— Доктор, — окликнул я его, пока он не свернул за угол коридора. Он оглянулся почти невидяще. Последнее время он все больше замыкался и уходил в себя. Особенно после того, как стало известно о нашей с Ривер свадьбе. Странно, теперь мне тоже больше хотелось называть ее Ривер. Мы все изменились. Здорово изменились, как и вся вселенная. Я не знал, куда шел Доктор, но раз уж увидел, не хотел его упускать — среди всего этого, в любое мгновение, он мог просто исчезнуть. — Мне нужно поговорить с тобой. С глазу на глаз.

Он приподнял бровь, но его лицо осталось каменным.

— Это чисто мужской разговор. — Я понимал, что между нами лежит тень Ривер. Если я так обошел его, что мне может быть еще от него нужно? Это такой «мягкий» вариант предыдущей войны? Наслаждаться своим превосходством? — И очень серьезный, поверь, я не шучу.

Он наконец кивнул.

— Тогда нам лучше поговорить без свидетелей? Без жучков и без камер?

— Да.

— И где же мы найдем такое замечательное место?

Шум портового кабака на Аркадии-5 отвлекал и раздражал. Но может быть, оно и к лучшему. Я немного понаблюдал за его пестрым калейдоскопом будто через непроницаемую прозрачную стену, нервно постукивая пальцами по столу, и повернулся к молчаливо ожидающему Доктору.

— Скажи мне, тебе нравится то, что происходит? То, что мы делаем? Мы творим парадоксы, переворачиваем все, как хотим, вокруг происходит бездна аномалий, но вселенной как будто все равно. Как будто так все и должно быть. И ты сам постоянно говоришь об этом.

— Почему нет? — ответил он равнодушно. Уверен, что деланно равнодушно. — Кажется, здесь это действительно ее нормальное состояние.

— Или свидетельство того, что она рушится. И это кому-то очень выгодно. Что, если кому-то очень выгодно то, что мы делаем? Тебе все это не нравилось с самого начала. Так что ты скажешь на то, что теперь я скажу тебе, что я… с тобой согласен?

— Что? — Доктор изумился и, усмехнувшись, покачал головой. — Ну, знаешь ли, Мастер, за это стоит выпить…

— Это не смешно, Доктор. Все, что я делаю, может быть продиктовано извне. Старым Галлифреем. Все еще. Я позвал тебя, чтобы… — Как же, черт возьми, сказать об этом?.. — Я хочу, чтобы ты убил меня, — выдохнул я наконец. Ну вот, кажется, сказал.

— Что?

— Помоги мне уничтожить себя. Я прошу тебя и как друга, и как врага. Я едва ли смогу сделать это сам. Я не хочу этого делать, и мне страшно. Я могу передумать в любой момент. Но я должен…

— Зачем?

— Затем, что пока я существую, вы в опасности.

— Мы — в опасности? — он подчеркнул первое слово.

— Нет, вы. Я уже не в счет. Я создан Галлифреем, с одной единственной целью — дать ему выбраться и уничтожить все на свете.

— Ты опять слышишь барабаны?

— Нет.

— Тогда что же вдруг? Ведь все идет хорошо.

— Слишком хорошо, — подтвердил я зло. — Пусть это не барабаны. Это что-то новое. Мне удается все, что я делаю, практически все, чего хочу. Но вселенная распадается. Постоянные пересечения временных линий, аномалии, парадоксы, взрывающиеся соседние вселенные — и все это будто в порядке вещей. Даже ты со мной соглашаешься, а раньше бы не стал! И Ривер — она выбрала меня. Все получается по-моему. Кто мне подыгрывает? Кому на руку я играю? Почему так легко… обманываю? Вы даже не замечаете, но мы движемся куда-то… И теперь эти видения.

— Я тоже видел ведьму с Галлифрея и слышал ее предсказания.

— Ты не все знаешь… Во-первых, когда ты видел эти видения — каждый раз после того, как они появлялись у меня, верно? Они как будто доходят к тебе на следующей волне. Потому что передатчик сигнала на самом деле — я. Они дотягиваются до тебя — через меня. И до чего угодно. Что она сказала в последний раз? «Спасай детей Галлифрея». А что говорила в первый? «Береги пасынков». Почему? Что меняется? Они подбираются все ближе. Им это нужно зачем-то, все, что я делаю, все, что мы и так собирались сделать. Это как-то помогает им выбраться, они вцепились в это и уже не отстанут!

