– Возьми. Здесь немного денег в счет будущих услуг. Полагаю, твои, скажем так, не очень терпеливые кредиторы с каждым днем будут становиться все более настойчивыми и все менее склонными слушать маловразумительные обещания о выплате долга.

Рука Беатрис, казалось, стала ватной и никак не могла удержать пачку денег. Ритчи обхватил ее пальцы своей сильной рукой и направил ее ладонь прямиком к ней в карман, чтобы она могла положить в него деньги.

– Благодарю вас, это очень щедрый жест с вашей стороны.

Рука Ритчи ловко и уверенно заскользила по изгибу ее бедра, приковывая Беатрис к месту.

– Такова реальность нашего соглашения, Беа. – Пальцы продолжили свое движение, направляясь к запахнутым полам ее мягкого пеньюара. Под ним она была одета только в ночную сорочку, и скоро Ритчи станет об этом известно. – Я даю тебе свои деньги, а ты мне в ответ себя, свободно и раскованно. – Она чувствовала на себе его испытующее прикосновение, призванное выяснить, что же скрывается за синим шелком пеньюара. – Возможно, пришло время и мне кое-что получить, а?

Сердце Беатрис неистово заколотилось. Тело ее было куплено, деньги получены. Теперь она не имеет права увиливать. Дыхание ее стало прерывистым, хотя она и пыталась совладать с собой. Она испытывала головокружение и восторг от ощущения того, что тело ее будто превратилось в клавишный инструмент, на котором пальцы Ритчи наигрывают мелодию.

Она должна дать ему то, что он хочет. Она и сама этого хочет не меньше. Какое счастье, что она больше не является уважаемой леди, потому что статус куртизанки предоставлял ей полную свободу, давал возможность погрузиться в мир чувственных наслаждений, ворота которого уже распахнулись перед ней, заманивая восхитительными удовольствиями.

Тем не менее, когда крупная теплая рука Ритчи сжала ей ягодицу, Беатрис резко дернула головой.

Дверь в утреннюю гостиную оставалась незапертой, и любой мог войти. Полли или Энид… Боже всемогущий, а что, если Чарли впервые в жизни проснется так рано, нагрянет сюда и, увидев происходящее, вообразит, что его сестру насилуют?

– Пожалуйста, нет… не здесь! Не сейчас!

Ритчи рассмеялся гортанным смехом, в котором одновременно звучали благосклонность, и издевка, и провокация.

– Опасаешься разоблачения, Беа?

– Разумеется, да!

Но почему в таком случае она сама прижимается к его руке и трется о его пальцы ягодицами, точно сладострастная кошка?

– А вот прошлой ночью, забавляясь со мной в кабинете Арабеллы Сауверн, ты ничего не боялась. – Характер его прикосновения изменился, теперь пальцы его изгибались дугой, дьявольски прижимаясь самым неподобающим образом к ее ягодицам через ткань пеньюара и ночной сорочки. Когда он стал поглаживать ее пониже спины, Беатрис громко вскрикнула.

– Это совсем другое дело. Мы находимся у меня дома, и я могу понадобиться кому-нибудь… слугам, например… Ради всего святого, Ритчи, мой брат может войти в любую секунду. – Последнее конечно же было очень маловероятно, но Беатрис не стала бы полагаться на свою неверную удачу. – Вы же должны понимать, что негоже ему застать вас здесь, позволяющим себе со мной подобные вольности. Даже если я делаю это ради того, чтобы спасти его от кредиторов!

– Только ради этого? – прошептал Ритчи ей на ухо.

В его голосе угадывалось удивление, но также и некая резкость. Чего он хотел от нее услышать? Получение чека на крупную сумму денег вовсе не означает, что она немедленно влюбится в него без памяти.

«Могла бы ты полюбить подобного человека ради него самого?» – поинтересовался внутренний голос.

Как такой вопрос вообще мог прийти ей в голову? Ни одна женщина в здравом уме не могла бы увлечься Ритчи. Он был создан исключительно для безумных любовных похождений, скандальных историй и – да, верно – вожделения. Его внешность и мужская притягательность делала это неотвратимым.

Но способен ли он на нежные чувства? Нет. Этот мужчина является, по сути, высокоразвитым животным, а не сентиментальным созданием.

