечерно собирающихся в таверне, и, похоже, забыв о человеке, который навел ее на эти мысли. Калим лишь бросил ей вдогонку иронический взгляд, а сам направился в таверну.

Если бы этим вечером над входом в питейное заведение красовалась вывеска, которая действительно исчезла в результате одной «удачной» посиделки, то на ней можно было прочесть простое название: «Таверна Обертана». Владельцем заведения, предлагающего гостям Монтвилля временный приют, был местный житель по имени Обертан. Поговаривают, что сие строение было возведено на общие деньги, и выручка от сдачи комнат постояльцам и продажи горячительных напитков идет на различные нужды деревни. А доход, судя по всему, немалый: свободных коек здесь почти никогда не бывает. В таверне частенько останавливаются охотники и дровосеки, забредшие сюда из соседних деревень, а также иные особы, оказавшиеся в Монтвилле по разным причинам. Ну а от местных мужчин, любящих вечерком побаловать себя кружкой-другой свежего эля, здесь вообще отбоя нет.

И сегодня бар на первом этаже был забит до отказа. Все вокруг шумели, веселились, спорили, громко звенели железными кружками. Отыскав-таки свободное местечко за переполненным столом, Калим попросил принести ему ужин. Не прошло и полминуты, как юноша оказался в центре внимания троих посетителей, окруживших его. Одним из них был крепкий усатый мужчина высокого роста. На вид ему было лет сорок, но создавалось впечатление, будто до визита в таверну, где он пребывает уже не один час, лицо его выглядело куда моложе. Второй был низок, лысоват, и лет ему было примерно столько же. А третий был намного старше их обоих, и казалось, ни одна из стихий уже не сможет омолодить его опытного взгляда. Первым к юноше обратился усатый:

— Вижу, ты не местный. Поведай нам, кто ты, откуда и куда держишь путь.

— Меня зовут Калим, — ответил юноша. — Родом я из Дитмонда, оттуда и прибыл. А цель моего визита покажется вам довольно странной: я ищу самую мрачную пещеру Каррольских гор.

— Самую мрачную? — громко переспросил лысый; в его глазах не было ни капли удивления. — Пещер здесь много… и каждая из них отнюдь не переполнена светом.

— В этом вся и сложность… — согласился юноша.

— Пещер в горах действительно немало, — вмешался усатый, — однако я видывал в свое время одну необычную…

— Расскажите подробнее, — взмолился Калим.

— Он тебе баек наговорит! — усмехнулся лысый, после чего обратился к усатому: — Откуда ты можешь знать о пещерах? Ведь ты ничего не умеешь, кроме как напиваться да вывески с таверн снимать!

— Тише! — воскликнул тот. — Обертан услышит. В тот день я действительно перебрал и, между прочим, раскаиваюсь в содеянном. Я бы вернул вывеску на место, да только вот не помню, куда дел ее той ночью… А что касается пещеры, то это не байка. Мне приходилось бывать в таком жутком месте, что я до сих пор содрогаюсь при мысли об этом. — Усатый повернулся лицом к юноше и начал свой рассказ. — Однажды я задержался в лесу после охоты. В тот день мне ничего не удалось подстрелить, и я возвращался домой с пустыми руками. Естественно, я был разочарован, и потому медленно шел по лесной тропинке, опустив голову. А на улице вечерело. Подняв глаза, я понял, что тропинка, ведущая к Монтвиллю, затерялась в темноте, а сам я продвигаюсь в ином направлении. Решив, что ночью дорогу искать бессмысленно, я свернул в горы, где и собирался заночевать. Минуло около часа ходьбы под густыми кронами и еще полчаса подъема по мшистому склону — и предо мной возникла большая черная дыра в скале. Это был вход в пещеру, чему я очень обрадовался, ибо сильно устал и хотел отдохнуть. Когда я подошел к заросшей мхом дыре, мне показалось, будто из пещеры льется едва заметная струя света. Это заинтересовало меня и одновременно насторожило. Если предположить, что такой же охотник или простой путник нашел место для ночлега и спокойно отдыхает у костра, то это было бы замечательно. Я даже стал строить предположения: а вдруг этот человек также из Монтвилля, и я узнаю его. Но с другой стороны, в этой пещере могли скрываться и разбойники, о чьих логовах в Каррольских горах ходят многочисленные слухи. Поэтому я решил бесшумно спуститься в пещеру, стараясь не привлекать к себе чьего-либо внимания, и лично убедиться в присутствии там людей. Но усталость меня подвела: как только я ступил на голый камень, нога моя соскочила, и большой кусок горной породы, отколовшись от скалы, с шумом покатился в темноту. После этого мне показалось, что струи света больше нет, хотя я и не уверен в том, что она там была. На миг досада охватила меня, и я громко крикнул:

— Есть ли здесь кто-нибудь?!