— Мастер… — он видел, что я внутренне завожусь, хотя я не кричал (кажется) и не топал ногами, и просто пытался урезонить этими ничего не значащими успокаивающими репликами. — А тебе не приходило в голову, что во второй раз она говорила о нас?

Эта мысль действительно сбила меня с толку. Вот это мне в голову не приходило…

— Это можем быть мы и Ривер. Может быть, нам надо спасать друг друга.

— А для чего это — им?

Он промолчал.

— И я все еще не сказал главного. Я не только вижу ее. В последний раз я чувствовал, что был там, на Галлифрее. Как будто все происходило на самом деле. Я был там. Я умирал. А она говорила со мной, держала за руку, я чувствовал ее прикосновение. Я не знаю, что они делали. Там был дым, может быть, какой-то ритуал. Я одновременно чувствовал, что находился здесь и там. Это было настолько настоящим, что мне казалось, я могу там остаться. Я был связан с той своей версий, мы были одним и тем же…

По лицу Доктора скользнуло неопределенное выражение. В том числе тень разочарования.

Ну да, когда-то он назвал меня лишь копией. Что ж, какая разница мертвецу, что о нем говорят и думают. И если ему так будет легче…

— А что если я соглашусь? — медленно проговорил он.

Я невольно напрягся и с некоторым усилием заставил себя не шевелиться, как если бы он мог сделать это прямо сейчас, а я старался ему не мешать. Но почувствовал, что мои волосы взмокли.

— Хорошо, — выдохнул я. — Ты сделаешь это?

Пульс бил в ушах знакомые четыре такта. Нет, на этот раз совершенно естественные, и все же… Скверно об этом думать… Никогда не вырваться, пока я жив. И все-таки, Доктор, неужели ты тоже успел так измениться? Я все еще искушаю тебя, не только судьбу. Пытаюсь нащупать что-то, оставшееся прежним.

Он вздохнул и покачал головой.

— Ты знаешь, что я не могу это сделать. Это не выход.

Я чуть-чуть перевел дыхание.

— Это лучший выход. Выстрелить дважды, это так трудно? Я больше ни к кому не могу обратиться. Только ты понимаешь, что происходит. И только ты умеешь их останавливать.

Проклятая привычка, я поглядывал на него, оценивая реакцию. Но мне правда надо было знать, что он думает, считает ли это единственным выходом, или сочтет, что можно рискнуть. Хотя второй способ, который я хотел ему предложить, был во многом ничуть не лучше, или даже хуже. Смерть — способ надежный, но для некоторых — недостаточно. Дам ли я ему на самом деле осуществить это, не оставив никакой зацепки — в кольце, в отвертке, в каком-либо ином предмете — а мою ДНК можно отыскать на любой из наших баз, совсем никакой проблемы. К тому же я безумно боялся умереть по той простой причине, что могу не просто умереть, а всего лишь слиться с другой своей версией, с которой связан каким-то каналом. Вечно умирать на Галлифрее — и в точно ли бессознательном состоянии? И не заставит ли это слияние меня там очнуться? Я мог пойти на такой риск, хотя бы, может быть, чтобы сказать кому-то пару ласковых слов, но предпочел бы обойтись без него. Лучше надуть их, вовсе выскользнув из рук. Хотя альтернатива тоже была не радостной. Но все познается в сравнении.

— Может быть, мы можем найти какой-то иной способ разорвать контакт или тебя изолировать. Но только не проси меня тебя убить.

Я выдохнул.

— Что ж. У меня есть альтернативный план, я ожидал, что первый ты не примешь… Тогда вот. Недавно я отлучался. Всего на полчаса. Но для меня времени прошло гораздо больше. Я достроил Пандорику.

Доктор не сводил с меня пристального взгляда. На это ты пойдешь, я знаю. Все временные петли, в отличие от убийств, которые бывают и проще и гуманней, тебе не в новинку.

— Что ты сделал?

— Достроил Пандорику. Она готова. Согласись ты на первый план, она пригодилась бы, может быть, для Давроса. Хотя это было бы примерно то же, что бить из пушки по воробьям. Теперь пригодится для меня. По-моему, это достойная цель.