Но мнение это укоренилось в голове, как вонзившаяся в палец заноза, сколь бы сильно ни старалась Беатрис отогнать его. Ритчи был не создан для традиционного семейного союза, для уютного домашнего очага и хранения верности супруге, для совместного воспитания детей. И чем скорее она примет это как данность, тем лучше для всех.

– Вы сущий дьявол! И вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, – воскликнула Беатрис, почувствовав, что Ритчи проявляет повышенное внимание к канавке между ее ягодицами. – Ритчи, прошу вас, остановитесь!

Пальцы его замерли, но он не спешил убирать их.

– Что такое? Тебе не нравится? – поддразнил он. – Ну же, отвечай откровенно. Ты обязана говорить мне только правду.

Беатрис задыхалась, грудь ее, не стянутая корсетом, вздымалась и опускалась, прижимаясь к ее дерзкому мучителю.

– Конечно же мне нравится! – вскричала она. – Но еще большее удовольствие я получила бы, если бы вы были любезны хотя бы запереть дверь.

Красивые брови Ритчи взлетели вверх, и он, казалось, погрузился в размышления.

– Ты права, дорогая, разумеется, – сказал наконец он, в последний раз сжимая ее ягодицу. – Я предпочел бы видеть тебя расслабленной, ведь в таком случае мы оба получим гораздо большее удовольствие.

Будто не желая ни на секунду расставаться с ней, он за руку подвел ее к двери и повернул ключ в замочной скважине.

– Ну вот, так гораздо лучше. А теперь присядь-ка ко мне на колени, моя сладкая, нам обоим нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу.

Они заняли больший из двух стульев с подлокотниками, так как он был широким и удобным. Ритчи сел на него с таким видом, будто именно он является здесь хозяином. Беатрис решила, что так оно, по сути, и есть, потому что его деньгами будет оплачена и арендная плата за дом. Соединив свои крепкие бедра, Ритчи кивком указал себе на колени и, поддразнивая, потянул Беатрис за руку.

Она сглотнула комок в горле. У Ритчи между ног явственно проступал внушительных размеров бугор. Благородная леди не стала бы заострять на этом внимание, Беатрис же смотрела как зачарованная, не в силах отвести глаз. Когда же она наконец устроилась на коленях у Ритчи, то почувствовала жар, несмотря на то что его мужское достоинство было скрыто несколькими слоями ткани.

«Возможно, он не носит никакого нижнего белья?» – промелькнула в голове у Беатрис мысль.

Сердце ее от этой поразительной мысли забилось еще быстрее. Эдмунд Эллсворт Ритчи принадлежал к тому типу людей, который вполне мог пренебречь социальными условностями вроде ношения нижнего белья просто из духа противоречия. Беатрис поерзала у него на коленях, пытаясь понять, есть у него все же что-то под брюками или нет. С губ его при этом сорвался хриплый гортанный стон.

– Вот, значит, как – решила подвергнуть меня пытке своей милой попкой, шалунья. С ума меня свести хочешь? – Он откинулся на спинку стула и переместил Беатрис так, чтобы она сидела у него на одном бедре; одной рукой при этом он обнимал ее за талию, а вторую положил ей на ногу. Пальцы его были такими же теплыми, как и утолщение у него в штанах.

– Я просто пыталась устроиться поудобнее, – резко ответила она, ощущая под ляжкой, как зверь у него между ног зашевелился.

– Чего не могу сказать о себе, дорогая. Вот уж нет.

Беатрис снова принялась ерзать, вознамерившись помучить Ритчи. Она ощутила пьянящий восторг при мысли о том, что обладает над ним властью.

– А мне казалось, что джентльмену нравится, когда женщина трется о него подобным образом.

– Джентльмену это и в самом деле нравится, – промурлыкал он, зарываясь лицом ей в волосы, – но только не тогда, моя сладкая, когда за этим не последует желанная разрядка.

Беатрис нахмурилась. О чем это он толкует? Он может взять ее прямо сейчас, если хочет. Теперь, когда деньги лежали у нее в кармане, Ритчи больше не обязан был ждать, вне зависимости от того, какие удобства сулило им более традиционное ложе – постель. Он мог в любое время сорвать цветок своего нового приобретения.

– Но… э-э-э… вы же можете получить эту разрядку, разве нет? – Кровь прилила ей к лицу, а также к другой части тела, находящейся в самом тесном соседстве с Ритчи. Разумеется, сама она тоже его хочет и не может дольше ждать. Теперь уже поздно было беспокоиться о том, чтобы сберечь девственность до замужества.

