Глава 1

1

Королевское знамя Франции развевалось над башнями Лувра. Это было удивительное зрелище, ведь король не любил Париж и навещал его не часто. Как и следовало ожидать, жители города сделали из его приезда праздник. На улицах при дуновении ветерка трепетали полотнища вымпелов и флагов. Выступали кукольники, показывавшие мистерии. На каждом углу стояли торговые лотки. Народ с удовольствием развлекался, а торговцы старались получить как можно больше за товары для королевского двора. Но тот, кто был поумнее, лишь потихоньку посмеивался над всем этим… Горожане прекрасно понимали, что благородные рыцари и дворяне, проезжавшие или шагавшие по парижским улицам, гордо задрав нос, и не замечавшие никого вокруг, были именно теми воинами, что проиграли англичанам все великие сражения Столетней войны, и, если их вовремя не остановить, они проиграют и все остальные битвы. Иногда сквозь стук конских копыт и звуки серебряных фанфар до ушей этих господ долетали свист и оскорбительные, порой грубые реплики, в которых так поднаторели простые парижане.

Жак Кер увидел знамена из окна комнаты с побеленными стенами. Когда он бывал в Париже, предпочитал работать здесь. Кер приступил к делам в пять утра. Казалось, поток посетителей никогда не закончится. Он быстро и четко вел переговоры и отпускал посетителей небрежным движением руки, когда был уверен, что обсуждать больше нечего. Он прочитал горы писем и документов, просмотрел множество списков и отдал столько распоряжений, что у его подчиненных не было минуты отдыха.

Жак Кер подошел к окну и посмотрел на роскошные башни Лувра.

— Карл, Которому Хорошо Служат, — тихо шепнул Кер. — Мне кажется, что тебе подходит это прозвище, мой милый и нерешительный господин! Мне хотелось бы знать, как вас назовут, когда станут писать историю этого времени?.. Мне также очень интересно, что напишут о Жаке Кере?

Если взглянуть на Кера сзади, он выглядел именно таким, каким был на самом деле, — процветающим человеком средних лет. Если смотреть ему прямо в лицо — многое менялось. Прежде всего люди обращали внимание на его глаза, а все остальное в этом человеке казалось довольно обычным. Глаза у него были поразительные: большие, серые и очень живые. Они улыбались, смеялись, зажигались, горели, сверкали, обжигали, страдали, взрывались и выдавали его настроение. Ни на секунду они не отпускали от себя взгляд собеседника. Его приятного тембра голос обладал теми же качествами. Можно сказать, что его жесты были несколько театральны, но плавные движения его красивых белых рук четко соответствовали постоянному изменению выражения глаз.

Он был аккуратно одет, все в его туалете было тщательно продумано, сюртук был зашнурован серебряными бечевками, рукава отделаны жемчугом, лосины плотно облегали ноги, башмаки он носил из прекрасной тонкой кожи. Было видно, что этот человек придавал значение не только красоте, но и удобству: носы башмаков не были слишком длинными и не сильно были загнуты вверх.

— Мне кажется, Никола, — сказал Кер слуге, — что мы как следует растормошили этот город. Мне это напомнило, как взбалтывают настойку в бутылке. А сейчас мне пора к королю. Мой всегда улыбающийся Никола, подай-ка плащ!

На самом деле нормандец Никола улыбался очень редко. Если по внешности судить о характере, можно с уверенностью утверждать, что слуга постоянно находился в состоянии желчного недовольства — недаром белки его глаз пожелтели. Никола медленно, словно нехотя, переводил взгляд с одного предмета на другой. Уголки его губ были опущены, голова имела форму груши, щеки и подбородок были цвета созревшей сливы.

Слуга с мрачным видом подал хозяину плотный плащ, роскошно отделанный белым мехом горностая.

— Неужели, господин, вам обязательно идти сегодня ко двору? — спросил Никола. — Сударь, вы достаточно поработали сегодня. У меня в голове жужжат, как пчелы, все ваши указания.

— Никола, меня там ждут. Если король ждет, его подданный должен повиноваться, в особенности, если он является казначеем.

— Мне не повезло с хозяином, — пробормотал Никола. — Он вскоре умрет от перегрузки. У меня тогда не будет хозяина и я стану голодать.

Жак Кер взглянул на круглый животик Никола и улыбнулся.

— Ты долго проживешь благодаря своим накоплениям, — сказал он, но, посмотрев на плащ, недовольно нахмурился. — Неужели сегодня так холодно, что мне нужно надевать это?

— Неужели, господин мой, я бы его вам подал, если бы не считал, что сегодня лучше надеть его?

— Ты прав, — признался Кер. — Я знаю, что в этих делах ты разбираешься лучше меня.

— Я всегда прав, когда дело касается вашего комфорта и здоровья, — заметил слуга. — А вы, мой хозяин, никогда в таких случаях не бываете правы.

— Ну, я бы так не сказал, — ответил Кер. — Ты должен признать, что в случаях более важных, чем погода, я разбираюсь лучше тебя. Ну, Никола Всесведущий, веди меня. Мы сегодня отправимся пешком.

Они спустились по каменной лестнице и вышли на улицу через медные ворота. В воздухе повеяло холодком, и Кер вновь должен был признать правоту Никола, выбравшего для хозяина теплую одежду. Кер плотнее завернулся в плащ и зашагал так быстро, что Никола пришлось бежать трусцой, чтобы не отстать от своего хозяина.

— Мастер, мастер, — протестовал слуга, — неужели королевские дела не могут подождать еще несколько минут? Вы хотите устать? Вы уже не молодой человек, чтоб шагать так быстро!

Керу не понравились эти слова.

— Может, я не так молод, — ответил он, оглядываясь, — но я обладаю силой двадцатилетнего юноши. Никола, тебе не следует укоризненно качать головой. Ты моложе меня на целых десять лет, но по сравнению со мной ты — просто старик! Я могу больше работать, быстрее шагать и лучше рассуждать, чем любой из моих знакомых.

— Хозяин, вы можете переспорить любого, — пыхтел Никола.

Парижане хорошо относились к Жаку Керу, в отличие от остальных придворных. За Кером и его слугой буквально по пятам шагали взрослые люди и мальчишки. Они напоминали хвост яркой кометы. Кер слышал приветствия, доносившиеся до него из таверн и жилых домов:

— Это идет казначей!

— Это храбрый, добрый Жак!

— Лисица Жак, наш друг!

Кер доброжелательно, с юмором отвечал на подобные приветствия. Было ясно, что ему нравилось такое отношение.

— Сударь, — отрезвил своего хозяина Никола, — они так же радостно приветствовали бы и палача!

Когда Кер и его слуга достигли рва, окружавшего Лувр, Кер вдруг остановился.

— Никола, — резко сказал он, — ты получил какую-либо весточку от сира д'Арлея?

— Разве я смог бы об этом промолчать?

Разве Кер не знал, что этот вредина Никола почти никогда не давал прямого ответа? Никола, как правило, на вопрос отвечал вопросом. Но Кер был слишком занят своими мыслями и не обратил внимания на дерзкую форму ответа слуги.

— Этот день, — размышлял он, — может войти в историю. Как жаль, что у меня нет сведений от Робина д'Арлея. Я уверен, что они пришлись бы очень кстати.

Вооруженный охранник у входа улыбнулся и знаком показал Керу, что тот может пройти. Жак Кер быстро прошел через переполненные залы, расположенные у главной лестницы. Гофмейстер в белой с зеленым ливрее приветствовал его:

— Господин Кер, сегодня хороший день.

— Где я могу найти короля?

Гофмейстер плавно повел рукой в направлении лестницы:

— Придворные находятся с королевой, господин Кер. Король вскоре должен к ним присоединиться.

Кер задержался.

— Скажи мне, Гуйе, какое сегодня настроение у короля? Блестят ли его глаза? Может, мой дорогой король легко расхаживает и ожидает чего-то приятного?

— Мне кажется, что сегодня король плохо себя чувствует. Он прохаживается очень медленно, был молчалив все утро, мне так доложили. Никто не видел его улыбки.

Когда Кер вошел в главный зал, на него обрушился шум разговоров. Придворные были заняты новым увлечением — игрой в карты, разрисованные картонки. Дамы и кавалеры были так увлечены этим занятием, что, когда в зале появился Жак Кер, ни одна пара глаз не поднялась, чтобы посмотреть на него.

«Разрисованные мартышки! — подумал Кер. — Они тратят время на глупые игры и разные споры. Пожалуй, нужно нанять художника, чтобы он нарисовал для меня такую же колоду карт. — Кер тут же превратился в коммерсанта. — А потом надо сделать много-много копий на хорошей бумаге. Карты, — продолжал он рассуждать сам с собой, — должны быть очень красивыми и дорогими. Если им так нравится эта игра, я могу извлечь из нее немалую пользу. Карты, как и многое другое, принесут мне прибыль».

Когда Кер проходил мимо шелкового кошелька, висевшего на стене и предназначенного для пожертвований беднякам, он не забыл опустить туда золотую монету. Обычно королева Мари внимательно следила за тем, чтобы каждый вновь прибывший жертвовал деньги нищим. Но сегодня она была слишком увлечена игрой и не обращала внимания на тех, кто игнорировал правило. Поэтому в кошельке было довольно пусто, и опущенная Кером монета упала на самое дно.

Королева находилась в центре зала, Кер видел, что она играла в глик; у нее было два противника: девушка со смуглым хорошеньким личиком, в головном уборе сердечком, и огромный мужчина в небрежном сером наряде. На столиках, расставленных по всему залу, также играли в глик, однако большая часть собравшихся предпочитала наблюдать, как шла игра за королевским столом.

Ее величество была целиком погружена в игру, и Кер решил, что неразумно отрывать королеву от приятного занятия.

Ее лицо было довольно приятным, однако крупный нос не позволял претендовать на красоту. Когда королева волновалась, кончик ее носа начинал подергиваться. Так было и в этот раз.

На королеве было темно-зеленое платье с низким вырезом, отделанное мехом горностая. Рукава были настолько длинными, что касались пола, и королеве было трудно управляться с картами.

Кер слышал, как она расстроенно сказала:

— Мне сегодня сильно не везет. Крупный мужчина ответил басом:

— Клянусь игрой глик, моя уважаемая королева, удачи можно добиться, если хорошо играть имеющимися картами.

Кер сел на скамью у стены, где висел новый гобелен с изображением Семи Добродетелей и Семи Грехов. Рядом сидел солдат с мечом, пристегнутым к поясу. На его худом, морщинистом лице читалась неприязнь к окружавшим его людям.

— Дюнуа, — шепотом сказал Кер, наблюдая за привлекательной брюнеткой, игравшей с королевой, — не кажется ли вам, что мадемуазель де Менелэ слишком спешит занять место своей кузины?

— Она — шустрая девица, — сказал старый солдат. — Прелестная Агнес была замечена королем благодаря матери королеве, но я не уверен, что подобная история может повториться.

— Мы не должны себя успокаивать подобными рассуждениями. Королева смирилась с Агнес Сорель, но, может, она считает, что Агнес слишком долго занимала свое место?

Дюнуа отрицательно покачал головой:

— И вам и мне, господин Кер, прекрасно известно, как капризен наш король. Но в данном случае он предан ей долгое время. Что-то есть такое в очаровательной Агнес, что удерживает его на привязи. Захочет ли он, чтобы на подушке, где так долго красовались золотистые кудри Агнес Сорель, появились черные локоны маленькой кузины?

Кер с мрачным видом принялся обдумывать это предположение.

— Агнес плохо себя чувствует, — сказал он. — Вы не заметили, какой она стала бледной? Она сейчас слаба духом и телом. Дюнуа, меня это сильно беспокоит. Очень сильно…

Старый солдат хитро взглянул на Кера:

— Я верю.

В этот момент в зале появился король. Голос слуги, объявившего о его появлении, был заглушен шумом разговора; и прошло некоторое время, прежде чем собравшиеся осознали, что в комнате находится его королевское величество. Раздался стук каблуков, дамы и господа поднялись и поклонились королю.

— Кажется, у него неважное настроение, — пробормотал Дюнуа.

Карл VII мгновение постоял у входа в зал, небрежно поклонился присутствующим — казалось, он сделал это по привычке, — вздохнул и снова поклонился.

Временами он выглядел королем до кончиков ногтей, но не теперь. Он был одет в свою любимую короткую зеленую куртку, полностью открывавшую его ноги. Королевские ноги не блистали красотой. Они были короткими, тощими и кривыми. Колени — напротив, толстыми, и мудрый монарх не должен был выставлять их напоказ.

Король подошел к столику супруги и мрачно поклонился.

— Я не хочу прерывать ваше… новое увлечение, мадам.

— Мы играем только для того, чтобы скоротать время до вашего прихода, ваше королевское величество, — ответила королева Франции.

— Мадам, мне ясно, что вам нравится этот новый способ соревнования хитрости и ума. Вам придется примириться с тем, что я недолго смогу оставаться здесь сегодня с вами. — Казалось, что королю вдруг стало неудобно, и он отвел взгляд от королевы. — Мне следует немедленно заняться государственными делами. Прошу вас позволить забрать с собой… — он обвел глазами комнату, — Гуффье, Шабанна, Дюнуа, Кера. Мне следует обсудить с ними неотложные дела в моих покоях.

Королева с трудом сдерживалась. Она вытащила из-под широкого золотого сетчатого пояса льняной платок и промокнула кончик носа.

Король поспешил ретироваться, чтобы избежать ее возмущения.

— Моя дорогая, надеюсь, что вы хорошо проведете время.

2

За королем гуськом последовали четверо мужчин. Кер шел последним. Все старались держаться достойно, покидая комнату, хотя каждый понимал, что поддерживает открытый фарс. Обычно король выбирал именно эту четверку. Видимо, ему было так удобнее. Все молча проследовали за ширмы и отправились к главной лестнице. Четверо сопровождавших не стали подниматься наверх, в покои короля, а пошли по длинному коридору, который вел к другой лестнице.

За ними со стуком закрылась железная дверь. Винтовая лестница была довольно узкой, и спутникам короля опять пришлось следовать друг за другом. Лестница была сконструирована таким образом, что разные уровни ступенек не позволяли видеть, кто в данный момент поднимается или спускается. Кер часто размышлял о том, что эта лестница как бы олицетворяла сам королевский двор, где царили хитрость, тайны, подозрительность и осторожность.

Гийом Гуффье шел впереди Кера. Он обернулся и, улыбаясь, подмигнул. У Гуффье был такой орлиный нос, что уголки губ вдруг коснулись ноздрей.

— Какая удобная лестница для… некоторых прогулок, — шепнул Гуффье.

Они спустились до конца лестницы и проследовали по выложенному плитами коридору, в конце которого стоял караульный. Когда он заметил короля и его спутников, то сразу исчез. Он охранял тяжелую дубовую дверь, на которой были вырезаны ветви дерева. Король остановился и поклонился своим сопровождающим.

Перед ним открылась дверь, и все увидели хорошо освещенную комнату, высокий аналой, красные панели из гобеленов.

Король вошел внутрь, за ним быстро закрылась дверь. Всем было понятно, что это сделано специально.

Но до того как дверь затворилась, они услышали приятный женский голос, который насмешливо воскликнул:

— О, мой король, вы опять надели эту короткую куртку!

— Милая Агнес никогда не восхищалась ногами короля, — заявил Гуффье.

Государственные министры отправились в небольшую комнатку, расположенную в другой стороне коридора. Там для них уже были приготовлены четыре кресла. На столе стоял кувшин с красным вином и лежал треугольник сыра с зелеными прожилками. В камине пылал огонь.

— Сколько времени мы уже играем эту незавидную роль притворщиков? — спросил Дюнуа, когда все расселись.

— Слишком долго, — ответил Гуффье. Он подавил зевок и искоса взглянул на Кера. — Наверное, это всем уже надоело?

— Все прекрасно понимали, в чем тут дело, с самого начала, — проворчал старый солдат. — Всей Франции известно, что король днем обязательно навещает мадам Агнес, и слишком многим известно, каким образом он пытается замаскировать свои действия. Люди над ним за это посмеиваются.

— Они не забывают смеяться и над нами. Я в этом абсолютно уверен. — Гуффье опять взглянул на Кера. — Одному из нас следует убедить короля, что он не достигнет своей цели, занимаясь подобным притворством. У меня для этого разговора не хватает уменья высказать свое мнение. Может, это сделаешь ты, Жак Кер?

— Этот обман не зависит от желания короля, — коротко сказал Кер. — Сама леди Агнес настаивает на мерах предосторожности. Вам всем и-жестао, эта дама — истинно верующая, она не желает открытого признания…

— Адюльтера, — закончил фразу Гуффье, когда Кер заколебался, стоит ли произносить вслух это слово. Он отрезал себе кусок сыра и с жадностью стал его есть. — Нам четверым следует научиться играть в карты. Боюсь, господа, что мне станут неприятны ваши лица, если нам и в дальнейшем придется проводить столько времени вместе, ничего не делая.

— Мне давно не нравилась ваша физиономия, — резко заявил Дюнуа. — Еще до того, как мы все начали участвовать в этом постыдном фарсе.

Гуффье с неприязнью взглянул на него:

— Конечно, только военные могут себе позволить выражать свое мнение так открыто. Но со временем вы поймете, мой доблестный ублюдок, что не всегда стоит высказывать все свои мысли вслух.

Солдат взглянул на Гуффье, затем перевел взгляд на Шабанна, раскинувшегося в кресле.

— Здесь нас двое против двоих, поэтому с каждым разом для нас становится все труднее спокойно выдерживать эту обстановку. Кер и я желаем скорейшего продолжения войны. Вы выступаете за продолжение политики снижения активности. Бесполезно кому-либо пытаться убедить противоположную сторону в правоте своей точки зрения. Мне жаль, но приходится признать, что вас невозможно переубедить занять более патриотичную точку зрения. Нам легче сидеть молча и с неприязнью глазеть друг на друга. Но следует признать, что эту проблему вскоре все равно придется решать и откровенно высказываться.

— Если вы желаете откровенности, — воскликнул Гуффье, — я могу сказать вам, ублюдок из Орлеана, что считаю вас не кем иным, как только живым воплощением вашего меча! Ваши мнения не имеют веса, потому что они продиктованы эгоизмом и желанием продемонстрировать в действии ваше лидерство. Что касается Кера, я уже говорил в открытую много раз: нам следует только горевать, когда простые по происхождению люди получают высокие государственные посты. Если бы я мог проявить свою волю, Жак Лисица был бы лишен всех привилегий и его бы отправили туда, откуда он появился, — пусть продавал бы меха женам богатых горожан.

Жак Кер крепко сжал ручки кресла. Ему хотелось ухватить за горло насмешливо улыбавшегося министра, но выдержка, как всегда, одержала верх над безумным порывом гнева.

Кер никогда не обманывался в том, насколько его уважают при дворе. Хотя королевским декретом ему было пожаловано дворянство, аристократы никогда не признавали его. Этого не скучится и в будущем. Ему придется смириться с оскорблениями — это плата за слишком быстрое восхождение.

Казалось, что он не обращает внимания на оскорбления, но душа его содрогалась от каждой новой обиды. Так было с самого начала. Он пытался относиться к этому по-философски, пытался внушить себе, что его мучители были слишком узколобыми, что не следует обращать внимания на их слова и действия. Но постоянные нападки и унижения становилось выносить все труднее и труднее. Он терпел слишком долго, и, видимо, когда-нибудь наступит конец.

Кер не желал окончательно распрощаться со своей гордостью. Он помолчал некоторое время, затем обратился к Дюнуа:

— Как вам известно, я никогда не желал прославиться при дворе. Я служу королю по его приказу и предложению. Когда мои услуги ему станут не нужны, я с радостью займусь собственными делами. А пока я не буду для него хорошим слугой, если стану ссориться с его окружением, и даже пусть я его и презираю!

Дюнуа согласно кивнул:

— Кер, я надеюсь, вы нам докажете, что у вас сильная воля и крепкий желудок.

— Боюсь, что меня уже начинает тошнить, — ответил Кер. В комнате воцарилась тишина. Королевские спутники, казалось, были заняты разливанием вина и мирными беседами.

Дюнуа не сводил глаз с окна, было ясно, что его осаждали неприятные мысли. Возможно, этот вояка вспоминал о том времени, когда они с Жанной д'Арк гнали оккупантов от Орлеана.

Жак Кер стал расхаживать взад и вперед, сложив руки на груди. Он вспоминал слова старого солдата.

«Неужели все вокруг уверены, что я без конца могу глотать оскорбления?»

Он задавал себе этот вопрос снова и снова.

«Может, будет лучше, если я стану давать им отпор с помощью их собственного оружия?»

— Что касается наших разговоров, — внезапно заговорил Гуффье, — я могу кое-что сказать.

— Ха! Говорите! — воскликнул Дюнуа, оживившись.

Целый час они вели ожесточенный спор. Оба перечисляли особые причины, с помощью которых партия мира подтверждала свое желание продлить договор с английскими оккупантами. Кер не принимал участия в обсуждении. У него в голове царил хаос.

Он уже собирался объявить, что из-за неотложных дел должен покинуть их компанию, даже не дождавшись королевского позволения, как вдруг услышал звук открывающейся двери. Через секунду перед ними появился король.

— Господа, я вижу, что вы опять вцепились друг другу в глотки. Неужели ваши споры будут продолжаться до бесконечности? Должен вам признаться, что они мне страшно надоели. — Через мгновение он добавил более спокойно: — Мне пришлось задержаться. Должен сказать, что мне не хотелось вас здесь задерживать. Боюсь, у нас уже не осталось времени, чтобы обсудить наши дела. Я предлагаю перенести наш разговор на завтра. У нас еще есть время для прогулки по саду перед ужином.

3

Кер был назначен инспектором королевского кошелька. У него была небольшая комната в башне, окнами выходившая на улицу Бовэ. Это было довольно неудобное место вдалеке от остальных служб. Наверное, поэтому у чиновников, которые нередко посещали Кера, было недовольное выражение лица. Да и бухгалтерские книги не содержали ничего приятного для них. Кер работал буквально не поднимая головы после того, как вернулся от короля. В течение двух с лишним часов он проверял продовольственные списки и по очереди давал указания гофмейстерам, слугам, писцам, лицам, ответственным за выдачу милостыни беднякам, и даже поварам. Это была не только утомительная и изматывающая, но и очень неприятная работа, потому что многие подчиненные, даже простые слуги, считали возможным смотреть на королевского казначея свысока. Они брали пример с господ, презиравших этого «выскочку простолюдина».

Когда Кер покончил со всеми делами, уже совсем стемнело. Драпировка на стенах и шторы слегка колыхались от ночного ветерка и сквозняков. «Королевский ужин наверняка уже закончился», — подумал он. Впрочем, это его мало волновало. Жак Кер, в отличие от большинства людей, был равнодушен к изысканной пище. Так даже лучше. Во время последнего осмотра королевский доктор посоветовал Керу следить за весом.

Кер принялся составлять деловые письма. Он делал это легко: перо быстро бежало по бумаге, королевский казначей не испытывал затруднений в выборе нужных слов. Каждое послание Кер аккуратно запечатывал и проставлял печать с изображением сердца, под которой красовался девиз: «Для храбрых сердец нет ничего невозможного!»

Потом Кер начал раздеваться, не позвав на помощь Никола.

«С меня хватит его ворчания целый день!» — подумал Кер.

Движения у него были замедленными — он очень устал. Казалось, снимая одежду, он снимает с себя все заботы дня.

Кер только собрался лечь в постель, как раздался стук в дверь. Он прикрылся одеялом и крикнул:

— Войдите!

Видимо, это была единственная незапертая дверь во всем Лувре, в нее вошел придворный чиновник.

— Господин Кер, вас желают видеть.

— Меня хочет видеть король? Чиновник поколебался, а потом ответил:

— Да, милорд Кер.

Кер быстро выпрыгнул из постели. Казалось, ему было приятно снова натянуть одежду, снова принять на себя свои обязанности и стать важным придворным, каким он был днем. Кер закончил туалет через три минуты.

Когда они вышли из комнаты, Кер понял, почему колебался чиновник. Они шли не к апартаментам короля, а отправились на нижний этаж через коридор, где уже дежурили ночные караульные. Эти люди шагали взад и вперед, топали ногами, чтобы окончательно не замерзнуть. Жак Кер слышал, как перегораживали на ночь цепями улицы, ведущие к дворцу.

Кер и его спутник прошли в дальнюю часть дворца и оказались в закрытом коридоре, который кончался тремя запертыми дверями. Провожатый открыл одну из них. Они поднялись по лестнице и вошли в какое-то помещение.

Глазам стало больно — Кер оказался в освещенной десятками свечей комнате. В очаге весело потрескивали поленья. В вазах и горшках стояли охапки паслена, ветки ели и туи.

В комнате было очень приятно, Кер понял, что она принадлежит женщине, обладающей хорошим вкусом. На стенах висели нарядные драпировки, украшенные богатой вышивкой. Кер догадался, куда его привели.

«Мы шли сюда обходными путями и могли прийти гораздо раньше, — подумал он. — А король идет еще более осторожно и пытается запутать следы. Когда он сюда наконец является, во всем дворце начинают болтать досужие языки, потому что всем известно, куда же шел король!»

Его размышления прервала дама, которой принадлежали апартаменты. Она остановилась в дверях, кивнула и улыбнулась гостю. Они взглянули друг другу в глаза и сразу друг друга поняли.

— Вы хотите поговорить со мной именно сегодня, госпожа Агнес?

— Да, дружище, вы правы.

Трудно передать словами очарование милейшей Агнес. Дело было даже не в ее прекрасных золотых волосах, яркой синеве красивых глаз и утонченности черт. Прелесть состояла в ее характере. Она была умной и храброй женщиной, милой, живой и решительной. Казалось, что Жак Кер понимал ее лучше других. Он был покорен. Так было всегда, когда им приходилось встречаться. Но он сразу отметил, что под глазами у леди Агнес залегли глубокие фиолетовые тени, и чувствовалось, что она устала и очень слаба.

«Время так несправедливо, — подумал Кер, — оно влияет даже на красоту такой женщины».

Агнес была одета в синее бархатное платье. Ее плечи прикрывала кружевная кремовая накидка. Будучи настоящей красавицей, она не подчинялась моде, предписывавшей женщинам в то время постоянно ходить в головных уборах. Она ничем не прикрывала волосы и поднимала их высоко. С ее руки на тонкой цепочке свисал молитвенник в золотом чехле.

Кер подумал, что наряд этой женщины тщательно продуман и прекрасно скроен. Лиф плотно облегал красивую грудь, и вырез-мысик как бы прорывался рядом золотых пуговиц. Юбка была разрезана сбоку почти до колен, и через этот разрез можно было видеть белую пену кружев нижней юбки. Это было единственным штрихом, отражавшим моду того времени, стремление к изысканности.

— Я решила, что вам лучше прийти ко мне первым, — сказала Агнес. — Нам следует поговорить до прихода короля.

Кер еще не пришел в себя — он находился под впечатлением того, что увидел на лице Агнес признаки болезни. Кер нахмурился.

— Мне кажется, что вы устали.

— Вы правы, — кивнула Агнес. Похоже, она не хотела ему лгать. — Мой добрый Жак, дело не только в этом. Я давно уже себя плохо чувствую. У меня ухудшилось здоровье, и я неважно выгляжу.

— Госпожа Агнес, вы никогда не были более прелестной!

— Не стоит мне льстить. Я смотрю на себя каждый день в зеркало. У меня впали щеки и под глазами темные тени. Сегодня утром я нашла у себя три седых волоса. Я их вырвала с такой яростью, как истинно верующий должен отгонять от себя греховные мысли.

— Вы прекрасны и даже можете оказать мне большую честь. К нам поступил новый шелк с Востока, прекрасной расцветки, он продублирован другим материалом, и при каждом шаге этот материал шуршит. Если бы вы согласились носить платье, сшитое из этого материала, все дамы пожелали бы последовать вашему примеру…

Агнес Сорель с удовольствием заглотила приманку.

— Юбка шуршит при каждом шаге? Это очень пикантно и женственно. Я бы с удовольствием носила наряды из этого материала. Между прочим, мы с вами ввели в обиход множество разных вещей, не так ли? Мне кажется, что об этом никто не догадывается!

— Если Агнес Сорель что-то надевает сегодня, завтра того же желают все женщины Франции! — подтвердил Кер.

Леди Агнес начала говорить быстро и негромко:

— Дорогой друг, мне приятно слышать, когда вы говорите о моей красоте. Может, Бог смилуется и я не доживу до того дня, когда стану старой и на меня перестанут обращать внимание мужчины. Или… — она улыбнулась, — я не смогу вводить моду на новые наряды. Мне кажется, что со мной так не будет, потому что я должна вам сказать, что… Дела у меня весьма плохи. Я постоянно страдаю от слабости. Мне трудно вставать рано утром. У меня нет желания прогуляться, поехать верхом или потанцевать. Я всегда вела активный образ жизни, и теперь я уверена, что… мне осталось жить не так долго.

Она придвинулась к Керу ближе и заговорила шепотом:

— Жак Кер, я должна рассказать вам секрет. Вам вскоре придется кое-что сделать. Я завоевала внимание короля с помощью матери королевы. Вам в это трудно поверить, не так ли? Но это действительно было так. Я вам говорю правду. Иоланда, обладавшая щедрым сердцем, многое понимала и сама выбрала соперницу собственной дочери.

— Я вам, конечно, верю, — сказал Кер, — и понимаю, что у матери королевы были для этого собственные причины.

— Старая дама была очень мудрой, — продолжала шептать Агнес Сорель. — Она понимала слабости короля и знала, что у него всегда будет любовница. Она предпочла выбрать любовницу сама и знать, что она постарается принести королеве Марии меньше огорчений и поможет, чтобы его величество не слушал ненужные советы. Она выбрала меня.

— Ее выбор действительно оказался очень мудрым.

— Благодарю… Мне было не так легко, и я рада, что вы одобряете выбор матери королевы. — После паузы она быстро проговорила: — Она давала мне советы по каждому поводу и говорила, что мне следует воспользоваться своим влиянием в отношении окружавших короля министров. Она предпочитала вас, Жак Кер, остальным министрам. Вам было об этом известно? Она весьма высоко вас ценила и говорила, что Франция только выиграет, если король станет прислушиваться к вашим советам. Да, она была очень мудрой женщиной. Франция потеряла весьма много после ее смерти.

— Франция много выиграла с тех пор, как родилась Агнес Сорель. Я знал, что Иоланда помогала вам все время. Агнес, вы оказались способной ученицей.

— Я знаю, что бы она сказала, если бы дожила до сих пор. Она сказала бы: «Дитя мое, вы должны смириться с правдой. Время пожинает свою жатву, и вам следует быть готовой, чтобы уступить место другой…» Да, она сказала бы именно это, хотя понимала бы, какую боль эти слова могут мне причинить. Я думала об этом прошлой ночью и решила поговорить с вами, рассказать вам о нашем совместном плане. У нас должен быть кто-то, кто… станет продолжать мое дело. Жак Кер, мне было не так легко прийти к подобному заключению. Я — гордый человек и привыкла быть на первом месте. Мне нравится обладать властью. Но я уже все решила. Прошлой ночью ко мне во сне пришла Иоланда. Она улыбалась. Это была прелестная улыбка, мудрая, как будто она обо всем знала и была довольна моим решением.

— Никто не сможет занять ваше место! — воскликнул Кер. — Король остается преданным вам. Если он когда-нибудь к вам переменится — а я уверен, что этого не случится, — у нас еще будет время обо всем подумать.

Агнес Сорель покачала головой:

— Об этом могу судить только я. Я старею. Жак Кер, Жак Кер, мне уже скоро будет сорок!

— Время становится не важным, если оно щадит вас.

— Я уверена, что вы мне очень преданы, и меня это успокаивает. — Агнес снова покачала головой и произнесла горькие слова: — Женщина, которая займет мое место… Да, именно так… Ее следует выбирать очень осторожно. Нам следует быть такими же предусмотрительными, какой была Иоланда. Мне кажется, что именно вы должны сделать выбор. Боюсь, что я не смогу быть полностью беспристрастной. Поэтому мне следует доверить вам этот важный выбор и потом поддержать его. Друг мой, я хочу вам дать только один совет. Вы должны быть готовы, когда возникнет необходимость.

— Вы обладаете смелостью, говоря мне это, — заметил Кер, — и это еще раз подчеркивает правильность выбора Иоланды.

— Мне кажется, что королеве всегда было все известно. Мне даже кажется, что ей об этом рассказала мать. Сначала я ей очень нравилась, и она всегда относилась ко мне весьма терпимо. Какое странное положение вещей для нас троих — Иоланды, королевы и меня! Мне кажется, что, когда придет время, королева не откажет мне в симпатии.

Агнес придвинулась к Керу, и ему пришлось взглянуть в ее необыкновенные синие глаза.

— Мне стало гораздо легче, когда я набралась храбрости и все вам рассказала. Мне кажется, что с моих плеч сняли огромный груз. Я просто переложила его на ваши плечи.

— Дорогая госпожа Агнес, это действительно страшный груз. Мне еще никогда не приходилось нести такую ужасную ношу!

Агнес не сводила с него глаз.

— Жак Кер, мне кажется, что вы всегда относились ко мне с симпатией.

— Да, — медленно сказал Кер. — Вы мне всегда нравились.

4

В комнату Агнес Сорель вошел Карл, король Франции. Он старался быть неузнанным и спрятал лицо в меховой воротник плаща. Карл мрачно оглядел комнату и сразу дал понять, что не ожидал встретить там Кера.

— Вы? Что вы тут делаете?

— Сир, я просила вас прийти сюда, — начала Агнес Сорель, умоляюще глядя на монарха, — потому что мне хотелось разбудить ваше удивительное чувство щедрости. Если бы вы только поддались вашему инстинкту щедрости! Я надеюсь, что вскоре вы сделаете удивительный подарок. Нет, это не для меня, сир… Для народа Франции!

Карл переминался с ноги на ногу.

— Мне следовало все сразу понять! — воскликнул он. — Милая Агнес, вы желаете прочитать мне очередную лекцию? Выкладывайте побыстрее. Что я еще могу сделать для Франции более того, что я для нее уже сделал?

Агнес умоляюще взглянула на Кера, словно прося его поддержать непростой разговор. Она искала и не могла найти правильных слов. Поняв это, Кер заговорил:

— Сир, мне кажется, что я догадываюсь, о каком даре молит вас госпожа Агнес. Разрешите мне напомнить, что англичане до сих пор остаются в Руане.

Король был заметно недоволен.

— Вы что, желаете еще одной войны?

— Сир, — продолжила Агнес, — народ Франции не будет спокоен и счастлив до тех пор, пока захватчики полностью не освободят нашу землю. Война продолжается до сих пор, хотя ее никто не объявлял. Часть ваших подданных стонет под пятой захватчиков, а остальным достается от Свободных обществ. Сир, нам не нужна война — мы жаждем мира! Мир следует завоевать для несчастного народа Франции. Но для этого следует вышвырнуть с нашей земли англичан!

— Настал час, — вмешался Кер, — англичане ослаблены раздорами у себя дома; кроме того, можно воспользоваться тем, что у них маленькие гарнизоны. Нам представляется поразительная возможность покончить с этой Столетней войной. Мне не следует подчеркивать, что я — мирный человек. Сир, вы сами во всем прекрасно разбираетесь.

— Господи, неужели мне так и не будет покоя? — воскликнул король. — Жак Кер, вы, Дюнуа и де Брезэ не даете мне расслабиться. Теперь и моя Агнес, у которой я всегда искал покоя и тишины после напряженного дня, тоже начала принимать участие в подобных рассуждениях. При мне войны продолжались двадцать лет. Клянусь святым Дени, что этого вполне достаточно.

— Пока англичане остаются в Руане, у нас не будет мира, — повторил Кер.

Агнес Сорель опустилась на колени перед королем.

— Мой господин, — сжимая его руку, шептала она, — когда я была ребенком, мне предсказали, что на мою долю выпадет любовь великого короля и знаменитого полководца. Сир, пусть предсказание исполнится! Закончите так хорошо начатую работу!

Карл высвободил руку.

— Легко болтать о войне. Допустим, что английские гарнизоны действительно невелики. Но что будет, если они снова переправят свои армии? Переживем ли мы еще один Азенкур или Креси?

— Ваше величество, вы разговаривали с Жаном Бюро? — спросил Кер,

— С этим бомбардиром? Да, я его выслушал. Я слушал эти россказни о больших пушках, которые он может установить в Нормандии. Кер, это все мечты, а стрелы английских лучников — реальность. В прошлых сражениях они разнесли рыцарей Франции на кусочки! Нам нечем противостоять им.

— Сир, — воскликнул Кер, — победа в войне не зависит от рыцарства Франции! Мои слова могут показаться вам ересью, но я вынужден их произнести. Мне известно, что это — правда. Люди, чьи отцы проиграли при Азенкуре и чьи деды зря погибли при Креси, так ничему и не научились. Они до сих пор рассуждают и думают о войне как сто лет назад. Если все оставить в их руках, они честно погибнут, как и их отцы и деды сотню лет назад. Сир, но англичане тоже ничему не научились. Они верят в большой лук и считают его потрясающим оружием. У них нет орудий, подобных мощным бомбардам Жана Бюро. Англичанин по имени Уолтер Фицрауф, чей предок побывал в Китае две сотни лет назад, привез сведения о пушке. Он побывал в Руане этим летом. Нам передали его слова. Он молил английское командование начать использовать порох и не полагаться на луки. Но над ним посмеялись. Англичане разгромили нас во время первых кампаний, потому что у них было это оружие. Теперь все переменилось. У нас имеется новое оружие, а англичане не желают признавать его преимущества. Сир, мы их можем легко разбить, и почти без кровопролития.

Король с мрачным видом выслушал страстный монолог своего казначея.

— Мой дорогой Кер, вы говорите слишком гладко, мне кажется, что вы заранее подготовили эту речь.

Кер улыбнулся:

— Сир, вы абсолютно правы. Это настолько важная проблема, что я заранее тщательно все продумал, прежде чем изложить вам. Я был бы плохим чиновником, если бы заранее не отрепетировал свою речь перед его величеством.

Карл снова нахмурился.

— Разговоры, только разговоры, — пробормотал король. — Как я могу быть уверен, что все это правда — в отношении этой пушки? Я не могу рисковать и проиграть.

— Мой великий король и полководец не может проиграть! — подхватила Агнес Сорель.

Король начал расхаживать по комнате. На нем был длинный плащ — в нем Карл выглядел более представительно, чем в короткой зеленой куртке. На лице его читались сомнение и неуверенность. Карл остановился у распятья на стене и погрузился в размышления.

Агнес Сорель посмотрела на него, повернулась к Керу.

— Как вы считаете, нам удалось чего-либо добиться сегодня? — шепотом спросила она. — Как вы думаете, он к нам прислушался? Мне кажется, да, но, может, я ошибаюсь.

Кер внимательно смотрел на сутулую спину короля. Через секунду он утвердительно кивнул:

— Я с вами согласен. Я уже научился понимать настроение короля, и мне кажется, что он с нами согласится. Он не сразу приходит к решению, и это вам известно, но через несколько минут, моя дорогая госпожа Агнес, вы поймете, что мы не зря вели с ним эту беседу.

Казалось, что у Агнес прибавилось сил. Она наклонилась и коснулась руки Кера.

— Если вы правы, — продолжала она шептать, — я буду очень довольна. Если даже окажется правдой то, в чем я виню мое слабое здоровье.

Кер медленно и неохотно кивнул:

— Если возникнет нужда, у меня есть для него предложение. Хотя мне придется пойти на огромный риск. Я постоянно об этом думаю и понимаю, чем мне все это грозит. Дорогая Агнес, после ваших слов я ощущал бы себя трусом, если бы продолжал колебаться.

У Жака Кера действительно были основания для колебаний. Он обладал даром видеть дальше других. Он начинал свой трудовой путь меховщиком в родном городе Бурже. Затем организовал лавку, где продавались разные товары. Позднее создал сеть магазинчиков во всех главных городах Франции. У него тогда было двадцать четыре лавки: две в Париже, две в Туре (там большую часть времени располагался королевский двор), четыре лавки в Лионе, шесть в Бурже, четыре в Монпелье, остальные были разбросаны по всей Франции. Керу не нравились мелкие лавочки с крохотными отверстиями в стене, прикрытыми кривыми ставнями. Его лавки находились в хороших домах и отличались богатым ассортиментом товаров. Людей с деньгами это очень привлекало, поэтому Кер сильно разбогател.

Основой всей схемы было то, что диктовало все его действия: соединение сил! Кер понимал, что торговля может стать решающей силой в цивилизованном мире, если, конечно, ею будут заниматься не только мелкие лавочники. Кер осознавал также, что торговля должна складываться из соблюдения общих интересов производителей, доставщиков и продавцов. Прежде всего он создал собственный флот, доставлявший ему товары с Востока. Во многих городах Франции ему принадлежали крупные фабрики по производству тканей, обуви, шляп, перчаток, доспехов. Он начал покупать шахты.

Им двигало не только желание обладать властью и быть очень богатым. Он считал, что именно так должна развиваться торговля и производство товаров. В мире было много естественных ресурсов, но люди еще не умели как следует их использовать. Коммерция могла соединить воедино многие отрасли, и товары со всего мира могли стекаться в одно место и продаваться там по доступным для многих людей ценам. Кер часто повторял:

— Я хочу, чтобы жена ремесленника носила шелка, подобно благородной придворной даме, а самый бедный лудильщик мог приправить вино специями с Востока.

Он был настоящим королем в торговле. Но то, что Кер собирался сейчас предложить королю, могло подорвать основы его империи.

Король развернулся и приблизился к Керу и Агнес Сорель. Он продолжал хмуриться, но было видно, что он созрел для принятия решения.

— Допустим, все, что вы сказали, — правда, — начал король, — однако существует одна сложность, о которой вы не упомянули. Я тоже не могу найти на это ответ. Деньги, Жак Кер. Мне не нужно напоминать вам о пустой казне. Как мы сможем оплатить стоимость еще одной войны?

Кер молчал. «Теперь твоя очередь, Жак Кер, принести жертву на алтарь Франции, — размышлял он. — Тебе следует отдать свое богатство, будущее и все, что тебе удалось создать. Ты можешь потерять все, что имеешь. Ты увидишь, как мечта о другой жизни растворится в тумане прошлого. Стоит ли игра свеч? Достанет ли тебе мужества предпринять этот шаг?»

— Деньги, — вздохнул Карл, — это почти всегда основная проблема.

Кер осторожно сказал:

— Сир, мы выплатим стоимость войны плодами мира.

— Армиям нельзя платить обещаниями. Солдатам нельзя обеспечить оружие и кормить их надеждами будущего процветания. Откуда у нас будут деньги? Как вы считаете, сколько понадобится денег для ведения войны?

— Двести тысяч экю, сир.

Король был поражен, он не ожидал услышать о подобной сумме.

— Мне все равно — дотянуться до луны или пытаться набрать столько денег! — воскликнул Карл. — Я не могу вводить новые налоги! Народ уже разорен. Что вы еще придумали? Повысить налог на соль или на землю? Может, увеличить налог на очаг? Вы хотите, чтобы начались новые волнения?

Кер перестал колебаться:

— Ваше величество, я могу достать необходимые деньги сам.

Король и его казначей некоторое время молча и пристально смотрели друг на друга. Выражение лица монарха изменилось — у него в первый раз после начала разговора загорелись глаза.

— Но каким образом? — потребовал ответа Карл. — Вы это сделаете как королевский министр?

Кер отрицательно покачал головой:

— Нет, сир. Я это сделаю как простой гражданин Жак Кер. Я — богатый человек и могу взять деньги в кредит.

— Если мы выиграем войну, я вам все выплачу, но если нет… — Король сделал паузу и покачал головой. — Вы понимаете, что это значит? Вы готовы рисковать своим имуществом ради этой… опасной игры?

Ответ королевского казначея был решительным. В его голосе не было страха или неуверенности:

— Для меня мое богатство, будущее моих предприятий ценно тем, что я могу начать с их помощью помогать Франции. Мне известно, что такое риск, но я уверен в будущем. Сир, я отдаю вам все, что принадлежит мне.

 

Глава 2

1

Прежан Кеннеди целый день ехал по унылой местности. Компания толстого священника на плотной лошадке только усиливала скуку. Церковник присоединился к шотландцу, чтобы ему не было страшно путешествовать, ведь кругом были грабители и разбойники. Члены Свободного общества не только сжигали деревни и замки, ими владела безотчетная жажда разрушения — они уничтожали даже указатели на перекрестках дорог.

Вот тут-то и было видно, что война в стране продолжалась сотню лет. Прекратилось нормальное течение жизни. Было странно видеть, как кто-то смотрит на тебя из руин дома, как корова бесцельно бродит по почерневшему от огня полю. Казалось, даже дороги перестали быть прямыми. Они извивались, как в заколдованном лесу, колебались на перекрестках и словно со страхом продолжали свой путь вперед. Солнце перестало светить мягко и ласково. Возможно, это только казалось потерявшим надежду людям. Но над полями и лесами мрачно хлопали крыльями черные птицы, с холмов постоянно дул резкий ветер. В этих местах люди глядели друг на друга с подозрением и, повстречавшись, спешили побыстрее расстаться. Если всадник заранее не запасся пищей, ему приходилось в течение всего пути терпеть голод — помочь ему никто не хотел.

Попутчики доехали до перекрестка. Священник впервые за весь день замолчал, когда увидел длинную процессию, направлявшуюся с севера. Возглавлял ее богатый дворянин, его сопровождали множество рыцарей в звякающих доспехах. За ними следовали оруженосцы и охрана, слуги и раздатчики милостыни. В центре кавалькады следовала карета того типа, которую обычно использовали дамы, сопровождающие охоту. Она была открыта. Там сидела женщина средних лет в роскошном головном уборе с белыми перьями. Лицо под вуалью казалось больным и очень суровым. Впереди, на ярко украшенных носилках, следовала молодая женщина. Видимо, это была дочь важных дворян. С одной стороны носилок ехал паж, а с другой — священник. Девушка вела себя очень надменно, на ее руке сидел сокол.