— Ты с ума сошел!

— Как по-твоему, это ведь разорвет контакт? Я будто исчезну из континуума, перестану искажать это пространство и вредить ему. А вы наконец сорветесь с крючка. И ты, и Ривер, и весь наш Новый Галлифрей.

— Я думаю, твоему проекту пришел конец.

Я ждал этого, но слова все равно ударили ощутимо. Лучше бы я их не слышал, хотя прекрасно понимал, что именно это мое детище чем-то нужно Галлифрею. Прошло немало секунд, прежде чем я снова заставил себя заговорить.

— Наверное, ты прав. Вы с Ривер вдвоем решите это, когда меня не будет. Я больше не доверяю своим желаниям. Кстати, я построил Пандорику прямо в своей Тардис. Насколько я помню, с ее использованием в соседней вселенной были кое-какие проблемы. Теперь, думаю, быть не должно. Все, что внутри Тардис — уже находится в другом измерении, и никак не должно повлиять на то, что снаружи. К тому же, сама она не взрывается и находится в полном порядке.

— Предусмотрительно…

— Я действительно все рассчитал, — и по-своему этим гордился. — Но мне нужно, чтобы снаружи ее закрыл кто-нибудь другой. Иначе я за себя не ручаюсь — я могу и выбраться, если буду знать все детали.

— Ты точно можешь, — констатировал Доктор.

Я невольно улыбнулся.

— Поэтому мне нужен ты. Сделай что-нибудь, чего я не буду знать и не смогу отменить сам при всем желании. — Говорить такое было страшно. Но. У меня всегда есть какие-то «но». Поручая кому-то другому знание о Пандорике, я даю ему ключ не только чтобы закрыть меня, но и чтобы открыть. Я не могу сдаться окончательно. Это и есть одна из моих гарантий. Моим ключом должен стать сам Доктор. Хотя он и мог сделать со своим знанием что угодно, даже стереть его для надежности. Но весь этот разговор значил просто «помоги мне». Хотя бы так, как я прошу. Или найди другой способ, если сможешь.

— Хорошо. Я согласен. Я помогу тебе сотворить с собой то, что ты хочешь. А как же Ривер?

Я прикусил губу.

— Знаю… Я испытываю большое искушение ничего не говорить ей, но… Даже не представляю, как ей сказать. Я втянул ее во все это. Проект, по сути, весь создан ее руками. А я ее теперь оставляю на поле боя, просто предаю.

Увидев ошарашенный взгляд Доктора, я замолчал. Кажется, он был по-настоящему потрясен тем, что я мог сказать такое. А вернее, сказать-то я мог что угодно — тем, что меня это может беспокоить. Он все еще был обо мне самого наилучшего мнения. Столетия не проходят даром, и даже годы, «которых не было». Но мне и правда было очень жаль. И невероятно, просто невозможно — бросить проект. И на деле, это был почти последний слабый шанс сохранить его. В каком бы то ни было виде. Когда главный фактор опасности исчезнет, и связь с прошлым будет разорвана. Может быть, тогда это будет возможно.

— Не удивлюсь, если она меня пристрелит, — закончил я с деланной беззаботностью. И будет права. Я даже не пикну о том, что не хочу на старый Галлифрей, если это сделает она.

На Антее Доктор выглянул из Тардис очень недоверчиво. Как будто ожидал, что я сбегу по дороге, и больше он меня не увидит. Я улыбнулся и помахал ему. Естественно, он не улыбнулся в ответ, да и моя улыбка не была настоящей.

— Ну как, ты проверишь ее?

Он помедлил. Может быть, я просто его заманиваю? Потом как-то странно устало улыбнулся.

— Да, конечно, пойдем.

Я проводил его к раскрытой Пандорике, показал все, рассказал, объяснил, мы обсудили все тонкости, какие вспомнили. Он исследовал ее внутри и снаружи с помощью своей волшебной отвертки, долго не хотел выходить наружу, будто ему самому там нравилось, но в итоге все-таки вышел, снял очки, задумчиво помял пальцами утомленную переносицу и констатировал, что не нашел никакого подвоха.

— С этим я шутить не могу, — сказал я серьезно. Я слишком ненавидел Галлифрей за все, что он со мной сделал.