Ответа не последовало, лишь громкое эхо. Тогда я повторил свой вопрос — снова тщетно. Решив, что слабый свет действительно был плодом моего воображения, я стал медленно спускаться в пещеру, ибо сильный ночной ветер, гуляющий у входа, был невыносим. Однако далеко заходить я тоже не собирался, не отрицая все же опасности этого предприятия. Медленно продвигаясь наощупь, я добрался наконец до места, где решил провести ночь. Откуда-то из глубины пещеры доносился странный неприятный запах, но я не придал этому значения. Положив под голову дорожную сумку, я улегся на голом камне и уснул. Мой сон был беспокойным и, судя по всему, недолгим. Я проснулся, обвеянный странным ощущением, будто я не один в этой пещере. Вокруг стояла непроглядная тьма, и необъяснимое чувство не желало покидать меня. Зловония, казалось, стали сильнее. Я молча сидел, боясь пошевелиться, и безуспешно всматривался в темноту. Безумные мысли не давали мне покоя, но, просидев в таком положении около часа, я снова стал поддаваться сну и, вероятно, совсем скоро уснул бы, но случилось странное. Неожиданно полнейшую многочасовую тишину нарушил глухой непонятный звук, не сравнимый ни с чем привычным. Доносился он откуда-то снизу, вероятно из глубины пещеры. Поначалу я подумал, что услышал всего-навсего отголоски сильного порыва ветра, гуляющего в лесу, но звук повторился и убедил меня в обратном. Теперь я был уверен, что он иного происхождения, и это не на шутку испугало меня. С этого момента ничто не заставило бы меня хоть на минуту сомкнуть глаза. Более того, звук участился, но стал тише, а совсем рядом послышались шорохи. «Не призрак ли нарушает мой покой?» — с ужасом спросил я у самого себя.

— Кто здесь?! — настороженно спросил я.

В ответ тишина. Шорохи стали более отчетливыми, и я встал. Мое тело напряглось, ожидая худшего; свой кинжал я держал наготове. Но в один миг все звуки стихли, и в пещере вновь воцарилась тишина. И тут я вспомнил, что где-то на дне моей сумки лежат спички. Их положила туда жена, узнав, что я отправляюсь на охоту. Сперва я не хотел брать с собой маленькую коробочку, будучи уверен, что долго в лесу не задержусь. А тут вот как вышло. И почему я не вспомнил об этом раньше?.. В темноте бросившись к сумке, я принялся искать в ней спички и наконец нащупал. Каковым же было мое волнение, когда я торопливо пытался зажечь спичку. И каковым же был мой ужас, когда я сделал это! То, что я увидел вокруг себя, до сих пор вселяет в меня дикий страх. Повсюду в пещере валялись гниющие человеческие кости и черепа, стены были измазаны кровью. Сомнений быть не могло: именно ужасные останки разбавляли пещерный воздух невыносимой вонью. Где-то близко снова послышались шорохи. Мой огонь погас. Обвеянный ужасом, я стал бесшумно пробираться к выходу. Коробка спичек выскользнула из моих пальцев, когда я увидел то, что меня окружало, поэтому шел я в полнейшей темноте. Всю дорогу меня не покидало чувство, будто кто-то неотступно следует за мной, но, возможно, это было лишь плодом моего воображения. Тем не менее, страх возрастал с каждым мгновением, и когда я почувствовал, что выход рядом, я резко рванул прочь из этого ужасного места. Я бежал без оглядки по ночному лесу и оказался в Монтвилле еще до восхода солнца. С тех пор я никогда не останавливался на ночь в горах.