Это была молодая пухленькая красавица. Ее высокую шляпу украшали кудрявые развевающиеся перья. Платье ее было сшито из ярко-синего бархата и отделано кремовыми кружевами на шее и на запястьях. Иногда из-под юбки высовывался кончик ее блестящего кожаного красного башмачка.

Священник принялся размышлять о том, кем могут быть эти люди. Может, добрый король из Сицилии прибыл навестить сестру и свояка во Франции? А может, это богатый граф де Фуа или великий граф де Сан-Поль? Нет, наверно, это был Хаварт, резчик-эсквайр короля, чьей формой был наряд из лазурного бархата.

Прежан Кеннеди не обращал внимания на болтовню священника. Он потуже обмотал свою длинную жилистую шею клетчатым платком и стал смотреть на дорогу, по которой ехала странная процессия. Он снял железную перчатку и потянул себя за седой ус. На его длинном суровом лице появилась усмешка. «Что же это такое?» — спрашивал он себя.

Повозка чем-то напоминала шарабан. Укрепленное на двух шестах сиденье бьио неустойчивым. Оно то оседало, то подпрыгивало при каждом повороте, и казалось, что находившийся там человек вот-вот слетит вниз. Повозку тащила парочка старых мулов, управлявшая ими девушка постоянно отдавала команды:

— Давай, Оливер! Если вы будете так медленно двигаться, мы никогда не доедем до харчевни. Аннет, Аннет, не ленись! Прошу же вас!

Шотландцу было понятно ее волнение, потому что девушка ехала одна.

— Взгляните, — обратился он к священнику, — какие разные эти две молодые особы. Я понимаю, что вы взволнованы видом красотки в бархате. Должен признаться, она не так уж плоха. Но, отец Имберт, я должен сказать, что предпочитаю вон ту храбрую девчушку, которая гораздо ближе к раю, находясь на этом поразительном ковчеге. Мы можем ей в этом только позавидовать.

Лес близко подходил к дороге, и девушка оказалась в центре дворянской процессии еще до того, как она смогла сообразить, в чем дело. Ее мулы очень устали, колесо застряло в яме. Девушка испугалась и изо всех сил пыталась подбодрить мулов, но все было напрасно. В суматоху пришлось вмешаться молодой госпоже, возглавлявшей кавалькаду.

— В чем дело? — капризным голосом спросила она. — Что за наглость? Как она могла пытаться помешать нам проехать? Эдуард, пусть она быстрее убирается отсюда!

Капризница отдала приказание пажу, но он не знал, как его выполнить.

— Госпожа, у нее застряло колесо. Нам придется подождать, пока она его освободит!

— Лентяй, спешивайся и подтолкни повозку! — начала бушевать юная дворянка. — Все спешивайтесь и уберите эту ужасную повозку с дороги! — Вдруг у нее изменилось настроение и она начала хохотать. — Господи, да что же это такое? Эта девица изображает из себя огородное чучело? Эдуард, путь она шевелится. Может, она удрала из цирка и под грязным покрывалом у нее прячутся дрессированные мартышки?

Паж попытался угодить хозяйке:

— Госпожа, я сейчас выполню все ваши приказания!

Он спешился и начал колотить ближайшего мула древком вымпела. Животное напряглось, но повозка не пошевелилась. Мальчишка стал колотить мула сильнее.

— Прекратите, вы же причиняете ему боль! — крикнула девушка.

Мальчишка усмехнулся.

— Мне хочется побольнее ударить этого старого упрямого мула, — ответил он.

К ним подошел один из караульных с пикой в руке.

— Поглядите! — крикнул он, вонзая пику в заднюю ногу мула. Животное громко завопило от боли и рванулось вперед, таща за собой напарника. Колеса заскрипели и начали вращаться. Неуклюжее сооружение затряслось и поехало. Караульный пожелал подкрепить победу и еще раз сильно ударил по раненой ноге мула. Испуганная парочка потащила шарабан через кучу камней, сложенных у дороги. Сиденье тряслось, словно верхушка дерева во время грозы, а девушка изо всех сил пыталась удержаться и не упасть вниз.

Большинство благородных путников поспешили вперед, чтобы вдоволь насладиться потешной сценой. Они хохотали так, что сгибались пополам от смеха. Женщины повизгивали и хихикали. Даже благородная девица присоединилась к общему веселью. Священник тоже хохотал так, что ему пришлось утирать слезы грязным рукавом рясы.

Кеннеди развернул коня. Он хотел перехватить разбушевавшихся мулов и остановить повозку. Но он опоздал. Дорога резко повернула, испуганные животные понеслись с такой скоростью, что повозка опрокинулась. Одно колесо слетело и помчалось по дороге, как детский обруч. Слышался звук ломающегося дерева.

Кеннеди видел, как черный кот, который спал на сиденье рядом с девушкой, взлетел в воздух и всеми четырьмя лапами уцепился за ствол стоявшего рядом дерева. Девушке не повезло — она упала на дорогу. Кеннеди спешился и подбежал к ней, чтобы помочь.

Девушка оперлась на его руку и с его помощью поднялась на ноги. Капюшон ее дешевенького плаща откинулся, и шотландец увидел светлые волосы, отливавшие золотом на солнце. «Мне бы хотелось увидеть ее в одеждах той, богатой девицы!» — подумал Кеннеди.

Старый плащ бедняжки совсем порвался. Девушка была с ног до головы покрыта пылью. На лбу у нее была ссадина, руки сильно поцарапаны. Девушка с трудом сдерживалась, чтобы не зарыдать.

Сначала Кеннеди подумал, что она чуть не плачет от ушибов. Но когда девушка заговорила, он понял, что она кипит от ярости.

— Животные, проклятые жестокие животные! — кричала она. Незнакомка пыталась стереть с лица грязь. Заметив, что богатая барышня, усмехаясь, следит за ней, она разозлилась:

— Мне хочется выцарапать ей глаза!

Она повернулась и направилась было к перекрестку, но Кеннеди схватил ее за рукав:

— Не спеши, дитя мое. Тебе не нужно с ними спорить. Им ничего не стоит избить тебя, как они это сделали с твоим мулом. Они могут забить тебя до смерти, и я не смогу противостоять всем этим людям, чтобы защитить тебя. Хотя я один из лучших бойцов Франции. Ты в этом можешь быть уверена.

Девушка отбросила его руку и решительно зашагала вперед. Кеннеди не стал ей мешать и только пробормотал:

— Кто ищет беду, обязательно ее найдет.

Девушка остановилась в нескольких шагах от молодой нахальной дворянки. Шотландец еще раз убедился, как сильно они отличались друг от друга: аристократка — в бархате и золоте, надменная и прелестная, со сверкающими черными волосами и яркими темными глазами. И бедная девушка — в коричневатом, плохо сшитом, грязном и рваном плаще. Но все равно она была очаровательна: от золота ее волос исходило сияние, а ярко-синие глаза буквально лучились. Несколько мгновений они в молчании с неприязнью разглядывали друг друга. Каждая по достоинству оценила красоту противницы, но от этого неприязнь только усилилась.

— Вы даже не можете себе представить, что сделали! — заявила девушка, стоявшая на земле. — Даже такая, как вы, не имеет права быть столь жестокой и бессердечной!

— Если ты произнесешь еще одно слово или посмеешь нас задерживать, — ответила ей богатая девица, — я прикажу, чтобы мои слуги привязали тебя к дереву и по заслугам отделали!

— Моя повозка пострадала. — У бедной девушки дрогнул голос. Некоторое время она молчала, пытаясь взять себя в руки. — Под этим покрывалом находится тело моего отца. Он умер прошлой ночью. Я искала место, где можно его похоронить. — Она перекрестилась. — Что мне теперь делать?

Все сразу замолчали. Оруженосцы и охранники не сводили взгляда с несчастной девушки. Они переминались с ноги на ногу, и было ясно, что всем им стало стыдно. Даже знатная девица, казалось, испытала смущение. Она гордо откинула голову и отдала приказ человеку, ведавшему раздачей милостыни:

— Отец Аброуз! Дайте ей денег, чтобы хватило на похороны и ремонт повозки. А теперь все по местам! Мы потеряли слишком много времени!

Раздатчик милостыни достал небольшую золотую монетку и подошел к несчастной. Он положил деньги ей в руку и быстро пробормотал:

— Благословляю тебя, дочь моя, — а затем поспешил обратно. Девушка некоторое время не двигалась и смотрела на монетку. Потом подняла голову — щеки у нее разгорелись, глаза метнули злые молнии.

— Правда, что вы мне должны компенсацию за то, что поломали повозку. Но вы подали мне милостыню. Я ничего не приму из ваших рук. — Она взглянула в глаза молодой госпожи. — Вот! — Она швырнула монетку слугам. — Поделите ее между собой. У меня отсохнут руки, если я не освобожусь от нее!

— Ты слишком забываешься! — воскликнула богатая девица. — Я не собираюсь терпеть твою дерзость! — Она бушевала от ярости и начала обзывать бедную девушку: — Бродяжка! Плебейка! Тебя нужно за это как следует выпороть!

— Вам не только не хватает терпения! Могу сказать вам откровенно, что вам незнакомо чувство справедливости и приличия!

— Довольно. Эдуард, Бертран, Жюль! Уберите эту отвратительную грязнуху с глаз моих! Если вы ее не отхлещете как следует, ваши спины тоже покроются рубцами от плеток!

Слуги не успели подойти к бедняжке, как один из рыцарей выехал вперед и сказал:

— Минуту, прошу вас, госпожа Элис.

Этот человек выделялся среди остальных. У него было выразительное, умное лицо. Видно было, что он много знает. Этим качеством обладали отнюдь не все знатные господа. Глаза и волосы у него были темными, лицо длинным и несколько изможденным. На вид ему было лет тридцать. Молодой человек был одет богато и с большим вкусом: шляпу украшали красивые перья, плащ был отделан мехом, лосины плотно обтягивали ногу, как того требовала последняя мода.

Однако в первую очередь обращала на себя внимание его сабля — удивительно длинная, с пышно украшенным эфесом, как принято на Востоке. Это было опасное оружие.

— Госпожа Элис, — промолвил рыцарь, подъезжая к молодой знатной особе, — мне кажется, что вы не подумали, когда отдавали подобное приказание. Позвольте мне заметить, что ваш отец, если бы он был здесь, посчитал бы виноватым себя и попытался бы каким-то образом исправить положение.

— Я пыталась именно так и сделать, сир д’Арлей! — воскликнула девушка. — Вы видели, что она сделала с пожалованными ей деньгами. Она посмела спорить со мной, а этого я не потерплю!

— Мне весьма неудобно, — колеблясь, заявил д'Арлей. — Я путешествовал с вами два дня и уже начал считать себя вашим гостем. Но я должен признаться, что я не позволю вам или вашим слугам обижать эту несчастную девушку!

Молодая особа обрушилась на него:

— Сир д'Арлей, вы к нам присоединились в поисках защиты! Мне вы кажетесь неблагодарным, если вмешиваетесь в те вещи, которые вас абсолютно не касаются! Моя мать больна, но я уверена, что она так же, как и я, считает, что вам лучше покинуть нашу процессию. — Глаза ее сверкали от злости. — Нам будет приятно продолжить путь без вас. Воздух станет чище! И не будет пахнуть торгашами!

— Вы, вне сомнения, имеете в виду мои связи с Жаком Кером? Но разве вам не известно, каким образом вашему отцу удалось достать новые земли в Бене? — Рыцарь перестал хмуриться и улыбнулся. От улыбки изменилось серьезное выражение его лица. — Леди Элис, я вас достаточно знаю, чтобы не принимать во внимание все те вещи, которые вы наговорили в порыве злобы. Но я постараюсь проследить, чтобы вы не наказали бедную девушку.

Вмешательство сира д’Арлея остановило слуг богатой девицы, и они, переминаясь с ноги на ногу, ожидали дальнейших приказаний. К всеобщему облегчению, она решила продолжить путь. Девушка отдала приказание следовать дальше на север.

Сир д'Арлей наблюдал, как мимо проследовала длинная процессия, он взглянул на слугу, который был рядом с ним.

— Хелион, мы теперь отделились от прежних спутников. Что ты думаешь о нашей новой компании?

Слуга презрительно фыркнул:

— Ничего себе компания! Д'Арлей улыбнулся:

— Хелион, мне иногда кажется, что ты больше заботишься о моем ранге, чем я сам, и постоянно смотришь на людей сверху вниз.

— Я — слуга Робина де Бюрея, сира д'Арлея, и мне кажется, что этими титулами стоит гордиться. Господин, когда вы родились, я был в Монтань-Нуар и нахожусь у вас на службе с тех пор, как вы унаследовали поместье Арлей. Ваши слуги не должны обращать внимания на всякую рвань.

— Что ты думаешь об этом высоком солдате, у которого на шее яркий клетчатый платок?

— Это — пожиратель баранины.

— Шотландец? Наверное, ты прав. А что ты думаешь о священнике?

— Он проповедует где придется, и у него с собой нож.

— А как насчет девушки? Хелион заколебался.

— Господин, я никак не могу решить, кто же она такая…

— Хелион, тут я полностью тебя поддерживаю. Я также не могу прийти к какому-то определенному выводу.

2

Прежан Кеннеди и девушка стояли у разломанной повозки. Кеннеди, колеблясь, посмотрел на застывшее под одеялом тело на дне повозки.

— Вы сказали им правду? — спросил он.

— Да, господин. Мой отец умер прошлой ночью. Все случилось так неожиданно. Его мучили страшные боли, а я ничем не могла ему помочь. Я пыталась найти кого-нибудь, но на многие мили вокруг нас не было никого. И мне… пришлось сидеть с ним рядом и смотреть, как он умирает.

— Девочка моя, я вижу, тебе пришлось нелегко. Но, наверное, у тебя много денег, если ты так легко рассталась с золотом?

— У меня есть деньги, только чтобы заплатить за одну ночь в харчевне.

Кеннеди смотрел на осунувшееся личико почти с ужасом.

— Ты что, сошла с ума? У тебя в голове поселились пчелы, если ты позволила сделать подобную вещь! То, что ты сделала, является гордыней и большим грехом!

— Я могу продать мулов. Теперь, когда повозка сломана, они мне больше не пригодятся. — Девушка совсем погрустнела. — Мне будет трудно с ними расстаться. Они были нашими верными друзьями!

Она подошла к мулу, которому нанес рану слуга гордой аристократки, и обняла его за шею.

— Бедняга! Мой верный старый Оливер! Как ужасно быть мулом и постоянно перевозить тяжести! Сейчас ты стал старым, и тебе нанесли болезненную рану, а мне придется тебя продать!

Казалось, что девушка сейчас разрыдается.

— Мне так стыдно, старина Оливер!

Кеннеди внимательно осмотрел мулов. Он заглянул им в пасть и проверил ноги.

— Через год их можно отправлять на живодерню, — заметил он. — Но тебе повезло, малышка. Люди купят все, что имеет четыре ноги, и тебе дадут хорошую цену за этих жалких мулов.

— Хватит ли мне денег, чтобы устроить отцу приличные похороны и чтобы священник произнес над могилой слова молитвы? — волнуясь, спросила девушка. — Я его очень любила, но, клянусь Богом, ему понадобятся молитвы, и как можно больше. Он сильно пил, и даже когда был трезвым, совсем не был набожным.

— Да, денег хватит… если только нам удастся его похоронить. И даже могут остаться несколько монеток для тебя. Я очень хорошо умею торговаться, и ты должна доверить продажу мулов мне.

— Я буду вам очень благодарна. Вы снимете с моей души камень. Я совсем не умею торговаться.

Тем временем д’Арлей спешился, подошел к девушке и ее спутнику. Он внимательно рассмотрел шотландца, потом перенес свое внимание на девушку. Д’Арлей резко остановился, удивленный. «Я уже видел ее раньше», — подумал он. Нет, не может быть. Он понял, что ошибается. Девушка очень напоминала ему кого-то, кого он хорошо знал. Д’Арлей был в шоке от этого открытия. Но он никак не мог вспомнить, кого именно ему напоминала эта девушка.

— Мадемуазель, могу я узнать ваше имя?

— Валери Марэ. — Девушка держалась очень скромно и не поднимала глаз. Она вела себя совсем не так, как некоторое время назад, когда спорила с надменной аристократкой. — Милорд, вы очень добры, что заступились за меня.

Д’Арлей подумал: «У нее низкий, красивый голос. Где она могла научиться так правильно выражаться?» Вслух он спросил:

— Откуда вы, мадемуазель?

— Милорд, у нас не было дома. Моего покойного отца звали Дамианом Марэ, он играл в мистериях из жизни Иисуса Христа. Мы постоянно путешествовали.

Кеннеди приподнял покрывало и взглянул на мертвого актера. Потом он снова прикрыл его и обратился к девушке:

— Девочка моя, у него очень благородная внешность. Я мог бы подумать, что он был проповедником священного слова или философом, а не актером, занимавшимся еретической ерундой.

Валери Марэ взорвалась.

— Вы ошибаетесь! — воскликнула она. — Мистерии — хорошие пьесы, и они приносят людям много добра!

— Я видел много мистерий и согласен с вами, — поддержал девушку д'Арлей.

— Милорд, мой отец был хорошим актером, — гордо заявила девушка. — Но у него не все шло так, как ему хотелось бы! У него были короткие и кривые ноги, и ему приходилось играть разбойников, а иногда даже комические роли. Самая лучшая роль, которая ему досталась, — роль Иуды, иногда он изображал Злобу, а один раз — Зависть.

Ей очень хотелось обелить мистерии в глазах Кеннеди, и она принялась превозносить способности отца:

— Вы бы видели его в роли Иуды! Или Саймона Магуса! В этой роли он даже показывал фокусы. Все утверждали, что он действительно был самым лучшим и просто неподражаемым Саймоном со времен немца Антона Фреша, того самого знаменитого фокусника. Господа, мой отец всегда мечтал сыграть роль Христа в Воскрешении. Но разве он мог играть эту роль с такими кривыми ногами? Мне кажется, из-за расстройства по этому поводу он и пил так много в последнее время!

Д'Арлей продолжал размышлять о странном поведении девушки: такая разительная перемена — некоторое время назад она была дерзка, почти груба, а теперь предельно учтива. Кто же она? Эта девушка употребляет слова и выражения, присущие воспитанной, благородной девице, а не простой погонщице мулов. Она совсем не похожа на дочь бедного бродячего актера. Тут что-то не так. Есть какая-то тайна. Интересно бы узнать.

Д'Арлей не сводил с девушки глаз. Ее черты лица казались д'Арлею очень знакомыми. Все: глаза, волосы, постоянно меняющееся выражение лица… Где-то он все это уже видел, причем не так давно и не один раз?.. Он старался вспомнить, но ничего не получалось, тот, знакомый образ расплывался и куда-то исчезал.

Молодой человек вновь поразился, когда опять стал внимательно разглядывать Валери: у нее был открытый широкий лоб, он говорил об уме. Носик был прямым и изящным. Нет, она явно не похожа на крестьянку! Сначала д’Арлей посчитал ее просто хорошенькой, но потом понял, что перед ним — настоящая красавица.

Ему не терпелось поскорее внести во все ясность, и он принялся задавать Валери вопросы:

— Вы родились в Анжу? Девушка покачала головой:

— Нет, милорд. Я родилась в Берри. Так мне всегда говорили. Д'Арлею стало абсолютно ясно, что в ее прошлом и скрыта тайна.

— И ваши родители в этом абсолютно уверены? Девушке, похоже, было неприятно отвечать на его вопросы.

— Это… очень длинная и старая история, господин. Вам она не будет интересна.

«А мне не стоит пока настаивать на том, чтобы Валери все сразу о себе рассказала, — подумал он. — Я все узнаю позже». И он задал другой вопрос:

— Вам, наверное, пришлось много путешествовать по стране?

— Мы переезжали с места на место всю мою жизнь. Я объехала всю Францию, кроме — вам может быть смешно, кроме Парижа. Там мне не удалось побывать. — У нее загорелись глаза. — Я даже была там, где родилась Орлеанская Дева. Я стояла там очень долго, и мне показалось, что со мной также начал вести разговор Волшебный Голос. Как-то у отца не было работы, я его попросила, чтобы он отвез меня туда, где она вела наши армии. Когда наконец проснется наш король и вышвырнет Годонов из Франции, я отправлюсь в Руан, чтобы помолиться там, где она умерла.

— Мне кажется, — медленно произнес д'Арлей, — вскоре может представиться возможность побывать в Руане. — Он заколебался, так как не был уверен, можно ли рассказать ей, зачем это нужно. — В последние полгода я побывал в разных частях Франции. Мне необходимо узнать, как относятся люди к проблеме продолжения Столетней войны. Я знаю следующее: народ жаждет войны, и королю придется с этим смириться.

— Господин, я молю Бога, чтобы вы оказались правы. И тогда явится другая Дева и поведет за собой французские войска!

— Возможно, этого не понадобится, — сухо заметил д'Арлей.

Наступила тишина, а потому д’Арлей обратился с вопросом к шотландцу:

— Как вас зовут?

— Прежан Кеннеди.

Шотландец был поражен тем, что его имя ничего не говорило д'Арлею. Он нахмурился и добавил:

— Оказывается, я здесь почти неизвестен.

— Господин Прежан Кеннеди, мне непонятно, почему вы должны быть мне известны?

— Я знаю о бомбардах больше, чем любой человек в мире. Может, вам будет интересно знать, что я командовал батареей пушек в сражении с язычниками-турками? Сейчас я отправляюсь к господину Жаку Керу. Он обо мне все знает и позаботится, чтобы я командовал, когда мы снова начнем сражаться с англичанами.

— Да, действительно, я слышал, как Жак Кер рассказывал о вас. Сэр шотландец, вы должны простить мою забывчивость.

— Мой отец сражался при Азенкуре, как это делали многие из моих храбрых соотечественников, — гордо и обиженно продолжал Кеннеди. — Он умер от торчавшей у него из горла стрелы англичанина. Сэр рыцарь, я сам тридцать лет участвую в ваших войнах. Но ничего не заработал. — Он взглянул на небо и покачал головой. — Сейчас пойдет дождь, и мне кажется, что мы проведем ночь в сырости… Моя мать была француженка, а я родился в Мейболе в Эршире. Пусть земля будет пухом моей милой матушке. Она зря назвала меня в честь своего отца. Имя не сочетается с шотландской фамилией, но я должен признаться, что пытаюсь с честью носить это имя и фамилию. Я — Кеннеди из Кассилиса, — гордо добавил он.

— Наверно, это очень важно для вас!

— Да, — подтвердил шотландец. — Это весьма важно в Шотландии. И везде, где я побывал, — добавил он, нахмурясь.

Наступила тишина. Д'Арлей поинтересовался:

— Вы, господин Кеннеди, имели дело со Свободным обществом?

Шотландец резко дернул головой.

— Это правда, — сказал он, помолчав. — Я — солдат, и мне нужно существовать. У меня даже некоторое время был собственный отряд и дела шли очень хорошо. Я всегда стараюсь, чтобы во всем, что я делаю, у меня были лишние доходы. Для меня важна даже маленькая прибыль. Вы можете на это что-то возразить, господин д’Арлей?

— Мне не нравится, когда человек считает, что имеет право грабить беззащитных и невинных людей. С тех пор как с Англией был заключен договор о перемирии, Свободные общества вдоволь попили кровушки из народа Франции.

— Свободные общества в основном состоят из французов, — заметил шотландец. — Что вы скажете по этому поводу, сир д’Арлей?

— Ничего не могу сказать, потому что, к сожалению, вы правы. Наверное, сто лет войны превратили нас в дикарей!..

Откуда вы едете? — Д’Арлей обратился к священнику, пытаясь закончить спор с шотландцем.

Он ждал ответа и внимательно разглядывал служителя церкви. На лице старика было столько фиолетовых жилок, что оно напоминало карту мира. Отец Имберт произвел на д'Арлея впечатление вполне приятного и правдивого человека, правда не с первого взгляда.

— Я из Прованса и везу важные бумаги в Париж, — ответил священник.

— Теперь, когда вы удовлетворили ваше любопытство в отношении нас, — нетерпеливо сказал шотландец, — могу ли я спросить, удастся ли нам поужинать? У девушки нет ничего, кроме кувшина вина, которое мне кажется разбавленным и прокисшим. Да еще буханка старого хлеба. Мы со священником плотно поели днем, зная, что попадем в харчевню только ночью. Сейчас у нас нет с собой ни крошки.

— Что у нас осталось, Хелион? — спросил слугу д’Арлей. Слуга был недоволен.

— Господин, у нас еды хватит на всех. Есть жареная птица и еще кое-какое мясо. Также у нас имеется вино и хлеб.

— Это просто чудесно, — с облегчением заметил шотландец.

Девушка робко вмешалась в их разговор:

— Господа, я умею хорошо готовить. Если мы сможем развести костер, я бы могла быстро приготовить что-то горячее… если господин доверит мне продукты.

— Мадемуазель, я это сделаю с превеликим удовольствием. Хелион научился прекрасно разводить огонь с тех пор, как мы отправились в путешествие, и он, конечно, поможет вам. А мы поставим палатки на случай, если пойдет дождь. Как вы нам предсказывали, наш храбрый капитан Свободного общества, дождь действительно может начаться.

Когда Валери Марэ увидела продукты, которые перед ней выложил Хелион, она просто обомлела: так много всего! Девушка решила, коль скоро она похвасталась своим искусством кулинарки, то должна постараться изо всех сил. Валери вознамерилась приготовить особое блюдо. Для этого она налила в кастрюльку вино и масло, добавила туда пряные травы, лук-порей и немного чесноку. Она порождала, пока все подрумянится, и насыпала в кастрюльку немного муки, потом положила мясо жареного каплуна и только в последний момент добавила порезанные финики и сушеную мушмулу. От рагу шел чудный аромат.

Валери сняла кастрюльку с огня и поставила ее на землю, где уже устроились трое мужчин, Хелион держался немного поодаль. Мужчины расположились полукругом и нетерпеливо ждали начала трапезы.

Девушка не собиралась присоединяться к ним, и д'Арлей удивленно и очень выразительно посмотрел на нее.

— Мадемуазель, если вы не станете с нами есть, еда потеряет для нас всю прелесть.

Валери покачала головой:

— Господин, мне не следует так делать. Мой отец всегда ел первым, а потом садились есть моя мать и я. Так принято во время путешествий.

— Нам придется изменить этот обычай. — Д'Арлей подвинулся, чтобы девушка могла присоединиться к остальным. — Садитесь со мной рядом, и мы предложим вам пищу в первую очередь.

Ему не удалось выполнить обещание, потому что Прежан Кеннеди уже опустил ложку в котелок. Он проглотил первую порцию и с одобрением покачал головой.

— Вкусное блюдо, — сказал он, облизывая губы. — В Шотландии мы варим это без всяких хитрых приправ. Хорошая пища помогает шотландцам стать сильными, с крепкими руками и рассудительными головами. Эти крепкие руки прогонят англичан за Ла-Манш, когда для этого наступит подходящее время.

Кеннеди понял, что его похвальба вызвала у спутников раздражение, и тут же добавил:

— Я хочу сказать только одно — рыцари Франции не смогут выиграть войну, если она разразится.

Д’Арлей неохотно сказал:

— Я с вами согласен.

— Войну можно выиграть только с помощью пушек и бомбард. Многие предусмотрительные шотландцы станут служить в качестве бомбардиров.

Некоторое время царило молчание. Все были голодны и ели с большим удовольствием. А девушке было приятно, что все спутники оценили ее усилия. Д'Арлей обратил внимание, что Валери так и не приняла участия в трапезе.

— Я понимаю, почему вы не едите, — сказал он. — Но вы не должны поддаваться горю. Начинайте есть! На время хотя бы расстаньтесь с печальными мыслями и поешьте, пока эти голодные волки не выскребли котелок дочиста.

— Милорд, у меня отсутствует аппетит.

Но все-таки Валери послушалась д'Арлея и начала медленно есть.

Дождь еще не начинался, хотя небо совсем потемнело. Не было видно ни звездочки. Вокруг огня сновали летучие мыши. Каминка-попутчик покружилась и улетела, затем вернулась, крича: «Чат! Чат!» Где-то рядом ухала сова.

Д’Арлей постоянно наблюдал за Валери и заметил, что у нее все время меняется настроение. Сначала она не поднимала головы, вздыхала и не интересовалась пищей. Потом глаза засверкали, руки крепко сжались в кулаки. Д'Арлей был уверен, что она вспоминает ссору с Элис. Он подумал: «Эта девушка обладает сильным и воинственным характером».

Валери расслабилась, казалось, она что-то вспоминала. Руки свободно лежали на коленях. Глаза невидяще уставились в темноту.

— О чем вы думаете? — спросил д’Арлей. — Мне кажется, что вы находитесь очень далеко от нас.

Девушка покраснела.

— Мне стыдно признаться. Это… это нечто весьма тривиальное. Если вам станет известно, о чем я только что размышляла, вы плохо обо мне подумаете.

Остальная компания продолжала с аппетитом есть, не обращая ни на что внимания. Чавканье Хелиона было отчетливо слышно, хотя он и сидел особняком. Хелион расположился не слишком близко к огню, чтобы не проявлять непочтительности к знатным особам, но и не слишком далеко, дабы не лишать себя возможности погреться. Д'Арлей придвинулся ближе к девушке.

— Расскажите мне, — настаивал он. Девушка колебалась:

— Право, мне… очень стыдно, что я… могу думать об этом в такое время. — Она взглянула на него и сильно покраснела. — Это красота бархатного платья, что было надето на благородной даме.

Д’Арлей улыбнулся:

— Я ехал два дня вместе с ними и не могу сказать, какого цвета был ее наряд. Это что, действительно красивое платье?

— О, его просто невозможно описать! Мне кажется, что у него был самый редкий и прелестный оттенок синего цвета! — Валери разговорилась, и слова лились бурным потоком. — Вы заметили кружева у нее на шее и на запястьях? Мне кажется, что вы даже не обратили на них внимания. Я никогда не видела подобной красоты! А перья на шляпе! Мне хотелось их погладить, чтобы ощутить их мягкость. Ее туфли…

Девушка остановилась и быстро прикрыла юбкой собственные башмаки. Она боялась, что д'Арлей увидит их. Но Валери опоздала. Д’Арлей еще раньше с жалостью отметил, что они были старыми и что их изготовил плохой сапожник. Он также обратил внимание, что ее лосины были очень дешевыми и покрыты множеством заплаток. Обычно женщины — молодые или старые, благородные или простые — всегда старались, чтобы лосины были в полном порядке.

— Вам кажется, что важно быть хорошо одетой? — спросил д’Арлей.

Девушка вздохнула:

— Когда у вас ничего нет, это становится весьма важным. С тех пор как умерла моя мать — а это было шесть лет назад, — я стала сама шить себе одежду. Но из меня вышла плохая портниха, как вы сами уже успели заметить.

— Мне кажется, что для вас не так важны нарядные одежды. Вы настолько привлекательны, что меня очень заинтересовали. Наверное, у вас кругом полно воздыхателей и это… Даже иногда может представлять для вас некоторую опасность.

— Лудильщики и парикмахеры и еще подавальщики в тавернах. — Теперь девушка разговаривала более спокойно. — Да, у меня есть обожатели, но это очень простые люди. Если девушка постоянно находится в дороге, как это случилось со мной, она не может избежать подобного внимания.

— Вам это все неприятно?

— Не-е-ет.

Манеры девушки разительно изменились. На мгновение она позабыла о своем горе. Она заулыбалась и принялась все подробно объяснять:

— Я умею избегать их внимания. Когда у нас были деньги и мы могли остановиться в харчевне… Так было не часто, господин, и это всегда было для меня великим событием. В таких случаях я всегда делала именно так. — Валери выпрямилась и сказала: — Смотрите!

Уголки рта у нее опустились, контуры бровей также изменились не к лучшему. В ее внешности появилось что-то неприятное. Довольная произведенным эффектом, Валери рассмеялась:

— Можете мне поверить, что, только раз взглянув на меня, все кавалеры сразу исчезали. Но иногда, когда вокруг было много мужчин и мне следовало быть более осторожной, я натягивала на лоб капюшон и начинала выглядеть вот так.

На этот раз д’Арлею показалось, что лицо у нее стало удивительно широким. Глаза сделались жесткими и приобрели неприятный блеск. У Валери был вид простой, нахальной и неряшливой девицы и к тому же не очень умной. Она стала настолько непривлекательной, что ни один мужчина не пожелал бы подарить ей свой взгляд.

— Если я изображала из себя такую девицу, ко мне никто не приставал, — сказала она, и ее лицо приняло обычный вид. — Мой отец говорил, если бы я родилась мужчиной, из меня вышел бы неплохой актер. Он даже говорил, что я могла бы стать ему равной, а это, господин, самая большая похвала со стороны актера.

Прежан Кеннеди промокнул губы кончиком клетчатого платка и отодвинулся от котелка. Затем он оглядел лица спутников, которые с трудом можно было различить в наступившей темноте.

— Нам следует поговорить, — сказал он. — Что мы станем делать с мертвецом?

Всем стало понятно, что отец Имберт ничего не понимал. Он смотрел на них и спрашивал:

— Должны быть похороны. Но где? И когда?

— Здесь и сейчас, — ответил шотландец.

— Вам должно быть интересно, насколько далеко мы находимся от церкви? — спросил священник. — Могу сказать только одно — мне это неизвестно.

Кеннеди обратился к д'Арлею:

— Вам знакомы эти места?

Тот отрицательно покачал головой.

— А вам, дитя мое?

Валери ответила тихим голосом, стараясь не выдать своих чувств:

— Нет, эти места мне неизвестны.

— Тогда нам придется похоронить вашего отца здесь, повторил шотландец. — Нам повезло, что с нами находится отец Имберт. Он сможет прочитать заупокойную службу.

Девушка была очень расстроена. Она посмотрела на Кеннеди, перевела взгляд на д'Арлея.

— Пожалуйста, господа! Наверное, можно придумать что-то иное.

Кеннеди объяснил ей, что им следует вовремя прибыть к месту назначения. Валери было понятно, что нельзя больше использовать повозку. Делать было нечего.

— Кроме того, — добавил шотландец, — у вашего отца будет место упокоения лучше, чем у солдат, павших в бою.

Наступила долгая и неприятная тишина.

— Мне ясны все сложности, — наконец заявила Валери. — Вы все очень добры ко мне, я не могу отказываться от вашей помощи и создавать вам новые трудности. Но все равно мне с этим трудно примириться.

Д'Арлей спросил ее:

— Вы переживаете, потому что ваш отец будет погребен без гроба?

Девушка кивнула:

— Да, милорд. Ему не будет покоя.

Девушка чуть не разрыдалась, было видно, что ей трудно продолжать этот разговор.

— У него много лет болели кости, и он часто говорил мне: «Никогда не хорони меня во влажной земле». Он говорил, что ему нужна широкая и сухая могила. Иногда, произнося это, он смеялся, но я понимала, что он верил в собственные слова. — Девушка взглянула на небо. — К утру пойдет дождь, господа, и земля будет сырой.

Д'Арлей о чем-то думал. Наконец он сказал:

— Я умею управляться с инструментами, и, если вы мне позволите использовать дерево, оставшееся от повозки, я смогу изготовить для вашего отца гроб.

Валери была согласна на все.

— Если вы это сделаете, я стану за вас всю жизнь молиться.

— Это займет у меня много времени, и мне понадобится помощь. — Д’Арлей поднялся и потребовал: — Хелион, подай мой топор!

3

Два часа д’Арлей и Валери делали гроб. Остальные сначала пытались им помочь, но потом отказались от этой затеи. Они растянулись на земле, ногами к костру, и заснули. Валери старалась изо всех сил помочь доброму господину. Она поддерживала огонь и разбирала повозку на доски. Ей было тяжело это делать, она всегда гордилась своей повозкой.

— Оказывается, я не такой ловкий, — признался д’Арлей. — Это займет гораздо больше времени, чем я думал.

Девушке стало стыдно.

— Господин д'Арлей, мне стыдно, что я отнимаю у вас столько времени.

Д'Арлей засмеялся:

— Сказать правду, несмотря на трудности, мне это очень нравится. Я даже горжусь, что смог все сделать. Если бы мне повезло и я бы родился плотником, то смог бы зарабатывать этим трудом деньги. Вместо этого я — рыцарь и мне принадлежат земли. Кажется, я нигде не достиг успеха.

— Позвольте этому не поверить.

— Могу сказать только одно в свою пользу: мне удалось хорошо научиться владеть этим. — Кивком он показал на саблю, которую снял и положил на землю. При свете углей клинок сверкал и отливал багровым. — Но у нас не ценят людей, умеющих владеть саблей. Рыцарь должен хорошо владеть пикой, боевым топориком и «утренней звездой», а сабля считается оружием, недостойным мужчины. Я хочу сказать, что когда-нибудь сабля будет считаться единственным подходящим оружием для настоящих мужчин. Мне повезло, я встретил Жака Кера и стал его другом, а в каком-то смысле и его партнером. Я разбогател с помощью Кера. — Д’Арлей вытер лоб и помахал руками. — Нам теперь стоит отдохнуть и выпить вина. Плотницкая работа вызывает жажду. Вы, наверное, очень устали, — сказал д’Арлей.

Они сели у огня и немного выпили.

— Вам пришлось много повозиться, разбирая повозку. Покажите-ка мне ваши руки!

Девушка протянула руки. Они были аккуратными, хорошей формы, пальцы — длинные и тонкие. На ладонях виднелись мозоли, кожа огрубела и потрескалась, но все равно это не были руки крестьянской девушки. «Они также не похожи на руки бродячего актера, — подумал д’Арлей. Здесь есть какая-то тайна, и я должен до нее докопаться».

— Вам приходилось много работать? — сказал д'Арлей.

— Когда отец заболел, мне приходилось делать все: ухаживать за мулами, разжигать огонь, ставить палатку. Она протянула вперед руки и грустно посмотрела на них. Это несложно заметить, не так ли? Руки грубые и некрасивые.

— Они настолько красивы, что я начинаю подумывать кое о чем. — Он посмотрел девушке в лицо. — Вы сказали мне, что существуют сомнения по поводу места вашего рождения. Можете объяснить, что именно вы имели в виду?

Валери заколебалась:

— Мы никому об этом не рассказывали. Но сейчас родители умерли, и это стало моим секретом, поэтому я могу его рассказать кому хочу. Мне самой ничего не было об этом известно до тех пор, пока мне не исполнилось десять лет. Тогда моя мать — мадам Марэ — рассказала мне об этом. — Девушка взглянула на д'Арлея и добавила: — Мне так хочется рассказать вам об этом. Вы очень добры.

Д’Арлей ждал.

— Господин д'Арлей, я не их дочь. Они меня нашли.

Д’Арлей не был удивлен. Длинная война, сложности жизни из-за орудующих вокруг банд, которые грабили страну во время перемирия… Сплошь да рядом случалось такое. Любое передвижение армии, каждый грабеж оставляли за собой дымящиеся руины, почерневшие поля и бесконечное количество трупов. Родителей убивали, и оставались детишки, которым нужно было найти новый дом, чтобы не умереть от голода. Многие записи о смерти и рождении были утеряны, и было невозможно найти следы пропавших. Говорили, что в местах, где в течение многих десятков лет шли бои, лишь немногие дети точно знали, что живут у настоящих родителей.

— Я так и думал, — сказал д’Арлей. — Я также уверен, что ваши настоящие родители были более высокого происхождения, чем… воспитавшая вас пара. Меня поражает, как правильно вы говорите, хотя, видимо, вы и не получили никакого образования.

— Я вам уже говорила, что господин Марэ был великим актером, — гордо сказала девушка. — Он часто говорил, что может сделать для меня только одно — научить правильно говорить. Я даже не помню, когда он начал со мной заниматься. Он читал мне роли из мистерий и заставлял меня их повторять. Иногда он читал из книги «Подражание Христу» . Вы думаете, что мне удалось получить какое-то образование? Я слушала Марэ и задавала ему вопросы.

— Он вас научил читать?

Валери с сожалением покачала головой:

— Нет. Когда я подросла, мне приходилось много работать. Мадам Марэ была инвалидом.

— Теперь мне понятно, почему у вас такой приятный голос. Но все остальное можно объяснить только одним. Мадемуазель, вы очень красивы, и в вас видна порода. Вы мне можете рассказать, при каких обстоятельствах вас нашли?

— Мне самой хотелось бы знать об этом побольше. Господин и мадам Марэ очутились в деревне, которую разграбили и сожгли. Некоторые из домов продолжали гореть, и они понимали, что грабители не могли далеко уйти. Потом они услышали крик ребенка. Мадам Марэ настояла, чтобы его нашли. Она меня увидела в корзинке у входа в церковь. Наверное, женщина пыталась найти в церкви защиту и взяла меня с собой. Но ей это не помогло. Грабители ее убили. Они забрали из церкви все предметы религиозного культа… Наверное, я была очень голодна, потому что громко плакала.

— Вы считаете, что погибшая женщина была вашей матерью?

Валери поколебалась, прежде чем ответить.

— Мадам Марэ так не считала. Я была завернута в очень красивую пеленку из тонкого дорогого материала.

— Женщина была крестьянкой?

— Видимо, так. Мадам Марэ сказала, что она была просто одета, и руки у нее были крупные и грубые. Она была молода, крепкого сложения.

— Наверное, это была кормилица. Все указывает на это.

— Мы тоже так считали. Но теперь вообще невозможно что-либо узнать. Семейство Марэ вернулось в ту деревню через шесть месяцев, чтобы попытаться что-то узнать. Но в деревне никого не было, и они вернулись ни с чем.

— Они не возвращались туда во второй раз? Девушка покачала головой:

— Нет. Мне кажется, что они не желали ничего узнавать, когда я стала подрастать. Они всегда считали меня своим собственным ребенком. Господин Марэ очень разозлился, когда узнал, что мне все известно. Помню, как-то ночью, когда я отправилась спать, они сильно спорили. Мадам Марэ сказала, что сам господин Марэ хотел получить за меня награду за то, что они меня нашли. А господин Марэ отвечал, что так было в самом начале, а потом он передумал.

Д’Арлей некоторое время молчал, обдумывая услышанное.

— Это все, что вам известно? — наконец спросил он.

— Мадам Марэ больше ничего не удалось узнать. Крыша церкви пылала, и поэтому она подхватила корзинку и сразу убежала. Она видела, что та женщина была смуглой и у нее была кровь на лице. Когда мадам Марэ несла меня к повозке, я схватила ее за палец. Вот и все.

— Вы знаете, как называется эта деревня?

Валери сказала, но д'Арлей никогда прежде не слышал этого названия.

— С тех пор прошло столько лет, думаю, теперь вообще ничего невозможно узнать. Но мне все равно кажется, что вам следует предпринять усилия, чтобы узнать, кто же вы такая на самом деле.

— Я так и сделаю, когда мне представится возможность. Я все время об этом думаю и уверена, что бедная убитая женщина не была моей настоящей матерью. Кем могла быть моя настоящая мать? Может, она до сих пор еще жива? Если это так, может, она верит, что я тоже жива? Признает ли она меня, если мы увидимся?

— Есть один способ, чтобы я вам помог. Вы мне напоминаете кое-кого.

— Кто это, господин д’Арлей?

— Не могу точно сказать. Весь вечер я пытался припомнить, но так и не смог этого сделать.

— И вы считаете, это может привести к тому, что я узнаю, кто я такая на самом деле? — девушка оживилась и не сводила взгляда с д’Арлея. — Может, это моя родственница? Сестра? Или даже моя мать?

Он покачал головой:

— Пока не стоит строить предположений. Если даже вы на кого-то похожи, это может быть простым совпадением. В Париже живет человек, так похожий на меня, что можно решить, будто мы — близнецы. Я даже как-то отправился на него посмотреть. Но это было всего один раз… Он оказался мрачным и тупым и все время шмыгал носом. Меня возмутило, что такой слабак, такой неприятный человек может расхаживать по земле в таком же обличье, что и я.

— Но, — девушке не хотелось заканчивать разговор, — неужели ничего нельзя сделать? Я убеждена, если бы вы вспомнили, я бы узнала, кто я такая.

— Мне кажется, я смогу вспомнить.

Д’Арлей с трудом поднялся на ноги. От непривычной работы у него болели руки и спина.

— Мадемуазель, сейчас я могу лишь помочь похоронить того, кто мог бы помочь нам узнать правду. Вы в состоянии еще немного потрудиться?

Валери быстро вскочила.

— Конечно, господин.

Через час д’Арлей забил последний гвоздь. «Неплохо было бы хоть как-то украсить это грубое сооружение», — подумал он и стал вырезать на крышке латинское изречение: «Nil nisi Bonum». Девушка стояла рядом и внимательно смотрела, как он трудится. На лице Валери читалась благодарность.

— Что это означает? — спросила она.

— Я не очень хорошо знаю латынь, но если мне не изменяет память и я все правильно написал, то это означает: «О мертвых говорить либо хорошее, либо ничего». Как вы считаете, я выбрал правильное изречение?

— Да, господин. Я уверена, что отец был бы благодарен вам и горд, если бы мог увидеть это!

Д'Арлея вдохновила похвала, и он пообещал:

— Когда я закончу с текстом, попытаюсь вырезать розы и ангела с распростертыми крыльями.

На лицо девушки упала полоска света, и д’Арлей вновь попытался вспомнить, на кого же она похожа.

— Встаньте там, где я могу вас лучше рассмотреть, — попросил он Валери.

Д'Арлей опустил топор на землю и начал внимательно разглядывать лицо девушки, положив руки ей на плечи.

