“Час от часу не легче!” – мелькнуло в голове у Эрмите. Это признание снимало его сомнения в виновности трактирщика, но оттого не становилось менее удивительным.

– Я убил его, – повторил солдат, – Потом взял ключ и украл деньги из сундука. Спрятал все под прилавком – не думал, что найдут.

– Вы не похожи на хладнокровного грабителя, Жоффруа. Простите, но у меня в голове не укладывается, почему вы решили признаться.

– Потому что Пьер ни в чем не виноват. Он дал мне крышу над головой, я не могу отплатить ему такой монетой.

Андре прошелся по комнате. Новая версия нравилась ему еще меньше. Доктор с удивлением осознал, что в нем пробудился азарт сродни тому, что испытывают за карточным столом. Теперь им двигала жажда истины. Но как разговорить этого угрюмого вояку?

– Такому благородству любой дворянин может позавидовать. Простите, – сказал доктор, увидев, как дернулся старый солдат, – не хотел вас задеть. Но мне известно, что Пьер не такой хороший друг, каким вы пытаетесь его выставить. За крышу над головой он заставлял вас выполнять самую тяжелую работу. Ни один человек не испытывал бы благодарности при таких обстоятельствах. Так что же происходит на самом деле?

Жоффруа, настороженно следивший за доктором все это время, откинулся на спинку стула и криво ухмыльнулся:

– А вы не так просты, мсье доктор.

– Каков есть.

– Я все расскажу, – продолжал солдат, – но прежде условимся: некоторые подробности останутся между нами.

– Если это не касается дела, я не возражаю, – осторожно ответил Андре.

– Не касается… почти, – Жоффруа с минуту помолчал, – Вы знаете Элен.

– Разумеется.

– Мы познакомились тринадцать лет назад. Она торговала в нашем полку. Вы видели, какая она сейчас, а в ту пору была просто ослепительна.

– Думаю, Элен покорила немало сердец.

– Да, но ее сердце покорилось только одному. Мог ли я, неудачник без роду и племени, ожидать такого счастья…

– Значит, когда-то вас связывали сильные чувства с будущей супругой вашего сержанта?

– Пьер… – Жоффруа досадливо отмахнулся от этого имени, – Тогда она и глядеть не хотела в его сторону. Кто мог знать… Как-то утром, на построении, зачитали два приказа. Один – об отставке Пьера, другой – о перебросе нашего полка. Мы выступили в тот же день, я даже не успел попрощаться с Элен. Только попросил сержанта позаботиться о ней. Сам я мог рассчитывать на отставку только через год…

– Но получили ее совсем недавно, – вспомнил доктор.

– Да. Элен не могла сразу ехать за мной: незадолго перед этим она купила лавку в городе, несколько лет копила деньги… А через пару месяцев в полк пришло письмо на мое имя. Наш писарь зачитал мне его. Элен сообщала, что вышла за Пьера, что они купили гостиницу в этих местах… Первое время я с ума сходил. В бою лез на рожон – искал смерти. Только мне везло. Через год уже был сержантом. И тогда я решил: буду служить, пока не скоплю денег, а тогда явлюсь к ней богатым человеком. Посмотрю на нее, старую и подурневшую, с кучей уродливых ребятишек от Пьера… И она поймет, что потеряла, пока гонялась за выгодой.

– Но все сложилось иначе…

– Да, – солдат медлил, словно раздумывая, – по пути сюда меня ограбили – я потерял все. Но решил, что все равно увижу ее. А Элен почти не изменилась, все такая же красавица. И мальчишка…

– Он ведь ваш?

– Мой до последнего волоска. Пьер считает Жако идиотом, но я много времени провел с ним. Он очень смышленый и добрый парень, хоть и болтает иногда бог весть что.

Доктор промолчал. Неизвестно, знает ли Жоффруа о том, что в несчастье с его сыном виноват Пьер. Он еще не успел рассказать о главном.

– Думаю, при должном уходе мальчик вырастет вполне нормальным. Но пока я не понимаю, что вас толкнуло на убийство незнакомца.

– Он увидел нас с Элен. Вчера утром я поцеловал ее на кухне, и она была не против. И тут заглянул купец. Мы шарахнулись друг от друга, а он ухмыльнулся и вышел вон. Мы весь день не находили себе места, а он знай ухмылялся да подмигивал. Я не мог допустить, чтобы все раскрылось: это слишком дорого обошлось бы для Элен. У сержанта всегда была тяжелая рука… Поэтому ночью я дождался, пока Пьер уснет, а потом вышел в зал и убил старика.

– Как именно это произошло?

– Ну… – солдат собирался с мыслями, – Греньи сидел за столом. Он был пьян. Я подошел и тихо заговорил с ним, просил держать язык за зубами. Он посмеялся и ответил, что это слишком ценные сведения для него… и для меня. Когда я понял, к чему старик клонит, медлить не стал. Отошел к камину якобы поворошить угли, а сам взял кочергу и двинул его по голове… Вот и все.

– А деньги?

– Деньги? Да, я взял их. Подумал, что пригодятся. Снял ключи у него с пояса и пошел в сарай. Там у него сундук с добром, я видел, как они выгружались утром. Я взял один кошелек. Ключи вернул обратно, кроме самого большого – его нужно снимать со связки, чтобы открыть замок. Я запер сарай, а ключ забыл в кармане. Вернул связку на место и отправился спать. Утром понял, что оплошал. Кошелек с ключом держал в своей сумке, а когда увидел, что вы пошли обыскивать сарай, решил перепрятать. Сунул под прилавок – не думал, что там найдут.