Когда усатый кончил свой рассказ, оказалось, что его слушали уже не три человек, сидевших за одним столом. Эта история привлекла внимание почти всех, кто находился в этот вечер в баре на первом этаже «Таверны Обертана». И если бы Калим не был весь обращен в слух, он непременно заметил бы, что большинство мужчин собрались вокруг его стола, а все посторонние звуки в таверне стихли. Как только последнее слово сорвалось с губ рассказчика, по таверне пронесся гул голосов, среди которых различались и насмешливые возгласы: «Вранье!». Однако подавляющее большинство присутствующих, похоже, поверило словам усатого, и вокруг по-прежнему хранилось задумчивое молчание. Но вскоре народ стал расходиться по своим местам, и в таверне вновь нарастал шум, разжигались споры, звенели железные кружки.

— Да, — после длительной паузы протянул лысый. — Если сказанное тобой — чистая правда, то я пожму твою руку: ты действительно пережил многое за ту ночь.

— Можешь не сомневаться, — промолвил усатый, после чего обратился к юноше: — Если в Каррольских горах и существует самая мрачная пещера, то это она и есть.

— Не спорю, — вдруг заговорил старик, до того молча сидевший, задумчиво уставившись на Калима. — То, что ты поведал нам, действительно ужасно. И возможно, эта пещера в самом деле является самой мрачной… но не в нашем случае.

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросил усатый, и все трое направили на старика вопросительные взгляды.

— Дело в том, — спокойно ответил тот, — что для тебя, Калим Дариэль, не может быть более мрачной пещеры, чем та, в которой был убит твой отец.

— Что?! — поразился юноша. — Откуда вы знаете мою фамилию? Что вам известно о моем отце?!

Старик жестом попросил Калима успокоиться, после чего немедленно приступил к объяснениям:

— Больше года назад здесь, в «Таверне Обертана», обедало около десятка имперских солдат. Из беседы с одним офицером, который сидел за моим столом, я узнал, что здесь они долго не задержатся, ибо очень спешат. По его словам, недалеко от Монтвилля, в Каррольских горах стражи порядка обнаружили логово разбойников. И разбойников этих оказалось так много, что отряд имперских солдат не рискнул штурмовать дремучую пещеру и просил подкрепления. К тому же в плену у преступников оказался один наш офицер, которого нужно было спасти. Так вот, солдаты, остановившиеся в тот день пообедать в нашей таверне, и являлись этим подкреплением. А офицера, с кем мне выпала честь беседовать за одним столом, звали Марк Дариэль…

Калим слушал рассказ старика, затаив дыхание. Юноша и подумать не мог, что спустя столько времени после смерти отца сможет встретить человека, который беседовал с ним в последние часы его жизни. Возможно, сегодня юноша узнает подробности ужасной смерти самого дорогого ему человека, о которых ничего не слышал.

— Несмотря на то, что у солдат, направляющихся в горы, было совсем немного времени на обед, — продолжал старик, — мне удалось содержательно побеседовать с твоим отцом. Он много рассказывал о тебе, Калим. Он говорил, что ты и твоя сестра, которую зовут, кажется, Глиолия, самое дорогое, что у него осталось. Он жил только ради вас. Но силы зла почему-то отняли у него эту жизнь…

Вокруг столика, где сидел юноша, снова стал собираться народ. Похоже, эти люди любят послушать всякого рода истории. К тому же по лицам некоторых из слушателей можно было определить, что они сами являлись очевидцами описываемых событий, ведь не каждый день в таверне твоей деревни собираются целых десять солдат имперской армии.

— Как же вы поняли, что я сын того офицера? — поинтересовался юноша у старика.

— Калим! — ответил тот. — Если я буду первым, кто скажет тебе эти слова, то это, по меньшей мере, странно. Калим, ты похож на своего отца. Ты чертовски похож на него! Он был крепкого сложения, а у тебя еще все впереди. Когда ты станешь взрослым и сильным, ты будешь копией своего отца… Я не мог не узнать тебя!

— Я… я благодарю вас… — промолвил растроганный юноша.

