– Так, значит, Эдмунд Эллсворт Ритчи, юная леди? Похоже, вы ему очень нравитесь, счастливица. И вы просто обязаны все нам рассказать.

Беатрис надеялась, что на очередной встрече женского швейного кружка ей удастся избежать разговоров о Ритчи, но теперь она понимала, как глубоко заблуждалась на этот счет. На нее взирали десять пар глаз, и десять пар ушей ожидали подробностей, готовые ловить любое сказанное ею слово. И не последнее место среди этих дам занимала леди Арабелла Сауверн, которая первая подняла этот вопрос.

Беатрис быстро посмотрела на госпожу Шамфлёр, которая едва заметно кивнула ей. Всегда проявляющая сдержанность София ни в коем случае не стала бы распространять слухи о том, что вчера в ее особняке в Хэмпстеде у Беатрис было любовное свидание с Ритчи, и уже тем более она не стала бы предавать огласке подробности их скандального финансового соглашения. Из-за болезни нескольких дам кружок собрался впервые после бала Арабеллы, и все жаждали услышать от Беатрис подробности.

– Мне решительно нечего вам рассказывать, – произнесла она, кроша пирожное на маленькой тарелочке. Сегодняшняя встреча проходила в доме Пруденс Эндерби, повар которой был ненамного более искусен, чем кухарка самой Беатрис. Пруденс всегда подавала пирог «Мадера», известный во всем Лондоне под названием «кирпич», потому что нарезался большими толстыми кусками. – Мы познакомились, завязался разговор. Он показался мне довольно привлекательным и забавным.

– Я и сама краснела, как вы сейчас, когда мистер Эндерби забавлял меня, – заметила Пруденс, весело хихикая. – Умоляю, только не говорите, что этот развратник Ритчи не просил позволения нанести вам визит. Этот мужчина обладает поистине ненасытным аппетитом, и вы, такая молодая и привлекательная, являетесь для него очень лакомым кусочком.

– Особенно если он видел те ваши фотографии, – перебила ее леди Арабелла, явно намереваясь продолжить наступление. – Зная, какая вы раскованная леди, он, очевидно, был очень заинтригован.

«Не такая раскованная, как ты», – подумала Беатрис.

Ей удалось подавить улыбку, но подсмотренная в особняке Софии сцена придала ей мужества. Осознание того, что ее подруги и сами вовсе не ангелы, в некоторой степени развеяло ее опасения по поводу того, что она является продажной женщиной. Беатрис украдкой посмотрела на Софию, которая, похоже, прятала ухмылку. Далеко не все дамы из женского швейного кружка были бесстыдными искательницами приключений. Некоторые просто любили пересказывать свои фантазии, и Беатрис с готовностью причисляла себя к ним.

– Мистер Ритчи – очаровательный и привлекательный мужчина. Я солгала бы, если бы стала утверждать, что он мне совсем не симпатичен.

– «Симпатичен» – это еще мягко сказано, – не сдавалась леди Сауверн. Она была одной из немногих, кто действительно пытался шить, хотя на деле оказалось, что она всего лишь штопает шерстяной носок. Никому, кроме нее самой, не было известно, зачем она это делает. – Он восхитителен. Такой мужественный и такой… такой пугающий. Всем известно, что он дерзкий и безжалостный, да и в постели тоже может быть очень опасен. – Арабелла закатила глаза, будто бы в предвкушении, затем пожала плечами. – Увы, на меня он никогда не обращал внимания, о чем я очень сожалею. А вам следует считать себя настоящей счастливицей, юная леди. У него репутация одного из лучших любовников в Лондоне, поэтому, если вам представится шанс лично в этом убедиться, умоляю, не упустите его.

– Леди Сауверн, пожалуйста!

То была притворная вспышка гнева, и по усмешкам, появившимся на лицах дам, стало ясно, что они все поняли. Уже второй раз Беатрис пришлось подавлять ухмылку и сдерживать дерзкое замечание о том, что леди Арабелла мастерски нашла Ритчи замену, а именно в лице гибкого темноволосого юноши в доме удовольствий Софии.

– Ах, называйте меня по имени, дорогая, – сказала леди Сауверн, энергично орудуя иголкой. – Мы все здесь подруги и умеем хранить секреты.

Хранить секреты? Возможно. А как насчет того, чтобы принять в свои ряды шлюху, пусть и дорогостоящую? В этом Беатрис сильно сомневалась. О некоторых вещах лучше не говорить вслух.