Теперь ему удалось рассмотреть некоторые детали. Д’Арлей подумал, что солнечные лучи ласкали ее кожу и сделали такой нежной, они выбелили ее и без того светлые волосы. Солнце любило эту девушку. В ее чертах не было хрупкой прелести цветка, но кожа и неяркий румянец отражали поцелуи солнца. Д’Арлей не мог понять, какого цвета ее глаза. Ему они казались светло-синими. Но эти глаза отливали и золотом. Д’Арлей понял, что лицо ее менялось в зависимости от выражения глаз.

«У нее поразительная красота, — подумал он. — Я должен без труда вспомнить, кого она мне напоминает. Но почему-то не могу».

Его мысли потекли в ином направлении, и у него закружилась голова. Перед ним было поразительно прекрасное, милое, нежное лицо. Ее глаза с восхищением смотрели на д 'Арлея. Как он мог подумать, что на свете существуют подобные этим глаза? Д’Арлей начал терять голову: «Что со мной случилось? — подумал он. — Она меня околдовала».

Д'Арлею пришлось бороться с желанием крепко обнять девушку. «Наверное, я в нее влюблен», — подумал он.

Эта мысль помогла ему устоять перед соблазном. Он снял руки с плеч девушки и отступил назад. Ему не следует ею увлекаться, и по многим причинам.

— Я должен закончить резьбу, — сказал он Валери, но про себя подумал: «Как только утром мы похороним этого беднягу, мне следует продолжить свой путь».

 

Глава 3

1

На воротах города виднелась перчатка. Это означало, что там проходит ярмарка. Пока перчатка оставалась на месте, все привычные дела были заброшены. Утром народ торговал на лотках, стоявших вдоль улицы, вечером можно было повеселиться — выпить и потанцевать…

Как только Валери вошла в город, ею овладела печаль по прошлым дням. Ярмарки всегда оставляли светлые воспоминания в ее не очень веселой жизни. Тогда это значило, что у Дамиана Марэ будут роли в представлениях и у семейства появятся деньги, девушке смогут купить новое платье, шляпку или хотя бы ленточку в волосы.

Валери увидела на главной площади театральный помост с занавесями для сцены Вознесения. «Если бы бедный отец был жив, — думала девушка, — может, ему наконец повезло и он смог бы сыграть роль Иисуса. В этот момент он расхаживал бы взад и вперед, повторяя текст своей роли, или спрашивал бы у меня, распаковала ли я его парики и костюмы». Валери вздохнула, решив, что в этот момент Дамиан Марэ, вернее всего, сидел бы в таверне и пил, надеясь на будущий успех.

Она попала в этот город по весьма грустному делу. После похорон и спешного отъезда господина д’Арлея она осталась совсем одна. Прежан Кеннеди продал ее мулов за хорошую цену и дал ей прекрасный совет: выйти замуж за немолодого человека, но чтобы у него было достаточно золота в сундуке и чтобы он был способен оценить ее красоту. Искать такого мужа следует там, где много мужчин, поэтому нужно ехать с ним в Париж. Если у нее не получится найти мужа — не беда, возможно, ей найдут какое-нибудь место у Жака Кера. Пре-жан собирался отправиться в Париж повидать Жака Лисицу, и он, конечно же, мог замолвить словечко за Валери.

Девушке не хотелось ехать в Париж. Дамиан Марэ всегда боялся этого города. Возможно, до него доходили слухи о великих столичных актерах и он опасался соперничества. А может, он избегал нищенского существования в столице. В любом случае, хоть Марэ и рассуждал о том, что возьмет Париж штурмом и покорит его своим талантом, он всегда старательно искал причину, чтобы туда не ехать.

Валери тоже начала бояться Парижа. Ей представлялось, что город на Сене — это большая, окруженная стенами тюрьма. Она никогда не слышала о прекрасном Нотр-Даме. Девушка всю жизнь жила в бедности и понимала, что ей не следует надеяться на блестящее будущее, которое рисовал шотландец. Она выработала для себя план, который будет более верным и безопасным. Валери с вниманием выслушала аргументы Прежана Кеннеди, собрала свои вещи и тихонько удалилась.

Девушка шагала по многолюдному городу, в одной руке несла узел с одеждой, в другой — плетеную корзину. Она была внимательна и сразу отбежала в сторону, прижалась к стене, когда по булыжной мостовой улицы галопом проскакали всадники. Только рыцари исчезли — в воздухе повисли проклятья, Валери видела вокруг себя лица, почерневшие от ненависти. В этом не было ничего нового. Тот, кто путешествует по дорогам и знаком с обитателями трущоб, знает их страхи и злость.

Валери увидела высокого светловолосого молодого человека в сверкающей кольчуге, с алебардой на плече. Он пробирался сквозь толпу и весело посвистывал. Все перед ним расступались. Молодой человек был англичанином — об этом можно было судить по леопардам, изображенным на его шарфе. Прохожие не были бы столь любезны с молодым англичанином, если бы знали, что он насвистывает мотив военной песни периода великих английских побед «Сэр Роберт повелевает всей Францией». Валери смотрела на него с ужасом и старалась разглядеть, нет ли у него сзади хвоста. Большинство французов, знавших оккупантов только по рассказам, были уверены, что англичане хвостаты.

Валери остановилась около приветливого человека в шапочке виноторговца и спросила:

— Господин, скажите мне, где находится ярмарка? Виноторговец показал ей направление:

— Во дворе следующей харчевни, малышка. — Он заметил в ее руке узел и корзинку и поинтересовался: — Если ты собираешься поступать на службу, тебе следует поспешить. Там уже почти все закончилось. Мне сказали, что люди требуются только для Пти Гастэ. Позволь тебе подсказать, чтобы с ним не связывалась.

Двор харчевни был переполнен, слышались громкие голоса и смех. Над низкой платформой висел синий флаг. Под ним сидел служащий и пытался оживить торги, без конца что-то тараторя монотонным голосом.

— Ярмарка работает! — говорил служащий. — Господа и дамы, вам нужны хорошие слуги? Вы можете посмотреть и поговорить с людьми. Вы должны внимательно их рассмотреть, если только вам действительно нужны люди и вы не пришли сюда просто поглазеть. Мужчины здесь сильные, а женщины — аккуратны и прилежны. Взгляните на них, господа. Они молоды и смущены, потому что им приходится выставлять себя здесь перед публикой. У нас никогда прежде не было лучших слуг, чем мы предлагаем вам сегодня. Подходите и делайте свой выбор!

— Все одно и то же год за годом! — пожаловался купец. Он взглянул на служащего. — Они никому не могут подойти, и вам это прекрасно известно. Пти Гастэ не может из них выбрать ни одного, потому что они — слабаки или ленивы и нечестны.

По сторонам двора стояли скамейки, и на них располагались кандидаты на работу. С одной стороны стояли мужчины, а с другой — девушки. Нельзя сказать, что они были слишком молоды или смущались. Наоборот, казалось, что некоторым из них эти «смотрины» были по душе.

Пришедшие сюда считали, что выбор слуг не что иное, как очередное ярмарочное развлечение. То тут, то там слышались остроты, шутки и смех:

— Жак, если ты не найдешь себя хозяина, твоим хозяином станет Пти Гастэ. Он тебя отучит прохлаждаться и сидеть на толстой заднице.

— Подбери юбки, Марго. Пусть все видят твои толстые ляжки, и тогда ты точно найдешь себя хозяина!

Валери уже начала сомневаться, действительно ли хорош ее план. Она оглянулась и решила, что ей лучше убираться отсюда. Она видела, что будущие хозяева, которые расхаживали взад и вперед, были такими же неприятными, как и люди, предлагавшие себя. Девушка с трудом поборола желание побыстрее удрать.

Молодой человек в одежде торговца кинул монетку в сторону Марго. Если Марго ее поймает, она согласна работать у него. Женщина ловко поймала монетку, проверила на зуб ее качество, подморгнула новому хозяину, подняла верхнюю юбку и спрятала монетку в карман красной нижней юбки. Затем, согласно правилам ярмарки, она сняла с себя табличку с номером и отдала ее служащему. Тот быстро начал действовать.

— Господин Беллей, вы наняли себе служанку. Она обладает хорошим здоровьем и не больна заразными болезнями, и она не беременна. Если это случится и родится ребенок через девять месяцев после сегодняшнего дня, это станет вашей ответственностью. После этого — хи-хи-хи! — все изменится. Если вам будет нужно ее выпороть, вы можете использовать палку не толще вашего пальца и наказание не должно превышать десяти ударов. Вам следует дать ей одно платье теплое из шерстяной материи, ночную рубашку, две пары лосин и чепец. На шесть месяцев ей полагается четыре унции мыла. Вы обязаны платить ей один денье в день.

— Согласен, — сказал торговец шелком.

Как требовалось в подобном случае, девица заявила:

— Я согласна считать вас моим хозяином в течение шести месяцев. Я обещаю вам повиноваться и каждое дело стану выполнять с удовольствием.

Валери удалось пробраться поближе к платформе. Она робко коснулась рукава служащего и сказала:

— Господин служащий, я хочу предложить себя в качестве служанки.

Служащий был занят бумагами и не взглянул на нее.

— Хорошо. Мне сейчас некогда тебя расспрашивать. Мы сделаем это позже. Вставай на скамью и, если хочешь получить хорошего хозяина, — улыбайся.

Потом он взглянул на девушку, и у него от удивления широко открылся рот.

— Святой Кристоф! Тебе даже не нужно улыбаться, малышка! Ты можешь получить чересчур хорошего хозяина!

Он подал девушке табличку с номером шестнадцать и даже попытался пошутить:

— Малышка, тебе, наверное, столько лет.

Валери прикрепила табличку к кофте и взобралась на скамью.

Появление нового кандидата взволновало публику. Будущие хозяева подошли поближе, чтобы лучше рассмотреть девушку. Валери крепко сжала губы — ее тревожили пристальные, похотливые взгляды мужчин. Девушка не сводила глаз с ворот, где крутился маленький ветрячок.

Валери сразу обратила внимание на огромного мужчину, пробиравшегося через толпу. Он фыркал, хрипел и что-то бормотал про себя. Ей стало неприятно, потому что он всех растолкал и подошел прямо к скамейке. Человек уставился на девушку, как кот на птичку в клетке. От волнения на его круглом лице выступил обильный пот, и он напомнил Валери восковую статую, которая начала плавиться.

Кто-то, кто стоял на безопасном от него расстоянии, громко выкрикнул:

— Она тебе нравится, Красные Плавники ?

— Ты сделал свой выбор?

Неприятный человек начал говорить тонким голосом, обращаясь ко всем окружающим:

— Вы говорите, что трудно угодить Пти Гастэ. Что ж, теперь я доволен. Этот цыпленочек мой. Всем должно быть известно, что я первый сделал на нее заявку.

Все запротестовали:

— Погоди, я хочу взять ее!

— Она мне тоже подходит!

Эти протесты подхватили другие. Суровая женщина с усами над верхней губой сказала:

— Решать будет девушка.

Огромный человек отодвинул протестовавших одним движением сильных рук и мрачно проворчал:

— Если кто-то из вас двинется вперед, то я дам ему по загривку.

Он взглянул на Валери. Его голова была почти на одном уровне с головкой девушки. Было видно, что она его очень привлекает.

— Я первый сделал заявку. Но всем известно, что я честный человек. Вам всем представится шанс, хотя я мог бы столкнуть вас головами, переломать ребра и выкрутить вам уши одним движением пальцев! — Он вытер потный лоб грязной ручищей. — Горожане, мы решим это путем жребия. Наверное, это будет самое справедливое, не так ли? Эй, Алан, подай нам метлу!

Гостиничный слуга подал ему остатки метлы, и гигант вытащил дюжину соломинок различной длины. Он огляделся, и в глазах его зажегся неприятный огонек, когда он увидел невзрачного человечка, стоявшего позади толпы.

— Эй, Годенот, подойди сюда!

— Только не я, Пти Гастэ! Только не я!

— Иди сюда! — завопил гигант. Он страшно разозлился. — Ты что, меня не слышишь? Иди сюда, или я вырву тебе зубы и стану ими чистить моих мулов вместо скребницы!

Маленький человечек так медленно приближался к гиганту, что тот нетерпеливо схватил его огромной ручищей и подтащил к себе.

— Я хочу, чтобы ты, бездельник, держал в руках соломинки. Обхвати их своим жалким кулачком, чтобы были видны только их края. Сейчас мы посмотрим, кто же из нас счастливец.

Годенот сделал так, как ему было приказано. Один из присутствующих, решительнее остальных, вышел вперед с протянутым кулаком. Пти Гастэ секунду смотрел на него с изумлением, потом одним ударом отвел его руку.

— Что? Ты желаешь тянуть первым, когда я щедро дал вам всем шанс? Первым стану тянуть я!

Гигант, как клещами, зажал кисть Годенота. Пальцы бедняги под давлением скрючились, и Гастэ отлично видел длину соломинок. Он внимательно рассмотрел их, прежде чем сделать выбор.

— Теперь тяните остальные.

Люди боялись его разозлить и начали фарс вытягивания соломинок. Потом сравнили их длину. Пти Гастэ оказался победителем. Он нагло и мрачно огляделся.

— Все довольны? Все было по-честному?

Люди, стоявшие рядом с ним и боявшиеся его больше всех, закивали в знак согласия и хором ответили:

— Да, все было по-честному.

Гигант не успокаивался — было ясно, что он жаждал с кем-нибудь сцепиться. Он оглядел стоявших сзади людей и выбрал молодого парня.

— Олим, почему ты молчишь?

Он пробрался к парню и начал сильно трясти его своими мускулистыми ручищами.

— Олим, ты доволен? Ты меня слышишь, Олим? Скажи, что ты доволен, трус, или я выпущу из тебя кишки! — Он еще раз тряхнул молодого парня и бросил его на землю. — Олим доволен, — сказал он с ухмылкой.

Мясник повернулся, чтобы взглянуть на девушку, которая должна была достаться ему. Он ничего не мог понять. На скамейке ее не было.

Во время торгов Валери с ужасом наблюдала за происходившим. Она не могла смириться с тем, что Пти Гастэ может стать ее хозяином. Она этого не вынесет. Пока все были заняты розыгрышем, девушка решила убежать. Она отбросила табличку, слезла со скамейки и прошмыгнула к выходу. Когда торжествующий мясник обернулся, Валери покидала двор таверны.

Пти Гастэ увидел ее и пытался преследовать. Валери была в ужасе, когда поняла его намерения. Она побежала быстрее, повторяя про себя: «Какая я дура, что пришла сюда!»

Валери резко свернула и натолкнулась на платформу, та опрокинулась, и девушка увидела башмаки служащего, который падал вместе с платформой. Послышался звук разбившегося кувшина.

2

Как всегда, для разрешения происшествия, случившегося во время ярмарки, был организован суд. Он назывался Судом Пыльных Ног, потому что сюда собирались разные купцы издалека. Судья был торговцем шелка из Марселя. Пожилой человек с умным и добрым лицом. Он улыбался.

— Господа, вам должно быть ясно, что это был всего лишь несчастный случай, — обратился судья к собравшимся.

— Мне это стоило слишком дорого, — заныл Гиглэ, служащий ярмарки, подавший жалобу на Валери.

— Девушка была испугана, — продолжал судья, — она не желала, чтобы ее хозяином стал Пти Гастэ. Ее легко понять. Я должен вам повторить, что она случайно толкнула платформу. Она, конечно же, не хотела это сделать.

— Я потерял на этом много денег, — настаивал на своем служащий. — Она разбила очень дорогой кувшин, разлила галлон чудесного вина. Во время падения я порвал хорошую одежду. Мне очень не повезло, и я потерпел огромные потери.

Судья хитро усмехнулся и спросил служащего:

— Вы не желаете получить компенсацию с Пти Гастэ?

— Нет, нет, — заторопился жалобщик.

— Мне тоже так показалось! Пти Гастэ мог бы стать в этих обстоятельствах весьма агрессивным. Как-то раз я намекнул одному из служащих суда, что он должен получить компенсацию с Пти Гастэ. Он мне ответил, что лучше расстанется с работой, чем потребует компенсацию с этого милейшего… человека. В любом случае мы не сможем ничего получить с этого мясника. — Судья обратился к служащему: — Дайте мне ваши расчеты, мне нужно знать сумму, которую вы хотели бы получить с девушки. Тридцать четыре денье, — прочитал он вслух.

Судья взглянул на испуганную Валери, стоявшую перед ним.

— Дитя мое, ты нанесла этому человеку вред на такую сумму. Ты сможешь ее выплатить?

— Нет, господин судья, — сказала девушка.

— Может, у тебя есть какие-либо вещи, которые ты можешь предложить в качестве компенсации? Ты способна выплатить хотя бы часть суммы?

— Господин судья, у меня есть всего два денье. Судья оглянулся.

— Мне не хочется сажать эту девушку в тюрьму… — начал он.

Валери судорожно вздохнула. Она понимала, что такое сесть в тюрьму. Ее поместят в общую камеру с остальными заключенными. В маленьких городах в камерах сидели вместе мужчины и женщины. И в таких условиях она будет находиться до тех пор, пока не закончится ее срок. Ее будут кормить отбросами, и она может заразиться любыми самыми страшными болезнями. Ей было известно, что некоторые бедняки, попав однажды в тюрьму, уже никогда не возвращались оттуда. Валери умоляюще посмотрела на старого судью. Он продолжал:

— Я также не могу приказать, чтобы она своим трудом восполнила недостающую сумму, потому что это означало бы, что ей придется работать у милейшего мясника, который снабжает мясом и птицей граждан этого района. Мне хочется, чтобы все присутствующие, включая меня, собрали деньги и господин служащий принял бы собранную сумму в качестве компенсации за понесенный ущерб.

Наступила полная тишина. Судья вздохнул.

— Господа, мне хотелось зажечь искорку щедрости в ваших сердцах. Мне это не удалось, и теперь я должен с сожалением объявить…

— Я за нее заплачу, — раздался громкий мужской голос. Валери резко обернулась и увидела Прежана Кеннеди.

Шотландец медленно вышел вперед и взглянул на девушку, как бы говоря: «Теперь-то тебе ясно, какой ты была глупой? А мне приходится платить за твою глупость!»

— Я знаю эту девушку, — сказал Кеннеди, обращаясь к судье. — И предпочитаю заплатить за нее, чтобы она не пошла в тюрьму. Но прежде всего мне хотелось бы посмотреть на предметы, за которые придется заплатить.

— Разумеется, — согласился судья, передавая Прежану список претензий к Валери.

— Мне совершенно ясно, — сказал шотландец, размахивая листом бумаги, — что служащий руководствовался желанием немного подзаработать, когда назначал такой высокий штраф. Сами посудите! Неужели можно поверить, что разлившееся вино было дорогим токайским или кипрским? Наверное, оно прибыло с виноградников Ливана и в чистой янтарной жидкости плескались кусочки настоящего золота?! И еще… Он хочет, чтобы мы подумали, что дешевый кувшин был кубком, из которого могла пить настоящая принцесса или уважаемый святой, и поэтому он назначает за него абсурдную цену!

Валери почувствовала, как у нее подгибаются колени. С позволения судьи она подошла к стене и села на лавку. Девушка теперь уже спокойно следила за происходящим, и морщинистое, обветренное лицо шотландца казалось ей лицом ангела-хранителя. Оно излучало доброту и мудрость. Валери слышала, как Прежан Кеннеди ответил на шумные протесты служащего. В его аргументах была такая холодная логика жадного истца, что все протесты тут же превратились в прах.

— Семнадцать денье! — провозгласил судья после того, как наконец все пришли к соглашению. — Этот уважаемый солдат из армии союзников благородно согласился заплатить эту сумму, и я провозглашаю, что слушание этого дела прекращено. Мне хочется добавить: я надеюсь, что ярмарка закроется, а Пти Гастэ останется без служанки!

Прежан Кеннеди был честным человеком и не требовал от Валери никаких проявлений благодарности.

— Малышка, ты мне нравишься, — сказал он, выходя с девушкой из зала суда, — но должен признаться, не только поэтому я потратил на тебя такую кучу денег. Мне всегда трудно расставаться с моими денежками. — Он замялся. — Существуют и другие причины для моей щедрости. Сир д'Арлей имеет долю в делах Кера, и он оставил мне деньги именно для такого крайнего случая. Должен признаться, малышка, я не спал той ночью и слышал, как ты ему рассказывала тайну своего происхождения.

Валери была поражена, но Прежан спокойно продолжал:

— Не бойся, я никому не расскажу о твоей тайне. Наоборот, мне кажется, тебе повезло, что мне известно об этом. Дитя мое, позволь мне тебе помочь. Я постараюсь докопаться до истины.

— Я буду счастлива, если вы мне поможете, — ответила Валери.

Шотландец кивнул в знак согласия.

— Я — честный человек и хочу, чтобы ты с самого начала поняла, что я не собираюсь заниматься благотворительностью. Мне никогда не помешает лишняя монетка в кошельке. Я стараюсь извлечь сальдо из любого своего действия. — Он криво улыбнулся, глядя на девушку. — Неужели ты думаешь, что сможешь разгадать тайну рождения, если станешь прислуживать грязным мясникам и тому подобное? Нет, дитя мое, тебе следует предпринять более смелые действия. Мы с тобой в Париже можем начать действовать в этом направлении.

— Я готова, — покорно сказала Валери.

 

Глава 4

1

Низкая дубовая ширма отделяла небольшую часть комнаты с побеленными стенами. Там посетители ждали приема к Жаку Керу. Они сидели на скамьях вдоль стены. Ширма была невысокой, и собравшиеся могли наблюдать за знаменитым казначеем, сидевшим за своим рабочим столом, и время ожидания не проходило зря. Посетители видели, как дорого его время. При необходимости Кер мог посмотреть на визитеров через ширму и составить о них предварительное мнение.

— Кто сегодня на приеме? — поинтересовался королевский казначей, не отрывая взгляда от лежавших перед ним бумаг.

— Здесь собрались разные люди, — отвечал Никола. — Вон там, например, Герхард, суконщик, он хочет просить вас о долге. Надеюсь, что вы как следует с ним расправитесь. Вон священник из университета, он тоже станет вас просить о чем-то. Пилигрим этот говорит, будто только что возвратился из Святой земли и хочет продать щепку от креста. Мне кажется, что он просто фокусник.

— Скажи Герхарду, чтобы он пришел в другой день. Я постараюсь сразу принять священника. А пилигрима отправь отсюда. Кто там еще?

— Солдат, который называет себя Прежан Кеннеди. Он говорит с акцентом.

— Прежан Кеннеди? — Кер задумчиво повторил это имя. — Мне приходилось слышать об этом шотландце. Он был на Востоке — в Константинополе, и палил из бомбард во время войны с турками. Никола, я с ним поговорю. Кто еще?

— Девушка.

— Девушка? Продолжай. Что она хочет? Никола хитро улыбнулся;

— Господин, не знаю, что она хочет.

— Если она пришла за деньгами, дай ей немного и отошли прочь.

— В таком случае вам следует повидать банкира из Ломбардии. Он вас ожидает.

— Почему ты мне об этом сразу не сказал? Ты болтаешь о мелкой рыбешке, а в это время меня ждет крупная добыча!

Выходя из комнаты, Никола грустно заметил:

— Вам известно, что я всегда оставляю самое вкусное напоследок.

Валери увлеченно наблюдала за великим человеком по другую сторону ширмы. Ей было неудобно, потому что на нее пристально смотрели другие посетители. Она старалась прикрыть ноги юбкой, чтобы никто не видел, какими жалкими стали ее башмаки. На полу рядом с ней стояла небольшая плетеная корзинка.

Прежан Кеннеди наклонился к девушке и шепнул:

— Что тебя так заинтересовало в Жаке Лисице?

— Его глаза, — тихо ответила девушка. — Я уверена, что он всё замечает и понимает. Но они остаются добрыми и в них можно прочитать понимание. Мне кажется, что он потрясающий человек.

— Потрясающий? — Шотландец взглянул на Кера, и на его длинном лице появилась усмешка. — Возможно, и потрясающий, но только по-своему. Жесткий, жадный и очень цепкий. Его ум весьма гибкий и острый.

В комнату вошел Никола в сопровождении старика в простом сером плаще, который волочился по полу. Старик сложил покрытые пятнами руки под подбородком, чтобы поддерживать трясущуюся голову.

— Могу поклясться, что это — банкир, — шепнул девушке шотландец. — Посмотри, как быстро проведут этот тощий скелет к великому Жаку Лисице.

— Я все обдумал, — заявил банкир, когда уселся за столом вместе с Кером. — Жак Кер, у меня должно быть десять поместий. Вот список. Я в первую очередь желаю иметь Бокейр. Я обязательно хочу получить Бокейр.

Кер горько нахмурился и взглянул на маленького человечка.

— У меня имеется тридцать два поместья, в которые я вложил деньги. А ты, пиявка из Ломбардии, требуешь отдать тебе десять из них в качестве залога за тот крохотный заем, который ты мне обещал! Эти земли трижды окупят заем. Тебе что, не понятно, что я должен получить и другие займы, что кредиторы будут также требовать залог?

— Ты называешь этот заем небольшим? — прохрипел старик, — Он настолько велик, что я буду должен выбрать все деньги из моих сундуков. Запомни, ты берешь деньги для ведения войны. Если англичане вас снова побьют, — а они могут это сделать, потому что они грубый и свирепый народ, — они заберут у тебя, Жак Кер, каждый акр твоей земли! Как тогда бедный Джузеппе из Ломбардии получит обратно свои сорок тысяч экю? Может, ваши английские хозяева ему заплатят? Нет, нет. Он потеряет все! Я очень рискую, и мне понадобится земля, чтобы хоть как-то смягчить риск.

— Конечно, — с усмешкой сказал Кер. — И плюс еще тридцать процентов за риск!

— У французского короля за подобный заем я бы потребовал сорок процентов. Жак Кер, тебе должно быть ясно, что я хорошо к тебе отношусь. — Старик начал перебирать тощую бородку руками, которые, казалось, состояли лишь из вен и ногтей. — Что касается Бокейра, он находится далеко на юге и до него не дотянутся жадные руки англичан. Да, да, я должен получить Бокейр!

— Если бы народ Парижа знал, что вы у меня требуете, он растерзал бы вас на улице!

Тусклые покрасневшие глаза дряхлого банкира внезапно прояснились. Кер заметил, как на него уставились жесткие глаза старого хищника. Эти глаза не знали возраста. Они абсолютно не соответствовали его старому телу.

— Жак Кер, позаботьтесь о себе, — прохрипел банкир. — Вернее всего, они забьют камнями именно вас. Простой народ не любит богачей. Если они узнают, что Жак Кер желает сам оплатить всю стоимость предстоящей войны, им захочется узнать, где он взял столько денег. Они могут заявить, что это денежки из их карманов. Они станут говорить, что Кер настолько богат, что у его коней подковы из серебра. Они станут вам сильно завидовать. — Старик замолчал и покачал головой. — Жак Кер, вы — щедрый и храбрый человек. Вы можете выиграть для них свободу, а в качестве благодарности от них получите лишь камни в спину.

Кер никогда не сомневался, что простой народ хорошо к нему относится. Эти люди гордятся тем, что он был одним из них и смог добиться успеха. «Старость лишила банкира разума, — подумал он, — алчность не позволяет ему ясно мыслить».

Тем не менее в словах старика звучали пророческие нотки, Кер почувствовал это, и ему в первый раз стало не по себе. Он поднялся и стал расхаживать по комнате, чтобы вернуть присутствие духа.

— Джузеппе из Ломбардии, — наконец сказал он, — я не очень скромный человек и понимаю, что являюсь достаточно богатым. Если все займы, которые я должен делать, будут обладать отдачей, как бомбарды Жана Бюро, и способны разрушить все, что я создал, я смогу что-нибудь придумать. Он постучал себя по лбу. — Я построю что-нибудь более интересное на руинах. Я ничего не боюсь, и, конечно, не боюсь англичан. Я могу отогнать тех, кто пытается укусить меня за пятки. Я уже пришел к решению по поводу условий займа, — продолжал Кер, — и поэтому я не отдам вам Бокейр в качестве залога и не отдам все остальные земли, которые вы у меня требуете. Вы получите всего пять поместий, не больше. И выберу их для вас я сам. Это мои условия. Хотите соглашайтесь, хотите — нет!

— Я должен подумать, — заныл ломбардец. — Я не могу так просто рисковать деньгами. Мне следует об этом поразмыслить. Господин Кер, я еще раз повторяю, что мне нужно об этом очень серьезно поразмыслить.

— Я вам даю неделю, — заявил казначей. — Возвращайтесь домой и все подробно рассмотрите. Я жду вас через неделю. Война не может ждать ростовщиков.

— Войны не могут начинаться без ростовщиков, — гордо заявил старик.

— Банкир, тут вы ошибаетесь. Эту войну мы можем вести без ростовщиков. Но только не без Жака Кера!

Старик поплелся из комнаты, что-то бормоча про себя.

Жак Кер вернулся к бумагам, лежавшим на столе. Он быстро просмотрел их и написал «да» или «нет» на полях каждого листка, а в конце нарисовал сердце.

В комнату вернулся Никола:

— Здесь Робер де Пуатеван. Конечно, он врач короля, но почему он себя так нагло ведет?

Лицо Кера помрачнело.

— Боюсь, что он нам принес плохие новости. Пригласи его, Никола.

Со стороны ширмы послышался шорох и царапанье. Кер нахмурился.

— Что там такое?

— Это кошка. Она сидит у девушки в корзинке.

— Она все еще здесь? Мне показалось, что я тебе приказал дать ей денег и отослать прочь. Я много раз пытался расстаться с тобой, бестолочь, и, наверное, мне так и придется сделать.

Никола оставался спокойным.

— Вам не следует злиться на меня, господин мой. Я вам нужен, и вы об этом прекрасно знаете.

Кер беспомощно потряс руками.

— Клянусь святыми, с тобой невозможно спорить. Попроси сюда врача.

2

Робер де Пуатеван был небольшого роста, он отличался смелостью и ничего не боялся, даже того, что может подхватить болезнь от хворых, с которыми имел дело каждый день. Пуатеван никогда не пользовался предохранительными средствами, к которым прибегали его коллеги: он не надевал халат, пропитанный специальными химикатами, не засовывал в уши и ноздри руту и не клал чеснок под язык. Он носил обычное платье серого цвета. Единственное, что указывало на его профессию — это кадуцей, вышитый на его воротнике.

Де Пуатеван быстро вошел в комнату и сел в кресло, даже не поприветствовав Кера.

— Жак Кер, — сказал он, вытягивая в его сторону указательный палец, — Агнес Сорель собирается подарить королю еще одного младенца.

Кер был в шоке.

— Но, дорогой Робер, она так плохо себя чувствует! Неужели госпожа Агнес надеется выдержать роды, ведь она больна?

Врач мрачно ответил:

— Вы можете быть уверены, что мне не по душе эти новости.

— Вы уже сказали об этом королю? Робер де Пуатеван утвердительно кивнул:

— Час назад. Сначала его величество с гордостью встретил эту новость. Когда я ему объяснил, что несчастная не выдержит подобное испытание, он на меня разозлился. Но я этого ждал. Наш властелин не любит получать неприятные известия. Он сказал, что не доверяет моему Мнению… Что ж, я приглашу Оливье де Буссэ из университета.. Этого хвастуна и пустозвона и всех остальных подобных ему врачей. Как требует король, мы проведем консультацию. Они будут сидеть несколь-хо часов с важным видом, говорить по-латыни. Но мне заранее ясно, что они ничего не знают. Потом они заявят его величеству, что Робер де Пуатеван поспешил с выводами, а они выражают противоположное мнение. Эти всезнайки скажут, что леди Агнес, безусловно, очень больна, но, с другой стороны, она еще молода. Нельзя заранее сказать, что пожелает сделать Господь Бог, никто из смертных не может знать, что у него на уме. Иногда, господин Кер, я стыжусь своего призвания! Мы делаем вид, что нам многое известно, но на самом деле мы знаем так мало! Возьмите, например, яды…

— Мой дорогой Робер, остановитесь.. Если вы начнете рассуждать на эту тему, вы станете говорить часами. Честно сказать, у меня нет для этого времени сегодня. Очень много работы. Вы мне сообщили ужасные новости, и я боюсь, что не смогу дальше работать с полной отдачей.

Некоторое время оба мрачно смотрели друг на друга.

— Скажите мне правду, господин Робер. У нее есть хотя бы какая-то надежда?

Врач грустно покачал головой:

— Жак Кер, Агнес Сорель умрет!

Никола мрачно наблюдал за хозяином. Было странно, что Жак Кер оставался без дела в течение долгого времени. Его очень расстроили последние новости. Когда Кер бывал таким, не стоило мешать ему. Никола с неохотой подошел к хозяину.

— Господин, он здесь.

Кер с трудом пришел в себя. — Кто?

— Мог бы я тревожить вас, если бы вас не вызывал к себе король? Или не возвратился наконец господин д'Арлей?

— Прибыл Робин? — В голосе Кера послышалось облегчение. — Я рад это слышать. Никола, скорей проводи его сюда! Поскорее!

3

Кер вышел навстречу Д’Арлею, протянул вперед руки. Он обнял гостя и похлопал его по плечу.

— Робин, я рад вас видеть! Вы сильно загорели, как будто только что возвратились из путешествия на Восток.

— Мне нужно вам много рассказать, — заявил д'Арлей, усаживаясь в предложенное Кером кресло.

Они разговаривали целый час. Обсуждали путешествие, предпринятое д'Арлеем, его встречи с факторами Кера. Королевский казначей знал их настолько хорошо, что мог с ходу назвать прибыли, которые они получили за несколько лет. Д'Арлей рассказал Керу о новостях с Запада, которые привезли последние суда, прибывшие в Монпелье. Они обсудили подарки, привезенные д'Арлеем, в частности и для Изабо (тут Кер поморщился), поговорили о положении страны в целом.

Они не успели закончить разговор, как с улицы послышался громкий звук трубы. Кер быстро поднялся на ноги.

— Прибыл конвой с юга, — сказал он. — Робин, вы должны это видеть. Процессия проследовала через весь город, чтобы люди могли полюбоваться на те вещи, которые мы предлагаем для продажи.

Кер пригласил Д'Арлея пойти с ним, надел странный головной убор, очень напоминавший тюрбан, и повел гостя к открытой галерее, выходившей во внутренний двор (на высоте пятнадцати футов).

Это был узкий и живописный проход с чудесными каменными резными колоннами. Кер и д’Арлей встали у одной из колонн. Казначей очень волновался и от нетерпения склонился над каменным ограждением.

Снова послышался звук трубы — громкий и пронзительный. Герольды въехали во двор — по трое в ряд. Они ехали верхом на чудесных черных жеребцах, одетые в алые ливреи со знаком Кера — сердца и раковины, вышитых золотыми нитками; четкими буквами был написан девиз: «Для храброго сердца нет ничего невозможного!» За герольдами следовали люди в восточных костюмах. Они вели верблюдов за уздечки, пропущенные через ноздри. Верблюды служили только для демонстрации — на них не было груза, лишь девушки в белом сидели на высоких, красной кожи седлах. Верблюды шли покачиваясь, поднимали вверх морды и противно орали. Лица девушек были прикрыты, но глаза сверкали, они понимали, какая роль им отведена в этом красивом представлении.

— Восток, пленительный Восток! — воскликнул Кер, поворачиваясь к д'Арлею и улыбаясь ему. — Там живут тайна и волшебство. Вы никогда не знаете, чего ждать в следующий момент. То же самое относится к грузам, которые идут из этой диковинной стороны. Они не перестают меня поражать. Кто знает, возможно, когда-нибудь в одном из узлов мы найдем тиару, венчавшую главу королевы Шебы, или лампу, из которой может появиться ужасный джинн.

Далее следовали жонглеры. Они метали в воздух полированные кинжалы. За ними шли музыканты, игравшие странную восточную мелодию на струнных инструментах.

— Как мне все это напоминает Восток! — вздохнул Кер. — Эта музыка проникает в душу! Я помню свой первый визит в Дамаск. Арабы плохо относились к французам. Каждую ночь нас запирали в тюрьме, к нам относились как к паршивым собакам. Но мне удалось изменить их отношение. Они поняли, что могут доверять Жаку Керу и что с ним можно торговать. Он не похож на хитрых купцов из Венеции и Генуи. Сегодня, как вам известно, мои суда свободно плавают в восточных водах, мои капитаны могут вести выгодную торговлю.

Длинная процессия, состоявшая из музыкантов и жонглеров, наконец расположилась в конце двора. Музыканты продолжали играть, когда начали прибывать вьючные мулы с узлами, покрытыми красной, зеленой и белой парусиной.

— Мне хочется побыстрее распаковать все узлы, — заявил Кер, переминаясь с ноги на ногу, как будто он не мог спокойно стоять на месте. Вдруг он остановился, глядя вниз, протянул руку и коснулся плеча д'Арлея. — Робин, вы видите эту девушку?

— Я вижу множество девушек. Какую из них вы имеете в виду?

— Которая стоит у лестницы. Видите, на ней надет длинный серый плащ с капюшоном. Робин, это поразительно! Просто поразительно!

Д’Арлей взглянул в ту сторону, куда ему указывал Кер. Во дворе собралась огромная толпа, состоявшая в основном из покупателей. Д'Арлей не увидел никого, кто мог бы вызвать такое волнение Кера.

— Она похожа… — начал говорить Кер и стукнул кулаком по каменному ограждению. — Но где она? Робин, пойдемте со мной! Она не должна исчезнуть. Ее обязательно надо найти!

Д’Арлей последовал за казначеем, не понимая, что случилось. Кер был настолько взволнован, что пустился бежать, лишь только они свернули с галереи. Он быстро пробежал по залу, показав знаком, чтобы д'Арлей не отставал. Они взбежали по узкой лестнице, приблизились к двери, над которой горел факел.

— Надеюсь, мы не опоздали, — бормотал Кер, открывая засов двери.

Они оказались в темном коридоре, настолько узком, что их плечи с двух сторон касались стен. Потолок нависал над головой, поэтому двигаться пришлось согнувшись. В стенах имелись отверстия, через которые просачивался свет.

Кер взглянул вперед и крикнул:

— Антуан!

— Да? — ответил голос из темноты.

— Звони в Кокиль! Быстрее! Кокиль!

Они услышали спешные шаги, и через секунду начал громко звонить колокол. Звук был громким и настойчивым, и д'Арлей подумал, что он наверняка слышен во всех частях двора и дома.

— Теперь закроются все двери и везде будет стоять стража, — объяснил довольный Кер. — Никто не сможет отсюда уйти. Робин, мы, кажется, успели.

— В чем все-таки дело? — нетерпеливо спросил д’Арлей. — Почему вы не желаете, чтобы девушка ушла отсюда?

— Таким образом, — объяснил Кер, — я пытаюсь предотвратить кражу товаров, выставленных на продажу. Коридор окружает все здание и находится сверху тех секций, где показываются самые ценные вещи. Пока лавка открыта, там дежурят четыре человека. Они смотрят, что происходит внизу, через прорези в стенах. Им отсюда все видно. Если покупатель желает что-либо получить бесплатно, эти люди начинают звонить в колокол. Двери закрываются и не откроются до тех пор, пока не найдут воришку, а потом его ждет наказание.

— Вы интересно все придумали. Кер направился к двери.

— Каждый из охранников может использовать одну из двух веревок, — гордо продолжал казначей, — вторая же служит сигналом пожара. Такие веревки есть в разных частях здания и привязаны к одному колоколу. Колокол, дающий сигнал о ворах, называется Кокиль, а второй — Пожар. У колоколов разный звук, их невозможно спутать. Я сам разработал этот план.

— Значит, эта девица — воровка? Кер захохотал.

— Нет, Робин, она не воровка. Неужели вы считаете, что меня волнует пропажа какого-то пустяка, что я стал бы поднимать из-за этого такой шум? Так случилось, что Кокиль может мне помочь в важном деле.

— Ради Бога, объясните мне все!

— Я пока погожу с объяснениями, — сказал Кер, возвращаясь в свои апартаменты. — Мы должны посмотреть на девушку поближе. Может, я ошибаюсь. Мне нужно знать ваше мнение.

4

Никола привел Валери к Керу и д'Арлею. Девушка была испугана, потому что не понимала причину ее задержания. Она опустила глаза и крепко сжимала ручку плетеной корзины. Слуга предложил ей выйти вперед, она испугалась еще сильнее. Валери схватила Никола за рукав.

— Господин, что я сделала плохого? — шепнула девушка.

— Мадемуазель, не волнуйтесь. Мой господин не причинит вам вреда.

Никола пришлось взять ее за локоть и помочь двинуться с места.

— Господин, это та девушка? — спросил Никола.

Кер взглянул на опущенное лицо Валери и радостно кивнул:

— Да, Никола, ты не ошибся.

Кер поднялся из-за стола, встал перед девушкой и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Потрясающе! — Он схватил руки девушки и ласково похлопал по ним. — Я не ошибся! Это просто удивительно. Сходство почти полное. Кто вы такая, дитя мое?

Д'Арлей был настолько поражен, когда девушка появилась в комнате, что провел рукой по глазам, чтобы лучше видеть. Валери ничего ему не говорила о том, что собирается в Париж. Он вообще ничего не знал о ее планах. Он оставил некоторую сумму денег шотландцу в надежде, что этого ей хватит, чтобы начать новую жизнь. Д’Арлей не думал, что снова увидит Валери.

Девушка стояла перед Кером и д'Арлеем в ветхой, помятой одежде. Она выглядела испуганной и удивленной. Ее присутствие действовало на д'Арлея так же, как тогда при свете костра в лесу. Ему опять захотелось заключить Валери в объятия. Д'Арлей понимал, что может серьезно увлечься ею. Да, лишь один шажок — и он пропал. «Неужели судьба привела ее сюда? И мне пришлось с ней снова встретиться», — подумал он.

Они во второй раз встретились совершенно случайно. Если бы Кер не углядел ее в толпе, огромный город поглотил бы ее.

— Эту девушку зовут Валери Марэ, — сказал д’Арлей. Валери подняла голову, и радостная улыбка осветила ее лицо.

— Господин, я не знаю, почему меня сюда привели. Я не сделала ничего дурного. Может, вы им скажете, что я — честная девушка, и они позволят мне уйти?

Жак Кер был поражен происходящим, он переводил взгляд с девушки на д’Арлея и обратно.

— Вы ее знаете?

— Да. Мы случайно встретились на дороге в пустынном месте. Я не знаю, для чего вы ее сюда приказали привести, но уверен, что Валери не сделала ничего плохого.

Лицо Кера стало серьезным, и он высказал вслух те мысли, которые минутой ранее промелькнули в уме д’Арлея:

— Это рука судьбы. Почему она появилась здесь именно сегодня? Я не знаю, почему Никола не повиновался моему приказу, но опять вижу в этом интересное совпадение. Я клянусь, что ее сюда привела рука Провидения.

Д’Арлей улыбнулся Валери, как бы желая сказать: «Я ничего не понимаю, но вам не стоит волноваться».

— Дитя мое, что у тебя в корзинке? — спросил Кер.

— Кот, господин.

— Это еще одно доказательство! — воскликнул Кер. — Клянусь святым Мартином из Тура, мне все подсказывало, что я должен обратить на эту девушку внимание! Даже громкое мяуканье кота! Почему я не обратил на нее внимание раньше? Я так и не заметил ее… К счастью, судьба решила настоять на своем.

— Может, вы теперь объясните нам свои слова? — поинтересовался д’Арлей.

— Взгляните на нее! — воскликнул Кер. — Вы должны видеть то, что вижу я.

— С первого момента я понял, что мадемуазель Марэ кого-то мне напоминает, но никак не мог вспомнить — кого именно.

— Подумайте, Робин! — Кер встал перед д'Арлеем и пристально взглянул ему в глаза, как бы пытаясь таким образом направить его мысли в нужное русло: — Вспоминайте о том, что было много лет назад. Когда мы с вами в первый раз встретились. Вы не можете этого забыть.

Казалось, в голове у д'Арлея зажегся яркий огонь. Он откинул голову назад и громко захохотал.

— Конечно! Теперь я все понял! Почему мне это сразу не пришло в голову? — Он вдруг посерьезнел. — Трудно в это поверить, но сходство поразительное!

 

Глава 5

1

Д’Арлей стал вспоминать самый грустный день в его жизни. Ему было семнадцать лет, а Изабо выходила замуж за его брата.

Он шагал за ними, одетый в белый наряд. Даже его башмаки были белыми, и их загнутые носы напоминали белые лилии, покачивающиеся на воде. У него щемило сердце, он постоянно повторял про себя: «Это страшный ночной кошмар. Это не может быть правдой! Она должна выйти замуж за меня, а не за Рено. Сейчас что-то случится и церемония будет отложена. Я не могу думать о том, что она выйдет замуж не за меня!»

Он надеялся, что привидение из прошлого выступит из темноты и прекратит обряд. Ему удалось убедить себя, что мудрый и всемогущий Бог пошлет молнию, чтобы предотвратить ложные клятвы.

Но ничего не случилось, и он с ужасом слышал торжественную речь епископа и пение хора.

«Я должен что-то сделать, чтобы прекратить службу», — думал юноша.

Он не заметил, когда поднялся на ноги. Вокруг раздавались какие-то звуки, люди глазели на него. У них были неприятные, удивленные лица. Они подталкивали друг друга локтями и перешептывались. Д’Арлей открыл рот, чтобы сказать, что необходимо прекратить церемонию, но не смог издать ни звука. Горло пересохло. Он провел рукой по лбу, она стала мокрой от пота.

Д’Арлей побежал к выходу, понимая, что представляет собой жалкое зрелище. Ему было ужасно ощущать на себе эти недружелюбные и насмешливые взгляды. Он перешел на шаг. «Я — глупец! — сказал он себе. — Какой же я глупец! Все надо мной смеются. Они расскажут обо всем Изабо, и она тоже станет смеяться надо мной!»