В таверне воцарилась полнейшая тишина. Вероятно те, кто проходил мимо сего строения в столь поздний час, всерьез удивились редчайшему явлению. Но вскоре безмолвие нарушил звук аплодисментов из толпы, после чего кто-то сказал:

— Что за несправедливость! Люди рисковали своими жизнями, защищая нас. А мы спокойно сидим и пьем, пока их кости гниют в глубоких пещерах! Останки солдат, сражавшихся за мир и покой в наших домах, необходимо предать земле, и как можно скорее! Грядущим утром я лично возглавлю поход к пещере, о которой говорит старик!

После этих слов в таверне вновь воцарилась тишина, но ненадолго.

— Ура! — крикнул кто-то.

— Да здравствует империя! — подхватили остальные.

— За это нужно выпить! — и так далее.

— Честно говоря, я хотел предложить тебе, Калим, то же самое, — признался старик, когда все вновь уселись на свои места, и таверна зажила прежней жизнью.

— Тогда завтра идем в поход! — подхватил усатый, с шумом поставив на стол пустую кружку.

Так прошел этот вечер. Заплатив два золотых за хороший ужин и пять за комнату для ночлега, Калим отправился в отведенное ему помещение.

Выходит, не зря судьба привела юношу в малую деревушку на севере империи. Задавшись безумной целью отыскать самую мрачную пещеру Каррольских гор, Калим и подумать не мог, что получит возможность достойно похоронить своего отца. Не ведая обстоятельств смерти родного человека, он не мог даже мечтать об этом. Но судьба распорядилась по-своему: вскоре юноша посетит роковое место. И за это, как ни крути, нужно благодарить лишь того, кто назвал себя Лиолатом и чья «просьба» сейчас сдвинута на второй план.

Утром небольшая группа людей собралась у «Таверны Обертана». Почти каждый из них имел дорожную сумку на плече, а другой ношей были крепкие отесанные палки, завернутые в темную ткань. Вероятно, это послужит материалом для будущих носилок. Ну и, естественно, каждый был при оружии: у кого карманный кинжал, у кого лук, а двое взяли с собой по хорошему железному мечу. Горы — место небезопасное, и потому нужно быть готовым защитить себя и ближнего. Среди этих людей был и опытный маг, чьи навыки всегда могут пригодиться в любом походе. Мужчины, собравшиеся у таверны, были в хорошем расположении духа. Некоторые даже напевали какую-то песню, видимо известную в этих краях. Да и сама природа вокруг пела: день обещал быть прекрасным. Солнце еще не показалось из-за снежных Каррольских вершин, но ярко-голубое небо отражало его молодой свет, и потому монтвилльские пейзажи были восхитительны. Утренний взор услаждался тем, как обширная зеленая долина врезается в могучую горную стену, как просыпаются вековые леса, как радуются новому дню животные и птицы.

Дверь таверны медленно отворилась, и на улицу вышел старик, ведущий за собой едва пробудившегося ото сна Калима. Теперь ждать было некого и нечего, и потому мужчины тронулись в путь. В итоге спустя некоторое время посреди извилистой горной долины по направлению к Каррольским подножиям двигалось пятнадцать человек. Старик, юноша, усатый и гражданин, который минувшим вечером обещал возглавить сей поход, шли впереди. За ними шагали остальные, шумно беседуя между собой. Среди них были охотники, дровосеки, простые землепашцы, но сегодня их всех объединила добрая цель, что говорило об их истинной любви и преданности к родной империи.

Каррольские горы… как называли вас люди в далеком прошлом? Может, Альпами?.. Или Гималаями?.. А может, знакомые читателю вершины давно погрузились в морскую пучину вместе с землями, которые стелились у их подножий? Тогда выходит, могучие горные образования, окаймляющие Сиенсэль с севера, впервые взглянули на этот мир уже после периода, называемого в этом романе Нашим миром. Так сколько же нужно времени, чтобы спрятать в океане целый материк и достать из него новый, совсем иной? Миллионы лет?.. А может, миллиарды?.. Откройте свою тайну, о великие сиенсэльские вершины! Сколько раз вы провожали взглядом заходящее солнце? Что за земли веками находятся под вашим бдительным взором? Сколько же лет прошло?.. Но нежные белые шапки лишь улыбаются в ответ, отражая в себе изумрудный свет вечной звезды…

Ослепительный желтый диск взлетал над империей все выше. Группа из пятнадцати человек достигла наконец могучих подножий. Чудесный запах леса, разбавляемый нежным горным воздухом, парил по светлой долине. Старик замедлил шаг и задумался.

