Она стояла в лёгком, развивающемся на тёплом ветру, белом, кружевном платье и смотрела с вершины холма на праздник, развернувшийся почти во всём мире.

  Тихо приблизившись к возлюбленной со спины, юноша лёгонько приобнял её, нежно прошептав:

  – Я знал, что ты придешь сюда.

  – Я не нашла тебя в толпе, понадеялась, что найду здесь… – в голосе девушки слышались нотки печали, которые на последних словах сменились несказанным облегчением.

  В тот же миг Настя повернулась лицом к тому, кого так долго ждала, и, недолго посмотрев своими большими, голубыми, налитыми слезами радости глазами (как же Артём любил этот взгляд, этот маленький носик, это красивое милое личико…) резко, приподнявшись на носочках, поцеловала парня, только-только вернувшегося с войны.

  Её губы были тёплыми. Об этом тепле юноша мечтал очень долго. Просто об одном взгляде на любимою он мечтал неимоверно долго…

  И теперь, когда все мечты наконец сбылись, он, казалось, был готов расплакаться. Он и почувствовал медленно текущие по чужим, но таким родным, щечкам ручейки.

  Когда девушка, наконец, отстранилась от любимого, тот, с добротой смотря в расплаканные очи, нежно вытер слезы с лика возлюбленной. Та тут же улыбнулась, как бы извиняясь за свою слабость, на что Артём и сам с любовью улыбнулся, сказав.

  – Конечно ты найдёшь меня здесь, я не могу не приходить на наше с тобой место, – на последних словах парень повернул девушку лицом к празднующему победу городу, вновь нежно приобняв со спины и положив голову на хрупкое правое плечо.

  Настя, взявшись обеими руками за скрещенные руки любимого, будто боясь, что они отпустят друг друга, с неким страхом спросила, смотря на салют:

  – Там было страшно?...

  – Очень.. за Тебя, – тут же ответил юноша, поцеловав девушку в шейку.

  Та чуть улыбнувшись, ещё сильнее прижавшись к своей любви.

  Как же был прекрасен этот момент. В такие всегда вериться, что всё возможно и нет ничего более лучшего.

  Артём уже знал, что всё обязательно будет хорошо. Уже знал, что эта девушка станет его женой и матерью его детей. Знал, что они обязательно будут жить в достатке и, как и мечтала Настя, увидят море. Знал, что сможет преодолеть все трудности и невзгоды.. лишь взявшись за руку своей любимой.

  Но этот момент… Он мечтал, чтобы именно этот момент длился вечность.

  – О, смотри, звезда падает, – вдруг с какой-то детской радостью сообщила девушка, показывая одной рукой в звёздное небо, когда другая всё ещё лежала на Артёминых ладонях.

  Юноша посмотрел вверх.

  Действительно, среди отблесков сотни салютов можно было разглядеть яркую мигающую точку, стремящуюся вниз. Она текла невероятно медленно, но это было даже хорошо: парень точно успел загадать своё самое искреннее в данный момент желание.

  – Загадала? – шепотом поинтересовался Артём у девушки.

  Та, улыбаясь, немного прикусив губу, закивала, вновь наполненными слезами глазами смотря на тёмный, такой прекрасный небосвод.

  Довольный, парень перевёл взгляд вновь в то место, где секунду назад пролетало небесное тело и… Летело до сих пор. А чуть выше медленно “плыло” ещё одно и, если присмотреться, очень далеко можно было заметить ещё множество подобных отблесков.

  Ужасающая догадка кольнула разум юноши моментально, и желание продлить этот миг навечно уже показалось не таким уж и недосягаемым…

  Тревога, оповещающая об ядерной атаке, прозвучала спустя секунду.

 

                                                                                                                         Во время мира на Земле, люди больше верят

                            во Зло, нежели  в Добро. Но когда Зло опускается 

                                                                                                                   на Землю, люди начинают верить в Добро. Однако

                                                                                                 это ещё не значит, что Оно, вернётся назад…

 “Чёрт, почему я родился именно на этой планете?” – именно так звучат первые мысли, которые приходят на ум, и первые слова, которые хочется сказать, после того как ты понимаешь: что произошло, где ты находишься и что тебе придётся делать для того, чтобы выжить. Хотя, ха, кто я такой, что имею право за всех решать? Может, кому-то ещё и приходили подобные думы, но ко мне они явились после того как до меня дошло, что к чему. Да и сейчас иногда в голове проскакивают похожие фразы, что уж скрывать. Но сейчас мы о другом, так, в общем, начнём по порядку.

  Первое, что случилось: в 2020-ом году началась Третья Мировая Война и не успела ещё упасть первая ядерная боеголовка, как её уже окрестили Ядерной Войной. Война длилась три года, и последний год я сам участвовал в сражениях. Талибам и террористам до нас добираться было ближе, поэтому в Европе принимали именно их. Америка пыталась хозяйничать в Азии, но представители монголоидной расы знали своё дело хорошо, поэтому до России им, американцам, так и не удалось добраться. А вот Ирану с Ираком повезло больше, сначала они попробовали пойти на Россию через Армению, Азербайджан и Грузию, что у них и получилось. При этом захватив эти три страны, они пришли в Ростов-на-Дону и Волгоград с удвоенными силами. Но, уже бросив туда половину своих войск, поняли что даже с такой мощью это очень опасный вариант и, решив не лезть на рожон, отправили оставшихся солдат через Беларусь и Украину, но для того чтобы попасть туда им надо было сначала преодолеть Турцию, Болгарию, Румынию, Словакию и Польшу. Чужие потеряли очень много людей, как, собственно, и наши, но у них всё же получилось дойти до Украины с Польшей, то есть и до Белоруссии. После этого битвы продолжались ещё год, и я сам был участником в них. Но в конце 2023-го, Армении, Азербайджану, Грузии, Турции, Болгарии, Румынии и Словакии, то есть всем тем странам, которые захватили талибы, надоела эта бесконечная борьба. Так что их лидеры, согласовав тайный съезд, приняли решение предать террористов. Чужие были готовы ко всему, кроме нападения своих же подчиненных. Эта ситуация очень сильно потрепала чужих, по этому за три месяца наши объединенные войска смогли “отодвинуть” войска талибов туда откуда они пришли. Но ещё через месяц произошло то, что называется, Концом Света… Ирану с Ираком явно не понравился их проигрыш, поэтому в то время когда ещё вся Европа праздновала победу, они решили перейти к самым крайним мерам. Скажу честно, я не ожидал что в такое время, когда люди уже начали отходить от темы войны, Земля снова окрасится всеми цветами ада. Сперва, террористы скинули ядерные боеголовки на страны-предатели, узнав об этом, Россия и все остальные страны Европы у которых были ядерные бомбы, начали атаковать талибов, но они всё же не успели огородить Польшу, Украину и Белоруссию от ядерного катаклизма.

  На счёт бомб нам повезло больше других, в нас они успели запустить только три ядерных боеголовки, но это ещё не значит, что нам и вовсе повезло, то что они всё же запустили это не так важно, как важно то, куда они попали, а попали они в Гродненскую область. На тот момент возле города Островец уже была сформирована АЭС, а из-за взрыва боеголовки рванула и сама станция. Радионуклиды покрыли огромную часть суши, только в эпицентре взрыва радиацией стала заражена территория радиусом триста километров, а мелкая радиоактивная пыль так и вовсе облетела весь земной шар. Что теперь с Гродно, никто не знает, хотя ходят слухи… Ну да ладно, это чуть другое. Насчёт остальных двух мне не известно и вовсе ничего… блин, Саня, не сбивайся с темы. Так о чём это я, а вот, Иран и Ирак успели уничтожить раньше чем они всю Европу, но всё-таки свой след они оставили. Запад Белоруссии, половина Украины, Польша, Румыния, Венгрия, Чехия, Австрия и многие другие страны были стёрты с лица Земли. И тут должно быть человечеству нужно взяться за головы и начать думать, как быть дальше, ан нет, Америка которой так и не удалось достичь России, узнав про то, что творят террористы, решили последовать их примеру. Вся Азия и Россия, узнав об этом, приняла решение выдвинуть свой вердикт, что если Америка откроет огонь, то они ответят той же монетой. Но видно Америке уже голову снесло на факте мести, поэтому она всё же открыла огонь, да и какой. Они начали бомбить не только Азию и Россию, но и оставшуюся Европу тоже. Поэтому Россия была просто вынуждена сделать свой удар, да и не только она. До этого талибы пользовались только ядерными боеголовками, но Америка начала использовать и вакуумные, и глубоковакуумные бомбы. Казалось бы, что тут такого, средняя глубоковакуумная бомба оставляющая яму от взрыва диаметром в метр, засасывая в своё жерло всё в округе до 20-ти метров. Конечно – серьёзно, но не летально. Но вот в чём здесь дело, от тех ракет, которые Америка посылала на Европу и Азию, оставались ямы, в которые может поместиться коттедж средних размеров, а вот теперь думаете сами, что могут сделать такие бомбы.  Так что не стоит винить Россию, типа она перешла черту, пока Азия и Европа посылали на Америку боеголовки, Россия навела “полную” (не просто боеголовки, а цельные снаряды) атомную и “полную” ядерную бомбы (ну, по крайней мере, так мне известно). И уже тогда, когда Россия запустила эти две бомбы, на всю Евразию надвигалась туча из оставшихся боеголовок Америки. В результате чего только на Беларусь упало три ядерные боеголовки и одна глубоковакуумная бомба, правда, я не знаю точно, куда...

  Вот собственно так теперь не существует Евразии, Северной Америки и Южной Америки. Но это ещё не значит, что не существует тех людей, которые выжили, и до сих пор пытаются выжить в этом, как будто приснившемся, кошмаре. Да вот только есть одно но, это не сон, а реальность и этот кошмар – тоже.

  Я, кстати, один из тех кому удалось выжить во время войны и после… Так стоп, подождите, чёрт, сколько можно уходить от темы. Так, второе, где ты находишься: я нахожусь в канаве, полной грязи и радиоактивного мусора, благо в ней есть место для нас обоих, поэтому мусор находится в четырёх метров от меня, хотя это всё ровно очень, очень опасное расстояние, так что нутром чую что когда я вернусь обратно домой придётся покупать антирадиационные таблетки, потому что водка здесь уже не поможет. Скорее всего, любой бы нормальный человек спросил: “что я здесь забыл?”. Я отвечу, что здесь я, слава Богу, ни чего не забывал, мне просто некуда сунуться от беловержца. Чёрт, и зачем я только согласился на этот контракт, это всё деньги, сколько раз ловил себя на этом, сколько раз повторял себе: “ Саня, хватит, если хочешь исполнить свою мечту то надо начинать уже сейчас, переходи на менее рискованные контракты, а так убьют тебя на ещё одной охоте и всё” – сколько раз это делал, всё в бестолку. Хотя, думаю один из самых сильных мутантов теперешнего мира, тянет на семьсот тысяч. А ещё плюс его голова, так и вовсе один миллион двести тысяч получится. В довоенное время такая сумма считалась смешной, за неё даже квадратный метр не купишь. Но теперь этой суммы хватит на то, чтобы снять комнату в подвале на срок, равный почти с год. Ну, смотря в каком подвале. Так, стоп, блин, вот опять я себя на этом подловил, чёрт, просто, когда ты уже по уши в грязи и не можешь пошевелиться, больше ничего не остается делать, как только развлекать самого себя мыслями вроде этих. Так я сижу уже здесь неизвестно сколько времени, пора бы и узнать как там наш друг поживает.

  Я немного приподнялся и, стоя на согнутых коленях, на половину высунул голову из канавы. И где же он? Я быстрым взглядом пробежался по окрестности, чёрт, всё ещё более хреново, чем я думал.

  Двухтонная туша беловержца, склонив грузную голову к земле, расхаживала вокруг ГДК, и явно не собиралась покидать это место. Я сразу опустился на своё место, моё тело сделало это настолько быстро – не в первый раз это делаю – что мозг просто не успел за ним, так что то, что я придавил своим задом мой АКС-74, до меня дошло не сразу. Как только мозг “пришел в себя” нервы сразу подали ему информацию, что что-то твёрдое впивается мне в ягодицы. Я даже не стал приподниматься, жизнь мне дороже, чем прицел АК, моя рука просто надавила на автомат, тем самым вжав его в грязь, после чего плавно достала. Через секунду он лежал у меня на коленях.

  Вжал я его для того чтобы легче достать, ведь если бы я начал доставать сразу, прицел или затвор моли бы зацепиться за задний карман, а если бы это случилось я, скорее всего, сделал какое-либо совсем не нужное движение, тогда бы беловержец повеселился на славу, тряся и раздирая меня. Но этого я ему позволять не собираюсь, черт, скорее всего прицел полностью заляпало грязью, ладно сейчас лучше не проверять и уже понятно почему. За само оружие я не волнуюсь, это вам не америкосская железяка, которая после лежания в грязи заклинивает после каждых трёх выстрелов, это ИСТРУМЕНТ Советского производства, которому даже часовое присутствие в грязи нипочём.

  На площадке вокруг дворца культуры достаточно ям, котлованов, канав, не наполненных грязью и мусором, так тогда зачем я сижу именно в этой. Не из-за того, что это была первая канава, которая повстречалась мне на пути, когда я героически удирал от беловержца. Нет, я выбрал эту, потому что вследствие не малой мутации, у прошлых зубров из Беловежской пущи и зоопарков, которые не отличались особым распознаванием запахов и прыткостью, появился очень чувствительный нюх и немалые беговые свойства. А так как это была первая канава, в которой было достаточно грязи, чтобы уйти в неё с головой – а должен напомнить, что именно с помощью этой субстанции можно сбить свой запах – я прыгнул именно в неё. Я уже тогда заметил что в ней немало хонящего мусора, у меня даже мелькнула мысль пробежаться и поискать ещё, но сделать это мне помешал сам беловержец, собственной персоной, так что выбирать было не из чего. Я на ходу бросился в яму и чуть ли не въехал рожей в мусор. И так чувствую, что придётся антирадиационные таблетки покупать, потому что водка в таком положении не поможет. Черт, а ведь время идёт, и чем дольше я сижу в этой яме, тем больше моё тело наполняется радиоактивными атомами йода- 131, цезия- 137 и стронция- 90.

  Так-так-так, Саня, выводы… Третье: что нужно сделать чтобы выжить – первое, это выбраться из ямы и второе, это убить беловержца, а дальше как карта ляжет.

  Блин, я ведь даже дышу через раз и это не только из-за этого проклятого мусора, хотя для радиации не попадание в организм через легкие не являются большой проблемой, но и из-за мутанта, который как высокочувствительный сенсор, улавливает любые колебания воздуха. Но делать мне сейчас нечего, как только вылезти из канавы, тем самым привлечь внимание уже не зубра, и, как дикарь эры полиолита, мчаться сломя голову на эту слоноподобную мясную тушу. Но есть ещё и второй вариант, остаться в этой западне и начать гнить заживо. Знайте, всё же второй вариант мне нравиться больше, пусть неприятно, да и долговато, зато надёжно. Но, у меня есть мечта и я просто не могу позволить себе вот так вот просто умереть.

  Я снова приподнялся и встал на одно колено. А, так вот он. Беловержец тупо ходил по кругу и даже не пытался найти меня, ну, по крайней мере, мне так показалось, но в любом случае время терять нельзя. АКС лежал у меня под рукой, я схватил его, быстро провел одним пальцем по передним и задним окулярам прицела, после чего примкнул к нему. Черт, видимость, как в тумане, причём очень даже плотном. Хотя, была не была.

  Мой палец резко выдавил спусковой крючок, беловержец стоял ко мне боком, так что его голова виднелась отчётливо. Эх, все же не видать мне ещё пятисот косых, а может быть всё-таки и от простреленной головы мутанта найдётся толк, может, какую двухсоточку и дадут, но сейчас меня это совершенно не интересовало.

  Мне до сих пор не понятно как эти твари могут знать о том, что в них выстрелили ещё до того, как услышат звук выстрела. Но, к сожалению, это так. Я выпрыгнул из канавы и начал поливать мутанта огнём. Скорее всего, я не причинил ему сильных не удобств, так как эта махина всё продолжала переть на меня. После трёх длинных очередей у меня кончился магазин, у меня ещё остался один полноценный “рожок” и двадцать три патрона, без того куда их нужно вставлять. Короче, пятьдесят три патрона, не густо, надо было бы остановиться, вставить готовый магазин и, взяв из кармана один пустой, запихать туда оставшиеся патроны. Вообще сейчас использованные магазины не когда не выбрасываются, лучше потом купить патронов и ещё раз наполнить его. Но такой возможности у меня не было, как и не было пистолета, хотя, у кого он вообще сейчас есть вместе с автоматом, только у самых богатеньких и удачливых людей. Но я знаю об этом мире не всё, так что ещё не факт то, что только у этого разряда людей имеется компактная стрелковая система. Некоторым тупо везет, и они просто находят пистолет, или пистолеты, такое тоже иногда случается, у полуразложившегося трупа американца или талиба. Но я не из этого числа.

  Варить твой бульон, Саня, у тебя ж больше ни хрена нет.

  Разве что, четыре ручные осколочные гранаты дистанционного действия РГД – 5. Американский тесак “ BOLO” образца 1910- 1917 года, найденный мною у одного американского солдата. Честно сказать я сам был поражён: такой боевой нож, особенно сейчас, огромная редкость. И, насколько мне известно, уже во время войны эти ножи не выпускались, но при этом оружие этого американца выглядело так, как будто его владелец забрал этот тесак у производителя три минуты назад, сейчас он уже не так блестит, но всё равно служит мне безупречно.

  Ёлы, Саня, не сбивайся с темы, хотя, я всё равно уже перечислил все, что у меня есть. Ведь провизия не считается, да? Не думаю что три банки, не подогретой, тушёнки, уже остывший чай в литровой бутылке и один шоколадный батончик, смогут мне хоть чем-то помочь. Но тот кто не рискует, тот не выживает, есть у меня одна идейка…

  Я добежал ещё до одного котлована и на бегу запрыгнул в него, он был не очень глубокий, и моя макушка торчала над землёй. Если я собрался прятаться, то здесь мне ловить нечего, но в мои планы входило кое-что другое. Я как можно скорее снял полупустой рюкзак и расстегнул одну из его лямок. Насколько мне помнится, именно здесь находится вся провизия. А вспоминать мне было некогда, медленные шаги беловержца приближались всё с большеё скоростью. Думаю, я заставил его притормозить, после того как он увидел что его жертва провалилась сквозь землю, но эта предательская макушка работала, сейчас, явно не на меня. Через секунду моя рука нашарила что-то холодное и округлое. Я резко вытащил её, руку, обратно вместе с тушенкой, наклейки с названием не было ещё с того момента как я нашёл эту тушёнку, так что определить откуда она и как зовётся, не представлялось возможным.

  Шаги грузного тела послышались прям над моей головой, не разбирая, что делаю (скорее всего, то, что я схватил тесак, воткну его в банку и провёл по часовой линии, было просто работой инстинктов, так сказать: на автомате) я вышвырнул банку из ямы. Моя рука, начиная от кисти и заканчивая предплечьем, явно была видна на поверхности, поэтому я не удивился когда этот грёбаный мутант, уже с задором и азартом, побежал в мою сторону.

  Черт, черт, это не честно, когда ты хочешь спасти свою жизнь и что-либо делаешь для этого, а потом понимаешь что сделал всё только хуже. Что ж, значит, не судьба. Явно сегодня я не получу ни копейки. Хотя, сейчас, для меня это последнее дело.  

  Мне больше ничего не оставалось, как выпрыгнуть из канавы и на всех парах двинуть от мутанта как можно дальше, что я и сделал. Вообще-то был ещё один вариант, но это уже дежа вю: остаться в канаве и начать гнить заживо. Второй вариант показался мне не гуманным, теперь, именно поэтому сейчас я бегу, словно у меня за спиной парус, а дороги я так и вовсе не разбираю. Но это было не главное.

  Бег двухтонной машины стал отдаляться. Насколько я понял зверь не убегал, он просто начал двигаться перпендикулярно моему пути. Мне совсем не хотелось останавливаться, но все же любопытство снова взяло надомной верх. Моё тело резко развернулось на сто восемьдесят градусов, на ходу засовывая новый магазин. Я не собирался задерживаться, поэтому беглым взглядом осмотрел округу. Казалось бы, мой взгляд лицезрел всю картину секунды две не меньше, но все детали и моменты настолько врезались в мозг, что казалось, будто я смотрел на это целый час, а то и больше. А картина была такая, запах тушёнки все-таки взял своё и теперь беловержец, снизив скорость, шёл к своей новой жертве… Явно мутанту больше понравился вариант с не подогретой, мирно лежащей тушёнкой, чем с более проворной и резвой жертвой.

  Моя рука на автомате передернула затвор, а моя голова резко приблизилась к прицелу. Смотреть в прицел с на половину засохшей грязью на окулярах и пытаться что-либо в его разглядеть – удовольствие, знаете ли, на троечку. Поэтому я просто начал поливать огнём некое чёрное пятно, маячившее на линзе.

  Мне уже было ясно, что это случится, но я не думал, что так быстро. После трёх не долгих очередей, когда мутант, со всей своей прытью, снова бежал на меня, на жертву так и не решившуюся убежать, моё верное оружие АК-74… заклинило. К счастью до меня это дошло довольно быстро, поэтому я успел развернуться, забросить на плечё автомат и опять дать дёру… Уже на ходу мне всё же захотелось ещё раз напомнить о себе, хотя я планировал этот фокус ещё с того момента как вылез из первой канавы.

  Я залез в правый карман мастерки, именно туда, как мне помниться, я переложил одну из РГД, и вытащил лимонноподобное приспособление способное спокойно разорвать человека. Я разжал усики, вытащил чеку, просчитал две секунды, бросил себе под ноги, надеюсь, я не ошибся, после чего просчитал ещё пять секунд и бросился на землю. Взрыв раздался как раз в момент моего приземления…

  Пока я бежал, приготавливая гранату к бою, мой слух улавливал любое изменение в беге беловержца. Но ход этой махины всегда был устремлён на меня, а то есть за мной. Так что, я думаю, при взрыве гранаты мутант был как раз над ней. И жуткий рёв, пришедший на смену взрыву, это подтвердил.

  Я вскочил на ноги и, так как времени перезаряжать АКС у меня не было, выхватив “BOLO” ринулся на него.

  Через плотные штаны со вшитой в них кевраловой тканью, еле чувствовались слабые удары, скорее всего, обычной ткани. Эх, всё же не выдержала, а я так надеялся. Ладно, после того как разберусь с беловержцем и вернусь обратно в подвал, заклепаю дыры на мастерке. Хотелось бы верить что кеврал, так же вшитый в спортивную куртку, всё-таки выдержал маё падение. Хотя ладно, с этим разберусь потом.

  А ведь сейчас мало у кого есть хоть такая защита. Вообще-то после войны у меня ещё остался бронежилет, но так сложилось, ну, в общем, теперь у меня его нет. А вместо него спортивные штаны, внутри полностью прошитые кевраловой тканью. И мастерка, так же прошитая кевралом, плюс, в районе грудной клетки к левой и правой груди примыкают железные пластины, тоже установленные мной. Кеврал сейчас стоит как хорошо смазанный автомат, поэтому денег я потратил на это чудо столько, что я даже вспомнить боюсь, но это всё было сделано не зря. Кеврал не раз спасал меня от укусов мутировавших собак и насекомых, а железные пластины, и опять же кеврал, до сих пор держат пулю, но только не большого калибра. Если калибр выше чем 5.56х39мм, то здравствуй Господ Бог, я к тебе явился.

  Слава Всевышнему, в меня такая пуля ещё не залетала. Но все когда-нибудь случается в первой, так что, Саня, не раскатывай губу, все мы там будем. И, вполне возможно, что ты там окажешься через пару мгновений.

  Мне казалось, что после ранения мутант должен прийти в себя чуть позже, но мои прогнозы не увенчались успехом. Тормозить было поздно, поэтому я только прибавил ходу. Двадцать метров, десять метров, пять метров, всё… Я был нацелен в правый глаз, но беловержец, что бы уклониться, мотнул в эту же сторону головой. Если бы я подоспел чуть позже, то тесак бы рассек пустоту, а так, двадцати шести сантиметровое лезвие вошло в левый глаз. В чем-чем, а в этом мне повезло, как ни крути.

  Меня переполнял азарт и чувство победы, хоть я и понимал, что радоваться ещё рано. Лезвие уже почти доставало до мозга, половина рукоятки и моей руки, были внутри головы мутанта, сорок один сантиметр гладко вылитой стали проникнувший через глазное отверстие внутрь уже порядком беспокоил беловержца. Его передние лапы с заострёнными копытами пытались достать меня. Таким образом, чтобы уклониться, мне приходилось просто танцевать перед монстром! Задние конечности, рыхля землю, банально двигали нас вперёд. Мне приходилось как можно меньше подпрыгивать перед уклонением, скорость была не маленькой, так что если я подпрыгну, то в момент приземления меня может подкосить и тогда двухтонная туша просто раздавит меня, а такой вариант мне не очень нравится. Оставшийся правый глаз кровавым взглядом смотрел на меня, пытаясь уловить хоть каплю страха, а два ряда семи сантиметровых зубов, торчавших из пасти, каждый раз не приятно клацая, пытались отхватить мне руку, или хотя бы схватиться за лоскут ткани чтобы подтянуть её поближе, а после чего и отцапать то, что в неё укутано. В общем, выбирай Саня, лучше чтоб тебя сожрали быстро, или хочешь немного помучаться? Да, в такой бы ситуации я выбрал меньшее из двух зол, но вот тебе такая ситуация и где это меньшее зло?! Ведь если мутант откусит мне правую руку, левой мне не хватит чтобы сдерживать его натиск, тем более что после “ампутации” конечности меня пронзит такая боль, что мои ноги меня просто-напросто не выдержат, и беловержец, опять же, банально затопчет моё, ещё живое, тело.

  Чёрт… блин…!

  Так, стоп Саша, выкинь все эти грёбанные мысли, хочешь жить, умей выживать!

  Я рефлекторно, не отпуская рукояти ножа, подался влево и на грани моих, оставшихся, сил, прыгнул на спину мутанту. Обычно так прыгают в дешёвых техасских боевиках, перекидывая одну ногу и чётко садясь на сиденья, и я, вспоминая этот трюк и представляя себя бесстрашным рейнджером, а беловержца, моим, таким же бесстрашным, конём, рискнул.

  Оказалось, зря. Черт, Саня, о чём ты думал?! При твоих, ещё не растраченных, силах, ты в высоту можешь прыгнуть… да я не знаю насколько мне удалось бы прыгнуть, блин, я даже приблизительно не знаю! А уж при моих теперешних способностях, хоть руки мне немного и помогли, но этого было не достаточно, мне сто пудов не запрыгнуть на беловерца, чей рост в холке равен двум с половиной метров!

  Эх, ну хотя бы попытался, альпинист хренов…

  Правая половина моего тела висела над землёй, а правая нога так и вовсе чертила по мягкому грунту. Левую ногу мне все же удалось перебросить через грузное тело мутанта, но, думаю, её поддержки мне хватит ненадолго.

  С каждой, новой парой шагов монстра моё тело подбрасывало в воздух, и я всё больше приближался к краю пропасти. Я всё пытался, с помощью левой ноги, ввалить оставшуюся часть тела на беловержца, в общем, напрасно тратил свои последние секунды, ведь через полминуты я окончательно обессилю и моё тело, подлетев вверх на метров пять, шлепнется со смачным звуком сломанных костей. А впоследствии этого – жизнь, просто-напросто, не совместима с отбитыми лёгкими и перемешанными внутренностями. Казалось, что моя участь решена, но тут, на оставшихся десяти секундах, меня осенило. Я, резко оттянув кисть правой руки, схватился за правый рог мутанта. После чего, так же резко оттянув кисть левой руки от рукоятки кинжала, всё равно не выпадет, схватился за левый рог. И, сосредоточив все оставшиеся силы в левой руке, помогая левой нагой, начал подтягивать своё тело. Вот теперь, кажется, у меня хоть что-то начало получаться.

  Через пять секунд, девяносто процентов моего тела были на беловержце. Окрыленный успехом я напряг свою правую руку, насколько это было возможно, и как можно сильнее оттолкнулся в левую сторону. Блин, Саня, хвала небесам, у тебя получилось! Вот теперь поиграем.

  Моя правая рука отпрянула от рога и схватилась за рукоять ножа. Как только я убедился, что кисть легла хорошо, я со всей силы рванул его вперёд, вырывая из пустой глазницы. Так, значит, длины моего тесака не хватит, чтобы добраться до мозга, эх, ну ничего есть ещё одна идея…

  Я перевел “BOLO” чуть левее и рванул на себя. Боевой нож, разрывая ткани второго глаза, вошёл чуть похуже, чем в первый раз. А вот теперь сто процентов поиграем! Как-то раз мне довелось услышать, что беловержец теряется в пространстве, если его лишить зрения. Ну что ж, проверим. 

  Мне в уши врезался ужасный рык боли, это немного не то, что я ожидал. Не переставая рычать, а только увеличивая звук, мутант начал прыгать на одном месте – сейчас он больше был похож на быка из родео а не отвратное создание войны – пытаясь “стрясти” свою боль.

  Через пару таких скачков, уже левая часть, свисала над землёй, я пытался её подтянуть обратно, но всё было тщетно. Надколенники, тазовая кость, грудина и рёбра стали болеть, останутся синяки. Если так пойдёт и дальше то через тридцать секунд у меня будет перелом рёбер, после чего последует тазовая кость и всё остальное, а потом я, обессиленный до предела, просто свалюсь ему под копыта, а пронёсшийся надомной беловержец банально задавит меня, черт, и не надоело ли ему?! Ладно, кто-кто, а я, не уступлю. Если мне и суждено умереть, так только с музыкой или с неприятным воспоминанием о себе. У меня как раз есть кое-что на примете…

  На примете кое-что да есть, да вот только для исполнения этого самого “кое-что”, мне надо вернуть своё тело обратно. Ну что, ковбой хренов, начинай…

  Моя правая рука так и осталась на рукоятке, поэтому, как только мутант снова подкинул меня вверх, я отпустил рукоять и взялся за правую, пустую глазницу. Из глаза по моей руке стекала тёплая, липкая толи вода, толи жижа. Ё маё, куда я влез?! Так, ладно, о гигиене подумаем потом, сейчас – главное. Сил, после прошлого рывка, осталось немного, даже, можно сказать, что совсем не осталось! Но всё же, попытка не пытка, можно и рискнуть. Так что во время очередного скачка, я, будучи ещё в воздухе, перевёл своё тело чуть правее. Ай, блин, вот это я почувствовал, полёт так полёт, всё таки законы физики никто не отменял, по этому всё, что взлетает, должно упасть. Мне получилось перевести своё тело на гораздо большее расстояние, чем я думал. Но после такой радости должно последовать и горе, и невероятно сильный удар о позвоночник монстра, начисто вышибающий дух, можно считать этой бедой. По-моему у меня даже что-то хрустнуло в районе рёбер. Да уж, законы физики блин… Ну хотя бы теперь я могу выполнить первую часть своего плана…

  Я залез в правый карман, черт, нет же, Саня, ты придурок, одну РГД ты переложил в правый карман, а вторую в левый, а как тебе помнится, “правую” ты уже использовал. Я снова схватился за правую глазницу и, отпустив рукоять ножа, залез левой рукой в левый карман. В такой суматохе было трудно что-либо запомнить, поэтому я не сразу сообразил, что одну из гранат я уже потратил. Вообще-то этот бой занял не больше десяти минут, но всё же…

  Час от часу не легче. Карманы в мастерке были на замке и одной лишь левой рукой у меня не получалось открыть его, для этого мне нужно как минимум две моих конечности! Так сказать “закон подлости”.

  Ладно, будем как в детстве, я взялся зубами за левую часть воротника и, натянув его, потянул замок… о, а вот это другое дело, почему я сразу так не сделал?

  Расстегнув карман, я сразу же нащупал в нём РГД-5. 

  Эх, вы знаете такое чувство, когда, кажется, что цель близка, протяни руку и всё, а потом оказывается, что шиш тебе, парень… ничего вы не знаете. А вот у меня сейчас именно такая ситуация, так что, Хьюстон, у нас проблемы…

  Из левого, уже вытекшего, глаза торчал нож. За правую глазницу держался я. Диаметр глазницы был равен диаметру РГД, поэтому мне нужно было, как-нибудь, убрать правую руку. Но как?! Хотя погодите, погодите, есть!

  Пытаясь не отпустить гранаты, я схватился двумя пальцами левой руки за рукоять ножа. Дождавшись, пока грузное тело мутанта снова достигнет земли, я переместил свою правую кисть на рог мутанта, и схватил его до по беления костяшек. После этого я отпустил рукоять, выдернул, не раздвигая усики, зубами чеку и… забросил в правую глазницу. Теперь Саня у тебя есть пару секунд, чтобы убраться отсюда!

  Я опять схватился за рукоять тесака и резко выдернул его, от такого дерзкого фокуса, беловержец подскочил так резво и сильно, что моя правая рука сама отпустила его рог. А вот это уже плохо… Моё тело взлетело метров на пять от земли. В детстве паркуром я не занимался, так что приземляться у меня толком не выходит, чудо не произошло и сейчас. Уже возле земли я поставил перед собой руки надеясь приземлиться минимально безболезненно… зря. Всю мою правую руку пронзила не выносимая боль, чёрт, почему я не кот? Это было настолько не выносимо, что меня сразу скрутило в позу эмбриона, в глазах потемнело и казалось, что сейчас я просто потеряю сознание, но вернуться на этот свет меня заставил взрыв…

  Бинго! Получилось! О да, Саня, ты просто супер.

  Ещё пару секунд я не решался встать, Боялся получить осколком черепа в лицо/ И на это были причины: пока я лежал что-то твердое ударилось об мою спину, скорее всего это и был осколок черепа. После чего, забыв про руку, я резко вскочил на ноги. Ого, смесь из мозга и костей, валялась по всей округе. А как только я подошёл к телу мутанта я окончательно убедился что за голову я не чего не получу – не за что было получать. Из спины торчала часть спинного мозга, все колени были перебиты, а вот и та рана, о которой мне говорил Гоша. На левом боку твари виднелся огромный ожог. Спасибо тому прекрасному человеку, который это сделал, ведь если бы не эта рана, то беловержец двигался гораздо быстрее и проворнее, нежели при нашей битве, а если бы это было так, то я бы сейчас не стоял над поверженным врагом, а моё поверженное тело жрал этот мутант.

  Ну ладно, хватит разглагольствовать, надо как можно быстрее убираться отсюда, уже как неделю не было песчаной бури, а это плохой знак.

  Эх, вроде бы ещё за сердце можно что-то выручить, хотя нет, это ж за сердце пассажира деньги дают, а сердце этого верзилы не стоит и двадцати тысяч. Да и от сердца того, скорее всего, мало чего осталось, осколки разлетелись не только по округе, половина из них осталась в самом теле мутанта.

  Об этом я размышлял на полпути до дома, “BOLO” уже был в ножнах, а автомат наготове. Только пользы от него ноль, указательный и средний палец были сломаны. Ну ладно, здесь не далеко, хотя, в наше время словосочетание “не далеко” часто становится синонимом слова “смерть”. Но на этот раз всё обошлось: уже через двадцать метров стали видны бетонные крыши ДОТов.

 

  Опрометью рванувшись к ним, я через несколько десятков секунд уже здоровался с Петром.

  – Ну ничего себе, Саня, ты даёшь! Тут, гхм, в лагере уже начали пари ставить, кто кого, ты беловержца или мутант тебя. Как вижу, удача на твоей стороне, – улыбаясь и поздравляя меня с возвращением, торжествовал Петька.

  – Чего ты радуешься, сам, небось, на монстра поставил. –  Ответив улыбкой на улыбку, подловил его я.

  – Саша, упаси, я душой и телом за тебя. Ты же знаешь, – начал отмахиваться тот.

  – Да ладно тебе, чего скрывать. Я и сам не думал что вернусь. Ну ладно, ты мне лучше скажи, с тех споров мне хоть немного перепадёт.

  – А вот этого не знаю брат. Ты, гхм, для начала люду покажись, а там уже и решите.

  – Эх, ладно. И на том спасибо, – бросил я разворачиваясь.

  Как тут в спину мне прилетело:                                                                                               

  – Да, и ещё одно. Сань, слушай, ты так больше не беги, как только ДОТы увидишь, хорошо. А то тут мои ребята и без этого последнее время вздёрнутые стали. Знаешь ли, у нас, гхм, сейчас, времена уж далеко не мирные. Мы и в тебя пальнуть хотели, как только ты из тумана вынырнул, слава Богу, я опознал. А то было бы тут… – тон Петра стал стальным и серьезным, таким, который не терпит никаких переспросов или споров. И я это отлично понимал.

  Повернув голову назад и осмотрев первую линию обороны ещё раз, я снова про себя смекнул. Что-то явно тревожит и местное начальство и солдат (хотя когда у них жизнь была беззаботной) и это что-то они явно не хотят говорить обычным гражданам. Ой, не нравится мне это. Как только я подбежал к этим людям, каждый из стрелков мне только кивнул, по минимуму отвлекаясь от местности, которую им дали для слежки. Единственный, кто меня поприветствовал по-человечески, это, ясное дело, Пётр, командир смены. Все остальные же, во время нашего разговора, даже скулой не пошевелили. Да и тот до моего прихода был всё время на стороже, не спуская глаз с дороги и следя за домами, выявляя каждое постороннее движение в этом неприступном тумане. Странно ещё и то, что он меня вообще заметил, видимость и так не ахти, а тут ещё, как назло, и дождь пошёл.

  – Извиняюсь, дружище, расслабился. Меня Гоша не ждёт? – спросил я собравшись.

  – Ждёт и причём довольно давно, – уже немного повеселев, сказал мой собеседник. Хотя он и понимал, что мне известно – эта веселость не истинная, а деланная не талантливым актёром.

  – Ну что ж, не буду его больше мучить, – с чуть заметной улыбкой попробовал пошутить я. Каря себя за то, что забыл, где нахожусь, и что там, где мне приходится быть, увеличивать скорость до бега противопоказано и даже чревато смертью.

  Улица Гоголя осталась позади, на какой улице сейчас находился я, мне было не известно. Я не из Бреста, поэтому ориентируюсь плохо, может Фомина, а может Наганова. Для себя же, отличительной чертой моего теперешнего дома я выбрал стадион Динамо, возвышавшийся над всей громадой радиоактивного хлама на несколько десятков метров. Стоящий, непоколебимой статуей прошлого величия человека. Не разрушенный затяжной и разрушительной войной. Светящий всем заблудшим путникам пустыми глазницами фонарных мачт.

  Близлежащие постройки и, ясное дело, сам стадион, принадлежали Спортивному Соглашению, одному из самых густонаселённых и отлично вооруженных мини-государств. Подобные ему, кто лучше, кто хуже, были расфасованы по всему Бресту, точное число таких держав нам неизвестно,  но последние полученные данные, принесённые нам группой военных, посланных неделю назад в дальний рейд к улице Маяковского, гласят, что нас всего трое. Но, по словам бойцов, они и до самой Маяковской добраться не смогли, дошли до Коммунистической и повернули обратно. В общем, из посланных в это путешествие пятидесяти человек, вернулось только трое. Да и то: один калека навсегда, бедняга без правой руки остался, второй с тяжелыми травмами был отправлен в реанимацию, как оказалось, напрасно – через день он скончался, не выдержал расставания с нижней половиной тела, а вот третий вроде цел. Поговаривают, что он вообще без единой царапины на базу вернулся, хотя я таким мифам не верю. Но всё же их жертва была ненапрасной. Оказалось: в районе улицы Энгельса, где раньше ресторан с гостиницей и ещё каким-то там дворцом культуры были, теперь располагается БВС (Брестское военное содружество). Держава с огромной оружейной мощью, даже большей чем у нас, но с численностью населения почти в два раза меньше – 700 человек. Таким образом, к бывшим двум прибавилось ещё одно мини-государство. Хоть это радует.

  Пройдя вторую линию обороны, я приближался к третей. Сознание то и дело подталкивало тело расслабится, но такую непозволительную халатность я допустить не мог. Всё время замечая на себе косые взгляды служивых при подходе и натянутые улыбки при приветствии, я не мог хоть на шаг приблизить к себе такой процесс, как отдых. Я знал, вояки мне ничего не сделают, это их долг заставлять людей иметь о них не хорошее мнение, в то время как самим воинам это запрещено (иметь не хорошее мнение о обычных гражданах) и по уставу и по моральным принципам (хотя по второму, вполне возможно, “не разрешено” не у всех). Так что я не имел права винить их за это, и не только по тому, что их служба “и опасна и трудна”, не только по тому, что из-за того мировоззрения, которое они должны вносить в народ, самим же воякам приходится страдать от других людей, которым им надо помогать. А из-за того, что я отлично знал и понимал тот факт, что эти люди в тяжёлых бронежилетах или, так сказать, в штатском, круглосуточно обороняют наш сон и покой, и выполняют они свою задачу на отлично.

  Вот и третья линия миновала. Миновали и начальный коридор поздравлений с возращением, и шквал новоиспеченных баек. Ну, ничего, сейчас жилые помещения пойдут, вот там и начнётся настоящий кавардак. Огромные смотровые вышки со снайперами, ДОТы с пулемётчиками и гранатомётчиками, мешки с песком за которыми прячутся миномётчики и, опять же, пулемётчики, колючая проволока и дотлевающие под серым небом угольки былого костра остались позади. Вот теперь я точно дома.

  Серое небо над головой плавно сменилось душной, накуренной атмосферой тёмного коридора. Голоса людей через чёрную дымку еле долетали до меня, но всё равно они были слышны.

  Как же приятно услышать знакомую тебе речь там, где ее, по сути, быть не должно. Ведь раньше-то подвалы явно в качестве жилья не использовались. Тёмные, чуть заплесневелые помещения, смотря по возрасту дома, с влажным воздухом который, казалось, можно было зачерпнуть рукой, в довоенные времена использовались для хранения всяческих продуктов питья и питания собственной “сборки” (варенье, компоты, замаринованные помидоры, малосольные огурцы, картошка и т. д.).

  Сейчас же это одно из самых больших бомбоубежищ. Пусть подвалы и не находятся на такой глубине как, например, метро, но для того количества радионуклидов распространенных по Беларуси этой глубины хватает и даже с отдышкой.

  Есть и вовсе такие районы, где фон пусть и превышает норму в несколько раз, но по нынешним меркам он не такой уж и большой, именно в таких местах можно селиться хоть на первых трёх этажах здания, если там попадётся дом с таким количеством уцелевших этажей. Потому что после войны обычно попадаются конструкции с двумя или одним “выжившим” уровнем. Вот, например, в доме, под которым поселились мы, осталась только половина первого этажа, хотя вроде бы в четвёртом подъезде он уцелел полностью, но всё равно там никто селиться явно не собирается. Уж лучше здесь, под землёй.

  Да и не нам теперь выбирать своё место жительство. Что могли, вначале отхватили, теперь уж поздно что-то менять. Город перестал быть достоянием и гордостью людей, теперь это площадка для совершенно других существ, человеку же в этот тайный и непостижимый мир путь закрыт. Опасно отходить даже на двадцать метров от надёжного убежища, до базы и так обычно долетают отрывистые крики и мольбы о пощаде, взявшиеся непонятно откуда и, скорее всего, аномального происхождения. А когда ты переходишь через заслоны колючей проволоки, так и вовсе это состояние вечного анабиоза и неясности мировоззрения становится ещё гуще. Детский плач и смех, лай собак, гитарное соло, отчаянный крик, переходящий на хрип и “поющий” с ним в унисон грозный рык, а так же непонятное, тихое бормотание и вообще впервые слышимые звуки, о происхождении которых можно только догадываться. Всё это сразу же окутывает и затягивает тебя в свой кокон, как только ты выйдешь за пределы человеческого жилья, за пределы понятного и виданного, за пределы своей психики. 

  Свет появился неожиданно. Незнающему этих путей человеку он обжог бы сетчатку, к счастью я к этой группе людей не относился. Чуть прищурившись, я смело шагал дальше. Через пару метров меня остановят и попросят отдать оружие на хранение. А вот собственно и оно… Омбал Герман стоял в своём, привычном ему, тесном уголке. Остановив меня жестом руки и приняв второй конечностью протягиваемый мною автомат с ножом, он обратно уселся в своё кресло и стал лениво допивать банку пива, до этого стоявшую возле его ног. Мою же амуницию охранник поставил возле стенки, так и не удосужившись спрятать её в специальный шкафчик, ладно, наверное, потом сделает.

  В местах скопления мирных граждан с “железом” за спиной или в руках вообще появляться нельзя, ну, по крайней мере, в Спортивном Соглашении. Как устроено в других государствах мне, к сожалению, а может и к счастью, не известно.

  Какофония звуков и запахов стала ещё сильней. Сначала будут первые квартиры подземного общежития. Скоро я замечу плохо нарисованный красный крест над входом в одно из самых больших помещений подвала. Потом увижу так же неопрятно намалёванное слово “химчистка”, кстати, туда мне и надо будет зайти, сдать одежду, чтобы от радионуклидов и обычной грязи почистили. После чего мне придётся лицезреть и столовую, и оружейную, и казарму, и, даже, бар. Но первее всего этого, конечно же, будет столик с маленьким записным блокнотом на краю и сидящей за ним вахтёршей.

  Знакомую лампу с треснувшим абажуром я заметил ещё на подходе. Не молодая женщина подняла на меня карие глаза украшенные очками. И, улыбнувшись, а вместе с этим и хлопнув в ладоши, произнесла:

  – Саша, ты?!

  – Как видите, тёть Поль, – ответил я, также искренне улыбаясь и, в придачу, разводя руками.    

  – Ой, так чего же ты встал Сашенька? Проходи-проходи, я тебя, конечно же, отмечу, ты что? – сказала она хватаясь за ручку, но на полпути остановилась и добавила. – Хотя нет, подожди. Дай я до тебя ходя бы прикоснусь, чтоб удостовериться, – подымаясь объявила старушка. Улыбка всё никак не хотела слезать с её уст, и я понимал из-за чего. – О Господи, точно ты, – подёргав меня за щёки, как маленького, после чего поцеловав в одну из них, точнее правую, вынесла вердикт тётя Полина.

  Как на счёт другой молодёжи моего возраста – не знаю, но что меня она любит как своего внука, так в этом я уверен. И так она со мной говорит не только, когда я с охоты возвращаюсь – это наш обычный разговор. Тётя Поля мне может, ни с того, ни с сего, блинов наделать или ещё какой-нибудь вкуснятины приготовить, из продуктов которые сейчас в дефиците. А я, если понадобится, и помочь могу, там: подать, перетащить, починить что-нибудь латаное перелатанное ещё до меня сотни раз.

  Сын у неё на войне умер, а жена его, с маленьким ребёнком на руках, осталась. Так тётя Поля и взяла их к себе жить, одна семья всё же, тем более что с невесткой у неё отношения хорошие. Настоящему внуку старушки только пять лет, так она мне каждый раз и напоминает, чтобы я, когда внук вырастет, за воспитание его характера взялся. Чтобы он был ничем не хуже меня, и даже лучше.

  На это задание тётя Поля меня отправляла, чуть ли не плача, так как почти не верила, что я вернусь, ведь настолько сильных соперников у меня ещё не было. Да тут никто не верил, даже я. Но всё же я вернулся. Значит, пора бы и показаться всем тем, кто ещё не в курсе.

  Помахав вахтёрше на прощанья, я двинулся дальше. А вот и красный крест. Увидев это простое, но действенное обозначение мой указательный и средний пальцы сразу же заболели. Я ведь совсем о них забыл. Сколько же, все-таки, за последние пару минут мой мозг информации переварил, для этих двух и места не нашлось. Но надо же зайти, перевязать, а то и буду так ходить, пока кости как-нибудь по-гибридскому не срастутся.

  Войдя в просторный коридор, я осмотрелся по сторонам. Слева, меньшее помещение – аптека. Справа, самое большое помещение во всём подвале – лазарет. В нём была и хирургическая, и справочная, где ведётся учёт каждого жителя Спортивного Соглашения, и перевязочная, и, даже, помещение с этим… как там его… а, рентгеновским аппаратом, забыл, как сама палата называется.

  – О, Александр, вернулись? Ну что ж, это радует. И зачем же вы ко мне пришли? – спросил Павел Лаврентьевич с деланным интересом, но с не деланным удивлением, скорее всего из-за того, что я всё-таки возвратился.

  – Да тут, кажется, два пальца сломал, – немного смущенно ответил я, взирая на этого пожилого человека в белом халате.

  – Ага, ну ладно-ладно. Присаживайтесь, сейчас мы посмотрим, что вы там сломали, – улыбнувшись и указывая на табурет напротив себя, ответил врач. – Ну как вам последняя битва, а, Александр? Вижу, даром не прошла.

  – А что, это так заметно? – с неким сарказмом в голосе съязвил я.

  – Ха-ха, – чуть усмехнулся мой собеседник, – да-а, ещё как заметно. Понимаете ли, тут просто эта ваша, как бы так выразиться, охота, всё Спортивное Соглашение передёрнуло. Это где ж такое видано, чтоб какой-то человек, не вам в обиду, против беловержца шёл…

  Всё это он говорил, рассматривая мою кисть, в частности пальцы. Время от времени, то слабо, то посильнее, надавливал на сломанные отростки, при этом задавая вопросы типа: “Что-нибудь чувствуете?”. Я не чувствовал. Узнавая мой ответ, он обратно переносился к нашему разговору. Кивая головой, в зависимости от вопроса, и таким образом отвечая доктору, я просто ждал окончания этой беседы и процедуры в частности.

  – Вы, наверное, уже слышали, тут на вашу с монстром битву ставки делали, мол, кто кого.

  – Ага.

  – Так я вот на мутанта поставил, целую сотню, – сказал Павел Лаврентьевич и посмотрел на меня.

  – Ха. Ну что ж, тогда простите, что не умер, – вполголоса вымолвил я, тоже посмотрев на врача. Тот, как только уловил мой взгляд и понял, что взболтнул лишнего, наклонил голову обратно и начал что-то бормотать.

  – Так больно? – спустя малую паузу, поспешно и тихо выговорил он.

  – Нет.

  – А так? – доктор резким движением “сложил” мои пальцы. По нервным окончаниям к мозгу сразу же прильнул слабый приступ боли.

  – Да. Чувствую, – ответил я, посмотрев на руку.

  – Теперь попробуете разжать эти два пальца, – сказал Павел Лаврентьевич, так и не подымая глаз.

  Я думал, что это будет трудно и очень больно. Ошибся. Это было совершенно не трудно, но больно, пусть и не очень.

  – Получилось.

  – Ну что ж, тогда я должен вас обрадовать, голубчик, вы ничего не сломали, это просто сильный ушиб, – с малым привкусом радости сказал тот, наконец посмотрев на меня. После чего, не снимая глаз с моего лица, он ловким движением открыл шуфлядку и через секунду в руках Павла Лаврентьевича уже красовался полупустой тюбик какой-то мази. – Вот, это гель, эмм, – он покрутил тубу в руках, разглядывая со всех сторон, – чёрт, название стёрлось, не прочитать. И коробочка от неё, – лекарь опять наклонился к шуфлюдке, недовольно фыркнул, но негромко, скорее лениво, и воротился в прежнее положение, – эх, хрен знает где. Ладно, ничего. В общем, Саша, берите мазь у меня. Так как наименования её я вам сказать не смогу, а следовательно и купить у вас её тоже не выйдет, поэтому берите у меня, – он чуть наклонился ко мне, однако даже при этом наши взгляды встретится не смогли: он всё время старательно пялился на упаковку серебристого цвета, – а деньги аптекарше отдадите, сверите внешний вид тюбика с остальными, так и цену узнаете, – передав мне в руки гель и чуть поёрзав на стуле, старик вновь сел прямо и продолжил: – Сам же гель, как вы уже, наверное, догадались, со временем избавляет от таких неприятных дефектов как синяки, также нейтрализует ушибы, вывихи и всё такое прочие.

  Господи, этот человек может говорить нормальным языком?… ай ладно, главную суть я понял.

  – Ага, и дорогое ли это чудо?

  – Абсолютно нет. Её на складе немало осталось, поэтому пока ценности сильной она не представляет, хотя вещь действительно хорошая, – рассудительно заверил врач.

  – А в мой бюджет влезет? – саркастически спросил я.

  – Влезет-влезет. А пока, вот вам мой совет: помажьте лучше больной участок.

  Да, это действительно не помешает: я тут же выдавил из тюбика маленькую капельку белой субстанции и размазал её по повреждённому участку. После чего поднялся и уже был готов уходить, как тут услышал.

  – Александр, стойте. Вы, это, простите меня старого. Не те годы, понимаете ли, могу и сказать что-нибудь лишнее. Только вы, пожалуйста, на меня зла не держите, если чем-либо смог обидеть, – выудил из себя Павел Лаврентьевич и обратно уткнулся в стол.

  – Да ладно, ничего. Не извиняйтесь. Я не обидчив, – бросил я, выходя из лазарета.

  Гель и вправду был не очень дорогой. Выкупив тюбик на деньги, найденные в карманах, я двинулся дальше. По пути я заглянул в химчистку и, предварительно “иссушив” карманы досуха, сдал мастерку, штаны на мне тоже были грязные и полны радионуклидами, но их сдавать я не решился. Ну не в трусах же в бар идти.

  Пройдя ещё немного по коридору, я остановился возле самого часто посещаемого места во всём Спортивном Соглашении. Бар. Названия ему так и не придумали, но и без этого незначительного недостатка каждый, от мала до велика, знал его место расположения. А именно: подвал первого подъезда, комната номер девятнадцать, одна из самых больших комнат.

  Коридора у бара не было, поэтому вид на обширный зал открывался ещё у входа. В это время суток в заведении обычно не протолкнуться, сегодняшний день не стал исключением из этого простого, но действительного правила. Казалось на всей территории отведённой под бар, яблоку не было куда упасть. В надежде ловко и быстро прошмыгнуть среди толпы, я переступил через порог. К сожалению, мои планы с самого начала были обречены на гибель.

  Незыблемая масса людей, лицезрев моё появление, сразу же прекратило своё беспорядочное шумное существование, превратившись в один слаженный механизм, приводимый в действие поворотом ключа. Дело в том, что, в зависимости от внешней среды, ключи могут быть разными. В данной ситуации ключом был я. Заведя машину, я заставил её поделиться на два континента, между которыми образовалась довольно широкая свободная полоса, так сказать, пролив, как раз подходящий для прохода. Путь между двумя “островками” шёл к Гошиному кабинету, видимо они уже в курсе – босс ждёт.

  Идя между молотом и наковальней до моих ушей то и дело долетали странный шепот с упоминанием моего имени. Это мне не очень понравилось, хотя кто меня спрашивает. Подойдя к двери оббитой изрядно подпорченным кожзаменителем, мне вдруг страшно захотелось постучаться, для приличия, но, в конце концов, отстранив всяческие ненужные и бесполезные мысли куда-то в угол, моя рука просто взялась за дверную позолоченную ручку и потянула на себя.

  Золотой свет бара заменила тьма кабинета Георгия Васильевича, главного человека во всём Спортивном Соглашении.

  – Саша, это как понимать? Ты что, совсем страх потерял? Уже без стука входить начал, – небольшой светильник, стоявший на краю массивно стола из дуба, скудно освещал маленькое пространство комнаты своей энергосберегающей лампочкой, поэтому как следует разглядеть лицо президента в этой, из-за накуренного дыма, серой полутьме, мне не удавалось. Но это и не было обязательным, я и так всё отлично знал: сейчас он заполняет какие-либо бумаги и разговаривает со мной, не отрываясь от  работы. Таким он был всегда, когда бы я к нему не явился.

  – Но… это… меня просто предупредили, что вы меня ждёте. И я решил незамедлительно в ваш кабинет, – запинаясь, выдавил я.

  – Мм, вот как. А вот мне, например, доложили, что ты прибыл на базу уже как тридцать минут назад. А теперь ответь мне, что в твоём осмыслении означает “незамедлительно”? – спросил Георгий и поднял на меня свой обычный хмурый взгляд с глазами, яблоки  которых, казалось, были налиты свинцом: такой же блеск.

  – Ну… как бы так… – начал я.

  – Да ладно тебе, Саня. Ты чего, поверил что ли? Эх, а я-то молодец, тебя как сосунка, – вставая и подходя ко мне с улыбкой во весь рот, воскликнул главный человек Спортивного Соглашения. – Присаживайся. Чего встал, глаза выпучив?

  – А? Ах, да-да-да конечно, – сказал я, до сих пор не понимая, что произошло.

  – Да, Саша. Я-то думал, что моя актерская игра оставляет желать лучшего, а тут вот, даже тебя надуть сумел. Нет, это, конечно, мне никогда не понадобится, но вот так вот поразвлечься, в самый раз. Курить будешь? – поинтересовался Георгий, закончив свой небольшой отчёт на счёт сделанного им поступка и протягивая мне пачку “Aroma Rich”. Я, покорно взяв одну из сигар, подумал, откуда у него такие дорогие сигары, они и в довоенное время были недешёвыми, а сейчас их вообще почти недостать, наверное, всё-таки, положение этого человека в обществе даёт особые привилегии, нежили у остальных. Понюхав небольшой вытянутый цилиндрик, я сразу же узнал этот запах – вишня, хороший вкус.

  Прикурив и сделав по паре затяжек, Георгий Васильевич, наверное, заметив, что пауза длится уже довольно долго, продолжил разговор.

  – Итак, Саня, вернёмся к тому, для чего ты сюда вернулся. Ты убил беловержца? Или сбежал с поля боя, всё-таки решив сохранить свою шкуру, что для тебя, насколько мне известно, не характерно.  

  – Убил, – вдыхая нависшую над нами благовонию лелеявшую вишнёвым вкусом, ответил я.

  – Ух, ты! Всё де смог. Ну и как оно? – продолжал допытываться Георгий.

  – На троечку, – сострил я, характерным движением сбивая пепел.

  – Ха-ха, ясно-ясно, – оценил шутку мой собеседник, взглядом требуя продолжения.

  – Ну, два пальца сильно ушиб, некоторое время двигать ими не смогу. А так, всё  прошло довольно гладко, хотя стоп, мне ещё как можно скорее нужно принять противорадиационный препарат и сдать штаны в химчистку. А то, знаете ли, лежать пару десятков минут в яме, где по соседству с тобой довольно удобно пристроилась кучка фонящего барахла, штука не из приятных, – сказал я, опираясь на стол.

  Думаю, он понял мой намёк.

  – Чего ж ты сразу не сказал? – скорее по инерции, чем из-за любопытства, спросил Георгий Васильевич, после чего быстро стал рыться в ящиках своего стола. – На вот, прими и хватит мне тут свою радиацию разносить, а то совершенно обнаглел, ты что, смерти моей хочешь?

  – Ну, прямиком я этого вам никогда не говорил… – который раз подколол я Гошу, вкалывая себе противорадиационное средство.

  – Не смешно.

  – Как вам не знаю, а вот мне очень даже, – сказал и расплылся в улыбке.

  – И не надоело тебе ёрничать? – с сожалением спросил напротив стоящий человек.

  – Это риторический вопрос? – успешно парировал я.

  – Эх, дурень ты, Сашка, дурень… – смирился мужчина почти преклонного возраста, после чего продолжил: – Да и кстати, штаны твои тоже сдать поспеши.

  – Вы что, хотите, чтобы я через всё Спортивное Соглашение до химчистки в одних лишь трусах бегал?

  – Ну а когда медкомиссию в военкомат проходил, ты как бегал, уж явно не в пуховике с джинсами. Да и вообще, тебе что важнее, пару минут с оголёнными ногами побегать, или хозяйства лишиться?

  –Думаю на вопрос ответ не нужен… а вот на счёт первого – в здании больницы не так холодно было, как в наших подвалах, – глядя на собеседника, ответил я.

  – Во-первых, отопление у нас пока что налажено. Во-вторых, уж слишком ты повеселел. Тебе не кажется? Не вышвырнуть тебя из этого кабинета меня заставляет только две вещи, что ты со мной до сих пор на “вы” общаешься, и что мне уж слишком нравится наш с тобой диалог.

  – Ну, тогда давайте его продолжим, – заметил я, чуть успокоившись. И правда, что-то у меня настроение резко поднялось, а ведь с самым важным человек в нашем мини-государстве общаюсь.

  – Отличная мысль, на чём мы там остановились, а, вот. Военкомат. Я ж как раз хотел тебе кое-что рассказать. Помнишь нашу пятимесячную войну с ДУВом? Ну, с теми, с Воровского.

  – Трудно забыть, – пробубнил я, вспоминая события годовой давности.

  Пять нескончаемых месяцев, 150 вечных дней, в прошлом году время с февраля по июль длилось дольше, чем обычно. Почему началась эта война, не знает толком никто, даже, наверное, Георгий Васильевич. ДУВ (Держава Улицы Воровского) напал без всякого предупреждения, вот так, просто, взял и открыл огонь из танковых пушек, к которым, через некоторый момент, присоединились крупнокалиберные пулеметы БТР. Отразить столь нежданную атаку удалось с трудом, но удалось. Тогда нам не пришлось даже вертолеты в воздух поднимать, кто-то из миномётчиков удачно попал в переднее крыло одного из танков. Так же в том бою противник потерял один из четырёх БТР модели 82А: некий гранатомётчик залез на снайперскую вышку, ещё не срубленную шквальным огнём, и, довольно-таки прицельно, выстрелил в бензобак машины из РПГ-28. Граната 125 калибра выпущенная “Клюквой” сделала свою работу на ура, оставив ржаветь на поле боя, на половину покрывшийся копотью, пустой остов бронемашины. Поняв, что нас просто не возьмешь, а ударной мощи осталось мало, противник решил отойти к своей территории и отложить завоевания новых земель до наилучших времён.

  В том бою мы узнали три вещи. Первая: мы не одни. Вторая: война может существовать даже после Апокалипсиса. И третья: нас хотят уничтожить нам же подобные, нас хочет убить, на тот момент, наша единственная радость и надежда. Но вот что делать, радоваться или паниковать, мы не знали, так же, как и не знали того, что это далеко не последний бой.

  Я участвовал в ней и помню почти все сражения до мельчайших подробностей. Но всё же, на фоне всех битв, для меня, рассматривается только одна – стычка ДУВа и Спортивного Соглашения на нейтральной территории неподалеку от ГДК. Эту встречу некоторые даже сравнивают с “Верденской мясорубкой” времён Первой мировой войны. По числу жертв, конечно же, наш вариант уступал в раз так 500, точно также как и по масштабам, и по времени, но вот по кровопролитности и жестокости…

  В той битве схлестнулись две неудержимые силы боевой техники, наземная и воздушная. Как оказалось у наших недругов после Конца Света осталось пару гостинцев: три танка (американский “Абрамс” и два Т-90) и четыре БТР-82А, предназначенные специально для поражения целей в воздухе, хотя и на земле они действовали ничуть не хуже. Один из танков (Т-90) был повреждён по вине нашего миномётчика, а БТРов и вовсе три осталось, четвёртый до сих пор догнивает возле первой линии обороны Спортивного Соглашения.

  Но и мы не пальцем крученные. Война оставила и нам пару хороших следов: с одного из авианосцев Украинского флота к нам заплутали 2 истребителя Як-14. Как они умудрились пролететь такое количество километров, даже сами пилоты не понимают, но факт остаётся фактом – они долетели. А посадить именно у нас многотонные машины их вынудила катастрофическая нехватка топлива на дальнейший полёт. Сказали, мол: “в баках только на донце осталась, и тут видим, народ в одной точке толчётся, ну мы и запросили на посадку”. Ещё после Апокалипсиса на наш самодельный аэродром (построенный сзади “многоэтажки” и “стоящий” параллельно дому, под которым мы живём) созданный специально для Яков с взлетно-посадочной полосой в 400 метров были вынуждены приземлиться три истребителя пятого поколения Т-50, ранее принадлежащие белорусскому фронту. Но теперь нам, жителям одного из немногих мини-государств, возможно, последних государств на этой планете. Но, как оказалось позже, нашему другу вообще на воздушную боевую технику везёт. Ещё через месяц после Т-50 на наш стадион приземлились два Ми-28, также ранее принадлежавшие белорусскому фронту.

  В общем, полностью вспоминать ту толкучку возле ГДК мне совершенно не хочется, но итоги той битвы подвести можно. Во время этого сражения Спортивному Соглашению пришлось распрощаться с 2-мя Як-141, ода сбили БТР, больше наш брат никакой техники не потерял. А вот ДУВ лишился ещё одного БТР-82А и танка, того самого, Т-90 (в основном в этом виноваты два вертолёта Ми-28, но и Яки тоже сыграли свою роль, а вот Т-50 мы вообще на бойню отправлять побоялись, уж слишком дороги машинки),  над которым уже поработали защитники государства Георгия Васильевича, то есть, моего дома. Поняв, что затраты не стоят того, ДУВ забросил бессмысленную мечту о захвате Спортивного Соглашения и согласился подписать унизительный мир. В итоге мы, если так можно выразиться, победили, получив при этом довольно большие запасы бензина, пищи, патронов и оружия, так сказать, в качестве оплаты грехов перед нашим людом. Но, к сожалению, все эти дары не в силах вернуть огромные потери людей поглощенных пятимесячной войной, начавшейся из-за целей и жадности сильных мира сего. Всего же во время этой огромной битвы двух держав забытого мира погибло 2000 человек, в этом числе были как ринувшиеся в бой люди, так и мирные граждане…

  – Эй, Сашка. Ты меня вообще слушаешь? – прорвался сквозь мои воспоминания голос Георгия.

  – А? А, да-да, конечно, – заторопился я.

  – Что, вспомнил свои боевые приключения тех пяти месяцев?

  – Чего? – не понял я.

  – Я спрашиваю: ты что, бои прошедшие не без твоего участия вспомнил? – наконец-то сообщил “нормальным”, хотя и с привкусом научности,  языком Гоша.

  – А, да нет. Это я так, задумался просто. А что вы там говорили?

  – Эх, да вот, понимаешь ли, хотел с тобой обсудить важные наружные дипломатические связи. Ведь, понимаешь, ДУВ теперь хочет с нами объединиться. Мол, прошлого правителя и, как выразились сами жители, диктатора свергли, а на его пост поставили молодого, пусть не опытного, но умного и амбициозного такого юнца. Должен сказать, мне этот парень сразу понравился, как только я его увидел.

  – Вы что, уже встречались с ним? – не поверил я.

  – Ну а как же, они сначала посыльную группу из пяти человек отправили. С весточкой, мол, так-то и так-то хотим с вами создать одно государство.

  – А зачем пяти человек-то посылать?

  – Сашка, ты чего, малой совсем что ли, ведь, сам знаешь, места боевых действий уже как год заброшены, так их опять мутанты заселили. Это вон во время войны как выйдет на одно сражение пару сотен людей да ещё с тяжелой техникой, вот тогда-то у этих мутафагов и аппетит сразу же пропадал. А сейчас… ладно, это уже другой разговор. Так вот. Я дал добро на съезд. Местом выбрали Спортивное Соглашение, ну, нам не на чем к ним ехать, у нас только воздух, а у них, как оказалось, ещё пару легковых автомобилей имеются. Они прикатили всей делегацией, ну и я небольшой совет собрал, поговорили, рассудили и разошлись с обещанием что мы, Спортивное Соглашение, подумаем.

  – И вы хотели со мной об этом поговорить? – усмехнулся я, после чего добавил: – Георгий Васильевич, вы же сами прекрасно знаете, я не силён в дипломатических или политических вопросах.

  – Да, Саша, знаю. Понимаешь, скучно мне совсем, побеседовать частенько не с кем, ну я и решил у тебя совета спросить, узнать, что думаешь об этой идеи, нравится тебе или нет. Но раз уж ты не хочешь, то ладно, давай сразу к делу… – Гоша, покряхтывая, грузно встал из-за стола. После чего прошёлся немного и сообщил. – Что ты убил беловержца, мы уже выяснили. Что это было трудно, мы тоже выяснили. Но как ты его убил, мы так и не узнали, голову ты его не принёс, а это очень дорогой товар.

  – Пришлось с ней распрощаться. Пусть мутант и был, ха, не в форме из-за огромного ожога третьей степени на левой части, но его сила всё равно была довольно большой. Поэтому ничего лучше как засунуть РГД-5 в глазницу, предварительно выколов оттуда глаз кстати, я придумать не смог, – поведал я свои боевые действия Георгию Васильевичу, после чего простецки посмотрел на него. У того же в глазах мелькало небольшое недоверие вперемешку с немалым удивлением.

  – Ну, Саня, смотри. Проверить правдоподобность твоего рассказа нам вряд ли удастся, но я, пока что, верю тебе и на слово, – произнёс мой собеседник и расплылся в улыбке. – Эх, ну что ж я могу сказать: молодец. Вот нам бы ещё Казака поймать, тогда было бы раздолье удалое, – мечтательным тоном посетовал тот.

  – Казака?! – изумился я. – Ну-ну, желаю удачи.

  – А чего ты так удивляешься? Вон, северный пост доложил, что удалось наконец-то обнаружить следы некого неизвестного зверя…

  – Ха, мало ли у нас всяких мутантов неизвестных, – прервал того я. – Да и вообще, с чего вы взяли что это был именно казак?

  – Так ведь за следами огромный тонкий след тянулся, как будто шашкой прочертили, – последнюю фразу мой собеседник сказал тише, заодно приближаясь ко мне.

  Последнее высказывание заставило меня задуматься, а мало ли. Не, в это просто невозможно поверить, найти след Казака, казалось нереальным, а тут на тебе.

  Про этого мутанта ходит много всяческих легенд и слухов, но самое ужасное в них, что более 70% всех поверий про этого монстра – правда. Первый раз он дал о себе знать семь месяцев назад. Той ночью хорошо вооруженный патруль как обычно отправлялся на первую смену наружного осмотра и защиты территории. Им можно было отходить от человеческого пристанища максимум на пятьдесят метров. Это была только первая смена и людям, вышедшим на неё, следовало продержаться до четырёх часов утра, после чего их сменит смена номер 2. Такой порядок соблюдался каждый раз, как только часы пробьют двенадцать, но тогда всё случилось по-другому.

  Уже было пять часов утра, а первая смена всё не возвращалась. Правительство не хотело отпускать вторую, пока не узнают что с первой. Прошёл ещё час, за ним ещё, охрану, на всякий случай, даже увеличили вдвое, что явно отражало волнение верхнего этажа населения. В таком нетерпении и загадочности пролетел ещё один час. Люди уже не могли сдержаться, но выходить было опасно, опасней, чем обычно. И вот, наконец, восемь часов. Это число мало что могло изменить в этой ситуации, ведь, сколько бы не было там времени, недруг явно не уберётся восвояси. Но всё равно этот час был нашим, это было наше начало дня, и вряд ли хоть кто-нибудь нам в этом мог помешать.

  Группу, численностью превосходившую патруль первой смены в два разы, отправили по маршруту собратьев. Но далеко ходить не пришлось. Посланник из группы прибежал через пару минут после отправления. Всех людей (Георгия Васильевича и ещё пару человек из “верховной рады”), кроме защитников Спортивного Соглашения, он позвал с собой со слоганом “нашли”.

  В двадцати метрах от блокпоста десять мужских тел лежали колонной в таком же порядке как они и ушли. Чьё тело кому принадлежало, узнать было невозможно, всё солдаты были обезглавлены. Причём посмотрев на их шею и увидев этот потрясающе ровный разрез, которым был вознаграждён каждый служивый, вышедший той ночью в первую смену. Десять разрезов десяти мужчин были идентичными до такой степени, что можно было подумать, что их головы взяли и срубили одним ударом огромной шашки. Но в таком случае возникает вопрос: как, ведь все они были разного роста, как неведомому существу это удалось. Эх, наверное, мы этого никогда не узнаем. Но и без этих неразгаданных хитростей в истории той ночи хватает загадок. Например, трупы были обнаружены в двадцати метрах от блокпоста, из которого выходила первая смена, но тогда почему на таком небольшом расстояние не было слышно ни каких криков, если они были вообще. Ещё настораживал и тот факт, что та ночь была тихой и ясной, в общем, не часто попадающейся, и видимость была предельно хорошей для ночного времени послевоенной эпохи. Плюс, периметр вокруг постоянно освещался мощным светом прожекторов и как утверждали вояки, оставшиеся на первой линии обороны, эти прожектора могли рассекать пространство вдаль вплоть до пятисот метров, если на пути нет ни каких значимых заграждений, и на то место, где утром были обнаружены трупы, свет огромной лампы падал ни раз и ни два, но ничего подозрительного там замечено или обнаружено не было. Так что же произошло?

  Тела было решено похоронить со всеми почестями, но вот сделать это целиком не вышло. Головы мужчин были унесены с собой неведомым нападавшим. Так же монстр, или кем же там является то существо, также ровно, как и головы, у всего отряда отрезал большие пальцы рук и ног, которые он тоже унёс с собой. Зачем же ему понадобились эти атрибуты человеческого тела совсем не ясно, как и многое другое из этой истории.

  Как я уже упомянул, головы были срублены, казалось, одним взмахом шашки, выполненным умелым казаком, так как именно этот народ больше преклонен к такому виду оружия. И, чтобы особо не париться, но всё же дать монстру хоть какое-то имя, для, так сказать, наибольшего взаимопонимания среди людей о ком идёт речь, служивые на блокпостах окрестили тварь казаком.

  После этого инцидента прошло ещё четыре месяца в неведении, что да как. Патрули с того момента не выпускались из-за боязни встретиться с казаком. 120 дней прошло с момента обезглавливания целого отряда, и людям уже изрядно поднадоело жаться в своих углах как крысы. И правительство всё же решило отправить пять смельчаков на первую ночную смену. Зря: никто из отправленных домой не вернулся.

 Их тела обнаружились, опять же, утром. В тех самых двадцати метрах от блокпоста. Снова обезглавленные и награжденные ровным, одинаковым у всех порезом. Но сейчас всё-таки нашлось одно отличие, на этот раз мутант забрал с собой не головы и большие пальца, а головы со ступнями и кистями. Получилось что-то вроде недоделанных кукол, которым мастер ещё не приделал головы, ступни обоих ног, и запястья обоих рук. С того момента больше не у одного человека даже мысли не возникало насчёт отправки патруля в ночную смену.

  – Ой, что-то не верится мне, что удастся вам Казака хотя бы заметить или увидеть, а о поимке я вообще не говорю. Но если вы всё же обнаружите это чудовище, то на меня можете даже не рассчитывать. Мне моя голова нужна, – совершенно серьезно сказал я, делая последнюю затяжку и кидая окурок в пепельницу. А я ведь даже не заметил, как скурил сигарету.

  – Эх, ладно, Саня, а я-то надеялся…

  – Чего вы наделись? Вы для начала хотя бы логово этого чудища найдите, а потом уже “надейтесь”, – резко прервал я Георгия. Через долю секунды я понял, что взболтнул лишнего. Но, честно говоря, этот разговор о казаке начал мне надоедать.

  – Ну, хорошо, – наконец вымолвил тот, после чего, исподлобья смотря на меня, добавил. – Я, наверное, так и поступлю.

  В его взгляде не было ни капли нерешимости. Можно даже сказать, он смотрел на меня свирепым взглядом хищника, умеющего убивать. Я автоматически поник, сейчас мне больше всего хотелось упасть под землю, растаять в этом стуле, всё что угодно, лишь бы не видеть глаз главного человека Спортивного Соглашения. Думаю, Гоше всё же не очень понравился мой дерзкий поступок. Да и то, что мой собеседник умеет убивать, я знал превосходно. Всё же, наверное, зря это я. Этот хорошо сложенный, пусть и не очень высокий, да ещё и пожилой, мужчина, выйдя он со мной один на один, скорее всего, одержал бы победу. В такое не очень верится, но это так.

  – Ну что ж, Александр, кажется мне, что время нашей беседы подходит к концу, – после затянувшейся паузы сказал Георгий Васильевич, наигранно глядя на свои наручные часы. Я присмотрелся… о, “СASIO” значит, вроде бы, японские, хорошие часики. А у них ещё, как я смог рассмотреть, четыре циферблата, один самый большой – время, а в нём три маленьких, для чего предназначены вторые, мне не известно. – Так что вот, как договаривались, всё по контракту.

  На стол упала не шибко толстая пачка белорусских рублей. Я взглянул на неё, подтянул к себе, взял в руки, показухи ради повернул деньги на 180 градусов, потом обратно, как бы оценивая, после чего спросил, уже зная ответ:

  – Все семьсот?

  – Все, даже, вроде бы, с подбавкой, уж слишком хорошо поработал, – ответил Гоша и улыбнулся.

  – И в каком размере прибавка?

  – Потом сам посчитаешь, я уже не помню. Ну а если нету, то извиняй, в таком случае с тебя и семьсот тысяч хватит, – сказал Георгий, садясь в кресло.

  – Да ладно. Не будет, я не обижусь, мне и того, что я заслужил, достаточно, – произнёс я, улыбнулся, встал из-за стола и уже был возле выхода, как услышал.

  – Ну-ну, ты вот только себя не обманывай…

  И тут, тревожным и диким, разрывающем тьму, тишь и старинную заплесневелость времени воем, раздалась сирена…

 

  Я выбежал из кабинета. Как только я попал в зал бара, меня сразу же подхватил массовый поток живых снующих в истерике тел.

  Странно, такая вещь как неожиданные нападения дело уже довольно не новое, да вот только люди до сих пор реагируют так же, как в первый раз. Видимо, к такому не привыкают.

  Кое-как пробравшись сквозь эту кутерьму, я побежал дальше. С одной стороны мне, человеку недавно вернувшемуся с задания, можно и не принимать в этом участие. Но на этот раз я всё же решил послушаться устава, в котором ясно сказано что все, кто хоть как-то умеет управляться с оружием, должен защищать Спортивное Соглашение. Вот я и бежал к выходу.

  Граждане, которые за это время так и не начали разговаривать с автоматом на “ты”, бежали в обратную сторону. При этом изрядно вопя, крича и, в общем, бесполезно сотрясая запрелый воздух этих  катакомб.

  И вот сквозь весь этот звуковой и физический фон я пытался добраться хотя бы до Германа. Там я смогу забрать своё оружие, а дольше уже как видно будет.

  Вокруг летали обрывки фраз, нечленораздельных высказываний, непонятное мычание и трёхэтажный мат. Что я делал в те моменты, я уже и не помню, наверное, мечтал, как доберусь до подземного охранника. И уж как я радовался, когда из-за угла показался знакомый вырез в стене.

  Омбала на месте не оказалась, но я на этом заострять внимание не стал.

  Живой поток уже стих и дальше можно было двигаться более-менее спокойно – хоть что-то радовало.

  Схватив автомат, я побежал дальше. Перед выходом прикрыл глаза, хоть это и не очень надо, снаружи и так вечно мрачно. Вынырнул наружу, быстро поднялся по лестнице, забежал за ближний угол и там уже опустился на землю, при этом открыв привыкшие глаза. А когда посмотрел наверх, то ужаснулся.

  И зачем я это сделал. Не знаю, наверное, потому, что автоматы оборонявшихся людей были нацелены именно в небеса. Вот я и поднял глаза кверху.

  За мгновение до этого, у меня возникла мысль об этом, но она отпала сама собой: было страшно хотя бы поверить, что они прилетели вновь. Но всё-таки это оказалось правдой.

  Лысые, полностью покрытые коричневой сухой кожей тела в метр длинной. Странные, полупрозрачные, треугольные крылья состоящие из натянутой между двумя костяными отростками кожи. Они были настолько тонкими, что сквозь них можно было увидеть даже белёсые проплешины в тучах или же сами кости, похожие на две торчащие из тела палки. А также сплюснутые рыла без намёка на клюв и глаза, только неровный, лишенный губ разрез рта, как будто нарисованный на овальной голове, время от времени отворяющийся в монотонном визге, венчал это жуткое лицо.

  Пассажир…

  Я так надеялся, что не увижу их ещё как минимум полгода, но, видать, Бог действительно покинул эту мёртвую землю, раз уж не исполняются даже те желания, от которых зависит жизнь.

  Кто их так назвал, я уже и не помню, просто пошло имя в народ, вот его и использовали. Просто так, люди любят сильно не напрягаться. Оно, вроде, обозначало что-то связанное с самолётами, однако ведь наименование “пассажир” так же связано и с автомобилями, и с лодками, и с остальным видом транспорта, которого уже почти не осталось. Но это не важно, главное, что имя привязалось.

  И теперь при его упоминании трепетали многие. Я в их числе.

  Странно, от кого могли пойти эти летучие существа, они не похожи абсолютно ни на кого из виданных мной в том, потерянном, мире птиц. Да и вообще жутко представить, как животное могло так измениться за четыре года, хотя это относится ко всем представителям новой фауны, поэтому я точно уверен, что здесь не обошлось без биологического оружия. Но сейчас не об этом…

  Подняв ствол автомата, я выпустил небольшую вереницу пуль. Особо я не целился, да это было и не обязательно, я и так знал что хотя бы одного, но я собью, и эта уверенность была связана отнюдь не с моим самолюбием и самообманом, что я хороший стрелок – хотя снайпер как-раз-таки из меня никудышный. На мою уверенность нашлись иные причины: почти не просветная туча коричневых тел надо мной. Ведь, казалось, мутант довольно небольшой, да и слабый – чтобы убить всего пары пуль хватает – однако он всё равно вгоняет в дрожь множество охотников, и всё это только по одной причине: количество пассажиров. Они никогда не летают в одиночку, и этим опасны.

  Рядом со мной упало небольшое тело – больше на этом месте и секунды задерживаться не стоит: у пассажиров нет глаз, нет носа, нет ничего кроме рта и маленьких ушей по бокам, которые выглядят как грибы паразиты, но именно с помощью этих самых паразитов мутанты и находят пищу. Когда особь ранят она устремляется к месту своего убийцы, при этом истошно вопя, открывая местоположение пищи остальным собратьям. Мы долго пытались понять, как действуют эти существа, пока не заметили такую странность. Им ведь все равно, сколько их погибнет, их постоянно растущее количество от этого не уменьшится.

  А вот людям совсем не всё равно. И умирать я пока не хотел, особенно в лапах этих бестий, смерть от которых ужасней самого кошмарного сна. Ни зубов, ни когтей у этих существ нет, они даже сгибать крылья не могут, единственное их оружие – это их рот. А если быть точнее – слюна. Напав на человека, они присасываются к любому участку его тела, будь оно открыто или запечатано в бронежилет. После этого их уже не оторвать. И тут-то начинается главное: пассажир выделяет некую слизь, которая растворяет всё, на что попадает: и кожу, и мясо, и кости. А вот то, что получается из растворённых вещей мутант и поглощает.

  Я, конечно, ни разу не испытывал на себе укус пассажира. Но лица и крики тех, кому повезло меньше, слышал не единожды и помню хорошо. Как-то раз на меня даже попала капля слюны полуптицы. Боль была просто ужасной: смогла, капля, прожечь кожу на моей кисти на два сантиметра вниз. И это всего лишь цветочки по сравнению с тем, что мне приходилось наблюдать у солдат, которым удалось отлепить от себя бестию. Они, в большинстве случаев, всё равно умирали, однако пару остались жить, но с огромными прожженными участками тела. Однажды видел, как парню пассажир сел на руку, тот успел его снять, однако мутант уже оставил о себе воспоминание: слюна разъела все связки, мышцы и кости в районе бицепса. Поэтому, в конце концов, он лежал на земле рядом с обрубленной по плечо рукой и дико орал от боли в оставшемся плече, где кровь до сих пор пузырилась от попавшей в неё суспензии неясной породы.

  Я перекатился в сторону и встал на одно колено. Только прочертив телом по земле, я понял, что одет в один лишь пуловер. Чёрт, это хреново.

  Спустя мгновение в то место, где я находился секунду назад, упало коричневое тело и впилось ртом в землю. Как я и ожидал. Резко подняв автомат и выпустив два патрона в мутанта, я посмотрел на след оставленный им в земле, самого пассажира отнесло инерцией от пуль чуть ли не за метр от меня. Как я и предполагал: даже почва взбучилась и пузырилась, превращаясь в бесформенную субстанция рвотного цвета.

  Выразив чувства гримасой неудовольствия, я отпрянул от ямы и побежал дальше к людям. Всё же рядом с ними как-то спокойнее, но и толпиться нельзя: с этим противником обязательно нужно иметь место для манёвра.

  Вышедших сражаться оказалось немного. Да то и понятно, против пассажиров мало кто рисковал выйти, даже бы я, если знал что тревога именно из-за них, вряд ли бы вышел наружу. Лучше уж под надёжным потолком.

  Но, если я уже здесь, то совесть мне просто-напросто не позволит уйти: надо же кому-то оборонять родное подземелье. Тем более если сейчас их не отогнать, то они поселятся на остатках многоэтажки, а тогда уже никому выйти не удастся, а долго ютиться в наших катакомбах мы не сможем.

  Поэтому другого выхода не остаётся: надо защищать.

  Сделав небольшой марш-бросок, я скрылся за стеной южного (ближнего к дому) ДОТа, находящегося на третьей линии обороны. В двух метрах от меня менял магазин неизвестный мне боец. Молодой, моложе меня, наверное. На первый взгляд он мне показался каким-то странным: красная безрукавка, бронепластин или  других броневых примочек я не заметил, под ней серый свитер с длинным воротником, штаны цвета хаки, сапоги на длинной шнуровке и наушники… среднего размера, как раз, чтобы уши закрывали. Марку не разглядел, времени не было. Да и вообще, кому в наше время нужны наушники? Этот вопрос меня интересовал больше всего, именно из-за этих раковин он мне и показался странным, наверное, поэтому я не решился начать разговор.

  Наконец закончив пичкать в “рожок” патроны и вставив его на место, он передёрнул затвор и выпустил небольшую очередь вверх, после чего резко откатился в сторону. Я сделал то же самое, только перекат выполнил в противоположном направлении. Больше этого парня я не видел.

  Рядом со мной внезапно упал мёртвый мутант. Отшатнувшись в сторону, я дождался его собрата и выпустил в промахнувшегося пассажира небольшую очередь. Странно, я здесь никого из наших не заметил, кто это уже успел… А хотя кто знает, разве в таком какофонии общего визга посмотришь по сторонам, только в небо.

  Вдруг справа, в метрах двадцати, раздался крик, но не мёртвого пассажира, а человеческий. Я обернулся и увидел одну из жертв этого страшного мутанта: мне не известный мужик лет тридцати пытался устоять на подгибающихся коленях и, при этом истошно крича, отдернуть присосавшегося пассажира от своей правой лопатки. Кто-то из ближних солдат быстро среагировал и точным выстрелом убрал врага от товарища. И тут я увидел оставшейся подарок: огромная дыра, диаметром почти в десять сантиметров и глубиной примерно вдвое меньше, наполненная остатками кости и пузырящимся мясом, чуть сбоку даже виднелась белёсая часть позвоночника.

  В тошнотворном порыве я отвернулся от душераздирающе орущего мужчины и прикрыл рот кулаком. Не дай Бог мне такого. Не знаю, наверное, вряд ли ему теперь чем поможешь: если слюна доберётся до лёгкого…

  Как такое могло произойти. Пассажиры нечасто налетают на Спортивное Соглашение, и уж точно не так неожиданно: перед каждым налётом обычно слышится утробный монотонный вой со стороны Брестской Крепости. Мы пару раз посылали туда разведывательные отряды, но не один не вернулся. И тогда забулдыги из бара просто выдвинули легенду, вошедшую в народ, будто у них, пассажиров, есть матка, не сами же они размножаются, которая, когда ей заблагорассудится, этим воем призывает своих бестий в атаку. Это, конечно, не подтверждено, – сейчас многое не подтверждено – но это самое нормальное объяснение из всех мною слышанных, хоть и придумано оно неведомо кем. Конечно же, никто не знает не о существовании этой матки, а уж тем более о том, как она выглядит, но мне, глядя на её отпрысков, как-то и не хочется этого знать.

  Выпустив в небо пару пуль, и дождавшись, пока на меня начнёт падать верещащее тело, я перекатился в сторону и посмотрел вверх. На меня летело ещё одно полумёртвое визжащее существо. Чертыхнувшись я резко перекатился дальше вбок, видать попал на недавно покинутое место ещё одного стрелка.

  В этот момент на мою прошлую позицию вниз головой упал пассажир. Прицелившись, я выстрелом убрал сосущую тварь с земли, после чего перевёл прицел на вторую бестию… но уже было поздно. Оторвавшись от почвы, она лежала на боку раскрытым ртом к живым собратьям. Я взглянул в сторону, откуда должны были произвести выстрел, и увидел там стоявшего на одном колене Васька, молодого парня из охраны на втором рубеже. Его взгляд был прикован к прицельной мушке, поэтому он меня явно не увидел, а посему и отвлекать его бессмысленным кивком в знак приветствия не стоит. Лучше потом, если выживем.

  Так, пока всё шло более-менее хорошо. Но загадывать рано.

  Я посмотрел вперёд, ага, если побегу дальше окажусь на второй линии охраны, а там людей и так много. Поэтому лучше остаться и веси бой здесь, так будет гораздо разумней.

  Пробежав до ближайшей стены и сев за ней, я попробовал вспомнить, сколько истратил патронов за прошедшие пару минут… штук десять. Следовательно, половина в обойме ещё точно осталась, а подсумок с остальными я и вовсе не снимал, а в нём ещё на один магазин хватит… или нет, чёрт, не помню. Ладно, это увидим тогда, когда действительно понадобится.

  Выполнив ещё пару похожих операций: очередь, отскок, выстрел. И поуклонявшись ещё от нескольких небесных сюрпризов, на одном из которых я чуть не попался, – хорошо, что успел отскочить, и слюна лишь немного прожгла сапог – я немного подустал. И тут, когда вновь стрелял вверх, у меня хрустнул палец правой руки, а за ним болью отозвался и второй.

  Да чтоб тебя, а я-то уже успел о них и забыть, видать сильно я их перенапряг. Хотя вообще странно, как они продержались до этого момента: ушиб я их сильно, а мазь нанёс только один раз, и то не так давно.

  Быстро перебравшись под стену здания я подождал пару минут, но боль никак не утихала. “Блин, хреново, и что же теперь делать? Возвращаться обратно? Но дотуда надо ещё дойти, а сделать это можно лишь с использованием огнестрельного оружия, а сейчас у меня это вряд ли выйдет. Хотя можно попробовать и без оружия добежать, но тогда меньше шансов выжить. Есть, конечно, мизерный, но всё-таки. Тут долго засиживаться уж точно не стоит,” – думал я, тря пальцы.

  И в этот момент со стороны первой линии в небо ударили знакомые столбы огня. Ну наконец-то, дождались. Теперь всё будет по-другому.

  Кустарный огнемёт почти не использовали (топливо дело строгое, его сейчас достаточно, но надо думать и о будущем, если оно наступит), только при атаке пассажиров, а так его всегда хранили в помещении рядом со стадионом, поэтому и требовалось время, пока его достанут и прикатят к точке. Это время мы и пытались продержаться и, по возможности, выжить. Нашей задачей было всего лишь немного отпугнуть незваных гостей, пока сюда направлялось главное оружие.

  Теперь же оно стояло в главном первом ДОТе и испускало в тёмные от тел мутантов небеса извивающиеся, всепоглощающие языки огня.

  Тут и до этого было далеко не тихо, а сейчас…

  Нахлынувший гвалт всеобщего визга слился в одну звуковую подушку, сквозь которую абсолютно не проходили остальные звуки. Не было слышно ни шипения огнемёта, ни ударов кучами падающих на землю тел.

  Зрелище пылающего неба устрашало… и завораживало. Горящие, но всё ещё летящие мутанты в одно время бросали в дрожь, и в тоже время выглядели так красиво и изящно, при этом напоминая пришедших откуда-то с далекого детства сказочных птиц – фениксов.

  Да вот только, в отличие от сказочных существ, эти не восстанут из пепла, и все мы  были этому безгранично рады.

  Вскоре оставшихся монстров в конец проняло происходящее и они, поняв неприятность положения, начали улетать обратно, к своей крепости. Теперь на недавнем поле боя остались только люди и пылающие останки мутированных бестий.

  Ну что ж, настало время зализывать раны…

***

  – И сколько примерно погибло? – спросил я у идущего мимо доктора.

  – Около сорока, – бегло ответил тот.

  “Многовато” – подумал я, продолжая сидеть у стены и разглядывать пробегающих мимо парней с носилками. Сам только что так бегал, после задолбался, теперь и отдыхаю. Я вообще ленивый, и слишком большая активность для меня не присуща. Если только дело касается моей жизни, но никак не чужой.

  На носилках лежали только раненые, мертвых оставляли на улице. Зачем их заносить в убежище, если потом всё равно придётся выносить обратно?

  Я попытался встать, и тут же сел обратно: нет, всё-таки слишком притомился, чтобы что-то делать. Лучше ещё отдохнуть…

  А всё-таки странно, ведь пассажиры напали, а привычного утробного воя не было. Непонятно.

  Эта мысль меня терзала уже давно, и когда я выносил раненых, то спросил у одного пограничника, Паши, слышали ли они знакомый гул. Он сказал что да, был, но на этот раз почему-то очень тихий. Значиться, что получается? Звук был, но необычный, не такой, как всегда. Что бы это значило…

  Ладно, я далеко не детектив, я не ищу тайн и опасностей. Я – охотник: я устраняю эту опасность. Поэтому меня это сильно волновать не должно.

  Наконец встав, я ещё раз выглянул на улицу. Почти никого, кроме охранников и мертвецов, которых солдаты ещё не выкинули за границу Спортивного Соглашения, так как не могли определить личность, не осталось. Догорающие тела мутантов так же решили не выбрасывать. Зачем? Они будут освещать двор почти до утра, чем плохо? А запах можно будет и перетерпеть. Всё-таки они хорошо помогли, когда искали мёртвых и раненых: уже давно солнце не показывается над облаками, поэтому здесь и днём темно. А ночью так и вовсе не видно ни зги, а горящие тела хорошо освещают округу. Почему бы этим не воспользоваться?

  Я развернулся и пошёл обратно.

  Мимо меня прошли пару женщин в сопровождении солдат – возможные родственники погибших. Все они плакали, да оно и понятно. Страшно представить, что они чувствуют в такие моменты. Да как-то и не хочется, зачем голову всяким бредом загружать. Хотя, конечно же, это бред для меня, для их же это совсем иное, нечто такое, что я вряд ли пойму. И слава Богу, не хочется представлять себя в подобной ситуации: когда тебя ведут на опознание возможно мёртвого родственника. Надеюсь, со мной такого никогда не будет, по крайней мере, пока такого не случалось. У меня нет родных, ну, то есть, есть, но они остались в Минске, и хочется верить, что с ними всё хорошо. Я и верю.

  Здесь же у меня нет никого. И это хорошо, надо быть готовым всегда расстаться с прошлым, а что поможет сделать это лучше, как только не отсутствие этого самого прошлого. Не быть ничем обременённым – вот что я считаю лучшим в жизни. В конце концов, живём один раз и в каждое мгновение можем умереть, так зачем же тратить настоящее на призрачное будущее и уже бесполезное прошлое? На мой взгляд, это абсолютно неразумно и странно. Надо жить моментом. Как-то раз я даже слышал одну хорошую фразу, толком я её не помню, поэтому точно сказать не смогу, но суть её я помню отлично: мечтая о будущем, будь готов умереть в любую секунду.

  И это правильно…

***

  – Э-эй, Сашка, вставай, – послышался голос откуда-то из далека.

  Открыв слипшиеся во сне глаза, я не сразу разобрал над собой силуэт Георгия Васильевича. Как только стало понятно, кто склонился надо мной, я вскочил со своего продавленного матраца как ошпаренный.

  – Ге-ге-георгий Василич, что-что случилось? – засуетился я, пытаясь напялить лежавшие в углу штаны. С просони это не очень хорошо получалось.

  – Сань, не суетись, – посоветовал Гоша и добавил: – Дело есть.

  – Какое ещё дело? – не понял я.

  Со штанами я, наконец, справился, так что сейчас я сидел на  полу, с носками в руке, и прищуренными глазами смотрел на главу Спортивного Соглашения.

  – Ты оденься сначала, а о деле по дороге расскажу.

***

  – Так что за дело? – поинтересовался я, когда мы вышли из моей комнаты.

  Странно, сейчас мы двигались по коридору, обычно наполненному людьми, но в данный момент тут не было никого, абсолютно. “Он что меня, в середине ночи всколотил? – подумалось мне. – Похоже на то”.

  – Ну, в общем, тут такой бред произошел, – неохотно начал Гоша. – Даже не знаю, как и сказать. Ну, короче, если дословно, то пришёл некий тип в чёрном балахоне, сказал что он странник и уже два года путешествует по умершей Беларуси, имя своё, кстати, так и не сказал.

  – Оба-на, а он ещё чего не наплёл?

  – Вот, кстати, самое интересное: сказал, что знает нашу проблему в лице пассажиров и знает, как её устранить.

  – Что?!

  – Вот-вот, сказал, что если уничтожить их сердце, а именно матку…

  На этом моменте я всколыхнулся:

  – Так, стоп, подождите, какая на хрен матка… э-это всего лишь слухи!

  – А вот он говорит, что нет. Говорит, что видел рядом с памятником безымянному солдату, ну помнишь тот, здоровый такой… бесформенную, огромную серо-коричневую гору мяса с множеством отростков и щупалец. А под ней лежало просто громадное количество каких-то белесых шаров.

  – Это он так сказал? – скептически спросил я.

  – Ага. И ещё что он, мол, видел, как из одного из этих шаров вылезло существо, в точности напоминающее наших летунов… Ох, что-то не сильно мне верится этому типчику.

  Я усмехнулся. Странный какой-то парень, этот странник.

  – А он недавнее нападение объяснить как-нибудь смог? Да и вообще, как он путешествует, да его сожрут за каждым углом, будь он хоть весь оружием обвешан. Врёт он, точно тебе говорю.

  Гоша немного подумал и ответил:

  – На счёт первого, сказал, что это он виноват, слишком близко подошёл, еле убежал. А вот второе, дело-то в том, что у него с собой абсолютно ничего, кроме узелка с едой и самодельной трости, нету, – я покосился на Георгия. – Я в это тоже не поверил, пока сам его не обыскал, а когда удостоверился, послал гонца на первый пост, и там сказали, что да, этот мужик через них проходил, и выходил из тумана, то есть из далека. Следовательно, минимум метров двадцать ему без пушки точно ковылять пришлось, а это уже смертельно опасно. Но это ещё не всё, я окончательно в осадок пал, когда он мне про ДУФ и недавно найденное убежище рассказал, – мои глаза и вовсе округлились. – Причём так досконально, всё упомянул. Хотя кроме нас об них никто не знает. А потом ещё  добавил, что на улице Янки Купалы, ну помнишь, там, где гостиницы.. там тоже поселение, причём больше нашего.

  – Ого… – только и смог выговорить я.

  – Вот-вот, сказал, что пока что в Бресте, по его подсчётам, выжило больше людей, чем где-либо, кроме Минска. Там чуть ли не в пять раз больше жить остались.

  – Ничего себе, он что, еще где-то был?!

  – Да, в Гродно и Витебске был, ну и в областях конечно.

  – И что же там?! – нетерпеливо потребовал я, чуть приостановившись.

  – А ничего, города почти полностью разрушены, там больше никто не живёт. А в областях. Ну, насколько я понял, так, некие племена есть, малочисленные конечно, и не все нормальные, есть и с катушек съехавшие. Этот путешественник говорит, что, может, тысячи три людей и наберётся с обоих областей, но не больше… хотя, что это я тебе всё рассказываю, сейчас его сам увидишь, вот и спросишь.

  Мы прошли в бар, тут тоже никого не было, только бармен тихо сопел под стойкой. И тут я опомнился:

  – Так, погоди, а я-то вам зачем?!

  Гоша остановился и немного призадумался, после чего, цокнув языком и ударив себя ладонью по лбу, при этом сказав что-то типа “точно”, посмотрел на меня.

  – Он же нам сделку предложил: он поможет нам избавиться от пассажиров, а мы ему провизии на дорогу целый рюкзак.

  Гоша снова вышел вперёд.

  – И как же он это собирается сделать? – с насмешкой спросил я.

  – Говроит, что, мол, если убить их матку, то сами разлетятся. Это ведь пресловутый рой, смыслом жизни которого является их предводитель. И если лишить их этого смысла, то всё…

  Я немного подождал. В конце концов, не выдержал:

  – Что всё?

  – Ну.. всё. Проблема сама собой разрешится.

  – Ого. И как же мы к ним подберёмся, оттуда ещё не один наш отряд не возвращался.

  – Но этот же вернулся. Сказал, знает специальную дорогу, по которой даже таким как мы идти не сильно опасно.

  – Что-то мне не верится, что он там вообще был. Да и что это значит, “таким как мы”?

  – Откуда я знаю, вот сам его сейчас и спросишь. Тут дело в другом: выдвинули предложение собрать отряд лучших наших охотников и послать его как раз в логово. Командиром выбрали тебя…

  – Так стоп, а кто сказал, что я соглашусь?! – ошалело спросил я: это когда уже вместо меня другие решать начали?

  – Ээх, мужик, да тебе за такую работу комнату в четырнадцать квадратов, о которой ты мечтаешь, даром отдадут, – я остыл и призадумался. – Я о другом толкую, мне вообще эта идея не нравится, кто знает, что найдёт на этих лётчиков после того, как они матки лишаться. Мало ли, вдруг они полетят всё крушить в округе, а мы первые на пути стоим. Я такой расклад рассказал, но “верхние” только посмеялись и дальше своё гнуть. Ой-ой-ой, чувствую, как власть над Соглашением теряю, нехорошо это. Они, ну, Рада наша, сами ничего сделать не смогут, только поддакивать умеют. А решения важные принимать – никак.

  Я посмотрел на Георгия Васильевича. А ведь действительно, последнее время под себя всё “Верховная Рада” подмяла. Ну, в конце-то концов, их там семеро, а Гоша один. Ему с ними со всеми точно не справится. Да вот только худо будет, если они полностью власть захватят. Всё-таки одна умная голова лучше, чем семь дурных.

  Мы уже подходили к двери, как из-за неё послышалось:

  – … и как же ты через всю Беларусь пешком? У тебя даже какого пистолета нет, тебя бы уже мутанты давно с потрохами сожрали.

  И тут раздался размеренный, утробный, но громкий голос, наполненный неслыханного мною спокойствия:

  – А я их природу понимаю, а значит: я их понимаю. Причём куда больше, чем вы. Вот они меня и не трогают, за своего считают. А вот летуны ваши, агрессивные слишком, даже на меня накинулись. Таких соседей лучше не иметь.

  Гоша приоткрыл дверь и пустил меня вперёд. Я вошёл.

  – Ого, Саша, а мы уже заждались, – сказал сидящий за столом Андрей Никодимович, один из Верховной Рады. – Вот познакомься, эт…

  – Ух ты, – неожиданно оборвал “верхнего” незнакомец. – Парень, слушай, а по батьке тебя как кличут?

  – Ар-ар-аркадьевич, − запинаясь, ответил я на странный и абсолютно несуразный вопрос.

  – Оба-на.. какие же у тебя корни интересно, а то у меня в Минске друг остался, начстанций Могилёвской и Автозаводской, так его Аркадий зовут. У него ещё фамилия такая странная, Косневечьский. Ха, так ты на него точь-в-точь похож, только высушенный будто…

  Дальше я уже не слушал. Я стоял и осоловело смотрел в центр комнаты, при этом понимая, что Георгий Васильевич сейчас точно так же смотрит на меня, ведь только он один в этой комнате, не включая меня, знал мою фамилию.

 

  – Са-ань! Санька! Санёк постой! – выскочив из кабинета, я быстрым шагом шёл к своей комнате, за спиной пытался угнаться Гоша.

  Сейчас я его не слушал. Что он кричал, меня в данный момент волновало меньше всего. Теперь я знал главное, – мой отец жив, а значит и мать, скорее всего, тоже – и меня ничто больше не тревожило. Теперь я знал, что здесь меня ничто не держит.

  Вот так вот, взял и решил. Мгновенно, резко, не обдумывая. Я знал, куда отправлюсь в ближайшие часы. Меня не заботило, что со мной произойдёт, я не задумывался об опасностях, о том, что в новом мире и сотню метров пройти сложно. Нет, сейчас я об этом просто забыл.

  Я буквально влетел в комнату, вытащил свой самый большой рюкзак и начал собирать вещи.

  – Сань, – на пороге появился мой преследователь. Схватившись за бок, он немного постоял, опёршись об стену, сглотнул, после чего продолжил: – Сань, только не говори мне, что собрался сделать то, о чём я думаю.

  Я промолчал.

  – Э-э, ты меня вообще слышишь? Я тебе что говорю?!

  – А что я, по-твоему, собрался сделать? – глухо выпалил я.

  – Ха, выйти за пределы Спортивного Соглашения на довольно приличное время.

  – О-о, а вот тут ты…

  – Чё хочешь сказать?! До Минска дойти собрался?! Да я даже этот вариант в оборот не принимаю! Ты хоть представляешь, что тебя ждёт за полсотни метров от убежища.. а за сто.. а за двести? А дальше продолжать бесполезно, потому что дальше ты уж точно не уйдёшь. Ты это хотя бы понимаешь?!

  – Но ваш же клиент как-то ушёл! – резко встав и развернувшись к Гоше, выкрикнул я.

  – И ты ему веришь?!

  – Мою фамилию от балды он точно бы назвать не смог!

  – Да он сумасшедший, такой что угодно брякнуть сможет!

  – Пусть так, но я ему верю, – я сел обратно и продолжил собирать портфель.

  – Ха, ну прекрасно, просто прелесть! И что ты, рванёш в северо-восточном направлении, толком даже ничего не обдумав?

  Я снова промолчал. А ведь правда, надо ведь придумать маршрут, всё спланировать… нет, стоп. Чем больше я буду думать об этом, тем больше буду понимать опасность данного пути, и, в конечном счёте, могу не отправиться вовсе, пресловуто забоявшись. Поэтому нет. Надо действовать решительно, не думая. Но ведь на дорогу тоже уйдёт не один день, и всё это время я не думать не смогу. Так. Ладно, главное начать, всё остальное – потом.

  Я сглотнул.

  – Что ж, добро, Сань, поступай, как знаешь. Но я бы отсюда сломя голову не валил, хоть здесь уже и осточертело до изнеможения, – голос Гоши послышался от входа.

  – Так пошли со мной, – просто на автомате сказал я, даже не подумав… хотя, я сейчас как раз и не думал.

  Я услышал, как Гоша чуть приостановился у порога. Немного постоял, потом всё же ступил дальше и ушёл. Вот так, даже не попрощавшись. Что ж, может, так даже лучше.

  Копаясь в вещах, которых было не слишком уж и много, я разлаживал, что в рюкзак, что по карманам. Так, мою немногочисленную верхнюю одежду – одни штаны, спортивные, ещё один пуловер, на сей раз чёрный, на мне же был серый, свитер с большим горлом, незаменимая зимой вещь, и пара маек, все с недлинным рукавом, а одна даже с капюшоном, – я всю сложил в рюкзак, про себя вспоминая, где что раздобыл. Половина была моей: майки, штаны, даже те, что на мне, и свитер. Пуловеры и мастерку я приобрёл во время временного затишья, до сих пор об этих покупках ни разу не жалел.

  Я присел и снял сапоги, надо было осмотреть их перед выходом. Хорошая обувь и, естественно, единственная. Высокая шнуровка, дополнительные заклёпки по бокам, пятка подкована, нос тоже изнутри укреплён жестью – всё это постарались местные умельцы, ну и немного я… В общем, всё как надо. Быстро осмотрев, я надел их обратно.

  Теперь настало время нижних принадлежностей. Одних трусов, вторые сейчас были на хозяине, двух пар носков, всего их три, но одна сами знайте где, а из оставшихся двух одни обычные, а другие теплые – не заменимая вещь в холод, трико – в зиму просто никуда без них, и майки безрукавки, чаще всего тоже нужна зимой. Их я также поместил в портфель. Он у меня был тоже не малый, походный, крепкий. Добротный, в общем.

  Ну, всё, его вроде бы наполнил. Остался ещё один карман, но он для провизии, это уже при выходе.

  Я открыл верхнюю полочку тумбочки – единственной мебели в моей комнате. Забрал две пачки сигарет “VIP”, взял зажигалку “ZIPPO” –  ещё в войну на трупе нашёл, до сих пор служит, в ней всего 22 детали, поэтому при поломке, если что, сам чиню, последнее время проблема только с газом. Еще вернул на правое запястье свои часы “OMAX” – это уже подарок отца, и также отлично служат уже сколько лет, я вообще правша, но часы на левой носить не могу. Остался только разряженный МР3, его я тоже схватил с собой, не знаю даже, зачем. Я его уже где-то месяц не заряжал: зарядки нету, посеял где-то, да и вообще мутное это дело. Нет, конечно, у нас это можно устроить, но надо деньги платить, а я тратиться на мелочь не хочу.

  После этого из-под матраса я достал небольшую сумку на лямке. Без этого я не обхожусь нигде и никогда. Ага, две гранаты РПГ, семь полных “рожков” для АК, два из которых с бронебойными патронами, точильный камень для тесака, и дополнительный прицел с прибором ночного видения, мне его ещё выдали во время войны, так он у меня и остался. Да, это был мой подсумок с боеприпасами. Куда я без него? И в нём, вроде как, всё на месте.

  Всё, наверное точно всё, а если и нет, то значит и не нужно.

  Ещё раз оглядев свою комнату: помещение в три на три метра, дополнительно вырытое из земли как множество ему подобных, из предметов только тумбочка и старый продавленный матрац.

  Эх, я всё же ухожу отсюда. А как же моя мечта, я ведь до сиз пор… Так, стоп, что за мысли, всё, хватит думать о подобном, пора выходить.

  Быстро развернувшись, я зашагал по направлению к выходу.

  Так, план действий такой: сначала заскочить в местное денежное хранилище и забрать все свои сбережения, после забежать в бар и растратить там добрую половину на амуницию. Оставшиеся деньги оставлю при себе, мало ли, вдруг понадобится.

  Я взглянул на часы. Ага, через тридцать минут всё открывается, но, думаю, Наташа уже в хранилище. Она и есть та, кто раздаёт гражданам их сбережения или заработную плату.

  Резко свернув на право, я вошёл в небольшой кулуар чьи стены были обвешаны множеством почтовых ящиков, найденных в домах, в них, ящиках, и хранились деньги. Посреди помещения стоял стол, за ним складывала бумаги девушка, примерно моего возраста, даже чуть младше, миловидная, с хорошей грудью, около второго с половиной размера, и неплохим характером. Её и звали Наташа.

  – Мне нужны деньги, срочно, – с порога сказал я.

  Девушка испугалась столь неожиданного вторжения, посмотрела на меня удивлённо, после чего, чуть расслабившись и улыбнувшись, произнесла:

  – Саш, а поздороваться никак? Да и мы только через…

  – Я сказал срочно.

  Знаю, грубо перебивать девушку, особенно ту, которая к тебе хорошо относится, но я торопился, и времени было очень мало. Она посмотрела ещё раз, сейчас её глаза были округлены до предела.

  – Но…

  – Наташ… – посмотрев на неё в упор, сказал я, и это сработало: девушка, шмыгнув носом, полезла вниз за моим счётом.

  – Сколько тебе? – чуть ли не плача спросила она.

  – Всё, – она притормозила. – Всё, что есть, – повторил я.

  Она подняла на меня покрасневшие удивлённые глаза.

  – Саш.. ч-что случи…

  – Я тороплюсь Наташа, у меня правда нет времени, я потом тебе всё объясню, – нагло наврал я.

  Я никогда толком не задумывался, как она ко мне относиться – невесту себе я собирался искать чуть позже. Но что-то было такое в её ко мне отношении.

  Наташа наклонилась, взяла большую связку ключей, отыскала 34 номер, и, не переставая растерянно смотреть на меня, передала его мне.

  Я схватил ключ, подошёл к своему ящику, открыл его и начал сгребать все своё немалое по нынешним меркам добро в открытый рюкзак. После того, как двадцать с лишним миллионов оказались внутри, я застегнул молнию, закрыл ящик и вернул ключ.

  – Саш, может, расскажешь… – прилетело мне в спину, когда я был уже у порога.

  Я вздохнул и тихо. Но так, чтобы ей было слышно, сказал:

  – Нет, прости. И.. прощай, – и сразу вышел.

  Не знаю, может, это и послышалось как-то слишком мыльно и заурядно, но на тот момент у меня действительно не было других слов на уме.

  Выйдя, я свернул к бару. Он ещё тоже не открылся, но бармен Коля уже должен был проснуться и ждать первых клиентов. По плану ими должен был оказаться я. Вообще бар, это у нас не только место где можно выпить и закусить. Нет. Это одна главная, вечно пульсирующая жилка нашего селения. Там не только отдыхали люди, в нём производились самые важные договора и продажи. Как среди обычного народа, так и среди шишек повыше.

  Ворвавшись в немалое помещение, я с порога крикнул:

  – Колян, нужна амуниция!

  Как я и думал, бармен бодрствовал. Он размеренно повернулся ко мне, особо не торопясь, что в нём меня и напрягало: он почти никогда не торопился, всегда делал всё как бы… тормозя. А мне сейчас такое было ни к чему.

  – Зачем такая спешка, Саня? – улыбнувшись, спросил он. Глаза его были полуоткрытыми, из-за чего всегда казалось, что он находится под действием какого-то наркотического препарата.

  – Говорю, нужна амуниция, и всё! У тебя есть какой бронежилет добротный под рукой?

  – Ого, бессмертный Александр решил купить надежную защиту… С чего бы? – говорил он медленно, из-за чего ещё сильнее выводил меня из себя.

  – Да чтоб тебя.. ты чё, меня не понял?!

  – Э-э, ладно-ладно, не кипятись, щас принесу… – замахав руками, будто пытаясь отстраниться, заверил он. – Вот, – через пару секунд сказал он, в руках у него был бронежилет явно отечественного, или и вовсе кустарного, производства, хотя второе навряд ли, тут пока таким мало промышляют, – бронежилет серии “Забрало”. Давно у меня лежит. Вещь хорошая, русская. Состоит из грудной и спинной секции, на плече соединены ворсовыми застёжками, а на поясе ременно-пряжечным соединением… можно регулировать. Тут много примочек. Так что сам разберёшься, скажу только, что оснащен быстросменяемыми органо-керамическими.. или стальными.. а может всё вместе.. черт, в общем, не помню…

  – Да давай ты шустрей! Понял я всё, давай его сюда! – не выдержал я.

  – Бронепанелями “Гранит-4”… для тебя же стараюсь, дурень, а ты не ценишь… Ладно, хрен с тобой, – Коля, наконец, передал мне бронекостюм. – Под твой рост вроде подходит, ну а если что отрегулируешь.. я же говорил как…

  – Ага. Так, сколько я те должен?

  – Семь.

  Мои глаза округлились бы в другой ситуации, но сейчас руки действовали быстрее мозга: я быстро отсчитал нужную сумму, после чего, положив ещё немного наверх, сказал:

  – А на эти десять пачек патронов 5х45, ещё пять бронебойных, потом доложишь семь гранат Ф-1. Ещё присобачь самый мощный из всех твоих фонарей и плюс батареек к нему пачек десять. На оставшиеся провизию, но такую, чтоб долго держалась.

  Бармен с интересом взглянул на меня.

  – Ого, кажется, наш горячо любимый Александр куда-то собирается, да и, кажись, так, что его ещё долго в моём баре видно не будет. Не поделится ли он со мной путём своего путешествия… хотя, какая мне разница. Я тебе ещё пять пачек “VIP” десятки догружу, а то уверен я, что долго ты без них не протянешь… хотя, с наружи ты вообще долго не протянешь, хаха.

  Коля, чуть посмеиваясь, ушёл за товаром, а я остался стоять у самодельной стойки. А ведь он верно говорит. На что я надеюсь? Мне и пары сотен метров не пройти: я один, пусть и в хорошей экипировке, у меня точно на весь путь не хватит ни патронов, ни провизии, да и вообще, бесконечное число опасностей не позволит мне сделать задуманное… Так, стоп! Что за мысли, прекратить немедленно!

  Я ударил себя по лбу и постучал по вискам, чтобы отогнать не нужные идеи. В этот момент вернулся бармен.

  − Чё это ты тут делаешь… − начал он, но я, не дослушав, быстро сгрёб всё в портфель и подсумок и покинул такое большое, но сейчас такое тесное для меня помещение.

  Так, надо сваливать отсюда, причём поскорее. Ведь чем больше я нахожусь здесь, тем меньше шансов того, что я всё-таки уйду отсюда. Но ведь если посмотреть правде в глаза: на что я уповаю? До Минска километров двести по прямой, а умереть я могу на любых двадцати метрах. До столицы мне точно не добраться… Всё! Всё! Хватит, я сказал! Не думай, просто верь в себя! Если не попробуешь сейчас, то не попробуешь никогда, но зато всю жизнь будешь себя корить, что не воспользовался попыткой. Поэтому лучше умереть, пытаясь, нежели жить, сожалея.

  Я подошёл к пункту сдачи оружия. Сейчас здесь был чуть меньший, чем Герман, здоровяк Гена. Он оставался тут за старшего в ночную смену.

  − Мне автомат АКС-74 и тесак “BOLO”, ты сам знаешь, что они мои, так что доказывать ничё не надо, − сразу сказал я, подойдя к небольшому аппендиксу.

  − А куда это ты намылился, Саш? − вопросительно посмотрел на меня Гена.

  − Далеко и на долго, давай быстрее, я реально спешу.

  Он лениво полез за снаряжением, при этом бормоча что-то типа: “не сдрасте, не до свидания… нехороший ты человек”. Но я на это сильно внимания не обращал, мне действительно надо было поскорее покинуть это место.

  Как только мои вещи попали мне в руки, я сразу рванул дальше, на прощанье только махнув рукой.

  Вахтёрши не было, сейчас всю работу выполнял Гена, следовательно, не было и не нужной смазливой ерунды с отговорками для тёти Поли.

  Выйдя на улицу, я сразу посмотрел в вечно темное, а сейчас и вовсе чёрное, небо. Мне жуть как хотелось обернуться назад, но не хотел потрошить все воспоминания связанные с этим местом, да и вообще, как я уже говорил, я тот человек, который всегда готов расстаться с прошлым. Я так думаю, теперь настал момент, чтобы действительно это проверить.

  Не мешкая больше ни секунды, я двинулся дальше.

  На линиях обороны я не мог видеть лиц солдат, но спиной чувствовал их непонятные и ошарашенные взгляды. Но почему-то меня никто не пытался остановить. Странно, или им уже известно…

  Вот и первая линия. Света почти не было, мы включаем прожекторы только во время опасности. Только кое-где реденько горели свечи или небольшие костерки, а так же чуть флюоресцировал вечный туман, который ночью чуть рассеивался. И этого света вполне хватало, чтобы распознать фигуру высокого человека, стоящего посреди ДОТов, ко мне лицом.

  Анатолий.

  Пётр обычно дежурил днём, а он хранил порядок ночью.

  И сейчас он стоял на моём пути, повесив голову и явно чего-то ожидая.

  Я прищурился. Подал немного вбок, он за мной не последовал.

  Когда до него оставалось около пяти метров, Анатолий поднял голову и устремил рассеянный взгляд куда-то вдаль.

  − Нехорошо поступаешь, Санька, − сказал он, когда я проходил мимо него.

  − Никого, кроме меня, это не касается, − ответил я, не сбавляя темп.

  Так и  попрощались, и, скорее всего, так было правильно.

***

  Так, а вот теперь следует приготовиться.

  Отойдя на десять метров от блокпоста, я настроился морально и физически на любую атаку с какой-либо стороны.

  Вроде и немного прошёл, а уже как-то не по себе. В уши как будто затычки вставили, тьма окутала с головы до пят, даже свет от фонарика не пробивается. Оставляет свой бледно жёлтый свет примерно в полуметре от меня. А ведь фонарик-то довольно мощный, я такие ещё ни разу не носил, длинный и тяжелый, как скалка…

  Вдруг слева послышался приглушённый шорох.

  Повинуясь инстинктам, я в тот же момент упал навзничь. Нечто пронеслось надо мной со свистом, но я особо не обратил на это внимание. Вместо этого я перехватил автомат  в одну руку и, находясь в положении лёжа, резко двинул прикладом в то место, где, предположительно, находились ноги атакующего. Где точно они были, я видеть не мог: фонарик упал в метре от меня и светил в другую сторону.

  Я явно не попал, хотя приклад за что-то зацепился, но это вряд ли были ноги противника, скорее какой камень.

  Рванув вверх, я сел на одно колено и уже хотел броситься с места, но тут сбоку снова послышался знакомый свист и я вновь упал на землю. Только теперь лицом к небу. Это и позволило увидеть мне нечто блеснувшее в полной тьме в сантиметрах десяти от меня.

  Я это действительно увидел или мне только показалось? А кто его знает, но лично я считаю, что я действительно видел нечто, пока неясное никому.

  Хорошо, что я не успел подумать и лёг плашмя. Этот некто явно целил в ноги, останься я в полуприсяде, ничем хорошим для меня это бы не кончилось.

  Спустя мгновение я, извернувшись, встал в полный рост. В спине, от резкого движения, что-то хрустнуло, но я не обратил внимания. Подняв автомат, который до сих пор я держал в одной руке, я пустил немалую очередь в предполагаемое место нахождения моего противника. В общем, выстрелил наугад.

  Через секунду оружие повело в сторону, и я бросился бежать. По пути нагнувшись и подняв фонарик, всё делал на бегу, поэтому чуть не упал. Выругавшись, я бросился дальше.

  Только спустя полминуты я остановился: бежать было невозможно, везде рытвины, грязь, а на мне комбез да и ещё много чего, да и я сам никогда не отличался добрым здоровьем, плюс и лёгкие не слишком хороши, уже долго думаю бросить курить, но никак. Так что притормозить я был просто вынужден, ибо двигаться дальше в подобном темпе пресловуто не мог.

  И только сейчас я осознал, что со мной произошло. Не может быть! Да нет, это просто ерунда какая-то. Неужели я действительно только что смылся от Казака, вот так, не потеряв ни одной конечности, да и ещё, вполне возможно, смог сделать что-то ему. Да нет, бред какой-то. А может быть…

  Я повернулся назад, и в этот момент сильно заломило спину. Чёрт, а я ведь даже не обратил внимания. А ведь это может сильно ухудшить дальнейшее путешествие, в конце концов, не размятая заранее спина может досаждать и сильно болеть очень долго. А такое мне не нужно.

  Ну ладно, посмотрим, что будет дальше.

  Отойдя от шока, я двинулся на блеклый свет фонарика, слабо освещающего грязь под моими ногами.

  Спустя пару метров слева вновь послышался шорох. Упав на землю, я начал ждать пока что-то просвистит надо мной, но ничего не произошло. И вдруг отчётливо послышался приближающийся рык с утробным завыванием.

  Резко вскочив, я выпустил небольшую очередь на звук. Всё смолкло.

  Через мгновение шорох повторился, но никто приближаться не стал. Потом ещё, на этот раз я, рефлекторно, посветил в сторону звука. Но вместо какого-либо существа увидел лишь бледное пятно света в полуметре от себя. Блин, а это не очень хорошо.

  Когда там солнце поднимется, тогда хоть немного светлее станет. Вообще, оно уже встало давным-давно, но из-за бесконечных туч до часов десяти земля ни на йоту не освещается. Так солнце не видно никогда, понятно только, что оно освещает облака, и этот свет немного перетекает и к нам, волочащим своё бесполезное существование выжившим.

  Я посветил на подведённую к лицу руку с часами. Ого, полдесятого, и как только время так летит. Ну, хоть что-то радует, скоро хоть немного посветлеет, а то так ведь не видно ни зги.

  Шорох повторился, на этот раз справа. Спустя секунду похожий донёсся слева, только теперь этот был более громкий, да и ещё приправленный тихим завыванием. Наглеют, уверенней себя чувствуют, в клешни берут. Кто бы это ни был.

  Сердце застучало быстрее, ноги начали подрагивать. Чёрт, а ведь что делать? Их не видно, но они меня видят, а может, чуют. Я один, а их явно несколько. Они  знают, где я, а где они только чёрту известно. Это ой как не хорошо, ведь реально сейчас помереть могу. Я не очень сильно дорожу своей жизнью, но сейчас ой как подыхать не хочется. Особенно так: в полной тьме, не известно от кого, не пройдя даже сотню метров от базы. А может и пройдя, я сейчас не обращал на это внимание. Но умирать-то всё равно не хочется, поэтому надо что-то делать.

  А что делать? Надо думать, да вот только не возможно: страх заполняет мозг, мешая рационально мыслить. Надо успокоиться. Но на ходу это точно не получится, а останавливаться нельзя − сразу накинутся…

  Ээх, ну где же ты, свет?

  А он был уж точно не здесь.

  Каждый шаг давался всё труднее. Хотелось остановиться и, оглашая округу яростным воплем вперемешку с матами, выпустить оставшуюся обойму при этом разворачиваясь на 360 градусов. Всё-таки это лучше, чем идти на дрожащих ногах, окружённый звуковым фоном из шуршания, воя и всплеска воды в редких лужах, при этом каждое мгновение бояться незаметного движения сбоку и зубов в твоей глотке.

  Когда я вышел из своих раздумий, то заметил, что тьма впереди чуть потускнела, и луч фонаря прошёл уже на метр вперёд. И вот это меня обрадовало.

  Зато моих гостей это наоборот огорчило.

  Рык с шипением стал громче, завывать мутанты тоже начали смелее. Нехорошо это.

  Появление первой фигуры с левого боку не заставило себя ждать. Моментально среагировав, я наотмашь ударил фонарём. Небольшое, изогнутое в полёте, поблёскивающее своей лысой с язвами шкурой тело отлетело назад.

  Я поудобней перехватил автомат правой рукой и приготовился. Следующий клиент долго во тьме не прятался: снизу у правой ноги послышался приглушённый рык. Я отпрыгнул, рефлекторно посветив в ту сторону, моим глазам открылась большая, полностью лишённая растительности голова, раззявленная пасть с неровным строем чёрных зубов и часть немалого тела, также полностью лысого и усеянного огромным количеством гнойных подтёков и фурункулов. Быстро надавив на курок, я выпустил твари в голову большую часть оставшихся патронов.

  Когда я повернулся обратно, то заметил: чернильный мрак рассеялся ещё больше. Теперь почва под ногами рассматривалась и без помощи фонарика.

  Но меня заинтересовало ещё кое-что: что же я только что видел?!

  Небольшое тело, и крупное тело… Да нет, не может быть. Я, конечно, не успел разглядеть, но малое существо, своим изгибом и шипением мне сильно напомнило обыкновенную кошку. А вот крупный мутант чем-то смахивал на собаку.

  Ого, а ведь это, скорее всего они и есть. В общем-то, не сильно они изменились в этих радиоактивных джунглях. Вообще странно, что некоторые звери изменились до не узнаваемости, а некоторые просто полысели, а есть которые и вовсе ничуть не поменялись: в Спортивном Соглашении полно простых собак и кошек, в конце концов, животные тоже хотят жить, а на крайний случай они же и питательное мясо.

  Нет, тут точно биологическое оружие свою лепту внесло.

  Пока стало видно окружающее на два метра вокруг, я отбился ещё от пары атак. На этот раз прыгали только коты, собаки пока бездействовали.

  Вскоре моему взгляду открылись и сами преследующие. Безволосые тела гнойного цвета, полностью покрытые множественными нарывами, изуродованные морды, у некоторых повытекало по одному глазу, немногие лишены обоих, почти у всех также отсутствовал хвост.

  Охохох, что же с ними сотворил мирный атом? Аж смотреть жутко.

  Я шёл и только и успевал, что в страхе вертеть головой в разные стороны крепко сжимая автомат. Мне сильно хотелось рвануть с места и побежать, но что-то подсказывало мне, что так будет только хуже. Однако нервы и так уже были на пределе, поэтому я просто не выдержал − резко впечатавшись переступающей ногой в грязь, я опрометью кинулся вперёд.

  И тут же пожалел об этом: сзади сразу же послышался яростный лай с шипением.

  Набегу я развернулся и дал очередь наобум, будучи точно уверенным, что не попаду. Перед моим лицом мелькнул малый силуэт, и я как можно быстрее отпрянул в сторону. Вскоре подобное повторился, но теперь это была собака, и я успел ответить очередью. Однако про гостя, который остался сзади я позабыл…

  Нечто сильно ударило в спину и я, потеряв равновесие, полетел вниз. Поняв, что со мной произошло, я, не вставая, нацелил оружие на надвигающуюся толпу мутантов и вдавил курок до самого предела. Длинная очередь рубанула по переднему ряду, выкосив почти всех особей. Но дальше пойти помешала отдача: АК повело в сторону.

  Извернувшись и ударив прикладом по восседающему на мне лысому коту, я вскочил и, уже стоя, снова выстрелил по приближающимся мутантам. Так бы могло продолжаться, однако магазин, видать, не поддержал мою идею: выплюнув пару пуль, автомат смолк.

  А лысые бестии всё приближались и приближались. Вот одна из псин прыгнула вперёд. Времени на перезарядку нет, так что я выдернул тесак и налету ударил лезвием покалеченную радиацией собаку. Она, завыв, отскочила вбок, но на смену ей тут же пришла кошка, после ещё одна, и ещё, потом снова собака… а дальше я просто не видел: на меня прыгали все, одной кучной волной давили меня, пытаясь поглотить. Но я только отступал назад, быстро махая огромным ножом.

  Вырубив с десяток мутантов, я понял, что дальше в таком темпе не протяну. Дыхание сбилось, ноги дрожали, ладони вспотели. Конечно, через перчатки этого не ощущалось, но некий подсознательный дискомфорт всё равно имел место быть.

  И только я отвлекся как какое-то существо, или собака, или кот, точно не разглядел, прыгнула на меня справа. “BOLO” вылетел из руки, меня пошатнуло и повело в сторону. Хозяева бетонных джунглей не заставили себя ждать: сразу две собаки наскочили на меня и повалили наземь.

  Я барахтался в грязи, закрывая лицо руками и пытаясь подняться. Но на меня наваливалось всё большее количество мутированной массы. Этот поток всё-таки поглотил меня: десятки зубов вонзались мне в руки и туловище, по ногам пока только били, царапая, мощные лапы.

  Мне уже казалось что всё, доигрался я со своим героизмом и решительностью, как вдруг откуда-то из далека послышались громоподобные выстрелы пулемёта.

  Слой мутантов с меня смело как рукой, оставшиеся бросились в рассыпную. Часть кинулась в сторону дороги, и вот им не повезло больше остальных.

  Я услышал звук работающего мощного двигателя, после чего завизжали тормоза и добрую половину бросившихся к дороге существ смело снегозаборником некой машины.

  Я перевёл взгляд чуть ниже, чтобы увидеть колеса: здоровые шины, чуть ли мне не по бедро, обитые немалыми цепями. Потом приподнял глаза и увидел возвышающийся надо мной огромный кузов невиданного ранее мне автомобиля. Насколько я помню, такие машины называли пикапами, но я не знал, что они могут быть настолько большие.

  Вдруг из переднего окна, со стороны водителя, высунулась улыбающаяся голова Георгия Васильевича. Он подмигнул мне и сказал:

  − Ух ты, целых полкилометра прошёл, не ожидал. Да ещё и в одиночку. Да ты только что установил неприкосновенный рекорд, да вот только всё равно чуть не помер. Собственно, как я и ожидал… Чё смотришь на меня, как на Папу Римского? Садись давай, подбросим…

 

  Как-то странно.

  Вроде и реальность, а чувство, будто всё не наяву.

  Я сидел на переднем сиденье пассажира, слева сидел Гоша. Позади Антон, тот самый молодой человек с наушниками, я был очень удивлён, увидев его здесь, меня с ним познакомил, конечно, Георгий, при этом добавив, что Антон один из лучших охотников Спортивного Соглашения… был, одним из лучших. Рядом с парнем сидел здоровяк Максим, он тоже был наёмником, но кроме этого состоял и в постоянном оборонительном составе (назвать армией полсотни наряженных мужиков – язык не повернётся). В кузове огромного пикапа, за пулемётом, расположился Пётр, его появление здесь меня тоже потрясло неслабо.

  Салон автомобиля я не попортил: перед тем как войти, мне дали полотенце чтобы обтереть броне-комбинезон. Конечно же оно, полотенце, было небольшим, однако уже по одному его наличию я понял, что запасы вещеё и провизии у них имеются, притом, видать, немалые.

  Я повернулся к Гоше.

  – И что это всё значит?

  – То есть? – не понял он.

  – Ну, вот это вот всё…

  Он посидел пару секунд, потом, встрепенувшись и сказав что-то вроде “а”, объяснил:

  – Мы направляемся в Минск.

  Я не мог поверить услышанному. Я не был и не рад, и не огорчён этим заявлением. В моей душе витали тысячи эмоций, и в то же время ни одной.

  – Надоело сидеть здесь как крысам, Саня, – сказал Гоша. – Вот мы и рванули. Ты же мне предложил с тобой двинуть, ну вот, а я ещё пару ребят пригласил. Ты ведь не против? Уверен, было бы больше времени – больше бы народу поехало, да вот только машина всего одна, да и сроки поджимали. Так собрал самых доверенных лиц и за тобой. А ты молодец, о как далеко забрался. Я-то думал, что всё долго собирались, опоздали. Ан нет, ты живучий чертяка оказался.

  – Странно было ожидать чего-то другого от человека убившего беловежца, – вдруг подал голос Максим.

  Я обернулся, он вольготно сидел на заднем сиденье и с улыбкой смотрел на меня. Его челюсти постоянно двигались, из-за чего я сделал вывод, что он точно что-то жевал. Но что? Неужто жвачка, но я не видел их уже около года, хотя они ещё явно остались. Когда наши взгляды встретились, он бодро подмигнул. Оба, этот парень мне уже нравится!

  Я перевёл взгляд на тихо сидящего в углу и смотрящего в окно Антона. Сейчас наушники были надеты на их должное место,  а сам хозяин слушал музыку. Интересно, что он слушает, хотя, какая разница. Внезапно он резко перевёл взгляд на меня, и я встретился с холодными, наполненными некой потаенной злобы, глазами.

  Я резко повернулся. Не, у этого парня взгляд потяжелее, нежели у меня будет.

  Да и вообще, странный он какой-то. Такой молодой, больше восемнадцати не дашь, а уже один из лучших охотников. Да и как он может быть одним из лучших, если я о нём ни разу даже не слышал. Откуда вообще взялся. Да ещё и с наушниками ходит, музыку слушает, как раздолбай малолетний. И с чего слушает, с плеера, небось, какого, а для него же зарядка нужна, так он еще, наверное, и на эту дребедень столь важное электричество тратит. Вот идиот. В общем, не нравится мне этот Антон, ой как не нравится.

  – И вы что, со мной до самого Минска? – спросил я, просто так, для галочки.

  – Ага, – ответил водитель. – Правда, путь не малый будет, ох какой не малый.

  – Что так? – насторожился я.