Позже он очутился у входа в собор. Церемония закончилась. Солнце сияло на ярком бирюзовом небе. Гости выходили из собора, оживленно переговариваясь. Он понимал, что так не должно быть. Как они могут смеяться и болтать, как будто ничего не случилось? Как может сиять солнце, когда совершилась ужасная ошибка?

Чья-то рука коснулась его плеча, он увидел дружеское лицо. Он немного пришел в себя и понял, что перед ним стоит необычный человек. Глаза незнакомца выражали понимание, его манеры были свободны от условностей придворных. Одежда его тоже была необычной, он выделялся среди людей, строго следовавших моде того времени.

— Вы, наверное, младший брат жениха? — с любопытством спросил незнакомец. — Я ничего не имею против сплетника Рено. Он постоянно меня потешает, но вы весьма отличаетесь друг от друга.

— Я — Робин де Бюрей, — произнес удивленный юноша.

— Мне сказали, что вы увлекаетесь науками и чтением книг, — продолжал незнакомец. — Мне это кажется весьма примечательным, потому что умы людей, желающих прославиться на рыцарском поприще, не очень заняты учением. — Он пристально посмотрел на юношу. — Молодой человек, вы очень бледны. Вы себя плохо чувствуете?

— Нет, со мной все в порядке.

— Меня зовут Жак Кер. Вы, наверное, слышали обо мне. О потрясающем казначее короля, меховщике из Бурже, слышали все. Он стал очень богатым и обрел сильную власть. Несмотря на смятение чувств, юный д’Арлей с интересом взглянул на Жака Кера. Он сразу понравился юноше, в нем чувствовалось настоящее тепло и дружелюбие.

— Мне хочется кое-что сказать вам, Робин де Бюрей. Может, вам это не понравится, но у меня есть знакомые в Анжу. Мне рассказали о вас, вашем брате и… молодой леди, которая только что связала себя с ним брачными узами и получила то, чего она так страстно желала, — старинный титул. Послушайте, не стоит меня испепелять взглядом, как будто я совершил святотатство и смертельно ранил вас. Я ни в чем не виновен, я только выразил словами то, что вы сами чувствуете, молодой человек. Я хочу вам помочь, и вы меня должны простить за мое полное откровение.

Он обнял д'Арлея за плечи. Они стали спускаться по лестнице.

— Сейчас вам кажется, что произошла страшная трагедия, жизнь стала ужасной, а будущее такое же черное, как перья на шляпе храброго Ублюдка Орлеанского. Время — великий лекарь, мой мальчик. Оно вылечит почти все, но только не сразу, а постепенно. В моей жизни произошла подобная вашей трагедия, а сейчас я о ней вспоминаю со сладостным чувством. Я рад, что все в прошлом.

Д’Арлей не знал, что ему ответить, и решил промолчать. Кер продолжал:

— Мне всегда хочется вмешаться и помочь людям. Мы с вами незнакомы, но все равно мне хочется предложить вам рецепт излечения. Вам следует уехать. Вам нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что случилось.

Д'Арлей обнаружил, что эта мысль кажется ему здравой. Это будет наилучшим выходом! Он должен уехать как можно дальше, чтобы не видеть Изабо и Рено и их общих друзей. Он был уверен, что больше не сможет прикидываться равнодушным. Ему следует прислушаться к совету Кера — отправиться подальше отсюда и, если возникнет необходимость, остаться вдали от дома навсегда.

— Господин Кер, я думаю, что вы правы, — сказал юноша.

— Я, конечно, иногда лезу не в свое дело, но это из лучших побуждений. Я являюсь владельцем нескольких судов. Возможно, вам известно, что я веду торговлю с Востоком. Завтра мой друг Жан де Виллаж отправляется на юг, и он поведет мое самое лучшее судно из Монпелье в Александрию. Вы не хотели бы отправиться вместе с ним? Как только вы там окажетесь, услышите шепот столетий. Вы сможете побывать в Святой земле и даже добраться до Дамаска.

Д'Арлей не стал раздумывать. Ему всегда хотелось путешествовать. Восток манил его словно магнитом. Он не должен отказываться от шанса, который так щедро дарит ему судьба. Если он больше никогда не увидит Изабо, что ж, это только к лучшему.

— Вы настолько добры, что у меня нет слов благодарности. Господин Кер, я с признательностью принимаю ваше предложение.

— Я так и думал. Я был в этом настолько уверен, что не побоялся сразу обратиться к вам. Даю вам слово, что у вас очень скоро изменится настроение. Свежие морские ветры сметут паутину грусти и переживаний, мой мальчик. Приходите сегодня ко мне. Я вас познакомлю с Жаном де Виллажем. Вы с ним подружитесь, и это произойдет гораздо быстрее, чем я продам штуку материи пухлой домашней хозяйке.

Они вышли на улицу. Д’Арлей взглянул на нового друга и решил выговориться:

— Я ненавижу брата! Что касается его жены, я больше никогда не желаю ее видеть!

Кер остановился подле экипажа, запряженного четырьмя белыми лошадьми. Там сидела дама, она выглянула и улыбнулась Керу. Дама была столь прекрасна, что д’Арлей смотрел на нее как на сказочное создание. Он впервые оказался в Туре, у него почти не было знакомых среди придворных. Д’Арлей начал гадать, кто же эта великолепная красавица. Ему рассказал о ней Кер.

— Леди Агнес, — сказал он, приближаясь к карете и низко кланяясь, — я счастлив видеть, что вы полностью выздоровели. Могу я вам представить моего нового друга? Это Робин де Бюрей, сир д’Арлей. Мой мальчик, это — Агнес Сорель. Она — я уверен, что ты со мной согласишься, — является самой прекрасной женщиной в мире.

Значит, это была Агнес Сорель, любовница короля! Д 'Арлею приходилось слышать истории об этой даме. Слухи эти циркулировали по всей Франции и достигли даже отдаленного Анжу, где он жил всю свою жизнь. Д’Арлей слышал рассказы о ее чудесном сердце и потрясающей красоте. Обычно о королевских любовницах рассказывали с неприязнью и злостью, но к Агнес Сорель люди хорошо относились. Некоторые даже утверждали, что она на самом деле не была любовницей Карла Французского, что у них были чисто платонические отношения. Те, кто в это верил и кто в это не верил, придерживались одного и того же мнения: эта женщина благотворно влияет на короля.

Юноша поклонился и смутился от того, что Агнес Сорель его разглядывала. Люди действительно говорили о ней правду. Ее чистая красота благотворно действовала на людей. Д'Арлей прежде всего обратил внимание на ее глаза чудесного голубого цвета. Он взглянул на губы. Они были яркого красного цвета, так бывает у страстных людей. Он присмотрелся внимательнее и увидел, что ее рот нежный и чувственный.

— Я слышала о сире д'Арлее, — сказала Агнес Сорель. У нее был приятный, довольно низкий голос.

— Он решил отправиться на Восток на одном из моих судов, — объявил Кер, одобряюще похлопав д'Арлея по спине. — Мы с моим юным другом быстро приходим к решению. Он решил завтра же отправиться в путь вместе с Жаном де Виллажем из Монпелье.

Агнес Сорель улыбнулась и дружелюбно кивнула:

— Чудесная идея. Я уверена, сир д’Арлей, что вам понравится путешествие. Вам будет хорошо на корабле.

Она с такой симпатией взглянула на юношу, что он понял: ей все известно.

— При нынешних обстоятельствах это для вас самое лучшее, — успокаивающе сказала Агнес.

— Он вернется обратно богатым, — заявил Кер. — У него будут драгоценные камни, великолепные ткани, пряности и благовония. Кто знает, может, он привезет сюда прекрасную восточную принцессу?

Д’Арлей больше никогда не видел Агнес Сорель, поэтому не было ничего удивительного в том, что он не мог вспомнить, кого напоминает ему Валери.

2

— Теперь вам все понятно, — сказал Кер.

— Да, вы абсолютно правы.

У Жака Кера сверкали глаза. Он взял девушку за руку и ласково ее погладил.

— Дитя мое, вы нас должны простить. Мы говорим загадками. Вам следует потерпеть… ну хотя бы до завтра.

— Да, милорд.

Было ясно, что девушка ничего не понимала.

— С вами может случиться одно из двух, — заявил Кер. — Я могу вам сказать, что если одна из моих фантазий не осуществится, мы дадим вам небольшой подарок, чтобы как-то компенсировать ваши труды. Но если все случится по-иному, тогда у нас с вами состоится другой разговор. А тем временем…

Кер задумался о том, что нужно сделать для девушки прямо сейчас. Он покачал головой.

— Мой агент живет с семьей на верхнем этаже этого здания. Там для вас найдется комната, постель и обильная пища. Позже, я надеюсь, мы сможем подыскать для вас что-то постоянное. — Он позвал слугу: — Никола, я доверяю тебе госпожу Марэ.

Валери ничего не понимала и удивленно взглянула на д’Арлея.

— Я тоже пока ничего не понимаю, но, мадемуазель, вам не стоит ничего бояться.

— Прошу вас, мадемуазель! — важно сказал Никола. Когда Кер и д'Арлей остались одни, Кер разволновался.

— Какое поразительное совпадение! — начал он. — Все считают леди Агнес королевой красоты. Конечно, красивее ее пока нет женщины. Но появляется незнакомая девушка, видимо, из крестьян, если можно судить по ее одежде…

— Ее отец был бродячим актером по имени Джамиан Марэ. Кер согласно кивнул.

— Тогда мне ясен тембр ее голоса. Меня поразило, как она прилично изъясняется. Так вот, перед нами дочь дешевого актера, но она настолько напоминает леди Агнес, что могла бы быть ее сестрой… или дочерью. В это трудно поверить, но мы сами все видели собственными глазами.

— Я видел леди Агнес только раз и поэтому не могу быть объективным судьей, но мне тоже сходство кажется поразительным.

Кер уселся в кресло и стал перечислять их схожие черты:

— У них одинаковый цвет волос, нежнейшая кожа, голубые глаза. Девушке свойственны манеры, нехарактерные для людей ее круга. Посмотрите, как медленно она поднимает веки, точно так делает Агнес Сорель. Они одинаково жестикулируют…

Кер пристально посмотрел на д'Арлея.

— Ну что, мой друг Робин, что вы мне можете рассказать о девушке? При каких обстоятельствах вы познакомились с этим удивительным созданием?

Д'Арлей не сразу заговорил. Ему пока не было ясно, почему Кер так заинтересован во всей этой истории, и он начал опасаться за Валери. Его поразила глубина собственных чувств, когда он увидел девушку в комнате. Сердце сжалось, и он понял, что ждал этой встречи. Д'Арлей очень жалел, что так быстро ее покинул.

Д’Арлей стал неохотно рассказывать Керу о первой встрече с Валери. Он хотел ограничиться несколькими словами, но Кер все время его прерывал и требовал подробностей. Он задавал массу вопросов и успокоился только тогда, когда ему стали известны малейшие детали.

— Вы считаете, что эти люди были ее настоящими родителями? — спросил он, когда д’Арлей закончил свой рассказ.

Д’Арлей заколебался.

— Нет, — наконец произнес он. Д’Арлей размышлял о том, стоит ли Керу знать всю правду о Валери. Он тянул время, не зная, как поступить. И все-таки решился. Да, Кер должен знать все до конца.

Кер внимательно слушал, лицо его светлело, а в конце рассказа он удовлетворенно кивнул:

— Все правильно! В ней течет благородная кровь! Конечно же, она не может быть дочерью бродячих актеров. У нее внешность аристократки.

Несколько секунд он молчал, а потом сказал:

— Это настоящее везение!

— Везение? Почему вы так считаете? Жак, мне непонятно, почему вас так заинтересовала эта девушка!

Кер опять помрачнел.

— Мне нужно кое-что вам сказать. Час назад меня навещал королевский лекарь. Он сказал, что леди Агнес осталось жить совсем немного.

— Меня это очень огорчает.

Кер помолчал, а потом продолжил тихим голосом:

— Это может стать огромной трагедией, хотя я вообще-то оптимист. Мне всегда кажется, что все образуется. Но в данном случае я боюсь, что может случиться самое плохое. Д 'Арлей, с Францией может случиться самое плохое.

— Я вас не понимаю.

— У нас очень странный король, и мне не следует вам объяснять почему… Нам известно, что у него есть хорошие качества, и должен признаться, что я хорошо к нему отношусь. Но… — Кер покачал головой, — но он выбирает себе удивительно плохих советников. Так было всегда. Госпожа Агнес, к счастью, всегда могла прошептать правильные слова ему на ушко — и нам в этом везло. У меня нет иллюзий по поводу собственной персоны, — продолжил Кер. — Пока что король мне полностью доверяет. На самом же деле мое положение висит на тонкой ниточке. Правда, это золотая нить. Если она оборвется… — Он помолчал. — У меня слишком много врагов. Придворные постоянно шушукаются и бегают к королю с любой сплетней или с выдуманными сведениями. Настроение короля всегда переменчиво. Он ничего не сделал, чтобы спасти Орлеанскую Деву. Неужели он сделает что-то для меня?

Кер помолчал немного, затем заговорил гораздо быстрее:

— Король, конечно, станет оплакивать леди Агнес, но вскоре заведет себе другую любовницу. Хитрая кузина леди Агнес уже сейчас пытается занять ее место. Если это случится… Робин, вам не кажется, что у меня должна быть своя кандидатура на место, которое может освободить Агнес Сорель?

Д'Арлей был настолько поражен, что никак не мог найти нужных слов.

— Вам никогда не приходило в голову, что мужчины, обычно предпочитают один тип женщин? — не унимался Кер. — Очень часто вторая жена напоминает первую… Король был пламенно влюблен в Агнес Сорель. Она очень ему подходила. — Кер опять помолчал. — Для него подходящей кандидатурой будет женщина, похожая на госпожу Агнес. Дорогой Робин, теперь вам понятно, почему я так сильно заинтересовался этой девушкой?

Д’Арлей вскочил на ноги.

— Это нечто неслыханное! Просто абсурд! Вы не можете серьезно говорить об этом!

— Я абсолютно серьезен. Конечно, до того, как я стану что-то предпринимать, мне следует убедиться, что у этой девушки, кроме сходства, имеется подходящий характер и смелость.

Если раньше д’Арлей сомневался в своих чувствах к Валери, то теперь был абсолютно уверен.

— Я не могу поверить, что вы серьезно все обдумали, — возмутился молодой человек. — Эта мысль пришла вам в голову под влиянием мгновения. Если вы станете рассуждать дальше, то сами откажетесь от этой идеи.

Кер был поражен тем, насколько бурно отреагировал д 'Арлей на его предложение.

— Вас она очень интересует, д'Арлей? Молодой человек ответил не сразу.

— Мне она нравится. Возможно, на это повлияли обстоятельства нашей встречи, но мне не хочется, чтобы ей причинили зло.

Кер развел руками.

— Но почему вам не по нраву моя идея?

— Наверное, если все случится так, как вы говорите… Но ведь есть и другие пути… Неужели хорошее отношение короля стоит того, чтобы за него платили такую цену?

Кер положил ему руку на плечо.

— Меня не волнует его личное отношение ко мне. Робин, вы — честный патриот. Я смею думать о себе то же самое.

— Конечно, вы не раз убеждали всех в своем патриотизме. Я знаю, что вы — очень честный человек.

Лицо Кера помрачнело.

— Очень грустно, что иногда в качестве министра ты вынужден делать вещи, которые никогда бы не сделал, будь ты обычным человеком. Порой должен предпринять то, что может повредить людям, но принесет пользу государству. Робин, мне приходилось делать множество неприятных вещей, но выхода у меня не было. Мне не следует вам объяснять, что пока с земли Франции не будут выброшены английские оккупанты, она не узнает ни процветания, ни восстановления. Тут уж не до личного счастья каждого из нас. Королю постоянно приходится напоминать об этом! Необходимо не только закончить войну, но и обеспечить нашей обескровленной и больной стране сильное руководство. Неужели мы позволим, чтобы личные чувства помешали нам, когда отечеству требуется наша помощь?

— Должен вам сказать…

— Послушайте! Когда умрет Агнес Сорель, король попадет под влияние Антуанетты де Менелэ, если только прежде нам не удастся направить его интерес в другую сторону. Пока что Антуанетта стоит наготове, а у нее жестокие, эгоистичные и жадные интересы. Она станет поддерживать другую партию, и ее влияние на короля станут использовать, чтобы добиться большей власти и богатства только для себя лично. Это не должно случиться!

Д’Арлей ничего не ответил. Он размышлял о том, что девушке, в которую он влюблен, может грозить опасность. Кер задал ему задачу.

— Вы считаете, что я обдумываю нечестный ход?

— Жак, я просто вообще не могу об этом думать.

— Как вы считаете, Агнес Сорель принесла пользу или вред Франции?

Д’Арлей неохотно покачал головой:

— Должен сказать, что испытываю к ней глубочайшее уважение.

— Тогда нельзя не признать, что вы непостоянны. Я готов сражаться за благо моей родины любыми средствами, а не стоять в сторонке и наблюдать, как страдает мой народ. Что касается государственных дел — тут цель оправдывает средства. Я твердо верю, что судьба сама подарила нам эту встречу. Иначе зачем этот идеальный инструмент достижения цели появился в моих руках именно в такой момент? Это, повторяю, судьба.

— Но сама девушка…

— У нее может не оказаться воли или способностей, чтобы сыграть эту трудную роль. Мы должны в этом разобраться. И, кроме того, она вообще может отказаться участвовать в такой затее.

— Людей ее круга нельзя винить в том, что они хватаются за любую соломинку, — заявил д'Арлей.

Кер пристально взглянул на него.

— В вас, молодой человек, говорит сейчас аристократ. Но скажите мне, пожалуйста, могла бы Франция объединиться под властью Карла, если бы не было Жанны д'Арк?

Д’Арлей недоуменно нахмурился:

— Конечно. Именно Дюнуа командовал армией и спас Орлеан.

— Именно так считают в придворных кругах и среди дворянства?

— Конечно. Вам это тоже известно.

— А вот народ Франции считает по-иному. Он боготворит Орлеанскую Деву и произносит ее имя с трепетом. Она является спасительницей страны, героиней, святой и единственной исторической личностью без единого недостатка. Когда-нибудь так будет считать вся Франция. Это относится и к дворянству, хотя сейчас в это трудно поверить. Когда-нибудь это мнение станет разделять весь мир.

— Кажется, мы отклонились от темы нашей беседы, — заметил д'Арлей.

— Я говорю об этом потому, что девушка может принять наше предложение. Это можно сравнить с поступком Орлеанской Девы, потому что она тоже хочет служить отчизне и не думает о личной выгоде.

— Я не собирался ни в коей мере ее осуждать. Наоборот, я… мне она приятна. Но мне все равно эта идея кажется бесплодной. Как вы собираетесь подготовить ее к этой роли? И даже если вам это удастся, сможет ли она понравиться королю?

— Король настолько увлечен оригиналом, что, я уверен, он будет счастлив иметь копию. Вы не должны забывать о том, что в девушке течет благородная кровь и, возможно, это кровь самой Сорель. Пока мы будем ее готовить, я смогу раздобыть свидетельство ее благородного происхождения. Небольшие усилия — и у нее будет вполне приличная родословная.

— Неужели вы пойдете и на это? Короли не любят, когда их дурят.

— Если она понравится королю, он сам постарается снабдить ее подходящими предками. Но зачем обсуждать препятствия, с которыми нам, возможно, не придется столкнуться? Я вам обещаю только одно — если я что-то задумываю, то предварительно все тщательно взвешиваю, поэтому мои недруги не смогут найти в схеме ни единой погрешности.

Д’Арлей беспомощно потряс руками в воздухе.

— Что еще я могу сказать? Наверное, превратить Валери в настоящую аристократку по силам только тому, кто сам бывает при дворе? Вы сможете найти подобного человека? И вы не побоитесь разделить с ним такой секрет?

— Что касается этого, я уже разработал план.

Д'Арлей больше не стал ничего говорить. Кер коснулся его руки. Казалось, больше всего на свете он желал, чтобы друг его правильно понял.

— Вы считаете, что мне самому очень нравится эта затея? Дорогой Робин, вы прекрасно знаете Жака Кера, и вам должно быть понятно, что ему тоже не по душе этот план. Но сейчас необходимо найти замену госпоже Агнес… Робин, кажется, что мне в сердце вонзили шпагу. Я все еще надеюсь, что лекарь ошибается. Но пока нам не будет точно известно, мы должны приготовиться к худшему. Нам следует играть по-крупному. Ставка действительно велика — спасение Франции!

Наступила тишина. Д’Арлей не мог заставить себя произнести ни слова.

— Я люблю эту девушку, и вы должны отказаться от своего замысла, — вдруг выпалил д’Арлей.

Для этого было множество причин.

Керу и д’Арлею стало немного легче, когда появился Никола и зажег свечи. Он поставил их на стол рядом с хозяином и поинтересовался:

— Что мне делать с шотландцем?

Кер заглянул за ширму. Прихожая была пуста.

— Кажется, у него лопнуло терпение и он ушел.

— Конечно, ожидание ему надоело, но он не ушел, мой господин. Он не смог найти обратный путь. Я слышал, как он шумел в отделе пряностей. Когда я туда пришел, он уже шумел там, где продается конская сбруя. Наконец я нашел его в отделе котелков, пестиков и ступ. Господин, он требует две вещи — чтобы вы его приняли и ответили, что случилось с девушкой.

— Я с ним сейчас поговорю, — пообещал Жак Кер. Когда слуга ушел, д’Арлей быстро прошептал:

— Мне кажется, что шотландцу не стоит знать о вашем авантюрном плане.

Кер засмеялся:

— Я не собираюсь ему ничего об этом говорить. Я хочу договориться с ним, чтобы он командовал пушками. После этого я скажу ему несколько дружеских слов и, возможно, пожертвую небольшой кошелек с золотом.

Д'Арлей продолжал беспокоиться:

— Вам известно, что у него была собственная банда Свободных обществ?

— Меня это не удивляет. Д'Арлей нахмурился:

— Мне кажется, что шотландец стал опекать Валери, кроме того, я думаю, что вы легко от него не отделаетесь. Конечно, мне не нравится ваш план, но я не желаю лишнего шума. Наверное, будет лучше, если я заберу шотландца с собой. У меня есть место, а у Хелиона имеется баранья нога. Он ее уже начал готовить. Кроме того, он приготовил блюдо с тестом, вином, сахаром и имбирем. Пищи хватит на троих. Я вам это предлагаю потому, что думаю, лучше не спускать глаз с этого парня.

— Прекрасная идея. Я с ним поговорю, а потом отдам его в ваши руки.

Кер взглянул на большие настенные часы. Стрелка указывала на три часа дня.

— Мне давно пора в Лувр. Там меня ждет работа, — заявил Кер.

 

Глава 6

1

Д'Арлей не воспринимал Париж глазами короля. Он любил этот город. Он любил его настолько сильно, что позабыл о всяческих неприятностях, отягощавших его душу. Он направлялся с шотландцем к дому, расположенному на улице Гренье-сюр-Л'О. Он радостно смотрел на высокие шпили, вырисовывавшиеся на фоне неба.

— Жаль, что не существует поэта, который мог бы выразить душу Парижа, — заговорил д'Арлей.

— Я не поэт, но могу это сделать для вас и выразить свои мысли очень кратко, — ответил Прежан Кеннеди. — Дух Парижа состоит из напыщенности и несостоятельности. Не говоря уже о воровстве.

— Иностранцы не имеют права говорить подобным образом о нашем городе, — гневно заявил д'Арлей.

— Я сражался и проливал кровь за Францию, но тем не менее в этом городе грязные уличные мальчишки бегут за мной и дразнят меня. Когда я останавливаюсь в харчевне, мне подают плохую пищу и пытаются обсчитать меня. Женщины смотрят на клетчатый платок у меня на шее и не хотят иметь со мной никаких дел.

— Париж настолько прекрасный город, что даже вонь на его улицах, которая отвратительна и проникает повсюду, кажется мне благовонием, — заявил д’Арлей. — Душа Парижа — это мудрость, сверкание ума, непочтительность, безрассудство, сила духа и протест.

Но Прежан Кеннеди стоял на своем:

— Доброта покинула Париж, как вода покидает кувшин, стоящий на солнце.

Вскоре они подошли к харчевне, находившейся недалеко от базара. Там собрался народ. Все смотрели на пустой балкон харчевни.

Вокруг слышались громкие голоса.

— Говорят, он вытащил свой боевой топорик и порубил им ребра дона Гузмана так же ровно, как мясники рубят свиные ребрышки.

Кто-то возразил:

— Но он же бургундец. Ему быстро ответили:

— Мы, французы, также можем гордиться бургундцами. Кеннеди плохо улавливал суть происходящего и решил узнать, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.

— Мне кажется, — сказал д'Арлей, — что это связано с великим Жаком де Лалэном.

В этот момент отворилась балконная дверь, появился высокий рыцарь и небрежно помахал рукой толпе.

— Это он, величайший боец мира, — сказал д'Арлей. — Мне как-то приходилось с ним встречаться. Похоже, что ты разговариваешь с боевым топориком, снабженным небольшими мозгами и задетой гордостью. Он проводит все время, путешествуя по разным местам, выискивает новые жертвы, чтобы убить или покалечить. — Д’Арлей повернулся к шотландцу: — Жак Кер сказал как-то очень правильную вещь, что все странствующие рыцари походят на маленьких жестоких мальчиков, которые никак не могут подрасти.

Жак де Лалэн был сильным молодым животным. Создавалось впечатление, что он одинаков в длину и ширину. Стоявшие с ним рядом на балконе казались маленькими. Великан был одет во все белое. Рукава его платья казались чересчур пышными, с плеча свисала горностаевая накидка. Нос у него был кривым и загнутым книзу, как у попугая, глазки — тускло-голубые. Прямые темные волосы падали на плечи.

Де Лалэн гордо и насмешливо посмотрел на толпу, собравшуюся внизу, и крикнул:

— Эй, отбросы Парижа! Вы пришли, чтобы поглядеть на Жака де Лалэна? Посмотрите на меня внимательно. Вам в будущем может не представиться подобный случай. Вы можете меня не увидеть на спортивной арене, парижские подонки. Я уже посылал вызов на состязание, но ваши храбрые рыцари оказались трусами и не ответили мне. Я — величайший боец во всем христианском мире. Я могу победить любого рыцаря, рожденного женщиной, любым оружием, изготовленным человеком. Взгляните в последний раз на меня, бесполезная наживка для рыбы, потому что я больше не вернусь сюда.

Д’Арлей тихонько чертыхнулся, когда самый знаменитый боец христианского мира покинул балкон. Толпа начала расходиться. Люди были довольны тем, что он смог оскорбить французское рыцарство. Д’Арлей знаком показал шотландцу, чтобы тот следовал за ним, и стал энергично пробираться сквозь толпу. Вдруг он услышал, как кто-то зовет его. Д’Арлей остановился и оглянулся.

— Господин д'Арлей! Господин д'Арлей!

— Кто меня зовет?

К ним подошел незнакомец, по виду чей-то оруженосец.

— Мой господин садится ужинать и желает, чтобы вы составили ему компанию, — сказал он.

Д'Арлей был поражен.

— Неужели твой хозяин рассмотрел меня с высоты балкона?

— Орел, — воскликнул оруженосец с гордостью, — может обнаружить свою жертву в воздухе с расстояния в тысячу футов! Почему вы так удивляетесь тому, что Жак де Лалэн узнал господина д'Арлея с расстояния всего лишь двадцати ярдов?

— Передай благодарность своему хозяину и скажи, что господин д’Арлей, к сожалению, не может принять его предложение. Со мной друг, и мы собираемся поужинать у меня дома.

— Мой господин сказал, если возникнет необходимость, шотландец тоже может с ним поужинать.

Прежан Кеннеди ухмыльнулся:

— Он также с расстояния двадцати ярдов смог разглядеть мой клетчатый платок.

Д'Арлей и Кеннеди переглянулись. Д'Арлей шепнул своему спутнику на ухо:

— Наверное, будет интересно взглянуть на голодного бургундского вепря во время кормежки.

— Да. А потом я смогу хвастаться, что ужинал с самим Жаком де Лалэном.

Д’Арлей обратился к оруженосцу:

— Поблагодари своего господина и передай ему, что мы к нему присоединимся, как только умоемся и приведем в порядок одежду. Предупреди его, что по сравнению с ним его гости будут похожи на ощипанных ворон.

Оруженосец равнодушно произнес:

— Так обычно и бывает, господин.

2

Жак де Лалэн встретил их в комнате, где стол уже был накрыт чистой скатертью. Он отпустил своих спутников, в комнате оставался только один слуга. Жак де Лалэн сидел, развалившись в кресле и широко расставив массивные ноги. Он медленно и неохотно поднялся, когда гости появились в комнате.

— Робин де Бюрей, сир д’Арлей, — сказал он, сдержанно кланяясь, — рад вас снова видеть. А это шотландец? Его имя ничего для меня не значит. Очень хорошо, что вы пришли и мне не придется ужинать одному.

— Действительно, это очень приятно, господин де Лалэн, — ответил д'Арлей, кланяясь.

Он пристально посмотрел на гиганта и подумал: «В нем все-таки есть что-то благородное, но это все равно самое жестокое лицо, которое мне приходилось когда-либо видеть».

Слуга начал подавать угощения, они оказались вполне приличными. Им подали прекрасное филе камбалы в белом соусе, приправленное пряностями. Затем последовала жареная утка, и в качестве главного блюда был предложен молодой жареный козленок с бантиком на хвосте. На десерт подали соус из фиников и изюма, приправленных яичными желтками. Д'Арлей наблюдал за тем, как подавали все эти аппетитные блюда, и думал, что подобный обед могут предложить только в Париже, а не в Бургундии, родине де Лалэна.

Великан почти все время говорил сам. Поразительно, как его тонкий голосок мог исходить из столь могучего тела. Де Лалэн без конца рассказывал о собственных приключениях и победах. Он побеждал противников одним ударом. Он поделился также планами своих будущих поединков.

Только раз де Лалэн отвлекся. Он взглянул на д’Арлея и вдруг заметил, что тот совершенно не похож на своего старшего брата, — де Лалэн видел его при дворе.

— Граф — такой старый сплетник. Я даже смеялся над некоторыми его шуточками… Обычно меня трудно рассмешить. Его прелестная госпожа Изабо, — де Лалэн снова взглянул на д’Арлея, — напоминает мне… испанскую даму, чья розетка была прикреплена к моей пике, когда я сражался с доном Гузманом в Кастилье несколько месяцев назад. Но прежде чем я расскажу вам все детали этого поединка, я должен поделиться впечатлениями о прекрасной графине. Я ее считаю более прекрасной, чем мою маленькую испанскую красотку. Она приближается к возрасту, когда прекрасный цветок начинает засыхать на стебле, но… Должен признаться, господин д’Арлей, что мне нравится вкус спелости.

— Моя милая невестка, — небрежно заметил д'Арлей, — действительно очень красивая женщина.

— Мне известно, что вы о ней хорошего мнения. Сир д 'Арлей, вы не женаты?

— Нет.

— И у меня тоже нет жены. — Бургундец резко захохотал. — Но у нас, видимо, для этого были различные причины.

Д'Арлей почувствовал отвращение к этому человеку и подумал: «В каждом слове этого верзилы чувствуется высокомерие, да и хорошими манерами он не отличается».

Де Лалэн торжественно поднимал кубок вровень с глазами после каждого глотка, как будто отмечал какое-то важное событие. Де Лалэн старался аккуратно пользоваться ложкой и ножом. Он торжественно, почти театрально разводил руки в стороны, прежде чем начинал произносить свои монологи.

— Как я уже говорил прежде, во Франции нет рыцарей, которые не побоялись бы встретиться со мной. — Де Лалэн возвращался к своей излюбленной теме. — Мне придется отправляться в Шотландию, Англию или, может, даже в Италию, чтобы там найти достойных противников.

— Рыцари Франции, — заметил д'Арлей, — не принимают ваших вызовов по приказу короля.

Жак де Лалэн фыркнул.

— Храбрые игрушечные рыцари очень рады тому, что могут спрятаться за королевским указом.

Д’Арлей понял, что у него уже нет сил терпеть этого наглого хвастуна. Но он постарался ничем себя не выдать.

— Король пытается предупредить дуэли, потому что в случае возобновления войны ему понадобится каждый храбрый рыцарь. — Д'Арлей поставил кубок на стол и взглянул на верзилу. — Может, лучше сражаться вместе с рыцарями Франции, чем против них? Конечно, вы — бургундец, и, возможно, ваш герцог не станет принимать участия в военной кампании. Но англичане — сильные и хитрые противники, и нам, повторяю, понадобится каждый отважный воин. Если Жак де Лалэн станет сражаться под французскими королевскими лилиями, он подаст пример храбрости другим воинам.

Бургундец осторожно раздавил горошек перца, насыпал его в кубок и приказал слуге налить вина. Он сделал глубокий глоток, затем ответил:

— Я не собираюсь сражаться во французской армии.

В комнате наступила тишина. Первым заговорил д’Арлей:

— Вы меня поражаете.

— Меня не волнуют ваши чувства! Но если вам интересно знать причину, я могу ее объяснить.

— Я попытаюсь понять ваши доводы, — заметил д'Арлей. Странствующий рыцарь поправил горностаевую накидку.

Огонь в очаге умирал, и в комнате стало прохладно. Де Лалэн сделал знак слуге покинуть комнату.

— Мне не нравится использование пушек, — сказал де Лалэн. — До меня дошли слухи, что вы собираетесь использовать трубки, которые изрыгают огонь. Они называются бомбарды. Очень жаль, что война перестанет быть честной встречей между храбрыми рыцарями, где всемогущий Бог выступает в роли арбитра. — Он взглянул бледно-голубыми невыразительными глазами на гостя. — Я не стану сражаться ради страны, которая собирается использовать черную магию.

— Бомбарды станут нашим ответом на магию английских больших луков, — спокойно сказал д'Арлей.

Бургундец не пожелал слушать подобные доводы.

— Должен вам признаться, что с симпатией отношусь к Франции. Англичане слишком долго задержались на этой стороне Ла-Манша, и давно пора выбросить этих завоевателей из Франции на их ужасный дикий остров. Но я вам клянусь, — громко, хриплым голосом крикнул де Лалэн, — я предпочитаю, чтобы вы проиграли все сражения, чем выиграли их другими средствами, кроме сил французского рыцарства!

Д'Арлей пошевелился в кресле.

— Мы не сможем выгнать англичан из Нормандии, если станем проигрывать сражения.

— Господин д’Арлей, вы человек благородного происхождения, и мне не стоит вам объяснять, что именно я имею в виду.

— Результат сражения — это не самое главное. Гораздо важнее то, как ведется бой. Я твердо верю, как должны верить все рыцари, что Бог дарует победу той стороне, которая сражается храбро и в соответствии с Кодексом рыцарства!

Д’Арлею становилось все труднее сдерживаться.

— Именно такой образ мышления и стоил Франции столетия поражений и страданий.

— Я довольно известный бомбардир, — вмешался в разговор Прежан. Он заговорил в первый раз за время ужина. Я могу вам сказать, сэр рыцарь, что пушки быстро и без особого труда расчистят путь к Ла-Маншу.

Жак де Лалэн даже не взглянул на шотландца.

— Вы не являетесь рыцарем, кроме того, мое гостеприимство не позволяет вам принимать участие в разговоре.

Де Лалэн обратился к д'Арлею:

— Я не собираюсь с вами спорить о принципах благородного ведения войны. — Де Лалэн нахмурился и покрутил в руках кубок, как бы решая, продолжить разговор или остановиться. — Я специально пригласил вас ко мне на ужин сегодня. Ваш брат сказал, что вы каким-то образом связаны с жадным купцом, который, кажется, околдовал вашего короля. Мне также известно, что этот Жак Кер настаивает на использовании бомбард. Я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что и передали Жаку Лисице следующее послание. — Он отставил кубок и неохотно продолжал: — У меня есть кузен, Алан де Керсэ. Он дал клятву рыцарства, и вообще он вполне приличный парень, хотя не очень силен физически и не может выигрывать поединки. Я хотел взять его с собой в Шотландию или в те страны, куда я отправлюсь. — Де Лалэн остановился и нахмурился. — Вы не поверите тому, что я вам сейчас скажу. Алан отказался ехать со мной! Глупец решил стать бомбардиром. Я пытался доказать ему абсурдность этой идеи. Я даже ему угрожал. Он стоит на своем. Я прошу, скажите Жаку Керу, чтобы он не принимал Алана. Он должен мне помочь спасти парня от стыда и позора.

— В этом нет никакого позора, — возразил д'Арлей. Он смотрел прямо перед собой. — Если мы выиграем войну, то только благодаря использованию пушек и бомбард, которые вы так презираете. Ваш кузен будет хорошо служить в этих войсках.

— Я пытался принять во внимание молодость Алана и не судить его слишком строго. Он должен находиться рядом со мной. Обслуживать пушки могут только простолюдины типа кузнецов, ну или еще кто-нибудь в этом роде.

— Я тоже собираюсь служить под командованием Жана Бюро, — сказал д’Арлей.

Бургундец откинулся в кресле и захохотал.

— Теперь я понимаю, что ошибался, думая, что вы захотите мне помочь. Вы мне сразу не понравились, господин д'Арлей. Мне следовало понять, что человек, имеющий дело с Жаком Лисицей, не может обладать качествами рыцаря. Что ж, мне придется самому отправиться к Жаку Керу. Или, может, лучше сразу пойти к королю. Я стану требовать, чтобы мальчишку отослали домой. — Лицо бургундца побледнело от злости. — Должен вам сказать, господин д’Арлей, что мне симпатичен парнишка, но я предпочитаю его видеть мертвым даже от моей собственной руки, чем среди простолюдинов… и людей благородного происхождения, забывших смысл слова «честь».

— Король вам ничем не поможет.

— Я уверен, — заявил бургундец, — король Франции дважды подумает, прежде чем откажет мне. Я — Жак де Лалэн, величайший рыцарь во всем христианском мире! Нельзя не обращать внимания на мои пожелания!

Д'Арлей больше не мог сдерживаться.

— Вы — Жак де Лалэн, величайший рыцарь во всем христианском мире, — воскликнул он, — это правда! Но вы также — слепой глупец! Обязанность любого патриота — не мешать победе нашей страны! А вы проповедуете никому не нужные правила рыцарства!

Жак де Лалэн с грохотом отбросил кресло и медленно поднялся на ноги. Он опустил сильные руки на край стола и уставился на д’Арлея хищным взглядом.

— Робин де Бюрей, сир д’Арлей, вы меня страшно оскорбили. Конечно, вы не стоящий меня противник, но вы должны ответить за свои слова только одним способом. Я требую сатисфакции!

— Я принимаю ваш вызов!

Бургундец удивленно взглянул на него, словно ждал, что д’Арлей станет вилять и попытается как-то оправдаться. Д 'Арлей поднялся с кресла. Первая волна гнева покинула его, и он понимал, что находится в опасности. «У меня нет шансов выстоять против этого мясника, — думал он. — Он разнесет меня на мельчайшие кусочки!»

— Я всегда сражаюсь только с теми людьми, чьи семьи могут похвастаться благородным происхождением по крайней мере в четырех поколениях со стороны отца и матери, — заявил де Лалэн, пытаясь найти слабую сторону в генеалогии д'Арлея.

— Семейство де Бюрей славится своим происхождением многие века. Этим действительно могут похвастаться далеко не все рыцари, — в тон наглому верзиле ответил д’Арлей. — Моя мать, как вам известно, Амалия де Мейли. А как насчет вашей генеалогии?

Некоторое время они молча сверлили друг друга взглядами. Бургундец побагровел и схватился за меч. Его ярость была настолько велика, что казалось, от нее сильнее раздались его и без того чересчур пышные рукава.

— Я хотел дать вам шанс отказаться от поединка, — фыркнул де Лалэн. — Вы этим шансом не воспользовались, а теперь мы можем разрешить наш спор только на поле чести.

— Я предлагаю вам снова сесть, — сказал д’Арлей. Он внезапно обнаружил, что у него трясутся коленки. — Мы можем с удобствами обсудить условия поединка. Я предлагаю сначала вспомнить условия Кодекса рыцарства применительно к существующей ситуации.

— Эти условия сформулированы предельно четко и ясно, — сказал де Лалэн, большим глотком отпивая вино.

— Они не так просты, как вы утверждаете. Мне известен Кодекс не хуже, чем вам, сударь. Позвольте мне заметить, что Кодекс пытается дать одинаковые возможности противникам, которые не равны по силе и опыту. Вы являетесь величайшим рыцарем всего христианского мира и должны признать, что мы не равны по опыту ведения поединков. Значит, это должно приниматься во внимание во время выбора оружия.

— Оружие выбирает оскорбленный противник, а им являюсь я.

— Напротив, это именно вы спровоцировали ссору между нами.

Бургундец нетерпеливо махнул рукой:

— Я не желаю с вами спорить. Я не адвокат и сражаюсь с помощью чести и стали, а не с помощью хитрых слов и рассуждений. Вы меня оскорбили, и это может подтвердить тот парень. Значит, оружие выбирать мне!

Д'Арлей понимал, что его жизнь зависит от выбора оружия.

— Оскорбление не всегда заключается в высказанных словах. Вы можете спровоцировать ссору враждебным взглядом или другим скрытым действием. Вы, Жак де Лалэн, смертельно меня оскорбили. С того момента, как я вошел в эту комнату, вы обливали меня презрением. Вы просто пыжились от гордости. Вы говорили то, что оскорбительно для любого француза!

— Но вы все равно оскорбили меня.

— Мы друг с другом не согласны, и что вы предлагаете? Подать жалобу в суд чести?

Бургундец фыркнул:

— Если понадобится, мы так и сделаем!

— Тогда нам придется вспомнить слова, которые вы сегодня говорили, — напомнил ему д'Арлей. — Вы в открытую насмехались над смелостью и умением французских рыцарей. Что решит суд чести по поводу ваших оскорблений?

Бургундец быстро взглянул на д’Арлея, и тому стало ясно, что наглости де Лалэна поубавилось.

— Я просто рассуждал в целом.

— Тем хуже. Вы посмели сомневаться в храбрости всех рыцарей. Вам стоит подумать о том, что будет, если мы не разрешим наш спор прямо сейчас.

Жак де Лалэн завертелся в кресле, как капризный мальчишка, которому не удается настоять на своем. Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил:

— Какое оружие вы выбираете? Д'Арлей быстро ответил:

— Мою саблю. Бургундец громко захохотал:

— Саблю или меч? Вам известно, что я лучше всех в мире владею мечом?

— Я выбираю мою собственную саблю, — твердо повторил д’Арлей. — Вы будете сражаться саблей, имеющей тот же вес, длину и форму, что и моя.

Де Лалэн немного помрачнел.

— Дайте мне посмотреть, — потребовал он.

Д'Арлей достал саблю и положил ее на стол. Де Лалэн поднялся и взял в руки саблю. Кончиком пальца он коснулся острия сабли, а потом махнул ею в воздухе.

— Интересное оружие. Где вы его достали?

— Такой тип сабель обычно используется на Востоке. Мне привезли эту саблю из Испании.

— Я никогда прежде не видел ничего подобного, — заворчал де Лалэн, — она похожа на женское оружие, но конец у нее острый.

— С этой саблей сражаются без всяких доспехов.

— Ха, еще какие-то дополнительные условия! Мне следовало этого ожидать. Ясно, что хороший или просто удачный удар может пронзить человеческое тело. — Он с подозрением взглянул на д’Арлея. — Вы задумали нечто хитрое, и мне это совсем не нравится!

— Вы все равно можете выиграть. Вы же сами заявили, что прекрасно владеете любым видом оружия.

— Я прежде никогда не держал подобной сабли в руках. Бургундец вновь резко взмахнул саблей в воздухе, чтобы проверить баланс оружия. Потом он взглянул на эфес, там мелкой вязью было что-то написано по-арабски. Де Лалэну стало бы не по себе, если бы он мог прочитать эти слова: «Подарена Алассиром аль-Асмидом. Пусть отсохнет и сгниет рука врага моего друга, коснувшегося этой благородной стали».

— Кажется, вы умеете владеть этим новым оружием, — сказал он.

Д’Арлей уверенно кивнул:

— Да, вы правы. Я пользуюсь только им.

— А вот я не стану использовать в сражении это оружие! — Бургундец швырнул саблю на стол. — Я не сражаюсь на саблях!

— Тогда нам придется обратиться в суд чести, — заявил д'Арлей.

Де Лалэн заворчал:

— Говорю вам в последний раз: давайте выбирать оружие по жребию. Мы бросим монетку в воздух, а там будет видно.

Д'Арлей начал колебаться — он ни на секунду не забывал: если не настоит на своем, его ждет верная смерть.

— Только на саблях мы сможем сражаться на более или менее равных условиях, — заявил д'Арлей.

Бургундца было невозможно переубедить. Он упрямо повторял:

— Пусть все решит монетка.

Прежан Кеннеди поворачивал голову от одного к другому и от волнения шумно дышал. Он шепнул на ухо д'Арлею:

— Если вы поддадитесь этому мяснику, клянусь святым Эндрю, вы подпишете свой смертный приговор.

Д'Арлей в свою очередь шепнул ему:

— Если я буду продолжать спорить, он меня объявит трусом. Мне не стоило затевать с ним ссору, а теперь придется отвечать за это.

В комнате воцарилась тишина. А'Арлей нарушил ее первым:

— Клянусь Богом, пусть будет по-вашему, бросайте монетку!

Де Лалэн достал из кошелька золотую монету и поднял ее вверх.

— Это старинная английская монета, д'Арлей, моя сторона—с головой короля, то есть решка. Вы можете выбрать сторону с крестом и трилистником. Согласны?

— Согласен.