– И почему же решили сознаться?

– Неужели не понимаете? Я думал сбежать вместе с Элен и Жако. Денег нам бы хватило, чтобы начать все заново. Но если во всем обвинят Пьера, это невозможно: не смогу я жить спокойно, если его повесят за мой грех. Смотреть в глаза Элен не смогу. Значит, все кончено теперь, и бежать больше некуда.

Солдат замолчал. Доктор медлил. Эта история была похожа на правду, она объясняла все. Или почти все?

– Я верю вам, Жоффруа. Останьтесь пока здесь. Я запру дверь, Лу караулит снаружи.

– Да, мсье.

Доктор вышел из номера и запер его. Лу невозмутимо охранял дверь в каморку.

– Теперь у вас два узника: в нашей комнате Жоффруа. Пока никаких вопросов, – добавил Андре, встретив удивленный взгляд слуги, – и с подозреваемыми лишнего не болтайте, если случится к ним войти.

– Понял.

Доктор спустился в зал. Он подошел к камину, взял кочергу и осмотрел ее. Орудием убийства за сегодня успели не раз воспользоваться, и следов крови или волос Андре не увидел.

В животе уже урчало, но до ужина оставалось добрых три часа. Податься ему было некуда. В задумчивости мужчина вышел на улицу и стал прогуливаться по двору между лужами.

Солдат говорил как будто складно. В страхе люди совершают много глупостей, тем более если замешана любовь. Но слишком уж много самоотверженности он проявлял, слишком многое приносил в жертву ради жизни своего соперника…

К Андре подошел хозяйский мальчишка. Жако нерешительно потоптался на месте, разглядывая угрюмого мужчину в черных одеждах, и наконец спросил:

– Жоффруа грустно теперь?

– Пожалуй, – ответил ему доктор.

– Это все я виноват. Не надо было ему рассказывать про бесов.

– Каких-таких бесов, Жако?

– Таких, что ночью в сарае шастали, – затараторил мальчишка, – Мама сказала, что никого там нет, – но я-то не дурак! Отец говорит, что дурак, а Жоффруа нет… Он добрый. А теперь тоже будет думать про меня плохо…

Мальчишка всхлипнул, сорвался с места и скрылся в доме. Андре секунду глядел ему вслед, а затем решительно направился к сараю. Он открыл замок ключом, который нашла Элен, и распахнул двери. Трактирщик не соврал: света с улицы более чем хватало.

Доктор наклонился и начал внимательно рассматривать усеянный лежалым сеном пол. При первом обыске сарая его интересовал только сундук, но теперь новоиспеченный следователь искал нечто другое. Днем они тут порядочно наследили, и все же Андре надеялся, что улики сохранились. Он победоносно вскрикнул и подобрал с пола пучок сена, перепачканный дворовой глиной. Глина все еще была сырой, поэтому доктор завернул находку в носовой платок и спрятал в кармане.

Когда Эрмите вошел на кухню, Элен сидела возле стола, обнимая сына. Мальчик тихонько скулил, размазывая слезы по лицу. Как бы ни жаль было их тревожить, нужно было действовать.

– Простите, что беспокою в такой тяжелый момент… Мне нужно снова осмотреть тело.

Жако, услышав слова доктора, вырвался из рук матери и скрылся в хозяйской комнате. Элен с отчаянием смотрела ему вслед.

– Простите доктор. Он никак не может прийти в себя: только что умолял меня заколотить подвал. Боится, что ночью дух мертвеца будет бродить по гостинице.

– Вам следует успокоить его. Такие пугающие фантазии только вредят мальчику.

– Да-да. Вы ведь справитесь сами…

Трактирщица поспешила вслед за сыном. Доктор взял лампу, открыл люк и по знакомой лесенке спустился в подвал. Третий раз за этот день ему приходилось обыскивать труп. Поморщившись, Андре развернул саван и попытался снять купца его меховую накидку. Из-за окоченения тела это потребовало немалых усилий.

Доктор разложил накидку на полу и внимательно осмотрел ее, затем перевернул на другую сторону и так же кропотливо изучил с изнанки. Потребовалось немало времени, чтобы найти искомое.

– Черная кошка в темной комнате, – пробормотал Эрмите, держа в пальцах последнюю улику.

Он поднялся наверх. Кухня пустовала, из-за двери в хозяйскую половину слышался приглушенный голос Элен. Трактирщица успокаивала сына, напевая ему колыбельную.

Доктор тихо закрыл крышку подвала и вернул половик на место. Он уселся на стул возле очага. Согреваясь, Эрмите обдумывал предстоящий разговор и машинально покачивался в такт знакомой мелодии. Он почти уснул, когда Элен вошла на кухню.

– Ох, я и забыла, что вы еще здесь, – женщина уселась к столу и принялась чистить лук.

– Разумеется, вам сегодня тяжело пришлось… Но держитесь отлично. Вы знаете, что имущество убийцы могут конфисковать?

Вздрогнув, Элен кивнула.

– Ведь в гостиницу вложены и ваши деньги?

– В основном мои.

– И все-таки вы спокойны.

Женщина пожала плечами:

– Надеюсь, добрые люди не оставят вдову с больным ребенком в беде. К тому же мне не привыкать самой заботиться о себе.

– Не сомневаюсь, – доктор улыбнулся, – рад сообщить вам, что волноваться не о чем. Ваш муж свободен: в убийстве сознался Жоффруа.