  – А то, что дороги нынче нехорошие. Не безопасно сейчас на них, – снаружи застучал пулемёт. Выпустил пару тройку пуль и смолк. За лобовым стеклом я ничего не заметил, должно быть нападали сбоку. – О как Петька хорошо работает! Вот видишь, как дела в городе обстоят, а представь что на трассах творится… Тут-то и оно. Мне, в общем, этот странник самый безопасный путь показал. Правда, он длинный очень, но на нём есть хоть какой-то шанс выжить. Короче, я потом тебе всё расскажу.

  – Ого, а что, на том, не безопасном, пути, нету шанса выжить? – иронично спросил я.

  – Почему же, есть. Но не для такой малой группы, как мы. Для нас и на данной нам дороге мало шансов. Но, думаю, в таком танке, как у Гоши, мы вряд ли пропадём, – вдруг встрял сзади Максим, явно более осведомленный чем я.

  Вокруг клубился туман, небо затянуто хмурыми тучами, а сознание мглой. Откуда не возьмись всё время слышались некие вздохи, вой, неясные нашёптывания – что придавало ещё больше жути сложившейся картине. Сейчас всем нужно было хоть как-то приободриться, чтобы эта атмосфера не затянула тебя с головой в свою пучину безнадёги. А то подобные случаи известны, когда человек, просто побывав снаружи, сходил с ума.

  Хм, а ведь Макс правильно сказал: “танк”. Я, правда, до сих пор не узнал, как называется этот монстр, но то, что над машиной изрядно поработали – было видно. Рифлёные листы железа по бокам, явно увеличенные стекольные рамы, в которые вставлены более толстые, противоударные, стёкла. Когда я лежал на земле, то смог заметить так же прикрытое листом металла днище. Но самым главным был, конечно же, снегозаборник. Угольный заборщик, установленный на переднем бампере автомобиля. Должен признаться, машина выглядит довольно устрашающе, но… откуда она?

  – Эмм, Георгий Васильевич… Можно вопрос? – неловко ведь и спросить.

  – Ха, во-первых: ты уже задал вопрос. Во-вторых: какой Георгий Васильевич? Мы теперь в одной лодке, поэтому можно просто Гоша. А теперь: что ты хотел узнать?

  – Ну, Гоша, мне просто стало интересно, ведь, сколько я помню Спортивное Соглашение, у нас никогда не было в числе вооружения автомашин. А тут бах, именно на подобном мы сейчас движемся, – снова снаружи послышались выстрелы, – откуда это взялось?

  Гоша взглянул на салонное зеркало заднего вида, усмехнулся, и сказал:

  – Так это не Спортивного Соглашения. Это – моё.

  Я чуть не понял, хотя вру, я всё понял, но сначала не поверил, поэтому глупо переспросил:

  – То есть, как это?

  – Ну, вот так. Я же до Войны предпринимателем был, доход немалый имел. Правда, с семьёй дела нехорошие были, ибо я днём и ночью на работе пропадал, так что обзавестись потомством не успел, однако материальные богатства – были. И, причём, очень даже неплохие: дом двухэтажный, собственная фирма, гараж, и, вот, добротный автомобиль, – он похлопал по приборной панели. – А потом, когда вся эта кутерьма с бомбами началась, я на ней и рванул. Правда, куда рвать – я не знал. Поэтому ехал туда, куда людей больше идёт, так и приехал к нашей многоэтажке. А чтобы никому о моём “Форде”, – ага, так значит это “Форд”, – известно не стало, я его под трибуны стадиона загнал. Ну, так он там и стоял, а я ещё год назад ему обгрейд делать начал. А уже через полгода и закончил, превратив его в это. Я-то сам уже давно свалить хочу, да вот только никак нормального повода не было, а тут на тебе. Грех таким не воспользоваться.

  Гоша замолчал. Я обдумал всё им сказанное, и уже собирался задать ещё один вопрос, как Макс меня опередил:

  – Так если он всё время под трибунами стоял, что мы его раньше не видели. Или ты переставил куда?

  – Ха,  а вы разве смотрите, под трибуны-то? Тем более там ещё брезент накрыт был, я думал, наоборот, внимание привлечёт, ан нет.

  – И как это чудо вообще называется? – на этот раз поинтересовался я.

  – Пикап “Форд” Раптор. Там на прицепе полное название, ты потом как-нибудь взгляни,  а то я уж и не помню, – вдруг на дорогу выскочило некое непонятное полулысое существо, похожее и на крысы и на кошку одновременно.

  Я даже не успел среагировать, Гоша, наверное, даже спустя полсекунды не понял, что перед нами что-то есть. Макс, скорее всего, не видел, Пётр тоже не заметил. А вот Антон поступил так, как я бы вряд ли смог. Он, делая всё неимоверно быстро и точно, открыл рывком окно, при этом беря автомат с коврика, высунулся по пояс наружу и выпусти малую очередь в приближающуюся тварь…

  Только спустя десять секунд я понял, что произошло. Этот молокосос только что изрешетил мутанта две секунды ранее выскочившего неоткуда… я не мог в это поверить! Он делал это так, будто был в этой машине не раз и не два, а десятки, сотни раз! Всё чётко и быстро, никакой ошибки!

  Я повернул голову и ошарашено посмотрел на него. Нет, это просто нереально, кто он вообще такой?!

  – И зачем ты это сделал, всё равно бы сбили? Нечего зря патроны тратить, – посетовал Гоша.

  – Извиняюсь, рефлекс, – глухо сказал Антон, надел наушники, закрыл окно, и снова прибился к стеклу.

  Отпустило меня только через полминуты.

  Ух, ни хрена себе… ну даёт.

  – Что ж у тебя такие рефлексы? Зашуганный что ли? – то ли в шутку, то ли всерьёз, – интонация у него почти всегда как раз была серьезной, и этот момент не был исключением, – спросил Гоша.

  Антон не отреагировал.

  – Он музыку слушает, – пояснил Максим.

  – Да знаю я, лучше ему это не слышать, а то я потом утром могу не проснуться, – я взглянул на Георгия. Странно он это сказал, с каким-то уважением и робостью в голосе.

  Неужели этот малолетка так знаменит и опасен, что его даже бывший глава Соглашения побаивается? В общем, мне это ещё предстоит узнать.

  Я взглянул на часы, уже полдень. Посмотрел в окно, погода сегодня была утруждающая, она всегда такая, но сегодня, будто серости больше, аж знобит, даже в авто. Интересно, как там Пётр, не сошёл с ума ещё. Хотя он привык, глава дозора как-никак. Да-а, куда делся тот волшебный потрясающий своей красотой и величием мир, вроде, не так давно он ещё жил, дышал, его наполняли радостные люди, в нём кипела жизнь, летали самолёты, плыли корабли, ездили автомобили… А теперь? А теперь ничего этого не осталось, люди стали полуживыми мрачными созданиями, самолёты упали наземь, корабли и лотки потонули, а автомашины стоят на дорогах, закрывая своими ещё целыми кабинами нам путь. Мы вечно елозили рядом с внедорожниками, легковушками, седанами и т.к. В некоторых до сих пор находились полуистлевшие останки их хозяев. Раскрытые в немом крике рты мужчин, женщин и детей (что было самым страшным), наводили ужас и непроизвольно заставляли отвернуться. Поэтому я пытался меньше смотреть в окно, слишком нехорошая картина виднелась мне там.

  – И какой у нас путь? – решил разрядить обстановку я.

  – Длинный, – незамедлительно вставил Макс с заднего сиденья.

  – Ха-ха, верно сказано. Ехать будем долго, поэтому весь путь сразу говорить тебе не буду, скажу только, что сначала выруливаем на трассу Р83. Если понимаешь о чём я, то думаю, что уже догадался: едем мы не напрямик. Придётся ехать в обход: через Гродненскую и Витебскую области – так более-менее безопасно. В города не заезжать, хотя, как сказал странник, там есть пару или покинутых, или кое-как безопасных, но оно всё на карте. А я её не помню, поэтому, когда остановимся, проверю ещё раз.

  Справа показалось инородное движение. Пулемёт загрохотал мгновенно.

  – Как видишь, собрались мы основательно, – продолжил Георгий. – В кузове есть всё, и еда на полнедели, и горючее, и, самое важное, 20 литров воды, на всякий случай в салоне, на заднем сиденье, ещё 10, – я обернулся удостовериться. Действительно, под ногами Макса стояла десятилитровая пластмассовая канистра. – Боезапас тоже там. Кузов-то большой, почему бы не забить? – как бы ни у кого не интересуясь, спросил Гоша и подмигнул мне. – Патронов, и обычных, и броневых, гранат, там и РГН, и РГО, в общем – всего, хватит надолго, и с избытком… надеюсь.

  Я взглянул на Георгия Васильевича, а ведь мы-то и вправду не в какую-то прогулку идём. Мы будем ехать до Минска по вымершей Беларусии… Чёрт,  и о чём я думал? Хотя, я ведь ни о чём не думал, просто шёл. Чуть к своей смерти не пришёл…

  Да, только сейчас, сидя в машине с четырьмя мужиками умеющими держать автомат не хуже меня, я понимаю, какую глупость чуть не совершил. Вот придурок, я бы один точно и километра не прошёл… эх, тупая башка.

  Ладно, это в прошлом, теперь всё будет по-другому.

  – А вот и Р83 парни, – вдруг бодро (до этого он говорил однотипно, хоть и с небольшой ухмылкой), сообщил Гоша. – Начинается наше путешествие! Пора прощаться с Брестом…

 

  – Так, парни, короче, сейчас мы находимся здесь, – Гоша ткнул пальцем в карту на серую продольную линию с надписью Р83. Это и была трасса, на которую мы недавно въехали. Должен сказать, я ожидал увидеть что-то получше, хотя, растрескавшийся асфальт, брошенные автомобили, серая растительность по краям дороги, а так же сгнившая опавшая листва посредине, которую почти и не видно из-за тумана – это то, что я должен увидеть, а именно реальность. – После нам надо будет свернуть вот сюда, – его палец плавно перешёл на трассы Р85. – По ней проехать Пружаны, как сказал странник, они безлюдные, и дальше двигаться до Ружан. Потом объясню оставшееся. Всё ясно?

  Все четверо кивнули. Сейчас в машине находились все, включая Петра. Сначала мы думали объяснять план снаружи, но Георгий пояснил: тут уже не город, и радиационный фон возрастает, так надо быть осторожней и как можно меньше бывать не внутри машины. Но потом добавил, что на этом участке пути ещё более-менее, когда будет и вовсе плохо – он предупредит.

  – Погоди Гоша. Если участок оранжевым цветом помечен – это же, вроде, значит, что тут с чем-то немалые проблемы есть? Ведь так? – задал вопрос Максим.

  – Макс, тебе же объясняли, этот старик, который с приветом ещё, – начал Петя. Как только он закончил эту фразу, я услышал слабый голос Антона: “По-моему, он нормальней всех нас тут будет”. Но, видимо, кроме меня этого никто не заметил, –  он же сказал, что зелёным будет помечать безопасные пути, оранжевым – не слишком опасные, и красным – где надо быть предельно осторожным.

  – Ха, я-то знаю, но есть же люди, которые не в курсе, – Макс, всё так же орудуя челюстями, покосился на меня.

  – Ну, так я как раз собирался растолковать, – сообщил Гоша. – Всегда ты, Максим, вперёд батьки лезешь. Ну, раз уж уже начали, то вот ещё одно: Санёк, ты ведь тоже будешь вахту нести. Как ты понял, на оранжевых участках всё частично плохо, и чтобы понять, в какую сторону это “частично” клонит, наш гость, когда готовил эту карту, рядом с цветом оставлял буквы “З” или “Р”. Думаю, что значит “Р” ты уже понял, а вот “З” – это Звери. Наш уникум решил так назвать мутантов, ибо принципиально отказывается называть их как подобает, говорит, что именно этим он от нас, людей, и отличается. В общем, странный тип, но за карту ему спасибо.

  Гоша сложил немалый лист с распечатанной Беларусью и положил в бардачок. Перед тем как он это сделал, я успел взглянуть на неё последний раз и прочесть букву “Р” на нашем участке. Следовательно, радиация.

  – Ну что ж мужики, все остаются в машине, так как здесь мутафагов не много, прорвёмся, – задорно сказал водитель и опустил ручник.

  – А что если этот незнакомец просто решил нас нагнуть? – подозрительно спросил Макс.

  – Всё равно прорвёмся, – ответил Пётр.

  – Ха-ха, это правильно, – отпуская сцепление и вдавливая газ, сказал Гоша.

***

  – Вот Снёк, вот скажи мне, вроде умный парень, а ведь не всё ты продумал, - неожиданно сзади сказал Петя.

  – Ты о чём? – не понял я.

  – Я о, гхм, – откашлялся он, –хотя бы, легчайшем средстве радиационной защиты – противогазе.

  Сначала я озадаченно взглянул назад, а потом меня осенило. Увидев просветление в моих глазах, Пётр лишь усмехнулся.

  А действительно, как я мог о таком забыть. Это же самое простое и самое важное, что должно быть у человека, бродящего по выжженной ядерным пламенем земле. А я забыл, нет, я даже и не думал о нем, хотя в тот момент я ни о чём не думал. Но всё равно, как так можно, как я мог?!

  – А он просто подсознательно понимал, что далеко не уйдёт. Вот его разум и не затрагивал эту деталь, – вдруг вымолвил Макс.

  – Ха, а что, это мысль, – поддержал Гоша. – Только зачем он тогда столько магазинов да гранат понакупал?

  – Так если денег много, почему бы, действуя даже только на физическом уровне, не потратить их все? – послышался мерный голос Антона.

  Я, да и все остальные, вопросительно уставились на него.

  – Что? У меня переход между песнями был, вот я и услышал разговор, решил поддержать, – сказал он и повернулся обратно к окну.

  В этот раз я впервые за всё время уловил в его глазах нечто человеческое, нечто живое.

  – А ведь пацан прав, Саша чисто на рефлексах всё это купил, хотя и понимал своим, гха-ха, – на этот раз он кашлянул и усмехнулся одновременно, получилось нечто непонятное, вообще откашливался он частенько и обычно делал это в середине разговора: наклонял вдруг голову, будто пряча взгляд, и, быстро кашлянув в кулак, возвращался к теме, – в тот момент отодвинутым на задний план, сознанием, что ему это всё равно не пригодится, – завершил идею Пётр.

  – Мне просто представился шанс, и я решил им воспользоваться, не понимая, что и как надо для этого делать, – скупо оправдался я, понимая, что это не сработает. Все, кроме меня и Антона, лишь немного усмехнулись. – Я надеюсь, вы-то об этом позаботились…

  – Ну, мы не ты, мы головой думали, а не местом, являющимся главным собирателем приключений... – сарказм я уловил. – Взяли мы и респираторы, и пять штук ГП-5, и изолирующий ИП-5, правда один, но он нам больше не понадобится. И патронов штук под двадцать.

  Должен признаться, я мало что понял.

  – Ээх, фильтрующе-поглощающих коробок, ну, гхм, набалдашников этих, – только после этого я понял, о чём он.

  Я хотелось было спросить о каком-то “ип”, как водитель тут же добавил: “Со шлангом такой”.

  Всё, теперь всё было ясно. Да уж, и куда я один собирался…

  Глядя на не приветствующий пейзаж снаружи, я слышал мелкие смешки сзади меня, но мне от них не было обидно, нет, наоборот, как-то даже лучше становилось на душе.

  Ехали мы медленно. Дорога была полна ещё целыми остовами автомобилей, поэтому часто приходилось их объезжать. Реже попадались уже немного подгнившие или совсем небольшие автомобили типа “Ока” или “Жигулей”, на них мы не обращали внимания, с такими разбирался угольный снегозаборник, расталкивавший подобные автомашины по сторонам.

  На счёт живности вроде странник правду сказал: пока ни одного достойного мутанта видно не было. Изредка на дорогу выскакивали непонятные мелкие существа. Они или одумывались и ускакивали дальше, или попадали на под обитые цепями колёса, или и вовсе погибали под давлением заборника. В общем, ехали более-менее спокойно.

  Вдруг Пётр спросил:

  – Погоди, Гоша, гхм, а у нас есть чем радионуклиды с машины смывать?

  – Да, химраствор взяли, не волнуйся. На пару раз должно хватить.

  – А, ну тогда отлично.

  И всё. Разговор завершился. В салоне вновь повисло задумчивое молчание. Все думали о своём, в том числе и я.

  Тут я расслышал, как сзади рвётся что-то, похожее на фольгу. Обернувшись, я увидел Петю сидящего с конфетой-сосулькой в руке и с вожделением смотрящего на него. Вдруг его взгляд переметнулся на меня. Пару секунд неосознанности, после поспешный перевод стрелок на Максима, мол, у него.

  – Ха, тоже хочешь, – как бы констатируя очевидное сказал Макс.

  – Оу, нет, нет, спасибо, я не хочу, – разочаровал я его, но мне сейчас действительно не хотелось ничего сладкого. Меня больше интересовало другое: - Откуда они у тебя?

  – Ага, тебе скажи, должны же быть у меня свои секреты. Я с детства фанат леденцов, вот я их где могу, там и собираю – у меня их уже отнюдь немало, – сказав это, он мне почему-то подмигнул. Он, конечно, позитивный человек, но даже его глаза были наполнены некой грустью, что чуть обесцвечивало первоначально сложившуюся картинку.

  Я, чуть улыбнувшись, отвернулся. И вновь стало тихо.

  За окном плыл всё тот же серый пейзаж. Знаете, обычно в такие моменты, смотря на подобное, на ум приходят только мысли о человеческой глупости, пропавшей цивилизации, убитой природе и потерянном мире. Но об этом уже столько было мыслей, доводов, подведённых тобой же итогов и почти раскрытых, опять тобой же, истин, что всё это просто наскучило и надоело. Ты и так понимаешь, что сейчас ничего не вернешь, как бы ни хотелось, может у человечества и есть шанс, но этот шанс будет превращаться в прошлое постепенно, с течением времени. Но в один миг ты ничего не сможешь сделать, как бы ни хотел и ни старался. Это физически невозможно… хотя, с одной стороны возможно всё…

  Эх, так и запутаться недолго, ладно, в общем, в данный момент думать об уничтоженной Земле мне не хотелось.

  – О, парни, а вот и Пружаны, – неожиданно сказал Гоша.

  Действительно, по бокам начали двигаться дома, двух-, трехэтажные. Кое-где были даже и по пять этажей. Пару раз мелькнули лишённые пары букв вывески магазинов и банков.

  Город был небольшой и пустой, полностью. Пусть в окнах квартир ещё присутствовали стёкла и кое-как сохранились рамы, но всё равно это не спасало город от видимости его полной заброшенности, всё равно это выглядело жутко.

  – Тут только перекати-поле не хватает, – вставил взволнованным голосом Макс, и сзади послышался приглушенный, не скрывающий натянутости нервов, смешок Петра.

  Я обернулся, взглянул на парней и с ужасом посмотрел на Антона. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, никаких. Когда все сидели словно на нагретой плите, он сидел и спокойно смотрел в окно. Чёрт, да что же он за парень-то такой.

  – А вот это хреново, – я повернулся на голос водителя и обомлел, увидев выбегающую справа, из-за угла ближнего здания, стаю полуживых собак и кошек.

  – На газ дави! – перевалившись через переднее сиденье, истерично крикнул Макс.

  Гоша так и поступил. Джип взревел и рванулся с места. Георгий выкрутил руль, и машина заехала на обочину – по ней было двигать легче.

  Разлагающиеся тела били об кузов машины со страшной силой, но ничего не могли сделать людям находящимся внутри. Несколько раз “Форд” подскочил на попавшихся под колёса телах, но это мало замедлило ход, так что вырваться нам удалось.

  Когда табличка с зачёркнутым названием городка оказалась позади, собственно как и поредевшая стая, все вздохнули с облегчением.

  – Сашка, дай-ка карту взглянуть, – попросил Гоша.

  Я вынул из бардачка здоровый сложенный лист бумаги, нашёл приблизительное место нашего расположения и показал водителю.

  – Ух ты… Рано вздохнули, парни, сейчас тут, если верить страннику, такое начаться должно, – присвистнул Георгий.

  Я вопросительно посмотрел на него. Сзади донеслось быстрое откашливание и взволнованный голос Петра:

  – Что такое?

  – Дорога отмечена красным. Я даже помню, как меня об этом тот мужик предупреждал. Живности здесь не будет, но ментальная угроза – огромна, так что никто наружу не вылезает. И лучше подальше от окон держаться… эй, Антон, он меня слышал?… скажите ему кто-нибудь, – вдруг сзади послышалось: “а, что такое?”. Видать, кто-то заставил листомана снять наушники. – Я тут только что специально для тебе информацию выдавал. Своим лбом от стекла отлепись, и сиди спокойно, как все. А то мозги набекрень вывернутся… Хотя у тебя и так в голове хрен пойми что творится. Так что так люди, скоро подъедем к Ружанам, но в них заезжать не будем – там не ведомо что происходит. Свернём на Р50, по ней долго не проедем, там, как мне сказали, впереди мост обвален, поэтому съехать надо будет на Р44. Едем до Волковыска, но к нему, так же, как и к Мостам, не приближаемся. Но самое главное – всё это время мы все сидим тихо в машине, никто даже носа высовывать не должен. Всё ясно?

   Послышалось унылое “да” и Гоша, не говоря больше ни слова, повернул руль объезжая очередной грузовик.

***

  Ружаны я так и не рассмотрел, но мне и несильно хотелось. На полпути стала сильно болеть голова, начало звенеть в ушах и немного подташнивать. Не к добру это.

  На этом участке дорога будто изначально была вымершей. Создавалось впечатление, что по ней не ездили уже лет десять, нет, даже двадцать. Потрескавшийся асфальт, пробивающаяся кое-где сквозь небольшие расщелины вялая растительность и, самое главное, ни одной машины. Вообще всё пустует. Даже когда свернули на другую трассу, ничего не изменилось. Наоборот, стали слышатся некие звуки, если пытаться к ним прислушаться, можно разобрать почти знакомые бессвязные слова. “Почти” потому, что ты понимал, что такое слово есть, но не мог вспомнить ни его значения, ни как оно пишется, а через секунду забывал.

  Вокруг по-прежнему клубился туман. Время от времени из него выплывали неясные, не полностью вычерченные образы, из-за чего складывалось впечатление нереальности происходящего. Ведь вполне возможно, что там ничего не было, а тебе просто показалось, поэтому ты старался быть внимательней и цеплялся за каждую мелочь в этом тумане. И даже когда казалось, что ты нечто заметил, всё равно это было настолько неясно, что снова складывалось чувство обычного обмана зрения.

  Все сидели тихо, поэтому и я решил своих страхов и догадок не выдавать, а то ещё засмеют.

  В голове слышалось разное, иногда это был детский смех, иногда плачь, бывало, что меня кто-то звал, а может и не меня, а мне просто показалось. Иногда и вовсе перед глазами появлялись образы из прошлого, иногда даже из не моего, или я просто не помнил… Сначала они были в голове, будто перед глазами, потом медленно “отходили” дальше и в конце концов казалось что все действия разворачивались на дороге, после образы тонули в тумане и кричали. Почему они кричали?... Мне становилось не по себе от этого крика.

  После и вовсе стали выплывать какие-то непонятные очертания. Но это быстро кончилось – появились, наконец, машины. Будто камень с плеч упал.

  Мы ехали, но почему-то все машины были построены так, что центральная часть была свободна, так что двигаться нам ничего не мешало. Вдруг сбоку я заметил движение, резко повернул голову, но ничего заметить не успел. Но на секунду мне показалось, что я видел двигающийся автомобиль. Но ведь это не возможно.

  Потом откуда-то взялась железная дорога. Гоша даже не притормозил, проехал, не сбрасывая скорости, он что, совсем подвеску не бережёт? Хотя и скорость не очень большая, поэтому я, наверное, не почувствовал как мы заезжали и как съезжали с рельс. Тем более тогда у меня было другое дело, мне послышался свист, прям как от поезда. Я повернулся, но заметил лишь синюю часть кабины машиниста, а спустя секунду я уже и не мог точно сказать видел ли я это…

  Мы двигались дальше, спустя минуты я готов был поклясться, что видел двигающиеся авто, но до сих пор не говорил ни слова. Не потому что не хотел, а потому что не мог. Будто язык проглотил, я его действительно не чувствовал. Я хотел повернуться, чтобы хотя бы взглядом предупредить парней, что что-то не так, но не мог. Да и их присутствия я тоже никак не замечал, казалось, что я остался один.

  И тут из тумана спереди вынырнула огромная железная туша грузовика и с отвратительным гулом, сопровождаемым стуком здорового прицепа, понеслась на нас.

  Я ничего не заметил, кроме эмблемы “МАЗ”, как закричал и склонил голову собираясь получить удар.

  Но ничего не произошло. Я открыл глаза и почувствовал, как что-то сильно бьёт по плечу. Я с трудом повернул голову и увидел руку Гоши, с силой теребившую мой бронежилет в области шеи. Потом расслышал и голос:

  – Эй, Санька, Сашь, давай, просыпайся, только не говори, что ты тоже под эту хрень попал, давай Санёк, отлепись от этого гребаного окна, что ж ты как малокровный, ты же сильный психикой! – голос был явно чем-то встревожен.

  И тут меня осенило. Всё ведь из-за меня!

  – Так так так, всё, я в порядке! Я в порядке! – как-то быстро задёргался я, запаниковал просто.

  – О, мужики, Саня очнулся! Что у вас с Петром?! – взволнованно крикнул Гоша.

  – Всё никак не поддаётся! – также озабоченно ответил Макс.

  Я повернулся и ошалел от увиденного. Честно говоря, я представлял нечто подобное, но это было всего лишь моё воображение. Однако оно вышло в настоящее.

  Петя сидел с правого бока, прям у окна. Так же как и я, он явно изредка поглядывал в него, и вот мы вдвоём попались. Но, видать, психика у меня оказалась получше, нежели у него, потому как тот факт, что я уже очнулся, а он нет, я по-другому объяснить не могу. И судя по его виду ему было гораздо тяжелее, чем мне.

  Он весь побледнел, изо рта лилась пена, и он ею чуть ли не захлёбывался. Чтобы предотвратить это, его голову всё время нагибал Максим, но он упорно заваливал её обратно. Руки висели бесполезными лоскутами кожи, глаза закатились. Он точно что-то бормотал, но из-за пены было не разобрать, что именно.

  – Антон, удерживай его шею согнутой, а я попытаюсь разбудить, – скомандовал Макс.

  Антону было неудобно проделывать подобное, так что они просто мешали друг другу.

  – И как ты собираешься его раз… – начал охотник, но Гоша его прервал.

  – Да дайте вы ему по роже пару раз и всё! – сейчас все были не в себе, всё суетились и паниковали. Даже Антон: я впервые услышал хоть малейший проблеск паники в его голосе, впервые он был хоть немного поражён ситуацией и не знал, что делать.

  Кроме меня, я просто всё никак не мог прейти в себя.

  Я только услышал слова водителя и, толком не осознавая этого, сделал то, о чём он говорил. Перейдя на другой бок, – чтобы ударить более сильной, правой, а не слабой, левой, рукой – я с размаху всадил жертве галлюцинаций в висок. Голову Петра отнесло, и он ударился об стекло, причём довольно сильно, но зато это действительно подействовало.

  Он раскрыл глаза и долго не мог понять, что происходит. После вдруг резко начал отхаркиваться пеной и пытаться нормально вздохнуть.

  – Чёрт, хотя бы бумагу какую попросил, на ковры-то зачем?... – разочарованно спросил Гоша.

  Наверное, он один сразу въехал, что произошло. А вот пока додумались двое других, прошло пару секунд, как только это случилось – Макс громко выдохнул, а Антон всего лишь чуть ухмыльнулся.

  Я скоро тоже пришёл в норму. И первым вопросом, который у меня попал на язык, конечно же стал:

  – Так, стоп, что это было?!

  – Вас ментальной волной накрыло, под психический пресс попали. Мозги на некоторое время видения внутри себя за реальность принимать начали, – спокойно ответил водитель.

  Я взглянул вокруг. Всё тот же туман, более-менее целая дорога, и разбросанные везде ещё не сгнившие остовы автомобилей. Значит, я действительно лишь попал под ментальное воздействие окружающего…

  – Ха, ого, и что, только мы на это повелись? – как-то нервно спросил я.

  – Ну, как видишь…

  Я незадачливо посмотрел вокруг, то есть только мы вдвоём такие слабаки. Хотя, ну Макс ладно, ему вообще в окно смотреть трудно, поэтому тут всё понятно. А вот…

  – И как же ты держишься от этого? – спросил я у Гоши.

  – А я об этом не думаю, я только на дорогу смотрю, по сторонам не отвлекаюсь, чисто по прямой, поэтому и держусь, потому что остального не замечаю.

  А это разумно, но ему есть чем заняться. А вот что касается нашего охотника…

  Антон сидел, привалив голову к сиденью и устремив взгляд в пол. Он снова слушал музыку. Изредка посматривая наружу, он не задерживал там взгляд надолго. Наверное, поэтому ему удаётся избежать подобных волн, хотя я тоже мало смотрел сквозь стекло… Чёрт, а может мне просто пора уже признать, что у этого парня психика покрепче всех нас будет и всё?! Да, наверное, так и надо сделать, да вот только не могу я, гордость не позволяет.

  Оставшуюся часть пути ехали более-менее спокойно. Если кто-то замечал, что один из нас слишком долго залипает, то быстро будили, пока не зашло слишком далеко. Я больше не попадался, чем остался доволен: и одной оплошности мне хватит. И так продолжалось, пока мы не съехали на Р41.

  Гоша сказал, что теперь нам надо доехать до города Скидель. Там, если всё будет нормально, нас пропустят. Так ему сообщил странник, однако кто там живёт и что значит “нормально” он не уточнил.

  Но через пару километров, мы поняли, что всё окажется куда сложнее.

  – Оба-на, и что же дальше будем делать? – спросил Макс через стекло глядя на обрушившийся мост.

  – Ну, охренеть теперь, – выговорил Гоша и положил руки на руль. Да, к такому мы точно готовы не были. – Так, Сань, дай мне карту.

  Я заглянул в бардачок, недолго порылся в нём, после чего достал свёрнутый лист. Дал его водителю. Он развернул его на приборной панели, и долго всматривался в участок пути, на котором мы сейчас находились. Он, к слову, был уже отмечен оранжевым.

  – Короче, парни, мы сейчас в районе села Лунна, так как к Мосткам нельзя ни в коем случае, придётся ехать по обходным путям в сторону Гродно. О них мне ничего не сказали, так что думаю, сильного там ничего быть не должно, тем более что прям перед ними небольшой участок зелёным отмечен, что дальше наш путешественник решил не рисовать, но раз есть подобный цвет, значит всё более-менее… я правильно мыслю? – он посмотрел на нас. Не с вызовом, нет. Скорее с поиском поддержки. Кое-кто даже кивнул. – Ну вот и я так считаю. Так, мужики, у кого-нибудь, хотя стоп, Саша поищи-ка в бардачке карандаш, там он должен быть, – я ещё раз залез в бардачок, действительно, спустя минуту я нашарил твёрдый продолговатый предмет. Передал найденный карандаш Гоше, он недолго там что-то чертил, после чего сказал: – Ну, всё тогда, к Гродно.

  Водитель отдал мне карту обратно, опустил ручной тормоз, перешёл на задний ход и вырулил в обратную сторону. Мы ехали обратно, пока не попали в село Лунна. Там Гоша свернул на просёлочную дорогу.

  Карту он мне сказал не складывать. Посоветовал, чтоб я следил за намеченной им дорогой и, если что, направлял движение. В общем, выдвинул меня на роль штурмана.

  Да вот только не нравилось мне это, что мы от курса отклонились, плохое было у меня предчувствие.

***

  – Welcome to hell, – прошептал Петр, как только мы въехали в город.

  Честно сказать, впечатление создавалось именно такое. Всё вокруг будто просырело и поблекло. В новом мире и так цветов кроме серого и чёрного немного, но здесь… Создавалось такое впечатление, что сам воздух бледного оттенка. Его как будто можно было потрогать руками, даже внутри машины была ощутима его тяжесть.

  Гоша еле слышно сглотнул: даже ему было не по себе. Ну, это и понятно, сейчас всем было нелегко: дошло до того, что аж Антон снял наушники и теперь внимательно наблюдал за округой.

  – Так, парни, думаю об местной АЭС все помнят. Что на счёт самого областного центра не знаю, но думаю, что и в городе радиационный фон немалый. Поэтому… – начал вновь водитель.

  – Окна не открывать, сидеть и не высовываться, всё равно мы тут на долго не задержимся – это всё мы уже усвоили, – перебил Макс.

  Но он был в чём-то прав, в конце концов, Георгий нам это уже пять раз говорил. Сколько можно? Хотя, человек волнуется, но тут у всех сейчас нервы натянуты.

  Я слышал много баек про это место. Некоторые совсем уж фантастические, некоторые содержат, наверное, хоть какую долю правды. Не про одну из них мне сейчас вспоминать не хотелось: жути, придаваемой этим местом, и так хватало. Но воспоминания о телефонных звонках, принимаемые давно не работающими сотовыми и производимые родственниками людей, приехавших перед трагедией в Брест из Гродно, так и лезли в голову. Всякий раз, когда они подымали телефон, сквозь шум помех просачивались только мольба о помощи или просьба, о лишении жизни, их жизни. Как только кто-то пытался что-то сказать в ответ, вызов всегда заканчивался, и телефон затихал, скорее всего, навсегда. Нередко людей, принявших такой вот вызов, приходилось вести к местному психиатру – услышать подобное всякий бы побоялся.

  Это самый распространённый слух, почему, да потому что это не вымысел, это действительно правда.

  Я помотал головой – чёрт, хватит, сейчас лучше думать о чём-нибудь хорошем… Хотя о чём “хорошем” можно думать в подобный момент? Правильно, ни о чём, потому что нет теперь хорошего, нет светлого, нет прекрасного. Есть мрак, зло и ужас.

  – Эй, парни, взгляните-ка сюда, – неожиданно сказал Антон.

  Он внимательно наблюдал за ближним домом. Сначала я взглянул на него, вроде ничего не обычного. Но потом в окне первого этажа уловил еле заметное движение. Что это было, я не рассмотрел, но в следующую секунду мне стало не до этого, я, наконец, понял, что заинтересовало листомана.

  Из-за угла здания, ничего не замечая вокруг, брёл высокий человек. На первый взгляд ничего особенного, но через мгновение я осознал, что что-то не так. А после я нашёл и ответ: он ведь абсолютно голый. И тут-то я начинал замечать ещё большие неполадки, одной из которых стали огромные, кое-где разорвавшиеся, волдыри на его теле, покрытом странной, бледно-оранжевой, шелушащейся кожей.

  Он шёл ещё некоторое время, пока всё же не распознал шум сбоку и не повернул к нам голову. Я вновь ужаснулся. Вокруг было плохо видно, но такое не заметить было трудно: вытекший правый глаз и отсутствие нижней челюсти, на месте которой теперь свисали гнойные кожные лоскуты. Растительность, на первый взгляд, на теле отсутствовала, хотя было плохо видно. Вскоре человек, или что это теперь было, повернулся к нам целиком, и я понял, что узнать, к какому полу он принадлежит, тоже не представляется возможным. Хотя неимение чётко выраженных молочных желез более прислоняло существо к мужскому виду.

  – Что это? – в страхе спросил у пространства Макс.

  – Невозможно, – прошептал Гоша, и вдавил педаль газа.

  – Что… что… что такое? – засуетился Макс.

  – А ты до сих пор не понял? По-моему всё и так очевидно, все признаки на лицо, – взволнованно ответил Гоша.

  – Не понял, – вмешался Пётр. Честно сказать я тоже не совсем понимал сложившуюся ситуацию.

  – Лучевая болезнь, все признаки идентичны. Кроме одного: он до сих пор жив и двигается, – неожиданно сказал Антон.

  Я припомнил последствия Чернобыльской катастрофы изучаемые ещё в школе и недавно виденные последствия ядерных боеголовок. А ведь точно, выпавшие волосы, разлагающиеся тела, покрывшиеся желтой шелушащейся кожей… Всё как тогда. Но почему он жив, при таком-то уровне облучения. Что здесь творится?

  – Чёрт, не нравится мне это. Это выходит за все грани известной науки, – чуть не истерично сказал Макс.

  – А разве, агх, мутанты не выходят за грани науки? – попытался подколоть его Пётр.

  – Мутирование – это обычный процесс при перемене свойств и веществ в организме. А вот ходячие трупы – это не нормально, – согласился с Максимом Георгий. – Надо выбираться отсюда.

  Он быстро лавировал среди машин и мусора на дорогах.

  Нам ещё много раз встречались подобные существа, они выползали отовсюду. Из развалин зданий, выпадали из окон оставшихся первых этажей, просто брели по трассе. Некоторых мы даже сбили, но не обращали на это сильного внимания. Пока Антон не сказал:

  – А вот теперь дело принимает новый оборот, – я обернулся, и сразу понял, о чём он говорит.

  За машиной гналось целое стадо обезумевших мертвецов, но самое ужасное было не это, а то, что они уже нагоняли нас.

  – Вот чёрт, вот чёрт! – залепетал Максим, не зная, что делать.

  – Гони-гони-гони-гони! – перевалившись через сидушку, начал кричать Гоше на ухо Петя.

  – Да знаю я, не ори! – прервал его водитель, после чего сказал: – Так, если подбегут совсем близко ничего не предпринимать, снаружи слишком опасно!

  И тут машину первый раз тряхнуло, потом ещё один и ещё.

  – Они пытаются прицепиться к багажнику! – отдал отчёт Антон.

  Я вспомнил, закрыли ли мы его брезентом, или нет. Да, закрыли, чтобы багаж не вывалился. Да вот только это явно не помешает проскользнуть тонким пальцам и зацепится за створки.

  Гоша резко вырулил вправо. Это должно было помочь им отцепиться от автомобиля. Но надолго это не спасло: вскоре обезображенные лица стали видны даже у моего окна.

  Тряска не прекращалась. Они бросались на авто пытаясь выманить оттуда людей, но пока безуспешно.

  – Они так нас скоро перевернут, – запаниковал Пётр.

  – И откуда в них только столько прыти? – не выдержал я.

  И тут я услышал треск. Повернулся, оказалось, что это стекло Антона. До этого он сидел спокойно, но тут не выдержал и, немного приоткрыв окно, высунул туда ствол автомата, направив дуло прям в глотку приближающегося получеловека, и полоснул очередью. Пули разнесли голову нападавшего и разлетелись в бежавших рядом мертвецов.

  – Ты что делаешь?! Закрой!! – заорал Гоша.

  – Уже, – отозвался парень, закрывая треснутое стекло. Про себя же я отметил: с этими бестиями нам даже противоударные стёкла не помогут.

  Сказать по-честному, мне это тоже надоело.

  АК просить было бессмысленно, он лежал по ту сторону сиденья, так что я сделал по-другому. Полумертвые существа продолжали прыгать на нас, с моей стороны их было особенно больше, и я боялся, что стекло тоже может не выдержать и треснуть. Раззявленные глотки человекоподобных существ сверкали рядом со мной каждую секунду, оставляя кровавые линии на поверхности стекла.

  Когда очередной ходячий труп прыгнул на меня, я открыл окно, уже больше чем это сделал Антон, выдернул BOLO из ножен и, держа лезвие вертикально режущей стороной вверх, вдел его в голову чудовища, при этом пройдя сквозь разлагающиеся дёсна. Отцепиться от ножа он не мог, так что несколько десятков метров его тело держалось только на одном лишь кинжале. Он был жив, и навряд ли чувствовал хоть какую-то боль. И это мне не совсем нравилось. Придвинув тесак чуть к себе, а с ним и монстра, я сделал так, чтобы его голова упиралась в верхнюю створку машины. После, взяв верхнюю грань стекла как опору, я надавил на рукоять, используя её как рычаг, и повёл лезвие вверх. Так как голова мертвеца была закреплена, то спустя пару секунд она просто надломилась как гнилой орех, развалившись пополам.

  – Ты что делаешь придурок, закрой окно! – вновь заорал Гоша, но было уже поздно, я сделал то, что хотел.

  Вскоре по подобному поступили и остальные: приоткрыв чуть стёкла, выпустили по паре очередей. Надо было их как-то припугнуть, и у нас это вышло.

  Они поотстали. Поняв, что пища так просто не дастся, решили не лезть на рожон. Но убираться тоже явно не хотели. Это нас и настораживало.

  Все окна были закрыты, так что сейчас Гоша чуть успокоился. Но всё равно мысль о том, что мы их вообще открывали, никак не давала ему покоя. Собственно как и нам, ведь мало ли что тут уже витает в воздухе… Да, наверное это было слишком опрометчивое и быстрое решение. Надо было подумать, но уже не время для исправлений.

  Так же всех волновали бредущие за нами мертвецы, никому не хотелось повтора недавних событий. Но вскоре получилось так, что и эта проблема решилась: как только мы выехали из города, они сразу же отстали, явно не решаясь выходить за пределы разрушенных железобетонных строений, а потом и вовсе пропали из виду.

  – Фух, в Гродно остались, – с облегчением вымолвил Гоша. Теперь трасса стала труднее, машин прибавилась и объезжать их было нелегко, так что сейчас надо было как можно меньше тревожить водителя. – Так стоп, не понял? Саня ты вообще за картой следишь?!

  Я на мгновение завис, осознавая сказанное, а потом резко встрепенулся и со словами “о чёрт” начал искать кинутую мной карту. В горячке я совсем забыл про это, а потом, когда отходил от увиденного, и не задумывался даже. Как я и ожидал, она оказалась под моими ногами. Вот блин, она теперь ещё и мокрая, – снаружи на ботинки много всего пристало, а после всё это перешло в салон на ковёр, – наверное, хрен, что уже разберу в ней.

  – По какой трассе мы едем? – спросил я, вглядываясь в карту.

  – Парни, кто-нибудь заметил? – перенаправил вопрос Гоша.

  – Когда мы из города, гхм, выезжали, на табличке вроде 145 было написано. Я мельком взглянул, поэтому, ахм, точно не помню, – неуверенно отозвался Пётр.

  – Ну, если твой зоркий глаз нас не подводит, то мы едем по правильному пути, – отозвался я, когда смог хоть что-то разобрать.

  – Ага, а с какого города пометки старика начинаются? – не отвлекаясь от дороги, спросил водитель.

  Я присмотрелся и ответил:

  – С Острыны вроде.

  – Так вроде или точно?

  – Точно.

  – И какой там цвет?

  – Оранжевый, буква “З”.

  – Ага, ну что ж, мужики, тогда с Острыны за гашетку нашего пулемёта становится Макс.

  Я усмехнулся, Петя, думаю, тоже. Антон, скорее всего, снова слушал музыку.

  – А чего я? – поинтересовался Максим.

  – А потому что я так захотел, – ответил Георгий, притормаживая перед уцелевшим “лежачим полицейским”.

***

  Вокруг было ни души, хотя оно и понятно. Но в тоже время этот город был абсолютно не похож на всё остальные. Он был совсем не тронут войной, в смысле вообще. Ни единое стекло не было выбито, он до сих пор был чист, вывески магазинов и прочего оставались на своих местах в целости и сохранности. Это было нечто неясное, и ещё более устрашающе, чем всё остальное виденное нами.

  – Жутковато как-то, – поделился я своими мыслями.

  – Острына – город-призрак, как мне сказал странник. Не стоит удивляться, но и задерживаться здесь тоже не надо. Вроде ничего в этом месте паранормального и нет, но всё же мы живём в мёртвом мире, а в нём может быть что угодно, – “и тёмном к тому же” – добавил я про себя, глядя на свинцовые облака.

  Гоша был прав, лучше не задерживаться. Вроде и спокойное место, да вот кажется только, будто обманчиво это спокойствие.

  Слава городок оказался небольшим, проехали быстро.

  Проехав пару сотен метров, Георгий заглушил мотор.

  – Так… Саша дай карту… Ага, короче мужики, дальше едем всё также по Р145-ой, нам по ней и надо было, только, если бы всё пошло по плану, съезжать бы на неё пришлось. А так видите как повезло, – он оглянулся назад, я представлял лица сзади сидящих: некое подобие улыбки и путанный взгляд, вызываемый воспоминаниями о Гродно, у меня была такая же рожа. – Так что вот. По ней нам надо ехать потому, что к Щучину – нельзя. Доезжаем до Радуни,  а там переезжаем на Р135. По ней уже едем до Ивье: к нему, потому что к Лиде – табу, наш старик сам там ещё не побывал, поэтому лучше судьбу не испытывать. По М11 и Р89, опять же, не выйдет. Они идут через границу, а там не пойми что творится. А в Ивье, по словам странного гостя, люди есть – так что ещё лучше. В общем, путь вы поняли, теперь, Макс, давай-ка ты становись на место Петра, тут зверья немало, твоя помощь точно будет не лишней.

  Максим, вздохнув, быстро открыл, уже раз пятый, герметичную обёртку леденца, закинул наработанным движением его в рот и повернулся к своему правому соседу. Петя открыл дверь, вылез, за ним наш новый пулемётчик. Но Пётр ещё садится обратно не собирался: они вдвоём сняли брезент, и только после этого Петя вернулся на место, а Макс встал на свою позицию у РПК.

  – Ну что? Все готовы? Ну, тогда погнали, – заразительное предвкушение чего-то, каким сейчас пылал Гоша, передалась мне, и у меня на губах мелькнула улыбка. Может теперь всё будет нормально…

***

  – Охренеть мужики, это же люди! – удивлённо воскликнул Пётр, когда мы подъезжали к городку.

  Сказать честно, я сам был шокирован и рад такому факту. Как они только смогли выжить за столько километров от мест более больших съестных запасов, чем у них? Чем они питаются? Судя по первому впечатлению, людей тут немало, неужто что-то выращивают сами… Обалдеть, все были немного шокированы, ведь мы видим людей, себе подобных, настоящих, живых, обычных людей! Мужчин, женщин, даже детей! Вот это да.

  Они нас ещё некоторое время не замечали, пока стоящий за пулемётом Макс не проорал во всё горло: “Эээээй!”. Люди сразу повернулись. Здесь, что странно, не было почти никакой охраны, кроме пары человек с охотничьими ружьями, – хотя когда мы ехали сюда, на нас зверьё напало только раз, и то далеко отсюда, – но даже они отреагировали не сразу. Немного постояли, после чего медленно взялись за оружие, присмотрелись, и опять опустили стволы вниз.

  – Странные они какие-то, – высказал своё подозрение Антон.

  Это словосочетание уже столько раз приходило мне на ум во время нашей поездки, что мой мозг теперь просто отказывался его воспринимать.

  Один из охранников широко улыбнулся, тут оставалось ещё сотня метров, но даже отсюда я уже мог увидеть плохое состояние пожелтелых зубов. Второй что-то сказал подбежавшему парню и тоже улыбнулся.

  Через минуту на дорогу вышел человек, ещё один мужчина, только этот выглядел гораздо свежее охранников, толстый, с двумя подбородками, глава, скорее всего. Одет был в костюм цвета “хаки”, такой раньше охотники и грибники надевали, прочный, наверное.

  Мы, наконец, подъехали и начали выходить из машины, он тут же бросился к нам.

  – Давненько у нас не было гостей! Ну что ж, всегда рады, очень рады. А железный конь-то какой у вас. Наверное, устали с дороги, пойдёмте-ка в мой кабинет, расскажите кто такие, откуда, куда путь держите, мы гостей любим. За машину не волнуйтесь, её оттолкают под навес. Меня, кстати, Алексей Александрович зовут, управляющий, так сказать, городом Ивье.

  Человек говорил быстро и сбивчиво, то и дело пригибался, не переставая наигранно улыбаться, однако уставший, обречённый взгляд, говорил больше, чем растянутые губы. Начал он как-то резко и всё время переводил стрелки с одной темы на другую, пытаясь охватить сразу весь поток полученной информации. Главное, интересовала его, кажется, больше техническая часть, нежели наши имена. Не понравилось мне это: не хорошо это…

  Я взглянул на Антона и по его лицу понял, что он думает то же самое.

  Нас повели в двухэтажный дом, раньше он был общий, на четыре семьи, а теперь его перегруппировали в здание, не знаю, администрации что ли. У входа стояло два парня, точнее не стояли, а сидели на треснутых ступеньках, при виде главы они поднялись, но ничего кроме расслабленной позы не приняли. Видать воинское уважение здесь не в части. Наш новый знакомый что-то шепнул этим парням, они кивнули и пошли к началу города, туда, где мы оставили автомобиль. От дороги он находился не далеко, так что шли не долго. Поднялись по лестнице, коридоры да и саму обстановку пытались держать более-менее цивильной, поэтому сильных трещин и подобного не замечалось. Что ж, похвально, что люди до сих пор пытаются жить по-нормальному.

  Кабинет Алексея Александровича находилась на втором этаже.

  – Итак, гости дорогие, присаживайтесь. Наверное, устали с дороги, не волнуйтесь, ночлегом мы вас обеспечим. Лучше расскажите откуда едете… Ой, простите, что-то я совсем правил этикета не соблюдаю, давайте для начала познакомимся.

  Он вопросительно посмотрел на нас. Первым начал Гоша.

  – Георгий Васильевич, это моя группа, едем из Бреста в Минск.

  – Ага, ясно, Георгий, а можно поинтересоваться, зачем вы туда направляйтесь?

  – Дела у нас там…

  Алексей скупо улыбнулся и понимающе кивнул, после чего усталым взглядом посмотрел на Максима. Тот замялся, явно не знал, как представиться, и всё-таки решил сделать это как деловой человек, однако стучавший по зубам леденец всё равно придавал его образу некую несуразицу.

  – Максим Анатольевич, бывший наёмник.

  – Хаха, ух ты как, ну что ж, а ваше имя? – он взглянул на Петра.

  – Пётр, гхм, Сергеевич, бывший командир первого охранного подразделения.

  – А вы? – настал мой черёд.

  – Александр Аркадьевич, охотник.

  – Ого, двоенное “А”, как и у меня, интересно, – он кивнул Антону, тот сидел мрачно, и недоверчиво смотрел на Алексея.

  – Антон, просто Антон, – на секунду с лоснящегося лица главы Ивье попала улыбка, но после возникла вновь.

  – Ну, вот и познакомились. Да уж, интересные вы люди. Чаю не хотите? Хотя чего это я, скоро ночь, а я чаю предлагаю. Вам бы поспать. Ну, это мы устроим, только надо подождать недолго.

  Его дружелюбие настораживало и выводило меня из себя.

  Алексей Александрович уже начал вставать, было видно, что он будто спешит куда-то. Но тут Георгий прервал его:

  – Ну, так вот и давайте подождём за чашкой чая, всё равно ведь некуда спешить.

  Алексей сглотнул, тревожно посмотрел на Гошу и, дружески улыбнувшись, ответил:

  – И то верно.

  Он сел обратно, нагнулся, открыл шуфлядку, достал пять гранёных стаканов, такие обычно для распития спиртных напитков использовались, но теперь никому нет никакой разницы. После достал небольшой свёрток, взял за сломанную ручку пластмассовую ложку, уже довольно грязную, и насыпал в каждый стакан безымянной заварки. Потом поднялся, подошёл к шкафу, взял оттуда двухлитровую бутылку воды, налил в литровую кастрюлю. Из того же шкафа достал старый, ещё советский, я такие только три раза в жизни видел, этот – третий, кипятильник. Подключил к розетке (у них тут ещё и ток имеется?!) и всунул в кастрюлю.

  – Всё, теперь немного подождать и готово, – присаживаясь обратно, сказал Алексей.

  – Отлично… – Гоша приподнял взгляд и оглянулся вокруг, потом вновь посмотрел на собеседника и продолжил: – У вас тут и электричество есть, и еда, и место более-менее безопасное.

  – Ну, только четыре года прошло, поэтому энергия пока что есть, но в любой момент может и прекратиться, еда уже на исходе, так что ищем выходы, а вот с местом действительно повезло, ну почти повезло.

  – А чего это почти? – поинтересовался Макс.

  – А, да так, ничего особенного, о, вот и вода подогрелась, – он снова встал, взял кастрюлю и налил в каждый стакан кипятка. – Ну что ж, берите, чай ещё с тех времён остался.

  Я потянулся к стакану, но сразу обжёг пальцы, поэтому решил немого подождать, прежде чем жидкость внутри остынет.

  – И сколько у вас тут примерно людей проживает? – спросил Петя.

  – Около пяти сотен, – чуть ли не горделиво ответил глава Ивье.

  – Ого, немало, и откуда еды столько берёте, ведь прошлые запасы уже, как вы говорите, почти иссякли. Или ещё хватает?

  – Ну, как сказать хватает, так… всякое бывает, иногда пытаемся сами что-нибудь выращивать, иногда живность какая прибежит.

  – Так ведь живность-то вся уже радиоактивная, – сказал я и заметил некое движение слева, но не обратил на это сильного внимания.

  – Ну, так какая кому уже разница. Если на животное ещё похоже, значит, есть можно.

  – Аха, и не боязно подобное мясо в рот брать? – поинтересовался Гоша.

  – Боязно конечно, да вот только что остаётся делать?

  И тут послышался резкий щелчок, как у пистолета, и к голове Алексея Александровича приблизилось дуло Стечкина.

  – Значит, мясо мутантов есть боитесь, а вот наш автомобиль красть не страшно… – я переместил взгляд и округлыми глазами уставился на Антона. Когда он успел?! Я даже не заметил, хотя стоп, то движение сбоку. Ха, а парень очень неплох. Он стоял рядом с окном и немного придерживал штору, так, чтобы можно было увидеть, что творится снаружи. Но с нашего места это было трудно, а вот с его позиции он явно увидел что-то не подходящее под наши планы.

  Гоша усмехнулся.

  – И как это понимать? – спросил он у человека в костюме хаки, отхлебнув немного чаю.

  – И когда же ты, гадёныш, успел к окну пробраться? – прошипел заложник.

  – Тебе вопрос задали, – поправил Антон.

  Алексей ещё недолго посидел, нервно шаря по комнате взглядом, рыская в поисках чего-то спасительного. Но быстро осознал бесполезность данной идеи и тихо начал говорить, сопровождая слова мелкими смешками:

  – Ха, а вы, мужики, разве ещё не поняли, этот город умирает. Долгой и мучительной смертью, разлагается, будучи ещё живым. Вы правы, пищи у нас уже давно нет, приходится жрать что попадётся, иногда даже детей новорождённых. А тут ещё и болезни всякие, опять же обычному миру не известные, ведь мы в загинувшем мире живём, а точнее выживаем. И я тоже выживаю, но хочу жить, а для этого мне как минимум свалить отсюда надо! Да вот только транспорта здесь нет, а у вас он есть. Я ещё паре человек пообещал, что с собой возьму, так что боевая мощь, хоть какая-то, у меня имеется.

  Мы переваривали услышанное… Ну ни хрена же себе, и тут такое происходит… Алексей улыбался, явно думаю, что ему ничего не будет и что нам отсюда не выйти.

  – Ага, то есть ночлег мы здесь не получим, – выпив чай, сказал Георгий. – Ну что ж, некоторые люди способны придумать оптимальную стратегию за считанные минуты, ты, видимо, к этому числу не относишься. Пошли парни.

  Все резко встали, я тоже. Глава Ивье от удивления рот раскрыл, но Антон долбанул рукояткой тому по темени и он сразу отрубился. Я уж думал, что этот бесчувственный парень его прикончит.

  Мы выбежали на улицу, уже стояла глухая беспросветная ночь, только в далеко чуть флюоресцировал туман. Гоша сказал пригнуться и медленно идти к месту парковки авто. Когда пойдут первые выстрелы, рассредоточиться и бежать к машине. Все в салон, никто снаружи не остаётся. Сначала мы двигались ширенгой, потом, увидев движение у джипа, Гоша поднял модефецированную им же ИЖ-61, прицелился в область ног, предположительную область ног, и выстрелил. Крик послышался мгновенно.

  Мы рассыпались. Я отбежал в левый угол и начал вести огонь по земле в том месте, где должны были пройти враги, чтобы укрыться за машину. На улице послышались крики. Они смешались с воплями раненых. Видать там людей было немного. Мы все побежали к авто.

  Я заскочил сразу на своё место, Гоша за руль. Сзади успели устроиться Антон и Пётр. Макс чуть припоздал и поэтому, когда водитель уже завёл мотор и рванул с места, он не успел залезть в салон. Когда машину чуть качнуло вниз сзади, стало понятно, что он запрыгнул в багажник.

  Снаружи продолжались выстрелы, однако мы уже выезжали из города, так что были спокойны. Все на борту и  вряд ли что может случиться… мы поняли, как ошиблись, только тогда, когда в заднюю перегородку попало несколько пуль, и послышался сдавленный вдох…

 

  – Чёрт, чёрт, Макс, сукин сын, держись! Ты какого хрена помирать собрался!? – орал во всю глотку Гоша, пытаясь остановить кровотечение.

  Но всё было бесполезно. И все это понимали, и я, и Антон, и Пётр, и Гоша, и сам Макс.

  – Хаха, ты ведь прекрасно понимаешь, что если ты будешь тупо ругаться и пытаться закрыть рану ладонью – от этого ничего не изменится, – улыбаясь, произнёс Максим.

  С краешков его рта полились кровавые струйки, он сглотнул. Упёршись головой в кабину автомобиля, он лежал в кузове, там же находился Георгий, мы с парнями стояли вокруг. От злопамятного Ивье мы отъехали всего на километр, фон здесь был в норме, так что стоять снаружи было не боязно. Единственное, чего я боялся, было преследование. А о смерти Максима мы уже поняли все.

  – Тогда, сейчас… парни дайте аптечку! – сначала засуетился, а потом рявкнул Гоша. Пётр спохватился, но сразу же воротился.

  – Мужик, может, хватит ломать комедию… Мы отлично понимаем… кхе-кхе… что бывает если человека пули из “калаша” насквозь прошьют, – Макс снова закашлялся. – Блин, ахренеть, а ведь такое путешествие намечалось. Ну что ж, видать, не суждено. А ведь мне было так приятно, что ты меня позвал… кхе-кхе, кхе-кхе-кхе… аааа… гордость так и заиграла. Сам Ты меня зовёшь, обычно на подобное ты кого другого берёшь, меня так давно не нанимал… Вот, на беловержца, например, Санька взял, хотя да, он охотник, ему платить меньше надо, – он вновь улыбнулся. – А ведь я так хотел семью завести, детей вырости. Думал, увидеть, как мы обратно цивилизацию воротим… Хотя, что за бред, на её отстройку лет 300 понадобится, минимум. Эх, я так и не перестал быть мечтателем. Хаха.. кхе-кхе-кхе… куха-куха!.. ээээм, – он оглядел нас уже почти остекленевшими глазами и всё с той же улыбкой спросил: – А чего все такие грустные? А? Что поуныли? Нечему тут унывать, куда бы я ни попал – хоть Рай, хоть Ад – там по-любому лучше, чем здесь будет.

  Все молчали. Вроде бы и плакать хотелось, да вот только не получалось. Получалось только слышать его медленный, тихий, низкий голос. С каждой секундой всё угасающий и угасающий…

  – Мужики, я только об одном прошу: похороните по-человечески. Не слишком хочется гнить у дороги. И, это, ещё.. кхе-кхе-кхе.. куха-куха-куха-куухммг… хотя бы вы, доберитесь до Минска. Меня с вами уже не будет, но чтоб память была… ээх… – он с трудом окрыл верхний карман на кустарном бронежилете, засунул туда руку, там что-то зашуршало, он взял это нечто в кулак и высунул кисть, - вот, возьмите ириски, обожаю эти конфеты, с ними мне везде… кха… лучше было. – Макс, продолжаю улыбаться, протянул руку Гоше и разжал её. Георгий пару секунд постоял, глупо смотря на его ладонь, но затем всё же сгрёб содержимое и зажал в кулаке. Умирающий довольно кивнул, из его груди вновь вырвался приступ кашля, в некоторые моменты казалось, что сейчас вместе с воздухом изо рта выйдут и лёгкие. Однако оттуда вырывалась только кровь. Когда всё прекратилось, он посмотрел на ночное небо и произнёс: – И, спасибо вам, за всё…

  Его глаза ещё некоторое время живились неким огоньком, а потом резко потускнели. Всё, человеческая душа, носимая в этом теле, потухла…

***

  Мы отъехали ещё на пару сотен метров. Все молчали, в глазах Гоши можно было заметить влажный блеск. Труп Максима лежал в кузове. Мы не решились хоронить его там же по понятной причине: все опасались преследования.

  Когда машина остановилась, все четверо вышли. Антон остался стоять у автомобиля, на случай чего, а мы с парнями отнесли завёрнутое в брезент тело к пригорку. Гоша ещё в “Форде” прихватил сапёрную лопатку и теперь ловко орудовал ей. Быстрыми рывками он откапывал яму, подходящую по размеру усопшему. Некоторое время это никак не выходило: земля от сырости стала напоминать клей. Однако вскоре всё было готово. Мы с Петром положили Макса в его усыпальницу, после сгребли землю обратно на место, похоронив под ней брезент с человеком внутри.

  Мы постояли у “могилы” ещё некоторое время. Георгий что-то пробурчал под нос, наверное, молитву, Петя просто покрестился, я последовал его примеру: ни единой молитвы я всё равно не знал. Затем Гоша резко воткнул лопатку в землю, достал один леденец, положил его в рот и так же резко устремил взор в небо, преждевременно устремив к нему лицо.

  – Чую, дождь будет, – промолвил он, и с тяжким вздохом провёл ладонями по голове. – Ладно, идёмте, здесь смотреть больше не на что.

  Он взял лопатку и ушёл. Мы с Петром ещё немного постояли, после чего развернулись и пошли. Когда уходили, мне даже показалось, что Петя на прощание махнул рукой, но точно я это утверждать не могу.

  Как только мы подошли к машине, Антон встретил нас прямым и твёрдым вопросом:

  – Где ночевать будем? – казалось, будто ему вообще сейчас не до чего не было дела, но и мне сейчас до него тоже никакого дела не было.

  Я просто прошёл мимо.

  – Чё первой найдём, там и заночуем, – глухо ответил Пётр.

  Антона, видимо, это вполне устраивало. Как же он бесил в такие моменты… но сейчас я был слишком опустошённый и уставший чтобы злиться.

  Мы ехали. Оружие Макса мы оставили, как и его разгрузку со всей амуницией – вещи как-никак нужные, хоть и с остатками крови, которая может привлечь недругов. Однако на этом участке полоса была зелёной. Так что двигались смело. А до следующей опасности.. надеюсь руки дотянуться отчистить.

  Все молчали, ни у кого не было желания заговорить. Да и не было о чём разговаривать. Все до сих пор переваривали недавно случившиеся события. А ведь как странно, вроде только недавно выехали, а уже столько произошло. Только что как бы было десять часов утра и пятеро людей в одной машине, а уже полночь, и четыре уставших, пораженных внешним миром человека сидят в том же автомобиле.

  Наконец показались дома. Это был некий небольшой посёлок, названия при въезде мы не увидели. Но нас это и не интересовало.

  Съехав с пригорка, мы проехали до конца села, туда, где были лучше всех сохранившиеся хаты.

  Полная тьма и мягко флюоресцирующий туман создавали неясную, неведомую и невиданную мне ранее атмосферу. Некая загадочность и красота парила в ней, однако и мягкий привкус тревоги и предостережения тоже чувствовался.

  Мы вышли из машины. Действительно, шёл дождь, да и причём очень даже неслабый. Хм, странно, а внутри я как-то и не заметил.

  Гоша вытащил пледы откуда-то из-под заднего сиденья, закрыл авто и мы отправились в дом.

  Это была обычная деревенская постройка: четыре деревянных, черных от сырости, стены, внутри них печь и нехитрая мебель. Всё как я и ожидал. Гоша прошёлся с дозиметром рядом с мебелью, но это было так, скорее, для галочки. Сейчас на небольшой фон нам было наплевать, мы слишком устали. Пару уколов “антирада” – и всё в норме. Мебель, кстати, стояла целая, до неё, видимо, никто с войны и не притрагивался… Хотя кому здесь притрагиваться? А интересно, кстати, где здесь люди, вроде место ничего такое, почему никого нет. А ведь о чём это я, за четыре года много чего случиться могло.

  Решили спать на полу, так хотя бы будет меньше радионуклидов от предметов в организм переходить. Георгий взял три походных коврика, следовательно, это означало, что один останется на вахте.

  – Я буду, – спокойно отозвался Антон. – Я в машине отдохнул вдоволь.

  Не говоря больше ни слова, он пошёл к дверям. По ночам бывает холодно, так что на улицу никто его не выгонял, да и сам он туда не торопился. Внутри лучше.

  Гоша лёг у окна, чтобы видеть автомобиль. Мы же с Петром устроились посередине. Легли рядом – так теплее будет. В качестве подушки я использовал свой рюкзак, предварительно пристроив под него бронежилет, хоть какой комфорт.

  Я уже закрыл глаза, как со стороны окна услышал:

  – А ведь он больше всех жить хотел, – о ком говорил Гоша, спрашивать не пришлось. Всем и так было ясно. – Иногда из-за стремления к жизни даже от заданий некоторых отказывался. Даже за приличные суммы не соглашался, уж слишком жизнь любил. Даже такую, которая сейчас. Пошутить любил, ха, думаю, вы это уже поняли, ну и приврать тоже был горазд. Ха, даже вон, перед смертью не удержался, слукавил всё-таки… чертяка. Сказал, что я вместо него Саню на беловержца отправил, а ведь это он сам не пошёл. Эх, ну даёт, а?

  Он замолчал.

  – И что же так жизнь любить, если в ней всё равно никакого толка?... – хмуро спросил неведомо у кого Петя.

  – А ты за что её любишь? – вопросом на вопрос ответил я.

  – А я и не люблю. Просто сам, гхм, убиться – не могу, грех на душу большой, а я верующий. А добровольно под пули лезть не хочу, гордость не позволит.

  – Что это гордость не позволяет?

  – Не смогу я простить себе того, что заставлю слабака, который эту очередь выпустил, гордиться тем, что меня пристрелил, хотя умер я по своей воле. Ни за что не прощу такого. Лучше пусть знает, кто из нас сильнейший.

  – Хаха, нехорошо это, Петр Сергеевич, – сказал Гоша.

  – Ничего не могу с собой поделать, – пофигистично ответил тот.

  – Если ты такой верующий, чё на могиле молитву не произнёс тогда? – неожиданно даже для себя, задал я вопрос.

  – А… Слов никаких в голову не приходило. Я ведь уже почти начал его радостью и стремлением наполняться, а тут такое… Наверное, у него действительно была веская причина жить. На вряд ли у кого-либо из нас такая найдётся. Хотя, стоп, Санёк, у тебя же там, гхм, какая-то мечта есть, а?...

  – Откуда ты знаешь? – изумился я.

  – Про это многие в Соглашении говорили, просто так парень на опаснейших мутантов кидаться не станет.

  – Вот-вот, – вдруг подключился Георгий. – Что за мечта такая? Говори, раз уж тут на откровения потянуло.

  Я призадумался. А стоит ли? Ведь всё равно это дело прошлое и уже несбыточное. Да и Гоша вроде знает, да вот только забыл, наверное. Ну раз уж всё равно терять нечего, почему бы и нет:

  – Хм, о чём я мечтал? – неохотно начал я. – О семье мечтал. Но сначала хотел комнату купить. Ха, помните, у нас ведь есть такие, большие и свободные, которые ещё с тех времён остались, или те, в которых раньше еда хранилась, а теперь нет ничего, они ведь тоже свободные, и немалые к тому же. Вот я одну из таких купить и хотел. Ту, что под 58-м номером была…

  – А чего именно эту? – встрял Петя.

  – А она подальше от бара, – все немного усмехнулись. – Вот её и хотел, насколько помню, она, вроде, тридцать миллионов стоила, – со стороны Гоши послышалось: “с половиной”. – Ну во, тридцать с половиной. Сначала её хотел купить, чтобы иметь свою комнату, четырнадцать квадратных метров, там как-нибудь обустроиться, много ведь всякой бытовой фигни с прошлых времён осталось, а после уже и о семье подумать. Думал охоту бросить, зажить, даже в наше время, нормально. Я ведь, не выживать… я жить хочу.

  Сказав это, я замолк. Вдруг Пётр сказал:

  – О как, значит, гхм, комнату себе уже выбрал, а жену нет. Нет ну так нормально, по-мужски, – я прямо почувствовал, как все улыбнулись, даже я.

  – Не, ну так верно же, мало ли, вдруг невесту себе выберет, а приглашать нет куда. Вот поэтому сначала жилище нужно, а то где ещё этим делом заниматься, – все снова улыбнулись.

  Петя даже посмеялся, после чего добавил:

  – Хаха, да-а, не, ну а если серьёзно, то мечта у тебя хорошая. Только вот, гхм, как в наше время заживёшь? Уже никак.

  – Есть и ещё один неисполнимый пункт в этой фантазии, – я был уверен, что это сказал Антон, до сих пор он никак не показывал своего присутствия, а тут вдруг присоединился к разговору. – Со вчерашнего дня, с того момента как ты покинул пределы Спортивного Соглашения, она неосуществима.

  Все замолчали. В данный момент он был на все сто процентов прав. Я мог бы ответь и нормально, по-человечески. Но осознание этой правды придало некой злости, что ли, хотя на кого злиться, на себя только. Однако ответил я отнюдь не положительно:

  – И без сопливых знаю, – сказал я и отвернулся. Со стороны входа мне прилетел только смешок.

  – Эх, Антоха, а что ты всё время придираешься? Сам-то зачем поехал, я ведь только чуть-чуть замолвился. Я твоей реакции вообще не…

  – Захотел и поехал, какое дело-то? – вдруг прервал он Гошу. Его голос впервые показался мне взволнованным, теперь в нём действительно присутствовали нотки, выдающие его за человека. – Будем считать, что мне там скучно стало. Такой ответ вас устроит.

  И снова он был спокоен.

  На этот раз смешок полетел со стороны Гоши.

  – Послушайте, Георгий Васильевич, а вы почему так вдруг в Минск сорвались. Вы и не объяснили толком, – неожиданно задал вопрос Пётр.

  – Мужики, я же уже говорил, зовите меня просто, Гоша, мы уже далеко не в Бресте. Хоть в это и трудно поверить. Кажется, только один день прошёл, а уже столько произошло. А чего я сам рванул? Ну, я же вроде уже говорил, да и добавить нечего. Власть почти потеряна, а без меня это поселение точно сгинет, как бы самовлюблённо это не звучало. А мне, знайте ли, как-то не улыбается выживать там и смотреть, как гибнет последние оплоты общества. А в Минске я не знаю что есть, по-любому лучше, нежели у нас. Как наш путник сказал, там Жизнь, да и по всей Беларуси она осталась. Следовательно, можно попытаться, почему бы и нет? Вот я и решил, лучше уж в столице помирать. Да и вообще, Саньку помочь хочу…

  – Кстати точно! – воскликнул Петя. – Саня, мечту-то ты рассказал, а зачем в Минск намылился никто из нас, кроме Гоши, гхм, не знает.

  – Вот у Гоши и спросите, – буркнул я, пытаясь уснуть, хотя отлично понимая, что ничего не выйдет.

  – Хаха, ты чего это набычился? Обиделся что ли? Нашёл на что, – прокомментировал Георгий, и в данный момент я был с ним полностью согласен, однако не мог пересилить упёртый организм. – А Саша туда путь держит потому, что ему наш странник сказал, что там его предки выжили. Отец даже кажется некой “шишкой” стал. Он поверил и рвался туда очертя голову, которую собственно чуть и не потерял. А точнее ему её чуть не отгрызли, если бы не мы.

  – Хохо, так вот значит как, – деловито вымолвил Пётр.

  – Я, конечно, в сказки старого маразматика не очень верю, однако Сашке помочь хочу. И помогу, он ведь мне, как сын… А, Сашка? Что скажешь?

  Я ничего не ответил, хотя на душе стало тепло после его слов.

  – Ну а ты-то сам. Чего, а? – вдруг задал неординарный вопрос Гоша.

  – То есть? – не понял Петя.

  – Ну а сам чего поехал, на тебя я меньше всех надеялся.

  – Ха, обижаешь, Гоша, обижаешь. Моё, гхм, место в социуме целиком и полностью от тебя и твоей власти зависит. Если бы я там остался, то в ближайшем времени мы бы с тобой вдвоём сидели бы, и куковали, смотря на распад общества. Хотя, что это вдвоём? Нас бы гораздо больше было.

  – Было “бы”, а так мы спаслись, – поправил Георгий. – Правильно ты поступил, остальные не согласились.

  – Вот теперь и остались там гнить, – добавил Антон. – Хотя. И из нас один уже тоже, гниёт, только под толщей земли. И кажется мне, за всеми остальными черёд не далёк…

  Мы вновь замолчали. И где же тогда лучше, здесь или там. Скорее всего, в Спортивном Соглашении ещё переворота не началось, так что люди пока живут как и прежде, храня надежду в сердцах, искра в которых тает с каждым днём… Так, стоп! Что это ты, Саня?! Надо всегда быть готовым расстаться с прошлым, в любой момент, и не жалеть об этом, не вспоминать его. Всё, что не делается – всё к лучшему! Ты сделал свой выбор, и ты следуешь ему, остальное лишь ответвления главной цепи и твои мысли с волнениями. Которых быть не должно! Ты должен думать, но думать хладнокровно и по делу. На то, чтобы ностальгировать – времени нет.

  – Глупую тему мы завели, – коротко отозвался я.

  – Согласен, – поддержал Гоша. – Что сделано – то сделано. И об этом сожалеть не стоит.

  Снова повисла глухая тишина.

  – Аха, а ведь интересно, – неожиданно начал Петя, – выжили ли люди где-нибудь ещё. Ведь, гхм, в конце концов, мир большой. Должны остаться ещё оплоты цивилизации.

  – Остались, сто процентов даю, – отозвался Гоша. – Если в одной Беларуси вон сколько. То в масштабах всего мира и подумать страшно. В одном я уверен точно, какой миллион людей, но на всей Земле точно выжил.

  – Ха, один миллион из семи миллиардов – недурно, – иронично сказал Антон.

  – Да чтоб тебя… Как же ты уже задрал со своим пессимизмом! – не выдержал Пётр. – Чего ты всё в мрачном цвете видишь?

  – А я глаза на реальность, в отличие от вас, не закрываю.

  И снова молчание.

  – А я вот байку про Исландию слышал, – неожиданно даже для самого себя, начал я.

  – Что ещё за байка? – непонимающе спросил Гоша.

  – Ну, о том, что там, типа, жизнь осталась. Она же, это, – я никак не мог собраться с мыслями, поэтому я на секунду остановился, вздохнул, выдохнул, подумал о сигаретах – сейчас бы покурить – и продолжил: – она же самой мирной страной считалась, поэтому её как бы некто не тронул. Вот она и осталась полностью населённой.

  – И где же ты это слышал? – Георгий вдруг сел на коврике и достал пачку сигарет, всё это я понял по еле заметным движениям воздуха. – Никто не хочет? – он как будто читал мои мысли, но я почему-то не взял, сам не могу понять почему, нет, не из-за гордости, лень что ли. В общем, откликнулся на предложение только Пётр, Антон, наверное, и вовсе не курил. – Так, где ты это услышал?

  Послышался щелчок кресала, потом он же повторился, и во тьме заполыхали два мелких огонька. Я перевернулся обратно, так что снова всё видел.

  – В баре, сидел как-то раз и услышал.

  – Ну а что, а тема вполне себе вероятна, – сказал Петя. – У них же там, гхм, и запасы энергии здоровые, там же всяких гейзеров и вулканов до хрена. Вот, может, сидят там себе и электричество из земли высасывают. Да и еду явно сами растят, а что, могут же.

  – А, всё может быть, да вот только не всё бывает, – скептически отозвался Гоша. – Я нечто похожее об Австралии слыхал. Хотя, конечно, в данной ситуации габариты этих стран странно сравнивать, однако факт остаётся фактом – подобных слухов много. Но верить мы не можем ни единому, ибо прошло всего четыре года. Откуда мы можем уже знать, что в мире творится, а? Мы этого, скорее всего, и через лет двадцать не узнаем…

  По выдоху, я понял, что Георгий выпустил струю дыма в воздух и затягивался новой порцией никотина.

  – А вот, кстати, об этих четырёх годах, – нежданно начал Антон. – Если так мало времени прошло, то почему же многие животные так деформировались и мутировали? Ведь так же быть не должно, за столь короткий срок.

  – Охо, а вот тут, братец, уже бактериологическое оружие роль сыграло, – деловито вымолвил Пётр.

  – Насколько я знаю, никакой информации о том. Что на наши земли бактериальные бомбы сбрасывали, нет, – ответил я, посапывая.

  – А кто тебе об этом скажет? Оно, на ряду с химическим, гхм, самое опасное оружие на Земле, и, если углубляться дальше, то оно и вовсе запрещено. Однако кого это волнует? Ха, да никого. Во время боевых действий у всех всегда будет крутиться на устах одна хорошая пословица: в войне любые средства хороши… или как-то так…Ну в общем о том, куда его кинуть собираются, никто сообщать не будет, да и некому уже.

  Все притихли.

  – Может и так, а может и совсем иначе. Так, как нам абсолютно не представляется, – это прозвучало странно, особенно от Гоши.

  Но может, даже, скорее всего, в его словах была некая доля правды.

  На пол полетел потухающий “бычок”, за ним ещё один. После Гоша, встал, раздавил оба, и сказал:

  – Ладно, парни, вы спите, а у меня, если честно, ни в одном глазу, так что я подежурю. Всё Антоха, ты тоже иди спать.

  – Поддерживаю, – выдыхая при подъёме с коврика, согласился Петя. – Меня чего-то тоже не прёт, так что я, гхм, лучше с тобой посижу. Парни пусть поспят. В конце концов, вдвоём веселее куковать будет.

  Я как будто почувствовал, что Гоша улыбнулся. Антон ничего не сказал. Просто встал, – до этого он сидел у порога, это было ясно, опять же, по игре воздуха в ночи и по его красной безрукавке (странно, что он не надёл никакого бронежилета, а может у него эта полукуртка “бронежилет”.. кто его знает) – и пошёл к ближнему ковру. Им оказался Петин “матрац”. После этого я только услышал, как он улёгся и поёрзал, устраиваясь поудобней и, конечно, потеплее. “Следовало бы лечь рядом” – мелькнуло у меня в голове, только это была не моя мысль, а будто чьи-то слова, я даже чуть голову приподняло, но что я мог обнаружить в почти полной тьме, понятно: ничего… Странно как-то…

  Затем из темноты раздалось:

  – Слушай, Петька, а не мог бы ты костерок сварганить, дровишки есть, зажигалку дам, – это был Георгий. С его словами я был согласен, тут и вправду было прохладно.

  – Да нет проблем, – отчеканил другой и пошёл выламывать доски из пола, при этом подсвечивая себе зажигалкой.

  Маленький огонёк, в клубящемся вокруг мраке расслаблял и успокаивал, давал некое мнимое чувство защиты, которое придумывал себе сам я. Всё-таки не зря говорят, что на огонь можно смотреть вечно. Лишь бы сам огонь не потухал вечность. Но это невозможно, ведь ничто не вечно, и мои глаза тоже. Они устали смотреть целый день на этот такой же невечный, как и всё вокруг, мир.

***

  Не знаю, сколько я проспал. Часов восемь, наверное, однако в одном я был уверен точно, этого мне не хватило. Такое чувство преследует меня постоянно, уже как четыре года.

  Когда я проснулся у входа уже сидел Антон, Пётр с Гошей посапывали по углам. Только теперь у них матрацы не совпадали с теми, какими были изначально: будто поменялись местами. Видимо сначала спать пошёл Георгий, а так как его место было уже занято, он лёг на коврик Пети. Ну а потом и так понятно.

  Я присмотрелся к Антону, глаза его приоткрыты, подрёмывал, а на голове как обычно находился обруч державший наушники. В тишине англоязычная музыка долетала и до меня. Разобрать слов у меня не получалось, но то, как они исполнялись – у меня понять выходило. Слова не пелись под музыку, они читались под бит. Да, точно, сейчас он слушал хип-хоп. А может он всегда его слушает, хотя представителя данного класса умершего общества он не очень напоминает. Да, навряд ли, скорее меломан. Может, узнаю как-нибудь.

  Костёр потух, лишь сизый дымок отходил от него. Рядом с прогорелыми брёвнышками лежала пара гильз. Я взглянул на окно рядом, под ним тоже лежали гильзы “калаша”. Видимо, кто-то приходил к нам ночью, да вот только я ничего не слышал. Теперь я посмотрел на автомат нашего листомана, да, действительно, предохранитель сдвинут на стрельбу одиночными. А обратно он его не поставил, лишь бы не пальнул, когда будить будем.

  Кстати, насчёт будить, пора и старшим подыматься.

  Я чуть приподнялся и сразу заметил движение со стороны двери. Видать, пронесло, и не выстрелил даже, что ж, его чуткость будет меня ещё долго поражать.

  – Может, дашь им ещё немного поспать. Если выспался ты, то это ещё не значит, что у всех остальных такая же ситуация, – посоветовал Антон и немного зевнул.

  – Ого, а кто тебе сказал, что я выспался, да и вообще, что же вы меня ночью на дежурство не разбудили, как всех? – поинтересовался я, подходя к Петру.

  – Решили, что тебя будет лучше на красный участок поставить, – отозвался дозорный.

  – Вот оно значит как. Ну что ж, тогда, ради своей же безопасности, я лучше заставлю встать наших основных бойцов,– сказав это, я нагнулся к Пете и принялся трясти его за плечо, – и, пока раннее утро и все вредные зверюшки спят, мы отправимся дальше в путь. А значит, вполне возможно, сможем проскочить наш “красный участок” без каких-либо передряг. Ха, верно я говорю? – после этих слов я протяжно зевнул.

  Вскоре солдат стал издавать неясное мычание и глухие утробные звуки – предшественники пробуждения. Я оставил его и направился к Гоше повторять ту же операцию. Антон лишь ухмыльнулся.

  Через десять минут все были на ногах. Мы немного занялись личной гигиеной. Даже перекусили маленько: по хлебной дольке с колбасой, почти всё в этом было с “того времени”, кроме хлеба, но он из дрожжей с пресловутого “того времени”. После все сходили по личным делам в угол избы, мало ли когда мы следующий раз остановимся. И ещё через двадцать минут мы все сидели в машине и ехали к Витебску.

  Таким образом, на часах у меня начало показывать пол-одиннадцатого.

  По пути Гоша рассказывал план дороги, оказалось, ночью он только и занимался, что пытался заучить путь. Все сидели и слушали, кроме меня. Я перекусывал, причём на ходу. Начальная пища не утолила жажду голода, а только разгорячила её. Поэтому сейчас я сидел и запихивал холодную тушёнку себе в рот, пытаясь как можно быстрее жевать, и как можно меньше обращать внимание на вкус. А ведь всё потому, что получилось так, что я единственный, кто не успел к горящему костру ещё ночью и не разогрел свою порцию, так что в конечном итоге выходило: за последние сутки все поели по два раза, и только я один – раз.

  А ведь я уже и забыл когда ел последний раз. Вчера… Нет, вроде нет, или да, когда мы выезжали из Бреста все перекусывали. Не, не помню. Не до этого было, вчера слишком много навалилось на наши плечи – так было днём, а вечером… вы сами знаете.  Вот пили вчера много, всю десятилитровую канистру из салона вылакали. Пришлось из кузова новую доставать. Позавчера точно ел, когда ещё в Спортивном Соглашении был, даже два раза вроде. Эх, я и так худой, а с таким темпом жизни и перерывами между едой и вовсе исхудаю.

  Пока я ел собственный паёк, всё-таки хорошо, что его нагрузил. В конце концов, человек без пищи и воды не может. Кстати о воде: я закончил тушенку, полез в рюкзак под ногами и достал оттуда воду, обычную, сохранившуюся ещё с прошлых дней. Её как только не хранят, лишь бы не испортилась. Пока всё более-менее. Открыв крышку, я сделал несколько жадных глотков и уже собрался засовывать бутылку обратно, как спереди, теперь я сидел на заднем сиденье, Петя протянул требовательно руку.

  Этот жест я понял сразу.

  Дав питьё Петру, при этом сказав что-то типа “оставьте себе”, хотя так расточительно относиться к этому не надо, но у нас же ещё 20 литров есть, и еда, поэтому пока – живём.

  Размышляя об этом, я в тоже время начал слушать Гошу. Сначала он говорил о переезде на М6, вроде мы даже уже это сделали. Потом об Ошмянах и Сморгони, что к ним подъезжать нельзя ни в коем случае, они недалеко от Остравца, а там АЭС, поэтому радиация зашкаливает…

  – … тут же и начнётся наша “красная полоса”, понимаешь, о чём я, а, Саня?

  – Да понял-понял, – нехотя ответил я Георгию.

  – Ну, вот так вот тогда у нас получается. Ладно, скоро уже начнётся, давай-ка уже переодевайся и наружу вылезай. Ты как, поел?

  – Если это можно так назвать.

  – Вот и молодец, ладно, давай быстрее, – Гоша остановил машину.

***

  Сказать по-честному, непривычно как-то. Вроде и ничего не изменилось, а вид… поменялся как-то. Всё ещё больше посерело, в мрачные краски теперь был выкрашен будто сам воздух… Может это из-за давно не чищеных стёкол ИП-5… Хотя я, вроде, протёр, когда вылезал из автомобиля.

  А может так и есть, а это просто атмосфера внутри машины не позволяла мне разглядеть всей не многообразности цветовой палитры природы вокруг…

  Я стоял на багажнике и дрожащими руками держался за гашетку пулемета. Так странно оказаться снаружи. Не то что страшно, а… просто непонятные чувства играют внутри. С одной стороны я понимал, что мне пока нечего боятся. На мне был надет ОЗК с полностью изолирующим противогазом как-никак. Но душа всё равно уходила в пятки, когда я смотрел по сторонам, наблюдая за неуловимо, но стремительно меняющейся окружающей природой.

  То ли это была лишь игра моего сознания, то ли что… Но мне всё время казались инородные движения рядом с дорогой, я убеждал себя, что это неправда, просто из-за большой скорости мне движущимся казалось то, что просто не может быть живым. Однако мысли о том, что я точно видел движения, никак не выходили из головы.

  Так, ладно, надо переменить тему для раздумий.

  Чтобы хоть немного отвлечься, я начал вспоминать город, который мы только что проехали: это был Юратишки. Слава Богу, он являлся полностью вымершим, так что проблем не возникло. Рядом с ним мы повернули и теперь направлялись к трассе М7, так как к Воложину приближаться лучше не стоит.

  Когда всё это нам разъяснял Гоша, он в то же время указывал путь и на карте. В тот момент я взглянул на неё, и увидел рядом Минск, совсем близко. Казалось, мы можем доехать до него хоть сию секунду. Но не тут-то было: рядом с Заславлем упала ядерная боеголовка, так что всю эту часть города накрыло. Теперь туда входа нет. С М7 мы вскоре должны съехать на Р56, по ней доехать до Молодечно, но сам город объехать стороной и постараться как можно меньше влезать вглубь. Кто его знает, что там? После переехать на Р28, по ней проехать Вилейку, к ней не приблизившись. По этой же дороге доехать до Мяделя, его уже придётся проехать полностью. Дальше уже кончится и “красная черта”.

  А там увидим, что будет потом.

  Сейчас же для меня было главным наблюдать за округой. Хотя это было нелегко сделать, особенно на скорости 60 километров в час. По крайней мере, именно о таком показании на спидометре я думал при виде быстро уходящей вдаль местности вокруг. До такого значения Гоша разогнал машину только по одной причине, этот участок всем нам хотелось проехать как можно быстрее.

  Хотя при наблюдении маневров Георгия между брошенными авто у меня иногда сердце ёкало. Кое-где он и вовсе плевал на все меры предосторожности и просто расталкивал авто снегозаборником – в такие моменты мне приходилось хуже всего: открытая грузовая платформа – не салон, тут свалиться шансов больше. Но мы все ещё в самом начале непроизвольно доверили ему свою жизнь на дороге, так как ещё тогда догадывались, что в этом деле – он асс. Наверное, поэтому он никому, кроме себя, машину и не доверял.

  Пару раз я действительно улавливал мимолётные движения сопровождаемые рыком или чем-либо подобным. Но что-то серьёзное из этого выделить так и не сумел: скорость была слишком высока. Я даже был рад данному факту. Хотя мандраж это всё равно не ослабляло.

  Тело колотилось, руки тряслись. Меня пугало не ожидание возможного в любой момент нападения, а скорее атмосфера вокруг. Только побывав снаружи, при этом осознавая, что вокруг тебя витает огромная радиационная доза, понимаешь, что означает фраза “нагнетена до предела”. Костюм с противогазом после подобного точно придётся выбросить.

  Собственно, тут рассказывать почти нечего. За весь путь в этом “красном участке” я выстрелил только пару раз, и то в, наверное, мнимые цели.

  Но всё равно до Мяделя я доехал еле-еле. Нет, усталость в ногах почти не чувствовалось, но вот психическая… Вечные неясные звуки, которых я раньше не слышал. Мне хотелось верить, что их создала большая скорость авто, да вот только на ум приходило абсолютно другое. Плачь, бормотание, молитвы – ко всему этому я уже привык. Но тут было нечто другое, я даже не знаю, как это описать… будто звука и вовсе нет, но в тоже время ты отчётливо слышишь некое эхо, словно в прерванном эфире. И вот когда мы подъехали к Мяделю, оно усилилось.

  Причём во стократ. Теперь оно шло со всех сторон, заглушало всё вокруг. Преображало пространство так, будто ничего, кроме него, на этом свете не существовало.

  До обеления костяшек пальцев я схватился за пулемёт, лишь для того, чтобы не упасть.

  Что это, откуда оно?

  Вскоре я получил ответ, но понял, что лучше бы я так и остался в неведении.

  Эти существа передвигались странно, слишком странно для тех, кто раньше вполне возможно был человеком. Их коленные и локтевые суставы были и выгнуты, или и вовсе перекручены. От земли до их тела оставалось примерно сантиметров тридцать, так как все они передвигались исключительно на четырёх конечностях. Словно пауки. Цвет у них был, кстати, подобающий: серый.

  Лица я не успел разглядеть, но это было только временно.

  Данная картина, конечно, испугала меня, но я пришёл в ещё больший ужас, когда обернулся: они гнались за нами. И главное, они не отставали!

  Их скорость была просто невообразима. Руки и ноги передвигались в бешеном ритме, настолько быстро, что я успевал замечать только расплывчатые пятна на их местах.

  А вот это уже действительно плохо.

  Гул в ушах усилился. Мозг отказывался воспринимать окружающий мир только из-за него: слишком большое отвлечение. И главное, чем больше за нами начинало бежать тел, тем громче становился этот звук.

  Не-ет, на вторую подобную штуку я не поведусь!

  Попытавшись сконцентрироваться, я попробовал продумать план действий. Как мне их уничтожить, они же бегут сзади, а на такой угол пулемёт не развернёшь. Додуматься в тот момент взять автомат и развернуться самому мне не хватило ума.

  Я бессмысленно пытался развернуть РПК в сторону наступающих бестий, однако ничего из этого не выходило. Разум снова затуманился звуковым фоном.

  Вдруг справа от кузова возникла одна из четырёхконечных фигур. Лица на ней не было, то есть вовсе. Складывалось такое впечатление, словно оно завуалировано ещё один слоем кожи. О Господи, что же произошло с ними. Но на тот момент я не думал о подобном.

  Инстинкт сработал сам: как только в зоне обстрела попалась цель, я вдавил гашетку.

  Расшвыряв по сторонам пол-лица, крупнокалиберные пули полетели дальше. А обезглавленное тело полетело назад, прямо на своих собратьев.

  Тут я почувствовал, что гул на секунду прекратился. Лишь одной секунды мне хватило, чтобы понять, что нужно сделать.

  Выхватив гранату, я рывком вырвал чеку и повернулся на 180 градусов.

  Ох, как же не вовремя одному из безликих приспичило кинуться на багажник,  а точнее, на меня.

  Туша весом примерно в пятьдесят кило сбила с ног и повалила на рифлёный металл. Граната, конечно же, выпала из руки и покатилась под запечатанный в целлофан короб с патронами, ну что ж, вроде пять секунд отведено. Навряд ли получится справиться за три. Но надо постараться.

  Резко выхватив тесак, слава его я додумался повесить поверх комбинезона, пусть и в другом чехле, я вонзил огромное лезвие мутанту в глотку и приподнял его над собой. Крови не было, ничего не было, лишь непонятная чернота внутри и как будто раскрытый, под кожной вуалью, в истошном крике рот. Но я не слышал ничего, кроме пронзительного писка у меня в голове. Однако теперь моя рука механически потянулось за РГД, и рывком выбросила за борт. Я даже не думал об этом, всё произошло само.

  Взрыв раздался сразу.

  Это явно отвлекло сидящего на мне монстра и я, воспользовавшись моментом, резко вдавил нож в горло мутанту по самую рукоять, вроде лезвие даже с другой стороны вышло. Он истошно завопил, но звука не было, его вопль вовсю разгуливал у меня в голове. Будто кол всадили в темя, и теперь вся черепная коробка расходилась по швам. От необузданной боли я сам застонал, а после и закричал, при этом поворачивая лезвие вправо.

  Получилось так, что тесак вошёл ему в горло как бы под углом, а если точнее: “блином”. И теперь, поворачивая рукоять влево, я разрезал ему горло с правой стороны.

  Скоро показался наконечник, а после и малая часть грани. Мы продолжали валяться на рифлёном металле и кричать что есть сил. Он – у меня в голове, я – у себя в противогазе. Скорее всего, ему даже не было никакого дела до моего визга: ни глаз, ни ушей я у него не заметил.

  Стёкла запотели, я ничего не видел вокруг. Однако когда мои руки внезапно потянуло в сторону и вниз, а гул в голове чуть приутих. Я понял, что дело сделано.

  Я попытался протереть их, но ничего не вышло, хотя и не должно было, ведь надо делать это изнутри… Эх, ну что ж, тогда, придётся подождать, пока воздух в баллоне сделает своё дело. А интересно, сколько его там ещё осталось… А хотя какая разнится…

  Спустя минуту я приподнялся на локте. Из туманной дымки больше не вырывались паукообразные существа, стремящиеся в нашу сторону. Всё, нас больше никто не преследовал. Выкидывать из кузова тело с изувеченной шеей мне было лень, поэтому я просто лёг обратно. Мне почему-то казалось, что на ближайший час для нас всё будет хорошо. Такое умиротворение наступило в душе, что я сам удивился. Хотя, кому я вру, я был настолько морально измотан, что для удивления в моих чувствах не хватало места.

  Я лёг и прикрыл глаза.

  Не знаю, сколько я дремал, наверное, недолго, потому как, когда открыл их вновь, никой разницы между той моей усталостью и теперешней не почувствовал. Разве что нервы успокоились.

  Разбудило меня сильное покалывание в правое плечо. Повернув голову в эту же сторону, я увидел далеко стоящее существо, оно держало палку в руке, длинную такую, и ей же кололо меня в руку. При этом существо сильно жестикулировало. Посмотрев на эту сцену ещё пару секунд, за которые ко мне вернулся слух, я понял, что оно ещё и что-то кричит. Так стоп, так это же Гоша. Да, в легком дождевике и противогазе. Ко мне подходить он боялся, и ясно почему, поэтому пользовался палкой. Чуть позже ко мне пришло осмысленнее того, что он пытается сказать: дёргая руками вниз верх и проводя по телу, он явно хотел, чтобы я поскорее снял ОЗК.

  Я привстал, сказал что-то типа “сейчас-сейчас”, хотя снаружи это, скорее всего, послышалось как всего лишь нечленораздельное мычание, повернул голову и уставился на труп мутанта. А с ним что делать?... Чёрт, что за глупый вопрос?! Уж точно не мариновать!

  Показав Гоше знак о’кей, я привстал на корточки, взялся за мутанта с одной стороны и перевалил его полегчавшую тушу за борт. После чего кинул последний взгляд, – на секунду показалось, что чернота внутри него теперь немного рассеялась,  а само тело иссохло, что можно было сказать и по весу – и пошёл перелазить с обратной стороны.

  Так, если меня разбудили, значит, мы уже выехали с “красной черты”, ну что ж, значит всё должно пройти более-менее. Быстро сняв с себя всю одежду (что было не очень легко, потому как немного мешал одетый на мне бронежилет) общей защиты, кроме перчаток, и повыбрасывав её в ближайшие кусты, я пошёл обратно к машине, надо было избавить запасы от целлофана. Мне на встречу шёл Гоша со скомканным дождевиком в руках, видать и его выкинуть решил, ну что ж, предосторожность не помешает.

  – Ну, как вздремнул? – с улыбкой поинтересовался он, проходя мимо.

  – Хреново, – буркнул я.

  В ответ раздался только смешок.

  Быстро избавив вещи от пакетов, я занёс их к тому же месту куда выкинул и одёжку, там же я оставил и перчатки с временным чехлом для “BOLO”.

  Когда воротился назад, у машины уже стояло двое, – из-за туманной завесы я сначала не разглядел второго, узнал, только когда подошёл на метр к авто, – Георгий и Пётр, они из канистр поливали автомобиль какой-то жижей.

  – Протирадиационный раствор, – пояснил Петя, заметив мой неординарный взгляд.

  Больше я ни о чём не интересовался, ни вслух, ни безмолвно. Усевшись в машину и обнаружив Антона на том же месте где и всегда – у окна с наушниками – я принялся ждать остальных.

  Скоро и они появились.

  – Так парни, лады, – сказал Гоша, попутно вкалывая себе антирад, – сейчас мы на Р27, по ней доезжаем до села Христово и там, с помощью переезда… ох… – он вытащил иглу, после чего достал две новых ампулы со шприцами и передал мне с Петром, – проезжаем до трассы Р3, а там уже и дальше объясню. Всё, покатили. По дороге, Санёк, расскажешь, чего натерпелся.

  Водитель повернул ключ, включив передачу, снял с ручника, медленно снял ногу со сцепления и нажал на газ. Путь продолжился.

***

  Оторванная белая табличка с чёрными буквами оповестила нас о начале села Христово. Она лежала прямо посередине дороги, между двумя легковыми автомобилями, поэтому заметить её в полудённой мгле было не так уж и трудно.

  На этот раз почётный пост у пулемёта нёс Антон, хотя это теперь было скорее символикой, чем чем-то необходимым. Полоса вновь была зелёной, и сильной нужды в обороне не ощущалось. Однако на всякий случай стоит предостеречься. Но до сих пор не случилось ничего такого серьёзного, только малые мутанты иногда выползали на дорогу. Конечно же, на таких патроны тратить не стоило, но Антон, наверное, считал по другому. Каждый раз он метким и молниеносным выстрелом сбивал монстра с ног, после чего говорил, когда Гоша через открытое окно отчитывал его за ненужные траты боезапаса, что действует рефлекторно…

  Не, этот парень ещё долгое время не перестанет меня поражать.

  Всю дорогу от Мядели никто не произнёс ни слова, хотя я не знаю, разговаривали ли они и до городка… Но всё же, сейчас молчание свисало над нами почти физически ощущаемым коконом. Я тоже молчал. Не уверен, думали ли остальные так же, но я всё размышлял о тех странных существах и о всём моём пути по “красной черте”. Что это было, и кто ЭТО были?! Не знаю, откроются ли мне ответы на эти вопросы, скорее всего, нет, однако воспоминания о тех моментах так завораживали. Словно в них я был близок к чему-то важному, но испытывал сильный страх перед этим “чем-то важным” и поэтому боялся до него прикоснуться.

 Иногда возникало ощущение, и даже проскальзывали мысли, что мне хочется вернуться туда…

  – Так,  мужики, что-то мне не нравится эта атмосфера внутри салона. Может хоть кто-нибудь из вас заметил, что мы уже довольно долго передвигаемся по трассе Р3 и подъезжаем к Шарковщине? – вдруг раздался голос Гоши.

  Благодаря ему, я очнулся. Так, что это за мысли, что за хрень?! Как мне вообще подобное в голову могло прийти, туда я больше не нагой!

  – Вот мне тоже кажется, что уж слишком скучно стало, – подхватил я разговор.

  – Вот-вот.

  – Кстати, Саня, ты же так и не рассказал что там было… Ну, гхм, когда по “красной” ехали, – вдруг встрепенулся Петя.

  – О, а ведь точно, Санёк,  а ну-ка выкладывай, а то тут что-то вообще не весело.

  – Ой, мужики, долго слишком – пожаловался я.

  – Да ладно, нормально. Нам после Шарковщины ещё на Р18 переехать надо, после Миоры проехать, с которых на Р14 перейти, там до Рудни доехать, и рядом с ними по переезду и ещё, вроде бы, стоящему мосту, на Р20 переместиться, а там только до Витебска дорога ляжет, – сообщил Гоша.

  – И зачем же ты нам всё это в таких подробностях рассказываешь, ты же уже говорил это раньше? – подозрительно прищурился Пётр.

  – А я это и сам себе говорю, время от времени и про себя повторяю, чтобы не забыть, – спокойно отозвался Георгий. После чего сделав вращательное движение кистью руки, как бы при рассказе стиха, сказал. – Как слышишь путь неблизкий, Санька, поэтому начинай.

  Больше сопротивляться уговорам не оставалось желания. Мне и самому хотелось поделиться набравшимся, так что я начал своё повествование…

***

  – Охренеть, – высказал своё мнение на мой рассказ Гоша.

  – Да, не хило тебе досталось, хотя и нам несладко было, когда эти упыри напали – вставил свой комментарий Пётр.

  Я дорассказал всю историю только тогда, когда мы съезжали с моста. Сейчас мы же успели порядочно отъехать от него.

  Как и ожидалось, Гоша с Петей были порядком ошеломлены тем, что мне приходилось слышать и видеть снаружи, ведь здесь, внутри, у них ничего особенного не происходило.

  – Ну, вот так вот, собственно, – многозначно сказал я, скорее просто для поддержки разговора. – Кстати, мы уже должны быть в Витебске, что-то я его не вижу.

  – Вот я тоже об этом думаю… – только это промолвил водитель, как по крыше нам забарабанила чья-то рука.

  Снаружи отчётливо послышался крик: “Выходите!”.

  Мы посмотрели друг на друга непонимающими глазами, однако спустя полминуты вышли.

  – Что не так, Антон? – задал вопрос Петя.

  – А ты сюда поднимись, посмотри, что не так, – ответил тот. Кажется, он был чем-то встревожен, что для него не характерно.

  Пётр с неохотой, но всё же выполнил просьбу, как только он взглянул вперёд, зрачки его глаз увеличились до невероятных размеров, а тело пошатнулось назад.

  – Мать моя женщина, – Петя прикрылся рукой, будто пытаясь защититься от чего-то, но взгляд по-прежнему был направлен именно вперёд.

  Не задавая вопросов, Гоша сам резко залез на багажник, а через мгновение чуть не свалился от увиденного.

  – Саш, ты тоже посмотри, – сказал Антон, слезая с просевшего кузова.

  Я послушался. Забравшись к напарникам, я вперил взгляд вперёд. Мгновение я не мог различить находящихся за преградой мелкого дождя и тумана каких-либо очертаний. Но после понял, в чём дело, и тут же оторопел.

  Недалеко, буквально в нескольких десятках метрах от нас, разворачивалась яма огромных размеров. Когда мы ехали, сидя в машине, мы не могли заметить этого, угол нужен был другой, больший, но его у нас не было, однако у Антона он был. Именно благодаря нему мы сейчас не лежали вверх колёсами в низине этого кратера.

  Но, откуда он взялся?!

  – Место приземления глубоковакуумной бомбы, – сказал Гоша.

  Неужели я проговорил это вслух, да, наверное, из-за переизбытка эмоций я на секунду перестал контролировать свой язык.

  – Вот такое вот оружие было у нас раньше. Раз, и половины города, вместе жителями, как не бывало, – с некой издёвкой сказал Антон, стоя на земле. – Вы бы хоть поблагодарили, что ли.

  – Спасибо Антоха… Блин, офигеть, как такое могло случиться, неужели это действительно возможно, от одной бомбы! – глядя вперёд, рассуждал вслух Пётр, и я мог его понять, сам никак не мог отвести взгляд.

  – А пойдёмте взглянем, чтобы полностью удостовериться, – предложил Георгий, слезая с багажника.

  За ним двинулся я. Как только ступни коснулись дороги, ноги поскользнулись на мокром асфальте, покрытом гнилью растительности и всяческих отходов, которые уже долгое время мешают Гоше нормально вести машину. Конечно, в этом был виноват отнюдь не моросящий дождь и разлагающаяся масса всего, чего только можно, я просто никак не мог отойти от увиденного. Не много ли потрясений за один день, сначала “красная полоса”, теперь это…

  Еле дойдя до воронки и взглянув вниз, я сразу упал на колени. Голова закружилась, к горлу подкатил ком. Я, конечно, мог представить её примерные размеры, но никак не такие. Казалось, дна вообще не было, оно полностью покрывалось чернильной тьмой.

  – Ох*еть, – послышался сбоку голос Пети, и я был с этим полностью согласен.

  Посмотрев на лица двух других, я нашёл на каждом из них следы немалого удивления, даже Антон сначала чуть отшатнулся от такого зрелища, однако теперь он внимательно рассматривал что снизу.

  – Эй, парни, присмотритесь-ка ко дну кратера, вам не кажется оно неким странным, – присев на корточки, сказал он.

  Я, приподнявшись с колен, чуть придвинулся к краю и взглянул вниз. А ведь действительно, что-то тут не так, такое ощущение, будто чернота внизу движется, причём движется не полностью, а по частям, с места на место, как будто живёт своей жиз… так, стоп, какого?!

  – Чёрт побери, да она же передвигается! – вскочив на ноги, с раскрытыми до максимума глазами, прокричал я.

  – Мг, ахат, чёр, оох, действительно, – пятясь назад, не в силах выговорить хоть одно слово, еле отозвался Гоша.

  Антон с испуганным видом тоже начал отходить назад, но Пётр всё ещё не двигался с места.

  – Пе-пе-петя! Ты чего застрял?! – позвал Георгий, пытаясь приостановиться, но ноги уже не слушали его.

  Тут Антон приостановился, немного нагнул голову, скорее чтобы посмотреть на стенку кратера, и тут рывком достал из-за спины автомат и выстрелил в сторону сидящего Пети.

  Тут же его голова резко встрепенулась и он будто очнулся. С очумелым видом посмотрев назад, на нас, он произнёс:

  – Блин, мужики, простите, я тут залип немного. Прикидываете, оно прям на меня двигалось, чёрное тако…

  – Убирайся оттуда придурок! – каким-то по-детски высоким голос прокричал Антон и тут же вновь вскинул АК.

  Нависшую на Петей чёрную тучу, я заметил слишком поздно. Когда она успела?!

  Антонов Калашников застучал выстрелами, однако все они проходили через тварь, только в местах попадания на секунды появлялись и исчезали белые проплешины. Пётр повернулся, готовясь визжать от ужаса, однако крик сам собой захлебнулся, как только он увидел тёмный сгусток неведомо чего.

  Он просидел так, – пялясь широченными глазами на неведомого мутанта, – несколько секунд. После чего тот обволок своей тёмной энергией его правую голень, и спустя мгновение из-под навеса мрака пошёл струящийся дым. Но даже физиологическая боль не произвела на Петю никакого впечатления.

  Вся эта сцена развернулась буквально за две секунды, за которые я успел разве что достать автомат. Гоша меня опередил. Он вторым начал стрелять за Антоном.

  Громкий выстрел из его винтовки слился с “калашом” и они оба разверзлись над округой.

  Главное, странно, я был уверен, что мы не причиним никакого вреда этой бестии, и наши выстрелы её абсолютно не колышут. Но почему-то сам нацеливал АК. Точно так же я думал, когда и Гоша произвёл свой выстрел.

  Однако когда тварь резко отнесло назад, при этом пробурив в ней немалую дыру. Я был немного шокирован.

  Чёрный сгусток нырнул за край жерла и ненадолго убрался с виду.

  Не теряя ни секунды Антон подбежал к Пете и схватил того за подмышки. И как только он это сделал, Пётр сразу закричал. Причём не просто закричал, а буквально завизжал. Подбежав поближе, я увидел, что его правая нога была полностью обожжена, вплоть да голенной кости, которая из-за высокой температуры почернела.

  Что произошло, как это случилось? Времени на решение этих вопросов у меня не было.

  Схватив раненого, я, вместе с Антоном, потащил его к машине. Мой напарник при этом всё время повторял только одно, обращаясь и ко мне, и к Гоше бегущему рядом:

  – Как только появятся – стреляем все: они реагируют на звук.

  Я не сильно прислушивался к его словам. Но когда от машины оставалось всего десяток метров, за его спиной я увидел вновь поднявшиеся тёмные бесформенные, о точнее всё время её меняющие, тела. Причём на этот раз их было несколько.

  Я даже слова сказать не успел, как Гоша выстрелил. На этот раз его выстрел не произвёл никакого эффекта, наоборот лишь больше раззадорили недругов и те бросились на нас с ещё большей скоростью.

  Бросив ноги Петра, Антон резко развернулся и тоже начал стрелять. Патронов у него осталось немного, поэтому теперь он делал это одиночными. Но и это не действовало.

  Поэтому спустя мгновение к ним присоединился я.

  Отпустив руки раненого, он всё равно сейчас ничего не чувствовал: вырубился. Я взял так и не переброшенный обратно автомат и от бедра начал поливать приближающихся тварей свинцом.

  На этот раз всё вышло. На полпути твари сжались, как фольга, и ринулись обратно.

  Это вновь дало нам время.

  Подхватив Петю, мы донесли его до машины и кинули в салон. Гоша сел за руль, я взгромоздился на переднее сиденье пассажира. Антон же опрометью кинулся в кузов.

  Благодаря водительским умениям пилота, уже спустя секунду мы стартанули. Тут же я увидел в боковом зеркале отражение надвигающихся теней, теперь их было ещё больше. И тут же сверху я заметил какой-то летящий к тварям объект. Я не успел разобрать, что это. Однако раздавшийся спустя мгновение взрыв РГО поставил всё на свои места, спугнув при этом незваных гостей.

  Хотя, в данной ситуации, может мы являлись незваными гостями?...

 

  – Что это было?! – яростно кричал я.

  Зачем я кричал, не знаю, просто, наверное, после увиденного никак не мог успокоиться… А как же тут успокоишься?!

  Нет, ну я понимаю: мутанты – существа страшные, опасные, с бо́льшим, чем обычно, количеством конечностей, глаз, голов, пальцев и так далее. Однако все они сделаны из одного и того же. Из мяса! Все они осязаемы и имеют какую-то, хоть и не всегда понятную или симметричную, форму тела. А здесь… Что это вообще такое?!

  – Ты видел?! Почему.. – бессмысленными глазами смотря на руки, бормотал я, – как.. откуда это взялось?! – неугоманивался я.

  – Да видел я, видел! Успокойся ты уже! Тут все этим ошарашены, а ещё ты орёшь! – закричал в ответ Гоша.

  Я сам видел, что он тоже далеко не всё понимает из недавно произошедшего. А точнее: он ничего не понимает. Так же, как и я, так же, как и Антон, и так же, как и Пётр. Только вот сейчас кроме меня в этот вопрос никто не углублялся: один уже около двадцати минут вёл машину, вцепившись до обеления костяшек в руль и вдавливая педаль газа в пол, наверное, так ему было спокойней. Другой до сих пор не очинял, ему я уже перевязал голень бинтом и вколол обезболивающее. А третий и вовсе остался снаружи, в багажнике.

  Значится, только я один действительно был встревожен этим, а все остальные пытались убежать от данных вопросов. Хотя, Антону, скорее всего, просто всё равно.

  “Но, как же так, я точно видел, что они двигались, – думал я про себя. – Но ведь это невозможно, они ведь не были чем-то физическим, скорее, газ. Но как, это нелогично, они точно реагировали на звук, значит, у них есть сознание, но ведь они всего лишь  сгустки пара. Тёмного пара, или дыма… Кто же они? Я ясно видел, как некоторые из них отсоединялись от множества или присоединялись обратно, но ведь существа с физически-твёрдой оболочкой не могут так делать. Так вообще живые существа не могут делать, разве что, только на клеточном уровне. Тогда, подождите, что это получается, они что, переразвитая форма молекул… Нет, это безумие какое-то, не может быть нечто таких размеров состоять только из одной клетки. Или может?”

  – Да Аномалия это, – неожиданно послышалось сбоку.

  Я так увлёкся своими мыслями, что даже не заметил, когда начал говорить их вслух. Собственно, на моё бормотание и отреагировал проснувшийся Петя.

  Глаза его были приоткрыты, и весь он казался таким умиротворённым. Разве что, лицо неестественно бледное.

  Я хотел узнать, как он себя чувствует, но из горла вышла другое:

  – Что это?...

  – Аномалия, – тихо сказал он, и посмотрел на меня. – Это может быть чем угодно, но чаще всего это нечто, реагирующее на, гхм… на внешнее воздействие и отвечающее на это вторжение. Так же иногда, вроде бы, оно могло показывать примитивную способность мыслить. В общем, были и такие, у которых имелись даже некие задатки разума. Именно с такой хреновиной мы и встретились.

  Я раскрыл рот от удивления. Вдруг автомобиль резко вильнул в сторону, резина прочертила по скользкой растительной гнили, завуалировавшей асфальт, и вскоре “Форд” остановился. Гоша, сложил руки на руле, положил на них голову и резко, громко выдохнул.

  Да-а, всё-таки тоже не выдержал. Долго держался, но сдался. Он всё слушал, не говорив ни слова. И явно, так же как и я, был поражён.

  – Но ведь это безумие какое-то, это просто абсурд. Это ведь нереально… – тихо сказал он.

  – Однако ты сам всё видел, – ответил Петя.

  Я опустил взгляд. Интересно, сколько же мы ещё не знаем об этом новом мире? Хотя, стоп, он говорил “были”, следовательно, это не первый случай, и до Войны подобное встречалось.

  – Откуда ты всё это знаешь? – задал я вопрос Пете, не отрываясь от разглядывания коврика подо мной.

  – В детстве слышал. Дед рассказывал, он охранником одной из тайных лабораторий СССР был, так что подобного много знал. Вот мне и рассказывал на досуге, а мне его истории дюже как нравились, поэтому я записывал все, а вместе с этим и запоминал. Вот, гхм, в одном из своих рассказов он и говорил про аномалии, дескать, люди иногда, на разных континентах сталкивались с чем-то непонятным, но явно созданным в этом мире, причём созданным природой. Ещё рассказывал, что самые светлые головы Союза даже нечто подобное пытались своими руками сделать, типа для уничтожения многочисленных войск противника. Да вот только не вышло ничего у них, слава Богу, такого оружия человек не получил… – Петя на секунду замолчал. – Ха, а ведь как забавно выходит: то, что род людской на протяжении многих десятилетий сделать пытался, природа за пару лет создала. Если не за куда меньшее время, не первый же день аномалия в этом кратере находится?

  – Ну, я бы не сказал, что одна природа, бомбу ведь не она сама на себя скинула, – проговорил Гоша.

  Только спустя полминуты Пётр ответил:

  – Ммм, может, ты и прав.

  Я чуть усмехнулся.

   – Да вот только, как я думаю, от бомбы вакуумного действия такой хрени не возникло, – я даже не услышал как Антон открыл дверь и тоже присоединился к разговору. Наверное, отреагировал на остановку.

  – Хм, пожалуй, с этим я, тоже соглашусь, гхм, – сказал Петя, откашлялся, а затем попытался подняться и, наконец, сесть.

  – Эй, эй, ты че… – начал отговаривать его я, быстро жестикулируя и как бы руками ложа его обратно.

  – Да всё нормально, нормально, – отмахнулся тот.

  У него почти получилось сесть, однако когда его раненая нога дотронулась до пола, Петя, с резким вскриком, повалился обратно. Руки автоматически потянулись к голени, но на середине пути остановились: сейчас до неё лучше не дотрагиваться, и Пётр это осознал довольно быстро.

  – Нет, там точно нечто сверхъестественное роль сыграло, – с жалостью посмотрев на стонущего бойца, сказал Гоша. – Такого природа создать не могла… А может, и могла, кто её знает?

  Петя продышался, на лбу выступила испарина, лицо покраснело от натуги, а руки дрожали от перенапряжения.

  – Не… природа на всё… способна, – сглатывая почти на каждом слове, неожиданно сказал он.

  Некоторое время все молчали. Сквозь создавшуюся идиллию тишины слышался только далёкий шорох и вой с бурчанием. Но вскоре, до сих пор стоящий в дверях, Антон прервал это:

  – Видать, некоторое время мне ещё придётся в кузове постоять, – сказал он, после чего огорчённо выдохнул. – Ну, что ж, ладно. Гоша, там сейчас какая дорога идёт?

  – Тут “зелёный” путь начинается, только один участок оранжевым отмечен, я скажу где, – буркнул водитель, всё ещё лежа головой на руле.

  – Ясно, – я взглянул на этого парня ещё раз и изумился: только сейчас я заметил, что он в чём-то изменился. Точно, его лицо выражало эмоции! Я проморгался. Нет, не показалось. Глаза были живыми, губы двигались, произнося слова, которые, я думал до этого, он и вовсе не знал.

  Что же так повлияло на него, или это у него просто перепады настроения… А может раздвоение личности, в общем, кто знает…

  – Мужики, раз уж остановились, давайте перекусим, – вдруг предложил Гоша.

  Я был не против.

  Он залез под второе сиденье, но тут же остановился, подняв взгляд, уставился на обивку, и спросил, обращаясь к Антону:

  – А ты на переднее сесть никак не можешь?

  – Меня укачивает спереди, – ответил тот.

  – Ну, тогда я пересяду, а ты здесь будешь, – предложил я.

  – И меня с ним оставишь? Нет, я в перевязке и остальном подобном не слишком силён, поменьше тебя даже буду. Так что ты лучше здесь останься, для него же лучше.

  Я взглянул на Петра, да, действительно, перевязывать голень ему время от времени надо будет.

  – Парни, все есть будут? – задал вопрос Георгий, скрывшись под сиденьем. Я, смотря на Петю, вопросительно махнул головой, тот покачал головой. Сейчас бы ему как раз-таки следовало бы поесть, однако ввиду невыносимой боли кусок вряд ли в глотку полезет. И я его понимаю: у меня у самого аппетита нет, просто еда поможет немного отвлечься.

  – Петя не будет, – ответил Антон.

  – Я лучше успокоюсь и полежу немного, – сказал раненый, чуть повернувшись набок и прикрыв глаза.

  Через пару секунд у всех троих в руках было по пачке саморазогревающейся гречневой каши. Ещё с воинского пайка осталась. Отдернув клапан, я услышал  характерное шипение, скоро всё будет.

  Через минуту я держал в руке тёплый пакет с горячей гречкой. Взяв у Гоши пластмассовую, одноразовую вилку, я начал подковыривать поднявшуюся смесь и запихивать себе в рот. Масла было неплохо ещё растопить… Я спросил у водителя об имении такого продукта, оказалось, что таковой имелся. Георгий вытащил из бардачка небольшой свёрток с маслом, и со словами “зажирел совсем” передал его мне. Только отламывая грязными пальца кусок молочного продукта, я подумал, что надо бы помыть руки. Хотя, уже не обязательно, всё равно масло уже начало растворяться в жаркой каше.

  Взглянув на грязные, в песке и смазке от оружия руки, я подумал, что действительно сполоснуть надо бы.

  Открыв со своей стороны дверь и взяв литровую бутылку, на дне которой ещё осталась влага, я отвинтил пробку, сел поудобней и, держа бутылку в одной руке, полил на вторую.

  Проделав так с правой и левой конечностью, я выпил остатки воды и посмотрел вперёд себя. Прямо передо мной, в клубах привычного белёсого тумана, стоял микроавтобус ГАЗ. Я помнил такие, в качестве маршруток по городу ездили, и этот их вечный жёлтый цвет, наверное, – самая запоминающаяся деталь. Конечно, и в прошлом они не всегда чистыми были, но хотя бы более-менее опрятными. Таких же я точно никогда не видел: два боковых колеса были спущены, из-за чего машина завалилась набок и как будто вросла в асфальт. Ржавчина ещё полностью не развилась на авто, однако почти везде на корпусе уже виднелись небольшие коричневые проплешины, усеявшие микроавтобус будто прыщи подростка. Лобовое стекло было разбито, а за ним…

  Я отвернулся, взглотнул, после чего повернулся на сиденье и закрыл дверь. Смотреть ещё раз на полуистлевшее тело мне не хотелось, особенно перед трапезой.

  Посидев ещё секунду, медленно начал есть, еда сначала не лезла, но вскоре гнилое мясо и висящие с открывающихся костей лоскуты зелёной кожи и одежды забылись, и перекус пошёл.

  Сживали кашу все быстро, причём я был последним. После мы на всех разделили ещё одну литровую бутылку воды. Вот на это дело Пётр согласился, причём выпил больше всех, но это было понятно.

  Через полминуты все были готовы к отправке в дальнейший путь.

  Антон залез в кузов, а мы остались на своих местах. Гоша тронулся. Теперь он вёл машину медленнее, не гнал как тогда. Аккуратно объезжал вырастающие из молочной пелены остовы машин и обычный мусор.

  Интересно, сколько сейчас времени? Часа три, наверное. Я взглянул на часы. Ого, нет, уже четыре. Быстро летит, успеем ли сегодня до Минска добраться?... Посмотрим.

  Я взглянул на лежащего рядом Петра. Он вечно тянулся к ноге и поправлял бинты, блин, а ведь я его, можно сказать, и нормально не забинтовал. Так, под действием адреналина пару раз накрутил и завязал. Чёрт, нехорошо.

  – Всё нормально? – спросил я у него, когда он в очередной раз полез к голени.

  – Да… всё хорошо, – ответил тот и улёгся.

  Однако долго он не выдержал: спустя полминуты он вновь полез к перевязи.

  – Может лучше мне новый наложить? – поинтересовался я. Даже не знаю, зачем, ведь и так было понятно, что подобное в данный момент необходимо.

  Петя посмотрел на меня и кратко кивнул.

  Большего мне не требовалось. Развернувшись, я взял аптечку. Раненый вытянул ногу ко мне. Я стал аккуратно снимать небрежно намотанный бинт.

  Дрожь в руках до сих пор присутствовала, поэтому при снятии я иногда украдкой касался поврёждённых участков, из-за чего Петя резко вздыхал и чуть изгибался. Но всё-таки мне удалось снять этот треклятый бинт. Теперь предстояло проденфицировать рану и заново обмотать её.

  Я внимательно осмотрел ожог. Так… а очищать-то тут и не отчего. Рана полностью чистая, будто кожу очень аккуратно сняли с кости, при этом немного поджарив мясо вокруг. Но, разве такой идеальный ожог возможен? Такого раньше я не видел, что же это за аномалия такая… Создаётся чувство, что она равномерно разогревала кожу и мясо со всех сторон. Хотя, наверное, так и было.

  – Ну, что там? – спросил Петя, не решаясь посмотреть.

  – А? – не понял сначала я, однако когда осознал вопрос, ответил: – да так, ничего страшного. Гоша, здесь ничего против ожога нет?

  – Прости, но сметану уже давно не делают, – сказал водитель и усмехнулся.

  – Шутник, – прокомментировал я.

  Однако от его глупых подколов, становилось как-то легче и спокойнее на душе, за что я ему хочу сказать спасибо.

  – Посмотри там, может картошка из пайка сгодится, – вновь сказал водитель. Я посчитал и это за шутку, но тон был серьёзным.

  – Не понял…

  – Картофельную массу при ожоге обычно наносят. Мягкая, прохладная и не тревожащая кожу. Но тогда был настоящий картофель, а сейчас можно и сух-пайковым заменить… Наверное… В общем, берёшь холодную воду, пюре растворимое, смачиваешь его в воде, и наносишь на повреждённый участок.

  Я не был уверен, что поступаю правильно, однако сделал всё именно так, как он и сказал. Через пять минут, в течение которых Пётр испытал немало боли, особенно когда я наносил получившуюся смесь на голень, всё было готово и каша из заменителя картофеля, смешанного с холодной водой, была наложена Петру на ногу. Я тут же приступил ко второй, самой трудной, части: обёртыванию всего этого бинтом.

  – Кстати, Гоша, гхм, а как мы едем-то сейчас? – неожиданно спросил Петя.

  – Сейчас по М1 едем, до этого Р87 была. Скоро на Р62 съедем, по ней до агрогородка Бобр доберёмся – он пустой, так что боятся нечего – и далее, через Р19, вновь на Р62. После я ещё сам сверюсь.

  – Ага, а в Минске скоро окажемся?

  – В полночь, и то дай Бог.

  Пётр прихмурел. Мне, честно сказать, подобный расклад тоже несильно нравился. Но другого выбора нет, поэтому остаётся действовать по мере возможностей.

  – А какая вообще ситуация на дороге прогнозируется? – вновь спросил Петя.

  – Ха, благоприятная. По крайней мере, первую часть пути, после там будет небольшой “оранжевый” участок, мутанты вроде, или радиация, точно не помню, надо будет ещё раз взглянуть. Но уверен, что он где-то в середине, а пока всё в порядке.

   Только Георгий это сказал, как снаружи сразу раздались выстрелы. Недлинная такая очередь, пуль пять наверное, и все направлены в левую обочину. Что там было, я не заметил, а на правление уловил только по слабой вспышке последнего выстрела. Видать, что-то Антон там углядел.

  – Вот тебе, и “все в порядке”, – наполнив голос небольшим сарказмом, сказал я.

  – Ну, почти, – ответил Гоша.

  Дальнейшую часть пути я помню смутно. Ничего такого особенного не происходило, да и я на мало что обращал внимание. Только редкие выстрелы доносились снаружи, иногда ещё Пётр постанывал, когда мы на какую кочку и яму наезжали, плюс дождь опять пошёл – одного тумана нам, видимо, не хватало –вновь забарабанив холодными немалыми каплями по машине, ну и всё.

  В голову никаких мыслей не лезло. Не о чем было думать. А действительно, о чём размышлять? О том, что видел в Витебске? Хватит уже, и так нервы на этой теме все себе потрепали. Надоело.

  Мозг за последние пару суток истощал до такой степени, что теперь просто не мог рационально мыслить. Хотя, нет, наоборот скорее. Слишком много в себя впитал, что теперь просто вмещать нечто новое некуда. А так как переработка полученного материала ещё не завершилась, то и думать над ним он тоже отказывался.

  Ну что ж, тогда, может, хотя бы помечтать получиться. Просто, беззаботно помечтать…

  Я прикрыл веки, и начал представлять себе как мы въедем в Минск. Главное будет добраться туда. А там уже мы узнаем, что делать дальше. Там же большой город, там должны были остаться и хорошие врачи для Пети, и люди, которым нужен добротный руководитель, такой как Гоша, и работа для Антона, и мои родители. Да, обязательно. Там должны были остаться хорошие люди.

  А мало ли, вдруг там даже есть свет, ну, в смысле, не электрический, а солнечный… Хотя, что за бред?! Там ведь тоже неподалёку ядерная бомба упала, там тоже всё облаками закрыто. Этого просто быть не может, чтобы там сквозь непроницаемую вуаль пробивались лучи Солнца. А может… Нет, не возможно.

  Интересно, а как я найду своих родителей? Как я с ними встречусь? Какой будет эта встреча? Что мне сказать им?... Нет, стоп, успокойся и не волнуйся, “всё подскажет сердце”.

  Я резко открыл глаза и подскочил на сиденье. Мне показалось, или мне кто-то сказал эти слова на ухо? Такое чувство, будто их произнёс кто-то другой. Или мне просто показалось…

  Я оглянулся. Петя спал. Гоша расслабленно вёл машину, моего пробуждения он даже не заметил.

  Я вновь устроился поудобней и закрыл глаза. Тогда я так и не заснул, да и сейчас лучше не надо. Но что ещё остаётся делать?

  Но на этот раз как следует поразмышлять о грядущем мне не дали. Только я начал мечтать, как машина резко остановилась.

  Гоша обернулся назад. Сквозь смутную призму, заслонившую глаза, я разглядел его гуляющие зрачки. После чего его рот, отображающийся на тот момент в моём сознание как красная клякса, произнёс:

  – Так, парни, хватит дрыхнуть, я вон с утра ещё ни разу не прилёг, – и развернулся обратно.

  Затем он открыл окно и прокричал что-то Антону. Вскоре тот появился в дверном проёме со стороны Петра.

 – В общем, мужики, мы остановились посреди трассы Р62, а точнее стоим впритык к автомагистрали М4 – это наш последний рывок.

  Я оглянулся по сторонам. Мы стояли посреди небольшого свободного пространства, обнесённого оградой из низко опустившейся молочной пелены, вокруг нас отчётливо выделялись немного присыпанные коррозией автомобили, граничащие с частыми выбоинами в асфальте. Казалось, будто эти небольшие ямы оставил некий, не известный мне, зверь. Только какое существо обладает такой массой, чтобы в асфальте дыры пробивать? Или это от когтей… А может это и не мутант вовсе? Может они сами возникли, из-за времени – оно всё меняет. А может тут тоже аномалии поработали?... Я покрутил головой, отгоняя не нужные мысли.

  – Санёк, ты слушаешь? – вдруг раздалось сбоку. Ясное дело, это спросил Гоша. Я повернулся и кивнул. – Ну, слушай, только внимательно, а то что-то у тебя вид какой-то отрешённый. Не проснулся ещё что ли? – последнюю фразу он произнёс слишком тихо, будто говорил сам себе. После он ещё разок взглянул на развернутую на рулевом колесе карту, повернулся и продолжил: – так вот, тут нам вновь придётся постараться: первые 20 километров отмечены оранжевым цветом. И, если буква не ошибается, то тревожить нас будут мутанты.

  Он оглядел, всех и остановил взгляд на Антоне.

  – Ну как ты, Антоха, согласен, ты единственный кто ещё не нёс пост в подобных ситуациях, только у тебе ещё и темнота с дождём сопутствовать будут, – охотник лишь коротко кивнул. – Вот и отлично, ну что ж, мужики, тогда рассаживаемся, когда полоса закончиться, снова остановлюсь, и тогда будьте готовы впустить ещё третьего. – Гоша снял с ручника. – Минск уже не за горами.

  Антон резво заскочил в кузов, а я быстро закрыл Петину дверь. Действительно, столько времени мы шли к этому, и вот почти у цели. Осталось всего ничего, надо пройти этот путь как можно быстрее и без эксцессов, их нам и так хватает.

  Водитель, переключив на первую передачу, резко отпустил сцепление и вдавил газ. Через минуту мы съехали на последнюю часть маршрута – трассу М4.

***

  Мы проехали уже почти половину “оранжевой полосы”, однако ни, хотя бы, одного мутанта, ни чего-либо подобного до сих пор не появилось. По крайней мере, из туманной пелены нам навстречу никто не выныривал. Странно как-то, до этого карта странника не врала. Может он ошибся, может “звери” будут нападать чуть позже, после этих двадцати километров.

  Гоша всё время дергался и осматривался по сторонам. Думаю, его тоже посетила похожая идея.

  Необычно это выглядело, трое мужиков в машине сидят и вертят головами, пытаясь высмотреть в белёсом смоге хоть какое-то движение. Даже курьёзно как-то получается: когда ехали и мутанты нападали на похожих участках, было даже как-то спокойней, сейчас же едем, и всё вокруг тихо вроде, но внутри такой страх и беспокойство… Странно, если судить по логике, то наоборот должно быть. Видать, нам теперь хаос и опасность стали ближе и привычнее, чем спокойствие и порядок.

  Проехав ещё пару километров, Георгий остановил машину, огляделся, приоткрыл дверь и позвал Антона. Я был солидарен с его решением, почему бы не попробовать, не до самого же Минска парень там торчать будет, всё время взведённый как курок. Лучше уж чтоб он в машине был, так хотя бы будет точно ясно, что весь состав имеется.

  Петя уже мог сидеть, поэтому он, с трудом, приподнялся, и придвинулся ближе к двери. Антон же обошёл автомобиль и сел с моей стороны. Таким образом, я оказался в середине. Благо машина просторная, место есть.

  Мы двинулись дальше.

  Даже когда проехали оставшиеся километры и очутились за границей “оранжевой полосы”, то есть переехали на “зелёную”, всё равно ничего не произошло. Никто не зарычал, не выпрыгнул, не залаял, не заскулил… Совершенно ничего не произошло, всё было, как и раньше.

  Немного пугает подобный расклад.

   И тут Петя сказал:

  – Странно получается, да? Вроде должны были от полчищ полуживых тварей, гхм, отбиваться, а проехали всё тихо и спокойно. Ранее карта старика ни разу не лгала, а тут. Неспроста это… или безумный просто ошибся… Но всё-таки нам нервы это недолжное затишье потрепало. Обычно, подобная, неестественная, утихомиренность только перед бурей бывает. Как считаете?

  Никто не ответил. Было видно, что Петру просто хочется поговорить. Я на миг попытался посмотреть на мир его глазами и подумать его разумом. Мне так и чудилось, что, то справа, то слева, раздаётся прерывистый вой, и на машину наскакивают облезлые собаки. Наверное, именно это ему и казалось. Я даже скажу больше, скорее всего, это он хотел видеть больше, чем видеть то, что происходит по правде. По крайней мере, в настоящий момент.

  Проехав ещё немного, мы все приуспакоились. Только Петя иногда с осторожностью посматривал по бокам.

  И чего же мы так перенервничали. Самому теперь непонятно, а ведь в тот момент это было так естественно для меня. И главное, было так страшно. А почему? Никакой, явной, угрозы ведь не наблюдалось. В общем, человек – странное существо.

  Я посмотрел на напарников. Петр, наконец, расслабился и теперь сидел с приоткрытыми глазами и смотрел прямо перед собой. “В сон клонит” – подумал я. После повернул голову к Антону. Тот вновь потонул в музыке.

  Мне же было делать нечего.

  Когда ни чем не занимаешься, больше уходишь в себя. Со мной произошло нечто подобное: я вдруг понял, что мне ужасно жарко в бронежилете. Извернувшись, я осторожно, насколько это было возможно, снял его с себя и положил сзади, у окна.

  Я вновь заскучал.

  Посмотрев ещё раз на листомана, я, не мудря лукаво, потеребил его за плечо. Тот, повернувшись ко мне, посмотрел на меня удивлёнными глазами и вопросительно кивнул. Я сделал жест руками, как бы показывая, что снимаю наушники. Он повторил, только снял настоящую гарнитуру, и спросил:

  – Что такое?

  – Что слушаешь? – задал ответный вопрос я.

  Таких округлённых глаз я не видел у него ещё ни разу. Он немного помялся, после чего сказал, жестикулируя в такт словам:

  – Так, стоп, ещё раз можешь повторить, что ты спросил?

  – Какую песню слушаешь? Или музыку, – повторил я, продолжая глупо улыбаться.

  А что ещё делать, говорить всё равно не с кем, так хотя бы лучше с Антоном познакомлюсь.