«Я падшая женщина, Ритчи, – мысленно обратилась к нему Беатрис. – Так давайте скорее покончим с этим. Мало радости считаться замаранной розой, если сама я при этом не получаю удовольствия от собственного падения!»

– Не сегодня, Беа. Не сегодня.

Беатрис недоверчиво заморгала и воззрилась на него. И что, ради всего святого, на этот раз задумал этот невозможный человек?

Она слегка отстранилась от него, чтобы всмотреться в выражение его лица в поисках ответа на свой вопрос. Но Ритчи бросил на нее один-единственный твердый взгляд и отвернулся, показывая, что решение его окончательно. «Ни о чем меня не спрашивай», – безмолвно говорил его напряженный холодный профиль, запрещающий ей проявлять настойчивость.

«Вы странный человек, Ритчи, – подумала Беатрис, – очень странный. Вы заплатили за меня поистине королевскую цену, а теперь не торопитесь насладиться приобретением».

Размышляя таким образом, она почувствовала в Ритчи еще одну перемену. Тело его расслабилось, напряжение ушло. Когда он снова повернулся к ней, на губах его играла улыбка, а в темных глазах плясали веселые чертики.

– Прежде всего, я заинтересован в том, чтобы ты, моя сладкая, получила разрядку, так почему бы тебе не просветить меня? – Его теплая рука взяла ее за подбородок, развернув лицом к себе и не позволяя отвести взгляд. – Я знаю, что ты ублажаешь себя. Не отрицай. Расскажи мне все.

Беатрис чувствовала, что лицо ее пульсирует, точно маяк. Каким бы странным это ни казалось, она испытывала большее смущение при мысли о том, что придется поведать Ритчи о своих эротических утехах, нежели при мысли, чтобы претворить их в жизнь. Как же ей сообщить ему о том, что она делает ночью? Но ведь и утаить это совершенно невозможно, не так ли? Не стоит забывать о деньгах… деньгах…

Она неохотно посмотрела ему в глаза и тут же подпала под чары их необычной синевы. Глаза его были насыщенного, прямо-таки чернильного цвета, но при этом очень живыми, с таящимся в глубине пламенем. От стоящей перед ней дилеммы во рту у нее пересохло, и она была вынуждена облизать губы, прежде чем продолжать. При виде этого Ритчи вздохнул. Его длинные ресницы – столь же черные, сколь светлыми являлись его волосы – затрепетали, а половой орган снова увеличился в размерах, будто она ласкала его.

– Да… да, я действительно ласкаю себя. Я знаю, что благовоспитанная молодая леди не должна поступать подобным образом, но я, очевидно, очень порочна. Порочна, да еще и чрезмерно чувственна. Именно поэтому я и оказалась в столь затруднительном положении.

Подавшись вперед, Ритчи чмокнул ее в кончик носа, почти с симпатией.

– Попрошу тебя запомнить, что это не затруднительное положение, а взаимовыгодное соглашение, сулящее большие преимущества для обеих сторон. Ну же, Беа, расскажи мне все. Я сгораю от нетерпения это услышать. – Рука его скользила вверх и вниз по ее бедру, сминая шелк, а потом поднялась выше и сжала грудь через ткань пеньюара. – Что же ты делаешь? Что побуждает тебя к этому?

Хороший вопрос.

– Я… я вообще-то не знаю. Должна признаться, что иногда, читая сентиментальный роман, я задаюсь вопросом: а что же бывает после всех этих поцелуев и свадьбы? А еще этот вопрос может возникнуть у меня в голове, когда я читаю о каком-нибудь нашумевшем скандале в газете. Чем же таким занимались эти люди, чтобы о них написали такую сенсационную заметку? Должно быть, это что-то удивительно чувственное и вызывающее привыкание, раз они не боятся даже позора и возможного разоблачения.

Это признание было чревато дальнейшими расспросами, которых Беатрис страшилась. Захочет ли Ритчи знать, зачем она согласилась позировать для тех эротических фотографий? То был вполне закономерный вопрос… но Беатрис испытывала гораздо меньше стыда от того, чем она занималась с Ритчи, нежели от признания, что ее обманул и использовал в своих целях человек, который к тому же оказался ужасным подлецом и лгуном.

Но Ритчи не стал об этом спрашивать. Он будто чувствовал ее затруднение, поэтому продолжал преследовать собственную цель.