— Послушай, Артис, — обратился к нему усатый, — не хочешь ли ты сказать нам, что забыл, где находится пещера?

— Постой… кажется, Марк Дариэль говорил мне о Медвежьем ущелье… — неопределенно ответил старик, и сердце Калима вновь сжалось, когда он услышал имя своего покойного отца.

— Только не говори, что мы проделали такой путь зря! — снова недовольно промолвил усатый, повысив голос.

— Да погоди ты! — рявкнул кто-то из толпы. — Дай Артису подумать…

Усатый отвернулся и отошел в сторону, что-то бормоча себе под нос.

— На учениях в басмийских землях такого проводника уже давно лишили бы звания… — твердил он будто самому себе, а затем, поравнявшись с Калимом, начал было описывать тому Андагарский полуостров, где ему случалось бывать на военных учениях, на что юноша вдруг печально отрезал:

— Я не бывал в Басмийском царстве! Я нигде не бывал… — после чего рассказчик неловко замолк.

— Вспомнил! — вдруг воскликнул старик, и все в ожидании напряглись. — Вперед, к Медвежьему ущелью!

Они свернули на восток. Склоны великих Каррольских гор покрывались густыми зелеными лесами. Но солнце всемогуще: даже сквозь густую, как туча, листву золотистые утренние лучи проглядывали, устилая путь нежным пятнистым ковром. Бриллиантовые росинки ярко блестели на травинках и листьях деревьев, привлекая к себе внимание путников, чем пользовались быстроногие зайцы, незаметно проскальзывая мимо очарованных взглядов. Калим, унылый внутри, дивился всему вокруг, не опуская своих очей. Как прекрасен и свеж был этот день! Как сказочен был этот неповторимый лес! Неужели здесь так всегда? Неужели в этом мире есть что-то еще, кроме обветшалых дитмондских стен? И действительно ли есть эта жизнь, новая, иная?..

Пятнадцать человек искали Медвежье ущелье и наконец нашли. Внимание Калима привлек старый ржавеющий гербовый щит Дитмонда, который лежал в траве. Так и был найден заросший кустарником узкий вход в темную пещеру. Сомнений быть не может: именно эту дыру в камне осаждали некогда имперские солдаты, и именно там, внутри, состоялась жестокая битва защитников и хозяев пещеры — разбойников. Здешние места поросли мхом, а когда-то на голые камни лилась свежая кровь…

— За мной! — тихо скомандовал усатый, обнажив свой меч и сделав первый шаг в пещерную пустоту.

Все медленно поплелись за ним, держа наготове свое оружие и прислушиваясь. Когда последний из путников скрылся за густым кустарником, окаймляющим кривую арку входа, Калим Дариэль зажег свой факел. То же самое сделали еще несколько мужчин, и взорам путников открылся широкий зал пещеры.

Каррольские горы богаты пещерами. Каждая из них — своеобразный мир. Там текут свои реки, разливаются небольшие озера, растут каменные деревья без единой ветви, больше похожие на огромные пальцы или клыки, навстречу которым растут их копии. Это свой мир. Тихий и мрачный. Еще никогда все это не видело солнечного света, оттого все вокруг мертвое, неподвижное. Это иной мир, миллионы лет живущий во мраке и глубочайшей тишине. Многие пещеры содержат в себе различные по размерам залы с настоящими колоннами, образованными встречей огромных сосулек — сталактитов, свисающих с потолка, и сталагмитов — таких же сосулек, только растущих снизу. Эти залы — будто комнаты огромного подземного дворца, в котором живет невиданное существо, спящее где-то там, в глубине пещеры, в месте, куда невозможно добраться гостю из внешнего мира.