  – Ого, мне реально не послышалось, – сообщил тот, с совершенно бесстрастным лицом. – Ну, вот, на, послушай. Не знаю, нравится ли тебе рок…

  Он медленно передал мне наушники, я одел их. Он включил плеер. Вскоре в ушах раздалось мерное играние гитары. Мотив был каким-то знакомым, но так давно забытым…

  – А кто поёт? – поинтересовался я, пока не “пошли” слова.

  – System Of A Down, – я смог услышать только это, хотя вроде он больше ничего и не произнёс, до того, как мужской голос начал медленно выговаривать:

Such a lonely day

  And it's mine

  The most loneliest day of my life

Such a lonely day

Should be banned

It's a day that I can't stand

  Слово, на которое заканчивалось каждое трехстишие, он вытягивал в пару секунд. Не знаю как некоторым, но мне это безумно понравилось. Сразу, с начала песни, на меня навалился некий кокон, оберегавший ото всего вокруг, и только эти слова помогали мне держать связь с реальностью.

  И в следующую секунду раздался резкий удар барабанов, и гитара прибавила своё участие в песне. А вместе с ними голос настойчиво протянул:

The most loneliest day of my life

The most loneliest day of my life

  Кокон разрушился, теперь мне вновь открылся мир, серый, мрачный. Однако в словах этой песни такой красивый и манящий, что я просто не мог оторвать свой мысленный взор от этого постапокалиптического великолепия.

  И тут голос вновь спокойно заговорил под мирное бряцанье гитары:

Such a lonely day

Shouldn't exist

It's a day that I'll never miss

На этот раз никакого воображаемого кокона не возникло, теперь я свободно наблюдал за окружающим миром, который приводил меня в дрожь и в тоже время восхищал до трепетания.

Such a lonely day

And it's mine

The most loneliest day of my life

   И тут вновь ударили барабаны:

And if you go

I wanna go with you

And if you die

I wanna die with you

Take your hand

And walk away

   Он протянул последнее слово, и вновь заиграла гитара. Только теперь не мерно перебирая струны, а как бы длительно держась на одной октаве. Будто скрипка.

  Именно в этот момент окружающий мир мне открылся лучше всего. По телу пошла дрожь, в душе стало вдруг резко и пусто и тепло. Я готов был кричать от распирающего восторга перед данным величием, однако единственное, что мог делать, это с раскрытым ртом смотреть в низкие темно-серые небеса, чья красота и ужас поразили меня.

  После гитара ускорила свой ход, и я чуть не задохнулся от прилива восторга и страха, исходящего от тумана и разрухи вокруг.

  Ещё чуть позже голос повелительно заговорил:

The most loneliest day of my life

The most loneliest day of my life

The most loneliest day of my life

  Последние слова он сказал чуть прикрикнув.

  Затем второй голос, соправождавший первого всю песню, мерно протягивая “Aaa” свёл грохот барабанов на нет. Осталась только гитара и первый голос, сказавший:

Such a lonely day*

And it's mine

It's a day that I'm glad I survived

  После этого всё закончилось.

  Я, ошеломлённый, снял наушники. Что это было, на мгновение я готов был преклонится перед величием постядерного мира и Апокалипсиса, я даже, вроде, нашёл в нём некую красоту. Я будто мог дотронуться до неё, но никак не мог дотянуться. Или мне всё это лишь показалось?

  Я даже не могу теперь толком объяснить, что это было. Будто небеса разверзлись передо мной, и открыли весь ужас неведомый людям. Однако мне он понравился. Хотя, что это за бред?! Чёрт, я теперь даже не понимаю, что со мной было…

  Но почему же мне тогда хочется испытать это ещё раз?...

  – Обычно, когда я снаружи и стоит такой сильный туман и чуть моросит дождь, я пытаюсь слушать что-нибудь повеселее, однако сегодня мне хочется слушать именно подобные песни. Сам не знаю, почему. Может, чтобы ухудшить себе настроение ещё больше? Мне не известно. Лишь одно мне известно: для меня, музыка – наркотик, и главное – чтоб он был. А ухудшит ли мне он настроение, или наоборот – неважно. Основное – это то, чтобы он связал собой некие чувства, тогда мне будет понятно, что я действительно прослушал ту, или иную песню не зря. Думаю, только что ты сам это понял, – глядя на гарнитуру, при этом чуть теребя её в руках, медленно и тихо, но твёрдым и сильным голосом, произнёс Антон.

  Музыка – это наркотик… Как правильно сказано…

  – Спасибо, – сказав это, я повернулся в другую сторону, теперь мне на душе стало куда лучше. Даже не знаю, почему, но точно чувствовал, что лучше.

  * (Прим. Автора) Песня американской рок-группы, которой я восхищаюсь, System Of A Down, под названием Lonely Day.

  Чуть выглянув за спящего Петю, я поднял глаза к небу. Там меня ничего не ждало, кроме, разве что, постепенно чернеющего марева. Значит – вечереет.

  В такое время туман обычно чуть отступает: наступает ночь, температура падает, и молочная суспензия чуть уменьшает свою консистенцию и становится более проницаемой, в добавок немного флюорисцируя. Этот раз не был исключением.

  Вновь посмотрев вперёд, я смог различить деревья у обочины. А ещё чуть позже, видел уже несколько покосившихся, с оторванной корой, корявых хвой.

  Даже их радиация не пощадила. Хотя, может, это мутанты такое сотворили? Нет, здесь слишком много изуродованных деревьев. С таким количеством растений, подобное даже эти бестии сотворить не могли.

  Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как туман отступил ещё больше. Теперь мне открывалось всё на несколько сотен метров вокруг. Да вот только это “всё” приобрело ещё более тёмный тон. Ночь входила в свои права.

  Через полчаса всё вокруг вконец окрасилось в чёрный цвет. Только немного, на фоне серых, вечно висящих над этим потерянным миром, облаков, можно было различить расплывчатые контуры осиротевших крон немалых деревьев.

  Они проплывали перед моим взором одна за одной, пока мы не выехали на участок дороги с более свободной обочиной. И тут моё внимание привлекло другое: на фоне туч я разглядел очертания огромной, стремящейся в небо трубы. Я был уверен, что это труба, другого, такой же формы, – чуть приплюснута сверху и расширяющаяся к низу, – и размеров, – метров двести, не меньше, – мне в голову не приходило.

  – Гоша, а что это? – спросил я, указывая на огромную постройку.

  Тот посмотрел, улыбнулся, и ответил:

  – Ого, так мы уже ТЭЦ-5 проезжаем, скоро в Минске, значит, будем. А это, одна из самых мощных тепловых электроцентралей в Беларуси, по крайней мере, была. Из неё сначала, где-то в начале девяностых годов двадцатого века, хотели АЭС сделать, но испугались повтора Чернобыля, поэтому решили в централь переделать. Я когда первый раз увидел, просто ошеломлён был размером её тепловой трубы, помню, ещё даже изучал немного этот вопрос, так выяснил, что длина её целых 240 метров. Приставляешь, какая громадина?

  Я присвистнул. Действительно огромная, настолько больших вещей, построенных человеком, я ещё не видел. Но почему? Хотя, я жил в другой части города, так что по этой дороге ни разу не ездил.

  Да-а, хотя бы уже за подобные размеры стоит отдать должное человеку, который, собственно, стремясь улучшить себя ещё больше, и, чуть ли, не превратить в идеал, уничтожил почти весь свой род. А во всём виновата одна из людских похотей, именуемая Корысть. Если бы не она, то неизвестно, каких бы ещё высот мы смогли достичь. Однако, нам захотелось выбрать другой вариант.

  Вдруг, на вершине трубы, я заметил небольшое движение. После оно повторилось. Перегнувшись через Петра, я ждал третьего повтора, и вот он произошёл. На этот раз я чётко разглядел: на вершине трубы покачивался некий объект пирамидальной формы. Но, что это, он был настолько большим, что, если сравнить, составлял почти что не десятую часть трубы, хотя нет, вру, где-то пятнадцатую. Но всё равно даже это слишком много.

  Вдруг объект резко повернулся. На лицевой части виднелись несколько десятков желтых пятен, расположенных хаотично. Они, время от времени, то закрывались, то открывались вновь. Будто глаза… Хотя нет, что за бредятина, такого просто быть не может. И тут мои мысли вновь прервали: я увидел, как внизу пирамидоподобного предмета, из-за трубы, резко вильнул некий отросток, смахивающий на хвост, и скрылся обратно. Чуть не запаниковав на месте, я отпрянул назад. Нет! Это нереально! Прикинув в уме расстояние от “пирамиды” до “хвоста” и сравнив их с размером трубы, я приблизительно вычислил, что они составляют примерно десятую часть от длины… Нет! ДА это просто невообразимо и глупо, таких мутантов нет, и быть не может, как подобное могло возникнуть за четыре года, и мутант ли это вообще?! Не, это явно нечто построенное ранее человеком, так ничего живого и сухопутного размеров в тридцать метров быть не может… Или уже может?

  Я взглянул ещё раз на вершину трубы, однако ничего там не обнаружил. Вернувшись на место, потряс головой, думая, что отгоняю морок. Не мог же я действительно подобное увидеть, это мне явно показалось. Нет, точно показалось. Да. Точно…

  Я пытался заставить поверить себя в то, что мне это лишь причудилось, отлично понимая, что занимаюсь обыкновенным самообманом. Однако через пару минут я всё-таки заставил разум принять придуманную мною нереальность замеченного. В общем, самонадувательство у меня неплохо получилось.

  Но даже это не принесло спокойствия. Сложив руки на коленях и устремив взгляд в пол, я просидел так почти до самого Минска.

  Только когда Георгий  сказал: “О, парни, а вот и мост” – я поднял глаза и уставился на еле выделяющуюся фигуру железобетонной постройки. Это был только первый из трёх мостов, которые нам предстояло проехать. Но так как все они находятся на относительно близком расстоянии друг от друга, как сказал водитель, можно было считать, что мы уже в столице.

  Через минуту я разглядел отливающийся на небесах второй контур нависшей над дорогой громады.

  Мне стало ещё спокойнее.

  Но моё расслабление оказалось преждевременным: выехав из-за небольшого пригорка, мы увидели свет двух прожекторов, шныряющий по округе. Как только мы подъехали на достаточно близкое расстояние, чтобы можно было услышать звук двигателя, ослепляющие лучи прожекторов сразу сосредоточили на “Форде”. А через секунду откуда-то спереди, проходя сквозь громкоговоритель, до нас долетело:

  – Выходите из автомобиля, вы на таможне города-героя Минска!

 

  – Эй, эй, эй, мужики, тише, успокойтесь, там у нас раненный, вообще-то, сидит, – запричитал Гоша, вылезая из машины.

  Его беспокойство было объяснимо: к машине уже двигался патруль из трёх человек с автоматами наперевес. Мне это тоже не слишком понравилось.

  – Не вы решаете, что нам делать, руки на капот, живо! – скомандовал центральный вояка.

  – Ого, прям как в старые добрые довоенные времена. Руки на капот и ноги как можно шире, – вновь сказал, ухмыляясь, Георгий.

  – Разговаривать тут только нам дозволено, – гавкнул один из подошедших ближе охранников.

  Тут сзади донеслось:

  – Ты в этом так уверен, трёх человек ПКМ за секунды на фарш покрошить сможет, но у вас этого пулемёта под рукой нет, а у меня имеется. И вы не далеко стоите, а мы ещё и на колёсах. У-у-ух, по-моему, тут вы не в самом хорошем расположении дел, – голос был мягким, и в тоже время каким-то саркастичным и насмешливым. Никогда раньше не слышал, чтобы Антон по подобному разговаривал, однако, факты на лицо: это был он.

  Архаровцы переглянулись, после чего один, центральный, сказал:

  – Ладно, мы вас поняли. Откуда будете?

  – Брест, – выйдя, сказал я.

  Тот посмотрел на меня округлившимися глазами.

  – Откуда?!

  – Сказали же, из Бреста, – недовольно буркнул высунувшийся из салона Пётр.

  – А ты ещё кто такой? – спросил крайний слева солдат.

  – А это и есть, наш раненый, – чуть улыбнувшись, хотя я не уверен, что хоть кто-то заметил его улыбку в наступившей тьме, однако я уловил её по приспособленной к этому интонации, сказал Гоша.

  Левый посвятил фонарикам на Петю. Тот прикрылся рукой и, со словами “ты чё, охренел?” начал заползать обратно в автомобиль.

  – Что-то цвет лица, да и фразочки у него далеко не болезненные. А на счёт вас: не слишком мне верится, что вы прям из Бреста, досюда добрались, – отдал отчёт левый, теперь, скорее, он взял ситуацию под свой контроль, а не центральный, хоть тот и выглядел посолиднее.

  Георгий вздохнул, потом шумно выдохнул. Постоял ещё пару секунд, и сказал:

  – Что касается Пети – ты лучше не его рожу разглядывай, а вылезти ему помоги и ногу осмотри правую. А об нас – прежде чем делать какие-то выводы, ещё раз осмотри автомобиль, припасы в нём, а так же хорошо бы было узнать наше начальное число людей.

  На протяжении всей этой небольшой тирады, в голосе Гоши слышалась сталь. Правда, она была не такой жёсткой и непробиваемой, как обычно, да и фраза получилась так себе, слишком растянуто и нудно для главы “экспедиции”, но все эти недостатки можно свалить на обычную усталость. Однако, даже подобное, не самое сильное, Гошино высказывание, возымело немалый успех среди этих полусонных охранников периметра.

  Сначала они немного постояли, “разжевывая” услышанное. После в их глазах прояснилось, и они все, даже с неким уважением, посмотрели на Георгия. Затем провели глазами по нам, и ответили, а точнее это произнёс центральный:

  – Хм, ладно. Что ж, пусть так. Думаю, тогда здесь вас задерживать нет причины, вы можете проехать, но для начала надо бы заглянуть к нам в штаб-квартиру, там вам точное расположение лагерей уцелевших скажут и объяснят главные опасности. Езжайте к посту, там вам укажут дальнейший путь.

  – Так, так, так, стоп, погодите, вы что, хотите сказать, что точно знаете, где находятся ближайшие выжившие и поддерживаете с ними связь? – не удержался я от вопроса. Это же надо, в Минске всё так согласованно, что ли? Да не может быть!

  – Да, – коротко ответил солдат, развернулся и пошёл.

  Когда все вновь были в машине, Гоша привычным движение завёл двигатель и на небольшой скорости повёл авто за охранниками. Те шли не спеша, что немного выводило из себя. Однако сейчас мои мысли были больше заняты другим: не может быть, чтобы в столице все были так хорошо осведомлены друг о друге. Как такое может быть?... Или это только для меня невозможно? Для меня, человека, привыкшего жить в маленьком мире безызвестности и страха? Стоп,  а почему только для меня? Ведь все остальные, последние четыре года жили в том же самом мирке. Но почему же они тогда так спокойны? Умело скрывают, или действительно безоговорочно верят всем словам этих подозрительных мужчин?

  Нет, мои напарники не настолько доверчивые. Тут что-то другое.

  Не знаю как у них, но мне просто-напросто не верится, что мы, люди из Бреста, те, которые потом, кровью и чужими погубленными судьбами узнавали о существовании ещё кого-то принадлежащего человеческому роду в нашем городе, были настолько далеки в продвижении взаимоотношений среди выживших, от таких же, по сути, людей живущих в Минске, которые вышли на абсолютно другой уровень. Нет, не верится. Даже не знаю почему. Может, просто из-за того, что подсознательно я расцениваю это как плевок нам в лицо, может быть и так.

  Наконец мы доехали до их поста, представляющего собой бруствер в полтора метра высотой из мешков с песком выложенных в два ряда. Они загораживали все четыре полосы. Между ними же стояли самодельные, из фанеры, будки для охраны два на два метра. Лицевые стены этих творений украшали квадратные вырезы смотрящие, ясное дело, на дорогу. Упомянутые ранее прожектора стояли по краям трассы.

  Подъехав ближе, мы поняли, что на охранном пункте осталось ещё три человека. Значится, у них отряды, смотрящие за КПП, состоят только из шести человек. Странно, мало как-то, по-моему. Один из первой тройки, самый правый, подбежал к тому, что стоял у средней будки и что-то сказал.

  В этот момент “центральный” вскинул руку, приказывая остановиться. Машина резко встала, что сбило мой ракурс наблюдения, и на секунду я потерял тех двоих. А когда поднял взгляд и устремил его на будку стоящую посередине дороги, то увидел шагающего от неё человека, того, что только что стоял рядом с фанерным изделием. Улыбка озаряла его уста, а взгляд был ясен и радостен, правда без искры правдивости.

  Что же такое ему наболтал правый солдат? Пока мне это было неизвестно.

  Он подошёл к машине, постучал в стекло Гоши, тот приспустил его, и тогда в салон залетел жизнерадостный голос охранника:

  – Ну что ж вы все посели в этой капсуле, выходите наружу, так будет говорить гораздо сподручнее, – предложил небольшой смуглый человек, почти полностью просунув свою голову внутрь машины.

  Мы немного посидели, округлёнными глазами смотря на этого человека, после чего приняли предложение и решили подчиниться. Антон быстро спрыгнул вниз с багажника, в который успел забраться ещё тогда, когда наружу вышел Гоша, мы с Георгием повылезали и стали с одной стороны авто, Петру я открыл дверь и тот устроился на пороге.

  – Ах, точно, у вас же раненый, но ничего, сейчас о нём позаботятся, – солдат свистнул и к нам подбежал тот самый “центральный”, высокий, тощий мужик одетый в нечто на подобии шинели, только сейчас я начал обращать внимание на внешний вид этих людей. – Прикажи ребятам привести сюда тележку, и поскорее, – тот коротко кивнул, и побежал обратно, властным тоном, – как “центральный” не пытался выделяться, я уже уяснил, что основной стоит сейчас перед нами, – сказал что-то парням у крайней будки и те побежали куда-то в правую сторону, пока не скрылись во тьме. – Ну вот, – промолвил смуглый, обернувшись к нам, на губах его снова лежала улыбка, – скоро всё будет. Не волнуйтесь. Честно сказать, я не ожидал в сегодняшнюю смену увидеть здесь людей, особенно из Бреста. Ой, простите меня за мою невнимательность, я же совсем забыл представиться: можете звать меня Никодим Анатольевич. – Не то что быстро, но как-то торопливо, говорил маленький человек, всё время потирая ладони, глазки же его бегали по нам как сенсоры: так же быстро и внимательно. Однако темы он переводил умело и размеренно, из-за чего целостность текста и монолога в целом сохранялась и понималась. Но всё равно, странный мужик, должен сказать. – Позвольте же теперь узнать ваши имена… Хотя, ладно, познакомимся лучше в помещении, а то что мы здесь, на улице, посреди дороги, руки жать друг другу будем…

  – Эм, я извиняюсь, конечно, – встрял вдруг Петя, – но мы в сам, собственно, Минск спешим.

  – Ооо, ну что же вы, голубчик, в такую темень. До ближайшего поселения путь ещё проделать надо, а в ночь это трудно сделать, тем более вы раненный, а команда ваша уставшая и голодная. Поэтому лучше задержитесь у нас до завтрашнего утра. А там, выспавшиеся, сытые, со свежими мозгами, на рассвете в город и поедите.  И, я повторюсь, вы раненый, так что в ваших же интересах, чтобы вам этой же ночью оказали обязательную помощь. У нас имеются хорошие врачи, уверяю, что даром вы здесь не пробудете.

  Мы призадумались. Действительно, сейчас мы были все грязные, уморённые, нам хотелось спать и нормальной еды. Голова уже не так соображала, как два дня назад. Мне действительно хотелось остаться здесь на ночь и немного передохнуть, только вот…

  – А с какой это стати мы должны верить вашим словам? – неожиданно озвучил мои мысли Гоша.

  – Ха, по-моему, вы должны доверять нам ещё с того момента, как мы, заметив вас, сразу же не открыли огонь.

  В его словах была немалая доля истины, поэтому я мысленно сдался. Я был согласен остаться здесь, мне очень хотелось, наконец, нормально поспать.

  – О, а вот и транспорт прибыл, – сказал Никодим Анатольевич, обернувшись назад. И правда, из мрака ночи вышли  два молоденьких солдата, за спиной они тащили… я пока не разобрал, что именно. – Сейчас мы всё устроим, – заверил глава охраны.

  Когда ребята подошли, я увидел, что они вели за спиной: это была обычная магазинная тележка, только немного переделанная под некое подобие коляски. Передняя решётка была вырезана, для удобства ног, колесики, а точнее рама, державшая их, была укреплена приваренными к ней прутами, скорее всего, той же решётки.

  – Вот, ну как вам? Так, ладно, вы двое, возьмите раненого, поместите в коляску и обратно на пост, а кто-нибудь из вас пусть станет сзади, передвигать тележку будет, – приказал наш новый знакомый, переводя взгляд со своих людей, на нас.

  Двое бойцов подхватили Петра и усадили на покрывавший решётку картон,  после они сразу же удалились.

  – Стойте, а как же автомобиль? – спросил я, указывая на “Форд”.

  – Не волнуйтесь, вы можете нам доверять, мы о нём позаботимся.

  – О нём уже раз почти позаботились, – вымолвил Гоша.

  – Вполне возможно, но это было там, а здесь интеллигентные люди живут, не беспокойтесь. А если не верите, то можете отогнать авто сами на нашу стоянку, но лучше идите за мной, а то ещё ждать вас потом придётся… Вы ведь хотите поскорее лечь спать? Я познакомлю вас с самым значимым человеком в нашей общине, – сказав это, он повернулся и зашагал вперёд.

  – Извиняюсь, а можно узнать, а на станции метро “Могилёвской” кто-нибудь проживает, – спросил я, став позади телеги Петра и покатив её вперёд.

  – Не волнуйтесь, вы всё узнаете, – неопределённо ответил Никодим, не оборачиваясь.

  Пока мы шли, я не единожды наблюдал, как Гоша нервно оборачивается назад. Волнуется, понятно почему. А когда раздался ставший таким привычным звук двигателя, Георгий и вовсе чуть ли не развернулся и побежал обратно. Вообще, я удивился, что он сдержался. Откуда из глубин души у меня слышался голос, говорящий о том, что этим людям можно доверять. Или это просто усталость? Не знаю. Но почему-то я охотно верил этому голосу и продолжал медленно шагать за главой охраны.

  Вскоре рядом с нами пронёсся наш “Форд”, однако даже Гоша сильного внимания этому не придал. Он только мирно пронаблюдал, как машина сначала въехала на небольшой пригорок, а потом, когда единственной её видимой частью стали горящие фары, повернула направо и встала где-то в пятидесяти метрах от поворота.

  Фары выключили, кузов машины полностью скрылся во тьме.

  – Тут у нас парковка, на ней ваш монстр простоит до утра, – сказал охранник.

  – Откуда у вас ещё и парковка, – спросил я, продолжая наблюдать немалую спину впереди идущего.

  – Вскоре вам откроется здание нашего поселения, и тогда все вопросы исчерпают сами себя, – заверил тот.

  Мы, наконец, поднялись на пригорок. Всё восхождение Петра мне помогал везти Антон, один бы я не справился. Я вновь смог различить наш автомобиль и стоящих рядом с ним бойцов охраны.

  – Эй, вы чё там забыли, а ну-ка обратно на пост. Живо! – прокричал “зайцам” Никодим, показывая на дорогу.

  “Сочки” быстро ретировались и побежали исполнять возложенные на них обязанности. Я заметил небольшую странность: обычно, людей, числившихся в оборонительном отряде, одевали в одинаковую форму. А здесь все, включая командиров, были одеты по-разному, из-за чего ситуация принимала некую несерьезность, странность, а также непонятливость, кто тут кто.

  А может, у них просто “народное ополчение”, вот и надеваются, как попало.

  – Жёстко тут у вас, – сказал я.

  – А по-другому с подобной солдатнёй нельзя, совсем разбастялась, – откликнулся глава охраны, а я про себя отметил, что тема с “ополчением” отбрасывается.

  Значит, тут что-то другое.

  Но тут мои мысли прервала выплывшая из мрака громада невиданного мною ранее здания, изображавшего собой два бруска, соединенных, под углом в 90 градусов, кругом из стекла, кое-где заменённого железными листами.

  – И что же это? – смотря на двухэтажное чудо, поинтересовался Петя.

  – Ранее был гипермаркет, теперь наш Дом. Пойдёмте. – Никодим, видимо, торопился.

  Подойдя ближе, я понял свою ошибку: на самом деле это был не круг, как я подумал сначала, это больше напоминало сплюснутый цилиндр, и сделан он был отнюдь не из стекла, а из покрашенного в серебристый цвет металла. А тёмными, кое-где тронутыми коррозией, листами всё того же металла, может алюминия, были закрыты как раз, наверное, оконные проёмы. Само же здание было покрашено в (я пригляделся) бледно-оранжевый цвет. И тут, когда я распознавал окрас, справа я заметил некие большие красные и синие пятна. Прищурившись, я понял, что это буквы, причём английские. Но прочесть так и не успел, помню только три первых “ros…”, дальше просто не успел.

  Мы зашли под навес-цилиндр, державшийся на нескольких парах арок. Уже отсюда я великолепно видел двери, ранее стеклянный, скорее всего раздвижные, судя по роликам снизу, а теперь закрытые брусками дерева и с прибитыми ручками. Не обычными, мелкими, а большими, на трапецию похожими.

  Подойдя к дверям, глава охраны взялся за трапециявидные дверные ручки, и резким взмахом развёл их в стороны. Открывшийся проход был довольно просторным. Никодим дождался пока мы все пройдём в их обитель, терпеливо ожидая нас за порогом, после чего, уже за нашими спина, спокойно задвинул сначала одну, а потом и вторую дверь.

  Как только мы проникли внутрь, открывшаяся картина на несколько секунд лишила меня дара речи. Не знаю, что именно меня поразило, наверное, величина этого здания внутри. Оно было просто огромно, хотя в полутьме тысячи свеч, заменяющих лампочки, это было и не очень хорошо видно. Трудно представить, как бы электрический свет разлился по этому простору.

  Опустив взгляд вниз, я осмотрел так называемое поселение. Людей почти видно не было, только иногда смутные фигуры проскакивали между фанерных хибар и палаток. Я попробовал представить это здание внутри до войны. Ну да, в магазине такого размера было явно предостаточно стеллажей и продукции, поэтому не мудрено, откуда они взяли дерево, фанеру, метал, палатки и так далее. Почти во всех палатках и будках горел огонёк. Скорее всего, это был костёр, потому как от электрической лампы свет шёл гораздо бы ровнее. Мою догадку подтверждал ещё и дым, исходящий из проплешин в жилищах и устремлявшийся вверх к вбитым в потолок трубам. Их там было с дюжину, все разного диаметра и с решётками на нижних концах: наверное, чтобы чистить легче было. Но, как до туда можно добраться? Тут метров пять-семь минимум. Хотя, они, скорее всего, знают ответ, а мне его знать необязательно. Ну, топливо для подобного, костры, у них тоже должно хватать.

  Приподнявшись на носках, я попытался рассмотреть самый конец гипермаркета. Единственное, что я смог увидеть, это некую конструкцию из дерева, примерна в два метра величиной, метров пять шириной, а вот в длину я разглядеть не смог: свет не позволял.

  – Ну как вам? – тихо спросил бесшумно подошедший сзади Никодим.

  – Неплохо, даже очень, – сказал ему Гоша. – Послушайте, а сколько у вас людей проживает?

  – Около трёхсот.

  – А во всём Минске сколько? – неожиданно вырвалось у меня.

  Такое бывает, когда язык быстрее мозга. Я просто на долю секунды подумал, что, раз уж они знают расположение всех лагерей выживших, тогда они должны были подсчитать примерное количество этих самых выживших. Я только на долю секунды об этом задумался, как язык сразу выпалил данную мысль в форме вопроса. Однако именно этот вопрос заставил начальника охраны задуматься.

  Пару секунд он простоял с бессмысленным взором, после чего обернулся ко мне и сказал:

  – Простите, молодой человек, но такого мы, к сожалению, сказать не можем ни точно, ни приблизительно. Информация о жертвах, пропажах и тому подобном слишком часто меняет друг друга. Так что подсчитать хотя бы приблизительное количество просто не является возможным, – он развёл руками, я же понимающе кивнул. – Я рад, что мы смогли найти общий язык, а теперь, если вас не затруднит, не могли бы вы все сдать мне ваше оружие.

  А вот это мне не понравилось: не привык я по чужой земле без оружия шастать. Так, автомат он по-любому видел, его сдать точно придётся, а вот насчёт ножа есть шанс, что не заметил.

  – Уважаемый, у меня винтовка пневматическая, – сказал Гоша, подойдя прям к Никодиму, и таким образом заслонив меня, дав возможность для перемены нахождения тесака. Не знаю, подозревал ли Георгий о том, что помогает мне. Наверное, нет. Однако службу сослужил он мне огромную. – Вот, сами взгляните, ИЖ-61. Такая винтовка вряд ли вам чем-либо навредит.

  Я быстро перецепил кобуру под мастерку, а чехол с “BOLO” всунул в штаны, таким образом скрыв его от чужих глаз, после чего посмотрел на вертевшего в руках Гошину винтовку Никодима.

  – Действительно, пневматическая. И зачем же вы её с собой таскаете? – спросил он, отдавая ИЖ владельцу.

  – Реликвия, расстаться не могу, – сказал второй и отошёл.

  Антон подошёл, безразлично отдал две гранаты, пару магазинов и автомат, развернулся и пошёл дальше. В спину ему прилетело: “Это всё?”. На что он, разведя руки, ответил:

  – Не верите – обыщите.

  – Да ладно, зачем же к подобному прибегать.

  Тут подошёл я.

  – Это от меня, – передавая “калашь” и подсумок со всем содержимым боекомплектом, сказал я. Затем, показав на Петра, заверил: – А у него оружия с собой нет вообще.

  Никодим посмотрел на Петю, потом перевёл взгляд на меня.

  – Это точно всё, разве у тебя ножа ещё не было? – подозрительно прищурился он.

  – Вы мне не верите? Зачем же мне лгать вам? – чуть улыбнувшись и вопросительно посмотрев на собеседника, поинтересовался я.

  Глава охраны посмотрел на меня, но потом, махнув рукой, сказал:

  – Есть в твоих словах доля правды, иди, – и я, направляя перед собой Петра, присоединился к остальным.

  Никодим Анатольевич положил всё наше добро на стоявшую рядом, сбитую из разноцветного ДСП столешницу, после чего, подойдя и разведя руками, будто хватая нас всех за талию, чуть помахал кистями:

  – Ну что ж вы стоите, пройдёмте-пройдёмте. За ваши вещи можете не волноваться: через минуту подойдёт человек, которой всё положит в оружейную. А завтра вам всё вернут обратно. В конце концов, чужого нам не надо – мы его и не берём. Нам самим всего хватает, сами всё выращиваем, собираем, едим. Было бы время, я бы показал вам наши теплицы, сделанные в конце магазина, там множество небольших пунктов связи было до войны, ну там помните SIM-карты где ещё продавали, так вот там подобных магазинчиков немало, мы там “живой уголок” и решили сделать. Вот, кстати, подобное помещение, только здесь у нас стиральня, взгляните, – сказал начальник охраны, показывая налево.

  Я повернул голову в предложенном направлении. Действительно, в слабом свете свечей были видны два ряда больших тазов, над которыми сгорбились женщины с решетом, об которое они тёрли намыленную одежду. Мне почему-то невольно вспомнились кадры из фильмов, где показывали сороковые-тридцатые года: женщины в белых халатах над речкой точно так же стирают бельё. И вот, спустя почти сто лет человечество так  и не ушло дольше столь примитивного способа. А всему виной алчность… такая повседневная, и такая привычная, что, порой, даже незаметная.

  – О, ещё кое-что: ваша одежда, её бы тоже не мешало простирнуть, – вдруг продолжил коренастый охранник. – Ну, ничего, мы это устроим, только для начала в душ вас заведём, а потом всё сделаем.

  – Так, погодите, вы же хотели нас к… ну... к вашему главному, в общем, отвести. А теперь про какой-то душ говорите, – неожиданно вмешался Гоша, и правильно, потому что я тоже мало что понял.

  – Ну, почему же, про “какой-то”? Вполне нормальный душ. А про то, что вы его посетите первым делом: не знаю, как вам, а мне было бы стыдно предстать в таком скверном виде перед столь серьёзным человеком.

  – Но уровень его серьёзности мы ещё оценить в полной мере не можем, – задумчиво сказал Антон.

  – Ничего, скоро оцените. О, а вот и умывальня. Проходите, это раньше пиццерия была, теперь мы тут общую ванную комнату сделали.

  Наверняка на месте больших железных листов, тянувшихся вдоль всей душевой: примерно метров десять-пятнадцать, раньше были стёкла. Дверей не было, кроме одной: входа на кухню.

  – Так, проходите, тут раздевалка, снимайте с себя всё, потом заходите в саму залу купания, об ваших же вещах мы позаботимся.

  Сказав это, он вышел из довольно влажного и жаркого помещения: в своей полушинели он, наверное, и вспотеть уже успел.

  Я стянул с себя всю одежду. Потом, подумав, что если оставлю тут все вещи, то они обнаружат нож, завернул его в мастерку и потащил с собой в душевую. В конце концов, она, мастерка, была несильно грязной (за что спасибо оставленному в машине бронежилету), и постирать её я мог и сам, всего лишь чуть-чуть прополоскав в воде.

  Когда мы вышли из раздевалки, то оказались в большом помещении, разделенном на две части стенкой из дерева. Стена была небольшая, где-то метра полтора в высоту, и поделена на секции, границы каждой из которых обозначали уже довольно ржавые, от постоянной влажности, металлические листы. В каждой секции было по одному душевому крану, привязанному сверху к гвоздю. На высоте человеческого пояса располагался включатель-выключатель воды. А регулировщиков напора и температуры здесь, видимо, не было. Но жаловаться всё равно грех. И так очень даже неплохо.

  Все выбрали места у правой стороны стены.

  Так как Пётр не мог сам мыться, я решил чуть помочь ему: после того, как быстро помоюсь сам, поменяться с ним местами и чуть обмыть его. Из коляски ему вылезать опасно: пол скользкий. Поэтому лучше будет, если он сам немного приподнимется я сядет ровно, тогда ещё и спину удастся помыть.

  Я повернул включатель и резко отошел. Спустя секунду, как и ожидалось, из крана полилась холодная вода. Ещё через мгновение я услышал подобное из чужих кранов за раздельными створками.

  Постояв в стороне, я подождал, пока жидкость чуть нагреется. И через минуту это произошло. Да, давно я такой воды на своём теле не ощущал: у нас в Спортивном Соглашении только холодная имелась, и то из вырытого колодца или старых запасов, иногда удавалось подогреть на костре и самому чуть сполоснуться горяченькой. А тут, не скажу, что это был кипяток, однако она была тёплой! Именно такой, по которой я так соскучился.

  В первые же секунды мне расхотелось выходить из этого места. Тут было так хорошо и уютно, что я бы здесь даже спать, скорее всего, остался бы. “Интересно, а завтра с утра нам дадут тут недолго помыться, мол, перед дорогой? – подумал я. – Хм. Навряд ли, хотя, надо будет спросить”.

  Я упёрся руками во влажную древесину и свесил голову под водными струями. О, как же это приятно. От переполнявшей меня радости, по телу побежали мурашки, а пальцы рук непроизвольно напряглись. И только в этот момент я понял, насколько сырое это дерево: оно сминалось под моими ладонями, будто пластилин. А когда я отнял длани обратно, то увидел впечатавшиеся следы пятипалой конечности.

  “Ого, его бы уже менять пора, – подумал я, взяв кусок мыла и размазывая его по голове”.

  Быстро намылил, немного потёр, смыл – не думаю, что это можно назвать толковым мытьём головы, однако мне этого хватило: длина волос позволяла.

  Потом ещё чуть постояв под водой и обтерев себя руками с шеи до пят, я, наконец, уступил Петру. Закатил его под мерно стекающий поток.

  С восклицанием радости “Охохох”, он чуть приподнялся, позволив мне обмыть ему спину. Сейчас Пете труднее всех, так что помогать ему нужно обязательно.

  Выйдя за пределы разделяющих кабинки металлических листов, я увидел моющихся по бокам Георгия и Антона.

  И тут мне стало интересно:

  – И зачем же ты обманул Никодима у входа в убежище? – спросил я у Гоши, глядя по сторонам: не подслушивает ли кто, хотя это сейчас было меньше всего вероятно.

  – По той же причине, по которой ты оставил себе тесак: не привык на чужой территории без оружия находится.

  И оно правильно. Хотя, с другой стороны, обманывать – неправильно. Но ведь Гоша пока не собирался принимать по назначению свою винтовку, которая раньше была пневматической, а теперь рассчитанной под патрон 9×18. Конечно же, это далеко не снайперский калибр, однако именно под него было легче всего переделать пневматику: в два раза увеличить в диаметре ствол (наверное, самое трудное), поставить более мощный возвратный механизм (для большей скорости пули при вылете), герметизировать досылатель, поставить кожаную манжету, немного увеличить затворную раму и выстругать самому новый магазин под пули калибра 9,27. Всё. Больше ничего делать не надо: своё собственное огнестрельное оружие сделано.

  Гоша так и поступил. Теперь он был довольным владельцем снайперской винтовки, которую, можно сказать, сделал сам.

  Однако, если она боевая, то значит, она может убивать людей. А это значит две вещи: даже здесь Гоша не собирается терять бдительность, и Никодим несильный знаток пневматического оружия.

  Гоша провёл ладонью по трёхдневной щетине, недовольно цокнул, посмотрел на прикреплённую к деревянной стене небольшую фанерную жёрдочку, на которой, кроме неровного куска хозяйственного мыла, ничего не было, и продолжил мыться. “Да, станков по близости не наблюдается, поэтому сегодня из нас вряд ли кто побреется” − подумал я, проведя рукой по подбородку.

  Я ещё недолго подержал Петра под душем, после чего отвёл его коляску в сторону. Сам же взял мастерку, вынул, находившийся в непроницаемых для воды металлических ножнах, тесак, положил рядом, взял кусман мыла, намылил ткань у пояса, потёр две стороны друг о друга и смыл. После поводил куском мыла в районе груди, там потереть не удалось, виновны пластины, поэтому пришлось сразу смыть: и так нормально.

  Всё, для меня мытьё было закончено. Для остальных. Как я понял, тоже оно подходило к концу. Антон уже подходил к проёму ведущему в раздевалку, а Гоша, взяв под своё крыло Петра, вёл его коляску в том же направлении. Я поспешил за ними.

  Когда все оказались в бывшей кухне, то не увидели своих старых комплектов одежды, на их местах лежали четыре аккуратно сложенных серых квадрата: свитер, мешковатые штаны и носки. Под каждым из них стола пара обуви: чёрные резиновые тапочки.

  − Чего и следовало ожидать: хотят подстраховаться, − сказал, с усмешкой, Антон, и полез под деревянную лавку.

  Через мгновение он стоял с ножнами на верёвках в руках. Взялся за рукоять, чуть вытащил нож, так, что я даже не понял, что за он, и быстро задвинул лезвие обратно. Затем привязал за шнурки чехол к правому бедру и стал одеваться.

  − Так вот где ты его хранишь, − усмехнулся Петя.

  − Он так, на всякий случай у меня имеется, − отозвался Антон, надев штаны.

  − Ух ты, а мою винтовку всё-таки не забрали, − сказал Георгий, смотря в левый угол у шкафчиков: действительно, снизу был виден приклад ИЖ-61.

  − Видать, в правду поверили, что пневматика, − с улыбой сказал я: за своё добро мне волноваться не надо было абсолютно.

  Когда я и Гоша только начали одеваться, Антон уже был при параде. Так что помогать Петру первым начал именно он. Чуть позже к нему присоединился и Георгий Васильевич, поэтому, когда я надел тапки, Петя тоже был укомплектован.

  У выхода, или входа, из раздевалки нас поджидал Никодим.

  − О, ну как заново родились. Ну как вам наш душ?

  − Отлично, – показав большой палец и чуть улыбнувшись, ответил я.

  Собеседник косо посмотрел на находившуюся у меня в руке мастерку. Теперь мои руки были заняты другим, но не коляской: Петра под своё попечительство взял Гоша.

  – Так вот почему мы её не нашли. Зачем вы таскали её с собой?

  – Она была несильно грязной, и я решил, что незачем обременять вас подобной мелочью, – с улыбкой выговорил я заранее подготовленную фразу.

  Тот скептически посмотрел на меня, затем, неопределённо кивнув, сказал:

  − Ну что ж, если наша умывальня вам пришлась по вкусу, то я очень рад и польщён. А теперь давайте же пойдём наверх, там нас уже ждут. Вас троих, − глава охраны обвёл глазами меня, Георгия и Антона, − в своём кабинете Владыка. А раненого, − он посмотрел на Петю, − в лазарете.

  Он развернулся, махнул рукой, и двинул обратно к входу.

  Пройдя по тому же маршруту больше половины пути и почти не дойдя до входа, Никодим резко развернулся и открыл ещё одну дверь справа, при этом махнув рукой, мол, прошу. Подойдя ближе, я понял, почему не обнаружил этого прохода: дверь и снаружи, и изнутри была заколочена деревом, покрашенным так, что сливалось с окружением. Особого эффекта ещё придавала полутьма вокруг.

  − Тут придётся чуть-чуть постараться, − сказал провожатый, впустив нас и зайдя следом. − Мы положили настил для колясок, но всё равно, чтобы заволочь на второй этаж такое тело понадобится сила всех нас, уж извините за неудобства.

  − Да ладно, думаю, вчетвером мы быстро управимся, − сказал Гоша, глядя на дощатый настил на ступеньках.

  − Вот я тоже так считаю, − приободрился главный охранник. Потерев руки, он заверил: − быстро до верха доберёмся. Ну, поехали!

  Мы с Антоном пристроились сзади, более старшее поколение тянуло спереди. Не знаю, какое выражение лица было у Петра в этот момент, но я бы на его месте улыбался.

  В итоге мы затянули коляску наверх, и, когда мы уже стояли в начале разветвлённого коридора, Никодим сказал, заходя за коляску:

  – Итак, тут наши пути расходятся. Вы идите вперёд, и зайдите в последнее помещение слева. Я же покачу вашего товарища к нашим лекарям. Только при разговоре помните, с кем ведёте аудиенцию. Всё, прощайте, за своего товарища не волнуйтесь, вы встретитесь уже завтра утром.

  – Бывайте парни, – махнул рукой Пётр, когда его покатили в перпендикулярную нашему направлению сторону, глава охраны.

  Я с Гошей в разнобой посоветовали ему удачи, Антон же просто скупо попрощался и пошёл вперёд.

  Все двери и окна в коридоре были заколочены, так что увидеть, что за ними происходило, не представлялось возможным. Да и мне было не слишком интересно, меня больше интересовала грядущая встреча: кто же это такой, что к нему здесь так относятся?

  Понять, куда нам заходить, оказалось не трудно: у входа в нужный кабинет, тоже заколоченный, стояли два охранника. Эти выглядели посолидней, наверное, всё из-за одежды: у них она была одинаковой. Я такую уже видел раньше: это была обычная форма охранников магазинов и прочив подобных заведений. Чёрная рубашка, брюки, туфли, дубинка на поясе, а вот рации нет, зато, вместо неё, автоматы наперевес. Не дурно.

  Они, выученным движением, синхронно открыли нам двери, даже не обыскивая: видать, доверяли первому патрулю. Мы зашли.

  Внутри было темно, лишь две свечи горели на краях стола, стоящего посередине небольшой комнаты. Скупой свет брал в свой диапазон немного: четыре стула с потёртой обивкой. Низы стен, разрисованных странными надписями. Бумаги на столе и всё. То есть совсем, больше в комнате ничего не было. Хотя, наверное, было, но во второй половине комнаты. Которая не освещалась, и в которой находился глава селения.

  – Входите, присаживайтесь, – раздался довольно властный голос из темноты. – Мне доложили, что вы из Бреста. Правда ли это?

  – Чистая правда, – ответил Гоша, разворачивая к себе стул.

  – Вот как. Путники, позвольте узнать, что помогло вам добраться досюда? Ваша вера, или же дело рук людских?

  – То есть? – не понял я.

  – Уверенность в себе и своих силах, или же ваш автомобиль, – объяснил голос.

  – Ну, мы как бы верили, но огромную часть задачи, конечно же, выполнил “Форд”. Как-никак были такие части пути, где без него мы бы не уцелели, держась только на одной воле и вере, – улыбнувшись, ответил Георгий.

  – Ага, вот значит оно что. Ну что ж, это, думаю, всё. Идите, ложитесь спать, вас проводят до опочивальни, – как только прозвучали эти слова, в кабинет вошли два охранника.

  – Извиняюсь, можно кое о чём попросить? – вдруг влез, со своим как всегда бесстрастным голосом, Антон.

  – Я слушаю, – вновь раздался повелительный голос.

  – Не могли бы вы показать нам своё лицо, а то как-то непривычно разговаривать неведомо с кем.

  Повисла тишина, я почувствовал, как мою руку в районе бицепса начинает сжимать сильная ладонь.

  – Вам это ни к чему, идите, – раздалось из пустоты.

  И тут я не выдержал:

  – Простите, но нам ведь обещали раздать карту ближайших поселений, – меня уже почти что не выволакивали из комнаты.

  – Поутру ваш разум чище будет, поутру всё и получите. Идите-идите, – из тьмы ненадолго выскользнула махающая тыльной стороной кисть. В ней не было ничего примечательно, но зато это имелось в небольшой части руки, показавшейся следом: она была одета в белую ткань, сильно свисавшую с запястья. Будто ряса или некий балахон.

  Больше рассмотреть я не смог: меня всё же вывели в коридор.

  Теперь за руки нас никто не держал, но обида от того раза осталась. Сначала мне даже хотелось узнать, что это за такое, людей таким способом из помещения выводить. Или, если быть откровенным, выталкивать по-наглому. Но потом данные претензии как-то сами собой испарились, и я просто шёл рядом с двухметровыми мужиками Гошиного возраста, имеющими резкие черты лица, плохо заметные на фоне козлиных бородок у одного и у второго.

  Провели примерно три комнаты, остановились, один открыл дверь, другой молча отошёл к противолежащей стене. Открывшей же, стоя у распахнутого прохода, коротко махнул рукой. Мы зашли, после чего дверь закрылась, и больше мы тех двоих не видели, только слышали мерные шаги по кое-где потрескавшейся плитке.

  В углу стояла лампа, небольшая, но и это было хорошо: я только второй раз видел здесь хоть что-то электрическое. В помещение стояло шесть кроватей, нам надо была только половина. У кроватей стояли грубо сколоченные табуреты, на каждом из которых находилась одна чарка неведомого супа и стакан воды.

  Точно, они же обещали нас покормить. Что ж, этого вполне хватит, учитывая, что и есть мне уже не очень хочется.

  Никто разведаться не стал, только тапки сняли. Я помял в руках мастерку – до сих пор мокрая. Хотя, оно и не удивительно, прошло не так уж много времени. Я поискал глазами, куда её можно было бы уложить, не буду же я с мокрой одёжкой в руках спать. На глаза попалась батарея, она уже явно никогда не будет греть, однако у человека ещё надолго, скорее всего, останется привычка класть на неё сырые вещи. Так я и поступил.

  После этого сел на кровать, взял блюдце и похлебал пару ложек суспензии внутри. Вкус был специфичный, однако терпимый. Комфорта добавляло и то, что суп был довольно горячим – это не может не радовать. Отставив так и не завершённую похлёбку, я взял стакан воды и выпил залпом. Всё, мне этого хватит. Я обернулся и понял, что подобного хватит и всем остальным: Гоша выпил только воду, Антон же ко всему содержимому на табурете и вовсе не притронулся.

  Я улёгся на довольно мягкий матрац и только тогда понял, что абсолютно не хочу спать: я половину дороги досюда только что и делал, что дремал да спал.

  Я взглянул на расположившегося параллельно Георгия. В его глазах читалась сонливость, но всё равно он, увидев мой вопросительный взгляд, кивнул, как бы разрешая задать мучающий меня вопрос. Но вопроса не было, скорее мне просто хотелось поговорить.

  – Странно, я только сейчас осознал, что совсем не сонный. А ведь когда я говорил с Никодимом Анатольевичем, мне казалось совсем другое, – сказал я.

  – Есть такие люди, которые могут навязывать свою волю другим на подсознательном уровне, – неожиданно заговорил Гоша научным языком, при этом накрываясь одеялом. – Не знаю, был ли здесь такой вариант, но, судя по тебе, его тут не присутствовало, что значит, что мне просто хочется спать. Поэтому я и укладываюсь выполнять своё желание, чего и тебе с Антон советую. Всё, спокойной ночи.

  Тут свет в комнате отключился, но никому до этого уже не было никакого дела. Поэтому я, уподобляясь остальным, улёгся под одеяло и закрыл глаза.

  И зачем Гоша только это сказал. Белиберда какая-то… Хотя у меня сейчас мысли тоже путаются. Ладно, не суть. Ничего, завтра вся станет яснее, завтра всё станет легче, завтра прорвёмся.

 

Проснулся от того, что кто-то рядом чихнул.

  Разомкнув слипавшиеся веки, я обнаружил впереди себя серо-коричневую стену. Как обычно спросони, я не придал этому никакого значения и вновь закрыл глаза, как тут справа раздалось:

  – О, Сань, я тебя разбудил? Прости, не хотел, – голос Гоши я узнал сразу.

  Я вновь открыл свои зенки, до сих пор делая это вяло и лениво. Повернулся голову вправо, у земельной стены, опять же серо-коричневой, зачем-то подняв руки вверх, сидел и улыбался Георгий. Губы были синие и дрожали, причём нижняя была разбита. Щеки и нос чуть покраснели.

  Взгляд стал проясняться. Вдруг я почувствовал, как мне постоянно по макушке бьёт нечто тяжёлое и мокрое. Попробовал развернуться – не получилось. Поднял голову кверху, и обомлел от увиденного: мои руки были закреплены наручниками сверху, цепь же, соединяющая два браслета, была перекинута через крюк согнутой арматуры. В этот момент мне в глаз попала упавшая капля. Отдёрнув голову и запричитав нечто непонятное, даже для самого себя, я невольно осознал, что мне очень холодно.

  И тут я снова обвёл взглядом помещение, в котором находился. Только теперь я делал это по-другому, даже не знаю, как сказать, другими глазами, что ли…

  – Ну что, понял, в какой жопе мы оказались? – вновь раздался голос Гоши.

  Повернувшись к нему, я разглядел вырывающийся из его рта облачко горячего воздуха. А после и понял, почему это происходит. Оглядел себя: то же самое. Свитеров не было, носков или какой-нибудь обувки тоже. Теперь мы были облачены в белые тряпичные, свободные штаны и такие же рубахи.

  По голове вновь неприятно ударило.

  – Что происходит? – не понял я.

  – Развели нас, – со всё той же улыбкой сказал Гоша, но теперь он смотрел не на меня, а в параллельная земляную стену. – Заманили на ночлег, обокрали и бросили сюда.

  – Зачем?

  – Откуда я-то знаю? Для чего-то же это им понадобилось… Да вот только, если мы им живые нужны, – он всё время надсадно дышал, изо рта его вырывался горячий парок. Чуть приглядевшись, я увидел невиданную ранее горбинку на его переносице и совсем недавнюю кляксу крови под носом. Вот почему он не дышит носом. Что же произошло ночью? Ладно, может после мой собеседник мне это и поведает, а сейчас он продолжал повествовать другое: – То долго они нас здесь держать не будут. А если по другим обстоятельствам, то я сам здесь долго задерживаться не собираюсь.

  Я вопросительно посмотрел на Георгия:

  – Ты оглянись вокруг, – посоветовал тот, я последовал его предложению.

  Землянка, мне отчего-то казалось, что это именно она, была небольшой: три на три метра, и ещё два до потолка. Никого кроме нас не было… так, стоп, а вот в этом чего-то не хватает… Точно:

  – Где Антон?

  – Успел удрать, красавчик, – Гоша почему-то продолжал улыбаться.

  О как значит, он ещё и убежать успел! Ну вообще отлично! Мы блин такой путь проделали, а он нас взял и кинул?!

  Я непроизвольно сжал кулаки, из-под носа пошли чуть заметные, редкие пучки пара.

  – Да не торопись ты с выводами, – приостановил мою злость Гоша. Я вновь повернулся к нему, опять с растерянным взглядом. – Этот малый нас не бросит, уверяю.

  – С чего это ты такой уверенный? – чуть усмехнулся я, хотя смеяться не было над чем.

  Георгий припустил голову и покачал ею, прикрыв глаза. После поднял и, не смотря на меня, спросил:

  – Помнишь историю про возвращение отряда с поисков ещё людей в Бресте? Когда все о каком-то “невредимом” шептались, мол, двое целых вернулись, причём с собой ещё половину притащили, и из них один вообще без царапинки пришёл?

  – А, ты про эту байку?

  – А почему сразу “байку”? – Гоша посмотрел на меня, в глазах его читалась не злость, не ненависть, но некая сталь и твёрдость, подобная тому, что я недавно перечислил. – Полностью невредимый действительно был, и продолжает жить до сих пор, и если говорить ещё точнее, то последние три дня ты ездил с ним в одном автомобиле, и он постоянно слушал музыку…

  Я уставился на Гошу так, будто впервые его увидел. Нет, этого быть не может, мой разум отказывался воспринимать данное заявление, я просто не мог поверить, что некий молокосос смог пройти через подобное и ничего при этом…

  – Чтобы вконец тебя удивить, я тебе ещё кое-что скажу. Тот беловержец, которого ты убил пару дней назад… Помнишь, у него на боку был здоровенный ожог? Так вот, это опять же постарался недавно сбежавший Антон.

  – Но.. но.. но.. КАК?! – я бы сейчас сильно зажестикулировал руками, однако, когда я попытался это сделать, цепь натянулась я меня чуть приподняло вверх. В спине при этом что-то хрустнуло, и она сильно заболела: давно не разгибался. Это приостудило моё неверие и негодование.

  – А вот так, мазут где-то нашел, кинул и трассирующей пулей поджёг. Правда, убить так и не смог, зато как тебе помог. И вот если ты думаешь, что он сейчас просто возьмёт и подальше смотается, то я уверяю тебя в обратном. А если хочешь узнать, откуда такая уверенность, то знай: я просто верю, чего и тебе советую.

  Как только Гоша это произнёс, он сразу посмотрел наверх.

  Боль ещё не утихла, и даже плавно перешла в шею, из-за чего я теперь сидел, согнувшись в три погибели и кроме как о нестерпимых рывках в позвоночнике думать не мог. Однако даже я, сквозь свои отнюдь не радостные мысли, расслышал приближавшиеся шаги.

  Вдруг древесный настил сверху приподняла чья-то рука, а спустя мгновение на нас уже смотрело лицо её хозяина. Обведя нас взглядом, мужик откинул настил и подтащил лестницу. Тут вниз слезли двое и отпёрли мне наручники, Гоше освобождать запястья пока не захотели, сильная ладонь толкнула в больную спину и приказала лезть на верх. Так до конца и не разогнувшись, я пополз по скользким, стылым металлическим ступеням к свинцовым облакам.

  Когда до конца оставалось совсем немного, сильная рука взяла меня сзади за шиворот и подтянула. При этом сверху раздалось что-то вроде: “ Да давай ты быстрее”.

  Неведомый хозяин голоса, так же резко, как и поднял меня, так же резко и опустил. Я упал на размякшую почву чуть ли не “пластом”. Одежду вымазал нещадно, под лицо же успел подставить руки. Только попробовав приподняться, я понял, насколько вымотанный и уставший. Наконец перевернувшись, я сел на землю, не в силах встать.

  Проход в землянку заслонила широкая спина в полурясе, сшитой из синей одежды, из-за чего это выглядело довольно комично. Голова лысая, на ногах чёрные кеды – полное, так сказать, дополнение образа. Больше я пока ничего не видел. Вдруг мужик нагнулся, и из проёма показалось небритое, побитое лицо Гоши.

  Вскоре из того же проёма показались ещё двое вояк. Когда они вылезли, и я, и Георгий были уже связаны громилой с довольно добрым лицом: чуть выпуклые щёки, чёрные кустистые брови, ясные синие глаза. Вообще какой-то непонятный человек. Его напарники гораздо обычнее были: два парня, если присмотреться даже общее найти можно, братья что ли, лица ничем не приметные, я даже не помню точно, только помню, что у двух были почти идеально круглые подбородки. Одежда тоже сильно не запомнилась: оба в куртках пуховиках подросткового размера, оба были небольшого роста, на ногах спортивные штаны, обуты в кеды, почти такие же, как и у здорового борова, только на пару размеров меньше.

  – Вставайте, вам пора кое-что показать, – пробасил сзади миловидный громила, после чего двое спереди улыбнулись.

  Меня подхватила сильная рука и поставила на ноги. В тот же момент рядом со мной встал и Гоша.

  Я посмотрел вокруг. Мы были в центре какого-то поля. Насколько оно было большим, не представлялось узнать возможным: туман скрывал всё через десяток метров. Пока молочная пелена ползла только у земли, чуть выше же всё скрывалось будто за дымчатой пеленой: не белёсой, а серой. Так, похоже, сейчас утро. Только сколько времени? А, хотя, какая разница… Вокруг нас иногда появлялись небольшие покосившиеся деревца. По чередованию, с которым они шли, можно было подумать, что мы движемся по молодой засеянной аллее, которая уже никогда не превратится в роскошную рощу…

  “Куда же нас ведут?” – неожиданно возникла мысль у меня в голове. В поисках ответа я повернулся к Гоше. У меня до сих пор не получилось разогнуться, поэтому сейчас я смотрел на него снизу вверх. И только сейчас, на большем освещении, я увидел, что то, что я вначале принял за небольшое покраснение, оказалось нехилым обморожением. Щеки и вовсе растрескались до такой степени, что казалось, будто по ним разрослась чёрная паутина, которая вот-вот и доберётся до ушей. Я подвигал скулами, по лицу разошлась резкая боль. Повинуясь привычке, я попытался схватится за щеку, однако руки были завязаны за спиной, из-за чего я только подтолкнул себя в поясницу и чуть не упал: приземлился на колено.

  – Ты что, ходить не умеешь? – раздалось сзади. – Такую хорошую одёжку испоганил, надо было тебя первым на казнь… Ну ничего, и до тебя время дойдёт…

  Я повернулся, на меня смотрела ухмыляющееся лицо громилы, за спиной которого злобно оскалились два солдата.

  Развернувшись, я зашагал дальше. По щекам побежала кровь, но сейчас это меня не сильно волновало. О чём они говорят? Вот какой вопрос тревожил мой разум больше всего.

  Невольно я уловил на себе взгляд Гоши… Чёрт, как же в этот момент захотелось закурить.

  Еле передвигая босыми ногами по вязкой, холодной почве, мы добрели до скопища людей. Они стояли полумесяцем и за чем-то наблюдали, нервно перешёптываясь.

  Было очень холодно, по крайней мере, нам. Проходя сквозь толпу, я специально как можно больше тёрся о людей, пытаясь взять хоть немного их тепла, за что получил пару подзатыльников. Зубы выбивали чечётку, пальцев ног я не чувствовал совсем, собственно, с отростками на руках была такая же история.

  – О, а вот и они, дети электроники, приверженцы индустриализации, поклонники технологий! – когда толпа расступилась перед нами, показался человек в чёрной рясе. Он был примерно тех же лет, что и Гоша, разве чуть моложе. Лицо его было небрито, зубы давно не чищены (мы обычно так хотя бы с утра водой прополаскиваем, а здесь вообще они, зубы, видать, о гигиене позабыли), лицо усеивали небольшие кратеры морщин, под глазами мешки, нос с горбинкой и чуть вздёрнут. На стриженой голове красовалась чёрная шапочка по форме походившая на полукруг. Я логично рассудил, что это некий монах. Он гневно показывал в нас пальцем и во весь голос вещал некую ересь. –  Вы не признаёте истинной силы человека, не знаете запала его душевного огня! Не верите в существование гармонии его с природой, не видите мощи амбиций людских! Не признаёте родное нутро своё… – Он остановился и продышался. Под рясой чуть вздрогнула небольшая грудная клетка, по виду монах не был физически одарённым человеком. Он поднял полный ненависти взгляд и сказал: – Но я это исправлю. Я покажу вам, что бывает с людьми, приклоняющими колени свои пред технологией! И дам вам ещё раз подумать над деяниями и привычками своими…

  Он отошёл. За ним стояло большое деревянное колесо, на лицевой части которого висел прикованный.. я ужаснулся: это был Пётр!

  Плотно привязанный к деревянному колесу, он висел и не двигался. Казалось, что ему сейчас ни до чего нет дела. Его глаза были сонны и полуоткрыты, а также они были устремлены вдаль: в пелену тумана и рассветной мглы, скрывающей всё. А нет, не всё: если чуть присмотреться, то снизу, мы стояли на небольшом холме, можно было рассмотреть автостраду. От самого колеса и до дороги было расстелено покрывало, на котором располагались куски битого стекла.

  Вдруг его голова чуть вздёрнулась и он медленно повернулся к нам. Лицо было бледным и будто уже не принадлежало живому человеку. Губы сильно растрескались, из-за чего теперь из них шла кровь. И этими самыми губами Петя попытался нам улыбнуться, обнажив рот, за ночь лишившийся половины зубов, а так же обрубленный язык… В следующее мгновение его голова резко упала на грудь и вновь повисла так же, как и в начале.

  Я не знал, как на это отреагировать. Что они делали ночью? Что хотели делать? Зачем им это? Я просто стоял, я наблюдал, широко раскрыв глаза и рот, не  в силах что-либо предпринять…

  – Уже как полчаса, четыре года назад, над мирной белоруской землёй жалобно плакала сирена, пытаясь предостеречь и предупредить сыновей божиих от злой участи и кары небесной, воссозданной проклятой техникой “мирного” атома… И именно в данный час, великие искусства человеческого ума впервые упали на нашу землю. Прошумел первый взрыв! Вместе с ним в унисон прошумело тысячи миллионы криков невинных, порабощенных радиоактивным смерчем, людей… – жрец поднял глаза на нас. – Такие, как вы, учинили данное злодеяние, и за это нет вам более прощения. Так пусть же сегодня, в отместку за столько унесённых жизней, погибнет один из тех, кто и по сей день верит в силу техники, а не человеческого эго! ДА НАСТАНЕТ КАРА!!

  Как только безумец произнёс это и стукнул ногой, облачённой в портянку, по размякшей земле, двое солдат сзади обрезали верёвки, не дававшие колесу покатиться вниз по склону.

  В следующую секунду, как только ступни Петиных ног смяло под двухцентнеревой массой колеса и раздался хруст ломающихся костей, Пётр резко открыл глаза и уже успел раскрыть рот в немом душераздирающем крике… Однако звука не было, лишь сиплый вздох, после чего его грудную клетку смяло под катившимся вниз исполином. Послышался звук ломающихся рёбер, по длинной простыне разошлись красные пятна, количество стекольных осколков и прочей железной примеси за колесом резко поредело: тело мученика против своей воли вбивало в себя весь этот строительный мусор.

  От увиденного в глазах потемнело, я никогда не видел ничего более жестокого и бесчеловечного. Сотни глоток за моей спиной радостно улюлюкали и кричали.

  Вдруг монах повернулся к нам и шипяще произнёс: “Готовьтесь, скоро ва…”

  Договорить он не успел: в его глотку, злобно рыча и брызгаясь слюной, зубами вцепился Гоша и повалил на землю. Быстро подбежали охранники, люди вдруг резко начали отходить назад и кричать, но больше всех кричал сам монах. Он даже не кричал, он орал во всё горло, захлёбываясь приливающейся кровью, которая уже бежала и сквозь рану на шее.

  Один из охранников саданул Георгия прикладом по голове, и тот отстранился, потеряв сознание. На шее жреца красовалась огромная рваная рана, которую он тщетно пытался закрыть руками, но ярко-багровая кровь шла даже сквозь пальцы, придавая картине некий нереальный характер.

  От визжащего жреца я повернулся в сторону дороги.

  Ноги тряслись, тело колотилось, я надсадно дышал, во рту пересохло, из глотки вырывался жаркий пар.

  На трассе лежало перевёрнутое колесо. И обращено ко мне оно было именно той стороной, на которой красовалось сдавленное, с вылезшими глазными яблоками, переломанными наружу спицами костей, а так же многими органами, вырывающимися из различных частей тела. Лицо было изуродовано до неузнаваемости, изо рта висела небольшая нить гортани, что придавало ещё большей жути. Всё в радиусе метра было в крови, шедшей, казалось, из каждой клетки его изувеченного тела.

  Дальше я смотреть просто не смог, и повалился в небытие, упав на морозную, жидкую от множества ступней, однако уже чуть отвердевшую от холода почву.

***

  Я разомкнул веки.

  В голове стучало, левое полушарие сильно болело.

  Что же только что было?

  Мне казалось, что недавно произошло что-то серьёзное. Но я не мог вспомнить, что… А может это был сон? Да, наверное, я всё увидел во сне, а так как они быстро забываются, я теперь, как ни силюсь, не могу вспомнить произошедшего. Точно… в этот момент я опустил взгляд: подо мной находилась стылая, рвотного цвета земля.

  На душе стало погано.

  Я вспомнил всё. Однако никак не мог поверить.

  Не может быть, чтобы человек скатился до такого. Во всём следует винить его же алчность и жадность, но никак не его ум. Наверное, эти люди просто не хотят поверить в несовершенство людского рода, поэтому перевалили все претензии на порождения гения человеческого разума.

  Я пролежал, пялясь в противолежащую стену примерно полчаса, только после этого я понял, что на этот раз мои руки сковывают не наручники, а верёвка. Попробовал двигать ногами, там тоже была она.

  Чего же это они так? Хотя, точно, там же Гоша на того ублюдка напал, может у них уже время не было нас в браслеты запирать, вот они ещё пару узлов на ногах завязали, и дело с концом… Кстати, а где Гоша.

  Я чуть приподнял голову. Спина сразу же отреагировала моментальной болью. Вздохнув, я лёг обратно и попытался снова. Теперь всё более-менее получилось, мне удалось увидеть сидящего у стены напарника.

  Он был без сознания. На виске красовался немалый ушиб, от него брал начало засохший поток крови, чья клякса расползлась на пол-лица. Пальцы на руках и ногах посинели, у меня, скорее всего, тоже: я не чувствовал отростков ни там, ни там. Краснота на носу и щеках разрослась, чёрные трещины стали больше. Одежда была вся грязная, но на ней преимущественно были разводы от пожухлой, редкой растительности, расшвырянной ветром по полю. Моё же одеяние было полностью в земельной грязи, которая уже засохла и не давала мне двигаться.

  Так я и лежал…

  Да-а, и что же нам теперь делать? Чувство полного безразличия всё больше укутывало меня. Дышать было тяжело, во рту слышался солоноватый привкус крови. Да и дышал я через зубы: пошевелить своими скулами не решался. Мне уже ничего не хотелось, хотелось лишь отдохнуть. Хотелось не чувствовать этого холода, ничего не чувствовать…

  Я уже смерился со смертью и просто закрыл глаза, как вдруг над головой раздалось:

  – Принимайте гостинцы, – этот самонадеянный, почти полностью лишённый всяких чувств голос я узнаю из многих. Антон.

  Я вновь разомкнул веки. Опять. На этот раз сделать это было ещё труднее: ресницы скрепились из-за замерзших на них капель слёз, хотя я вроде и не плакал, а может, только я так думаю…

  Как же надоело просыпаться…

  Рядом со мной шмякнулось два рюкзака, один был мой, другой Гошин.

  –Охо, вижу вам не хило досталось. Так, сейчас, погоди, я подсоблю, – я почувствовал холодную сталь у запястий, потом быстрое движение – руки были свободны. – У тебя отличный нож, прости, что забрал его, однако тогда мне нужно было любое оружие.

  – Как ты сумел спастись? – спросил я.

  – Никогда не доверяй незнакомцу с добродушной улыбкой. Я думал, что не буду спать часа три, если ничего не случится за это время, то засну. Но оказалось, что ждать мне пришлось только полчаса, – в этот момент он освободил мне ноги. – Как только дверь в спальню приоткрылась, я скатился на пол. Отполз чуть дальше за кровати, и пробираясь под ними приблизился к тебе сзади, свистнул тесак, кобуру бы я по-любому не отстегнул, отполз и по-пластунски добрался до выхода пока они вами занимались. Их было четверо, все при оружии, поэтому геройствовать я не решился. Простите.

  Антон помог мне сесть. Я не чувствовал своих верхних и нижних конечностей, взгляд был растерян, говорил я еле разевая рот, чтобы не потревожить гангрену. У Антона же взгляд был как обычно бесчувственным, однако на этот раз там играла некая искра, такая непостоянная и малозаметная. Под привычной лёгкой курткой я увидел свитер: на улице действительно было прохладней, чем вчера.

  Союзник осмотрел меня с интересом, потом оглянулся на Гошу и сказал:

  – Мужики, вам бы обогреться хоть немного. Да и умыться бы ещё надо… Чёрт, да где ж вы только побывали?

  Я лениво отмахнулся. Может это был риторический вопрос, но сейчас мне было лень соображать.

  Подцепив рюкзак, я потянул его к себе. Пальцы не слушались, поэтому открыть его удалось мне на раз только третий. Всё было на месте. Я сразу потянулся к сигаретам, но потом вспомнил, что они находились в боковом кармане, где замок ещё меньше и труднее. Да и не стоит тут пока курить, мало ли что.

  Порывшись в вещах я, орудую двумя ладонями, повытаскивал наружу всё, что могло мало-мальски согреть меня. Свитер, пуловер, ещё одни штаны с подстилкой, три пары носков, целлофановые пакеты, вязанную собственными руками шапку, затем еле выудил перчатки.

  Антон занимался Гошей. Обмыл водой ему висок, но до щеки спускаться не решился. Раны обработал зелёнкой, при этом спросив, что с ним стряслось. Я рассказ лишь ту часть, где он напал на предводителя этих безумных и как ему прикладом по башке шмякнули.

  – Да, я когда внутри был, слушал о каком-то нападении, шуму стояло, всё селение переполошилось, думал, что ещё заметят ненароком. Я кстати узнал об этих сумасшедших кое-что, потом расскажу, когда отсюда выберемся. И насчёт Петра я уже всё тоже знаю…

  Я опустил взгляд.

  После Антон промыл Гоше лицо из литровой бутылки, затем замотал виски бинтом. Всё, с Георгием всё было сделано, теперь оставалось привести его в чувство и одеть. Но для начала следовало помочь одеться мне.

  Грязную рубаху со штанам я не снял, какая-никакая одежда всё-таки, а она мне сейчас позарез нужна: Антон сказал, что температура ниже нуля спустилась, со вчерашнего дня примерно на градусов десять понизилась. Он же помог мне надеть пуловер, потом, приподняв непослушные ноги, натянуть штаны, на грязные стопы мы напялили все три пары носков, самые тёплые одели последними, поверх них навязали по целлофановому пакету. Сейчас это было необходимо: моей обуви найти не удалось. Затем надели свитер, на него уже мастерку. Только тогда я почувствовал, как живительное тепло распространяется по моему организму. Шапку я натянул сам, перчатки же мне одел Антон: пальцы всё ещё не слушались.

  Я продолжал сидеть на стылой земле, приходя в чувства, когда мой напарник уже вовсю одевал Гошу.

  Последовательно приподнимаясь на руках и выталкивая вперёд ноги, я подтянулся к ним и стал помогать, по мере своих возможностей. Вскоре я уже почувствовал пальцы, а после смог и встать на колени.

  – На, обмойся, – протягивая всё туже бутылку, посоветовал Антон. Когда мы надевали перчатки, он уже тогда помог мне с кистями рук, на ноги зариться он не решился, так что на меня оставалось только лицо. Закончив хоть с какой-то гигиеной, я открыл глаза и увидел, как он протягивает мне металлическую фляжку. – А теперь выпей, поможет согреться.

  Я усмехнулся:

  – А не маловат ли ты для такого?

  – В самый раз, – бесчувственно отозвался охотник.

  Глоток сорока семи градусной водицы действительно помог. Горло от непривычки сильно обожгло, сначала даже подступил неприятный ком, однако его удалось сдержать. Зажмурившись, я протянул флягу обратно.

  Через минуту я уже стоял на ногах, тогда же мы и закончили одевать Гошу. Его набор был более скудным, чем у меня, однако, решили мы, и этого вполне достаточно.

  – Который час? – спросил Антон, набирая в рот “огненной” воды.

  – Без двадцати полдень, – достав из рюкзака часы, ответил я.

  Он кивнул, и в следующий момент устроил Георгию душ из водки, выплеснув все содержимое рта на него. Гоша проснулся мгновенно, и сразу схватился за голову.

  – А-а-а-а-а… что за… – начал он, однако Антон прервал его, поднеся к губам фляжку.

  – Нет времени, пей… Суматоха там, конечно, немалая, но всё равно вскоре они должны подойти сюда и проверить задержанных, поэтому сейчас нам надо торопиться.

  Взобравшись наверх, Антон подтянул меня, вместе мы вытащили третьего участника нашей команды.

  Всё тело было в грязи и чесалось, рюкзак заметно исхудал – Гошин тоже был на мне. Голова чуть кружилась. Подташнивало. Я очень устал и хотел есть, и ещё больше – помыться. Ха, даже не вериться, что несколько часов назад, мы именно этим и занимались…

  Выбравшись, я увидел лежащую у ямы ИЖ-61. Не может быть, неужели и её Антоха нашёл?

  Увидев мой пытливый взгляд, он пояснил:

  – Там же, где и рюкзаки лежала. Они, видать, действительно поверили, что она пневматическая. Даже не проверили, олухи, – он нагнулся и подобрал винтовку. – Хотя, оно и понятно, с их-то культом, – после этих слов он протянул мне Гошино оружие. Я забрал его и чуть прищурился, мол, что за культ. Антон понял без слов: – Потом объясню.

  Видать, нарыл он что-то… Интересно ещё, что же?

  Я повесил на плечи свой рюкзак, затем справа разметил ИЖ: левое плечо предназначалось для раненого, который, собственно, решил сам нести свой рюкзак. Я и его хотел надеть, но Гоша, как только я начинал отбирать его исхудалое хозяйство, начинал бессвязно порыкивать и бодать головой мою руку. Да-а, неслабо его приложило.

  Подхватив Георгия под мышки, мы понесли его прочь от этого места.

  Туман стал ещё белее. Сквозь молочную суспензию не проникало ни звука. Туман будто бы приобрёл физическую оболочку, он толи действительно, толи подсознательно давил, прижимал, заставлял согнуться, встать на колени, а после и лечь, не в силах продолжить ход.

  Пройдя примерно с два десятка метров, Антон вдруг начал чуть заворачивать на лево. Мне ничего не оставалось, как только последовать за ним. Однако мне всё же было интересно, почему он вдруг пошёл так, и я уже выглянул из-за Гоши с целью задать данный вопрос, как провожатый сам сказал:

  – Там место казни, следы ещё остались…

  Больше мне не понадобилось. На плечи навалилась тяжесть, ноги стали ватными. Нет, я отлично понимал, что происходит, и что я делаю, но, как только перед глазами вставала картина растерзанного Петра, тело расслаблялось, разум не мог сфокусироваться ни на единой больше мысли, кроме этой, грудь же сжималась и отказывалась принимать воздух…

  Почему же так? Что мы им сделали? За что они так поступили с нами? Зачем они убили Петю…

  Наверное, эти вопросы долго будут мучить меня.

  Следующие полминуты я шёл, опустив взгляд, и хоть он был устремлён на землю, я всё равно пропустил небольшую кочку и чуть не подвернул ногу, когда случайно вступил в неё. Это немного отвлекло моё сознание.

  Я огляделся вокруг. Сбоку увидел нетолстую железобетонную подпорку, кажется, моста. Поднял взгляд вверх: молочная пелена закрыла находящееся надо мной строение. Вернуть голову на своё старое место меня заставила резкая остановка Антона, спустя секунду я понял, в чём дело: из тумана вырастала некая черная громада, длинная и довольно высокая.

  Но, не успел я толком ужаснуться, как понял, что она прекратила свой рост, как только мы остановились.

  Любопытный взгляд поднял и Гоша, однако сразу же опустил. Мы с Антоном переглянулись и сделали ещё два шага вперёд – проступили ещё черты неведомого существа.

  Прошли ещё чуть-чуть – нам открылся цвет исполина. И тогда я понял, на кого, а точнее, на что, мы наткнулись.

  Да, это действительно был мост, однако не простой, а железнодорожный. Именно с него на проезжую часть, полностью загородив четыре с лишком полосы, и ещё уходя дальше во мглу, упал синий, покрытый инеем, пассажирский поезд. А точнее, несколько его вагонов. Металл погнулся во многих местах, стёкла разбились, но их я не видел, я видел открытые люки на крыше. Сквозь них были хорошо видны обтертые стены плацкарта, свисающие куски фанеры и трепыхающейся на ветру линолеум. Кстати, коек я найти глазами не смог, при этом резонно подумав, что сумасшедшие тоже знают об этом оплоте цивилизация, и явно уже его обобрали.

  Мы обошли ржавеющего гиганта.

  Странно, я никогда не думал, что они настолько большие, наверное, я просто ни разу не видел их перевёрнутыми, и ни разу не наблюдал, как его конец, или начало, теряется в непроглядном мареве. Невольно я засмотрелся на достижение человеческого гения. Теперь нам открылась его шасси. Какая сложная структура механизмов была переплетена там, на что же был способен ранее человек… Хм, как необычно, раньше мне казалось подобное таким обыденным, а теперь я смотрю на этом поезд такими же глазами, какими смотрел бы скиталец Сахары на снег…

  Мою остановку никто не почувствовал: Антон тоже приостановился и смотрел на лежащий на боку вагон. Он, скорее всего, ещё младше меня, поэтому таких штук в жизни видел, наверное, ещё меньше. В глазах его я на мгновение уловил некую грусть, после он резко перевёл взгляд на меня и кивнул, мол, пошли.

  Я развернулся и пошёл.

  В этот момент я почувствовал, как пятки начинает потихоньку одолевать холодом. Это плохо, хоть и естественно: обуви-то нет. Хорошо хоть, телу было тепло. Изо рта вырывались пучки пара, но это, как я уже говорил, норма. Щеки стали ощущаться, теперь я не боялся даже немного подвигать скулами. Пальцы и вовсе слушались меня, как и прежде… Не успел я обдумать все приятные моменты, как сзади послышался окрик:

  – Я вижу их! Вон они! – по треснувшему асфальту застучали пули.

  Мы, не сговариваясь, кинулись за ближний, почти сохранившийся легковой автомобиль.

  Голос мне показался знакомом. Но таким обыденным и простым, что я не мог вспомнить, где его слышал. Его можно было услышать где угодно, обладателями такового обычно были люди совершено обычные и не запоминающиеся, ничем примечательным такие не отличались. Тогда вспоминать об обладателях данного тембра нет никакого смысла, да оно и не надо… Тут я чуть выглянул из-за авто.

  Лица двух моих провожатых на казнь всплыли в сознание мгновенно. Конечно, кто ведь ещё мог обладать подобным.

  Третьего детины среди них не было: они вдвоём выглядывали из-за края вагона, а точнее: один выглядывал, другой залёг в траве и терпеливо ждал меня. Туман мешал рассмотреть всё хорошо. Сильно это мешало им, но мне повезло больше: тут был небольшой подъём, и с него я видел чуть примятую траву с торчащим из неё стволом и не сочетающиеся с чёрным основанием вагона синие спортивки я тоже приглядел сразу.

  Пока нагибался обратно, медленно снимал с плеча винтовку. Когда моя голова вновь исчезла за машиной и ИЖ наконец была снята с плеча, я вопросительно взглянул на Антона и постучал по вставленному сбоку пятизарядному магазину. Тот лишь развёл руками: не проверил значит.

  Хотя, и они вряд ли проверили, если же купились на то, что она пневматическая. А если так, то тут оставалось около трёх патронов… Надеюсь, хватит.

  Антон требовательно потянул руку к оружию, однако я цевья не отпустил: самонадеянность. Я после часто корил себя за это. Зачем я поупрямился, у меня кружилась голова, я был изнеможен, а Антон мог хотя бы прицелиться на более-менее чистый ум. Но тогда я об этом не подумал, как и не подумал о том, что у меня есть всего один шанс: один выстрел, а после нас обнаружат. Ведь тогда они дали очередь наугад, по-другому и быть не может: знали бы где мы – уже бы убили.

  Я чуть высунул ствол над крышей, устроил его поудобнее и, толком не целясь, выстрелил в траву. Конечно же, попал я примерно в начало холма.

  Сразу же за моим не самым шумным, часть звука будто бы поглотил туман, выстрелом, последовали автоматные очереди, застучавшие по капоту неведомого автомобиля.

  – Ну придурок, – сплюнул Антон, подхватил Гошу и побежал зигзагами прочь от машины.

  Схватив рюкзак, я, сильно пригибаясь и чуть ли не падая, ринулся за ним.

  Теперь надо было как-то выжить, а как?…

 

  Бежали мы недолго, точнее вообще не бежали: не так уж это и легко, когда на плечи взволочено семидесятикилограммовое тело Гоши. Но, как оказалось, этого делать почти и не пришлось: как только мы ушли в туман и поезд скрылся из виду, нас сразу же перестали обстреливать… Однако проступили новые предвестники беды.

  Не думал я, что такая же природа и Минске, однако, как оказалось, внешний мир столицы несильно отличается от Брестского. Посторонние, неведомо откуда берущиеся шорохи и звуки, неразборчивое бормотание, то и дело доносящееся где-то рядом. Запах неизвестной природы. Так же здесь прорисовались и некие новые необычности: мне то и дело казалось, что в молочной дымке проступают некие черты, которые, как только я, хоть на секунду, перестаю фокусироваться на них, пропадают…

  – Тебе ничего в тумане время от времени не мерещится? – спросил я у Антона, когда ещё один силуэт будто растворился в воздухе.

  – О, и тебе тоже это видится? – чуть улыбнулся напарник. – А я думал, что я один тут понемногу с ума схожу…

  – А с чего ты взял, что уже не сошёл? – просто для того, чтобы отвлечься от воздействия мира, спросил я.

  В этот момент Антон вмиг посерьёзнел, припустил голову и как бы задумался. Затем медленно поднял и, смотря вперёд расслаблённым, безразличным взглядом, ответил, кивнул головой вбок и приподняв брови:

  – Хм, не знаю, может, потому, что привык жить в мире, где все люди и так свихнулись…

  Я сам призадумался. И тут ненадолго проснулся Гоша и, выпуская большие клубы пара при каждом слове, медленно и тихо заговорил.

  – Вообще-то, они сделали это давно, просто апогей сумасшествия пришёлся именно на это время, а точнее на пару лет тому назад. Сейчас остались только те, кто сохранил разум.

  Всё это он произнёс, не поднимая головы. Тащить его было трудно, плечи затекли и непроизвольно снижали своё положение, поэтому частенько приходилось поднимать их обратно, при этом тревожа и так измученное тело Георгия. Он, конечно же, помогал нам ногами, но от этого всё равно было мало толку, сейчас они абсолютно не держали его.

  Вдруг рядом раздалось слабое шебуршание. От неожиданности я вздрогнул и поскользнулся на скользком настиле, состоящем целиком из слипшихся друг с другом, полугнилых листьев, при этом чуть вскрикнув. Когда упал на холодный, слизкий, мёртвый ковёр, по спине прошёлся колкий холодок: показалось, будто сбоку что-то мелькнуло.

  Не выдержав Гошу в одиночку, рядом на одно колено повалился Антон. Раненый же, если бы его не придержали, свалился бы навзничь подобно мне, однако ему повезло.

  – Чёрт, Сань, ты же будь аккуратней немного! – запричитал Георгий, и сразу же закрыл рот от наступившей боли в скулах.

  –Блин, я.. я случайно, извиняюсь, но, мне показалось, будто кто-то прошёл рядом…

  – Это обычное дело, но сам подумай, кто здесь может быть… Хотя, быть здесь может много кого, поэтому об этом лучше не думать, а то так и параноиком стать можно… Поэтому я и люблю чаще слушать музыку, чем внешний мир, – сказал спокойно Антон. На последней фразе он понизил голос.

  Оперевшись руками об стылую, проникающую своей мерзкой влажностью даже сквозь перчатки, дорогу из листвы, я вновь поднялся. По такому пути я предпочитал бы ездить, как мы делали всё время до этого момента, а не ходить: слишком легко упасть. Хотя, и когда мы ехали, Гоша жаловался на слабую сцепление с дорогой, но там, всё же, было куда лучше. Может, потому, что там всю ответственность за дальнейшее продвижение была не на мне, а тут уже я должен шагать своими двумя?... Да, наверное, поэтому.

  Я снова пристроился у правой руки Георгия.

  Вокруг опять заплясали непонятные сгустки, от которых становилось холодно внизу живота, и поэтому я решил вновь заговорить: всё-таки лучше слушать членораздельный звуковой шум, чем неразборчивое бормотание.

  – Интересно, сколько нам ещё идти? – не к кому не обращаясь, задал вопрос я.

  – А кто его знает, из-за тумана ничё не видно… – ответил, не поднимая головы и надсадно дыша, раненый. Сейчас он старался говорить как можно меньше и тише: обморожение не давало о себе забыть.

  – Ха, тебе и так ничего не видно, а прошли мы около метров четырёхсот… однако я не уверен, – добавил, гляди в никуда, Антон. – А если хочешь отвлечься от окружающего, – я вздрогнул от его догадки, – просто прокрути в голове какую-нибудь мелодию. Не знаешь – событие. Если и это не помогло, закури, ты же куришь, да?...

  Он, выпустив облачко пара, повернулся ко мне, я кивнул и сказал:

  – Давно бы уже это сделал, дотянуться до пачки не могу.

  – Ща я сделаю, скажи только где она, хотя погодь, я свою лучше достану, – сказал Гоша и, припустив руку, стал обстукивать рюкзак на правом плече, ища нужный карман.

  – Это мой, твой на другом плече, тебе не дотянутся, – сказал я. – Приподнимись чуть и потяни на себя первую попавшуюся собачку, там она одна, после залезь внутрь и достань открытую пачку, там их три, две запечатаны, – всё это я говорил по мере его продвижения в данном деле.

  – А где огонь возьмёте, – спросил Антон, когда Гоша, наконец, достал сигареты и закрыл карман.

  – Там внутри зажигалка, – сказал я, когда из свешенной к моему правому плечу руки выпала пачка “VIP”, пришлось неестественно изогнуть кисть, из-за чего та заныла, однако я смог поймать её.

  – И про меня не забудь, – с вожделением сказал висящий у нас на плечах человек, увидев фильтры пятнадцати оставшихся папирос.

  Еле закурив одну, – с одной рукой даже такое простое действие не так легко, – я передал её раненому, а сам принялся раскуривать табачное изделие и для себя.

  – О, как же хорошо, – выпустив пучок, на этот раз дыма, прохрипел Георгий.

  И я был с ним полностью согласен. Тепло переходило от подожженного табака в глотку, а после расплывалось по всему телу. Я не думал не о чём, просто ловил каждое мгновение этого процесса, каждую затяжку. Тело будто бы оживало, внутри становилось так тепло, на мгновение показалось, что даже дрожь прошла… А ещё мысли, вечные мысли, зацепляющиеся за наружный мир и порождающие ужасающие образы неведомых существ. Сейчас их не было. Они будто слились с дымом, стали такими же лёгкими и теперь так же лениво плыли в голове, не будучи способными сплотиться друг с другом и довершить хоть какую догадку до конца. Сейчас мне это и нужно было.

  Как же, всё-таки, хорошо… Знаю, что курить – плохо, но ведь так приятно.

  И вдруг Гоша, вскрикнув, яростно запричитал трёхэтажным матом. Докуренная до середины сигарета выпала, сам раненый начал заваливаться назад и потащил нас с собой. У Антона были хорошие сапоги, у меня носки в скользком целлофане, поэтому понять, кто упал на гнилом настиле, можно безо всяких подсказок.

  – Что, что такое?! – приподнявшись на локтях, спросил я у рядом лежащего Георгия.

  Антон присел рядом с нами.

  –На что-то… что-то твёрдое… твёрдое и острое наступил… чёрт, как больно, что это за хрень… – придерживаясь за ногу, с закрытыми глазами, сквозь сцепленные зубы процедил он.

  – Где, где эта штука? – растерялся я и начал неосознанным взглядом рассматривать Гошу, при этом почему-то похлопывая по боку.

  – В ноге, где же ещё, – сказал спокойно Антон, подвинувшись к его ступням. – Чем ещё он мог наступить?

  Я осоловелым взглядом ещё посмотрел на него, после чего на лице почувствовалось ледяное прикасание слабого радиоактивного ветерка, колющегося принесёнными с осадочного слоя мелкими дождинками, и я, наконец, проснулся. Взгляд стал осмысленным. Я проанализировал в голове, что произошло. Затем понял, что в зубах больше нет сигареты, и в первые секунды начал шарить вокруг себя в поисках белого, с золотистым, цилиндра, однако спустя мгновение осознал, что это глупая и несуразная идея, и подвинулся к Антону: надо было помочь Гоше.

  – Блин, а это очень даже нехорошо, – тихо сказал, рассматривая ступню, молодой напарник.

  – Что такое? – поинтересовался я.

  – Это гвоздь, причём, судя по шапке, довольно немалый, сантиметров семь точно будет.

   Я присвистнул. Это было действительно плохо.

  Посмотрел на Гошу. Он лежал, закрыв глаза, и с измученным видом держался за неожиданно потревоженную челюсть. Дышал часто и громко, но рта не раскрывал, поэтому из-под носа то и дело уплывали небольшие клубы пара. Из темных пятен пошла кровь, из глаз – слёзы. Фаланги пальцев рук были синими, на белой повязке, опоясывающей чело, виднелось бурое пятно. В общем, он и так натерпелся, а тут ещё это.

  – Я знаю, как это вытащить, только надо перетащить его под какой-нибудь навес, или хотя бы какую стенку, чтобы от ветра укрывала, – сказал Антон. Затем, обращаясь к раненому, спросил: – Продержишься?

  Тот, чуть простонав, коротко и неуверенно кивнул. Вдруг мне стало его жалко, жалко этого старого, измождённого человека. Но это было очень странно, ведь раньше мне никогда не было жалко Гоши. Хотя, раньше я и никогда не видел его таким… Эх, как же всё меняется.

  Мы приподняли его над землёй и с трудом пронесли пару метров. Когда из тумана выплыл бордюр, нашей радости не было придела. Однако, подойдя к нему, нашему взору открылось ещё одна деталь: слева находилась арка подземного перехода, стёкла были все начисто выбиты, однако внутри можно было спрятаться. Я пошёл разведать и, подойдя ближе и взглянув в его нутро, увидел внизу отблески небес – вода. Причём доставала она примерно до ступени пятой, поэтому этот вариант отбрасывался. Но он не был последним: пройдя ещё метров десять, мы разглядели выплывающую из пелены бревенчатую постройку. С опаской приблизились, и обнаружили, что это был отнюдь не какой-то дом деревенского типа. Раньше, видимо, это было некое заведению, ресторан или что-то подобное, подумал я об этом из-за вывески над входом, с рамы которой хаотично свисали потрескавшиеся диоды, не так давно освещающие ранее видимую надпись.

  Входить внутрь не решились, тем более дверь была заперта, а окна закрыты решётками в готическом стиле (точно ресторан), так что сели просто под стеной здания.

  Антон начал приготавливаться к предстоящей операции. Я же решил перекусить: всё равно от меня, в данной ситуации, толка мало. Лучше доверю всё знающему человеку.

  Парень достал фляжку, смочил головку гвоздя, затем, взяв платок и скомкав его, дал Гоше, сказав: “Засунь в рот: будет больно”. На мгновение глаза Георгия расширились, но, сообразив, что на данный момент другого выхода нет, он нехотя взял кляп и зажал между зубов. “Хорошо было бы палку какую засунуть, – подумал я. – Да вот только опасно, всё вокруг радионуклидами провоняло, так что рисковать лучше не стоит”.

  Антон принялся медленно доставать гвоздь из пятки, последовательно смачивая выходящий стержень водкой. Раненый мгновенно вспотел, из глаз пошли слёзы, он хрипел и стонал одновременно, пальцы, тянущиеся к источнику боли, но сдерживаемые волей Гоши, загребали сырую землю под собой.

  От одного вида этого зрелища, всё внутри меня мгновенно сжалось. Какую же боль он сейчас испытывает?... Нет, лучше об этом не думать.

  Не в силах есть, я отложил только открытую банку тушёнки. Кстати, на это дело, открывание банки, у меня ушло больше времени, чем обычно: следы переохлаждения ещё остались и не давали о себе забыть, а это очень нехорошо. Всё делалось медленно, лениво, неестественно. А от скорости моего тела зависит моя жизнь…

  Выдохнув облачко пара, я поёжился: температура действительно упала где-то до нуля. Вообще это нормальное явление, ну, по крайней мере, в теперешнем мире. Обычно так и происходит: несколько дней плюс, а после резко минус, далее всё вновь повторялось. Только промежутки держания одной и той же температуры всегда отличались: может быть декада, может неделя, а может каких дня три, или вообще один. Никогда не узнаешь наверняка. Ещё немного радует, что она, температура, никогда не падает ниже десяти, по крайней мере пока такого не было, но и выше такого же числа не заходит. Говорят, что это из-за того, что в ходе войны, из-за долгого воздействия на тектонические плиты Земли, она чуть поменяла градус наклона на орбите и отклонилась от неё на пару сантиметров. Поэтому теперь в наших широтах и встречаются периодические песчаные бури (которой уже довольно давно не было, что настораживает), частые перепады температур, немалые волны в небольших речушках (что мы наблюдали, когда проезжали через редкие мосты), и ещё много чего, пока человеку неведомого... Хотя, эта теория пока не доказана, да и не будет таковой ближайшие лет сто, а дальше уже, если человечество выживет, что вряд ли.

  Я посмотрел на завершённость операции: ржавый, окровавленный гвоздь уже почти вышел из ступни, оставалось всего ничего. Я приподнял взгляд и всмотрелся в белёсую суспензию. Ого, там, куда направлен мой взор, должна быть дорога, но сейчас её абсолютно не видно. Даже остова подземного перехода вычленить из тумана не могу.

  – Готово, – сказал Антон, рассматривая немалый, ржавый. С остатками крови и мяса гвоздь. – Сейчас перевяжем и всё.

  Гоша резко выдохнул и, грязными и скрюченными от холода, пальцами – у него перчаток не было – попытался подцепить и достать скомканную тряпку. Руки его сильно тряслись, поэтому получилось это только на раз пятый. Затем он откинул её куда-то за пределы освобождённого от молочной пелены пространства и расслабленно привалился к стене.

  Антон довольно быстро перемотал ногу, предварительно смокнув бинт в спирте, из-за чего Гоша теперь часто подёргивал ногой и цедил что-то сквозь зубы, и после это тоже привалился к бревенчатому строению.

  Теперь всё было кончено, можно было и отдохнуть, хоть я делал это и до данного момента.

  – Может, поедим? – почти не двигая челюстью, предложил Георгий спустя минут десять: ему просто хотелось заглушить глухую боль чем-либо, и сейчас еда была лучшим выходом.

  – Надо бы, да вот только нет у меня, – почему-то отреагировал Антон.

  – А кто тебя спрашивает, есть ли у тебя что, или нет. У меня хватает, да и у Санька должно быть, – медленно и тихо произнёс раненый, после чего отстал от стены и посмотрел на меня интересующимся взглядом. Тут в его поле зрения попала открытая банка тушёнки. Он чуть улыбнулся и сказал: – Ух ты, а наш друг уже трапезничать начал, и никому об этом не сказал. Нехорошо… – снова поднял взгляд на меня. – Ещё есть?

  Я кивнул и, порывшись в полупустом рюкзаке, достал ещё две банки тушёнки и пакет сухарей, которые раньше были хлебом.

  Передал консервы напарникам, развернул пакет и положил у ног Антона, после снова залез в сумку и стал искать воду, которую припас раньше, как Гоша сказал:

  – Не торопись, у меня полазь. Там термос есть, я в него перед отъездом чая налил, теплый ещё должен быть…

  Я расстегнул большой карман его полутюка, поискал металлический цилиндр – нет. Затем развязал карман поменьше: да тут он и оказался. Когда достал его, Антон уже вовсю поедал холодную тушёнку и закусывал еле ломающимися сухарями. Гоша же лениво ковырялся пластмассовой вилкой в мясном холодце, время от времени забрасывая большие слипшиеся куски себе в рот. Решив отложить, ненадолго, чай, я тоже взялся за еду.

  Дно я увидел уже через пару минут. Опустошённую банку кинул во владения тумана, затем посмотрел на место, где только стоял термос, но там его уже не оказалось. Посмотрел вбок. Как и ожидалось: Антон уже разливал горячую жидкость в единственную кружку, которую мы пустили по кругу.

  Вокруг было сыро, зябко и холодно, однако мне было хорошо. Хотя, оставалось некое ощущение, что всё окружающее будто навалилось на мои плечи, и теперь давит, прижимает к земле всем своим немалым весом. Но даже это несильно ухудшало ситуацию. Оставалось только закурить.

  Я полез за сигаретами и посмотрел на чуть выступающую над каким-то разрушенным цехом трубу. Хотя это мало было похоже на трубу, скорее небольшая башня, увеличивающаяся на конце, создавая таким образом площадку. Которая, собственно, меня и заинтересовала: мне показалось, что на ней что-то есть.

  Башенка была недалеко, поэтому и видна, но её конец всё же немного заходил в туман, так что разглядеть что-либо было трудно.

  Я всматривался несколько секунд, пока то, что находилось там, само не посмотрело на меня. Сказать что это было неожиданно – значит, ничего не сказать.

  С площадки на меня уставился огромный глаз непонятного, бесформенного существа, напоминающего не до конца замороженное желе. Вокруг огромного глаза я рассмотрел несколько десятков небольших, они находились не строго по кругу, а каждый в разном месте, но все на небольшом расстоянии от основного.

  От данной картины к горлу подкатил комок. Что это за существо, я ни разу не видел такого?!

  Но затем я и вовсе чуть не упал в обморок: существо издало еле слышный гул и маленькие фигурки, сидящие на руинах здания, вдруг пошевелились. До этого я воспринимал их, как части разрушенного строения, а это оказались живые существа, причём, судя по вычерчивающейся форме, довольно знакомые. Страшная догадка засела в голове.

  Этих фигур здесь оказалось довольно много. Совместив их количество с моим предположением, я, тихо и нервно выдохнув, сглотнул и уставился на кучу мяса в центре. От страха перехватило дыхание, а кишечник свернулся. Если бы я вчера днём не сходил в туалет или съел что-нибудь перед сном, то сейчас бы всё, что успело перевариться, обязательно бы оказалось в штанах…

  – Мужики, пойдём отсюда, – медленно встав, при этом не сводя взгляда с непрошенных гостей, я начал пятиться назад, попутно с этим одев два рюкзака на плечи.

  – Что такое? – спросил Гоша.

  Антон просто внимательно следил за моими движениями.

  – У нас проблемы, – даже когда стена скрыла меня от мутантов, я всё равно продолжал тупо пялиться в неё, будто пытался разглядеть то, что находится за ней.

  – И какие?

  – По-моему, очень большие, – я, наконец, посмотрел на Гошу.

  Не знаю, что он разглядел в моих глазах, – тревогу, страх, а может, волнение, ведь там было переплетёно всё, – однако сразу после этого он кивнул и несильно ударил Антона по плечу, мол, помоги. Тут же подоспел под вторую руку и я.

  – Идти нужно быстро? – спросил Антон.

  – Неважно, главное, чтобы тихо, – ответил я.

  – Неужто… – догадался Гоша.

  – Вполне возможно, но я не уверен.

  Весь этот диалог мы провели в полтона.

  Когда мы отошли от места передышки, и я обернулся назад, то стало понятно, что за нами последовала примерно дюжина до боли знакомых силуэтов. Они держались на довольно приличном расстоянии, поэтому их черты лишь немного вырисовывались в мраморном мареве.

  Но нападать они не решались: толи пока не были полностью удостоверены в нашем присутствии, ибо шли мы на пределе слышимости, взвешивая каждый шаг, толи пытались завести нас в некую ловушку или что-то на подобии этого. Да вот только этот манёвр никак не ввязывается в понятие о тех вечно прущих в лоб мутантах, о которых я думаю. А может это все же не они?

  Да нет, слишком похожи, да и на звук реагируют. Кстати насчёт звука: то утробное гудение, которое издало неведомое существо, может это был сигнал. Может наши преследователи и не знают о нашем существовании, они просто повинуются тому бесформенному куску мяса как муравьи своей… не может быть… неужели я увидел… матку… Существо, вокруг которого ходит столько неподтверждённых, кое-где невероятных, доводов и слухов? Но, я представлял её совсем иначе, а как я её представлял… ну, наверное, как некий мальчуган представляет драконов: непобедимых, страшных и больших… наверное, в какой-то степени так же я представлял и это существо. Но я уж точно никак не мог нарисовать в своём воображении её такой…

  Мы прошли уже около трёхсот метров, а эти твари никак не отставали. За спиной всё так же неприятно шелестело множество маленьких крылышек.

  Шли мы довольно медленно, с одной стороны, поэтому и тихо. Горячий чай разлился по моему организму и придал новых сил, холод перестал чувствоваться так явно, как ранее. Конечно же, дыхание всё равно выдавало его наличие, да и ступни довольно сильно подмёрзли, без ботинок-то, но всё-таки сейчас я чувствовал себя куда лучше, чем в начале дня. Хотя грязное тело всё равно жутко чесалось.

  Нервы были натянуты до предела, слух улавливал даже самые мельчайшие колебания воздуха. После каждого, чуть слышимого звука, который растворялся в пространстве уже в радиусе одного метра, казалось, будто мутанты вот-вот нападут. От такого напряжения можно было легко сделать какую-либо оплошность или ошибку, в конечном счёте, непростительную.

  Однако упущением стало совсем другое: Гоша, случайно, неаккуратно наступил раненной ногой, и боль но нервным сплетениям моментально передалась мозгу, из-за чего из его горла вырвался короткий, но резкий вскрик.

  Тогда-то за спиной послышался первый нарастающий визг.

  Теперь не было смысла прятаться.

  – Бери его, и бегите вперёд, я постараюсь чуть задержать, – сказал я, отпуская Гошу и доставая из-за спины винтовку.

  – Да там два-три патрона осталось, кого ты задерживать собрался?! – прокричал возмущённо Антон, однако я его плохо расслышал: как только из тумана выплыла первая тварь, я сразу произвёл по ней выстрел.

  Небольшая гильза свалилась мне под ноги. Всё, теперь остался либо один, либо два шанса на выживание.

  Тварь тоже полетела вниз. Но на её месте тут же оказалась новая и с истошным воплем ринулась на меня. Это действительно были пассажиры. Однако, на мою радость, он не успел: я откатился в сторону раньше.

  Затем я резким толчком встал и побежал за ковыляющими напарниками.

  Теперь визжащим бестиям было ясно, что мы действительно присутствуем, и поэтому они кидались на каждые еле слышные звуки, из-за чего приходилось двигаться зигзагами, что, с раненым под мышкой, было очень неудобно.

  Когда мы преодолели, таким образом, ещё пару десятков метров, я, не знаю, для чего, повернулся и выстрел ещё один раз. Одна из тварей упала на землю. Я быстро ретировался, на моём прежнем месте ртом в гниль приземлился пассажир.

  И когда я поднялся, в указательном и среднем пальце правой руки вдруг резко хрустнуло. Боль растеклась по отросткам.

  Чёрт, неужели вновь?! Только не сейчас! Я совсем уже забыл о них, мазал конечно, но сильно не использовал: гашетку пулемёта вдавить не трудно, так же как и нож подержать. Однако, видимо, всё это в сумме всё же сказалось над результатом. Что ж, придётся выживать так… хотя на идею остаться живыми и с начала я косо смотрел, а теперь…

  – Ты чего творишь?! – послышался сзади яростный крик молодого товарища.

  И я был с ним согласен, однако руки делали всё сами. Сами перезарядили, и сами же вдавили курок – всё это я ещё делал на грани инстинктов, слабо осознавая боль, в ответ послышался глухой щелчок, который завёл меня в мгновенный ступор. Выйти из коего мне удалось в последний момент: секундное замешательство чуть ли не стоило мне потери жизни от ранений, полученного от укуса летающего монстра. А так я успел отпрыгнуть назад. Так получилось, что в тот момент у меня из рук выпала винтовка, поэтому её поднятие заняло ещё некую долю драгоценного времени, бесполезно потратив которое, я чуть вновь не поздоровался со смертью.

  Долго догонять моих попутчиков мне не пришлось.

  – Ну как, все пули растратил? – издевательски поинтересовался Антон, Гоша просто поднял на меня вопросительный взгляд.

  Но я ничего не ответил.

  Вместо этого я обернулся назад, и увидел, как мутанты вновь нас догоняют. Я их задержал два раза, однако когда они понимали, что цель снова улепётывает, то они тут же кидались в погоню с удвоенной силой. Но был один приятный момент: теперь их было меньше десяти, примерно особей семь.

  Да вот только и от этих семи надо как-то избавиться, потому что уйти не получится, от них никто не уходил, если он уже дал о себе знать.

  Вечно вихлять зигзагом не выйдет: они нас вымотают, и в конце концов кого-то цапнет. Убежать – не вариант. Огнестрельное оружие – всё, finite*. Выманить на себя и зарезать в ближнем бою – слишком рискованно и долго: другой подлетит.

  Кажется ситуация безвых… И тут над нашими головами раздались выстрелы крупнокалиберного пулемёты.

  Действую на одних лишь инстинктах, мы в мгновение ока оказались на земле. Я краем глаза увидел, как наших преследователей покрошило в труху, пока не видимое нам, грозное оружие. Почему-то я был уверен, что эти выстрелы никакого вреда для нас не несут. Хотя моя уверенность, особенно в последнее время, частенько меня кидает.

  Спустя пару секунд громоподобный стук выстрелов кончился, но вставать с гнилого настила мы всё равно не спешили. Пока над головами не раздался окрик:

  – Э, мужики! Вы чего полегли?! Давайте сюда! – было понятно, что хозяин довольно жёсткого голоса неслабо напрягается, толи от дальности, толи от вечно “утопления” звуков в тумане, но одно было понятно наверняка: его владелец точно находился над нами.

  Мы медленно поднялись, осматриваясь вокруг, подхватили Гошу и засеменили вперёд. Уже через пару секунд нам открылся вид огромный мост. Сверху, там, где пролегала дорога, я заметил торчащие дула пулемётов. Как они нас увидели на таком расстоянии? Хотя, они находятся на приличной высоте, там туман реже. Зазоры между подпирающими его колонными были завалены остовами автомобилей: вот почему мы не увидели ни одной машины на подходе сюда. В этих импровизированных стенах были сделаны, на некое подобие ворот, входы.

  Из одного такого к нам навстречу вышел человек в военной форме.

  – Добро пожаловать на Контрольно-Пропускной Пункт города Минска “Форпост”, путники, – жёстко сказал он и чуть улыбнулся.

*finite – (фр.) финиш.

 

  – То есть вы утверждаете, что вы из Бреста… – глава КПП Валерий Юрьевич сделал паузу, презрительно посмотрев на нас. Мы сидели, а точнее он сидел, мы же стояли, в небольшой комнатушке, находящейся между сочленением моста с холмом. Стенами и входом в неё служили металлические детали разобранного легкового автомобиля, – приехали сюда… через несколько сотен километров наполненных хрен знает чем… только ради того, чтобы этот парень, – он указал на меня, – попал на Могилёвскую? Слушайте мужики, то ли я слеповат стал, то ли что, да вот только что-то я не вижу, как вы нимбами потолок мой царапаете…

  – Вы можете нам верить, можете нет, но главную нашу цель мы вам уже сообщили, поэтому просто, пожалуйста, пропустите нас и всё, – медленно и негромко, однако всё с тем же уверенным взглядом, сказал Гоша, в такт словам жестикулирую руками, будто расставляет что-то по полкам.

  Валерий, довольно потёртый жизнью мужик, хмурый и серьёзный, сидел, смотря на нас пытливым взглядом, при этом чуть нагнувшись  над столом и скрестив пальцы.

  Мы стояли и, почти так же, но только иногда отводя взгляд (уж слишком тяжёлый он для нас соперник в подобном поединке), смотрели на него.

  Сейчас нам было куда лучше: мы снова помылись. Как только мы зашли внутрь укреплённого остовами автомобилей, – которые были сложены друг на друга и составляли, таким образом, стену, закрывающую пролёты между проезжими частями, – моста. То нам, ощутив наш запах и увидев нашу усталость, потому как в небольшие открывшиеся ворота мы скорее ввалились, чем зашли, приказали умыться. Конечно же, всё оружие они тоже забрали, а мы ничего спрятать толком не успели, поэтому всё нашли. Ванной у них оказалась комнаты сколоченная из таких же деталей авто, как и эта, но та была чуть больше: она растянулась от одной колонны к другой по горизонтали, если смотреть сверху. Туда нам принесли три десятилитровых ведра холодной воды и один кусок мыла, при этом сказав, что одежду мы тоже должны постирать сами и воду для неё они принесут чуть попозже.

  Не пойму, почему, но такое отношение к нам, мне понравилось куда больше и почему-то сразу вселило некую надежду.

  Затем, когда умывание было закончено, они забрали у нас мокрую одёжку и дали три комплекта чистого белья: чёрную футболку, которых было миллион до войны, такого же цвета спортивные штаны и резиновые тапочки. Одежда была довольно лёгкой и, особенно после такого “тёплого” душа было особенно холодно, однако солдаты сослались на то, что тут и так жарко, при этом, конечно, посмеялись, и пообещали, что через пару часов вернут нам нашу одежду – это сказали вполне серьёзно. Они же, солдаты, и направили нас сюда, к их командиру: человеку, который встретил нас, но потом удалился, чтобы дождаться в своём кабинете.

  Весь путь до кабинета главы, я втирал гель от ушибов, купленный ещё в Бресте (долго я о нём не вспоминал). Вместе с этим нас провожали своим бледным светом две довольно немалых флуоресцентных лампы, которые освещали всё пространство под мостом. Раньше их было шесть, теперь работала только пара. Кабеля от них шли к одной из колонн и спускались по ней до самого низа, где стоял аккамулятор нехилых размеров. Рядом с ним был присобачен ещё один, поменьше, наверное, запасной. От главной “большой батарейки” вверх по всё той же колонне подымался кабель в чёрной изоляции, он струился по потолку и скрывался за стеной из автомобилей. Скорее всего, он продолжался и снаружи, но только куда он уходил…

  Хотя, это уже совершенно другая тема. Тогда нас направили к человеку, держащему всё происходящее здесь под своим контролем, и думы о подобном были далеко на второстепенном плане. К нему, к человеку, мы шли между мелких хибар, приткнутых к колоннам моста, который был в раз так пять больше того, железнодорожного. Всего я насчитал пятьдесят колонн: пять рядов по десять штук. И к ним было приставлено около сорока малых будок, собранных из дверей легковушек. Маловато как-то, хотя, тут я и людей много не видел, где-то штук тридцать-сорок и уловил. А если учесть, что все мужчины и в военной форме, то можно предположить, что их главное обиталище отнюдь не здесь. Тогда где?

  Когда мы дошли до пункта назначения, то начало происходить то, что вы только что наблюдали:

  – К нам и раньше прибегали те, кто утверждал, что смог уйти от тех сумасшедших фанатиков, однако все они появлялись тут не таким большим числом. Двое – максимум, было только один раз. Конечно, не только сектанты виноваты, логово горгулий ещё пройти следует. На нём-то многие и проваливались. А вот как вы…

  – Погодите, вы этих летающих мутантов называете горгульями? – спросил я.

  Мужик посмотрел на меня удивлённо и ответил с ехидной улыбкой:

  – Ну да, а что, можно как-то иначе?

  – У нас в Бресте их пассажирами кличут. А так как они слепые, то уйти от них не так уж трудно, главное себя звуками какими-либо не выдавать, что мы и сделали в конце. Хорошо, что у вашего КПП, так бы несдобровать, – вдруг встрял Гоша, говоря размеренно и приглушенно, в общем, как всегда. Раньше, правда, погромче чуть было, теперь же резких движений скулами ему, собственно, как и мне, совершать не следует.

  Валерий посмотрел на него, взгляд его стал серьёзным. После он, шмыгнув носом и приподнявшись в кресле, сообщил:

  – Ладно, их устройство вы знаете, и, видимо, связывались с ними не впервой. В этом, так уж и быть, я вам поверю, только всё равно название вы им странное дали… Пассажиры, ха… Ну да ладно, я вам о наших беженцах говорил: так вот, другие семь раз – добирался только один. А тут вас целых трое, как объясните? Не, я вам в некоторой степени верю, так как такое обморожение карандашом на щеках явно не намалюешь, но всё же…

  – Нам повезло: у нас есть человек, который сумел скрыться ещё до того, как его схватили, – сказал я и кивнул в сторону Антона.

  Командир, раскрепив “замок” и сложив руки на столе, посмотрел на него, явно ожидая услышать хоть какие слова, но парень продолжал всё так же молча и подспудно, с неким прищуром, глядеть, в ответ, на него.

  – А не слишком ли он молод для такой высокой конспиративности? – поинтересовался Валерий, когда Антон, наконец, не выдержал и чуть потупил взор.

  – Большая часть его воспитания происходила именно в этом, военном и послевоенном, мире. Поэтому для него в подобном нет ничего необычного, он привык, – сказал Гоша, украдкой, но с уважением, взглянув на молодого охотника.

  – Хм. Да-а, каждому времени, свои люди. С этим не поспоришь, – сказал Валерий, чуть поразмыслив. – Вы сказали, что вам на Могилёвскую надо. Ну, это ясно, да вот только, надо-то не вам, а этому парню… как там тебя… – он вопросительно посмотрел на меня, я ответил. – Да, вот, Саше. И мне что-то несильно верится, что вы ему просто так помогли. При этом вы даже не остановились, когда потеряли первого человека. Хотя, уже тогда, наверное, не было пути назад, но всё равно, факт остаётся фактом. – Он шумно выдохнул, ненадолго отвернулся и, сделав небольшую паузу, чтобы подумать, продолжил, не поворачивая от стены головы: – Когда ваше количество уменьшалось, а препятствия становились трудней, вы всё равно продолжали стремиться сюда, когда по-настоящему это было нужно лишь одному из вас. Но подобному стремлению всегда есть разумное истолкование, и я, выученный горьким опытом жизни, в обычную, безвозмездную помощь, причём такого масштаба, не верю, – тут он повернулся и, сверкнув злобным взглядом, спросил: – Что нужно в Минске вам двоим?

  Моё дыхание, почему-то, немного участилось. Я медленно перевёл взгляд с одного на другого, и обратно. Гоша и Антон стояли и, не пряча взгляда, молчали. Так продлилось с полминуты, пока, впервые за нашу встречу, первым глаза не спрятал Валерий. Он, явно сам не ожидавший от себя такого, посидел немного удивлённый ещё пару секунд, затем, снова посмотрев на нас, чуть улыбнулся и произнёс, привстав:

  – Всё с вами ясно, мужики, убедили вы меня. Значит так, завтра от нас отправляется караван к Могилёвской за боеприпасами, едой, питьём, а так же новыми людьми. Почему именно на неё? Да потому что это наша станция, – тут он чуть приостановился, явно желая рассмотреть нашу реакцию. На остальных я не посмотрел, однако сам сильно не был шокирован. – В караване будет десять человек, они же бойцы, которые закончили свою службу за этот год, они на “могилёвке” и останутся. Вы пойдёте с ними. Обувью мы вас обеспечим. Но не оружием: у самих немного. Однако не волнуйтесь, защита у вас будет, причём надёжная. Ночёвкой также не обделим, свободных домишек у нас есть пару, хватит. Пока пройдите к ванной комнате, там рядом похожее строение, в нём несколько столов с табуретами. Что пожрать у вас есть, а там можно это устроить в более-менее спокойной обстановке. Через пару минут направлю туда парней, чтоб показали вам, куда на ночлег устроится.

  – Спасибо, – коротко сказал Гоша, когда тот закончил, мы с Антоном лишь кивнули в знак благодарности.

  Мы уже развернулись, чтобы выйти из этого чересчур тесного помещения, как сзади донеслось:

  – Вот чёрт, мужики, погодите, мне же вас в список проходных ввести надо. Вы свои фамилии, имена и отчества скажите, и всё, больше ничего не нужно…

  – Гирлинок Антон Георгиевич, – я аж удивился, когда обычно скрытый Антон наконец сказал своё полное имя. После этого он, конечно, быстро удалился. А фамилия у него интересная…

  – Норковец Георгий Васильевич.

  Человек за столом быстро написал и вновь прислушался. Теперь была моя очередь:

  – Косневечьский Александр Аркадьевич.

  И успев лишь краем глаза заметить, как поднимаются его лицо, увенчанное полными удивления и неверия в услышанное зрачками, я вышел.

***

  Всё прошло на удивление быстро и гладко.

  Сразу после нашего выхода мы направились в столовую, там перекусили из своих же запасов, что немного огорчило: могли бы хотя бы провизией немного поделиться. Хотя, сейчас каждая крошка на счету, так они правильно поступили, а во мне уже заиграла обычная человеческая жадность и жажда выгоды…

  Тут недалеко послышался лай собаки. Я, отогнувшись на табурете, выглянул во входной проём, рядом с которым прошёл дозорный, держа на коротком повадке обычную немецкую овчарку. Оп-па, давно я их не видел.. приятно всё же.

  Но о чём это я, ах да, так вот, мы чуть поели и уже устроили перекур, но с этим делом нас немедля приструнили проходящие мимо солдаты, мол, система воздухообмена в “Форпосте” и так никакая, поэтому курить внутри запрещено, только снаружи. И мы, снова чуть расстроившись, принялись уже вталкивать не раскуренные толком сигарет обратно в пачку, как внутрь заглянули как раз те, кто должен был.

  Двое ординарных, для этого места, бойцов попросили нас подняться и пройти с ними. У одного лицо закрывала повязка, у второго же во внешности не нашлось ничего особенного, кроме большого ровного лба, поэтому и его я толком не запомнил. Они провели нас в другой конец помещения в небольшую комнатушку, уставленную четырьмя досками на небольших деревянных, грубо обтёсанных ножках. На самих длинных ДСП был постелен обтёртый матрац – это и были кровати.

  Собственно, сейчас нам хватало и этого.

  Мы улеглись, и спустя где-то час к нам пришёл солдат и сказал, чтобы мы зашли в сушильную камеру и забрали свои вещи, до места он проведёт. За этим делом вызвался пойти Антон, вскоре он вернулся с двумя целлофановыми пакетами в руках. Как оказалось, в одном была вся наша, ранее, грязная одежда, а во втором две пары кирзовых сапог. Вот за этот презент, лично я, был им очень благодарен.

  Теперь же мы втроём стояли у входа из КПП вместе с пятью бойцами и ждали остальной отряд с каким-то грузом, который они должны доставить на станцию.

  Когда они подошли, то оказалось, что этот груз – это три телеги с пустыми мешками на них. Именно таким старомодным способом сюда каждый месяц доставляли еду: гречневую да овсяную крупу – остатки былой жизни людей. Воду же сюда возили специально каждую неделю подобные отряды, только поменьше.

  Всё это рассказал Гоше Сергей: прошедший на этот год свою службу боец. Не сказать, что он был стар, наоборот, он мне показался сверстником Антона, даже черты лица были схожи, только, разве что, он был чуть пониже, однако в его глазах я увидел такую печаль и усталость, что на душе сразу стало немного неуютно и неспокойно… что же заставило потухнуть искру, ранее, наверное, проглядывающуюся в его взоре? Неужели столица? Что ж, это мне только предстоит узнать…

  И тут, как раз, двое солдат начали раскрывать внутрь створки самодельных ворот, сваренных из дверей автомобилей и впихнутых между их, поставленных друг на друга, ржавых  кузовов. Всё, Минск открывался передо мной.

   Как ни странно, когда мы вышли наружу, нашему взору не предстали разрушенные многоэтажки, перевёрнутые автомобили: словом, эпические развалины, говорящие о бывшем величии человеческого гения. Нет, мы увидели лишь привычный, такой обычный и в то же время таинственный, белёсый туман, сквозь чью мглу невозможно было разглядеть ничего уже через три метра.

  А автомобилей здесь, и ещё ближайшие метров двадцать, быть не должно: все они пошли на возведение огромной стены, на которую я взглянул перед отправлением. Невзначай я поднял взгляд чуть выше и заметил выходящие из-за машин кабеля в изоляцией. Это ведь те самые, от батарей. Они выходили изнутри и поднимались вверх к странному, довольно громоздкому агрегату, прикреплённому к краю моста.

  По отдельности я понимал составляющие этого механизма: некое подобие двигателя снизу, оно и было прикручено к бетону, а сверху на нём медленно крутился винт, примерно метра полтора в диаметре и с чуть приподнятыми кверху лопастями.

  – Ээм, а что это? – нерешительно спросил я ближнего солдата, показывая на чудо инженерии нового времени.

  – О, хаха, а это то, с помощью чего человек вновь начал использовать силы изменившейся природы, – скупо улыбнувшись, сказал молодой веснушчатый парень с носом картошкой. – Некое подобие ранних ветряков, только здесь, как видишь, технология чуть другая: пропеллер не стоит вертикально, а присоединен к динамо-машине сверху на специальной втулке, которая, в свою очередь, внутри, благодаря хитрой системе шестёрен, крутит педали, от них энергия передаётся на трансформатор, оттуда уже идёт ток… Или как-то там всё по-другому… я точно уже и не смогу сказать, ха, но суть ясна, – он чуть приостановился, но спустя секунду продолжил: – Вообще, чаще всего, он находится именно в том состояние, в котором, ха, ты его видишь, – измученная улыбка никак не сходила с его лица. – Преимущественно он был создан специально для Песочных Штормов, поэтому и винты у него чуть загнуты, чтобы побольше потоки воздуха ловить. Того, что он вырабатывает за один день Шторма – нам хватает примерно на неделю, в зависимости от силы прошедшего природного явления, – он говорил так странно, как-то, немного, научно, приглушённо и медленно, будто пытался в то же время и для себя всё расставить по местам. – Однако, огромного песчаного облака уже давно не наблюдалось, и это не может не настораживать…

  – Ого, то есть вы уже научились использовать Песчаные Бури в своё благо? – спросил я, чуть поражённый подобным собиранием такой огромной энергии, при помощи такого примитивного способа.

  Веснушчатый о чём-то задумался и, казалось, меня не слышал. Я тронул его за плечо и он, чуть встрепенувшись и резко переведя взгляд с серых, туманных небес на меня, спросил:

  – А?

  – Я спрашиваю: … – я повторил всё заново, глядя парню прямо в глаза, в которых читалась некая растерянность и небольшая тревога.

  – А, ха, бури, ну, да научились. Даже тут выжить смогли. Эту технологию уже пол-Минска, ха, применяет. Человеку уже просто жизненно необходимо электричество, если он хочет сохранить рассудок. А то станем как те, ха, сектанты, ненавидящие технику, от которых вы сбежали, и тоже с катушек слетим.

  И тут я вспомнил, что Антон обещал рассказать то, что видел там, внутри здания, и, поблагодарив грустного, с неубедительной картинкой улыбки на лице, парня, быстрым шагом направился к нему.

  Нагнал я напарника довольно быстро. Они с Гошей шли прям в центре отряда, когда я, до этого, плёлся чуть позади. Георгий заметно прихрамывал: гвоздь не давал о себе забыть. В его пальцах медленным дымком тлела недавно закуренная сигарета. Антон же, как обычно, шёл молча и спокойно, всё время размеренно вертя головой то влево, то вправо.

  Я позвал его ещё с расстояния в три шага:

  – Эй, Антон, – тот медленно повернулся, за ним подобно поступил Гоша, и ещё два-три человека из отряда: просто так, посмотреть на разрушителя тишины (хотя мелкое шебуршание разговоров, смешков и окружающего звукового фона, здесь слышалось всё время). Я, чуть улыбнувшись, продолжил: – Слушай, ты ведь нам ещё раньше говорил, что, когда момент выдастся, ты всё, что внутри здания видел, расскажешь… Чем не момент?

  Он с некой жалостью взглянул на меня, потом на Гошу, обратно на меня и спокойно спросил:

  – Вы уверены?

  – Ну, – чуть замялся я, – ты вообще-то сам нам обещал…

  Антон поднял взгляд к серому, навеки закрытому небу, шумно выдохнул, и начал рассказ:

  – Ну что ж, уговор дороже денег… – он чуть призадумался. – Честно сказать, я очень благодарен небесам, что мне не пришлось видеть, в отличие от вас, гибель Петра, – внутри меня сжалось, в глаз Гоши я прочёл мимолётное бешенство и горечь. – Однако мне удалось повидать кое-что иное. Когда я посреди ночи пробирался по этому магазину, я заметил одну особенность, нигде не было электронных ламп, только редкие факелы…

  – Конечно только факелы, эти придурки же электронику ненавидят, и все смертные грехи к ней приписывают, – вдруг шумно встрял, даже не обернувшись, один из впереди идущих солдат.

  Антон замолк, затем, уперев тяжёлый взгляд в спину бойца, сказал:

  – Вообще-то, существует такая вещь, как деликатность.

  – Ха, ага, как же, нет уже такой вещи, и причём довольно давно, – хамски ответил впереди идущий, не оборачиваясь.

  – Это у тебя, и таких же, как ты хамов, её нет, – спокойно отреагировал Георгий. – А у людей, которые её соблюдают, она существует. К какому виду относишь себя именно ты, решать тебе же.

  Парень замолчал, так и не повернувшись.

  Антон же в то время, медленно снимая свой взгляд с впереди идущей спины, продолжил:

  – Действительно, у меня возникло такое предположение. Однако из головы никак не выходила ванная комната, там же всё было. Чуть позже я подслушал разговор двух монахов этой секты. Хотя, подслушал – это слишком сильно сказано. Скорее, услышал одну фразу, вывод из которой состоял в том, что “умывальня – это предмет необходимости”, поэтому только там они использовали оставшиеся следы человеческого ума. Таким образом, я подтвердил свою догадку, формулировку которой вы только что слышали, – он ненадолго перевёл взгляд на впереди идущего парня. – Но это было далеко не всё, прежде, чем мне удалось добраться до хранилища, мне пришлось побывать в их “очистительной зале”: комнате, которую они нам сначала выдали за лазарет. Именно туда и повели Петра. Там было два стола, на одном были держатели, второй же был вымазан в крови и рядом с ним лежал поднос, на котором покоились, тоже окровавленные, режущие столовые предметы. Я даже думать не хочу, что они там с ним делали. Чуть изучив её, я понял, что перед казнью мученика не улаживали на второй стол, использовался только первый… – я повернул пытливый взгляд на Антона. Тот сразу всё понял: – Как я об этом догадался? Именно над вторым на стене были выцарапаны слова, которые я вряд ли забуду…

  Напарник чуть призадумался и поднял лицо с закрытыми глазами к верху, после чего, подняв веки, опустил голову и медленно произнёс:

  – Да пусть будет искоренён неверный,

     Разрушено его чрево на несколько сот частей,

     Пусть будет изничтожен он, в нутре праведных.

  Он замолк, давая нам, и окружающим, обдумать услышанное.

  – По этим надписям я предположил, что они… – объяснения не требовалось.

  Вокруг послышался тихий галдёж. Кто-то уточнял у ближнего о правильности своего довода. Некоторые говорили: “Знаем. От ранее сбегавших слышали”. Слышались так же и вопросы бойцов, непонимающих смысла этого изречения. Однако лучше всего я услышал слабый вскрик Гоши, сдавившего от прильнувшей ярости в кулаке свою недокуренную и непотушенную сигарету. Кисть он, конечно же, сразу разжал, но поток скоротечного гнева всё равно успел оставить о себе воспоминания, в виде небольшого ожога на синих пальцах.

  Разминая полуомертвевшие конечности, Георгий зло спросил сквозь зубы:

  – Что-нибудь ещё было?

  Шумно выдохнув, Антон ответил:

  – Да нет, больше ничего этакого. Разве что ещё имя их жреца узнал, – он взглянул на Гошу, – Ермолай.

  – Ха, каков человек, таково и имя, – зло ухмыльнувшись, прокомментировал он.

  Была у Георгия одна странность: он странно относился к людям, с редкими и необычными именами. То ли недолюбливал их, то ли презирал. В общем, у каждого свои странности, вот у него были такие.

  Да-а, вот это надо же, как человек меняется, когда меняется мир вокруг него.

  “Вообще люди странные существа: на всё пойдут, ради того, чтобы выжить. Не просто себе подобных есть начнут, но и свои фекалии даже жрать станут, если потребуется,” – вдруг сказал голос в моей голове. Мне даже сначала показалось, что это кто-то шепнул на ухо, однако нет, никого вокруг на таком близком расстоянии не было. Неужели показалось? Хотя стоп… Дежа-вю, по-моему, со мной уже случалось подобное.

  Странно как-то… Не успел я додумать мысль, как в тумане проступил контур арки при входе на станцию метро.

  Добрались.

***

  Алая буква “М”, когда-то венчавшая красный каркас входа на станцию, теперь исчезла со своего места и явно лежала где-то за несколько километров отсюда, ранее прихваченная неистовыми ветрами Песчаной Бури.

  Да и сами “рёбра” чуть истлели, теперь они не были такими яркими, как тогда, до войны. Краска облупилась и почти сошла с металла, оголив коррозийные подтёки. Однако даже сейчас они служили кое-чем: опорами для небольших ветровых электростанций, лениво покачивающих своими винтами на медленном ветре. Да, они были полностью идентичны тем, что были на мосте. Только тут их было больше: на двух входах, находящихся параллельно друг другу, было по одному, такие же каркасы находились и на другой стороне дороги, всего, примерно, шесть, то есть, и ВЭС было, примерно, шесть… наверное.

  Но даже эти две – уже неплохо.

  Мы спустились вниз по лестнице, покрытой небольшим слоем гнили, намешавшей в себе что угодно, а так же припорошенной песком. Спускались медленно: ещё ведь была тележка. Конечно же, её катили по предназначенным для этого бетонным рельсам сбоку, но всё-таки, там было ещё более скользко, нежели на самих ступеньках, поэтому трём парням, выполняющим эту работу, приходилось быть вдвойне аккуратными: сверзиться вниз-то никому не хочется.

  Наконец мы оказались под двухметровым слоем бетона и вступили на ровную поверхность.

  Тут тумана не было, хоть некая еле видимая дымка и витала в воздухе, но всё равно отнюдь не то, так что мы видели всё на добрые метры вперёд: помещение само было далеко не бесконечное. Поэтому, как только мы зашли за угол, нашему взору сразу представились три охранника, сидящие за мелким, хлипким столиком без ножки, и часто размахивающие руками, при этом что-то гневно выкрикивая. Только подойдя ближе, я понял, в чём дело.

  Дурак. Самая популярная карточная игра. Наверное, только в неё умели играть все, от мала – до велика. Даже после ядерного конца света, она не утратила своей популярности. И сейчас, эти три крепких на вид мужика, строго это доказывали, размашистыми движениями кидая карты на грозящий развалиться стол.

  Как только один из них заметил нас, – тот, что сидел к нам лицом, – он сразу встал, жестами приуспокаивая остальных, и, не убирая с лица ехидной, окружённой недельной седой щетиной, улыбки, кивком поприветствовал наш отряд. Затем его взгляд упал на Гошу и только тогда улыбка как-то сама собой сошла.

  – А это вы кого притащили? – громогласный бас разнёсся по небольшому помещению, указательный палец огромной ладони показал на Гошу, однако ввиду его размера показалось, будто сразу на нас троих.

  – Не волнуйтесь, Арсений Викторович, они от фанатиков сбежали, помощи требуют, – спокойно сказал впереди стоящий мужик лет тридцати пяти, явно моложе этого охранника.

  – Вообще-то не требуем, вы сами нам её предложили, мы просто путь до Могилёвской спросили, – вдруг твердо встрял Гоша.

  Все три головы охранников повернулись к нему. Тот, что стоял слева от Арсения, сказал с нескрываемой усмешкой:

  – Ха, а яйца у них имеются. Думаю, их можно пропустить, Валера бы через “Форпост” кого угодно не провёл бы.

  – Да, да вот только хотелось бы ещё узнать цель их визита, – присаживаясь, сказал правый охранник.

  – Вот-вот, Кирилл дело говорит, – подтвердил, чуть сдвинув брови, Арсений Викторович, и вышел из-за стола.

  – С Аркадием увидеться хотят, – сказал всё тот же мужик.

  Постойте, а говорил ли я им свою цель? Не помню. Вроде нет, но как же тогда… А: мою фамилию они разузнали, остальное просто по логике понять можно…

  Все солдаты вдруг повернулись к нам, наверное, из них всех об этом знал только этот переговорщик.

  – Хо-хо, не хило, о на что завернули. Может, их ещё с Бугром познакомить, а? – добрая половина захохотала.

  Я не знал никакого Бугра, поэтому лишь скупо улыбнулся, чуть посунувшись, сгибаясь под тяжестью психического давления массы… Давно со мной подобного не было.

  – Так вы пропустите нас, или нет? – послышался твёрдый, жёсткий голос Георгия.

  Давно он так не говорил, а сейчас, после обморожения, ему и вовсе было трудно просто слова произносить, не то что так… Однако это, собственно, как всегда, сработало. Все сразу затихли, а глава охраны посмотрел на нас совсем другими глазами.

  – Хм, ну что ж, ладно, проходите. Только одних в комнату Аркадия их не пускать, – наставил Арсений и направился растворять забитые металлическими листами двери.

  Раньше в них было стекло, теперь – железо. Когда-то между ними были прорезиненные столбцы, теперь это пространство покрывал выходящие за пределы рымы листы всё той же жести.

  – Арсений Викторович, ну уж за дураков нас не держите, – разведя руками, с небольшой улыбкой, сказал всё тот же парень.

  – А кто вас знает, – устало промолвил глава охранного поста и, чуть приподняв за крепкую рукоять тяжёлую дверь, грузно, с еле слышимым натужным кряхтением, начал толкать её.

  Когда он оказался по ту сторону железного порога, он, подперев дверцу кирпичом, лежавшим там, крикнул кому-то, находящемуся с левой стороны от нас:

  – Гриша, сейчас пропустишь кой-кого. Не заморачивайся, мы уже во всём разобрались, просто путь открой, – выкрикнув это, он пошёл обратно, на ходу мерно качая головой в стороны, будто не соглашаясь с чем-то.

  – Мужики, давайте эту уже вы, – устало сказал он, подходя к столу. Посмотрев на нас, он пояснил: – Старею.

  Дважды его помощникам повторять не пришлось: в четыре руки они справились довольно скоро.

  Когда всё было закончено, мне предстала часть панорамы, описывающая собой вход в теперешнее метро: турникетов не было, их, так же, как и будку контролёра, убрали для личных целей – каких, пока только предстояло узнать. По бокам у лестницы стояло два бруствера из мешков с песком. Точку продажи жетонов, превратили некое подобие ДОТа: стёкла были закрыты жестью, а из маленьких окошек, как из бойниц, торчали, пока опущенные, дула ружей. Остальную, левую, или же выходную, часть я видеть не мог.