– Значит, ты любишь, лежа в постели, размышлять о книгах и газетных статьях? – Он хрипло рассмеялся и, нежно, но крепко сжав грудь Беатрис, принялся ласкать сосок круговым движением пальца, заставляя ее задыхаться. – Как это необычно… Что-нибудь еще?

Беатрис было очень трудно сохранять трезвость рассудка, ощущая на груди дразнящее и непрекращающееся прикосновение его пальца. Ритчи едва шевелился, но все же оказывал на нее колоссальное воздействие. Беатрис еще больше, чем прежде, хотелось двигаться, тереться мягким местом о его бедра и член, как можно теснее прижимаясь к нему.

– Да… а еще есть… еще есть другие журналы определенного рода, они принадлежат Чарли… – Она уткнулась пунцово-красным лицом Ритчи в шею, но это ничуть ей не помогло. От запаха его пряного мужского лосьона после бритья она ощутила еще больший жар и возбуждение. – Временами мой брат бывает забывчивым и не убирает то, что следовало бы прятать… Я видела… э-э-э… журналы для джентльменов и еще альбомы… эротические картинки… – Она замолчала, вдруг ощутив непреодолимое желание разорвать на Ритчи рубашку и попробовать на вкус его кожу, такое ею овладело неистовство. – И они были гораздо грубее и развратнее тех, для которых позировала я сама, уж поверьте мне.

Итак, она все же затронула эту тему, невзирая на то что Ритчи обходил ее молчанием.

– Ах вот, значит, как, Беа. Ты являешься знатоком порнографии. – Ритчи крепче обнял ее, точно стараясь защитить. – Ну, не вижу в этом ничего дурного, я и сам такой же. Именно так я и узнал о тебе и решил, что просто обязан овладеть тобой.

«Это признание должно бы было ошеломить меня, – подумала она. – Почему же этого не происходит?»

В действительности Беатрис испытывала огромное облегчение, граничащее с признательностью. Она никогда не познакомилась бы с этим мужчиной, если бы не Юстас с его искусными и такими убедительными комплиментами, сладкими речами об истинном искусстве и коктейлями с шампанским и опием. Внезапно она почувствовала благодарность такому странному повороту судьбы и даже своему заклятому врагу.

– Что ж, все это, конечно, прекрасно, но мне сильно не поздоровилось, когда Чарли приобрел одну из этих карточек для своей коллекции. Уж не знаю, что его больше ужасало – осознание ли того, что его собственная сестра является обнаженной моделью, или того, что ему придется говорить об этом со мной и признаться, что он питает слабость к подобного рода картинкам.

– Для тебя все это, должно быть, было очень тяжело, Беа, – мягко произнес Ритчи. Теперь голос его звучал сочувственно, а не дразняще.

– Ну, не скажу, что то было самое приятное в моей жизни признание, но с подобными вещами нужно просто смириться.

Беатрис и Ритчи внезапно как будто окаменели в капле янтаря и забыли о своей чувственной игре в кошки-мышки.

– А что твой брат думает по поводу моего недостойного тебе предложения? Ты рассказала ему об этом? Возможно, я смогу как-нибудь по-другому объяснить, почему дал тебе столько денег, если ты, конечно, позволишь.

Беатрис взирала на него округлившимися от удивления глазами. Эдмунд Эллсворт Ритчи оказался самым странным человеком, и с каждой секундой она все прочнее утверждалась в этой мысли. Он представал то не знающим жалости развратником, стремящимся во что бы то ни стало шокировать ее и разрушить нормы общественного поведения, то тактичным и чувствительным человеком, стремящимся порадовать ее, точно настоящий джентльмен, всерьез ухаживающий за дамой.

– Я пока еще ничего ему не рассказала, но сделаю это сегодня. Сомневаюсь, что он придет в восторг, но он не настолько горд и глуп, чтобы не разглядеть в вашем предложении логического решения наших проблем. Бедняжка, однако, страшится, что полностью провалился в роли хозяина дома.

– Вообще-то так и есть, он провалился. Он проморгал тебя, моя дорогая, – сказал Ритчи. Тон его был торжественный, но глаза искрились озорством. – К счастью, у него есть сестра, которая гораздо умнее его самого и не боится использовать свои бесподобные качества. – Придя в изумление от собственного анализа, Ритчи подался вперед, чтобы поцеловать Беатрис, и сделал это до того, как она успела перевести дух и задуматься над двойственностью заявления об «использовании ценных качеств».