Картина, открывшаяся взору путников, была поистине ужасна. Каждый сантиметр пещерного камня напоминал о кровавой битве. Вокруг были разбросаны человеческие черепа, ставшие приютом для огромных тарантулов и жуков-могильщиков, скелеты, окутанные кольчугами, ржавеющие щиты и острые мечи, обагряные застывшей кровью. От невыносимого смрада замирало все внутри, от жуткого зрелища кровь стыла в жилах. Факелы горели бесшумно, ветер стих, ни звука не доносилось из уст пришельцев, вековые стены пещерной залы стояли молча, неохотно отражая слабый свет. Пещера была мертва…

Когда-то он был добрым и честным. Когда-то он был мудрым и справедливым. Он всегда был отзывчивым и миролюбивым. Он питал искреннюю любовь ко всему, что создано Вертимой, любил ближнего и никогда никому не желал зла. Его все знали как крепкого черноволосого мужчину, коротко стриженного, с густой щетиной на лице. Его глубокий взгляд был наполнен истинной любовью к окружающему миру, лицо светилось добродушием. Он любил вечерние прогулки по широким долинам Дитмондского графства. Ему нравилось наблюдать, как ярко-оранжевое солнце касалось изумрудных ветвей густых западных лесов. Он не отрывал взгляда от пылающей нежностью звезды, прощаясь с ней, будто навсегда. Он говорил, что такое зрелище можно лицезреть лишь несколько минут за целые сутки, и потому оно уникально, как и человеческая жизнь. Ни один гражданин империи, кто имел честь лично знать этого человека, не смог бы припомнить ни единой грубости, сорвавшейся с его уст, неуважения, плохих намерений. Он был воплощением мужества и чести. Он по-настоящему любил свою империю и был готов первым стать на ее защиту. Он всегда знал, за что стоит сражаться, и при виде любого врага меч не дрогнул бы в его руке. Под его командованием выросло немало хороших защитников, настоящих бойцов, сильных и отважных, как он сам. Он знал: пока жизнь дает ему силы, ничто не сможет угрожать империи. Однако еще больше он был уверен в том, что, когда эти силы все же иссякнут, сиенсэльский народ сумеют защитить его воспитанники. Он был редким человеком… а теперь его кости тлеют в самой мрачной пещере Каррольских гор…

Когда Калим Дариэль в полнейшей тишине пошевелил своим горящим факелом, его взгляд уловил крошечный отблеск медальона на шее одного из скелетов. Бесшумно ступая по холодному камню, юноша подошел к мертвецу и различил на медальоне изображение белого голубя на голубом фоне. Поспешно обнажив свою грудь, он крепко сжал в руке такой же медальон, и горькая слеза медленно прокатилась по его щеке. Это был его отец.

Посетители пещеры засуетились. Молчание наконец прервалось. Мрачный каменный зал наполнился звуками: кто вздыхал, кто кашлял, кто шумно ходил, спотыкаясь о человеческие останки. Кое-кто из мужчин осторожно подходил к Калиму и сочувственно хлопал ему по плечу.

Юношу посетило множество мыслей. За несколько мгновений перед застывшими его глазами пронеслась картина жизни. Он вспомнил счастливое детство, беззаботные взгляды родных людей. Вспомнил мать, милее которой для него не существовало человека. Вспомнил родной Дитмонд, где прошла вся его жизнь. Пред взором расстилались бескрайние северные долины, где частенько они с отцом гуляли, предаваясь увлекательным беседам. У него было все. Все для того, чтобы быть по-настоящему счастливым. А теперь ничего этого нет. Все исчезло! Отец и мать живут в мире ином, лучшем мире. А Калим остался здесь, совсем один… И сильный гнев вдруг вселился в него. Забыв обо всем, что его окружает, юноша с силой пнул какой-то череп, лежащий под его ногами, и тот раскололся, ударившись о камень.

Мужчины принялись мастерить носилки. Работа кипела. Пришельцы шумно обсуждали увиденное, восхваляли имперскую армию и сваливали груды человеческих останков на готовые носилки. Калим Дариэль молча бродил по пещерной зале, погруженный в печальные раздумья. И когда он в очередной раз подошел к мертвому отцу, его внимание привлекла удивительная вещь: в двух шагах от родного человека в каменную стену пещеры был воткнут блестящий черный меч. Юноша был крайне удивлен, что не заметил его сразу, и потому спустя несколько мгновений оказался возле странного клинка.