  Зато когда мы прошли, я смог лицезреть и её: там не было ничего примечательного, только, разве что, немалая палатка, в которой горел слабый, неровный свет масляной лампы. Из неё, палатки, вышло трое людей, все следили за нами. Центральный стоял нахмурившись и скрестив руки на груди. “Наверное, ему и кричал Арсений Викторович”, – мимолётно подумал я. Лица этого человека, как и лиц остальных двух, у меня разглядеть не получилось – мешал сумрак, царящий здесь.

  Быстро пройдя грозно смотрящих на нас защитников станции, иногда кивающих, в знак приветствия, молодому мужику впереди, мы ступили на бетонную лестницу.

  – А тут что, гермоворот нет? – поинтересовался вдруг Антон.

  – Есть, конечно, ты вверх посмотри… Подняли их просто пока: без надобности они сейчас.

  Я не удержался и тоже поднял взор. Было плохо видно, однако я действительно заметил чуть выступающий и выделяющийся на фоне побелённого камня, не слишком толстый, расположенный по всей длине между стен прямоугольник. Прошли мы его быстро, и здесь было недостаточно светло, да и потолок уже довольно нехило закоптился, поэтому я не мог точно утверждать, однако я был почти уверен, что видел то, о чём говорил нам этот парень.

  Интересно, а как его зовут, парня, и кто он такой вообще… А, хотя, какая разница? Всё равно скоро разойдёмся как два корабля в море.

  И в этот момент моему взгляду, выплыв из-под бетой плиты, открылась станция. Могилёвская является небольшой станцией, то есть совсем. И я был довольно сильно удивлён, когда на столь малом пространстве, не увидел копошащихся везде человеческих фигур, слившихся в одну, сплошную массу. Нет, конечно, люди были: они ходили между небольшими дощатыми постройками на перроне, так же иногда я замечал, как несколько фигур проскальзывали на рельсах. Но всё равно их было мало, я ожидал большего числа, гораздо большего… Кстати, насчёт рельс, тут было нечто непонятное: они теперь были как бы прикрыты продолжающими перрон  металлическими или деревянными пластами, на которых иногда можно было увидеть сидящих людей. Пласты были наклонены чуть вперёд и каким-то родом напоминали покатую крышу… а может, это она и была…

  Я на секунду перевёл свой взгляд вверх, и мой взгляд наткнулся на людей в одеждах цвета хаки, расхаживающих по небольшому балконе, являющимся, как бы, переходной между продольными навесами с двух сторон платформы. Ещё я понял, что тут не было никаких факелов и костров, на самой станции, в отличие от охранных пунктов, работало электричество. Правда, горело только четыре флюоресцирующих лампы, но и их света вполне хватало… учитывая их размер: куда больший, чем были на мосту. Конечно же, некое тёмноватое марево присутствовало, но куда же без него? Подобное марево уже поглотило души людей, хрусталики их глаз стали гораздо менее яркими, и теперь, даже если включить самую мощную лампу накаливания, человеческий глаз всё равно не потеряет этой дымки…

  – Вот, это, собственно, и есть станция минского метрополитена Могилёвская, – сказал, повернувшись к нам и чуть улыбнувшись, мужик спереди. – Это главная, так сказать, площадь. Раз главная – значит, торговая. В этих палатках и хибарах вы сможете, думаю, подыскать себе что-нибудь... хотя, это, конечно же, было бы возможным, будь у вас деньги, ха-ха, – половина солдат немного хохотнула. – Теперь по другим вопросам: под этой лестницей, по которой мы только что шли, с одного бока находится общая душевая и туалет,  а с другого – столовая, тоже общая. Однако вам это уже не требуется, на “Форпосте” вы свой след уже оставили… На рельсах вы можете наблюдать жилые будки, они небольшие, но их довольно много. Они ещё и в туннели уходят, причём как в сторону Автозаводской, – он повёл рукой в подразумеваемую сторону, – так и в сторону Шабанов. Кстати, в них жилища, больше всего. Но вам же не это нужно… – он дождался нашего любопытного взора, направленного на его персону. – То, ради чего вы сюда шли, находится с той стороны станции, под параллельной нам лестницей, – боец повернулся обратно. – И сейчас я собираюсь отвести вас туда. Вы, парни, – обратился он к подчинённым, – сами знаете, что делать. Груз отвезите в столовую, остальные по домам, и спасибо за отличную службу.

  Он пожал оставшимся солдатам руки. Некоторые решили не дожидаться благодарности и разошлись ещё тогда, когда мы только вступили на перрон.

  Теперь нас осталось четверо. Вёл нас всё тот же мужик, который, пройдя сначала два шага, неожиданно остановился, встал вполоборота к нам, посмотрел на меня, и  сказал:

  – А тебе, парень, я советую готовиться, – повернулся и пошёл дальше.

  Да, что и следовало доказать, они всё поняли. Гоша с Антоном тоже проняли тему, и не стали приставать со странными, раздражающими вопросами. Мы просто шли дальше, думая о чём-то своём.

  Мимо проплывали одинокие люди, иногда встречались небольшие кучки. Все были несчастны и, как будто, чем-то озабоченные. В неярком свете ламп отчётливо виднелись огромные мешки под глазами и борозды морщин. Взгляд был устремлён вниз, в нём ничего не читалось, кроме тусклости и тщетности бытия. Никто, вообще никто, ни шёл вперёд с поднятой головой. Ни у единого не было хотя бы мизерной искорки в глазах… Пусто, совсем.

  Одежда представляла собой каким-то неясным способом сшитые вместе порванные простыни, шторы и другие тряпки. Мало когда попадались люди с облачённые в уцелевшие куртки, байки, штаны и так далее.

  Всё это немногочисленное число людей шло, будто на расстрел. Все они, своим общим потоком негативной энергии, нагоняли такую тоску и создавали внутри такую затхлость, что поневоле и моя голова потихоньку начала клониться вниз.

  Мы проходили недалеко от краёв перрона, на которых находились особо не отличающиеся друг от друга прилавки. Иногда я бросал краткий взгляд на грубо сбитые маленькие домишки. На глаза мне попадались шкуры то ли животных, то ли мутантов. Подпортившиеся овощи, кое-где встречалось даже мясо (только непонятно, чьё), часто проскальзывало оружие. Иногда в неплохом, а иногда в ужасном состоянии. Что меня немного поразило, так это то, что тут тоже всё покупалось за старые, довоенные бумажки, называемые  “купюрами”. Вот это правда меня чуть удивило, ведь тут-то я ожидал, что всё будет по-другому, то есть полностью всё (и первые впечатления о столице это лишь подтверждали), однако нет, кое-что было схоже.

  И почему же меня это не радовало? Как-то даже наоборот, немного нагоняло грусти на душу… А почему?...

  Мы дошли до лестницы, сверху так же, как и на противоположной стороне, виднелся охранный пост. Мне захотелось спросить, сколько вообще людей живёт на станции, но я почему-то воздержался. Сам даже не понял, почему…

  Пройдя по краю перрона, мы миновали лестницу и прошли за неё. Нас встретили ещё два охранника, стоявшие у двери, ведущую внутрь помещения, находящегося под ступенями. Один сидел, сложа ноги наподобие буддистов, и на разложенном перед ним куске ткани чистил разодранный АКС. Рядом стоял второй, парень юных лет, и, приняв вольготную позу, смолил самокрутку.

  Оба посмотрели на нас недружелюбно.

  – Так, мужики, я пока внутрь зайду, вопрос решить надо, а вы этих посторожите, а то наделают ещё чего недоброго, – обращаясь к охранникам, сказал, не оборачиваясь, наш провожатый, и зашёл внутрь.

  Странно. Не спросил, есть ли кто там, можно ли ему? А может, уровень его авторитета здесь куда выше, чем я предполагаю…

  Курящий парень посмотрел на нас беспристрастным взглядом, хмыкнул и, повернувшись в другую сторону, продолжил курить. Занятый автоматом юнец поднял на нас усталые глаза. Его лицо выглядело ещё более молодым, чем Антона, больше шестнадцати я ему бы даже и не дал. Медленно осмотрел нас. Потом, положив обратно затворный механизм, взялся за рукоять ножа – всё это он делал медленно, как бы показывая своё нежелание драться, а желание предотвратить драку, – и потянул вверх. Когда лезвие вышло из ножен – находящихся на поясе, – полностью, он так же медленно положил его рядом с собой, и продолжил заниматься своим прежним делом, предварительно сняв с нас свой взор.

  Всё, теперь до нас вновь не было ни кому никакого дела.

  Я стоял смирно, думая о том, что сейчас будет. Мысли разбегались. Моё внимание привлекала каждая мелочь вокруг, никак не получалось сосредоточиться на основной цели: представить картину разговора. “Может, это даже и к лучшему?” – вдруг спросил чей-то голос внутри меня, я вновь обернулся, думая, что это кто-то рядом. Но нет, до меня, как обычно, никому не было никакого дела.

  На секунду я отвлёкся на поведение остальных членов команды: Гоша, недолго постояв, сел, сопровождаемый недобрыми взглядами наших блюстителей, на холодный бетон и вытянул раненную ногу: стопа до сих пор отдавала болью. Антон стоял и как-то нервно переминался с ноги на ногу. То он тянулся к своему рюкзаку, желая снять его, то одевал обратно, ничего с ним не сделав. И так раз пять. Что это с ним?

  Но ответ я получить не успел: ждать пришлось недолго.

  Прошло около минуты, и я уже собрался задать напарнику интересующий меня вопрос, как за дверью послышались быстрые шаги и из комнаты, убранство которой я не рассмотрел, буквально вылетел пожилой человек в больших очках, таким же лбом и с немалой залысиной, увенчанной ореолом седых волос.

  – Где... – начал произносить он, но, будто споткнувшись глазами об меня, остановился. Чуть улыбнулся, потом, толком ни к кому не обращаясь, сказал: – Обалдеть… Молодой человек, вы действительно на него похожи, – проговорил он, уже адресовав это мне. Я в одно время и понимал смыл того, что он говорит, и в то же время не понимал… – Здравствуйте, меня зовут Руслан Кириллович, я помощник управляющего “Станций Заводского района”. Собственно, я думаю, он вам и нужен, но, прошу прощения, его сейчас здесь нет, он на Автозаводской, – старик говорил всё очень быстро и проглатывая окончания, от чего создавалось впечатление, будто он чего-то недоговаривает. – Но не волнуйтесь, сейчас вы как раз можете туда отправиться: с параллельной линии сейчас на соседнюю станцию отправляется дрезина. Я сначала не поверил, что это действительно вы, хотя фамилия с учётного листа, доверенного мне Павлом Валентиновичем, – я даже не заметил, как из комнаты вышел наш провожатый, и когда начстанции бегло к нему обернулся, как бы представляя его нам, он лишь сдержанно кивнул, – и совпадает, я всё равно должен был убедиться. Однако, вы действительно будто его копия, поэтому я сейчас же распоряжусь о вашем отправлении.

  Он быстрым шагом отошёл от нас, завернулся за угол и скрылся с виду. А я так и продолжил стоять с раскрытыми глазами. Пытаясь осознать то, что только что произошло. Уловив на себе насмешливый взгляд охранников, я попытался встрепенуться. Однако этого не понадобилось, за меня это сделал сильный хлопок по плечу в исполнении Павла.

  – Знаю, с непривычки и полвины его слов не понимаешь. Но ничего, смысл вы уловили, по взгляду вижу, так что пошли за ним. Переправлять вас будем.

  Я обернулся на своих товарищей. По выражению их лиц (хотя выражение лица Гоши теперь мало изменялось – мимика плохо функционировала после обморожения) я понял, что они тоже были достаточно удивлены быстроте только что произошедшего.

  Взгляды двух дежурящих у дверей парней преследовали нас до самых перил, однако когда мы скрылись за ними, на нас уставилась другая пара глаз: Руслана Кирилловича и некого мужчины, такого же, как и он, возраста, стоящего рядом с ним.

  – Это они и есть? – хрипло спросил мужик.

  – Ага. Возьмешь? – бойко спросил заместитель.

  – А что ж не взять, ручной привод за меня потягают – мне только лучше, – улыбнувшись, сказал тот.

  И тут меня как током ударило. Не у кого, ни у Павла, ни у тех двух молодых охранников, ни у одного жителя этой станции, ни у хранителей подступов к станции, ни даже у этого живого, быстрого старичка Руслана не было того, что я заметил в глазах того старика, который, наверняка, был старше всех ранее упомянутых людей. Я заметил в его глазах искру, ту самую, которую так старательно рассматривал у всех. Ни у кого её не было, а у него была. И главная, она была отнюдь не тлеющей, она горела, неистовствовала своим пламенем. Делая всё вокруг ярче и светлее, не только для её хозяина, но и для окружающих его людей.

  – Присаживайтесь, люди добрые, – развернувшись, весело сказал он.

 

  Мерный стук колёс медленно катящейся дрезины почти тонул в звуковом фоне копошения, распластавшемся вокруг.

  В унисон раскачивая ручной мускульный привод, я с Гошей сидел напротив дремлющего Антона, с улыбкой на лице слушающего музыку (вот почему он так кипешевал), и расслабленно курящего грубую самокрутку старика с живыми глазами. Его, кстати, звали Герасим: услышав имя, Гоша недобро ухмыльнулся и с неким призрением посмотрел на его хозяина – единственная странность, которая не нравилась мне в нём (в Гоше то есть).

  Сидел он, старик, в пол-оборота к нам. Блаженно смолил бумагу с табаком, глядя прищуренными глазами прямо напротив себя: на тюбинги тоннеля. Вокруг сновали люди. Их жилища располагались по бокам от нас – как и говорил нам Павел. Их было не много, отнюдь. Однако в этом мраке, что воцарился здесь, внутри туннеля, и который, конечно же, не мог разогнать слабый свет редких сорокаваттных лампочек, человеческие фигуры виднелись крайне плохо, так что следовало быть как можно более осторожным и внимательным. Потому и ехали мы довольно медленно: старик сказал, что такими темпами мы доберёмся до Автозаводской только через минут 10-15, кстати, только услышал данные цифры, Антон достал наконец свои наушники с плеером и отдался своему любимому занятию.

  – Ну что, мужики, как оно? Держитесь? – вдруг спросил Герасим, продолжая смотреть строго вперёд. Но спустя секунды две после фразы он всё-таки оглянулся на нас.

  – Как сам видишь, – слабо, растрескавшиеся щеки не позволяли большего, ухмыльнулся Гоша.

  – Ха, я слеповат стал, поэтому может чего и не замечаю… Никого сменять не надо, я подмогу? – развернувшись к нам полным корпусом, поинтересовался старик.

  Огонёк в его глазах чуть поутих, однако он всё равно чувствовался, что не могло не радовать.

  – А чего это ты? Староват ты, по-моему, для такого, – сказал неожиданно прямо Георгий. – Вон лучше Антоху разбуди, вот он поможет.

  – Аха. Да что я буду, молодняк от сна отрывать? Пусть спит себе.

  – Ого, “молодняк”… Вон, Санёк у нас тоже, тогда, “молодняк”. Но почему-то его ты за привод посадил. А? – начал приколупливаться к словам мой напарник.

  Всё, теперь его было не остановить.

  – А он сам этого хотел, – всё с той же улыбкой, пропуская нахальный тон сквозь уши, проговорил Герасим.

  – О как. И с чего же ты это взял?… – Гоша говорил всё это, чуть наклонив голову и смотря больше на рельсы, чем на собеседника. Однако изредка бросать на него подспудный, недобрый взгляд, припорошенный борзой, из-за обморожения слабой, ухмылкой, он тоже не забывал.

  – По глазам вижу. Как?... Поживешь с моё – поймёшь. Но одно скажу точно: отвлечься ему надо, другим чем-нибудь заняться, а то мыслями важными загоняется. Но оно и понятно, если подумать, куда он едет, – старец  сказал это медленно, вкладывая некий смысл в каждое слово.

  Затем, как только мы выехали из тьмы и вступили в кратковременное владение света, он поглядел на меня и с доброй улыбкой подмигнул. Я тоже заулыбался.

  – А чего это вы оба своими полугнилыми отростками отсвечивать стали? – приподняв голову, недобро поинтересовался Гоша: голос Герасима, остающийся бодрым даже после его слов, Георгия явно бесил и выводил из себя.

  – А что, нельзя разве? Улыбаться – это главное действие, которое выражает свободу человека в проявлении его чувств. А так же оно самое явное. Раньше улыбались все, правда, далеко не все делали это искренне, но всё же. А теперь, даже ложные маски никто не надевает. Но сегодня я встретил вас: людей, которые ещё способны улыбаться. Правда, как я заметил, никто, кроме Саши, такой дара Божьего использовать не хочет. Ну ладно, ничего не поделаешь. Хотя бы один, мне и одной улыбки хватит, если она искренняя. А здесь она как раз такая, – всё это он говорил, глядя то на меня, то на моего соседа, то, совсем редко, на Антона. Говорил медленно и красиво. Будто рассказывал некую волшебную, поучительную сказку. И это завораживало. – Так что именно поэтому я хочу насладиться ей как можно дольше. Ведь нет ничего более бодрящего и доброго, чем человек, душевно улыбающийся тебе в ответ.

  Гоша притих. Я даже на секунду подумал, что конфликт, ощутимый только с его стороны, исчерпан. Но не тут-то было. Однако в этот раз он не пригрожал, а с действительным (слабым, правда) интересом, тихо, как он делает это после промозглой ямы, спросил:

  – А… Что ты понял, прожив столько лет? – такого я действительно не ожидал.

  Мы вновь выехали из темноты, и быстро преодолели светлую область, опять нырнув в черноту туннеля. На сетчатке глаза остались быстро пролетевшие образы нескольких детей. Они не скакали и не веселились, как делало такое же поколение до войны. Они даже почти не шумели. Они только на короткое время вылезли из маленьких домишек, чтобы поглазеть на медленно проплывающую мимо дрезину.

  В такие моменты вера в реальность происходящего и существование людей вокруг вновь ненадолго возникала. Нет, конечно же, тихие голоса и хлюпанье небольшого множества ног по мокрой и стылой земле слышны были и здесь, во тьме, так же как и редкие появления в слабом свете карбидной лампы людей, ходящих вокруг да около. Но всё равно, такие моменты не могли заменить те, что мы видели на свету. Иногда даже голоса людей внутри тоннеля пугали, сливались в один монотонный гул, вместе с хлюпаньем, и превращались в непонятное подобие звериного рыка, от которого по телу пробегали мурашки…

  – То, что люди не умеют ценить счастья жизни, – неожиданно откликнулся из мрака Герасим. – Они всегда хмуры, если не на лицо, то в душе. Им всегда плохо,  если не физически, то, опять же, в душе. И, самое главное, они всегда это сбрасывают на то Время, в которое живут. Им всегда чего-то не хватает, всегда что-то не так. Даже в мирные годы: для них было слишком много работы и учёбы, и слишком мало сна и отдыха. Они не умеют радоваться. И в этом для них виновато то, опять же, Время, которое на них выпало, – он приостановился. Наверное, затянулся и выпустил дым, после чего продолжил: – За мою жизнь народ всегда боролся за своё счастье в глобальном смысле, и даже не один не подумал о том, чтобы изменить хотя бы самого себя, для начала. Сейчас же и вовсе худо: теперь счастье для развалившегося общества пропало навеки. Но это тоже заблуждение. Ведь, если верить сознанию большинства, Время делает для себя своих же людей: тех, кто к нему приспособлен. Но это не так: мы делаем таких людей. Мы с самого рождения вдалбливаем ребёнку о том, как всё плохо. На протяжении своего взросления он не видит вокруг ни единой частицы счастья, поэтому деградирует сам. Мир вокруг становится для него обычным, отсутствие добра – обыденным. Он ничего не видит, кроме автомата и патронов. Он забывает о человечности и о своей душе. И делает их таковыми не Время, а мы. Но мы же могли бы всё делать и по-другому: могли продолжать улыбаться друг другу, пытаться изменить себя, а после уже и ближнего. Находить некую, особую красоту даже в этом, новом мире… А после и передавать это новорожденным детям. Тогда бы общество вновь крепло и крепло, пока снова бы не достигло своей былой мощи, если бы не стало и вовсе сильней. Так что на протяжении своего ещё не до конца прожитого века, я понял одно: не Время делает людей – человек делает Время. И в этом моя горечь.

  Всё вокруг вдруг остановилось. Я, собственно, как и Гоша, перестал качать Мускульный привод. Я сидел и с раскрытыми глазами впитывал всё то, что услышал. В голове перемешались мысли, сосредоточенные вокруг именно этого монолога; о том, что это гениально, о том, что это всё ложь, о том, что это так просто и так далее. Я никак не мог определиться с определением всего этого… Господи, у меня даже не находилось слов, чтобы описать те чувства, которые я пережил в тот момент.

   Краем глаза я уловил движение Гоши: он сидел смирно, направив наполненные стеснения и стыда взгляд вниз, при этом мерно с боку на бок “перекидывая” голову, будто рассуждая над чем-то про себя, и в то же время с чем-то, опять же про себя, соглашаясь…

  Да, даже он понял…

  Скорее всего, именно в этот момент снял наушники Антон – в слабом свете лампы я не мог его видеть, – и, не услышав еле заметного характерного перестука, спросил:

  – А мы что, не едем, что ли?

  Секунду была тишина, после чего голос Герасима ответил:

  – Подожди, дай им в себя прийти, и мы продолжим.

  – То есть, “в себя прийти”? Что уже случилось? – насторожился молодой напарник.

  – Да ты не волнуйся, ничего, сейчас дальше поедем, – заверил старик.

  – Вот именно Антоха, не боись, всё нормально, – сказал Гоша, навалившись на рычаг. В глазах его ещё читалось неясность, однако он уже готов был работать дальше. – Санёк, чего смотришь? Помогай давай.

  Я не сразу понял смысл этих слов: в голове всё место всё ещё занимала та речь. Но как только я осознал, что относится это ко мне, то, встрепенувшись и замямлив что-то вроде “да-да-да-да”, резко схватился за привод и постарался подражать движениям Георгия. Конечно же, получилось не сразу, однако уже спустя полминуты всё было улажено.

  – Хм, странное что-то с вами, – вынес вердикт Антон через минуту, после чего вновь затих.

  Спустя пару секунд в тишине, со стороны листомана, послышался некий шорох и раздалось пару лёгких ругательств.

  – Всё нормально, парень? – расслабленным голосом спросил Герасим.

  – Да нормально, нормально… Блин, – как-то резко ответил Антон. Затем от его бока раздался тяжёлый вздох.

  – А хамить-то зачем? Если у тебя скверное настроение, из-за проблем, которые никак не связаны с окружающими, то зачем делиться им со всеми? Лучше затмить его чем-то хорошим, нежели поступать так, как поступил ты, – изрёк мудрую мысль старик.

  – Ага, для начала покажи мне хоть что-то хорошее, – вновь грубо отреагировал наш с Гошей напарник.

  – Ну-у, хотя бы то, что в этом туннеле тебя вряд ли что угрожает.

  – И с чего ты это взял?

  – Я далеко не первый раз еду по нему, и, как ты видишь, до сих пор жив.

  – Но ситуация может поменяться в любой момент.

  – Согласен. Но даже если так случится, то мы сразу поймём это: громкие звуки здесь отдаются прекрасным эхом.

  На пару секунд повисла тишина, после чего из тьмы раздалось краткое хмыканье – явно не стариковское.

  Мы въехали в очередной промежуток света. Я увидел уже привычную картину: дети в полуоборванных, но ещё более-менее целых, одеждах повылезали из небольших палаток и с интересом наблюдали за проезжавшей дрезиной. Я с таким же интересом смотрел на них.

  Когда вновь оказались во власти мрака, а вокруг всё ещё слышалось шебуршание людских ног, я спросил:

  – А тут что, вообще мутантов нет?

  Я толком ни к кому не обращался, однако с ответом не замедлил именно Герасим: а кто, кроме него, из нас мог ещё знать эти тоннели.

  – Ну почему же нет? Вот они, вокруг тебя, шумят немного, перешёптываются, бродят в темноте, – я не видел всех, но чувствовал, что они, так же, как и я, направили глаза полные удивления именно в сторону, откуда доносился голос пожилого человека.

  – То есть?... – начал я, как Антон меня перебил.

  – Что за бред ты несёшь?

  Грубо, ничего не скажешь. Хотя, его можно понять, ведь он не слышал то, что нам говорили пару минут назад.

  – Ха. Бред? Я бы так не сказал. Ведь, кто такие мутанты – это те, кто отличается от нас, от людей. Так сказать, существа, ненормальные по своей физиологии. Кого отвергало общество до войны? Ненормальных, не похожих на остальных. Что такое общество – это те, кого больше. Тогда – это были нормальные. Но сейчас всё поменялось. Сейчас тех, кто ненормален по своему строению и внешнему виду для нас, стало больше. Следовательно, теперь они – общество. Следовательно – это они нормальные. Следовательно, теперь мы – ненормальные. Следовательно, теперь мы – мутанты.

  И снова, гнетущая тишина. Хотя нет, не тишина: еле слышимые звуки вокруг, сплетаясь в один протяжный гул, не позволяли ей войти в свои права.

  – Ого, как загнул, – сказал вдруг Антон. – Кто же тебе уже так по ушам прокатился, дядя?

  Не свойственно слышать подобную речь с его стороны. Обычно он безразличен ко всему, а тут… Что-то у него явно не так.

  Пауза в разговоре длилась недолго. Разорвал её голос Герасима:

  – Жизнь, – одно слово, отдававшее такой сталью и жёсткостью, что даже у меня по спине пробежали мурашки, хотя относилось обращение совсем не ко мне.

  Я думал, что Антон продолжит пререкаться, потому что знал, что он подобной твёрдостью слов тоже не ограничен. Однако он затих. Видать, даже его проняло. Опять же: подобного, я не ожидал.

  – Ха, и сколько же вас, мутантов, на всех ваших трёх станциях проживает? – это уже спросил Гоша.

  На этот раз в его голосе не было слышно и намёка на шутку. Он говорил тихо и медленно, нет, не из-за обморожения, он говорил ещё медленней, как бы, немного стесняясь и понимая свою вину за прошлые высказывания. Да и смешок был больше похож на тот, которым начинают разговор замкнутые в себе люди.

  – На трёх? На каких трёх? – раздался, сделанный непонимающим тоном, вопрос со стороны старика.

  – Ну, нам ещё про Шабаны сказали, – уточнил тихо Георгий.

  Теперь он говорил нормально, но без излишнего задора: медленно и вполголоса, ввиду обморожения.

  – Вам сказали, что мы на ней живём?... Я думаю, нет. Да, в туннелях, направленных к ней, расположено много жилищ. Но мы никак там не живём. Более того, у самой станции входы в тоннеле завалены мешками с песком и всевозможным мусором снизу доверху. Почему?... Да потому что чёрт его знает, что на ней происходит. Когда мы послали туда разведывательную группу впервые, мы не получили никаких результатов по одной простой причине: ни один из пятнадцати мужчин не вернулся. Мы попытались во второй раз. Набирали добровольно, за хорошую плату, однако энтузиастов всё равно оказалось немного: всего восемь человек, двое из которых были женщины, которым, из-за потери мужа или не имения денег, просто не было за что кормить детей. И вновь никто не вернулся. Вообще. Тогда и было решено возвести перегорождавшую железобетонную кишку стену из всего, что только можно было найти. Так и поступили, – мы опять въехали в светлый участок и я увидел, что Герасим поведывал нам всё это, будучи всё также повёрнутым к стенкам туннеля. На этот раз в его глазах я не нашёл ничего, кроме некого безразличия, отчего мне стало не по себе. Его самокрутка, кстати, была давно докурена и выброшена, так что теперь ничто не отвлекало его от рассказа, который он повествовал строгим, монотонным, приглушённым голосом. – Сначала её сделали прям у Могилёвской. Только через полгода, когда все более-менее обустроились и поняли, конечно, не в полной мере, но всё же частично, что отсюда им уже никуда не сбежать и Апокалипсис уже произошёл, Верхи решили исследовать хотя бы первую четверть туннеля. Завал разгребли и послали туда небольшую группу и пяти человек. За ними ещё одну, с прожектором на дрезине, который должен был освещать путь первой бригаде. Саму же дрезину тросом присоединили к буксировочной катушке, чтобы, если что, вернуть её с людьми, или без них, назад. В конце концов они добрались до запланированной точки. И тогда сыграла людская алчность и жажда большего, чем нужно: они решили продолжить путь. И вот когда трос раскрутился примерно на километр, он резко натянулся до предела, а из туннеля послышались душераздирающие крики. Катушка была с электроприводом, поэтому трос намотала довольно быстро. К великому счастью дрезина тоже прибыла на место, но ни единого человека на ней не оказалось. Благодаря полученной информации, было решено построить ещё одну изгородь: на пятисотом метре, середине пройденного пути. Так и поступили. Теперь там стоит немалая забоина, перекрывающая тоннель, а рядом с ней всегда дежурит патруль… – он сделал короткую паузу. На секунду я подумал, что он закончил, однако не тут-то было. Как оказалось, у Герасима осталось ещё много историй: – Но… в последнее время и это не помогает. Не так давно там изредка стали пропадать люди. Вот вышел человек, скажем, до Могилёвской пройтись, и назад не вернулся, ни через час, ни через день, ни через неделю. Пока таких случаев было не слишком много, где-то раз десять такое было зафиксировано, причём преимущественно жертвами были дети. Вот у моего знакомого дочь пошла на Могилёвскую еды купить. Ей пять всего исполнилось, поэтому это было для неё, так сказать, крещением. И вот она ушла, а обратно не вернулось. А ушла она три дня назад. Вот такое вот получилось, ха, крещение. В общем, что-то там непонятное творится, поэтому и съезжают оттуда все. Трупов, кстати, найдено тоже не было. Так что никак, как только сверхъестественными, подобные случаи не назовёшь. Многие предполагают, что в этом людоеды виноваты, мол, проникают как-то, да детей воруют, – я невольно вспомнил Петра. – Да вот только толку-то, от этих предположений, люди-то всё равно пропадают… – Тут рассказчик вдруг вновь остановился, после чего, уже своим старым, воодушевлённым, бодрым голосом сказал: – О, а вот и станция!

  Впереди показался свет. Яркий. И чем ближе мы к нему приближались, тем больше он нарастал, поглощал тьму туннеля, открывал лежащий перед нами простор.

  – Стой! – послышалось впереди.

  Мы находились примерно в метрах ста от станции, поэтому теперь видели гораздо больше, чем раньше: прям у самого перрона, по краям от рельс, были навалены мешки с песком, между ними на рельсах лежал металлический настил примерно метр в длину. Большой состав такой точно не остановит, а вот какую дрезину сможет. На самом же настиле стоял человек. Я толком не мог разобрать, но вроде бы он деловито сомкнул руки за спиной и, широко расставив ноги, с поднятой головой смотрел на нас. По бокам от него, за мешками, расположились два пулемётчика.

  Это и был охранный пост Автозаводской.

  – Идентифицировать себя! – раздалось оттуда.

  – Ах, ну да, совсем я с вами забылся. Хотя, эээх, – он полез под свою лавку, – последнее время это и не нужно было вовсе. Так где тут, – достав фонарь, больше напоминавший длинную трубу, попытался найти включатель Герасим, – а вот… Так, рассядьтесь чуть в стороны парни…

  Это он сказал нам. Как только мы выполнили эту просьбу, он включил фонарь, предварительно нацелив его вперёд. Яркий свет прорезал тоннельную мглу и добрался до охранного пункта: не мог не добраться. Затем старик ненадолго прервал поток света, вновь включил, вновь прервал, вновь включил и тут же выключил, подержав его на этот раз меньше времени, чем все остальные.

  – Герасим? Ты что ли? – раздалось со стороны станции.

  – Да я, я, – устало, но громко, сказал перевозчик.

  – Ого, а что ж ты сегодня так, без детей в эскорте? – вновь послышалось спереди, но только когда мы двинулись.

  Краем глаза я успел заметить, как мужик, стоявший посередине, сошёл с пути. А два стрелка быстро принялись сдвигать с рельс настил.

  – А у меня сегодня в грузе не только батареи просто. – Герасим уже почти не кричал: мы подъехали ещё ближе.

  – А, ну я уже вижу, – сказал мужчина лет сорока. Ничем особо примечательным его лицо не отличалось, одет он был так же, как и ранее виденные мною здешние охранники. Запомнилась мне в нём только его вязаная шапочка на голове и большая горбинка на носу, и всё. – А им-то здесь что надо?

  – Ну, скажем так, у них тут есть свои дела, – ответил старик, когда мы проехали местный КПП.

  Глава охраны, а так же его подопечные, с неподдельным интересом наблюдали за нами, мол, что может быть такого важного у этих парней на Автозаводской? Однако у нас, а именно у меня, было действительно нечто очень важное. И это было здесь, если я вновь не опоздал…

  Станцию полностью покрывал свет, хотя, если быть более точным, не полностью… Местами: станция была уставлена теплицами. Она была чуть больше Могилёвской, так что здесь можно было бы разместить побольше всяческих прилавков и жилищ, однако она была выделена под, так сказать, сельскохозяйственные нужды.

  Мы катили дрезину вдоль перрона. И пока мы это делали, я не увидел ни единого человека. Только, разве что, двух мужчин, стоявших у лестниц, ведущих к выходу – это были грузчики, те, к которым мы и направлялись для разгрузки батарей, которые, как я теперь понял, были предназначены для поддержки освещения внутри теплиц. Кстати сам внешний вид Автозаводской несильно отличался от убранства Могилёвской: лестница с одной стороны, лестница с другой стороны, и мраморные колонны между ними.

  – Что в них выращивается? – задал насущный вопрос Гоша.

  – Разное, в некоторых помидоры, это вон в тех четырёх, что у самого туннеля, откуда мы выехали, после них огурцы, огурцы, кстати, в восьми теплицах растут, за ними перец, а вот сейчас мы мимо капусты проезжаем, – действительно, в четырёх, стоявших поперёк станции, парниках, в горшках росла капуста. – Дальше уже картошка идёт, она до конца станции растёт.

  – Где вы взяли столько стекла и горшков? – непонятно зачем спросил я.

  – Аха, какой странный вопрос. Стекло снаружи, там его немало, горшки – да тут поблизости отнюдь не один цветочный магазин был, там и пластмассовые были, и глиняные, вот оттуда и понабирали. Дальше вы увидите, где мы вместо таких вещей и вовсе, ха, мусорные быки используем. Но это уже для картошки: у неё корневище сильное. Думаю, где мы мусорницы взяли, объяснять не надо… – он взглянул вопросительным взглядом на нас, однако как только его глаза чуть приподнялись, он тут же вскочил со скамейки, дружелюбно поздоровавшись: – О-о, ну что ж, здарова мужики!

  Приветствие Герасима, явно не относящееся ко мне, я услышал лишь краем уха, так как был занят подсчётом всех имеющихся на станции теплиц – знаю, глупое занятие. Я досчитал до двадцати, как меня сбили, однако должен сказать, что до конца там осталось совсем немного.

  Повернувшись на звук хлопка ладоней, соединившихся в крепком рукопожатии, я пронаблюдал возвышающуюся надо мной грузную фигуру небольшого, по росту, человека. Поднявшись, я удостоверился в своей правоте: мужик был ростом с полтора метра, однако широким в плечах и огромной грудной клеткой. Он подал мне руку, на губах играла еле заметная улыбка, но глаза были, как и у остальных, пусты. Рукопожатие было слишком крепким для меня, поэтому примерно на пятой секунде я чуть не завыл от боли. Но на этом приветствие не закончилось, рядом с ним стоял похожий на него парень, только этот был чуть повыше и менее плечистый. Его хватку слабой также назвать было нельзя. Кроме комплекции от своего напарника его отличала ещё одна вещь: лицо его было без намёка хоть на какую радость.

  – Вот, разбирайте парни, – сказал старик, указывая на коробки, стоявшие в поездке позади нас с Гошей.

  – Обычно так наедине с грузом, а тут вон ещё кого-то из людей прикатил, – сказал, взявшись за первый ящик, низкий богатырь со смешным, чуть сплюснутым лицом, большим лбом и небольшой залысиной на темени.

  – Во-во, на тебя не похоже, – отозвался его напарник: парень с узкими глазами и приплюснутым носом, но с нормальными, средними по размеру губами. В общем, некая помесь монголоидной расы с европеоидной.

  – У них тут дело есть немаловажное, так что пришлось. Кстати дело к Аркадию, так что мы войдём? – ответил Герасим, когда мы чуть отошли от дрезины и подошли к двери, ведущей в комнату под лестницей, в общем, такой же, как и на Могилёвской.

  Один из грузчиков, а, видимо, по совместительству, охранников главы станции, присвистнул.

  – Прямо так к нему… Ну что ж, если их уже с тобой сюда послали, значит дело действительно есть… Но только чтоб долго там не задерживались… – сгружая ящики отозвался старший.

  Старик повернулся к нам и сказал:

  – Повезло вам парни, сейчас они грузом заняты, так бы устроили тут проверку, однако вы попали в нужное время, в нужное место… В общем, просто открывайте и заходите, дальше уже сами будете знать, что делать. И да, Саша, желаю удачи…

  Сказав это, он развернулся и пошёл к грузчикам, одарив меня напоследок своим наполненным радостью взглядом.

  Мы сделали нечто подобное, но только не сдвинулись с места: развернулись, и я сразу же взялся за ручку двери. Металл холодил кожу, руки дрожали, однако я не должен трусить. По ту сторону этой преграды, вполне возможно то, ради чего я проделал весь этот путь, то, ради чего склонили свои головы двое наших товарищей… моя отрада.

  Не думая больше ни секунды, я надавил и дернул рукоять. Дверь распахнулась, совсем бесшумно, я увидел небольшую комнатушку. У стены справа стояла кровать, слева – шкаф. Посреди устроился стол, добротный такой, он весь был завален всяческими письмами и бумагами – наверное, документами. И вот над одним из этих документов сейчас склонился человек, он внимательно читал его и что-то подчёркивал. Лица его было не видно. Виден был только ровный, недлинный нос, быстро бегающие карие глаза, и очки. Волосы его были чёрные, смолянистые, и довольно длинные. По плечам он был чуть шире меня. И только пальцы его рук мне показались очень знакомыми: прямые, длинные, музыкальные…

  Их прикосновения я не мог не помнить. Поэтому. Повинуясь мимолётному порыву, я, сделав шаг в комнату, тихо спросил:

  – Папа?...

  Взгляд мужчины остановился. Прошла секунда, прежде чем его голова начала медленно пониматься, показывая лицо…

***

  – Ахахаха! Чёрт, Санька, Сашка, Саша, это ты! Действительно ты! Чёрт, до сих пор поверить не могу, нет.. но… чёрт, я даже не знаю какие слова подобрать… что-то в голову лезет, но… Саша-а-а, это правда! Нет, нет! Но… А-а-а-а-а, – отец никак не мог успокоиться.

  Как только он посмотрел на меня, он сначала недопонял, почему этот незнакомец его так назвал, однако уже через секунду пришло медленное восприятие происходящего, потом принятие информации, а потом и радостное понимание, а вместе с ним безграничное счастье.

  Он сначала долго теребил меня за плечи, хватал за лицо, проверял, не мерещится ли ему всё это. А затем быстро начал бегать по комнате, не зная, как быть. После этого он резко остановился, скинул все документы со стола, достал из шкафа газетный свёрток и положил его на место бумаг. Потом из шуфлядки вынул ещё один и пристроил рядом. Расстелил: там оказался хлеб, колбаса, и пакетики с чаем. Пригласив всех за стол, он только понял что нет кружек, вновь чуть заметался, параллельно выкрикивая, что это действительно я. В общем, только через минуту он наполнил небольшой чан водой, сунул туда кипятильник, и достал все кружки, расположив их рядом с нами.

  Сейчас же все сидели за столом. Как ни странно отец сел рядом со мной. Однако я до сих пор не мог сказать не слова… я лишь улыбался в полный рот, не давая своему сознанию воли поверить, что это всё действительно правда…

  – Чёрт, не может быть… Нет, но… но… как… как ты здесь оказался… и-и-и вообще… Что тут… А-а-ах! Я не могу, просто, не могу, – и тут он вдруг заплакал. – Не могу повер…

  – Па-а-ап! – разум всё же взял верх, а сердце поддалось чувствам.

  Улыбка мигом слетела с моего лица. Её заменила гримаса боли, а на глазах появились слёзы. Я кинулся к нему на плечи, как делал это в детстве. Пусть мы сидели, это никак не сковывало мои движения. Я привстал и обнял его за плечи, притом сделал это так быстро и резко, что сам не ожидал. Стол чуть пошатнулся, краем глаза я видел своих напарников, которые молча сидели и с небольшой улыбкой наблюдали за всем происходящим. Я же висел на плечах у отца и просто плакал. В комнате вдруг стало ничего не слышно, кроме моего прерывистого дыхания и сморкающегося носа.

  – Ха, да… да… не волнуйся, это правда я, – вдруг сказал он и, положив руку мне на спину, прижался ко мне. Потом я почувствовал, как его тело подрагивает, и понял: он тоже плачет…

  Так мы просидели где-то с секунды две, при том от Гоши с Антон не доносилось ни единого звука, до того, как папа, радостно прокричав, неожиданно резко отпрянул от меня, схватил за голову и молниеносно прислонил к моему лбу своим. Наши глаза оказались на одном уровне. Он улыбался, а я не мог сдержать прерывистый смех.

  – А-а-а-ахаха, это действительно ты! Сашка, сынок мой, правда, ты! – всё говорил он, теребя меня за волосы. – Да, эти глаза я не мог забыть, а о твой смех… хаха, такой редкий и такой чистый, ну разве его не запомнишь?...

  Я закрыл глаза и просто улыбнулся. Широко-широко, как давно не улыбался. Наши лбы были ещё прислонены друг к другу, и поэтому близость ощущалась ещё сильнее… Мне так хотелось, чтобы этот миг не кончался… никогда…

  – Да-а, вы действительно похожи, – с искренней улыбкой, хоть ему она далась и нелегко, тихо сказал Гоша.

  Мы обернулись на его голос. Отец, отстранив правую руку от моей головы, продолжая улыбаться, посмотрел на Георгия, потом вновь на меня, левой потеребил волосы, при этом пошире открыв глаза, как бы в ожидании чего-то прекрасного,  полностью обернулся к моим товарищам и спросил, скорее констатируя факт:

  – Это вы его привезли? – Гоша коротко кивнул, Антон, роящийся в своём МР3 плеере, с небольшой улыбкой взглянул на моего отца. – Спасибо, спасибо вам огромное, – папа вдруг с остервенением, чуть не перекульнувшись через стол, начал жать им руки. – Я… я уже не верил, – он вновь заплакал. Я тоже не смог сдержать слёз, только теперь они лились куда меньшим потоком. Стесняясь своего счастья, я прикрылся рукой и начал быстро вытирать их рукавом мастерки. Мои напарники глядели на всё происходящее с не сползающей, понимающей, мелкой улыбкой. – А вы… вы вернули мне то, что, как я думал, у меня уже забрали… Спасибо вам, спасибо…

  – Это вам спасибо, за вашего сына, – сказал тихо Гоша и отец, в это время жавший руку Антону, чуть приостановился, посмотрев на него. Я тоже приподнял взгляд, а Георгий тем временем простодушно продолжил: – Он великолепный охотник. Всегда относился к поставленной задаче с полной серьёзностью, и никогда не давал повода усомниться в себе…

  Гоша взглянул на меня и коротко подмигнул. Отец тоже посмотрел на меня, глаза были наполнены гордостью, а лицо украсила гримаса радости. Почему гримаса? Потому что он вновь чуть не заплакал. Но на сей раз он стерпел: громко выдохнув, он уселся обратно, посмотрел на меня с улыбкой, посмотрел на моих напарников и, как будто только очнувшись, чуть привстал со стула, сказав:

  – А что ж это вы так сидите, вы… вы ешьте… Я понимаю, конечно, не густо, но… но я обещаю вам, при приезде на Могилёвскую вам будет преподнесён такой ужин: пальчики оближите!... И… и я настоятельно рекомендую вам остаться у нас. Вам будут выданы великолепные места в охранном блоке, я гарантирую. С жильём тоже не проблема, всё будет по лучшему разряду…ради таких людей, нам не жалко… – папа говорил всё это так быстро, при этом так энергично жестикулируя, что я еле смог понять половину из его слов.

  Однако Гоша с Антоном, видать, поняли всё: наверное, я был слишком рад видеть его, что несильно прислушивался к тому, что он говорил.

  – Спасибо вам огромное, я буду вам очень благодарен, – сказал, приложив руку к сердцу и, как бы, чуть поклонившись, Гоша. – И мой напарник, я думаю, тоже.

  Он посмотрел на Антона. Тот сидел, глядя в свой плеер, и не понимал, что вышесказанное относится именно к нему. Осознание этого пришло в его голову только тогда, когда он понял, что вокруг стало слишком тихо. Тогда он резко поднял голову, спросив при этом:

  – А?... А, да-да, конечно. Я тоже рад… – он ещё раз опустил взгляд в экран плеера и вдруг сказал, неожиданно переведя тему: – Извиняюсь, нет ли у вас здесь розетки?

  – А-а-а, э-эм, нет, то есть да. Конечно есть, – чуть замялся отец. – Вон она, рядом со шкафом, слева, – указывая направление, ответил он.

  – А, ага, спасибо, – всё это Антон произнёс уже вставая.

  Подойдя к стене, он снял рюкзак, чуть порылся в нём, достал оттуда переходник, присоединил к нему МР3 и вставил вилку в источник питания… Экран плеера засветился, и на нём показалась постепенно заряжающаяся батарея.

  – Ого, теперь нечасто такое увидишь, – произнёс папа, с неким непониманием посмотрев на Антона, а ведь совсем недавно подобное бы показалось обыденной вещью.

  – Привычка. Я музыку, больше чем людей люблю, так ещё до войны было, до сих пор осталось, а всё потому, что она единственная, кто меня понимает, – медленно вставая, произнёс молодой охотник.

  – Хм, что ж, такое бывает, – с пониманием сказал отец и повалился в кресле. Он вновь с любовью посмотрел на меня, и, вздохнув, произнёс: – Ха, чёрт, я даже не верю, блин… Вот бы твоя мать это увидела…

  Мама? Точно!

  –Пап?! Где моя мама? – неожиданно, даже для самого себя, подскочил я из-за стола, чуть всё не перевернув.

  – Ой-ой, Сашка, остынь… Надя жива, не волнуйся. Она… Она просто чуть-чуть приболела… – мой отец плохо умел врать, и сейчас я видел по его глазам, что он что-то не договаривает…

  – Па, даже не пытайся меня обмануть, – я чуть нагнулся над ним, чтобы казаться больше, чем есть, раньше это работало.

  Он посидел недолго, посмотрел мне в глаза, потом, отведя свой взгляд, чуть улыбнулся и проговорил:

  – Ну да, лгать своему сыну бесполезно… Давайте-ка я сделаю чайку и всё объясню, – он привстал, взял кувшин с кипятком, повыливал его в четыре кружки, бросил в каждую по пакетику и два кусочка сахара, выдохнул, и, не садясь обратно, медленно помешивая ложкой, стоя начал рассказывать: – Твоя мама правда жива, и она действительно больна. Но совсем не “чуть-чуть”. Это болезнь совсем новая, первые её очаги были зафиксированы месяца три назад. Ей уже успели дать название, но оно такое замудренное, что я, конечно же, не запомнил. Зато я запомнил главное: все, кто был поражён ею, погибали… – он обвёл нас взглядом. – Ни единого выжившего. Заразившийся человек первую неделю может даже не понять, что с ним что-то не так, для распространения по организму вирусу нужно время. Да, это именно вирус. Передаётся он во время Песочных Штормов, – насколько я понял, так здесь назывались Бури, – любой, на кого попадало хотя бы небольшое количество песка, становился заражённым. И вот Наде не повезло. Конечно, что бы болезнь начала действовать, песок должен был попасть на оголённый участок кожи, однако тогда твоя мама была в полной экипировке, и как эта малая частица смогла залезть под неё – непонятно. Однако факт остаётся фактом. Видишь ли, Надежда является у нас одним из отряда “Искателей”, который она сама и образовала, в нём она главная и не один рейд поэтому не пропускает. Со своими людьми она ищет то, что можно использовать на нужды “Станция Заводского района”, и в этот рейд они отправились как раз после Шторма. Я отговаривал, но нет, она была как обычно непреклонна… И вот теперь она лежит в доме на Охотской, в котором, как мне доложили, есть также немало заболевших. Там же их и пытаются вылечить: говорят, что они, мол, получили некие препараты из Цирка… Да вот только я несильно в это верю. Твоя мать заразилась всего две недели назад, жертва погибает в жутких муках за два месяца. Поэтому у неё пока есть время, но в её спасение я уже, хм, несильно верю… Хотя, ха, раньше я не верил, что вновь увижу тебя, так что.. всё возможно…

  Отец поднял кружку, отхлебнул немного чая, и усталым, но радостным, взглядом посмотрел на меня. Я посидел неподвижно пару секунд, наблюдая за реакцией Гоши и Антона, в их глазах я видел то же самое, что происходило у меня в голове. Они были со мной полностью согласны.

  – Пап, – встав со стола, жёстко сказал я, – если не трудно, дай нам всё необходимое обмундирование, а также карту местности с обозначением этого дома на Охотской. Завтра днём я собираюсь встретиться с мамой.

  Я повернулся к отцу. Сначала в его глазах я не нашёл ничего, кроме растерянности, однако уже через секунду оно сменилось решительность. На губах показалась лёгкая улыбка, зрачки сузились, веки припустились,  а сам он коротко кивнул.

 

  Должен признаться, я бал довольно удивлён тем фактом, что он так просто дал мне добро на проведение подобной вылазки. Хотя, мой отец никогда не причислялся к числу тех, кто не разрешает своим чадам делать то, что им хочется, особенно если знают: они действительно могут это сделать.

  Как оказалось, от Автозаводской до Охотской путь довольно неблизкий. Однако папе и на это было как-то всё равно. Аргументировал свою точку зрения он лишь одной фразой: “Вы из Бреста до сюда добраться смогли, что вам это?” Вот за это я и любил своего отца…

  Ночлегом нас обеспечили. Так же, как и оружием: перед выходом мы заглянули в оружейную. Выбор был не густ, то есть совсем: пару автоматов, чуть больше пистолетов и дюжина ножей. Всё остальное вооружение было расфасовано по рукам охранников или же “Искателей”. Мне повезло: мой любимый 74-эй был в этом числе. Нельзя сказать, что его состояние меня обрадовало, однако данное было лучше, чем ничего. Плюс нашёлся и прицел к нему – это и вовсе было замечательно. “Ладно, пока и так сойдёт, потом при первой возможности чуть подправлю недочёты” – решил я про себя, рассматривая новое вооружение в руках.

  Антон тоже не удел не остался: свой АКСУ он тоже где-то надыбал, хотя данной модели я вначале, среди висящего на стенах этой маленькой коморки, находящейся в конце станции, огнестрельного оружия, не увидел. Но он везде умудрится. Гоше и вовсе только патроны понадобились. Потом нам ещё выдали по гранате и три запасных магазина. От защиты мы отказались: я уже как-то раз взял бронежилет, оказавшийся мне абсолютно никчемным… хотя ладно, кое-где он мне действительно помог, но всё равно моя мастерка со своими листами куда лучше. Остальные почему выбрали данный ответ – наверное, по аналогичной причине. Касательно света – в случае каких неурядиц, нас тоже предостерегли от худшей участи: у каждого на стволе (снизу) теперь находился небольшой, но мощный, цилиндрик фонаря и пара батареек к нему, лежащие в подсумке.

  За последующий час мы ещё смогли наведаться в уборную, зайти в общую банную комнату, а так же пару минут выделили для поверки самого полученного оружия, смазки, калибровки и так далее. Последнее действие мы делали уже сидя у гермоворот и дожидаясь ещё пару человек. С нами был мой отец и его телохранители, те люди, что недавно разгружали дрезину, они стояли у рычагов для открытия ворот. Мой же отец, собственно, и организовал приход этого, второго, пока не известного мне дуэта. По его словам, это были лучшие проводники из “Искателей”. Позвал он их потому, что хочет быть уверен, что первую часть пути (самую опасную часть) мы пройдём без эксцессов. Сам-то он поверхность теперь несильно любит, а значит, там не бывает, то есть что там творится, он тоже знает только по слухам, которые он слышит раз в неделю из-за занятого рабочего графика. Вот что в нём не изменилось: трудолюбие он сохранил и по сей день.

  Приближение ожидаемой нами пары мы услышали ещё за пару секунд до их появления: по пустующей, гудящей батареями, станции стали вдруг звучно разносится шаги подкованных сапог и редкие фразы, произносимые то сильным мужским, то уверенным женским голосом. Насчёт второго пункта я сначала даже не поверил, однако когда они наконец поднялись по лестнице, всё стало на свои места. Да, нашими провожатыми действительно были парень и девушка. Да, именно парень и девушка, ибо больше лет двадцати пяти им обоим я бы дать не смог. В общем – мои ровесники.

  – Здравствуйте Аркадий Викторович, - поприветствовал парень с ходу моего отца.

  Мы все встали с грязного бетона.

  – О, привет Дима, – протянул в ответ руку папа. – И тебе привет Юля, – выглянув из-за плеча длинного, но худощавого парня Димы, поприветствовал отец девушку, украдкой поглядывающую на нас, скромно подошедшую к нему и кивнувшую в ответ. – Ну как, настрой?

  – Да нормально вроде всё. Вылазку вы не большую запросили, быстро управимся, – Дима был парень довольно странный, вроде и уверенный, а вроде и нет. Часто отводил взгляд и почёсывал темя, однако всё равно что-то мне подсказывало, что на него можно положиться. Как я уже сказал, ростом он был немал (метр девяносто где-то), но телосложением не отличался. Лицо было довольно эргономичное: ярко выраженные скулы, ровные губы, нос с небольшой горбинкой, и грустные синие глаза. Всё это сразу запоминалось, что не очень хорошо.

  – Ну, быстро не быстро. Мне надо чтоб качественно, – с насмешкой сказал папа.

  – Да сделаем и качественно, как иначе-то? Всегда делали, и сейчас управимся… Тем более, насколько я слышала, они тоже не пальцем кручены, – с последней фразой Юля повернулась к нам. Сначала я посчитал её за скромную девушку, однако сейчас, увидев её взгляд, понял, как ошибся. Это был взгляд хищницы, искусительницы. И он полностью походил её внешности: довольно высокая, с осиной талией и спортивными бёдрами. Что касается груди, я рассмотреть не успел (хотя там под бронекостюмом мало что заметно) но всё же мне показалось, что в этом аспекте у этой красивой девушки, с выраженными чертами лица, прямым красивым носиком и карими глазами, не слишком густо.

  Но меня устраивало и то, что есть.

  – Ну что ж, надеюсь на вас, – сказал отец нашим провожатым, после чего обернулся к нам: – Ну как, всё проверили?

  – Ага, – коротко ответил за всех Гоша.

  – Ну, тогда мне ничего не осталось делать, – в этот момент он обернулся на своих людей и показал им пальцем как бы колесо.

  Данный знак они поняли и сразу же налегли на рычаг, который, по мере своего раскручивания, всё больше открывал ворота.

  – Ну что ж, пойдёмте, – сказал как-то смущенно Дима, выходя вперёд.

  За ним вышла Юля, за ней лениво прошёл Антон. Замыкали колонну Гоша и я.

  – Ну, Сашка, удачи, и не прощаемся, – сказал мне на ухо папа, как только пришла моя пора выходить.

  Я обернулся и вновь взглянул на него. Он абсолютно не изменился, всё такой же молодой, всё такой же сильный. Я не знал, вернусь ли я ещё сюда, почему-то совсем такого чувства не было. Но то, что я ещё с ним увижусь – я знал точно. Думаю, он тоже это чувствовал, поэтому и отпускал меня. Не иначе.

  Со слабой ухмылкой отсалютовав, я пошёл вперёд.

***

  Выйдя за пределы стального панциря, мы очутились в грязном, промозглом коридоре ведущему ко входу на эскалаторы, которые теперь были для нас закрыли: гермовората сразу же опустили за нашими спинами. Ни будки дежурного, ни турникетов, ни дверей выхода и входа не было. Всё будто бы смело ненастным ураганом, неведомо как ворвавшимся сюда. Вообще, видел тут я мало что: света не было вовсе, лишь скудная лампочка у самих ворот. Однако хаос, творящийся здесь, я рассмотрел. Какие-то обрывки газет, листья, песок, кое-где нюх даже чувствовал присутствие неведомо чьих фекалий. А главное, что за некоторое время всё это смешалось и теперь покрывало пол небольшим, но всё же неприятным слоем.

  По которому нам пришлось дойти до предполагаемого входа… Или выхода… А хотя кому теперь какая разнится?

  Пройдя оставшийся металлический каркас, мы очутились на пересечении двух коридоров. Один уходил вперёд, другой влево.

  Шедший спереди Дима беззаботно свернул налево. Мы просто следовали за ним.

  Здесь было немногим чище. Даже, я бы сказал, наоборот. Мусор и всяческий хлам, подносимый ветром, забился во все полусохранившиеся киоски, ларьки и магазины, находящиеся тут внизу. В некоторых из-за непонятных растений, накрывающих стену, не было видно прилавков и все возможных остальных атрибутов торговли. Теперь это было скрыто с глаз людских. Кое-где мне даже казалось, что сквозь серо-зелёные стебли и листья, завуалировавшие всё помещения, мои глаза проглядывают человеческие черепа, кости рук, ног и всего остального подобного… хотя, казалось бы, работники подобных точек должны были первыми спастись ввиду невероятной близости метро, однако… А может мне просто померещились человеческие останки?...

  – Слушайте, а вы что, правда из Бреста? – вдруг нарушила тишину Юля.

  – А что так интересно? – вопросом ответил Гоша.

  – Не ну, не то чтобы, просто, блин, из Бреста сюда, знаете, по-моему это нереально…

  – Ну что ж, тогда мы перевернули твой мир, – спокойно сказал Антон.

  Недолго продлилась пауза, пока человек шедший в авангарде не произнёс:

  – И как там? – это был Дима.

  – Что именно? – вновь поинтересовался Гоша.

  – Ну, я имею в виду, каково там жить?

  – Ха, каково жить в постядерном мире? – неожиданно вставил я. – Как только сделаешь для себя вывод из данного вопроса – получишь ответ.

  В этот момент Дима свернул направо. Мы уже подходили к одной лестнице, однако, видимо, это была не наша.

  – О, вот так вот. Думаю, мне уже отвечать нет смысла… Могу сказать лишь то, что на пока увиденных и освоенных от этого места данных, предпологаю, что в Бресте было всё же куда опаснее.

  – Ого, с чего же вы так уверенны? – искренне изумилась, и даже чуть оскорбилась, Юля.

  – Ну в Минске, пройдя двадцать метров, я ни единого мутанта не заметил. Когда в Бресте такое же расстояние считается смертельным.

  – Ну это тоже можно оспорить, – вставил смотрящий по сторонам Антон. – Вон, Санёк ваще полкилометра пройти сумел.

  Антон глянул на меня и чуть ухмыльнулся, при этом кивнув головой.

  – А, ну это да, непревзойдённый рекорд. Но Сашка у нас уникум, да и его после этих пятисот метров чуть не сожрали, так всё-таки факты есть факты…

  – Хм, может быть, вы в чём-то и правы. Да вот только, с чего вдруг такие смелые заявления, когда вы сами ещё даже процента нынешнего Минска не знаете? – спросил спокойно главный провожатый.

  – Ну, тогда может, вы дадите мне узнать больше. Покажите, как выглядят два процента? – мы уже начали подниматься верх, а “искатель” и вовсе завершил восхождение.

  Поэтому он, будучи на последней ступени и уже разглядывая открывшийся мир, медленно обвёл его взглядом, затем повернулся к нам и, чуть разведя руки в стороны, сказал:

  – Ну, примерно так.

  В этот самый момент увидел окрестности Автозаводской и я.

  Туман был несильно густой, так что всё, что находилось за десять метров от тебя, разглядеть ещё было можно. Я видел на половину уничтоженную заправку и покрытые мусором луга рядом с ней. По правую руку от меня находился полуразрушенный пятиэтажный дом, так называемая “хрущевка”. Куски бетонной стены, некоторая мебель и арматура лежали прямо у моих ног. Совсем рядом стояла раскуроченная автобусная остановка с провисшей крышей. Рядом с ней навсегда застыл автобус. Ранее он был желтым, теперь его медленно но верно поглощала коррозия. Шины врылись в разложившийся мусор и отходы, покрывавшие многое вокруг. Сквозь выбитые окна и разбитые двери я видел разграбленный салон. Рядом с ним расположилось пару легковых автомобилей. Хорошо хоть за рулём этих никого не было… По самой же дороге и улице в целом, зябкий, холодный, влажный ветер гонял обрывки листовок, газет, листьев и остальной ещё не до конца разложившийся мусор – такового хватало.

  Я поднял глаза и уставился ввысь. Чуть моросил дождь. Сегодня температура была чуть повыше, чем ранее. Где-то градуса два тепла… Этого вполне достаточно.

  Когда я вновь посмотрел вперёд, оба “искателя” уже напялили на лица свои безвольно висящие на шлангах подачи воздуха респираторы, из-за чего теперь эти двое смотрелись довольно органично с данным пейзажем.

  – Ну что, насмотрелись. Это только начало. Двинули, – всё это Дима произнёс чуть искаженным голосом и вполоборота: присутствовала в нём некая неясная скромность.

  Но это не мешало быть ему неплохим провожатым, что я уже усвоил…

  Мы прошли вдоль автобуса, и подошли к равномерно уходящему вправо повороту.

  Тут пейзаж был такой же: полуразрушенные небольшие дома; рядом с ними раскуроченные карусели да качели детских площадок; куски бетона, гравия и осколки кирпичей валялись по всему двору, открывая вид вымерших, опустелых комнат “хрущёвок” – призраков давно минувшего времени, в чьих пустых глазницах окон теперь протяжным гулом гулял морозный ветер. Всё это наводило тоску и грусть, собственно, особо не меняя настроение, ведь люди уже привыкли жить с этим…

  – Тут есть мутанты? – вдруг спросил Антон.

  – На данном участке – нет. Их здесь две вещи пугают, поэтому они тут и не водятся, – спокойно ответила Юля.

  – И какой “этот участок” по величине? – вмешался Гоша, подойдя к “искательнице” чуть поближе, чтобы его можно было услышать.

  – Откуда я знаю? Примерно с километр, мы не мерили.

  – А что за вещи-то такие, что даже мутанты шарахаются, – спросил Антон: от него следовало ожидать именно такого вопроса.

  – Скоро узнаете. Для нас они не слишком страшны, ну, кроме первой, и то в ней опыт главную роль играет, так что за вас волнуюсь…

  Тут шедший в авангарде поднял руку, приказывая остановиться. Как ни странно, мы послушались.

  – А вот и начало, – прокомментировала Юля, смотря на лежащий посреди дороги фонарный столб.

  – Итак, парни, наверняка вы раньше с таким не сталкивались, так что как действует то, через что вы сейчас пройдёте – не спрашивайте, сам не знаю. Но как справляться с этим – знаю…

  – Может хватит уже время тянуть? – неожиданно выпалил я, негрубо, нет, просто невежливо.

  Дима завис на секунду, после чего перевёл взгляд (абсолютно спокойный) на меня и рассудительно сказал:

  – Ну-у, я вообще-то для вас стараюсь. Если тебе жизнь недорога, т можешь хоть сейчас идти. Я не держу, – тут он отодвинулся со своего места, как бы уступая дорогу. Я постоял секунд десять, переводя взгляд с провожатого на столб и осознавая, что сказал глупость. Затем, заметив замешательство в моих глазах, Дима продолжил: – Вот то-то же. Лучше послушать, в конце концов, тебе это точно не помешает – только умнее станешь. В общем, мы называем это просто Путь Мрака, – тут Юля вставила вполголоса: “Довольно пафосное название”. В какой-то степени я был с этим согласен. – Без некой подготовки его не пройдёшь, хотя ничего в этом трудного нет. Единственное, что вам нужно, это тупо идти вперёд. Вот вы выбрали одну прямую линию, нарисовали её в уме, и идёте чисто по ней, смотря только на ней. Ни по сторонам, ни назад, на неё. Ни в коем случае нельзя крутить головой. Почему? Не спрашивайте: не знаю, потому как никогда так не делал. Все кто делал – не вернулись. Ещё вставьте в уши… эх… - он залез в подсумок на правом бедре, и достал оттуда какие-то оранжевые штуки вытянутой формы. Они были небольшие, примерно с ноготь большого пальца, и утолщались на конце. – Вот, беруши. Без них преодолеть Путь ещё труднее. Почему? Опять же не знаю, ибо без них никогда не ходил. Вон Юлин папа вроде прошёл как-то раз без них, у неё узнать можно…

  Он с любопытными глазами повернулся к “искательнице”.

  – Да я тоже ничего не знаю. Он никогда об этом не говорил, типо, не любит заводить эту тему… – она увела взгляд в сторону.

  Дима шмыгнул носом, даже в респираторе это было слышно, повернулся к нам и продолжил:

  – Ну что ж, значит вот так. Знаю лишь то, что без берушей ещё как-то можно здесь пройти. Но очень трудно. Не знаю почему, однако и пробовать не хочу, – он постоял с секунду, вперив взгляд под ноги, как бы собираясь с мыслями, после чего резко поднял его и сказал, хлопнув ладонью об кулак с берушами. – Так, в общем. Берите затычки, – он протянул к нам разжатую руку.

  Взяли лишь я с Гошей. Антон же сказал:

  – А в наушниках можно?

  – Ха, ну, если ничего не слышно, то, думаю, да.

  – Я музыку в них слушаю, что там может быть кроме неё слышно? – с некой издевкой спросил листоман, надевая “раковины” на уши.

  – А идти-то по прямой с музыкой сможешь?

  – Не пьяный вроде, должен суметь, – вновь резко ответил Антон: этот парень, насколько я понял, не любил, когда его недооценивают.

  – Ну что ж, тогда все следуем только по прямой, начиная от этого столба, когда увидите ещё такой же, вынимайте беруши и смотри за окружающей обстановкой. Кто его знает, что там… Короче, двинули.

  Подведя итог, Дима всунул затычки в уши и двинулся вперёд. Юля сделала также. Мы с Гошей повторили за ними. Антон же просто включил музыку.

  Перейдя через столб. Я будто бы мозгом почувствовал некое давление. Мне очень хотелось посмотреть на идущих рядом напарников. Но нельзя. А почему? А кто его знает… но лучше не экспериментировать. Хотя я не видел их даже боковым зрением, черт, где же они?... Так, стоп, прямая линия! Только по прямой линии! Больше никуда!

  Фух… А это и вправду сложно. Но я верил в своих товарищей и знал, что они должны справиться. По другому никак. Мы слишком много прошли, чтобы просто умереть здесь…

  А за Юлю с Димой я и вовсе не волновался. Они тут не первый раз, должны пройти. Хотя, я, почему-то, не видел их спин. Хотя должен был, ведь они шли впереди. Так где же они…

  И тут я осознал, что не вижу вообще ничего. Вокруг была тьма. Не просветная. Я даже полотна дороги не видел, хотя должен был.

  Я вновь запаниковал. Ужасно захотелось повернуться… Однако мне удалось сдержать этот мгновенный порыв: я просто досчитал до трёх.

  Так, надо подумать. Он ведь говорил название: Путь Мрака. И поэтому можно догадаться, что такая чернота – это привычное явление здесь. Да. Так что волноваться нечего. Нужно просто успокоиться, и идти вперёд…

  Только вперёд…

  Никуда не сворачивая…

  Вперёд…

  Я не заметил, как чёрный фон сменился на серый. Не заметил я так же и появившиеся силуэты “Искателей” и стоящие рядом с ними ещё два до боли знакомых очертания тел. Но лежащий посреди дороги столб, я увидел…

  Перейдя его, поднял взгляд на Диму. Он энергично жестикулировал, показывая на свои уши. Ещё не до конца осознав, что всё кончилось, я не понимал, чего он хочет. Так же я почему его и не слышал… я вообще ничего не слышал… Что та… Чёрт, какой же я дурак…

  Секундный испуг в моих глазах сменился взглядом расслабления. Медленно вытянув из ушей беруши, я вновь посмотрел на провожатых.

  Тут ко мне резко подскочил Гоша:

  – Санька, Саш, всё в порядке, ты как, что-то произошло?

  Я недоуменно посмотрел на него, после чего взглянул на стоящего сзади Диму, тот пояснил:

  – Тебя слишком долго не было. Уже думали что всё, шандец, однако нет, ты сильным малым оказался. Если бы не твои друзья, мы бы уже ушли давно, - сказал он и чуть улыбнулся.

  Юля, взяв автомат поудобней, смотрела вперёд на дорогу. Патрулировала.

  Антон просто молча стоял и смотрел куда-то за спину. Туда, где начинается туман.

  – Гоша, не волнуйся, всё нормально. Я… я заплутал, наверно, немного, – только услышав свой голос, я понял, какая у меня сейчас идёт отдышка. Так же, вместе с этим, я наконец ощутил здоровые капли пота на моей спине: что же меня так раззадорило…

  – Ух, мы уже действительно начали волноваться. Я когда пришёл, тут уже трое стояло, а тебя не было. Я, признаюсь, удивился даже.

  Тут вдруг вмешалась Юля:

  – А уж как я удивилась, когда вместо Димы увидела вашего парня… – сказала она и посмотрела на Антона.

  Тот даже не глянул на неё или на кого-либо ещё.

  – Ха, у Антохи талант на подобное, – промолвил, отходя от меня, Георгий.

  Он подошёл к пацану и ударил того по плечу, по-дружески. Тот неожиданно встрепенулся и приподнял чуть оружие, после чего, осознав, что явной угрозы нет, сказал:

  – Ой, извиняюсь, я просто задумался тут, не слышал, что вы говорите, – он опустил автомат и вновь посмотрел вдаль.

  – О чём думаешь, – обратился к нему Дима.

  На этот раз Антон отреагировал:

  – Вы говорили о двух вещах. Мы видели пока одну… – он посмотрел на “искателя”, – где вторая?

  – Хм, резонный вопрос. Сейчас вы на него ответ и получите, если ваш товарищ уже готов идти, правда.

  Это явно относилось ко мне.

  Я последний раз грузно выдохнул, распрямился, взял в обе руки автомат и кивнул, показывая свою готовность.

  Не говоря больше ни слова, Дима чуть ухмыльнулся (так я понял по резкому, отрывистому выдоху, раздавшемуся через респиратор), развернулся и махнул нам рукой.

  Меня оставили наедине со своими мыслями. Так что же это было? А кто его знает. Наверное ещё одна аномалия… но такая странная. Хотя, предыдущая в понимании нелегче была. Секрет и той, и этой человечество вряд ли сможет узнать в будущем столетии. Хотя, конечно, хотелось бы, чтоб сумело. Но этому, скорее всего, не бывать: мы уже уничтожили себя. И теперь, вместо того, чтобы попытаться восстановиться, продолжаем уничтожать… Эх, этот людской разум…

  Интересно, а что думают Гоша и Антон по поводу данного происшествия. Юля с Димой понятно, им  всё равно: им не в первой. Хотя, Антону, наверное, тоже как-то по барабану: он просто пофигист. А вот Гоша… Надо будет с ним ещё как-нибудь поговорить на эту тему. А пока лучше забыть и смотреть по сторонам. Этот день итак уже изрядно потрепал нервную систему, нечего её ещё и воспоминаниями грузить.

  В этот момент из тумана выплыла часть монолитного, кирпичного забора.

  Тут же Дима и подал знак остановиться, что мы и сделали.

  – А что это тут? – задал вопрос Гоша.

  – Сейчас узнайте, – спокойно сказала Юля, смотря поверх забора куда-то вдаль.

  Так мы простояли с полминуты, пока Антон настороженно не спросил:

  – А чего, собственно, ждём?

  И ровно спустя секунду сквозь туманную занавесу пробился луч сильного фонаря, через мгновение он потух, затем вновь появился, долго продержался и снова потух.

  – Вот это, – сказал Дима, доставая из-за пазухи фонарь.

  Юля взглянула на него и улыбнулась (так я понял по её разошедшимся в стороны и вверх щечкам). Конечно же, никогда точно не знаешь, что сейчас на лице у человека, одевшего респиратор, но у меня пока, вроде, получалось распознавать мимику.

  “Искатель” повторил тот же код, и через секунды две к нему прилетел ответ в виде одной вспышки света.

  – Вот так вот, – довольно промолвил провожатый, суя фонарь обратно и продолжив движение вперёд.

  – Это, то есть, нас пропустили? – поинтересовался, не догоняя только что произошедшее, Гоша.

  – Ага, – вот так, коротко и ясно. Что ж, по-видимому Диме сейчас несильно хотелось разговаривать.

  – Тут и находится вторая причина? – спросил Антон, показывая пальцем в сторону, откуда к нам приходили световые сигналы.

  – Да, – отозвалась Юля. – Тут находится энергетический центр Заводского района: ТЭЦ-3. Что странно, после войны она смогла уцелеть, а парни с Охотской приноровили её под себя. Теперь здесь их застава. Отсюда они получают энергию, ею же делятся с нами. Мы сотрудничаем и, если что, помогаем продуктами и людьми. Правда, последнее время они помогают нам куда больше, чем мы им. Но всё-таки, пока всё более-менее хорошо. Они вообще молодцы, сформировали даже безопасный путь от Охотской до сюда. Мы называем его “Дорога среди Руин”, почему, скоро узнайте. Однако внешний его вид несильно нас волнует, главное, что, в большинстве случаев, он безопасный.

  – То есть, как понять, в “большинстве случаев”? – услышав краем уха интересную фразу, переспросил я.

  – Ну, так и понять. Зверья тут в округе много, иногда кто-то и забредает. Тогда несильно хорошо становится, но обычно, после каравана с провизией, ходящим от ТЭЦ к Дому, всё нормально. Кстати, сколько там сейчас времени Дим?

  Юля не очень любила отвечать на вопросы, что я уже понял. Она сильно вспыхивала, но потом резко потухала и говорила конкретные вещи, что хорошо. Однако такое начало не слишком приветствуется многими людьми.

  – Скоро уже два будет, караван недавно ушёл, – коротко ответил он.

  – О, значит сейчас всё пройдёт хорошо, – чуть приободрилась “искательница”, сохраняя всё такой же грустный взгляд, никогда не слезающий с её глаз.

  – Не наговаривай беду, мало ли, что могло случиться, – сказал Дима и шмыгнул носом.

  Тут же он остановился и повернулся на девяносто градусов, сказав при этом:

  – А вот и “Дорога”. Ну что ж, спускаемся, – конечно же, голос провожатого был искажён респиратором, но всё равно мне удалось услышать некую нотку волнения в нём.

  Чем же оно было вызвано, мне только предстояло узнать.

  Мы спустились с небольшой лестницы и я уже у её середины видел разбросанные куски арматуры. Но дальше – больше. Чем больший путь мы проходили, тем всё большие куски всякого строительного мусора нам попадались. Вскоре они и вовсе стали образовывать небольшие холмы. Состав был, в основном, однородный: бетон, шлакоблоки, плитка, керамика, полуразрушенная мебель, кое-где попадались холодильники, ванны, раковины, шины, вывески неких магазинов. Внизу всей кучи зачастую не было ничего, но иногда виднелись бампера раздавленных авто, накрывали же всё это большие куски крыш. Подобное, конечно же, собой радости не вселяло. А только предавало некой жути и страха. Неспокойно, в общем, здесь было.

  – Вы ещё это место ночью не видели, - неужели я сказал последнюю мысль вслух, или это Дима прочитал всеобщее чувство и решил развести напряжение разговором? Кто знает. – Вот представьте, идёшь такой с караваном, а тут наверху всей этой кучи какая тварь появляется, стоит такая, здоровая и жуткая. Самой её не видно, а глаза главное блестят, аж зенки слепят. В общем, яйца сжимает подобное неслабо.

  – Хе, понятно, – вступил Гоша. Спустя небольшую паузу, он продолжил: – А откуда это всё вообще взялось?

  – Тут раньше нехилый частный сектор был, – Это уже была Юля. – Вот его всего раскромсало. Чем – не спрашивайте. Эту тайну до сих люди разгадать пытаются, много легенд ходит – их всех вы уже на месте услышите. А вот то, что по округе его размазало неслабо – это факт. Он в лучшие времена только до дороги доставал, а сейчас до самой Охотской идёт. Так что думайте, как его так разнесло. Тут, когда люди из Дома решили только к ТЭЦ пробираться, вообще один большой блин из всякой всячины был. А теперь вон, какая-то дорога имеется. Всё благодаря тем самым людям: не побоялись, не поленились, не отступили – теперь и выживают куда лучше. Чем мы.

  Юля вдруг как-то грустно вздохнуло. Хотя, такие дыхание для человека уже стало привычным, ибо нечему теперь веселиться.

  “Не время делает людей, люди, делают время” – вдруг процитировал старика Герасима у мня в голове чей-то голос. Такое уже было, и не раз. Но я испугался и заозирался по сторонам как впервой… Да что же это та…

  – Ну что ж, пришли. Как раз и дождь в полную силу вступать начинает… Вовремя мы, – сказал неожиданно Дима, не дав мне додумать мысль.

  Он стоял у начала большой лестницы, уходящей вверх по немалому склону (примерно в метров двадцать). Мы собрались рядом и, подобно нашему провожатому, глядели вверх. Последний пролёт, или, может, не последний, скрывал от нас туман. Однако что-то мне подсказывало, что там нас уже ждут люди. Люди, живущие в Доме из красного кирпича.

 

  Чем выше мы поднимались, тем меньше становилось мусора. Уже на втором пролёте все железобетонный хлам сошёл на нет. Теперь на холме валялись лишь небольшие частицы строительного мусора.

  Туман перед нами чуть рассеялся, и нам открылась ещё небольшая картина происходящего: на самом верху лестницы нас уже услышали охранники и, направив на наш отряд оружие, ждали с неподдельным интересом.

  Так же я увидел, что от блокпоста во все стороны уходит бетонный забор, метра два в высоту и с колючей проволокой наверху – вот это и заставило меня поверить в силу поселения, расположившегося здесь: не каждая горстка народа сможет соорудить такою громаду, чьи концы теряются в тумане. Впечатляет…

  – А это тут до них было? – вполголоса спросил я, на всякий случай, у Димы, показывая на ограждение.

  – Нет, они возвели. Проворные ребята… – на этой фразе его и прервал властный голос, раздавшийся сверху.

  – Кто такие?!

  Дима остановил свою речь, а со стороны Юли послышалось:

  – А я всё ждала, когда же вы решитесь спросить. Мутант бы с такого расстояния уже давно бы от вас и места мокрого не оставил. Нехорошие, нынче, охранники у Дома…

  Я прям чувствовал, как она ухмыляется.

  – Во-первых: смотря какой мутант. Во-вторых: не открыли мы огонь лишь по тому, что сразу распознали человеческие фигуры, а подпустили так близко только по той причине, что с большего расстояния до вас, обычно, не докричаться. И в-третьих: лучше не надо грубить охранному посту Дома.

  Я тут же приставил дуло автомата, направленное точно мне в лоб. Я видел всё в мельчайших подробностях: резьба внутри ствола, дульный тормоз компенсатор, закрывающий полмира, потускневшая, а кое-где и сошедшая от времени краска… По телу пробежала дрожь.

  Обстановка становилась всё напряжённей.

  Я расслышал даже, как Гоша чуть сглотнул. Дима покрепче сжал цевьё, он явно что-то бубнил в респиратор, что-то относящееся к Юле, но я никак не мог разобрать. Да и мысли мои были заняты чуть другим.

  И на что же она рассчитывала, сказав такое?! Она что, совсем уже с катушек слетела… Или у неё ПМС? Хотя нет, до этого момента вроде всё более-менее нормально было. А может её просто уже этот постапокалиптический мир задрал, вот она так убиться и решила… Да, это вполне возможно. Но зачем же нас с собой забирать?

  – Неужто я слышу этот голос, так давно не захаживавший сюда?! – вдруг весело раздалось с вершины лестнице.

  Это сказал мужчина, по тембру можно было определить – довольно грубый мужчина. Так же благодаря такой интонации сразу в воображении вырисовывался образ: грузный, здоровый мужик лет пятидесяти с длинной бородой и немалой кувалдой за спиной. Не знаю, может у кого-то иначе, но у меня – именно так.

  – Именно его вы слышите, Дмитрий Сергеевич, – сняв респиратор, с улыбкой прокричала “искательница”.

  На переднем плане блокпоста появилась, ещё расплывчатая, фигура немалого человека. Он чуть жестикулировал, подходя к бойцам охраны.

  Неожиданно я прям физически почувствовал, как давление упало. Дима шумно выдохнул и злобно посмотрел на Юлю: он понял, на что она надеялась, однако всё равно корил её за подобное самовольство. Я тоже приуспокоился.

  – Аха, а Димка-то с тобой? – вновь раздалось сверху, после чего послышалось некое шебуршание и звуки затворов: пули из стволов выпускают.

  – Да с ней я, с ней! – выкрикнул “искатель”, чуть склонив голову и продолжив движение.

  – Правильно, не следует эту дурёху одну отпускать, – прокомментировал голос, чьего хозяина я увидел спустя пару секунд.

  Это был мужчина лет сорока. Голова его была выбрита, кое-где виднелись шрамы. Лицо облагораживала трёхдневная седая щетина. Сам он был широк в плечах, с мощными руками, развитой грудной клеткой, накаченными ногами: что виднелось даже сквозь расфуфыренные армейские штаны и такую же куртку. Лоб человек имел тоже немалый: то есть мозгом был не одарён, так же, как и ростом: примерно под два метра. Глаза голубые, но полные грусти. Улыбка тоже была, но натянутая, хоть и добрая. Он стоял посреди КПП, широко расставив ноги, скрестив руки на груди и смотря на приближающихся нас.

  По бокам от него расположились два пулемётчика. Лица рассмотреть я не сумел из-за больших горнолыжных очков. И зачем они им? Хотя, наверное, так даже удобней…

  Как только взгляд Дмитрия Сергеевича скользнул по нам, улыбка на мгновение приобрела настороженный характер, однако разу же вернулась в свою бывшую форму.

  – Ха-ха! Кто к нам пожаловал, “Лучшие Искатели Приключений” блин. Ху. Причём обычна эта, – он указал на Юлю, – находит, а этот, – на Диму, – разгребает.

  Пулемётчики шутку оценили. Ещё послышался небольшой смешок за спиной, но его хозяина я не разглядел.

  – Дмитрий Сергеевич, да что вы так, мы просто “Искатели”, – кажется Юля, шутки не поняла…

  Как-то она карикатурно обиделась, я бы даже сказал по-детски. Или же она специально подыгрывала этому человеку…

  – Ага, знаю я ваши поиски, идите давайте быстрее.

  Наконец наверх поднялся Дима.

  – Здравствуйте Дмитрий Сергеевич, – как-то неуверенно протягивая руки и отведя взгляд, сказал провожатый.

  – Здоров Димон, – сильная рука сдавила ладонь.

  Дальше был я:

  – Здравствуйте, Иван.

  – Ну здравствуй, Ванька, – осмотрев меня с низу доверху, пожал руку охранник.

  По похожей схеме прошли и все остальные (даже Антон не поскупился на рукопожатие), кроме Юли: она подошла и, вместо того, чтобы просто поздороваться и пройти, как подобает девушке, подсунула ему кулак. Тот ударил свой об её, слабо, конечно, но всё равно Юля пожаловалась:

  – Ай, что так сильно?

  – Да ладно те Юлька, нормал, качайся давай, а то скоро ветром сдувать начнёт, – приобняв “искательницу” за плечи вновь пошутил Дмитрий.

  Вообще они как-то странно себя вели: как закадычные друзья. Хотя, наверное, это и хорошо…

  – А это что, новенькие что ли? – продолжил охранник.

  – Нет, это так, дело есть у них здесб одно… Важное, – как бы смущённо сказал Дима, почесав перед последней фразой затылок.

  – И насколько важное? – прищурился Дмитрий Сергеевич.

  – Аркадий сюда послал, – вдруг вставила Юля.

  – О, а это как-то связано с…

  – Да.

  – Ого, а, ну тогда ясно… – он чуть отступил от нашей провожатой и, чуть хлопнув в ладони, сказал: – Тогда лучше задерживать вас не буду. Это действительно срочно. И да, Юлька, лучше больше так не делай, не надо всякой кричать. Нехорошо это знаешь ли. Это повезло, что я, будучи в палатке, услышал, а так бы не общался я бы сейчас с вами. Так что Димон, следи за её языком. И вы это, заходите ещё старика проведать.

  Юля чуть призадумалась, стеснительно опустив голову и что-то пробурчав… Наверное извинялась, а может и другое: я не расслышал.

  – Конечно, Дмитрий Сергеевич, – более уверенно, нежели обычно, сказал Дима и пошёл дальше, отсалютовав на прощёние.

  Когда мы прошли мешки с песком, оказалось, что за ними сидит ещё парень: веснушчатый, с горбинкой на носу, низко посаженными глазами и небольшим лбом. Наверное, он  и был тем, с кем мы разговаривали сперва. Он просто проводил нас недобрым взглядом, не сказав ни слова. И так правильно, зачем кому-то ещё проблемы, когда их и так много?

  Туман открывал довольно немалое, по теперешним меркам, пространство вокруг. Но всё равно знаменитого Дома я всё ещё не видел.

  Но за то видел легкие хибары, сделанные из фанеры и другой валяющейся повсюду строительной утвари. Видел бегающих между ними оборванных детей. Некоторые из них плохо ходили, заметил даже одну девочку, у которой не было ноги. И где же она так только умудрилась… хотя, по пути я ещё заметил пару детей, без некоторых конечностей – зрелище не из лучших. На глаза, конечно же, стразу наворачивались слёзы, однако всё равно вопрос в голове крутился один: “Как такое могло произойти?”. Именно его я задал Диме.

  – Здесь вокруг много строительного мусора, в котором можно подобное увечье себе устроить, а дети любят всяческие свалки осваивать. Так же бытует мнение, что некоторые рождались с некими отклонениями или проблемами на данных участках тела, из-за чего приходилось проводить ампутации, – всё это он говорил, чётко смотря вперёд, было видно, что ему жуть как не хочется видеть то, что происходит по сторонам. – Но это всё слухи и догадки, однако именно им я верю. Да и вообще, посмотри по сторонам, какая тут антисанитария и прочий смрад. Дети растут в таких условиях, понятно, почему большинство не доживает до подросткового возраста, – на этой фразе он будто взорвался. Не знаю, что произошло, но он как будто начал говорить всё то, что долго томилось на душе, внутри его. – Это, так называемый, Периферийный Город. Тут собраны те, кто не может себе позволить жить в Доме. Он несильно большой, человек сто только, но всё-таки, как так можно? В Доме ещё целый подъезд свободен, а они живут здесь… Здесь! – последнее слово он выкрикнул.

  Он держался, сколько мог. Говорил спокойно и сдержанно. Только напряжённые скулы выдавали некую неприязнь неизвестно к чему. Но тут сорвался. Он будто пролаял это слово, на одном вдохе, одним рывком выдавил его из себя.

  Все люди, что были вокруг, резко обернулись на него. Из дряблой, мокрой картонной коробки, стоящей рядом, выполз грязный, плохо одетый во всякое тряпьё, с загноившейся раной на шее мальчишка лет семи, чтобы посмотреть на то, что происходит снаружи. Вся наша команда тоже выпучила взгляд на провожатого. Я так и вовсе подскочил от неожиданности, посильнее сжав цевьё (машинально). Лишь Юля посмотрела на него спокойно, с некоторой жалостью и пониманием. Сам же “искатель” резко остановился и опустил голову. Вот так, как только сказал, сразу же и встал, как вкопанный, не смотря ни на кого.

  Что же это с ним?... Хотя, я, наверное, начинаю понимать… Посмотрев вокруг и с ужасом осознав ситуацию, я отчётливо понял, что именно Дима имел ввиду…

  – Ладно, ладно. Пойдём, всё нормально, пока не надо об этом… Давай уже там, внутри, только не здесь, прошу… – тихо, и даже как-то нежно, заговорила Юля, взяв дрожащего “искателя” за плечи и поведя вперёд, когда весь люд стал расходиться.

  Ладони провожатого то сжимались в кулаки, то вновь разжимались. Он шёл, не подымая головы, и нервно вздрагивал при каждом шаге. Создавалось чувство, что его знобило.

  Я посмотрел на своих товарищей. По взгляду понял: они тоже всё осознали.

  Не говоря ни слова, мы пошли за “Искателями”.

  Теперь и я старался как можно меньше смотреть на полупрогнившие бараки. Старался не обращать сильного внимания на детей и взрослых людей. Не смотрел на вытягивающиеся из картонных коробок руки в гнойных ранах и порезах. А так же пытался не слушать те мольбы о помощи, что доносились со всех сторон… Но, Господи, как же это было сложно…

  Запустение на душе прервал вытекший из тумана контур огромного кирпичного дома, стоящего на впереди находившемся склоне…

***

  Дом был огромен. Действительно огромен.

  Особенно теперь, на фоне всех этих одноэтажных карликов, он казался более, чем исполином.

  Чудом сохранившийся, неведомо как уцелевший, он гордо стоял, уходя левым (для меня) боком в туман.

  – Сколько тут подъездов? – спросил, неведомо у кого, я.

  – Четыре, – сказала Юля, до сих пор придерживая трясущегося от гнева Диму. – Два используются как хозяйственные, один – жилой. А вот тот, к которому мы подходим, четвёртый, он для гостей. Здесь и переночевать можно спокойно, да и вообще чем заняться есть.

  Всё это она говорила безо всякого энтузиазма и настроя, даже с каким-то волнением в голосе. При этом она вечно смотрела на Диму, не отводя глаз.

  Мы поднялись по небольшому взгорку. Нам открылся запустелая картина: никого рядом с крыльцом дома не наблюдалось, вообще безжизненно, складывалось даже такое впечатление, что здесь и не живёт никто. Однако, когда мы подошли поближе, то увидели сидящего у железной двери оборванного бродягу. На теле его расположилось небольшое количество каких-то синих дырок. Их было немного, да и они были небольшие. Но всё равно от наблюдения подобного по телу пробегала некая дрожь, и сразу становилось неприятно (особенно когда видел эти дырочки на его лице).

  Вытянув вперёд руку, он жалобно, очень тихо, просил милостыню.

  Я хотел подойти и дать ему немного из своих денег. Однако Юля остановила меня жестом и, прошёптав: “Ему это уже не надо, позже поймёшь”, – повела дальше. Постучала в дверь, её отворили, осмотрели наш небольшой отряд и дали пройти. Последнее, что я видел, это жалобный взгляд старика, а так же блеск его глаз, наполнившихся слезами…

  Мне стало не по себе… Хотя, наверное, так было правильно. А если всё правильно, то зачем горевать, Да вот только подобает ли моральным принципам это “правильно”? Или же оно “правильно” только для кого-то, но никак не для всех остальных… Так, стоп, всё, хватит, если долго на подобном заморачиваться, то и свихнуться недалеко…

  Осмотревшись, я понял, что вошёл в небольшой, но довольно широкий коридор. Слева от меня спокойно стоял тип довольно большого роста. Коренастый, с низким лбом, со сдвинутыми к переносице кустистыми бровями. Чуть дальше, тоже слева, стояла Юля. В такт её словам говорил женский голос. Я подался чуть и вперёд и понял, что стоит ‘искательница” рядом с дверью, в которой было вырезано окошко. Через него она говорила с пожилой женщиной. Она что тут, типа вахтёра? Может быть…

  Полностью разговор я не услышал, но главные отрезки фраз уловил:

  – … поближе бы желательно, – сказала Юля.

  – Многие забронированы… 134 оптимальный вариант, – ответили ей.

  – … будет без обслуживания, … два дня?

  – Сами? Хм… семьсот.

  – Возьмите, – когда рука Юли проникла в коморку за дверью, я понял, что обе стороны договорились и теперь единственное, что оставалось сделать – это нам прийти в свой “номер”.

  Интересно ещё, на какой же этаж?

  “Искательница”, получив ключ, быстро пошла вперёд. Дима, не поднимая головы (однако по его уменьшившейся дрожи я мог судить, что ему стало чуть лучше), пошёл за ней. Я и мои напарники, соблюдая кучный строй, двинулись за провожатыми…

  Пройдя через небольшой дверной проем, мы оказались у старой буки лифта и лестницы. Сбоку от нас стояла грубо выкрашенная, потрескавшаяся скамья, на ней сидел пьяный мужик и, произнося не членораздельный звуки, мотал головой из стороны в сторону. Там, где должен был быть лифт, был маленький кулуар в котором мирно посапывал охранник некого заведения, дверь в которое находилась в самой стене рядом. Оттуда несло перегаром и некачественным сигаретным дымом.

  Бар, что ли, какой?...

  Юля уверенно пошла на лестницу. Мы за ней.

  – Что там такое было? – задал теребящий мою душу вопрос я, когда м ы прошли первый пролёт.

  Пока люди нам не встречались.

  – Здешний бар. Небольшое, но довольно прибыльное и качественное заведение. Правда, девушкам вроде меня там появляться не стоит… – конструктивно ответила “искательница”, её напарник, подобно моим, шёл смирно и тихо, только мои товарищи так не теребили кулаки.

  Странное что-то с ним. Видимо он слишком близко принимает к сердцу то, что тут происходит. С одной стороны – это правильно и человечно. А с другой…

  Духом плохого табака повеяло ещё тогда, когда мы были на третьем этаже. Когда оказались на чётвёртом, то увидели и самого виновника: на полу, у стены, сидел парень лет двадцати пяти. Рядом с ним стояла гитара, у подножия которой расположилась пустая, помятая банка от тушёнки. Подобная ей, только пока ещё полная на некоторый процент, находилась в руках музыканта, чьё лицо трудно было забыть: ярко выраженные скулы, потухшие ярко-карие глаза, нос с небольшой, но заметной горбинкой, чуть набухшие губы и довольно длинные волнистые волосы выдавали в нём отнюдь не обычного человека.

  Сейчас он сидел и мирно поедал содержимое второй банки, когда в первой тлела не докуренная самокрутка.

  Как только в поле его зрения появились мы, он, продолжая старательно разжёвывать холодное мясо, не поднимая головы, оградил нас подспудным провожающим взглядом, не выражающим общим счётом ничего…

  Так и разминулись…

  После нам никто больше не попался. Только слышали чьи-то голоса, но они доносились уже с седьмого этажа: на этаж выше нашего, шестого, на который Гоша поднялся уже изрядно хромая и кряхтя. Да, то ранение никак не даёт о себе забыть. Дошло даже до того, что мне пришлось на время забрать его рюкзак. Ну что ж, почему бы и нет, мне нетрудно.

  Первое, бросилось в глаза на этот уровне – это висящий посреди коридора турник и… и, наверное, всё… Такие же разрисованные непонятно чем стены, неприятный запах… собственно всё также, как и до этого.

  Юля вынула ключ и открыла нужную нам дверь. Рядом с ней была ещё одна, они были соединены единым тамбуром, вход в который раньше, явно, был закрыт дверью. Однако теперь её не было, и проход к двум квартирам был дозволен очень многим… не слишком безопасно.

  Как только стальная дверь, часто встречавшаяся во многих квартирах до Апокалипсиса, отворилась передо мной, мне открылся вид на длинный, ухоженный коридор квартиры немалых размеров. Всё было очень даже чисто и цивильно. Даже обода на люстрах остались: именно в этот момент меня накрыло чувство потерянного…

  Надо же, как странно. Вроде, всего лишь стеклянные побрякушки, напяленные на лампу накаливания, а такое гнетущее чувство от них, что…

  Я зашёл в квартиру.

  Свободного пространства внутри было немало, даже очень. Наверняка раньше оно было чем-то заполнено, теперь же это что-то отсюда убрали. Оставили лишь не слишком ценные вещи: хорошо сохранившуюся тумбу для обуви у входа и комод рядом, немалых размеров шкаф, стоящи чуть поодаль от тумбы. Кстати, его пребывание здесь меня чуть поразило: такой шкаф и не унесли? Странно… хотя, он было отнюдь не мал, так что, наверное, людям, как обычно, просто не хотелось сильно напрягаться. Ещё оставили одну люстру в длинном коридоре, ведущим вперёд на метров шесть. В перпендикулярном ему, но чуть меньшем, ведущим на кухню, подобной не было. Кухня обустройством была скудна: отключенный от электропитания холодильник, среднестатистический стол, четыре табурета, разложенное кострище у окна и три котелка разных размеров. Если говорить ещё и об окнах, то могу упомянуть лишь то, что и стёкла, и стеклопакеты в этом доме были целы, что меня, конечно же, тоже знатно озадачило простым, но безответным вопросом: “как?”.

  Мы разулись и прошли вперёд. Дима не стал сильно церемониться: быстро снял сапоги, кинул рюкзак и быстро зашагал в гостиную. Я заглянул туда: “искатель” повалился на большой диван и закрыл лицо руками, рядом же пристроился небольшой журнальный столик, хорошо сохранившийся ещё с тех времён, и тоже заставивший нечто внутри ёкнуть.

  – Что это с ним? – тихо спросил я Юлю, когда та вошла в чью-то спальню, находившуюся чуть поодаль.

  Она села на немалую тахту, рядом с которой пристроился немалый письменный стол синего цвета, и тоже закрыла лицо руками, шумно выдохнув.

  – Опять загоняется, – многострадально ответила девушка.

  – В каком смысле? – спросил Гоша, стоящий в проходе в другую, вторую комнату, соединённую с этой.

  Интересно, а что там? А какими были их хозяева? Да и вообще, почему такое странное планирование? А может, это просто были брат и сестра? Да, наверное… Тут располагался брат: мотоциклы на потёртых обоях выдавали владельца. А там, за фанерной стенкой, сестра. Я не видел ту комнату, – только небольшой кусочек ковра, торчащий из-за угла – однако что-то мне подсказывало, что её убранство чуть поскромнее. Интересно, а что с ними теперь? Выжили ли они и их семья? Хм… Наверное, мне этого никогда не узнать…

  – В прямом, – спустя недолгую паузу услышал я исчерпывающий ответ. Я стоял у входа в большую спальню, находящуюся напротив тех, где сейчас были мои товарищи. Здешнее убранство мало чем отличалось от виданного мною раньше. Правда, кровать больше была, и столик был более хорошо сбитый, ну и выход к балкону находился тоже тут, а так, всё то же самое. В ней, скорее всего, ночевали родители, да, наверное, так и… – Помните тех людей снаружи? – вдруг прервала мои мысли Юля. – Чтобы жить в этом доме, нужны немалые деньги. У них этих денег нет. Зато у них есть семьи, которые надо как-то защищать, а защита как раз есть у этого дома. Но они её себе позволить не могут. Точнее её им не хотят давать те, кому это не выгодно… Чёрт! – неожиданно вспылила “искательница”, заведя руки в пряди волос и подняв к серому потолку чуть опухшее влаги из глаз лицо. – Ха, как же это смешно звучит; невыгодна человеческая жизнь! А главное, знаете, что самое смешное: здесь полно мест! – я обернулся и увидел её полные слёз глаза, смотрящие на меня. Потом она посмотрела на Гошу и перевала взгляд на Антона. Всё это рассказывала она нам, держа руки так, будто что-то в них взяла и качает вверх-вниз. – Сюда бы ещё два таких поселения влезло! Но нет же, какое там, человеческая жадность никогда не уступит первое место его совести! – на последних словах она взвизгнула (так напряглись связки) и именно их услышал Дима, потому как как раз тогда из зала послышалось громогласное (я такого от этого тихого и застенчивого парня не ожидал) и грубое: “ЮЛЯ!”. Девушка мигом замолкла и, вновь положив руки на лицо, устало повалилась на кровать. – Этот вопрос уже часто поднимался на Совете, но единственное, чего удалось достигнуть, это лишь того, что теперь, во время Песочных Штормов, женщин и детей пускают внутрь, чтобы переждать в коридоре. Просто, на пару десятков минут… а потом всё по новой. На мужчин и вовсе плевать… Мы пытаемся что-то делать, но пока ничего не выходит. Как раньше, так и сейчас, всем правят деньги. У нас они есть на пару дней, у вас их тоже, насколько мне известно, немало. Так успокойтесь, чужие проблемы – не ваших нервов дела…

  Всё это она говорила тихо, даже очень. Повисла недолгая пауза, которую разрушил Антон:

  – Откуда такая информативность, касательно наших финансов?

  Вновь недолгая пауза.

  – Знаете, судя по вашим рассказам о ваших же приключениях до Минска, я бы не сказала, что вы люди бедные…

  Да-а, что правда – то не ложь.

  Я слушал её, стоя на пороге ванной. Она была довольно большой, однако единственное, что теперь тут осталось, это была душевая кабинка, в которой вместо крана теперь сверху стояло ведро с прикреплённой к нему марлей и верёвкой для возможности методичной поливки себя внутри этого чуда… что ж, у нас – в Бресте – и такого не было. Ещё рядом была треснутая раковина, на краю которой стоял литровый гранёный гранёный стакан с водой, не совсем чистого окраса. Зеркала над ней не было – оно оказалось выбитым. Место, где должна была быть сама ванна, пустовало, теперь тут расположился лишь всякий мелкий строительный хлам и пыль…

  Посмотрев ещё раз на ведро, я захотел пить.

  – Где здесь можно попить? – спросил я, выходя из ванной комнаты и выключая электрический свет одиноко висящей там лампы – ещё одного призрака прошлого, коими наполнен эта квартира.

  – Спустись на первый этаж, там бар, в нём что-нибудь купить и можно… не только попить. Как раз прогуляешься, заодно и здешних, хе, “людей”, увидишь, – всё так же тихо, но напряжённо, проговорила Юля, с всё так же закрытым руками лицом.

  Не сказать, что мне сильно хотелось это делать, однако её нытьё и пока непонятные мне нелесные отзывы в адрес местных жителей меня уже достали, поэтому я, собственно, тут же и направился к двери, чтобы сделать то, что мне посоветовали: спуститься вниз к тутошнему бару.

  Почему бы и нет?...

  Я вышел в коридор – никогда не было, собственно, как и прежде… Так даже спокойней.

  Турник с облупившейся желтой краской навеивали воспоминания о минулом, отчего становилось тяжело на душе.

  Приспустив глаза к низу, я пошёл к лестнице, особо не осматриваясь. Вот и серые ступеньки закрыли дозволимый мне обзор.

  Раз, два, три… первый пролёт пройдён. Вот я уже на шестом этаже, никогда нет… только я… Опа, а это что-то новенькое: когда я спустился до пятого, то расслышал некие неясные шорохи расположившиеся на этаж ниже. В нём присутствовали человеческие разговоры (тихие, правда), однако их всех перекрывало бренчание – мерное и такое завораживающее своей простатой и безнадёгой, что мурашки шли по телу – гитары, которой в унисон пел грубый, но всё же мелодичный, с небольшой хрипотцой, голос.

  Оказавшись на пролёте между пятым и шестым, я понял в чём дело: там действительно была небольшая толпа (дюжина примерно), она окружила того самого молодого парня, которого мы видели раньше (видать доел свою тушёнку), теперь он сидел и, медленно перебирая пальцами струны, что-то пел. Вскоре я распознал слова:

Война? Война… Война неизменна,

И каждое поколенье попеременно,

Люди бьются за её плоды,

Теперь же их отведай и ты,

Ведь уже давно узнал результат,

Но всё равно всегда… и каждый продлить её ра-а-ад…

  Его голос завораживал и заставлял остановиться, он был глубок, и любое произнесённое им слово казалось наполненным неким таинственным смыслом. А ещё эта мелодия, безмятежная и безразличная, но в то же время такая настораживающая и грозная что… Ого, вот и вновь, музыка повлияла на меня.

  Хотя, нельзя было сказать, что этот парень пел. Скорее рассуждал вслух, чуть протягивая слова и меняя время от времени тембр голоса. Он говорил загадочно, однако, почему-то, мне было всё понятно. Странно… А ещё не менее странен и сам этот парень: вроде молодой, вроде обыденный и простой, однако обладает голосом, который уже вырисовывает в мозгу картинку человека, повидавшего многое в своей жизни… Бывают же чудеса.

  Вдруг мелодия прекратилась и толпа будто бы вновь пришла к жизни, как, собственно, и я. Встрепенувшись я ещё раз взглянул в глубь скопившейся живой массы: теперь этому парню все вокруг совали деньги, патроны, всяческую еду… в небольших количествах, конечно, но всё же очень даже неплохих для одного небольшого стихотворения, красиво исполненного под музыка… Хотя красиво – это ещё слабо сказано (я понимал это, но не хотел признавать, уж такой я человек).

  Неожиданно он заметил меня. Когда наши взгляды столкнулись, что-то внутри души заклокотало, и я поспешил быстрее ретироваться: не очень мне хотелось оставаться тут, в компании этого необычно парня, чей взгляд выражает странную консистенцию злобы и безразличия… Может быть, он довольно-таки и интересный человек, однако некое отвращение к нему не давало мне развить данную мысль.

  “А ведь ты всегда не хочешь быть рядом с теми, кто, скорее всего, в этой жизни горя выпил побольше твоего” – вдруг пришло мне на ум. И действительно, взять хоть нашего Антона, подобный взгляд и то же холоднокровие, и именно от него меня отталкивает… Да, наверное, таково моё создание…

  С такими мыслями я добрался до самого бара.

  Всё та же скамья, только теперь абсолютно одинокая. Лишь до сих пор спящий охранник составлял ей скучную компанию.

  Наверное, запах некачественных сигарет и паленого самогона уже впитался в стены данного места, и его теперь вряд ли что могло выветрить отсюда. Так что за час моей отлучки тут мало что поменялось.

  Я, дыша через раз и с ужасом представляя творящуюся внутри какофонию запахов, подошёл к двери и медленно открыл её. Петли были не смазаны, поэтому скрип раздался знатный, однако даже он не смог помешать мертвому сну охранника.

  Как только я зашёл внутрь, мои глаза завуалировала мягкая, но едкая и щиплющая пелена сизого дыма. Дыхание спёло, в горле запершило. Первым желанием было выйти отсюда, однако уже спустя десять секунд оно исчезло: мой организм заядлого курильщика довольно быстро адаптировался к подобному внешнему раздражителю.

  Правда, глазам ещё потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть: так что стойку я искал почти что в слепом состоянии. Так и не нашёл. Только когда зрение вернулось, и когда вся картина была полностью оценена, смог сориентироваться.

  Вообще пейзаж тут был не из приятных: помещение было отнюдь не большое; мест, представляющих собой грубо сколоченные фанерные поддоны, положенные на невысокие столбики из кирпича, было тоже немного (три, если быть более точным); стойка была сделана из пары металлических прутов, облепленных ДСП, находилась в углу и много места не занимала; некой затхлости всему этому ещё придавал никогда не выходящий отсюда, смрадный сизый туман, мелкой рябью покрывавший данное помещение.

  Сейчас оно было пустым, только двое забулдыг стояли у самого крайнего “стола”. Однако на меня они не обращали почти никакого внимания. Оно и хорошо.

  Я подошёл к стойке. Барменом здесь являлась пожилая женщина, ничём особо не примечательная. Только, разве что, мне хорошо запомнились её небольшие треснувшие очки в потёртой золотистой оправе, и её лицо, сплошь покрытое морщинами. Всё от тутошнего воздуха, а точнее, его отсутствия.

  Лениво протирая гранёный стакан, она беспристрастно посмотрела на меня:

  – Ого, новый человек, нечасто такое увидишь. Чего тебе? – голос у неё был не из приятных: сильно прокуренный и надломанный.

  – А у вас, вода, есть? – как-то не слишком смело сказал я.

  Она, не опуская стакан, интересующее подняла взгляд:

  – Для тех, кто при деньгах – есть.

  – Сколько? – неожиданно смело выпалил я.

  Женщина ухмыльнулась, поставила стакан на стойку и положила рядом с ним грязную, давно не мытую тряпицу. Сама же она чуть нагнулась и достала из-под столешницы полулитровую бутылку прозрачной воды без этикетки. Поставила рядом со мной:

  – С тебя полтинник, – в этот момент она будто бы с вызовом посмотрела на меня своими бесцветными глазами. От вечного дыма хрусталик почти обесцветился, интересно, как теперь она видит окружающий мир, итак теперь у всех внутри пустота, а у неё, наверное, и вовсе полный мрак. Потерянный человек…

  – Дайте ещё одну, – не люблю, когда на меня смотрят, как на не полноценного: вызов был принят, и я остался в победителях, а залогом моей победы являлась протянутая мною сотня, на которую бармен взглянула как на новоявленного мутанта…

  Да, видать действительно у них тут полная дыра.

  Только спустя секунду – видать, поняв, что я не шучу, – она достала вторую бутылку и поставила рядом. Теперь её глаза выражали совсем другие эмоции.

  – Мало когда удаётся увидеть человека, столь смело разбрасывающегося подобными деньгами, – неожиданно раздался из-за спины прокуренный, слабый голос, явно принадлежавший недавно выпившему мужчине.

  А вот сейчас произойдёт что-то нехорошее…

  Это был мужик средних лет. Запаха его я не чувствовал (тут и так было чему благовонять), однако по внешнему виду трудно было сказать, что он придерживается правил гигиены: давно не бритая седая борода; разросшиеся и висящие во все стороны непонятными патлами седые волосы; гнилые, чуть черноватые зубы; разбитый нос, с сечкой на переносице, и большие грязные пятна сажи на скулах. Надета на нём была потрёпанная пуховая безрукавка со свитером и дырявые штаны, заправленные в портянки на ноге: обуви у него не было. Не самый аккуратный человек…

  Он был одним из тех двух, что сидели тут до меня. Я посмотрел на их столик: его товарищ по бутылке остался на своём месте, лениво наблюдая за нами (его уже клонило в опьянённый сон).

  – Особенно в таком месте… – он подошёл и стал рядом со мной: с правого боку. – Очень странно. Не кажется?

  – Аркаша, отстань от человека, он сюда только воды зашёл купить, – как-то настороженно и чуть грозно сказала тётка этому забулдыге.

  – Вот именно! Воды! Уже только это вызывает у меня непонимание и оторопь, хаха. Слушай, ты ведь не местный. Да? – даже сквозь весь смак присутствующих здесь запахов я уловил его сногсшибательный перегар, когда он обратился ко мне. Я коротко кивнул. – О, тогда тем более надо тебя хоть чуть-чуть с местной жизнью познакомить. Кстати, меня Аркадий зовут…

  От протянул грязную руку сплошь покрытую рубцами и гноящимися ссадинами. Я коротко бросил:

  – Саша.

  Он ещё недолго постоял с зависшей рукой, после чего положил её на стойку и, чуть оскалившись полубеззубым ртом, сказал:

  – Ага. Привередливый значит… Ещё одна брюзка здесь завелась. Ха, я бы, на месте охранников, таких, как ты, ещё у самых подходов отстреливал, а то и так уже расплодились блин, тьфу. Нормальных мужиков то уже не осталось, совсем, понимаешь… Тех, у которых вот такие вот руки… почётом считаются… Ты ведь, ты ведь это, через “Руины” шёл, так ведь? Или же это, ха, какую тачку откапал и на ней добирался, чтобы мазоли на ногах не появились, – он глядел на меня с чувством собственного превосходства.

  Я же на этот взгляд отвечал полным безразличием, что его слегка выводило из себя (по глазам было видно).

  – Пешком, по “Руинам”, – вновь бросил негромко, но грозно, я.

  Так хотелось, чтобы он отстал. Однако я поддержал разговор, что для него оказалось как красное для быка…

  – Во-от, вот видишь. Вот оно как, хаха. А ты хоть знаешь, что эти самые руки, – он вновь подсунул свои конечности мне под нос, – рыли этот путь. Что именно они передвигали эти громады со своих первоначальных мест… А? Ты вообще представляешь, что тут творилось до таких, как я? Сколько тут мусора было и откуда он вообще взялся… Нет? Так я расскажу. Тут же рядом дом ещё один стоял, тоже девятиэтажный, прям напротив. Так вот его постигла куда более худшая участь чем тот дом, где мы сейчас находимся. Плюс вокруг да около только одни частные сектора располагались. А вот теперь представь сотню частных домов и один здоровенный дом вот так вот взяли, расфигачили, и в одну гору смешали. Прикидываешь?... – я взглянул на алкаша: он явно затянулся своим монологом. – Так вот именно это здесь и было. И я, не ты, Я! Расчищал всё это дерьмо. А ты хоть представляешь что это, когда твой друг, в ночную смену, просто берёт от общего костра на полтора метра отходит, чтоб поссать, а через минуту не возвращается, так же и через три не возвращается, и через пять. А ты потом глядишь, а на вершине одного из бетонных блоков фигура стоит, волосатая, с ручищами длинными и красными от крови глазами на тебя смотрит… Представляешь?.. да ни хрена ты не представляешь. А я через это проходил: когда уходили, и не возвращались. А ещё иногда крики слышны были. Крики тех, кто захотел просто для себя узнать, сколько вокруг ещё такого же мусора. Вот пошли они в небольшую разведочку сквозь эти холмы, и заблудились. А теперь бродят там, да воют, каждую ночь… Может быть, они-то наших товарищей и утаскивали…

  По спине пробежала дрожь… Да-а, может этот мужик и умел хорошо рассказывать, но приличным человеком его это всё равно не делало…

  – Ох, утомил ты меня… Я попью? – не дождавшись ответа он сразу взялся за вторую бутылку воды, открыл её и вылил в горло половину содержимого: по привычке, наверное.

  Ладно. За такой рассказ почему бы и нет. Пусть берёт… Хотя ему моё согласие сильно много уважения не стоит…

  – Уф, хорошо. Слухай, ты ведь, после, по Периферийному Городу сюда добирался. Так? По этому захолустью, – я бросил на него короткий интересующийся взгляд, и он явно нашёл в нём согласие (собственно то, что он и хотел найти). – Значит да… Ты ведь это, знаешь же, кто там пролживает. Обездоленные и потерянные…

  Последнюю фразу он сказал как-то насмешливо, на что бармен отреагировала:

  – Аркаш, может хватит? – чуть ли не взмолилась она.

  Странно. Если пошла подобная интонация, значит сейчас будет что-то интересное…

  – Погоди-и, это ещё отнюдь не конец… Так вот. Я там не живу, хот я выгляжу как они. Но это всё только для конспирации, чтобы в ихнем обществе не отличаться. А так проживаю здесь, если не веришь, то доказательства не нужны: не проживал – турнули бы. Почему живу тут.? Да по одной просто причине что как раз-таки ранее упомянутую “Дорогу” строил я. Вот и благодарность. А те, ну, ты понял, её не строили, поэтому и живут не здесь. А живут там, и занимаются кое-чем очень нехорошим… Ты ведь это, видел же детей тамошних… Ну видел же, не так ли. А замечал таких, у которых что-либо из конечностей отсутствует? Ну, это тоже бесспорно, – тут вновь оживилась тётка, опять взмолившись, только теперь более волнительно: “Арка-аш…”. Тот отреагировал просто: – Ти-ихо. Тут сейчас я говорю… Так вот, ты небось думаешь, что они их потеряли… Так ведь? Ну оно и понятно, вокруг ведь немало всяких катакомб да железок острых. Но, ты ведь человек со стороны, а я тот, кто был внутри общины тех зверей. И я-то знаю правду. И знаешь, в чём она состоит?... – я вновь заинтересованно посмотрел на него. – Вот скажи мне, когда человеку нечего есть, он ведь пытается найти пищу… Так?... А когда у человека это не выходит и он очень голоден, что первое приходит на ум? Во-от, ты не знаешь. Почему? Да потому что никогда подобного не испытывал. А они это испытывают каждый день. И мысли плохие им приходят на ум каждый.. день.. какие, спросишь? – я промолчал, но его это мало беспокоило. – Ну, у них ведь есть дети, а своя шкура к телу ближе. Значит что, можно с детьми и кое-что сотворить, учитывая, что у них всё равно никакого будущего нет… – его глаза расширились, теперь это был истинный взгляд безумца. – Когда родителям сильно приспичит, они берут своё чадо, берут какой-нибудь ножичек, и начинают медленно, но верно отпиливать какую-либо из оставшихся частей на ребёнке, а потом, толком даже не приготовив, ЕДЯТ ЕЁ! Аахахахахахаха… – надсадно вдыхая воздух, он залился ломающимся смехом.

  Всё, мне этот бред надоел. Я, схватив бутылку воды, резко встал и быстро зашагал к выходу.

  – Когда… когда услышишь снаружи детские крики по ночам, вспомни мои слова! Ахахахахаха! – прилетело мне в спину, когда я уже был за порогом данного заведения.

  Бред, полный бред сумасшедшего маразматика! Такого просто быть не может, здесь, у последнего полностью уцелевшего оплота мёртвой цивилизации. Ну не может и всё! Это бы заметили, с этим бы разобрались. Обязательно!...

  Или нет?

  Я остановился посреди лестницы, ведущей на второй этаж. Лицо моё было сейчас вспотевшим и красным не только из-за удушливого воздуха бара, но и ввиду моей беготни с первого на другой этаж. Ошпаренный последней мыслью, я её прекратил, став на шестой ступеньке, склонив голову к низу и, пытаясь отдышаться, призадумавшись.

  А ведь я уже видел, на что способны люди. Я уже узнал, насколько они обезумили за столь короткий час. Я ведь уже, вроде, понял их истинную сущность. А теперь, увидев хорошо сохранившееся здание, решил, что всё виденное и прочувствованное мою ранее – неправда. Ведь так, да?... Да, это просто опьяняющий вид Дома, напоминающий о былых временах и как бы возвращающий в них… Но так просто поддаваться нельзя. Всё-таки нужно помнить, где ты и что ты. Ни за что нельзя расслабляться: всегда и всем правили деньги, и данное место не является исключением. Тут данное правило чувствуется даже более сильно: у тебя есть деньги – существуй, нет – ешь себе подобных. И явно вышестоящим властям наплевать на тех, кто не приносит дохода… Да, и с чего это я вновь поверил в гуманизм?

  Зачем, в конце концов, тому мужику надобно мне врать… Незачем, стало быть. Хотя, он мог наговорить это лишь для того, чтобы припугнуть новоявленного жильца. Но тут опять же встаёт вопрос: “Зачем?”. И тогда почему Дима с Юлей были так взбудоражены при подходе к Дому.

  Скорее всего, тут действительно что-то не ладно…

  Но стоит ли влезать в это дело мне? Человеку, только недавно появившемуся на данной арене?... Нет, наверное, вряд ли стоит.

  Я поднялся на третий этаж, как услышал знакомое бренчание гитары. Только теперь оно было, что ли, ещё более лёгким. Настороженность в нём осталась таже… Но плавность перетекания струн будто изменилась, и теперь музыка лилась более медленно, непринуждённо и спокойно. Но было что-то в этом спокойствии обманчивое, но я никак не мог уловить, что именно…

  В этом мне помогли слова. Услышал я их, только поднявшись на пролёт между четвёртым и пятым этажом. Передо мной предстала толпа людей. Теперь она была больше, но даже в ней не улавливалось ни звука.

  Сглотнув, я посмотрел на бутылку в руке. Может отпить? Нет, не надо. Я её ещё даже не открыл, а мало ли, вдруг откупоривание крышки создаст некий звуковой резонанс и помешает всему тут происходящему… Нет, лучше не надо нечего делать.

  Передвигаясь буквально на цыпочках, я поднялся ещё выше и прислушался к песне музыканта:

…

Уж явно не выбраться нам-м-м…

И пусть ни мечом, ни огнём крещены,

И по причинам другим были рождены,

И сердце видало, не эти миры,

Однак всё равно, не будем побеждены-ы-ы…

Свет уже помер, он теперь не богат,

И Смерть теперь ждёт, всех, у Врат,

И каков же он: ни грустен, ни рад,

Не поймёт никто: ни Стар и ни Мла-а-ад…

  Он пел отрывисто, как бы рубя фразы. Его голос, с небольшой хрипотцой, завораживал. Песня гипнотизировала. А музыка заставляла мурашки идти по телу. Я плохо понимал, о чём он говорит. Однако понимание текста в целом почему-то сразу просыпалось в голове и от этого не хотелось дышать…

Никто-о, данной встречи не ждёт,

Однако каждый, к ней, идёт,

Все, обычно, своей, тропой,

А кто-то, даже толпо-о-ой…

Закончено воссозданье Ми-ира,

Где главную роль имеет Погибель,

Алчность и Похоть ей отслужила,

Человечество во всем, их обвенило,

Забыв то, чему учил нас, каждый Ве-ек:

– он сделал небольшую паузу, осмотрев всех вокруг стоящих и зацепив взгляд на мне, –

Виной всему, является, Челове-е-ек…

  Опустив взгляд к гитаре, парень продолжил играть столь пьянящую мелодию. Однако теперь всем стало ясно: продолжения песни не будет.

  Послышалось множественное кидание милостыни. Никто не хлопал: все обдумывали услышанное.

  Неожиданно мой взгляд спотыкнулся об знакомую фигуру. Это был Антон. О стоял у противоположной стены и с неким уважением смотрел на никого не замечающего музыканта.

  Я поспешил подняться на шестой этаж, пока мой товарищ меня не заметил: как-то не очень хотелось встречаться с ним взглядами.

  Я шёл довольно быстро, обдумывая песню… А ведь этот чёртов гений прав, как ни крути. Нам некого винить, кроме себя самих, Причём во всём…

    Поднявшись к нашей комнате, я уловил некий щиплющий запах. Посмотрел на право: в тамбуре, где располагался мусороотвод, у окна стоял Гоша и курил, медленно, с наслаждением, выпуская кольцами дым. Из одежджы на нём остались только штаны, свитер, да вязаные носки (даже обувь не надел).

  – А-а, – чуть протянул я, не зная, что сказать.

  Георгию хватило и этого: отреагировав на звук, он обернулся.

  – О, Сашка, даров. Вернулся. Антошку не видел? – с небольшой улыбкой, спросил напарник.

  – На пятом стоит, поэта местного слушает.

  – А, ха, понятно. Слушай, может, ко мне присоединишься, а то скучно как-то…

  – Да не, спасибо, я уже дымом надышался… А кстати, чего это ты здесь?

  – То есть, за пределами квартиры? – с усмешкой уточнил курящий.

  Я посмотрел на него как на человека, только что сказавшего неудачную шутку: он ведь и так всё понял, зачем переспрашивать.

  – Ха, ладно, понял тебя… Да так, надоело просто ссоры между нашими провожатыми слушать, вот я и вышел. Они там что-то по тому Городку говорили, как там его, Периферийный вроде. Каждый на своём стоит, а компромисс найти не могут. Вот мне и достало это выслушивать, я и слинял, пока всё не утихнет. Антоха, кстати, так же поступил. Как по мне – правильно… – повисла неловкая пауза. Правильно, он-то ничего не знал. Я теперь отчасти понимал суть данного шума, а он – нет. Так что поступил так, как и полагало поступить. – Кстати, – неожиданно прервал Гоша мои размышления, – завтра вечером договорились к твоей маме идти. Уже всё улажено и место за нами занято, так что, завтра повидаешься с ней.

  На последней фразе он чуть подмигнул и на секунду его улыбка стала настоящей, наполненной искренней радостью… Но лишь на секунду.

  – А, аха, спасибо. Ну что ж, тогда, надо бы мне отдохнуть перед подобным делом, – чуть приободрившись (ложно, конечно), я направился к двери.

  – Да, правильное решение, только ты там это, смотри поаккуратней перед гостиной идти, когда я последний раз заглядывал, они уже мирится, хе, начали, – предупредил меня Георгий.

  Я сначала не понял, что он имел в виду. Однако потом, когда проходил мимо зала и услышал надрывные вздохи и тихое постанывание, доносящиеся из-за закрытой двери, понял суть его слов…

  Но сейчас меня утехи “Искателей” несильно волновали: я хотел отдохнуть. Поэтому пройдя в соседнюю комнату, – самую большую, с балконом, – я уселся на кровать, открыл бутылку с водой, выхлебал половину, закрутил крышку, поставил рядом, и завалился на спину, ничего с себя не сняв… ну, кроме сапог, оставленных ещё у входа, и мастерки, покинувшей моё тело ещё при первом входе сюда…

***

    Никакого дискомфорта не было, внешних шумов или иных раздражителей тоже. Просто мой организм решил, что надо просыпаться. Всё, он отдохнул, набрался энергии, для свершения новых дел.

  Я разомкнул веки.

  Я давно не открывал глаза так легко после сна. Он не был тревожным, он был, наверное, самым спокойным в моей жизни. Не было снов, ненужных вколачиваний посреди ночи, не было всего этого шлака, что вечно преследовал встревоженного человека. Нет, сегодня ночью всё было спокойно.

  Я давно не переживал подобных ночей.

  Я сел на кровать.

  На улице ничего не увидел: стоял сплошной туман. Ну что ж, так даже лучше.

  В голове я никак не мог поймать себя хоть на какой-либо мысли. Все они куда-то исчезли, испарились… Наверное, это тоже хорошо.

  Повинуясь инстинктам, я последовал прямик в ванную комнату. К моему сожалению в душе воды не оказалось: кто-то уже сходил до меня. Ну ладно, бывает… Идти за ней мне было лень, так что я попробовал повертеть кран умывальника. И, что вы думайте, на моё удивление вода пошла! Да, она была чуть черновата, с запахом гнили и явно приправлена неким количеством радионуклидов, однако всё равно она была! Что же может быть лучше обыденного счастья?

  Стянув с себя свитер и майку я набрал воду в ладони и немного обмыл тело: я не мылся вчера, а с запахом некачественных сигарет и пóтом надо было что-то делать. Вот я и сделал.

  Затем, чуть помыв лицо, набрал в рот немного воды, – да, вкус действительно был отвратный – прополоскал горло и выплюнул. Гигиена рта тоже лишней не будет.

  Оставив бесхозную, грязную ванну, я прошёл по пустынному коридору к туалету, на ходу думая, куда все пропали.

  Свет в окна бил слабый. Точнее его не было вовсе. Поэтому сейчас квартира была погружена в такой полуанабиоз, частичный монохром, из-за чего складывалось чувство нереальности происходящего.

  Сделав свои дела в на половину разбитой уборной, я вышел.

  До сих пор никто не пришёл… Явно по своим делам пошли.

  Тут мне резко захотелось покурить. Рюкзак мой стоял у входа, и чтоб далеко не идти, я, взяв пачку сигарет, направился в тамбур на коридоре: до него ближе, чем до балкона.

  Как только я открыл дверь, мне сразу же стало понятно, куда подевался, по крайней мере, один мой напарник: полуголый Антон скакал на скакалке посреди коридора.

  Ого, я и не знал, что он так накачен: хорошо выделяющиеся мышцы спины смешно подрыгивали при каждом скачке, попеременно сокращаясь и расслабляясь. Он сам был довольно потный, что свидетельствовало о том, что занимается саморазвитием здесь он уже немало…

  Как только я захлопнул за собой дверь, парень прекратил упражнение и резко обернулся:

  – О, с нормальным тебя, – с небольшой улыбкой поприветствовал меня Антон.

  Это явно означало вроде “С добрым утром”, однако он перефразировал эту фразу на новый лад.

  Кстати, что мне ещё бросилось в глаза, особенно когда он обернулся, это отсутствие наушников… Как странно, я думал, они неразлучны, и вот тебе на.

  Что ещё я для себя выяснил, так это то, что он, скорее, был не накаченным, а как это там называется… эмм… а, во, высушенным.

  Но всё равно, по сравнению со мной, это было очень даже неплохо.

  – И тебе привет, – ответил я.

  – Покурить вышел, – продолжил напарник, не прекращая скачков.

  – Как догадался?

  – А для чего ты ещё мог выйти? Эх, лучше бы спортом.. занялся, – вдруг он остановился, повернулся ко мне, сложил скакалку в четыре я ряда и с комментарием “лови”, кинул мне.

  Я споймал, хоть и мало ожидал подобное развитие событий. С чувством выполненного долга, Антон пошёл на турник.

  – Оу, спасибо, конечно, – нерешительно проговорил я, вертя скакалку в руке. – Но я несильно со спортом дружу…

  – Ха… И зря, – констатировал напарник, подтягиваясь на перекладине.

  – Знаю, ну, вот так вот с детства не сложилось… А вообще погоди, ты что, эту скакалку всю дорогу с собой вёз?

  – Да нет… тут нашёл… в шкафу…

  – А, ну ясно тогда, ну лады, я тогда пойду…

  Я только собрался идти к окну, как Антоха, соскочив с турника, развернулся и сказал:

  – Стой! Мужик, давай ты покуришь, но только не здесь. Просто понимаешь, я тут занимаюсь, а мне не слишком приятно во время физических нагрузок сигаретный дым вдыхать, поэтому давай-ка ты лучше всё это дело на балконе замутишь. Окей?

  Вау, такая многословной не была присуща тому Антону, которого я знал. Если он так говорит, то значит, для него это действительно какую-то цену имеет… Что ж, думаю, он прав.

  – А, да без проблем, – сказал я с наигранно весёлым видом, развернулся и зашёл обратно в квартиру.

  Лучше действительно поступить так, как он мне посоветовал…

  Вошёл обратно в знакомую прихожую, опять, в привычную пустоту и серость. Вновь один…

  Медленно пробрёл до балкона, лениво открыл его и зашёл уже в чуток иной мир: на нём были слышны звуки, тут было чуть больше света, а также радиационный воздух приятно морозил кожу…

  Немного отодвинув в стороны окна, я вытащил сигарету и закурил. Вид был угнетающий. Тут тоже были одни лишь руины и ничего более, здешний частный сектор раньше явно был больше, однако бóльшая его часть для меня была не видна: она покоилась в тумане. Мне были видны только железобетонные ошмётки первых домов…

  Я знаю, что в ужасном нет ничего прекрасного. Однако за столь недолгое время я уже научился видеть в подобном некую свою, только мне понятную, красоту. Сейчас я уловил именно её, эту самую загадочную, мало кому понятную, еле осязаемую чудесность данного вида: от подобной безнадёги, потери надежды на будущее и полного разочарования у меня пошли мурашки по всему телу.

  Туман гладкой пеленой нежно накрывал разрушенный город.

  Внизу копошилась малая кучка людей. В большинстве своём это были охранники, расположившиеся в стоящих по бокам Дома ДОТах, меж которыми был проведён (точнее, замкнут) самодельный забор. Раньше тут была немалая парковка, сейчас посреди неё некие бродяги разожгли огонь и спокойно сидели вокруг, насвистывая песни под одинокую гитару. Интересно, а эти из Дома, или же из Города… Хочется верить в первый вариант.

  Лениво поглядывая на безжизненное существование обратной стороны уцелевшей девятиэтажки, выпустил длинную струю дыма и стряхнул пепел. Но вопреки привычным ожиданием, он не полетел вниз… Вместо этого он начал медленно пониматься вверх, в то же время крутясь в полёте…

  Что-то такое я уже встречал… Страшная догадка пришла довольно быстро: Буря!

  Формирование области низкого давление и поднятие воздуха вверх… Или как там мне объяснял один мой знакомый-физик из Бреста. Ладно, не суть. Главное, что всю поганость ситуации я осознал, и причём довольно быстро: резко выбросив сигарету на улицу, я сдвинул окна. Проверил по бокам: нет ли “протечек”. Чёрт, сюда бы изоленты, для пущего эффекта, но да ладно, вроде всё нормально. Затем вышел с балкона, закрыл крепко-накрепко дверь, проверил, опять же, проницаемость воздуха (тоже всё хорошо) и пошёл ко входу, с твёрдым намерением предупредить всех о надвигающейся опасности, как тут в квартиру вскочил Гоша.

  – Так, Сашка, Буря надвигается, быстро окна все закупоривай! – с порога начал он.

  За ним, вспотевший, но всё же спокойный, зашёл Антон.

  – Да я уже знаю, я балкон уже закрыл, – чуть-чуть недоумевая, сказал я.

  – О, чё, реально? Красавчик. Идти тогда в зале ещё закрой. Антоха, на тебя кухня.

  Георгий как-то сильно нервничал.

  Вынырнув из сапог он опрометью бросился в раздёлённую стенкой комнату. Точно, там же ещё одно окно!

  Ну, его он взял себе, что ж, пусть так и будет. Я же двинулся в гостиную.

  Моя задача находилась там. Там, где до сих пор была не застлана кровать после ночных утех, там, откуда всю ночь раздавались счастливые стоны людей, которые нашли хоть что-то хорошее в этом мире.

  Пощупав стеклопакет, я убедился, что воздух не проходит. Всё, что от меня требовалось – я сделал.

  Именно в этот момент раздалась сирена. Протяжным воем она пронеслась по округе, утопая в тумане. Мужики у костра заозирались, потом, быстро сообразив, пособирали немногочисленные манатки и побежали оббегать Дом – направлялись к дверям входа. Бойцы из ДОТов так и не повылезали. Вместо этого те, кто стоял на улице, забежали внутрь и закупорили входы. На месте бойниц задвинулись металлические листы. Всё, теперь они были защищены.

  Мне вдруг стало интересно: что же происходит на той стороне?

  Я довольно быстро достиг комнаты, где стоял Гоша, однако увидеть что-либо, мне было не суждено: на месте окна стоял здоровый металлический щит, закреплённый по углам.

  Рядом находились мои напарники. Молодой сидел на тахте. А старший стоял и, потирая руки, с довольным видом смотрел на лист жести.

  – Ну, как тебе? – спросил он, смотря то на меня, то на пластину.

  – Твоя работа? – вопросом ответил я.

  – Ну а как же, Буря-то оттуда идёт, так что на этой стороне окна сильнее защищать надо. Я когда пришёл сюда ночевать, так у стены эту железяку увидел. Утром у наших голубков спросил, зачем да почему. Вот они и пояснили. Ха, нам ещё повезло, что у нас только одно окно в ту сторону выходит…

  – Было бы больше, платили бы меньше, – вдруг послышался сзади знакомый голос “искательницы”. – Нам из всех возможных, самый дорогой номер дали… Сволочи, на всём заработают, если увидят, что у людей деньги имеются.

  – А где это вы были, кстати? – совершенно бесстрастно спросил сидящий на сложенной, сильно исхудалой, потёртой кровати Антон.

  – Свои вопросы решали, – парировал Дима из соседней комнаты.

  – Да-а, что-то вроде… – вдруг Юля на секунду погрустнела, затем, вновь воспрянув, сказала: – Ладно, пойдёмте, а то тут сейчас такое шоу начнётся, ещё испугаетесь ненароком.

  – Ха, и не такое переживали, – серьёзно отозвался Антон, ввиду чего был одарен не самым дружелюбным, а скорее предостереженным, взглядом, который его, особенно в исполнении нашей провожатой, несильно интересовал, а уж тем более беспокоил.