Не прошло и нескольких секунд, как от наслаждения Беатрис почти лишилась чувств. И это всего лишь от поцелуя. Ну как могли прикосновение губ к губам и пытливые движения языка этого мужчины привести к такому потрясающему эффекту? Ритчи делал все то же самое, что прежде Юстас, а до него дорогой Томми, но тем не менее ему, точно ангелу или самому Господу Богу, удалось обогатить Беатрис совершенно новым опытом.

Пока язык Ритчи танцевал у нее во рту, рука его не менее искусно сжимала ей то одну грудь, то другую легкими дразнящими движениями, будто приветствуя соски и желая им доброго утра. Когда с ритуалом знакомства было покончено, Ритчи целиком сосредоточил внимание на застежках пеньюара Беатрис и, быстро расстегнув их, уверенно скользнул пальцами к ряду перламутровых пуговиц на ее ночной сорочке.

Не глядя расстегнув и их тоже, он распахнул ее сорочку до самой талии. Почувствовав дуновение холодного воздуха на своей обнаженной коже, Беатрис застонала и вцепилась в жилет Ритчи, извиваясь всем телом от его манипуляций.

– О да… о да, – нашептывал он, безжалостным жестом все шире распахивая на девушке сорочку. – Ай-ай-ай, дорогая, у тебя соски затвердели. Так это неподобающе! – Его теплая ладонь нежно накрыла ей грудь. – Хотя, должен сказать, мне не на что жаловаться.

Несмотря на то что до этого Ритчи ласкал ее всего один раз, прикосновения его были такими знакомыми, будто он проделывал это тысячи раз, но бесконечно волнующими, как и в первый раз вчера ночью. Контакт обнаженной кожи с его ладонью оказал на Беатрис точно такое же воздействие, как и поцелуй, – она едва не лишилась чувств.

Она трепетала, будто пущенная галопом кобыла. Ритчи полностью распахнул на ней ночную сорочку и принялся ласкать ее тело, простирая над ним свою власть на правах хозяина, ведь он заплатил за него немалые деньги. Будь на месте Беатрис девушка лучше знакомая с правилами приличия, она сжала бы зубы, не в силах терпеть подобное обращение. Беатрис же, напротив, наслаждалась каждой секундой. Возбужденно ерзая у Ритчи на коленях, она подалась вперед, впечатывая груди в изгиб его ладони.

– Ах, моя сладкая, сладкая Беа, – промурлыкал он, выдыхая слова прямо ей в рот, – ты такая податливая, сгорающая от желания. Я восхищаюсь женщиной, которая откровенна в своих желаниях. – Язык его пронзил ей рот, и этот жест можно было истолковать безошибочно – то была имитация проникновения мужской плоти в лоно женщины. Беатрис этого еще не познала, но в ней заговорили инстинкты, передающиеся из поколения в поколение. От прикосновения сильного языка Ритчи она ощутила пульсацию между ног. – Никогда не скрывай от меня то, что чувствуешь, дорогая. Мне не нужно притворство. Я заплатил за то, чтобы всегда слышать правду.

Еще одно напоминание о деньгах. Но это не оттолкнуло Беатрис.

«Какая же я все-таки прогрессивная, – подумала она, внутренне улыбаясь. Толкнув его язык собственным языком, она услышала одобрительный стон Ритчи. – Еще совсем недавно я отчаянно пыталась обмануть себя, убедить, что согласилась на добропорядочные отношения с пылким, но уважаемым кавалером. Теперь же… что ж… правда оказалась еще более восхитительной».

Язык Ритчи был безжалостен, он вступил в схватку с языком Беатрис, толкая его и порабощая ее рот, точно исследователь, оказавшийся в неизведанной земле и спешащий объявить территорию собственностью Империи. Целуя Беатрис, он не переставал одной рукой уверенно ласкать ее груди, сжимая и поглаживая, порабощая и отпуская, снова и снова. Вторая рука крепко обнимала девушку за талию.

Несколько мгновений спустя она поняла, почему он удерживал ее. Кончиками большого и указательного пальцев он легонько ущипнул сосок, заставляя ее негромко вскрикнуть от удовольствия.

Ах, это было пикантно. И немного болезненно. Однако Беатрис почувствовала пульсацию у себя между ног, а также затопляющую лоно волну жаркой влаги. Когда Ритчи снова ущипнул ее, плоть ее взыграла от этих восхитительных ощущений, и Беатрис так сильно дернула его за жилет, что, готова была поклясться, слышала звук разрываемого шва.