– Благодарю вас, Арабелла, – ответила она, принимая еще одну чашечку чаю из рук Пруденс, которая продолжала взирать на нее с живейшим интересом, будто предвкушая дальнейшие откровения. – Что ж, должна признать, что мистер Ритчи в самом деле высказал сильное желание нанести мне визит… и я… Ну, я действительно не прочь встретиться с ним снова.

«Ты преуменьшаешь значимость события, Беа, – мысленно обратилась она к себе. – В действительности ты дождаться не можешь, когда же снова окажешься в его объятиях и когда он наконец перейдет последнюю черту и овладеет тобой».

– Что вы имеете в виду, называя его «безжалостным»? – продолжила Беатрис. В действительности это слово подходило ему идеально. Никогда прежде не встречала она мужчину, столь упорно добивающегося своей цели. Но по крайней мере, он открыто заявлял о своих намерениях, а не подло и тайно, как поступал этот презренный Юстас.

– Что ж, Ритчи известен тем, что не позволяет никому и ничему встать у него на пути, если он что-то задумал… – Арабелла наградила ее многозначительным взглядом.

– Он и в самом деле кажется очень решительным мужчиной, о чем бы ни шла речь, – заметила мисс Раффингтон, которая сидела несколько в стороне от них. – На вашем месте было бы очень мудро сразу прояснить ситуацию… и не позволять ему вольностей, даровать которые вы не склонны.

Удивленная такими словами, Беатрис внимательнее присмотрелась к этой даме. В голосе ее звучала нотка горечи, будто бы у нее имелся негативный опыт общения с джентльменом, привыкшим позволять себе эти вольности. И закончилось все не так хорошо, как шло пока у Беатрис с Ритчи. Адела Раффингтон также была в группе новичком. Она была очень приятной девушкой, хотя и с некоторыми странностями, немного старше самой Беатрис и довольно хорошенькой. Во внешности ее имелись некоторые необычные черты. Нос ее, должно быть, некогда был сломан, отчего переносица получила горбинку, но осанка выглядела очень гордой и прямой, глаза – выразительными, а каштановые волосы вились столь сильно, что грозили в любую минуту вырваться из плена сдерживающих их шпилек. То, что девушка носила траурные одежды, как еще недавно делала и сама Беатрис, добавляло ее облику драматичности.

Что еще больше выделяло Аделу Раффингтон среди прочих дам, так это тот факт, что она не шила, а делала в своем альбоме зарисовки других членов кружка. Когда Беатрис довелось увидеть эти рисунки, она поразилась легкости и артистичности исполнения.

– Вы правы, Адела. Прошу вас, не беспокойтесь, я буду осторожна. – С этими словами Беатрис вновь повернулась к Арабелле Сауверн, наградив ее многозначительным взглядом. – Буду вам очень признательна, если вы просветите меня относительно, как вы изволили выразиться, безжалостности мистера Ритчи. Думаю, мне будет очень полезно больше узнать о том, каков же этот человек на самом деле.

– Большая часть того, что я слышала, касается скучнейших вопросов бизнеса, поэтому подробности мне неизвестны. – Арабелла сжала губы, явно не желая вдаваться в малознакомые ей тонкости промышленности и коммерции. – Но за ним закрепилась репутация человека, умеющего мастерски обойти конкурента, будь то в деловых вопросах или амурных. У него потрясающая интуиция. Когда Элоизиус Поттер, газетный магнат, охотился за известной типографией «Лазар» и уже готов был подписывать бумаги, он обнаружил, что Ритчи опередил его на два часа и перекупил дело у него из-под носа, заплатив всего-то пятьдесят гиней сверх оговоренной суммы, но при этом щедро используя свои предпринимательские качества.

– А разве он недавно не побил на аукционе «Кристис» сэра Бентинка Живеса, приобретя полотно Бронзино? – вступила в беседу Люси Доусон, моргая за стеклами очков. – Старик умирал от желания приобрести эту картину, но Ритчи повышал и повышал ставку до тех пор, пока тот не сдался.

– Именно… чрезвычайно целеустремленный тип… – согласилась Адела Раффингтон, поднимая голову от своего альбома. Рука ее на мгновение замерла в воздухе. – Но в этом конкретном случае я не могу не похвалить мистера Ритчи. Живес – старый негодяй. Он бы спрятал Бронзино, это величайшее произведение искусства, от посторонних глаз, чтобы созерцать в одиночестве. А Ритчи, напротив, тут же подарил эту картину Национальной галерее, просто чтобы позлить старикана.