— Меня не устроит, если мы только подбросим монетку в воздух, — заявил величайший рыцарь всего христианского мира. — На свете существуют такие ловкие руки, что могут подбросить нобль к самому потолку и потихоньку изменить направление его полета. Д’Арлей, у вас странные знакомые, и поэтому я настаиваю на том, чтобы мы все сделали, как у нас в Бургундии. Я брошу монетку в воздух, а вы ее поймаете в кубок хорошего бургундского вина, потом передаете кубок мне, а я его переворачиваю вверх дном, и мы видим, как распорядилась судьба.

— Согласен.

Д'Арлей поднялся на ноги и прислонился к столу. Его трясла мелкая дрожь. У бургундца лицо лоснилось от возбуждения. Он подбросил монету в воздух и поймал ее, а потом посмотрел.

— Король! — радостно воскликнул он. — Это хорошая примета! Д'Арлей, подставляйте кубок. У вас не дрожит рука и вино не станет из него выплескиваться?

Он подбросил нобль высоко в воздух. Д’Арлей двумя руками держал кубок и поймал вращающуюся желтую монетку. Он с трудом удерживал в руках кубок, передавая его де Лалэну. Бургундец перевернул кубок, и красное вино начало расползаться по скатерти.

— Поднимите кубок! Скорее, вы, упрямый спорщик! — воскликнул де Лалэн. Он переступал с ноги на ногу от нетерпения. — Сейчас мы увидим: король или крест. Я клянусь, что это будет король! Если так случится, вас ждет смерть от моего боевого топорика! Давайте, может, вы боитесь смотреть?

Д’Арлей протянул руку и поднял кубок. Он боялся увидеть золотую монету. Вскоре д’Арлей понял, каков результат, потому что его противник молчал, а Прежан Кеннеди громко хохотал.

— Крест! — возмущался де Лалэн. — Почему тут оказался крест?

Д'Арлей сам посмотрел на монету и испытал глубокое облегчение. «Я никогда не видел более красивого рисунка на золотой монете! — радовался он. — До чего же прекрасные крест и трилистник! Бог решил, что мне должен представиться шанс победить это животное!»

— Я требую отсрочки, — мрачно заявил бургундец. — Мне нужно время, чтобы найти такую же игрушку и попытаться научиться ею действовать. Д'Арлей, тебе повезло и ты можешь пожить еще немного, — проворчал он. — Когда я буду готов, ты от меня получишь известие.

— Согласен, — ответил д'Арлей. — …А теперь, — они с Кеннеди наконец оказались на улице, — мы должны отдохнуть. Пойдем на улицу Гренье-сюр-Л 'О. Должен признаться, что я совершенно ослаб и телом и духом.

Шотландец был вне себя от возмущения.

— Вам, сударь, придется потерпеть еще часок. Мне знаком один человек по имени Гаспар Суллен. Он лучше всех владеет саблей. Вам понадобятся его услуги, потому что вы должны быть в хорошей форме.

— Я уверен, — надменно заявил д’Арлей, — что могу сам кое-чему научить твоего специалиста.

— Когда Жак де Лалэн позовет вас на битву, — серьезно заметил шотландец, — он будет так хорошо владеть саблей, что сопротивляться будет также трудно, как пронизывающему северному ветру. Пошли! До дома Гаспара всего лишь полчаса ходьбы. Мы обязательно должны с ним повидаться сегодня и договориться о ближайшей встрече.

 

Глава 7

1

Валери отправилась спать в таком смятении чувств, что не смогла разглядеть спальню. Она лишь обратила внимание, что комната была очень красиво убрана. Девушка проснулась рано утром, когда первые лучи солнца начали проникать сквозь окна. Валери подумала, что прежде ей никогда не удавалось спать на такой мягкой постели. Ее поразило покрывало, вышитое синими и золотыми нитками. СЖа дивилась рисунку — на одеяле красовались сердце и раковина. Позже ей стало известно, что это фамильный знак Жака Кера. Кровать под балдахином была огромной. Тут же была полка для книг. На полке лежал мешочек с благовонными травами. На столе стоял подсвечник. Свеча была два фута высотой, а толщиной в руку девушки.

Несколько минут Валери спокойно лежала. Она вспоминала, что слагалось вче,ра, и думала о том, какие пианы вынашивал хозяин этого огромного каменного здания.

«Какой странный человек! — думала девушка. — Кажется^, что его глаза могут обжечь тебя. Но по-моему, он — добрый человек, несмотря на то что бывает резок и все время куда-то торопится. Мне хотелось бы знать, что он задумал насчет меня!»

Валери было ясно только одно — все сводилось к ее происхождению. Жак Кер сразу понял, на кого она похожа, и помог господину д'Арлею увидеть это сходство. Что бы это могло значить?

— Сегодня я узнаю, кто же я такая на самом деле,^— сказала вслух Валери, села на кровати и покачала головой.

Она начала размышлять о д'Арлее. Вторая встреча только подтвердила первое впечатление о нем. Он не был красивым, держался просто и не задавался, как было принято среди людей благородного происхождения. Но девушка не сомневалась в том, что он был настоящим рьшарем. Он держался с ней просто и был добр, как в ту ночь, к^гда они вместе сколачивали гроб для Дамиана Марэ и она рассказывала о себе. Девушка с гордостью подумала: «Я нравлюсь ему».

Ее волновала эта мысль, хотя она сама не пыталась понять, как к нему относится.

Она снова начала разглядывать прекрасную комнату.

Она взглянула на аналой, стоявший у стены. Там же стояли скамья с бархатными подушками и резной сундук с массивными бронзовыми ручками. На стене висело распятие. Лицо Спасителя излучало такую доброту, что у девушки выступили слезы. Валери еще раз взглянула на широкую кровать и решила, что на ней вполне могут поместиться пять человек.

— Как чудесно, что я спала в такой кровати и могла свободно на ней вытянуться!

Ей приходилось спать в тесной палатке Марэ или в вонючих каморках ужасных харчевен. Ее всегда раздражало, что надо спать на неудобной койке и быстро переодеваться, по-стоянно ловя на себе чужие взгляды.

Девушка откинула покрывало и перекатилась вдоль кровати, чтобы оценить по-настоящему ее ширину. Она проделала это шесть раз и в конце концов с шумом шлепнулась на пол. Валери собиралась подняться, когда взгляд ее остановился на паре туфелек, стоявших у стула. Они были такие красивые! Из мягкой кожи и того зеленого оттенка, который бывает у листвы весной. Верх башмачков был отогнут, что позволяло разглядеть подкладку из мягкого белого материала. Но самым прекрасным в этих башмачках был бант из желтого бархата!

Валери замерла. Она не верила собственным глазам. Это какая-то ошибка! Перед сном она положила одежду именно на этот стул и поставила рядом с ним старые башмаки. Они как раз подумала, что такая старая обувка здесь совсем не к месту. Что же случилось?

Девушка медленно подняла глаза и удивилась еще сильнее. На стуле лежало платье. Не ее потрепанное платье. Это был совсем новый, незнакомый наряд.

Валери вскочила, вся дрожа и от возбуждения, и от того, что в комнате было прохладно, — она, согласно обычаям того времени, спала нагой.

— Эта одежда, наверное, для меня! — радостно воскликнула Валери. Она дрожащими пальцами взяла шелковую юбку такого же нежно-зеленого цвета, как и башмачки. Какая прелесть! Такие вещи может носить настоящая госпожа.

Она не знала, стоит ли ей надевать новые вещи. Валери оглядела комнату еще раз и поняла: или она наденет это платье, или останется голой. В комнате не было ее старой одежды. Валери надела льняную рубаху прямо на голое тело. Рубаха была настолько прохладной, что девушка вздрогнула от ее прикосновения. Затем Валери надела корсаж, плотно прилегавший к талии. К нему были пришиты широкие рукава, отделанные золотом, на манжетах. Валери надела юбку и, к собственному удивлению, обнаружила, что при каждом шаге она шуршит, словно выражает удовлетворение, что принадлежи! такой прелестной девушке. Затем Валери надела лосины. Они были изготовлены из такой тонкой шерсти, что красиво и плотно облегали ее ноги. Наконец очередь дошла и до башмачков. Девушка была поражена, что в них так удобно.

Заключительным аккордом была шляпка из желтого бархата с потрясающей отделкой. Девушка только взглянула на нее и сразу поняла, что она ей пойдет.

«Кто же я такая, раз он считает, что я должна носить такие великолепные вещи?» — дрожа, думала Валери.

В доме начали просыпаться люди. Валери слышала шаги и голоса в холлах и коридорах. Голоса отдавали приказания, было слышно, как кого-то ругали. Девушка вышла на площадку внутренней лестницы и посмотрела вниз. Там суетились люди. Валери стало любопытно. Ей захотелось взглянуть на великолепный магазин, и она стала спускаться вниз.

Девушка сразу почувствовала странные, незнакомые запахи и ароматы. Некоторые из них были тяжелыми и даже дурманящими. Это были пряности, привезенные с Востока. Валери заглянула через открытую дверь в длинную комнату, где по обеим сторонам стояли металлические коробки. Запахи здесь были очень сильными, и она решила, что именно тут хранятся пряности. В другие двери Валери увидела еще более потрясающие вещи — прекрасную мебель и блестящие доспехи. Самыми интересными для нее были разноцветные материи, натянутые на большие рамы. Мимо нее по лестнице пробежал служащий с листом бумаги в руках. Она услышала, как он споткнулся и остановился. Девушка поняла, что он повернулся к ней и стал ее разглядывать. Наверное, он никак не мог понять, кто же она такая.

На каждом этаже ей встречались немолодые мужчины и женщины. На них были серые одежды с красным сердечком на рукаве. Они размахивали метлами, приводили в порядок помещение. Одна из старых женщин с острыми чертами лица остановилась, когда Валери проходила мимо нее. Она пристально смотрела на девушку.

— Я видела тебя, когда ты появилась здесь, — шепнула старуха. — На тебе тогда была потрепанная одежда.

Валери попыталась ускользнуть от старухи, но та крепко схватила ее за руку.

— Какая ты хорошенькая, милашка! Я могла бы тебе помочь, если бы ты прислушалась к старой даме Трикс.

Старуха быстро и опасливо оглянулась и сделала странный жест пальцем. Она согнула его над остальными пальцами.

— Ты понимаешь, что это значит? Это знак Кокиля. Тебе понятно, что это такое?

— Нет, — ответила Валери. Она сильно испугалась. — Я — нездешняя и ничего не понимаю в делах парижан.

— Малышка, ты попала в правильное место. Я помогла многим деревенским девушкам подзаработать в Париже. Хриплый голос старухи зазвучал тише. — Не смей мне говорить, что ты никогда не слышала о Короле Кокилей.

— Мне известен только один король, — пробормотала Валери.

Конечно, она, как и многие другие, много слышала об этой организации, которая распространилась по всей Франции. Ей было также известно, что организация особенно сильна в Париже и глава ее жил очень богато. Но в этот момент Валери занимало только одно — как бы побыстрее избавиться от этой мерзкой тетки.

— Ха, — фыркнула старуха. — Этот король правит лучшими подданными в Париже! Смелые воришки с золотом в кошельках, и они готовы потратить его на хорошенькую девчонку вроде тебя! Они умеют сделать приятное девушке и открыть любой замок. — Она довольно покачала головой. — Если хочешь иметь такого мужчину, приходи ко мне. Спроси даму Трикс. Просто даму Трикс. И еще одно. Она грозно наклонилась к девушке. — Если тебе дорого твое хорошенькое личико, никому не болтай о том, что я тебе сказала.

Валери вырвалась из кривых крепких пальцев и побежала не разбирая дороги по темному коридору. Ей так хотелось оказаться подальше от омерзительной старухи, что, подбежав к двери в конце коридора, она отворила ее. Комната показалась ей знакомой. Стены там были побелены, сквозь окна сияли лучи раннего солнца. Валери стояла за низкой ширмой. За столом сидел мужчина, погруженный в работу. Он поднял голову при звуке открывающейся двери, и Валери увидела Жака Кера.

— Доброе утро, дитя мое, — сказал он, улыбаясь. — Я правильно выбрал для тебя платье? Мне очень приятно, что ты рано встаешь! Я не ожидал видеть тебя в такое время. Но вот ты уже здесь, и нам никто не помешает. Значит, следует прямо сейчас поговорить.

2

Кер снял плащ и отвернул воротник камзола. Валери увидела сильную, загорелую шею. Это был подходящий пьедестал для такой выразительной головы. Лосины у Кера были наполовину красные, наполовину зеленые. Кер снял башмаки, они лежали на полу рядом с креслом. Для такого мощного человека у него была поразительно маленькая нога. Зеленые носы башмаков были загнуты вверх, и их украшали золотые кисточки. В те времена мужчины не стеснялись носить нарядную обувь.

— Проходи! — сказал Кер. Валери была настолько смущена, что осталась стоять у двери. — Проходи и садись. Мне нужно задать тебе сотню вопросов. — Девушка заняла кресло у стола. Кер внимательно взглянул на нее, а потом одобрительно кивнул. — Если я раньше сомневался, то теперь абсолютно уверен. Ты так напоминаешь мне… Но об этом мы поговорим позже.

Кер не преувеличивал, когда сказал, что желает задать Валери сотню вопросов. Ему уже была известна история ее жизни в подробностях. Он знал о Валери больше, чем д'Арлей. Кер, пожалуй, походил на адвоката, который задает вопросы свидетелю. Он наклонился вперед, чтобы лучше видеть выражение лица девушки. Кер выпаливал залпы вопросов так быстро, что она была похожа на французского солдата, в которого со всех сторон летят стрелы английских лучников. Она должна была говорить ему правду, но в то же время быть начеку.

Наконец Кер стал задавать общие вопросы.

— Если бы я дал тебе золотую монету, что бы ты стала с ней делать?

— Золотую монету?

Было ясно, что ее смутила сама возможность держать в руках такое сокровище.

— Мой господин, но я никогда прежде не видела золотой монеты с изображением короля.

— Вот и хорошо. Но все равно, что бы ты с ней стала делать?

Валери принялась рассуждать:

— Я бы поменяла ее на более мелкие монетки, господин Кер. Мне следовало бы принимать только знакомые мне монеты, чтобы меня никому не удалось обмануть. Потом я спрятала бы монетки в разные места и не клала бы больше двух монет в одном месте. Я бы никогда не показывала никому больше одного лиара, и тогда никому не было бы известно, что у меня есть такие большие деньги.

Кер удовлетворенно кивнул и перешел к следующему вопросу:

— Предположим, что тебе было бы нужно выбирать из трех вещей: Библию, золотую цепочку или штуку хорошей материи — что бы ты выбрала?

— Милорд, я бы выбрала штуку материи, — без колебания заявила девушка.

— Не ожидал, что ты сделаешь такой выбор. Объясни мне, почему ты так решила?

Девушка подумала: «Неужели я сделала неправильный выбор?» Потом начала объяснять:

— Конечно, я очень ценю Библию, господин Кер, но я не умею читать и, наверное, никогда уже не научусь. Тогда мне не пригодится Библия. Этих книг так мало, а у меня она лежала бы без дела. Было бы лучше, если б она очутилась в руках человека, умеющего читать.

— Так, мне понятны твои рассуждения. Тебе, конечно, не стоило выбирать Библию.

— Если бы у меня появилась золотая цепочка, — продолжила девушка, — люди могли бы сказать, что я ее украла, и посадили бы меня в тюрьму. Людей вроде меня, попадающих в тюрьму, даже если они не виноваты, подвергают пыткам. После пыток нам уже остается жить очень недолго, если даже мы их выдержим.

— Что ты скажешь насчет штуки шерстяной ткани?

— Ее можно обменять на более простой материал и к нему добавить отделку из меха и какие-нибудь бусы. И кроме того, после сделки останется немного денег. Но мне в данном случае не будет угрожать никакая опасность. Видите, господин Кер, мне было нужно выбрать материю.

— Мадемуазель, я считаю, что вы сделали правильный выбор.

Кер быстро задал девушке следующий вопрос, желая поймать ее врасплох:

— Расскажите мне о Дамиане Марэ. Был ли он слабым актером, почему ему всегда доставались плохие роли?

Валери с возмущением ответила:

— Господин Кер, он был хорошим актером. Очень хорошим. И мог играть на некоторых музыкальных инструментах. Это должны уметь делать все актеры. Ему всегда давали хорошие роли. — Девушка гордо откинула назад головку.

— Если он был такой хороший актер, почему тогда вы жили так бедно? Мне также сказали, что он плохо к вам относился.

Девушка с трудом сдерживалась от проявления гнева.

— Он старался изо всех сил.

— Мадемуазель, мне кажется, что вы его зря защищаете. Вам прекрасно известно, что он был ленивым бездельником. Мне также известно, что он сильно пил. Он вас бил, когда был пьян?

Валери резко поднялась, в ее глазах появились слезы ярости.

— Господин Кер, вы были ко мне добры, но вы не имеете права так хулить господина Марэ.

— Успокойтесь, дитя мое, — сказал Кер ласковым голосом. — Вы не должны так реагировать на мои слова.

— Он пил, потому что ему страшно не везло, — начала объяснять Валери. — Теперь, когда мне известно ваше мнение о нас, давайте прекратим этот разговор.

Кер довольно рассмеялся. Было ясно, что ему понравилась реакция девушки на его слова.

— Присядьте, мадемуазель. Мне теперь известно, что господин Марэ был величайшим актером и прекрасным человеком. Я вас проверял. — Он кивнул и улыбнулся Валери. — Мне нравится ваша верность. Мне было бы весьма неприятно, если бы вы оказались слишком тихой и не посмели высказать собственное мнение! Мадемуазель, — продолжал Кер, — мне следует задать вам еще один вопрос. Он относится к тому, что случилось двадцать пять лет назад.

Валери внимательно взглянула на него.

— Двадцать пять лет назад? Когда Дева…

— Да. — В голосе Кера послышались почтительные нотки. — Мадемуазель, это самая важная дата во всей длинной истории Франции. — Они не отводили взгляда друг от друга. Кер улыбнулся. — Мне кажется, что вы начинаете кое-что понимать, — сказал он. — Да, дитя мое, мы подошли к концу расспросов, которые вы так терпеливо выдержали. Вас удивляло, почему я задавал столько, по вашему мнению, ненужных вопросов. Я просто хотел быть уверенным, что вы умны и решительны, что обладаете здравым смыслом. Только после этого я мог беседовать с вами. Сомнения мои рассеялись. — Кер покачал головой. — Теперь расскажите мне о том, что же случилось двадцать пять лет назад.

— Тогда Голоса начали беседовать с Девой.

— Да, Голоса стали беседовать с крестьянской девушкой и сказали ей, что она должна спасти Францию. Многие известные люди понимали, что для этого нужно сделать, но у них не было сил, чтобы убедить в этом короля Франции. Бог правильно избрал инструмент исполнения собственной воли. Он выбрал самую обычную девушку. Франции не повезло, потому что Жанна д'Арк прожила на свете очень мало и не смогла довести до конца начатое дело. — Он помолчал, чтобы его слова дошли до сознания Валери. — Скажите, если бы вы жили в то время и услышали Голоса, вы бы им повиновались?

— Надеюсь, что у меня хватило бы храбрости сделать то, что сделала Орлеанская Дева, — тихо ответила девушка.

— Я в этом уверен. Я надеюсь и на то, что у вас хватит веры, если… если прозвучит второй призыв.

— Мне кажется, мой господин, что каждая девушка во Франции мечтает о повторении подвига Орлеанской Девы!

— Вы не побоялись бы последствий, которые могут возникнуть? Внимательно подумайте, Валери Марэ, прежде чем дадите ответ. Возможно, пришло время второго призыва. Но это будет по-другому. Не надо будет мчаться в сражение в сверкающих доспехах. Чудо Жанны д'Арк никогда не повторится. Дитя мое, как я уже сказал, на этот раз все будет по-иному. Вы не испытаете славы, и, возможно, не более дюжины человек будут знать правду. Возможно, что вам придется испытать стыд, а не славу… — Он замолчал. — Вы хотите, чтобы я вам рассказал и все остальное?

Девушка посмотрела ему в глаза:

— Да, господин Кер.

— Мне придется вам много объяснять. Я сделаю это очень откровенно и должен получить от вас обещание, что вы никогда и никому не повторите мои слова.

— Я даю вам такое обещание.

Кер рассказал все, о чем подумал, увидев Валери в первый раз. Он инстинктивно понизил голос, и слова его звучали очень убедительно.

3

Жак Кер подошел к концу своего рассказа.

— Кому-то придется занять место Агнес Сорель. Эта женщина должна прежде всего думать о Франции. Вы, мадемуазель, стали моим выбором.

Девушка отреагировала сразу:

— Нет, нет, господин Кер! Вы так не думаете!

— Я в этом абсолютно уверен. Валери покраснела.

— Я… я не подхожу для этого. Никто меня не примет за благородную даму.

— Вас можно всему научить. Мне кажется, что вам будет несложно выполнить эту роль. В ваших венах течет благородная кровь. Я в этом не могу ошибиться. Вы умная девушка и все схватываете на лету. Да, малышка, вы скоро научитесь всем трюкам и хитростям и станете настоящей дамой.

— Милорд, разве вы не видите, что меня… страшит мысль о том, какую мне придется вести жизнь…

— Дева не стала отказываться от своей будущей судьбы.

— Но тогда все было по-другому. Ей предстояла слава! Она скакала в сверкающих доспехах во главе французских армий. В этом не было ничего стыдного.

— Она умерла ужасной, жестокой и постыдной смертью. С самого начала она понимала, что ей грозит, но не стала уклоняться от своей судьбы. Дитя мое, я тебя не уговариваю. Ты должна все обдумать и сама прийти к решению. Я хочу тебе сказать только одно — у меня нет сомнений, что ты сможешь прекрасно исполнить роль, которую играла Агнес Сорель.

Валери отвернулась, чтобы Кер не мог видеть ее лицо. Она смотрела на ближайшее окно, откуда струились лучи щедрого солнца.

— Господин Кер, вам не кажется странным, что я напоминаю леди Агнес?

— Нам придется начать расследование, и тогда, может, мы найдем этому объяснение.

Девушка не поднимала головы, как бы не желая смотреть ему в глаза.

— Что мне придется делать, чтобы подготовиться к жизни при дворе? — спросила она.

— Вам следует получить образование, чтобы уметь писать и читать, складывать и вычитать цифры. К счастью, вам необходимо начальное обучение. Никто не надеется, что дама будет писать как клерк или читать, как это делает ученый человек. Если она будет обладать излишними знаниями, все станут сомневаться в том, что она благородного происхождения. Я уверен, дитя мое, что вы легко со всем справитесь. Вы настолько похожи на настоящую благородную девушку, что вполне выдержали бы любое состязание с теми, у кого в крови многие поколения течет благородная кровь.

— Сколько времени может занять подготовка?

— Не менее шести месяцев.

— А после этого? Я хочу спросить, если наш план удастся, что дальше?

Кер прищурился.

— Война закончится не ранее чем через год. Могу поспорить, что она будет решительной и короткой. Мы очистим Францию от врага до следующей зимы… У кормила должен стоять сильный человек в течение пяти лет после заключения мира… Тебе сейчас, наверное, лет шестнадцать. Ты отдашь нам шесть лет — и впереди у тебя останется вся жизнь.

Валери тихо промолвила:

— Останется ли у меня время, чтобы отмолить грехи? Жак Кер сразу пришел в себя и протянул к ней руки:

— Ты считаешь, что в глазах Бога моя просьба является греховной? Я никогда не представлял себе Бога таким, как о Нем рассказывается в книгах или как о Нем говорят священники. Бог — строг, но справедлив. Ему известно, что Франции требуется мир и честный правитель. Ему известно, как страшно страдают ее люди и будут страдать еще сильнее, если у них не появится никакой возможности получить требуемое. Неужели это будет грех, если мы попытаемся помочь Франции и ее народу? — Он крепко пожал руки девушки. — Я знаю мудрого Бога, понимающего и человечного. Он не станет принимать во внимание небольшие прегрешения во имя великой цели.

Они некоторое время сидели молча. Девушка обдумывала слова королевского казначея. Она выпрямилась в кресле, крепко сжала руки и смотрела вниз.

Кер был поражен, увидев, что она как-то неуловимо изменилась. Щеки побледнели, а под глазами выступили тени. Она стала еще сильнее напоминать Агнес Сорель.

Наконец девушка заговорила:

— Господин Кер, мне нужно время. Я понимаю, что вы мне сказали правду, но тем не менее… мне трудно с этим смириться.

— Ты можешь думать столько, сколько тебе понадобится.

— Вам обязательно знать мой ответ сегодня?

— Нет, дитя мое. Ни сегодня, ни завтра, ни… послезавтра. Девушка глубоко вздохнула.

— Я стану об этом думать и постараюсь бороться с собственными чувствами. Но должна вас предупредить, что, возможно, мне не удастся это сделать.

Кер протянул руку и поднял лицо девушки, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Ты можешь думать об этом много времени, — медленно повторил он. — Ты должна прийти к решению только после того, как все серьезно обдумаешь. В этом процессе должны принимать участие твое сердце и твой разум. Я хочу, чтобы ты знала: если твой ответ будет «да», он должен быть добровольным. Ты должна быть полностью уверена, что сама хочешь принести эту жертву. В ином случае — пусть ответом будет «нет»!

Валери встала и пошла к двери. Вдруг она остановилась, Щеки ее порозовели. Она вновь подошла к Керу.

— Господин д'Арлей знает… об этом?

— Я ему все рассказал вчера.

— Я могу спросить, что… он об этом подумал?

Кер внимательно взглянул на девушку. Он понимал, что для нее может быть очень важным мнение д'Арлея, но все равно честно ответил:

— Дитя мое, он был против.

— Могу спросить почему?

— Сир д’Арлей — человек высоких идеалов, и он очень щедр. Но его поступки нелогичны. Когда судно тонет, необходимо выкинуть груз за борт, если даже он очень ценный. Д'Арлею известно, что судно стоит на пороге гибели, но он предпочтет утонуть со всеми матросами и не расстанется с идеалами. Может, для него это все хорошо, но как насчет остальной команды? — Кер сделал паузу и улыбнулся. — Мне очень нравится Робин, и вы не должны думать, что я говорю о нем во гневе. Мадемуазель, его можно понять, потому что вы ему нравитесь и он не желает вам неприятностей.

Валери поклонилась Керу:

— Благодарю вас, господин Кер. Вы были ко мне очень добры.

Когда на третий день после этой беседы Кер не получил весточки от Валери, он отправился к жене фактора. Она была болтливой женщиной и могла превратить в драму любое сообщение. Ей это удавалось с помощью интонации, жестов и ужимок. Кроме того, с помощью разных преувеличений, намеков и недомолвок она умела из одного-единственного факта состряпать целую историю.

— Я не могу понять эту девушку, — призналась женщина. — Ее ничего не интересует. Я пыталась с ней поговорить — она меня не слушает. Я стараюсь приготовить для нее вкусное блюдо — она его не ест. Я специально для нее пекла свежий хлеб. Всем женщинам известно, что он помогает сохранить красоту. Я ей готовила суп из чечевицы по рецепту моей матушки. А мои лепешки! Они замешаны на сметане и испечены на сале. Но она не стала есть и лепешки. Нет, сударь, она откусывает кусочек, а потом говорит, что у нее нет аппетита. Она ест меньше моей кошки. Та ест все, что я ей даю, а потом отправляется на кухню и ворует рыбьи головы, а потом выходит во двор и поедает завернутую в капустные листья пищу старого Бенедикта, который караулит заднюю калитку.

— Чем она обычно занимается? — спросил Кер.

— Мне трудно ответить на это, мой господин. Она сидит и смотрит в окно, а если ее кто-то о чем-то спрашивает — я это делала тысячу раз, — она не отвечает, продолжает молчать. Она часто молится и проявляет какой-то интерес к жизни, только когда рассказывает о мистериях, о мулах. Она смеялась, когда говорила о том, как однажды веревка, которая поднимала актера над сценой, лопнула и он шлепнулся прямо на толстую задницу. Господин Кер, она рассказала об этом сегодня утром. Она даже повела моих детей во двор на травку и играла там с ними. Она показывала им подражание.

— Подражание?

— Да. Она изображает людей, которых видит в лавке. Например, Эдуарда, это небольшого росточка старый холостяк, торгует шелками с Запада. Когда он считает, то кладет палец в рот. Она изображает даму Трикс, подметальщицу и пьяницу Филберта, который работает в конюшне. Господин Кер, она немного повеселела только сегодня. Да и то… все равно грустит.

Отец Франсуа был еще менее оптимистичен.

— Господин Кер, она часами молится, — сказал он. — Я пытался ей помочь, но она отказывается от моей помощи. Я ее спросил: «Дочь моя, какой же грех ты совершила, что не можешь рассказать о нем святому отцу?» Она ответила, что молится о будущем, а не о прошлом. Я пытался что-нибудь у нее узнать, господин, но она не спешит поделиться со мной своими мыслями.

Кер задумался. «Эта девушка неболтлива и не станет бегать к соседям или к священнику, чтобы с ними о чем-то поговорить. Это хороший признак».

Отцу Франсуа казалось, что он что-то не так сделал.

— Господин Кер, я больше ничего не мог предпринять. Я не могу находиться рядом и смотреть, как это бедное дитя в одиночку сражается с собственными бедами…

— Святой отец, мне кажется, что вы ничем не сможете ей помочь.

Днем Кер навестил Валери. Она стояла у окна оружейной комнаты. Девушка была полностью погружена в собственные мысли, она находилась в том настроении, которое так волновало жену фактора. Лучи солнца проникали сквозь окна и заставляли ее волосы переливаться. От этих лучей ярко сверкала полированная поверхность доспехов, рядом с которыми стояла девушка. Кер подумал: «Если бы художник изобразил ее на полотне, люди могли бы подумать, что это портрет Орлеанской Девы».

Девушка повернулась на звук его шагов. Она полностью пришла в себя и двинулась навстречу Керу. Кер сразу понял, что она приняла решение, и знал, каким оно будет.

— Я сделаю так, как вы хотите, господин Кер. Он внимательно посмотрел на Валери.

— Дитя мое, ты уверена в своем решении? Покинули ли тебя все страхи и неуверенность?

Она утвердительно кивнула:

— Да, мой господин.

— Ты желаешь принести эту жертву? Она тихо ответила:

— Теперь мне стало ясно, что это не только моя обязанность, но и моя привилегия. Да, я желаю это сделать. Иногда мне даже становится приятно от этой мысли. Теперь, когда я уверена, меня поражает, почему я не понимала этого с самого начала. Я была очень глупа! И наверное, медленно соображала. Мне понадобилось три дня, чтобы прийти к решению.

— Валери, я рад, что ты все хорошо обдумала, и надеюсь, что своего решения уже не изменишь. Дитя мое, тебе будет не очень легко, и ты испытаешь множество падений и подъемов. У тебя будут дни, когда все тебе станет представляться в черном цвете. Иногда ты будешь уставать от тяжкой работы, неопределенности и… Даже опасности. Тебе понятно, что тебе может грозить опасность?

— Да, господин Кер. Но меня это не волнует. — На лице девушки отразилось волнение, когда она спросила: — Когда я начну?

— У меня есть план, и я думаю, что все окончательно решу вечером. Если все будет в порядке, то твое образование начнется завтра.

Валери старалась не трусить, но Кер заметил, что у нее дрожит подбородок.

— Боюсь, — прошептала она, — что буду плохой ученицей. Кер продолжал молча изучать лицо Валери.

— Ты мне сегодня напоминаешь молодую Агнес, мне кажется, что я снова вернулся в прошлое, — наконец сказал он. — Я представил себя при дворе короля, как было в тот миг, когда она там появилась. О, она была такой молодой и прелестной. И очень серьезной! Ей покорились все сердца, привязанность некоторых из них она сохранила до сих пор. Ты очень напоминаешь мне леди Агнес, какой она была тогда. На ней было зеленое платье, и, дитя мое, наверное, память подсказала мне, что для тебя тоже следует выбрать этот цвет. Конечно, кожа у нее не была загорелой, у нее была другая прическа. Но в остальном ты очень сильно напоминаешь мне молодую Агнес Сорель… Я думаю, дитя мое, что ты мне напоминаешь ее не только внешне. У тебя, Валери, та же сила воли, тот же кураж и милое расположение духа, которое мне в ней всегда очень нравилось!

 

Глава 8

1

Жак Кер гордился тем, что все дела у него шли по определенной системе. В комнате, которая была у него в Лувре, стоял длинный стол, рядом располагалась такая же длинная скамья. У других министров были колоссальные апартаменты с часовнями, трапезными, кладовками, даже с собственными винными хранилищами, конюшнями, оружейными комнатами и садами. Каждый день, когда Кер прибывал в Лувр, на его рабочем столе уже лежали груды писем и документов. Кер просматривал одну груду за другой, передвигаясь вдоль стола. Перед ним постоянно стоял служащий, с которым он обсуждал все важные дела. Когда Кер добирался до конца стола, его обязанности казначея на данный день завершались.

В этот день он закончил работу поздно. Кер подошел к окну и стал рассматривать людей, копошившихся внизу, в королевском дворе. На расстоянии они казались крохотными куклами, одетыми в тяжелые доспехи. Вдруг Кер довольно произнес:

— Никто не сможет отнять у меня того, что именно я убедил Карла победоносно закончить войну.

В сумраке комнаты показался Никола и произнес недовольным тоном:

— Господин, почему у вас не горят свечи? Вы считаете, что вам не нужен свет? Или думаете, что можете видеть в темноте, как кот? Вас ждет господин д'Антенн. Мне хотелось захлопнуть дверь перед его лицом.

Кер ответил почти весело:

— Никола, проводи ко мне этого прекрасного человека. «Прекрасным человеком» оказался небрежно одетый молодой мужчина с черной повязкой на одном глазу. Второй, зрячий, источал коварство и алчность. Тот, кто подумал бы при встрече с этим человеком, что благом был бы бой, закрывший ему оба глаза навсегда, оказался бы прав.

Кер подождал, пока Никола уйдет, затем обратился к посетителю:

— Проходите и садитесь, мой честный Жорж, чтобы мы могли тихонько побеседовать. Иначе мы не сможем обсуждать дело, которое вас сюда привело, мой удивительно честный друг.

Казалось, что посетитель настолько толстокож, что на него не действуют никакие намеки или насмешки. Он спокойно уселся за стол и сказал:

— Я вам принес новости, за которые вы мне должны заплатить двойную цену.

— Это буду решать я, — резко заметил Кер. — И после того, как выслушаю ваши новости.

Молодой человек внимательно посмотрел одним глазом на собеседника.

— Я никогда ранее не обладал более важной информацией. Я даже немного колеблюсь, рассказывать о ней вам, милорд Кер, или нет. Если я стану ее распространять, мне может грозить опасность.

— Говорите! — нетерпеливо перебил его Кер. — Нам двоим известно, что шкура доносчика всегда находится в опасности. Наверное, новости на этот раз пахнут настолько противно, что даже ваш привыкший к дурным запахам нос сейчас испытывает неудобство.

Д'Антенн принялся рассказывать свою историю. Он отправился навестить сестру, которая была замужем за Гийомом Гуффье и плохо себя чувствовала, потому что должна была рожать четырнадцатого ребенка. По ошибке д'Антенн оказался не в покоях сестры, а рядом с рабочим кабинетом Гийома Гуффье. Доносчик радостно улыбался — он был в восторге от собственной «ошибки». Д 'Антенн сразу понял, что у мужа сестры важные посетители. Из кабинета раздавался шум голосов, многие из которых он без труда узнал. Д 'Антенн похвастался, что ему удалось слегка приоткрыть дверь и он смог многое услышать. В комнате находилось семь человек, он узнал всех. Разговор доносился до него отрывками, но д'Антенн понял, что встреча была неслучайной и ее инициатором являлся Гуффье. Доносчик замолчал, ожидая чего-то.

— Какова же была причина собрания, мой дорогой специалист по подглядыванию и подслушиванию?

— Они обсуждали возможность заставить короля расстаться с казначеем.

Кер улыбался, он был очень доволен, что узнал о планах заговорщиков.

— Они скоро поймут, что несколько поторопились. Я еще не полностью заплатил за войну.

— Господин Кер, разговор шел не о ближайшем будущем. Они не станут ничего предпринимать до тех пор, пока не будет взят Руан. А тогда уже берегитесь, мой не очень щедрый покровитель! Они спустят на вас всех собак!

— Кажется, что мои недоброжелатели становятся все смелее. Им уже не нравится кусать меня за пятки, как делает стая наглых шакалов. Когда начнется нападение на меня, в какой оно выразится форме?

Информатор объяснил, что они желают собрать порочащую Кера информацию и представить ее королю. Кер контролировал Монетный двор в Бурже с самого начала правления Карла. Заговорщики делали ставку именно на это. Кер заулыбался. В это время приходилось делать монеты более мелкими — король Карл VII жил в Бурже и был настолько беден, что ему не хватало денег на обильные обеды. Заговорщики обсуждали и поставки бомбард туркам, чтобы помочь им в войне против христианских государств.

Пока информатор продолжал свой рассказ, Кер собирал на столе прямо перед ним пирамиду из монет. Казалось, он был полностью этим поглощен, но на самом деле он ничего не пропускал мимо ушей. Когда рассказ закончился, Кер взглянул на молодого человека.

— Вы мне скажете имена этих семерых людей?

— Если вы удвоите плату.

— Она, естественно, будет удвоена, мой трепетный борец за справедливость и кавалер чистой совести. Взгляните, монеты вас ждут.

Человек с черной повязкой перечислил заговорщиков. К Керу вернулось насмешливое настроение.

— Наверное, я мог назвать их сам, — сказал он. — После моей отставки все эти господа смогут здорово разбогатеть.

Так случилось, что шесть человек из семи в настоящее время должны мне крупные суммы денег.

Он высоко поднял руки, затем опустил их на стол.

— Эти храбрые и благородные рыцари должны быть мне благодарны: я плачу за войну, в которой им представится шанс щегольнуть своей храбростью и завоевать для себя славу. Вместо этого они пытаются меня уничтожить.

Д'Антенн аккуратно пересчитал монеты, согласно кивнул и поднялся из-за стола. Казалось, он был очень доволен собой.

— Эта повязка у вас на глазу, видимо, означает обещание сражаться во время войны? — заметил Кер.

— Да, милорд временный казначей! Я поклялся не расставаться с повязкой до тех пор, пока не совершу подвиг в сражении с англичанами.

Кер весело захохотал:

— Мне известно около дюжины рыцарей, которые носят повязки по той же причине. Я бы мог сообщить вам имена троих, поклявшихся совершить некий очень приятный ритуал, в котором активное участие принимают их дамы. И так будет продолжаться до тех пор, пока враг не будет изгнан с нашей земли. Как им не повезет, если война продолжится еще двадцать лет! Мне известен один человек, поклявшийся не мыться до тех пор, пока не станет героем. Конечно, эта клятва не очень сильно изменила его гигиенические привычки. — Кер заговорил громче. — Мне же хотелось предложить более полезную и логичную клятву для желающих ее принять. Вы станете слушать приказы вашего предводителя во время сражения, не станете бросаться в атаку, когда вам заблагорассудится, как это произошло при Азенкуре, а ведь из-за этого было проиграно сражение. Вам всем следует дожидаться приказа. Вы станете защищать своих лучников, являющихся простолюдинами, и не позволите, чтобы английские лучники разорвали их на куски и погубили французскую армию! Другими словами, вам следует вести себя подобно настоящим солдатам, а не капризным и заносчивым олухам!

— Господин Кер, вы, кажется, не очень цените настоящие рыцарские качества!

— Настолько мало, господин д'Антенн, что я… Но пока не станем это обсуждать. Я покупаю у вас тайны и поэтому не очень отличаюсь от вас в плане благородства и честности. Мне не следует вам объяснять, что все французские министры пользуются услугами доносчиков, чтобы знать о происходящем вокруг. Я не сомневаюсь, что вы продаете секреты всем им. В данных обстоятельствах я не могу вас просить, чтобы вы дали клятву не продавать сведения о ваших друзьях.

Молодой человек спокойно улыбнулся:

— Мне нужны деньги, — и игриво помахал рукой, покидая комнату. — Жак Лисица, я буду вам служить, пока у вас есть золото!

Кер громко позвал слугу:

— Никола, Никола! Побыстрее открой окна! Этот великолепный парень испортил в комнате воздух!

2

Жак Кер поздно прибыл в Большой салон. Люди сидели за длинными столами. А у столиков, расставленных вдоль стен, королевские слуги разрезали жареное мясо и приправляли лимонным соком, посыпали солью, сахаром и специями. Сначала было трудно кого-либо разглядеть из-за головных уборов дам — все они были разные по фактуре и фасону, однако одинаково высокие, поднимались над головой на три фута. Одни шляпы напоминали ветряные мельницы с широкими крыльями из блестящего атласа, другие — с широченными полями — напоминали оленьи рога. Были здесь и шляпки в форме сердца, щедро украшенные драгоценными камнями. Остальные уборы состояли из широких, длинных, до самого пола, бархатных лент, задрапированных в прически. Все дамы почему-то напоминали знаменосцев во время парада победы или в честь какого-нибудь святого.

Вокруг царила фривольная атмосфера, потому что королевская чета ужинала в своих апартаментах. Присутствующие разделились на парочки. Каждый ухажер делил свои тарелку и кубок с дамой. У стола было свободное место, Кер сел на стул.

— Господин Кер, мне бы хотелось поужинать сегодня в вашей компании, — сказала дама, желавшая разделить с ним тарелку и кубок. — Мне очень давно хотелось с вами поговорить.

Даме было лет тридцать, а может, и больше. В те времена этот возраст считался зрелым. Милые карие глаза улыбались ему из-под скромной бархатной шляпки.

Кер был поражен, что известная графиня де Бюрей пожелала поужинать в его компании, и не скрывал этого.

— Я польщен, графиня, — сказал он, поклонившись. — Мне повезло, потому что я сам желал с вами поговорить. У нас есть общие интересы.

— Конечно, — согласилась дама. — Вы, видимо, говорите о брате моего мужа. Я получила от него записку, но еще не видела его после возвращения.

Изабо де Бюрей кокетливо коснулась плеча Кера кончиком нарядного веера.

— Я не скрываю, что меня интересуют все его действия и поступки. Господин Кер, вам не о чем волноваться. Я понимаю, почему ему пришлось так долго отсутствовать.

Кер внимательно посмотрел на лицо Изабо.

— Графиня, мне приятно это слышать. Нам очень нужны люди, которые будут нас поддерживать, особенно столь очаровательные.

— Я всегда поддерживала вашу политику, и некоторые люди из-за этого плохо ко мне относятся, — шепнула графиня. — Мне удалось переманить на нашу сторону даже моего мужа. Хотя… — и в этот момент ее прелестные глаза стали жесткими, — поддержка Рено вам не слишком может помочь. Ему хорошо удается плодить врагов.

Кер был очень заинтересован в разговоре.

— Королевский повар сегодня постарался, — сказал Жак Кер, — он великолепно умеет готовить суп, и я не могу удержаться, чтобы его не отведать.

Собравшиеся с большим аппетитом поглощали суп. В нем плавали кусочки гренков, поджаренных в желтках и белом вине. Потом подали розовую воду с сахаром и шафраном. Изящные леди и благородные рыцари с жадностью пожирали это произведение кулинарного искусства.

Графиня грустно покачала головкой.

— Мне нельзя есть такой калорийный суп. Я уже не так молода. — Она помолчала, чтобы Кер начал возражать. — Я могу очень быстро набрать лишний вес. Мне всегда трудно удержаться от такого соблазна.

Кер любовался щедро выставленными на всеобщее обозрение белыми полными плечами и стройной шеей Изабо.

— Мне кажется, что вы становитесь прелестнее с каждым днем, — заметил он.

Виночерпий налил вино в их общий кубок. Кер поднял его и предложил даме.

— Нам также подают хорошее вино, — сказал он. — Вы не окажете мне честь сделать первый глоток?

Графиня отпила вино и возвратила кубок Керу.

— Робин неохотно расстается с тайнами, — сказала графиня, возвращаясь к интересующему ее разговору. — Он мне никогда не рассказывал о ваших с ним отношениях. Это действительно страшная тайна? Сударь, должна признаться, что я являюсь весьма любопытной женщиной.

Кер отпил глоток вина.

— Не понимаю, почему из наших отношений нужно делать тайну. Д’Арлей никогда не скрывал, что он связан с моими делами. Я уверен, что он гордится тем, что… некоторые люди презрительно называют «вульгарной торговлей». Вы это желали услышать, мадам?

— Мне хотелось знать, как все началось.

— Я понимаю, почему сир Робер никогда вам об этом не рассказывал. В первый раз я с ним встретился в тяжелый период его жизни. Графиня, та дама, к которой он хорошо относился, выходила замуж. Я посоветовал, чтобы он уехал на какое-то время, и даже помог ему устроиться на один из моих кораблей. Он прислушался к моему мнению, и ему стало легче. С тех пор мы стали друзьями.

Кер рассказывал и разглядывал профиль графини. У нее был красивый лоб, прекрасно вылепленный носик с небольшой горбинкой и резко прочерченными ноздрями и очень длинные ресницы. «Неудивительно, что Робин сильно переживал, когда эта женщина отвергла его, — подумал Кер. — Наверное, в то время она была вообще неотразима».

Некоторые осуждали Изабо за эгоизм и амбициозность, но Кер желал сам составить о ней мнение. Придворные красавицы всегда страдали от пересудов, злобной зависти и сплетен. Он вспомнил все рассказы об Изабо — она безуспешно пыталась заменить Агнес Сорель и привлечь к себе внимание короля. Она была всецело поглощена собственной внешностью и могла позволить себе принимать ванны из клубничного сока. Она пила разбавленный фруктовый уксус вместо вина, чтобы кожа оставалась белой. Говорили, что она посещает ученого доктора из университета, который разбирался в магии и даже, болтали люди, близок к получению философского камня. Графиня лучше относилась к брату мужа, чем к своему мужу, и не скрывала от него, что вышла замуж только из-за титула. Кер не верил сплетням об этой женщине, но понимал, что ее корыстное замужество — правда.