– Тебе это нравится, не так ли? – Губы его заскользили по ее лицу и замер на шее, уткнувшись в ямочку за ухом. Он принялся лизать чувствительную кожу, продолжая снова терзать сосок Беатрис.

Беатрис чувствовала, что в любое мгновение может воспламениться, взорваться от переполняющей ее дикой энергии, восторга и удивления. Сидеть неподвижно она была просто не в состоянии. Ноги ее двигались сами по себе, бедра смыкались и размыкались в попытке совладать с восхитительной сильной пульсацией внутри ее лона.

Испытывая желание самой начать ласкать себя между ног, Беатрис молилась лишь о том, чтобы Ритчи не стал снова сжимать ее сосок, потому что не была уверена, что ей удастся вынести еще хоть немного этой сладкой пытки. Она беззвучно молила его остановиться… и одновременно продолжать еще и еще, потому что, если он этого не сделает, она в ту же минуту упадет замертво – в этом у нее не было ни малейших сомнений.

– Тебе это нравится? – твердым, настойчивым голосом поинтересовался Ритчи. Возможно, он лишь притворялся жестоким, но Беатрис не была в этом до конца уверена. Как бы то ни было, его действия возбуждали ее все больше и больше. Горящими точно в огне пальцами она вцепилась в подол своей ночной сорочки, испытывая необоримое желание ласкать свое лоно или член Ритчи. – Отвечай мне.

– Да, да, мне нравится! – Она сглотнула, чувствуя, что задыхается в сладком водовороте, стремясь ухватить глоток свежего воздуха, увидеть лучик света снизошедшего на нее откровения. То пробуждалась ее чувственность. – Не знаю почему, но мне очень это нравится.

– И что тебе хочется сделать?

Извиваться. Касаться себя. Прижаться к Ритчи. Сделать все это и еще многое, очень многое.

Но в горле у нее пересохло, слова не шли с языка, и она могла лишь беспокойно ерзать у него на коленях, дергая одежду на себе и на нем, в то время как стимулирующее пощипывание ее сосков все продолжалось.

– Скажи мне, Беатрис. Я добьюсь от тебя ответа.

Он ущипнул ее сильнее, почти с дьявольским усердием.

– Ах! О боже!

Находись она в спокойном состоянии, непременно бы признала, что в действительности боль была совсем незначительной, но потрясение, которое она при этом испытывала, заставляло ее лоно волноваться, точно водную гладь от дуновения летнего ветерка. Достигла ли она оргазма? Она не могла бы сказать наверняка, потому что ласкающий массаж Ритчи оказывал на нее странное воздействие.

– Я… я хочу касаться себя, – выдохнула она. – Не просто касаться, а с силой тереть себя между ног… как я делаю, лежа в одиночестве в своей постели.

– Хорошо, Беа, очень хорошо. – Ритчи безжалостно продолжал свою сладкую пытку. Беатрис стала выгибаться быстрее, напрягая мышцы, задействовать которые она прежде боялась. – Это же оказывает на тебя более сильное воздействие, чем когда ты смотришь на те фотографии и картинки в журналах?

– Разумеется, да, глупый! – вскричала она, доведенная до безумия желанием испытать еще больше, больше, больше.

Ритчи громко рассмеялся и принялся покрывать поцелуями ее шею, хриплым прерывистым голосом шепча ее имя.

– Ты настоящее сокровище, Беатрис Уэверли, чистый восторг. Я понял это сразу, как только увидел твой снимок.

– А стоило мне увидеть тебя в бальном зале вчера вечером, как я тут же поняла, что ты окажешься опасным беспринципным сластолюбцем.

– Точно подмечено, Беа. Очень точно. – Ритчи прикусил кожу на ее шее, затем мочку уха, посасывая ее и ни на секунду не переставая терзать сосок.

Беатрис почти раскачивалась у него на коленях, лоно ее пришло в волнение и испытывало терзающую боль. Она жаждала освобождения, просто обязана была его получить!

– Если ты хочешь кончить, моя милая, то нужно и самой немного постараться.

Внезапно – шокирующе – Ритчи оставил в покое грудь Беатрис и откинулся на спинку стула, увлекая за собой и девушку, так как все еще обнимал ее за талию. Беатрис чувствовала, как пылает ее лицо. Ей очень хотелось опустить голову и посмотреть на себя, но она не осмеливалась. Соски ее по ощущениям напоминали маленькие камешки, болезненно затвердевшие и наверняка вишнево-красные после терзаний Ритчи.