  Я лишь усмехнулся. В конце концов, молодой напарник прав, мы сами не пальцем кручены, так что нечего нам заново жизнь объяснять…

  – Саша, с тобой нам есть что обсудить, но не тут, пойдёмте лучше на кухню, – последнюю фразу она адресовала всем.

  И сразу же, сопутствуя своему предложению, развернулась и двинула в другую комнату. Я последовал за ней первый, после уже вышли все остальные.

  На кровати в соседней комнате через стену лежал Дима. Его лицо вновь было закрыто руками, но дышал он спокойно, пусть и с трудом… Что же они там решали?

  Хотя, это уж точно не мои проблемы…

  Идя на кухню, Юля подхватила свой рюкзак, лежавший у двери. После, находясь уже у кострища, достала оттуда что-то, повернулась ко мне и с довольным видом объяснила:

  – Прикупила тут кое-что, сейчас сделаем, – в руке она сжимала пачку макарон.

  Ого, ничего себе! Я их уже с войны не видел.

  – Обалдеть, сколько они стоят? – в шоке спросил я.

  – Ну-у, какая разница, деньги-то у нас есть… Хоть что-то хорошее, – последние слова она произнесла с грустью.

  Я ещё сначала заметил, что вся это её улыбчивость была некой… наигранной. У неё хорошее настроение не такое, совсем. Она не соглашается ни с кем и не улыбается человеку в глаза, она просто делиться с ним счастьем. А сейчас она делала первое… но никак не второе.

  – А что это с Димоном такое? – задал при входе в комнату интересующие его вопрос Гоша.

  Юля откручивала в этот момент канистру с водой, стоящую у стены. И тут резко остановилась… Тяжело вдохнула, сдержанно выдохнула, затем повернулась к нему и с наигранной улыбкой на лице ответила:

  – Да так, ничего особенного, скоро отойдёт, – окончательно открутила крышку и продолжила: – Может мне кто-нибудь поможет?

  Первым вызвался Антон: стоял ближе остальных. Он, без особого энтузиазма, просто взял канистру и наполнил из неё половину горшка.

  Странно, насколько я узнал “искательницу”, с её боевым характером она бы вряд ли попросила о подобной услуге… Что-то её тревожило.

  – Спасибо, – поблагодарила Юля и повернулась ко мне. – В общем, Саша, мы выклянчили у начальства время для свидания с твоей мамой. Оно состоится сегодня вечером. Больных держат в подвале, так будет проходить всё там. Готовься.

  Ей явно надоело казаться весёлой, так что всю эту тираду она говорила очень серьёзно, стоя на коленях: помешивала высыпанные в чан макароны.

  – Всё понял? – задала она вопрос спустя небольшую паузу.

  – Да, – просто ответил я.

  Мне было больше нечего сказать. Всё уже было сказано. Теперь надо было хранить слова для мамы… которую я, почему-то, теперь боялся увидеть.

  Мои размышления прервал резкий удар в стену дома.

  Всё на миг покачнулось, однако спустя мгновение пришло в норму. Началось.

  – О, а вот и Буря, – спокойно прокомментировал произошедшее Антон.

  Я чуть привстал и посмотрел в окно. Неожиданно для себя я увидел во дворе, на парковке, парочку мужчин, бегущих к зданию со всякими немалыми кусками ДСП, фанеры, картона… Чего это они?

  – Внутрь принимают только детей и женщин, они же выживают, как могут, – последнюю мысль я, скорее всего, выразил вслух. – Так как Шторм идёт с другой стороны, они пытаются скрыться под навесом здания с этой – так больше шансов. Однако всё равно, хых, – она всхлипнула, – немного… хых, ой, извините.

  Я настороженно посмотрел на эту сильную духом девушку. Посмотрел, как она впервые на моей памяти возносит руку к щеке и вытирает с её слёзы…

  – Что-то я… совсем расклеилась, ха…

  “Она ещё и весёлой выглядеть пытается, – подумал я. – Да, для подобного действительно нужна неизмеримая сила воли”.

  Мы все отлично понимали, что для такого человека, как она, всяческие подбадривания и успокоения будут только лишни. Поэтому мы просто стояли и смотрели в окно.

  Откуда открывался отнюдь не весёлый вид: песок обвил Дом и пошёл на задний двор. Он завихрялся, пытаясь закрыть проплешины, образовавшиеся при проходе препятствия. Покрывая собой всё вокруг, он ничто не оставлял не тронутым. Глаз не мог лицезреть ничего, кроме этой Бури. Можно сказать, что на пару минут туман отдал свою корону вечного обывателя этих земель, и теперь песок забирал своё в полной мере.

  Я не слышал ничего того, что происходило снаружи: стеклопакеты до сих пор неплохо выполняли свою работу. Но я чувствовал эту дрожь, приносимую Штормом. Она была небольшой, но всё равно приводила в ужас. Так же её же чувствовали и стекло, дрожащие перед величием этой стихии, которой, по сути, не должно быть на этих землях… однако человек всё же внёс свои коррективы, как обычно…

  – Ну как, макароны уже готовы? – вдруг послышалось из коридора.

  Это был Дима. Наконец-то. Я был очень рад его появлению.

  – Почти, – ответила “искательница”.

  – Ха, отлично. Значит, я вовремя. Кстати, – псолышался звук расстегиваемой молнии, – я тут немного соли достал.

  – О, а вот это очень даже неплохо, – констатировал факт Гоша.

  – Ну, для вас старался. Знал, что одобрите, – он зашёл на кухню с небольшим (размером с половину спичечного коробка) бумажным свёртком в руке.

  На его лице тоже была улыбка. Правда, чуть менее обширная, но такая же наигранная. Да, эти двое друг друга стоят, не у каждой пары будет такая сила внутреннего эго.

  – Ну что ж, тогда у нас всё готово к трапезе. Садитесь, – поднявшись, сказала девушка.

  Взяв из небольшой тумбочки в углу черпак, она так же достала оттуда и немало раз используемый набор одноразовой посуды. Интересно, когда его последний раз мыли? Хотя, какая сейчас разница.

  Вскоре на этих пластмассовых тарелках появились ещё горячие продолговатые изделия из теста.

  Каждый взял по щепоточке соли из руки Димы. Я обиженным не остался.

  Гул, стоящий снаружи, на грани психики ощущался здесь. Как будто нервы реагировали на обстановку вокруг. Четверо (мужчины) сидели за ветхим столом и ели то, что некоторые из них не пробовали уже с три года. Юля же стояла у стены и делала то же самое.

  Как странно получается. Я отлично понимаю, что вкус данного блюда просто восхитителен. Он просто невероятно потрясающий! Я не ел этого уже так долго, а теперь, когда вновь чувствую вкус обычных макарон, которые теперь для меня – нечто, я думаю абсолютно о другом. А именно о предстоящей встрече…

  Давление, оказываемое на меня всем внешним миром в данную секунду, не даёт сосредоточиться на блюде и распробовать пищу полностью. Из-за чего я не могу нормально думать, так как зациклен на одном, а думаю о другом…. Но, чёрт, как же хочется разобраться с мыслями, и в то же время прочувствовать эту прелесть. Но не выходит…

  Макароны закончились довольно быстро. С грустью поняв, что я даже вряд ли запомню их вкус, я, попрощавшись со всеми скупым жестом поднятой руки, пошёл в свою спальню. Странно, только одну ночь там переночевал, а уже “моя”. Ну, это обычно норма, так ведь и с девушками бывает: один раз, а уже своей считаешь. Так что ничего необычного.

  Но ведь иногда бывает и так, что наоборот хочется, чтобы один раз (с девицами) и всё, разошлись, как в море корабли. Да, бывает и такое… но это уже от мужчин зависит… Хотя, иногда и уникумы женского пола попадаются.

  Я навряд ли к таким парням отношусь…

  Плюхнувшись на не застеленную постель, я закрыл глаза.

  Ощущая дрожь всего дома, а вместе с ней и гул за окном, я попытался заснуть, размышляя о том, каким будет предстоящее свидание… А хотя, какая разница?! Будь, что будет! Слова, как обычно, найдутся сами.

***

  – Эй, Саша! Встава-ай, пора уже! – эти слова и послужили тем толчком, который вытолкнул меня из пучины сна.

  Уже который раз за пару дней я с трудом разлепил веки. На этот раз надо мной склонилось девичье лицо Юли, украшенное большими карими глазами.

  – Буря уже кончилась? – почему-то сразу спросил я.

  – Э-эх, часов десять назад, – разогнув назад спину, сказала “искательница”.

  Эти слова заставили меня удивиться, однако в силу сонливости особого вида я не подал. Лишь бровью повел и принял окончательное решение сесть на кровать: до этого ещё присутствовали мысли продолжить сон.

  Поставив ноги на состоящий из местами поломанного паркета пол, я задал ещё один вопрос, так, для острастки:

  – Уже?

  Она, смотря на меня сверху вниз, лишь с грустью кивнула, после чего добавила:

  – Почти десять, настало время.

  – Ясно… подождите, я сейчас, – сказав это, я поднялся и вышел в прихожую.

  Дошёл до двери рядом с кухней: туалет.

  Сделав своё дело – вышел. В квартире было тихо. Наверное, “Искатели” уже ждут на каридоре… Но где же мои напарнике? Может, тоже там? А, какая разница, они явно в Доме – значит, по-любому найдутся.

  Одев стоящие у входной двери сапоги, я вышел. Да, Дима с Юлей действительно были там, где я ожидал.

  – Ну что ж, все в сборе… Двинули, – привычно выразился “искатель”.

  – Погоди, а где остальные? – задал я немного волнующий меня вопрос.

  – Гоша дома в комнате с заколоченным окном спит, Антон пошёл куда-то. Ну пойдём?

  – А… Да, идём, – вновь напали мысли.

  Мы шли по лестнице. С одного пролёта на другой. Конечно же, шли мы вниз: спускались.

  Все думы в мозгу опять роились – уже который раз, а всё равно так непривычно. Наверное, к этому невозможно привыкнуть: ведь как привыкнуть к беспорядку и неопределённости внутри? Скорее всего, никак…

  На пятом этаже снова собралась толпа. Но я теперь, почему-то, не слышал его песни… Спустя секунду я, наконец, нашёл ответ: голова была занята совершенно другим.

  Наш спуск не прервался, хотя я заметил интересующиеся взгляды моих провожатых, а так же по их выражению лица понял всю напряжённость ихнего слуха в те моменты. Не будь меня, они бы явно остановились и насладились бы тем, что играл тот парень…

  Прибывая в таких мыслях, я не заметил, как мы дошли до первого этажа.

  Тут я начал пытаться сконцентрироваться на окружающем фоне, однако вновь не выходило: я вечно отвлекался на свои рассуждения, блуждаю в голове. Не запечатлел я и тот момент, когда мы дошли до входной железной двери, не понял, как марлевая повязка из рук Юли оказалось на моём лице, даже толком не понял, зачем она, уловил только часть объяснения: что-то связанное с ещё не до конца осевшей пылью от Бури. Потом мы почему-то пробежались. Мне просто сказали следовать за ними, я и сделал. Затем спустились в подвал.

  И тут всё вдруг встало на места…

  Точнее, даже не встало на места, а просто погрузилось в темноту: так же, как и я.

  Света было мало, очень мало. Только одна двадцативаттная лампочка где-то в далеко мало-мальски освещала путь.

  Поддавшись инстинктам, я пошёл к ней: на свет.

  – О, а вот и вы, мы уже заждались, надеялись, что не придёте, – сказал кто-то из тьмы.

  Голос был мужской и немного посаженный. Он явно принадлежал пожилому человеку…

  В этот момент мужчина вышел на свет. Моя догадка подтвердилась: это действительно был мужчина лет семидесяти, лицо его было испещрено кратерами морщин, кожа во многих местах была стянута и уже поимела чуть бледноватый оттенок, волос почти не было, только мелкие седые проплешины по бокам. Ещё сильно выделялись большие сломанные и замотанные посередине очки, закрывающие брови.

  – Насколько я понял, это вам назначена встреча, – немного наклонив голову, спросил старик, глядя на меня.

  Взгляд его был тяжёл. Мне сначала показалось, что он будто рассеян, однако теперь, когда он сфокусировался именно на мне, мне почудилось кое-что совершенно противоположное: будто бы он смотрел на меня сквозь Диму с Юлей, совершенно не замечая их или что-либо вокруг.

  Я растерянно кивнул.

  – Что ж, тогда пойдём, – сказал он развернувшись и чуть отойдя от нашей компании.

  Мы, ясное дело, последовали за ним.

  Глаза чуть привыкли к данной темноте и теперь я мог различать кое-что в этом мраке: мы шли по коридору, по бокам от нас вились ряды порванный тряпиц, являющих яз себя занавеси. Они хлипко закрывали от глаз людских сколоченные на скорую руку койки с грязными матрацами и положенными на них давно не мытых людей. Запах пота плотно въелся в эти стены, поэтому теперь тут больше “благовонял” именно он, а не какой-либо другой дух медикаментов: ведь именно так должно пахнуть в подобных местах. Поэтому в носу сильно щепало, ввиду чего хотелось чихнуть, глаза слезились, а дышал я через раз.

  Со всех сторон доносилось нечленораздельное бормотание. Обычно глаголил мужской голос, но иногда в общую какофонию вливался и женский. Говорили обычно про некую опасность, чтобы кто-то не рос на них… или там было что-то другое. В общем, несли подобную ересь, которую я не понимал. Пока не понимал…

  – У нас тут, конечно, немножко не прибрано, – вдруг сказал врач, шедший впереди. Мысленно я с ним согласился. – Но как есть. Приношу извинения за подобные неудобства, – по голосу было понятно, что он говорит он это так, для острастки, – но люди обычно к подобному быстро привыкают. А вы тут и вовсе надолго не задержитесь…

  – С чего вы это взяли? – для меня последняя фраза прозвучала как вызов.

  – Я вас уверяю, – на этих словах он остановился у одной из занавесок: – Ну вот, теперь ваш выход. Желаю удачи.

  Он взял край тряпицы и оттеснил его в сторону, освобождая мне путь.

  Я прошёл.

  На плохо собранной кровати, накрытая одеялом (так, чтобы были видны только голова с плечами) лежала женщина. По её лицу нельзя было сказать, что ей уже сорок лет, скорее каких тридцать. И лишь немногие люди могли определить её точный возраст. Я мог…

  Она спала.

  В глазах и так щипало, а тут ещё это… Я не смог ничего сказать, только почувствовал, как слёзы немалым потоком полились из глаз, как будто заменяя собой слова… Подойдя чуть поближе, я взялся за плечо женщины и немного потеребил его, при этом, шмыгая носом и заливаясь солёными слезами, повторяя лишь одно слово:

  – Мам… Мама… Ма-а-ам…

  Неожиданно она открыла глаза.

  Я почему-то чуть отпрянул. Однако, посмотрев в её зеленые глаза, такие привычные и родные, вновь расплакался и подошёл чуть поближе наклонившись… Я только хотел что-то сказать, как она начала первой.

  – О, Саша… А я тебя уже жду. Наверное, это единственное, чего мне не хватало… Ну, как тебе там? Что-то ты ко мне так поздно пришёл кстати, ты что, меня совсем не ждёшь?... Аха, не волнуйся: знаю, что ждёшь, – она говорила это таким тоном, будто это было уже её запланировано ранее и всё идёт так, как должно быть. Я не чётко понимал смысл её слов, однако одна догадка настойчиво грызла черепную коробку… от неё мне было страшно. Я слушал её слова, нагнувшись и раскрыв глаза от удивления, не в силах пошевелиться. – Ты не бойся, я уже скоро к тебе приду. Только, папу жалко… Ты его видел? Да нет, зачем тебе его забирать… И правильно, пусть у него ещё всё будет хорошо. Ты только главное, не волнуйся, я скоро приду, тогда мы с тобой поговорим хорошенько… Ха, Сашенька, как же я соскучилась по тебе, ты ещё чуть-чуть подожди… я уже… скоро…

  Она закрыла глаза и продолжила свой сон. Я видел, как вздымается её грудь, поэтому сомнение в её жизни у меня не возникал.

  Но всё же, что же это было?! Она говорила всё это с такой любовью и нежностью, как и подобает матери, но не той, которая не видела сына несколько лет…

  И как она меня только узнала? Да и вообще, каков был смысл её слов?...

  “Она приняла всё это за сон, для неё, ты уже давно мёртв” – в который раз сказал некий голос у меня в голове. На этот раз его пришествие стало для меня не слишком сильной неожиданностью. У меня была такая мысль, насчёт её неверия в происходящее, однако я просто не хотел верить, Голос же мне только констатировал факт.

  В момент догадки я потускнел. Да, всё верно…

  Рука потянулся вновь к её плечу, однако на середине пути остановило: нет, не надо, она всё равно не поверит. По крайней мере, сейчас. Надо, чтобы она пришла в норму, тогда она вновь уверует в жизнь и поймёт, что я, не просто сон…

  В этот момент у меня возникла новая цель.

  Вытерев слёзы, я пошёл обратно.

  На выходе из “палаты’ меня ждали, причём всё те же люди: Дима, Юля и  старик-доктор, который так и не представился. Они что-то обсуждали, но, увидев меня, сразу прекратили. Первым ко мне обратился незнакомец:

  – Ну, как всё прошло? Ты довольно быстро я ожи…

  – Что это за болезнь? – твёрдо спросил я то, что мне надо было сейчас узнать.

  Он поглядел на меня непонимающим взглядом (мол, что за вздор, его не могли перебить) после чего, поняв суть вопроса, ответил:

  – Зачем вам это, молодой человек, это не так уж важно…

  – От неё есть лекарство? – поняв, что ответ затянется, я задал другой вопрос.

  Он вновь посмотрел на меня непонимающим взглядом, только теперь в нём читалась заинтересованность и жажда наживы: он понял свой выигрыш.

  – Неужели вы собрались… – вновь неторопливо начал он.

  Но я опять перебил:

  – Да.

  – Ха, ну что ж, тогда не буду вас останавливать, учитывая, что нам это только на руку. Думаю, название болезни и прочие научные выводы вам теперь не так уж интересны…

  – Короче, – у меня не было времени слушать его россказни.

  В этот момент я уловил взгляд “Искателей”. Он метался от меня к старику пытаясь понять, о чём идёт речь. И только на последней фразе доктора они осознали смысл выше сказанного:

  – Ну, тогда вам прямая дорога к Дворцу Республики, там вроде бы идёт разработка лекарства, там же и самое большое поселение. Вы это хотели услышать?

  Вместо ответа я протиснулся между его и Димиными плечами: мне срочно надо было идти к выходу. Нет, не из-за запаха (хотя из-за него тоже), просто теперь я точно решил, куда отправлюсь следующим утром. Да, видать, дело моё, ещё не закончено…

  – Эй, ты куда собрался? – встревожено спросила подбежавшая Юля.

  – А ты разве не слышала, что сказал старик? Думаю всё понятно…

  – Ты что, совсем рехнулся туда идти? – ошеломлённо задала она ещё один вопрос.

  – Я? Да, – думаю, этого хватает для ответа.

  Поскольку потом вопросов не последовало, мне кажется, ей тоже так показалось.

  Хотел бы я сейчас видеть глаза “Искателей, смотрящие мне в спину…

  Когда я уже открыл дверь наружу, сзади ко мне прилетело:

  – Какой нахальный юноша, – голос был посаженный, стариковский и уже успевший набраться у меня нехилой нехорошей репутации (в моих глазах).

  Но с этим утверждением я был отчасти согласен…

 

  Ночь прошла быстро.

  Вопросов никому никаких не задавал, да и в раздумья не погружался. Пришёл и сразу спать. Пусть мозг отдохнёт, всё-таки утро вечера мудрее.

  Собственно, проснулся я ещё до утра. Было часов пять, кругом кромешная тьма. А мне уже не спиться.

  Обдумывать план действий не хотелось: основываться. Будить остальных тоже: пока не надо. Предполагать шансы на успех или же провал тоже несильно желалось: и так понятно, где преимущество…

  Поэтому я просто лежал и смотрел вверх, на обшарпанный потолок… Интересно, а каким он был раньше? Наверное, более красивым и светлым…

  А какими  были те люди, что сделали его? Радостными и весёлыми, не терпящими грусти?

  Может, они и населяли эту квартиру, жили тут небольшой семьёй, в человека четыре. Может, у них даже было домашнее животное. Кошка, например. И им было хорошо.

  Они решали повседневные проблемы и при их решении очень радовались, ведь нет ничего лучше, как преодолеть некое препятствие. Хоть и простое, хоть и обычное, но всё же…

  У них, скорее всего, всегда было что поесть. Дети были всегда одеты, да и вообще жизнь удалась… А как теперь?

  Получилось ли им сохранить свою жизнь? Смогли ли они выжить в этом наставшем аду, или же нет? Хм, наверное, это тот вопрос, ответ на который я никогда не узнаю…

  Ха, и вот я снова подобным бредом загоняюсь… Да-а, пора бы прекращать думать о других, и позаботиться, наконец, о себе.

  А надо ли мне это? Да нет, несильно. Но ведь людей всегда тянет на раскрытие бесполезных загадок…

  В этот момент в комнате, напротив моей, послышалось скрипение кровати. Антон встал, что ж, значится, и мне хватит разлёживаться…

  Выйдя в прихожую, я встретил своего напарника. Его лицо никак не отреагировало на моё появление, даже глаза не поменялись. Небольшое удивление выразилось лишь в голосе:

  – Ого, тебе тоже не спиться… Что ж, тогда с ещё не наступившим тебя, – сказав это, он пошёл в ванную.

  – Это ты насчёт утра? – решил уточнить я: ещё не до конца привык к его фразам.

  – Именно о нём, – медленно проговорил он, склоняясь над раковиной.

  Прополоскав рот и обмыв лицо, он вышел.

  – Антон, - позвал я. Явно не ожидавший с моей стороны такого выпада (я никогда ещё не называл его по имени), молодой напарник остановился – это я почувствовал по прекратившейся вибрации пола. – Дело есть.

  – Ого, какое же?

  – Мне нужно в скором времени пойти кое-куда, и это не Автозаводская…

  – В общем, ты вновь куда-то намыливаешься…

  Я чуть подумал. Что же ответить на подобное? А хотя ладно, буду говорить, как есть:

  – Если грубо, то да. Мы проделали уже немалый путь, – Антон усмехнулся, – но сейчас у тебя с Гошей есть шанс отрекнуться от меня, и пойти обратно на станцию метро… Что скажешь?

  Мы стояли друг к другу спиной. Поэтому его глаз и лица я не видел. Однако задумчивость будто бы неким неощутимым грузом повисла в воздухе. Его ответ может быть не предсказуем…

  – Ха, странно. Интересно, если бы первым встал старший, то ты бы с ним советовался, а меня бы после спросил?... Ладно, можешь не отвечать, ответ очевиден. Мой же зависит от вердикта Гоши, хотя я уже, вроде, знаю, что он скажет. Ха… а вообще знаешь что? По своей натуре я был бы не против, уж очень интересно складывается сюжетная мозаика, и уж больно хочется посмотреть, что же будет дальше…

  Тут небольшая дрожь почувствовалась вновь.

  Улыбнувшись, я подошёл к умывальнику. Набрал воды, выплюнул и сам себе улыбнулся, с облегчением выдохнув. На секунду представив, как я выглядел в этот момент (жаль, зеркала тут не было), я покачал головой.

  – Один готов, – тихо сказал я сам себе.

  Да-а, даже не ожидал, что подобное принесёт мне столько счастья, однако так оно и было. Я был действительно рад.

  Обмыв лицо и, чуть, тело, я вышел из комнаты. Не мудря лукаво, направился к Гоше. Всё-таки уже пора бы вставать, а так и мне бы поскорее с ним поговорить. Хотя, может быть, я поступал плохо, что собирался лишить человека сна, однако и меня поймите: такое моральное возбуждение я испытываю не каждый день. Ведь именно в тот момент, они нужны были мне больше всего…

  Подойдя ко входу в комнату, я тихо выглянул за стену.

  – Да не парься ты, входи уже, – сказал Георгий, почувствовав моё присутствие.

  Он сидел на тахте и смотрел в уже избавленное от металлического настила окно. Пока там было мало что видать, поэтому неуверен я, что он пытался там что-то рассмотреть: он просто думал.

  – О… А.. а как ты… – чуть растерялся я.

  Мой же собеседник не стал сильно церемониться, оборвав меня на полуслове:

  – Я слышал твой с Антоном разговор. Куда это ты уже собрался? – он до сих пор даже не посмотрел на меня.

  Я постоял немного, обдумывая услышанное. Затем, поняв, что скрываться всё равно уже нет смысла, шумно выдохнув и повесив голову, уперев взгляд вниз, ответил:

  – Моя мать очень больна, она уже даже не осознаёт где реальность, где сон. Я толком даже не знаю, что с ней. Однако я знаю другое: лекарство от этой болезни вполне возможно есть у людей, живущих во Дворце Республики, – тут со стороны моего товарища послышался удивлённый свист. Я же, подняв голову, пришёл к главной моей цели: – И хоть я не уверен, что мне удастся добраться до цели без вас, однако я всё равно отправляюсь туда!… Всё-таки очень синь сильно надеясь, что вы, всё же, пойдёте со мной…

  Повисла тишина. Она убивала, давила, не давала думать, а просто наседала на сознание. Что же с ним? Он даже не смотрит на меня… Может, что-то случилось, обычно, он всегда с радостью принимает мои предложения, а тут… Хотя, что ему уже надо: ему предложили отличную работу и кров – то, зачем он сюда ехал. Что ещё ему нужно, тем более от меня?...

  – Пойти куда-то, куда даже не знаем дороги и проверить, если там то, чего может даже не существовать, – медленно и настороженно начал Гоша. Его тон заставил меня поволноваться, потому как он очень редко так говорил: резмеренно, басовито, серьезно… – Ха! – его пронзительный смешок будто вынул меня из омута беспокойствия. Он, наконец, обернулся ко мне и сказал с небольшой улыбкой: – Чёрт, Санька, вот за что я тебя обожаю. Мы искали то, чего уже не должно было быть вообще, и всё-таки нашли! Аха, так почему бы не попробовать и в этот раз?!

  Секунду в меня входило то, что я только что услышал… Так стоп, так это значит что он…

  – Я за, – встав с койки, вынес вердикт Гоша.

  Не знаю почему, но мне хотелось радоваться, прыгать, просто поделиться своим счастьем со всеми. Однако я просто сдержанно улыбнулся и протянул ему руку. Когда его запястье слилось с моим в сильном рукопожатии, я накрыл его ладонь своей, при этом сказав, глядя в глаза:

  – Спасибо.

  – Ха, – усмехнулся он. – Пока что не за что, а теперь пора бы нам собираться. Да и надо бы путь до этого Дворца узнать, так что иди, буди наших “следопытов”.

  После этого он развернулся и принялся собирать свои вещи.

  Точно, ведь ещё и путь нужно выведать, вряд ли у нас найдутся ещё люди, кроме Юли и Димы, кто готов с нами поделиться подобной информацией. Хотя, и с ними далеко не всё ясно…

  Кивнув, я вышел из комнаты. Теперь следовало зайти в гостиную, всё-таки эта парочка там расположилась. Я был уверен, что они ещё спят, однако как только я вышел в коридор, меня сразу же встретил полуголый Дима, который явно только что встал и шёл умываться…

  – А.. а.. – немного затормозил я: не ожидал просто подобного. – А чего это ты так рано?

  Выговорив наконец свою мысль, я продолжил смотреть на “искателя” такими глазами, будто видел его впервые – наверное, просто реакция организма на подобные не идущие по плану загвоздки… нет, какой-то бред…

  – А с вами поспишь? Когда ты на всю квартиру орёшь-то? Чё тебе там уже в голову вбрендилось? – он пошёл дальше, оставив меня за спиной, хотя явно намеревался услышать ответ.

  Я в итоге оценил сложившуюся ситуацию, встал прямо, собрался, взгляд вновь стал спокойным.

  – Да ничего такого особенного. Просто надо кое-куда сходить…

  – Куда? – перебил он меня, набирая в рот воды.

  – Да есть одно место, только дорога до него мне пока не известна.

  – Ха, и ты хочешь узнать её у меня, – констатировал факт Дима.

  Чёрт, как же я не люблю только что вставших людей: они всегда какие-то нервные, взбудораженные и озлобленные… Хотя стоп, чего это я, люди и так по жизни такие…

  – Если на чистоту – да.

  Мой собеседник выпрямился во весь рост, закинул голову к верху, шумно резко выдохнул, чему-то усмехнулся, при этом закрыв глаза, после чего, повернувшись ко мне, спросил с небольшой ухмылкой:

  – Куда идти-то нужно?

  – Дворец Республики, – коротко и ясно.

  – Охохохохо, да ты свихнулся… Хотя, вы из Бреста до сюда добрались, кто вас знает… – Он чуть призадумался, опустив предварительно голову. Затем, резко подняв её, сказал, глядя в стену: – Ладно, я нарисую вам самый безопасный маршрут, но только, пока не поздно, искренне прошу, – он посмотрел на меня серьёзным взглядом, – выбрось эту идею. Без нас с Юлей вам до туда точно не добраться, там есть свои факторы, которые надо знать изначально, а вы о них ни сном ни духом. Так что лучше, тебе мой совет, возвращайся на “автозавод”, – он вновь посмотрел в стену, опять немного вылил из стакана воды на руку и, теря влажную ладонь о вторую кисть, заключил: – В конце концов, своей цели ты достиг, больше ничего держать тебя не должно. Я кончено понимаю, тебе хочется спасти свою мать, и это я полностью поддерживаю. Но всё же, ты ведь хотел её только увидеть – ты это сделал. Почему бы теперь не начать спокойную, насколько это возможно, жизнь…

  – Уж точно не тебе меня учить как жить, – процедил я. – Мама – это самое дорогое, что есть у человека. Её не было у меня пять лет, и так просто я её создателю не отдам. Ты-то должен понимать, насколько для человека важна его семья… Если да, то почему ты городишь мне тут всякую хрень?!

  На последней фразе я сильно повысил голос. Но его спокойствие и принятие факта меня действительно вывели из себя: я просто не смог сдержаться…

  – А-ах, тише-тише, Юлю разбудишь… – в этот момент мне действительно захотелось его ударить, причём, вложившись в удар по полной.

  Но ему ещё нам карту рисовать, а при наихудшем раскладе он просто-напросто откажется это делать – эта мысль меня и сдержала.

  – Ты извини, что затронул твои чувства, однако и ты меня пойми, – он перекрыл воду, оттряхнул руки и двинулся обратно в комнату, когда мы с ним поравнялись, Дима прошептал: – Сироте вообще очень трудно понять чувства остальных…

  Всё, он пошёл обратно в зал. А я остался стоять у входа в ванную…

  Ого, такого я не ожидал… Ну да, тогда всё ясно, и нечего на него пинать, всё-таки, он не виноват в том, что было уготовано судьбой…

  Я улыбнулся своей глупости. Ха, иногда, всё же, слова куда быстрее разума… Это-то и есть главная проблема людей…

  С грустью выдохнув, я пошёл в свою комнату – пора было тоже собираться.

  Я был уже на пороге, как тут в спину прилетело:

  – Ну как прошло? – это был Георгий.

  Чуть подумав, я ответил, не оборачиваясь:

  – Конструктивно, – и зашёл в спальню.

  Зачем я это сказал? Хотя, по большей части, в каком-то смысле так и было… Ха, да-а, вот и опять… Ладно, думаю: Гоша поймёт…

***

  Было уже около десяти часов утра.

  Все дела были сделаны, вещи все были собраны, люди были все приготовлены к выходу. Кроме Димы.

  Нет, не то что он не был готов, просто он единственный, кого не хватало для полного состава: он вышёл полчаса назад за некими вещами, которые, якобы, нам обязательно нужны, и с минуты на минуту, как сказала Юля, должен появиться.

  Вообще она, “искательница”, об моём решении узнала последней. И как только ей рассказали, она тут же устроила небольшой скандал, сплошь состоящий из обзывательств и отговорок, посланных в мой адрес. Но, слава Богу, на долго её не хватило, спустя пару десятков минут она успокоилась, махнула на меня рукой и недовольная пошла собираться к выходу… В тот момент я лишь улыбнулся.

  Сейчас же она стояла (ну, Гоша и я вообще сидели на комоде с тумбой) вместе с нами у входной двери и также дожидалась своего напарника.

  Интересно, что это за вещь, которая нам так нужна? Ну, в любом случае то, что они нам дадут, лишним не будет: всё-таки на этих землях они куда опытнее нас. Поэтому они и знают их куда лучше, и что на них делать надо – тоже куда больше нашего осознают. Нам пока попривыкнуть надо, маршруты некоторые изведать. Кстати один из них мы сейчас и собирались проверить. Это и есть путь до Дворца. Как сказал Дима, по нему почти никто не ходит по одной простой причине: среди их братии он считается самым опасным…

  Однако после этих слов я решился спросить у нашего провожатого, откуда тогда тот заскорузлый врач знает о том, что в тех далях, вполне возможно, есть лекарство. Ответ Димы меня не сильно обрадовал тем, что я почти ничего не понял из его медленного и неуверенного шептания. Зато я сделал один вывод: он сам ничего об этом не знает. А я уже знаю, точнее я понял, хотя и он, скорее всего, понял, только признаться боится в том, что кто-то, но доходил из той части города сюда. И именно этот кто-то принёс эту информацию с собой.

  Поэтому, в любом случае, попробовать стоит…

  Мои размышления прервал топот тяжелых сапог по бетонной лестнице. Как только эхо от ударов прекратилось, остановившись на нашем этаже, а потом стало приближаться – догадка подтвердилась: это “искатель”.

  – Быстро он, – прокомментировала Юля в полголоса, нахмуренно смотря на дверь: всё ещё дуется на меня.

  Тут дверь открылась. Ни с кем не здороваясь, хотя он и не прощался, Дима, одетый во что-то синее, с порога сказал (кинув нам три сложенных голубых… комбинезонов?):

  – Одевайте, это вам подарок из третьего подъезда, – тут же он повернулся к Юле и дал ей один. – Тут горнолыжные очки, перчатки и дождевик.

  – И зачем же это? – спросил Гоша, разглядывая полиэтиленовую робу.

  Антон в это время, без лишних вопросов, напяливал данный костюм. Я же поднимал с пола очки, упавшие в момент, когда я развернулся накидку.

  – Грибок. Паразит, из-за которого и пошла болезнь. Он переносится с помощью Штормов. Первые пару часов после катаклизма можно ходить хоть без одежды: споры высоко и только начинают оседать, так как они куда тяжелее воздуха. После лучше вовсе не вылазить примерно с половину суток. Сейчас же лучше предохраняться: споры почти осели, однако малейший ветерок их поднимет вверх, а если они соприкасаться с вашей кожей, то пиши пропало… Ток что, чтобы прикрыть все участки тела, лучше наденьте всё. Затяните потуже капюшон с рукавами. Штаны советую же закасать в носки… Да, так будет безопаснее.

  Выдавив из себя эту довольно немалую тираду, Дима сел на моё место на тумбе и задумался, опустив голову.

  И что же в ней происходит?...

  Так, стоп, он сказал, что болезнью является грибок?

  – Погоди… Какой грибок?! – очнулся я.

  – Дошло наконец… Обычный, произрастающий в теле человека и живущий за его счёт. Название не помню, уж извини. Но думаю, тебе оно и не понадобиться, если учесть, куда ты собрался…

  – То есть подожди, – я словно не слышал его слов. – Ты хочешь сказать, что моя мать больна именно им?!

  – Да, – устало выговорил Дима, совершенно открыто показывая нежелание продолжать беседу.

  Однако когда все, включая вновь блуждающего в своих мыслях меня, были готовы, он встал и сказал ещё одну фразу. Самую частую и, наверное, привычную:

  – Двинули, – и махнул рукой.

  Я вновь погрузился в раздумья… Хм, как-то слишком часто я начал подобным промышлять, надо бы уже завязывать, а то привыкну ещё, чего ненароком.

  Первые этажи я ещё замечал. Пустынность их коридоров и гуляющий по ним небольшой ветерок я тоже первые минуты пропускал сквозь себя. Только на уровне так третьем я совсем отключился от мира.

  Думал о грибке, о возможном его выведении из организма, хоть даже не имел и малейшего представления об этом, о его свойствах и так далее. Попутно с этими думами понимая, что все они бесполезны и не несут абсолютно никакой ценности…

  Спустившись на первый этаж, я ещё уловил тот момент, когда Юля отдавала ключ от квартиры. “ А как же деньги?” – подумал я, после предположив, что, скорее всего, она их отдала ещё заранее: всё-таки здешние люди не настолько щедры, чтобы сначала позволить отдохнуть, а только потом заплатить… странно, что они ещё доплаты не попросили, хотя толком и просить-то не за что.

  – А вот теперь надеваем очки, – расслышал я голос Димы.

  За ним последовало беспорядочное шебуршание дождевиков: все явно последовали его приказу. А стоит ли это же делать мне? Что, чёрт тебя, за вопрос, конечно!

  Я встрепенулся, быстро натянул горнолыжные очки, затянул потуже шнурок на капюшоне, завязал его и постучал себя по щекам. Что-то я вообще какой-то грузный… Пара бы действительно прекращать.

  “Искатель” открыл дверь.

  В глаза вновь бросились вечная сырость с серостью. Хотя, сегодня был на удивление неплотный туман… Хм, что-то явно не так. Хотя, тут только один выход: позже он загустеет.

  Я взглянул вниз, под ноги. Конечно, невооружённым взглядом я споры не определю, однако у меня сразу возникли подозрения на некую синеватую пыль, нерезонно вписывающуюся в привычный монохром. А была ли она тут раньше? Не помню, может быть была, а я просто не заметил. Или же это именно она несёт столько смерти? Может быть… Так может ли быть, что именно вот такая одна пылинка попала на тело моей мамы?...

  И тут я снова углубился в себя. Эх, ну вот ничего не могу я с собой поделать. Обычно я люблю действовать, но это только тогда, когда действительно нужно это делать. А в таких моментах нечастого затишья я очень много думаю… Пора бы прекращать, всё-таки это тоже вредно.

  Я изредка поглядывал по сторонам. Людей вокруг не было, то есть совсем. В Периферийном Городе ни души не наблюдалось. Хотя, оно и ясно, сейчас лучше никому не вылазить.

  Пройдя этот не совсем хороший участок довольно спокойно, мы приблизились к входному блокпосту. К нам сразу же побежал один человек, однако немалых размеров дядька, стоявший у самой лестнице в комбинезоне ОЗК, остановил его, перегородив дорогу стволом пулемёта РПК. “Дмитрий Сергеевич”, – вспомнил я. А второй, скорее всего, проверять нас бежал… Ха, хороши всё же, что у наших провожатых тут связи есть…

  Закованное в противогаз лицо мужчины, повернулось к нам и кратко кивнуло. Все ответили тем же. Я не стал исключением, хоть всё время и пялился только под ноги, витая в облаках.

  Я даже не заметил спуск. Все мысли были заняты только лишь прошедшей встречей. Как всё могло быть иначе, как я мог поступить иначе, что сказать другое и тому подобное. Я не переставал об этом размышлять, однако чем дальше я уходил в свои мысли данного типа, тем хуже мне становилось на душе.

  Как же всё-таки глупо…

  Мы уже прошли половину “Дороги среди Руин”, как я очнулся. Туман вокруг почти рассеялся, что, конечно, послужило немалым аргументом для моего искреннего удивления. Однако далеко смотреть я всё равно не мог: стёкла маски начали запотевать. Пора бы её уже и вовсе снять… Хотя, а сколько мы вообще идём.. по времени?

  Я хотел уже было это спросить, как вдруг передумал: зачем, когда придёт час, тогда “Искатели” и сообщат об снятии очков. А если сейчас они молчат, то значит пока и не время.

  Мы уже подходили к небольшой лесенке, ведущей наверх, как тут со стороны Гоши послышалось:

  – Ого, ничего себе, как оно интересно получается!

  Я поднял голову, но ничего не заметил.

  Наверное, в данный момент он видел куда больше меня. Но мне действительно стало любопытно, поэтому я спросил:

  – Что там?

  – Ха, сейчас поднимемся наверх, увидишь! Димка, часто у вас здесь такое?

  – Отнюдь, – ответил провожатый, и в его голосе я ловил некие нотки радости.

  Что же такое произошло? Ответ открылся мне после того, как мы взобрались на лестницу и остановились у уже виданной раньше остановки.

  – Ну что ж, теперь можно и очки снять, а то явно уже всем на глаза давят, – посоветовал “искатель”.

  Я натянул их на закрытое комбинезоном темя и повернулся вы сторону, где остался Дом. В этот же момент моё дыхание перехватило…

  Я никогда ранее ничего подобного не лицезрел! Это была красота и великолепие среди руин и разрушения! Я даже не знал, как подобное можно было объяснить! Почему туман всегда скрывал от меня подобное?! Я не знаю, куда он исчез сегодня, но я видел всё, на много сотен метров вокруг…

  Я видел весь масштаб “Руин”, похоронивших под собой часть дороги и разросшихся на полкилометра в ширину… Я видел Дом, стоявший посреди этой полосы уничтожения как неприклоняемый исполин. Видел справа от него разрушенные многоэтажки бледно-желтого цвета, от которых теперь остались лишь первые этажи. Видел стоящее за ними одноэтажное плохо сохранившееся здание окружённое погнутым забором и остальным металлолом, взявшимся невесть откуда… “А может, это была школа?” – Вдруг пришла мне на ум догадка. Почему бы и нет, вполне возможно… Ещё я видел лес слева от Дома. Половина его была желтой, а половина стояла “голой” и обездоленной. Раньше это был красивый хвойный лес, а теперь нелицеприятное смешение смерти и повреждённой радионуклидами жизни. Посреди леса был небольшой холмик, на нём я видел маленькое зданьице, на котором сидела фигура. Она смотрела по сторонам, затем замерла неподвижно на секунду и, не по-человечески, оттолкнувшись двумя ногами от края, при это расставив руки в стороны, спрыгнула вниз и просто исчезла… Что это было? Да-а, подобного я ещё не видел.

  Неясное копошение и стук металлических предметов наблюдался и слышался и в некоторых районах “Руин”. Я смотрел туда, но из-за плотного слоя строительного мусора ничего не видел. Но вряд ли подобное мог сделать один лишь ветер. Ещё некие фигуры просматривались и в разбитых окнах разрушенных домов. Так же мимолётное передвижение я замечал и вдалеке: там, где кончалась полоса разрушения и вновь, начиная с поднятого неведомой силой асфальта, выступала автомобильная дорога. Среди разбросанных, грязных, потёртых временем машин, то тут, то там просматривались нечёткие блики существ, неведомого мне происхождения… Обычно меня бы это испугало, но, почему-то, не сейчас. Сейчас я просто смотрел на всё это, наслаждаясь переливами красок на солнечном свету… Так стоп, СВЕТ?!

  Я резко повернулся и тут же чуть не ослеп…

  Я стоял у дороги. Через дорогу находился лес, а вот посреди этого леса находилась ТЭЦ, увенчанная трубой огромных размеров. Наверное, она даже могла сравниться той, что мы видели подъезжая к Минску… Хотя нет, вряд ли. Но всё же, это тоже отнюдь не дурно.

  Конец её был сколот, из-за чего всё-таки присутствие постапокалипсиса ощущалось. Однако я пытался не смотреть на эту небольшую досадность: я смотрел чуть выше. Туда, где небесную гладь озарило то, чего уже я не видел очень давно… Солнце!

  Конечно же, оно было немного закрыто тучами. Пропитавшийся сыростью воздух ещё не до конца пропускал лучи. Да присутствовало ещё немало факторов, чуть-чуть ухудшающих служившуюся обстановку. Однако на моё настроение они теперь повлиять не могли. Ибо то, ради чего стоит жить, я увидел…

  Да и хорошо, что оно светит ещё не в полную силу. А то так бы повернулся, и зрения лишился…

  Ха, а ведь как интересно получилось: ввиду запотевших очков, я один не лицезрел его сразу же, а только после подъёма… Так может ли это значит, что я получил больший кусок счастья, ведь ожидание увеличивает радость?... А, какая разница, главное, что теперь, хоть не надолго, всем будет действительно хорошо!

  – Ахаха, обалдеть! Солнце, – засмеялся вдруг Гоша, взявшись руками за голову и чуть отвалившись назад, – это же Солнце! – в этот момент он резко показал на светило обеими конечностями, как бы пытаясь взять его, и посмотрел на всех нас поочерёдно, с глупой улыбкой на лице.

  Я тоже улыбнулся. У Антона лишь уголок рта приподнялся, однако по блеску в его глазах я понял, что он чувствует то же самое, что и остальные: искреннюю радость.

  – Вуух, – с удивлённой улыбкой произнёс Дима, чуть попятившись, при этом вертя головой. – Аха, разделю твою радость… Такое действительно не каждый день увидишь…

  – Последний раз месяцев восемь назад был, - немного ухмыляясь, произнесла Юля. – Эх, сейчас бы сесть куда-нибудь, да подставить лицо счастью…

  – Ха, согласен… Да нельзя пока, – вежливым голосом перебил свою напарницу “искатель”. – Эх, да-а… бывает же такое, нет чтобы завтра выйти… Хотя, о чём это я, и на том спасибо.

  Он вновь посмотрел вверх. Светило начало светить ещё ярче, поэтому теперь многие загораживались рукой,  Антон и вовсе отвернулся.

  – Вы всё-таки уходите? – не убирая лица из-под прекрасный солнечных лучей, неожиданно спросил Дима (мастерски тему перевёл).

  – Как Сашка решит…

  Начал было Гоша, но быстро сориентировался с ответом:

  – Да.

  – Что ж, тогда ладно… Оо-х, видать, нам вас не остановить, – медленно поворачиваясь ко мне с Георгием, сказал провожатый.

  Затем встал в расслаблённую позу, чуть наклонив голову набок, и ухмыльнулся, глядя на нас. Он явно дожидался ответа на некий вопрос, но на какой…

  – Даже не пытайся, – догадался Антон.

  Дима усмехнулся, закрыв глаза и отвернувшись от нас на мгновение, но затем вновь посмотрел в нашу сторону, вынеся вердикт:

  – Ха, ясно-ясно, понял… Ну тогда мне ничего не остаётся, как только пожелать вам удачи, да и кое-что отдать, – при последних словах он полез в свой рюкзак, предварительно сняв с одного плеча лямку. – Вот, держите.

  В протянутой им руке был календарик.

  – Спасибо, конечно. Но зачем он нам, тем более за 2027-ой год? – спросил Гоша, взяв подарок.

  – Ха, ты переверни, – на обратной стороне оказалась карта местности. В одном краю была Автозаводская, а в другом Партизанская станция метро. И между ними была прочерчена аккуратная чёрная лини – по ней я и понял, что это. – Раньше такие популярны были, между двумя станциями карты изображали. У меня таких немало осталось, вот я и подумал. Вам же нужно… А в метро, думаю, вы и сами разберётесь, как до Купаловской добраться… Хотя, дойдёте вряд ли. Так что всё же напоследок хочу спросить: вы уверены?

  Его взгляд стал стальным и непреклонным. Голос чуть погрубел, а его хозяин смотрел на нас, не отворачивая (как обычно) головы.

  – Да, – жёстко сказал я, на что услышал Гоши смешок.

  Антон оставался неподвижным: он смотрел на Дом.

  – Ну что ж, тогда дам ещё один совет: добираясь до Партизанской, сначала держись поближе стен ТЭЦ. Тут парни из Дома, тут живности мало. Когда пройдёте растворобетонный узел, вот тогда будьте начеку... Ну, и прощавайте.

  Сказав это, он начал медленно идти назад, всё ещё смотря на нас и держа руку поднятой: прощаясь. Юля же демонстративно отвернулась и пошла прочь. Я просто кивнул, Гоша отсалютовал, а Антон вдруг сказал:

  – Даже разрушение, если его правильно подать, выйдет за идеал красоты.

  – А? – остановился “искатель”, посмотрев на моего товарища, на которого сейчас смотрели и остальные. Спустя недолгую паузу последовал ответ: – Ха, да, согласен с тобой.

  Всё это он сказал прикрыв глаза и чуть приклонив голову, попутно улыбаясь. Затем резко развернулся и пошёл за напарницей.

  Всё, теперь мы вновь остались одни…

  Я ещё раз повернулся к городу лицом. Гоша, одаривая свои действия тяжким выдохом, сделал тоже самое. Антон даже не отворачивался.

  Эх, как же всё-таки тут красиво!...

  Так мы простояли примерно с минуту, пока старший не сказал:

  – Ладно, парни, хватит уже. Не стоит на одном месте задерживаться, пойдёмте лучше… Санька, дай ту картонку,  что тебе Димка передал.

  Я послушался. Всё же, если она будет у него, мне будет как-то спокойней. Да и вообще, я не очень люблю ответственность, а “читать” карту – это отнюдь не бездельничать.

  Первым через автотрассу пошёл Гоша, за ним медленно развернулся и пошагал я. Как двинулся Антон, я не видел.

  Вдруг почему-то стало худо на душе. Словно пришло понимание того, что всё это ненадолго и вскоре будет забрано обратно, неведомо кем, неведомо куда, но точно на очень немалый срок.

  Наверное, поэтому всё вокруг  вдруг посерело…

  Уже тронутые временем автомашины перегораживали трассу. Пыль и гниющий мусор устилали её почти сплошным ковром, который, в свою очередь, как-то примечательно поблескивал в солнечном свете…

  Я скинул капюшон и поднял лицо к, впервые за долгое время, чистому небо… ну, от части чистому; редкие черноватые облака всё ещё блуждали кое-где по небосводу. Хотя, это нормально, их уже не выгонишь с этих территорий… Так даже привычней.

  Опустив голову обратно, я еле успел среагировать на высокий бордюр, неожиданно оказавшийся у моих ног – повезло. Поднявшись, я вступил на пожухлую траву, несимметричными проплешинами зараставшую поле около ТЭЦ. Там же, где её не было, была лишь серая пыль… отчего, интересно.

    Я посмотрел на лес. Только сейчас я заметил, что он мало чем отличался от своего собрата неподалёку. Тоже, толи живой, толи нет. Большая часть деревьев отдавала желтоватым цветом, хоть и сохранила иглы. Остальная половина просто скрючились в спазме радиационной атаки, лишившей их растительности.

  Но меня больше интересовало не это, а то, что было чуть ниже.

  Когда мы подошли к стене электростанции, я поднял свой взгляд и посмотрел на трубу. На одном из балконов, примерно на середине, блеснул прицел снайперской винтовки. Сначала я непроизвольно приостановился, моё сердце забилось чаще а на лбу выступил пот, тело же уже собралось сместиться в сторону. Как вдруг мозг продолжил работу и остановил все рефлекторные действия организма, орудуя лишь одним выводом: снайпер там уже давно, видит нас ещё с дороги, следовательно, если бы он хотел, то давно застрелил.

  Я успокоился. Заново организовал свой шаг и опять взглянул вверх. Человек на балконе встал в полный рост и дружелюбно поднял руку. Не мудря лукаво, я выкинул тот же жест.

  Конечно же его заметил Антон. Проследил за моим взглядом и немного удивлённо сказал:

  – Ого, ясно, почему сюда звери не забредают.

  – Вы это о чём? – спросил Гоша, не останавливаясь.

  – Посмотри на.. третий балкон трубы, – посоветовал я.

  Он послушался.

  – Вау, аха, да, будь мы врагами – были бы уже трупами, причём не один раз, – и тоже понял руку в приветствующем жесте.

  Но всё это я слышал лишь краем уха. Сейчас меня интересовало, а если быть более точным, восхищало совершенно иное: внешний вид леса.

  Он был небольшим, однако до буреломной черноты доводил. Сначала он мне казался светлым, однако теперь было понятно, что всё совсем по-другому. Где-то через пару сотен метров начиналась мгла, завуалированная туманом, на данный момент оставшимся только в низинах и над кромкой мхов. Бесцветная суспензия, медленно витающий у корней плачущих деревьев. Небольшой ветерок, гуляя меж древ, создавал свою трель, дополняющую этот пейзаж, и заставлявшую, складываясь со всем воедино, сердце трепетать и бояться.

  Туман же придавал некую загадочность, предосторожность и, играя мутным блеском в лучах Солнца, красоту. Неподдельную и завораживающую.

  Волшебный перелив зелёного лишайника и молочной дымки действительно запирал дыхание в груди…

  Да-а, когда я ещё такое повидаю… Да уже, наверное, никогда.

  Светило поднялось ещё выше. В какой-то степени стало даже жарковато… Чёрт, как же я отвык от этого чувства. Теперь это казалось таким непривычным, неестественным. Будто тело склеили с одеждой, из-за чего создавался давно позабытый дискомфорт. Всё-таки, даже в подобном есть свои минусы.

  Попеременно дёргая, раздражённо, слипшимися с одёжкой руками и ногами, я двигался дальше: снимать амуницию было нельзя ни в коем случае, так что надо терпеть.

  – Вспотел? Ха, понимаю, – это сказал Антон.

  Я обернулся и увидел, как он вытирает испарину со лба, ухмыляясь мне. Я в ответ лишь немного усмехнулся.

  – О-о, давно забытое ощущение, – прокомментировал впереди идущий Гоша, дёргая правой рукой.

  Мы прошли уже немало. Лес преследовал нас примерно с минут десять. Труба осталась позади. Чёрный вход на территорию ТЭЦ тоже миновал: красные ворота, расположенный прямо у лесного массива, за ними же мы слышали собачий лай – охранники.

  Теперь похожий лай доносился до нас спереди. Там тоже явно что-то есть…

  Спустя минуты две на смену железобетонной конструкции пришла решётка.

  Нам стал виден внутренний двор. Пару немалых по размеру цехов, огромные широкие трубы (я всегда задавался вопросом, зачем подобные нужны, но так на него ответ и не нашёл), небольшие прямоугольные дома для персонала, огромное количество сходящихся между ними коридоров и обесточенных, а может и нет, проводов… однако, стоит учесть и тот факт, что всё это было частично разрушено…

  – Неплохо сохранились, ‒ будто прочитал мои мысли Гоша.

  Кое-где я заметил снующих туда-сюда людей. Их было немного. Совсем. Наверное в четырёх стенах данных построек сейчас сидело, или же работало, больше. Но всё-таки – это были люди! Подобному нельзя было не возрадоваться, особенно с тем понятием, что это нормальные представители рода человеческого. Ещё и Солнце придавало большего клокотанию возбуждения внутри души…

  Тут совсем рядом раздался негромкий лай, я опустил взгляд и увидал лежащую за решёткой, у будки, собаку-мать неизвестной мне породы, кормящую щенков. Один из них, серо-оранжевого цвета, уже явно наелся и теперь, подскочив к сетке, что есть мочи гавкал на нас. Расслышав это, его родитель лишь спокойно посмотрела на нашу тройку, продолжая нежиться в лучах владыки неба. А малый всё не унимался, реагируя на смех нашей группы как на оскорбление и продолжая, скача с набитым пузом, наводить на нас “ужас”.

  ‒ Да уходим мы, уходим, ‒ успокоил малого Гоша, обернувшись с лучезарной улыбкой на лице.

  Подобная красовалась и у меня с Антоном.

  Не знаю, что подействовало на лающего сторожа, но либо наши действия, либо Гошины слова, успокоили его и он, гордой походкой, с чувством полностью выполненного долга, вертя малым хвостом, вернулся обратно к матери.

  Сегодняшний день я точно никогда не забуду.

  – О, мужики! – неожиданно послышалось впереди.

  Мы повернули головы на голос: над решёткой возвышалась не очень больших размеров вышка, на ней стоял парень. Молодой, лет двадцать с малым лишком. Лицо его было видно уже отсюда: рубец на щеке, глаза большие, нос с горбинкой, немного лопоухий, и улыбка во весь рот. Он помахал рукой, предлагая подойти к себе.

  Чуть ускорив шаг, мы вскоре сравнялись с его охранным пунктом.

  – Здаров парень, – поприветствовал общительного защитника Гоша.

  Я, с небольшой улыбкой, кивнул. Что сделал Антон, я не видел, однако он тоже не произнёс ни слова.

  – Здравствуйте путники, куда путь держите? – чуть склонившись над оградой, с улыбкой спросил наш новый безымянный знакомый.

  – К Партизанской, а что такое? – продолжил вести диалог Георгий.

  – Да ничего, просто так спросил, интересно мне, знаете ли. В такой погожий день, не грех и с людьми прохожими тут поговорить. А то сидишь, скучно… Плюс, сюда не так часто заглядывают: почти с такой же периодичностью, как и наше, хаха, Светило.

  Он поднял мечтательные глаза к небу. В этих глаз было что-то, что-то мутное, скрытое, но рвущееся наружу. Что-то, что я пока не смог разобрать. Может, надежда?...

  – Аха, неплохо сказано, – оценил шутку Гоша. – Что, серьёзно настолько редко гости бывают?

  – Ну, конечно же не настолько редко. Из людей немного почаще, где-то раз в неделю… А мутанты, так те и вовсе чуть ли не каждый день заглядывают.

  – Хаха, понятно.

  – Так неделя – это не восемь месяцев, – повесив автомат на шею и положив на него руки, с улыбкой сказал я.

  – Ну конечно не восемь, однако всё равно скучно…  – он чуть призадумался, потом вновь поднял голову с таким выражением лица, будто в голове у него только что зажглась лампочка. – А кстати, если вы до Партизанской, что вы не по метро пошли. Через него гораздо безопасней, да и ближе в разы…

  – Так до него от Дома дойти ещё надо, а там и этот Путь Мрака. А нам не очень хочется, чтобы подобное прятали, – вновь сказал я, указав глазами на Солнце.

  Что-то я разговорился – не очень хорошо подобное.

  – А-а.. О, понятно-понятно. Ну с этим вынужден согласится. А кстати, вы тут про Дом говорили. Были в нём? – улыбка простецком на лице парня стала ещё шире.

  – Ну конечно, – послышался хмурый голос Антона: даже этот решил немного поучаствовать в разговоре.

  – Оба, и как там? Всё нормально? Без эксцессов ли последний Песочный Шторм пережили?

  – А, ну-у, с этим вроде всё в порядке. Пережили тоже неплохо, но мы-то туда знаем, нам детали не говорили… – чуть растерявшись, ответил Гоша.

  – А-а, ну ясно. Ха, и на том спасибо. Понимаете ли, у меня там мама просто, вот я и волнуюсь…

  – Ты лучше подумай о том, как она о тебе волнуется: больший стимул вернуться обратно будет, – посоветовал я, скрыв совет “не быть эгоистом”.

  – Аха, точно. Ну что ж мужики, спасибо вам за компанию, за диалог хороший. Эх, а то сижу тут,  свищу. Удачи вам, надеюсь, ещё свидимся… – он немного привстал, потянулся, размял шею, потом опёрся на ограду, взглянул ещё раз на нас и сказал: – Кстати, а вы не с Автозаводской ли?

  – Ну, можно и так сказать. А что? – поинтересовался в ответ Георгий.

  – Да так, ничего, просто в Доме раньше вас не видел…

  – А может и видел,  а просто забыл, ‒ как-то загадочно сказал стоящий сзади Антон.

  – Да не, таких бы вряд ли забыл, – он улыбнулся нам, я улыбнулся в ответ, что сделали мои напарники,  я, ясное дело, не видел, лишь услышал комментарий Гоши: “Ух ты, вот за это благодарю”. – Да пожалуйста, – он сел вновь на настил вышки, – я же это не просто так говорю, а правду рассказываю. Ладно, в общем, бывайте бродяги!

  Он, всё с той же улыбкой, только теперь он и глаза закрыл, махнул нам рукой. Мы с делали тоже самое и пошли дальше… Да, интересные тут люди. Пусть также покорённые этим временем, но всё-таки интересные.

  Мы шли дальше. Недолгое общения с тем, так и оставшимся для нас безымянным, человеком приподняло настроение: всё-таки остались ещё хорошие люди.

  Вскоре на пути попалась вторая вышка.

  В ней сидел мужик, лет сорока. С седоватой бородой, в кепочке, козырёк которой сейчас прикрывал лицо от Солнца. Он сидел и просто улыбался небу.

  Вдруг заметил нас.

  Секунд десять осматривал каждого, после чего, улыбнувшись ещё шире, кивнул сразу всей группе.

  Мы с Гошей поступили так же, что сделал движущийся в арьергарде напарник, я не видел. Наверное, то же самое.

  Тут мы минули всё без разговоров.

  Но всё равно приятно, когда незнакомый охранник дружелюбно приветствует тебя… Чем плохо?

  Лай увеличился. Вскоре я увидел и его источники: за забором пошла череда будок, рядом с которыми расположились, лая во всю глотку, охранные псы.

  Обычные овчарки, ничем не примечательны. Как были такие несколько лет назад, таких же я вижу и сейчас перед собой… Мало таких осталось.

  Ещё немного, и забор с лесом вовсе остались позади. Я обернулся – да, этот участок мы прошли.

  Так, что теперь, вроде бы…

  – Через пару минут до растворобетонного узла доберёмся, а там, как нам сказали, поаккуратней быть надо… – сказал Гоша и чуть задумался, смотря на тыльную сторону календарика. – Ну да ладно, ничего, прорвёмся.

  После этого он пошёл вперёд. Мы, конечно же, за ним.

  Вокруг лежали руины небольших построек, домов, неких учреждений. В обыденной, туманной атмосфере, это придавало бы некой необузданной жути и заставляло бы дрожать, хотя бы по той причине, что видел бы я отнюдь не всю картину, поэтому-то, по бóльшей мере и боялся бы… Однако сейчас, в свете Светила, я не мог воспринимать это всерьёз.

  Нет, конечно, всё равно на душе было не по себе. Но в данный момент всё казалось каким-то неестественным, театральным… Будто мы попали на площадку декораций к какому-то очень серьёзному фильму про Апокалипсис.

  В реальность меня вернул лишь одетый в полуистлевшую рубашку скелет человека, вывалившегося из своей машины и теперь половиной тела лежащего на трассе.

  Я приостановился, чуть не крикнув от испуга: вряд ли когда к подобному привыкну. Гоша это заметил:

  – Я хотел предупредить, но решил твою собранность проверить… Сашка, возьми себя лучше в руки, пока не поздно…

  – Да-а, Солнце, видать, сильно тебя пошатнуло, – сказал с издёвкой Антон, проходя мимо.

  – Да пошёл ты, – обиженно ответил я спустя пару секунд, и тоже двинулся вслед, попутно взглянув внутрь авто убитого.

  Он был пристёгнут ремнём, наверное, поэтому так странно лежал почти что не на обочине…

  Догнав группу, я взглянул на дорогу. Она была небольшой: две полосы. Автомобилей тоже немного. Более чем в восьмидесяти процентах, никого не было. Лишь из некоторых были видны останки неудачливых автолюбителей.

  Камни от разрушенного одноэтажного здания (явно какого-то офиса), стоящего на холме, частенько скатывались вниз и теребили асфальт, из-за чего я частенько реагировал на данный звук. Нет, конечно же, успокоиться и продолжить пристально следить за округой стоит, но нельзя доводить это до паранойи. Что-то странное, раньше у меня такого не было…

  Фух, надо действительно собраться и, наконец, стабилизировать свою нервную систему, а то Солнце, открытость видов и люди… как-то это меня “расшатало”. Пора возвращать привычного меня.

  Пока я прибывал в таких мыслях, слепо следуя за остальными, наша группа уже почти добралась до самого узла. Как тут сзади донеслось:

  – Эй, вы, трое, погодите! Мы тут поговорили чуть, и решили вам провожатых нанять! – мало когда услышишь этот знакомый голос в таком весёлом исполнении, ведь Дима не очень позитивный человек.

  Улыбнувшись, я повернулся.

  – Неужто успели уже до станции и обратно сгонять? – с издёвкой спросил я.

  – Ну, что-то вроде того. Эта просто забеспокоилась, – Дима показал пальцем за спину, на Юлю, – вот мы остановились да и подумали. Мы же вас должны в целости и сохранности на Автозаводскую вернуть, так что одним возвращаться нельзя: не за это нам заплатили…

   – Аха, и именно поэтому вы сейчас здесь, вновь рядом с нами, – догадался Гоша.

  – Ну, можно сказать и так.

  – Я уж было понадеялся, что это нечто более прозаическое, Что-то вроде соскучились, или чувство долга заставило… Хаха, а тут всего лишь деньги, – медленно, с хрипотцой и ощутимым сарказмом проговорил Антон. – Ну что ж, и на этом спасибо. Только курс мы свой точно не изменим, так что, думаю, вы уже поняли, что идти придётся с нами до конца… А коль уж так, ха, то будем рады принять вас обратно.

  Молодой напарник подспудно посмотрел на провожатый. Он улыбался. Несильно, но всё-таки. Да и говорил как-то много – не в его это вкусе. Явно возвращение этих двух его порадовало, собственно, как и меня с Гошей.

  – Охо, ну что ж, премного благодарны, – с усмешкой промолвил “искатель” и даже чуть поклонился (в шутку). Затем выпрямился, огляделся, почесал затылок и сказал. – Да, нехило вы зашли уже. Хорошо, что мы вас тут настигли, дальше бы вам вряд ли удалось пройти… Да, Юля?

  Та не ответила, а лишь резко отвела взгляд в противоположную сторону. Она явно ещё была обижена на нас. Ну что тут можно сказать, девушки.

  – Думаю, она согласна. Ну ладно, пошли дальше, – парень прошёл нас и вывелся в авангард.

  Пока он шёл, сего лица не сходила доброжелательная ухмылка. С наших тоже. Но мы не смотрели друг другу в глаза, а лишь куда-то вдаль: так было как-то.. по-мужски что ли.

  Спустя пару секунд все мы двинулись за ним. Теперь мне было куда спокойней.

  Тут я, наконец, сориентировался на местности.

  Мы проходили железную дорогу, ведущую к ТЭЦ. Отсюда хорошо была видна эта громада. Она поражала своими размерами, хоть и были видны следы частичного разрушения… Но всё равно это было не мыслимо. Такое невозможно описать словами, это надо просто увидеть. Это как.. это как серьёзный машиностроительный (либо другой тяжелопромышленный) завод, видимый вами, только поставьте его на место, вокруг которого всё будет разбурено, разрушено, исковеркано и умерщвлено человеческим гением, что придаст больший исполинский вид конструкции. Вот, это примерный вид.

  В другую сторону дорога уводила куда-то в неизвестность. Спустя сотню метров на одном из путей рельсы и вовсе были разломаны, если так можно выразиться. На другом ржавел вагон, с перевёрнутыми за ним прицепами. На третьем не было ничего, по крайней мере, насколько мне было это видно. На четвёртом рельсы будто бы тоже разрезали поперёк и растащили в разные края.

  Рядом, тоже по правую руку, стоял некий комплекс. Кирпичи от забора лежали прямо под ногами. Арматуры торчали из уцелевших кусков в разные стороны, из-за чего складывалось впечатление неких когтистых лап, тянущихся наружу… Не очень приятно. Это и был растворобетонный узел. Ясно дело, он тоже являл собой частично порушенное предприятие. Да и то, кто знает, что там дальше: открытая мне часть была ещё более-менее, а дальше там, может быть, и вовсе один котлован на километр в диаметре.

  Стёкла выбиты, в стенах проплешины. Тихий ветер поёт свою заунывную мелодии. Некие еле уловимые движения в пустых глазницах оконных рам.. или же это просто моя фантазия. В общем, всё как обычно… Однако как всегда страшно.

  Тут над округой разлетелось эхо громоподобного выстрела.

  Я, сначала малость испугавшись и, понятно, растерявшись, опрометью бросил на землю, однако тут же вспомнив про грибок перескочил на другую ногу и побежал назад, за угол прочной ограды. С этой позиции мне открылись виды на всех участников команды. Гоша, будучи в полуприсяде, молниеносно перескочил за бетонную плиту, стоявшую у порушенной железобетонной изгороди. Юля ринулась в сторону автомобильного остова и засела за ним. Дима прыгнул в дыру забора и осторожно выглянул уже с той стороны. Антон просто, быстро сориентировавшись, ретировался чуть назад и присел, осматривая округу.

  Он же быстрее всех и понял, в чём дело.

  – А, аха… Расслабьтесь, всё в норме.

  Я проследил за направлением взгляда молодого напарника. Он смотрел на трубу, на которой сейчас, еле заметный отсюда, в полный рост стоял снайпер и махал нам.

  Ого, это он что, так попрощаться решил… Да нет, вряд ли.

  Тоже подняв руку, при этом надеясь, что он её увидит, мы двинулись дальше.

  Когда дошли до следующего края ограды, то увидели в просвете между двумя стенами распластавшееся тело неведомо кого. Оно лежало в тени, из-за чего рассмотреть его было ещё труднее. Но общие черты я разглядел: человеческое туловище, обрывки некой одежды, ярко выраженные позвонки на худом теле, рост нормальные, очень бледная кожа. Лица не видел: именно им существо упиралось в землю и именно из-под него натекла уже немалая лужа крови. Красной, абсолютно нормальной… Что же это такое?

  – Так вот кого Влад прикончил… Аха, спасибо ему. Хотя, странно, обычно интстинкторы на людей не нападают, да и без явной причины он бы в него не стрелял… Да и вообще этих тут быть не должно. Странно… – проговорил Дима, немного подойдя к трупе и посмотрев на сквозное отверстие от выстрела СВД.

  – Так, стоп, кого здесь быть не должно? – переспросил Гоша.

  – Интстинкторы – одичавшие люди, – начала Юля, ввиду чего мы сильно удивились. Она говорила всё, смотря куда-то вперёд: игнорирует, но высказаться хочется. – Раньше жили на Партизанской. Отгородились от всех ещё четыре года назад. Никогда не выходили на поверхность. Возможно, из-за постоянного пребывания в темноте их зрение претерпело некоторые метаморфозы, какие – может ещё и увидите. Не так давно мы выгнали их с ихней станции: есть мысль по её заселению, а они её и только в дерьме топят. Вот мы их и турнули. Даже убивать никого не пришлось: они света боятся – прожекторов хватило. Теперь живут в окрестностях универмага Беларусь. Там много мусора цельного и полого внутри: трубы, плиты, куски стен. Они под ним ныкаются. Ранее тут их не наблюдал никто, хотя, тут помещений, в которых можно скрыться тоже немало, наверное поэтому они сюда и перебираются. Ещё обычно на людей они не нападают, лишь свои земли обороняют: скалятся из-под обломков и всё. Если решили убить, то резко бежать на тебя начинают… Влад бы просто так этого не застрелил, точно что-то не так было.

  Я усмехнулся своим мрачным мыслям и приспустил взгляд, раздумывая: о как оно получается…

  Гоша тоже что-то промычал и заткнулся, погрузившись в себя. Антон лишь усмехнулся и посмотрел вперёд, на дальнейшую дорогу.

  – Вот-вот, явно не всё так просто… Ладно, пошли дальше, может там понятней станет. Теперь только держите ухо востро, а то.. а то… Ну, в общем, плохо будет, – Дима начал движение, но на последней фразе остановился, призадумался, а потом, махнув рукой, сказал первое пришедшее на ум и двинул к станции метро.

  Не, всё-таки странный он парень.

  Мы миновали ещё один поворот. Спустились по небольшой насыпи, на месте которой раньше была лестница. И нам открылся вид на все те развалины, про которые говорила “искательница”.

  По правую руку от меня была небольшая, вымершая лесополоса. Так как сквозь голые ветви деревьев свет проходит хорошо, а именно его боятся наши недруги, мы решили пойти через неё, учитывая, что вела она как раз к месту назначения.

  Пока мы шли по заваленной всяким мусором тропинке, я то и дело посматривал на стройматериалы, разбросанные по перекрёстку. Они были действительно целые. Пласты бетона, трубы, – всё это было просто наложено друг на друга, хотя здания были несильно разрушены. Но всё равно как так получилось что, например, крыша с одного двухэтажного строения сошла вниз почти не разбурившись…

  – Дима, – позвал я.

  – … вам действительно повезло, что вы пошли сегодня. Сегодня Солнце выглянуло впервые за долгое время и теперь освещает все пути, будто бы остерегая вас от данной напасти… Нет, как бы это религиозно бредово не звучало, но, чёрт возьми, по-моему так и есть: именно тогда, когда вы решили пойти в пасть такому врагу, на сцену вышел их главный недруг… Ну не чудо ли? – разговорился провожатый, не слыша меня.

  Я повторил попытку, только теперь чуть уверенней:

  – Дима!

  – А, а.. чего? – растерялся, встрепенувшись, тот и закрутил головой. Спустя секунду понял, откуда прозвучал призыв, и сказал. – А. Что такое?

  – Почему весь этот мусор целый?

  Он посмотрел по направлению моего взгляда.

  – А… Ну, толком не знаю. Трубы тут были потому, что собирались незадолго до войны новый водопровод строить. Асфальт вздыблен вроде по той же причине… ещё тут вроде год с лишним назад банда мародёров основалась, вот они тут потом некую бойню устроили, с применением гранат, так такое и получилось, там дальше даже небольшие кратеры видны будут, – он пошёл дальше, не прекращая рассказ. – А все эти плиты – части домов. Ведь понимаешь, взрывной волной дома порушить не могло, если учесть как далеко отсюда был её эпицентр. Она здесь прошлась, балки-держатели потревожила, пошатнула. А время уже своё сделало, медленно и без лишнего шума кое-какие части строений вниз спустило, обломав потревоженные ранее опоры… Вот поэтому тут теперь такое.

  – Ого, а говорил, что мало знаешь, – прокомментировал Гоша.

  – Ну, это ведь не достоверная информация, а только слухи. Опа, погодите, а вот и первые гости… – “ искатель” чуть приостановился, указывая на водопроводную трубу недалеко от лесополосы, справа. Оттуда на нас смотрело два немалых ярко-зелёных глаза. – Ничего, главное следите за ним, и идём дальше. Скоро уже на месте будем.

  Мы двинули. Взгляд пристал к нам и не желал отрываться.

  Как только мы оказались в более-менее тёмной зоне (тень универмага накрыла нас), существо вылетело из своего укрытия и ринулось, брызгая слюной, на наш небольшой отряд. Дима среагировал мгновенно: достав фонарь, он дождался пока человекоподобная тварь, скача на четвереньках, приблизиться и резко включил его, направив той в лицо. Истошный вопль разлетелся над округой. Существо опрокинулось на спину, задрыгало ногами. Обрывки одежды затрепыхались на сером теле. Затем сильно сгорбленное дите отшельничества поднялось и, не снимая руки с лица, побежало прочь, продолжая истошно кричать. На этот звук истинной боли откликнулось множество глоток невидимых созданий.

  – Хо-хо, а может давайте немного пробежимся, – предложил Антон, слушая этот унисон с поднятой к небу головой.

  – Не помешало бы, – сказал Дима и стартовал первый.

  Мы ринулись за ним.

  Когда выскочили на свет, единственное что я видел это множество пар глаз, уставленных на нас…

  Существа (я не мог назвать их мутантами) не нападали, они просто с искренней злобой и ненавистью следили за тем, как мы маневрируем среди обломков и малых котлованов, оставленных взрывами. Иногда они пытались напасть, но как только оказывались на свету, тут же с визгом – стоявшим над округой сплошной звуковой подушкой – увиливали назад. Теперь для нас эти “люди” не были проблемой – главное только не прекращать движение.

  Пару раз я наступил на чьи-то кости, кое-где видел останки амуниции… Да, явно раньше тут была некая битва.

  Вокруг меня был город. Мёртвый, но ещё отчасти целый, не разложившийся. Однако уже заражённый. Немалая тень от супермаркета, (чьей ужасающей короной являлись лишённые крыши металлические опоры четвёртого этажа, также лишённые и окон, ввиду чего эти полуржавые штыри выглядели теперь, будто гнилые обрубки зубов устремлённые вверх) чьего названия я уже не помню, накрыла этот перекрёсток.

  Все эти бледно-жёлтые дома, магазины с их упавшими вывесками, машины и так далее – всё это по-тиху загнивало и превращалось в пыль, и сейчас я был рад только одному: что я последний раз в жизни увидел ещё целый панорамный вид, освещённый чистейшими лучами Солнца, которое я вижу тоже в последний раз.

  Последний потому, что в следующее мгновение я нырнул под бетонный навес метрополитена.

 

  Как только тень монолита накрыла нас, а сами мы оказались под несколькими метрами бетона, мы, наконец, остановились.

  И тут мне пришла в голову страшная мысль:

  – Так, стоп, почему мы… Они же сейчас сюда рвануть могут, тут нет све…

  – Да успокойся. Не рванут, – перебил Дима. – По-твоему, почему их инстинкторы зовут.. хотя да, ха, откуда тебе знать. – Он пошёл вперёд, поманил в нас рукой. – Есть у них одна особенность. Мы когда их со станции гнали заметили: они после долгое время обратно не возвращаются. Хотя, вроде бы, почему бы и нет, возможность-то есть. Однако, нет… В общем, прогнали мы тогда их, и вот уже до сих пор не явились они обратно. Короче, ещё немного и до месяца дойдёт. Меня, конечно, это радует, да вот только странно как-то подобное, такой боязни и трусости я ещё ни у единого живого существа не видел…

 Повисла пауза. Мы молча шли в предыдущем порядке. Я обдумывал услышанное, когда мне в голову пришла ещё мысль. Но Гоша опередил меня, правда, с другим вопросом:

  – То есть, погоди, остерегаться света  – это, как бы, их выработанный, неестественный инстинкт?.. Так что ли? – его тихий (обморожение) голос хорошо отражался эхом по довольно обширному пространству предшествующего станции холла, наполненного мусором, обрывками газет и разбитым стеклом витрин небольших магазинов, чьи вывески уже давно лежали у их же сырых порогов и заржавевших петель.

  – Ну, как бы да. Отсюда и название, – подтвердил “искатель”, его напарнице же до сих пор шла, не раскрывая рта и постоянно на строя некие недовольные гримасы, как только мысли заходили в ненужное ей русло… Я даже догадываюсь, какое.

  – Ого, странные они какие-то…

  – А что ты хотел, теперь все такие. Среди обычных людей найдутся даже постраннее.

  Тут я понял, что настала моя пора задавать вопросы:

  – А погоди, если же они так бояться света, а потом и вовсе пытаются длительное время не возвращаться на место, где их потревожили.. и вообще они такие трусы. То зачем тогда мы бежали со всех ног от леса до самого фронтона?

  Провожатый сделал ещё пару шагов, как наконец решил ответить:

  – Ничего себе, какие слова ты знаешь, ха, – даже этот сарказм он сказал в своей манере вечного стеснение неведомо чего. – Да и не секутись ты так. Мне просто то место несильно нравится, там всё, если присмотреться, на честном слове держится. Инстинкторы, конечно, нас бы так и так и не напали, однако всё равно, сползи со своего места там хоть одна плита – рухнет всё. Не знаю, наверное, это маразм, однако каждый раз, хотя это был мой только третий раз пребывания в этом районе, мне кажется, что так всё и будет… – Он сделал недолгую паузу, подняв голову к бетонному потолку, вздохнул, приложив к губам респиратор, вернул тот на прежнее место и вновь посмотрел вперёд, при этом о ни на секунду не остановился. Интересный парень. – Эх, да, нехорошо это, ну да не важно. А вот, кстати, и станция.

  В конце зала, уставленного полными сколов колоннами, было восемь дверей: справа четыре (вход) и слева столько же (выход). Что странно, в них стёкла сохранились. Не во всем, правда, но всё же. Пара и вовсе лежали у своих арок, одна или две были немного помяты или же сняты с одной петли. Другие казались более мене целыми, хоть и сильно запыленными. Но ведь это норма.

  Дима, особо долго не выбирая путь, уверенно направился в опустевшие проёмы. Другого выбора, кроме как последовать за ним и уподобиться его примеру, у нас не было. Хотя нет, чего это я, конечно же, мы могли не пойти  за ним.. но нужно ли нам это – нет.

  Время не пощадило “предбанник” станции: будка контролера была почти полностью разрушена, турникеты или вывернуты из бетона, или частично поняты.. некоторых вообще не хватало, из комнаты охраны было вывернуто всё подчистую, теперь там хозяйничал только налетевший из вне мусор. Хотя, он теперь властителем был везде.

  Но ведь явно подобные разрушения не время сделало. Тогда уж прежние обитатели позабавились. А вот их уже сделало время…

  Мы, сильно не зацикливаясь на данной, повсеместной, картине антицивилизованности и хауса, пошли дальше: нам ещё немалый путь проделать требуется. И кто его знает, что ждёт нас впереди…

  Последнее, что я увидел, были бетонные ступени. Всё, дальше наступала кромешная тьма. Если у дверей ещё было немного света, то тут он умер навсегда. Конечно же ясно, почему именно тут поселились инстинкторы: подобное место самое прекрасное для них.

  Выбирать дальнейший план действий долго не пришлось. Лучи пяти мощных фонарей быстро рассекли мрак.

   – Ну и запах здесь, – заметил Антон.

  Я с ним был согласен: та ещё благовония. Подобной плеяды вкусов я не встречал давно, и уж очень надеялся что не повстречаю никогда, но видимо Боги ко мне не благосклонны… Хотя они уже ни к кому не благосклонны.

  – У инстинкторов уже давно отпали такие понятия, как гигиена и чистота. Они – потерянные люди, поэтому подобное совсем неудивительно. Просто дыши через раз, вскоре привыкнешь. Мы тут уже чуть прибрались, раньше и вовсе Ад был, теперь не так всё и плохо, – размеренно сказал Дима, как бы взвешивая каждое слово.

  Лица его я сейчас не видел, но по блужданию его фонаря понял: следит за флангами на проводник рьяно. Приглушенныё голос, эхом разошедшийся по немалому помещению, лишь подтверждал мои догадки о его собранности и настороженности.

  – Ха, не дрейфь Антоха, – встрял вдруг Гоша. – Ты ведь в обществе уцелевших людей как-то уживаешься, а их душа ещё больший смрад, чем это. Так что прорвешься. А-ай!

  От резкого вскрика, мигом разошедшимся по пространству, я чуть не уронил фонарь. Справа от меня послышался выстрел – Юля, от испуга. Свет, идущий от “искателя” сместился вниз: присел. Антон поступил так же. Луч Гоши и вовсе потерялся.

  Да-а, никто подобного не ожидал, но.. что же произошло? Спустя мгновение все опомнились:

  – Что такое?! Где Гоша?! Что стряслось? – посыпалось с разных сторон.

  – Да всё нормально, всё нормально.. ай.. всё хорошо, просто неудачно наступил, – заговорил Георгий. – Отведите вы, наконец, фонари, я ж так ослепну, – он сидел на одном колене, прижавшись животом к больной ноге. Гвоздь, видимо, не давал о себе забыть. Приложив лоб к колену, он выдохнул, тяжело вдохнул и посмотрел вперёд. На щеках образовались небольшие кровоподтеки, и именно в тех местах, где было обморожение, таким образом, привычная для подобных случаев “паутина” получилась вновь, но теперь красная. А ведь она уже почти пропала. – Тьфу ты, ах ещё и щеки теперь болят.. Эх, чёрт, извиняюсь, что так вышло.

  Он, кряхтя, поднялся. Отряхнул голени. Поднял фонарь и выпрямился. Все его действия освещал Антон, остальные следили за округой.

  – Ничего, бывает. Но впредь лучше быть осторожней. И Юля, ты тоже поаккуратней. Тут.. всё-таки, люди, – опять, в своём вечном репертуаре, как-то смущённо сказал Дима и пошёл дальше.

  Мы за ним.

  Пока я шёл, под ногами мне не попадалось ничего, кроме некого тряпья да картоны листов с фанерой. Всё это, конечно же, было далеко не чистое. Сильный запах мочи и до сих пор мокрые края некоторых предметов красноречиво говорили, что для прошлых обитателей данного места представление понятия слова “туалет” было очень далёким и смутным.

  – От, чтоб тебя, теперь и от меня разит… – послышалось сзади от Гоши.

  Луч фонаря не выхватывал из темноты ничего, кроме порванных ковров, полотенец, одеял или же и вовсе какой-либо одежды. В общем только вещи, которыми можно было либо накрыться, либо прикрыться, либо укрыться… Наверное, тут и не было другого. Оно и понятно: вся станция в распоряжении, везде нет свете, значится скрываться не от чего не надо, только на чём спать и всё.

  – А нам бы не пора уже на пути сходить? – задал вдруг вопрос Антон.

  Адресован он был явно к “Искателям”, ибо ответил на него, как обычно, Дима:

  –Да пора бы, но там у края платформы лестница сломана, вот я тут один выступ и ищу… Он где-то здесь должен быть.

  Я посмотрел на направление луча провожатого. Действительно, он только и рыскал по стене да краям перрона.

  – О, а вот и он. К нему давайте, – выудив из тьмы нужную деталь, “искатель сразу, не сводя луча, двинулся к ней.

  Это был край платформы, лишённый мраморного сегмента пола. Однако от него явно что-то шло, только пока я не мог разобрать, что именно.

  Подойдя ближе, я понял – это был деревянный настил. По нему мы и спустились.

  Будучи на рельсах, Дима медленно осмотрел всех, направил луч в жерло ведущего (если верить рухнувшей со стены табличке) к Купаловской туннеля, и сказал:

  – Ух-хух, ну что ж, мужики, а теперь настоятельно советую собраться и приготовится. Как бы мне это не нравилось, однако я уже сказал себе, что помогу вам, а слов на ветер бросать не привык, так что идём до конца. Я не мастер говорить.. как это.. тирады, но всё-таки очень бы хотелось, чтоб мы выжили. Хаха, блин, как-то не очень да? Ну да ладно, в общем, я там никогда не был, вы тоже, так что давайте не будем отступать. Двинули.

  И как всегда, взмахнув рукой, он пошёл первый.

  Конечно, его манера разговора не делала из него великого глашатая или же, тем паче, лидера. Что плохо, ведь задатки были очень неплохи. Но слова, ясное дело, из его уст прозвучали не слишком убедительно. Однако, как бы то ни было иронично, я этим словам поверил.

***

  Теперь луч фонаря упирался только в закруглённый свод.

  По диаметру тоннель был небольшой. Что и характерно для минского метро. Однако благодаря сплошной черноте, в которой тонули голоса и тени, он казался огромным и всеобъемлющим.

  Мы шли уже минут десять, и с каждым шагом давление вокруг всё увеличивалось. Причина этому была простая: никто на пути нам пока не попался.

  – А может, тут и нет никого, – волнительно предложил хромающий сзади Гоша.

  – В туннеле быть никого не может. Или это человек, или это зверь. Если человек, то у тебя два выхода: доверься, либо убей. Если зверь, то только один: убей. Если нет людей, то значит, будет зверь. И молись чтоб был кто поменьше, потому что если нет мелкой рыбы, есть та, что больше… И куда опаснее, – вдруг выговорилась Юля.

  Долго же она терпела. Но правду сказала истинную.

  Но Гоша, конечно же, не смог смириться со своим проигрышем и всё-таки подтрунил собеседника:

  – Ух ты, кто заговорил. А что ж вы раньше молчали, юная леди. Щеки надутые говорить мешали?

  – Я удивлена, как тебе твои больные щеки говорить не мешают. Да и вообще, как только такие безмозглые дурни вообще говорить умеют, – она сразу же немного ускорилась.

  Последнее явно относилось ко всем нам и нашей, не самой хорошей, идее. Ну что ж, её винить не стоит, я наоборот полностью на её стороне, ибо отлично понимаю то, что она чувствует…

  – Ха, однако ты ведь сама захотела пойти с ним… - встрял Дима, как его жёстко оборвала его же девушка:

  – Заткнись.

  Повисла тишина. Лишь звук шагов медленно и лениво расплывался по округе, но затем тонул во всепоглощающем мраке.

  – Эх, ладно, лучше тебе успокоиться, – спустя немалую паузу вновь сказал Дима.

  Он быстро пожалел об этом. Мы, кстати, тоже:

  – Успокоится?! Ты сказал “успокоится”?!... Да о каком спокойствии сейчас может идти речь?! Ты.. ты.. ты хоть понимаешься, что мы делаем? Мы идём не ведомо куда, на какие-то чёртовы кулички по инициативе трёх безмозглых критинов, готовых довериться слову первого встречного!

  – Ты могла не идти, - тихо сказал Гоша позади меня и видимо услышал его только я.

  – Ну и правильно, ведь, почему бы и нет? – её голос наполнился сарказмом. – Мы же существуем в самом худшем из времён, где каждый человек – конченая скотина. Так почему бы нам не довериться ему?! Может ли он соврать? Нет! Конечно, нет, вы что, он же…

  – Ты могла не идти, – уже чуть громче сказал Георгий, но вновь расслышал только я.

  Его голос отвердел, стал стальным и непреклонным. Я уже знал, как он скажет следующую фразу.

  – … не может так поступить. Зачем ему так поступать?! А я скажу зачем, чтобы места для него стало больше, ведь такие как ты всегда ему мешали и будут мешать просто своим существованием! – голос Юли сорвался на визг. На секунду мне правда стало страшно. – А единственный способ, которым человек умеет решать свои проблемы это УНИЧТОЖИТЬ её! Так что ты думаешь, ты не исключение?! Ты особен…

  – ТЫ МОГЛА НЕ ИДТИ!!! – рявкнул Гоша, и его голос громоподобно разнёсся эхом по всему туннелю, сотрясая своды.

  Будучи готовым к подобному, я просто прикрыл уши, у Антона тоже ничего не изменилось, Дима же выронил из рук фонарик, а Юля, из-за неожиданно подкосившихся ног, рухнула на шпалы. Луч выхватил из мрака её искренне удивлённое и сильно напуганное лицо.

  – Тебя никто не просил, ты сама сделала выбор. Ты можешь просто уйти, если всё так осточертело. Однако мы не остановимся. Мы не останавливались, когда погибали наши товарищи, а ввиду ухода одного живым – тем более так не поступим. Решай, это твой второй шанс, – старший напарник двинулся вперёд. Говорил он медлённо и твёрдо, только так, как он это умеет: лучше всех. Эх, явно сейчас у него вновь щёки сеткой красной покрылись. Но ничего, он мужик крепче нет – выдержит. – Кто идёт дальше, прошу на эту сторону. Тут просто по прямой: думаю, сами справимся.

  Он встал позади сидящей, и не могущей прийти в себя, “искательницы”. Спустя секунду, не говоря ни слова, к нему направился Антон. Чуть отойдя от посторонних мыслей, сразу же поспешил и я. Мы осветили поднимающего фонарь Диму. Постояв секунд десять, он тоже подошёл к нам. Всё, теперь её выбор, думаю, был очевиден.

  Тут я расслышал некое шуршание в тоннеле за спиной, но оно было очень тихим, и значения я не придал.

  Девушка стояла и как-то зло смотрела на своего напарника. Конечно, её взгляд на нём не продержался больше пары секунд, но этого зватило чтобы понять её чувства. Думаю, их понял и сам Дима, на что он и сказал:

  – Ты ведь сама это выбрала. Так чего же ты теперь отказываешься от своих слов? Сама ведь всегда твердила, что это – страшнее пожизненного позора, что это – клеймо труса. Так почему же сама так делаешь?...

  Искательница постояла, отпустив голову и призадумавшись. Потом отпрокинула её к верху, что-то выкрикнула, посмотрела на нас и сказала:

  – Ладно, согласна. Чёрт с вами. Идём, – и двинулась к нам.

  – Ха. Эх, женщины, – на половину мечтательно, на половину разочарованно произнёс Гоша (вновь тихо, привычно) и развернулся, продолжив путь.

  Да. Что ещё скажешь? Сколько смысла в одной только фразе. И ведь всё верно. Не поспоришь.

  Тут шорох повторился. Но теперь гораздо ближе, поэтому его услынали все: лучи пяти фонарей сразу же метнулись к своду.

  – Что это такое? – толком не к кому не обращаясь, спросил я.

  Никто не ответил.

  Спустя секунду над головами, вместе с шорохом, послышалось некой стрекотание, утробное такое, медленное…

  – От чёрт, – произнёс испуганно Дима и зашарил светом по тюбингам, пытаясь найти пока невидимого врага.

  – Вот он! – вскрикнула Юля.

  Мы обернулись, но в луче её фонаря уже ничего не было.

  – Антон, посвети направо! – быстро предупредила девушка в то же мгновение.

  Парень так и поступил. И вовремя: как раз в тот момент к стрекотанию прибавилось угрожающее шипение – явный признак готовности к нападению.

  Но молодой напарник успел раньше. Как только существо полетело на него, он выхватил его туловище из тьмы и выстрелил.

  Мутант, или чем это являлось, сразу растерялся, как только попал в зону влияния фонаря, что и позволило застрелить его без лишней траты патронов.

  – Не стрелять! – крикнул Дима, но было поздно: под нашими ногами уже лежало распластавшееся серое, истекающее кровью тело с большими жёлтыми глазами.

  Интстинкторы…

  – А разве они не на Партизанской были? – задал вопрос Гоша, с неким пренебрежением (было понятно по голосу) смотря на убитое нечто, ранее бывшее человеком.

  – Мы дальше её не проверяли. Видать, и здесь есть… Чёрт, что же вы наделали?! Его же можно было просто светом спугнуть… – голос проводника стал встревоженным.

  – Это была самооборона. Я никогда с подобным не сталкивался и действовал рефлекторно. Всё честно, – равнодушно сказал Антон (наверное, ещё и плечами пожал).

  Тут послышался щелчок затвора и вылетевший патрон. Антон нагнулся, поднял его (каждая пуля на счету), и продолжил менять магазин. Тут я вспомнил, что ещё даже не почистил и не пристрелял под себя автомат!.. вот блин, ладно, теперь по ходу дела разбираться придётся.

  Шорох послышался вновь.

  – Значится, вы ещё не проверяли Тракторный Завод? – спросил Гоша, глядя куда-то в другую сторону – из-за остальных я не мог разглядеть, куда направлен его фонарь.

  – Ну да, а что? – как-то лениво ответил Дима.

  – Ну, просто, есть отличная возможность… Взгляни, – мы подошли к Георгию.

  Его луч был направлен на табло времени, когда-то упавшее, а теперь лежавшее на рельсах у выхода из туннеля. Это значило, что мы уже на… Мои мысли прервал шорох и многоголосый подспудный стрёкот, слышимый со всех сторон.

  Да, мы вышли к станции.

  – Хохо. Ну что ж, пускай свет поможет нам, люди добрые, – в целом спокойно,  но с небольшой усмешкой, произнёс Антон.

  Тут же послышался и щелчок вгоняющего патрон в патроноприёмник затвора.

 

  В нос ударил мерзкий, терпкий, невероятно сильный запах гнили и кала.

  На чьей территории мы находимся, уже ни для кого не было секретом или загадкой.

  – Встать в круг, включить фонари! Будем обороняться, сколько сможем! Насядем светом – они сами отстанут! Главное – не бежать, не трусить: все важны! – не своим голосом быстро прокричал Дима и стал спиной ко мне.

  Вот это попали. Хотелось верить, что обойдётся без лишней стрельбы: я не успел “подвести” автомат под себя, а это очень плохо.

  Хотя, кого я обманываю, мы тут же и поляжем: против такого количества врагов на малой площади у нас немного шансов…

  Какофония звуков вокруг никак не свидетельствовала о дружеском намерении хозяев станции.

  Послышался первый рык, тоже многоголосый – предшественник атаки. Потом резкое поднятие тембра голоса существ и… они побежали на нас. Не все, конечно, но несколько точно. Как я понял?.. неожиданная перемена звука и следуемое за подобным действие – инстинкт большей части мутантов.

  – Главное выловить их из темноты! – прозвучало последнее наставление нашего провожатого.

  Лучи света зашарили повсюду. Рядом со мной стоял Гоша. Он преимущественно освещал стену и пути, я же зациклился на перроне.

  Выхватывать невидимых врагов было не так уж трудно: их было немало. Шарахаясь света они бежали прочь, но численность их нападения становилась всё больше – с этим рождались и бóльшие проблемы.

  Теперь вопрос состоял более не в том, выдержим мы или же нет: наша судьбы была уже предрешена и увенчана не самым лучшим концом. А в том: у кого первого сдадут нервы и он начнёт стрелять… Почему-то мне казалось, что таким человеком буду именно я.. действительно был уже на пределе.

  Колени тряслись, воздух в лёгких спёрло. Лицо залилось потом. С каждым новым мельканием бестии в луче фонаря становилось всё хуже и страшнее. Ноги казались ватными и больше меня слушали (мелкими шажками пятились назад), руки отказывались держать автомат. Вой улепётывающих существ давил на уши из-за чего голова просто перегружалась и шла кругом. Каждый раз я замечал, что инстинкторы всё ближе подходили ко мне. В один момент я не выдержал и просто.. по ногам потекла тёплая жидкость…

  Да, это был действительно позор.

  Я хотел было выстрелить, но вместо этого опурился прямо в штаны, при этом продолжая ворочать стволом “калаша” из стороны в сторону, пытаясь сдержать ярусную атаку хозяев подземки.

  Позор ли? Может быть…

  И тут кто сдался.

  Как оказалось, это был Антон. Он стоял вторым слева от меня: между Гошей и Юлей. Защищал как бы два подхода: со стороны туннеля и рельс. Ещё следил и за сводом, по нему же он и открыл огонь.

  Вниз рухнуло безвольное тело. Попал.

  Твари это явно почуяли, так как атака стала ещё более настырней и агрессивнее. Кое-откуда и вовсе донёсся яростный клич.

  Мы их разозлили. Теперь всё было действительно кончено…

  Эх, ну что ж, как там говориться, “если уж помирать, то с песней”. Для меня лучшей мелодии, нежели биение затворного механизма о крышку ствольной коробки – не существовало. Ну, это, конечно, образно.. однако на тот момент только такие мысли были у меня в голосе.

  Послышались выстрелы со стороны Димы. Даже он сдался.

  В общем звуковом фоне я не мог точно разобрать, но мне на секунду показалось, что он закричал. Нет, это не был испуганный визг, это был победоносный, ярый, жёсткий клич души… Хотя, наверное, мне всего лишь послышалось.

  Всё пора бы и мне смериться с судьбой. Я положил палец на крючок и даже чуть надавил, как по станции раскатисто прошлось:

  – ОСТАНОВИТЕСЬ! – от неожиданности я чуть не упал.

  Голос был человеческий, но сильно исковерканный. Конечно же, он был силён, очень, но только… Кому он принадлежал?

  Кроме нас прекратили шуметь и инстинкторы. Они все вдруг резко пропали, спрятались по своим углам и норам. Затаились. Или же нет?

  Я успокоил дрожь в коленях. Не о конца, правда, но частично. Переставил палец под спусковую скобу и второй рукой чуть дотронулся до штанов.. чёрт, как я только так умудрился? Нет, всё-таки это позор. Хотя вокруг сплошная темень, вряд ли кто увидит…

  Сзади послышалось копошение. Я не стал оборачиваться – обстановка вокруг сейчас важнее, и кому-то надо за ней следить – но догадался, что кто-то кого-то поднимает с земли. Может, Юля упала, от голоса мгновенно разразившегося над станцией.. а кто ещё? Хотя, кто его знает. Сейчас не об этом заботиться надо.

  Вдруг спереди мой луч выхватил из мрака чужой чёрный балахон. Его владелец приближался к нам, и это пугало…

  Я начал поднимать фонарь, как раздался голос:

  – Уберьите, пожалста свет, – коверкано пробасил некто. – Я не сделаю зла.

  Только спустя секунду, осознав сказанное, я нехотя медленно перевёл луч обратно на невидимые ноги.

  – К-кто ты? – произнёс, чуть заикнувшись, Гоша.

  – Глава этого посъльения. Если вы хотите пройти, мы пропустим. Но толко, прошу в΄ас, не чините разрухи, – говорило существо медленно, но громко.

  Видимо, это его голос громоподобно разнёсся над Тракторным заводом.

  Ему плохо давались слова, но он пытался говорить как можно более внятно, из-за чего неестественно упускал некоторые слога…

  – Так, я прошу прощения, однако… С вами можно договорится? Неужели вы ещё помните человеческую речь? А если да, то зачем нападаете на нас? Я как-то не очень хорошо это понял, – вышел вперёд Дима.

  Он произнёс всё это очень странно, будто всю жизнь ждал этой встречи и этого разговора… А может ему просто… А кто его знает, я его часто понять не могу.

  – Не надо так говорить, - начал отвечать интстинктор. – Мы тожъе людъи. Просто не такие, какие вы. Вы всюду сеите страх и разруху, мы не хотьим допстить такого в нашем общестъе. Мы просто не хотьим, чтоб вы проникли к нам. Тогда вы научте наших детей жестокости, а мы не хотьим этого. Вот и защаемся. Но вы тожъе не хотьите кого-то тут убить, поэтому так долго не стрелъяли. Я понъимаю, вы оборонялъись, но всё-тки убили некоторых наших собратьев. Но до этого… – он что-то задумался. В его словах явно просвечивалось противоречие, что меня и напрягло. – В общем, если хотьите идти, то идите. Мы мешать не станем. Если будет по-другому, можъете убить менъя.

  – А посмотреть на лицо твоё хотя бы можно? – подозрительно спросил Антон.

  – Я такой же, как и мои людъи. Не переношу свет. Лучше уж просто застрельте.

  – Ха, ну ладно, – шёпотом проговорил парень.

  Неужто в нём опять жажда убийства заиграла. Или это от того, что он долго музыку не слушал? Кто его вообще знает…

  – Ну как, пойдём? – послышался голос Гоши у моего левого уха.

  Он спрашивал с предостережением, явно чего-то опасаясь. У меня дела, касательно страха, состояли не лучшим образом.

  – Говорила же я, что это плохая идея. А сейчас и докажут вам это, но не я уже… Подохнем тут, как и не было нас, – забубнила где-то в стороне Юля, но никто не обратил внимания.

  – Ого, я даже не думал, что они ещё говорить умеют, – всё о своём рассуждал Дима.

  – Ну, если все эти обратно разом кинуться, долго нам не продержаться. А так хоть какой шанс. Терять всё равно нечего. Почему бы и нет? – просто сказал вслух я свои мысли.

  – Как это терять нечего?! Мне есть что… – начала было “искательница”, но её же напарник быстро оборвал бесполезные, но очень громкие изречения.

  – Юля, сейчас лучше помолчать. Если тебе действительно есть, что терять, то лучше уж попробовать, чем умереть, предварительно сдавшись.

  – Подожди, а тебе? Тебе что, нечего терять? – уже тише спросила девушка.

  – Вот как раз потому, что у меня есть то, что я могу потерять, я и хочу попробовать, – в своей привычной манере сказал Дима, и я прям спиной почувствовал, как они посмотрели друг на друга.

  Хм. Странный народ: влюблённые. Им всё как-то иначе кажется. Не как всем. А мне лучшем, чтоб как всем виделось – так внимания куда больше посвящаешь явным вещам, а не придуманной душевной близости.

  – Мы согласны, – наконец сказал я.

  Может быть, я сказал за всех, но по-моему так было даже лучше.

  – Тогда прошу, – пробасил силуэт и отошёл чуть в сторону.

  Луч моего фонаря продолжал следить за его ногами, спрятанными под полой то ли плаща, то ли рясы. Так, на всякий случай.

  – Антон, – тихо позвал я, начав движение.

  – Чего?

  – Как только пройдём его, продолжай следить за ним. На наги свети. Если что, сразу на глаза перенаправ…

  – Понял, – довольно жёстко оборвал меня напарник, но это в его манере, я уже привык. Странно, что он вообще меня послушался.

  Когда тёмная фигура оказалась в метре сбоку от нас, ничего не произошло. Нервы напряглись до предела, но никакой опасности не наблюдалось.

  – Я прощу прощенья за то, что, можъет, много прошу, но, пока вы тут, не могу не спросъить. Не могли бы вы нам дать немного вашъей ед΄ы? Если есть, конечно… А то голдайт мой народ, так и фиклии свои ест начнём…

  Мы остановились. Такого вряд ли кто ожидал. Я не решался открыть рюкзак и вывалить свои припасы: самому нужны.

  Тут со стороны Гоши послышался резкий вжик молнии. Потом раздалось характерное копошение в сумке, затем удары жести об жести – банки тушёнки.

  – Держи, – негромко произнёс напарник, в свете на мгновение появилась его рука, и я услышал, как на рельсы упали несколько консервов.

  – Благодарен, – угрюмо сказало существо, но с места не сдвинулось.

  Значит, потом поднимет, однако мы этого уже не увидим. Да и не нужно нам, единственное, что нам надо – продолжить путь. Что мы и сделали. В прежнем порядке мы дошли до тоннеля, как вдруг в спины прилетели заставшие вздрогнуть от своей громкости слова:

  – Прощайте, путники. Вы сдел΄али правилно. Дальше вам они не понадобятся. Вас всё равно Страж не пустит…

  Всё, и больше ничего…

  Мы не обратили на это сильного внимания. Кто его знает, что он там может говорить. Бредни этого сумасшедшего вряд ли хоть каким-то боком относятся к нам. “Кто зна-ает…” – загадочно произнёс чужой голос в моей голове. Уже привык: не отреагировал.

  Хотя странно как-то. Ведь не я же это думаю, однако вроде произношу – мысленно – именно я. Не понятно. Может, раздвоение личности? Да-а, надо будет получше в себе разобраться. А то других понять пытаюсь, когда себя толком не знаю.. хотя, что тут странного: так все люди делают.

  Этот пролёт между станциями был обычным. Мы по такому недавно проходили – ничего нового. Куски тюбингов на рельсах, ржавчина, тихое, давящее на мозг, капание воды где-то вдалеке.. или совсем близко? Чёрт, наверное – единственное, что бросало в дрожь. Очень трудно понять и определить, и из-за этого страшно. Хотя, неизвестность всегда пугает. Будь я один, уже бы совсем нервы сдали, а так спасительные луч фонарей товарищей хоть как-то помогали мне держать связь с реальностью: я не один, со мной люди, я не сошёл с ума.

  Тут я вспомнил, что до сих пор не разобрался со своим автоматом. Вот блин! Этот вопрос в долгий ящик отлаживать никак нельзя! Я и не собирался:

  – Эй, люди, может кто посветить? У меня тут проблема с калашниковым, надо бы разобрать да… – я, попутно снимая с плеча оружие, начал чуть приостанавливаться, показывая свои намерения.

  Весь свет неожиданно сконцентрировался на мне, ввиду чего пришлось прикрыть глаза рукой. Тут Дима сказал:

  – Саш, ты чего, сосем уже… Потом разберёшься. До Дворца дойдём, там уже чинись. А здесь.. ты только вокруг посмотри, – я не видел его лица, но примерно знал, что оно изображает: гримасу непонимания, как бы задающую вопрос “чего?”. Да, что-то я вообще дал маху. Туман мелким слоем ложился на стылые, покрытые тонкой плёнкой льда, рельсы. Он завуалировал все двери боковых помещений, покатые стены, округлый потолок, мелко флюоресцируя в свете фонарей, тем самым забирая все лучи себе, не давая пройти им дальше. Он был хозяином этих земель, он вгонял в ужас, и не давал расслабиться ни на секунду. А если кто-то умудрялся, то наказывал. Сейчас я чуть не сделал такую страшную, непоправимую ошибку. Но меня успели остановить. – Ты хоть думаешь, что предлагаешь?

  – Вот именно, задерживаться не на секунду нельзя. Чем быстрее выберемся, тем лучше и тем быстрее ты разберёшься со своим “калашом”. А сейчас лучше оставь эти мысли, – как-то сурово, даже жёстко, сказала Юля.

  Её фонарь повернулся и побрёл дальше. Вскоре её примеру уподобились и остальные. Я в их числе.

  Чёрт. Неловко как-то вышло. Вроде и неглупый, а такое сказанул… Эх, а хотя, чего это я неглупый? Слишком самоуверен: все люди глупцы, иначе не сотворили бы то, что.. ну, в общем, вы поняли.

  Погрузившись в свои не совсем весёлые, а даже более стыдливые, мысли, я не заметил, как из открытой двери, ведущей в кулуар технического персонала, выбежала пара крыс.

  Должен признать, данная неожиданность меня чуть напугала и даже успел снять с предохранителя (слева послышался ещё один аналогичный щелчок – не я один такой), как справа донеслось:

  – Эй-эй-эй, мужики, вы чего? Успокойтесь. Тут лучше не шуметь. Забыли, что ли? – и вновь это непонятное, правда, на этот раз мало ощутимое, но всё-таки присутствующее стеснение чего-то, слышимое в голосе Димы.

  – Ах, чёрт, извини, что-то я совсем уже…

  Начал было я, как Антон перебил:

  – А если бы они напали, – жёсткий, бесстрастный голос как всегда точно и ясно показывал хладнокровность своего владельца.

  – Ну вот если бы… – послышался шутливый голос Гоши.

  Но он тоже не успел договорить.

  – Вот если бы они напали, тогда бы и стрелял. А так не сотрясай зря воздух, - быстро прокомандовала Юля и первой пошла вперёд.

  Что-то с ними неясное. Но, если посмотреть на себя, то у меня ничуть не лучше. Так что нечего…

  Проходя мимо коморки, я заглянул внутрь. Прямо у выхода лежал труп человека с полностью обглоданными ногами, торс же его был цел: замерз и мумифицировал, а под рукой находился какой-то, вроде бы, картонный прямоугольник. Я аккуратно взялся за его край и чуть потянул на себя, что странно – вытащил сразу. Блокнот… Многие страницы ранее, видимо, были сырые, теперь же от минусовой температуры они просто слиплись… Ладно, возьму с собой, может, потом почитаю: быстро сняв рюкзак, я кинул находку в него, после чего вернув петлю на прежнее место на плече. Дальше от мертвеца шёл небольшой коридор и заворачивал налево. А вот оттуда уже мелкой рябью бил слабый зелёный свет. Что же это?.. Он был очень слаб, но всё равно виден. По коже пробежал холодок. Я ступил на порог, как вдруг, неведомо откуда взявшийся порыв ветра, принёсшего собой запах озона и крови, вытолкнул меня обратно.

  Чт-что это было? Колени начали трястись. Мокрота в области паха ещё не прошла, поэтому довольно свежие воспоминания о моём недавнем позоре заставили чуть успокоиться нервную систему, приказ сделать только одно: уйти отсюда как можно быстрее.

  В добрых метрах двадцати от себя, я еле разглядел свет фонарей моих напарников. Мгла была настолько густой, что ещё бы чуть-чуть, и я правда потерялся. Тогда бы обедом для крыс стал уже я.

  Неужели никто не заметил, что я отстал? Как так, неужто… Волнение и страх прильнули с новой силой, и я опрометью кинулся товарищам вдогонку.

  – … а, Сань?... Сашка? – услышал я голос Гоши, догнав своих спутников.

  Сначала он был вопросительный: он явно задал мне некий вопрос. А затем, спустя небольшую паузу, стал резко настороженным – мысли о моей пропаже постигли его голову. Но я уже был на месте.

  – Чего? – посветил я на него фонарём.

  – А, вот ты где… Чёрт, убери его от меня.. о, вот так. Чего не отвечал?

  – Ай, да так, задумался просто, – луч бродил теперь по коррозийным шпалам.

  Рассказать о том, что только что случилось, я не решился.

  – Аха, ну ясно тогда. Ты любитель этого дела. Но всё-таки, что думаешь по поводу Стража?

  – Какого стража?

  – Ну того, о котором тот.. как там его.. инстинктор, вот, говорил…

  – А.. ну-у, не знаю. Мутант, наверное, какой. Они его боятся, поэтому и почитают…

  – Вот именно, что это может быть мутант. А справимся ли мы с этим мутантом… – раздался голос Антона, он скорее не спрашивал, а просто рассуждал вслух, подбрасывая остальным тему для раздумий.

  – Ну это мы сейчас и узнаем, – сказал вдруг Дима и шмыгнул носом.

  Взгляду открылся круглый проём выхода к станции. Через него на рельсы, оголяя ледяную корку, падал свет. Он был слабый, такой, когда солнце заслонят свинцовые тучи и сквозь них еле проходят лучи.. так, стоп, не может быть.

  Одна очень странная догадка пришла в голову, но я не хотел в неё верить. Но пришлось: когда прошли ещё пару десятков метров, охнули и удивились все.

  Перед нами открылась Пролетарская. Мраморная лестница, находившаяся, насколько я помню, только с одной стороны, была на половину разрушена. По ней непрерывным мелким ручьём стекала вода. Саму станцию окутывал сизый туман, прямо витавший в воздухе над кучами мусора и гнили. Но главным было не это.

  Посреди потолка зияла, окаймлённая арматурными прутами и толстыми, свисавшими вниз, кабелями, немалая дыра, уходящая вверх. Через неё сейчас на перрон капал неслабый ливень и еле проникал свет зашедшего Солнца.

  – Охренеть, – только и сказал Гоша, глазея на прореху и отключив фонарь.

   Дима тоже наблюдал за этим чудом, широко раскрыв рот. Юля же медленно шла по рельсом, не сводя глаз с пролома: явно пыталась рассмотреть, что там над ним.

  Мне было тоже это интересно. Антону, видать, подобно нам.

  Только он выбрал способ проверки оригинальней: залез на саму платформу и пошёл по направлению к дождю. Я решил последовать за ним.

  Когда я смотрел на эти фигуры в тумане. Этот урывок потока воды, спускающегося с небес, стучащего по мрамору только в одной точке пространства, а не по всей площади. Свет, являющийся прощанием Светила и никак не могущий перебороть давно рождённую здесь тьму, чьим помощником являлась молочная суспензия. В голове слаживался некий пазл, составляющий очень важную для меня, и интересную для других метафору. Но какого-то куска не хватало, из-за чего у меня никак не получалось выявить её окончательно…

  Мои мысленные изречение прервал некий лежавший на полу предмет, об который я умудрился споткнуться. Чуть не упав, я остановился в последний момент, когда покрытый гнилью бетон уже был в сантиметрах пятидесяти от моего лица, и выпрямился, оглянувшись назад.

  И ужаснулся: на полу, прямо передо мной, лежала оторванная голова некого мужчины…

 

  В первое мгновение я чуть не упал от неожиданности. Ноги подкосились, автомат инертно занял своё место в руках, еле удалось сохранить равновесие и не пасть задним числом на стылый бетон.

  Лишь спустя секунду я понял, что выгляжу как придурок: целюсь из АК в неживой предмет.

  А ещё чуть позже и вовсе понял всю целостность совершённой мною глупости: данная часть тела никак не принадлежала живому человеку. Открытые глаза, мечтательно уставившиеся вдаль, навеки застывшая улыбка, золотистый отлив, еле видимый в тумане… Статуя, причём бронзовая.. или медная.. не знаю.

  Да, точно, как же я мог забыть! Пролетарская – почти что близнец Партизанской, отличалась малыми деталями от своего побратима. Одной из них была как раз статуя, стоящая с одной стороны перрона, и всего одна лестница, расположенная напротив. В честь кого она была возведена… Я без понятия. Может, какому герою, может одному из тех Стахановцев: великих героев труда прошлого века. А может ещё кому – мне не известно.

  Сейчас, у своих ног, я видел часть данной скульптуры.

  Посмотрев на неё немного, я улыбнулся. Затем хохотнул. А после и вовсе рассмеялся, представляя, как только что собирался стрелять в это…

  В полголоса смеясь, я обернулся, показывая пальцем на голову неизвестного мужчины, собираясь продемонстрировать её остальным, при этом поделившись столь неприятной деталью, как моя оплошность.

  Как только мой взгляд один раз пересёк станцию, лицо сразу же приняло взволнованный и серьёзный вид: никого из моих напарников вокруг не было…

  Ни единого. Ни Димы, ни Юли, ни Гоши, ни Антона, никого…

  Они будто испарились, исчезли, пропали бесследно и бесшумно… Но как такое могло быть, ведь только что они были здесь? Да и не могли они не заметить моего замедления и небольшого отвлечения на чужеродный объект. Как так-то?

  Или же это значит, что уже тогда их рядом не было… Уже в тот момент.

  – Э-эй… Люди-и? Вы где? – зачем я это выкрикивал? Наверное, просто боялся, боялся представить, что остался один. Ведь людям всегда страшно находиться в одиночестве.

  Туман стал гуще. Редкий, слабый свет, идущий сквозь прореху в потолке, поблек. Платформа погрузилась почти в полный мрак. По спине благодаря моим мыслям и этому факту пробежали мурашки. Руки сами медленно схватили цевьё и рукоять “калашникова”. Дрожащие пальцы отказывались сцепляться, ввиду чего становилось ещё хуже: чувство неполной безопасности всегда теребило разум людей.

  Сделав несколько шагов по суспензионному ковру, покрывшему всю станцию, я сглотнул и ещё раз позвал:

  – Ау-у.. вы… – закончить я не успел: с противоположной стороны, по лестнице спускалась некая фигура.

  Я не мог разглядеть, кто это, или что это. Но было одето оно в чёрный плащ, сильно развивающийся в стороны, даже не имея на это каких-либо причин: ветра не было абсолютно. Чуть позже я осознал, что он не просто развивался, он левитировал, держась всё время на одной высоте… Тогда мне стало действительно страшно.

  Резко вцепившись в оружие, я направил его на незваного гостя и прокричал:

  – Эй! Ты кто такой?! – я пытался говорить всё это как можно боле уверенней, но голос всё равно предательски дрожал, а в горле то и дело возникал мелкий комок, заставляя осекаться на полуслове…

  Фигура, будучи уже где-то в трёх ступенях от конца, остановилась. Застыла на месте. Повисев в воздухе ещё чуть-чуть, полы её плаща тоже опустились. Лица я не видел до сих пор, зато теперь мне были видны рукава: тоже длинный, с висящими с них лоскутами ткани, некоторые из которых доставали аж до земли. Оно просто стояло и, наверное, смотрело на меня. Испуганного, ошарашенного, ничего не понимающего... Человека, который сейчас, обливаясь холодным потом, еле удерживая в трясущихся руках автомат и пребывая в немом ужасе, медленно пятился назад. В общем, сейчас оно смотрело на худший пример человеческой расы…

  Свет из дыры вверху стал литься, будто бы, вовсе. Теперь я не видел ничего, кроме фигуры спереди и плотной, молочной, медленно витающей пелены под ногами.

  Нервно облизнув губы, я почувствовал солоноватый привкус пота… Что со мной? Почему мне так страшно? Неужели это нечто завладело моим сознанием и теперь просто контролирует его?

  Ответить на эти вопросы я не успел: существо подняло руку, и тут моя психика просто не выдержала.

  Закричав, я нажал на курок. Но вместо града пуль, по ожиданию поющего с моим кличем в унисон. Раздался лишь слабый писк осечки.

  Щёлк…

  Я мигом заткнулся и осоловело посмотрел на автомат. Потом на фигуру. Вновь в страхе нажал на спуск. Щёлк…

  Ничего…

  В полной тишине, повисшей вокруг, эти осечки раздавились ещё громче, захватывая собой всё открытое – небольшое – пространство, а вместе с ним и разум, уже предвкушающий скорую гибель…

  Как так. Неужели это оно (существо)… Или же просто я не доследил за состоянием оружия и теперь поплатился… Эх, чёрт, ведь сколько раз говорил себе, что надо.. НАДО! Но…

  Завершить мысль я не успел: вдруг туман подо мной прогнулся, резко подкинув вверх, не на много, на метра два. Вскрикнув от неожиданности, я мельком взглянул вниз: фигура находилась уже на середине перрона. Все полы и лоскуты её плаща размеренно развивались в воздухе.

  Однако этот образ я лицезрел лишь мгновение: потом меня резко швырнуло в стену у памятника. Удар я толком описать бы не смог, скажу только, что это была очень быстрая и очень сильная боль, от которой зазвенело в ушах, и от которой моё сознание померкло.

  Но не мир. Мир вокруг наоборот вспыхнул, озарился всеми своими красками, предстал передо мной в пугающем великолепии. А потом также потух…

***

  – Охо, давно не виделись, – раздался весёлый голос, явно принадлежащий некому, пока не видимому мною, молодому парню.

  Его образ складывался у меня плохо, ибо подобным тембром обладают многие. Или же наоборот, никто? А складывается такое чувство, что в нём соединены все. Поэтому и трудно…

  – Теперь ты ко мне явился в таком виде… Ха-ха, ну что ж, так тому и быть. Мне не привыкать наблюдать твои разносторонние перемены внешнего вида. И как же тебя поприветствовать в этот раз… Хм, как-никак несколько сотен лет прошло… Хотя, вроде мало что изменилось. Так что давай, ха, как обычно…

  Тёмная пелена перед глазами стала медленно отступать. Контуры помещения, в котором я находился, вырисовывались всё больше, но как-то блекло: мне казалась, почему-то, что всё белое. Из-за данного обстоятельства, я не мог оценить размеры комнаты, однако человек, медленным, размеренным шагом двигающийся ко мне, казалось, был довольно далеко… Но вот секунда, и нас разделяет меньше пяти метров.. но.. но.. как такое могло произойти, ведь он только что…

  – Ну.. здравствуй! – продолжая медленно идти, он сначала (на первом слове) чуть пригнул голову и поднёс к виску ладонь, исподлобья, с добродушной ухмылкой сияющих зубов, продолжая смотреть на меня. А затем, произнеся как-то по-простецки, привычно, но с воодушевлением вторую часть приветствия, остановился, резко, с неизменной ухмылкой, выпрямив шею и отведя руку в сторону, повернув лицевой стороной ко мне: как бы салютуя.

  Это был, как стало мне известно ещё раньше, парень. Молодой, точно не старше меня. Довольно высокий, под метр девяносто наверное, и с длинными тёмно-коричневыми волосами. Из одежды на нём была только белая, сияющая чистотой набедренная повязка, причём довольно немалая: до колен. Ноги босые, спортивный торс оголён, однако по нему было видно, что чувствовал он себя более чем уверенно.

  Я же стоял и не понимал, что происходит, где я нахожусь, кто это такой и где мои товарищи?...

  Но на его лёгкое приветствие, припорошенное абсолютно не ясной для меня начальной речью, я всё же смог ответить:

  – А.. а.. ага, – я будто увидел себя глазами того человека: скованный, с неуверенной, глупой улыбкой поднимающий в знак приветствия руку молодой человек, облачённый в…

  Так, стоп! Какого?!

  Я резко отпрянул на шаг назад и посмотрел на себя. На мне была чистая, белёсая ряса, покрывающая всё тело. Всё было сокрыто: руки, ноги, туловище – всё, кроме, конечно, головы.

  Изумлённо смотря на длинные рукава, я расслышал:

  – Ха. Ну как? Нравится? Уверен, ты в шоке…

  Я поднял на незнакомца подозрительный, чуть злобный взгляд, попутно медленно спросив:

  – Ты? Кто такой? – на последней фразе я выпрямился в полный рост: надо же было и себя показать.

  Парень недолго посмотрел на меня. С его уст не сходила приветливая ухмылка. Затем он чуть пригнул голову, положив руки на бока, и рассмеялся в полголоса.

  – Аха-ха-ха, уух.. и всегда так, – поднял обратно на меня взгляд: насмешливый, уверенный. Завалился на одну ногу и сказал: – Я – это Ты.

  Впав в полный ступор на пару секунд, я не сразу осознал, что незнакомец присел.

  Да, он именно присел, причём не на корточки, а на что-то.. что-то невидимое мне. Как на стул.

  Выпав из замешательства, созданным подобным заявлением, я, с негромким воскликом, отпрянул назад и чуть не упал: парень сидел, закинув одну ногу на другую и насмешливо смотрел на меня, подперев рукой щеку.

  – Чт.. что.. что за.. Что это?! – наконец смог выговорить я,  показывая пальцем на пустоту под ним.

  В глазах моего собеседника показалось истинное удивление, затем он посмотрел в мною указанном направлении (под себя), вновь обернулся на меня, – всё с тем же недоумением во взгляде, – обратно под себя. После уставился на секунду в белёсый пол, и, ударив себя по лбу, с криком понимая сказал:

  – А-а… Точно! Ты ведь ничего не помнишь. Э-эх, ну что ж, – он встал во весь рост, и прошёлся перпендикулярно в право от меня, – придётся заново всё объяснять. Уф, моя нелюбимая часть.. но, что поделаешь… – его взгляд вновь вперился в меня, теперь он был более интересующийся и слегка прищуренный. – Хотя-я, если тебе, конечно, интересно… Тогда я попробую всё объяснить… – на устах нового приятеля появилась дружелюбная улыбка во все его белоснежные зубы, однако через мгновение она исчезла, по вине добавленной им фразы: – Опять.

  Пару секунд я силился понять, что за бред он несёт, однако так я не смог. И когда сдался, мне ничего не осталось, кроме как задать свой вопрос заново. Так я и сделал: с гримасой полного непонимания происходящего, я попытался перевернуть ситуацию так, чтобы казалось, будто ничего не понимаю не я, а он… Получилось не очень:

  – Кто.. ты.. чёрт возьми.. такой? – говорил я медленно, невольно отходя назад.

  Кулаки сжались автоматически. В любой момент я был готов принять бой или отразить атаку этого, пока неизлучающего никакой опасности, человека. Но, как говорится, в тихом омуте…

  – Вау.. у кого-то заело, – парень посмотрел на меня как на дебила и демонстративно цокнул языком.

  Затем развернулся, и пошёл уже ко мне.. Правда, шагая в одной плоскости: держась от меня на расстоянии.. явно чувствовал мои не самые лучшие намерения.

  – Повторюсь, уже в тысячный раз, – и это не метафора, – Я – это… – вдруг он остановился, обернулся на меня, чуть ухмыльнулся и продолжил: - А хотя знаешь, ха, как-то странно выглядит. Не правда?

  Развернувшись он зашагал обратно, на этот раз скрестив руки за спиной.

  – Что.. странно? – я же продолжал стоять посреди (или не посреди) полностью белого помещения и следить за движениями незнакомца, задавая странные вопросы.

  – Как что? То, что человек спрашивает у другого, кто он такой, толком даже не зная, кем сам является… А? Неужели, не забавно? – он посмотрел на меня взглядом, предвкушающем нечто великое, но в то же время излучающем.. как бы так выразится.. интересующую злобу. – Вот Ты? Ты, кто такой?

  Я уже было открыл рот, но вдруг будто язык проглатил. А ведь действительно. Кто Я? Скажу, что Саша, так для него это особо ничего и значить не будет. Саш раньше было много, да и сейчас, надеюсь, пара найдётся. Так что, что это для него? Ничего. Скажу: “Человек”. Так и он Человек.. тоже ничего особенного. А ведь, вроде бы, я должен являться некой Личностью, не так ли нас учили… Но, вроде как, и не являюсь.. хотя и должен. Но, если так.. То, кто же я?

  Не понятно зачем, я поднял руки, разжав ладони и приблизив к лицу. Ожидая, что сейчас увижу привычные узоры на мозолистой, грязной коже. Но увидел только шелковистую, молочного цвета ткань робы.

  – Ха, вот видишь. Ты тоже не можешь ответить, кто ты есть, – это был вновь мой собеседник. Я посмотрел на него. Теперь он сидел рядом со мной, но не как раньше, а как-то по-буддистки, и понимающе глядел на меня. – А я, знаешь ли, могу. Да вот только, не время сейчас: не поймёшь ты.

 – Так объясни таким образом, чтобы понял, – я опять подозрительно посмотрел на спину незнакомца, который вновь встал во весь рост и теперь отдалялся от меня.

  – Ха, я это и собираюсь сделать, – парень остановился, скрестил руки, со вздохом потянулся. Затем его руки упали обратно вниз, а голова так и осталась смотреть вверх.. куда-то в неведомую даль. – Ты вообще хоть раз думал, кто МЫ такие?

  И что я, скажите, пожалуйста, должен ответить на подобный вопрос? Да откуда мне знать. Я не философ и не культуровед чтобы о подобном размышлять… Однако, ответить всё же стоило:

  – Эм… Нет, – вот так просто, чуть наклонившись, – пытался увидеть его выражение лица, – произнёс я.

  – Ха, ну вот… И я тоже, нет. Но тайны всегда открываются легче тем, кто не ищёт на них ответа, но долго его ждёт. Я прождал очень долго, и был вознаграждён. Не сказать, что мне так уж была нужна эта награда. Хотя теперь, не скрою, с ней как-то проще смотреть на жизнь…

  Я до сих пор не понимал, что происходит, зато начал чуть понимать, что говорил мне тот незнакомец. И, сказать по-честному, стал даже прислушиваться.

  Как оказалось далее – не зря.

  Он резко опустил голову, вздохнул полной грудью, а затем шумно освободил лёгкие. Простоял так пару секунд, после чего, повернувшись ко мне на одной ноге, с улыбкой сказал:

  – Понимаешь ли… Э-эм.. как тебя на этот раз именуют?

  – Саша…

  –О! Понимаешь ли, Саша, – это слово он как-то выделил интонацией, при этом подняв согнутую в локте руку, будто держа бокал, а потом, пребывая в такой позе, начал расхаживать по помещению, продолжая рассказывать: – Мы – это то, что у нас есть. Ведь так… Однако, если у тебя ничего нет.. ну, я имею в виду в материальном плане.. то что тогда получается? И тебя нет?.. Ха-ха, конечно же, подобное объяснение – полный бред. Ведь даже так, Ты всё равно ЕСТЬ. И не может быть иначе. Но почему же, если у тебя ничего нет?.. А потому, что чем-либо считаются не только физические ценности. Ведь, у каждого есть разум, чувства, мысли… Но, самое главное и, конечно, самое спорное – ДУША. Многие считают, что её нет. Но, ха, должно же быть что-то, что соединяется всё твоё естество воедино. Ведь человек – это не математическая машина с мозгом, и не чувственный кусок мяса с сердцем. Это полностью свободная духовная сущность, запечатанная в телесной оболочке, из-за которой, собственно, вы до поры до времени и не получаете Полнейшую Вольность… – его руки упали на бёдра, а взгляд не на долго уткнулся в меня. Как бы просканировав с ног до головы, он улыбнулся, после чего медленно сел. – Аха, смешно выходит, не правда ли, вы боитесь того, что делает вас свободными…

  Должен признать, данное высказывание меня немало поразило. И я даже ещё не успел обдумать всё, что услышал, как машинально спросил, жаждая продолжения:

  – Чего боимся? – последовав примеру крайне занимательного незнакомца, я также медленно опустился на невидимый пол.

  Он усмехнулся:

  – Смерти.

  Меня охватила оторопь. Не на долго, это довольно быстро прошло, однако такого я не.. хотя, он сделал много того, чего я никак не ожидал, так что вообще странно, что я до сих пор удивляюсь.

  Однако это слово. Неужели он имеет в виду, что чтобы стать свободным, нужно умереть?!

  – Не совсем так, – вдруг сказал парень.

  Я удивлённо посмотрел на него. Почему он произнёс эти слова, ведь никто ничего не говорил только лишь я…

  – Вокруг, на многие световые года, ни звука. Так что можно было бы думать и потише… – сначала он обвёл руками невидимое пространство, после чего, вновь подперев щёку рукою, посмотрел на меня и улыбнулся, во весь рот, но как-то.. будто виновато.

  И только после этой улыбки ко мне пришло озарение:

  – Ты! – я подскочил с места, быстро пятясь назад, ошарашено смотря на чтеца моих мыслей, при этом глупо и испуганно показывая на него пальцем, будучи не в силах вымолвить ещё слова.

  – Тихо-тихо, всё хорошо. Успокойся ты. Лучше присядь обратно, – пребывая в прежнем положении, но теперь без улыбки, посоветовал пугающий меня собеседник.

  – Но-но-но как?.. Как ты.. ты ведь, это…

  – Эх, чтоб тебя… Зря я это, как знал, – он, будто от чего-то устав, завёл глаза к потолку, после чего, опустив голову, чуть потряс ею и вернул на прежнее место, подперев, на этот раз другой рукой. – Может произнесёшь что-нибудь членораздельное?...

  Скорее не спросил, а посоветовал парень.

  И тут я определённо и полностью понял, как глупо сейчас выгляжу. Попытавшись успокоиться, сделал вдох, затем выдох, открыл глаза и попробовал связать слова:

  – Ты, только что, прочёл мои мысли?

  – Уф, как же с тобой… Они просто транслировались у меня в голове так, как и в твоей. Я же уже говорил, просто Я – Это…

  – Но что это за бред?! – вдруг выпалил я, резко, на секунду, замах руками.

  Затем так резко остановившись, но не перестав с некой ненавистью смотреть на оппонента, я так же неожиданно опал и, устало протерев вялой рукой лицо, сел обратно.

  – Как же задолбался… Ладно, что ты там говорил? Вроде, готовить меня к чему-то хотел. Ну давай, попробуем… – всё это я сказал в полголоса, как бы самому себе, да и ещё таким уставшим, измождённым тоном, что сам себя не узнал.

  Но я действительно уже был на пределе своих моральных возможностей. Ведь сколько можно? Мало, что ли, подобного уже произошло? А хотя всё равно, какая разница, будь что будет… Хватит пытаться изменить ход ручья, пора уже плыть по течению.

  – Охохо, кажется, кто-то наконец сдался, – незнакомец чуть ухмыльнулся. – Ну что ж, может так даже и лучше. Ты, главное, наберись чуть терпения, ты же это умеешь, а я всё расскажу, только спокойно послушай. А?

  – Ага, – я смотрел на него абсолютно бесстрастным взглядом, как же мне было тогда наплевать на всё…

  Он вновь поднял взгляд к невидимому потолку, вздохнул, выдохнул, с прежней улыбкой посмотрел на меня и произнёс:

  – Что же такое Свобода… Я имею в виду сейчас не ту свободу, о которой ты привык думать, а истинную Свободу. Хочешь сказать, что не понял меня? Ха, нет, как раз-таки ты всё прекрасно понял. Человеку, в его сущности и форме, ни за что и никогда не постичь той Свободы, о которой я говорю. Почему?.. Да всё просто: она не досягаема. По крайней мере, для тебя, и таких, как ты. Ведь она представляет собой отнюдь не денежное богатство, далеко не выплаченные по всем счетам долги и налоги, вовсе не собственный остров, жильё и так далее. Не-ет. Свобода – это то, чего НЕТ. Понимаешь? Ха, вижу по глазам, что не понимаешь… Чёрт, как бы тебе объяснить.. ну, этого нет. Просто не существует. Ни в какой форме. Её даже почувствовать нельзя. Потому что когда ты её достигаешь, ты этого уже просто не осознаешь. Из-за чего?... Всё очень просто: для того, чтобы понять всю ценность Свободы, данной тебе, тебе же нужны ограничения. И так всем людям. Когда ты есть везде и тогда же нигде, когда ты видишь всё и в то же время слеп, когда ты знаешь всё и не помнишь ничего – это и есть Свобода. Тебя никто не ждёт, ты никому не нужным, ты ничем не обременен: ни телом, ни людьми вокруг тебя, ничем… Ты – идеальное существо. Чистая сущность, просто сознание, которое повсеместно и обширно, как Вселенная. Это – Третья стадия Жизни. Однако у вас это зовётся Смертью… Ха.. как глупо…

  Я невольно открыл рот. Это было действительно интересно, если не сказать больше… Но было кое-что, что заставило меня засомневаться:

  – Погоди, что значит в таком состоянии я не смогу достичь истинной свободы? И как это понимать: третья стадия жизни? – я презрительно сощурился, чуть отпрянув корпусом, как бы показывая своё пренебрежение.