Кер продолжил разговор:

— Несколько лет назад мне очень понадобились деньги. Я хотел иметь сразу много кораблей и начал их строить, не подсчитав все заранее. Мне было очень трудно. Д'Арлей помог мне ссудой. Я до сих пор ему за это благодарен.

— Мне об этом известно.

— Это был с его стороны смелый и щедрый шаг. В то время он рисковал своей недвижимостью и ему пришлось заложить свои земли.

— Об этом я ничего не знала. Если бы об этом услышал Рено, он бы стал возражать.

— Мадам, я делюсь с вами этими сведениями по секрету. Заем был безопасным. Я постарался защитить его права. Д 'Арлей сильнее пострадал бы, если бы вложил деньги в корабль, а тот бы затонул. Я ему обеспечил безопасность займа товарами в моих лавках — и он ничего не потерял. Я быстро выплатил д'Арлею заем, но чувствовал, что после такого щедрого жеста с его стороны буду вечно оставаться его должником. С тех пор я считаю его своим партнером и он получает доходы с моих операций — и так будет всегда.

Графиня попыталась получить более полные сведения:

— Возможно ли, что наш милый Робин может стать очень богатым человеком?

На тарелке у них лежала аппетитная форель. Графиня не стала ее есть, но Кер с удовольствием принялся орудовать ножом.

— Вы меня простите, если я немного похвастаюсь? — спросил он, прожевывая кусок рыбы. — Робин уже богатый человек, потому что он принимает участие в моих делах, а со временем станет еще богаче.

— Я рада это слышать, — шепнула графиня.

— Вы видите, мадам, — продолжал Кер. Он не отказал себе в удовольствии подогреть сожаления, которые она испытывала, отказавшись много лет назад выйти замуж за д’Арлея. — Мои предприятия сильно отличаются от подобных существующих в мире предприятии. Они могут разрастаться до бесконечности. Действительно, я только начал их строить и ваш родственник мне во многом помогает. Он будет оставаться моим незримым партнером в торговой империи, которую я создаю.

После форели подали оленину и фрументи. Фрументи было изобретено за два поколения до появления на кулинарном Олимпе знаменитого королевского повара. Фрументи — это пшеничная каша на молоке с растопленным сахаром и кардамоном. Кер обожал это блюдо, но графиня к нему не прикоснулась. Она лишь отведала кусочек рыбного фарша с печенью трески, сдобренного приправами. Графиня старалась есть медленно и крошечными порциями.

— Сегодня я — самый богатый человек в мире, — гордо заявил Кер. У него сверкали глаза, он говорил тихо, чтобы, кроме Изабо, его никто не слышал. — Что я стану делать с растущим богатством? Я этого не знаю. Правду сказать, я никогда не думал об этом. Я работаю не ради денег. Мне нравится чувство власти, но я работаю и не ради этого. Я могу вам объяснить мои побудительные мотивы, но мне ясно представляется будущее. Мир станет другим, и там людям будет жить лучше. Коммерция выйдет на первое место, и… — он многозначительно помолчал, — и солдаты перестанут считаться самыми необходимыми людьми. Графиня, я пытаюсь сделать так, чтобы на первом месте не стоял Кодекс чести рыцарства и чтобы люди были счастливы и хорошо жили. Это время настанет, и ничто не сможет помешать этому. Мне хочется, чтобы это время настало побыстрее.

— Мне трудно поверить, что подобное будущее когда-нибудь настанет, — заметила графиня, — но, господин Кер, вы говорите так убедительно!

Королевский повар приказал подать две фигурки — пастуха и пастушки — почти в натуральную величину, изготовленные из различных закусок. Это означало, что произойдет смена кушаний. В королевской кухне работал настоящий художник, подобный Фидию. Однако этому мастеру было суждено проводить свои дни среди котелков и сковородок. Ему приходилось много работать, он создавал свои творения не из могущего выстоять века камня. Фигурки, изготовленные им, были очень выразительными. Лица пастуха и пастушки сделаны из подкрашенного теста, они ласково улыбались друг другу. Оба держали в руках по корзинке. Когда открыли крышку одной из них, услышали пение пары канареек. Из другой вылетели голуби. Они разлетелись по комнате и садились на плечи присутствующих в надежде, что их станут кормить.

Жак Кер присоединился к аплодисментам, а потом продолжил разговор:

— Графиня, вы давно знакомы с д'Арлеем?

— Да, сударь. В Анжу наши поместья расположены по соседству, хотя семейству де Бюрей принадлежало больше земель, чем моему отцу. Робин и я примерно одного возраста, должна вам признаться в этом. Детьми мы играли вместе и, пока подрастали, постоянно виделись. Робин был милым и нежным мальчиком, и мы с ним дружили. Мне он всегда нравился.

— Но вы вышли замуж за его старшего брата…

— Да, так случилось. Они помолчали.

— Графиня, мне кажется, что вы действительно амбициозная женщина, — сказал Кер.

Изабо де Бюрей не стала возражать:

— Правда. Я не считаю необходимым отрицать, что мне бы хотелось пользоваться влиянием при дворе. Я — красива и без ложной скромности готова признать, что обладаю достаточным умом, я даже умнее, чем некоторые из этих, она понизила голос, — окружающих нас глупцов.

— Вы хотели, чтобы у вас было больше шансов для этого, и решили выйти замуж за Рено? Вам был нужен титул?

Графиня сузила карие глаза и кивнула:

— Вы мне задали прямой вопрос, и я вам дам такой же прямой и честный ответ. Да, господин Кер, я вышла замуж за Рено из-за его титула и того положения, которое он мне дал при дворе. Но я в нем сильно разочаровалась и не собираюсь больше скрывать этого.

— Д’Арлей понимал, почему вы предпочли его брата?

— Наверное, он это понимал, но не был полностью уверен. В то время он меня обвинял в расчетливости, но я все отрицала. Он был очень скромным и наивным, потому-то и поверил, что я испытывала к его брату какие-то чувства.

Графиня сполоснула руки в чаше, поднесенной слугой, и тщательно вытерла их льняным полотенцем.

— Не знаю, зачем я вам все это рассказываю. Я призналась в таком поступке, после этого вы станете плохо судить обо мне.

Кер допил вино и отставил кубок в сторону. Это был знак виночерпию, чтобы он больше не подливал туда вина. Потом казначей внимательно посмотрел на свою даму.

— Возможно, вы считаете, что можете мне быть в чем-то полезной?

Графиня не отвела от него взгляда.

— Не буду отрицать это. Вам понадобятся друзья при дворе.

— Да, графиня, возможно, мне понадобятся друзья в непредсказуемом будущем. Мне пригодится милая и очаровательная дама, какой являетесь вы. У вас, вероятно, затруднения с деньгами?

— Всегда, — вздохнула Изабо. — Мой эгоистичный муж весьма расточителен. У нас огромные долги. Они настолько велики, что нам с трудом удается делать вид, что все в порядке.

— Вы когда-нибудь обращались к д'Арлею за помощью? Изабо колебалась, прежде чем дать ответ.

— Я уже сказала вам слишком много, и мне придется быть с вами до конца откровенной. Если даже вы станете еще хуже обо мне думать. Да, сударь, я просила его помочь, когда… когда положение стало просто ужасным.

— Он выказал желание вам помочь?

— Конечно. Мой дорогой Робин очень щедр. Ему было всегда достаточно лишь намека.

— Если вы мне кое в чем поможете, вы можете обращаться ко мне в нужные моменты.

Графиня не сводила с него глаз.

— Я уже думала об этом.

Кер был настоящим торговцем и предпочитал, чтобы инициатива в торгах исходила от противоположной стороны. Он подумал: «Какое совпадение! Мне повезло. Теперь я могу диктовать свои условия».

— Графиня, вы можете оказать мне услугу именно сейчас, — сказал Кер. — У меня возникла смелая идея, и вы мне можете помочь. Вы от этого только выиграете.

Дама умела торговаться не хуже купца и поэтому промолчала.

— До того, как я вам объясню, в чем тут дело, — продолжал Кер, — мне придется сказать кое о чем, не касаясь самой задумки. Мне придется поставить вам условия. Вам могут не понравиться мои слова, но я всегда предпочитаю говорить в открытую и не держать ничего в тени.

Изабо подняла брови, но ответила тихо и спокойно:

— Господин Кер, я выслушаю вас с удовольствием.

— Мне очень нравится Робин, — сказал, помолчав, Кер, — и мне очень тяжело ощущать, что он несчастлив. Я не могу сказать, что он постоянно об этом думает или говорит. Робин с удовольствием выполняет свою работу, у него есть книги, он занимается философией и наукой. Но ему уже тридцать и он все еще не женат. В его доме должны уже бегать и шалить полдюжины детишек. Книги не могут заменить семью, графиня. Боюсь, что он теперь вообще не женится, а это очень неприятно для человека его положения. Меня это сильно огорчает.

— Я никогда не мешала ему жениться, — заявила Изабо.

— Конечно, в открытую вы этого не делали. Но мне кажется, что он не взглянет ни на одну другую женщину, пока не будут разрушены прежние связи. Если цепи будут разорваны, он вскоре сможет найти новую любовь. Я абсолютно уверен, графиня, только вы можете разрушить эти связи.

Наступила долгая тишина. Каждый из них ждал, кто же заговорит первым. Победил Кер.

— Вы хотите сказать, что это ваше условие? — спросила Изабо.

Кер утвердительно кивнул.

— Графиня, обещайте, что сделаете все возможное, чтобы разорвать эти цепи, и я буду очень щедрым. Вам никогда больше не придется беспокоиться о деньгах.

Впервые на ее бледных щеках показался румянец. Кер внимательно следил за ней и видел, что она с трудом сдерживает возмущение. Он продолжал смотреть на нее и не был уверен, что желание обрести финансовую независимость от мужа возьмет верх над другими чувствами.

Наконец Изабо промолвила:

— Должна ли я дать вам обещание… такое невероятное обещание, прежде чем вы мне расскажете о своих будущих планах?

Кер обрадовался и подумал: «Она согласна». Он помолчал, чтобы Изабо почувствовала значительность происходящего.

— Могу вам сказать только одно: вам будет доверено присматривать некоторое время за одной молодой девушкой и вы станете следить за ее обучением. До того, как сказать вам еще кое-что, я должен задать вопрос. Мне следует убедиться, что некая информация является правильной.

— Как пожелаете, сударь.

Кер знал, чем закончится их разговор, и спросил:

— У вас был дядя по имени Жюль де Вудрэ, и у него были поместья в южной части Берри.

— Да, мой дядюшка Жюль умер десять лет назад.

— У него было множество детей, по большей части незаконных.

Графиня улыбнулась:

— Очень много.

— Он что-нибудь делал, чтобы обеспечить незаконнорожденных детей?

— Ничего. Дядюшка не был богатым человеком. Он много тратил и когда умер, его поместья были в ужасном состоянии.

— Его наследники могли заниматься незаконнорожденными братьями и сестрами?

— Я довольно хорошо знаю моих кузенов и должна вам сказать, что они, конечно, ничего не делали. Вы хотите сказать, что они не имели права так себя вести?

Кер покачал головой:

— Меня абсолютно не интересуют этические проблемы. Мне нужно быть уверенным в одном: вашим кузенам известно о своих сводных братьях и сестрах?

Изабо рассмеялась:

— Если бы вы знали моего дядюшку Жюля, то не задавали бы этого вопроса. Господин Кер, их было слишком много. Мне кажется, что даже он сам не знал, сколько у него было детей. В этом нет ничего особенного.

Ужин закончился. Гости начали вставать из-за стола, послышался скрежет отодвигаемых стульев. Некоторые задерживались у дверей, там слуги предлагали пряные прохладительные напитки. Вокруг раздавались громкие голоса.

— Графиня, я вам должен рассказать о моем плане, — сказал Кер. — Вы согласны поговорить со мной, когда мы придем в апартаменты королевы?

Изабо опустила глаза:

— Мне сначала необходимо подумать о ваших словах. Кер улыбнулся:

— Конечно. Что бы вы ни решили, позвольте мне сказать, что я чудесно провел с вами время. Мне было приятно ужинать в вашей компании.

 

Глава 9

1

Ночью в Париже разразилась буря с грозой. Ветер пришел с севера-востока и ревел над рекой и крышами домов. Это был не игривый ветерок, срывающий шляпы и заставляющий танцевать веревки с бельем, это был сильный шторм — с ледяными пальцами, острыми и стальными легкими. Он злобно завывал над шпилями соборов и пробирался сквозь мельчайшие дырочки, чтобы шуршать в проходах, словно шепот еретиков. Ветер дул вдоль улиц, и вывески таверн раскачивались, как церковные колокола.

Утром на реке катились желтые волны. Мессы проводились в пустых церквах, окна лавок были закрыты ставнями. Д'Арлей собирался нанести несколько визитов, но, взглянув в окно, сразу понял, что лучше оставаться дома.

Д'Арлей подошел к незаконченному предмету из глины, стоявшему на небольшом столике у стены. Это был круглый цилиндр длиной в два фута. Он покоился на подставке, сделанной в виде ригеля. Любому человеку стало бы ясно, что это точная модель бомбарды. Новый тип пушки, который станет использоваться против англичан. Этот макет изготовили они с Прежаном Кеннеди. Им не удалось закончить модель, потому что Прежан Кеннеди уезжал. Он вернулся вчера — после того, как посетил Жака Кера, и сразу стал собирать переметные сумы.

— Вы опять собираетесь уезжать? — спросил его д’Арлей, стоя рядом, когда Кеннеди аккуратно упаковывал свою единственную смену белья.

— Да, я вам благодарен, что вы предоставили мне ночлег в вашем красивом доме, но мне нужно уезжать.

— Могу я узнать, почему у вас так скоро поменялись планы? Шотландец выпрямился и, нахмурившись, стал размышлять, стоит ему отвечать или нет. Наконец он сказал:

— Я еду по поручению Кера.

— Ваша миссия связана с Валери Марэ? Опять наступила тишина.

— Да, я еду в Берри, чтобы там поспрашивать о ней, и, наверное, буду отсутствовать несколько недель.

Д'Арлей кивнул. Его радовало, что Кер пытается узнать о происхождении Валери. Он был уверен, что лучше Кеннеди с этим никто не справится.

Д'Арлей стал расспрашивать шотландца и узнал, что Валери продолжает жить в семействе фактора и ее никто не навещает.

Даже Кеннеди не позволили с ней поговорить перед отъездом.

Когда шотландец ушел, д’Арлей понял, что больше не может притворяться, что ему необходимо поскорее увидеть ее. Д’Арлею пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не поехать к Керу и не устроить скандал. Ему хотелось встретиться с Валери, побеседовать с ней и попытаться удержать ее от серьезной ошибки.

Он расхаживал по комнате, размышляя о том, что произошло между Кером и Валери, но даже эти волнения не заглушили беспокойства по поводу предстоящей дуэли.

Из-за дождя д’Арлей не выходил на улицу и очень удивился, когда услышал шаги на лестнице. Это был Гаспар, учитель фехтования. Когда гость вошел в комнату, вода лила с его одежды, стекала с носа и щек.

— Я вас не ждал в такую погоду, — признался д'Арлей.

— Человек должен работать, чтобы жить, — спокойно заметил учитель фехтования. — Господин д'Арлей, если бы я не пришел к вам, мне было бы нечего делать сегодня, а состояние моего кошелька делает безделье такой роскошью, которую я не могу себе позволить.

Д'Арлей вынул саблю из железного зажима на стене. Он размахнулся в воздухе, и на сердце у него стало теплее, как было всегда, когда у него в руках оказывалось оружие.

— Господин Гаспар, мне кажется, что вы сегодня не сможете у меня выиграть. У меня настроение хорошо с вами по-сражаться. Это прекрасное лезвие, кажется, само подталкивает мою руку.

Гаспар спокойно ответил:

— Я постараюсь сражаться как можно лучше.

Он отшвырнул промокший плащ и закатал рукава куртки. Учитель фехтования был человеком крепкого сложения — на его загорелых руках под гладкой кожей перекатывались крепкие мышцы. Он двигался очень изящно — стоило ему сделать выпад вперед, стало видно, что его тело действует как чудесно отрегулированная машина.

Д’Арлей наступал — и сабля очутилась перед Гаспаром.

— Защищайтесь! — крикнул д’Арлей.

Сабли соприкоснулись и на секунду застыли, как было принято в начале соревнования. Потом д'Арлей откинулся назад и с силой нанес удар. Послышался скрежет, учитель парировал удар. Сражение началось. Д’Арлей сосредоточился на ударах и почувствовал, как руки наливаются силой.

Но настроение у него переменилось. Он сражался с Гаспаром и видел перед собой витраж с изображением Самсона с дубинкой в руках. Д’Арлею никогда не нравился этот сюжет, а сейчас, во время этой тренировки, он ему не нравился еще больше. Поднятая рука грозного мужчины казалась ему символом силы де Лалэна. Себя же он представлял в виде скорчившегося филистимлянина, на которого обрушивались удары.

В его доме на улице Гренье-сюр-Л'О все напоминало Изабо. Как только д’Арлей купил этот дом, она приехала сюда с каменщиком и стекольщиком и начала все переоборудовать. Дом был достаточно живописным: темные балки, между ними — штукатурка красного и желтого цвета. Так было сделано внутри и снаружи. Иногда д'Арлею не нравился этот дом. Изабо удалось превратить его в подобие богатого особняка — в таких обычно жили большие семьи, но Робину это не очень нравилось. Окна сияли всеми цветами. Потолок нижнего этажа сняли, и помещение превратилось в парадный зал.

Д'Арлей был рад, когда занятие закончилось. Он вытер пот со лба рукавом бархатной куртки и сказал Гаспару:

— Вам не удалось ни разу меня коснуться. Гаспар фыркнул:

— Правильно, сударь, я ни разу не поймал вас врасплох. Вы хорошо владеете саблей.

Д'Арлей снял защитный футляр с кончика сабли и, довольный, заметил:

— Но мне удавалось довольно часто поддавливать вас.

— Четыре раза, мой господин.

Д’Арлей сел на скамью и вытянул свои длинные ноги. У него улучшилось настроение после таких физических упражнений.

— Что вы скажете насчет моих шансов на победу? Гаспар не сразу дал ответ. Он поправил рукава куртки, накинул плащ, — прошла целая минута, прежде чем он ответил:

— Сударь, у вас нет никаких шансов. Д’Арлей был поражен и испуган.

— Почему? Что вы еще хотите от меня? Учитель мрачно покачал головой:

— Я видел на арене Жака де Лалэна. Ему нет равных. Он удивительно силен, и он сражается с яростью разозленного быка. Кроме того, он одинаково хорошо владеет любым оружием.

— В сражении на саблях очень важен опыт. Ответ на его силу — легкость передвижения во время боя. Я могу держаться от него подальше, пока не представится возможность нанести ему удар.

Ему не удалось убедить учителя.

— Вы не сможете быстро передвигаться, когда на ногах будут надеты металлические поножья и башмаки.

— Мы станем сражаться вообще без доспехов. Гаспар был поражен:

— Неужели бургундец согласился на это? Тогда другое дело. У вас будет возможность поразить его, даже если он вас сильно превосходит в силе. Но, — Гаспар снова начал сомневаться, — вам не стоит полностью полагаться на это. Вам следует готовиться к серьезному длительному сражению, а это очень утомительная работа.

— Я сделаю все, что вы мне скажете. Учитель фехтования одобрительно кивнул:

— Если вы настроены серьезно, я обещаю сделать из вас другого человека. Адля этого… — Гаспар быстро окинул взглядом д'Арлея для уверенности, что его совет будет воспринят правильно, — вам придется много претерпеть. Вы будете есть только рекомендованную мною пищу и заниматься физическими упражнениями дважды в день. Кроме того, вам придется делать долгие пробежки, чтобы отрегулировать дыхание. Сударь, мы с вами сегодня занимались слишком мало, а вы уже задыхаетесь и покрыты потом. Если вы последуете моим советам, после занятий у вас будет все по-другому. Должен сказать честно и откровенно, господин д’Арлей, у вас слабые мускулы и плохое дыхание, а ваши мышцы напоминают требуху.

— Гаспар, я уже говорил, что полностью вам доверяю. Учитель взял в руки шляпу.

— Сударь, я могу узнать, сколько вам лет?

— Мне исполнилось тридцать.

— Вы выглядите гораздо моложе. В таком возрасте будет трудно выдерживать физические нагрузки, которые я предложу вам. Хотя должен признать, Что вы, видимо, всегда питались весьма умеренно. — Он опять оглядел Робина и продолжал: — Конечно, у вас есть лишний жирок, и мы должны сразу от него избавиться. Ешьте поменьше — и только супы и мясо. Никакого хлеба и сладостей и ограничьтесь в вине.

— Господин Гаспар, вы задумали для меня весьма аскетический образ жизни.

— Но она будет более долгой, — заметил учитель, — в отличие от той, которая ждет вас, если вы меня не послушаетесь.

Д'Арлей погрустнел. «Мне казалось, что я произведу на Гаспара благоприятное впечатление. Ну, ничего не поделаешь. Мне придется строго выполнять все его указания. Придется забыть о том, что у меня есть сердце и мозги, а нужно лишь развивать и закаливать мускулы. Мне необходимо стать настоящим отважным рыцарем, который думает только о том, как убить побольше противников».

2

Грустные размышления д'Арлея прервал следующий посетитель. Д’Арлей и предположить не мог, что в такую жуткую погоду к нему явится братец. Граф де Бюрей наклонялся вперед при ходьбе из-за близорукости, сильно щурил глаза и осторожно двигался неуверенными шажками. У него выросло брюхо, он облысел. Длинное лицо пожелтело, что явно свидетельствовало о дурном здоровье. Несмотря на все это, он пытался расточать, как прежде, очарование и галантность. Он небрежно сбросил на пол мокрый плащ. Робин увидел, что старший брат очень модно одет. Камзол в оборочках достигал колен. Ляжки обтягивали пестрые лосины, а рукава камзола походили на стволы крупных деревьев. Граф де Бюрей остановился и попытался оглядеться. Он покачивался, и Робину стало ясно, что братец сильно пьян.

— Ха! — произнес старший брат, щурясь на младшего. — Ты хочешь соперничать с Марко Поло? Тебя не было полгода, а ты мне был очень нужен. Мне стало известно вчера, что ты соизволил вернуться, — и вот я уже здесь. Прибыл сюда в проливной дождь, и все кости у меня болят, как будто меня распинали на дыбе. Ты должен понять, как сильно ты мне нужен!

Он прошел в центр комнаты, с трудом сохраняя равновесие и очень осторожно передвигая ноги.

— Иногда мне кажется, что у меня начинается подагра.

— Всегда приходится платить за грехи. — Д’Арлей улыбнулся и протянул брату руку. — Рад тебя видеть.

— Ха! — фыркнул граф. — Ты рад видеть Изабо. Как ты мог оставаться далеко от нее так долго? Теперь, когда ты вернулся, мне следует позаботиться о собственном здоровье. Если я умру, ты поспешишь надеть на ноги мои башмаки, когда мое тело еще не успеет остыть.

— Брат, эта шутка очень дурного вкуса. Кроме того, боюсь, если судить по состоянию дел, у тебя не найдется даже пары башмаков.

— Мой Робин, с твоей стороны это весьма дурно — ведь весь мир знает, что ты влюблен в жену собственного брата. Конечно, частично в этом есть и моя вина. Ты ее желал, а я ее забрал у тебя. Зная, какой ты упрямый, я должен был догадаться, что ты станешь продолжать вздыхать по Изабо. Но сейчас мне очень не по душе твоя вечная к ней привязанность, как ты это называешь. — Он плюхнулся в кресло как куль с мукой. — Ты что, не видишь, что я сейчас погибну, если ты мне не предложишь посеет? Только он может мне помочь. Почему у тебя так плохо горит огонь? Наверное, с помощью экономии ты можешь процветать, мой жадный братец? Д’Арлей позвал слугу:

— Хелион! Скорее подай посеет и вино и подложи дров в камин.

— Дни твоей привязанности к Изабо закончились, — заявил Рено де Бюрей, когда перед ним поставили фляжку с вином и огонь в камине сильно разгорелся. — Я пришел кое-что обсудить с тобой. Ты должен быстрее жениться, и кроме того, я уже нашел для тебя подходящую невесту.

— Тебе никогда не приходило в голову, что я предпочитаю сам найти себе жену?

Рено засверкал глазами.

— А тебе никогда не приходило в голову, что у нас могут забрать все наши земли и поместья, если мы сразу не выплатим все мои долги?

Д’Арлей ахнул:

— Рено, дела настолько плохи?

— Они уже не могут стать хуже! Они наседают на меня, как стая стервятников, эти проклятые пиявки из Ломбардии. Они ни на секунду не оставляют меня в покое. Я уже не могу платить проценты по долгам и в то же самое время делать вид, что продолжаю жить, как положено господину. Ты хочешь, чтобы земли наших предков оказались в грязных руках ростовщиков?

— Нет! Рено, меня это волнует так же, как и тебя. Долги следует выплатить.

— Ты можешь это сделать?

— Безусловно, я разбогател, будучи связанным с Жаком Кером, но не до такой степени, конечно. Братец, только очень богатый человек может исправить вред, который ты нанес нашему достоянию.

— Значит, так. Мой дорогой Робин, ты уже больше не можешь оставаться холостяком. Тебе придется взять в жены женщину с большим приданым, чтобы спасти от разорения земли рода де Бюрей. — Он сделал глоток вина, потом добавил слегка извиняющимся голосом: — Кроме того, следует подумать о наследнике, который станет носить наше имя. Это тоже твоя обязанность. Мне не удастся исправить создавшееся положение. Только помни одно — это не моя вина. На стороне у меня имеется полно незаконных ублюдков.

Д'Арлей расположился рядом с братом. Он о чем-то задумался.

— Брат, мне всегда было известно, что придется жениться именно по этим двум причинам. Мне известны мои обязанности, но я откладывал это до тех пор, пока не найду ту, с которой смогу прожить оставшуюся жизнь. Теперь наступило время выбора. Мне не повезло вдвойне, потому что, мне кажется, я уже влюбился. У этой девушки нет благородного имени и никаких денег. Действительно, мне было бы трудно сделать более неподходящий выбор. Ты со мной бы согласился, если бы тебе была известна та, о ком я сейчас говорю.

Старший брат был настолько поражен признанием младшего, что не сводил с д’Арлея недоуменного взгляда. Он так вытаращил глаза, что стали видны пожелтевшие белки. Рот у него приоткрылся, и показались выступающие вперед зубы.

— Изабо будет так возмущена этим, что она мне не даст покоя очень долго! Клянусь Богом, она будет страшно возмущена! — Рено попробовал положить ногу на ногу и застонал от боли. — Но мы не должны страшиться трудностей. Если у этой девицы нет будущего, ты можешь сделать ее любовницей после брака на девушке моего выбора.

— Ты ошибаешься. Прежде всего ей не известно о моей любви. И если я женюсь на ком-то другом… Если я больше ее никогда не увижу…

— Тебе не следует быть таким благонравным. Некоторое время братья молчали. Д’Арлей заговорил первым:

— Кто эта дама, что ты выбрал мне в жены? Рено начал весело отвечать:

— Это — прекрасный выбор. Девушка является бесценным бриллиантом среди женщин. Ну, почти бесценным… Послушай меня. Она — вдова, и ей больше тридцати, и у нее есть один ребенок… Девочка. Очень больная, и, наверное, она умрет. Вдовушка довольно милая и живая, и на ее имя записана крупная недвижимость — это поместья в Ангулеме. Словом, мы сможем выплатить мои долги и нам еще много останется для спокойной и процветающей жизни.

— Кто же эта идеальная невеста?

Рено внимательно посмотрел на брата, затем произнес:

— Клотильда де Трепан, вдова господина де Трепана. Он был убит на состязании в Бордо полгода назад, когда ты только начал свое бесконечное путешествие, и я с тех пор внимательно следил за вдовушкой.

Брат был рад, что д’Арлей никогда не слышал о будущей жене, и продолжил объяснения:

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Спустя несколько месяцев после смерти мужа в комнате у нее находилась компания, и кто-то увидел, что паж, стоявший у нее за креслом, нахально ущипнул мадам. Все, конечно, решили, что она кое-что позволяла этому парнишке.

Д'Арлей спросил Рено тоном, который ясно говорил: «Если мне придется жениться на богатстве, остальное меня мало интересует»:

— Как насчет ее внешности?

— Ха! — вскричал брат. — Тут у нас все в порядке. У нее рыжеватые волосы, зеленые глаза, пикантный носик и хорошая стройная фигурка. Могу тебе обещать одно — днем она будет восхищать тебя своим умом, а ночью она станет твоей прекрасной и сладкой партнершей в постели. — Рено де Бю-рей покачал головой, как адвокат, подводящий итог сказанному. — Я тщательно рассматривал все более или менее подходящие кандидатуры. Эта подходит нам больше всего. Она будет одновременно женой и любовницей. Она напоминает красиво вышитый кошелек, в котором всегда найдется золотая монетка, как бы часто ты туда ни заглядывал. Из всех дам со средствами у нее больше всего достоинств и менее всего недостатков. Мой совет тебе, братец: хватай быка за рога.

— Надеюсь, ты мне позволишь сначала оглядеться вокруг.

— Нельзя терять время, — проворчал Рено. — Я тебе не очень доверяю в этих делах. Несколько недель назад ты был в обществе Элис де Гюро. Да, мне все об этом известно. Ты следовал на север в одной компании с домочадцами графа. Как мне известно, его дочь весьма мила и ты ей приглянулся. Хотя не понимаю, что она в тебе нашла? И что же ты сделал? Ты выступил против нее и стал защищать какую-то дикарку, похожую на грязную уродину. Теперь леди Элис даже не желает слышать о тебе. — Тут он начал перечислять поместья и недвижимость графа: — Всего восемьсот акров на расстоянии дюжины миль от Тура! Шестнадцать прекрасных виноградников в самом сердце виноградарства! Три замка, один из которых находится в долине Луары. Дом в Париже! Замок в районе Гаронны настолько огромный, что там может разместиться армия. А ты, мой мудрый братец, оскорбил девушку из-за какой-то бродяжки с лохматой и грязной головой…

Д’Арлей резко перебил братца:

— Я обещаю быстро прийти к решению.

Рено медленно поднялся с кресла. Он собирался уйти, но передумал.

— Ты посылал деньги Изабо? — спросил он.

— Нет, я ее не видел и не слышал ничего от нее за последние шесть месяцев.

— Тогда откуда же у нее золото, которое я видел в течение последних двух дней? Она заплатила слугам. Моя Изабо покупает красивые материалы себе на наряды. Может, это каким-то образом связано с тем, что ее посещает Жак Кер?

Д'Арлей резко поднялся. Ему пришла в голову странная мысль. Он сразу все понял, но все равно это было очень неприятно.

— Ты говоришь, Жак Кер навещает Изабо?

— Он был у нас дважды за последние дни. Они постоянно о чем-то шепчутся, как заговорщики. Когда я спрашиваю Изабо, в чем дело, она смотрит на меня и ничего не отвечает. Она умеет холодно смотреть на меня. А теперь еще должна приехать какая-то кузина. Нет, она не настоящая кузина Изабо, а просто незаконнорожденная дочь дядюшки Жюля. Он был таким кобелем! Зачем нам нужна эта девчонка?

Теперь д’Арлею окончательно все стало ясно. Он подошел к стене, на которой висела его одежда, снял свой тяжелый плащ и подумал: «Он зашел слишком далеко. Я ему этого не позволю!»

— Когда я начал расспрашивать Изабо о причинах внезапного приезда этой девушки в наш дом, она сказала, что ей нужно где-то жить. Ха, я в этом не сомневаюсь! Но дядюшка Жюль рассеял собственное семя по всему Берри, и всем его ублюдкам требуется жилье! Почему ее вдруг беспокоит одна из дочерей дяди? Тебе прекрасно известно, что моя жена… — Он остановился и громко сплюнул прямо в камин. — Я чуть не сказал «наша жена». Это только подтверждает, как я отношусь к тому, что ты вечно крутишься вокруг Изабо и всегда служишь ей, стоит этой женщине поманить тебя пальчиком. Но продолжим. Моя жена очень красива, ты с этим не можешь спорить. Кроме того, она умна и может очаровать любого. Она нам с тобой очень нравится. Но нам также известно, что у нее не мягкое и не милосердное сердце и ее не волнует жизнь каких-то отдаленных родственников. Тем более, что она никогда не видела эту девицу прежде. Почему ее вдруг взволновала судьба этой неумытой девчонки? — Рено подумал еще о чем-то, и у него появилось сильнейшее раздражение по поводу всего этого. — Если в моем доме будут жить эти вшивые ублюдки, почему никто со мной не поделится деньгами?

— Наверное, потому, что люди понимают: давать тебе золотые монеты — все равно что кормить ими рыбу в Сене.

Глава семейства продолжал ворчать:

— Мне бы стало легче, если бы они поделились со мной плодами этого… заговора, когда в мой дом приводят разных ублюдков.

Д'Арлей подошел к лестнице. Он был настолько возмущен, что с трудом мог разговаривать.

— Пошли! Я отправлюсь вместе с тобой! Мы должны с этим разобраться.

 

Глава 10

1

Кер, его слуга и Валери оседлали коней. Кер оглянулся и сказал:

— Пока мы туда доберемся, буря немного уймется.

— Нет, господин, она будет только сильнее! — возразил Никола. — Вода в реке сильно прибывает. Сегодня какой-то пьяный бедолага, говорят, валяльщик сукна, утонул возле Сан-Жервэ.

— Но нам все равно придется двинуться в путь, — возразил Кер.

Они выехали на улицу, из-под копыт лошадей летели брызги. Валери ехала за Кером, ворчун Никола замыкал шествие. Вскоре стало ясно, что Никола не ошибался, предвидя усиление бури. Дождь лил вовсю, казалось, повторяется всемирный потоп, сорок дней и ночей заливавший землю. Ехали молча. Лишь чуть стих ветер, Валери спросила:

— Господин Кер, что она за женщина? Кер ответил не сразу.

— Графиня весьма привлекательна, обладает умом и очарованием. Кроме того, она очень сильная личность. Я не могу вам сказать, Валери, какова она утром с неубранными волосами. Я ее никогда такой не видел.

Дом де Бюрей возвышался над улицей. На воротах был виден фамильный герб, что указывало, во-первых, на солидный возраст здания, а во-вторых, на принадлежность к знатным древним родам Франции. Вместе с тем было заметно, что дом постепенно приходит в упадок; латунные водостоки под крышей давно прогнили и пришли в негодность; остроконечные сторожевые башни так давно не ремонтировались, что казалось, вот-вот рухнут; железные балконы покрылись ржавчиной. Дымок, струившийся из трубы, показывал, что тут продолжают жить люди. Ветер играл с дымком, и он струйками обволакивал окна.

Валери дом показался великолепным.

— Господин Кер, это, видимо, очень важное семейство, — промолвила она несчастным голосом.

Кер помог ей спешиться.

— Действительно, это — древний род, — тихо сказал он. — Но граф обожает женщин и азартные игры, а его отец предпочитал постоянно судиться с соседями — поэтому они сейчас бедны как церковные крысы… Мой друг д’Арлей — младший из братьев — сумел заработать для себя деньги, в отличие от господина Рено.

Графиня встречала их на лестнице.

— Господин Кер! — воскликнула она. — Я уже не надеялась, что вы приедете в такую погоду.

Конечно, графиня могла не надеяться на визит, но это ей не помешало хорошо к нему подготовиться. Она разоделась как могла. На развевающейся юбке был узор из коричневых и желтых ромбов. Рукава были широкими в плечах, после локтя они сужались и были отделаны золотой шнуровкой. Она ничего не надела на голову, и это было объяснимо — у графини были красивые волнистые волосы. Прекрасный высокий лоб не был испорчен морщинами. Глаза были теплыми, сверкающими, словно у молодой девушки. Графиня не стеснялась демонстрировать роскошные и соблазнительные белые плечи и шею. Валери очень нервничала, когда шла за Изабо.

«Это очаровательная женщина, — думала она. — Графиня, наверное, более прекрасна, чем Агнес Сорель».

Валери разглядела за поясом у графини носовой платок и подумала, что так, наверное, принято делать при дворе. Она также заметила, что на пальцах графини нет колец, а ее единственным украшением является цепочка на шее.

«Наверное, она считает, что у нее и без колец красивые руки, — подумала Валери. — Но у нее на цепочке висит кольцо. Это наверняка значит, что графине дорог человек, подаривший ей это кольцо».

— Вы промокли до нитки, — заботливо сказала графиня Керу.

Она повернулась и взглянула на Валери.

— Это та самая девушка?

— Да, это — мадемуазель Марэ. Графиня наклонила голову.

— Добро пожаловать, дитя мое.

Девушка неловко сделала реверанс. Она робела от окружавшей ее обстановки, и ей было неприятно, что она предстала перед графиней такой жалкой и промокшей. По щекам у нее текли ручейки, а волосы висели прямыми мокрыми прядями.

Графиня внимательно оглядела девушку и с недоумением покачала головой.

— Наверное, все-таки существует какая-то причина… Вы мне все рассказали? Господин Кер, я что-то не нахожу никакого сходства.

— Оно удивительно при иных условиях.

— Тогда мне придется подождать.

«Они говорят обо мне, — рассуждала про себя Валери, — как будто я являюсь неодушевленным предметом. Наверное, мне придется привыкать к этому. — Она начала сильнее волноваться. — Несмотря на красоту, графиня — весьма жесткая дама, и я ей совсем не нравлюсь».

Изабо продолжала изучать свою молодую протеже.

— Дитя мое, вам следует быть решительнее. Предполагается, что вы — моя кузина. Слуги этому не поверят, если вы будете себя вести так робко.

— Да, мадам, — ответила Валери.

— Вы должны называть меня «кузина», а вас теперь зовут Валери де Вудрэ. Вам следует постоянно следить за собой. Небольшая ошибка может все испортить.

— Да, кузина.

— Так-то лучше. — Графиня резко позвала: — Гийометт! Немолодая служанка быстро появилась в дверях и поклонилась:

— Слушаю вас, госпожа.

— Это моя кузина мадемуазель де Вудрэ. Я уже говорила о ней. Кузина промокла, поэтому проводите ее в ее комнату и сделайте так, чтобы у нее было все необходимое. — Графиня улыбнулась Валери и добавила милым тоном: — Дитя мое, я так рада, что вы пожаловали к нам. Вам следует принять горячую ванну, чтобы не простудиться. Дорогая Валери, я зайду к вам поболтать попозже.

— Идемте, мадемуазель, — сказала служанка. Она произнесла эти слова достаточно вежливо, но Кер почувствовал в ее голосе презрение, какое слуги благородных хозяев испытывают к бедным родственникам.

Кер заметил, как начала паниковать Валери. Он подошел к ней и прошептал:

— Если даже вам сейчас что-то кажется странным, вы очень скоро ко всему привыкнете. Вы не должны ничего бояться.

— Я очень боюсь, — ответила ему девушка. Кер не был уверен, что влага у нее на щеках — всего лишь капли дождя. — Я не понравилась графине, это видно по тому, как она на меня смотрит.

— Вам все это только кажется. Она вас полюбит, вот увидите.

— Дорогая Валери, — нетерпеливо сказала Изабо, — ты простудишься, если сразу не переоденешься. Отправляйся наверх с Гийометт.

Когда Изабо и Кер остались вдвоем, графиня вопросительно подняла тонкие темные бровки и улыбнулась.

— Ну, я могу сказать только одно — я буду стараться изо всех сил!

— Это все, о чем я вас прошу, — улыбнулся в свою очередь Кер. — За несколько дней нашего сотрудничества я очень зауважал моего… ну, скажем так: делового партнера. Я уверен, что задача вам по плечу, госпожа Изабо. — Кер поклонился графине. — Я должен идти. Но, возможно, я навещу вас завтра и мы с вами еще поговорим.

2

Не успел уйти Кер, как вернулся хозяин дома. Когда граф поднялся по лестнице, его начала мучить одышка. Он стоял в дверях совершенно промокший и запыхавшийся. Изабо начала хохотать. Увидев, что граф не один, она радостно воскликнула:

— Робин! — Изабо подбежала к д'Арлею. — Как я рада тебя видеть. Хотя мне нужно тебя отругать, потому что ты был ко мне невнимателен. Почему ты не спешил нас навестить?

— Я рад, что пришел к вам сейчас, — ответил д'Арлей. — Что касается моего опоздания, у меня была куча всяких дел. Нужно было многое срочно уладить.

Графиня положила ему руки на плечи и встала на цыпочки, чтобы запечатлеть на его щеке свой сестринский поцелуй. Она ухватилась за него покрепче и тихо шепнула, чтобы ее не мог слышать муж:

— Робин! Мой дорогой Робин!

Д'Арлей быстро отступил назад и обратился к брату:

— Рено, ты никогда не скрывал, что тебе не очень приятны мои визиты. Но, несмотря на это, я прошу позволения поговорить с Изабо наедине.

— Хорошо, — ответил граф. — Надеюсь, что тебе удастся добраться до причин тайны. И… — он погрозил пальцем, — тебе следует быть очень твердым и рассказать моей милой половине, к какому мы пришли решению.

Граф удалился, а Изабо нахмурилась.

— Загадка? Ты должен быть со мной твердым? Прошу тебя, объясни мне, в чем дело?

— Под загадкой Рено имеет в виду твой договор с Кером. Мне в данном случае все понятно. — Д’Арлей нахмурился. — Изабо, я разочарован, что ты оказалась достаточно слабой и позволила втянуть себя в подобную авантюру. Все это очень серьезно и даже опасно. Если кому-то станет об этом известно, может пострадать твоя репутация. Рено об этом ничего не известно, и поэтому я настаиваю, чтобы ты остановила эту затею.

Графиня легко прикоснулась к плечу д'Арлея и жестом показала, чтобы он занял кресло у камина. Она на секунду присела на ручку кресла и положила ему голову на плечо, потом быстро вскочила.

— Я хочу, чтобы ты не забывал, как сильно я продолжаю тебя любить, — шепнула графиня. — Мне хочется, чтобы ты не забывал об этом, когда мы станем злиться друг на друга. А это случится через несколько минут. — Она легким движением поправила прядь волос над ухом. — Если бы тебе пришлось годами жить так, как жили мы, в этой ужасной, омерзительной нищете, ты бы не стал, милый Робин, настаивать, чтобы я отказалась от благ и предлагаемых мне… золотых яиц за участие в этой сделке.

— Ты хочешь сказать, что Жак Кер начал тебя соблазнять и у тебя недостало духу отказаться?

Графиня неуверенно покачала головой.

— Он настолько щедр, что временами мне кажется, будто я существую во сне… в прекрасных золотых мечтах. Робин, дорогой Робин! Тебе трудно представить, насколько сразу изменилась наша жизнь! Я даже смогла расплатиться с самыми ужасными долгами. В доме появились деньги! Золото, Робин, денежки! Я заплатила слугам. И свечи в этой комнате — из воска. Настоящие восковые свечи! Ты хоть знаешь, как дорого все это стоит? — Графиня улыбнулась, подобрала юбки и показала стройную ножку. — На мне атласные лосины, вышитые золотой ниткой! Робин, постарайся меня понять! Впервые за многие годы меня не мучит вопрос о деньгах. Неужели ты будешь настолько жесток, что потребуешь от меня распрощаться с подобной приятной жизнью?

Д’Арлей молча смотрел на Изабо.

— Тебе не обязательно принимать деньги от Кера, — наконец промолвил он. — Мы с Рено обсуждали положение и решили, что существует только один способ разрубить узел, в котором он запутался. Мне следует жениться на богатой женщине. Должен сказать, что он уже успел подыскать для меня невесту.

Изабо опустила глаза, чтобы Робин ничего не прочитал в них.

— Твой брат уже давно говорил со мной об этом. Ему никогда не приходило в голову, что он может облегчить положение, став более экономным. Нет, он предпочитает ждать, когда ты заведешь себе богатую женушку. Ты мне сказал об этом, и я понимаю, что тебе придется сделать именно так. Ты женишься, а мне… это будет очень неприятно!

Изабо взглянула на д’Арлея. В комнате горела только одна свеча, царил полумрак.

— Мой Робин, ты всегда был таким преданным. Долгие-долгие годы! Мы не станем считать, сколько лет прошло с тех счастливых пор. Мне не хочется этого делать… Ты должен знать, Робин, что я согласилась на условия Кера, чтобы спасти тебя от нежеланного брака.

Д'Арлею трудно было поверить в это, и он не пожелал дальше обсуждать эту тему.

— Не важно, насколько может быть щедрым Кер, тебе не хватит денег, чтобы погасить все долги. И кроме того, — д'Арлей сделал паузу, — нам необходимо подумать о наследнике.

Изабо не удалось удержать Робина после себя после ее брака с Рено. Все эти годы она привлекала д'Арлея удивительным тактом и очарованием. Но она прекрасно знала характер Робина. Если она затеет спор, он обязательно настоит на своем, но если пустить в ход насмешки, Робин быстро сдастся.

Изабо замолчала, когда разговор зашел о наследнике. Тут ей нечем было крыть. Наследник действительно был нужен, а она сама в данном случае ничем не могла помочь. Пауза затянулась. Изабо видела, что д'Арлею стало не по себе.

— Кто же эта женщина, которую выбрал для тебя Рено?

— Я ее не знаю. Она — вдова, и ее имя Клотильда де Трепан. Изабо вскрикнула:

— Нет! Нет!

Опять воцарилась тишина.