— Что ж, кажется, нам стоит привести в порядок еще кое-что.

— Что именно?

— Кое-какие временные аномалии.

— А, ты говоришь о Шестом? — я засмеялся почти довольно. Пришло время отправить эту надоедливую версию Доктора домой. Кажется, Пандорика уже начинает работать. Что-то исправляется…

А потом мы наконец отправились к Ривер. И как всегда нашли ее в лаборатории. Я отрешенно посмотрел, как она хлопочет. Серьезно, увлеченно, почти самозабвенно. Сейчас я украду у нее это. Хотя когда-то сам навязал.

— Ривер…

— Подождите немного, мальчики! Мне надо закончить. Погуляйте пока где-нибудь.

— Ривер, прости, тебе больше не нужно все это делать.

— Я сама знаю, когда мне что-то нужно и когда не нужно. Что за срочность, таймлорды?! — спросила она на бегу, шутливо, не оглядываясь.

Мы с Доктором безнадежно переглянулись и пожали плечами.

— Ривер, я пришел попрощаться.

Что-то зазвенело, выпав у нее из рук. На станции есть бьющееся стекло? Оно брызнуло по полу мелкими осколками.

— Что?.. — наконец обернувшись, она недоуменно переводила взгляд с одного на другого. Я шагнул ближе.

— Поверь, я этого не хочу, но мне придется, иначе прошлое никогда не оставит вас в покое. Я уже поговорил с Доктором. Мы не нашли другого выхода. — Если она сейчас свернет мне шею… ну и пусть, противиться не стану, все будет не так тяжело, и не придется дальше объясняться. — Это все старый Галлифрей в моей голове. Он никак не успокоится. Он все еще хочет и может освободиться. Вам придется от меня избавиться, чтобы жить дальше. Так, как вам хочется, без этой постоянной угрозы.

— Какой угрозы, милый?

— Конца всему. — Я потер висок. — Вся война времени, и ключ к ней — здесь. Я знаю, потому что видел их, и это надо прекратить немедленно. Прости, что не предупредил, я просто не мог. Я построил Пандорику. Для себя самого. Мне так жаль, что все было так недолго. Если бы ты знала, как я тебе благодарен, за все. За то, что ты дала мне поверить, что кто-то может любить меня. Даже если это была только иллюзия. И это тоже — ради тебя. Чтобы у тебя было будущее. У меня его нет.

Ривер закрыла глаза, а когда открыла их, в них стояли слезы.

— Я против! — сказала она.

— У нас нет выбора.

— У НАС есть выбор!

— Только не у меня. Разве что ты и правда убьешь меня. У тебя есть на это право.

— Нет…

— Я думал, что избавился от них навсегда, закрыл все двери. Я ошибался. Я думал даже, что может быть, как-то изменил то, что происходит там, мне нравилось считать, что я как-то контролирую ситуацию. Но я не контролирую ровным счетом ничего и не могу доверять самому себе.

Она молчала. Только крупные слезы катились по ее будто окаменевшему лицу. Придется выдержать и это. Я взял ее за руку, абсолютно безучастную.

— Я люблю тебя. Прости, хотя простить такое невозможно. И… — мой голос дрогнул, а в глазах защипало. Но хватит, период острой жалости к себе прошел еще до разговора с Доктором и до того, как я достроил этот Черный ящик. — Тебе решать, что делать дальше. Вам обоим. Надеюсь.

Она низко опустила голову, и мне пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза. Неужели она действительно плакала обо мне? Я же был ошибкой. Способом насолить Доктору, которого она любит на самом деле. Разве я не знаю, как она ждала его?

— Ривер. Рани. Неужели я ошибся и тут?

Она вырвала у меня свою руку.

— Доктор! — воскликнула она яростно. — Ты доволен?! Доволен?! Все кончается так, как ты хотел, правда?!

— Он не хотел, — сказал я мягко. — Я уговорил его.

Она не ответила.

— Но подумай об этом иначе. Это же не смерть. Может быть, когда-нибудь, когда вы поймете, узнаете что-то, что может сделать это безопасным, вы сможете открыть Пандорику.

Я затаил дыхание. Момент истины. Плачет ли она действительно из-за меня, или из-за того, что я предаю ее и глубоко оскорбил. И пожелает мне сейчас оставаться там вечно?