  – Ну… эх, понимаешь, в этом теле… Чёрт, как бы так… – он постучал пальцем по полу. – А, вот: как я сказал, вам нужны ограничения, когда ты есть везде, ты не можешь испытать полной силы, данной тебе. А когда, к примеру, тебе даётся твоя кожаная оболочка и, к примеру, какие-нибудь четыре стены вокруг, то всё, ты сразу воспринимаешь и понимаешь всё, что есть сейчас и было до этого. Ведь теперь ты скован в одной точке, которая может передвигаться в границе только этого замкнутого пространства. Понимаешь? – я, вновь по-дурацки открыв рот, медленно кивнул, продолжая внимательно слушать. – А что касается Третьей Стадии, так это и есть то, что я хотел тебе рассказать. Ведь не всё так просто, как может показаться сначала…

  Резкий, сильнейший вдох, сделанный мною, причём против моей же воли, заставил опрокинуться на спину. Воздух застрял внутри и не хотел выходить обратно. Грудь сильно заболела, из-за чего я перехватил её руками, почти полностью взяв себя в объятья. Глаза выпучились в слепящую белену, взгляд затуманился, все процессы в организме будто остановились, ввиду чего становилось хуже с каждой секундой.

  Однако через некоторый непродолжительный – но показавшийся мне вечностью – промежуток времени, углекислый газ с громким, продолжительным выдохом выплеснулся наружу.

  Перевернувшись при этом на спину, я, всё также широко раскрытыми, слезящимися глазами, уставился вверх. Моргая и неистово, мелкими глотками вбирая в себя и проглатывая воздух, я продолжал смотреть вдаль, пытаясь понять, что же только что произошло…

  – Охохо.. парень, ну как ты, нормально? – в полуприсяде подошёл ко мне мой собеседник.

  На этот раз в его глазах читалась некая искренняя озабоченность и тревога. Неужели даже он такого раньше не видел… Или всё ранее сказанное – полная чушь?

  – Да.. да вроде.. вроде нормально, – еле выговорил я.

  Придерживая за локоть, незнакомец всё же сумел меня посадить. После чего он выпрямился, всё с той же заботой смотря на меня. Но было это недолго: спустя секунду взгляд его изменился на прежний (хищный), а на устах появилась широкая, чуть злорадная улыбка.

  – Вау! Ну что ж, – подкосив под себя одну ногу, парень сел на прежнее место, – поздравляю! В прошлые разы данный этап давался тебе куда хуже!

  – Что.. что это было? – не обращая сильного внимания на перемены в поведении моего безымянного знакомого – уже привык – настороженно спросил я, пытаясь удержать своё тело в равновесии, помогая ему упёртыми в пол руками.

  – Ну-у.. ты просыпаешься.

  – То есть?

  – Ну. Возвращаешься в сознание, ведь сейчас ты не в нём… Хотя, нет, как раз сейчас ты в своём сознании, распространённом по всей… Чёрт, тоже не так… Э-эх, как бы так объяснить… Ха, знаешь, я иногда так рассказываю, что сам путаюсь. Ну.. если быть короче, то.. что ты помнишь перед появлением здесь?

  – Я… Вырубился? – будто спросил сам у себя я.

  – Вот именно. Твои физические и моральные планки максимума были задеты, из-за чего ты и оказался тут, со мной. Однако там, где покоится твоё тело, ты.. как ты выразился?...

  – В отключке?

  – Да! – он радосно показал на меня пальцем, чуть отвалившись назад, однако затем сразу вернувшись обратно в былое положение.

  – Так.. тогда.. тогда погоди. Я ведь и раньше терял сознание, почему только сейчас я оказался.. ну.. – я как-то недоумённо обвёл руками пространство вокруг.

  – Тогда ты был изнеможен только морально. Чтобы нам встретиться, придётся побывать на пороге у смерти, как сейчас.

  – А… – я посмотрел на свои скрытые руки и подвигал пальцами. Вроде на месте. – Тогда… Здесь я что?

  – Э-эм… Я же, вроде, уже говорил – Сознание, – чуть растерянно, промолвил парень.

  – Так, подожди, что значит соз… – начал было уже вновь паниковать я, как вдруг моё тело опять постиг удушливый припадок.

  Всё произошло так же, как и в прошлый раз. Но теперь я будто бы ненадолго выпал из этой комнаты. Когда обратно раскрыл глаза, перед ними в тревоге металось лицо довольно странного незнакомца.

  Схватив мня за плечи, он резким рывком поднял довольно лёгкое тело на ноги и сказал:

  – В общем, слушай сюда, времени нет, так что разговаривать буду быстро и по делу, – я впервые за всю нашу встречу увидел его таким серьёзным. Он сильно жестикулировал руками, находясь притом близко ко мне, ввиду чего преставление сложившейся ситуации строилось всё более серьёзным. – Ты – отнюдь не простой человек. Да! Я знаю! Это звучит как полный бред! Но сейчас просто поверь мне. Тебе надо спасти остальных людей. Всех! Да, это правда. Но сам ты сделать это не можешь, хоть и пытался не раз.. тоже правда. Поэтому я тут, с тобой. Как говорил раньше: Я – это Ты, твоё Альтер-эго. Только знаю куда больше, поверь на слово, поэтому я и могу тебе помочь исполнить то, что ты должен! А именно, – он, продолжая смотреть на меня, чуть отошёл назад.

  Развернулся боком, сложил ладоши, после чего резко развёл их вверх и вниз. В получившемся пространстве возник длинный, но узкий, чёрный цилиндр. Взяв его за один (противоположный себе) край, парень резко “выкинул” держащую ребро руку, и конус развернулся. Передо мной предстала висящая в воздухе чёрная клякса, усеянная белыми точечными проплешинами. На понятие данного рисунка, ушло меньше пяти секунд: карта Европы.

  – Тебе, как можно быстрее, – обведя всё “полотно” рукой, он остановил её на одной точке; почему-то я догадывался, как она называлась, но туда мне было не по пути, – попасть в Моск…

  – Эй-эй-эй! Притормози мужик, я не дал своё согласие.

  – Ха, “согласие”. Это твоё предназначение, тебе по-любому придётся это сделать.

  – Ого, как сказанул. Ну ладно, допустим, я поверил частице всего того, что ты мне сказал. Но, почему я должен делать это сейчас, у меня на данный момент есть свои дела.

  – Слушай, у нас абсолютно нет времени, просто выслушай меня и начни делать так, как я скажу, – он был раздражён, сильно.

  – Не-ет. Сейчас – ни за что. Я вроде бы уже сказал: у меня есть…

  – Да чтоб тебя! Ты понимаешь, что если сейчас ты не пожертвуешь всеми заражёнными, то умрёт целый человеческий род! Ты это осознаешь?! – он приблизился ко мне на прошлую дистанцию, в его взгляде я прочит ярость и гнев.

  Ого, а он, оказывается, уже всё знает. Ладно, главное не терять лицо.

  – Среди этих заражённых.. моя.. Мать… – как можно более твёрже вымолвил я, глядя незнакомцу прямо в глаза. – Если ты такой всезнающий, то прошу, помоги мне спасти её, и тогда, я клянусь, я выполню всё, что ты мне скажешь…

  Его взгляд чуть послабел в твердости. Теперь он смотрел на меня, как профессионал-боксёр смотрит на перспективного новичка: с уважением и предосторожностью. Затем вдруг по-старому улыбнулся. Отпрянул назад и щёлкнул пальцами – тут же карта пропала.

  – Если бы я мог запечатлеть в твоей памяти все те моменты, когда ты мне поклялся, то вся твоя голова была бы заполнена только ими… Аха, знаешь, что самое весёлое, я всегда просил тебя спасти, как бы это комично не звучало, Мир, но ты так ни разу и не сумел. Был близок, но нет. То есть, получается, что клятву ты так ни разу и не исполнил. Почему? А потому, что умер, ха…

  – Ну а в этот раз – исполню, – всё так же жёстко произнёс я.

  – Да?.. Ну ладно, будь что будет, Саша. Твой характер, а по совместительству и мой, нравился мне всегда, и сейчас ничуть не уступает былым временам. Я же свой проявить никак не могу.. хотя, вроде бы, один и тот же… Аха, – он сел на некое невидимое пространство, явно представляющее собой твёрдую поверхность в полуметре от пола. – В общем, хорошо. Будь по-твоему…

  И тут меня вновь заполнил воздух. Я упал, взявшись за горло.

  Нет.. нет… Нет! Только не сейчас! За что?...

  Почему-то мне казалось, что этот странный парень действительно в силах мне помочь, и в данную секунду я никак не имел право покинуть ослепительно-белую комнату.

  Со всех сил пытаясь сохранить глаза раскрытыми, – чтобы не потерять сознание, – я пару секунд корчился на полу. Когда же мозг расслабился, мир вокруг помутнел, но не пропал. Есть! Получилось!

  – Э, э… О! Ты ещё здесь, неплох… – начал было подбежавший Альтер.. как там, но я прорычал первый.

  – Закончи фразу, и покончим с этим, – взяв своё Я за шею и притянув поближе, еле вымолвил я, обрызгиваясь слюной и обливаясь потом.

  Взгляд безымянного парня посуровел. Ни сказав болей не слова, он начал:

  – Только поверив в нереальное и совершив невозможное, узнаешь истинное естество происходящего, – спокойно взяв мои, скрещённые почти что не на затылке, запястья, незнакомец абсолютно не напрягаясь развёл их в стороны, затем выпрямился во весь рост, и, продолжая бесстрастно смотреть на задыхающегося, корчащегося у его ног меня, добавил: – И помни: когда ты не знаешь, что делать дальше – посмотри вперёд.

  Глаза залил пот, я чувствовал, что сейчас покину своего нового товарища, и предвестником этому стала почти полная тьма. Однако даже сквозь неё я смог рассмотреть неожиданно появившуюся на его лице улыбку и два пальца, лицевой стороной приставленные к виску, а затем резко отведенные в сторону.

  Хм, это было мало похоже, на прощание… Но оно и лучше.

***

  Глаза открыл я с трудом. Голова сильно болела и кружилась. Грязные градины пота, щипля глаза, срывались вниз на мраморный пол, находящийся прям под головой. Дыхание спёрло, из-за чего казалось, будто воздуха и вовсе не хватает.. а может, его действительно не хватало? Я подумал, что если лягк на спину, то лёгким станет чуть легче принимать воздух. А когда попытался перевернуться, понял, что на данный момент это не исполнимо: мою спину гадко холодила голая, бетонная стена.

  Чёрт…

  Моргнув, я уставился в слепящую мглу. Ничего не было вокруг, кроме дыры в низко находящемся, для станции метро, потолке. Да витающего вокруг тумана, белого, как облака в давно потерянные летние погожие дни.

  Уперевшись руками, я попытался оторваться от пола и ходя бы сесть. Но ничего не вышло: поднявшись на сантиметров тридцать, я сразу рухнул обратно. Пока был слишком слаб.

  С падением голова заболела ещё больше, отчего захотелось кричать. Но я только, сжав зубы, промычал что-то невразумительное, да и то не услышал. И только тогда понял, какая вокруг гробовая тишина…

  Сначала я чуть было не запаниковал, дергая головой из стороны, в сторону, пытаясь понять причину подобной аномалии. Но уже спустя секунду, будто сквозь ватный тампон, услышав своё надрывное дыхание, чуть успокоился. Это только контузия. Да и то сильной быть не должна. От удара об стену слух не теряют.. или же теряют?

  Попробовав попытку подняться ещё один раз, я уже постепенно приподымаясь, последовательно упирался в стену позади, чтобы не свалиться обратно. И так до того момента, пока, наконец, не принял вертикальное положение. Конечно, пока только корпусом, но и это не могло не радовать.

  Огляделся вокруг. Да, только тьма и тишина. Даже сквозь ту немалую прореху в потолке ничего не “льётся”. Ну что ж, пусть…

  А интересно, что же это было. И как мне понимать последнюю фразу, сказанную тем парнем? Погодите… Парень… Парни! А где все остальные?! Где мои…

  Я попытался подняться во весь рост, также последовательно упираясь в монолит за спиной. Но на это траз удача меня покинула: не пройдя и половины нужного расстояния, я свалился обратно наземь. Чёрт!

  Чувство беспомочности окутало меня с головой. Как так? Ведь они явно где-то здесь, и скорее всего им нужна моя помощь… Хотя, мне бы для начала себе помочь.

  И тут, опять на грани слышимости, я уловил звук знакомого голоса. Тонкого, сильно надломанного, навзрыд, чуть ли не задыхающегося.. женского. Юля!

  Где она?.. Я слышал её, но не видел. Однако по увеличению громкости можно было предположить, что на приближалась.

  Так и оказалось. Только шла она отнюдь не там, где я предполагал: она двигалась снизу, по рельсам. Мне была видна только макушка её головы, ввиду чего я стал вновь поспешно пытаться сесть. Спустя полминуты  – получилось.

  Тогда же я и рассмотрел, что происходит.

  Теперь я слышал “искательницу” куда лучше, конечно же, всё равно тихо, но всё-таки. Она плакала, сильно, захлёбываясь соплями и слюной. Еле выдавливая из себя с таким трудом заходящий внутрь воздух, она шла куда-то обратно в туннель, из которого мы только вышли. Да и причём не одна: за спиной у неё, волоча ноги по шпалам, висел Дима.

  Я был уверен, что это он, ибо такого худощавого телосложения, ни у кого, кроме меня, больше из нашей группы не было. Конечно же, я не видел его лица: голова была слишком сильно наклонена вниз. Грубо говоря, она просто безвольно болталась на шее, подобно ногам. На его же чёрных волосах я заметил еле поблескивающие красным пятна крови, причём отнюдь не малого размера…

  Что же тут было?

  Защитный комбинезон, как у одной, так и у второго, был порван во многих местах. Если по правде, то он теперь вовсе напоминал больше половую тряпку, чем средство защиты от безжалостного внешнего мира.

  – Я же… – она сморкнулась. – Я же.. я же говорила… Не надо.. ухуху-ух, не надо было.. ид-ид-идти, – расслышал я кусок нечленораздельной речи, которую произносила девушка. – Куда.. куда теперь.. адха!.. идти?! А-а-а-а!

  Тут она вновь заплакала. Я не мог просто смотреть на это. Я хотел что-то сказать, но будто разучился говорить. Слова застряли в пересохшем горле и не желали выбираться наружу.

  А Юля всё плакала. Она была очень грязной, но не поэтому ужасающей. Я вспомнил, из-за чего не мог сказать ни слова. Меня пугала сама девушка: размазанные кляксы грязи на её лице были бы для меня обычными, если состояли только из земли да слёз. Но только далеко не слёзы лились из её пустых глазниц – это была кровь…

  Кто так зверски поступил с ней, кто посмел выколоть девушке глаза? Я навряд ли когда-либо это узнаю… Но это, наверное, и хорошо.

  – Живи!.. ты только живи… я.. я найду дорогу… Э-эй! Слышишь? Дим? Дима? Ты чего молчишь?... – я не мог ощущать ни её физической, ни психической боли. Однако мог чувствовать её, и от этого душа моя просто разрывалась… Они ведь любили друг друга. – Ты что… Спишь? Дим… Дим? Ди-им?! Ди-и-им?! А-А-А-А!… У-у.. А-А-А!...

  Она вдруг упала посреди рельс. Слепая, несущая на себе ещё человека, невероятно сильная девушка, сдалась…

  Чёрт! Что я делаю?! Я должен помочь ей, как можно скорей!

  Подобно звучавшие мысли мигом встрепенули меня. По телу пробежали мурашки, а сам я туже попытался встать. На этот раз почти получилось, но ноги вновь покосились в самый неудобный момент. Я упал, но не сдался. Взявшись руками за вывороченную мраморную плитку, я начал подтягивать себя к концу перрона. Получалось медленно, но вид рыдающей, незрячей, всем своим естеством требующей помощи Юли придавал мне сил.

  Я, вроде бы, что-то кричал. Но сам не слышал, так же, как и не слышала она.

  И вот, когда я был почти у самого края, “искательница” отреагировала. Она вдруг вздрогнула, затем медленно отняла окровавленные руки от лица и повернулась ко мне, пронзая “взглядом” пустых глазниц.

  Я, будто окаменевший, остановился, смотря в эту красно-чёрную бездну. И именно это промедление стоило мне жизни двух людей.

  Откуда не возьмись, с грохотом и визгом, из туннеля вылетел мептропоезд. Чистый, синий, тот самый. Он снёс “Искателей” со своего пути и нырнул в соседнюю кишку, забрав их тела с собой.

  Самое странное, и в то же время страшное, что я успел заметить, так это то, что ни в одной кабинке не было ни единого пассажира. Они все были идеально чисты, вымыты, без реклам и так далее. Идеально пусты… Кроме последней, в которой я увидел едущих куда-то в неизвестность двух молодых людей: парня и девушку. Они вдвоём держались за верхние поручни, были одеты в такие непривычные теперь джинсы и футболки, притом, искренне улыбаясь, смотрели на страницы неизвестной мне книги, находящейся в руках девицы. Лица этих двух я узнал сразу, точно понимая, что вряд ли когда их забуду… А всё потому, что этими людьми были Дима и Юля.

  Продолжая лежать на краю платформы, я ещё долго смотрел на то место, где только что сидела “искательница”. Потом ошарашено посмотрел на свои руки – они тряслись, сильно.. очень сильно. Также осоловело, я поглядел в след поезду, который уже давно пропал во тьме туннеля, оставив после себя только эхо над станцией да взбудораженный, витающий мусор…

  Вновь обернулся на кисти рук. Дрожь усилилась. Я попытался вздохнуть, но кислород отказывался входить во внутрь. Резко запаниковав, я перевернулся на спину и, задыхаясь, забился в конвульсиях, отказываясь верить в истинность происходящего… Так продолжалось недолго: спустя пару секунд мир просто исчез.

 

  Тьма.. везде только тьма… Ничего не видно. Абсолютно.

  Может, я умер?

  Но разве так должен выглядеть Рай? Или Ад?... А как они вообще выглядят, хоть кто знает? Скорее всего.. никто.

  Я не чувствовал ничего… Хотя, стоп. Нет! Я чувствовал, неровные, прерывистые покачивания. Будто бы я маятник, медленно прекращающий дёргаться на нити. Колебания то шли более-менее ровно, то ненадолго останавливались, то одну сторону тянуло назад, когда другую почему-то толкало вперёд, то наоборот… Так, что вообще происходит?

  Понемногу я начал ощущать своё тело… Ясно, и в этот раз умереть не удалось…

  Чёрт, вновь размыкать веки. Эх… Как же надоело.

  Но другого выхода у меня не оставалось. Тем более надо же узнать причину моего беспокойства.

  Я попробовал открыть глаза. Не вышло: на ресницах появилась влага и там же, видимо, замерзла, ввиду чего теперь требовалось приложить усилия даже для столь простого дела, как посмотреть на мир… Хотя, что на его смотреть. Всё равно вряд ли что можно увидеть: он сам слеп и погружён во мрак, поэтому и тебе ничего углядеть не даст.. наверное. Да и насчёт “простого дела” тоже подумать следует… Но не сейчас.

  Сильно зажмурившись, – по крайней мере, мне показалось, что сильно, – я резко развёл веки. На этот раз получилось.

  Вокруг действительно было темно. Ха, чего же я мог ещё ожидать? То ли глаза покрыла некая еле осязаемая дымка, то ли вокруг витал слабый туман, однако размытость у всего, на что я только кидал взгляд, присутствовала. А на что я кидал взгляд? На одиноко блуждающий по рельсам, слабый лучик фонаря. Только он один и был, кроме него ничего…

  Он то затухал, то вновь начинал светить. Как только в очередной раз свет прекратился, я еле-еле расслышал шипящий, досадный, и в то же время чуть злобный голос, сопровождаемый ударами чего-то твёрдого о нечто такое же твёрдое. Били явно сам цилиндр фонаря, может быть об стену туннеля, может ещё обо что. А голос…

   Я мало когда слышал хоть какие чувства в словах Антона, и, наверное, именно поэтому запомнил их так хорошо. Да, говорил именно мой молодой напарник… Ну, по крайней мере, я так думал.

  Чувствительность тела всё возрастала. И только спустя где-то минут пять я понял, что не смотрю вперёд, я уставился вниз, не в силах поднять головы. Тогда же я и попытался это исправить, но сил до сих пор не хватало.

  Я ощущал, как ноги цепляются за шпалы, безвольно волочась за слабо раскачиваемым телом, державшемся только лишь на чьих-то руках, время от времени теряющих хватку. В те моменты я терял равновесия и сильнее обычного заваливался на какой-нибудь бок. Один раз и вовсе показалось, что сейчас упаду, однако невидимый помощник (хоть я и догадывался, кто это) успел исправить ситуацию.

  Из-за постоянной качки внутри всё клокотало и рвалось выйти наружу. По крайней мере, такие были ощущения. Но вот только главного составляющего я в желудке не ощущал… Точно, я уже даже не помню, когда ел.

  Слух ещё больше увеличился. Теперь я мог разобрать хотя бы части слов спасителей. Что, конечно, не могло не радовать.

  – Он … жив?... – послышался знакомый голос.

  Смысл фразы, несмотря на её нецелостность, был ясен. Говорили явно обо мне.

  – Дышит… – устало сказал кто-то в ответ.

  Второй голос был уж очень тих и сильно отдавал хрипотцой. Но даже не глядя на это, я бы узнал его из сотни: Гоша.

  Значит, мои товарищи всё-таки остались живы… С души будто камень упал, как же было приятно частично (я всё ещё плохо понимал происходящее вокруг) осознавать то, что с ними всё в порядке. Ну, или более-менее в порядке.

  По их разговору, а точнее тому, как они говорили, можно было спокойно утверждать, что отнюдь не всё так гладко, как хотелось бы…

  А вообще, что недавно произошло?

  Ответить на данный вопрос я не успел, да и при всём желании не смог бы: с головой пока действительно было нехорошо. Однако главным, помешавшим, фактором оказалось неожиданное падение на холодные рельсы.

  Идущий слева Гоша вдруг, чуть вскрикнув, оступился и резко завалился в бок, на раненую ногу. Видимо, именно она и сыграла немаловажную роль.

  Конечно же, при приземлении он попытался, ища опоры, схватиться за меня. Но как я сейчас мог помочь? Антон тоже упал, что я понял, только когда рядом с моим лицом рухнуло ещё одно тело. Чего и следовало ожидать: ослабленный и измождённый человек вряд ли бы смог выдержать вес двух мужчин.

  – А-а… А-ай… – стонал где-то вдалеке (для меня) Гоша.

  – Что … такое? – быстро подскочил молодой охотник и направился мне за спину: помогать Георгию.

  Я же остался лежать.. один.

  Отлично… Просто, ха, прекрасно… И что же теперь делать?

  “Когда не знаешь, что делать дальше – посмотри вперёд” – вдруг всплыли у меня в голове ранее слышимые слова. Они были сказаны совершенно не моим внутренним голосом. Нет. Они будто бы были сказаны кем-то другим… И теперь я знал, кем.

  Вперёд значит, да? Ну что ж… Я еле приподнял голову. Изо рта вырвался пучок горячего воздуха, частица его попала на замерзшие рельсы, растопив на них тонкую кромку льда. Затем же остаток облачка присоединился к такому же плотному и непросветному туману, слабо витающему над путями.

  Некоторые мгновения я действительно ничего не мог заметить сквозь эту белёсую пелену. Однако спустя некоторое время мои глаза свыклись ещё больше. И вот когда зрение вернулось почти полностью, я заметил, что молочная мгла всё-таки пропускала сквозь себя некие лучи света, идущие откуда-то спереди.

  Станция… Неужели.. населённая?

  Я не мог верить своим мыслям, однако надежду в душе уже хранил и лелеял. Ведь, как же это будет… Нет, стоп, пока нельзя.. пока, нельзя.

  Сейчас надо было думать о другом: как до туда добраться. Во-первых, надо встать.

  Я опустил взгляд обратно на стылые рельсы. Затем посмотрел на свои ослабевшие руки и проследил, как они медленно поднимаются, а затем упираются в грязную, замерзшую почву. Теперь надо было лишь напрячься. Но я уже истратил все силы только лишь для того, чтобы приподнять их… Чёрт, как же я слаб…

  Но сдаваться было уже поздно.

  Просчитав про себя до трёх, я, с резким выдохом, сделал рывок вверх. Получилось приподняться только на пару сантиметров, после чего я рухнул обратно на заледеневший металл, больно ударившись него рёбрами – если бы не мастерка, удар был бы ещё болезненнее.

  Что ж, ещё раз… Вновь до трёх, выдох, рывок… На это траз получилось подняться на ещё меньшую высоту. Всё же силы исчерпывались, и  так быстро их было не вернуть.

  “Пытаться!” – это был уже мой внутренний голос. “Раз.. Два.. Три!” – выдох, рывок… И тут я почувствовал чьи-то руки на моих плечах, эти же руки меня и потянули вверх.

  Всё. Я встал. Теперь надо было только устоять… Чуть пошатнувшись я, размахивая безвольно болтающимися руками, всё же умудрился не потерять равновесие.

  Теперь надо было только идти… Идти вперёд.

  Я и пошёл.

  Шатаясь, время от времени спотыкаясь, тяжело дыша – я двигался к еле видимому мною свету. Единственному, что сейчас было не чуждо мне в этих катакомбах.

  Конечно, соображал я пока ещё плохо. Поэтому внезапное появление передо мной лица Антона должным вниманием не счёл.

  Он что-то говорил, причём очень яростно и злостно. Однако я не отдавал этому никакого отчёта и продолжал тупо идти вперёд, пытаясь обойти назойливую фигуру молодого напарника.

  В уши будто ваты натолкали: я действительно ничего не слышал. В голове тоже никаких мыслей не было. Надо было только шагать. Сквозь туман, сквозь тьму, преодолевая препятствия выйти к спасительному острогу…

  Как Антон поднял руку, как замахнулся – я не заметил. Я почувствовал только боль в левой щеке. Такую резкую, припекающую, раздражающую боль…

  Я отступил на шаг. Пощёчина.. чтобы разбудить меня.. да, точно… Но тогда я этого не понял.

  Приставив руку к повреждённому участку, я почувствовал жарящую, прям горящую, кожу под дланью. Отставив ладонь от щеки, я посмотрел на неё. Конечно, темень была такая, что я ничего не увидел, однако мне показалось, будто даже там кожа стала красной и теперь начала также припекать.

  Моё состояние не давало успокоиться нервам, из-за чего подсознательно я ещё больше увеличивал  боль. В конце концов не выдержав, я попытался закричать. Как ребёнок, у которого отняли конфету. Я стоял в полусогнутом состоянии и пытался выдавить из себя хоть какой-то звук, но судя по всему выходил только хрип, и я надрывал связки ещё больше, при этом продолжая осоловело смотреть на свою руку.

  Так длилось до того, как чьи-то руки вновь не легли на мои плечи и не потянули к себе. Это был вновь Антон. Развернув меня к себе лицом, он схватился за ошмётки моего дождевика и притянул поближе к своему грязному, в красно-коричневых разводах, лицу, на котором уже красовался немалый порез над правой бровью и еле заметная недельная щетина.

  Он вновь что-то кричал, притом не переставая меня трясти. Ввиду чего, конечно, мне было больно. Думаю, поэтому организм сработал сам: ответил на внешнюю угрозу.

  Я всё ещё не управлял собой, поэтому сам не понял, как поднял руку и как попытался ударить ею своего товарища. Конечно, в его глазах это было жуть как медленно, так что парировать слабый толчок ему не составило большого труда: Антон просто отошёл чуть в сторону. Я же, оставшись во власти инерции, полетел дальше, прямиком на холодные рельсы.

  Приземление было не очень удачным.

  Не успевая за событиями, я просто не успел выставить вперёд руки, из-за чего повалился наземь, что мешок картошки: также плашмя  и также неуклюже. Разразился новый приступ боли, пробежавший по всему телу и сильно давший в голову. Тогда-то всё вокруг чуть и прояснилось: я начал полноценно слышать.

  – Эй.. мужик, что с тобой?! – гневно и растерянно доносился сзади голос Антона.

  Тело начало слушаться чуть лучше и смог немного привстать с первого раза. Как только я через боль поднял голову, в свете фонаря сразу появился силуэт моего молодого товарища (фонарь, кстати, также был его).

  – Эй… Ты чего? Эй… – он, направив луч в другую сторону, схватил меня за плёчо, взглянул в глаза и, поняв мою неосмыслённость, пощёлкал пальцами перед лицом. – Эй.. ты как? Что это с тобой? Всё нормально? Что это с то…

  – Да! – только и смог выпалил я, пару секунд наблюдая за щелчками, а после всё-таки сообразив, что от меня просят.

  Но оторвать взгляд от его пальцев я так и не сумел. Всё же пока поминал я далеко не всё так же, как прежде.

  – Да-да-да! – почему-то очередью отчеканил я, как угорелый.

  Было такое чувство, будто мой язык просто не успевал за мыслями, и все слова оставались на нём, выходя впоследствии запоздало…

  – Я понял! Я понял… – теперь уже схватил меня за оба плеча Антон. – Ну как, лучше? – он чуть потряс меня. – Лучше я спрашиваю? – сначала приблизился к моему лицу, потом отдалился и побил меня по щекам товарищ.

  Я же смотрел на него как придурок, просто не в силах хотя бы прищурить глаза. Хоть я и понимал, что надо было ответить.. просто не мог.

  – Эй, Саня! Что с тобой?! – вновь по-старому заволновался напарник. – Парень! Давай, давай приходи в себя! Гоша плохо! Нужно помочь!.. Парень, ты меня понимаешь?! Гоше…

  – Понял! – опять, будто идиот, выкрикнул я и затараторил: – Понял! Понял! Да, я понял!

  – Всё, всё, всё.. Молодец, давай вставай. Тебе, видимо, только язык чуть отняло, остальное вроде как в более-менее порядочной норме, – всё это он сказал, уже двигаясь к Гоше, и обращаясь, скорее всего, к себе.

  Единственная частица света, находившаяся в руках Антона, осветила ногу пострадавшего. Видимо, Гоша не мог встать именно из-за неё.

  Он сидел на рельсах, чуть окутанный рвущимся на лоскуты туманом, и, разбросив ноги в разные стороны, гладил больную конечность.

  Снова гвоздь. Память о нём крепко засела в пятке Георгия.. как бы комично это не звучало, однако это так. Что-то мне подсказывало, что мы ещё не раз вспомним о нём, во время нашего путешествия, до завершения которого… Я даже уже и не знал, когда оно кончится: не мог же мне привидеться разговор со своим Альтер-эго. А если так, то и словам его поверить надо, а они говорят, что моя участь совсем не та, что представлялась мне ранее…

  Ну да ладно. Об этом уж точно не сейчас надобно рассуждать. Надеюсь, ещё будет время.

  – Ну как, лучше? – приблизившись к Гоше, а затем чуть присев, спросил Антон.

  Тот лишь чуть головой помахал.

  Кровавая сетка на его щеках разрослась, стала больше и теперь выглядела куда устрашающе, нежели раньше. Она была не просто красной, тёмно-багряной. Отчего становилось боязно за старшего товарища. Давно не бритое лицо осунулось, на небольшой бородёнке волосы склеились и теперь торчали штырями во все стороны. Потные патлы с макушки же и вовсе падали на мокрое, грязное чело, чуть закрывая глаза, ввиду чего те становились немного темнее. От этого тоже было не по себе.

  Вообще сейчас, наверное, я наблюдал наихудшее состояние Гоши. Даже в сырой, промозглой яме каннибалов он выглядел лучше. А теперь… Что же всё-таки произошло на Пролетарской, и какие тайны хранит эта станция в себе? Может, когда-нибудь мне и удастся это знать, что, конечно, вряд ли.

  – Идти сможешь? – задал ещё один вопрос Антон.

  Я же просто стоял в стороне и наблюдал. Меня чуть шатало из стороны в сторону: всё же не всё со мной ещё в порядке. Да оно и ясно…

  Наверное, Антону сейчас чувствовал себя лучше чем я с Гошей вместе взятые. Хотя, кто его знает. Этот парень умеет закрывать какие бы то ни было эмоции на прочный замок.. надолго. Однако спустя некоторое время, и он не выдерживает.

  Георгий, не произнеся ни слова, подспудно посмотрел сначала на молодого напарника, а затем на меня. В его глазах читалась надежда и мольба… Какая? Я пока не понял.

  После, продолжая сидеть на промёрзшем металле, он, будто маленький ребёнок, протянул к нам обоим руки. Из его рта с хрипом вырвался некий неразборчивый звук, явно подразумевающий под собой просьбу поднять его, Гошу, со стылых путей.

  – А… А? Поддержать тебя? – спустя секунду понял Антон.

  Кстати я понял это в тот же момент, однако продолжал тупо пялится на происходящее, покачиваясь взад-вперёд, дёргая свисающими безвольно руками.

  Георгий обдумав ему сказанное (все действовали как-то замедленно) быстро закивал.

  – Ага.. понял. Сейчас… Сашка, Саш! Сюда иди… Помоги.. Давай! – напарник уже ввалил на себя одну руку поверженного старика ( сейчас Гоша выглядел именно так) и пытался приподнять отнюдь нелёгкую фигуру.

  Что от меня хотят, я понял довольно быстро. Но отреагировать смог не сразу. Прошло секунд десять, прежде чем я опрометью кинулся под вторую конечность. Когда та оказалась у меня на плечах, я ещё долго (пару секунд – довольно много) не мог понять, что делать дальше. В конце концов, просто последовал примеру Антона, приседавшему вниз-вверх, при этом крича мне что-то неразборчивое. Однако явно требовательное и злое. Конечно же, затем я начал понимать, что он мне кричал, и если опустить трёхэтажный мат, то можно даже сказать, что в те моменты, обращаясь ко мне, он не произнёс ни звука.

  Я постарался тоже встать. Но пальцы ещё до конца не слушались, поэтому я быстро потерял хватку и выпустил руку старшего товарища. Не знаю, как так вышло, однако в тот момент я на мгновение обрёл прежнюю скорость (адреналин подействовал) и, быстро повернувшись, схватил запястье друга обратно. Теперь более надёжно.

  Ноги, конечно, подкашивались, но сейчас для Гоши мы были единственными опорами, так что надо было забыть о своих проблемах, и хотя бы недолго пожить ради другого… ради того, кто тебе дорог.

  Волоча почти не подающее признаков жизни тело Георгия, мы устремились к свету. К спасению…

  Постоянно оступаясь, было трудно держать ритм шагов, так что пару раз мы чуть не валились наземь. Лишь Антон спасал ситуацию. Он вообще молодец; и путь освещает, и большую часть работы делает, и меня, если что, подправляет. Даже Гоша, изредка подёргивая ногами, пытался внести свою лепту.

  Неожиданно Антон прокричал:

  – Саша… Са-аш! – я вдруг понял, что это обращались ко мне.

  – Что?... – словно контуженный, резко отреагировал я.

  – О. Неплохо, уже лучше стал понимать. Всё, ничего… – только спустя секунду я понял, о чём он.

  Да, уже, конечно, лучше. Но всё-таки пока что не то…

  Станция (я был уверен, что это она) манила к себе. Лучи высоковольтных ламп чуть смягчались, проходя сквозь суспензионную занавесь, поэтому рези в глазах не ощущалась: привыкание шло постепенно.

  Вот она, жизнь. Такая близкая, и неизмеримо далёкая. Главное, надо было только добраться.. только дотерпеть.

  И я терпел, так же как и терпел Антон, а вместе с ним, наверное, и Гоша. Мы все терпели и держались из последних сил, еле волоча ноги к такому приковывающему к себе маяку, будто охранный костёр стоявшему посреди неизведанного и жутко опасного царства тьмы.

  Собрав все свои оставшиеся силы и волю воедино, я думал, что ничто не способно свалить меня с ног, на подступах к оберегающей цитадели. Но я ошибся.

  – Эй! Кто это там?!.. Стоять! – вдруг донеслось со стороны Первомайской.

  Звук был приглушён и я, в силу свой “отсталости”, не счёт его неким серьёзным внешним фактором, способным на что-то повлиять. И уже тем более в тот момент я не подумал, что данная фраза вообще могла быть произнесена человеком: я просто шёл.

  Однако, как выяснилось позже, она была произнесена именно представителем рода людского с довольно немалой должностью в обществе, обитающем в том оазисе, к которому направлялись мы.

  В общем, слова сыграли отнюдь не малую роль: вслед за ними сразу же вглубь туннеля ударил мощнейший свет прожектора.

  Подобного я, конечно, не ожидал. Тут же выпустив кисть Гоши, я упал, лицом вниз, на землю, прикрывшись руками и почему-то закричав. В тот момент мне просто резко “резануло” ярким лучом по глазам, из-за чего стало нестерпимо больно. На короткое время, правда. Но всё же. Я бы пережил это, будь в нормальном состоянии, а так я просто завопил, испытывая боль, которая уже давно прошла. Не правда ли, странно…

  Что сделали остальные, я не знаю. Однако некие оклики и ругательства с их стороны всё же расслышал, но они настолько неконкретны, что я уже и не могу построить из них хоть какую цельную картину.

  – Эй… Это что, люди?... – громко пронеслось по тоннелю. Или мне просто показалось, что громко.

  В общем, говорили или рядом, или в громкоговоритель. Хотя суть остаётся одной и той же: даже я расслышал эту фразу.

  Дальше я смутно припоминаю что было: на эти пару секунд я будто выпал из мира сего. А потом раздалось радостное, на этот раз совсем близко:

  – Мужики! Это реально люди! Это парни.. Чёрт побери, живые! Мужики, сюда идите! Мужики! Ахахаха!

  Ещё я слышал смех Антона, или мне просто показалось, что его. Так же через всех поступал и голос Гоши – это бы я не спутал нигде и ни с чем. Он явно что-то говорил, но что, я так и не понял. Я просто продолжал лежать лицом вниз, при этом накрывшись сверху руками.

  И так продолжалось, пока кто-то не подошёл ко мне сзади, не потряс за плёчо и не спросил:

  – Эй. Ты как? Всё нормально?.. Эй!.. – я слышал уже этот вопрос: его задавали остальным моим товарищам.

  Вот теперь настала и моя очередь.

  Я понимал его суть, но ответить никак не мог. Вместо этого тело рвалось ответить агрессией на внешний раздражитель, который вообще, конечно же, является спасителем.. может быть…

  Но мои чувства и действия пока были плохо подвластны мне.

  Последней каплей (не для меня, для непослушной наружности) стал резкий подъём туловища на ноги. Тут-то физиология не выдержала, а я просто не успел её остановить.

  – Эй… – только и успел выговорить неизвестный мне мужик в противогазе, прежде чем я с разворота (конечно же медленно) попытался его ударить.

  Движение, ясное дело, вышло неуклюжим и я, по закону жанра, вновь пошёл вниз, на свидание с рельсами, как только осквернённый помощник спокойно – хоть и с некоторым не понимаем, – отошёл в сторону.

  Посадка вышла не самой лучшей: мой лоб в который раз столкнулся с холодный сталью путей. Поэтому далее происходящее я помню не полностью. Всё происходило будто в калейдоскопе, с небольшими пробелами, олицетворяемыми моими “отключениями” от данного мира.

  Помню щелчок затвора и громкие слова Антона:

  – Нет! … стреляй … контуженный …

  Размытое лицо охранника, одетого легкий, потрёпанный бронежилет и шлем с пластмассовым щитком, сквозь который я и заметил нечёткое изображение его лица, на котором в тот момент повисла гримаса не понимания.

  Затем кратковременная тьма.

  После вновь свет, но теперь менее ослепляющий, но всё равно непривычный и режущий. Я понял только то, что меня кто-то тащит, причём довольно грубо: позвонки каждый метр неприятно сталкивались с сырыми шпалами.

  Кстати про свет. Я не мог крутить головой, но уже по новому потолку да и простому освещению было ясно: мы на станции. Я даже чуть припоминаю, как мы проходили блокпост, укреплённый мешками с песок снизу и цельными, длинными древесными досками сверху, которые, идя от одного края арки к другому, закрывали большую часть выхода из туннеля. Над досками, вроде бы, и находился прожектор. Ещё помню небольшое количество людей, стоявших на своих постах и ошеломлённо смотревших на меня… С чего это они?

  Сначала он показался мне неистово ярким, но спустя пару секунд я понял, что он сильно приглушен, наверное, ввиду малого количества лампочек – это нормально. На Первомайской находилась впотьмах. И так, даже, было лучше. Людей на находящейся справа платформе было не видно. Откуда лилась мелодичная, спокойная игра гитары, а рядом, явно, был включен неработающий радиоприёмник, который своим шипением лишь дополнял и так приятный звук, от которого по коже бежали мурашки.

  Через секунду я оказался под каким-то навесом (только после я узнал, что это), стало ещё темнее. Только редкие свечки, установленные у путей, освещали проход. Однако их неровный свет несильно разгонял мрак, ещё спокойствия прибавила прекратившаяся трясучка ног, будто пути куда-то убрали, именно поэтому я, поддавшись окружающей атмосфере, позволил закрыть себе глаза.

  Конечно же, из-за этого я впал в новое беспамятство. Которое, в свою очередь, перешло в мой обычно неспокойный, но в этот раз, на удивление, такой здоровый и, впервые за долгое время, такой умиротворённый сон.

***

  Проснулся я от.. да не от чего я ни проснулся, просто так. Иногда организм понимает, что с него хватит отдыхать, и ни с того ни с сего начинает бодрствовать. Так получилось и в моём случае.

  Голова гудела. Я приложил ладонь ко лбу и сразу же отдёрнул её обратно, при этом чуть вскрикнув и повалившись обратно на продавленный матрац скрипучей, старой койки. Прошло немного времени и я с крика перешёл на обычный стон. Лежал я стиснув зубы и закрыв глаза, из которых уже начинали литься слёзы. Что же так больно?.. Ах да… Воспоминания пришли сами собой. Я вспомнил всё. Конечно, отрывками, но и их было достаточно.

  Через минуту я осмелился ещё раз легонько прикоснуться до лба. Как и ожидалась: рассечение, а над ним ещё одна огромная шишка, и всё на правой стороне. Швы были свежие. Когда я оттянул кисть обратно, то на кончиках пальцев увидел мелкую рябь не до конца засохшей зелёнки.. очень свежие.

  Полежав с ещё полчаса и дождавшись, пока головная боль сойдёт на минимально возможный “нет”, а комната перестанет плясать в моих глазах, я рискнул опять сесть. Получилось, правда, на мгновение бетонные стены зашевелились ещё сильней, однако это быстро прошло.

  Итак, где же я?

  Медленно поворачивая голову, я осмотрел помещение: небольшое, даже очень, рядом с моей стоит ещё три койки (напротив, ближняя к двери, рядом со мной, одна, и ещё две параллельные друг другу у противоположной стены), на той, которая была ближе, спал Гоша. Неспокойно спал. Дыхание неровное, пот на лбу очень явно проступает мелкой испариной, а на больной ноге повязка из старого, чуть желтого бинта. Странно… Сначала я подумал, что стоит его разбудить, однако потом сразу решил, что лучше не надо; человеку необходимо выспаться, хоть как-то.

  Я медленно поверну голову назад и ещё раз убедился, что комната действительно мал. Как оказалось в ней шесть кое: три смотрят на три своими покрытыми ржавчиной спинками. Такое немалое количество мест для лежания было очень странно для кулуара в шесть на три метра. Но мало того, у последних двух кто-то ещё и капельницы умудрился разместить.. неплохо. Кстати на одной из этих последних раскладушек сидел человек. Мужчина, дет пятидесяти, морщинистый, с бородой, сросшимися бровями и таким привычным грустным взглядом. Он насмешливо смотрел на меня, а затем, когда увидел мой, застопорившийся на нём взгляд, сказал:

  – Ну-с, с возвращением, – голос был сильно прокурен и хмур, однако небольшой прищур никак не давал воспринять его слова всерьез.

  Я понял, что мужик, в чью руку была воткнута игла капельницы, обратился ко мне, но вновь где-то секунду не мог ответь. Хотя, это время уже куда меньше того, что было раньше: не может не радовать.

  – Ага… – я, с открытым как у умалишенного ртом, по-дурацки кивнул. Но спустя ещё мгновение сообразил: – Спасибо.

  – Хе. Это тебе спасибо. Я-то уж думал, что вновь с трупами ночую. Надоело мне… – он ещё раз ухмыльнулся, после чего, по-старчески медленно принял горизонтальное положение и с хрипом водрузил свои ноги на матрац.

  Я уж подумал, что это значило конец разговора, однако не тут-то было.

  – Вас двоих тут парень какой-то всё караулил. Просил передать, чтоб, как только проснётесь, в противоположную комнату, на соседней платформе, сходили. Там глава станции у нас существует, так ваш парнишка сейчас явно у него за всех троих отчитывается, хе-хе.

  Я с полминуты обдумывал всё сказанное, пока не спросил то, что и требовалось:

  – Соседняя платформа? То есть?

  – То и есть. Соседняя платформа. Выходишь, по мостику или по верху проходишь, а там уже разберешься. Главное, где лазарет находиться – запомни. И по памяти комнатку нужную найдёшь. Но сейчас лучше пока не иди: слаб ещё ты, парень, – мой собеседник перевернулся на левый бок и, уставившись в стену, уснул.

  Так как последнюю его фразу я не уловил, то, понятно дело, совету не последовал.

  Встать получилось только со второго раза. Ноги всё ещё были ватные, что, конечно, плохо. Однако уже тело держали, причём сами – хорошо.

  Я попытался сделать шаг, и когда голая ступня левой ноги приземлилась на холодный мрамор, а затем сразу же предательски начала скользить в сторону, в мыслях я успел трижды проклясть свою самонадеянную идею. Но спустя мгновение, на моё удивление, свидания с жёстким полом больницы не состоялось… Всё же не подвели. Не знаю как, но я сумел в последний момент согнуть колено и прекратить движение вниз, амортизировав его в области чашечки. Так и устоял.

  Медленно разогнув ногу обратно, я вновь выпрямился во весь рост.

  Что ж, теперь оставалось только продвигаться дальше.

  Я передвинул ещё правую ногу. На этот раз получилось лучше.

  Опять левую – снова неплохо. И тут я остановился. Всё-таки о больных в этой дыре не забывают: у моих голых стоп стояла пара синих вьетнамок. Размер явно был маловат, но грех жаловаться.

  С небольшим трудом надев их, я взглянул на свои теперь не мёрзнущие пальцы, и продолжил путь. Но через секунду до меня, наконец, дошло: на мне не просто были чужие тапки, кроме этого я был одет в больничный (порванный в некоторых местах) халат. Но самое главное состояло в том, что я ещё был и полностью чист…

  Приблизившись к Гоше, я посмотрел на него. Да, он также был вымыт…

  Охохо, неплохо. Похоже, нам наконец-то… Хотя ладно, лучше не нужно заранее.

  Сперва толчок получился слабым, поэтому дверь не открылась. Когда же я чуть поднажал на ручку и ещё немного насел плечом, сперва сделав рывок назад и обратно, то всё получилось. Правда, я чуть не вывалился. Помогло только то, что рука крепко держалась за дверь.

  Ненадолго мой взгляд оказался направлен на бетон, однако когда я его поднял, а пряди давно не стриженых волос отошли назад, я увидел то, что, наверное, уже никогда не мечтал увидеть.

  Чистоту.

  Не просто гигиеническую, а всеобщую. Более расширенную в понятие: вокруг действительно было чисто, но вместе с этим почти не было и людей.

  Только два человека. Один, странно покосившись на меня, пошёл куда-то наверх по лестнице, находившейся в арке в семи метрах от лазарета. Второй заходил на дощатый настил, построенный посреди странного сооружения: некой коробки, державшейся на рельсах (вот почему я не почувствовал их, когда меня только тащили сюда) взятых с путей под зданием и идущих от одной платформы станции к другой. Да, именно тогда я понял, что имел в виду дед.

  Первомайская, точно! Я очень мало здесь бывал, поэтому ничего и не помню. Она ведь была сделана не так, как другие: один перрон и два пути. Тут было всё чуть по-иному: два перрона, и два, раздёлённых бетонной перегородкой, пути посередине.

  Этот короб покрывал и пути, и, даже, небольшую часть платформы. А так же в нём были прорезаны дыры правильных квадратных размеров.. стёкла? Нет, стекла вроде не было. Хотя, зачем оно. Ещё по краям, сооружение имело двери. Да, именно двери. Подтёртые, взятые с поверхности, уже чуть обветшалые, но всё равно ещё годные двери, которые сейчас, с обоих сторон, были закрыты.

  Неужто это жилой дом такой? Посреди и так небольшой станции (потолок и впрямь для метрополитена был низок) был построен квартирный дом?... Да ладно.

  Хотя, какая мне разница. Это их дела. А вот то, что строение впечатляло – с этим поспорить было трудно.

  И, конечно же, мне захотелось разобраться.

  “Наверняка этот настил и есть мост…” – подумал я и, мысленно пожав плечами, неуверенно двинулся к нему.

  Света было немного. Я поднял взгляд. Как и ожидалось: только две флуоресцентные лампы у каждого из выходов в туннель. Наверное, и на той стороне также – увидеть мешал.. ну вы поняли.

  Такой полумрак был даже мил мне. Как-то, так привычней.

  И вновь я услышал лелеявший сознание звук гитары, виртуозно струящийся из-под пальцев мастера-музыканта. Я поглядел в ту сторону, откуда доносилась эта прекрасная мелодия, и увидел некого человека, сидящего за столбом у стены. Он был одет в нелепые лохмотья. Лицо его скрывала коричневая, побледневшая от времени шляпа с длинными полами и разноцветный шарф, накрученный на пол-лица. Кисти в порванных, грязных зимних перчатках старательно перебирали струны явно старого, чуть потемневшего от влаги инструмента. А рядом с бродягой стоял маленький радиоприемник, который с моего прошлого раза так и не удосужился заработать.

  Я постучал себя по карманам… Ха, ну откуда у меня могли быть деньги. Да и вообще ещё было неизвестно, ценятся ли они тут вообще.

  На секунду мне аж стало грустно от своей не способности чем-либо помочь. Однако потом я улыбнулся и мысленно сказал, не посмев тревожить творца: “Спасибо”. И, продолжая наслаждаться великолепной музыкой, направился дальше.

  Сооружение было целиком выполнено из дерева. По бокам от моста оно сильно выступало вперёд, делая, таким образом, тоннель ещё на середине станции.

  Когда же я наконец ступил на древесный настил, тот сразу же протяжно заскрипел под моими ногами. На мгновение создалась иллюзия, что я проваливаюсь. Однако это, слава Богу, было не так.

  Я прошёл от силы метра три, пребывая целиком в окружении небольших островков плесени на стенах и приятного запаха старых, мокрых брёвен, по которым нередко уже ползали жуки и тараканы, как увидел фигуру в конце. Она чуть-чуть попала в область освещения одинокой лампочки, висящей посреди коридора, а я уже понял, кто это.

  Навстречу мне размеренно, лишь иногда покачиваясь, вышагивал Антон. В слабом свете были отчётливо видны мешки под глазами парня и его лёгкая небритость, хорошо дополняющая образ вымотанного, усталого бойца.

  Я, чуть улыбнувшись, остановился. Взгляд моего товарища был нацелен на пол, однако как только он на мгновение поднялся, то сразу же зациклился на мне. Охотник, не сбавляя шага и чуть ухмыльнувшись, теперь целенаправленно шёл ко мне.

  – С неплохим тебя, – сказал, в своей привычной манере, с середины тоннеля Антон.

  – Ха, и  тебя.. с ним же, – недолго думая ответил я.

  – А меня нечего, как то не удалось его поприветствовать, – вновь загадочно сказал напарник, уже вплотную подойдя ко мне и протянув руку.

  Как только наши кисти встретились, Антон сразу же перекрутил свою таким образом, чтобы сцепленными оказались только большие пальцы. Я последовал его примеру. В конце концов у нас получилось некое “замочное” рукопожатие, приправленное в конце ударом правых плеч… Неплохо вышло.

  Что-то я давно не замечал за своим молодым товарищем столь ясного показа эмоций. Видать, нечто в нём изменилось… Оно и к лучшему.

  – Ого, что ж так, – разминаясь обратно, спросил я.

  – А вот так. Вы же вырубились оба…

  – То есть как оба?

  – Ну, не оба. Сначала ты, а потом уже Гоша. Но всё-таки в итоге как вышло: – мы повернули обратно в ту сторону, откуда я пришёл, и я даже догадывался, зачем, – более-менее что-то рассказать мог только я. Вот меня всю ночь Нырков и штурмовал расспросами. Для них же как получается…

  – А кто такой Нырков? – опять вставил я.

  Антон на мгновение осёкся. Затем, поняв суть вопроса, продолжил:

  – Ах, да, ты же ничего… Ну это главный тут, в общем. Так вот, для них, ну, здесь живущих, что получается: люди, пришедшие со стороны Пролетарской – огромная редкость. Последний раз, вроде бы, восемь месяцев назад было, и то он умер потом.. кажется.. или не умер. А хотя чёрт с ним, кто его знает.

  Я заметил как голос охотника становился всё тише, а говорил он всё медленнее. Он погружался в свои мысли, а вместе с этим и засыпал.

  – Эй, – я чуть толкнул того в плечо.

  – А.. чего?

  – Ты что-то про редкость рассказывал, – напомнил я остановившись: Антон тоже остановился, причём первый.

  – Ах.. да. Извини, что-то я… – смачно зевнув, парень продолжил: – Совсем раскис.

  – Тебе бы поспать.

  – Да нет-нет всё хорошо… Так о чём это я, – я уже было открыл рот, чтобы вновь напомнить, как напарник встрепенулся, вытянув вперёд руки, будто отталкиваясь: – Я помню, я помню… В общем, редкость, да – это и в правду бывает не часто. И мы стали настоящим сюрпризом, потому что они уже свыклись тем, что из этого туннеля изредка только грызуны выбегают, а тут опа, мы… Ха, знаешь ли, не очень ожидаемо.. ого, откуда это такое?

  Антон услышал музыку. Он, будто изголодавшийся человек, почуявший запах пищи, сразу же выпрямился и поднял кверху нос – будто бы это чем-то могло ему помочь.

  Я пальцем указал на одинокого музыканта.

  – Чёрт, ничего себе.. я сейчас, – охотник подошёл к бродяги.

  В руке он сжимал небольшую кипу наличности. Недолго постояв и немного насладившись столь атмосферной мелодией, парень присел и сунул деньги под ноги незнакомцу, на что тот ответил лишь кивком: творец ни на мгновение не сводил взгляд с инструмента.

  Антон выпрямился, постоял ещё с полминуты, затем, возвратившись ко мне, сказал:

  – Так бы и остался там… Ну да ладно. Кстати, как ты узнал, где меня искать.

  – Старик сказал.

  – А, тот, что за тобой лежал?

  – Ага.

  – О, молодец. А Георгий уже кстати проснулся?

  – Когда я уходил – нет.

  – Ясно, ты ведь, думаю, уже понял, что мы к нему идём…

  – Нет, конечно, не понял, откуда мне, –  чуть улыбнувшись и нацелив взгляд на бетон под ногами, замахал головой я.

  – Ха-ха, ну мало ли, – бесчувственно ответил собеседник.

  – А кстати, он, ну, этот… – спустя недолгую паузу начал я.

  – Нырков, - напомнил Антон.

  – Да, он тебе ничего про Пролетарскую не говорил. Ну, мало ли, вдруг они что-то знают…

  Парень, недобро ухмыльнувшись, выдохнул и ответил:

  – А что они могут знать? А если и знают, то уж точно нам не скажут. Поведал лишь, что тамошняя напасть лишь год назад там образовалась. Раньше, мол, неплохая станция была. Ничейная. Зато через дыру можно было вниз габаритные, но более-менее лёгкие предметы спускать.

  – Ух ты.. и что же они спустили? – с небольшой издёвкой задал вопрос я.

  – Да откуда мне знать? Как мне сказали, так и я говорю. Сейчас же там не пойми что происходит.. ну, ты и сам в курсе. Мол, никогда оттуда отряды не возвращались. А отголоски от заразы той изредка аж до сюда доходят.

  – Как?

  – Ну, крики, вроде, слышны. Потом туман чёрным, бывает, становится. Голоса на постах некие чудятся. Бывало, даже люди пропадали… Короче, это только слова, что же на самом деле…

  – В наше время и такое возможно, – не дожидаясь продолжения, сказал я.

  Небольшая пауза.

  – Соглашусь, – медленно ответил Антон, попутно коротко кивнув вбок и приподняв брови, после чего взялся за ручку двери лазарета.

  – Погоди, – взявшись за локоть товарища, остановил того я. – А что он вообще у тебя спрашивал?...

  Антон, будучи повёрнут ко мне лицом, чуть отвёл взгляд, затем вернул его обратно и предложил:

  – Давай для начала узнаем, как себя Георгий Васильевич чувствует, а потом я тебе всё расскажу…

  Я смотрел на него, не отводя глаз. Он поступил аналогично: серо-синие зрачки впились в меня жёстко, будто иглы.

  Но всё-таки, примерно через секунд десять, я не выдержал: взгляд этого парня, как бы то ни было, был тяжелее моего.

  – Договорились, – посмотрев на дверь с неаккуратно намалёванным красным крестом, согласился я.

  Когда вход отворился, нашим глазам предстал сидящий на койке Гоша. В таком же, как и у меня, халате, он сидел и грузно наблюдал за своей перевязанной ногой.

  Когда же слух его уловил наше появление, глаза направились на выход (для него), а на устах появилась лёгкая улыбка.

  – Аха, а я уж начал волноваться, – чуть приподнявшись и протянув руку приближавшемуся Антону, сказал пациент.

  Пожав руки и чуть приобнявшись, Георгий отпустил молодого напарника. И после того сделал тоже самое со мной.

  Он был холодный, очень. Да и в помещении в глубине метро было отнюдь не тепло.

  И только оторвавшись от него, я осознал, что и мне далеко не тепло. По коже пробежал мороз, нос зачесался: захотелось чихнуть. Что я и сделал в последующее мгновение.

  – Будь здоров, – всё с той же улыбкой пожелал мне старший товарищ. – Холодновато, а?.. Ха, вон твоя одежда, давай кутайся, – указал на мою раскладушку Гоша. – Уже принесли, постиранная…

  – Ух ты, когда успели. Я же только вышел… – чуть удивившись, сказал я.

  – Ну, откуда мне знать, когда ты ушёл. Просто медбрат минуты две назад пришел, разбудил, сказал, что ты вышел, – напарник указал на меня, – одежду принёс и про ногу сообщил… Кстати, Антон, твоя вместе с Сашкиной лежит.

  Георгий посмотрел на нас так, будто бы надеялся, что про его стопу мы прослушали…

  – Ну, с этим я бы как-нибудь разобрался… Что по ноге? – скрестив на груди руки, серьёзно спросил молодой парень.

  – Ха-ха, да ничего особенного. Вроде, узнать толком не смогли ничего, мол, персонал не тот. Так что с этим вопросом. Нам лучше во Дворец Республики обратится, – Гоша говорил всё это с неподдельной грустью, однако натянутая улыбка не желала слезать с его рта.

  – Ну, мы как раз туда и направляемся… – с наигранной радостью сообщил я, подходя к своему спальному месту.

  Сапоги стояли рядом.

  – Может помочь? – спросил Антон у сидящего на кровати пациента.

  – Ты чего, иди сам одевайся. А то я так совсем уважение к себе растеряю, – опершись на коку, чуть привстал на больную ногу Гоша, после чего сел обратно, взял штаны и медленно начал натягивать их на больную конечность.

  Молодой напарник безоговорочно послушался.

  – Я того паренька ещё и за то, что они вымыли нас поблагодарил. Оказывается, не зря: Вижу, Санька, тебя вниманием тоже не обделили, хех, – проговорил Георгий, когда мы со вторым напарником уже почти оделись.

  “Да, за это им действительно отдельное спасибо” – подумал про себя тогда я, улыбнувшись уголком рта.

  – Тебе точно помощь не нужна, – ещё раз поинтересовался Антон, когда он со мной уже были готовы к выходу.

  – Да нет же, говорю. Погодите меня снаружи, я сейчас.

  Спорить мы не стали, подхватив рюкзаки у стены (мой – принесли, а у молодого охотника он и так был), вышли. Напоследок я обернулся на мужика, лежащего за мной. Интересно как он? Вроде, когда я выходил, он дышал, а теперь его сопения не было.. хотя ладно, ему ведь и так всё надоело…

  – И когда же нам, интересно, оружие вернут? – не к кому не обращаясь, вымолвил я.

  – Когда со станции уходить будем, – поведал мне Антон, подперев собой стенку и направив взгляд куда вдаль.

  Я повернулся, недолго посмотрел на него. А затем вспомнил, что хотел узнать пару минут назад и, развернувшись в его сторону корпусом, при этом приложившись плечом к бетону, с ехидной улыбкой и неподдельно интересующимся взглядом спросил:

  – Слушай, а ты не помнишь насчёт нашего уговора?

  – Что именно? – подозрительно парировал собеседник.

  Как я говорил, на станции царила полутьма, поэтому и я и он видели друг друга плохо. Так что достоверно тогдашнее его выражение лица я рассказать не смогу.

  – Ты мне обещал рассказать, что тебе начстанции здешний поведал… – кивнув в сторону второй платформы, напомнил я.

  – Ах, да. Расспросы… Ну, что он мог спрашивать? Конечно, откуда мы, куда направляемся, зачем, для чего, почему да и так далее. Ну, ещё как мы через Пролетарскую пройти смогли, да и что там было вообще. Но на это я сказал лишь, что вырубился, да двоих наших потеряли… - он приостановился, чуть постоял, смотря в пол. Я вспомнил ту ужасную картину и не поверил самому себе, что видел это. По телу пробежала дрожь, а изо рта неровным шлейфом вышел углекислый газ, на глаза набежали слёзы: та пара не заслуживали этого, да и для нас они стали больше, чем знакомыми. – В общем, всё, ха, в рамках.. жанра…

  Антон затих, и по этой немоте я понял: это всё. Надо было перевести дух. Всё же зря я напомнил.

  Постояв с минуту, я успокоился. И, чтобы расслабиться, начал думать об остальном составляющем выше сказанного. Поразмышляв немного, осознал, что ничего толкового-то там (в тех словах) и не таилось… И тут я даже чуть разочаровался.

  – Вот чёрт… – поворачиваясь обратно, в смятении произнёс я. – Сволочь ты, Антоха…

  – Чего это? – напарник чуть насторожился.

  Когда он смотрел вперёд, я мог наблюдать его лицо, но как только поворачивался ко мне, свет ламп больше на него не попадал. Поэтому когда он в очередной раз обернулся на меня, я вновь не увидел чувств на его лике.

  – Да, по твоей тогдашней реакции я ожидал куда более длинного и точного рассказа. А тут…

  – А-а.. ха-ха, ну уж извиняй, – мой напарник явно не умел правильно распределять чувства, вот и в этот раз он сказал всё абсолютно беспристрастно.

  Повисла затяжная пауза.

  Вокруг никого не было. Звуки потрясающей мелодии еле-еле дотягивали до сюда, почему становилось ещё скучнее. В голову никак не лезли мысли.. хоть какие. Но нет, внутри было пусто. Наверное, просто не хотелось думать. Когда нога, стоя на которой я, подобно молодому охотнику, подпирал стылую стену, затекла, я быстро перешагнул на вторую конечность и продолжил стоять также. Хорошо, что моя мастерка и свитер были вновь со мной: теперь холод не чувствовался.. по крайней мере холод подземелий.

  Эта тишина убивала, становилось не по себе. Каждый раз оборачиваясь на Антона, я убеждал себя, что не один. Чем больше проходило времени, тем больше мне приходилось повторять это действие.

  “Ну, где же там Гоша? Что-то он задерживается со своей одежкой… А может, случилось что? Не, на вряд ли, он мужик умный и громкий – крикнул бы. А если не успел… Хватит!” – в голове не было мыслей, зато были ничем не подкреплённые опасения и переживания, которые, как я и сам понимал, были бессмысленны, почему их и приходилось усмирять внутри черепной коробки. Да и где-то в глубине души я отлично понимал, что прошло ещё очень мало времени… Того самого, которое людьми уже ценилось мало, и мало для кого оставалось чем-то существенным. Ведь для большинства оно было уже упущено и потеряно.. навсегда…

  – Может, ещё что расскажешь? – вот так глупо начал я разговор.

  Ну не мог я долго так держаться.. не мог!

  – Смотря, что тебя интересует, – незамедлительно ответил парень: видимо, ему тоже осточертела эта тишина, только держался он крепче моего.

  – Ну.. что ты узнал об этой станции… К примеру.

  – Эм-м… Даже не знаю, что сказать… Узнал, что она вообще из себя представляет… Интересует? – как-то скептически он это спросил.

  – Почему бы и нет, – пожал я плечам, хотя он этого, скорее всего, не видел.

  – Первомайская – это оборонительная станция. У Дворца, так они называют свою территорию, – Антон чуть усмехнулся, – их всего четыре: Немига, Площадь Победы, вот Первомайская и ещё какая-то.. – мне показалось что охотник сгибал, при перечислении, пальцы.

  Точно, он же никогда не был в Минске (а если и был, то не очень часто, наверное), и все эти названия для него были в новинку. А если и нет, то всё равно уже хорошенько позабыты. И вот, с первых уст, он мне, запомнив на слух, пытался передать их все.

  Но я же помнил их лучше, просто потому что жил тут.. когда-то.

  – Институт Культуры? – догадавшись, подсказал, с вопросительной интонацией, я.

  – Да, вот, точно, он. Они являются, так сказать. Главными защитными кордонами основных. Центральных станций. Купаловской и.. вроде Октябрьской, – на этот раз я смолчал, но он этого и не заметил, лишь сказав: – В общем, ты и сам их знаешь. Над ними и стоит Дворец Республики, но они зовут его просто Дворец… – парень чуть приостановился. – Ха, по-моему, слишком пафосно.. как считаешь?

  Ух ты, он впервые завёл со мной вольный диалог.

  – Людям нравится давать подобные названия всему несущественному, - ого, как-то я сам от себя такого не ожидал.

  В тот момент Антон был повернут не на меня, поэтому я увидел как он оценочно одобряюще кивнул, чуть выкатив нижнюю губу и приподняв тонкие брови, оголяя ярко выраженную, свежую, тонкую кровавую линию на переносице. Небось, недавно получил, что ж я не замечал…

  – Хорошо сказано.

  Я лишь усмехнулся.

  – Ну так что, они защищают так называемый Дворец… И что?

  – Ну и то. Это их функция. Они, как бы, периферия, – мне вдруг вспомнился Город у Автозаводской, и сразу стало как-то не по себе. – Но только не такая, которую мы видели у Дома. С уровнем жизни у них, судя по словам Ныркова, всё хорошо. Например, эта хрень, – он коротко указал на немалое сооружение, так и не удосужившись наградить меня взглядом, – на две платформы – отель.

  Сначала я не поверил своим ушам.

  – Чего?! – чуть изумился я, думая, что мне послышалось.

  – Того. Не только же им оборонительную функцию выполнять. Мол, центральные станции слишком перенаселены, а на крайних наоборот места достаточно, вот они так их и используют. Нет, конечно на нескольких по-другому, там другие дела.. там, мол, школы какие-то, или что-то подобное. Ну а так, по-моему, правильно. Учитывая, что всё равно номера никогда все заняты не бывают, остаётся ещё немало места, на всякий пожарный…

  – На какой ещё “всякий пожарный”? – поинтересовался я, полностью повернувшись к собеседнику.

  – Ну, например на такой, каким стали мы. Нас же сначала хотели именно туда положить, только потом рассмотрели, что мы грязные как черти. Ха, я ведь как только сюда пришёл понял что света маловато, ха-ха. Ну ничего… – Антон вздохнул выдохнул, посмотрел на свой рюкзак и продолжил: – Короче повели нас в душевую, она кстати тут рядом: вон где мужик сидит, и рядом дверь. Вот там, как оказалось, все и моются. Там же, понятное дело, помыли и нас, за что я им благодарен. Затем вас решили отправить в лазарет, были опасению по вашему состоянию. А меня, чуть.. подкорректировав, – он почесал небольшой шрам посредине бровей, – отправили к начальнику охраны. Я же был единственным.. – он смачно зевнул, чуть прикрыв рот ладонью, затем помотал головой и поведал далее: – Единственным, кто был способен тогда вообще говорить. Ну, из нас троих, я имею в виду. Вот я там и отдувался за всех.

  Закончил свой монолог охотник как-то размазано, замедляясь в словах и проглатывая окончанию. И только тогда я понял самую главную деталь, что давно напрашивалась, но я никак не мог её выявить наружу.

  – Погоди, так ты ж не спал всю ночь! – взволнованно приблизившись к оппоненту, догадался я.

  – Да какую ночь, сейчас часов пять утра… Поэтому и людей нет.. почти, - он обернулся на мелодию одиноко играющей гитары.

  – Но всё равно, – я вернулся на прежнее место, однако взгляда с напарника не снял.

  – Ну, мне и несильно хочется-то. Дай только вздремнуть где, минуток пятнадцать, да и хватит.

  “Самообман, – подумал я. – Не самый хороший выход из подобной ситуации”. Но мысли эти озвучивать не стал, учитывая, что парень продолжил:

  – Мы как раз скора на Купаловскую поедем, вот на дрезине и покемарю, хех, маленько.

  – Не слышал, чтобы ты так раньше выражался, – повернувшись в сторону отеля, усмехнулся я.

  – А у тебя раньше меня и разболтать не удавалось, – кончено, теперь он говорил больше, нежели обычно, однако интонация была такой же на всё наплевательской. Наверное, в этом он не изменится.

  – Ухух, вот так.. ну тогда, может ещё расскажешь?

  – Тебе интересно слушать строение этой станции?

  – Я вроде уже ответил.

  – Э-эх, ну. Напротив нас, если пропустить отель, комната главы станции. А рядом. Напротив душевой – оружейная. Там же и мастерская, оттуда наши автоматы выносили, когда я обратно шёл. Конечно, мне не отдали.. а ведь хотелось бы…

  Он с наигранным сожалением (или досадой, не умел он показывать чувства) посмотрел на меня, а затем сразу отвернулся. На что я шутливо заметил:

  – На этот раз даже тебя без патрона в кармане оставили.

  – Но на этот раз я и уверен, что нам всё обратно вернут.

  – Откуда уверенность?

  – Предчувствие.

  – Охохо, ничего себе. А твоё предчувствие не подсказало тебе нам что-нибудь пожевать приобрести?

  – Ха, не поверишь, – он ехидно поднял свой рюкзак и немного всколыхнул его.

  Внутри послышались удары металлических банок. Консервы… А парень действительно не промах – который раз убеждаюсь.

  – Где ты их взял?

  – Наверху. Там и столовая, там и, своеобразный, магазин, – Антон немного развёл в стороны руки, как бы не зная, как ещё выразится, – там же и склад продуктов. Причём всё это в бывшей комнате милиции. Хах, неплохо да?

  – Соглашусь, – с небольшой улыбкой кивнул, глядя куда-то в сторону, я.

  – Там, наверху, вообще всё от прошлого зачистили. Ни турникетов, ни будок. Застроили ДСП всё, да на комнаты для персонала станции поделили.

  – Персонала? – вопросительно взглянул на собеседника я.

  – Ну, охранников тутошних и их семей. Вот они и живут там… А что, неплохо. Только откуда здешние столько фанеры взяли, понять не могу…

  – Да разве её мало в округе?

  – Да немало, это уж понятно. Только её ещё столько понатаскать нужно… Э-эх, – после небольшой паузы сокрушённо выдохнул парень.

  – Что такое? – чуть заволновался я.

  Собеседник не ответил. Он недолго постоял у стены, уперев руки в колени (о чём-то думая), а затем, не разгибаясь, спросил:

  – Саш, у тебя же ещё деньги есть?

  – Ну.. должны быть, а что…

  – Эти бумажки здесь уже почти не ценятся. Люди ищут более достойную валюту. Так что свои сбережения я уже потратил на консервы, ха… Так что, надеюсь, у тебя ещё хоть что-то найдётся…

  Охотник улыбнулся, отвернулся от меня и стой же ухмылкой уставился в пол, до сих пор не удосужившись выпрямить спину.

  – Погоди, а как же то, что ты тому мужику отдал, – непонимающе посмотрел я на напарника, вспоминая музыканта.

  – А-а.. это так, остатки. Эх, – он вновь стал прямо, – поэтому, теперь в финансах у нас самый способный теперь – ты. – Он отвернулся от меня и продолжил, обращаясь, наверное, к себе: – Ха-ха, да я со здешними и согласен, какой толк в этих бумажках. Картинки – да и только. Не знаю как ты, – Антон снова, на секунду, повернулся ко мне, – а я вообще удивлён, что они до сих пор были в чести.

  На последней фразе дверь в лазарет отворилась.

  Тот, кого мы ожидали, наконец появился.

  – Ну как, не заставил я себя ждать… Мама дорогая, – его взгляд зацепился за местный отель.  – Это ещё что?

  – Да так, будка обычная, – категорично сказал Антон, отходя от стены и хватая рюкзак, после чего добавил: – Пойдём.

  – Ничего себе, это ж как они такое только смогли?.. Как?... – Гоша всё не унимался.

  Когда он начал движение, хромота начала проглядываться очень естественно, что, конечно, не радовало.

  – Ну а как мы подвалы в Бресте переобустроили, или как Могилёвскую с Автозаводской совершенно под новые нужды переделали? – как бы спросил я, зная, что ответ очевиден. – Тут всё по тому же сценарию.

  – Ха. Людям надо – люди сделали? – как бы поинтересовался Георгий, как нельзя лучше выразив мою идею.

  – Точно.

  – Но если им надо, то что же это такое? – мы уже почти дошли джо конца постройки, а немолодой товарищ до сих пор заглядывался на неё.

  – Отель. Людей бывает некуда совать. Почему? Не знаю. Но их сюда сгоняют, – коротко отчеканил идущий впереди охотник.

  – Ого, а ты уже откуда знаешь?

  – А мне за вас двоих всю ночь отдуваться у начальника станции пришлось, оттуда и знаю.

  – А. ну ясно… А теперь, когда с одним разобрались, – Гоша сбавил шаг, – не соизволишь ли ты мне ответить, куда мы идём?

  Негласный глава нашей группы окончательно остановился. Ну да, он был не в курсе последних событий и вообще до конца не информирован, так что его подозрения и недоверчивость понятна. Да и травма тоже немалую роль в подобном играет.

  – Э-эх, – Антон устало выдохнул, однако он отлично понимал положение Георгия Васильевича, поэтому терпеливо ответил: – Со станции я вас веду. Нас отвезут на Купаловску и Октябрьскую, откуда мы сможем добраться до Дворца Республики. Они уже знают нашу цель, – он развернулся и пошагал дальше, – не без моей помощи.

  Я также пошёл. Как только Гоша переварил информацию – двинулся и он.

  – И кто же нас отвезёт? – спросил я.

  Как ни странно, ранее этих деталей я не знал, так что теперь стремился заполнить пробелы.

  – Сказку о Буратино читал? – вдруг ни с того ни с сего спросил молодой товарищ.

  – Не-нет.. но в целом её знаю, – неуверенно ответил я, не понимая суть вопроса.

  На мой ответ сзади послышался комментарий: насмешка первенства, мол, я в твои годы подобное на зубок знал… Или что-то вроде того. Кончено же её автором был Георгий.

  – Там есть такой персонаж – Карло. Так вот нашего водителя так в народе кличут. Имя же его Феодосий.

  “ Понятно, почему его другим именем зовут”, – подумал я и скупо ухмыльнулся своей мысли.

  – И чего это его именем столяра из сказки называют, – поинтересовался Гоша, когда мы вышли из-за угла отеля, и взгляду открылась небольшая моторная дрезина, рядом с которой сновал престарелый мужик.

  – А он сам столяр. Точнее развозчик. Детали какие, материал, точилки в мастерскую на Купаловской возит отсюда: с Первоймайской ведь рейды наружу отправляются, так что дело идёт, правда люди гибнут но это дело житейское…

  – Ты что-то от темы отошёл, – напомнил я, сойдя чуть влево: разглядеть дрезину.

  – Ах.. ну да. Хотя.. я уже и сказал всё, – расслабленно вымолвил парень.

  – Почему именно из Буриатино не знаешь? – задал ещё один вопрос Гоша.

  – А, это.. это вы сейчас сами поймёте.

  Тут мужик повернулся к нам. И я действительно понял, почему. По-моему, он принадлежал не совсем русской национальности: лоб широкий, в морщинах и шероховатый; губы, окаймлённые недельной бородкой, тоже большие, серые; глаза почти бесцветные, а над ними густые, седые брови. Но больше всего выделялся нос: на пол-лица, загнутый книзу, с горбинкой посередине.

  “Охох, ну ясно”, – понял я, но вслух ничего не сказал.

  – Феодосий – Саша, Гоша, – сходу представил нас Антон без особого энтузиазма. – Им про тебя я уже рассказал.

  Пожилой человек внимательно оглядел нас, вытирая руки в солярке об такую грязную тряпку, коротко кивнул и пошёл куда-то в зад дрезины, где стоял немалый сундук.. для вещё что ли…

  – Ты был прав, лучшего для него не придумать, – подойдя к молодому напарнику, сказал Гоша.

  – Ну так это ж и не я придумал, – профессионально парировал парень, после чего пошёл к роющемуся в ящике Карло.

  Тот передал ему что-то и Антон вернулся к нам уже с автоматами и подсумками в руках.

  – Ножны с содержимым сами возьмёте, – отдав оружие, сухо сказал охотник, было видно, что он очень устал. Нет, не по голосу или действиям (он всегда такой был), а по глазам, которые чуть ли не слипались.

  – Антон, погоди, слушай, а сгонять по нужде тут.. ну, где можно? – спросил я.

  Действительно приспичило.

  – Ха, а разве ты на Тракторном Заводе что ли не успел? – ехидно спросил напарник. Откуда он… – Мне уже успели рассказать. Ну а вообще не советую: надо обратно переться и на другую сторону станции переходить, там у самого отеля и будка небольшая. Так что лучше до Дворца дотерпи, хотя, у тебя это плохо выходит.

  Оба товарища засмеялись. Гоша так довольно сильно, а Антон так, просто чтобы первого поддержать.. хоть сам и пошутил. Да, действительно устал.

  “А может всё-таки сходить?” – спросил я у себя, обернувшись. Из здания вышел какой-то мужик, лет сорока. Он был надет в чёрную водолазку, пуховые штаны и кроссовки. Оказавшись на платформе, он первым делом потянулся, зевнув. Потом уже посмотрел по сторонам и, как только увидел меня, странно нахмурился, будто в чём-то подозревая, и пошёл наверх по лестнице, не снимая с меня недоброго, подозрительно взгляда.

  Конечно, в слабом фонарном свете лица незнакомца я не видел, зато глаза мне были хорошо заметны. И след от них на душе остался не самый приятный. Хотя, чего удивляться, в теперешний час, все люди – такие.

  Но этот выход окончательно отбил у меня желание.

  – Эй, – сказал подошёдший Гоша.

  Я резко обернулся и еле успел поймать летевшие ко мне ножны с BOLO.

  – Не спи, – посоветовал старший и принялся грузиться на дрезину.

  Антон с водителем были уже там.

  Я последний раз посмотрел на эту полупустынную станцию и, расслышав среди звука бормочущего мотора нежную переливчатую мелодию гитары и радиоприёмника, полез под их сопровождение ко всем остальным.

  Шебуршание струн, расходящееся по округе из-под пальцев неведомого музыканта, и стало единственным, на пару со своим творцом, что проводило нас в дорогу.

***

  Выехали со станции мы безо всяких прений и проверок: как оказалось, с обратной стороны никаких кордонов не было. Видимо, люди уж слишком сильно верили в свою неприступность и неприкасаемость на столь малом клочке минского метрополитена. Ну, что поделаешь, такова наша природа, чьё название – Самонадеянность, которая обычно выходит нам боком.

  Как только все уселись, Антон сразу же надел наушники, включил плеер и отключился. Наверное, об этом он мечтал больше всего. В тот момент он выглядел таким удовлетворённым и спокойным… Я вряд ли когда забуду мелкую улыбку чистой радости, покрывшую его уста, когда он ушёл в мир сновидений.

  Но что-то мне подсказывало, что недолго ему прибывать в той вселенной. И скорость дрезины, за которой и следил пожилой человек, это подтверждала.

  Не сказать, что она была большой, но несколько километровый участок мы преодолеем примерно за минут пятнадцать-двадцать. Поэтому на здоровый сон уповать никак не стоило… Хотя парень говорил, что ему лишь бы вздремнуть. Но так говорил он, а не его организм.

  Усевшись, Гоша сразу начал чистить автомат. Карло занимался своей работой – следил за подачей топлива, нагревом двигателя, ну и, собственно, скоростью. Я, в свою очередь. Первый полминуты не знал, чем заняться. Как потом сразу вспомнил: мне ведь так надо было проверить оружие, да и вообще пристрелять его под себя.

  С этой мысль я начал неполную разборку. И вот, когда я уже положил рядом с собой возвратный механизм, а из приклада только-только достал пенал, яркий свет откуда-то сбоку заставил меня резко дёрнуться, чуть не поразбросав детали в разные стороны. Хорошо, что руками не взмахнул, а то так бы действительно пришлось всё на рельсах собирать.

  Но это, в тот момент, для меня было не главное, потому как больший интерес представлял тот самый неожиданный. Яркий свет, на который я, собственно, и повернулся.

  Он был у меня за спиной. Бил яркими сонмами золотых искр из подсобки, которую мы быстро проехали. Конечно, и звук при этом был подходящий – точно там работала сварка.

  Затем рядом с нами пробежал молодой парень в больших защитных очках и порванном халате. Лицо его было замазано смазкой, а руки обвязаны какими-то тряпками.

  Позже подобных людей стало больше, а туннель заполнился звуками пиления, ударами молотка, визжанием дрели, руганью множества мужчин и подростков. Иногда в этой какофонии прослеживались даже возгласы женщин.

  – Что это.. такое? – удивлённо спросил Гоша, глядя на всю эту, скрытую в полумраке редких, висящих где попало, ламп, строительную канонаду, в основном размещённую в штольнях, кулуарах, да технических коридорах тоннеля.

  Я, последовав примеру старшего товарища, также с интересом посмотрел на Феодосия.

  Тот посмотрел на нас, потом на проносящихся с ржавыми, ещё не отжившими своё,  инструментами в руках людей. Вновь на нас и, как бы спрашивая, показал на это всё пальцем, чуть приподняв бровь – лишь благодаря одинокой, сороковаттной лампе, встретившей в тот момент нас, я смог увидеть его мимику.

  Видимо, он был удивлён, что мы не можем сами ответить на наш вопрос. Гоша, поняв это, всё же стеснительно кивнул, требуя ответа.

  Карло чуть усмехнулся, явно над нами или же нашей глупостью.

  Конечно, отгадка сама напрашивалась мне на ум, однако хотелось всё же узнать её у человека, полностью знающего тутошние места.

  А человек, в то время, отвернулся на секунду от нас, и достал из-за пазухи небольшую чёрную дощечку, цепью державшуюся на боковом поручне.

  “Зачем она ему?” – сам собой напросился вопрос. Однако он и разрешился быстро: когда в руках пожилого человека возник привязанный к доске мелок, которым он быстро что-то нацарапал и, дождавшись очередной лампы, повернул к нам.

  Белым по чёрному было неаккуратно написано: “Мастерские”.

  Я немного усмехнулся, Гоша тоже, наклонив голову: можно было и самим догадаться. Хотя, я так и думал, думаю, мой товарищ тоже, нам лишь хотелось получить подтверждение…

  Карло как-то снисходительно, с мелкой тенью ухмылки, посмотрел на нас, после чего убрал доску обратно.

  – А чего это ты не говоришь? – задал ещё один вопрос Георгий, и в свете очередного снопа искр, я увидел его подозревающий взгляд, направленный на водителя.

  Феодосий посмотрел на него, затем проверил ещё раз скорость, и вновь уставился на Гошу. Затем перевёл взгляд на меня. В его глазах читалось что-то, чего он явно не хотел сообщать, но в то же время понимал, что без этого не обойтись.

  Сняв с меня своё внимание, он на долю секунды перекинул его на Антона, мирно дремлющего на краюшке небольшой лавки. Вздохнул, опять посмотрел на Гошу. Только теперь таким взглядом, которым обычно красноречиво выражают недовольство чем-либо. И, дождавшись нового островка света, открыл рот.

  Оттуда, средь почерневших зубов, на нас смотрел страшный обрубок языка, еле-еле выступающий за нёбо.

  Я, чуть скривившись, отвернулся. Мой товарищ же чуть присвистнул.

  – Где это тебя так? – спросил он.

  Феодосий закрыл рот, спокойно достал дощечку и двумя движениями что-то неаккуратно начертал, после чего, не дожидаясь спасительных лучей, повернул своё творение к нам.

  Там было только число и буква: “90-е”.

  – О-о-о, ну ясно, – понимающе выразился Гоша и отклонился на низкую спинку своей лавки.

  Калека повернулся ко мне, чтобы и я смог увидеть надпись. Однако, поняв, что для меня она мало что будет значить, чуть махнул рукой, грубо стёр рукавом запись и вернул дощечку на обратное место.

  Я его отлично понимал и был согласен. Нет, кончено, я что-то слышал о тех временах (это ведь был год, да?), однако, данной мне информации о тогдашних бесчинствах явно не хватало, чтобы понять чувства людей той эпохи.

  Пробираясь сквозь занавесь давно забытых звуков, мы ехали дальше.

  Уловил мимолётный сосредоточенный на Антоне взгляд Феодосия, Георгий, спустя отчуждающую паузу, задал ещё один вопрос:

  – А он знает? – старший кивнул в сторону дремлющего парня.

  Ненадолго вновь перестав чистить автомат, я проследил за ответом водителя: медленным подтверждающим кивком не поднятой головы, следящей за работой аппарата.

  – Хм, тогда странно, – Гоша обратно повернулся к своему разобранному автомату.

  – Что странно? – я же этого делать не спешил.

  Всё равно света пока нет, какой толк.

  – А то, что Антоха нам ничего не сказал, – устремив взгляд кверху и ожидая нового источника света (а то работать никак нельзя) ответил напарник.

  – Ха, а по-моему это в его стиле, – наконец на пути попалась лампа, слабо светящая, но всё же своими лучами позволяющая чистить оружие, поэтому я вновь занялся ненадолго покинутым делом.

  – Ну не скажи, Сашка. Ты его ещё слишком мало знаешь, чтобы подобным образом отзываться.

  – Ого, ничего себе, мало… – чуть ухмыльнулся я, вспомнив, сколько уже всего с нами произошло, и в тот же миг чуть расстроившись.. Почему? Некоторые лица никогда не забываются, особенно когда ты видел их в последний момент жизни… – Разве что более открытым стал. Это да.. хотя, и то немного.

  – Эх, Саня, мало ты его знаешь, ещё раз повторюсь. А если и не так, то поверь, я знаю его куда лучше… Ну, понимаешь… – в этот момент я почувствовал, как Гоша вновь прекратил работу. Я же этого делать не собирался, мне и так было всё слышно. Но почему голоса не было. – Тут курить можно? – спустя недолгую паузу вымолвил старший товарищ.

  Я на секунду обернулся.

  Немой старик лишь отрицательно покачал головой, безразлично смотря на мятую пачку сигарет, сжатую в Гошиных руках.

  После подобного ответа и у меня как-то настроение упало.. ещё ниже. Хотя оно и до этого не ахти было, а точнее его не было вовсе.

  – Эх, ну да ладно… На чём я остановился Сань?

  – Я Антона не знаю.

  – Ха-ха. Ну, не прям так… Ты его не знаешь так хорошо как я. Просто, как бы тебе сказать, Антон – он как волчёнок. Ему, чтобы раскрыться, надо в человеке своего признать. Тогда всё и наладится. Он же, это, как бы, сиротой из-за войны остался, вот и удар по психике…

  – Разве мало таких, как он? – иронично спросил я.

  – Мало-то немало, да вот только я больше не знаю. А если знал, то не помню. Думаю, у тебя также… – недолгая пауза и мой притупленный взор, выражающий чужую победу. – Так что не надо на него неведомо что говорить. Да и тем более, что-то я не слышал, чтобы он что-то от тебя скрывал, когда вы на Первоймайской беседовали.

  Я чуть улыбнулся. Кончено, Гоша не мог видеть эту улыбку, однако он явно её почувствовал.

  – Ну что, разве я не прав?

  – А тебе не говорили, что подслушивать – нехорошо?

  – Ну ты меня ещё поучи. Да и как вас не услышать, когда вы за дверью в двух метрах стоите?

  – Уши заткнуть, – шутливо предложил я.

  – О, гениально. Как же я не догадался… Да вот только знаешь, больно нужно.

  Лязг деталей Гошиного автомата послышался вновь, а очередной островок света уплывал в преодоленную даль.

  Тут калека, который до этого никак себя не показывал, вдруг постучал по охлаждающему двигатель чану с водой, как бы призывая к себе наше внимание.

  Затем, как только наш взор сомкнулся на нём, он вновь достал свою дощечку и быстро что-то написал.

  Посмотрел на меня с Гошей, потом на Антона, и, поняв бесполезность третьего, показал нам запись.

  “А вы правда из Бр.?” – было вычерчено на небольшой деревяшке чёрного цвета.

  Думаю, смысл вопроса понял бы любой.

  – Конечно правда. А что, начальник уже сказал? – вопросом ответил Георгий и чуть прищурился: заметил я это благодаря ещё одному попавшемуся на пути источнику света, вскоре канувшему в Лепту.

  Однако это не помешало увидеть нам краткий кивок водителя, чуть освещённый керосиновой лампой, так вовремя проносимой рядом каким-то молоденьким пареньком в грязных, порванных бинтах, накрученных явно для того, чтобы хоть как защитить его тощее, покрытое язвами тело.

  – Хм, ясно… Хотя, у Антохи не оставалось другого выбора, как только рассказать, кто мы такие, – вслух поразмышлял мой напарник.

  – Но ведь некоторые детали можно было утаить, – скептически предложил я.

  – Ха, утаить.. я бы на тебя посмотрел, умник. Некоторые может и да, но уж точно не эти.

  Как это не было позорно, однако Гоша был прав… как, собственно, и в множестве других случаев.

  Вдруг Феодосий громко хлопнул в ладоши, вновь поворачивая нас к себе.

  Он посмотрел назад: на горизонте вырисовался новый ареал света. Взял свою достачку, мел и вновь что-то быстро набросал. Когда же очередная из невеликого множества хаотично разбросанных здесь ламп оказалась над дрезиной, Карло “озвучил” свой новый вопрос.

  “И как там?” – коротко гласила надпись.

  Я тихо усмехнулся и, повернувшись, продолжил чистку оружия. Данный вопрос мне бы хотелось оставить без каких-либо комментариев.

  – Не лучше, чем здесь, – так же коротко ответил Георгий.

  Мне его слова понравились, однако они-то и побудили меня всё же высказать чуть и моё мнение:

  – Мне так, последнее время кажется, что там, было даже лучше, – вполголоса добавил я, не оборачиваясь.

  Все самые шумные мастерские мы уже проехали, так что, что мой товарищ, что немой – услышали мои слова.

  – Ну, ты уж так не говори. Сам этого хотел. Да и вообще не известно, что было бы, останься мы в Соглашении. Возможно, гнили бы уже в земле.

  – Мы и так гниём, – пробурчал с закрытыми глазами Антон.

  Он явно был в полном релаксе, всё читалось у него на лице, и конечно же этому он должен был быть благодарен записанным на его многострадальный плеер музыкальным композициям, которая в данный момент точно переключались: а как ещё объяснить тот факт, что он вновь уловил наш разговор.

  – Делаем это, кончено, помедленнее, чем там, где ты сказал, – он лениво двинул рукой в сторону Гоши. – Но, зато, также верно и… – с еле слышимым усталым кряхтением развернулся на другой бок: лицом к штольням да кулуарам. – Упрямо. Заставляя догнивать всё то, что ещё осталось вокруг.

  И умолк.

  Повисла неуверенная, шаткая пауза.

  Теперь в туннеле было куда меньше шума – признак того, что мы близко. Или же нет…

  А какая разница. Главное, что с шумом и лязгом, голосами и брождением полуживых людей, ушёл и свет. Теперь он попадался раза в три реже, чем раньше.

  Первым обволакивающую с ног до головы тишину, от которой стыла кровь, развёл Гоша:

  – Умеет же сказать что-то дельное, – и включил фонарь.

  Свет чуть разогнал тьму, разбросав, наконец, в стороны так непреклонно лезущий на борт белёсый туман, шлейфом выделяющийся поверх путей.

  И вот только сейчас я понял, насколько тихо говорит Георгий. Вроде, его голос стал ещё более сиплым, чем ранее. И как же я его только слышал тогда, когда вокруг творился такой хаос?

  “Прислушиваешься ты только к нему…” – сказал чей-то голос в голове.

  Ещё одно подтверждение того, что я видел не сон. Теперь я не стал озираться по сторонам, теперь мне было что-то более-менее ясно… Хотя, кончено, и не понятно до конца.

  Было ли право моё Альтер-эго насчёт моего старшего товарища.. возможно. Я просто привык всегда слушать именно его, так что теперь всегда стараюсь не пропускать его слов мимо ушей. Наверное, только поэтому я его так хорошо слышал… Наверное. Ведь может быт, что Гоша как всегда перенапрягался и пытался выжать из себя всё то, что уже истратил. Ясное дело, подобное хорошим не кончается…

  – Умеет, да вот только редко делает, – я прекратил чистку автомата, начав бесполезно шарить взглядом по тюбингам туннеля, отражаемым во флюоресцирующей суспензии. Зачем? Я искал новые островки света, которые теперь, кажется, и вовсе исчезли..

  – Ха, ну, хоть иногда… Ты вот, например, вообще этого не делаешь, аха-ха, – он на мгновение направил на меня луч своего фонаря, а затем ненадолго рассмеялся.

  В тихом смехе Гоши послышались истинные нотки радости и гордости: за свою шутку.

  Я и сам улыбнулся. Карло так тоже засмеялся, только очень странно; начал поспешно выдыхать и заглатывать обратно воздух, при этом постепенно то наклоняясь вперёд, то выпрямляясь обратно. Хоть это и было как-то непривычно, зато было точно понятно: шутка Феодосию понравилась.

  Спустя пару секунд вновь настала тишина.

  Но, в отличие от первого раза, продлилась она недолго. И опять поводом послужил бывший глава Спортивного Соглашения:

  – Слушай, а ведь там, когда мы проезжали, немало всяческих электроприборов работало. Вы это что, так энергию экономите? А странно как-то, везде розетки обесточены, а тут… Непонятно что-то, – сначала своей реплики Георгий смотрел вверх, рыская там фонарём. Наверное, выискивая очередную лампу. Однако, когда понял об бесполезности данной идеи, вернул голову в обратное расположение и спросил прямо, смотря (и светя) точно на водителя.

  Причём смотрел действительно заинтересованным взглядом, да оно и не странно: мне тоже было интересно данное дело.

  Феодосий, чуть сощурившись и прикрывшись рукой, нервно подёргал ею в сторону, мол: “убери”. Когда же Гоша это сделал, направив куда-то в непроницаемую даль, то перевозчик, чуть кивнув, понял указательный палец вверх, требуя немного времени, и обернулся назад, явно чего-то ожидая.

  Этого же, неведомого чего, начали ждать и мы.

  Тут спереди послышался топот множества ног. Сначала я не поверил своим ушам, однако когда из-за поворота “вынырнула” толпа людей ( в основном мужчин и подростков) в плохо сохранившейся рабочей одежде или же в обычном тряпье, я уже перестал верить своим глазам. Но реальность говорила сама.

  Гоша, конечно же, осветил их, чего люди явно не ожидали и сразу же шарахнулись назад; тут явно никогда не было света. Часть первого ряда даже попадала от неожиданности. Однако когда поняли, в чём дело, лишь загомонили или же, некоторые, загоготали.

  Чуть рассмеялся и Гоша:

  – Аха, извиняюсь, не хотел испугать, не ожидал просто!

  – Аналогично, – сказал кто-то из двинувшей дальше толпы, местами проводящей нас взглядом.

  Георгий, в ответ, также проводил глазами уходящих людей. Я тоже не преминул обернуться.

  – Это что, рабочие? – спросил я.

  Водитель, не оборачиваясь на нас, взял достачку, написал ответ, и показал нам, оставшись ждать чего-то только ему известного.

  На дощечке же простецки было нацарапано: “Ага”.

  – А чего это они, там же есть, эти.. ремесленники, ха? – задал свой вопрос Гоша, иногда ещё посматривая на пропавший в тумане поворот.

  Немой притянул доску к себе обратно, грубо стёр прежнюю запись и быстро настрочил новую, после чего также продемонстрировал её нам. “Там – ночная смена” – вот и весь ответ. И тут до меня начало доходить то, что, казалось бы, элементарным. Георгий тоже осознал:

  – Хотя да, погоди, это же сейчас рань полная, а они там уже… А… Чёрт, а как я раньше-то не понял, – чуть удившись своей глупости, широко раскрытыми глазами посмотрел на меня напарник, приправив всё это немного глуповатой улыбкой.

  Я усмехнулся, полностью понимая его.

  Так и не увидав ожидаемого, калека повернулся обратно к нам. Ещё раз показал указательный палец (попросил подождать ещё) и продолжил делать свою работу, время от времени смотря за спину.

  Нам же вечно глядеть вдаль надоело, и мы приступили  к своим делам. Когда покажется то, что он хотел нам продемонстрировать, тогда и позовёт.

  Как оказалось далее, этот момент себя ждать не заставил.

  Как только в тиши раздались пару щелчков пальцам, сделанных Карло, мы – ну, по крайней мере, я, – сразу повернулись на звук.

  Теперь указательный палец Феодосия указывал отнюдь не вверх. А вперёд, туда, где еле-еле высматривались очертания чего-то подвижного, всё время меняющего тени и.. дышащего?

  В слабом свете одной жалкой лампочки, висящей посередине депо, связующего оба туннеля, если приглядеться, то можно было увидеть пару десятков движущихся тел. Я, кончено, не поверил сначала. Однако когда мы подъехали чуть ближе, а Гоша сам решил осветить процесс, творящийся там, то я, думаю, как и он, обомлел от увиденного.

  Этого действительно были люди. Большая часть – мужчины, лишь пару женщин. Они, утопая по щиколотку в размякшей под ногами почве, ставшей из-за крови не коричневой, а чёрной (я уверен, что видел именно это), крутили шесть жерновов – по четыре человека на каждый из трёх у одной стены, и по такому же числу на остальные три у противоположной.

  – Они в чём-то провинились? – решил догадаться Гоша, смотря на измученных страдальцев.

   Водитель, медленно подняв на моего товарища тяжёлый взгляд, сначала поглядел в сторону “электростанции”, затем обратно на напарника, и только тогда смиренно, как-то аккуратно, кивнул, при этом закрыв, а затем открыв, глаза.

  Облизнув губы, Георгий приложил кулак ко рту и чуть-чуть прокашлялся, а затем и вовсе отвернулся в другую сторону.

  Я же ещё смотрел на это некоторое время.

  Смотрел, на этих плачущих, измождённых, тихо стонущих заключенных. Которые, не выдерживая, иногда падали ниц, однако общий поток это не останавливало: они были прицеплены за руки цепями к колодкам, из-за чего, под действием остальных “рабочих”, их просто тянуло по грязи. А если человек долго не мог выпрямиться, то к нему подбегал охранник с дубинкой, и быстро исправлял сложившуюся ситуацию парой ударов. И ему не было дела, кто не выдержит. Будь то женщина, то мужчина. Звук их криков и мольбы пощады слышались ему одинаково, и как-то несильно ценились. Так что он, сделав свою работу, просто возвращался на свой табурет, стоящий на стылой твёрдой земли под лампой, да, сложив руки на груди, продолжал следить, иногда отвлекаясь чтобы взять что-нибудь со стоящего рядом пня.

  “Интересно, а что он делает, если кто-то, даже после избиения, всё же не встаёт?” – почему-то спросил сам у себя я, когда мы чуть отъехали от пыточного (по-другому назвать не могу) коридора, а стенания полумёртвых почти сошли на нет. Немного подумав, я кинул эту идею: по какой-то причине мне казалось, что я не хочу знать ответа.

  Всё-таки, как они тут добывают энергию, я хотел узнать.. и теперь сожалел. Не надо больше подобного, особенно тогда, когда я ни на что не могу повлиять.

  Когда страшное место осталось позади, Гоша задумчиво произнёс:

  – Да-а, ну у вас тут и порядки… Хе, хотя, меня уже ничем не удивишь.

  – У каннибалов было похуже, – отозвался вдруг Антон.

  – Ты тоже видел? – глупо спросил я, уже заранее предугадывая и так ясный ответ.

  – Как же я мог такое пропустить. Особенно когда крик той женщины раздался во время перехода песен, – абсолютно спокойно подтвердил мою догадку парень, уткнувшись лицом обратно в стену.

  – Ты бездушная скотина, Антоха, – выразился, со злобной ухмылкой, Гоша.

  Антон на это отреагировал так: он сначала показал направленный вверх указательный палец (тише), после чего перевёл его на свои наушники и пару раз потыкал по ним. Всё было понятно.

  – А за что они были наказаны? – вновь пристал я со странным вопросом, только теперь неведомо к кому.

  – Явно не за хорошее… А ведь знаешь, если их преступления действительно заслуживают подобного, то я в чём-то эту политику даже и поддерживаю.

  Тут Феодосий наконец выпрямился, взял свою дощечку. Что-то написал и повернул к нам.

  “Они – не заслуживают”, – прочёл я. После чего немой быстро стёр краткую фразу и написал новую. Вновь показал нам: “Других – мы убиваем”.

  – Ого.. ну ясно тогда, – Георгий чуть ошарашено усмехнулся. – Странно у вас электронергию добывают.

  Калека опять развернул к себе доску и торопливо что-то нацарапал. Отличное общение получалось.

  “Станции ещё на верху есть” – было вычерчено быстрой рукой на чёрной поверхности, которую постоянно приходил освещать своим фонарём Гоше.

  Я, толком не поняв смысл фразы, посмотрел вопросительным взглядом на Карло. Тот закатил глаза к потолку, затем на меня и кивнул.

  – Такие, типа мельниц… – попытался догадаться я.

  Водитель, не убирая доски, раскрыл глаза шире и показал на меня пальцем, чуть улыбнувшись. Видимо, я был прав.

  – А, те, которые мы на Мосту видели? – спросил Гоша, медленно перекидывая взор с Карло на меня.

  – И на Могилёвской, – вспомнил я, таким образом сказав “да” товарищу.

  Феодосий ещё раз кивнул и положил дощечку назад. И не успел он нагнуться к котелку с водой мы, заехав за поворот, увидели освещённую переднюю часть водительского вагона метропоезда.

  Сначала я даже немного испугался, подумав, что он едет на нас, однако сообразив, что никакого звука нет и в помине, понял, как глупо сейчас выгляжу.

  – Эй, ты чего? – насмешливо спросил Гоша.

  – Да так, – раскрыв обратно глаза, сказал смущённо я. – Не ожидал просто.

  Калека, посмотрев на меня, лишь беззвучно усмехнулся, после чего показал большой палец.

  – Приехали? – спросил, теперь не у меня, Георгий.

  Немой, переведя на него взгляд, со слабой улыбкой кончика рта, согласно кивнул.

  – Эй! – тут свет, направленный на нижнюю и верхнюю часть вагона, перевели на нашу дрезину, заставив чуть прищурить отвыкшие от подобных лучей глаза. – Кто это та… А-а, Карло, ты! Ну, давай сюда! – раздалось со стороны застывшей электрички.

  Говорили точно без громкоговорителя, да и мы ещё не были близко (метров пятнадцать ещё оставалось), так что меня передёрнуло оттого, насколько был громким у этого пока неизвестного мне человека голос. Свет ярких ламп накаливания – это были не прожектора, а шесть стоваттных (наверное, стоваттных) ламп, – чуть притушили. А спустя пару секунд, когда глаза перестали видеть перед собой скачущие плеяды цветов, я смог разглядеть в трёх лицевых окнах бойницы, сделанные из фанеры и вырезанного снизу отверстия, из которых на нас смотрели три ствола пулемётов Калашникова.

  Первое впечатление – неплохо.

  – И как же мы попадём.. – не успел Гоша договорить, как водитель поднял, согнув в локте, руку, что означало, ясное дело, приказ замолчать.

  И было ввиду чего: в тот же миг где-то вверху спереди загремели цепи. Тут же оружия из бойниц были убраны, а сама синяя лицевая часть медленно пошла ввысь, ко своду станции.

  – Обалдеть, – как-то машинально выговорил я, смотря на впервые увиденное чудо.

  Немой повернулся на меня и как-то гордо хмыкнул. Я его, конечно, понимал: не у всех такое есть. Однако… Хотя нет, он был прав, тут действительно надо было гордиться.

  Чуть не засмотревшись на столь диковинную вещь, я еле вспомнил, что у меня перед ногами лежит разобранный автомат. Вроде половину я всё-таки почистил, остальное – после, надеюсь, успеется.

  В спешке собрав его обратно (спасибо простой конструкции Калашникова), я направил взор в ранее примеченное место.

  Посреди открывшегося небольшого пространства заканчивались рельсы, позади которых стоял остановочный блок. По краям от путей лежали, наваленные друг на друга, пресловутые мешки с песком, за которыми сейчас стояли во весь рост, не боясь, охранники – пренебрежение правил, нехорошо.. или они так отлично знают Феодосия. Глава же пункта находился впереди всех, справа, опёршись на железную стенку вагона (кстати, левая стена была бетонной, то есть куда делась часть вагона, не ясно – это чуть и вогнало меня в тупик) и сложив на груди руки. Именно по его позе я и понял, что он тут главный.

  Узкий лоб, густые чёрные брови, щетина, довольно немалый нос, с широкими ноздрями и ледяные, будто белые, глаза. Из убранства его было – милицейская (лишённая всяких нашивок) фуражка, китель и сапоги, армейские. Он стоял и улыбался во все свои, ещё сохранившиеся, двадцать жёлтых зубов, дожидаясь, пока мы причалим к его “берегу”.

  – Рад тебя видеть, Карло, – поприветствовал, протягивая руку, охранник, когда наша остановка наконец совершилась. – А это кто?

  Вопрос касался, безусловно, нас.

  Немой, повернув только голову, быстро указал большим пальцем на меня, Гошу и просыпающегося Антона (его разбудил свет), затем также быстро ткнул указательным пальцем себе в грудь. При первых же действиях он смотрел на наш отряд так же, как смотри на свой груз: не видя ничего человеческого, а потом, при последнем движение, обернулся обратно к своему знакомому… Надо же, как меняются люди при разных ситуациях.

  – А, с тобой значит. Проводить?

  Феодосий кивнул.

  Мы в это время уже повылазили из дрезины. Как-то недобро смотрели на нашу троицу тогда охранники.. хотя, это их работа. Увидеть лиц защитников Купаловской я не смог: все были скрыты масками с прорезями для глаз. Интересная у них тут форма.

  – И до куда, если не секрет, – начальник охраны двинулся вперёд, обходя мешки, явно направлялся к выходу.

  Тут я заметил ещё одну занимательную деталь: окна внутри пункта тоже были заколочены, но не имели бойниц. Вроде бы, в кабине машиниста не может быть много “иллюминаторов”, но здесь они были, и я понял почему: стену водительской коморки вырезали, и уделили под дозорную точку треть вагона, “зашив” конец листом металла. Недурно.

  – До Дворца, – неожиданно отреагировал Антон.

  Мужик остановился, медленно развернулся на незнакомый голос, оценивающе осмотрел парня с головы да ног, затем хмыкнул, повернулся обратно, двинулся и сказал:

  – Ясно, до туда, значит до туда. Нырков приказал? – теперь он явственно повернул голову к калеке.

  Тот кивнул.

  – Ну, если приказал, то.. – он взялся за край одной створки двойной двери – единственного присутствующего здесь выхода, – милости просим.

  На этих словах он резко задвинул одну часть давно обесточенного механизма  в специально предназначенную штольню.

  Не скажу, что мне открылось нечто доселе невиданное. Нет, мне открылось то, что я уже видел везде, только тут оно было собрано воедино… как и частички прошлой, навсегда ушедшей жизни.

  Купаловская только просыпалась.

  На платформе было немного построек, и ещё меньше людей. Некоторые, в основном это были мужчины, зевали, думая лишь о том, чтобы вновь куда-либо прилечь, ибо очередная ночь, как и все в последние четыре года, была неспокойна. Некоторые с интересом смотрели на нас, а некоторые только чуть косились, входя в нужные им двери. Добрая половина из них была в мастерских халатах, с какими-либо пилами, полотками или же, что редко, и вовсе простецкими наборами инструментов, сложенных в деревянный ящик с ручкой.

  – Это что, мастерские всё? – попытался догадаться Гоша, как только мы вышли за порог.

  – Так точно.. ну, удачи добраться, – иронично ответил дозорный и закрыл дверь, оставив нас с нашим “разговорчивым” провожатым.

  – И куда их столько.. в туннели – были, тут – есть.. зачем? – смотря на пока ещё более-менее чистый гранитный пол, размышлял Георгий.

  В конце он посмотрел именно на Феодосия.

  Тот лишь показал пальцем вниз.

  Старший посмотрел под ноги, поднял недоумевающий взгляд, быстро глянул по сторонам, и вновь посмотрел на Карло.

  Тот ответил подобным взором, с грустью выдохнул, взял пристёгнутую цепью к своему рюкзаку дощечку, пару раз черканул по ней мелом и развернул.

  Надпись гласила: “Потом”.

  Однако, судя по дальнейшим действиям немого, она на этом не кончалась. Он указал на моего товарища, потом двумя пальцем себе в глаза, и, теми же двумя пальцами, отведя их от очей, резко тыкнул куда-то в пустоту.

  – Увижу? – видать, Гоша понял.

  Калека, щёлкнув пальцем правой руки, согласно указал на наго, той же конечностью.

  Я лишь стоял рядом и также пытался предугадать, что говорит Феодосий. Должен признаться, это довольно забавно, хоть, конечно, в подобном нет ничего весёлого.

  “Потом увидишь. Ну что ж, пусть будет так”, – подумал я как раз в тот момент, когда Антон, как бы долго чего-то ожидая, произнёс:

  – Ну, если вы там разобрались, то будьте добры объяснить кое-что и мне, – он развернулся к нам и указал наверх. – Что это такое?

  И тут я увидел то, что меня и вправду поразило. Из-за нависающей крыши вагона я раньше этого не увидел но теперь… Надо мной, как и над моими товарищами, под самым потолком станции, там где находился узкие служебные коридоры с выступающими краями бутонных перегородок, находились, опираясь на эти самые перегородки, рельсы. Они лежали строго параллельно перрону, идя от одного края стены к другому через каждые пять метров, которые, в свою очередь, занимали левые стенки вагонов (вот куда они дулись.. так их что, по всему поезду вырезали?.. похоже на то) положенные, понятное дело, на само железнодорожное полотно.

  – Ну ни черта себе, – в своей привычной манере, тихо, как теперь только может, выразился Георгий.

  Карло довольно хмыкнул, стёр прежнюю запись, что-то вольяжно-медленно написал и продемонстрировал нам.

  “Жилой сектор”, – ага, вот значит что. Конечно же, было отчасти уже понятно, однако я всё равно уточнил, смотря вверх на громоздкую конструкцию:

  – То есть там что, люди живут?

  Карло кивнул, при этом чуть наклонив голову на левый бок, закрыв глаза и приподняв брови. Я же будто услышал: “Ну, да”.

  Да-а, нехило. Ну, насколько я помню, Купаловская станция немалая, так что может позволить.

  – А ты-то сам, где живёшь? – это спросил старший напарник.

  Наш новый знакомый, вместо ответа, лишь улыбнулся жёлтыми зубами, нагнув голову. Затем, положив руки на бока, с той же беззаботной гримасой, посмотрел на Гошу и, сделав притворно-задумчивое лицо, притом направив мечтательный взгляд ввысь, всего-то пожал плечами. Затем просто отвернулся, ожидая пока мы налюбуемся местностью.

  Думаю, судя по его “словам”, нам, где он обитает, знать не следует.

  Я посмотрел за спину, туда, куда уходил метропоезд: все остальные вагоны тоже были заколочены, а из самих дверей только редко выходили. Поэтому у меня и возник вопрос:

  – А это всё тогда для чего? – дотронувшись до плеча немого, указал тому я на чуть покрытый коррозией, синий электросостав.

  Не стирая ни слова, Феодосий лишь быстро добавил: “Тоже”.

  Мы ещё недолго постояли, поглядели на всё это, в то время как Карло гордился триумфом своей станции… Или же это и вовсе государство теперь?

  Платформа освящалась слабо, но неплохо. Света было как раз достаточно для людей тёмного мира. Правда, он был отнюдь неровным: падал он от свеч, расположенных в корзинках, закреплённых на верёвках, привязанных к кошкам, вдетым между прорезей в покрытии верхнего жилого сектора, по которому, когда люди проснуться, явно застучит множество ног… Тогда тут, скорее всего, начнётся такой непередаваемый каскад звуковых волн – очень не привычно для навсегда замолкшего бытия.

  – А воск из них на головы не капает?– задал я дурацкий вопрос, когда мы уже пошли к переходу посреди платформы.

  Идущий впереди Феодосий чуть передёрнул плечами: моя любознательность его позабавила. Он стёр свою прошлую запись, быстро настрочил новую и, не поворачиваясь сам, показал её мне.

  “Там на дне стекло и верёвка”, – гласила дощечка маленькими буквами. И что это значит?

  – Ого, неплохо придумано. И они никогда не заканчиваются? – это уже был Антон.

  Он, положив руки на свой автомат (которые у нас, почему-то не забрали), спокойно шёл рядом, без особого энтузиазма разглядывая окружение.

  “Ещё не было такого”, – ответил ему немой.

  – Я-ясно.

  Я, толком, так и не понял о чём они.

  Ещё раз взглянув на все десять – уже и сосчитать успел, – “люстр”, и подойдя поближе к молодому напарнику, я вполголоса спросил:

  – То есть, никогда не кончаются?

  Тот посмотрел на меня, как на идиота. Затем отвернулся обратно, усмехнулся и сказал:

  – Вроде старше меня, а такого не знает…

  – Так ты объяснишь?

  – Эх, ну, стекло плавиться при очень больших температурах, – “ну это понятно”, – вставил я. – И таким лёгким нагреванием их не достичь. Так что получается, что весь жидкий воск остаётся там, на донце. Затем затвердевает и вновь используется, а верёвка – фитиль. Вот и вся система. Недурно да?

  Я чуть улыбнулся.

  Действительно хорошо задумано. Однако увидеть это очередное чудо мне больше не довелось: мы спустились в переход ко второй станции.

  Коридор был длинный. Единственным освещением в нём были приколотые к стенам факелы, своим огнём медленно, но верно, коптящие побелённый бетон. Конечно же в помещение подобных размеров (около одной пятой километра) их требовалось немало, вот их и было на каждые пять метров по две штуки. Хотя светла это почти не прибавляло, а только разбавляло контраст между тьмой и светом, думая его более заметным, тем самым тяготя душу. Ну знаете, такое чувство создавалось, будто в самом воздухе мрак находиться – не очень приятно.

  В прямой кишке потихоньку собирались усталые, грязные, полуживые (по душевному состоянию, хотя и в физическом плане до этого недолго осталось) люди. Они ставили свои нехитрые прилавки, кладя на смастеренный самостоятельно табурет большие листы фанеры. Рядом со многими стояли полупустые сумки всякой дребедени: тряпьё, какие-то побрякушки и прочая никому не нужная хрень, обладатели которой надеялись, что смог от её избавиться, причём не за просто так.

  “А ведь они явно будут улыбаться, – подумал я. – Когда будут пытаться впарить свой товар какому-нибудь случайному прохожему”. И ведь так и есть. Они точно будут улыбаться, через силу, со слезами на глазах, будут улыбаться.. и плакать. Плакать за покинутую, потерянную жизнь, где каждый из них был кем-то, где у каждого из них была мечта, и даже не одна. Где половина следующим летом хотела отправится на море, или завести семью, купить квартиру, машину, что-нибудь, что, как казалось, изменит их жизнь.. к лучшему. Но изменило совершенно другое, и отнюдь не к…

  “Поэтому ты и должен им помочь”, – прервал мои мысли уже знакомый голос у меня в голове, заставив таким образом встрепенуться от неожиданности. И как раз вовремя я поднял взгляд: перед нами, в метрах семи, стояла пара ребят в  форме той же расцветки (чёрно-зелёная), что и парни с КПП – охрана.

  Только эти были без маски, что явно уменьшало статус защищаемого объекта.

  Феодосий приветливо махнул им рукой.

  – Даров Карло, – выдвинулся один из охранников вперёд.

  Парень был молод, морщин на лице не наблюдалось, нос с небольшой горбинкой, тонкие брови и настолько же тонкие губы. Причёску мне его увидеть не довелось – чёрная армейская кепка с небольшим козырьком хорошо скрывала данную часть тела. Он приветливо пожал руку нашему проводнику, который сразу после заглянул за его плечо и кивнул второму сторожу. Тот ответил таким же сдержанным кивком: тот парень был чуть серьёзней первого, уже хотя бы по виду. Чуть смугловатый, глаза небольшие, будто прищурены, губы средние, небольшая растительность на щеках и бороде, нос ровный, такой же молодой, на голове бандана – она и создавала, наверное, мнимую суровость, на пару с щетиной конечно.

  – Куда направляешься, по делам аль просто проведать? – спросил первый и с довольной ухмылкой повернулся ко второму, тот, опёршись об стену, в свою очередь лишь краешком рта усмехнулся.

  Феодосий что-то быстро написал на дощечке и показал собеседнику. Тот пробежался глазами и, не снимая взгляда с доски, сказал:

  – О, а я уж надеялся. Ну, – он посмотрел на пожилого водителя, – тогда вам не сюда. Рынок ещё закрыт, ты и сам это прекрасно знаешь…

  Немой вновь что-то быстро черканул и показал незнакомому мне парню.

  – Ну вот. Так зачем тогда своих новых подопечных сюда ведёшь.. они ведь с тобой, да? – взглянув наконец на нас, спросил более разговорчивый охранник.

  Карло, устало выдохнув, кивнул и, стерев прежние записи, что-то недолго выводил на своём фанерном листе, а затем привычным движением развернул его к парню.

  – А.. хо-хо, ну так это всё меняет, – как-то задумчиво сказал молодой боец, прочитав написанное. – Ну, думаю, можно это устроить, – тут он обернулся к своему напарнику: – Эй, Лёха, провести до Выхода сможешь?

  – А сам что? Кишка тонка? – с немного злорадной ухмылкой в ответ спросил до этого молчавший парень.

  – Ха-ха, как смешно, я тут ему шанс пройтись даю, а он вот как мне отвечает… Ну, как пожелаешь. Не можешь, так и говори, – двинувшись обратно к своему пункту, сказал собеседник Феодосия.

  – Я ещё не дал ответа, – коротко проговорил второй охранник и, посмотрев на нас, махнул нам рукой, после чего, повернувшись к широким самодельным дверям, стоявшим с двух сторон от делящей коридор колонны, отпёр одни и пошёл дальше.

  Думаю, он сказал следовать за ним, что все и сделали.

  Там, за входом, царил полный мрак. Ну да, всё верно, ведь рынок, которым теперь, наверное, была Октябрьская, ещё не работал, вот поэтому так и получалось, что ни зги не видно.

  Первый же парень, оставшийся стоять на посту, проводил нас троих подозрительным взглядом. В его глазах я нашёл то же самое, что нашёл и везде – отчаяние. Это не скрыть не за фальшивой улыбкой гнилых зубов, не за громкими, радостными речами приветствия, являющимися такими же лживыми, как и большинство людей вокруг.

  При входе на Октябрьскую у нас было всего два источника света: у Гоши – фонарь, и у охранника, по имени Лёша,  – факел, снятый с держателя у его поста.

  – Тут аккуратней, – предупредил парень, когда мы преодолели первую небольшую лесенку, – рельсы зацепить можете.

  Я сначала не понял, но Георгий осветил пространство впереди. Мы стояли на балконе посреди станции, от этого балкона в два бока шли лестнице – так было раньше. Однако сейчас от него не только в две стороны шли людские сооружения: прямо на бетонные, массивные перила теперь были настелены железнодорожные пути, шедшие, скорее всего, до противоположной стены. Но это разглядеть я не мог, так как вид закрывало стоящее посреди небольшое.. бунгало, что ли?

  – Первый магазин? – решил попробовать угадать я.

  – Он самый, – послышалось где-то с середины второй, более длинной лестницы, идущей влево.

  Чуть отстав, мы с Гошей быстро нагнали спутников.

  Идя по платформе, я время от времени замечал проскакивающий между невидимыми прилавками огонёк из туннеля. Охранный пункт? Ну да, скорее всего да. Ведь нужно же и эту станцию кому-то сторожить, ведь, судя по пока виданным мною откликам, она имеет отнюдь не самое малое значение.

  – И что, Октябрьская теперь полностью предназначено под базар? – решил поинтересоваться я.

  Дюже любопытно стало. Знаю, что нехорошо. Но всё-таки.

  – Да, – коротко ответил откуда-то спереди парень.

  – И люди здесь не живут? – не унимался я.

  – Почти нет. Только зажиточные продавцы, у которых магазины добротные.

  – А в том, который в начале, тоже живут?

  – Да.

  – А почему свет тогда не горит? – я поздно понял всю глупость мною сказанного.

  – Потому что спят ещё все. Думаю, можно было дотункать, – ответил быстрее молодого охранника, шедший прям передо мной Гоша.

  Да сболтнул лишнего, из-за чего и услышал пару смешков, прилетевших спереди.

  Больше никто ничего не говорил.

  Слабый свет, идущий от наших от нашего отряда, не очень-то и освещал пространство вокруг. Тьма, как обычно, поглощала его. Но почему здешняя темень была.. другая. Она также “пожирала” светло, также окутывала с головы до ног сплошным омутом, но почему-то она не предвещала чего-либо плохого. Она не давила на мозг, не “шептала” об опасности, нагоняя отчаяние. А, она просто пугала своей чернотой… Это была.. обычная темнота…

  Да, я не мог подобрать другого слова. Она была именно обычной. Пугающей, но не смертельной. Страшащей, но не ужасающей. Нагонявшей плохие мысли, но не сводившей с ума. В отличие от всего того, что было до этого.

  Даже как-то дышать легче… Хех, как же я соскучился.. да, я соскучился по темноте, знаю что это – глупо, но я правда соскучился.. по такой темноте.

  Вскоре мы подошли к сломанным эскалаторам. С этого места был хорошо виден местный КПП. Как и предполагалось, это был. Сейчас там сидело пять человек. Трое из них перед костром: двое перекусывали, а третий медленно и неумело перебирал струны на старой гитаре, задавая лёгкий, тихий, навязчивый мотив. Остальная пара солдат сторожила, как и требуется, подходы.

  Хм, неплохо устроились, да вот надолго ли. Тут так расслабляться не следует, поэтому.. а хотя чёрт с ними, они и без меня знают, что делают. Тем более все мои мысли так и останутся при мне.

  Вздохнув, я посмотрел вверх. По перекошенным, стылым, скользким, грязным ступеням уже взбирались мои товарищи. Надо было бы и мне поспешить, что я и сделал.. как оказалось зря: уже на третьем шаге чуть не рухнув (только руки непонятной хренью вымазал), я осознал такую простую, но важную в этом деле вещь – спешить в подобном, как раз таки и не следует.

  Понятное дело, в результате все четверо дожидались, стоя у гермоворот, меня. Как только же я, еле-еле, забрался наверх, Лёша, недовольно цокнув, постучал в прочную, железную дверь сбоку ворот.

  Что-то мне не понравилось как он цокнул… За кого же он это меня считает? Интересно. Было бы время.. да хотя какая разница время. Не был бы он здешним лицом, явно близко находящимся к военизированным силам, можно было бы приструнить мальца.

  “Ещё не ведомо, кто кого бы приструнил. Не зазнавайся, не настолько ты силён”, – проговорил уже знакомый голос в голове. И, нужно признать, от части он был прав.

  В двери открылась узкая прорезь. Два серо-коричневых зрачка уставились на нас. Обведя все пятерых взглядом, остановился на впереди стоявшем охраннике.

  – Все? – раздался вопрос с той стороны, глаза в такт дрогнули.

  – Все, – согласился Алексей.

  – Куда?

  – Во Дворец.

  – Хах, с какого перепуга?! – чуть жёстче пробасил мужик за дверью.

  – Нырков сказал, мол надо, – равнодушно немного развёл в стороны руками парень.

  Глаза пристально посмотрели, недолго, на него. После чего перешли ему за спину.

  – Карло? – последовал вопрос.

  Видимо, немого неслабо знали и уважали и тут. Хотя, что удивляться?

  Калека кивнул.

  Глаза перекинулся обратно на молодого охранника. Затем послышалось, как мужик за дверью громко шмыгнул носом и, задвинув прорезь, начал открывать проход.

  Ну, теперь дело за малым.

  Когда металлическая створка отворилась, нашим глазам предстал немалый, наружный охранный пункт. Наверное, второе из самых укреплённых, что я видел: после Купаловского, конечно.

  – Итак… – задумчиво сказал низенький, коренастый мужик со шрамом на правом виске и переносице, где стыкались кустистые брови, отлично дополняющие обширную, чуть седоватую, бороду, сплошь закрывающую губы, однако контраст всей картины создавала абсолютно лысая голова, посредине перепаханная ещё одним шрамом. Наверняка именно он, мужик, говорил с нами через дверь. – Значится трое.

  Конечно же, смотрел он при этих словах на меня с Антоном и Гошей.

  – И куда их? – обернулся к Феодосий.

  Тот закатил глаза и чуть приподнял палец вверх. Я не очень понял, что хотел сказать немой, однако, судя по реакции его собеседника, тот уже далеко не первый раз общается с калекой.

  – Ого, прям к нему… И на кой они ему сдались? – вновь сурово посмотрел на наш отряд.

  Тут и я осознал, что именно имел в виду Карло. Но Антон, как обычно, понял это раньше:

  – Скорее он нам, – тихо, но твёрдо, ответил молодой напарник.

  – Сдался? – ухмыльнувшись, сострил глава здешнего охранного поста.

  Со стороны его подопечных, расположившихся чуть поодаль за насыпями, мешками да листами металла, послышались редкие смешки. Лёша превратно улыбнулся, Феодосий никак не отреагировал.

  – Нужен, – умеючи парировал охотник.

  Лысый ещё недолго проследил за нами, после чего, всё же, наверное, не выдержав взгляда сироты, посерьёзнев в лице, сказал:

  – Ну, если нужен, так идите, – и отошёл от прямоугольного проёма, вырезанном в жести.

  А всё-таки, как ни крути, молодец Антоха: и таких за пояс затыкает. Что-то мне подсказывало, что и в этой ситуации, он сыграл отнюдь не незначительнейшую роль.

  Лёша пошёл первым, мы двинулись за ним. Карло же коренастый зачем-то приостановил, что-то быстро сказал ему, когда все уже чуть отдалились, и отпустил. Феодосий, взглянув второму в глаз, лишь коротко кивнул и двинулся нам вслед.

  В отличие от нашей троицы, его недобрые взгляды людей тут пост несущих не преследовали. Кстати, если говорить о важности данного места, то оно явно не уступало подходам к Купаловской, потому как на лицах я вновь увидел скрывающие сущность повязки.

  Выйдя в вестибюль, разница между тем миром, в котором мы только что были, и тем, в котором так привыкли прибывать и оказались вновь – почувствовалась сразу. Грязь, разломанные бетонные плиты пола, крошево с потолка, обрывки бумаг да гниющие кучи мусора, почти единым ковром окутывающие помещение вокруг – незаменимые спутники этих позабытых Богом земель. Всё, чистота кончилась, подземные сооружения былой эпохи, дающие более-менее крепкую крышу над головой, мы покинули. Пора возвращаться обратно.. на землю.

  “Хотя и там было немало того, чего не совсем желаешь. Не так ли?” – как-то ехидна спросил голос в голове. И он был прав, всё же и под землёй опасностей достаточно, хотя, как мне кажется, меньше чем здесь. Но всё-таки именно мрак туннелей погубил Юлю с Димой, так что…

  Мы уже подходили к лестнице, ведущей наверх, как я посмотрел вправо. Там стояло три девушки. Для теперешней погоды, они были уж слишком плохо одеты, а так же ещё и стояли как-то вызывающе… Догадка как всегда посетила мою голову очень поздно: только после того, как одна из них мне соблазнительно (по её мнению) подмигнула и помнила к себе. Да вот только меня не очень интересовали их немытые тела. Больше меня привлекало то, что творилось у них за спиной. Конечно, увидев знаки внимания к себе я тут же отвернулся, не очень мне хотелось связываться с этими носителями древней профессии, но кое-что увидеть я всё же смог: там была дверь, раньше она явно была стеклянная, однако теперь стекла не было. За ней были люди, не много (скорее всего, пока что), они ходили между небольшими ларьками, ранее бывшими прилавками, а вот чем являлись они теперь.. мне не известно. Так что, когда мы уже поднялись наверх, я решил спросить, но Георгий на этот раз меня опередил, хоть и по другому поводу:

  – И вот, никакого Солнца, – расстроено поведал старший напарник, вглядываясь в непроглядную, молочную суспензию, завуалировавшую все вокруг, оставив только небольшой ковалочек места в три метра диаметром.

  – Ха, какое ещё солнце, старик? Его уже нет, – сказал впереди идущий Лёша.

  – Рано так говорить, вчера ведь было, – тихо проговорил Георгий.

  Тут молодой охранник повернулся к нам. Он еле залазил в видимое пространство, так что изменения в его лице я смог пронаблюдать: сначала он непонимающе поглядел на Георгия, чуть прищурив глаза, затем, вытянув шею назад и отдалившись, как бы сверяясь с чем-то, спросил:

  – Мужик.. у тебя всё с головой в порядке? – усмехнулся безрадостно, развернулся и пошёл дальше.

  Гошу это явно задело так что он уже хотел было что-то проговорить в ответ, однако я, взявшись за его плечо, таким образом заставив повернуться к себе, просто молча покачал головой, смотря в его серые глаза. Хватит, он теперь уже подземный житель, и для него оно точно вымерло.. навсегда.

  Огорченно выдохнув холодный воздух, Георгий как бы со мной согласился, будто бы услышал мои слова, сказанные глубоко в сознании.

  Мы прошли ещё метров двадцать, как я вспомнил об интересующих меня вещах, и всё-таки поинтересовался о них:

  – А что там за магазины были? – сказал я громко: хотел чтобы услышал именно Лёша.

  – Какие? И говори чуть тише, здесь лучше так не голосить, – ответил охранник.

  – Ну там, у выхода, с правого бока, за двойной дверью прилавки закрытые стояли. И люди ходили, – подсказал я, уже тише.

  – А.. И шлюхи… Да так, городок один, – отмахнулся Алексей.

  Мне стало ещё более интересно, и вместе с тем я прям спиной почувствовал, как волна любопытства накрыла не только меня.

  – Что за городок? – осторожно задал вопрос я, неохотно вспоминая Периферию, и боясь об повторении истории.

  – Да так, место обитания искателей более легкой.. и лучшей жизни. В общем-то тех, кто не хочет работать, однако очень, ха, желает есть. Такие, знаешь ли, и сейчас не повыродились. Вот они там и проживают, ну, на пару с теми, кого просто общество не принимает. Места-то хватает, вот они и селятся…

  – Ого, места хватает. Что ж там за штука такая немалая, раз места на всех хватает? – медленно проговорил, с вопросительной интонацией, Гоша, попутно оглядываясь по сторонам.

  – “Штука” большая, да ненадёжная. Раньше в ней торговый центр располагался, а теперь вон.. кто.

  – И как этим искателям их лёгкая жизнь? – чуть ухмыльнувшись (про себя), вновь спросил я.

  – Я-то откуда знаю? Иди и спроси сам, раз интересно. А мне вида у дверей хватает. Да и вообще, как-то не очень мне их спрашивать хочется.

  – Чего? – как-то автоматически вырвался у меня наивный и, в то же время, глупый вопрос.

  – Чего-чего, а того, что они исконные методы поиска своего любимого образа существования, – Лёша повернулся ко мне, – забыли.

  – А может они теперь просто не срабатывают, – предположил Антон, идущий между мой и Гошей: предпоследним.

  – Не отрицаю. Однако, как по мне, так пытаться разграбливать честных людей всё равно не стоит.. хотя, хм, кто теперь честен. Но всё-таки, как бы то ни было, опасное то местечко – как ни крути.

  Итог был довольно предсказуем, но от этого не становился хуже.

  “Кто теперь честен…” – слова ещё раз, как на пластинке, повторились у меня в мозгу. И ведь они являлись чистой правдой. Да, святых не было никогда – это правда. Да вот только именно сейчас, почему-то, грешность людей видеться сквозь их глаза куда более явно, чем раньше. Почему? Не ведомо. Может, просто потому, что уже некому и нечего скрывать: всё уже и так пропало. Эта версия скорее всего и имеет право на жизнь, но, может быть, так и останется в моей голове.

  Погруженный, как обычно, в свои мысли, я даже как-то и не заметил, как мы, продираясь сквозь вязкий туман, подошли к высоким гранитным ступеням. Остановила меня только лишь спина Антона, остановившегося по приказу Феодосия. Который, сразу после, махнув Лёше и показав на нас, медленно начал подниматься вверх. Уже спустя три шага его фигура потонула в суспензии.

  – Разбираться пошёл, – пояснил неведомо кому (наверное, предвкушая наш немой вопрос) молодой охранник. – Побыстрее бы он, а то не шибко мне нравится это место.

  За фразой он обернулся к нам и, нервно улыбнувшись, направил взгляд обратно ввысь, в непроглядную гладь, при этом перебираясь с ноги на ногу.

  – Что, не привычно снаружи находиться? – ехидно спросил Антон, своим как всегда безразличным тоном.

  – Ха, пошутил? Ты этого места не знаешь,  так что мой совет: не надо так говорить.

  – Ну, этого не знаю, зато много других уже разузнал.

  – Охотно верю. И что, тебе те места понравились?... – Антон почему-то промолчал. – Ну вот и я так думаю. Так же как и уверяю тебя: тут тебе понравится не больше.

  Ого! Ну ничего себе! Несгибаемого, острого на язык Антона впервые заткнули за пояс. Вау! Этот парень, Лёша, действительно очень неплох…

  – Э, хватит членами меряться, – приструнил молодых Гоша и, кивнув на четвёртую ступень, добавил: – Вон.. спускается.

  Карло подбежал к Алексею, при этом смотря на Георгия. Показав второму знак “о’кей”, указал большим пальцем себе за спину, наверх. Затем, быстро толкнув первого, кивнул ему на обратный путь.

  – Ну что ж, благодарствуем, прощайте, – проводил за всех нас троих временных спутников Гоша.

  Так же, как и познакомились, так же и разошлись – всё правильно, по-другому и не надо.