– Все в твоих руках, Беа, – прошептал он. Язык его снова пришел в движение и стал щекотать ее ухо, дразня мочку и проникая внутрь, точно имитируя половой акт. – Если хочешь достичь оргазма, то раздвинь ноги пошире и начинай ласкать свой клитор.

Оргазм? Клитор? Какими же возбуждающими показались ей эти слова, произнесенные вслух.

Беатрис застонала против своей воли. Об оргазмах и клиторах она лишь читала, но теперь, слушая, как эти слова нашептывает ей вкрадчивый хриплый голос Ритчи, она представляла, что и в самом деле занимается любовью.

Она очень хотела вознестись на вершину блаженства. Об этом молило ее тело. Все же Беатрис колебалась. Это действо находилось под запретом, оно было сугубо личным и еще более интимным, чем касания Ритчи ее тела. Она представила, как он наблюдает за работой ее пальцев, блестящими глазами с жадностью впитывая каждое мельчайшее движение и промедление. Зажмурившись, она отвернулась от него. Сердце ее при этом оглушительно колотилось в груди.

– Я… я не уверена, что смогу… пожалуйста, не заставляй меня.

– Но ты принадлежишь мне, Беатрис. Ты должна делать то, что я скажу.

И снова в его голосе послышалось твердое, но волнительное превосходство. Беатрис задрожала всем телом, желая повиноваться. Она хотела этого очень сильно, но все еще не решалась пробиться через невидимый барьер и начать ублажать себя на глазах у Ритчи.

– Я не ожидала, что мы начнем прямо сегодня утром, Ритчи.

Повисла долгая пауза. Станет ли он настаивать на своим? Беатрис почти жаждала этого.

– Ты не трусиха и не притворная скромница, Беа. Нам обоим это известно, не так ли? – Он снова поцеловал ее в шею, очень нежно. – Ты молодая женщина, в чьих венах течет горячая кровь. Мне кажется, что ты можешь делать что заблагорассудится и когда заблагорассудится. Если это, конечно, доставляет тебе удовольствие. – Он нежно потерся губами о ее кожу чуть пониже уха, точно птичка колибри, пролетая, задела ее крылом. – А то, что доставляет удовольствие тебе, доставляет удовольствие и мне тоже. Всегда помни об этом.

– Это действительно так? – содрогаясь, спросила Беатрис. Поцелуй Ритчи был очень нежным, но и бесконечно волнующим. Он по-своему возбуждал ее, как и стимулирование сосков.

– Да, это так, – подтвердил Ритчи, продолжая целовать ее, будто бы это помогало ему думать.

– Значит, до меня ты ублажал сотни женщин ради того лишь, чтобы получить ответное наслаждение?

Ритчи рассмеялся, обдавая шею Беатрис волной своего жаркого дыхания.

– Ну, не так их было и много… уж поверь мне. Совершенно точно, что меньше того количества, чем приписывают мне сплетники.

Беатрис изогнулась, поворачиваясь к нему так, чтобы смотреть в лицо. В голосе его звучала странная, почти печальная интонация. Он пожал плечами, будто избавляясь от демонов прошлого, и улыбнулся ей алчной, как у пирата, улыбкой.

– Ну же, Беа, пощади меня. – Протянув руку, он откинул у нее со лба длинную прядь рыжих волос. – Просто покажи мне, как ты ублажаешь себя, ну хоть немножко. Тебе вовсе не обязательно достигать оргазма. Тут я тебе помогу, если сама стесняешься. Продемонстрируй мне хоть отрывок пьесы.

Ритчи подергал ее за подол сорочки, чтобы побудить к действию.

Прикусив губу, Беатрис посмотрела вниз, на изгибы грудей. Тот сосок, который ласкал Ритчи, в самом деле выделялся, будто спелая вишня, в то время как другой был розоватым, как нежный цветок.

Ей ведь не составит труда немного поласкать себя, не так ли? Одному Богу известно, как сильно лоно ее жаждало прикосновений. Какая в самом деле разница, будет ли то рука Ритчи или ее собственная?

В действительности разница весьма ощутима, но Беатрис решила пока не вдаваться в подробности. Отпустив ладонь Ритчи, она схватилась за край своей хлопковой сорочки и стала поднимать его вверх.