Из глубокой расщелины в мертвом камне торчал необыкновенный меч. Острейшее черное лезвие поблескивало, отражая тусклый свет горящих в пещере факелов. Красивая рукоятка с рельефными узорами была так же черна, как смола. Впечатления от увиденного были настолько сильны, что Калим на короткое время забыл обо всем. Этот меч — настоящий шедевр оружейного искусства. Юноша никогда всерьез не занимался магией, однако сумел почувствовать в привлекательном предмете сильную магическую энергию. Эту энергию почувствовал и маг, пришедший сегодня в пещеру в составе группы из Монтвилля. Он подошел к стене и положил свою морщинистую руку на черную рукоятку. Маг обомлел: меч был насквозь пропитан сильными чарами. Оба огромными глазами уставились на сияющий черный клинок и застыли. Несомненно, сей шедевр принадлежал когда-то настоящему герою.

Но что же делает этот прекрасный меч в забытой мрачной пещере? Каким образом он застрял в глубокой расщелине? Какие события этому предшествовали? Взгляд Калима остановился на рукоятке, охваченной несколькими мертвыми пальцами. Пальцы эти принадлежали гниющему скелету, сидевшему под воткнутым в стену мечом. Кем был этот человек? Ни кольчуги, ни щита с дитмондским гербом на его теле не было. Он будто и вовсе не участвовал в известном сражении. Он словно умер своей смертью, до последних мгновений пытаясь вытащить этот меч; но силы покинули его.

И тут Калим вспомнил о словах из записки Лиолата. Неужели он видит перед собой того самого убийцу, который воткнул некогда в камень тот самый меч? Юноша ухватился за черную рукоятку. Молниеносный порыв странных чувств посетил его. Очи его на миг загорелись, а уста изобразили зловещую улыбку. Это он, клинок, о котором Калим мечтал всю жизнь! Это источник огромной силы, вечной силы. Это уникальный меч! Это и есть первая реликвия Лиолата!

Юноша собрал все свои силы и попытался одним рывком вытащить клинок из камня. Но тщетно. То же самое решил сделать и маг — результат тот же. Тогда к расщелине подошел один из мужчин — все остальные от души посмеялись, наблюдая за тем, как тот висит в воздухе, упираясь ногами в каменную стену и с гримасой на лице громко тужится. Засучив рукава, к расщелине важно подошел усатый. С виду он был наиболее крепким из всех присутствующих. Его попытка оказалась более удачной: меч слегка пошатнулся, а стена затрещала и, казалось, вот-вот рухнет. Однако это все, что смог сделать усатый. Жалуясь на боль в спине, он махнул рукой и отошел.

«Именно каменное сердце не позволило его могучим рукам вытащить нужный тебе предмет обратно» — вспомнил Калим слова из записки. «Поддайся своим чувствам, и ты сможешь присвоить первую реликвию!», — большими буквами всплыло в его памяти. Юноша подошел к расщелине и медленно положил обе руки на рукоятку удивительного меча. Все остальные почему-то смолкли и застыли. Калим закрыл глаза. Его память вновь поддалась минутному искушению. В темноте закрытых глаз снова стали вырисовываться яркие картины прошедшей жизни. Юноша увидел большой фамильный особняк, отца, со всей тщательностью приводившего в порядок свои доспехи, мать, руководившую служанками на просторной кухне, родную сестру, с желанием, но без успеха, проводившую очередной магический эксперимент. Калим снова на мгновение окунулся в ни с чем не сравнимую атмосферу детства. И вот он, будто наяву, стоял посреди широкого поля близ родного Дитмонда и смотрел в небо. Небо затянули густые серые тучи. Казалось, еще мгновение — и первая тяжелая капля коснется земли. Но внезапно все вокруг посветлело и на небе показалось первое ярко-голубое пятнышко. Вскоре тучи и вовсе рассеялись, а оставшиеся пушистые облака образовали нежное лицо. «Кто же это? — подумалось Калиму. — Не Вертима ли?.. А может, это тот самый таинственный Лиолат?..» Но лицо преобразилось, на щеках заиграла жизнь, и юноша понял, что смотрит в глаза родному отцу.