— Мне следовало этого ожидать! — Изабо покачала головой. — Рено ничего в этом не понимает. Совсем ничего! Эта женщина… — Она с отвращением произнесла эти слова. Так обычно хорошая хозяйка выражает возмущение, когда находит грязное белье среди лучших праздничных нарядов. — Она может подойти на роль любовницы твоего братца, но она ни в коем случае не подходит на роль твоей жены. Даже и не думай об этом. Робин! Я обещаю убедить Рено, что он не прав. — Изабо начала нарочито громко хохотать. — Что за глупая идея, Робин! Мой муж — удивительное создание! Я уверена, что нам не следует пользоваться его советами, а попытаться все решить самим!

Изабо подошла к окну. Дождь усилился и резко барабанил по стеклу и ставням. Изабо задвинула занавеску.

— Ты не должен возвращаться домой в такую погоду. У нас нет других гостей, и мы поужинаем своим семейством. Боюсь только, что это будет не очень веселая компания, потому что трудности влияют на настроение. И конечно уж, присутствие этой подзаборной девчонки тоже не прибавит нам веселости.

Д'Арлей подошел к графине и рассеянно смотрел на расплывавшиеся силуэты крыш и каминных труб. Графиня внимательно изучала черты его лица. Она в который раз поняла, что эти тонкие черты лица значили гораздо больше, чем просто привлекательность или красота. Она подумала также, что в серьезном выражении этого лица присутствуют мужская сила и обаяние.

«Я не могу с ним расстаться! Я не желаю с ним расставаться!» — думала Изабо.

Она пообещала Керу оставить в покое Робина, но не собиралась этого делать. Изабо даже хотела упомянуть об этом абсурдном условии, но потом передумала. Если д'Арлей об этом узнает, ей придется от него навсегда отказаться.

Изабо повернулась к д'Арлею и положила руку ему на плечо.

— Робин, я очень эгоистичная женщина, — шепнула она. — Действительно, очень эгоистичная! Тебе это понятно, не так ли? Я вышла замуж за твоего брата, но не желала, чтобы ты тоже женился! — Она медленно покачала головой и улыбнулась. — Теперь мы столкнулись с ситуацией, которая нам так давно грозила. Ты должен понять — я попыталась сделать так, чтобы мои деловые связи с Кером стали источником доходов… чтобы ты не спешил вступать в брак. Ты должен дать мне для этого время…

Д'Арлей отрицательно отреагировал на ее слова. Изабо поняла, что ей следует отступить и найти другой способ удержать его от брака.

— Я прибыл, чтобы сказать тебе: ты должна немедленно порвать все деловые отношения с Кером. Если ты проигнорируешь мою просьбу и не прислушаешься к собственному разуму, тогда тебе придется примириться с тем что… — Он не закончил фразу, но Изабо поняла: д'Арлей собирался ей сказать, что в противном случае она никогда его не увидит.

Изабо ответила обиженным голосом, словно д'Арлей прервал ее на полуслове и она не успела все объяснить:

— Мой дорогой Робин! Ты мне позволишь закончить? Я собиралась сказать, что договор с Жаком Кером мало что для меня значит и я могу его сразу нарушить, если возникнет необходимость. Однако твой договор с Рено по поводу женитьбы — совершенно иное дело. От этого зависит твоя будущая жизнь и твое счастье. Я хотела сказать, что тебе не следует спешить. Ты должен быть во всем уверен. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, — я не стану спокойно смотреть, как тебя толкают на ужасную глупость — брак с одним из этих вульгарных созданий. Это только твой брат может думать, что такая женщина станет приличной женой! Мой эгоизм требует, чтобы ты был счастлив! — Графини наклонилась к Робину и очень выразительно посмотрела на него. — И еще я хочу сказать, мой суровый Робин: не важно, что тебе придется сделать и что мне потом придется пережить, за ужином ты можешь забыть все. — Она улыбнулась только глазами. — Ты со мной согласен?

3

Графиня вошла в спальню и увидела Валери, закутанную в шерстяной халат. Волосы девушки высушили и расчесали. Они вновь приобрели золотистый оттенок. Щеки немного оттенили с помощью земляничного сока. Графиня молча разглядывала девушку.

— Теперь мне кое-что стало ясно. Дитя, ты очень привлекательна, и я могу разглядеть некоторое сходство… Если тебя прилично одеть, ты можешь произвести впечатление.

— Благодарю вас, сударыня.

— Кузина, — поправила ее Изабель. — Ты должна привыкнуть называть меня только так.

Графиня уселась в кресло рядом с Валери и продолжала ее внимательно разглядывать. Комната была почти пустой. Внутренняя отделка дома отражала бедность, так долго погружавшую в уныние все семейство де Бюрей. В комнате стояли два кресла, возле стены — сундук и старенький аналой. В углу находилась кровать под большим балдахином, она была застлана простым покрывалом.

— Мы должны начать работу, — сказала графиня. — Признаюсь тебе, что это будет нелегко для тебя и для меня. Тебе ясно, что ты должна выполнять все мои указания и много работать?

— Я буду старательной ученицей, госпожа… кузина.

— Все, что должна знать светская дама, можно выразить в нескольких словах, — продолжала Изабо. — Если ты рождена благородной, все приходит к тебе естественно. Но для тебя все будет нелегко, потому что ты воспитывалась в других условиях. Тебе придется начать вот с чего: все, что ты делала, о чем думала и во что верила, — неправильно.

— Да, кузина. Это мне понятно.

— Но этого недостаточно, чтобы сделать из тебя светскую даму. Если ты желаешь привлечь к себе чье-то конкретное внимание, тебе следует обладать грацией и привлекательностью леди Агнес. Живость ее ума будет нелегко имитировать.

— Не судите меня за сегодняшнее поведение, кузина, — возразила Валери, — я… немного смущена.

— Дитя, это естественно. Я не собираюсь быть к тебе излишне суровой. Я хочу убедить тебя в том, что ты должна полностью измениться, так же как изменится твой гардероб. — Изабо все еще не отводила от Валери своего внимательного взгляда. — Ты обязательно должна повидать госпожу Агнес, внимательно к ней присмотреться и изучить каждое ее движение. У нее свои, свойственные только ей манеры. Конечно, она иногда что-то делает специально, но все это производит впечатление. Лучше всего получится, если ты сможешь уловить саму суть, но не станешь все без разбору копировать. Теперь тебе нужно одеваться — ты поужинаешь сегодня с нами.

Графиня позвала служанку и подробно объяснила, что должна надеть Валери.

— У нас нет времени на то, чтобы она приняла ванну с ароматическими травами, — заявила графиня, — подуши ее моими лучшими духами, но не переусердствуй. Оставь ее волосы в покое, Гийометт.

Служанка вскоре вернулась, неся развевающиеся разноцветные одежды. Она сняла с Валери халат и нижнюю юбку. Девушка привыкла сама переодеваться, и ей было неприятно обнажаться перед незнакомой женщиной. Когда с Валери сняли нижнюю юбку, оказалось, что на ней еще шерстяные рейтузы. Служанка была поражена при виде такого и повернулась к госпоже за указаниями.

— Что такое на тебе надето? — спросила графиня.

— Это мы надеваем зимой для тепла, кузина, — заикаясь, ответила девушка. — Разве вы не носите такие вещи?

— Я никогда прежде не видела ничего подобного, — захохотала Изабо. — Какое уродство!

— Но зато в них тепло.

— Светская дама никогда не должна заботиться об удобствах, запомни это. Тебе, может быть, кажется, что нам нравятся высокие головные уборы? У меня начинается головная боль, если убор высокий и тяжелый. То же самое касается и рукавов. Рукава по последней моде такие длинные, что они достают до пола. В них очень неудобно, и вообще это такая глупость! Но если все это модно, нам приходится все это носить.

— Мадемуазель, наверное, не слышала о tout-au-tour? — заметила служанка. — С этим приспособлением вам будет тепло и не понадобятся никакие рейтузы.

Валери действительно никогда не слышала о tout-au-tour, но это ее мало заботило. Гийометт принялась стаскивать с нее рейтузы — вот это было неприятно, девушка покраснела, ее лишили последней защиты скромности. Однако Валери не стоило смущаться: графиня внимательно ее оглядела и подумала: «У маленькой шлюшки хорошая фигура. У нее очень красивые бедра!»

К радости девушки, служанка быстро накинула ей на плечи что-то вроде сорочки из шерсти. Валери перестала нервничать. Она очень обрадовалась, когда на нее надели платье, оно было великолепно. Шлейф его достигал целого ярда, длинные рукава были расшиты золотом.

Служанка держала перед Валери зеркало, и девушка взглянула на себя. Она не могла поверить, что отражавшаяся там великолепная дама — это она сама. Щеки ее сначала порозовели, затем зарделись как маков цвет. Девушка рассмеялась:

— Мне… мне кажется, что я выгляжу совсем по-иному.

Сначала Валери волновалась по поводу глубокого выреза, обнажавшего шею и грудь, но потом она подумала: «Вскоре я стану светской дамой, поэтому такие пустяки не имеют ни малейшего значения».

— А теперь, мадемуазель, вам станет ясно, что же такое tout-au-tour, — многообещающе заявила Гийометт, доставая длинную бархатную ленту. Она продела ленту через петли на сорочке на расстоянии фута от колен и туго завязала ее концы бантом. — Мадемуазель, это не позволяет сорочке отходить от тела и не пропускает внутрь холод, — объяснила старая служанка. Она видела, что госпожа отвлеклась, и ласково похлопала девушку по руке. — Такие же петли имеются и внутри верхнего платья. Если погода очень ветреная, вы можете и сквозь них пропустить tout-au-tour.

— Лента также служит и для другого, — продолжила урок графиня. — Ты не сможешь широко шагать. Тебе лучше заранее попрактиковаться, дитя, иначе ты упадешь, когда станешь спускаться вниз к ужину.

Сначала Валери было трудно шагать с лентой, ограничивающей движения, но, потренировавшись, она вполне освоилась. Девушка все еще расхаживала по комнате, когда послышался резкий стук в дверь. Служанка открыла, и они увидели длинное и мрачное лицо графа. Он заглянул в комнату через плечо служанки.

— Граф, как вы посмели мешать нам? — громко возмутилась Изабо.

Граф отстранил служанку и вошел в комнату. По пути он ущипнул Гийометт за ляжку. Он все еще не пришел в себя после возлияний и двигался очень осторожно, как канатоходец. Остановившись в центре комнаты, граф отвесил поклон.

— Мадам, мне доложили, что прибыла ваша маленькая кузина. Я решил ее сразу поприветствовать и подбодрить.

— Как пожелаете, — небрежно ответила его жена. — Это — Валери. Она будет с нами ужинать. Если бы вы не были настолько нетерпеливы, через несколько минут мы спустились бы вниз.

Граф сделал несколько шагов вперед, чтобы лучше рассмотреть девушку. Увидев ее, он сделал вперед еще несколько шагов и ласково поцеловал ей руку.

— Мадам, мои поздравления. Ваша кузина очаровательна. Насколько я помню вашего дядюшку Жюля, он напоминал какую-то хищную птицу, и меня теперь поражает такая прелестная девушка. Я рад приветствовать Валери и счастлив, что она присоединится к нашему… небольшому семейству. Рад вас видеть, кузина Валери.

— Благодарю вас, сударь, — ответила Валери.

— Наверное, вы похожи на свою мать, — заметил граф, продолжая пялиться на девушку. — Мог ли я ее видеть? Дитя мое, ваше лицо мне кого-то напоминает, мне кажется, я когда-то мог видеть вашу матушку.

Графиня заметила, как оживился супруг, и нетерпеливо сказала:

— Сударь, вам лучше нас покинуть, чтобы служанка могла закончить туалет Валери. Ей еще следует обуться.

— Я не собираюсь уходить, — заявил граф. — Она также и моя кузина, хотя бы через родство с вами, Изабо. А ты, Гийометт, продолжай свое дело. Какая прелестная маленькая ножка! Простите меня, кузина, но мне всегда казалось, что девушки из Берри обладают тяжелыми копытами, подобно их коням. Наверное и к счастью, я ошибался!

— Дорогой супруг, подайте мне руку, — сказала Изабо, поднимаясь. — Мы готовы сопровождать вас к ужину.

Даже с помощью жены графу было трудно спускаться по лестнице. Он останавливался на каждом шагу, громко и хрипло дыша.

— Мадам, вы собираетесь мне рассказать, в чем тут дело? — спросил граф жену.

— Не собираюсь вам ничего говорить, — перебила его Изабо.

— Я кое-что выяснил у моего молчаливого братца. Он, конечно, останется на ужин? Мне не следовало бы спрашивать. Мадам, я заметил, что вы оделись очень тщательно.

— Конечно, Робин останется с нами.

— Теперь, мадам, насчет этой девушки. Вам известна пословица: «Если дитя не похоже на отца, его мать можно обвинить в распутстве»? Ваша маленькая Валери ничуть не походит на этого старого гусака дядюшку Жюля. Если он действительно является отцом этой прелестной девчушки, то я ничего не понимаю в наследственности.

— Потише! — потребовала Изабо. — Вас может услышать девушка.

— Мадам, тут и так слишком много секретов. Мне тоже полагается некоторая доля в богатстве, неожиданно свалившемся на наш дом. Теперь, когда я видел вашу кузину, я уверен, что вам выпало много денег. Мадам, соответственно повышается и моя доля. Значительно повышается!

4

Если прежде д'Арлей сомневался в собственных чувствах к Валери, то одного взгляда на девушку, спускавшуюся по лестнице, было достаточно, чтобы утвердиться в них. У него закружилась голова. Он с трудом взял себя в руки, когда услышал равнодушный голос Изабо:

— Моя кузина Валери. Мы должны сразу сесть за стол. Ужин ожидает нас.

Граф без сил опустился в кресло хозяина дома на возвышении. Изабо села по правую руку от него, а Валери — по левую. Д'Арлея посадили рядом с графиней.

Хозяину дома всегда нравились поговорки и пословицы.

— Короткие молитвы, но долгое пиршество! — произнес он, задыхаясь. — Мадам, я надеюсь, что неожиданный ренессанс семейства де Бюрей окажет влияние на ужин, который вы нам сейчас предложите.

Валери с изумлением оглядывалась вокруг. Никогда прежде она не видела таких просторных и великолепных апартаментов. Тот факт, что в доме почти не было мебели и все вокруг дышало запустением, никак не влиял на ее впечатления. Рядом с возвышением стояли огромные столы, за которыми могли сидеть несколько десятков человек, но сейчас там сиротливо ютилась горстка слуг. Зал был настолько велик, что девушка не могла различить рисунок на гобеленах, висящих на стенах в противоположной стороне зала. Свечи стояли в массивных серебряных канделябрах, настолько высоких, что пламя трепетало при малейшем ветерке над головами собравшихся. Два пажа в лазурных ливреях подавали на стол. В перерывах они шептались возле буфетов, расставленных вдоль стены. Блюда, в которых пища подавалась на стол, были изготовлены из серебра, на них красовался фамильный герб де Бюреев.

Валери начала волноваться. «Я прежде и не подозревала, — размышляла она, — что жизнь может быть такой великолепной».

— Итак, маленькая кузина, — сказал граф, наклоняясь вперед и осторожно похлопывая девушку по руке, — вы ведете себя как тихий котенок. Хотя когда вы поднимаете ваши прелестные глазки, я могу в них уловить живость и веселье. Мне ясно, что вы ничем не обязаны Жюлю, кроме того, что он помог вашей матушке произвести вас на свет. Он всегда любил поболтать. Я мог бы вам рассказать множество… разных историй. — Граф начал оживляться.

— Я уверена, граф, что наша кузина не желает слушать разные истории в таком виде, в каком они запечатлелись в вашей голове, — одернула супруга Изабо. Она враждебно посмотрела на него. — Дорогой Рено, вы уже достаточно хорошо нагрузились сегодня, поэтому я приказала, чтобы к столу подавали только один сорт вина.

Граф совсем размяк и не мог должным образом ответить графине. Он близоруко заморгал и пытался достать что-то из своего камзола. Это была пара круглых хрустальных дисков, соединенных полоской серебра. Он приставил это сооружение к воспаленному носу и попытался пристально посмотреть на жену.

Валери слышала от кого-то, что этот волшебный инструмент помогает тем, кто плохо видит.

— Я уже перестал быть хозяином в собственном доме? — бормотал граф. — Мадам, вы заходите слишком далеко.

За столом воцарилась тишина. Граф молча и очень осторожно пережевывал пищу, как будто у него были сложности с зубами. Изабо и д'Арлей тихо переговаривались. Валери старалась не допустить ошибки за столом. От напряжения и страха у нее пропал аппетит.

Девушка понимала, как многому ей придется научиться. Возле тарелки она нашла нож и какое-то странное незнакомое приспособление с двумя прямыми зубьями. Она подумала, что с помощью этого инструмента можно отправлять пищу прямо в рот. Она попробовала — и у нее ничего не получилось: пища не держалась на прямых зубьях, тогда Валери решила ничего не предпринимать, пока не увидит, как это делают остальные. Валери увидела, что все пользуются вилками (это название она узнала позже), чтобы придерживать мясо, когда его режут на кусочки. Ложками ели пирожные. Рыбу брали по-простому — руками. Валери обратила внимание, что графиня часто опускала масленые пальцы в чашу с водой, и попыталась сделать то же самое.

Чтобы все лучше видеть, девушка наклонилась вперед — и ей хорошо стал виден д'Арлей. Валери была рада тому, что он, не прерывая разговора с графиней, постоянно смотрел на нее. Графиня обратила на это внимание. Она взглянула на Валери, нахмурилась, повернулась к д'Арлею и что-то сказала. Тот опустил глаза. Но все равно время от времени он продолжал смотреть на Валери.

Графиня взглянула на свою подопечную, ее глаза были холодными и злыми.

«Я ей не нравлюсь», — опять подумала девушка. Ей стало очень неприятно, и она начала размышлять, каково ей придется, если она будет продолжать жить в этом семействе.

Чтобы отвлечься от этих грустных мыслей, Валери вспомнила о Жаке Кере. Как он отличался от этих надменных знатных людей! Он был удивительно добр, понимал Валери и, конечно, воспринимал ее как равную себе. Она его мало знала, но была уверена, что он — необычный человек. Валери повиновалась ему, потому что верила: все, что он говорит и делает, — правильно. «Даже если он просил меня всегда слушаться госпожу Изабо, значит, так надо», — подумала девушка.

Граф был недоволен — ужин состоял из меньшего количества блюд, чем он предполагал. Граф жадно поглощал пищу и недовольно двигал пустым кубком для вина. Время от времени он обращался к жене:

— Мадам, вы излишне экономны и к тому же приказали приготовить жалкий ужин, чтобы приветствовать вашу маленькую кузину.

Он еще сильнее разозлился от того, что огонь в камине, над которым красовались лазурная лента и три серебряных звезды — символ семейства де Бюрей, — совершенно не согревал сидевших на возвышении.

— Мадам, мне придется удалиться в загородное поместье. Там, по крайней мере, можно будет согреться, — заявил Рено, отставив в сторону свою тарелку.

Графиня сама чувствовала, что начинает замерзать. Она хлопнула в ладоши. Появились пажи.

— Алан, Фрой, подбросьте дров в камин. — Затем Изабо обратилась к мужу: — Это прекрасная идея, граф, я не стану возражать.

Рено де Бюрей несколько минут раздумывал над словами графини, водрузил на нос очки и посмотрел на Валери.

— Нет, я передумал. Мне кажется, мадам, что жизнь здесь, несмотря на жуткий холод, может оказаться весьма интересной.

 

Глава 11

1

У Валери началась напряженная жизнь. Каждый час был расписан.

— Пять часов, мадемуазель, вставайте, пора начинать молитвы, — Гийометт старалась разбудить девушку.

Служанка была в какой-то бесформенной одежде красного цвета, лицо блестело при свете ночника. Валери никак не могла прийти в себя после сна. Она не представляла, что ей придется делать, но была уверена, что это будет самый трудный день в ее жизни. Ей уже не хотелось спать, но она не желала отправляться в это новое и неизвестное приключение, поэтому нырнула обратно под одеяло.

— Пора вставать, — повторила Гийометт, касаясь обнаженного плеча Валери. — Вам пора принимать ванну, не так ли?

Валери поняла, о чем говорит служанка, и пообещала встать. Гийометт накинула на девушку теплый халат, на ноги ей надела меховые тапочки.

— Комната с ванной находится далеко отсюда. Действительно, им пришлось идти довольно долго. Они спустились по темной лестнице, пересекли мрачный холл, где холод каменных полов чувствовался даже через тапочки, прошли по следующей лестнице — более темной, чем первая, — миновали кухню, где слуги уже готовили обед, и наконец подошли к двери с занавесками по обеим сторонам.

Когда они зашли внутрь, служанка задернула занавески.

— Теперь все будут знать, что комната занята, — объяснила она.

Пустота огромного дома не подготовила Валери к роскоши этой комнаты. На полу лежали ковры, и ногам было тепло. Там горела жаровня, стоявшая рядом с «троном епископа». Сам «трон» показался девушке поразительно высоким. Ручки сиденья были подбиты бархатом, позади и по бокам располагались вышитые панели. Над сиденьем находился шерстяной занавес, который можно было поднимать и опускать, когда было необходимо. Тут же на столике стояли бутылочки с духами, розовой и лавандовой водой.

После совершения необходимых дел женщины отправились в противоположном направлении и опять прошли мимо множества комнат. Наконец добрались до ванной. Валери опустилась в ванну и крепко прижала к подбородку колени. Это была очень приятная процедура. Гийометт время от времени подливала в теплую воду разные ароматические смеси: эвкалипт, тимьян, мяту, липовый цвет. В комнате стоял приятный аромат.

Завтракала Валери в своей комнате. Ей подали миноги, баранью котлетку и один кусочек ржаного хлеба.

— Мадам настаивает на ржаном хлебе, потому что от него не так толстеют, — заявила Гийометт.

Валери подали также стаканчик огненной жидкости под названием «бренди» вместо вина. Служанка пояснила, что придворные дамы пьют только бренди, ведь даже королевский врач называл его самым здоровым напитком.

Во время завтрака Гийометт немного разоткровенничалась:

— У нас дела сейчас обстоят гораздо лучше, чем некоторое время назад. Конечно, это никоим образом не связано с моим собственным завтраком. Графиня желает, чтобы у мадемуазель улучшился цвет лица и кожа.

Валери сделала один глоток бренди, задохнулась, ей обожгло рот и горло. Она наотрез отказалась пить этот напиток, считают ли его приносящим пользу или нет. Девушка не захотела съесть котлетку, но с удовольствием угостилась миногами. Служанка посмотрела на девушку, решила, что ей можно доверять, и начала болтать:

— Мадемуазель здесь нравится?

Валери ответила утвердительно. Ей тоже хотелось кое о чем спросить Гийометт:

— Мадам графиня очень красива. Она так же добра?

Служанка криво усмехнулась:

— Добра и хороша? Тут может быть множество разных значений. Графиня — хорошая хозяйка, но у нее острый язычок и быстрая на расправу рука. У госпожи сложный характер. Вы только посмотрите, что бывает, когда у нее становятся красными глаза! Госпожа очень жадна. Она проверяет состояние запасов провизии каждый день. Ей известно, сколько продуктов находится на кухне. Если крыса объест головку сыра, госпожа уже об этом знает! Она видит все! Должна вам сказать, она знает даже о том, что делает граф.

— Даже когда он кого-то ущипнет?

— Действительно, она все замечает, — сказала служанка. — Да мадемуазель вскоре и сама узнает, что граф обожает щипать девушек за попку.

Валери продолжала завтрак молча. Но Гийометт не унималась:

— Теперь, когда вернулся брат графа, у мадам будет куда лучше настроение.

— Отчего, Гийометт?

Служанка откинула голову назад и захихикала:

— Отчего? Мадемуазель! Мадам графиня давно влюблена в господина Робера! Всем об этом известно, даже самому графу.

Валери помолчала, потом спросила:

— Он тоже любит графиню?

— Конечно. Давно. Когда они были очень молоды, он безумно ее любил. Это очень грустная история.

Валери отодвинулась от стола. У нее испортилось настроение. Д’Арлей казался ей очень добрым другом, к которому она в любую минуту могла обратиться за помощью и поддержкой. То, что он влюблен в графиню, в принципе ничего не должно было менять, но она чувствовала, что все изменилось. Валери ощутила, что лишилась чего-то очень важного и дорогого.

Гийометт принялась все подробно рассказывать и в нужных местах важно покачивала головой или подмигивала Валери. После брака господина Рено и Изабо д’Арлей отправился на Восток, долго пробыл там, а по возвращении начал регулярно посещать их дом. Сначала он всегда сидел в кресле в самом дальнем конце комнаты и оттуда с восхищением смотрел на прекрасную хозяйку дома. Постепенно он стал садиться ближе к ней и наконец как-то вечером занял место рядом с госпожой. С тех пор он всегда сидит с ней рядом и они ведут свои, никому не известные разговоры, порой они беседуют шепотом.

Служанка объяснила, что так было, когда д’Арлей был очень молод и не мог скрывать своих чувств. Когда он стал старше, сделался более сдержанным и посещал графиню реже. О них много сплетничали, особенно при дворе. Кто-то даже написал насмешливые куплеты о влюбленном рыцаре д'Арлее и красавице Изабо, и многие придворные цитировали эти стихи и даже напевали их на мотив популярной песенки. Граф страшно разозлился и устроил графине сцену.

— Мне кажется, мадемуазель, — продолжала служанка, решительно качая головой, — наша роза начала блекнуть и скоро ей будет трудно пользоваться такой властью над братом мужа. Тем более что господину Роберу придется жениться на богатой женщине. На этом и закончится их роман.

— Он должен жениться?

Валери с трудом сдерживалась, чтобы не показать свое разочарование и не выдать себя окончательно. Гийометт пожала плечами:

— Конечно, мадемуазель. Он должен жениться, чтобы спасти поместья. Граф наделал такие долги, — она широко развела руки, чтобы показать, насколько они велики, — их никогда не выплатить, если господин Робер не принесет богатство в семью. Это было всем давно известно. Теперь вам все понятно?

— Да, — грустно ответила Валери. — Уже известно, на ком он женится?

Служанка снова рассмеялась:

— Пока нет. Но когда все станет известно, мадам графиня постарается подлить ложку дегтя в бочку меда. Я в этом уверена. Сейчас сир д’Арлей очень грустит. Мне кажется, что ему хотелось удрать отсюда на край света.

Валери собиралась задать служанке еще вопрос, но болтовню пришлось прекратить, потому что пожаловала мадам Баркэ. Гийометт оказалась в тени и ждала приказаний.

Говорили, что мадам Баркэ были известны все секреты красоты Востока. Все знатные дамы Парижа приглашали ее к себе. Ходили сплетни, что к ее услугам прибегали даже жены богатых купцов, которые, несмотря на запрет, желали одеваться и выглядеть так же прекрасно, как аристократки.

Она вошла в комнату — ее одежда была сухой. Это означало, что дождь наконец закончился. Но на улицах все еще было грязно, и мадам Баркэ изрядно испачкала конец своего длинного шлейфа. Мадам была пожилой, имела несколько подбородков, тело ее походило на винный бочонок. Валери смотрела на нее с ужасом. «Что она может знать о красоте — думала девушка, — если сама такая уродливая и грязная?»

Мадам Баркэ были присущи странные манеры, в этом Валери вскоре убедилась. Эта почтенная дама все время обращалась сама к себе.

— Мадам Баркэ, — сказала она, внимательно разглядывая девушку, — вам придется повозиться с этой девицей. Это точно, мадам Баркэ.

При этих словах мадам начала так энергично качать головой, что ее высокий чепец стал дрожать, как крылья ветряной мельницы во время бури.

— Мадемуазель не из Парижа?

— Да, мадам, — смущенно ответила Валери.

— Хорошо. Мадемуазель ничего не знает. Она не станет спорить с мадам Баркэ, которой известно все! Святые и грешники! Мадам Баркэ, когда вы в последний раз видели подобные ноги?! Наверное, эта девушки ухаживала за лошадьми!

Затем последовала длинная лекция о том, как следует ухаживать за руками и ногами. Валери никогда не думала о своих пальцах иначе как об инструментах, с помощью которых можно выполнять работу. Девушка удивилась еще сильней, когда мадам Баркэ очень коротко подстригла ей ногти.

Руки Валери погрузились в смесь, которую она посчитала ядовитой. Мадам Баркэ отполировала ей ногти и наложила на них краску, отчего ногти стали розовыми и блестящими.

— Я всегда оставляю эту процедуру напоследок, — заявила мадам Баркэ, — но ногти мадемуазель были в таком ужасном состоянии, что их надо было приводить в порядок немедленно.

Мадам поднялась с кресла и стала внимательно осматривать девушку. Видимо, она была удовлетворена увиденным. Мадам дотронулась до груди Валери, ее рук и бедер.

— Вам будет нужен ежедневный слабый массаж, — заявила она. — Вам следует немного похудеть, но это не страшно. Хотя лишний вес всегда оседает в самых трудных местах.

Мадемуазель, массаж поможет вам стать более стройной. О, мадам Баркэ, вспомните о горах жирной плоти, которые являются к вам, чтобы восстановить прежнюю стройность, которую они растеряли, потому что слишком любили поесть и производили своих деток почти каждые десять месяцев! Что бы они ни отдали теперь за эти крепкие грудки и чудесные стройные ножки! — Мадам подумала немного, а потом сообщила: — Вам не нужно будет носить повязки на бедрах. Всего лишь тонкая лента под грудью, чтобы она хорошо выглядела, — и все!

Настала очередь осмотра лица.

— Святые и грешники! — возмутилась мадам Баркэ. — Веснушки на кончике носа! Неужели она была настолько беззаботна и глупа, что подвергала лицо влиянию обжигающих лучей солнца! Как можно не следить за своей кожей! Мадемуазель, вам не следует бывать на солнце. Оно — враг женской красоты! Луна — это совершенно другое. Если возможно, вам следует каждый вечер хотя бы час подвергать себя благотворному действию лучей луны. Кожа у вас станет как у белой лилии. Именно белая кожа зажигает желание в глазах мужчин.

Мадам Баркэ обратилась к служанке:

— Что касается веснушек. Приготовьте кашицу из овсяной муки и лимонного сока и каждый вечер накладывайте смесь на нос мадемуазель перед тем, как она ляжет спать.

На этом были закончены труды мадам Баркэ, и она с удовольствием уселась в кресло.

— Гийометт, подай мне вина! — приказала мадам.

Пока Гийометт не появилась, мадам Баркэ широко открыла рот и принялась натирать десны какими-то пряностями коричневого цвета. При этом она не сводила цепкого взгляда с Валери.

— Мадам Баркэ, — она вновь обратилась сама к себе, — тебе сказали, что ты не должна ничего видеть и ни о чем болтать. Но ты видишь такие интересные вещи, что твоим дамам захочется выслушать твой рассказ. Твои дамы ждут от тебя пикантных новостей, пока ты умащаешь их толстые тела, массируешь их. Неужели эта девушка в самом деле является кузиной госпожи Изабо? Мадам Баркэ, тебе стоит кое о чем поразмыслить.

Мадам Баркэ выпила вино и удалилась.

Теперь настала очередь врача. Он был небольшого роста, с острыми глазками, постоянно двигался и подпрыгивал.

«Как белка», — подумала Валери.

Врач боялся заразы, поэтому надевал халат, пропитанный химическими веществами, от его дыхания могла погибнуть лошадь — перед осмотром пациента он наедался чеснока.

Валери доктор нашел вполне здоровой. Девушке даже показалось, что он был возмущен таким положением вещей.

— Человек не может быть таким здоровым. Это — против законов природы, — протестовал врач тонким голоском. Он обратился к служанке: — Давайте ей каломель один раз в месяц. Это выведет из организма таящиеся там яды. Никогда не давайте ей коровье молоко. Если пожелает, пусть ежедневно пьет полчашки лошадиного молока. Человеческий желудок плохо переносит молоко. Мы должны быть постоянно настороже. Кроме того, у ее постели должны быть красные занавески — тогда она никогда не заразится оспой.

Когда маленький человечек ушел, Гийометт объявила:

— Пришел святой отец из университета, чтобы дать вам урок письма и чтения.

Валери похолодела.

— Говорят, — испуганно прошептала девушка, — нужно быть очень умной, чтобы выучить буквы. Я так боюсь, что готова бежать отсюда.

Но это испытание было отложено. До прихода священника Валери получила приказ срочно отправляться в апартаменты графини Изабо.

2

Убогая обстановка дома контрастировала с чудесным убранством комнат хозяйки. Главная из них была очень уютной, с дорогой красивой мебелью. Там стоял секретер под балдахином из коричневого бархата, длинный старинный стол, великолепное резное распятие висело на стене. Занавесы на окнах приятного синего цвета были сделаны из тонкого льняного материала.

Графиня сидела у стола. Рядом с ней курились благовонные травы с запахом ванили.

Было видно, что она недавно встала. Рыжеватые волосы были заплетены в косы, и из-под халата виднелся кончик желтой туфельки. Перед Изабо стоял бокал с бренди.

— Доброе утро. Господин Кер прислал записку, в которой приглашает нас посетить его самую большую лавку в городе. Мы вскоре туда отправимся. Господин Кер пишет, что у него есть много разных товаров, которые могут нам пригодиться. Мы поедем туда после трех часов, ты должна быть готова к эгому времени.

— Конечно, кузина. У него чудесная лавка. Мне удалось там кое-что увидеть. У господина Кера есть великолепные вещи! — радостно воскликнула девушка.

Голос графини стал гораздо мягче.

— Я думаю, что наша поездка будет удачной. Мне следует поменять собственный гардероб… Должна сказать, дитя, ты хорошо себя вела во время ужина — не сделала ошибок и выглядела… вполне прилично.

— Благодарю вас, кузина. Я следила за вами и старалась по мере возможности повторять ваши действия.

— Но иногда ты меня копируешь слишком точно, и мне это не нравится, — неожиданно резко заявила Изабо. — После ужина я отправилась к тебе в спальню, чтобы пожелать доброй ночи, и увидела тебя перед зеркалом. Ты копировала мою походку и манеры. Я спряталась — ты не видела, как я к тебе заходила. Должна тебе сказать, что чувствую себя обиженной.

У Валери предательски зарделись щеки.

— Простите, кузина. У меня действительно есть такая дурная привычка. Подобного больше никогда не случится.

— Надеюсь… — Изабо не сразу продолжила разговор. Валери стало ясно, что она была крайне возмущена. — Конечно, я не могу судить, правильно ты меня передразниваешь или нет. Но должна сказать тебе только одно: я не виляю бедрами во время ходьбы. Ты очень вульгарно меня передразнивала. Мне очень обидно, и я возмущена.

— Кузина, с моей стороны было глупо так себя вести.

Графиня холодно кивнула, чтобы показать, что прощает Валери.

— Больше не будем об этом говорить. Теперь тебе следует вернуться к занятиям и быть готовой к поездке в лавки Кера.

Валери было очень стыдно. Ей не следовало допускать подобную ошибку в первый же день. Когда она покинула комнату графини, думала о том, что Изабо не очень привлекательна по утрам и гораздо старше, чем Валери показалось сначала.

«Когда мадам ходит, она все равно виляет бедрами», — подумала девушка.

3

Главная лавка Кера была расположена среди множества строений позади Лувра, неподалеку от «Отель д'Аленкон и Пти-Бурбон». Прежде это здание принадлежало какому-то знатному горожанину. Здание было построено основательно и производило впечатление на окружающих. Его высокие стены казались мрачными, их украшало множество каменных башен и подвесных переходов.

Изабо и Валери прибыли в половине пятого, их проводили в огромное помещение, где озабоченный служащий спросил о цели их визита. Упоминание имени де Бюрей стало волшебной палочкой, открывшей для них пещеры с сокровищами. Служащий выпрямился и важно произнес:

— Да, миледи. Вас ждут и просили, чтобы вы соблаговолили подняться на второй этаж.

Они вышли из комнаты и сразу же попали во двор, где царили шум и оживление. По углам двора горели светильники. Покупатели суетились и расхаживали взад и вперед, а за ними следовали носильщики с узлами на спине.

Вдоль стен располагались открытые галереи — одна над другой. Валери пробовала их пересчитать, но вскоре сбилась. Внешние лестницы с каждого конца были помечены указателями «Вверх» и «Вниз». Стук каблуков по каменным ступенькам увеличивал шум. Сопровождающий повел гостей по лестнице к комнате, где находился сам хозяин лавки.

Жак Кер радостно приветствовал дам.

— Через три дня в лавке не останется почти ничего, гордо заявил он. — Вам известно, что это строение предназначено для военных целей? Некоторые товары перевезут в другие лавки, а большая часть из них перекочует в сундуки парижан. Вы не встречали на улицах моих герольдов, объявляющих о выгодной распродаже? — У Кера радостно сверкали глаза. — Графиня, вы должны меня простить. Прежде всего я — купец, и в подобные времена я испытываю огромную гордость и радость. Я взволнован и счастлив, как полководец, одержавший важную победу. Но вам не стоит думать, что здесь царит полная пустота. Я позаботился о том, чтобы для вас оставили самые интересные вещи.

У Валери было плохое настроение, для чего имелось несколько причин. Во-первых, информация, которую она узнала о д'Арлее; во-вторых, выговор, полученный от графини; наконец, неопределенность и страх, которые она испытывала по поводу своего будущего.

Настроение у нее улучшилось, когда Кер повел их в комнату, ярко освещенную множеством свечей.

Девушка остановилась на пороге и ахнула от удивления и восхищения. Вокруг все переливалось яркими красками богатых восточных материй. Вдоль стен были укреплены стойки с редчайшими шелками. В центре стоял стол с бархатом и сверкающей парчой. На маленьких столиках были разложены рубашки из голландского полотна, халаты, вышитые нижние юбки, цветные юбочки и кружевные горжетки. На одном столе лежали только кошельки и поясные сумки. Дамы прикрепляли их к поясу и держали там мелкие монетки, которые выдавали им мужья. Там также красовались кожаные чехлы для молитвенников. На следующем столе демонстрировались капюшоны и различные чепцы.

Кер гордо заметил:

— Даже у королевы Шебы не было ничего подобного!

Он подошел к одной из стоек и показал женщинам чудесный шелк цвета чайной розы. Обе они воскликнули от восхищения и протянули руки, чтобы пощупать восхитительную ткань.

— Это шелк из Китая, — пояснил Кер. — На сегодняшний день лучше шелка вы не найдете во всем мире. Сами китайцы называют этот оттенок «Поцелуй меня»! Мне нравится это название. Кажется, что в нем содержится поцелуй солнца и обещание — та женщина, которая наденет платье из этого материала, станет возбуждать желание в каждом мужчине.

Графиня подхватила конец ткани и приложила ее к щеке, затем к волосам.

— У меня непременно должен быть этот материал. Он мне очень идет. Корсаж у платья сделаем очень прилегающим, юбка будет обтягивать бедра, а потом перейдет в невероятно пышные складки. Рукава будут очень широкими в плечах, а потом пусть обтягивают руку до самых кончиков пальцев. Мне кажется, что тут подойдет отделка из тусклых золотых пуговиц.

Кер сразу превратился в услужливого и прозорливого купца. Он окинул графиню внимательным взглядом и сказал, что ей действительно очень пойдет этот цвет. Потом он обратился к Валери, взглянул на ее волосы и достал штуку бархата.

— А это подойдет для мадемуазель.

Бархат был синего цвета с изумрудным рисунком и очень шел к светлым волосам девушки.

— Рисунок называется «Глазки ангела», — сказал Кер и перекинул через плечо девушки часть отреза. — Восток не выдает своего секрета, как можно достигнуть подобного оттенка. Во Франции есть хорошие синие краски, но у нас нет ничего подобного. Мне кажется, что мы можем подобрать для отделки специальную золотую тесьму. У нас имеется огромный выбор.

Кер принес и другие материалы. Казалось, что каждый новый превосходил по красоте все предыдущие. Перед дамами расчистили стол, но вскоре он был завален кучей материй. На нем лежали великолепная шерсть и сатин для подкладки, александрийский бархат, турецкая ткань темно-красного цвета и атласы серые, коричневые, темно-синие, почти черные и цвета «любовной страсти». Гости заинтересовались материей под названием «Живое привидение», потому что эта ткань постоянно меняла свой цвет. Она казалась то серой, то синей, манила взгляд обещанием зеленого оттенка, она сверкала и переливалась.

То, что не подходило Валери, вполне устраивало Изабо, она не позволяла откладывать в сторону ни одного из предлагавшихся прекрасных образцов.

— Вы должны взять это, — говорил Кер, и куча тканей росла, словно миниатюрная Вавилонская башня.

«Эти вещи подходят для приданого принцессы», — изумлялась про себя Валери.

Графиня начала волноваться:

— Как мы сможем объяснить подобные траты? Всем известно, что в нашем семействе туго с деньгами, а Валери и вовсе является моей бедной кузиной.

— Можно сказать, что ей симпатизирует Жак Кер, — он ласково ущипнул девушку за щеку, — это на самом деле так.

Он начал подносить различные дамские штучки, и голова у девушки совсем пошла кругом. Там были связанные из золотых нитей сетки для волос; платки — настолько тонкие, что они казались совсем прозрачными; горжетки ярко-синего цвета; плотные куски вышитого турецкого бархата, которые прикрепляли поверх сорочек; чулки бирюзового, серо-жемчужного и ярко-желтого цветов.

Дамы уже не могли сдерживать свой интерес, когда дело дошло до обуви. Валери обомлела, когда Кер принес пару туфелек из зеленой кордовской кожи с загнутыми кверху носками, украшенными золотыми кисточками. Башмачки были маленькими и настолько изящными, что напоминали первые весенние бутоны. Девушка воскликнула от восхищения, когда Кер снял с нее башмаки и надел новые. Они идеально подошли ей.

— Я никогда не видела ничего более восхитительного! — радостно выдохнула девушка.

Валери была очень счастлива, когда купец принес вторую пару башмаков, также изготовленных из тонкой кожи, у них была бархатная подкладка кораллового цвета. Туфельки были отделаны жемчугом, сверкавшим, словно капельки росы. Застежки были золотого цвета.

— Эти башмачки с секретом, — объяснил Кер. — Если вы опускаете отвороты, значит, вы дали клятву. Любовную клятву, мадемуазель.

Кер кое-что оставил напоследок. То, что ему больше всего нравилось. У купца дрожали пальцы, когда он расстелил перед гостьями отрез вишневого цвета.

— У этой материи есть своя история. Она изготовлена в монастыре на юге Китая. Священники обладают некоторой магической властью, и у них есть множество разных секретов. Только они умеют изготавливать подобную ткань. — Он осторожно разгладил ее. — Ткань очень тонкая, но крепкая. Они изготавливают ее из шерсти новорожденных ягнят. На ощупь она мягка, как шелк, но очень теплая и прочная. Монахи говорят, что она может менять цвет, чтобы быть больше к лицу тому, кто ее носит. Но так случается, если ее носит человек, в чьем сердце нет зависти и злобы. Ткань предназначена для нашей маленькой мадемуазель. Она будет выглядеть в таком платье как дух осени или принцесса с высоких дальних гор, где была соткана эта материя. — Кер повернулся к графине и радостно улыбнулся. — Когда наша Галатея наденет наряд из этой материи, она станет прекраснее Елены и Клеопатры, вместе взятых!

Когда настало время покидать лавку, дамы почувствовали усталость.

— Вы подсчитали стоимость? — слабым голосом спросила Изабо.

— Стоимость? Это не имеет никакого значения. Дорогая графиня, за наряды отвечаю я. Если мы побьем англичан, то будем ходить по дорогам славы, и такой пустяк забудется. Если мы проиграем? В таком случае победителям достанется меньше добычи!

 

Глава 12

1

Герольд вытер руки о расшитую ливрею и подмигнул Гийометт:

— Клянусь святыми, они сегодня все такие мрачные! Гийометт взглянула на три молчаливые фигуры, сидевшие на возвышении. Они почти не разговаривали во время еды.

— Мадам сегодня грустна, а когда она несчастлива, всем остальным тоже приходится нелегко. Все очень просто.

Герольд потребовал разъяснений:

— Почему мадам в дурном настроении?

— Ты — просто дурак, если тебе нужно все объяснять, — насмешливо фыркнула служанка. — Сир д’Арлей не был здесь… уже месяц и три дня, — подсчитала Гийометт. — Разве этого не достаточно, чтобы у мадам было паршивое настроение? Она раздает колотушки направо и налево. Тем, кто находится с ней рядом, приходится нелегко.

Герольд внимательно посмотрел на госпожу. Она сидела очень прямо и смотрела перед собой.

— А почему господин д’Арлей не заходит? — спросил он.

— Возможно, он болен. А может, другая женщина очаровала его. Может быть, граф просил не посещать его дом. Откуда мне знать? У тебя мало мозгов, мальчишка, и я поражаюсь, как ты ухитряешься дуть в свой рог. — Служанка вдруг захихикала. — Ты бы видел, как она тебя изображает!

— Мадемуазель?

— А кто же еще? Конечно, мадемуазель. У нее это хорошо получается. Она изображает твое тупое выражение лица и повторяет твои глупые вопросы. Я ей сказала, что ей удается подражать тебе лучше всех остальных…

Герольд медленно повернулся к Валери. Ему была видна только ее голова и плечи, потому что стол на помосте был намного выше стола, за которым сидели слуги. Герольд обратил внимание на то, что девушка была нарядно одета. Чепец был из красивого синего бархата с отделкой из горностая, на ней был синий бархатный плащ. Девушка осторожно подносила ко рту консервированный имбирь. Движения ее были такими изящными, что она могла бы соперничать в этом с любой придворной дамой.

— Мадемуазель меня изображает? — Казалось, что эта мысль была ему приятна. Глаза герольда заискрились. — Гийометт, мне бы так хотелось это увидеть. Как это можно сделать, Гийометт?