— Может быть, мы попробуем через год?..

Что-то в моих сердцах радостно подпрыгнуло.

— Как вы решите, — почти прошептал я. Год — это может быть слишком мало и бессмысленно для того, чтобы разорвать связь. Но и он может показаться очень долгим. И если придется все повторить, я могу уже не согласиться… Не стоит сейчас об этом думать. Но кажется, она все же плакала из-за меня. Не ожидал… И если бы знал, может быть… да хватит уже себя обманывать.

— Может быть, мы могли бы сперва избавиться от проекта, — подал голос Доктор. — Расселить детей по разным планетам.

— Нет, — явно угрожающе сказала Рани. И это «нет» прозвучало как музыка…

— Ну что же, — сказал я поднимаясь. — Все остальное вам лучше решать без меня. Помните? Я опасен. Ну а вот и ключи, они больше не у меня… — Я вытащил из кармана ключи от Тардис и отвертку и передал Доктору. Ривер резко повернулась и вытянула руку:

— Это должно быть у меня!

Я кивнул, и Доктор, помедлив, отдал ей и то и другое, я отдал ей и свой вихревой манипулятор. Ривер шмыгнула носом и сердито смахнула с лица слезы.

— Я соглашусь с одним условием. Я лично запру тебя в Пандорике.

— Хорошо, — согласился я. — Спасибо.

Ривер вздохнула и набрала код на манипуляторе.

— Значит, в твоей Тардис?..

Мы оказались там очень быстро. Слишком быстро? Что ж, не пришлось испытывать границы собственного терпения дольше, чем нужно. Больше того, я скорее почувствовал нетерпение. Вот сейчас все закончится. Все печали и сомнения останутся снаружи, и можно будет вздохнуть спокойно. Я просто дезертир, вот сейчас я сбегу, а им останется все это… Игры собственного мозга. Я знал, что все это не так. Враг в моей голове пытается шепнуть мне, что это слабость и бегство, чтобы хоть ради этого, если не из страха, я отказался от своей затеи, оставил побольше зацепок. Хотя бы ради Ривер. Прекрати лгать самому себе, она любит Доктора. Хотя эти последние минуты, может быть, любит тебя, но только потому, что это последние минуты, и им скоро придет конец. Разве хотя бы ради этих минут не стоило все затеять? Ради этих слез, из-за которых кажется, что уходишь не в пустоту. Ради стука сердец, когда она стоит так близко, в последний раз. И хочется верить, что она однажды откроет дверь. Ей не стоит этого делать. Пусть она передумает. Потому что если она сделает это, все может погибнуть. Но так легче позволить ей активировать захваты, которые помешают мне не только выбраться, но и нанести вред самому себе, на тот абсурдный случай, если я все-таки когда-нибудь кому-нибудь понадоблюсь. Проще ответить на последний прощальный поцелуй, соленый от слез, быстрый, будто обещающий, что не последний, дать отойти ближе к ждущему снаружи угрюмому Доктору и позволить нам всем смотреть на то, как медленно закрывается трещина между мирами — дверь Пандорики.

Все. Вот это и случилось. Я же, кажется, еще не осознал этого. Просто закрытая дверь. Свет вокруг. Никаких теней. Они ведь всего лишь за стеной. А может быть, уже вышли из Тардис? Может быть, перебросили ее куда-то за край галактики? Или всего пространства-времени? Поместили в черную дыру? О нет… Почему нет? Ты что, собираешься выйти отсюда? Хоть когда-нибудь? Ты, уничтожавший цивилизации для забавы, рассеявший четверть вселенной, воровавший чужие тела и жизни, как будто это были бумажные салфетки. Как они могут любить тебя? Ты позволил им обмануть себя и сам построил себе ловушку. Они должны быть счастливы, что избавились… Они не остановили тебя! Заткнись, враг в моей голове. Мне так надоело тебя слушать. Я не в ловушке. Может быть, я свободен впервые в жизни. Никто больше не заставит меня двигаться в неизвестность. Теперь вот он — весь сияющий мир, который я создал сам. И так выглядит вечность. И никакой больше неизвестности. Это — всё.

«Заключите меня в скорлупе ореха, и там я буду править бесконечностью».

Наконец-то я знаю, что это означает.