— Отец! — воскликнул юноша, и всех, кто стоял рядом, передернуло от неожиданности. Калим издал глухой нечеловеческий стон и шепотом продолжил: — Прости! Прости меня за то, что я всегда был позором семьи Дариэль. Я был недостойным сыном, слабым и немощным ребенком. Я был недостоин твоего мужества, храбрости, твоего доблестного имени. Я порочил честь бесстрашного защитника, коим ты был при жизни… но я клянусь! Я клянусь тебе, что все изменится! Я стану сильным! Для тебя! Я больше никогда не опозорю нашу семью! Ты будешь гордиться мной!..

Калиму на миг показалось, что нежное лицо улыбается ему на фоне сияющего неба. «Клянусь…», — не переставало срываться с его губ. Но вдруг он услышал треск и почувствовал, что блестящий черный меч медленно покидает свою расщелину. Стена затряслась. Еще мгновение… и… первая реликвия в его руках! Юноша с силой вырвал меч из мертвого камня, а на рукоятке повисла оторванная рука гниющего скелета. Из глотки Калима донесся глухой зловещий хохот, а за спиной раздались аплодисменты всех, кто пришел сегодня в пещеру. Застыв в одном положении, держа клинок над головой, юноша горящим взглядом огибал мрачную пещерную залу, пока не остановил свой взгляд на том, кто не смог при жизни вытащить из расщелины чудо-меч. Скелет убийцы был беспомощен и беззащитен. Откуда здесь взялся этот человек? И почему Лиолат назвал его убийцей? Не он ли отнял жизнь у доблестного Марка Дариэль?.. В неистовом гневном порыве Калим яростно вскрикнул и одним мощным ударом меча расколол ему череп. От сильного замаха юноша потерял равновесие и упал, сильно ударившись о стену. А стена, и без того державшаяся на волоске, рухнула, накрыв собой нового владельца удивительного меча…

Очнулся Калим в окружении знакомых мужчин из Монтвилля. Вокруг простирались все те же мрачные просторы пещерной залы, а склонившийся над юношей маг что-то бормотал, пытаясь привести его в чувства. Когда Калим открыл глаза, все разом улыбнулись.

— Что со мной произошло? — хриплым голосом спросил юноша.

— Ты разрушил каменную стену, — улыбаясь, ответил старик.

— А ты силен, — добавил усатый. — Весь в отца!

Юноша улыбнулся и, нащупав рядом черный, как смола, меч, улыбнулся еще шире.

— А еще ты нашел месторождение серебра, — отметил кто-то из толпы.

— Что? — недоуменно спросил Калим.

— Да-да! Каменная стена, которая рухнула прямо на тебя, хранила в себе залежи благородного металла. Взгляни сам!

Юноша обернулся и увидел груду камней, перемешанных с серебряными самородками.

Работа по сбору носилок и наполнению их останками участников жестокой битвы была завершена. Оставалось лишь разобраться, что делать с найденным серебром. Но Калим взял инициативу на себя. Он кропотливо расчистил месторождение от камней, после чего набрал полную сумку самородков, что составило примерно четвертую часть от всего серебра, находившегося в стене. Остальное богатство было решено отдать на нужды Монтвилля.

День выдался долгим. Группа из пятнадцати человек прибыла в Монтвилль во второй половине дня. Путников встречала вся деревня. Для принесенных останков была готова могила и каменный памятник. Со всей торжественностью кости погрузили в яму и засыпали землей, образовав памятный курган. Среди участников церемонии был и Калим Дариэль, с трудом сдерживающий слезы в момент захоронения. С чувством выполненного долга мужчины провели этот вечер в родной «Таверне Обертана», выпивая, восхваляя имперскую армию, шумно беседуя. Калим также был весел: теперь он уверен, что останки родного отца согреты монтвилльскими землями, а душа обрела наконец покой. Старик по имени Артис торжественно вручил юноше отличные ножны для нового меча. Это был подарок от всего Монтвилля, и Калим был очень рад, что однажды судьба привела его в это небольшое северное поселение.

Ранним утром следующего дня юноша отправился в родной Дитмонд, где его заждались самые близкие люди — Глиолия и тетушка Белетта. Как только он отворил дверь старого дома, на лицах домочадцев засияли улыбки, однако в глазах сестры по-прежнему чувствовались проблески тревоги.

— Теперь вы не будете нуждаться в деньгах! — промолвил юноша и швырнул на стол свою дорожную сумку, полную серебряных самородков.