  Ещё до того, как две спины провожатых до конца не скрылись в тумане, мы начали восхождение. На где-то девятой ступени я чуть с бился с курса и шагнул немного вбок – под сапогом тут же нечто с громким, противным звуком затрещало и закрошилось. Догадка пришла немедленно, но я поднял сапог и взглянул вниз – для острастки. Да, это и вправду было стекло. И я увидел его ещё больше, когда посмотрел чуть вперёд: оно занимало всё видимое пространство. И что-то мне подсказывало, что тут явно не один такой “квадрат” завален этих раскалённым песком.

  Надо будет разузнать, чуть позже.

  – Что там, Санька? – послышалось сверху от старшего товарища.

  – А, да так, ничего… – я поспешил подняться.

  Сделав данную задачу, я увидел стоящих у очередных двойных, заколоченных металлом, дверей Гошу и Антона. Первый держал во рту сигарету. Посмотрев на меня, он тут же предложил последовать его примеру, на что, конечно, ответил согласием, вынув один цилиндрик из протянутой пачки.

  Молодой охотник же просто стоял за компанию и терпеливо ожидал, лениво переводя взгляд то на нас, то на двери. Которые, кстати, выдели как-то внушительные, нежели все виденные мною до этого… Расплющенного железа, что ли, больше навешали.

  Сигаретный дым приятно входил в горло. Как же я соскучился по этому чувству. Тепло рассеивалось изнутри, оживляя каждую клеточку тела. Радостные мысли как-то сами приходили на ум, и ни во что не верилось, кроме них. Да и не хотелось верить, а хотелось лишь, чтоб это удовольствие продолжалось вечно, ведь думы приходи с каждой новой затяжкой и уходили с каждым новым выдохом. Но наполняемость чем-то внеземным, выполняемая там, куда я не мог заглянуть, на доли секунды оставалась. Она и приносила блаженство, наверное, поэтому я и курил – мне хотелось испытывать его вновь и вновь. Может, по такой же причине курили  и все остальные, отдаляясь в такие моменты от мира сего, заставляя его подождать… Чёрт, это вредно, но очень часто оказывается так, что то, что вредно – через чур приятно. Это был такой пункт.

  И вот, когда табак уже почти приближался к фильтру, из тех самых дверей вышел мужик в бронежилете и, удивлёнными глазами, уставившись на нас, спросил:

  – Вы чего не идёте? – голос был грубый, как и черты лица, украшаемые пышной чёрной бородой, плюс дополняли образ грудная клетка бочкой и немалый рост – непростой экземпляр.

  – Да мы это, перекурить остановились, – как-то засомневался чуть Гоша.

  – А вы чё, внутри это сделать не могли? – богатырь всё ещё держал дверь открытой, так и не решаясь выйти за порог и также с неким сомнением следя за нами.

  – Так, Карло… Вроде бы, – Георгий откровенно замямлил.

  И тут мужик не выдержал, заржав во весь голос.

  – А-а-а, аха-ха-ха, а-а-а! Карло просто не любит, когда рядом с ним курят! А-а-а-а, аха-ха-ха-ха-ха! Идите сюда, простофили, курить можно где угодно, никому до этого и дела, а-аха, нет! Аха-ха-ха-ха, – он, пригнувшись и побив себя по коленям, зашёл внутрь и, уаохатываясь, громко сказал кому-то: – Э! Вы только послушайте этих чудаков! Аха-ха-ха.. Им.. им курить запретили, а-а-а-а-аха-ха-ха!

  Оказавшись внутри, мне сразу же стало как-то неловко от многолосого гоготания, идущего с двух сторон от входа. Да-а, нехило опростоволосились… Зато хотя бы сразу себе тут имя сделали.. хоть какое.

  Охранный пост был нешибко силён: клеть четыре на четыре метра, с опускаемым входом-выходом, через который гость данного места проходил после двери. Тут находилось только пару бойцов, с двух сторон по одному, и этот, наверное, начальник.. оборонительного пункта конечно. Далее я разглядел у стен ещё бойцов, их было много – стояли (кто-то стоял, кто-то сидел, привалившись к стенке, кто-то полулежал, как раз, покуривая) по одному через каждый метр. Рядом располагались вырезы в металле – бойницы. Неплохая оборонная система.

  – У-ух, аха, да-а, парни… Хорошо вы меня рассмешили, что редкость, – мужик наконец выпрямился во весь свой немалый рост и посмотрел на нас. – Итак, мне уже всё сообщили. Оружие тут оставьте и просто следуйте за мной. Глупых вопросов лучше не задавать, потому что я их не люблю. Однако вы, хе, – он вскользь вытер правый глаз, – как новенькие и как те, кто неслабо меня развлёк, уже в самом начале трудового дня, – он подмигнул подопечным при последней фразе, на что те отреагировали короткими смешками, – чего до селе не бывало, – можете. Но с этой привилегией лучше не переборщать, а так… Пойдёмте.

  Он уже вышел из клети, как вспомнил нечто важное и, схватившись за голову тремя пальцами, чуть мня редкие морщины на лбу, обернулся к нам и сказал:

  – А-ах, точно… И это, добро пожаловать во Дворец! – он медленно развёл руками в стороны, при этом не прекращая улыбаться. Затем развернулся и, уже продолжив шагать, добавил: – Наверное, единственный оставшийся оплот былой человеческой культуры.

  Но меня эти слова уже не очень волновали: я любовался Дворцом изнутри – он был огромен.

  Свет тут источали несколько десятков ламп накаливания, лишённых своих прекрасных абажуров. Лучи падали на всё находящиеся снизу и, чуть отскакивая от металлических стен, ещё больше наполнял сооружение, изнутри, белизной, от которой так отвыкли глаза и  теперь вновь медленно привыкали. Конечно же, по сравнению с былым, это не слишком ярко, и даже некая дымка (уже будто влившаяся в воздух) присутствовала и тут, но всё же… И тут я осознал – вновь очень медленно – одну деталь: так, стоп, разве Дворец Республики был сделан из стали. Если мне не изменяет память, то он был весь “построен” из окон, все стены полностью просвечивались и пропускали солнечный свет. Но а тут я вижу абсолютно иную картину: металлические листы поставлены вместо стёкал по всему огромному периметру здания, насколько мне только глаз хватает и насколько только видно просторы, ведь большую часть всего помещения уже пожрали люди.. люди Нового Мира.

  Они были везде, их было не счесть. Каждый был занят своим делом: кто-то куда-то спешил; кто-то что-то продавал; кто-то пытался сотворить нечто; кто-то бесполезно застопорял, на долю секунды, на нас внимание; а кто-то просто выпрашивал еды у прохожих. И это всё форменное безумие творилось на территории, не уступающей по размерам футбольному полю.. и это только один этаж, а ведь есть и второй. На который, как я увидел далее, можно было забраться теперь не только с помощью лестниц: человек всегда находил себе место для жизни, тут случилось также. Он будовал свои хлипкие жилища на чужих “головах”. Если места не было внизу, он полз выше, к самому потолку. По этим хибарам, как по мне, теперь и можно было забраться наверх. Они все были непрочные, какие-то не внушающие надёжности или вообще чего-либо подобного. Гораздо реже, кончено, встречались палатки. В основном в них творились некие дела: торговля, мастерская или же ещё что-нибудь. Везде что-то, да происходило, отчего, с одной стороны, становилось радостно на душе, а с другой как-то не по себе: отвык я уже от подобного.

  Воздух тут был стоячим. В нём, в одну сплошную кутерьму, перемешались всевозможные запахи: пота, дерева, грязи, бензина, пороха, еды… А откуда шёл запах еды? Я принюхался, но уловить не смог. Однако как только я подумал об том, чтобы поесть, забытая проблема напомнила о себе.

  – Эм, извиняюсь, а где у вас тут туалет? – спросил, идя в арьергарде, самый не удобный вопрос для гостя, я.

  – Туалет?.. Ха, дождись гримёрных, там уже сходишь. А то так ещё заблудишься, ненароком.

  – И близко эти гримёрные?

  – Близко.

  – А зачем мы вообще туда идём? – тихо спросил Гоша.

  – Чего? – обернулся к нему не расслышавший вопрос мужик.

  – Говорю: зачем нам туда? – чуть повысив голос, переспросил Георгий.

  Мужик оценивающе посмотрел на него, провёл глазами с головы до ног и, с лёгкой ухмылкой, поинтересовался:

  – С пневмата нежить всякую убивать легко?

  Гордо поправив ремень винтовки на плече, напарник ответил:

  – Не жалуюсь.

  Охранник чуть хохотнул, развернулся и, продолжив путь, сказал:

  – В этих гримёрках сидит тот, кто вам нужен.

  Вот и весь предсказуемый ответ.

  Вдруг совсем рядом со мной, в толпе, пробежала совершенно обыкновенная, серая кошка, за ней тут же ринулась маленькая, чумазая девочка в грязной фуфайке. Они быстро скрылись среди людей, и скорее всего только я это видел, но.. почему-то сразу стало грустно и тяжело на душе… Что же мы загубили?..

  А наш отряд шёл дальше. Я пытался не думать о проблеме, однако она так и лезла в голову… настырно, главное. А вокруг всё сновали и сновали люди. В разных одеждах; порванные, не порванные (хоть таких почти и не было); с детьми, без детей; грязные, более-менее чистые; читавшие что-то, или же просто доходяги, ищущие похмелиться. Их было очень много. Я уже давно не помнил подобного количества народа, я предполагал, что столько вообще не выжило, однако вот, они вокруг меня. И даже не знаю, хорошо ли мне было от этого, или плохо: смешанные эмоции какие-то.

  Раньше, Дворец Республики представлял собой две полностью идентичные половины, соединенные вместе – воспоминания школьных экскурсий. Теперь от той одинаковости не осталось ничего. Цветочные сады исчезли со второго этажа – я бы поразился, если бы они были. Хотя правильно, какое кому сейчас дело до цветов и прочей чуши. Сталь прочно обороняла тут живущих от вида, на происходящее вокруг… хотя, как по-моему, туман делал бы это также. А мутантов.. а мутантов пару листов жести и рядов свинца вряд ли остановит, если их, конечно, будет немало, ведь подобный кусок оставшегося человеческого “пирога” достоин куда большего количества бестий, нежели несколько дюжин.

  “А вот всё-таки интересно: куда делось всё стекло”, – подумал я, однако спрашивать не стал, припоминая нелюбовь охранника к глупым вопросам. Надо будет – узнаю, а пока это не так важно.

  Мы прошли чуть ли не до конца помещения, пробираясь сквозь вездесущую толпу. Мне уже пару раз успели предложить купить что-то, чего я даже не успел рассмотреть. Многократно попросили милостыню, и уйму раз задели плечо или же наступили на ноги. Конечно, всё это не очень-то и мешало, куда больнее было тем, кому я, по неосторожности, военными берцами отдавливал ступни, однако о людях напоминало сильно. Причём всплывали в памяти только те черты, отражающие их корысть, жажду выгоды и непреклонность перед чужими бедами, которые в любом случае будут вставать на задний план: после их “важных” (опять же только для них) дел.

  Вдруг мы чуть свернули направо и оказались у распахнутых, по понятным причинам, дверей. Точнее, дверей не было, остался только разъём от них – больших, явно дубовых. Вход на нижний этаж Большого Зала Дворца Республики: если говорили об гримёрных, то куда ещё можно было вести “гостей”.

  Хотя, теперь Зал также претерпел немалые изменения, что я и увидел далее: ни единого стула теперь не было, освободившееся пространство заняли непрочные строения. Которые так же можно было увидеть, только посмотрев вверх на балконы: там и было ещё больше, у некоторых вход находился прям у поручней – от таких вниз шли верёвочные лестницы.. да-а, мне иногда интересно, на кого же люди больше похожи: на сорняк или же на тараканов. Собственно, тут ничего особого не изменилось, разве только людей было поменьше, так что кругозору было больше места. Хотя, особенно нового я мало увидел. Всё так же кое-где шнырялись местные жители, всё так же ничего не имущие просили жратвы или же денег, всё так же кто-то пытался сторговаться с каким-либо мирным обывателем.

  Но пространство тут было тоже немалое, отчего ещё больше кружилась голова. Наверное, не один я смотрел на эти потрёпанные, ранее белоснежные, а теперь покрытые золой от вездесущих факелов, единственных тутошних источников света, распищрённые мелкими трещинами стены, притом очень сильно задрав голову, потому как проводивший нас охранник вдруг сказал:

  – Что? Сильно да? Это второе помещение для жилья, первое вы тоже видели. Остальные уже для других нужд предназначены.

  – А есть и другие? – подозрительно поинтересовался Антон.

  Хотя всё правильно, он-то всю жизнь пробыл в Бресте. Откуда ему знать?

  – Ха, шутишь? Сразу видно, что не местный. Это – Большой Зал, есть ещё и Малый – но там у нас школа обустроена, – привёл пример мужик.

  – Что, вторая? – тут отряд остановился: охранник явно застопорил движение, обернувшись на глупый вопрос молодого охотника. – В метро же есть.

  К сожалению, а может и к счастью, их борьбы взглядами я не застал: не мог прекратить любоваться размахом людской постапокалиптической перестройки, совершённой на не совсем подходящей для такого площадки, так как наклон тут был немалый, но человек и с этим смог справится, подлаживая под хибары всякий мусор.

  – Ты, парень, вообще дурной… – я только перевёл взгляд на авангард отряда, как мужик уже развернулся назад и продолжил движение: всё-таки не застал. – Какое нахрен метро? До него ещё добраться надо. А про глупые вопросы я уже упоминал.

  Со стороны Антона больше ничего не послышалось, но я так и представлял его лицо в данный момент: не желая принимать явное поражение, он просто шёл уставившись безразличным, богемным взглядом в спину обидчика, при этом медленно проведя языком по зубам. Ну, что ж поделать, на это раз он действительно сглупил: всё же он тоже человек. А вот кстати голоса да разговоры тут были более различимы, хоть люди в большинстве своём и говорили как-то тихо, словно боялись чего-то. Но всё-таки.. такое происходило ввиду меньшего количества…

  – КАЙТЕСЬ! Кайтесь ГРЕШНЫЕ! Божья КАРА снизошла на НАС и только ВЕРНЫЕ смог спастись в ДЕСЯТОМ КРУГУ АДА! Так сознайтесь же в  Грехах содеянных, СОЗНАЙТЕСЬ! И тогда БОГ ВСЕМОГУЩИЙ смилостивиться над ВАМИ! КАЙТЕСЬ! Только чистые спасутся!... – во всё горло кричал, с закрытыми глазами, некий щуплый старик в рясе и бородой по пояс, держа в правой поднятой руке какую-то старую, потрёпанную книженцию и стоя на сцене, прям у ступень.

  Я думал такое только в фильмах бывает…

  Позади него за самодельными малыми столиками сидели несколько мужчин – закусочная, видимо. Смотря на старца, они ничего не находили, кроме того, чтобы смеяться, что они и делали, причём более чем открыто. А глашатай всё продолжал рвать глотку, отлично понимая, что никому до него нет никакого дела.

  – Чего это он… – охранник посмотрел на дряблого, визжащего старика взглядом, выражающим узнавание.

  Потом обернулся на нас и произнёс, махнув рукой и чуть свернув влево:

  – А, после разберусь.

  Мы миновали ступени. Я увидел, будучи поближе, что на сцене действительно расположилось закусочное заведение, – выдавала небольшая постройка с фанерной вывеской, на которой и было как-то коряво написано название, чьё наименование я уже толком и не помню, – что само по себе являлось неплохим ходом, со стороны владельцев забегаловки, готовившей мышей, хорьков да других малярийных грызунов. Гошу же интересовало кое-что другое:

  – Нередкий гость? – хромота была очень сильно заметна, плюс на долю секунды, или же мне показалось, на щеках выявилась треклятая сетка.. хотя с ней Георгий уже, вроде бы, более менее жить научился, но нога…

  – Ага, – коротко ответил охранник, к которому, судя по всему, и адресовывался вопрос.

  Мы вышли на некую площадку позади сцены. Тут раньше явно приготавливались к выступлениям, хранили декорации и прочее, прочее, прочее. Теперь же тут стучали инструменты. Пространство со среднестатистический школьный спортзал, было поделено (не без помощи давно ссыревшего дерева или ДСП)  на несколько зон, посреди которых шла к подозрительно целой двери своеобразная дорожка.

  Во многих из немногочисленных кулуаров что-нибудь, да происходило. Людей вокруг попросту не сновало – все присутствующие были заняты своей, наверное, только им нужной работой.

  Вдруг прям перед нами упал небольшой сонм искр. Я, и не только я, поднял взгляд к потолку.

  Там, будучи привязанными к потолочным балкам лишь обрубками пожарных шлангов, работали двое мужчин… Или женщин – лица были скрыты самодельными защитными масками, а снизу формы тела заметны были плохо. Они распиливали обширную металлическую конструкцию, расположенную прямо под низом крыши.

  – Что это? – опередил меня с вопросом Гоша, указывая наверх.

  – Это. Остатки главного источника стали во Дворце. Видели, сколько проёмов железом оббито? – охранник на секунду повернулся к нам, а затем продолжил обратно смотреть на странный объект. – Это его заслуга. – Шмыгнув носом и продолжив путь добавил: – Большой противопожарный заслон, вы ведь это хотели узнать.

  Странный нам всё же спутник попался… Хотя, теперь уже нормальных не осталось.

  “Ну это надо ещё посмотреть, с какой стороны нормальный. Да и вообще, что ты имеешь в виду под этим словом” – зафиглярствовал в своей обычной манере Альтер-Эго. Хотя, нельзя не признать, что в кое в чём он был прав. Однако разговор я продолжать не стал: не хочется сойти за сумасшедшего, говорящего внутри своего мозга с самим собой, хоть это и будет скрыто от посторонних.

  “Вот видишь, ты уже и себя сумасшедшим считаешь”, – вдруг добавил мой новый знакомый, после чего тут же стих. И вновь он был в чём-то прав…

  В итоге мы всё же вошли в ту самую подозрительно целую дверь. И как только мы это сделали, нашему отряду предстал недлинный коридор, уставленный по бокам подобными, прямоугольными, покрытыми лаком, более-менее ухоженными и весящими на петлях древесными изделиями. Даже запах тут был иной, что меня не меньше поразило. Вместе с тем я вновь заметил, что ранее обыденная чистота теперь повергала человека в своеобразный шок, заставляя испытывать его некий дискомфорт, наработанный годами жизни в антисанитарных условиях.

  Далеко идти не пришлось, да и не хотелось, потому как наши грязные солдатские кирзачи как-то не очень сильно соответствовали данному месту, отчего становилось неловко. Поэтому было немалой радостью то, что мы остановились у третьей двери справа – это я хорошо помню. Не мудря лукаво, охранник отворил её и зашёл внутрь, попутно пригласив нас за собой.

  Помещение было не то что большим, но и не то что малым. Эта гримёрка явно раньше доставалась только именитым артистам. Теперь же она немного потеряла свою стилистику: обои были подраны, кое-где не вымываемая грязь сильно кидалась в глаза, но паркет был сохранён почти полностью, ввиду чего становилось, опять же, неловко. Кровать, потёртая тумба и книжный шкаф справа, дополнялись лишённым зеркала столом у левой стены. За которым, собственно, и сидел человек в помятом деловом костюме, что-то притом подсчитывая, время от времени набирая цифры на калькуляторе. Неужели это…

  – Игорь Григорьевич, – позвал охранник, но человек не откликнулся, продолжая что-то вспоминать, считать да записывать. Мужик украдкой обернулся на нас, словно в небольшом смущении, показал указательным пальцем державшейся за спиной, снизу, правой руки, – мол: “одну секунду”, – и повторил, но теперь громче: – Игорь Григорьевич!

  Тут человек за столом встрепенулся, шарахнувшись повернулся к нам и, попутно доставая беруши из ушей, сбивчиво спросил:

  – Д-да.. что такое?

  Мужчина был средних лет, волосы тёмные, пока не покрытые сединой и имевшие длину чуть большую средней, то есть уши они закрывали – почему я и не увидел затычек. Довольно худощавый, скуластый, без прыщей или же морщин, в общем лицо было довольно миловидным. Причём образ дополняли тонкие очки, будто специально небрежно надетые на кончик носа.

  – Тут к вам пришли, – отходя немного в сторону, доложил глава входного поста.

  – А?.. А, Арсений, извини, что не заметил, занят был… Так что случилось? – пропустив слова подчинённого мимо ушей, переспросил Игорь Григорьевич.

  Тут охранник чуть растерялся. Однако через секунду, явно привыкший к подобным залипам, повторил ранее сказанные слова, но как-то медленней:

  – К вам пришли.. говорю, – и чуть поддёрнул в нашу сторону обеими руками.

  Очкастый, сидя в своём катающемся кресле, отодвинулся от стола, посмотрел на нас каким-то потерянным взглядом, и только спустя секунды две произнёс:

  – А.. а… Ой, чёрт, прошу прощёния, голова что-то совсем не работает, фух, – он положил ладони на лицо, притом подняв окуляры, согнулся немного, после чего выпрямился обратно и, вернув очки на прежнее место, указал на нашу тройку пальцем: – Так, значит, вы ко мне… Так?

  Мы чуть оторопели. И это глава Дворца Республики?! Не так я его представлял.

  Первым справился с этим чувством Георгий:

  – Ну, если вы тут всем управляйте, то да, значит к Вам.

  – Ха, управляю. Скорее, просто поддерживаю жизнь, – откинувшись на спинку, он радужно нам улыбнулся.

  Но что-то не внушала мне его улыбка доверия, а во всём были виновны его глаза: в них я не видел ничего. Ни безразличия, ни страха, ни отчаяния, ни грусти, ни радости. Лишь некие мысли, направленные куда-то не в духовную сторону…

  – Итак, – потерев ладони, спустя недолгую паузу продолжил Игорь. – Тогда, если так, можно ли узнать, насколько серьёзное дело, – и неожиданно посмотрел на охранника, – Арсений?

  Тот лишь плечами пожал да добавил:

  – Нырков послал.

  – Точно? – бородатый кивнул. – О, ну, раз уж прям… – глава Дворца не закончив фразу, о чём-то призадумался, после чего, подняв взгляд обратно на нашу чётверку, вновь обратился к своему служащему: – А можно ли в таком случае оставить нас наедине.

  Даже не спрашивал, скорее утвердил. Но оно и верно, он тут выше остальных. И конечно же, по понятным причинам, Арсений не мог не согласиться, быстро выйдя за дверь.

  – Ну что ж, – счетовод развернулся к нам, вульгарно скрестил руки и с притворно-добрым лицом спросил: – Откуда сами будете, гости дорогие?

  – Из Бреста, – коротко ответил Гоша.

  – Воу… И как добиралось? – по глазам было видно, что он не верил нам, и в то же время было понятно, что ему глубоко всё равно, откуда мы.

  – Не комфортно, – с острил старший напарник.

  Глава Дворца на это никак не отреагировал.

  –Ну бывает… Так что же привело вас ко мне? – я только собрался ответить, как Игорь Григорьевич меня перебил: – Оу, оу.. постойте, где же мои манеры… – он придвинулся обратно к столу. – Может хотите чая, или кофе? – открыл нижнюю дверцу.

  – Да нет, спасибо, – вновь среагировал Георгий.

  – А.. ну и правильно, что-то в последние годы они и вовсе сдавать начали, – собеседник, улыбнувшись своей шутке, выдвинул шуфлядку, находившуюся чуть выше. – Тогда, может, покурите?

  – А вот это можно, – согласился Гоша, увидев портсигар.

  И я был с ним лоялен по данному поводу.

  – Ну тогда прошу, так сказать, чем богаты, – он открыл тонкую металлическую шкатулку, внутри которой, ровным рядом, лежало десять самокруток довольно неплохой сборки. – Сами делаем, – пояснил математик, по некой случайности ставший главой Дворца.. хотя, может не так уж он и плох.

  Сомнительный вид нас не остановил, учитывая, что и сам угощавший взял себе одну папиросу и, прежде чем предложить прикурить нам, первым разжёг табак себе.

  Я затянулся. А что, хороший нетерпкий дым, в горле не застревает.. правда послевкусие горьковатое, но очень даже ничего для самоделки.

  – Что, полностью сами делайте? – медленно спросил Георгий, одобрительно глядя на курево.

  Мужик в кресле согласно кивнул, после чего посмотрел нам за спины и предложил опробовать их производство Антону, но тот явно отказался, потому как в следующую секунду Игорь закрыл портсигар и бросил его обратно в шуфлядку.

  – А где табак выращивайте? Где сушите? – никак не мог поверить Георгий, да и я как-то скептически относился к той версии, что они сами это изготовили, хоть обёртка данное и подтверждало.

  – Ну, знайте ли, в Дворце Республики есть множество немалых комнат, в которых можно организовать подобное. И вы ещё больше удивитесь, узнав, что там же можно и некоторый скот выкармливать, – уклончиво ответил счетовод.

  Всё равно какой-то он был странный. Особенно голос его: какой-то издевательский немного, надменно-ласковый и будто усмехающийся. Себялюбивый, что ли…

  – Ха, понятно, – с недоверием посмотрев на собеседника, сказал Гоша.

  Тот же в свою очередь глянул на него, затем перевёл взгляд на меня и, немного ухмыльнувшись, поднялся со стула, подошёл к потрёпанной стенке и, оперевшись об неё плечом, сказал:

  – Но, вы ведь явно не за этим пришли… Так ведь?

  Теперь была моя очередь, и я ей придержался, медленно выдохнув дым:

  – Нам сказали, что только у вас можно найти лекарство от грибка, а ещё одному из наших товарищей нужно провести тщательное обследование – что также возможно только у вас, – как-то вместе с сигаретой в руке и говорить было легче: меньше волнения.

  – Ага, значится *Mors Accensus и обследование… – чуть призадумавшись, притом почёсывая узкий подбородок, проговорил Игорь, сжимая двумя пальцами чернеющую вату, служившую самокрутке фильтром.

  – Это название препарата? – заволновался я, услышав незнакомое наименование.

  Григорьевич, выкинув тлеющий “мундштук”, посмотрел поднял на меня подспудный взгляд ярко-зелёных, почти прозрачных, глаз и, хитро усмехнувшись, сказал, выпрямившись в полный рост:

  – Нет, к сожалению, это название самого вируса. А если быть полностью честным с вами, то, – подойдя обратно к своему креслу он, с демонстративным вздохом, уселся обратно, – вас не туда послали.

  Я непонимающе посмотрел на него, и сам почувствовал, как в глазах, подобно нутру, начала зарождаться ярость, ибо сам стал понимать, к чему клонит наш новый знакомый. Почему тот сразу поспешил исправиться:

  – То есть, я хотел сказать, не совсем туда… Понимайте ли, Дворцу принадлежит не только пару станций метрополитена и, собственно, ха, сам Дворец. Несколько месяцев назад заболевших стало так много, что места даже в этом помещении, в целом, перестало хватать, из-за чего я и решил занять ещё один объект, причём специально под лечебные нужды, – он приостановился раскачиваться влево-вправо на стуле и посмотрел нам в глаза, мол, не заинтересованы ли мы, – мы давно исследуем Государственный Цирк. И знайте что я вам скажу, – он вновь остановился, – кроме наполовину снесённого купола, в нём нет ничего страшного. Мутанты почему-то не заселили, остальная одичавшая живность – тоже. Так почему мы должны уступать подобный выход из положения, учитывая, что он и находиться не слишком далеко?

  Задав неведомо кому вопрос, Игорь снова встал, прошёл к своему шкафу, открыл нижнюю дверцу, достал оттуда стеклянную бутылку с некой известью и пятидесяти миллилитровую рюмку. Привычным движением наполнив её, он отсалютовал ею в нашу сторону, после чего, выпив половину, стал чего-то ожидать, вновь глядя на нас.

  – И вы заняли его, – вызвался ответить Гоша.

  – Верно, – глава Дворца одобрительно, с ехидной ухмылкой, показал на Георгия пальцем и иссушил полтинник полностью. – Мы его заняли.

  Опять ожидание…

  И опять его обрубает старший напарник:

  – И теперь это что-то вроде лазарета…

  – О-о, теперь это непросто лазарет. Все найденные нами приборы прошлого времени, способные применятся в медицине, мы перевезли туда.. вместе с больными, конечно. Это отняло немало жизней, всё-таки каким не был путь, он не может теперь быть лёгким, однако ещё больше это дело отняло времени и финансов… – рассказчик с неким сожалением поставил рюмку обратно, затем, повернувшись обратно к нам, с привычной улыбкой продолжил: – Зато, теперь, когда всё кончено, моя инициатива очень рьяно помогает людям.

  “И тебе, алчный ублюдок, пытаясь сохранить твою бесплатную рабочую силу”, – подумал я, следя за разворачиваемой картиной. Ясное дело, мысль я свою не высказал, вместо этого вслух я выразился иначе:

  – И то есть именно там мы сможем найти то, что нам нужно…

  – Так и есть.. только есть одно “но”, – вот началось. Сев обратно в кресло, счетовод – так я его окрестил про себя – продолжил: – Ничего не может быть бесплатным. Поэтому я предлагаю вам одно дельце…

  – Ну, – ответил я на требующий поддержки взгляд Игоря.

  – Понимайте ли, всех тех инструментов, которые смог предоставить я, не хватает для полного изучения и уничтожения болезни. Так что уже как полмесяца мы проводим многочисленные разведывательные вылазки, и одна из них дала результат: на восток отсюда, в доме позади стелы Минск – Город-Герой есть магазин, в котором ранее продавались компьютеры. Они-то нам и нужны. Половину разведывательная группа вынести смогла, а вот остальную половину… Дело в том, что то место находится не в самом лучшем месте…

  – По-моему мы теперь все находимся не в самом лучшем месте, – вставил Гоша.

  – С этим я согласен, – никак не отреагировав на прерывателя, продолжил глава Дворца: – Но там место плохое настолько, что последние две, уже не разведывательных, а специальных группы, не смогли вернуться обратно. Но так как нам позарез нужно тамошнее оборудование, мы собираем третий отряд. Желающих немного: только двое. Однако, я думаю, вы сможете великолепно дополнить ту парочку, потому как вряд ли бы люди, не умеющие “разговаривать” с оружием, смог ли бы добраться из Бреста – сюда…

  Счетовод устроился обратно в своём кресле и, ехидно улыбнувшись, вновь направил взгляд на нашу тройку, явно ожидая ответа.

  – То есть, если мы добудем оставшиеся компьютеры, то получим и лекарство, и обследование? – переспросил, для пущей ясно, я.

  – Именно так, – не прекращая ухмыляться, подтвердил Игорь. После чего, на мгновение задумавшись, исправил: – В смысле, обследование вы можете провести сразу же по приходу… А вот лекарство.. так сказать око за око, – и снова эта мерзкая улыбка. – Ну так что, по рукам.

  Помедлив секунду, я всё же пожал протянутую щуплую руку.

  – Вот и отлично. Вы можете выступать уже со следующим обозом больных, однако, я предполагаю, вам нужно попасть туда как можно быстрее, – посмотрев в мои глаза, красноречиво отвечающие ему, счетовод продолжил, не снимая гримасы радости и гостеприимности: – В таком случае я сейчас же прикажу предупредить остальных двух, им также нужно как можно скорее попасть в Цирк. Идите обратно тем же путём, которым и явились сюда, они будут ждать вас у входа, – Игорь Григорьевич поднял на нас претворно-дружелюбный взгляд и увидев нашу неспешность выходить, повторил, глядя на входную дверь: – Всё, эта наша встреча завершена. Во время же следующего вашего визита, хотелось наблюдать ваши лица более радостными.

  Последние слова летели уже в спины нам.

  И тут уже выделился Антон: почти взявшись за дверную ручку, он развернулся обратно и сказал своим бесстрастным, стальным голосом:

  – А можно спросить?

  Вернувшийся обратно к работе счетовод лишь голову повернул.

  – Ты уже это сделал, – спокойно отреагировал глава Дворца.

  – Строя свои дела на чужих костях, – не заметил возникновений собеседника, продолжил охотник, – скорее всего немалому количеству людей делаешь плохо… От большего вами сделанного ведь явно много людей страдает, не так ли?

  Игорь на секунду отвёл глаза на стол, провёл задумчиво языком по зубам, усмехнулся, и ответил, не поднимая взгляда:

  – Глупый вопрос для человека, пережившего Ядерный Холокост, – на последних словах он посмотрел на Антона.

  И впервые я увидел в этом человеке мужчину: истинную волю, характер, звонящий металлом голос и твёрдый взгляд. До этого я отказывался воспринимать его как представителя мужского рода, но теперь.. наверное он и вправду был чем-то занятен.

  Даже у меня он вызвал немалую реакцию: посмотрев Игорю в глаза, старая проблема вернулась вновь. Так что я спросил, дождавшись небольшого успокоения ситуации:

  – Извиняюсь, а можно у вас в туалет сходить?

  Глупо, очень глупо.

  Мужчина в очках непонимающе взглянул на меня, после чего, – видимо поняв, что я не шучу, – наверное, единственный раз искренне усмехнулся, в тот миг, когда в его давно потухших глазах на долю секунды сверкнула радость…

* Mors (лат.) – Смерть. Accensus (лат.) – Спора.

 

  Идти обратно было как-то легче.

  Толпа поредела: многие разбрелись по своим делам, и теперь людей было чуть меньше. Лишь вездесущие бездомные попрошайки никак не сходили со своих насиженных мест, продолжая жалобно тянуть руки.. или руку, у кого сколько их было. Вонь также ушла со многими представителями рода людского, сейчас она куда меньше била в нос, отчего всему организму было, конечно, легче.

  Кстати именно мне было в данный момент гораздо легче, нежели прежде: Игорь Григорьевич всё же позволил воспользоваться его уборной, предварительно сообщив, что я первый человек, который спрашивает об подобном. Как отказалось он был не совсем таким человеком, каким я увидел вначале.

  Дверь уже замаячила у нас перед глазами. Отворив её, сопровождаемые прощальным кивком Арсения, ‒ который и вернул обратно оружие хозяевам, оставившим тут его ранее, ‒ и безразличными взглядами его подопечных, мы вышли наружу.

 Там по лестнице поднималось два парня в охранном обмундировании.

  Увидев нас, они почему-то остановились. Мы, инстинктивно, поступили так же. Глупо постояв и посмотрев друг на друга секунд десять, я наконец (всё же их форма мне не давала полного права думать об правильности своей догадки) решился спросить, у обоих:

  – Это к вам нас приставили? – неуверенно выразившись, я, так же неуверенно, у казал на них пальцем.

  Правый удивлённо чуть отстранился от меня. Тот что слева же, немного прищурившись, непонимающе, как бы переспрашивая, поглядел мне в глаза.

  – Ну… – снова медленно начал я.

  Но тут правый меня прервал:

  – А, понял, извиняемся мужики, не мы вам нужны: те снизу стоят, – и показал себе за спину.

  – А, аха, ясно, спасибо парни… Небольшое недопонимание произошло, – отозвался я, когда мы втроём, проходя мимо и чуть улыбаясь, распрощались со здешними охранниками.

  – Да ничего, бывает. Удачи вам там, – отвечали те, медленно скрываясь за дверьми, а не в тумане, который, кстати говоря, немного потерял прежнюю плотность.

  Из-за чего я ещё наверху увидел, куда делось всё стекло: оно было разбито и теперь лежало на всей территории вокруг Дворца – неплохая задумка касательно лёгкого ограждения. Но, ясное дело, этого не хватит, так что пару сделанных из арматур “ежей” и дозорные по всему периметру – тоже не помешают. Тут так и было.

  Это я заметил и тогда, когда мы, будучи ещё только на степени седьмой, уже разглядели два мужских силуэта стоящих (один сидел) на потрескавшемся асфальте. Не знаю как, но Игорь действительно сдержал своё слово: они и вправду ждали нас, а не наоборот.

  И вот дождались.

  Один, явно заметив нашу спускающуюся троицу, быстро поддёрнул другого, сидящего на первой ступени. Тот мало что сделал: лишь повернул голову назад, секунду посмотрел и отвернулся.

  Но за эту секунду мы всё-таки же приблизились, так что и его лицо я рассмотреть успел. Это был молодой парень, коротко стриженный и без растительности на лице – поняв это я рукой провёл по своей “недельной”. Зато имелись прыщи, не очень много, но всё же. Черты лика его были, как бы так выразиться, хулиганские. Явно не раз сломанный нос, довольно широкий лоб, чуть отдалённые от переносицы узкие глаза и такие же неширокие губы.

  Спустя ещё чуть-чуть, я смог разглядеть и его товарища. Он был немало похож на прежнего – братья что ли. Разве что нос не переломан, глаза большие, скулы лучше выделяются да усики под носом видны небольшие. Девственник видимо, о чём так же свидетельствовали и пресловутые прыщи, имевшиеся у этого экземпляра в более многочисленно количестве… Ах да, ещё голова его была лысой, почему я пушок над верхнеё губой и заметил: контраст.

  – Это, значит, вы к нам в помощь выбрались, – констатировал факт ещё совсем поцанским голосом сидящий парень. – Ну что ж, благодарны.

  – Не за что, может представитесь для начала, – первым пошёл на контакт Гоша, хоть и сказал всё совсем не тихим голосом: надо было произвести первое впечатление, а ради этого можно и боль перетерпеть.

  – Я – Ваня, – мы сравнялись с представившимся. Тот демонстративно оттянул нижнюю губу, что-то быстро туда закинул, и вернул на прежнее место, после чего, опережая своего напарника, продолжил: – А это – Боря.

  Затем сразу же как-то борзо посмотрел на нас.

  – Ха, и не рано ли тебе подобным баловаться, Ваня? – это вновь был Гоша.

  Он был отнюдь не далёк, и подростковый наркотик прошлых лет распознал сразу: насвай. Что-то мне подсказывало, то и Антон всё понял, только пока не влезал в разговор – он и не любил.

  – Не боись, дядя, не рано, – вновь борзо, с выступающей нижней губой, отозвался пацан и, опять же, демонстративно сплюнул обильно выделяющуюся слюну.

  – Ха, сопляк, – спокойно отреагировал Георгий и начал сходить уже с последней ступени.

  Как тут Ваня снова решил отличиться:

  – Чего ты сказал… – начал было тот вставая и занося автомат.

  Нехорошо толком ничего не умея, пытаться что-то сделать. Я не хотел его убивать, поэтому просто, опрометью подскочив ближе, приставил BOLO к его горлу. По щелчку затвора за спиной догадался: молодой напарник встал в ответ за второго.

  – Чш-ш.. это уже лишнее, – с лёгкой ухмылкой сказал я, положив руку на ствол так и не поднятого “калаша”.

  А затем я на секунду посмотрел в глаза Вани. И не увидел там ничего, то сеть совсем.. абсолютно. Его лицо и организм выражали страх, – губы чуть тряслись, дыхание участилось, – явственно говоря о том, что этот (действительно) сопляк раньше наверное и огнестрельным-то оружием не пользовался. А вот глаза… Совершенная апатия и безразличность, будто им было всё равно.. на всё. Только в тот момент я понял, что этот пацан не так прост, как показался сразу… Собственно, такое часто бывает.

  – Я.. я, прошу, пр-прощения, – послышалось сзади испуганное заикание. Этого голоса я доселе не слышал – Борис. – За моего брата. Он всег-всегда такой, вы только…

  Продолжения не требовалось. Услышав слабое переключение предохранителя, я, подобаясь молодому охотнику, отступил от жертвы, кладя холодное оружие обратно в ножны.

  – Вот и снова ты нас опозорил, – глядя на мня как волк, обратился к своему брату Ваня. – А вы не так плохи, – перевёл взгляд на всех остальных. – Но повадки жителей метро всё равно чувствуются. Что, небось первый раз за четыре года поверхность видите?

  – О, парень, а ты неплохо разбираешься… Да, ты прав,  впервые, – решил подыграть Гоша усмехнувшемуся победоносно малолетке с безразличными глазами, который даже, скорее всего, и не подозревал, что обременен таковыми, пытаясь раз за разом доказать что-то окружающим, не видевшим в нём абсолютно ничего. – И мы вышли не для того, чтобы разговоры разговаривать. Нам в Цирк нужно, как, думаю, и вам. Так что ведите.

  Георгий на шаг отступил, давая дорогу по-волчьи улыбающемуся Ивану, до сих радовавшемуся своему мимолётному, ложному превосходству, которое теперь продолжилось, однако на этот раз оно было истинным: дороги-то мы не знали – я уже не помнил. Ну а тут, у Дворца, застревать никак было нельзя.

  – А ты, Ваня, лучше резко не шарахайся: сердце накроешь, – посоветовал Георгий, когда первые шаги уже были сделаны.

  – И без вас знаю, – огрызнулся наркоман, на секунду повернувшись и продемонстрировав свою оттопыриную губу, после чего дальше продолжил движение к авангарду строя.

  Не самое лучшее первое знакомство. Как и не самый желанный напарник. Но выбирать нет из чего, понадеемся, что он хотя пушечным мясом будет неплохим.

  “По-твоему человек с подобными глазами заслуживает быть пушечным мясом?” – спросил голос внутри меня. И, я уже начал привыкать к этой данности, он был прав. Обладатель подобного взгляда достоин большего.

  И этот выбрал сам то, чего, по го мнению, он был достоин: выдвинулся в самый перед, ведя отряд за собой. Конечно же, в более лучшей ситуации, касательно ориентирования на местности, я бы возразил ему, но тут он знал план пути куда лучше нас.. так что…

  – Вы простите его, – повторил Боря, поравнявшись со мной.

  Я шёл впереди нашей троицы: Гоша (очень) сильно хромал, а Антон седил за ним. Пэтому не было ничего странного в том, что Борис в данный момент связался со мной.

  – За что? – спросил я, глядя на выплывающие из слабой молочной дымки остовы автомобилей: видимо мы вышли на покинутую автостраду.

  – Ну.. за его поведение, – немного замялся второй брат.

  – Разве я виню его за это?

  – Нет, но.. вам же это явно не понравилось, – на этот раз быстрее отреагировал парень.

  – Ха, с этим соглашусь. Однако это не значит, что я должен его за подобное винить, а то, в таком случае, мне необходимо обижаться на всех вокруг. А на такое гордости не хватит, – последние слова я сказал тише, чуть отвлёкшись на полуистлевший, одетый в свадебное платье труп, лежащий на заднем сиденье внедорожника с разбитыми стёклами.

  Умереть в такой день. Самая трагичная свадьба, и наверное самая лучшая смерть. Хотя, в этой даме, конечно, нету ничего приятного.

  Боря замолчал. Я редко когда добиваюсь до человека понимания одними только словами, но, видимо, тут получилось.

  Я думал, что все люди, едущие в тот момент куда-либо, смогли выбраться и добрались до Дворца, таким образом спасшись. Только сейчас я понял, как ошибался. В разбросанных беспорядочно автомобилях очень часто встречались ссохшиеся представители рода людского, некоторые из которых, вывалившись из перевёрнутых машин, облагораживали своими костями и потрескавшийся асфальт.

  Картину подобного технического краха я не видел ни разу, и, конечно, это произвело на меня немалое впечатление: сотни иномарок и автомашин славянского производства в разном порядке были раскиданы их же владельцами в последние минуты жизни Земли по разным углам дороги. Некоторые, не без помощи теперешних хозяев города, даже стояли теперь не на колёсах. А у половины их уже и не было. Всевозможный мусор засорял свободные кабины. Кора деревьев, ранее располагавшихся по краям тротуара, до сих лежала на кожаных сиденьях дорогих автомобилей, принадлежащих к именитым зарубежным производителям, от названий которых раньше сразу вспыхивало чувство зависти… Ранее, теперь же они не значили абсолютно ничего, кроме как ещё одного источника изрядно фонящего металла.

  Одинокий ветер жалобно стонал в пустых оконных рамах домов центра города, дополняя картину отчаяния и праха. Но, как ни странно, некоторые люди могли и в этом найти нечто красивое.. или же, даже, романтичное. Я не причислял себя к их числу. Однако не ровные ряды заброшенных автомобилей, душевный, выражающий боль вокал блуждающего, заражённого радионуклидами воздуха, своеобразный запах смерти и разбитые, навсегда позабытые архитектурные шедевры, теперь  служащие жильём абсолютному ничто, вместе со слабо скрывающему всю данную идиллию крошащимся, пупырчатым туманом, даже у меня, где-то внутри, возбуждали что-то мало мне знакомое. И вряд ли я хотел постигать это больше, чем я знал это на данный момент.

  Конечно, чувства от всего этого складывались не самые лучшие. Но так предела не достигнуть. Поэтому и была ещё одна сторона невидимого хаоса: все прежние спутники вернулись вновь. Неясное бормотание где-то вдали, некие нервные вздохи и выдохи. Тихие монологи непонятного содержания, более походившие на мольбы и приходившие к нашим ушам незнамо из каких мест. А может и не к ушам вовсе, а все эти вскрики и призывы – вовсе не схватываются физически? Может, они сразу входят на психологический уровень и уже там преобретают свою форму, бродя у нас в голове? Я этого не знал, однако я знал, как этому можно противостоять…

  – А вы правда из Метро? – вдруг поинтересовался явно заскучавший Боря, заставив меня, от неожиданности, немного вздрогнуть.

  Всё-таки мои мысли были совсем в другом нутре, так что потребовалось пару секунд, чтобы осознать вопрос. Но, как ни крути, этот паренёк меня спас, ибо другого выхода “уйти” от окружения я не ведал. И в знак благодарности я ответил, хотя, скорее всего и так и так сделал бы то же самое:

  – Разве это так важно? – вопрос на вопрос отвечают только.. а хотя ладно, глупо, ясное дело, но ничего другого мне за столь короткое время в голову прийти не успело.

  – Ну, просто вы как-то не похожи на жителей “подземки”.

  – А ты много таких видел?

  – Достаточно…

  – И мы от них так сильно отличаемся?

  – Несильно, но.. – Борис немало отличался от своего брат, более слабохарактерный, более вежливый и тихий, однако было видно, что он быстро подчиниться под чужой, сильнейшей, нежели его, волей. Его своеобразный пацифизм и любопытство были в какой-то степени хорошими чертами, но с другой стороны эта преклонность далеко не уведёт… – Всё-таки не похожи.

  – И чем, если не секрет?

  – Движениями.. и взглядами, – и тут я нашёл ещё одну отличную черту этого парня, самую лучшую черту: он был наблюдателем и довольно умён.. по крайней мере поумнее своего старшего братца.

  Также интересный экземпляр.

  Мне уже начал нравится наш разговор, но ответить я не успел. Неровный, полупищащий звук справа прервал мои мысли.

  Сначала я подумал, что это всё тоже вечное бормотание идущие неведомо откуда. Однако спустя секунду пришло понимание того факта, что данный звук был куда громче и вовсе не походил на слышимое ранее. Тут-то я спохватился:

  – Тише! – сказал я, остановив Борю. Беззаботно идущий впереди Ваня тоже притормозил – со слухом всё в порядке. – Ты слышал?!

  Вопрос адресовывался младшему брату, однако ответа я не увидел (он ничего не сказал, что значит: прожестикулировал), но мне было и неважно. Странная особенность у людей – задавать не нужные вопросы.

  Звук повторился. Опять справа, но теперь было чётко ясно что источник находился чуть ниже (или просто ближе) нежели в прошлый раз.

  А вот теперь стоило повысить внимание на максимум: угроза могла появиться с любой из сторон.

  – Эй! Эй ты, сюда иди! – тихо приказал я Ване, приблизившись спиной к его брату.

  Эти малолетки вряд ли понимали, что лучше следует сделать. Зато это понимала наша троица. Гоше и Антону говорить ничего не пришлось: они сами как можно быстрее приблизились к нам и, заняв свои позиции в защитном пятиугольнике, поинтересовались, точнее это сделал стоявший рядом со мной Антон:

  – Тоже слышали?

  – Ну, думаю, при другом раскладе мы бы так не стали, – медленно намекнул я на дурацкий вопрос, вглядываясь в слабую суспензию со своей стороны.

  – Ха, ну да, – как-то спокойно отреагировал напарник, как бы соглашаясь с моими мыслями об глупости вышесказанного.

  Тут завывание повторилось. Снова с моей стороны, но только чуть правее: больше уходя к ближнему Борису. На секунду я “кинул” взгляд в ту сторону, однако и здесь машины очень сильно мешали обзору. Да, вроде раньше я не думал, что подобное станет мне препятствием.

  Но может быть всё, что угодно – не стоит это забывать.

  Я вернул взор в обратное направление. И как раз во время: из молочный клубов на меня “вынырнула” заострённая арматура, перевязанная по середине какой-то тряпкой. Опрометью среагировав, я, с обычным для подобной ситуации предупреждающим вскриком, оттолкнул Антон, а сам прыгнул, скрывая за собой, на Борю.

  Ржавая железяка встретила свою цель в трещине асфальта.

  Не теряя ни секунды, я быстро поднялся и, краем глаза увидев фигуру (человеческую) возможного врага, выпустил короткую очередь в направлении утекающего противника. Ну, там было видно, что это был мужчина: высокий рост, плечи широкие, да и вообще общие черты.. не спутать. Одичавший, конечно, но мужчина. А значит не дурак: понял, что добычу достать не удалось, а она вооружена лучше, потому и убежал.

  “Неужели и тут каннибалы есть?” – подумал я, глядя на автомат, который, на этот раз, не заклинил. Хм, чистка пошла на пользу.

  И как раз в этот момент слева от меня послышался громкий рык, который обычно издают дикие животные при нападении. От неожиданности я чуть не выронил оружие, но, удержав его в руках, резко повернулся на источник угрозы, направив ствол в ту же сторону. Однако там меня более ничего не ждало: устрашающий раскатистый звук сменил сильный удар об остов машины и скуление умирающего, облысевшего, проткнутого в области сердца ножом пса. Катран держал, ясное дело, Антон, он же и прибил зверя к капоту автомобиля.

  Взглянув в глаза охотника, я безмолвно кивнул, в знак благодарности: целью явно был снова я. Тот так же сдержанно ответил. После чего, – постояв ещё с секунду: подождал пока тварь здохнет, – с силой выдернул нож, позволив одичавшему животному проскользить по бамперу авто, вымазывая его серую, кое-где облупившуюся, краску в тёмно-багровый цвет. Хозяин же клинка привычным движением вытер тот об многострадальную штанину цвета хаки и вернул очищенное лезвие в ножны.

  Гоша, хромая, медленно прошёлся мимо и усмехнулся, направив взгляд мне за спину. Я обернулся. На земле до сих пор сидел, опёршись на руки, Борис, его же брат, подобно младшему, также вытаращив глаза, смотрел то на меня, то на Антона.

  – Вы где этому научились? – удивлённо спросил Ваня, когда второй своей привычной вольной походкой двигался рядом.

  – В метро, – бросил охотник, не сбавляя темпа.

  Тут оба уставились на меня.

  – А вы.. тоже? – немного испуганно поинтересовался всё не решавшийся встать Боря, показывая в мою сторону чуть подрагивающей рукой.

  Я, немного усмехнувшись, ответил, взглядом указывая на спины товарищей:

  – Идите.

  Те, за секунду переварив услышанное, тут же подскочили и двинули дальше, понимая, что нормальных ответов они не получат.

  Я пошёл следом, часто оглядываясь по сторонам.

  “И чего это они?” – возникла мысль у меня в голове. И она была правдива, ведь, я понимаю Антон – да. Собаку на лету клинком поймать – дело нешуточное. Но а я-то что? Только и успел пару пуль выпустить, а они так удивлены… И какие же нам на этот раз сообщники попались.. эх, несильно мне подобное нравится, однако выбирать не из чего.

  Пусть хотя бы дорогу покажут.

  Этим братья и занимались. И не могу сказать, что безуспешно: под их довольно скомканным руководством мы всё-таки добрались до Цирка.

  Стоит отметить, что в конце пути мы пересекли абсолютно пустой перекрёсток, засеянный лишь мусором да кусками бетона, отвалившегося от рядом находящихся зданий. Но это дело постоянное, а вот где автомобили…

  Преодолев немалую, засорённую, покрытую выбоинами и небольшими котлованами площадку перед главным зданием, я лицезрел ещё одну баррикаду, созданную сплошь из автомашин. Но эта была не настолько большой, как прежняя: она закрывала лишь главный вход, над которым, на кузовав, лениво качали своими лопастями электромельницы.. на этот раз они выглядели действительно как мельницы, ибо расположены были вертикально и впаяны, явно генераторами, в металлолом.

  – Вы двое тут раньше бывали? – спросил Гоша у провожатых.

  – Нет, – ответил старший.

  – Ха, и как вы тогда внутрь попасть собирались? Я ни бойниц, ни “глазков” не вижу… – прокомментировал вышесказанный ответ Георгий.

  – Ну, нам постучать сказали.. по-особому, – попытался защититься Ваня, всё ещё держась уверенно.

  Старший напарник посмотрел на него непонимающим взглядом. Я сразу осознал, что он выражает, а вот парень, видимо, нет, так остался стоять на месте.

  – Так чего ты тут до сих пор торчишь? – тихо, но угрожающе, растолковал Гошин взгляд Антон.

  Ваня сразу же встрепенулся. Большими глазами мельком посмотрел назад на нас, потом на брата и, понимая допущенную оплошность, поспешил  к наваленным друга на друга автомашинам, посреди которых виднелась широкая дверь, собранная из сваренных вместе двух багажных.

 Я огляделся вокруг. Местность была большая и пустынная. То, где было хоть что-то, скрывал туман. Но его и остерегался: мало ли кто (или что) может выскочить из него. Поэтому и надо было быть начеку.

  Тут я и услышал удары кулаком по металлу: два быстрых, перерыв, ещё один, перерыв, и вновь два быстрых. Затем старший брат, – он был виден от начала лестницы, – опустил руку.

  И началось ожидание. Когда оно перевалило за треть минуты, Боря спросил:

  – Ну, как оно? – а ведь все были так спокойны.

  И я точно знал, что никто из нашей троицы не скажет глупости – и я был прав.

  – Сам не видишь? – грубо отозвался я, давая понять всю дурацкую сущность ранее озвученного вопроса.

  Мой укор младший услышал, ввиду чего притих.

  Старший же, – додумался всё же, – повторил попытку.

  Тук-тук… Тук… Тук-тук.

  На этот раз ждать долго не пришлось: вторая проба дала результат. Уже спустя секунд пять, с небольшой тяжестью, дверь нам открыл мужик среднего телосложения. Он не был чем-либо примечателен, во всём прост, лет под сорок, одет в куртку и штаны цвета хаки – как у Антона, обут в тяжёлые военные сапоги, на голове место нашла чуть порванная панама – здешний охранник. Единственное, что мне бросилось в глаза, так это его чисто выбритое лицо – редкость для простолюдина.

  Медленно оглядев всех нас сверху, он проговорил:

  – Значит не отряд с новыми больными… – краешком губ улыбнулся, после чего продолжил: – Ну и отлично. Только, – он перестал удерживать дверь, вместо этого опёршись об неё и, выйдя наружу, показательно передвинул предохранитель, – кто вы тогда и зачем здесь? Если знайте код, то вы навряд ли чужаки.. однако…

  – Компьютеры принести! – коротко крикнул я в ответ.

  Мужик перевёл изменившийся (в лучшую сторону) взгляд на меня и, ещё раз чуть улыбнувшись, признал:

  – А-а, очередные герои. Ну, тогда просим, – после этих слов он вошёл обратно вовнутрь.

  По приглашению мы пошли следом.

  Встретил нас длинный коридор, который, метрах в десяти от двери, перекрывал вырезанный от автобуса лист металла: проём для двойной двери посередине и большие, пустые, прорезиненные оконные рамы по бокам. Ни с чем не спутать.

  Что странно, так это то, что из “окон” в нас никто не целился. То ли оборонительный рубеж у них такой дряблый, то ли для них своеобразный пароль значит куда больше, чем я предполагал…

  – Вы там только дверцу закройте, а то мало ли кто ещё сбежится, – как-то шутливо произнёс охранник, идущий впереди.

  Так именно я двигался в арьергарде, запирать пришлось мне. Это заняло секунд десять времени: конструкция и вправду была нелёгкой, да и всовывать железные штыри в специально приваренные рядом засовы – дело тоже довольно тяжёлое.

  Когда же я обернулся, то увидел лишь спины своих товарищей, успевших отойти довольно далеко.

  Не теряя времени, я ринулся за ними. Пробегая мимо местного пункта стражи, мне не пришлось заметить на себе каких-либо недобрых взглядов. Скорее все охранники смотрели на меня как-то безынтересно и легко. Будто бы где-то там, глубоко внутри радовались, что это не очередной поверженный вирусом доходяга, а просто человек…

  Мою пропажу обнаружил только Гоша, он-то и обернулся назад. Хотя, вполне возможно, что он сделал это просто так, ведь нас с ним разделяли два человека, откуда он мог знать, что меня нет… Хотя, какая разница: он сделал, что сделал, и когда наши взгляды встретились он лишь с лёгкой улыбкой кивнул, я ответил тем же, обозная, что я снова в строю. В строю, который уже где-то с минуту шёл по неказистому, явно собранному из остовов “загрязнённых” машин, коридору, чьё нутро скрывало в себе куда меньшее количество факелов, нежели виданноё где-либо мною доселе. Оно и правильно: зачем в подобном месте нужно много источников неяркого, неровного света. И так хватит.

  “А ведь осветительные приборы с каждым разом становятся всё более примитивными”, – заметил я с некой иронией. Однако мысль было совершенно точной: чем дальше я оказываюсь, тем меньше я вижу лучи ламп накаливания. Хотя, в этом месте данная особенность тоже ясна: тут есть, – если верить словам главы Дворца, – куда тратить электроэнергию.

  Только я подумал об этом, как окружение сразу изменилось. Я уже видел подобное, нечто похожее было и во Дворце: сейчас мы находили под зрительскими сиденьями. Только тут арка была не такой широкой.

  Я уже видел традиционную одиннадцатиметровую сцену цирка, усеянную бетонным крошевом, и мелкую, серую дымку, висящую над ней. Оградительный, обычно невысокий забор бал убран. Теперь в центре всего находился лишь ровный круг, даже лишённый своего, казалось бы, вечного красного ковра. Ещё пару шагов, и я разглядел то, что было за сценой – очередная арка, из которой, раньше, выходили всевозможные артисты и радовали ненасытный народ. Главное – тут огромные занавески сняты не были, они сильно испачкались, были порваны во многих местах и чуть потеряли свою былую яркость, однако, в отличие от ковра, их почему-то снимать не стали. Может, не хотели: память. Но скорее всего, просто высоко тянуться.

  Проводивший нас охранник вышел на арену первым и, сразу же начав медленно разворачиваться по кругу, стал махать обеими руками, будто приказывая кому-то лечь.

  “Что это он делает?” – возник вопрос у меня в голове. Я получил на него ответ, только когда сам вышел из под бетонного навеса, державшего зрительские места: кругом, почти за всеми, – через три, – седушками расположились ещё охранники. Я успел взглядом запечатлеть тот момент, когда они все склоняли стволы винтовок вниз, признавая в нас неагрессивно настроенных существ.

  Бойцов тут было не меньше полсотни. Ввиду чего сразу пришло понимание что, скорее всего, это и есть основная линия обороны. Потому как подобное выглядело куда внушительнее того, что я видел вначале.

  Особое внимание привлёк огромный кусорк бетона, каким-то образом очитившийся на зрительских сидениях B-сектора. От него и разбрасылвались, точнее, уже разбросились, в разные стороны серые, всё ещё твёрдые куски разных размеров.

  Откуда он взялся, можно было спокойно понять, лишь только вспомнив лова Игоря. Однако я нашёл ответ по другому поводу.

  Воздух тут был сер и пропитан сыростью, из-за чего я и поднял взгляд ввысь: где же ещё искать объяснение подобного, как только не там. Люди вообще часто без особой причины поднимают глаза к небесам. Сейчас же я думал, что моя дальновидность упрётся в серость тутошнего купола. Однако я забыл слова Игоря. А ведь тут он не врал: половины конструкции действительно не было. Сквозь неё виднелся лишь серый, с “привкусом” белого, туман, медленно проникающий внутрь помещения и пронизывающий собой всё вокруг. Делая сам воздух стылым и терпким, притом, что влага, содержащаяся в нём, всё равно чувствовалась, хотя это суспензии не мешало, как и не мешало то же создавать некие странные тени, играющие с воображением…

  Но долго разглядывать мне это не удалось. Да и нечего. Требовалось идти дальше, что мы и сделали, проникнув, преодолев старые занавеси, в совершенно иное помещение. В помещение, где и шла вся “жизнь” этого давно забытого всеми места, населением коего были лишь полумёртвые.

  Металла во всём Цирке явно было немало, из-за чего и получилось соорудить держатели для “тканей”, скрывающих нечто ужасное от чужих глаз. Держателя всего было два: с правой стороны, и с левой стороны. Посреди них шёл коридор, по которому мы сейчас и шагали. Как я уже сказал, всё, что происходило за клеенчатыми, синими мантиями, нам было невидно… Зато было слышно. И то, что ощущали мои уши, говоря только от себя, мне не понравилось. Мольбы, сиплые вздохи, крик, плач, некие разговоры непонятного содержания вполголоса. Конечно же, это встречалось и раньше, но сейчас, когда ко всему таковому прибавлялась ещё и ранее не виданная, жутковатая игра теней, принадлежащих к неким бесформенным существам напоминающих людей, и полумрак, медленно таявший в воздухе, уступая место полной мгле… Это, безусловно, пугало.. до дрожи.

  Вдруг одна часть полиэтиленовой занавеси приоткрылась. Оттуда вышла, насколько я понял, молоденькая медсестра очень миловидной внешности. Нетолстые, щёчки, большие губы, такие же глаза бывшего цвета неба, маленький носик и тонкая длинная коса сзади. Но сейчас она была бледна, как ранее падавший с небес снег. Её губы дрожали, щёки чуть подрагивали а взгляд застыл на одном месте: он была напугана, но пыталась этого не показывать.

  Увидев нас, она быстро уткнула глаза в землю и как можно скорее просеменила в противоположном направлении.

  В этот момент отличился Боря.

  Забыл упомянуть, что девушка была довольно не обычо надета: наверное всё более-менее целое, что она смогла найти, она на себя и надела. Белая, чуть меньшая, чем надо по размеру толстовка, напяленная на черный, больший пуловер – такое нечасто встретишь. Низ тоже был странен: джинсовые шорты, одетые на до сих пор целые лосины… Странно, не правда ли? Но так она выглядела.

  На неё же посмотреть и повернулся младший из братьев, попутно присвистнув, провожая взглядом пятую точку девушки. От подобного я сам не удержал и на мгновение повернул голову.. да, там была на что поглазеть.

  Когда же устремил свой взгляд обратно, то вместо ожидаемой спины Бориса, я снова лицезрел его лицо. А это всё провожал ту девицу.

  Непонимающе ухмыльнувшись, я взглянул тому в глаза и вопросительно кивнул. Боря понял:

  – Чего?... – он посмотрел на меня, будто ничего не делал, но отнекиваться было поздно. – Э-эх, ну.. чёрт, не могу я по-другому. Ты видел, какая там попка… Ах, вот это я понимаю.

  Парень развернулся ко мне полностью и начал идти спиной, притом чуть повеселев. Не ожидал я в подобном месте такой беседы, но, я же и не ожидал и таких красавиц здесь.

  – А-ха, лучше на дорогу смотри, фанат женских прелестей, – посоветовал я, чуть улыбнувшись и скептически взглянув на собеседника.

  Тот усмехнулся и, повернувшись на сто восемьдесят градус, вернулся в своё прежнее положение. Но разговор так не закончился:

  – А ты чего так в штыки принимаешь. Самому-то что в девушках нравится, а? Или ты из этих.. ну… – он повернулся и недобро посмотрел на меня.

  – Ещё раз подобное скажешь – язык отрежу. Тех, о ком ты мне говоришь – убивать надо, и меня к ним ни за что не причисляй. Понял? – но мой взор был жёстче его, ввиду чего Боря и смутился.

  Отвернулся и пробурчал нечто похожее на “извините”. Эх.. мелкий ещё, мысли после слов только идут, вот и лезет у него из глотки то, что не положено. Но парня мне как-то всё равно расстраивать не хотелось:

  – А в девушках я больше личико ценю, всё-таки, на эту часть тела больше всего смотришь, так пусть же, ха, глаза любуются.

  Боря сразу повернулся, только голову, его уста озарила улыбка. Мои – тоже, но притворная. Нет, я не врал, просто пережил больше.. может быть.

  – Ну, это тоже правильно. А то, что тех убивать надо, так это вы вообще в точку попали, – тут он вновь развернулся всем корпусом.

  Малолетний явно подумал, что я на него обижен или же просто потерял к нему какое-либо уважение. Из-за чего теперь снова пытался вернуть выдуманные им же привилегии при помощи лести: это всегда работало, и работает. Но не со мной, потому как мне не за что его прощать или начинать его больше уважать – пока не за что.

  – Согласен, да? – не выдержал, и поддержал беседу я.

  – Полностью…

  – Малый, хватит голову дурить! – вдруг прервал Борю старший брат. Борис развернулся назад. – Что он там, вновь про свои слабости рассказывает? Не одна ещё не дала, вот он и заглядывается…

  – Было у меня вообще-то! – возразил младший, совсем как-то по-детски.

  – Ой, да чё у тебя было? Рука только, да и та не с охотой…

  – Эй-эй-эй, стоп! – оборвал разгорающуюся семейную сору я, поравнявшись с братьями и став между ними. – А погоди, разве когда секс у мужчины уже был, он перестаёт оглядываться на девушек?...

  На этот вопрос Ваня найти ответ довольно долго не смог: только промолвил кучно “нет” и задумался. Этой паузы мне хватило, чтобы понять: эти оба – одинаковы.

  – Ну тогда что ты за бред несёшь? Ха, а говори мы вообще о другом.

  – Ага, о пидарасах, – вставил неожиданно, злорадно и, в своей обычной манере, беспристрастно Антон.

  На данную фразу оценочным смешком отреагировал двигающий самым первым охранник.

  Я удивлённо выглянул и обратился к младшему товарищу:

  – Ты тоже слышал?

  – Нет, я глухой, – охотник скептически посмотрел на меня, затем, увидев в моих глазах понимание своеобразной шутки, продолжил, отвернувшись: – Конечно слышал. Ваш разговор уже, небось, половина заражённых знает…

  – И что думаешь по этому поводу? – такой шанс редок, нельзя упускать момент.

  – Да ничего не думаю. Верю, что они все уже червей кормят, и всё, – молодой напарник закончил разговор.

  Однако, спустя недолгую паузу, идущий рядом с охранником Гоша тихо, печально, но смиренно добавил:

  – А мы следующие на очереди.

  Всё, теперь точно конец. Продолжение и не требовалось. Но оно состоялось: когда проводивший нас безымянный мужик завернул, в конце всех самодельных целлофановых занавесей, налево, то, пройдя ещё метров двадцать, спокойно оповестил:

  – Пришли, – обернулся, провёл по всем нам взглядом, усмехнулся краешком рта, и дополнил: – Вам туда, – указал на дверь, – а мне обратно, – тут он двинулся сквозь нас на свой пост, а, сделав шагов десять, поняв левую руку (правая была в кармане штанов) не оборачиваясь, попрощался: – Удачи.

  Мы ничего не ответили: слова были лишними, да и чувствовалось, что ему до них нет никакого дела. Мы только проследили, как фигура с опущенной головой скроется за поворотом, после чего, развернувшись, спокойно взглянули на просыревшую, деревянную дверь, от влаги разбухшую и уже еле-еле влезающую в предназначенную специально арку. Не знаю, может тогда я был единственный, но я будто на подсознательном уровне ощущал, как сейчас идёт безмолвный спор: кто же всё-таки возьмётся за ручку.

  Вперёд вышёл, конечно же, человек, обладающий самым большим духом из всех нас пятерых: Гоша. Он, закинув винтовку за спину, – до этого она была у него на животе и использовалась как подставка для рук, – резко провернул давно не встречаемый кругляш и потянул на себя.

  Дверь тут же отворилась, дрябло повиснув на петлях.

  Комнатушка была маленькая, меньше всех, что мы видели раньше. Четыре стены, три из которых из сырого дерева, кое-где облиплённого наростами плесени. Четвёртой служила бетонная стена вконце, к ней, как уже понятно, и примыкали остальные три, вместе с ржавой койкой, над которой красовлся вбитый в твёрдую поверхность подсвечник с догорающей восковой свечкой. Слева стоял шкаф, на удивление более-менее целый. А вот владельца кулуара мы увидели не сразу.

  Понимание того, что нужно было сначала постучаться, пришло, почему-то, мне в голову чуть позже, чем обычно. Некультурно мы как-то поступили… Хотя, какая к чёрту теперь культура?!

  – Эм-м, я извиняюсь… – начал Гоша, заходя внутрь, однако резко прирвался, поглядев на правый угол.

  Спустя мгновение он ещё и руки поднял. Догадка нашлась быстро.

  Дело в том, что ширину помещение было таким же, как и вдлинну, потому как, повторюсь, это было чистый квадрат. А дверь была чуть смещена к левой стороне. Из-за чего то, что находилось у правого края, нам было не видно. Пока не зайдёшь внутрь, конечно.

  – Эй-эй-эй, язвините, мы.. мы не, – первым вбежал я, когда уже и молодой напраник приготовился сделать то же самое.

  Надо было отдать ему это дело: я никак не мог придумать, что сказать.

  Но человек с довольно суровым, худым лицом и ярко-серыми, пострижёнными “ёжиком”, волосами. Прошевелив своими тонкими и прямыми губами спас меня, взирая на нас очьне недобро:

  – Васш сштучаться не учили? – он немного шепелявил, ввиду чего уровень его мужественности, выраженный в лике, чуть падал.

  Но не на много: прибавлял не раз сломанный нос и чётко выделенные скулы.

  – Я ещё раз извиняюсь, мы как-то не подумали, – с поднятыми руками начал оправдываться я.

  Но меня вновь перебили. На этот раз Антон. Он, неожиданно войдя внутрь, направил ствол “калаша” точно человека, при этом порекомендовав своим вечно спокойным голосом:

  – Может пушку опустишь всё-таки.. нехорошо в гостей целиться.

  Но мужик в белом халате не собирался выполнять “вежливое” требование. Он всё так же “перекидывал” мушку то на меня, то на Георгия. А теперь, когда появилась и третья сторона, он начал косо посматривать и в тот бок.

  Но, конечно же, долго это продолжаться не могло и доктор, ну он было на него похож, всё спросил, уже будто сдаваясь:

  – Вы кто такие?

  – Компьютеры вам принести пришли, – так же умеренно промолвил Антон, не отводя ствола.

  – Трое? – мужчина почему-то тоже ПМ не убирал.

  – Нет, – Антон на мгновение первёл взгляд за порог и подозвал к себе двух подростков.

  Те, не без боязни, зашли. Про себя я отметил, что Боря боялся действительно, а вот Ваня всё также показывал это лишь внешне, сохраняя взгляд безразличным ко всему.

  Идящий за хлипким столом в углу человек, посмотрев на этих двоих, усмехнулся, после чего, наконец, убрал пистолет. Да более того, он как-то сразу раскрепостился: он, отвалившись на спинку неподвижного стула, открыл шуфлядку и кинул туда то, чем только что угрожал нам. При этом говоря:

  – Распоряжусь, чтоб сшегодняшнего дня зжабирали оружие у всех сщюда входящих, ха. А то, как-то не сшолидно, – скрестив руки, он положил их на стол и, с краткой улыбкой, посмотрел на нас. – Зжачится вы и есть те, кто хочет ещё разж попытать удачу?

  – Не без этого, – вешая АКСУ за спину, ответил Антон.

  – А немало васш?

  – В самый раз, – посмотрев на остальных четырёх, тихо скахал Георгий.

  В дрожащем свете слабой свечи, стоявшей у доктора на столе, паутинка на его щеках была очень заметна. Думаю, если этот парень действительно разбирается в мдицине, то он уже понял, в чём дело.

  – Ну, что один изж вас умеет держать автомат, я это уже понял, – он с неким малым уважением взглянул на молодого охотника. Затем обратно обернулся к нам и продолжил: – А данная деталь – уже хорошо… Итак, – после небольшой паузы, во время которой он рассмотрел нас пятерых, он резко стал, – давайте же тогда зжнакомиться. Я – Кирилл Валерьевич, главный врач, гхм, Цирка.. который уже, сшобственно, и не цирк вовсе. Ну а вы, кто такие?...

  – Вам обязательно нужны наши имена? – спросил я, оценив некую задоренку притворного веселья, запаясонного в этом человеке… Такой же, как и все.

  – Ну, хотелосшь бы узнать, как зжовут теперешних героев, – повернувшись к нам, сказал Кирилл.

  После чего, пройдя ещё немного, уселся на неприятно громко скрипнувшую раскладушку и, оперевшись об колени в подранных джинсах, расставив по-мужски широко ноги в сапогах, посмотрел на нас, дожидаясь продолжения.

  – Ха, красиво шутишь, – вдруг выкривнул Ваня сзади, когда я уже хотел ответить.

  Вот же дёрнуло этого оболтуса за язык… Хотя, я, по сути, хотел сказать то же самое.

  – Благодарю, – отлично парировал доктор. Затем, миновав короткую паузу, продолжил: – Вижу: сшвои имена вы мне говорить не хотите…

  – Не обязательно, – чуть развёл руками в стороны Гоша, как бы извинясь.

  – Ну что ж, – мужик встал и пошёл обратно к столу, – думаю, от части, вы правы, – вообще иногда у него получалось выговорить шипящие нормлаьно, но эти моменты были двольно редки, из-за чего его недуг, ясное дело, всё равно слышался отчётливо. – Тогда же, безж лишних изжречений, перейдём к делу.

  Подойдя к неумело сколоченному рабочему месту, Кирилл, с хилой улыбкой, посмотрел мне в глаза.

  – То, что нужно этому месшту, находитсшя не так далеко, как можно подумать, – после меня, доктор оглядел всех, затем мелькон перевёл взгляд на стол, на котрый он чуть присел, и вновь на наш отряд. – Думаю, карту досштавать нет необходимости… – вопросительные глаза в нашу сторону. Явно кто-то отрицательно покочал головой, так как шипилявый продолжил: – Ну, тогда на словах. Всше знают стеллу Минсшк – город-герой? Глупый вопрос, конечно всше. Но не о ней сшейчасш речь: позади сштеллы стоят два дома, ну, на нихещё о подвиге народа написшано… Предполагая: тоже помните. И вот на первом этаже, – он выпрямился к нам лицом, двумя ладонями показывая строения, – в конце того дома, что справа, имелсшя магазин. Но, теперь-то продавцов, ха, нет, а тавары осшталисшь. Вот за они-то нам и нужны.

  – И много их там? – спросил спокойно Антон.

  И его вопрос был абсолютно верен: на какой груз в придачу нам нужно было расчитывать.

  – Точно не зжнаю. Первая разжведгруппа говорила что нет, больши никакой информации не получали. И, наверное, вы знайте, почему, – я, и, вроде бы, ещё кто-то, мрачно усмехнулся. Кирилл воспринял это как положительный ответ, собственно, таковым он и являлся, и продолжил разговор, вновь чуть присев на край стола: – Ну вот.. а насчёт громозждкости сшамой техники – не волнуйтесь. Там только ноут-буки да планшеты, об процессшорах персональных компьютеров речи не было.

  – То есть их там нет? – доктор загадочно пожал плчеами, посмотрев на спрашивающего Гошу. Тот цокнул языком, – реакция на ответ, – и добавил: – А если есть?

  – Ну, а есшли есть. То я заплачу вдвое больше, хотя бы за один процессшор ПК в придачу к остальному, – мужик немного насмешливо вглянул на нас, после чего перевёл спокойный взгляд в стену, обозначая конец беседы.

  Однако я ещё не выразился до конца:

  – Что-то вы как-то уж очень споконо об подобном говорите… Неужно вам настолько всё равно. Вроде бы, и не нам это нужно, а наоборот, – подозрительно посмотрел я на Кирилла Валерьевича, когда тот обернулся на меня.

  Игра в гляделки продолжал секунд десять, после чего мой “соперник” всё-таки как-то сокрушённо ответил:

  – А какая разжниться-то, а? Даже есшли вам удасштся вернутьсшя обратно с неким количсштвом уцелевшей техники, то девяносто процентов зждешних больных у нас всё равно спасти не получитсшя…

  – С чего вы это взяли?! – неожиданно взволнованно крикнул сзади стоявший Боря.

  В его голосе слышался очень сильный, нескрываемый страх… Страх за что-то, что нам пока было не известно.

  Я обернулся. В глазах младшего брата неистово играла тревога и подсознательное отчаяние. Ваня же стоял и просто внимательно, даже слишком для него, наблюдал за доктором.. или за тем, что он ответит.

  А тот, ухмыльнувшись и покрутив головой, сказал:

  – Да с того, что я их всшех сш того Света досштать пытаюсшь. И уже давно подсшчитал, что с каждой неделей число прибывающих больных увеличивается.. примерно в полтора разжа. И что сш новым оборудованием, что безж него, нам не усшпеть изжлечить то чисшло поверженных, что уже тут лежит, до прибытия такого же числа… Понял? – на последнем слове доктор посмотрел именно на Бориса, до этого он только жестикулировал руками, внимательно следя за своими жестами. – Хах, да ничего ты не понял, – мужик, продолжая сидеть, выпрямил спину и также, как и прежде, уставился в стену. В дрожащем свете было плохо видно, но я всё-таки заметил полную безнадёгу в его глазах. – Хотя, зжачем тебе понимать, всё равно в один конец идёшь…

  – А это ещё что значит? ‒ теперь насупился Иван.

  Я, как и двое других моих товарищей, уже поняли, что хочет сказать Кирилл. И в большинстве  он был прав.

  – А то, что до васш уже отнюдь не раз это пыталисшь сшделать другие люди. Притом  те, кто дейсштвительно умел автомат в руках держать. А у вас.. – он повернулся на ребят, оценил взглядом, и, усмехнувшись недобро, махнул рукой: –  Ай, да что у вас. И так всё ясно…

  – Зато с нами не всё ясно, – резко выразился Антон.

  Скзал он спокойно, но довольно громко. Кирилл насмешливо перевёл взгляд на охотника, однако при встрече со взором молодого парня лёгкая улыбка сразу исчезла. Он явно собирался сказать и нам нечто подобное, однако осёкся.

  Зато не замолчал Антон.

  – То есть всё, что отнас требуется, это принести вам всю целую технику из магазина в доме спрва от обелиска… Так? – смотря то на меня, то на “холодного” товарища, доктор кивнул. – Ага.. ну, мы ваши требования выполним. А вы вополните сейчас наши, – молодой охотник медленно приблизился к столу и, оперевшись на другой край, продолжил: – Нашему товарищу, – быстрый, но чёткий, кивок на Гошу, – нужно срочное медицинское обследование, нам сказали, что тут это возможно получить незамедлительно.

  – Вы хотите потерять одного вашего человека?... Вы в сшвоём уме?

  – Мы не хотим его терять. Как раз-таки наоборот. Ну так что, вы сумеете выполнить наше условие?

  – Сшуметь-то сшумеем, да вот только тогда выходит, что в путь вы отправитесшь без него, – мужик в халате посмотрел на Георгия.

  – Ну, значится так и выходит, – подытожил Антон.

  Кирилл Валерьевич, не “снимая” со старшего напарника взгляд непонимающе улыбнулся, после чего, переведя глаза вновь на совего теперешнего собеседника, с прищуром спросил:

  – Это всё?

  – Думаю, д… – начал охотник, поворачиваясь к выходу, но его тут же резко прервали.

  – Нет! – это был Боря. – У нас тоже есть.

  Он с неким волнением замолк. На что доктор чуть презрительно поинтересовался:

  – И какое?

  – Можно, навестить одного больного? – попросил Ваня, не поднимая головы.

***

  Я и Антон стояли у больших поблекших занавесей: у выхода на сцену.

  Мы стояли и наблюдали за тем, как суетятся и пытаются что-то сделать медсёстры да доктора. Что-то внутри подсказывало, что их попытки настолько же бесполезны, как биение об стену гороха. Но они, наверное, хоть какой частицей себя, верили в обратное. Поэтому и продолжали работать. И пока они верили, надежда была жива.. хоть в какой степени.

  Гошу увезли на обследование. Точнее, не увезли – увели, ещё на выходе из коморки Кирилла Валерьевича. Куда, мы толком не увидели: всё-таки со светом тут проблема немалая.

  Сейчас же мы, справив все свои нужды, кроме пищи, ожидали оставшуюся половину нашей мало того что крохотной, так ещё и не совсем сплочённой группы: двух братьев, ушедших прповедать кого-то из здесь умирающих. Скорее всего, этот некто был им очень дорог, раз уж даже Иван смутился, прося об отдолжении… Слишком дорог, по моим догадкам.

  Но они пока не имели никакого подтверждения, так что говорить что-либо было рано. И вообще хотелось, чтобы говорить подобное не пришлось вовсе…

  Спустя десять минут, в течении которых ни я, ни слушащий с упоительным видом музыку Антон, не произнесли ни слова, двое родственников всё же закончили со свиданием и появились в поле нашего зрения с левой стороны.

  Боря, быстро вытирая грязными рукавами куртки слёзы на глазах, плёлся за старшим братом, который, в свою очередь, сердитыми тычками в бок поторапливал его, хотя у самого глаза были красные и влажные.

  Не хотел оказывать слабость… Оно и правильно, да вот только не всегда нужно.

  Когда же они подошли к нам в плотную, Антон, посмотрев на них быстрым взглядом, не снимая наушников, приподнял занавеску и вышел на арену цирка, предворительно кивнув нам головой, мол, “за мной”.

  Быстро преодолев одинадцать метров, мы вчетвером нырнули под железобетнный навес, державший сиденья.

  Никто ничего не говорил. Следовательно, я тоже молчал: не решился начать общение с парнями. У них сейчас явно были очень сложные минуты в их жизни, касательно психики, так что лучше пока их не трогать, пусть ещё побудут наедине со своими мыслями и впечатлениями. От чего? Отпять же повторюсь: я догадывался, но точно не знал, поэтому даже отгонял от себя эту идею.

  Постепенно крошащийся бетон сменился сгнивающим, сырым деревом.

  Этот тоннель продлился куда дольше, чем прежний. Но, почему-то, времени, проведённого в нём, я не заметил. Странно. Но объяснение было: мне также было о чём подумать. О чём? Я толком уже и не помню. Что-то своё, постороннее ото всех. Ну, вместе со страхом, конечно. Предвкушение приближающегося похода абсолютно не радовало. Две группы не вернулись, а ведь они были даже больше нашей, причём, наверное, даже в несколько раз. На что же мы, в четвером, можем расчитывать? Верно. Ровным счётон, ни на что. Но всё равно мы это делаем… Зачем? Как остальные, не знаю. Я же… Хм, потому что хочу жить?.. Нет, потому что хочу, чтобы жил другой человек. Человек, чьё существование для меня куда важнее собственного. Да, и пусть я эгоистичен, потому как знаю, что если не станет меня, тому человеку будет куда больнее, но мне всё равно. Я буду рад умереть зная, что мама будет жить… Но мне никто такой гарантии не даст, поэтому, придётся брать её самому.

  От понимания этого и было страшно.

  ‒ Стойте, ‒ остановил нас жестом охранник примерно в двадцати метрах от выхода.

  Я подобного ожидал.

  Антон, неспеша стянув наушники, спокойно спросил:

  ‒ Что такое?

  ‒ Уже отправляйтесь, ‒ констатировал факт второй подойдя к прибитой к стене полке, взял на ней полиэтиленовый чёрные небольшой пакет и бросил стоявшему впереди охотнику. – Это будет не лишним.

  Не задавая глупых вопросов вроде “Что здесь?”, Антон просто посмотрел во внутрь. Ваня, стоявший позади, тоже взглянул, высунув голову из-за плеча листомана, который на увиденное, в своей вечной манере, не отреагирвоал никак. Подсмотревший же обернулся к своему брату и удволетворённо покивал головой. Хм, неужто действительно нечто пригодное.

  ‒ Спасибо, ‒ беспристрастно поблагодарил парень и пошёл дальше.

  Мужик, провожая нас взглядом, лишь с небольшой улыбкой кивнул, после чего, спустя секунду, немного повысив голос добавил:

  ‒ Просто идите по прямой.

  Ну, это мы и так знали. Наставление, что ли, такое? А.. какая разница, всё равно спасибо, что не безразличны.

  Проходя мимо остальных дозорных я заметил в глаз некоторых из них небольшую искорку уважения, блеснувшую при взгляде на нас. Но, кончено же, скрыть истинное отчаяние она не могла.

  Дверь была уже открыта, так что напрягаться не пришлось. Однако и так без эксцессов не обошлось, потому как когда двое первых были уже снаружи, в спину мне прилетели слова:

  ‒ Погодите, вас же вроде бы пятеро было! Где ещё один?!

  Не останавливаясь, я без какой-либо “подчёркивающей” интонации ответил:

  ‒ По палатам поищите.

  Может быть, у них были не полаты вовсе. Но меня это мало сейчас интересовало: предпологаю, сказанное мной и без лишнего подтекста было понятно.

  На улице же туман разрядился ещё больше, оголив свинцовые облака, недленно плывущие над нами, иногда открывая взору тёмно-серое небо, не имеющего ни единой частицы синевы или Солнца, прощально выглянувшего день назад. С площадки у Цирка, с которой ранее можно было разве что увидеть только испищрённую трещенами дорогу, теперь я смог лицезреть близлежащий дом с частично отсутствующим четвёртым верхним этажом.

  Постройка была старая, очень. Еле видимый доселе ярко-жёлтый цвет краски, нашедшей своё место на всём фасаде здания, теперь кусками отвалилвался от стен, переживших ни одно поколение. Сквозь дыры окон чуть-чуть рассматривалось убранство комнат, которые, как и предполагалось, были пусты: всё уже давно растащили хотя бы на нужны Цирка. Лишь песок от Бурь, подхватываемый ветром, устраивал свои одинокие танцы. Эх.. интерсено, а сколько оно ещё простоит? Наверное, не долго. От вечной сырости, зябкости и не ухоженности лучше не станет. Наоборот. Вскоре все губительные факторы это мира разрушат дом.. да и не его одного.

  Что меня ещё всегда бесило вокруг, так это вечная повторяемость природы: серость и мрачность. Ну, иногда, кончено, эту картину немного разбовляли дожди, но они несли только медвжью помощь. Вот и сейчас прошедший вверху гром оповестил о скором прибытии каприза погоды…

  Антон, стоя у начала лестницы, поднял согнутую в локте руку и как бы пощупал воздух.

  ‒ Влажный, скоро дождь будет, ‒ прокомментировал охотник, взглянув ввысь.

  ‒ Ха, спасибо, а мы по грому не поняли, ‒ в очередной раз дерзнул Ваня, оттягивая губу и закидывая за неё насвай.

  ‒ Гром может быть далеко, а воздух не обманет, ‒ спкойно отреагировал напарник.

  Затем я увидел, как его взгляд устремился в скрытую от стеллы сторону Цирка, имевшего круглую форму. То есть, если мы все глядели вперёд – на направление к нашей цели, но он вдруг посмотрел назад и влево. Как я уже гвоорил, дорога тут лежала крестом, следовательно: и туда вёл асфальт.

  Антон немного смутился, потом прошёлся недолго, по направлению к обратной стороне здания, и заглянул за него.

  За это время, кроме меня, за ним начали наблюдать и двое братьев, непонимающе уставившись на охотника и о чём-то перешёптываясь. Честно сказать, я тоже недоумевал, что он делает.

  ‒ А что там? ‒ спросил у парней меломан, указывая на юго-восток: туда, куда он и смотрел.

  Боря с Ваней переглянулись. Было видно, что они не понимали цели вопроса, я, кстати, также. Но ответ услышать хотел, почему и пнул локтем старшего. Тот непонимающе посмотрел на меня, с оттопыриной губой он казался чуть смешнее, поттирая бок, потом обернулся на напарника, и уже было открыл рот, как Боря выпалил первым:

  ‒ Парк Горького.

  После спокойного ответа, младший чуть повернул голову и посмотрел на Антона вопросительным скосым взглядом, будто спрашивая: “И что?”. У меня в голове вертеля похожий вопрос, но теперь как-то цепочка была чуть более ясной: кажется появлялась догадка того, что собирался сотворить молодой товарищ. Который, в свою очередь, выпрямившись в полный рост и не сводя глаз с выбранного направления задал ещё один вопрос:

  ‒ Через него можно попасть к памятнику?

  ‒ Ну.. так стоп, ты что собрался… ‒ начал возникать Боря, выйдя чуть вперёд и тоже, видимо, догадываясь о планах охотника.

  ‒ Через негшо можно добраться к памятнику? – жёстче повторил, перебив младшего, Антон, притом повернувшиськ нам.

  ‒ У-у.. да, ‒ сбивчиво ответил, кивая, Борис.

  ‒ Ага, ‒ прошептал листоман, повернувшисьназад.

  ‒ Что он делает? – тихо спросил, переводя взгляд то на меня, то на брата, Ваня.

  Я же уже понял, что он собрался делать. И не сказать, что мне это нравилось, точнее, это было более верным выходом, нежели тот, что нам предлагали.

  Тут листоман обернулся на меня и спросил, понимаЯ, что я уже всё осознал:

  ‒ Что думаешь, а? – он то ли искал поддержки, то ли уже знал, что я соглашусь: во згляде читалось.

  ‒ Думаю, что это безрассудно, ‒ спокойно ответил я.

  ‒ Но именно подобное нас оычно и спасало, ‒ развернувшись полностью, положив руки на автомат заметил Антон.

  И он был прав. Ведь именно такие действия, обычно позволяли нам остаться живыми.

  Я ещё немного подозрительно понаблюдал за ним, почле чего поинтересовался:

  ‒ Ты сам-то в это веришь?

  ‒ Нет. Но когда-то я не верил, что увижу Минск, ‒ и впервые за долгое время я увидел на его лице усмешку.

  Этого мне хватило: усмехнувшись в ответ, я пошёл к нему.

  ‒ Эй.. эй, вы.. вы чё затеяли?! – встрял сзади Иван.

  ‒ Ты жить хочешь? ‒ остановившись, необорачиваясь спросил я у того.

  Ответа не последовало. Точнее, он должен был быть, но парень замялся ввиду такого вопроса, поэтому несколько секунд обдумывал услышанное. И за это время его брат сообразил быстрее:

  ‒ С чего вы взяли, что на том пути будет безопаснее?...

  ‒ Напрямик уходили отряды куда больше нашего и, вероятно, куда более обученные. Все не вернулись, поэтому мне хочется попробовать другой вариант, - разворачиваясь, спокойно произнёс охотник.

  ‒ А почему это напрямик? Мало ли, вдруг они шли как раз-таки тудой?

  ‒ Хм. Может быть, но это нам вряд ли удасться узнать. Однако практика показывает, что обычно самый короткий путь – не самый безопасный, ‒ начав движение поведал листоман.

  Но подросткам и этого не хватило. Оно было и понятно: был бы я их месте, мне бы также не хватило. Но я знал, на что способен этот парень, а они – нет…

  ‒ Не во всех.. случаях, ‒ это уже был Ваня.

  Данная фраза меня и доканала. Я, не останавливаясь и не оборачиваясь, громко произнёс, обращаясь к обоим:

  ‒ Вы сами-то каким путём хотите идти? – ответа не было с секунды две, тогда и оставился, повернул голову и задал ещё один вопрос: ‒ Хотите умереть или попытаться?

  И пошагал дальше, чуть ускоряя темп: Антон уже почти скрылся за зданием, а рассоеденятся нам было ни к чему, поэтому нужно было его как можно быстрее нагнать, что я делал.

  Спустя небольшое количество времени услышал шкрябающие по стылой почве армейские ботинки за спиной: всё-таки поддались. И это отнюдь не значило, что они молодцы. Что было бы лучше для них, я не знал. Я и сам доверился одному человеку, да и они, по сути, сделали то же самое. А что же было лучше на самом деле – мне было не ведомо. Как было неведомо, скорее всего, никому…

  Выйдя за южную часть Цирка, я увидел дорогу, утыканную прорвами асфальта и кучками мусора, разлагающегося уже который год. Она, дорога, вела к началу моста, скрытого в хлопьях медленно плывущего тумана.

  Тудой нам и предстояло пройти…

 

  К сожалению, мост, которым продолжалась дорога и который вёл через реку Свислочь, сыграл с нами злую шутку. Это потому, что метров пять от своего начала, он обламывался: видимо, середина ушла на дно.

  Так я подумал, как только увидел осыпающийся край, который уже, сидя на одном колене, рассматривал Антон. Однако, подойдя ещё ближе, я разглядел и то, что заинтересовало моего напарника не меньше разлома.

  Охотник, не поднимая, повернулся, посмотрел на меня и чуть усмехнулся, покачивая головой при наблюдении моей, отображённой на лице, реакции на вставший верх кормой большой туристический катер, теперь полностью покрытый ржавчиной и какими-то наростами.

  Об его донце бились на мытые обмелевшим, зеленоватым потоком камни, среди которых лежала помятая, закрытая корзина колеса обозрения, а он, катер, стоял, войдя носом в почву реки.

  – Что его так?... – я хотел было продолжить и уже подбирал слова.

  Но Антоном меня опередил, не дослушав:

  – Да откуда мне знать, – выпрямившись, он добавил: – Зато нам легче.

  – Ты что хочешь?... – начал было я, краем глаза заметив подоспевших подростков.

  – Ну а почему нет? Другого выхода я не вижу, ‒ ответил напарник, мельком взглянув на заинтересованных такой картиной братьев.

  – А он выдержит? – засомневался Ваня, будто прочитав мои мысли.

  – Вот сейчас и проверим, – закрепив подсумок и рюкзак как можно сильней, повернулся к нам троим Антон. – Мы с Саньком идём первые, затем вы копируете нас.  Если что, мы поможем.

  Вопросительный взгляд охотника поняли все, на что ответили резкими кивками.

  Могу я представить, как парням сейчас страшно. Не говорю, что я не боюсь, нет, я как раз-таки тоже боюсь. Но, наверное, чуть меньше… По крайней мере, я не могу показывать этого, как и Антон.

  Который, в свою очередь, уже соскочил на катер. А точнее, на оконные металлические рамы, лишённые стекла. Пару секунд побалонсировал на тихо скрипящих непрочных опорах, и перешагнул на следующую. Там, также выравняв своё положение, он украдкой взглянул вниз. Я заметил его мигом выпучившиеся глаза и то, как охотник немного пошатнулся, скорее всего, остальные этого не заметили. Зато они точно слышали крайне эмоциональный, для него, возглас: “Ого!”. Конечно, сразу стало и интересно, и как-то не по себе…

  Тут же листоман взглянул на меня и махнул рукой, мол, перелазь. Сам же перескочил на следующий, последний, профиль.

  Подобаясь предшественнику, я соскочил вниз и недолго уравнивал своё положение. За это время Антон расстегнул все крепления, забросил рюкзак с подсумком на вторую часть моста. Туда же полетел и автомат. Когда АКСУ негромко звякнул об нависающую над катером мостовую, охотник сам прыгнул следом. Как я уже отметил, вторая половина находилась чуть выше нас, и немного дальше первой. Поэтому запрыгнуть на неё сразу не представлялось возможным, разве что зацепиться руками, а потом уже забраться силой.

  Это и собирался сделать молодой напарник: ухватившись за асфальт, он, недолго подождав, пока “уйдёт” качка, подтянувшись, вышел сначала на одну руку, а затем уже и на вторую. Пару секунд – Антон наверху.

  Я в это время только перешагнул на следующую часть рамы и тоже, как-то инстинктивно, взглянул вниз. К горлу подкатила тошнота: внизу, увенчанные разбухшими, плавающими кусками мяса, на, что странно, не разбившемся ветровом стекле лежала дюжина полуистлевших человеческих тел сине-зелёного цвета. Их внутренности или же просто ошмётки, “отлипшие” за годы от костей плавали вокруг в тёмно-зелёной жиже, в которую превратилась вода, сейчас еле-еле скрывающая умерших. Запаха я почему-то никакого не почувствовал, однако догадывался, что здесь лучше не дышать: кто знает, что плавает в том коктейле. Кстати, ещё одна интересная деталь: зеркала судна были разбиты только в задней его части, перевалив за середину – они в большинстве были целые…

  Ладно, не до этого. Наоборот, хотелось как можно быстрее пересечь этот участок, что я сделал, отреагировав на знак товарища, протянувшего руки для принятия амуниции.

  Быстро передав ему всё своё добро, я, подозвав парней, сам прыгнул на вторую часть моста. Уцепиться удалось, однако в акробатических движениях я был далеко не мастер. Провисев бесцельно пару секунд, я дождался пока удастся выровняться. С трудом подтянулся.. и всё: с силой у меня также проблемы. Подоспел Антон. Вдвоём мы вылокли моё тело наверх.

  – Боря! – позвал Ваня, преодолев половину пути и уже взглянув на перед катера.

  – Что? – отреагировал только спускающийся брат.

  – Не смотри вниз. Реально. Посмотришь – умрёшь.

  – Ты ведь великолепно знаешь, что я посмотрю, – ответил младший, и это было ясно: когда запрещают, хочется вдвойне больше.

  – Вот поэтому я великолепно знаю, что ты подохнешь: либо от увиденного, либо от меня, – старший брат резко повернулся.

  Я не видел его глаз, но по реакции Бори понял, что то не шутит. И он был прав: пацану лучше не видеть того, что там твориться: может ненароком потерять равновесие от шока или от обычного приступа рвоты… А может он и сильнее духом по правде, а просто мы недооцениваем. Ладно, в любом случае – рисковать не стоит.

  Это и имел в виду Иван, чьё наставление всё-таки благополучно отразилось на Борисе: сначала мы помогли забраться старшему, а потом и ни разу не “снявшего” с нас взгляда младшему Боре.

  “Всё же умеет пацан, когда хочет,” – подумал я, смотря на собирающего свои вещи Ваню. Конечно же он должен был заботиться о своём брате, это он и делал. Я, к сожалению, а может быть к счастью, был единственным ребёнком в семье. Так что не мог понять, что это было: братская дружба, которая сильнее всяких, и забота друг о друге. Но, смотря на этих двух, я всё-таки кое-что осознавал… Что? Хм, это уже понимание для каждого своё.

  Собравшись, мы двинулись дальше.

  Конечно, впечатления от первого испытания не покидали на ещё долго. Да что там говорить, у меня они и сейчас остались. Только тогда никто их не озвучивал: мир вокруг не спал, и надо было следить за его бодрствованием.

  Пройдя мост и переступив на не обваленную почву, Антон нацелил курс на северо-восток, вдоль реки. Но, спустя пару шагов, понял бесполезность этой затеи: из порванного тумана выплыли поваленные на выкорчеванную из земли тротуарную плитку деревья. Множество из них уже догнивали свой век, но всё равно более-менее целых ещё хватало, а перелазить через них – времени не было. Я посмотрел на право: действительно, лесопарк. Сейчас большинство деревьев лежало на земле у ржавеющих аттракционов. Те, что выстроились, просто красовались своими пустыми кронами, пропуская сквозь них вечно прохладный ветер и вездесущий туман.

  Антон посмотрел на перекрытый путь, вздохнул, повернулся назад и не надолго заострил взгляд на тропе лесопарка: она была чуть чище.

  Мы все смотрели в ту же сторону.

  Я обернулся на напарника, тот вопросительно кивнул, как бы советуясь. Я положительно качнул плечами. Можно попробовать, но далеко лучше не заходить.

  Охотник всё понял и, выйдя вперёд, двинулся по ещё сохранившейся хоженой тропе.

  Пройдя метров семь, мы свернули на ещё такую же, только идущую на север.

  Отсюда также был виден рушащийся бетонный забор у реки и огромное здание на том берегу. До этого момента я его не замечал.. что странно. Ибо подобное трудно не заметить, особенно интересное строение дома очень бросалось в глаза: будто часть волны, длинной метров в пятьдесят, вырезали и поставили вертикально. Высота здания составляла около тридцати метров, однако раньше оно явно было выше: половина строения вовсе обвалилась, а крыша почти отсутствовала.

  Я чуть не споткнулся об лежавший под ногами лишённое коры бревно: настолько пристально следил за только что увиденным домом.. или чем оно раньше было, может гостиницей…

  Конечно, моей нелепости никто не заметил, потому как я шёл последним. Ну и слава Богу…

  Почему-то до сих пор никто не проронил ни слова. Как-то нехорошо это, ибо неспокойно становится. В голову вновь лезли непонятные звуки, некое бурчание и возгласы, возникающие будто бы в голове или из воздуха прямо перед тобой… Вновь сердце наполнял страх.

  Тут со стороны воды послышался громкий всплеск. Расшатанные нервы приняли его за угрозу, коей он и мог являться. В следующее мгновение я понял, что не я один сейчас на пределе: Антон, подобно мне, тут же перехватил автомат, щёлкнул предохранителем и направил в сторону потенциальной опасности. Ваня опрометью испуганно попятился, но через секунду осознал нелепость своего действия и тут же взявшись за оружие направил его в направлении, в котором целились и мы. Борис же с негромким вскриком тоже попятился назад, но ему повезло меньше: споткнувшись об лежащее дерево, он повалился на стылую почву парка.

  Однако всё это бесполезно и глупо. Потому что нашим врагом по правде являлся отколовшийся от видного здания бетонный кусок, который и упал в заражённую воду Свислочи. Это мы поняли по еле-еле висящей согнутой арматурине на втором этаже, которая также грозилась рухнуть вниз.

  Все, кроме с кряхтением поднимающегося Бори, облегчённо вздохнули. Но ни я, ни Антон, ни Иван автоматы опускать не собирались – мандраж.

  Краем глаза я заметил, как Антон взглянул на АКМ Вани, ухмыльнулся и сказал:

  – Эй! – парень отреагировал, резко повернув голову с округлёнными глазами в сторону охотника. – Ты как стрелять собирался? Предохранитель не тронут.

  И посмотрев в осоловелые глаза пацана, который уже где-то успел выдуть из-под губы наркотик, улыбнулся. Тот, в свою очередь, взглянул на малый тумблер, наконец осознал вышесказанное и, уже с более понимающим взглядом и растерянным возгласом “Ой”, собрался сделать то, что не сотворил тогда, когда было нужно.

  – Не утруждайся, уже не к чему, – немного улыбнувшись, сказал я, повесив автомат за спину и помогая Боре встать.

  Ваня выдохнул, отпустил АК:

  – Я… Я просто.. эх, – попытался оправдаться, но, поняв глупость этого действия, положил ладони на лицо и ещё раз выдохнул.

  – Нормально. Выживешь – привыкнешь, – успокоил Антон, продолжив движение.

  Подойдя к очунявшему парню, я похлопал того по плечу и взглядом указал на отдаляющегося охотника. Тот быстро понял и вновь вырвался вперёд меня.

  Борис же этого делать не хотел: всё шёл рядом, справа.

  В голову опять начали залетать непонятные голоса, бормотание, вскрики… Я всё чаще озирался по сторонам.

  Младший брат делал то же самое, но в то же время я видел, что он очень хочет о чём-то заговорить. Мне это тоже не мешало, так что я начал первый:

  – И что же ты тогда не познакомился с той девицей? – с лживой весёлостью спросил я.

  – С какой? – как бы непонимающе, но чуть радостно, парировал парень.

  – Ну у которой попка хорошая. Тебе это часть тела нравится, а? – я с небольшой улыбкой пнул пацана под локоть.

  То, чуть неуверенно, или смущённо, рассмеявшись, ответил:

  – Да она же старше меня, ты чего? Да и вряд ли ей до знакомств.

  – Ну а откуда ты знаешь, мыло ли, вдруг она только и ждёт, чтобы какой-нибудь Боря подошёл к ней и познакомился.

  – Ха-ха, ну ладно-ладно. Вернёмся, узнаю её имя.

  – У неё же? – уточнил я.

  – У неё же, – нехотя подтвердил Борис.

  – О-о, ловлю на слове… – беседа получилась не о чём, но страх поубавился, да и приятной она была, ничего не сказать. Поэтому я и решил на этом не останавливаться: – Слушай, а ты какие истории интересные знаешь?

  – В смысле?

  – Ну-у, мало ли, вдруг ходят слухи, где ещё люди есть, – это я сказал с нескрываемой надеждой.

  – А, это… Ну есть одна, я только раз слышал, и не могу утверждать, что это правда…

  – На то это и слух, – пацан на этот раз меня действительно заинтересовал.

  – Ну хотя да.. в общем, слышал, что, будто бы, в Минск-Арене люди поселились. Да и как поселились, мол, живут куда лучше нас. Ты же знаешь, что такое Минск-Арена?...

  – Шайба та, да?

  – Да. Так вот у неё крыша ведь плоская полностью, и говорят, что она хороша для посадки техники всякой летающей приспособлена.

  – Да ладно.. и что у них там, вертолёты что ли летают? – недоверчиво поинтересовался я, припоминая Спортивное Соглашение и тамошнюю технику, которую уже давно никто не впускал в отнюдь не чистые небеса.

  – Не знаю, но говорят, что пару раз дирижабли видели… – чуть потухшим голосом закончил Боря.

  – Ого. И где это ты слышал такое?

  – Да в Дворце чего только не услышишь, особенно от умалишённых, а их там много.

  – Вот в это верю. А насчёт Арены.. ну, будем надеяться, что так оно и есть. – Боря поднял на меня полные вопроса глаза, будто крича: “Что, серьёзно?!”. – Ну а почему бы и нет. Люди на многое способны, главное верить, – последние слова я сказал, устремив взор вперёд, на спину старшего брата.

  – Только веры уже почти нет… – сокрушённо добавил младший, и я не нашёлся что ответить на эту правду.

  Я перешагивал очередное дерево, как услышал выразительный свист удивления, исполненный Антоном. Что-то ещё обнаружил…

  Мы поторопились.

  Дойдя до охотника, я понял причину его удивления и сам обомлел от увиденного.

  – Охренеть… – содрогнувшись, вымолвил Ваня, смотря на лежащее перед нами колесо обозрения.

  Помнится, я уже видел нечто подобное. Собственно, как и Антон – перевёрнутый поезд. Однако… он ни в какое сравнение не шёл с этим исполином.

  Оно лежало на небольшой возвышенности, ввиду чего создавалось впечатление, будто вот-вот оно проскользит вниз, на нас.

  Колесо было красного цвета. Полностью его видно не было: скрывал туман. Но и того, что было открыто взору, было достаточно. Вроде его высота равнялась пятидесяти четырём метрам… или больше. Я как раз узнавал у знакомого, когда в Минске жил: хотел прокатиться, но так и не сумел.

  Гуляющий ветер расшатывал не надёжные балки, скрипя и кряхтя ими, создавая таким образом некому не понятную, зловещую музыку , исполняемую на огромном, и от того страшном инструменте.

  – А я ведь когда катался на нём, – как-то грустно вспомнил Боря.

  – А я не на чём не катался, – жёстко ответил Антон, с печалью смотря на придавленные колесом аттракционы.

  Почему-то, смотря на них, на душе становилось тяжело. Сразу же представлялись дети, катающиеся в кружащихся разноцветных корзинах, и их смех… Который уже никогда не будет таким же искренним, как в те времена.

  – Пойдёмте.. налюбовались, – продолжил спустя недолгую фразу охотник, повернувшись к уже видной арке выхода.

  Я в это время поглядел назад, на реку, к которой вёл неровный шлейф взрытой земли, проведённый чем-то отлетевшим от поваленного исполина… Вспомнив туристический катер и то, что упиралось в его дно, я почему-то сразу догадался. Ну да, кабинка могла опрокинуть секцию бетонного забора в воду.. и пойти следом. Интересно, а в ней тогда были люди. Не знаю, проходя мост, я не заметил.. хотя я и не всматривался. Может и были, но тогда это ужасная смерть…

  От всех этих мыслей я избавился только когда мы уже в плотную приблизились к высокой, чуть разрушенной арке, служащей выходом из парка. “Чуть” – потому как кроме отсутствующего верхнего правого угла, я ничего не обнаружил. Ну, разве что всё время сыплющийся сверху бетон… Недолго ей осталось, как и всем нам.

  Кончено, отсюда не было видно главной площади, но уже вид не радовал. Хоть такой же сейчас встречался повсеместно. Множество магазинов и кафе, расположенных у парка Горького, сейчас смотрели на всё пустыми глазницами окон, сквозь которые внутрь то и дело наметало завывающим ветром разношёрстный мусор. Погнутые столбы, треснутое дорожное полотно и тому подобное – в общем, не редкость.

  Куски обшивки зданий до сих валились с фасада, как и оставшиеся части стёкол, не выдерживающие под напором погоды.

  Вместе с впивающимися в мозги непонятными всхлипами и откликами всё вокруг слаживалось в неприятнейшую картину, но надо было двигаться дальше, что мы и делали, попутно осматриваясь вокруг.

  Пройдя по засорённой всяческим гниющим хламом пешеходной дороге вверх, мы наконец увидели то, к чему стремились: памятник Минск – город-герой.

  И сразу же он меня взволновал. Он стоял на небольшом бетонном островке посреди перекрёстка, усеянного ржавеющими остовами автомобилей. Мы стояли довольно далеко, так что пришлось пройти ещё немного, чтобы разглядеть всё полностью. И когда это в итоге удалось, я забеспокоился ещё больше.

  Нет, он не был разрушен, как раз наоборот: обелиск был полностью цел, что меня и привело в небольшой шок. Ни единого более-менее приличного скола, совсем. Но это было ещё не всё. Мы не шли именно к памятнику, мы шли к уже видимому проходу между домами, стоящими за ним. Однако чем ближе мы приближались к нашей основной цели, тем лучше нам открывался вид на обелиск. И вот что мы увидели, из-за этого и остановились, потому как не поверили: у подножия монумента горел Вечный огонь.

  От этого и вовсе стало страшно, я в ужасе посмотрел на Антона. Тот отреагировал нервным смешком. Парни просто стояли в остолбенении, думаю, им тоже должно быть понятно, что, не смотря на название данной почести павшим в Великой Отечественной войне, там всё равно должен был кончиться подпитывающий памятник бензин, причём давно… Но почему-то он этого не сделал.

  – Хе, память не угасает, – с небольшой боязнью в голосе попробовал пошутить Антон.

  Он никогда так не делал, а тут… Ему тоже было страшно.

  – Лучше пойдём быстрее, – предложил я.

  – Ага, – согласился нервно вцепившийся в автомат Боря.

  Ясное дело, старший брат спорить не стал, ввиду чего мы незамедлительно и пошли дальше, сопровождаемые взглядами пустых оконных проёмов и подгоняемые переносящим по пустым улицам пески прошедших Бурь ветром.

  Я же всё никак не мог избавиться от увиденного и время от времени с небольшой дрожью поглядывал назад. Хоть обелиск уже и скрыл от нас всё не потухающий огонь, почему-то страх сохранялся. Подобно мне назад украдкой поглядывали, изредка, и остальные.

  Всё-таки полно в теперешнем мире загадок. Не сказать, что и раньше их было мало, но раньше они хотя бы были не настолько.. пугающими. А может это всё природа, и этот странный страх возникающий неоткуда, тоже перед ней.. просто организм чувствует, вот и боится. Может быть… Всё может быть.

  Когда я в очередной раз обернулся назад, мы уже на приличное расстояние отошли от монумента и теперь форсировали между догнивающими свой век автомашинами, в изобилии торчащими на своей последней “пробке”. Но почему-то мне всё было не спокойно, собственно, как и всем остальным.

  Увидев лишь медленно уходящий в порванный туман обелиск, я отвернулся обратной, посмотрев украдкой на верх правого здания. То, что я увидел, в очередной раз заставило моё сердце пропустить удар: раньше там была надпись, каждый житель Белоруссии скорее всего знал её наизусть. Она гласила: “Подвиг Народа Бессмертен”. Два первых слова красовались огромными красными буквами на левом здании, которое сейчас нам было видно не полностью Последнее же находилось как раз на том, который открылся, “выйдя” из молочной суспензии, во всей своей постапокалиптической красе. И красота его содержалась и в этом слове, которое потеряло первые две своих буквы, наряду и с последними двумя… Вот так забавно и жутковато выходило.

  Не знаю, то ли это чья-то шутка свыше. То ли обычная случайность, но вздрагивать душой и телом она заставляла…

  Я на секунду остановился, мягко протёр себе глаза тыльной стороной руки, одетой в перчатку без пальцев, и вновь взглянул ввысь.. нет, ничего не изменилось. Выдохнув малое облачко пара, растаявшее перед моим лицом, я посмотрел на отдаляющихся товарищей. Сейчас кто-нибудь заметит моё скромное отсутствие в строю и обернётся, чтобы узнать где я. После увидит, как я с глупо приоткрытым ртом пялюсь на крышу ближнего дома и сам посмотрит туда же. И волнение касательно этой пугающей случайности (а может и не случайности) распространится по всему отряду… Мне это надо?.. Нет.

  Взяв себя в руки, я немного выругался, сам не знаю зачем, и пошёл вперёд. Пытаясь забыть стоящие перед глазами потёртые, разваливающиеся красные буквы.. как-то автоматически перекрестился.

  Нагнал людей я как раз в тот момент, когда Боря решил обернуться: посмотреть, куда пропало моё вечное встревоженное дыхание, идущее из-за спины.

  Но оно было уже на месте, как, собственно, и я.

  Нелепо, чуть вздёрнуто мельком улыбнувшись парню, я проследил, как он, сделав похожий “жест” губами, повернулся назад.

  Так будет лучше: люди засыпают от неведения.

  Однако окружающая местность не дремлет, поэтому, не смотря ни на какие удивительные явления или поражающие происшествия, надо было следить за нею. Что я и делал, ввиду чего наткнулся на ещё одну чересчур интересную деталь.. и пугала она не меньше виданных ранее.

  Если смотреть перпендикулярно нами выбранному направлению, то вдоль дороги, у которой и стоял наш дом, ясное дело, можно увидеть остальные строения, идущие после. И вот, как раз за нашим объектом, никакого здания не обнаружилось.

  А ведь оно было, я не просто по хлипким воспоминаниям ориентируюсь: сейчас на том месте зияла огромная дыра, снизу увенчанная обломками бетона и арматуры… Будто нечто невообразимо огромное ударило в этот участок ребром ладони.

  Нечто похожее я уже видел, только там как плугом прошлись: Дом и его окрестности. Здесь же был сотворён некий туннель колоссальных размеров. Насчёт длинны – не знаю, потому как уже на середине руин первого здания всё остальное скрывал туман, витающий в этом своеобразном разломе между сооружениями.

  Бредил ли я? Мне было наплевать, на тот момент я устал пугаться и просто, зачем-то взявшись левой рукой за ремень АКМа на правом плече, отвернулся, с лёгкостью перебросив увиденное на галлюцинации от не членораздельных бредней, непокорно лезущих в голову из внешней атмосферы и плохой видимости, присущей этому, новому миру.

  Но почему-то за телодвижениями своих товарищей я следить начал: а вдруг заметят, и тогда это будет означать, что мною виденное – отнюдь не какой-то фантом, а ужасающая реальность… От этого становилось холодно в груди и сердце учащало свой ход. Уж очень мне не хотелось верить в правду.

  Увидев, как Антон с интересом посмотрел вправо, когда мы уже входили в тоннель между двумя строениями, я сам, с небольшой опаской, взглянул в ту сторону. Неужели всё-таки… Но, слава забытому Богу, нет. Ничего особенно примечательного там не оказалось, только одна из букв наполовину сохранившегося слова, – вроде бы “Е”, – красующегося чуть выше, которая очень удачно приземлилась на крышу дворового кафе…

  Охотник обернулся на меня, будто хотел узнать моё мнение. Ваня, следящий за телодвижениями  листомана, сделал то же самое. Я же пожал плечами, мол, теперь – не редкость. Думаю, они поняли отчего Иван обернулся на Антон, который, согласно выдохнув с негромким смешком, вернул свой взор в обратное положение. За ним последовал и подросток.

  Они были почти одинакового возраста: было видно. Ввиду чего, наверное, Ваня в какой-то степени и считал моего напарника своим принципиальным соперником, однако, понимая, что не в чём с ним не потягается, пытался лишь запоминать поведение второго. А может быть и нет.. но нечто подобное присутствовало.

  Оказавшись в тени зловеще нависающих, понемногу рушащихся зданий, мы увидели ещё один вход в метро.

  Конечно, он пока был ещё довольно далеко, однако уже чуть-чуть настроение возросло.

  По пешеходной тропе решили не идти: слишком много мусора намело за все годы, и теперь он, разлагающимся ковром, простирался на немалые расстояние то цельным одеялом, то небольшими островками. В любом случае идти по нему не представлялось возможным: слишком скользко.

  Вроде и не должно. Да, настолько сильно скользить ботинки не должны, однако в придачу ко всему ещё разыгрался и небольшой дождик, смягчивший и так желейную массу… Э-эх, а я ведь так надеялся, что он успокоится. Вроде, и перестал не надолго накрапывать, и тут вновь с утроенной силой линул. Конечно, всё равно он был невелик, так, моросящий. Но чечётку по крышам автомобилей выбивал добрую, тревожа давно усопших хозяев железных коней. Которые, кстати, в некотором количестве располагались по дороге. Конечно же, их было немного. Но всё-таки, раньше я такого не видел: трупы обычно растаскивали хищники и падальщики.. а тут они были. Кое-где виднелись лишенные мяса и плоти конечности умерших людей, торчащий из-под небольших гор мусора – это, конечно, касался пешеходной зоны.

  Обогнув некий джип, под колесами которого лежал широко раскрыв рот, наполовину мумифицированный труп, я поближе подошёл к сохранившему некоторые буквы фронтону, предварительно скрывшись под капюшоном от набирающего силу дождя.

  Мокрые, давно не стриженные волосы лезли в глаза, как, собственно, и капли, приземлившиеся с отравленных небес. “Снимая” их нечистой рукой в грязной перчатке, я пытался прочесть надпись, но около секунд трёх это не выходило.

  Парням, конечно, тоже был интересен вход в подземный город, поэтому к облицованному плиткой бетонному входу они подошли вместе со мной.

  – Площадь Победы это, – сказал Боря, по истечении тех самых трёх секунд, и посмотрел на меня, вытирая рукой лицо от воды, таким образом оставляя лишь грязевые разводы.

  Я перевёл взгляд обратно на сильно захламлённую лестницу, грустно усмехнулся и предложил:

  – А может кинуть всё и к туда спуститься? – с интересом посмотрел на ребят, в глазах Антона я нашёл некую согласную искру, отобразившуюся на лице еле видной улыбкой.

  – Не.. ну, а как же мы… – Ваня, скорее всего, воспринял моё предложение всерьёз, из-за чего замялся, показывая в сторону нашего маршрута и пытаясь сказать нечто оспаривающее превосходство моей идеи.

  – Он пошутил, – успокоил бесстрастным голосом своего обескураженного брата Боря.

  Широкими глазами, – ещё не переварил услышанное, – старший посмотрел на младшего, затем на меня, обратно и, когда наконец дошло, негромко воскликнул с наигранной весёлостью:

  – А-а-а.. аха, а я было решил, что действительно…

  Не дослушав, я улыбнулся и, оперевшись, по примеру сделавшего это раньше Антона, об обложенный плиткой проход в метро, устремив взгляд обратно вниз немного покрутил головой.

  Конечно же, мне и самому моя идея нравилась, даже очень… Но нельзя, сейчас нужно было делать кое-что совершенно другое, и ни в коем случае не отвлекаться. Так что пора было сходить с места и двигаться дальше.

  – Э-эх.. хех-хех, ладно, пойдём, – ударив по треснутой, мокрой мраморной обкладке ладонями, сказал я, выпрямляясь.

   – А я вот что подумал, – неожиданно вымолвил Антон, я обернулся на него, но он продолжал стоять так же, как и я секунды назад. – Площадь Победы заселена, а туннели между станциями явно безопасней поверхностных улиц будут… Так почему до этого места мы не под землёй шли, если могли?

  Тут он обернулся и вопросительно посмотрел на меня, прекрасно понимая, что я не знаю ответа.

  И ведь действительно. Ведь мы могли получить наводку в Цирке, вернуться в Дворец и оттуда всё сделать. Так какого?

  Понятно, Иван с Борисом также не нашлись, что ответить, когда взор охотника пал на них. Я же с неким недопониманием глядел на листомана, который и в этот раз попал в самую точку.

  Когда наши взгляды вновь встретились, я, чуть-чуть качая головой из стороны в сторону, с выражающим полное неведение лицом качнул плечами. Мне уже всё надоело, и сейчас меньше всего я хотел думать.

  Антон это понимал и, наверное, поддерживал, из-за чего, чуть усмехнувшись, выпрямился в полный рост и, провожая вход в метро подспудно интересующимся взглядом, пошёл вперёд.

  Мы двинулись следом: до цели остались считанные метры.

  Именно поэтому уже спустя пару десятков секунд мы, провожаемые до этого момента лишь глазами разбитых стёкла, увидели широкие витрины ожидаемого магазина.

  Конечно же, витрины также были лишены стекла, как и шкафы внутри. Раньше на их полках аккуратно стоял весь товар, теперь он тоже стоял.. но не совсем аккуратно.

  Помещение было небольшое. Оно уже с улицы, благо первый этаж, было видно нам почти полностью. Но по той же причине он был доступен и выбивающему дробь по остовам авто дождю.. хорошо бы он технику не повредил, а то и так от него проблем немало… Хотя, уж слишком он частое явление, чтобы что-то там оставить в годном состоянии. Но, будем надеяться: людям это присуще.

  Как и присуще видеть. И сейчас я видел лишь чуть разжиженную туманную мглу, витающую кусками вокруг, и льющийся несильным потоком со свинцового неба дождь, дополняющий картину своей мелькающей занавесью, сквозь которую мало что можно было разглядеть. Однако нам, полностью промокшим, но продолжающим постоянно убирать влагу с лиц, то в какой-то мере удавалось.

  Боря и вовсе так засмотрелся, что забыл следить за округой. А особенно за тем, куда шёл. Поэтому, когда первые двое в авангарде спокойно перешагнули лежащий на дороге, у тротуара, скелет некоего взрослого человека, пацан на него наступил. Кости звонко задребезжали по мокрому, треснутому асфальту, испугав младшего брата, который чуть не упал от неожиданности. Благо, всё-таки сохранил равновесие. Что удивительно, особенно на такой поверхности.

  Я тихо засмеялся, снимая нависшие на капюшоне капли. Ваня обернулся. Антон же, не поворачивая головы, просто посоветовал, прекрасно понимая, что произошло:

  – Осторожней.

  Борис повернулся ко мне, в его обиженном взгляде читался немой укор и такой же вопрос, содержание которого вряд ли кому нужно объяснять.

  Моим же ответом послужило обычное подмигивание, на котором парень отвернулся, глядя на вход в магазин, к которому мы приближались.

  Нравился мне этот пацан, смышлёный, сердце у него доброе, да и в будущее украдкой верит, хоть и не признаёт – по глазам видно.

  Войдя внутрь точки торговли электротехники, чьи наименования и давно позабыл, мы сразу же встретило то, что очень красноречиво сказало нам об основном наполняющем этого места: весь пол был завуалирован толстым слоем разлагающихся отходов, наметённых сюда с улицы.

  Не в силах выбраться обратно, они встречали свои последние года с такой же неохотой, как, повторюсь, и нас. Липкое приветствие, в котором были в основном задействованы подошвы наших сапог, полностью скрывшиеся в этой мешанине грязи, фекалий, листьев, пластмассы, бумаги и препорошенные сверху тонким слоем песка, было для вошедшего первым Антона не самым замечательным моментом его жизни, но уж точно тем, который он будет вспоминать, да Бог, ещё долго.

  – От.. чёрт, – спокойно отреагировал охотник, переведя взгляд вниз и с силой отрывая обувь от пола.

  – Что это за… – начал было Ваня, стоя на пороге и не решаясь зайти, с презрением и явным омерзением разглядывая покрытие неприятный как для взора, так и для носа ковёр.

  – Если это то, что тебя не убивает, то входи давай, – поторопил, предварительно оборвав того, я.

  Что странно, парень, глянув с надеждой на меня, всё же через секунду послушался и с неохотой пошлёпал по гниющий массе.

  Боря, храбрившись, без промедления двинулся следом. Я, выдохнув, также вошёл внутрь, ища плюс в том, что уж очень хотел скрыться от дождя – у меня это вышло.

  В магазине я заприметил, кроме нами оставленных, ещё пара следов. Не один из них не подходил под человеческую ступню, поэтому я смело сделал вывод, что тут, кроме местного зверья, никого не было. Хотя, конечно, всё может быть.

  Однако абы как лежащие на своих постаментах ноутбуки и планшеты говори как раз об очевидном отсутствии людей.

  Все они были покрыты разным слоем грязи, то частично распространившейся по корпусу, по захватившей всё пространство. Не сказать, что эта корка была довольно толстой. Нет. Но надежды она не внушала. Тем более работая в купе частым дождём, и сейчас растекающемся грязевыми червоточинами по приборам.

  – Давайте-ка возьмём всё, что кажется более-менее целым, и свалим отсюда быстрее.. здесь мне нравится меньше всего, – как-то загадочно поведал Антон, спешно собирая в открытый рюкзак аппараты, расположенные в конце зала.

  Как ни странно, я был с ним полностью солидарен.

  Взяв на себя шкафы у входа, я начал делать, собственно, те же действия, что и напарник. Пацаны, безмолвно распределив между собой середину, не отставали.

  – А.. чёрт побери… Точно, – последнее слово охотник сказал так, чтобы услышали все здесь находящиеся, но не более.

  Мы и услышали, притом обернувшись.

  Листоман посмотрел на нас с некой улыбкой и, вынув из сумки черный пакет, наполненный чем-то полезным, но мне пока неведомым, показал нам, подёргав его у головы. Затем, положив обратно внутрь и достав что-то, кинул, выудив его опять наружу, мне.

  – Возьми три магазина, этим ещё по два останется, – вернувшись к работе посоветовал Антон, когда я поймал пакет, чуть не доставший моего носа.

  Так вот что там, действительно вещи нужные, для теперешнего времени – это ещё даже мало сказано.

  Кратко взглянув на Ваню, я заметил, как он уже хотел возразить насчёт такой несправедливости касательно распределения патронов, но, поняв правоту немного старшего товарища, быстро покинул эту идею.

  Я же в то время уже, орудуя лишь одной рукой, нащупав четыре “рожка” и взявшись за них, высыпал остальные три внутрь рюкзака и более сдержанно, нежели Антон, передал пакет Борису.

  Тот, сообразив, поставил сумку себе на носки ботинок, выхватил из пакета два прилагающихся ему магазина, положил, в отличие от нас, себе в подсумок и отдал своему брату. Всё-таки умный малый.

  Дальше что было, я не заметил: продолжил прерванное дело. Лишь краем глаза увидел, как чёрный пакет, освобождённый от поклажи, отлетел в сторону.

  Спустя несколько секунд, за которые я собрал почти всю технику, расположенную на пока рядом со мной и хоть как-то дающую надежды на функционирование, я услышал, неожиданно, стук колёс о рельс.

  Сначала я подумал, что мне показалось, но когда он, ещё тихий, вновь повторился, с присущей ритмичность, я заволновался.

  – Эй.. тихо, слышите? – медленно сказал я, смотря то на напарников, то на потолок.

  И они услышали.

  – Что это… – проговорил Антон, подходя к окну рядом со мной.

  За ним открывался вид на затуманенную дорогу, идущую перпендикулярно нашему прежнему маршруту, вправо. На ней, дороге, и располагались рельсы, предназначенные для трамваев, давно не ходящих здесь… Или же ходящих?

  Охотник подошёл уже почти вплотную, как Боря вдруг заговорил, посмотрев на Ивана:

  – Не может быть, – по его взгляду было видно, что он о чём-то догадался.

  По уверенному, но чего-то страшащегося кивку старшего брата я осознал ещё деталь: они оба что-то поняли. Тогда же Боря в панике бросился к Антон и налетел на того, приказывая и ему и мне ложиться.

  – Эй, ты че… – не ожидавший такой наглости листоман, скрывшись за подоконником, взял младшего за ворот куртки, со злобой посмотрев тому в глаза.

  – Тш-тш-ш-ш, – с волнением за бил тот пальцем по губам.

  Тогда Антон и успокоился: всё-таки что-то заставило его волноваться, что-то замеченное во взгляде парня.

  Когда биение железных колёс слышалось уже очень близко и отчётливо, мы с Иваном тоже присоединились к паре под подоконником: вымазывать в куче не пойми чего не хотелось, а там место было более-менее, потому как хватало просто присесть на корточки.

  Я видел, как волнуются братья. Они почти что дрожали, причём точно не от возбуждения. Они знали нечто, что было неведомо нам… Но вскоре оно должно было открыться.

   И спустя пару секунд оно открылось: тогда, когда я точно почувствовал, по мелкой дрожи земли, что совсем рядом, за окном, проезжает трамвай.

  Я не мог и не хотел верить слуху, ведь теперь всё ранее обычное пугало больше, нежели что-то необычное. Так как теперь всё переменилось, так что… Хотя нет, знайте, был ещё один подпункт, от которого кровь в жилах застывала пуще всего ранее пересказанного – это когда обыденное раньше, переплеталось с обыденным сейчас и представало пред нами.

  Это был такой момент.

  Я тихо потянулся вверх, за мной последовал Антон. Боря с Ваней стали, яростно шипя, дёргать за одёжку, призывая вернуться на место. Но интерес был сильнее.

  Он же меня и погубил, так я всё же увидел, чего же так испугались братья.

  По рельсам медленно катил трамвай. Обычный, правда старый, теперь уж очень. Задевая бортами туман, он как бы выныривал из него. При этом тот, туман, всё равно лёгкими, уходящими назад лентами покрывал почти лишившийся краски, ржавый, обросший плесенью и некими свисающими рвотно-зелеными травяными стеблями корпус машины.

  Стук колёс, давно позабытый ухом, был так непривычен и дополнял всю картину, принося ещё больше жути. Ведь дорого была не под наклоном, и просто так катится аппарат не мог: она была полностью ровной. Но как так? Ведь один токоприёмник, доживающий свой век, лежал на крыше, а второго нее было в помине… Да и вообще, электрическая сеть давно порвалась, и теперь свисала обесточенными, лишёнными изоляции нитями вниз, будто редкие лианы преграждая путь никогда мною не виденному... чуду, ужасу.. я даже не знал, как это назвать.

  Но шокирован я был, и это слабо сказано. Однако всё-таки больше я был напуган, ибо самую большую жуть приносили пассажиры этого транспортного средства: на половине ободранных, с въевшимися кровавыми разводами, мест салона, устроились скелеты людей. Никогда не поверю, что это были именно те, кто присутствовал в момент последнего маршрута… Но тогда откуда они там. У некоторых не хватало черепа, кто и вовсе сохранил только половину своего тела.. однако им это не мешало. Как не мешало это и водителю, представлявшему из себя белёсые кости, когда-то окутанные плотью. Рук не было, поэтому, наверное, он просто глядел лишенными глаз провалами куда-то вдаль.. вперёд.. на дорогу.

  Не понимая, что происходит, я следил за этим, затаив дыхание. Мне хотелось закричать, но я не мог. Сердце при каждом ритмичном ударе колёс пропускало свой ход. И только когда эти самые удары начали стихать, у меня наконец получилось выдохнуть, – не понятно как, но я продержался, абсолютно не дыша, где-то с минуту, – и выдавить из сидя лишь слабый всхлип вперемешку с углекислым газом. От внезапно поступившего грязного кислорода я чуть не завалился назад, но удержался за хлипкий подоконник.

  Посмотрел на Антон. Тот сидел, смотря куда-то в туманную гладь, пропустившую через себя странный агрегат, с невероятно странным составляющим…

  – Он уже уехал? – в страхе спросил Боря, не решаясь выглянуть наружу.

  Ответа ждал и Ваня. Только почему-то ни я, ни Антон его дать не могли.

  Почему? Не знаю. Просто тогда я будто бы не умел говорить, вот разучился и… Нет, не так… Я не знаю почему. Наверное, по той же причине, почему этого не мог сделать и охотник, который, спустя полминуты, проглотив вязкую слюну, наполнившую рот, резко выпрямился и сказал командным, чуть вздёрнутым тоном:

  – Уходим отсюда, быстро!

  – А… а, – растерявшись, я пытался найти, что сказать, тупо стоя у окна и глядя то на спину Антона, то на улицу. – Эй…

  Но нужные слова всё никак в голову не приходили. Зато действия нашлись как-то автоматически: повинуясь подспудному понимаю правоты охотника, я двинулся за ним.

  Следом послышалось копошение братьев, но я тогда уже был на улице и подбегал к листоману, с целью задать лишь один глупый вопрос, которого так требовало моё расшатанное нутро:

  – Ты.. ты это видел?! – напарник шёл, глядя только вперёд и будто делая вид, что меня не замечает. Тогда я чуть тронул его за плечо: – Антон?!

  – Да! – он резко повернулся ко мне, в его глазах играло и удивление и страх в одно время.. таким я его не видел. – Вот именно, что Я это видел… – его взгляд перешёл с меня куда-то вниз. Потом, быстро переводя глаза, на растопыренные пальцы согнутых в локтях рук, затем снова наземь, на меня, и наконец парень нашёлся, просто выразив все свои чувства разом: – … э-э-э… А-а!

  Он произнёс это негромко, однако с чувством, коего раньше за ним я не замечал, поэтому и решил просто отпустить, когда охотник, выдохнув, пошёл дальше, так и не надев капюшон, однако явно не обращая внимания на дождь.

  Краем глаза замечая, как мимо проходят братья, я стоял, продолжая некоторое время глупо смотреть на спину отдаляющегося напарника. Теперь даже не знаю, что меня поразило больше: либо то, что я лицезрел сидя в магазине, либо излишняя, ранее не виданная мною, эмоциональность обычно чересчур спокойного Антона.

  Так и не найдя ответа, я всё-таки очнулся, обнаружив, что рядом проходит Борис, а у меня к нему назрел один очень интересующий мой ум вопрос:

  – Слушай, Боря, – как-то резко проговорил я, опрометью подскочив к пацану.

  – А! – тот от неожиданности чуть отшатнулся, в глазах играл огонёк неверия и некого безумия: пусть он ничего не видел, но ему отчего-то было ещё страшнее.

  Хотя возраст…

  Но тогда я не сильно обратил на испуг внимание, тупо полагая, что беседа может пойти ему на пользу. Ну а что, я сам был в шоке я вряд ли мог принимать рациональные решения.

  – Как вы поняли, что там этот.. этот трамвай едет, откуда знали? – идя рядом и глядя прямо в глаза, спросил я, даже не подозревая, что своими действиями лишь усугубляю ситуацию.

  Но младший брат справился:

  – А… А.. мы, это, – он чуть успокоился и немного отстранился от моего нависающего прям над ним лица, – в Дворце слышали. Мол, когда в этом районе бываешь, у трамвайных путей, и стук колёс об рельсы слышишь – прячься типа немедленно, а то умрёшь. Там, когда с рейдов приходили, многое рассказывали, когда язык развязывался, многие слушали. Не верили, конечно.. но слушали. Мы также как все… Но теперь ещё и верим.