Итак, в Ритчи одновременно уживаются черты и негодяя, и филантропа?

– Ах, ну о чем вы говорите? «Типографии и живописные полотна», – передразнила Пруденс. – Если верить колонкам светских сплетен, Ритчи ведет себя особенно раскованно, именно когда преследует очередную пассию. – Она подалась вперед, знающе сверкая глазами.

– Вы делитесь личным опытом? – поинтересовалась Беатрис, награждая ее странным взглядом. Теперь, когда они, похоже, добрались до самой сути вопроса, в душе ее зашевелился демон ревности. Ей не следовало беспокоиться о прочих женщинах в жизни Ритчи, особенно принимая во внимание временный характер ее собственной с ним связи. Но сделать этого она решительно не могла.

– Ах, прошу прощения, – извинилась хозяйка дома, не выказывая при этом никаких признаков раскаяния. – Но разве однажды Ритчи не увел миссис Чевингтон прямо из-под носа у Очень Августейшей Особы, мужчины, также положившего на нее глаз и давшего понять более или менее «тайно», что она станет его следующей фавориткой?

С широко раскрытыми от любопытства глазами дамы повернулись к Пруденс. И Беатрис тоже, гадая, в самом ли деле речь идет о, возможно, самом главном на свете любителе женщин?

– Вы же не имеете в виду…

Пруденс торжественно кивнула:

– Именно его.

– Но… Боже, удивительно, что за такой поступок Ритчи не изгнали с позором из высшего общества. Августейшая Особа… э-э-э… разгневалась? – И снова Беатрис почувствовала, как внутри у нее шевелится дьявол. Чтобы пойти на такой риск, Ритчи должен был воспылать нешуточной страстью к миссис Чевингтон.

– О нет, – вмешалась Арабелла, с готовностью подхватывая нить разговора. – Я и сама была на том приеме и кое-что видела. Человек, о котором идет речь, – его королевское высочество, как все уже поняли, – лишь от души посмеялся и похлопал Ритчи по спине, предположительно добавив: «Чисто сработано, приятель! Что ж, забирай ее, она твоя!»

– Великий боже!

– Боже всемогущий!

Комната заполнилась аханьем, вздохами и другими звуками, служащими у женщин выражением восторга.

Всем было интересно, каково это – быть желанной мужчиной, не побоявшимся навлечь на себя гнев особы королевских кровей ради достижения желаемого?

«Испытываю ли я по этому поводу волнение? – задалась вопросом Беатрис. – Или все же страх?»

Похоже, ею овладели оба этих чувства сразу. И возбуждение, и опасения. Как бы то ни было, ничто из сказанного о Ритчи не соответствовало его истинной натуре – все разговоры были рассчитаны исключительно на то, чтобы произвести сенсацию, и основаны лишь на его светской репутации. Беатрис хотелось расспросить подруг о том, что им известно о его прошлом, узнать какие-то более важные подробности, но что-то сдерживало ее. Она так и не произнесла ни слова, погрузившись в размышления, в то время как прочие дамы продолжали весело щебетать. Когда они наконец-то поняли, что обсуждать отношения Беатрис и Ритчи дальше не имеет смыла, сменили тему, за что Беатрис была им очень благодарна. Теперь разговор повели о Мэри Бригсток и ее последних приключениях – как реальных, так и вымышленных. Дама эта в зрелые годы замужества наслаждалась вспыхнувшей вновь страстью к ней супруга.

Да, Эдмунд Эллсворт Ритчи – совершенно выдающийся мужчина, признавала Беатрис, воображая его сияющие решимостью синие глаза. Он не побоялся даже похитить женщину у самого принца Уэльского, а потом предположительно отказаться от нее, увидев, что привлекательность приза поблекла.

«То же произойдет и со мной, когда отведенный Ритчи месяц подойдет к концу, – подумала она. – Лучше мне заранее к этому подготовиться и рассматривать наши отношения лишь как восхитительное приключение, и ничего больше».

Беатрис понимала, что не является ни роскошным произведением искусства, ни типографией, ни каким-нибудь иным ценным активом, поэтому у Ритчи не возникнет желания пользоваться ею дольше оговоренного и оплаченного срока.