  С последними словами его взгляд вновь стал потерянным.

  Напряжённость атмосферы и давление на нервы немного спало. Я чуть отодвинулся от мальца, в последнюю секунду заметив приближающийся остов автомобиля, в который я сам себя направил и в последствии чуть не врезался: в последний момент всё-таки успел увернуться.

  Выдохнув, пошёл дальше, время от времени лавируя между машинами. Я смотрел за каждым идущим по дороге членом команды. Все ещё были в неком трансе, да и что таить, я тоже. Ваня каждое мгновение оборачивался, с испугом наблюдая за окружением. Ему явно хотелось поговорить, высказаться, но гордость не давала дать слабину.. хотя какая это слабина? Ненадолго наши взгляды скрестились, и я заметил в его глазах некое безразличие, то самое, которое всё время украшало его взор… Но.. но почему, ведь вёл он себя иначе, а взгляд… Лишь легкое удивление витало в нём, но не больше.

  Всё-таки этот парень меня тоже немало интересовал.

  – А как он выглядел? – вдруг послышалось сбоку.

  Это был Борис, он посмотрел на меня более-менее успокоившимися глазами, давая понять об требовании ответа. Я его дал, спустя пару секунд сообразив:

  – Необычно, – как ни странно, это всё, что я мог сказать.

  Я не сказал это грубо или твёрдо, я сказал правдиво. И, что уже странно, младшему из братьев этого хватило.

  Я сам не заметил, как нам открылся вид на обелиск.

  Антон сворачивать в сторону парка Горького не спешил, видимо решил пойти по прямой: скорее добраться обратно хочется. И я его понимаю, потому как у меня такие же чувства и желания.

  А пока я решил скоротать время разговором. Когда сам вёл беседу или же просто слушал, как-то легче становилось, да и внешний мир меньше на психику давил. Хотя и внимание притуплялось – это обычно сопутствуется смертью…

  – И что, больше никаких историй не было, кроме этой? – поинтересовался я у Бори.

  Вроде недавно я ему похожий вопрос задавал, только он мест обитания выживших касался. Вывод был весьма плачевный: скорее всего выживших больше-то и нет.

  – Да нет, почему? – парень как-то быстро отреагировал, будто ожидал моей реакции. – Были, и много довольно-таки. Правда, там бред в основном…

  – Слушая я про трамвай, тоже бы за бред принял.. а вон оно как, – прервал на секунду я.

  Боря замялся, возвращая прерванную мысль, но вскоре продолжил:

  – Ну.. хотя да. Но там бред касательно запоминания. Там просто столько говорили, а они ж ещё и напьются обычно, так что ничего в основном было не понятно, – на устах младшего брата на мгновения заиграла лёгкая усмешка.

  – И что, вообще ничего не запомнил?

  – Не, запомнил конечно, – он взглянул на меня, будто бы ожидая вопросительного кивка или просто немого вопроса отображённого в глазах и, получив последнее, продолжил: – Говорили, что, мол, иногда, когда, будучи недалеко от Дворца, на возвышанность забраться, то можно было увидеть огни стадиона Динамо… Ты же знаешь такой?

  – Ха, издеваешься? – смотря сторону уже виднеющейся арки входа в парк, отозвался я.

  – Ну вот… Только, стадион-то разрушен весь, а эти фонарные столбы – остались. Я, кончено, не верю в эту байку, однако слышал, что именно они и святят.. хотя как это возможно, они же разбиты должны быть…

  – С чего ты взял? – поинтересовался, скосившись на пацана, я.

  – Ну-у, а как по-другому… Война всё-таки была, вон как всё разрушено, а фонари в столбах рабочие… Да нет, бред, – он посмотрел на меня.

  Всё-таки в его словах был смысл и я, то ли согласно, то ли снисходительно качнув плечами, посмотрел назад, притом сказав:

  – Может быть.. и что, они только светятся?

  – Ха-а, вот именно, что нет. Тот, кто их увидит, и под ихний свет попадёт – исчезнет… По крайней мере так говорят.

  На этот раз я обернулся на него и с непонимающим выражением лица спросил:

  – То есть?

  – Ну, мол, вот стоит один мужик, рядом с ним второй. Один увидел, и второй тоже. Один обернулся на подошедшего второго, а того уже рядом нет, хотя секунду назад – был… Как-то так, я понял.

  Из разговора с Борисом мне стола ясно, что он тоже мало что знал. Да, наверняка там байки мастера рассказывали куда лучше… Хотя, может и не байки всё это, а правда, чистая. Кто знает. По крайней мере, проверять доставерность сказанного мне на себе совершенно не хотелось. Но итог я подвёл:

  – Хм, ничего себе.. ну, почему бы инет. А ты сам в это веришь?

  Парень задумался. С его глазах плавала дочерна насыщенная грусть, а сам взгляд был какой-то потерянный и.. и.. я даже не знаю… Ну, какой ещё может быть взгляд у несовершеннолетнего парня, который только что пережил подобное? Я такого раньше не видел.. и вам не советую.

  – Я теперь даже не знаю, чему верить, – выдохнув и подняв к закрытым навеки небесам немного прыщавое лицо, сокрушённо ответил мой собеседник.

  Вдруг Антон резко остановился, такого я не ожидал поэтому чуть не налетел на Ивана, который, с некой злобой посмотрев на охотника, внезапно застывшего с взглядом, направленным на стоявший справа от дороги неплохо сохранившийся дом у начала здорового моста, на который мы заходили, и вытянутой прямо и вбок рукой, воскликнул:

  – Эй! Ты че… – но договорить он не успел.

  Листоман, мигом повернувшись, с пылающими глазами уставился на того быстро-быстро прилаживая палец к губам и шипя. Это явно обозначало рекомендацию “замолчать”.

  Затем напарник взглянул на меня и глазами посоветовал посмотреть на строение, а точнее, на его крышу. Это я, не без опаски, и сделал. Увиденное повергло меня в шок: по всему периметру макушки здания сидели, не шевелясь, пассажиры, в Минске называемые гаргулиями…

  Я обернулся обратно на Антона, который, в свою очередь, увидев в моих глазах понимание, посмотрев на всех сначала показал рукой говорящего человека, – сводя и разводя четыре пальца с большим, – затем провёл ладонью по горлу. Намёк был ясен.

  Только узрев в глазах и подростков принятие факта, он, развернувшись, медленно пошёл вперёд, махнув нам рукой. Все, подобно охотнику, медленно двинулись.

  Откуда-то спереди шёл мерный, тихий, скрытый и приглушённый туманом скрежет некой металлической конструкции. Насколько я помнил этот мост, тут не было никаких сооружений из металла… Так откуда? На этот счёт у меня мыслей не было.

  Я, будучи на пределе эмоциональных возможностей ещё с начала нашего пути, всё время нервно посматривал, оборачиваясь, на крышу уже пройденного здания, ещё не ушедшего полностью в скопление островков молочного цвета. Пока бестии не двигались.. но пока и повода не было.

  Лишь бы никто не сорвался.

  Только я подумал об этом и отвернулся обратно на дорогу, как увидел на пути полуразложившийся труп человека, окруженный ореолом засохшей крови. Это был мужчина. На нём красовался порванный во многих местах бронежилет, а его автомат, как я мог видеть, лежал в пяти метрах от мертвеца.

  Скорее всего это и был один из прошлых отрядом. О причине его смерти красноречиво отвечали будто бы прожжённые участки вроде бы не рушимых костей.

  Я, заметив, что мёртвый приковал к себе внимание и Бориса, лишь вновь оглянулся на назад.

  Теперь, почему не возвращался никто до нас, было известно… А вот вернёмся ли мы, было пока не известно.

  Переведя взгляд опять до пролегающий перед нами путь, я лицезрел перед собой глаза младшего из братьев, источаемые испугом и волнением.. а также вопросом. Вопрос был абсолютно прост, но ответ на него был невероятно сложен. Ведь я тоже хотел его знать: “Выберемся мы живыми?”. Ища успокоения, я медленно кивнул медленно, в полуприсяде, шедшему впереди парню. Ему, видимо, это хоть как-то помогло, ибо Боря, скосив чуть менее обеспокоенный взгляд на асфальт, отвернулся.

  Мне же теперь оставалось только заставить самого себя поверить в то, что я сам “сказал”… А это было нелегко.

  Ощутимо потяжелевший рюкзак, с напичканной внутрь поклажей, сильно давил на плечи. Идти было и так неудобно и сложно, а тут ещё и это… Совсем нехорошо. Почему при данной мысли нервы как-то сразу взбунтовались, медленно приступая бить тревогу и выводя тем самым организм из себя.

  По поведению остальных я мог заметить, что им не лучше. И каждый с этим боролся как мог. Я просто медленно вдыхали выдыхал полной грудью, пытаясь думать о чём-либо абсолютно отстранённом.

  Но и это выходило с трудом: очень мешал и никуда не пропадающий внешний мир, с его прохладным ветром, дождём и возникающими из неоткуда, лезущими в голову неясными бубнениями, то притихающими, то резко становившимися громче.

  Всё это вкупе, кончено же, не могло кончиться хорошо…

  Звуков вообще было немного, то есть внешних. Скрип  жести, всё время приближающийся, капли дождя, бьющие об капюшон, и еле-еле просачиваемое сквозь остальные шумы плеск воды, находившейся там, внизу, под нами. Иногда, если сильно напрячься, между неравномерным лепетанием неведомо чего, можно было уловить слетающие со дна моста редкие камни, бухающиеся в зелёную жижу. Но это было редко.. очень.

  Из-за чего довольно резкий звук послужил для нас неожиданностью: вдруг где-то позади, примерно у того самого дома, на котором расположились крылатые монстры, послышался резкий удар чего-то то ли деревянного, то ли бетонного об ржавый остов находившейся внизу машины.

  Чтобы что-то падало с рушащихся строений – это не нова. Но сейчас для нас эта деталь сыграла плохую шутку: Боря, для которого это было последней каплей, развернувшись и завалившись на пятую точку, уткнувшись тем самым спиной в лишённый резины автомобиль, вскрикнул. Ваня, от испуга резко выдохнув, повернувшись и с осоловелым взглядом вытянул из-за спины автомат, теперь не забыв про предохранитель. Я с Антон также развернулись, но при этом зачем-то встали и, как-то синхронно что ли, дёрнули затворы.

  Понимание того факта, что предмет, упавший там, мог быть обычной оконной рамой, пришло уже спустя секунду, когда стало ясно, что пока пассажиры никаких действий не предприняли… Видимо привыкли.

  Мы разом выдохнули, с неким облегчением.

  Я же, стоя во весь рост, на секунду посмотрел налево. Там, за автомашиной, лежал, раньше скрытый от нас, полуистлевший труп человека. Такой же бронежилет, автомат рядом, сумка неподалёку, недлинный кровавый след тянущийся до головы.. и выжженные провалы между костями…

  Тут с той же левой стороны, откуда-то издалека, раздался сильный, приглушённый туманом и утробный от природы, то ли рык то ли сильный вой какого-то существа. От него холодило кожу и стыла кровь.. такое я уже слышал и испытывал, когда мы…

  Додумать я не успел. Но, неприменно обернувшись на напарника, увидел схожую догадку в его глазах.

  А затем мы все услышали характерное рассекание воздуха парящими телами гаргулий и их редкий слабые визги.. пока ещё не применяемые в деле.

  Сознание будто остановилось.. хотя нет, наоборот, оно заметалось из угла в угол, пытаясь найти нужное решение. Но оно никак не приходило, и от этого становилось только хуже, нервы раскачивало ещё больше, отчего хотелось кричать в ужасе, ещё больше усугубляя своё положение…

  К счастью Антон нашёл, довольно простой, но единственный верный в данной ситуации, выход:

  – Бежи-им! – не своим, звериным голосом прокричал охотник и ринулся дальше по мостовой, обходя препятствия в виде застывших навеки авто и трещин или вздутий асфальта.

  Мы незамедлительно последовали за ним.

  Марш-бросок оказался не слишком длительным: уже спустя несколько метров нам открылся виновник слышимого металлического скрежета. Собственно он-то нас и удивил.

  Примерно под конец, конструкция моста обрывался, создавая своего рода обрыв. Что-то подобное, только в куда меньших масштабах, у нас уже было. Но не смотря на это, данная картина всё равно поразило не слабо. Учитывая ещё то, что было на месте провала: верхняя часть конструкции, а именно процентов пять-десять. Да, вроде бы немного… но когда видишь это перед собой. Верхней площадки я не наблюдал, лишь десять с небольшим метров переплетения труб, еле-еле держащуюся на старых давно ржавых болтах, идущую после неё.

  Она цеплялась за сыплющийся, противоположный нам край одной парой железных, покрытых осыпающейся красной краской “ног”, когда как вторая пара свисала над Свислочью. У нас перед ногами же лежал сходящийся к верху шпиль, на котором раньше и находилась верхняя площадка. Таким образом и получалось, что конструкция, идя от нас, расширялась, тем самым, наверное, не позволяя себе упасть.

  Но уже по одному крипу было ясно, что это ненадолго: слишком хлипкой она уже была.

  Как же оно попало сюда? Почему ответ приходил только один: Буря. Но разве Катаклизм может сотворить подобное… А почему бы и нет. Всё таки вещь это старая, даже слишком, и никто за ней уже давно не ухаживал.. поэтому… Но если и так, то это значит, что на оставшейся части теперь поселилось то самое существо, что и издавало тот ужасный гул перед нападением пассажиров, а именно их…

  Конечно же в тот момент данный вопрос меня интересовал гораздо меньше, чем теперь. А думал я совершенно об ином: как перебраться на другую сторону.

  Вроде бы вновь ответ был прост, ясен и находился прям под носом. Но я никак не хотел его принимать, потому как уж слишком боязно было проделывать подобное. Так что я ожидал решения Антона, который, подобно всем остальным, очень часто оглядывался назад, будто ожидая появления врага, и очень мало смотрел вперёд, решая дальнейший ход действий.

  На секунду я взглянул не на часть телебашни, а на мостовую рядом с ней. Увиденное на сей раз меня не слишком поразило, зато с принятием решения поторопило. Это был ещё один труп, только куда меньше остальных. Наверняка женский. Бронежилет с прожженными дырами, кости лишённые некоторых участков в разных местах, сума и автомат рядом. Кстати автомат теперь попался не АК, а более лёгкий СА “ВАЛ”, что-то это, может быть, и говорило. Конечно, и тот и другой, автомат, стоило бы забрать, всё-таки оружие – вещь сейчас нужная более других, но времени не было, как и возможности.

 Мне же оно сказало лишь одно и это я собирался передать Антону. Побежав, и уже успев обогнуть Борю, я услышал как напарник всё-таки решился:

  – Перелазим! – и первым полез на непрочную конструкцию.

  – Что? Да мы же свалимся к чертям! – возразил в истерике Ваня, смотря то на охотника, то назад.

  – Тогда подохни здесь!! – не выдержал листоман.

  Подросток всё понял, заглянув в наполненные злобой и первобытным страхом глаза Антона, который, развернувшись, хватаясь скользкие трубы, на четвереньках полз дальше, сопровождаемый противным скрипом верхушки башни.

  На моё удивление, последний раз оглянувшись и всё же увидев “выходящих” из тумана бестий, Иван, подгоняемый страхом, полез следом. Мне хотелось пойти за ним, так как монстры были уже совсем близко, но я всё-таки сдержался и, повернувшись к Боре, кивком предложил ему идти первым.

  Что странно, тот покачал головой, поглядев на меня с немой просьбой. Видимо, он хотел следовать примерам, и не желал ползти примерно в середине.. лишь в конце, наблюдая и подражая движениям пока ещё не сверзившихся вниз.

  И я с этим был согласен, почему и пошёл далее. Затем краем уха уловил и телодвижения Бориса.

  Пассажиры были уже совсем близко, но я пока что только молил об одном: скорее добраться до места, где можно будет пролезьте внутрь конструкции и в полный рост продвигаться дальше. Как сделал это уже Антон, будучи на середине пути.

  Руки скользили по мокрому, шершавому металлу, на поверхности которого, из-за дождя, размыло грязь, теперь остающаяся и на руках, и так некрепко удерживающих тело на “коне”. Приливы всё ухудшающегося волнения никак не давали вести себя спокойно и мыслить рационально, а лишь воспринимали страхи за действительно.. хотя, так оно и было, ведь рассекающие воздух несгибаемые крылья гаргулий уже и вправду свистели прямо над нами. Хозяев этих самых крыльев привлекал же тягучий, не вероятно противный скрежет, пугающий и нас не меньше: не верилось, что мы всё ещё не в воде.

  Пару раз я, сдувая в волнение и страхе капли дождя, льющиеся с капюшона, заметил отметины от ртов монстров, оставленные на метале. “Ожоги” были сильны.. даже слишком, для человека. Конечно, спокойствия это не прибавило – наоборот, стало ещё хуже. Но последнюю лепту внесли мутанты, когда начали всем своим весом, истошно визжа, налетать на рушащуюся конструкцию, тем самым раскачивая её.

  Услышав вскрик Бориса, не ожидающего такого, сзади, я обернулся, притом сам автоматически вскрикнув. Позади была примерно половина, и где-то на четверти расположилось вертикально поставленное тело мутировавшего зверя, ошибочно принявшего источник звука за пищу…

  Осоловелыми глазами посмотрев на полностью мокрого Борю, прогибающегося под весом тяжкой ноши, я расслышал истошно кричащего Антона:

  – Чего вы там застряли?!! – это и привело меня в более-менее надлежащую норму, по крайней мере делать некие действия я смог.

  И вот что именно я сделал: обнаружив, что могу пролезть вниз, я, крепко схватившись потными от волнения руками об мокрые от тревожащего реку дождя, на который та отвечала неким шипение, металлические цилиндры, медленно переставил ноги на уровень ниже, после чего сам залез внутрь. Я делал это всё, так сказать, на самых что ни есть низших скоростях, однако по правде со стороны это бы, скорее всего, выглядело очень быстро – во всём виноват обычный страх и проводящий его мандраж.

  Быстро переставляя ноги я пошёл дальше, украдкой причём заметив застрявшее в углу, созданном цилиндрами, человеческое запястье, полностью лишённое мясо и будто растопленное в области локтя, освобождая место Боре, который спустя секунду повторил то же самое.

  Теперь все были внутри телебашни, но лучше не становилось.

  Наоборот, от увеличевшегося числа ярых колебаний от налётов, становилось очень страшно.. настолько, что хотелось кричать. Что я и сделал. Нет, это был не неистовый крик, который обычно издают умирающие. Это был скорее звук, похожий на крик, исполненный человеком, которому всё надоело. Поглядев назад на наседающий и подбирающихся в сё ближе гаргулий, я протянул этот звук, явно ощущая, как дрожит моё лицо.

   – Антон… Антон! Она не выдержит.. не выдержит нас! – я не узнал свой голос, которым я истерил эту фразу, с ужасом понимая, что мы скоро свалимся в небытие.

  Заметив краем глаза устремлённые, сосредоточенные глаза Бориса, упорно шедшего вперёд со страхом смотря вниз, я повернулся назад, надейся что напарник меня услышал… Но не слышал.

  В тот момент я был свидетелем, наверное, самого глупого поступка охотника: он, немного оторвавшись от нас, вдруг лёг на низ башни, расположивышись, соответственно, спиной к Свислочи. Затем быстро подняв автомат выпустил длинную очередь в рваную тучу пассажиров, сбив при этом несколько. После чего резко встал и сместился, к краю, зацепившись об него руками и ногами с обратной стороны, наблюдая как мимо в пустую пролетели парочка гаргулий, издавая до жути неприятный визг.

  Оставалось до конца всего пару метров, поэтому охотник медлить не стал. Он вряд ли что сейчас слышал, зато  думал отлично, почему и эта его затея увенчалась успехом.

  Увидим приближающегося Ваню, глаз которого я пока не наблюдал, он двинул дальше, совсем скоро оказавшись у второй части моста, на которую за брался по старому принципу. Я заметил лишь как он начал помогать Ивану, а потом…

   А потом сзади донеслись звуки беспорядочных выстрелов. Сквозь вечное “стоны” падающей конструкции я всё равно их услышал, отчего резко обернулся назад.

  Боря, чуть ли не плача, что-то яростно выкрикивая, закрыв глаза, нетвёрдо держа дрожащий автомат одной рукой, целясь в небо наобум выпускал патроны. Не уверен, что он знал, чем это чревато.

  – Ты рехнулся! – в ужасе воскликнул я, перешагнув на ранее намеченную опору и потянув подростка за руку, которой тот держался за металлические балки, упал, пытаясь наугад найти ещё одно место, на которое можно наступить и притом не свалиться.

  Не нашёл, ввиду чего ногу подогнулась в колене и я приземлился на чашечку, в отличие от стопы нашедшую твердое место. Младший из братьев упал на меня и, прибывая в истерике, пронаблюдал, как в том месте, где он только что был, с визгом пронеслось вниз четыре рыжеватых тела…

  – Ещё раз и сам тебя пристрелю! – не знаю что говорить, попытался перекричать я внешний фон.

  Кругом и так была смертельная кутерьма. И мне, понятное дело, было самому страшно, поэтому ещё и его успокаивать я никак не мог…

– Быстрее олухи…!! – вовсю ругался сзади Антон, до которого не так и много оставалось.

  Отпихнув тело чуть успокоившегося парня, зацепившегося за верхние перекладины и затем развернувшегося, я с трудом встал и ринулся вперёд, пытаясь не замечать неистовую боль в колене.

  Всё-таки доковыляв до товарищей я, не сбавляя скорости, сразу же прыгнул вверх, схватившись за две протянутые руки – от каждого партнёра по одной, вторыми они придерживали себя, оперевшись на почти свалившуюся конструкцию.

  Посмотрев в закрытые небеса, я обнаружил там парящих мутантов.  Строй был не полный, их явно меньше, чем было в Бресте, но от этого не становилось спокойнее. Часто, поддаваясь звукам верхушки телевышки, они летели, вереща предсмертный крик, прямо на неё… Так и погибали, заставляя нескольких собратьев последовать за собой. Не самое лучшее существование и смерть.. интересно, а они вообще понимали, что живут? Хотя, это вопрос надо было задавать людям.. прошлого мира.

  Хватка моя была настолько крепка, что ни пот, ни капли вечно моросящего дождя не помешали затянуть меня наверх. Когда же это произошло, я с удивлением обнаружил насколько часто я дышу и как сильно бьётся сердце… На секунду стало плохо, но потом я расслышал голос Антона:

  – Саня помогай! – посмотрев в направление, куда указывал будущий на пределе напарник, я увидел, как Ваня в одиночку пытается вытащить своего брата.

  Всё отошло на второй план.

  Напоследок заметив, как листоман отбегает назад и выстреливает по патрону в небо, пытаясь тем самым отвлечь на себя внимание гаргулий, – что получалось плохо, ибо громогласный стон железной конструкции привлекал тварей куда больше, однако вертевшихся рядом с нами бестий ему всё же снять удалось, – я ринулся к Ивану.

  В глазах Бори читалась мольба и безысходность. Он прыгал на одном месте пытаясь схватится за нас, но всё время соскальзывал не скрепя пальцы на наших запястьях. Он что-то кричал, наверное просил… Но мы не слышали, так как тоже кричали: мы тоже просили. Просили его то прыгнуть выше, то успокоиться, то схватиться сильнее за нас, то не волноваться.. ещё что-то, но я уже не помню.

  Конечно, он тоже не слышал. Но старался, изо всех сил. Плакал, наполняя глаза слезами, быстро растирая их по грязному лицу дополняя дождь ещё и своей влагой, и вновь пытался прыгнуть и схватиться. Но всё было тщетно. Мокрая ткань балахона скользила, руки не сцепливались как надо.

  Тогда он попытался запрыгнуть на сам бетонный выступ. Впоследствии закричал, разодрав пальцы в кровь и вырвав пару ногтей, притом забыв, что Антон сначала залез на металлические опоры, а потом забрался на вторую часть моста…

  От безысходности и боли он плакал, мы тоже плакали, пытаясь сквозь слёзы ему ещё хоть что-то донести…

  Как вдруг он вновь прыгнул, и наконец зацепился. Я не поверил сначала, продолжая глупо что-то кричать и автоматически держать руку. Только ощзутив на ней вес начал быстро поднимать вверх. Только тогда Боря наконец улыбнулся. Дождь сильно мешал рассмотреть его лицо, но я видел и его зубы, и его глаза, наполнившиеся надеждой. Вроде бы, тогда я сам на мгновение улыбнулся, поверив…

  А потом башня сорвалась.

  Переломалась её часть на второй стороне. Она нагнулась, устремившись узкой “стрелой” в воду, напоследок прихватив за шею балкой с нашего края и Бориса. Он что-то попытался закричать, но только резко выдохнул, почувствовав как кадык вдавило внутрь. В любом случае мы бы не услышали, скрип был на столько громкий, что на мгновение показалось, будто кроме него в мире ничего нет.

  От резкости движения мы с Иваном сразу выпустили руки младшего брата.

  Затем снизу раздался неимоверно громкий всплеск. На него поспешила большая часть парящих бестий.

  Ваня тут же вылез поглядеть на место, куда упала вышка, не веря в произошедшее. Я тоже не мог поверить, однако опасность всё ещё гуляла в моём мозгу, на давая успокоиться.

  Наверное именно это меня и спасло, ибо когда Антон вновь раздирая глотку закричал:

  – Ухо-оди-им!!! – я, прихватив за рюкзак старшего брата, опрометью кинулся за ним, с ужасом где-то на затворках ума понимая, что нам ещё только предстоит всё осознать…

 

Ночь прошла почти без сна.

  Нас уложили сразу по прибытию. Сказать, что все были удивлены – значит, ничего не сказать. На малом отрезке пространства у дверей собралось столько народа, что не надолго показалось, что я задохнусь, ибо воздуха категорически не хватало… Но далеко не это терзало мою душу.

  Когда же наши рюкзаки были отняты и нас наконец оставили в покое. А именно уложили спать. Нам предложили сперва помыться, но почему-то никто не согласился. Мне хотелось совершенно иного, я был грязный, уставший и разбитый, поэтому единственное, что я тогда мог желать – это прилечь. Конечно, в моих фантазиях я лежал на невероятно удобной и мягкой перине, по правде же мне достался продавленный матрац пахнущий чем-то неприятным. Но грех жаловаться…

  С коленом моим вещь оказалась получше. Первое время сильно насаждая мне, оно уже вскоре успокоилось. Когда же я узнал, в чем там всё-теки дело, оказалось что боль приносила только большая потёртость кожи на чашечке и лиловый синяк, в том же районе. Не очень страшно, по сравнению с остальным.

  Тогда я предполагал, что сразу провалюсь в сон. Как же я был наивен: мысли нахлынули моментально.

  Я скорее не думал, а вспоминал. Вспоминал прошедший день, который так хотел забыть.. но ничего не выходило, ситуация лишь усугублялась сама собой.

  Я помнил многое, а хотелось бы поменьше.

  Я помнил, как тащил за собой кричавшего во всё горло от горя Ивана, как он сопротивлялся и тянул руки к обрыву моста. Как он плакал, задыхаясь от своих рыданий.

  Я сам хотел плакать, но бежал. Бежал за Антоном понимая, что это единственный способ выжить. Ноги подкашивались, руки скользили по лямке рюкзака подростка. Один раз он вырвался и с рёвом ринулся назад, тогда я опрометью локтевым сгибом схватил его за шею, сдавив кадык, из-за чего тот, чуть не захлебнувшись слюной и соплями, на секунду притих, будучи в силах издавать лишь булькающие неразборчивые звуки, но затем всё продолжилось. Как и мой ход вперёд за куда-то исчезнувшим Антоном, однако меня почему-то это мало взволновало, ибо я просто знал, что надо было бежать вперёд.. и что надо было как-то заставить Ивана затихнуть.

  Пробегаю одну из множества разбросанных по дороге машин, меня кто-то резко схватил за свободную руку и потянул к себе: вниз, к земле, за багажник автомобиля.

  Это и был молодой охотник. Он, привалившись спиной к остову, бессмысленным взглядом смотрел вверх, на плачущие небеса.

  Я же, приземлившись рядом, начал сразу же успокаивать сокрушенного брата.

  Я не знал, что делать и что говорить, поэтому просто начал закрывать ему рукой рот, при этом шепча что-то вроде: “Тихо, тихо, тихо…”. С ужасом понимая, что сам вскоре разревусь.

  Чувства утраты, страха смерти и адреналин от недавно произошедших событий смешались внутри. Отчего нутро было готово разорваться на части, так плохо мне давно не было.

  Даже с закрытым ртом, Ваня, конечно же, продолжал плакать. Ему было больно, а мне страшно, что нас заметят. Наверное, это как-то передавалось от меня к нему, поэтому спустя несколько минут он чуть успокоился, хоть слёзы всё ещё текли из его глаз. Тогда и я дал себе слабину: голову парня располагалась на уровне моей, поэтому первым местом, в которое я мог уткнуться, мне показался локтевой сгиб руки, которой я по-своему успокаивал Ивана.

  Слыша сбивчивый плачь подростка и нервное дыхание рядом сидящего Антона, я, упиравшись закрытыми глазами в грязную ткань мастерки, заплакал сам, при этом зачем-то прикусив губу. Зачем? Чтобы было больнее? Не знаю, и так же неимоверно больно.. только на душе…

  Сколько мы там просидели, я не знаю. Как мы добрались до Цирка я тоже не помнил, помнил только невероятную пустоту в груди.

  Затем бессонную ночь и неспокойное “утро”, в которое нас разбудил один из местных докторов для ознакомления с результатами обследования Гоши. Уже по его голосу было ясно, что всё не слишком радужно.

  Обмывшись и сходив по своим делам в тутошнюю уборную, на половину разрушенную и оставшуюся ещё с тех времён, когда в Цирке показывали номера, мы чуть поели, взяв по паре консервов из оставшихся запасов. Конечно, мясо шло плохо, однако оставаться голодным – не вариант, учитывая что я уже даже и не помнил, когда мы вообще последний раз ели. После этого я с Антоном подошли к коморке главврача, у которой нас ждал его ассистент, который и отвлёк меня с напарником от тяжелого полудрёма. Тот, поприветствовав нас двоих, – куда делся Иван, я не знал, – повёл куда-то в обратную сторону от кулуара Кирилла Валерьевича, попутно рассказывая  том, что результаты оказались далеко не положительным.

  Собственно в данный момент мы этот рассказ и слушали, медленно идя по пустынным большим “коридорам”, в которые будто проник туман, затуманив взгляд существующих тут живых существ.

  – Понимайте… Я точно не знаю как, но споры грибка попали ему прямо в кровь. То есть, они не осели на внешней оболочке, а неким образом сразу очутились внутри, из-за чего стали невероятно быстро прогрессировать… Я.. я такого раньше не видел и даже не знаю, что делать. Извините… – всё это мед-брат рассказывал не поворачиваясь: пряча лицо. И я его понимал, так ему было легче говорить, но, по той же причине, я в нём ничего и не запомнил, кроме его звонкого, но какого-то тягучего голоса. – Однако знайте, благодаря электроприборам, которые вы принесли, я думаю мы сможем что-то сделать. За что вам конечно спасибо…

  Он явно пытался найти для нас ещё какое утешение, да вот только нам это было не нужно.

  – Там все компьютеры работают? – вдруг спросил Антон, явно вспомнив те условия, в которых мы нашли.

  Молодой человек повернул ухо на звук, а затем, лика своего не показав, обернулся обратно и, почёсывая затылок, медленно начал признаваться:

  – Мы ещё не все проверили.. но…

  – Ясно, – оборвал того охотник, и, как по мне, правильно сделал.

  Не знаю почему, но сейчас какая-то подспудная злость пылала у меня внутри. Я был зол на весь мир, хоть отлично понимал, что толком-то злится и не на что… Глупо, но такова природа человека.

  Подойдя к одной из занавесей в ряду, находящемся позади ещё одного такого же, я увидел приклеенную мелким куском изоленты бумажку с накаляканной на ней крупной буквой “Н”.

  – Ну вот.. удачи, – поглядев на лист, а затем резко пожелав нам блага, удалился в перпендикулярный “коридор” мед-брат.

  Я так и не увидел его лица.

  Мы стояли с Антоном и смотрели на эту грязную пластиковую занавеску бледно-желтого цвета, ввиду пятен ставшем преимущественно черным…

  Я взглянул на листомана, тот, будто предугадав, посмотрел на меня. Я хотел  узнать у него, что он думает. Однако по глазам понял: также, как и я. Ровным счётом ничего. Мы уже просто не знали, что думать, предполагать.. или ждать. Поэтому, боле не мудря лукаво, резко зашли, отстранив занавесь.

  Гоша лежал под потёртым одеялом на капище мешков с песком и, смоля сигарету, смотрел на далёкий потолок. К его раненной ноге от какого-то громоздкого прибора шла трубка откачивания крови – это я понял по перегоняемой жидкости характерного цвета. Украдкой взглянув на нас, Георгий перевёл взгляд обратно, усмехнулся и сказал:

  – Кто же ещё мог навестить старого балбеса…Вы уже всё знайте? – его взгляд перешёл на нас.

  Конечно, он находился в горизонтальном положение, но из-за его приподнятой его же рюкзаком головы скачущие зрачки были видны хорошо.

  Поэтому мы молча кивнули. Почему-то я смотрел на него с некой злобой.. за что, за то что он умирал? Наверное – да. Я был обижен на него за это, хоть и понмиал, что он не виноват… Опять глупо.

  – Тогда уже нечего устраивать маскарад, – напарник поднялся, взял сигарету изо рта и, затушив её об плотную ткань мешков, сел, свесив только одну, здоровую, ногу.

  На нём были его штаны и свитер: тут было ничуть не теплее, чем на снаружи.

  – Как по вашему, сколько мне ещё осталось? – товарищ с грустью посмотрел на нас обоих.

  Но мы не отвечали, продолжая с неподдельной обидой глядеть на того. Спустя секунду, резко выдохнув носом, я поджал губу, пытаясь сдержать слёзы, предательски накатывающие на глаза.

  Ещё секунду посмотрев, Гоша перевёл взгляд на пол и, с грустью усмехнувшись, констатировал:

  – Ха, не хотите отвечать… А я не хочу об этом думать…

  И тут, чуть задыхаясь, Антон спросил:

  – Ты сможешь? – я, от неожиданности, резко обернулся на него.

  Его щеки были красны, а по правой и вовсе медленно катилась слеза, в то время как сам охотник всеми силами пытался остановить остальными, быстро вдыхая и выдыхая носом спёртый воздух и притом, подобно мне, только сильней, поджав губу. И тогда я увидел в его очах самое сильное чувство, что когда-либо за ним наблюдал: во влажных глазах так и пылала надежда…

  Георгий обернулся на вопрос и, спокойно отреагировав на изменение Антона, ответил, устремив взгляд вновь в треснутую плитку “палаты”:

  – Смогу ли я? Ха, теперь это не от меня зависит… Я.. я не хочу умирать, однако сейчас моя жизнь находится в чужих руках, – его глаза тоже наполнились слезами и он, пытаясь скрыть их от нас, быстро поднял лицо к потолку и медленно задышал ртом. – Ведь.. все боятся смерти, даже те, кто это отрицает. Они просто врут, потому как того, что ты не знаешь, ты не можешь не опасаться. А смерти не знает никто…

  Я сглотнул, всё ещё храбрясь и пытаясь не показывать чувств. Но как всегда получалось плохо.

  Вдруг Гоша, всё ещё не “снимая” взгляд с верха, произнёс:

  – А-ха-ха, а вы всё-таки молодцы. Вернулись, да и сами справились.. я верил.

  Его губы озарились лёгкой улыбкой а по щеке, отражая неровный свет тихо горящей свечи, стоящей на плохо сколоченной тумбе у кровати, потекла одинокая слеза.

  – С тобой бы сделали лучше, – еле выговорил Антон, силой не переходя навзрыд.

  На этот раз я не посмотрел на своего напарника: казалось, будто соверши я хоть какое движение, влага, накопившаяся в глазах и уже выходящая за нижнее веко, ринется вниз, попутно унижая моё мужское достоинство… Опять же очень глупо, однако гордыня никак не отступала.

  Георгий же повернулся поглядеть на охотника, в отличие от меня не скрывая своих слёз. Понаблюдав секунду за нами, он улыбнулся и, ложась обратно в постель, попросил:

  – Саш, подойди сюда.

  Я недолго постоял, однако затем, наплевав на всё, двинулся с места к не самой лучшей койке, доставшейся именно чуть ли не родному мне человеку, который будто знал, что я держался не шелохнувшись лишь для того, чтобы не давать “слабину”, которая в данной ситуации была полностью простительна. Поэтому, наконец возвысившись над собой, я простил её себе, когда не сдержался, подходя к Гоше.

  Да, я заплакал.. вновь, но в этом не было ничего постыдного.. вновь.

  – Вот.. возьми, – вытянув из рюкзака какую-то малую вещь, протянул мне её Георгий, когда я всё же приблизился к нему, попутно вытирая слёзы рукавом грязного свитера. – Мне их Максим отдал, когда умирал. Я почти все съел, а эта осталась. Сейчас не хочу, а потом, думаю, уже не смогу.. поэтому обидно как-то, если пропадёт… Жаль, что одна, но вы поделите как-нибудь.. я знаю, вы сможете.

  Всё это больной говорил, зажимая конфету у меня в руке. При последней фразе он ещё оглянулся и на Антона.

  Я видел слёзы этого пожилого человека. Ещё крепкого, но уже готового уйти в мир иной. Он их не стеснялся, так как видел и мои…

  – Эх… Ну всё парни.. бывайте, – сказал спустя недолгую паузу Гоша, последний раз посмотрев на меня и на охотника.

  На его младших товарищей, которые сейчас никак не могли сдержать плачь.

  Затем, поправив порванное в некоторых местах одеяло, повернулся на другой бок, не переставая надрывно, но тихо, дышать.

  Думаю, это было правильно. Мужчины не должны прощаться долго, и мы это понимали.

  Поэтому, разжав кулак, я взглянул на барбариску и, не успев зажать её вновь, оросил парой солёных капель. Затем, развернувшись, зашагал к выходу, у которого меня ждал Антон, у которого из глаз теперь просто лились два небольших ручейка.

  Пройдя мимо, я периферийным зрением заметил, как он ещё секунду наблюдал за более не произносящим слов Георгием, после чего, быстро вытирая влагу со скул, вышел следом.

  Очень хотелось сесть, и место не заставило себя долго искать – стена Цирка справа от входа послужила отличной спинкой, по которой я, упершись, проскользил вниз, пока не уткнулся пятой точкой в холодный, грязный бетон.

  Рядом подобным образом уселся охотник. Его лицо отливало красным, особенно выделялись бурые веки, глаза блестели от влаги. Я, скорее всего, выглядел не лучше.

  Пытаясь как-то отвлечься, я начал слушать окружающий мир:

  – А про Гаргантюа слышал? – спросил мужской, посаженный голос у кого-то.

  – Нет… – предвкушая продолжение, ответил по-молодому оппонент.

  Звуки шли из-за занавесей, находившихся напротив пластиковых шторок Гоши. “Неужто тут и двойные есть?” – подумал я, совсем запутавшись в местном построение “палат”.

  Собственно, в этом я так и не разобрался.. да и не надо было. Однако разговор я слышал:

  – Да ладно. Шутишь что ли?...

  – Нет…

  – Не может быть, об этом же все говорят, – продолжать не верить явно старший мужик.

  – Ну а мне не говорили, – не выдержал его собеседник.

  – Ха-кхе.. кхе, – начав смеяться, вдруг перешёл на быстро ушедший кашель рассказчик, но потом продолжил: – Ну ладно… В общем, ходят слухи о монсте одном, огромном.. Гаргантюа его прозвали. Мол, он тридцать метров в длину, – послышался возмущённый воскликни: “Сколько?!”. Однако мужик не растерялся, выправив ситуацию обратно в свою сторону обычным словом: – Да погоди ты! Сколько?!... Тридцать! Я что слышал, не раз, то тебе и говорю, а ты будь добр… По россказням, он не только по размерам не обычный, у него ещё и тела нет: вместо него просто хвост. Впереди голова, просто переходящая в этот самый хвост. Кстати форма у его башки тоже не самая лучшая. Мол, треугольная она, и глаз на ней отнюдь не два или же три.. а больше, много больше. Цвета он тёмно-зелёного, из пасти, по краям, шкуру дырявя два огромных клыка вылазят. А за ними лапы, по одной на стороне…

  – Ну хоть что-то нормальное, – чуть усмехнулся ненадолго притихший молодецкий голос.

  – Ага, если бы, – быстро поставил на место своего младшего собеседника владелец посаженного голоса. – Не тут-то было: одна культя у него длинная и худющая, а другая широкая, но гораздо короче первой. Поэтому и передвигается монстр, по слухам, сильно раскачиваясь и землю изредка головою цепляет… Вот так вот.

  На мгновение повисла тишина.

  – Да не верю я в это, – насмешливо, и в тоже время скептически,  бросил парень.

  – Ишь ты, не верит он. И что же тебя в сомнения бросает? – с готовностью произнёс рассказчик.

  ‒ Да быть такого просто не может.

  – Ого, значит быть не может. Я пару лет назад так о ядерной войне думал, ха-ах. А теперь… Ну, знаешь ли.. ты о Рытвинах слышал?

  – Это дома, которое в мусор строительный превратили, да?

  – Во-от, они самые. А кто по-твоему, из этих самых домов мусор сделал?...

  – Ну уж точно не… – начал молодой.

  Но старший резко прервал того на полуслове:

  – А почему бы и нет?... Возможно, парень, всё. И не обязательно, что это всё было адекватным…Вот ты, например, боеголовки видел как к земле летели?

  – Нет…

  – Однако что они были, ты ведь точно сказать можешь, так. И почему же?

  – Ну так вон что они оставили после себя, – как-то возмущенно отчеканил младший собеседник. – Да и их много кто видел тем более…

  – Ну, знаешь ли, Гаргантюа тоже некоторые видели, просто этих “некоторых” гораздо меньше, чем тех, кто лицезрел ракеты… А следы его.. ну, про них я тебе уже поведал.

  Наступила пауза, в которой я и обдумал услышанное, невольно вспоминая образ на трубе ТЭЦ-5… Неужели? Как сказал старик: “Возможно всё” – и с этим нельзя было не согласиться, как и с другими словами того мужика. Конечно, в это, Гаргантюа, было жутко верить, да и не хотел. Но не могли же мне мои глаза врать.. или могли? Да и с другой стороны, как тогда объяснить те разрушения вокруг Дома… Это ведь и есть Рытвины, я правильно понял?

  Ай, ладно, если думать слишком много, то можно с ума сойти. А теперь и много муслить не обязательно, хватает лишь чуть в голову к себе залезть, и всё… ты уже человек такой же, как и этот мир: другой.

  Спас меня от судьбы шизофреника внезапно заговоривший Антон:

  – А ты ведь не поверишь, как мне приятно было.

  Я чуть подскочил, от неожиданности, после чего, успокоившись, повернулся к напарнику, который теперь, вытащив из рюкзака свои наушники, с силой закручивал обод изолентой – неужто треснул… Явно заметив мой вопросительный взгляд, касающийся его радости, охотник продолжил:

  – Когда меня Гоша в дорого до Минска позвал… Ха, я так радовался, что наконец-то я. Не зная, что он там собирался делать, я тут же согласился. Блин.. поддался просто. Ведь, он всегда тебя звал, какое задание, так сразу Саша. Даже беловержец, я так хотел, но нет – позвали тебя.. а тут Бац – и я. Ты не представляешь мою злость, когда я узнал о цели, и когда вновь появился ты… – он взглянул на меня недобрым взглядом, но через секунду, осклабившись, явно отреагировав на мой косой, подозрительный взгляд, продлил разговор уже другим, более дружеским, тоном: – Но я как всегда ошибся… Я почему-то всё время держал на тебя злобу. Почему? Не знаю. Наверное, потому, что Гоша мне как отец, он меня приютил как только мир рухнул, жизнь дал.. но больше полагался почему-то на тебя… Ха, по-дурному как-то выходит, верно? – я в ответ лишь усмехнулся, смотря на Антона как верного товарища. – Ты показал себя отнюдь не плохим парнем, умеющим делать действительно многое. Не побоюсь сказать, за всё это время ты мне стал.. даже другом, ха, у меня раньше их не было, за что тебе спасибо. В какой-то момент я даже начал понимать, почему для многих важных заданий зачастую выбирали именно тебя…

  – Может тогда со мной поделишься? – перебил, с улыбкой на лице и не проходящими слезами на глазах, Антона я, повернувшись к тому лицой.

  – Чем? – секундное непонимание прошло быстро.

  Но я всё-таки оказался первее:

  – Ну, информацией: почему выбирали меня…

  – А-а.. аха, не могу… Понимаешь, сам в себе ты этого не найдёшь, однако окружающие это видят, на что и полагаются. Поэтому объяснить у меня тебе не получится.. ну…

  – Я понял, – всё с той же улыбкой совершенно серьёзно ответил я.

  Услышав это охотник прекратил. Подобная моей ухмылка удовлетворённости застыла на его грустном лице, чьи глаза так же, как и мои, отображали горечь утраты…

  Через некоторое время я решил добавить, несильно ударив приятеля по плечу:

  – Ты мне тоже теперь как друг, – тот лишь усмехнулся, чуть пошатнувшись, но не отвлекаясь от работы.

  И тут я вспомнил ещё одну очень интересующую меня ранее вещь:

  – Слушай, а это правда, что ты, мол, из экспедиции до остальных поселений в Бресте без единой царапины вернулся?

  Листоман поднял голову, посмотрел на меня чуть удивлённым взглядом, – явно был немного оконфужен тем фактом, что я это вспомнил, – и, ухмыльнувшись, произнёс:

  – Люди всегда всё преувеличивают. Вернуться-то я вернулся, и да, я действительно пострадал меньше всех, но и то только от того, что меня никогда не впускали в передние ряды. При любых стычках, я всегда, как самый младший, оставался сзади… Ха, знаешь, а ведь я должен быть благодарен тем парням, которые принимали такие решения касательно меня, ведь, как-никак, – он время от времени смотрел то на меня, то на наушники, то вперёд, – именно они спасли мне жизнь. Но тогда я был так зол на них, и вновь ввиду их же доброты…

  Усмехнувшись я, тут же, добавил, переведя взгляд на лежащий впереди “коридор”:

  – Глупо.

  – Не то слово, – спокойно согласился Антон, теперь представший передо мной абсолютно в другом амплуа, нежели том, в котором он был в самом начале.

  Наступило затишье. Я уже думал опять начать слушать окружающий мир, однако вдруг ощутил, как потеет сжатая в кулак правая рука. Раскрыв влажную пятерню, я будто бы непонимающим взглядом уставился на ранее зажатую конфету.

  Слёз больше не было: выплакал. Поэтому я просто, принимая неизбежное, улыбнулся. После чего, взявшись за “хвостик” барбариски, негромко окрикнул Антона:

  – Эй, – тот обернулся.

  Я подвигал находящейся в руке конфетой, тем самым предлагая её оппоненту. Но охотник, на секунду остановив глаза на сладком изделии, вдруг легко улыбнулся и отрицательно покачал головой, оставляя всё удовольствие мне.

  Что ж, это его выбор.

  Смиренно пожав плечами, я, ещё раз одарив конфету взглядом, немного подумал и сунул её в карман мастерки. Потом, если удастся, съем.. сейчас как-то не хотелось.

  – Слушай, можно кое-что у тебя спросить, – вдруг обратился ко мне листоман.

  Я, с небольшим подозрением кинув в его сторону взор, ответил:

  – Давай.

  – Мне вот было интересно: ты голову беловержца продал всё же или нет? – вопрос парень озвучил на меня не глядя, а пристально следя за новыми оборотами изоленты.

  – А.. ты об этом, – чуть расслабился я. – Нет, не смог.

  – Чего так? – с лёгкой усмешкой, на выдохе, произнёс мой собеседник.

  – Ну.. я ему гранату в глазницу засунул, вот и… – обернувшись на Антона, я увидел его нацеленные на меня глаза, в которых читалось и недоверие, и вопрос насчёт серьёзности вышесказанного, и немое изумление. – Серьёзно, – добавил спустя переваривания взора охотника.

  Повисла неловкая пауза. Протянулась одна секунда, за ней вторая, как на третьей листоман, пытаясь не выпускать смешок, с сомкнутыми, разошедшимися в слабой улыбке, губами, издал скрипучий звук. В ответ я усмехнулся, он сделал тоже самое. Тогда недолго и негромко посмеялся, что Антон повторил, только смех его продлился подольше. Настолько, что спустя пару мгновений я тоже тихо рассмеялся.

  – … А-ха-ха-а-а, ну ты даешь… И как умудрился-то? – поинтересовался у меня первый пришедший в себя охотник, всё ещё расплываясь в улыбке.

  – Ну-у.. как-то так, – ответил я, понимая, что полностью всю историю рассказывать придётся долго.

  – Ха, ну ясно… А ведь грустно, такая мазь пропала.

  – Из мозгов имеешь в виду?...

  – Ну а из чего же ещё?

  – Ну да, согласен… Ха, но, ведь, и наркотик из черепа пропал, а это хорошо, – напомнил я, следя за реакцией оппонента.

  – О, и не говори, – щелкнув пальцами и указав в мою сторону указательным отростком, как бы соглашаясь, промолвил Антон.

  Я, осклабившись, посмотрел на грязный пол, после чего, вновь подняв голову, захотел что-то узнать у охотника, предварительно на него, ясное дело, взглянув.

  Однако вопрос оборвался в горле, когда я увидел пристально смотрящие в глубь “коридора” глаза листомана. Вопрос я уже не помню, а взгляд – помню: он всегда так смотрел на жертву или добычу, а именно беспристрастно и хладнокровно.

  Вдруг он повернулся ко мне и кивком указал в ранее созерцаемую им сторону, предлагая мне самому узнать причину его заинтересованности.

  Я и посмотрел: из тьмы помещения к нам медленно двигалась, повесив голову, несчастная фигура Ивана.

  Он явно заметил нас раньше: оттуда явно можно заметить слабо освещённый огнями редких факелов участок, на котором расположились я и охотник. Мы же смогли лицезреть подростка только сейчас, когда он уже был в пяти метрах от нас.

  Спустя пару секунд он и вовсе, привалившись спиной к стене, медленно, будто повторяя наши недавние движения, скатился по ней на пол, усевшись слева от меня. В общем, получилось так, что я находился посередине между Ваней и Антоном.

  Повисла тишина. Лишь изолента листомана хоть как-то разрывала этот немой фон, ну, разве что, вместе со всяческим слабым шепотам и шебуршением за грязными занавесями и редкими падениями капель где-то в глубине здания.. но они вносили малый вклад, поэтому на тот момент я преимущественно сохранял связь с миром звуков, только благодаря клейкой ленте, которой Антон уже пару минут чинил наушники… Не хватит ли уже?

  – У тебя кто здесь? – решил спросить я у подростка.

  Всё-таки, что теперь скрываться. Самое тяжелое уже пережито.. я где-то даже слышал, что эмоциональные потрясения длятся не больше двенадцати минут, а всё остальное – самообман. Но себя обманывать я не собирался. Конечно, всё равно было тяжело, даже очень.. но надо было что-то делать. Я сделал, наверное, не самое лучше.. но что-то.

  На секунду я услышал как прервала свой ход изолента.

  – Мама, – пробубнил парень, спустя секунду, всё же отреагировав на мой бесстрастно поставленный вопрос.

  Тут Антон вновь продолжил чинить нечто.

  Я же больше не знал что сказать… Это было слишком тяжело, особенно для Ивана. Он потерял брата, а его мать больна.. почему мир так жесток к тем, кто этого не заслуживает? Выбирать, кто виновен,  а кто нет.

  “Но ведь он наркоман,” – вдруг подсказал, вновь проснувшийся, голос моего Альтер-эго. Да, и может он был прав с этим доводом, но даже из-за подобного н следовало отнимать жизнь у самого дорого в мире человека, ведь смерть мамы – это куда больнее, нежели собственная смерть.

  – И что ты ей сказал? – наконец нашёлся я, переборов эмоции: голос опять получился столь же спокойным, как и ранее.

  На этот раз клейкая лента свой ход не остановила.

  – Сказал, что он устал, и скоро подойдёт… – парень понял суть моего вопроса и тут же, ответив, привалился затылком к бетону, посмотрел вверх, силясь не заплакать.

  Нет. Всё же он этого не заслужил…

  – Слушайте… Можете сказать, вы по правде, откуда? – часто дыша, неожиданно спросил Ваня.

  Я засомневался, как-то по-глупому думая, стоит ли ему рассказывать… Антона это не смутило:

  – Из Бреста, – резко вымолвил охотник, разгрызая зубами клейкую ленту и кладя её в рюкзак, стоящий у левого бедра.

  Я с удивлением посмотрел на него, тот в мою сторону даже очами не сверкнул. Однако спустя секунду я, осклабившись, осознал, что всё-таки листоман поступил правильно.

  – Ха-ха, – с грустью усмехнулся Иван и, шмыгнув носом, не переводя глаз с далёкого потолка, тяжело выдохнул и продолжил: – А там люди всё ещё верят?...

  – Во что? – зачем-то поинтересовался я, думая, что смысл и так понятен.

  Но я ошибся.

  – Не знаю.. во что-нибудь. Во что-нибудь хорошее. Ха, знайте, здесь так есть такой человек.. моя мама, – он всё сидел и смотрел вверх, при этом медленно, со слышимой, ощутимой даже окружающими, невероятно большой болью на сердце рассказывая: – Она сейчас лежит там, и верит, что её младший сын скоро придёт к ней. Ведь.. ведь я.. я сказал ей.. – он заплакал, очень тихо, и очень горько, – я сказал что он.. он устал.. устал и, как только отдохнёт, навестит.. её…

  – Тебе сколько лет, – спустя мимолётную паузу, спросил спокойно Антон.

  – Семнадцать, – не переставая плакать, ответил парень.

  – А ему сколько было? – охотник не переставал гнуть свою линию.

  – Пят-пят-пятнадцать, – задыхаясь и из-за этого чуть заикаясь, сообщил подросток.

  “Два года,” – подумал я про себя. Вроде и не много, но всё же ощутимо.. особенно для старшего, это ведь ответственность, которую он несёт. Пусть она ему не нравится, но это только внешне, ибо внутри за своего младшего брата любой готов…

  Мой мысленный поток прервал резко, и довольно громко, выдохнувший Иван, который, сначала прильнув к коленям голову, а потом вернув её обратно, неожиданно начал говорить вновь:

  – А ведь.. а ведь знаете, что самое интересное?... Это объяснить детям, что произошло. Ведь.. ведь не все родились сейчас, больше пришли оттуда.. из другого мира. У меня, у меня сестра, в общем, есть. Семь лет.. восемь, исполняется, и она ещё помнит, слабо, правда, но помнит, то время… И вот она часто думает, из-за чего расспрашивает меня, почему теперь всё не так, почему нету солнца, почему люди не улыбаются, почем в се боятся… – парень заплакал крепче прежнего, я потихоньку начал подставлять под себя руки: вскоре, видимо, его надо будет оставить наедине. – Почему маму куда-то уводят?.. И почему братики так часто оставляют меня одну? А теперь ещё будет и думать, почему один братик не вернулся… И вот как это объяснить ребёнку?! – Ваня откровенно рыдал, смотря на нас красными, будто кровь, коей они были налиты, глазами с некой злобой за не нами придуманную несправедливость. – Как?! Скажи мне!.. Уху-ху-ху-ху, – навзрыд, очень громко, закрыв лицо ладонями, провыл подросток. – И вот, самое забавное: мы-то ещё помним всё это. А помните ведь, как всё классно было. Девушки, машины, мечты о путешествиях.. да о чём угодно, главное – красивом, или же о чём-либо другом… как кому нравилось. Тогда много кому что нравилось, ведь многое было. И тогда все были настолько беззаботны… – парень на секунду остановился, потом поднял мокрое и красное от слёз лицо к потолку и продолжил, о чём-то радостно вспомнив, притом немного даже улыбнувшись этому самому воспоминанию: – Я никогда не хотел в армию, уже тогда знал, что не моё это. Вместо этого на права сдавать собирался, авто купить себе хотел, ха.. на кой чёрт мне эта армия, когда у меня тачка есть?! Девчонок, думал, катать буду – радости предела не будет… Эх, заживу. Я так хотел свою жизнь устроить.. но почему-то кто-то устроил её за меня.. – улыбка спала с лица неизмеримо бедного человека, на чьи плечи свалились самые грозные несчастья огромного множества семей навсегда ушедшего времени. – И, вот скажите мне на милость, почему этот кто-то имеет право МЕНЯТЬ МОЮ СУДЬБУ?! Ломать МОЮ жизнь?! – Ваня начал неистово тыкать в себе в грудь указательным пальцем, неведомо для чего.. наверное, просто автоматически. – Лишать МЕНЯ близких МНЕ людей и важных для МЕНЯ ЖЕ мечт?! Какого хрена… Какого хрена они это делают?! За что?! – вытянув перед собой свои же руки он, смотря на раскрытые ладони, вновь неимоверно сильно заплакал, задыхаясь, произнёс: – Вот ответьте мне… Что, не можете?! – его глаза, на этот раз отнюдь не безразличные, ибо теперь в них всё заполнили слёзы, смотрели на меня с Антоном, ища ответа. Но у нас его не было, зато был у самого подростка: – А я отвечу, потому что когда человеку чего-то морально не хватает, он восполняет это за счёт других. В этом случае очень важным людям, не хватало Горя…

  “И теперь оно есть у каждого.. кто уцелел. Ну не весело ли получается?» – дополнил голос у меня в голове, когда Иван, уткнувшись лбом в колени, опять зарыдал. На изречения своего Альтер-эго я не обратил никакого внимания, поэтому развития диалога не произошло…

  В тот момент я с напарником уже встали и, будучи глазами над сгорбленной фигурой потерявшего своего брата парня, просто смотрели на неровные подрагивания его тела, отлично понимая, что нам следует удалиться.. ибо в такие моменты людям лучше не мешать.

 Зато неожиданно отвлекло кое-что иное: кто-то вдруг схватил меня за локоть, когда я смотрел на убивающегося горем парня. От внезапности я чуть вздёрнуто повернулся, рефлекторно вспоминая, где сейчас мой BOLO. Но это оказалось лишним, так как за нашими спинами, – да, Антона он тоже заставил резко обернуться, – стоял местный главврач Кирилл Валерьевич.

  Увидел наши немного осоловелые глаза он, приложив к губам палец, посоветовал не шуметь и, покачав головой, мол, сейчас подростка лучше не трогать, с тяжёлым вздохом посмотрев на пока лишившего себя зрения Ивана, повернулся, причём махнув нам рукой, таким образом заставив меня и Антона двигаться за собой.

  Уйдя в спасительный мрак: туда, где Ваня не мог нас найти глазами и услышать ушами, фигура доктора, быстрее обычного идущая вперёд, вдруг произнесла, привычно шепелявя:

  – Васш-то я и исшкал.

  – Позволю себе поинтересоваться, по какому поводу, – с нулевыми эмоциями в голосе, с эксцентричным прищуром спросил мой напарник.

  Но наш собеседник, в конце “палат” повернув на лево, не собирался отвечать именно на поставленный вопрос:

  – Вы ведь уже зжнайте, что сш вашим товарищом… – наше молчание было ему ответом, у меня сердце чуть сжалось от услышанного. – У того пацана и вовсше жизнь мёдом не кажетсшя…

  – Быстрее к делу, – отойдя от лёгкого приступа, поторопил я, смотря на пропадающие в дали занавеси и приближающуюся клетку некого животного, теперь плотно оббитую железом, мимо похожих, только лишённых металлических листов, мы шли сейчас, попутно непринуждённо всматриваясь в слабое убранство внутри.

  Жилища для персонала – понял я. Но почему тогда та была превращена, скорее, в комнату уединения…

  Врач промолчал. Натяжение паузы продолжалось и всё слабело, желая порваться, высвободив таким образом сонм энергии неведомо чего, но явно сильно действующего на психику. Пока что это самое действовало малыми “дозами” – это было волнение, как я после нехотя признал.

  Остановившись у хлипкой лесенки, ведущей к сетчатой, теперь покрытой жестью, двери, доктор, медленно развернувшись, с трудом признался, слабо жестикулируя:

  – Вы мне нужны… – по молчанию мужик понял, что мы требуем продолжения: – Вы – единсштвенные, кто сшмог посшле подобного вернуться назжад, да ещё и с нужным грузжом, а это очень, чересшчур сштранно, ибо раньше в рейды отравлялись куда более сшильные сш виду бойцы но.. эх, чем-то вы всшё-таки берёте…

  – Большим страхом смерти, – предложил свой вариант Антон.

  На что, удовлетворённый подобным, Кирилл, опрометью кивнув, продлил объяснение:

  – Может, но именно это мне сшейчас от вас необходимо…

  Скрестив руки, врач волнительно мял пальцы… Что-то явно нечисто.

  – Что ты хочешь сделать? – посмотрев на его плеснувшее через край волнение, спросил я, переводя взгляд с рук, на спотевший лик.

  Доктор медленно вздохнул, затем также выдохнул, чуть успокоился и, с ещё ощутимой опаской, сказал:

– Я хочу познакомить васш сш сшамим Mors Accensus.. лично.

***

  Внутри клеть выглядела в точь так же, как и какой кулуар безумного профессора из старых фильмов. Нет, кровавых разводов на стенах, к счастью, не было. А вот максимально приглушённый свет, странные, непонятные хирургические инструменты на разбросанных подносах и остальные главные пункты данного жанра были соблюдены отменно.

  В общем: при входе сразу стало как-то не по себе…

  – Подойдите сшюда, – подозвал нас доктор, подбираясь к левому углу клетки, где был специально выделенный квадрат величиной примерно два на два метра, он-то, опять же в рамках жанра, был закрыт черной занавесью.

 Я и Антон не без опаски приблизились. Тогда-то, завидев наши подозрительные взгляды, уставившиеся в занавеску, Кирилл и открыл содержимой, привычным движением дернув “брезент” в сторону.

  От увиденного в ту же долю секунды внутри всё заклокотало.

  Я, скривившись, отстранился немного назад и, развернувшись, чуть нагнулся, зажимая рот ладонью, таким образом сдерживая рвотный порыв: многое я видел, но чтоб такое.

  Краем глаза я заметил, как охотник, попятившись, с резким выдохом, поставив перед собой руки, словно от чего-то отталкиваясь, повернул голову на противоположную сторону клети, притом тяжело вдыхая.

  Да-а, не мне одному это было тяжело принять. Да вообще любому не подготовленному такое нелегко. А главврач – сволочь, что не предупредил. Нельзя так резко показывать подобное…

  – Нельзя же так… – пытаясь отдышаться, всё ещё согнувшись, посетовал я, обращаясь к Кириллу.

  – Да, как-то не подумал. Прошу прощения, однако я предполагал, что подобные люди сшпосшобны это вынести, – спокойно отреагировал тот, натягивая, прислонившись к металлическому столу, стоявшему напротив носилок с умершим, белые, уже не раз перемытые, резиновые перчатки.

  На это мне было нечего ответить. Судя по молчанию, Антону тоже. Нам ничего не оставалось как повернуться обратно и вновь посмотреть на лежавшее на железных, кое-где покрытых годовалой коррозией, носилках иссушенной, черное, будто бы за мумифицированное, человеческое тело, сплошь окутанное белыми струпьями, идущими от гигантского синего нароста на правом бедре. Кстати сам нарост был тоже необычен. Он и вправду чем-то отдалённо походил на гриб.. очень уродливый гриб. Цвета, как я сказал, он был синего, но в белую крапинку. И нет, отнюдь не такую, как у того же давно забытого мухомора, тут было другое. Эти белые пятнышки находились внутри паразита, в маленьких котлованах, коими был усеян нарост, и походили на некие глаза-бусинки, ибо на каждом из этих белёсых кругляшей можно было ещё заметить и крохотную чёрную точку.

  – То, что вы сшейчасш видите – это полностью развившийся Morsш Accшensшus. Что примечательно, уже как несшколько месшяцев он не расштёт, как только умер его носитель, а это был первый прибывший к нам посштрадавший, – Кирилл взглянул на спокойное лицо будто выжженной мумии, явно вспоминая лицо этой женщины: а это была женщина, ибо по груди всё ещё можно было данное понять,  наросшт ещё немного увеличилсшя в разжмерах и всё, ошстался таким.. не изжвестно насшколько.

  Теперь врач глядел на “гриб”.

  Затем доктор присел, уставившись на объект своей заинтересованности пще прежнего, поднёс окутанный в перчатку палец и сделал два удара по синей поверхности неведомо чего. От этого к горлу вновь подкатил неприятный комок, однако услышать мне глухой стук это не помешало: паразит был, оказывается, далеко не мягким.

  – И зжнаете, что сшамое примечательное, эта штукенция мне очень сшильно напоминает цветки лотосша, сшвоей формой… – Кирилл Валерьевич обернулся и, завидев в наших глазах полное неведение о лотосе, с грустью выдохнув, продолжил: – Хотя ладно, не это главное.

  Я посмотрел на напарника. Тот успокоился и теперь, скрестив руки на груди, с прежним пофигизмом, смотрел на всё то, что делал главврач. А делал он вот что: подняв указательный палец, как бы обращая наибольшее внимание, упёршись руками в колени, со старческих кряхтением поднялся с корточек и, взявшись за края нароста, приложив небольшую силу немного оторвал тот от тела.

  На этот раз я успел приготовиться. И ведь было к чему: под синим куполом, именно такой формы был “гриб”, копошились, перелезая из одной воронки в другую, слизкие небольшие черви серого цвета, в большинстве своём похожие на опарышей. Передвигались они довольно быстро, из-за чего их огромное количество казалось просто невероятным: от этого и было жутко. Как я уже сказал, крыться они пытались в небольших котлованах, из которых шли длинный, белые нити, заполонившие собой всё мёртвое тело…

  Неприятно это как-то.. совсем.

  – По этим каналам, – доктор провёл по одному из струпьев, – которые ксштати являются и корнями, эти паразжиты, – на роившихся червей, – получают пищу. Как вы, наверное, поняли, пища эта идёт из сшамого организжма человека, который, по мере росшта корней, иссшыхает и превращается в то.. что вы видите, – на этих словах врач бесцеремонно отпустил нарост и тот, с глухим звуком, соприкоснулся с твёрдой бедренной костью убитой женщины.

  Так вот значит, как умирает жертва.. да, не самая приятная смерть, совершенно.

  Кирилл Валерьевич отстранился от трупа, не обращая на нас внимая и, вместо того, стягивая с рук свои перчатки, как бы показательно оставляя меня и  Антона наедине со своими мыслями после услышанного.

  Первым очухался, как обычно бывает, охотник. Он, продолжая уже более заинтересованным, и опасливым в то же время, взглядом смотреть на нарост, не оборачиваясь к главврачу спросил:

  – И что же ты предлагаешь нам?

  Адресат вопроса обернулся, положительно оценивая ситуацию посмотрел на охотника, резко снял прилипающую к кисти хирургическую перчатку и также быстро, одним движением, задвинул занавеску, скрывая тело от наших глаз.

  Этим он привлёк к себе внимание: чего и добивался.

  – У насш есть информация, – стаскивая вторую резиновую перчатку, медленно начал Кирилл, подходя к металлическому, ещё чуть сверкающему серебрянным оттенком, но всё равно ржавому и грязному, столу, – что эта напасшть отнюдь не везждесуща.

  Кинув на всё тот же пресловутый стол вторую перчатку, доктор, упёршись ладонями в столешницу, посмотрел на нас, призывая к себе. Мы и подошли, встав напротив врача, который, к тому времени, уже, порыща в малом отделе для инструментов, достал заляпанную кровью старую карту Минска.

  – Вот тут, – ткнув пальцем в южную часть города, прокомментировал наш наниматель, – ничего о ней не сшлышно. Зжато в нашем районе, – провёл неровный круг чуть ниже, очерчивая границы их территории, – от неё люди сшотнями гибнут.

  Я, выпрямившись в полный рост и заложив руки в карманы, смотрел на немалый лист бумаги, разложенный поверх всей врачебной, давно не мытой утвари. Антон делал тоже самое, только упёршись локтями в металл стола.

  – А откуда такие сведения? – неожиданно поинтересовался мой напарник, когда доктор, после своего недлинного монолог, поднял на нас двоих глаза.. охотник, к слову, сделал то же самое в ответ.

  “У-у, сейчас будет кое-что интересное,” – предупредило меня моё же Альтер-эго. Однако я на это замечание особо внимания, вновь, не обратил, вместо этого поняв интересующийся взгляд на замешкавшегося с ответом главврача.

   – Ну.. черт, как бы вам объясшнить бы... Понимайте, я не зжнаю, что вы там сшлышали у сшебя в метро, однако.. есть такие люди, – размеренно жестикулируя, притом опустив глаза, заговорил Кирилл, – которые и сшейчас могут путешесштвовать... Я, в общем-то, немного видел, только одного есшли быть.. – он оборвался, наткнувшись взглядом на наши непонимающие лица, резко изменился и, заторопившись, выговорил, понимая какой бред нёс: – Короче, информация эта правдивая и, есшли можете. Просшто поверьте на сшлово…

  – Ха-ха, ты рехнулся что ли? Отправлять нас на смерть, заставив поверить тебе и неким слухам… Давай лучше до расскажи, что ты до этого говорил, - чуть засмеялся Антон, после чего, дав указания главврачу, обернулся на меня.. но потом посмотрел в обратном направлении, так как, видмо, нашёл, что искал.

  И я это понял, силясь вспомнить имя одного очень примечательного старика, из-за которого мы теперь стояли здесь.

  – А-а.. ну, – вновь, сомневаясь в убедительности собой сообщаемого, начал доктор, – был один человек.. он побывал много где, и он пришёл к нам, во Дворец. Сказал, что опасность растёт у нас перед глазами, и что надо приготовится. Потом ушёл, мы не послушали.. и началось это…

  Он, ища поддержки, вновь посмотрел в глаза нам обоим, пытаясь нащупать в них понимание. Я его обнадёжил:

  – Вы о вирусе? – совершенно серьёзно спросил у Кирилла Валерьевича я.

  – Да, – с небольшой, но хорошо скрываемой, радостью, ответил врач.

  Я взглянул на облокотившегося на стол охотника, тот обернулся на меня, давая понять, что понимает тему так же, как и я: очень неплохо.

  – А как звали этого путешественника? – опять посмотрев на нанимателя, поинтересовался я, надеясь на его память.. и память Антона.

  – Оу.. точно не помню… Ну он сш бородой такой недлинной был, голосшом обладал таким.. сшуровым, громким, но сшпокойным. А звать.. Василий, вроде… Да! Точно, Василий… – и тут врач снова поднял на нас глаза, будто спрашивая: “А что?”.

  Я же посмотрел на Антона, который, медленно повернувшись, подтверждающе кивнул: он-то знал имя того самого старика, который и подсказал нам дорогу. По крайней мере, я на это надеялся.. и оказался прав.

  Чуть ухмыльнувшись я, понимая, что цепь слаживается, задал ещё один вопрос:

  – Он больше ничего не сказал?

  – Э-эм, ну-у…  – собеседник, явно понимая, что мы о чём-то догадались, увеличил нагрузку на мозг, аж чуть покраснел, пытаясь вспомнить события немалой давности. – Погодите, было одно! – вдруг воскликнул он и, наклонившись, что-то начал искать в малом ящике для инструментов под столешницей. – Вот! Тут он говорил, как бы, о месте сшамой опасшноти.. только, там не ясшно ничего, – протягивая мне грязный, в некоторых местах уже потёртый, желтый листок бумаги, с грустью сказал Кирилл.

  Антон тут же выпрямился, встав рядом начал, подобно мне, читать содержимое листка:

Там, где мёртвые живут,

Живых в последний путь там провожают.

Растенье Ада там растёт,

Детей на воздух покидая.

  – И что же это значит? – задумчиво произнёс напарник, не к кому не обращаясь.

  Но врач всё же ответил, непонимающе пожав плечами.

  “Да чтоб тебя парень, ответ у тебя прям под носом,” – нетерпеливо затараторил голос в моей голове. И тогда я, ещё раз посмотрев на листок, на котором и было неровным подчерком вычерчено послание, отвёл его в сторону.. взгляд уставился в карту.

  “Ты это…?” – начал я, однако ментальный собесдник успел первым, перебив при этом меня: “Ну хоть что-то понял”.  Надеясь на его благосклонность, а именно подсказки, я, наклонившись, начал щепетильно осматривать весь район, в котором мы сейчас находились. Конечно же, что я тут мог увидеть… А второй Я молчал.

  Тут мой взгляд зацепился за то, за что просто нельзя было не зацепиться: огромный бледный квадрат в правом углу, занимающий почти половину самого района.

  “Смышлёный чертяка,” – одобрительно выразился голос в моём мозгу.

  – А здесь что? – громко спросил я, уже предсказывая свою правоту, у Кирилла Валерьевича, которого сейчас о чём-то расспрашивал Антон.

  Обернулись оба, ответил, понятное дело, один:

  – Кладбище… А..а, что так..? – начал было врач, как сам догадался, осоловелыми глазами смотря то на карту, которую видел будто впервые, то на меня…

  Я же в тот момент посмотрел на напарника, который, с лёгкой усмешкой, взглянул на меня, как бы хваля, и притом нечто предвкушая…

***

  Я, что странно, мало когда о чём волновался, и теперь как-то думал о грядущем спокойно.

  Мы – я и сидящий в метре слева от меня Антон – сидели на пороге “тоннеля”, ведущего к выходы, упёршись спинами в стену, над которой возвышались ещё более-менее целые зрительские места. Глаза наши были направлены на лишённую каких-либо цирковых атрибутов сцену.

  Над нами слышались слабые голоса охранников, расположившихся по периметру. Сейчас они отдыхали, ибо ничего болей им не оставалось: работы-то на данный момент нет никакой. О чём-то тихо разговаривая, они будто бы боялись спугнуть нечто, что потом может им очень сильно насолить. Нечто не ощутимое, но опасное… Так всегда происходит с сознанием людей, когда оно очень долго находится под тяжёлым воздействием изменённого мира.. мира мёртвых.

  Мы уже обо всём решили с Кириллом: он предлагал в помощь какой отряд, но нам это не понравилось, ибо в данной ситуации чем меньше народа, тем меньше шума – тем лучше. Так что вердикт был поставлен такой: отправляемся к цели только я и Антон. Вообще сначала я предложил спуститься в метро и выйти на Площади Победы, скоротав таким образом довольно опасный маршрут, на что врач лишь с недоверием (он ведь думает, что мы из метро) покосился на наш дуэт и вопросительно ответил: “Разжве там всше входы-выходы намертво не зжапаяны?”.  Поняв свой облом, я в тот момент сделал вид, что малость забылся. Кстати, нашей целью было именно выведать, что это за напасть, ну и, конечно, по возможности её уничтожить.

  Сейчас, когда почти все приготовления были завершены, уже успев наведаться в уборную, сидел и думал: правильно ли мы догадались о месте, о котором говорил старец. Он не подводил, но только пошли ли наши мысли в верном русле? Хотя, ведь над этой загадкой тогда думали не только мы трое, был ещё и четвёртый, за которым и стояла основная часть работы… За что я, конечно же, не могу его не поблагодарить.

  “Приятно,” – отозвался голос в моей голове, комментируя мои же мысли.

  Я с грустью усмехнулся. Как-то всё сложно получается и Гоша, и мама, и ребят сколько погибло… Э-эх, как же всё-таки это трудно, видеть смерть знакомого тебе человека. Особенно, если ты был к нему дружен.

  Я вспомнил Юлю и Диму. Отличная была пара, хорошие были ребята. И почему всё так закончилось?...

  Уловив на себе взгляд Антона, – который сейчас запихивал патроны из подсумка в пустой магазин, в отличие от меня, сделавшего это ещё по пути к этому выходу, – я, медленно с запинками выдохнув, поднял лицо к лишённому одного сегмента потолку и шмыгнул носом, смотря в тянущийся над дырой туман.

  Послышался лёгкий смешок, а после него сразу последовал вопрос:

  – О чём думаешь? – Антон мало когда интересовался подобным, я даже не помню ещё таких случаев, так что этот выходил из рамок его привычного поведения.

  – Да так… – уклонился от ответа я.

  Вновь смешок. Я не смотрел на напарника, желал, чтоб он не увидел внезапно взмокших глаз. Я просто слушал:

  – Слушай, как думаешь. Та хрень на кладбище, про которую этот врач сказал, чем-то похожа на тот Путь.. как там его…

  – Мрака, – подсказал я, вспоминая, как Кирилл Валерьевич нам очень неразборчиво объяснял о напасти, нависшей над местом, в которое мы собрались отправиться.

  Мол, увидеть его удалось лишь единожды и то издалека, а отпугнула разведчиков черная дымка, завуалировавшая всё территорию захоронения…

  – Ну, у меня других мыслей нет, что это может быть, – спустя пару секунд продолжил я, не “снимая” глаз с верха. – Если шепелявый ничего не напутал, то думаю нам немного знакома эта ситуация…

  – Хах, а тогда где беруши возьмём? – усмехнувшись, продолжил гнуть своё напарник.

  Нет, он далеко не волновался. Скорее, просто хотел проверить меня.

  – У меня в аптечке вата должна ещё остаться вроде, чуть вырвем и в уши затолкаем – не велика проблема.

  Одобрительная, и в то же время будто укоряющая меня в наивности, краткая усмешка, а затем звук молнии сумки на поясе, удар металлического, теперь полного, “рожка” о пару других подобных, и странный вопрос:

  – Ты помнишь Витебск?... А как погибла та парочка? Хах, а этот трамвай ты уж точно помнишь…

  Он говорил это с некой жалостью, будто силился нечто узнать, но никак не мог.

  Повисла неловкая пауза, поэтому я, наклонив голову набок, чтобы увидеть сутулившегося охотника, ответил:

  – Помню…

  Антон вдруг поднял голову и, не отрывая глаз от пустой арены, спокойно задал ещё один вопрос:

  – Как по-твоему: это всё как-то связано?... – и тут он обернулся на меня, глядя глазами, действительно ищущими ответа.

  Но я его дать не мог. Чуть подумав, я сказал, пожав плечами и отвернувшись:

  – Я не знаю. Может быть, но не уверен…

  – Ха, так и знал, – разочарованно отозвался напарник. – А вот по мне, так везде природа одинакова. Везде происходило нечто необъяснимое, нечто не понятно, нечто то, чего никак не хочется вспоминать…

  И вновь тишина… И вновь он был прав. Нервно выдохнув, я повернулся обратно к сцене. Всё-таки те моменты мне вспоминать не хотелось, пусть так и останутся вопросами. Конечно, я очень хочу, чтоб их кто-то разгадал. Но ни  в коем случае не желал, чтобы это был я… Мне хватает уже того, что я их видел.

  – На вот, возьми, – неожиданно попросил Антон, протягивая мне свои перемотанные наушники вместе с болтающимся на шнуре провода плеером. – Послушай, она мне всегда помогает, когда хреново.

  Всё это он произнёс, на меня не смотря. Вместо этого следил за противоположным входом, откуда в любой момент должны были вынести нашу почищенную и исправленную амуницию.

  Я, глупыми глазами смотря на наушники, не верил, что обратился парень именно ко мне. Всё-таки немного раз такое происходит. Но, через секунды три поняв, что бездействие затягивает, я быстро схватил наушники и, кивнув всё ещё не смотрящему в мою сторону охотнику, надел их, ожидая неведомо чего.

  Напарник сделал всего одно движение.. и пошла музыка. Она сразу показалась мне некой.. позитивной, что ли. Там в голос пару людей просто мерно завывали “Угу-угу-гу-у, угу-угу-гу-у…” но, представляя лица этих людей, мне почему-то сразу вырисовывалась улыбка.

  А затем, с не наигранной весёлостью оглашаемые молодым голосом серьёзного человека примерно двадцати пяти лет, начались слова:

*Люблю беседы за кофе,

С утра пораньше, когда не нужно в офис.

  Этот стиль вроде назывался хип-хоп, но не такой который я себе обычно представлял: ту не было и капли пафоса. Человек читал под быструю, энергичную, будто заряженную позитивом, музыку.. да, назвать это битом у меня язык не поворачивался, ибо подобное было больше, нежели бит.

Когда при встрече давний собеседник заявляет,

Что отныне Сергей Есенин, весь им прочитан,

И за это время в голове,

Не отключали отопление.

  На губах непроизвольно возникла лёгкая улыбка. Я начал, прикрыв глаза, медленно покачиваться в такт словам. Рифма была настолько простой и хорошей, что я иногда сам угадывал окончания.

Люблю когда ты падаешь на ровном месте,

Никого в округе нет – некому заметить.

Когда роняешь апельсин вдруг,

  Тут голос на заднем плане грустно добавил: “О-о-о”, заставляя и меня сделать так же про себя.

И применяешь “правило пяти секунд”.

Прикольно за рулём, когда по чьей-то воле,

Доехал и заканчивается песня в салоне.

Люблю в настольные игры тараторить,

Когда ко мне в отель попадают “Монополии”.

Держаться за людей которым по пути но,

  Тут тот же голос сзади прошептал: “Чш-ш-ш”, будто прося прислушаться.

Готовы слегка разбавить рутину.

  И начался припев, а именно парень с лёгким восточным акцентом заговорил, поддерживая, и даже приумножая, быстрый, радостный темп песни:

Всем-всем,

  Множество голос сзади его поддержало: “Все-е-ем!”

Знакома эта песня!

Будь на проводе,

Во взаимодействии!

  И так ещё три раз, причём в последнем он, вместо “будь на проводе”, сказал:

Все на связи,

Во взаимодействии!

  Затем пошёл следующий куплет, к началу которого я окончательно сдался этой музыке, начав откровенно подпрыгивать на месте и, с закрытыми глазами, в полголоса подпевать на мой взгляд лёгкие рифмы.

  Парень лет восемнадцати с нескрываемым счастьем произнёс:

И в деревне, и в ауле я бы жить смог,

Да и мегаполисе мало что с ног,

Меня сбить смогло бы само по себе,

И на любой точке глобуса. Е-е-е!

  Через каждую строчку его вначале поддерживало сразу несколько голосов, из-за чего эффект массовости значительно возрастал, а следовательно и эмоции, получаемые от песни.

В шокирующей Азии,

В распущенной Европе,

В Африке, Утопии,

И-и в Антиутопии.

На пламенном Экваторе,

И в Арктике вьюжной.

В Америке,

В северной и в южной.

Таким Макаром, я полагаю что всего скорее,

Будет отлично, даже в Северной Корее.

  Улыбка полностью и окончательно заселила мои уста. Я бы при всём желании сейчас не смог бы её снять. Казалось, что все проблемы решаемы а вокруг всё не так уж и плохо, это было так реально, что хотелось, что подобное не заканчивалось никогда… Всё-таки музыка способна очень сильно влиять на чувства.

С белыми медведями на Берингово моря,

До конца до Богоморя, буду доволен.

Важно тут не где именно ты,

А то, что творится у тебя внутри.

Лишь бы царили в тебе ювелирно,

От Бога на сердце Порядок и Ми-ир!

  И тут, прервав наполненный добром, и желанием им поделиться, голос парня прервал другой, уже ранее слышанный и ничуть не худший всех остальных: исполнявший припев.

Всем-всем,

(Все-е-ем!)

Знакома эта песня!

Будь на проводе,

Во взаимодействии!

  Радости у меня было столько, что на была готова уже выплеснуться наружу. Чтобы хоть как-то это сдержать, я даже прикусил губу. Однако этому не суждено было случится, как и не суждено было мне дослушать до конца песню, навсегда впавшую мне в душу.

  Резко остановив музыку, меня в плечо сильно пихнул Антон. Я резко сняв наушники, удивлённо посмотрел на него, а тот лишь глазами переадресовал направления, указывая на противолежащий нам вход с огромными обтёртыми занавесями.

  Оттуда шагал Иван, держа в руках по подсумку и нахлобучив себе на плечи по ещё одному автомату.

  Голова его была повешена, однако, приблизившись ко мне с напарником примерно на пять метров он, резко выпусти всё из рук, твёрдо сказал, схватив за ремни про скользившие до его кистей автоматы:

  – Я иду с вами! – и тут его глаза, на сей раз полные решимости и некого отчаяния, посмотрели прямо на меня.

  – Действительно, автомата у него три, – спокойно отреагировал Антон, уже успевший сосчитать весь боекомплект, который нёс нам пацан.

  У меня на душе было по прежнему легко и беззаботно. Поэтому я, стараясь не думать о вышесказанном, просто встал, прошёл эти самые пять метров, медленно нагнулся к полному подсумку и взял его. Затем, выпрямившись, схватился за цевье 74-ого АКМа с оптическим прицелом и, чуть поднапрягшись, выдернул его из руки подростка, который уже, по звукам, чуть ли не начал плакать, понимая, что план идёт к провалу.

  Идя обратно увидел, как с той же целью двигается и Антон.

  Но ещё через пару секунд сзади, уже почти навзрыд, раздалось:

  – Чёрт вас дери, вы можете ответить?!...

  Я остановился, с грустью замечая, как охранники на зрительских местах медленно поднимают стволы своих оружий.

  – Если ты потерял брата, то это отнюдь не значит, что ты научился стрелять, парень, – спокойным, но твёрдым и непоколебимым, голосом заметил охотник, идя за мной.

  – Может быть. Но это точно значит, что я больше не побоюсь нажимать на курок… – со злостью проговорил плачущий подросток.

  Я обернулся взглянуть на него. В глазах всё ещё горела не крушимая решимость и стойкость, какую он раньше никогда не проявлял.

  Этот взгляд мне понравился, но, кончено, только на него я опираться не мог, однако в моей голове всё ещё витала та самая песня. Поэтому я, недолго думая, взглянул на Антона, который, пожав плечами, в ответ посмотрел на меня, будто отвечая: “Сам решай”.

  Я и решил: усмехнувшись, развернулся и двинулся дальше, бросив притом Ивану жест рукой, красноречиво говорящий, что надо “следовать за нами”.

  Потом раздалось некое копошение, радостный вздох и что-то ещё, чего я уже не слышал: повесив автомат я, взявшись за рукоять, шёл вперёд и просто напевал ту “знакомую” песню.

  Когда же со мной выровнялся Антон, я лишь краем глаза заметил, что он нечто собирался спросить. Но сейчас я ни о чём думать не хотел. Вместо этого я, двигаясь по сколоченному, пресловутому коридору к выходу, протянул ему его же наушники, просто поблагодарив:

  – Спасибо, – и вырвался чуть вперёд.

  Этого было достаточно.

  * (Прим. Автора) Песня горячо любимой мною группы Buhar Jerreau под названием “Знакомая песня”. Настоятельно рекомендую к прослушиванию.

 

  Как ни странно, злополучный мост с катером мы прошли довольно быстро.

  Никто не посмотрел вниз, ни разу. Даже я просто взял да и прошёл, действуя скорее на инстинктах чем на здравом уме. В общем, всё как-то само собой получилось, что, собственно, и хорошо.

 Стоял примерно полдень. Туман сгустился, и от прежней его расхлябанности не осталось и следа: вновь видимость лишь на пять метров вперёд. Однако меня в данный  момент это мало волновало: идя первым, и даже не замечая этого, я раз за разом прокручивал у себя в голове слова песни незнакомой мне группы, которую недавно дал мне послушать Антон.

  Нашёптывая их про себя, вспоминая быстрый темп музыки и радостные голоса исполнителей, я непроизвольно, совсем малость, подскакивал на месте, продвигаясь таким образом вперёд, особо не смотря по сторонам. Сейчас я осознаю, насколько я тогда глупо и опасно поступал, однако в то же время с теплом внутри и вспоминаю, насколько мне тогда было хорошо…

  Однако долго подобное длиться не могло, что и хорошо.

  Пройдя ещё метров двести, когда туман завуалировал нас полностью, в голову вновь начали лезть неясные мольбы, вскрики, вздохи и обычный шелест, идущий не пойми откуда. Всё это пугало и студило кровь в жилах, притом затормаживая мысли.

  Но со мной это сыграло обратную карту: раздеребенив мозги, весь этот хлам теперешнего мира прервал лелеявшую меня песню.

  Тогда-то я и очнулся.

  Резко посмотрев по сторонам, я с ужасом обнаружил, что действительно нахожусь снаружи. Опрометью перехватив автомат в удобное для ведения огня положение, я обернулся. Сбоку, примерно в метре, от меня шёл Антон, строго же за мной, только в метрах трёх, следовал, с настороженным взглядом ворочая головой, Иван.

  Чёрт! Что же я наделал?!

  Эх, да ещё и Буря скоро: четыре дня прошло с её последнего появления, поэтому теперь стоит как можно чаще прислушиваться к тому, что шепчет ветер. А лучше вовсе не вылазить из четырёх, желательно целых, стен.

  Понимание того, что я взял в путь ещё и подростка, чуть не подкосило мне ноги. Вот это влип… И нет, музыка абсолютно в этом не виновата, в этом инциденте виноват я сам и моя лёгкая поддаваемость приятным, давно забытым вещам. Всё-таки это плохо…

  Ну что ж, обратно его не погонишь: отошли-то прилично, одного пускать теперь никак нельзя. Ладно, конечно прибавится ответственности ещё и за его голову, но раз уж назвался груздем… Чуть сбавив шаги, я поравнялся с охотник, а затем ещё и немного от него отстал. В итоге я оказался в таком положении, что листоман шёл справа спереди меня, а пацан следовал сзади прямо за мной, на расстоянии вытянутой руки. Чтобы ещё облегчить себе задачу я сместился чуть вправо: теперь краем глаза я цеплял и озлобленную на весь мир фигуру старшего брата.

  Всё, так будет куда проще за ним присматривать.

  В голове творился кавардак, кто-то что вопил, кто-то о чём-то просил, слышалось ещё какие-то “охи” и “ахи”, которые то приближались, то отдалялись…

  Чувствуя сея виноватым в спутничестве Вани, я посмотрел на Антона. Почему он не отговорил меня? Или ему всё равно? А может он решил что действительно можно взять этого парня с собой? Кто его знает, однако сейчас я ответ никак не мог получить: охотник не глядел на меня, вместо этого он занимался правильным делом, настороженно следя за округой.

  С грустью выдохнув носом я, ещё секунду подспудно пронаблюдав за облаченной в привычную красную безрукавку спиной охотника, перевёл взгляд в левую сторону и стал медленно рыскать им по открытому мне пространству, с силой зажав рукоять “калаша”.

  Дул слабый, но пронизывающий ветер. Он будто залезал под одежду, обдавая своим холодом тело, заставляя вздрагивать каждую клетку. Я, поёжившись, залез в карман штанов за перчатками. До Первомайской они у меня в рюкзаке были,  там и постирали, и только так я вспомнил, что они вообще у меня есть. А ведь вещь нужная, хорошая. Правда, пальцев нет, но это для удобства.

 Я терпеть не могу такой ветер, шевелящий старые жестяные конструкции (погнутые фонарные столбы, антенны, в нашем случае, карусели и так далее) отзывающиеся длительным скрежетом или воем, на звук которого, от неведения, можно было и шарахнуть из огнестрела, привлекая таким образом внимание уже живых, более страшных, противников. Да еще и туман не разгоняет, а ситуацию усугубляет. Нехорошо это, под его воздействием и нарваться на что и без лишнего шума недолго.

  Я медленно втянул носом морозный воздух. В нём отчетливо читались нотки грязи и смрада, но эта благовония отходила от меня, а именно от одежды. Последний раз её стирали в метро, а после этого много чего произошло.. поэтому ничего удивительного в таком букете ароматов нет.

  Чуть скривившись, я наконец натянул перчатку, просунув пятерню в дырки. При последнем действии указательный и средний палец правой руки больно заныли. Как давно я мазал их мазью, которую дал мне Павел Лаврентьевич? Уже не помню  уже, даже больше: я не уверен что у меня вообще осталась эта мазь… Вот чёрт, а эти двое отростков до сих пор мне покоя не дают. Хотя оно и понятно, такое пренебрежение к травме не принесёт ничего доброго. А ведь всё-таки иногда успокаиваются, пока и ми сильно не пошевелить… Надо быть предельно осторожным, всё же отступать некуда.

  Закончив с одеждой, я вновь поудобней перехватил автомат. Провёл перчатками по цевью и рукоятке – почти не скользили, это хорошо.

  Вдруг, сквозь рой неясных изречений  и прочего бреда, копящегося у меня в голове и идущего из наружного мира, послышался знакомый скрип металла. В то же время с правого боку из молочной гущи чуть-чуть вынырнул кусок колеса обозрения, красноречиво говорящий о себе облупившейся краской тёмно-багрового цвета. Ну, это неизменно. Стылый ветер чуть дёргал лежавшие под исполином карусели да качели, всё равно заставляя их издавать противный вой постапокалиптического, заброшенного света.

  И почему-то от этого самого воя становилось не по себе.

  Я посмотрел на размеренно вышагивающего впереди Антона. Спокойно следя за округой он иногда отвлекался на всяческие внешние шумы, немного вздрагивая – оно и понятно. На секунду он даже обернулся, бесстрастным взглядом зацепился за меня, за Ваню, и повернулся обратно, продолжив делать то, что делал до этого.

  Через мгновения я также приступил к этому занятию: сейчас наблюдать за изменениями в окружении – главное. Попутно, конечно, развлекая себя всяческими мыслями лишь для того, чтобы избавиться от вечных спутников белёсой суспензии: появляющихся из неоткуда вздохов, шелестов, криков и так далее, непреклонным каскадом лезущих в твою голову.

  Так удалось дотерпеть до самого выхода. Распознал я его по привычно крошащемуся бетону у основания огромной арки: хоть что-то не изменилось, что для теперешнего времени – очень странно.

  Пройдя ещё пару метров, я обратил внимание на Ивана. Он шёл и о чём-то напряженно думал, уткнув лицо в еле видимую растрескавшуюся пешеходную дорожку.

  – Эй, – подтолкнул несильно в плечо подростка я.

  Тот сразу оживился:

  – А… – резко посмотрел вперёд, приподняв ствол автомата. – А? – затем на меня, тут же поняв, откуда шёл призыв.

  – Не спи мужик, – посоветовал я, с каким-то волнением посмотрев на парня.

  Тот, не закрывая рта, кивнул и тут же перевёл взгляд в другую строну, опять начав в полной мере следить за округой.

  Я же, удовлетворённо выдохнув, развернул голову в другом направление. Но в последний момент краем глаза заметил, как Антон резко поднял руку, приказывая остановиться.

  Резко застопорившись, я, чуть присев и приподняв оружие, в полголоса осведомился:

  – Что такое?

  – Тише… знакомо? – посоветовал охотник прислушаться к чему-то, утверждая на раннее знакомство.

  Напрягши слух, я учуял краткие посвистывания как бы разрезаемого воздуха… И редкие повизгивания в полголоса, идущие спереди: от Стеллы Минск – город-герой.

  – Быть не может, – осознал я то, что только что услыхал.

  – Мне в это тоже с трудом вериться, – с сожалением поддакнул напарник.

  – И где же они? – жестко спросил Иван, также поняв виновников этих звуков.

  – Где бы ни были, нам лучше с ними не сталкиваться… – уклончиво ответил Антон, пристальна смотря вверх. Спустя мгновение он добавил: – Двигаемся тихо, по сторонам смотрим больше.

  И пошёл первый.

  Идя по политому недавним дождём слизкому ковру из гнили, было очень трудно сохранять равновесие, а вместе с тем и медленный шаг, знаменующий собой беззвучность. В общем, продвигаться вперёд бесшумно выходило плохо.

  И пассажиры это уловили: когда мы, варьируя между забытых остовом машин, проходили восточную дорогу перекрёстка, Ваня, идущий позади нас двоих, явно случайно оступился ввиду чего, тихо вскрикнув, несильно ударился об багажник некой легковушки. Удар получился глухим и со стороны обелиска этого явно бы не услышалось… Но как оказалось бестии были не только со стороны памятника.

  Резко обернувшись, я с Антоном со злостью посмотрели на подростка. То, выровнявшись, чуть подергал руками, будто пытаясь успокоить нас. Мы же, прислушавшись и не услышав ничего подозрительно, не стали чего-либо предпринимать. Охотник пошёл дальше, я, кивнув Ване, поплёлся в полуприсяде следом.

  И тут как из неоткуда, спереди, на нас нахлынул гвалт звуков, символизирующий собой только одно – режущийся несгибаемыми крыльями воздух.

  – Вот чёрт! – прокричал листоман, резко выпрямившись и ринувшись влево, к памятнику, пытаясь избежать столкновения с горгульями.

  “А всё-таки эти монстры были и на нашем пути… Значится встречи бы нам избежать не удалось,” – подумал я, кинувшись следом за напарником. Который, кстати, на мой взгляд, побежал в направлении, которое выбирать не стоило, ибо оттуда также отчетливо слышалось присутствие пассажиров. Но там мы хотя бы знали расположение вещей, в отличие от другого пути.. наверное поэтому он и сделал такой выбор. А может просто рефлекторно вышло… Как бы то ни было случайности случаются, порой доказывая нам, что они никак не случайны…

  Преодолев немалую дистанцию, мы казались у Стеллы. Позади уже также слышалось копошение множества тел, летающих над нами.

  Посреди пути, кстати, охотник понял свою ошибку и развернулся, однако увидав, что а ним уже устремились мы с Иваном, продолжил ход…

  Так что теперь мы сидели под памятником, в паре метров от наших ног горел “Вечный огонь”, а где-то над нами парили, пытаясь вновь выловить нас по звуку, мутанты, завладевшие теперь этим городом… А может и всем Миром.

  – И что же они тут делают? – с волнением тихо произнёс Антон, оборачиваясь за монумент и пытаясь нечто высмотреть в белёсой пелене, которая под натиском множества крыльев, по крайней мере на этом участке, чуть редела.

  – Может они каждый день местоположение меняют? – сокрушенно ответил я, смотря вниз на огонь, до сих пор вскипающий во мне страх.

  – Да быть не может! Как-то же тогда прошли…

  – Повезло… – наивно предложил я, посмотрев на волнующегося охотника.

  – Ага, а другим не повезло… Бред! – посмотрев на меня в ответ, сказал напарник, затем отвернулся.

  – Как бы то ни было они здесь… – спокойно сказал Ваня, затем твёрдо добавил: – Идите!

  – Чего?! – раздраженно бросил не понявший листоман.

  Сказать по-честному я тоже последнее слово подростка не очень понял.

  – Уходите! – вновь спокойно повторил парень. – Я их задержу.

  Он быстрым взглядом осмотрел АКСУ, после чего достал пакетик с нас-ваем и, высыпав всё содержимое (которого оставалось не сказать что много, но и не мало), закинул за нижнюю губу, предварительно ту оттянув.

  – Ты чё за бред несёшь пацан? – уже спокойно, но своим стальным, голос проговорил Антон.

  – У меня сш ними свои щёты, - немного прошипел Иван: сейчас наркотик мешал ему нормально говорить.

  После этой фразы он вновь взялсяза автоман и передёрнул затвор.

  Тогда уже влез я:

  – Эй, ты чего.. с этим же нельзя… – начал неуверенно я, смотря на Ивана, притом показывая на свою губу.

  – Ха, не учи, учёные… Слушайте, Боря у меня всё сшпрашивал, я ответ получил но не верится что-то.. вы реально из Бреста? – он посмотрел на нас так, будто прощался.

  Я не нашёлся что сказать.

  – Да, – спокойным, лишенным чувств голос ответил Антон за нас двоих.

  Я обернулся и посмотрел на него. Взгляд напарника упирался в подростка, он более не воспринимал слова того как шутку.. он уже смирился. А я вот нет…

  – Ха! Я так и знал, что не из метро… Эх.. – взгляд подростка вновь уткнулся в АК, – значится, просто стреляешь, а потом отскакиваешь – легко, – спустя секунду пацан “снял” глаза с оружия и, недолго посмотрев на огонь, начал медленно вставать, при этом произнося: – Ладно, в общем.. пообещайте мне, что позаботитесь о моей маме и сестре. Бывайте!

  На псоледней фразе он резко выскочил из укрытия и начал отбегать подальше, прямо к дороге.

  – Эй! Посто…! – начал пытаться дозвать здравый ум парня я.

  Как тот же меня и перебил:

  – Моя фамилия Горлунов! – прокричав это, Иван со смешной, из-за оттопыренной губы, улыбкой отсалютовал мне и Антону, и сразу открыл огонь по пока не видимому врагу.

  – Кретин! – со злостью выкрикнул охотник и, схватив меня за шиворот мастерки, поволок обратно на наш старый маршрут.

  Я же, даже когда уже сам передвигал ногами, ещё долго смотрел на отвлекающего внимание Ваню. Даже когда тот скрылся в тумане, проводником мне служил вой бестий и грохот выстрелов, всё быстрее тающих в молочной дымке.

  Когда же мы Антоном добрались до разрушенных зданий, через которые и пролегал наш путь, я, отдышавшись, осознал, что всё стихло… Хотя мгновение назад ещё было слышно. Значит, банально прервалось.. а крик просто не долетел.

  На что-то, неведомо что, надеясь, я опять с грустью посмотрел на оставшийся позади монумент…

  – А всё-таки он продержался дольше, чем я думал, – вздымая в частом дыхании грудь, сказал листоман, также глядя в направлении, откуда мы прибежали. – Молодец парень оказался.

  Тут рука напарника легла мне на плечо.

  Я обернулся. Он с сожалением посмотрел на меня сверху вниз: листоман уже забирался по большим бетонным блокам в разрушенное здание, пока я находился почти у самого основания.

  Я кивнул и снова поглядел в завуалированное туман место битвы, глупо предложил:

  – Может патроны закончились, а он уйти успел… – с надеждой обернулся на напарника.

  Тот, посмотрев на меня взглядом, будто пытаясь понять, шучу я или нет, улыбнулся уголком рта, и чуть кивнул.

  Я отвернулся, вновь глядя в том же направлении. Черт, как же это звучало наивно и тупо… Однако мне в это верить хотелось.

  – Идём лучше, – сказал Антон, убрав с моего плеча свою ладонь и сразу продолжив подниматься.

  Спустя секунду, кинув последний взгляд в молочную пелену, за ним последовал и я.

  Поднявшись примерно на метра полтора от треснутого асфальта, мы вышли на более-менее “ровный” продольный участок, идущий стержнями арматур, всяческих балок и крошевом бетона посреди домов, и накрывавший собой, собственно, два здания. Первое я не знал, а вот вторым служил кинотеатр “Мир” – наш, в не ком роде, маяк, от которого было куда проще определить дальнейший путь до кладбища.

  Шли аккуратно. Уже через мгновения грязные ботинки потеряли свой цвет, полностью покрывшись пылью и песком. Кстати, каждый раз, когда эта самая пресловутая пыль подымалась, мы отдёргивали руки назад и вообще чуть отступали, не давая попасть её на открытые участки кожи – всё-таки вирус, насколько я понял, был способен выжить и в таких условиях.

  Иногда нога проваливалась в некие пустоты, проделанные не плотно прилегающим друг к другу строительным мусором, тогда мы чуть задерживались, доставая кого-то из нас.

  Хотя, конечно, вид этого своеобразного туннеля впечатлял. Дорога, полностью состоящая из всяческих обрубков металла, осколков стекла, железобетонных блоков, крошево, деревянных дощечек, битого кирпича и так далее. Иногда можно было увидеть даже целые предметы: почти не развалившиеся шкафы и тумбы. Да и вовсе я сумел встретить один лестничный пролет, собственно и состоявший из одной только лестницы, к приставленным к ней на конце участком бетонного пола… Как-то это будоражило, особенно в сочетании со стоявшими по краям другими, ещё сохранёнными временем и созданным миром, зданиями.

  Мои восхищения хаосом прервали внезапно возникшие сзади звуки разрезаемого воздуха… А на что я ещё мог надеяться?

  Мы уже были не далеко от театра, поэтому Антон, спокойно повернувшись и посмотрев в белёсую суспензию взглядом, будто говорящим, что его это достало, сказал:

  – А они быстро с одного на других переключились, – и тут же посмотрел на меня.

  Я стоял рядом, пытаясь понять по его шальному взгляду, что же он задумал. А тот лишь усмехнулся и, взглянув на ещё не появившихся из молочного мрака бестий, поделился мыслью:

  – Карт у нас не много, так что придётся идти на раздачу, – опять перевёл глаза на меня и, улыбнувшись, подмигнул, затем развернулся и быстрыми, но более-менее аккуратными, скачками помчался к кинотеатру.

  Я, как обычно, ринулся за ним, пытаясь нечто сказать, да вот только почему слова застряли в горле… Или же я просто тогда ещё не придумал вопроса.

  Развалины театра кино и, наверное, некогда жилой постройки слились воедино, поэтому перейти с одного на другое, скажем так, больших трудностей не составило. Но это в территориальном плане, а со стороны человека: недавно прибитая дождём пыль при наступлении на неё всклокочивалась и оседала на обуви, крошево было скользким и сильно мешало передвижению, всё время норовя свернуть ступню или сверзить её в невидимую глазу небольшую полость… В общем стремились к цели мы небыстро.

  Чего нельзя было сказать о наших преследователях: с каждым шагом всё больше чувствовалось их приближение.

  Сцена “Мира” чуть сохранилась, но экрана не было и в помине, вместо него в мусоре, пыли, песке, среди развалин и всего прочего стояли две уцелевших усилительных колонки. Это с левого боку, с правого пластмассовые части таких же валялись среди прочего хлама.

  Там, где должны были быть зрительские места, то есть ещё чуть впереди, не было ничего. Вместо этого, начиная от “экрана”, строительный мусор всё снижался в высоте и выходил, наверное (мне тогда было ещё не видно), именно к дороге.

  Конечно же, бегущий спереди Антон также заметил уцелевшую аппаратуру и, как только мы к ней приблизились, вмиг остановился рядом.

  Я, по инерции сделав ещё пару шагов, застопорился и резко обернулся на напарника  который, с интересом рассматривая одну из колонок, произнёс:

  – У-у-уху-ху, не ожидал подобное здесь увидеть… Да тут и порт есть, надеюсь уцелел.

  – Ты чего встал?! Антон, ты что делаешь, нам сваливать надо! – не понимая товарища чуть заистерил я, тяжело дыша.

  Охотник, услышав мои слова, выпрямился, носом выдохнул, посмотрел в туман на приближающихся горгулий и, не поворачивая ко мне головы, споконо ответил:

  – А знаешь что, Саня, иди-ка ты без меня…

  Я смог поверить услышанному, поэтому и произнёс с небольшим заиканием:

  – Ч-ч-чего… Что ты сказал? – наверняка сейчас мои глаза были расширены до придела и именно ими я смотрел на листомана.

  – Э.. э-эх, Саша, понимаешь, обычно игра оканчивается одной картой.. главной, ха, козырной,– начал медленно объяснять мне что-то Антон, однако я пока не понимал. Он ворочал головой, смотря то на потрёпанную временем акустическую технику, то на скрытые небеса, на меня он старался не глядеть: – А.. И, нам с тобой “погоны” повесить не суждено… Хах, да и слишком разные мы…

  Тут он наконец обернулся и посмотрел на меня как всегда спокойными глазами. Но на этот раз они не были холодны. В них читалась вера во что-то, во что все тайно верят.. но боятся сами себе признаться. Он же теперь это сделал. И почему эту самую веру он передавал мне через свой, впервые добрый, взгляд… У него получалось.

  Но моё нутро всё равно не хотело соглашаться с его словами:

  – Эй.. эй, т-ты погоди, – опустив голову с некой непонимающей улыбкой на лице запричитал я. – Ты не шути так… Ведь.. ведь… – и всё-таки понимание ситуации взяло вверх. И тогда я, всё также не смотря на напарника, сжав кулак и цевьё покрепче, с некой злобой, сквозь зубы, процедил, вспомнив Ваню: – Ты собрался сделать то же самое, что и он… Верно?

  Послышался грустный вздох листомана, который сейчас копошился у старого агрегата, пытаясь подсоединить тот к своему МР-3. После моего странного вопроса он, опустив руки, глядя в серые бетонные ошмётки, максимально бесстрастно произнёс:

  – Я не собираюсь умирать… – тут Антон вновь вернулся к своим старым попыткам, добавив: – И пожалуйста, не заставляй меня отвечать на этот вопрос, когда и сам знаешь ответ.

  Я, с тихим гневом внутри выпуская изо рта пар, сминая и раминая ладони, одна из которых лежала на цевье, обдумывал услышанное под тихие ругательства напарника. И ко мне всё сильнее приходило понимание, что Антон как-никак был прав: двоим нам не выбраться.

  И вот когда я почти успокоился, он опять со мной заговорил:

  – Вот чёрт.. порт помялся. Эх, должно быть при падении каком.. жаль. Слушай, Санька, могу я у тебя кое-что попросить?

  – Чего? – грубо отозвался я, подняв взгляд на листомана.

  Подумал сильный ветер. С далека принесло вечно ошивающийся здесь холод, пронизывающий в таких моментах ещё больше и крепче. Я чуть пошатнулся вперёд, сав зубы почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Антон, пригнув голову и скрвшись за своим же плечом, дождался пока порыв стихнет и продолжил, уже глядя в другую сторону:

  – Не мог бы ты мне дать свой автомат… - мои глаза вновь округлились, и опять ими я смотрел на партнёра. – Мне вскоре он больше понаобиться. А тебе ту не далеко, да и с “BOLO” ты справляешь отнюдь не дурно… Так что.

  Я, довольно быстро осознав ситуацию, успокившись и смирившись, смиренно сняв с плеча АК и подсумок, бросил оба дела напарнику, притом как-то чересчур для себя спокойно произнеся:

  – Лови.

  Антон, явно не ожидавший такого быстрого ответа, удивлённо взглянул на 74-эй, потом на меня и, усмехнувшись, поблагодарил, с немного непонимающей интонацией:

  – Спасибо, - сгрёб оба предмета за ремни к себе, встал и, перекинув один через голову, повесил вторую небольшую суму на другом боку, касательно своей.

  С оружием он поступил подобающе, только через голову лямку не перебрасывал.

  – А вообще знаешь, я ведь хотел, чтоб “погоны” всё-таки получились. Однако вторым лицом там был не я.. собирался, чтоб вы с тем… А-а, в общем, план у меня чуть другой был, но эти твари умеют все портить, так что: как получилось, – охотник с грустью выдохнул, стоя ко мне спиной и, положив локти на два “калаша”, смотря на приближающийся источник режущих звуков, – так получилось.

  И тут я, глядя на это, кое-что вспомнил. Опрометью скинув рюкзак я пошарил в самом малом кармане. Пальцы зацепились за так и не начатую пачку “VIP”, а затем нащупали то, что мне и было нужно.

  –Эй, - позвал я, хотя листоман и так собирался повернуться, чтобы мне что-то сказать. – Лови.

  Кинул я навесом, так что парень словил предмет спокойно. А когда разжал ладонь, его глаза заблестели.

  – Ого! Ты.. ты откуда это…

  – Случайно с собой взял, – с небольшой улыбкой сообщил я, глядя как Антон быстро побегает к колонке, хватает свой USB-шнур и вставляет его в мой МР-3.

  На панельке загорелся слабый красный огонёк и сразу же заиграла музыка. Так громко я её давно не слышал, это точно сильно привлечёт внимание живности, причём в радиусе примерно полукилометра. А сама начальная мелодия завораживала. Какая-то она была зловещая: с “хрипотцой” от проигрывающей аппаратуры, медленно играла гитара, будто предвкушая беду, спустя секунду к ней прибавился рассыпчатый треск барабанных тарелок.

  Эту мелодию я узнал сразу: Korn – Everithing I ve known. Не зря же раньше был фанатом.

  – Ого-го, Korn, отнюдь не плохо. Спасибо Санька.. вот, держи, – Антон кинул мне свой плеер с наушниками.

  – Зачем, – поймав подарок, меня действительно заинтересовал его смысл.. в общем, автоматически вырвалось.

  – Ну как же, там ведь слушать окружение нельзя, так вот…

  – Но у меня же… – переводя взгляд то на напарника, то на перекрученные изолентой потрёпанные наушники, начал я.

  – Засунь себе свою вату куда подальше, – перебил меня охотник и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, прощально добавив, взявшись за рукояти автоматов: – И да, бывай Саша. Позаботься о Гоше.

  Тут же неимоверно громко ударили барабаны, вместе с бас гитарой, Затем, поддерживая прошлый, только чуть ускоренный, темп, к ним присоединилась и обычная гитары.

  А я всё стоял и смотрел на то, как с возмущенными визгами из тумана “выныривает” армада пассажиров. За их спинами, где-то вдалеке, раздалось громогласное, утробное, недовольное мычание.

  Антон смело смотрел на своих соперников, которые стремились поскорее уничтожить самый сильный источник звука, облагораживающий создаваемую картину жёсткой мелодией ню-метала.

  Конечно же, из-за подобного я не мог сдвинуться с места.

  На мгновение напарник чуть обернулся, явно ожидая увидеть только мою спину. Однако краем глаза заметив моё лицо, резко повернул голову на меня, с удивлением посмотрел, потом в раз стал прежним и, медленно возвращая взор на прежнее место, констатировал:

  – Ты всё ещё здесь…

  – Антоха… А может… – что-то начал бормотать я, сильно вздыхая от страха, создаваемого от просмотра чёрного каскада порождений человеческой глупости, выступающего из белой тьмы всё большим числом.

  – Я уже всё сказал, – спокойно отреагировал листоман, притаптывая ногой в такт агрессивно играющей мелодии.

  – Но… – я что-то опять хотел сказать.

  Но на этот раз мне не дал охотник: он, резко развернувшись всем корпусом, выпустил тройку пуль прямо перед моими ногами, заставив меня отвлечься от пассажиров и от неожиданности, в неком страхе, являющемся смешением звуков выстрелов и лицезрением тучи бестий, попятится назад. Однако и в этом мне не повезло, потому как наткнувшись ступнёй на один из множества торчащих бетонных камней, я кубарем скатился вниз, чуть не раздавив подарок товарища.

  – Это достаточно?... – с неким высокомерием спросил парень, посмотрев на меня сверху вниз, когда я, приподнявшись на локтях на пыльном крошеве (руками старался не касаться – песок) поднял на него глаза.

  Сначала мой взор был более вопросительного характера, однако, увидев некое немое желание удачи в глазах моего оппонента, я, поняв задумку, незамедлительно поднялся, быстро поправил оставшееся снаряжение и, кинув краткий взгляд на первых пикирующих рядом с колонками тварей, твердо кивнул. Сразу после этого бросился бежать к кладбищу, на ходу повернувшись чтобы последний раз повидать своего друга…

  Он ещё секунду постаял смотря мне вслед и будто не замечая напирающих бестий, затем быстро достал нож “Катран”, сунул рукоятку в рот и, вновь взявшись за автомат на правом плече, развернулся, выпустив первую очередь, сразу после опрометью ретировавшись в сторону.

  В тот самый момент посаженный голос на хриплом издыхании, протянул, после окончания жёсткого ритма:

Awa-a-ay,

  А сразу после, уже не так хрипло, но всё равно будто выпуская весь воздух из груди:

Iseeit’sgoingdown

  На этих словах я и  скрылся за поваленными, лысыми, уродливыми, полугнилыми деревьями, ранее красовавшимися своими листьями у дороги, а теперь лежащими кучами в разных частях города.

 Напоследок лишь услышав ещё одну краткую очередь Антона.. человека, который любил музыку, больше людей.

***

  Бежал я не долго.

  Протискиваясь сквозь туман, а вначале и вездесущие ветви ссохшихся древ, не отпуская данный мне моим другом подарок, я все глядел вперёд, каждую секунду желая увидеть нужные мне ворота, которых уже вполне возможно и не было вовсе.

  Ветер разыгрался не на шутку – это я ещё у руин театра почувствовал. Налетая сильными порывами, он как бы подсказывал и предостерегал: грядёт Буря.

  Но уже поздно было отступать… Да и некуда. Как, собственно, всегда.

  В один момент мне, парню которому уже пульсирующая в венах кровь заложила уши, показалось, будто где-то не далеко прозвучал характерный пристук колёс трамвая. Страх охватил тело и резко остановился, зашарив глазами по выданному мне открытому пространству.

  В голову лезли всевозможные звуки, жалобно гудел в окнах ближних домов ветер, при усилении причем стуча рамами. Но трамвая-призрака видно не было.

  Я, надсадно дыша, огромными от испуга глазами смотрел кругом, пытаясь сообразить что же это тогда было. И я сообразил: музыки Korn больше не было слышно.. ка и выстрелов.

  Развернувшись всем корпусом в сторону уже исчезнувшего кинотеатра, стоящего от меня где в метрах пятидесяти, я с неким сожалением в глазах понаблюдал за неспешно плывущим туманом, надеясь хоть на мгновение увидеть ту самую картину разрухи… Но вместо это слышал лишь разрезаемый воздух и нелепые взвизгивания.

  Прикусив губу, я сильно, порывами, задышал, притом шмыгнув носом: сдерживался.

  “Он поступил правильно. Как говорил тот старик, что вёз вас на Автозаводскую: только помогая людям можно узнать своё призвание,” – впервые как-то спокойно, даже будто соболезнуя, произнёс голос моего Альтер-эго.

  “Он так не говорил,” – чуть успокоившись, про себя ответил я.

  “Ну, тогда так сказал я,” – всё так же бесстрастно парировав Я.

  “И что же тогда ты мне предлагаешь?” – всё ещё глядя в сторону могилы Антона, с недовольной издёвкой спросил я, в усталости вздымая грудь при вздохах и выпуская изо рта мелкие облака пара.

  “Предлагаю и тебе помочь кому-то,” – серьёзно, даже каким-то жестким тоном, посоветовало мне моя вторая личность.

  И в тот же момент я как-то машинально обернулся на сто восемьдесят градусов, уставившись в уже пресловутую молочную белену.

  Но это был не конец: спустя мгновение я пошёл к ней навстречу. И чем больше я делал шагов, тем болей она разверзалась предо мной.

  Кинув последний взгляд уставших, жалобных, ко многому безразличных глаз в сторону, откуда я и явился, я тут же повернулся голову обратно, завидев перед собой покосившийся, ржавый забор с обломанными штырями на конце.

  Он стоял между двумя сложенными из камня столбами… Одного не было, поэтому войти внутрь ранее охраняемого объекта не составило большого труда.

  Если верить карте, это место имело отнюдь не маленькие размеры. Но мне пока открывался лишь маленькие участок, который уже был переполнен разбитыми памятниками, поваленными крестами, разрытыми могилами…

  Сильно дул, морозя нутро, ветер. Прикрывшись рукой, я медленно пошёл вперёд.

  Когда порыв не надолго стих, я понял что окружение будто помутнело.. потемнело. Как-то начало двигаться и зашептало.

  А вот это уже было плохо.

  “Глаза лучше не закрывай, всё-таки увидеть тебе это придётся… Но по-другому никак,” – вновь в своей обычной шутливой манере, дерзко усмехнувшись в конце фразы, порекомендовало мне Альтер-эго.

  На что я, надевая наушники и включая плеер, твёрдо отозвался, теперь вслух:

  – Без тебя понял.

  А затем, уже в который раз за столь не долгое время, заиграла музыка.

  Сначала ударила гитара, к ней вдруг присоединилось, наигрывая некие грустные звуки, пианино. Так продолжалось пару секунд: некто просто бил один раз по струнам, а второй мерно нажимал на клавиши. Затем второго вновь сменял первый и так далее…

  Это было красиво, очень. И сказать, что я сразу же узнал песню… Незачем хвастать. Однако тому, что Антон тоже слышал *Korn, я порадовался.

  Я, зачем-то вынув из ножен BOLO, двинулся дальше.

  Тут же к музыкальной, пока мало насыщенной, но уже прекрасной, картине прибавился и какой-то зловещий, будто шепчущий, бит. А с ним и спокойные слова, произносимые надрывным голосом, чуть отдающем хрипотцой:

Walk awa-ay when you're angry

  * (Прим. Автора) Обе песни прекрасного американского рок-коллектива KORN, очень почитаемого мною. Название первой композиции написано в книге, второй – Do What They Say.

  И мир погрузился во тьму окончательно.

  Тогда же я, почти не надеясь на ответ, и мысленно спросил, немного поколебавшись: “Ты говорил, что если я не знаю, что мне делать, стоит лишь взглянуть вперёд. А что если впереди лишь мрак?”

  И тут же, пока насыщенный битом и пиано проигрыш не кончился, прозвучал голос второго Я: “Если впереди лишь мрак, иди к нему: любая тьма содержит в себе кусочек света…”.

  Я сглотнул, немного усмехнувшись: в эти слова очень хотелось верить.

  Смешанный с мелодией голос протяжно, тихо, будто шипя, произнёс: “I-ice”.

  За ним последовали слова, чьё произношение на последних двух стало чуть более громким и как будто потратило весь воздух певца:

Brace yourself, there's nothing.. to ga-ain

  Я же всё сильнее погружался в чрево чего-то пока мне неизвестного. Вскоре это нечто окутало меня настолько, что ничего кроме приближённых к лицу ладоней я не видел. От этого сердце заколотилось сильнее…

  Уже знакомый голос шёпотом протяжно, в такт мелодии, выдохнул: “O-o-o”.

  После в привычном отрывистом исполнении прозвучал и текст:

Old enough to know the outcome

  “Закадровый” голос по старинке прошипел: “Di-ie”.

More blood, it's always the same

  И на этом моменте вдруг нечто прервалось. Композиция перестала течь своим спокойным, предостерегающим звучанием. Потому как будто бы откуда-то издалека начала “бить” заунывным воем, нарастая, сирена. И вот под неё зазвучало два наложенных друг на друга голоса, поющих на пределе высвобождения из лёгких углекислого газа:

Aren't we cool and aren't we calm

For facing death we run head-on

  В эти же мгновения начал изменятся и мир вокруг меня.

  Сильно, одним кратким выдохом, подул ветер. За ним моё окружение в радиусе примерно полуметра приобрело какой-то приглушенно-оранжевый оттенок.

Ar en't we cool and aren't we calm

For god we've suffered for so long

  На секунду пошатнувшись, я всё-таки двинулся дальше. Пытаясь по большей мере сфокусироваться на музыке.

Aren't we cool and aren't we calm

For facing death we run head-on

  В это мгновение песня на долю секунды оборвалась и сразу же “ударила” бас-гитара, подначенная обычной, электронной. Они играли отрывками, давая свободу главной хозяйке сцены: звучащей на полную жалобной, холодящей кровь своим воем сирене.

  Под это всё певец надрывно и выкрикивал, протягивая окончания:

Dowhattheysa-ay

  Тут прямо передо мной, прямо в облаке бело-апельсинового цвета, из неоткуда образовалась еле различимая бледно-желтая тень, не имеющая кожи, прикрывающей мышцы, обеих ног, с оторванной нижней челюстью и выпученными глазами. Сильно подняв свою единственную челюсть она тут же ринулась в мою сторону, явно что-то вереща.

  Если бы я не сходил по своим делам ещё в Цирке, то эта ситуация была бы для меня крайне не ловкой. Но сказать, что испугался – это совершенно ничего не сказать.

  Я, отступив, что-то явно вскрикнул, располосовав воздух взмахом мачете. Но, ясное дело, это было бесполезно: дух просто прошёл через меня.

Or they take it a-away

  Проследовав осоловелыми глазами за тающей позади меня тенью, я краем глаза заметил, как приближается ещё одна. Но и на этот раз, кроме как чуть не упасть, ничего толкового сделать не смог: резко обернувшись на противника, я в ужасе понял что от страха продолжаю пятиться назад. Пот, выделяемый при помощи невероятно возросшего адреналина, стекал мне на лицо, застилая глаза. Налетающий порывами ветер тоже доброго дела не творил.

  В общем, как выглядел этот гость из загробного мира я не увидел, ибо, повалившись наземь, тут же стёр рукавом с глаз солёную жидкость, но было уже поздно…

  Зато не было поздно для другого.

I'd rather be dead then carry o-o-on

  В песне, поглощённой грохотом инструментов и воем сирены, будто разыгралась буря.

  Подобное сейчас разверзлось предо мной: небольшой торнадо будто закрутил оболочку бело-оранжевого цвета вокруг меня, расширяя её.

  Сердце билось как бешенное, норовя выскочить из груди. Я, огромными глазами следя за происходящем, нервно задыхался, понимая, что подобного страха никогда раньше не испытывал. Кровь прилила к голове и ушам, поэтому сейчас даже музыка мне казалась неимоверно далёкой. Я чуть было не свалился на бок, закрыв наушники руками и сжавшись как эмбрион от боязни творившегося вокруг кошмара… Как он вдруг кончился.

  С ним же “перезагрузилась” песня: бит и гитара вновь были спокойными, иногда подбадриваемые барабанными тарелками. О сирене же и речи теперь не шло… А мир вокруг меня вновь потух.

  Я же всё никак не мог встать с невероятно холодной земли, от которой, при легком прикосновении, молниеносно отдёрнул руку, покрывшуюся некой рассыпчатой массой, тут же сошедшей с ладоней. Пытался уговорить себя в том, что это только показалось.. и по истечению пары секунд это даже удалось. Тогда же я, покрутив головой, и встал, вспоминая близких только ради того, чтобы двигаться дальше.

  Шепотом голос произнёс: “Wait”.

Bite your lip, don't be cursing

  Окружающее меня пространство вновь начало недобро светлеть. От страха вновь испытать прежнее, я даже зашагал быстрее… Хоть и очень сильно опасался делать подобное.

“We must”

We musn't take God's name in vain

 “Спокойно, успокойся, всё нормально, всё тебе только кажется,” – говорил я себе, продвигаясь дальше, одной рукой сжав до по беления костяшек рукоять ножа, а другой ухватившись столь же сильной хваткой в лямку рюкзака. При этом где-то на задворках сознания я пытался понять, неужели тот Путь, который мы прошли у Автозаводской, был внутри таким же… Как-то не очень мне хотелось верить в это. Да и там вроде кладбища не было, а тут, наверное, только призраки здесь похороненных.

  “Теперь весь Мир – Кладбище,” – подсказал неожиданно голос Альтер-эго и я, принимая эту кошмарную правду, сглотнул.

“In vain”

Blunt your knife, pull the curtain

  Сильно сопя от некого сдавливающего грудь чувства, я за каждым новым шагом с большим трудом делал ещё один.

  К этому моменту мне открылась, под бледно-желтым светом, ещё большая область.

  Почти бессознательно посмотрев вправо вбок, я, оцепенев, остановился. Однако уже спустя долю секунды продолжил ход, понимая, что подобное уже было и не следует долго задерживаться.

  Хотя, конечно, на это раз был интересный экземпляр: ребёнок. Наверное мальчик.. или девочки. Я не увидел потому как сидел он ко мне спиной.

  Но от картины этого дитя на корточках, которое с нескрываемым усердием хлопало ладонью по завуалированной чернотой земле, стало не по себе.

  А ведь теперь на мне лежала ответственность за младшую сестру братьев… Эх, и что же она увидит. А вообще что увидят ребята родившиеся в созданном нами мире? Может, пусть лучше ничего не видят?... Может не надо им давать повода страдать и бесцельно существовать на этой лишённой всего планете, а сразу вести под откос?...

  Но тогда почему до сих пор существуем мы: люди былой эпохи… Наверное мы просто надеемся, что будущие поколения всё же будут умнее нас и смогут восстановить всё, как раньше. Как глупо.

  Мы возлагаем на них такие надежды оставляя в погубленном нами же мире… Как же это похоже на человека.

  На того, который, сначала всё разрушив, начинает ко всем привыкать.. как таракан. И сам превращаясь в таракана, надеется, что сможет родить обратно людей…

  В этом вся людская природа. И ничего с этим не поделаешь.

“Impulse”

Impulses you must refrain

  В это мгновение вновь, как и в прошлый раз, постепенно усиливаясь, зазвучала сирена. А два голоса под неё надрывно повторяли:

Aren't we cool and aren't we calm

For facing death we run head-on

  Пространство вокруг вдруг начало преждевременно расширятся. Я, чуть обеспокоенный данным фактом, начал с не понимаем, подбадриваемым страхом, озираться вокруг.

Aren't we cool and aren't we calm

For god we've suffered for so long

  Сзади была лишь одна пустота, подкрашенная светло-оранжевым цветом.

  Но когда я повернулся вновь, направив взгляд туда, куда смотрел ранее. На меня из пустоты кинулось создание примерно метр длиной и, конечно, парящее в воздухе.

  Выкинув вперёд руки и раззявив нижнюю челюсть человеческого черепа в немом, для меня, крике, оно пролетело сквозь моё бренное тело. Которое, от страха, с пылающим ужасом глазами и неслабым вскриком, повалилось назад. Лишь за долю секунды до соприкосновения с землёй поняв, что нападающий – ещё один ушедший в никуда призрак.

  Успев чуть сгруппироваться, в конечном счёте я упал на один, левый, бок, упершись рукой в какой-то мягкий мрак почвы…

Aren't we cool and aren't we calm

For facing death we run head-on

  …От резко кольнувшего ладонь холода я тут же вскочил, уставившись на свою пятерню… С которой, без боли, будто дым, стирались под ветром раскрошенные куски мяса: кожа “сошла” в прошлый раз.

  Мигом взглянув на сжимающую нож длань, я уверился, что подобное произошло и с ней. Только тут мышцы остались всё же более выпуклыми.

  Быстро, как это бывает при уже вроде бы таком привычном страхе, к которому по-настоящему никак не возможно привыкнуть, задышав, я, со срывающимися нервами, закружил головой, в поисках чего неведомого… Даже моё лицо в те моменты явно отображало этот немой вопрос и нужду, найти какой-то ответ, который никому известным не был.

  Поэтому я видел только крутившийся вокруг меня вереницей мир. Из которого и я поспешил убраться, предсказуемо побежав.

  В песне же, под грозные удары барабанов и гитар с сиреной, вновь пошёл припев:

Do what they sa-ay

Or they take it a-away

  Пробежав не так уж и много, меня резко остановил поднявшийся ветер нестерпимой силы.

  В горло нечто попало, запершило. Я, прикрывшись рукой, попытался откашляться на медленном, идущем наперекор стихии, ходу. Однако ничего не получилось…

  И я, остановившись, закашлял, будто выуживая из себя весь воздух, притом отвернувшись от непогоды, немного сдвигающей меня с места.

  Ненадолго показалось, что я выплюну лёгкий, однако этого, слава забытому Богу, не произошло. Отделался отхаркиванием крови… И на том хорошо.

  Я тут же приподнял глаза, предварительно их немного приоткрыв. Рукой я всё ещё прикрывался, но даже так увидел главного виновника моего кратковременного подавления: струями по “шёл” песок.

  Осознав ужасность сложившегося случая, я…

I'd rather be dead then carry o-o-on

  … положив мачете обратно в ножны, быстро снял с одного плеча лямку. В то же мгновение рюкзак оказался у меня на одной стороне.

  Быстро немного расстегнув молнию, я впустил более пострадавшую пятерню в открывшуюся дыру. Главное боли не было. Хотя чувство, что она придёт после – было. Но это будет после, пусть и невероятно больно, но после.

  Привычным движением я, долю секунды покопавшись среди оставшихся запасов провизии, достиг, нащупав гладкий угле пластиковый кожух, респиратор. Не собираясь толком его надевать, я выудил тот из сумы и молниеносным движением приложил ко рту.

  Рюкзак обратно надевать не стал, вместо этого правой рукой нахлобучил сдуваемый капюшон и посильнее затянул лямки. А затем, уже продираясь сквозь нарастающую Бурю, подспудно, часто моргая, смотря вперёд, опять, рефлекторно, вытянул BOLO. Который мне абсолютно был не нужен, и вместо того, чтобы использовать оружие по назначению, я лишь придерживал капюшон ладонью с зажитым в ней кинжалом.

  Музыка вдруг успокоилась. Остался лишь слабый, приглушенный бит, под который певец и, как-то страдальчески, зашептал:

Somebody carry on

with this burden

I can't remember anything

I can't be certain

  Пошла почти одинокая часть, так сказать соло, гитары. Которая, издавая два аккорда, замолкала, уступая место мгновенному звуку сирены.

  Под неё я пробирался сквозь морозивший и обжигавший, в одно время, кожу ветер. Он терпко кололся песчинками, ввиду чего создавалось впечатление, словно на щеках и тыльной стороне ладоней осталось только мясо, и ничего прикрывающего его не было… Хотя, может так оно и было.

  Однако тогда меня сильно это не волновало, ибо впереди я, кинув кроткий взгляд, завидел отблеск некого света, похожего более на зелёный, что было очень заметно в этот пожелтевшем пространстве.

  Тут, нарастая, опять взяла своё сирена, а под неё в унисон запричитали:

Aren't we cool and aren't we calm

For facing death we run head-on

  Порыв ударил сильно в грудь и я, на секунду закрывший глаза, открыл их.

  Передо мной, невероятной громадой, высилась стена песка. Она надвигалась на меня, и на нечто, что стояло между нами. Оно и источало лучи зеленого оттенка.

  “То?” – спросил внутри себя я, медленно, в восторге и немом ужасе, снимая маску респиратора, притом задирая голову вверх к закрытым небесам, чтобы увидеть конец Бури… Но его видно не было.

  “А сам как думаешь?” – нечто предвкушая, подсказал Голос внутри.

  Я, дышавший слабо и надсадно, тут начал вздымать грудь всё сильнее. Забор воздуха легкими все увеличивался.  Песок бил мне по поднятому подбородку, но в раскрытый от удивления рот не залетал.

  В тот момент я вспомнил маму, отца.. всех товарищей и просто тех людей, которых встретил пока шёл к этому. Я не мог допустить чтобы все потери не оправдались, всё-таки они отдали жизнь за то, во что верили. А верили они в меня. Поэтому теперь в себя следовало поверить и мне.

  Ударила сирена с гитарами, оглашаемыми последний припев, столь отлично дополняющий картину, изображающую человека, в неоднозначном страхе и уважении следящем за столь близко плывущей, причём на него, стихией, которой теперь нет равных:

Do what they sa-ay

Or they take it a-away

I'd rather be dead then carry o-o-on

  Резко выдохнув носом, я отпустил голову и, специально открыв глаза, которые всё же пришлось прищурить, побежал навстречу Катаклизму, выставив перед собой мачете, лежавший по руке так, что острие было направлено в согнутый локоть.

  Я не кричал, я просто бежал. Бежал к цели, постепенно накрываемой огромной тучей песка, переливавшегося волнами внизу, и таким образом идущей вперёд… Накрывать и разрушать всё вокруг. От этого исполина, своей поступью пугающего всё живое, темнел будто сам воздух. Колкий песок, струями тёкший по ветру, царапал одежду, кое-где раскрывая швы. Но от этого кровь лишь сильнее разгонялась в жилах, плавя нервы и повышая болевой порог: заставляя двигаться дальше.

  Хотя, кончено же, я и осознавал, что с этой невероятно огромной силой я поделать ничего не мог, но с тем, что она отчасти в себе несла…

  В голове билась лишь одна мысль:

  “И что же будет дальше?...

______________________ЭПИЛОГ_______________________