— Она — умная девица, — гордо заявила служанка. — Какая хорошая актриса! Ты бы слышал, как она изображает господина Алана, когда он начинает злиться. Ты был бы вне себя от смеха! Она изображает старика Грасьена, у которого постоянно течет из носа, копирует и то, как он спотыкается и прихрамывает на одну ногу. Но я должна признать, что лучше всех она изображает тебя.

— А она изображает госпожу? Или господина графа? Гийометт резко оборвала герольда:

— Ты, бестолочь! Конечно, она не делает этого!

Графу де Бюрею было не по себе. Он ерзал в кресле и что-то бурчал про себя. Одна нога у него распухла и сильно болела. Граф поинтересовался:

— Ты что, Изабо, поругалась с моим братом? Графиня закатила карие глаза.

— Поссорилась ли я с Робином? Конечно нет. Почему ты так решил?

— Моя дражайшая супруга, — тихо заметил граф, — я могу подумать только так. Я давно уже не видел серьезного лица моего братца. Единственно, почему он тут долго не появляется, это ссора с тобой. Поэтому, если только эта страшная боль не лишила меня сообразительности… между вами была размолвка.

Граф откусил небольшой кусочек пирожного. Он поморщился, когда обнаружил, что начинка приготовлена из фиников. Графа так сильно мучила боль, что он не радовался даже своим новым нарядам. Сегодня на нем был разноцветный бархатный камзол. Правая сторона была коричневого цвета, левая — желтого. Камзол был абсолютно новым. Обычно новые вещи настраивали Рено на игривый лад.

Валери исподтишка наблюдала за супругами. Она понимала, что длительное отсутствие д'Арлея служило причиной многих неприятных семейных сцен, которые устраивала графиня. До сих пор от этого страдали только слуги, но Валери понимала, что вскоре очередь дойдет и до нее.

Девушка наклонилась вперед, чтобы посмотреть на графиню, и сказала про себя: «Внешне она выглядит спокойной, но внутри вся кипит от бешенства».

Изабо выглядела великолепно. На ней было платье, сшитое из материала, который они получили от Кера. Платье теплого коричневого цвета с золотыми бантами. Только женщина с безукоризненными плечами и грудью могла позволить себе сделать такой глубокий вырез!

— Я был при дворе сегодня, — сказал граф, пытаясь нарушить воцарившуюся тишину, — и принес новости, которые вам так же мало понравятся, как и мне.

— Неужели? — быстро спросила Изабо.

— Утром король прогуливался в саду с… Сердце мое, как вы думаете, кто же была эта счастливица?

— Антуанетта де Менелэ. Я в этом уверена.

— Правильно, с ним была хитрушка де Менелэ. Она семенила с ним рядом, заглядывая ему в лицо, и, как только он что-то изрекал, начинала радостно хихикать! — Граф недовольно взглянул на Валери, а потом добавил шепотом: — Ты не опоздаешь?

Изабо вспыхнула:

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе не нужно ничего объяснять. Мы прекрасно понимаем друг друга, радость моя. Когда я увидел Менелэ, шагавшую рядом с монархом, я начал волноваться и даже подумал, что «юное пополнение» может опоздать!

Изабо холодно ответила:

— Нет, я так не думаю.

— Почему вы так уверены? Я решил, что хитрая мерзавка попыталась сегодня утром полностью воспользоваться своим преимуществом.

— Она старается слишком сильно нажимать на короля и очень торопится.

Граф покачал головой:

— Не думаю, чтобы ты была права.

— Агнес Сорель еще жива. — Изабо говорила так тихо, что ее мог слышать только муж. — Ей все известно о поведении кузины, и она, безусловно, предпримет нужные шаги. Она вскоре появится рядом с королем. Она может быть бледной и усталой, но она все равно останется прелестной. Король будет снова покорен госпожой Агнес. Он ее никогда не сможет забыть. А вульгарную малышку Антуанетту отставит раз и навсегда.

Граф почесал нос и прищурился, глядя на решительное лицо жены.

— Мне сказали, что леди Агнес чувствует себя очень плохо и не может появляться на людях.

— Она не настолько больна, чтобы не проявить свою силу и не усмирить чересчур прыткую кузину. Она никогда не будет настолько больна, чтобы у нее не осталось сил очаровать короля Франции Карла.

Граф колебался. Было ясно, что его волнуют новости, которые он только что сообщил жене. Рено наклонился к Изабо и спросил:

— Тебе известно, что Жак де Лалэн снова в Париже? Изабо покачала головой:

— Меня никогда не волновали подвиги этого тупого быка.

— Тогда мне ясно: мой братец не сказал тебе, что у них должна состояться дуэль.

Изабо испытала шок и не заметила, что Валери была точно в таком же состоянии.

— Этого не может быть! Робин не мог быть настолько глуп… — Графиня не владела собой — у нее раскраснелись щеки. — Рено, неужели это правда?

— К сожалению, да. Оказывается, они встретились в тот же вечер, когда возвратился Робин, и поссорились. Насколько мне известно, бургундец настоял на отсрочке дуэли, чтобы овладеть новым видом сабли. Это немного обнадеживает. Робин хорошо владеет этим оружием. — Граф изменил позу. — Я начал расспрашивать о нем в надежде, что ты мне сможешь сказать что-нибудь обнадеживающее.

— Ты разве забыл, — в голосе Изабо прозвучала отчаянная надежда, — что король запретил дуэли?

— Этот закон ничего не меняет. Весь Париж сходит с ума при мысли, что можно увидеть бургундца в таком необычном бое. Даже воля короля не сможет остановить дуэль. — Граф помолчал. Казалось, им овладели неприятные мысли. Он поморгал и мрачно взглянул на жену. — Вот что я слышал. Дуэль состоится за городом. Они не станут объявлять, где именно, но в последний момент сообщат об этом избранным людям. Тогда офицеры короля не смогут их заранее обнаружить. В этом случае у них, по крайней мере, имеется надежда. Я не думаю, что король попытается их остановить. Его подданным подобный шаг не понравится, а его королевское величество не желает оскорблять чувства своих подданных.

Изабо не отрывала взгляда от собственной тарелки. Она долго молчала, а затем спросила напряженным голосом:

— У него есть шанс остаться живым?

— Весьма малый… Бургундец — великий противник.

— Эта дуэль не должна состояться! — В голосе графини прозвучали истерические нотки. — Я отправлюсь к королю и потребую, чтобы его приказ был выполнен!

Граф продолжал мрачно рассуждать:

— Сердце мое, это не приведет ни к чему хорошему. Он медленно покачал головой. — Всем хочется, чтобы дуэль состоялась. Если даже наш король потребует отменить ее, найдется способ, чтобы избежать этого.

— Где Робин? — Изабо была в панике. — Почему его нельзя уже сейчас взять под арест? Так часто предотвращали дуэли! Почему не могут приказать Жаку де Лалэну, чтобы он срочно покинул Париж? Неужели король не обладает никакой властью?

— Никто не может найти Робина и Жака де Лалэна. — Граф грустно вздохнул. — Они, видимо, постарались спрятаться, чтобы им не смогли помешать. Они появятся только завтра в условленном месте.

— Почему Робин никому об этом не сказал? Может, он действительно боялся, что его могут арестовать?

Граф утвердительно кивнул:

— Видимо, это так. Даже Керу ничего об этом не было известно до сегодняшнего дня. Он был при дворе и узнал обо всем вместе со мной. Я с ним разговаривал, и он, казалось, был вне себя. Он хотел просить короля предпринять что-либо, но ему ничего не удалось сделать.

Изабо начала возмущаться:

— Он что, сошел с ума? Ему так не терпится расстаться с жизнью? Рено, мы должны что-нибудь сделать!

— Женушка моя, тебе известно о Кодексе рыцарства? Мы ничего не сможем сделать.

 

Глава 13

1

Жак Кер скакал через мост Пти-Пон. Под копытами его коня бревна скрипели и раскачивались. Он подумал о том, что этот старый мост, который постоянно смывался поднимавшейся водой, мог обвалиться под толпой собравшихся людей. Всадники старались побыстрее миновать мост. Пешеходы тоже спешили и шипели, как разъяренные кошки, когда приходилось уступать дорогу всадникам. Иногда по мосту проезжали кареты.

Кер понимал, куда направляются все эти люди.

— «Страшный секрет», видимо, известен всему Парижу, — сказал он Никола.

— Господин, иначе и не могло быть.

Миновав мост, они поскакали быстрее. Проезжая мимо старой тюрьмы, Кер взглянул на ее стены.

— Наш правитель мог бы бросить в тюрьму всех, кто пожелал присутствовать на этой дуэли, — продолжал Кер. — Но тут, похоже, соберется весь Париж, никто не желает отказываться от этого удовольствия. Многие будут делать ставки на участников поединка. Мне кажется, что только у нас так мало чтут законы.

Они остановились у дома с единственным окном на оштукатуренном фасаде. Окно напоминало глаз Циклопа. Кер тихонько запел песню «Старик с гор». Через мгновение из дома вышел д'Арлей. Он надвинул на глаза шляпу, чтобы его не могли узнать, сел на лошадь, привязанную к тумбе, и отправился вместе с Кером и Никола. Кер внимательно оглядел молодого человека. Он понял, что д’Арлей старается собраться и успокоиться перед решающим испытанием.

— Вам все равно не следовало этого делать, — заметил Кер. — Вы могли бы остаться дома, и никто не заставил бы вас драться с де Лалэном. Вчера вечером я положил перед королем приказ арестовать вас и молил, чтобы он его подписал. Его величество покачал головой и заявил, что вы являетесь плохим подданным… Тот, кто ему в данный момент не нравится, всегда бывает плохим подданным. Он не пожелал предпринимать никаких шагов.

Я хотел сообщить ему место дуэли, он на это лишь усмехнулся и спросил, почему я считаю, будто он информирован хуже бедняков Парижа? Я также сказал ему, что, поскольку мы находимся в состоянии войны, Жак де Лалэн не является гражданином Франции и его необходимо немедленно выслать обратно в Бургундию. Ничего не удалось сделать. Кажется, нашему правителю приятно, что нарушается его же закон. Д'Арлей мрачно улыбнулся:

— Вполне возможно, Жак, король не прочь избавиться от дурного подданного.

— Если он станет избавляться от всех «дурных подданных», ему некем будет управлять, — возразил Кер.

Казалось, д'Арлей не понимал причину огромных толп.

— Что происходит? — спросил он. — Мне кажется, что начался очередной исход. Неужели неподалеку оказались английские армии?

— Вам не известно, что эти толпы собрались, чтобы посмотреть ваш поединок с бургундцем?

Д'Арлей изумленно взглянул на Кера:

— Всем сообщали, будто мы встречаемся в совершенно другом месте. Говорили, что никому не будет известно, где на самом деле состоится поединок.

— Вы будете биться на небольшом клочке земли справа от монастыря Шартрез, и сейчас туда двинулся весь парижский люд. Те два десятка людей, которым был известен секрет, поделились им с двадцатью тысячами остальных парижан. Вы не могли рассчитывать на что-либо иное. Это Париж!

— Я составил новое завещание, — сказал д'Арлей. Толпа была настолько плотной, что Кер и д’Арлей ехали, почти прижавшись друг к другу, поэтому Робин говорил очень тихо. — Все мои деньги, кроме одного условия, должны пойти на выплату долгов нашего семейства. Я назначил вас исполнителем моего завещания.

— Вы не хотели бы мне сказать что-то по поводу этого условия?

— Нет, нет, не сейчас, Жак. Это касается кое-кого… кому я сильно симпатизирую.

Кер мрачно промолвил:

— Может, Бог окажется милостивым и нам не понадобится заниматься завещанием?

Когда они прибыли на место, не могли поверить собственным глазам. Перед ними расстилалась плоская долина, поднимавшаяся с одной стороны. Склон был покрыт лесом. Арену ограждал с одной стороны склон, с остальных — павильоны и палатки. Площадка составляла двести ярдов в длину и примерно семьдесят ярдов в ширину. Вокруг толпился народ, но склон оставался свободным. Там были места для господ. Люди пытались встать повыше, для этого использовались повозки, пни, любые бугорки. Вокруг суетились фокусники, жонглеры, танцоры. Один сообразительный мясник вырыл длинную яму и развел в ней огонь — на вертелах жарились три бычьи туши. Когда дуэль закончится, у него не будет отбоя от желающих подкрепиться. Все будут до предела возбуждены кровавым зрелищем. Так уж повелось: из всего стремятся сделать праздник.

Всадники остановились на холме. Д’Арлей некоторое время смотрел на пурпурно-ржавую палатку в дальнем конце долины. Она была огромной. На длинном шесте развевался флаг Бургундии. Вокруг суетились люди, и ему стало ясно, что Жак де Лалэн со своим окружением уже прибыл. Палатка д'Арлея была гораздо меньше. Серого цвета с лазурной полосой и серебряными звездами фамилии де Бюрей на щите у входа. У палатки его ждал оруженосец и Хелион. Д'Арлей невольно сравнил скромность собственного окружения с помпой и роскошью вокруг противника.

Казалось, его уверенность впервые поколебалась. Взволнованный д’Арлей обратился к Керу:

— Я думал, что мы будем сражаться без такого количества любопытных. Жак, я не ожидал встретить здесь такие толпы. Должен признаться, что мне это не нравится.

Кер опустил руку на плечо д’Арлея.

— В присутствии зрителей вы станете сражаться еще лучше.

Проезжавший мимо них рыцарь крикнул своему знакомому:

— Пять монет ставлю на бургундца! ; Последовал насмешливый ответ:

— Могу предложить тебе то же самое. Бургундец победит одним взмахом сабли.

Кер тоже начал волноваться.

— В каком вы находитесь состоянии? Д’Арлей немного собрался.

— Я никогда прежде не был в такой хорошей физической форме. Много времени я посвятил тренировкам. Мышцы у меня теперь как из железа, и я могу долго сражаться, не чувствуя усталости. Бургундцу не удастся выиграть сражение одним взмахом сабли. Жак, я могу вам пообещать это.

2

Жак Кер мрачно смотрел на возбужденных знакомых рыцарей, их оруженосцев и герольдов, толпившихся у пурпурно-ржавой палатки. Он еще сильнее разозлился, увидев самого Жака де Лалэна. Великий рубака был обнажен. Он шагал взад и вперед, желая всем продемонстрировать силу своих широких плеч и огромных мышц на руках и ногах. На его лице застыло наглое выражение самодовольства, говорившее лучше любых слов: «Вы, жалкие людишки, вам когда-нибудь приходилось видеть нечто подобное?»

— Мы должны сразу прийти к решению, — нетерпеливо заговорил Кер.

— Все уже решено, — заявил бургундец. Он встал перед Кером и величаво развел руки. — Мне больше нечего добавить. На нас будут нагрудники и шлемы, но при условии, о котором я уже говорил. Господин купец, вам не стоит больше спорить.

— Мне придется передать господину д'Арлею, что ваша непомерная гордость не дает вам прислушаться к голосу разума и что вы не желаете слушать о честном соревновании.

Кер откинул шелковый полог палатки и вышел наружу. Единственная надежда была на бурю, которая собиралась разразиться вот уже много дней. Она могла бы помешать поединку. Кер взглянул на небо и, к своему ужасу, увидел, что облака разошлись и проглядывает солнце. Даже природа была настроена против них с д'Арлеем.

Окружающие начали сердито кричать, когда Кер вышел от де Лалэна. Он уже пару раз ходил от одной палатки к другой, пытаясь убедить наглого бургундца придерживаться первоначальной договоренности. Не зная настоящей причины задержки сражения, толпа ясно давала понять, что виноватым считает д’Арлея.

— Это что — встреча между двумя честными рыцарями или поединок умов и соревнование дипломатов? — слышался чей-то голос.

Голодранцы из первых рядов жаждали крови.

— Бой, бой, бой! — раздавались крики. — Жак, если твой дружок не боится бургундца, пусть больше не тянет время!

Напряжение достигло высшей точки, все боялись лишь одного: вдруг прибудут королевские офицеры и отменят дуэль. Кер крикнул:

— Бургундец желает поменять правила боя так, как это будет выгодно ему!

Но толпа не желала ничего понимать, продолжала орать:

— Бой, бой, бой!

Д'Арлей нервно расхаживал по палатке взад и вперед. Он повернулся к Керу и спросил взволнованным голосом:

— Удалось достигнуть соглашения?

— Я ничего не мог с ним поделать, — ответил Кер. Его глаза горели от ярости. — Этот де Лалэн повторяет, что, согласившись на ваш выбор оружия, он нанес себе вред и теперь его очередь ставить условия.

— Он не давал мне права на выбор. Мы решили это, бросив монетку.

— Я раз десять повторял ему это. Он в ответ говорит, что не станет с вами сражаться, если только на вас не будет надет нагрудник. Он добавил еще одно условие: в каждом нагруднике в районе сердца должно находиться отверстие. Причем вам необходимо сделать все точно так, как у него. Он говорит, что настаивает на нагрудниках не из страха, а только из чувства справедливости.

Д’Арлей нахмурился.

— Странное условие, — заметил он.

— У меня нет сомнений, что он таким образом пытается получить какую-то выгоду, — заметил Кер. — Советую вам не принимать его условие.

Д'Арлей помолчал.

— Мы больше не можем с ним спорить. Послушайте, как шумит этот народ! Они убеждены, что я затягиваю встречу. Жак, мне придется согласиться на его условия. Ради Бога, соглашайтесь на его требования, и нам пора перейти к делу.

— Ваше дело решать, — сказал Кер, но про себя подумал: «Он рвется прямо в объятия смерти. Но мои руки связаны и я больше ничего не могу сделать».

Д'Арлей спросил:

— Как будут делать отверстие в нагрудниках?

— Оружейник сразу этим займется. Он будет делать это на арене, чтобы всем было видно. — Кер немного помолчал, но потом высказал все, что у него накопилось: — Робин, подумайте еще раз, прежде чем соглашаться. Могу сказать только одно: этот человек, которого называют величайшим бойцом и самым благородным рыцарем во всем христианском мире, на самом деле хитер как лисица и готов перехитрить вас любым способом!

Д’Арлей мрачно усмехнулся и положил руку на плечо друга.

— Не бойтесь. Лучше скажите ему, что я согласен. — Он обратился к слуге: — Хелион, подавай мои самые лучшие одежды. Я должен быть нарядным как жених.

Кер попытался еще раз:

— Робин, мы с вами всегда одинаково относились к рыцарскому Кодексу.

Д’Арлей начал раздеваться. Он взглянул на Кера.

— Да, Жак, и мое мнение ничуть не переменилось.

— Но вы собираетесь сражаться с рыцарем, который гораздо сильнее и опытнее вас. Если вы выйдете из этого сражения живым, то только благодаря милости нашего всемогущего Бога. И все ради чего? Какая-то ссора из-за раздражения, вызванного лишним кубком вина. Вы готовы расстаться с жизнью из-за глупой ссоры?!

В жаровне палатки горел огонь, но все равно было очень холодно. Д'Арлея бил озноб. Он начал быстро одеваться, и это затрудняло разговор.

— Не могу отрицать, что ссора была действительно глупой.

— Тогда не следует соглашаться на сражение. И для этого есть немало причин, например, странные условия бургундца.

Д'Арлей покачал головой:

— Нет, дружище Жак. Наш спор может разрешиться только во время схватки. Должен вам признаться, что я не изменил моего мнения по поводу Кодекса рыцарства.

— Что я могу сделать или сказать, чтобы остановить вас, чтобы вы не жертвовали зря собственной жизнью?

В этот момент Хелион накинул д’Арлею на плечи кожаную куртку. Д'Арлей молчал, пока не застегнул ее.

— Вы думаете, что я смог бы жить, когда все вокруг считают меня трусом? — спросил он.

Кер беспомощно взмахнул руками.

— Рыцарский дух питается страхом и храбростью, — с горечью сказал он. — Большинство рыцарей поддерживают Кодекс, страшась того, что о них могут плохо подумать. Позвольте мне сказать, Робин. Сейчас настало время, когда вам не следует обращать внимание на подобные глупости. Франции необходимы храбрые сердца и сильные тренированные тела. Каков ваш настоящий долг? Вы должны сохранить жизнь, чтобы сражаться с англичанами, а не рисковать ею перед бургундским хвастуном, который не собирается принимать участия в войне.

— Разве вам не понятно, — упавшим голосом спросил д 'Арлей, — что мне завтра не позволят принимать участие в сражении против англичан, если я откажусь сегодня сражаться с де Лалэном? Так действует рыцарский Кодекс чести!

3

Когда Жак Кер подошел к склону холма, места, оставленные для знати, были уже заполнены. Он был настолько погружен в собственные мысли, что не заметил отряд копьеносцев без каких-либо опознавательных знаков на одежде. Они окружили площадку, на которой могли бы расположиться десять человек. Это было одно из лучших мест для обозрения поля боя, Кер решил, что площадку зарезервировал кто-то из знати.

На арену вышел герольд и остановился перед высокими гостями, чтобы сделать объявление об условиях проведения поединка. Громким голосом он объявил о том, что в нагрудниках будут вырезаны отверстия в виде сердечка. Пока он говорил, оружейник принялся за работу. Его хорошо видели все, стук молотка и стамески по стали словно подчеркивал сказанное герольдом.

— Храбрые рыцари и прекрасные дамы, — продолжал выступавший, — отверстие делается для того, чтобы сражающиеся никак не забывали главного — им следует постоянно защищать это место от сабли противника.

Толпа заволновалась, начались громкие обсуждения происходящего, ведь подобных условий никогда прежде не было.

Жак Кер продолжал возмущаться, но теперь уже молча: «Если бы людям было больше известно о предательствах и грязных трюках, происходящих на подобных поединках, они не стали бы так чтить Кодекс чести рыцарства».

Если бы Кер не был столь взволнован и возмущен, он мог бы оценить красоту, окружавшую его. Пожалуй, ни один период французской истории не мог превзойти XV век в умении ценить и подбирать цвета. Толпа, стоявшая вокруг арены, переливалась различными красками и оттенками одежды. То там, то здесь мелькали шляпы, плащи, платья, накидки, шали, перья чудесных оттенков красного, зеленого и синего цветов. Особенно хорош был синий цвет — гордость средневековья!

Нетерпеливая толпа стала напирать на палатки. Стражники с пиками время от времени приводили в себя возбужденных людей.

Герольд подошел к противоположной стороне арены и громко повторил свое объявление для простого люда. До ушей Кера долетали только отдельные слова: «быть начеку», «добрые люди и граждане»… Герольд призывал всех к порядку и спокойствию, что бы ни случилось во время поединка.

Справа от Кера началось какое-то движение, он увидел, как группа женщин и мужчин в масках направляется к охранявшемуся копьеносцами месту. Кер решил, что прибыли придворные. Он принялся рассматривать их. Женский голос произнес его имя:

— Господин Кер!

Это была Валери в сопровождении одного из пажей семьи де Бюрей, молодого парнишки в плаще с чужого плеча. Плащ болтался на его тощем теле, а рукава доходили до кончиков пальцев. Валери была в красивом вышитом плаще с воротником из коричневого меха, прелестно обрамлявшим ее личико. На голове у нее была шляпа из того же самого меха.

— Я не могла не прийти, — грустно проговорила девушка. — Господин Кер, это правда, что… ему грозит страшная опасность?

— Да, дитя мое. Он может сильно пострадать, а мы ничего не можем сделать, чтобы ему помочь. — Кер строго взглянул на Валери. — Как получилось, что вы оказались здесь? Графиня позволила вам приехать сюда?

— Нет, сударь. Они, моя кузина и граф, давно отправились сюда, а я… упросила Фроя взять меня с собой. Я не могла сидеть дома, пока он, то есть господин д'Арлей, находится в опасности! Господин Кер, он был всегда очень добр и внимателен ко мне.

— Я не видел здесь ни графини, ни графа де Бюрей. Девушка улыбнулась.

— Господин Кер, мне кажется, что им сообщили другой адрес, и боюсь, что они до сих пор находятся там. Фрой знал, что план поменялся и поединок состоится именно здесь. — Улыбка быстро покинула лицо Валери. — Господин Кер, неужели ничего нельзя сделать?

— Ничего. — Кер грустно покачал головой. — Единственное, что мы можем, дитя мое, это стоять и наблюдать… и молиться, чтобы Бог и ангел-хранитель д'Арлея позаботились о нем и помогли благополучно закончить поединок!

Разговаривая с девушкой, Кер наблюдал за прибывавшими господами. Вдруг он увидел, казалось, невозможное. Ветер сорвал маску с одной из дам. Она инстинктивно прикрыла лицо руками и воскликнула:

— Святая Агнес!

Когда женщина поняла, что маску уже не поймать, она рассмеялась и громко сказала:

— Сир, со мной сыграл шутку ветер, теперь я могу прикрывать лицо лишь руками. Но это довольно глупо. Не уехать ли мне вообще отсюда?

Жак Кер быстро обратился к Валери:

— Дитя мое! Встаньте передо мной и взгляните направо на леди без маски. Валери, как следует рассмотрите ее. Это очень важно. — Кер наклонился и шепнул девушке на ухо: — Это Агнес Сорель!

Девушка послушалась и долго разглядывала бледную, прекрасную женщину, владевшую сердцем короля. Она увидела, что лицо фаворитки его величества было не только бледным, но и очень худым, а глаза, несмотря на ее игривое поведение, были очень грустными. Валери обратила внимание также, что руки госпожи Агнес были очень худыми и казались прозрачными.

— Ну как, дитя мое? — шепотом спросил ее Кер.

— У нее самое прекрасное и милое лицо в целом мире, — восхищенно заявила Валери. — Я думаю, сударь, о том, как вы ошибались, решив, что я ее напоминаю. Это невозможно! Она не только восхитительна! В ее глазах горит особый огонь, подобного которому нет ни у кого!

— Я не ошибся, — тихо промолвил Кер. — Дитя мое, вы ее точная копия. Если вам удастся прожить подобную жизнь и страдать, как пришлось страдать ей, возможно, у вас в глазах появится тот же огонь и будет такое же выражение лица. Все это говорит о стойкости духа и благородстве этой женщины.

— Моя кузина правильно говорила о госпоже Сорель. Она как-то сказала графу, что вскоре Агнес Сорель появится при дворе — бледная и больная, но прекрасная, как прежде, и она легко расправится со своими врагами!

Кер помолчал.

— Моя стойкая Сорель! — прошептал он, моргая, словно хотел стряхнуть непрошеную влагу. — Вы правы, дитя мое, она по-прежнему прелестна! И ей удалось расправиться со всеми врагами! Если бы мне было дано всегда полагаться на ее поддержку! Тогда вообще не возникало бы проблем и не было никакой опасности для Франции!

Одна из дам — Кер не знал ее — сняла собственную маску и отдала ее Агнес Сорель. Мадам, улыбаясь, поблагодарила ее и что-то сказала королю. На нем была маска домино, полностью скрывавшая лицо. Он кивнул и тоже улыбнулся находчивой даме.

Среди толпы распространился слух, что король Франции приехал на поединок. Люди не сводили глаз с группы в масках.

Валери встала на прежнее место, откуда она не могла видеть придворных.

— Вам удалось увидеть короля? — шепотом спросил ее Кер. Девушка отрицательно покачала головой:

— Нет, нет, сударь. Я подумала, что ближайший к ней мужчина должен быть королем, но я… не посмела на него взглянуть.

Кто-то потянул Кера за рукав. Он увидел стоявшего рядом молодого человека в черной одежде бомбардира. Кер стал разглядывать его: приятное лицо, голубые глаза… Было заметно, что молодой человек очень взволнован.

— Я — Алан де Керсэ и прошу вас уделить мне немного времени.

Керу показалось знакомым это имя.

— Алан де Керсэ… Вы — кузен Жака де Лалэна?

— Да, господин Кер.

— Он не желает, чтобы вы служили в бомбардирах? Это именно о вас он говорил?

— Да, сударь. — Алан де Керсэ осторожно оглянулся и понизил голос. — Жак — великий странствующий рыцарь, и я им очень горжусь. Но должен признаться, что он весьма упрям, а порой даже слеп. Эта дуэль — результат того, что я решил стать бомбардиром. А он категорически против.

— Мне все ясно. — Кер продолжал с интересом разглядывать лицо молодого человека. Он понимал, что юноше приходится нелегко. — Мне кажется, что вы собираетесь сказать нечто важное.

— Да, сударь. Мне придется вам кое в чем признаться. — Юноша начал говорить еще тише. — Мне кое-что известно. Именно то, что может пригодиться господину д’Арлею. Я даже хотел об этом сказать ему, но, сударь… я никак не мог на это решиться. Господин д'Арлей может защищать наше дело, но… рассказать ему все… это будет предательством… Я не знаю, что мне делать. И поэтому я ничего не сделал.

Кер положил руку на плечо юноши.

— Вы мне можете сказать, в чем же, собственно, дело? Алан де Керсэ заколебался. Потом заговорил так тихо, что Кер с трудом различал слова:

— Наверное, мне лучше все рассказать вам, а решать вы станете сами. У Жака слабые глаза, и он не может сражаться против солнца. Поэтому он всегда предпринимает такой маневр, чтобы против солнца оказался его противник. Если бы его противнику было известно об этом, он мог бы воспользоваться этим и тогда у них были бы более равные шансы. Нам всем прекрасно известно, что мой кузен гораздо сильнее сира д'Арлея и, конечно, он более опытный.

У Кера сузились глаза, когда он обдумывал важность сообщенных ему сведений.

— Я мало разбираюсь в поединках, но мне кажется, что это могло бы нам пригодиться. Я уверен, что это необходимо сообщить господину д'Арлею.

— Мне нужно к этому еще кое-что добавить. Мой кузен всегда приходит в ярость во время поединка. Он не будет удовлетворен, пока не убьет своего противника. Если лезвие его оружия находит слабое место у противника, он с силой вонзает туда кончик меча или сабли. И… еще, сударь. Ему будет нетрудно найти сердце сира д'Арлея. То, что я вам сейчас скажу, может погубить честь семейства, но я не могу молчать. Господин Кер, он готовился к дуэли и настаивал только на одном условии — чтобы над сердцем в нагруднике было вырезано отверстие. Он нашел учителя фехтования такого же роста и веса, как сир д’Арлей, и практиковался с ним каждый день. На доспехах этого человека красной краской было отмечено сердце, и Жак два месяца тренировался, чтобы легко попасть в эту отметку.

— Я всегда подозревал что-то нечестное в этом его условии — надеть доспехи с отверстием! — воскликнул Кер.

На лице Алана де Керсэ показался яркий румянец.

— День за днем он поражал эту отметку! Он больше ни на что не отвлекался! Каждый раз сражение шло по одному и тому же сценарию. Де Лалэн всегда побеждал.

— Он к тому же настоял, чтобы на них, кроме нагрудников, были надеты шлемы. То есть если д’Арлей коснется тела де Лалэна, он не сможет причинить ему вреда. И так могло произойти сотни раз! Так вот что называется духом рыцарства! — Кер схватил юношу за руку. — Алан, я должен сразу пойти к моему другу и все ему рассказать! У Жака де Лалэна и так множество преимуществ — его вес, сила и опыт! Теперь д'Арлей имеет шансов выжить не больше, чем ягненок, ведомый на заклание! Вы не против, если я все ему расскажу?

Юноша покачал головой.

— Нет, сударь, — шепнул он. — Мне следовало бы набраться храбрости и самому все сказать ему. Если вы успеете его предупредить, возможно, нам удастся спасти господина д'Арлея от последствий моей нерешительности и слабости.

Но было уже слишком поздно.

Копьеносцы преградили путь к арене. Послышался звук труб, и это означало, что противники уже на поле брани.

4

Жак де Лалэн вышел из палатки. Перед ним, трубя, гордо вышагивали два герольда. Вымпел бургундца развевался на ветру и с силой шлепал по древку. Де Лалэн оказался в центре арены в то время, когда Кер вернулся на свое место у склона холма. Бургундец самодовольно помахивал рукой в стальной перчатке в ответ на приветствия зрителей.

Прославленный чемпион был одет во все белое, начиная от вьющихся перьев на шлеме и кончая кожаными лосинами, на нем была надета железная юбочка, закрепленная на его талии. Сталь нагрудника была тщательно отполирована и сверкала на солнце. Бургундец казался огромным!

Многие симпатизировали д'Арлею, но это не помешало им громко приветствовать де Лалэна. Он был живым воплощением культа силы, царившего тогда. Этого великана никто и никогда не побеждал.

Собравшимся очень хотелось взглянуть на бургундца в действии, ради этого они готовы были пожертвовать жизнью своего собрата француза. Главным для этих людей было интересное, захватывающее зрелище.

Послышались первые сигналы. Звук труб герольдов д 'Арлею казался слабоватым по сравнению с громким голосом труб противника. Однако сам рыцарь из Анжу выглядел вполне впечатляюще. Он спокойно, с достойным видом спускался по склону холма на арену. Казалось, это аристократ едет по своим привычным делам, а не рыцарь спускается на поле смертельной схватки.

Оруженосец д'Арлея, который нес его саблю, забыл надеть ливрею с гербом семьи де Бюрей, был этим очень смущен и постоянно спотыкался.

Кер взглянул на Валери. Она была смертельно бледна.

— Бог милосерден, — сказал Кер. — Бог поможет ему одолеть этого кровожадного Голиафа, как это удалось в свое время Давиду.

Наверное, многим из присутствующих здесь в голову пришла та же мысль. Кто-то из королевского окружения взглянул на д'Арлея и громко сказал:

— Ему не помешала бы рогатка!

Но сражение открыл д'Арлей, он это сделал настолько энергично, что бургундцу сразу пришлось защищаться. Де Лалэн поменял позу и чуть не потерял равновесие. Зрители приветствовали его громкими криками. Всем стало ясно, что поединок будет неоднозначным и интересным.

Собравшиеся наблюдали за сражением. Многие старались пробраться поближе к арене, чтобы лучше видеть происходящее. Зрители следили за саблей д’Арлея, которая вилась вокруг, как им казалось, инертного лезвия де Лалэна. Сталь сверкала и громко звенела. Удары с той и с другой стороны были быстрыми и неожиданными. Люди привыкли следить за тяжелым мечом. Новое оружие, о котором так много рассуждали парижане в последние дни, казалось, обладало магической силой. Создавалось впечатление, что бургундец никак не может приспособиться к новому оружию. Он пошатывался и спотыкался, напоминая злобного неуклюжего медведя, которого начали травить собаками.

Жак Кер приободрился и каждый раз, когда кончик сабли д’Арлея громко царапал доспехи противника, поднимал в воздух палец. Движения сабли напоминали быстрые касания змеиного языка. Через несколько минут Кер поднял обе руки.

— Если бы бургундец не был таким хитрым и лживым, он был бы уже мертв! — воскликнул Кер.

Несмотря на то что недели тренировок так и не научили Жака де Лалэна драться саблей, пока пострадали только его доспехи — на них остались царапины от оружия д'Арлея. Алан де Керсэ коснулся руки Кера и сказал:

— Сударь, эти царапины — просто ерунда, Боюсь, что нужны удача и настоящее умение, чтобы покончить с де Лалэном.

Толпа с интересом наблюдала за сражением на саблях. Люди часто видели поединки и стали хорошо разбираться в ходе боя. Кто-то из окружения короля заметил с одобрением:

— Это оружие кажется мне благородным, пожалуй, ему необходим острый укус эпиграммы.

Кер услышал замечание и кивнул в знак согласия. Он вспомнил слова д'Арлея, что когда-нибудь сабля и шпага будут считаться оружием, достойным аристократов.

Прошло еще несколько минут. Алан де Керсэ взглянул на Кера и спросил:

— Сударь, как вы думаете, что у них происходит? Кер уверенно ответил:

— Робин коснулся де Лалэна уже десяток раз. Насколько я мог разобрать, Жак де Лалэн всего лишь раз смог прорвать его защиту.

Казалось, де Керсэ что-то не дает покоя.

— Господин Кер, — сказал юноша после некоторого молчания, — это единственное касание было всего лишь на расстоянии дюйма от незащищенного сердца господина д’Арлея.

— Робин тоже наносил ему уколы рядом с отверстием.

— Это правда, но я следил за поединком очень внимательно и кое-что заметил: мой кузен делает не очень много выпадов, но каждый раз его отделяет всего лишь крохотное расстояние от конечной цели. Он старается зря не расходовать силы, и боюсь, что вскоре он нанесет окончательный удар.

Кер ответил не сразу. Его взволновали слова де Керсэ, и он стал неотрывно следить за поединком. Кер убедился, что юноша был прав в отношении бургундца. Казалось, что Жака де Лалэна совершенно не волновали наскоки д’Арлея. Он был уверен, что его защитят доспехи. Его ответные удары не менялись; прямой удар сразу от плеча, за которым стояла его огромная сила.

— Робин должен побыстрее закончить поединок, — произнес Кер.

— Да, сударь. Если он не поторопится, дело может закончиться очень плохо.

Никто из них не заметил, что Жак де Лалэн сражался спиной к солнцу, а д'Арлей был вынужден щуриться от слепящих лучей. Сражение продолжалось, и стройная фигура в простых доспехах все время пыталась наступать. Бургундец крепко стоял на массивных ногах-столбах и почти не двигался. Только иногда он отступал на шаг при особенно активной атаке. Его фигура внушала уверенность, белый плюмаж на шлеме почти не шевелился — это был явный признак того, что он выжидает удобного случая.

Кер начал волноваться. Он понимал, что сами тяжелые доспехи могут сильно изматывать д'Арлея. Сколько еще он сможет наступать?

— Бог и святой Мартин, помогите ему поразить цель! — тихо шепнул Кер, испытывая ужасный страх. — Если он быстро не сделает этого, он погибнет сам!

Кер взглянул на Алана де Керсэ и увидел на его глазах слезы.

— Мне кажется, что для него вскоре все будет кончено, — заметил молодой человек. — Господина д'Арлея может спасти только чудо.

Но пока удачи не наблюдалось. Бургундец спокойно отбивал атаки и постоянно пытался нанести удар по противнику. Через секунду молодой человек резко крикнул:

— Смотрите!

Д'Арлей двинулся вправо, и бургундцу пришлось повернуться. Ему явно стало не по себе — солнце светило прямо в глаза. Понял это д'Арлей или нет, но он старался не позволить бургундцу вернуться в прежнее положение. Результаты не замедлили сказаться. Великий чемпион потерял уверенность в себе. Он неуклюже защищался и вновь стал похож на медведя, которого травят псы.

Алан де Керсэ промолвил:

— Господин д'Арлей сам обнаружил его слабое место!

— И поспешил этим воспользоваться!

— И теперь, — в голосе молодого человека послышались радостные нотки, — Жак поймет, что значит сражаться в невыгодной позиции.

— Дай Бог, чтобы это не было слишком поздно.

Они не сводили взгляда с клинка д’Арлея и видели каждый его удар, который бы мог привести к победному концу. Они наблюдали, как д’Арлей на секунду остановился и начал кружить справа от де Лалэна. Он сделал ложный выпад и воткнул клинок прямо в отверстие над сердцем. На этот раз де Лалэн не был готов ответить. Удар был нанесен точно.

Великий рыцарь покачнулся. Все поняли, что конец лезвия д’Арлея попал в незащищенную часть груди.

Кер и де Керсэ не могли вымолвить ни слова. Они продолжали молчать и когда вокруг бесновалась толпа! Кер с благодарностью перекрестился, увидев, что лезвие сабли д 'Арлея находится в груди де Лалэна.

Они не учли огромную силу бургундца. Он все еще пытался нанести противнику ответный удар. Де Лалэн был серьезно ранен, но ему удалось поднять саблю и направить ее в сторону врага. Жак Кер и де Керсэ молились, чтобы д'Арлею повезло и на этот раз. Они увидели, как сабля бургундца двинулась к отверстию в доспехах д'Арлея. Поединок продолжался…

 

Глава 14

1

От графа де Бюрея прибыл герольд с поручением. Д'Арлей находился в доме на рю Греньесюр-Л'О, он стоял у окна и смотрел на то, как снег застилает белой пеленой все вокруг. Снег падал, не переставая, вот уже несколько часов подряд. Он лег толстым слоем на крыльце, покрыл белым ковром крыши и заполнил канавы. Каждое окно, каждый выступ, башенка, колонна, лесенка получили великолепную, сверкающую белизной горностаевую накидку, которой могла бы позавидовать любая богатая светская дама.

Слуга принес д’Арлею послание от Рено. Тот нацарапал на небольшом листке бумаги своим неразборчивым почерком, что у него имеется очень важное сообщение для Робина и он должен немедленно приехать. Сам же граф болен и никак не может покинуть свое родовое поместье.

Д'Арлей среагировал сразу же. Он объявил, что должен немедленно ехать к старшему брату. Д'Арлей понимал, что его лечащий врач Робер де Пуатеван будет крайне возмущен таким бесшабашным поведением пациента, но все-таки решил не откладывать визит.

На улице д’Арлея окружила толпа. Здесь собрались люди разного возраста, богатые и бедные. Большинство из них прибежали с соседних улиц, всем хотелось получше рассмотреть героя, дравшегося на дуэли с самим бургундским великаном и одержавшего победу над ним. Люди стояли по колено в снегу, ежились от непривычного холода, но не расходились. Какой-то парнишка с трудом прокрался к д’Арлею и с благоговением и радостью дотронулся до его сабли.

Когда д’Арлей прибыл наконец в дом брата, там было темно и очень холодно. Слуги, у которых зуб на зуб не попадал, старались как можно глубже спрятать руки в рукава и закрыть голову воротником. Было слышно, как наверху завывает ветер, повсюду хлопают ставни и двери, а вымпелы на стенах бьются о стену. Свечи мерцали, а очаг в переднем зале вместо тепла испускал клубы дыма.

Д'Арлей нашел брата в небольшой комнате наверху. Он закутался в красный халат с капюшоном. Курносый нос бурого цвета напоминал червяка, свернувшегося среди цветов герани. Тепла от очага не хватало, и граф приказал, чтобы раскаленные угли поместили рядом с ним на полу. Он держал на подпорках свои озябшие ноги. Подпорки были привязаны к креслу и выглядели довольно забавно. Кроме того, это сооружение было весьма ненадежным. Граф заморгал, увидев перед собой брата, и указал ему на кресло.

— Ха, герой Парижа! — фыркнул он. — Да что это я говорю — герой всей Франции! Тебе известно, что твое оружие сразу же стало легендарным и теперь восхваляется наравне с плащом-невидимкой?! — Граф начал бормотать что-то непонятное. — Братец мой, тебя не забудет история. А я, Рено де Бюрей, глава семейства, глава одной из самых старых и благородных французских фамилий, но вот обо мне никто даже не вспомнит. Мне следует тебя поблагодарить, братец Робин. Меня стали приветствовать люди, которым я никогда не нравился. Даже Дюнуа бросил мне приветствие, как бросают кость паршивой собачонке. Меня отводят в сторону и поздравляют. И все потому, что я — брат господина д'Арлея. Тебе все это не кажется ироничным?

Д'Арлей сел рядом с братом.

— Если подставка сломается или у тебя соскользнет с нее нога, — сказал он, — ты сможешь стать более известным, чем я, тебе, Рено, удастся открыть новый способ лечения подагры.

Граф не обратил внимания на предупреждение. Он подкрутил кончик уса и продолжал:

— Ты у нас национальный герой, и конечно, твой брак становится весьма важным. Поэтому наш король взял это дело в свои руки. Мне сообщили, что у него есть невеста для тебя и он вскоре тебя вызовет, чтобы проявить к тебе монаршью милость.

Рено заинтересовал д'Арлея. Робин повернулся к брату и взглянул на него с ужасом и волнением.

— Как странно, что наш повелитель, который прежде никогда не обращал на меня внимания, вдруг стал интересоваться моими делами.

— Это стало неотвратимым в тот момент, когда конец твоей сабли коснулся груди бургундца. Тебе удалось его убить, и теперь ты стал важным человеком. Ты представляешь собой ценность… Робин, тебе повезло. Девушке еще нет тринадцати лет, и она находится под покровительством королевы. Свадьба состоится без промедления, но, конечно, пока придется подождать годик-другой с реальным исполнением супружеских обязанностей. Король очень симпатизирует девице… Она такая милашка, с карими глазками, темными волосами и милой фигуркой. Она разговаривает очень вежливо: «Да, возможно, благодарю, может быть, пожалуйста». Из нее выйдет послушная жена, и она тебе понравится.

— Может, ты мне все-таки скажешь, как ее зовут?

— Аморетта де Л'Ангинэ.

— Я никогда о ней не слышал.

— Это богатая вишенка. Отец оставил ей богатое поместье к востоку от Арманьяка. Наш король позаботился о том, чтобы поместье не разграбили жадные руки. Твой дружок Кер тщательно за всем приглядывал. Я уверен, что ее приданого хватит на всех нас. — Граф внезапно наклонился и с драматическими нотками в голосе произнес: — Несмотря на все это, — он погрозил брату пальцем, — я позвал тебя сюда, чтобы предупредить и предостеречь от данного союза. Это может стать страшной ошибкой. Тебе следует побыстрее убраться, пока ты не предстал перед королем. Ты меня понял? Уезжай сразу, сегодня же!

Д’Арлей был поражен.

— Ты многие годы твердил, что мне нужно взять богатую жену. Сейчас за нас все спланировал сам король, и ты говоришь мне, что я должен избежать брака и удрать отсюда прочь. Ты это говоришь серьезно?

— Робин, внимательно меня выслушай. Я — глава семейства и требую, чтобы ты меня послушался. — Граф сильно волновался. — Разве тебе не ясно, что теперь нам представился шанс сделать семейство де Бюрей самым влиятельным во всей Франции?

— На чем основано твое мнение?

— Прошло три месяца с тех пор, как ты видел маленькую кузину. Я хочу, чтобы ты взглянул на нее теперь. — Граф хитро усмехнулся. — Ты увидишь, как она поразительно изменилась. Если у тебя были какие-то сомнения в успехе задуманного, теперь они исчезнут… Если она сможет завоевать внимание некоей особы, тебе необходимо будет сразу же на ней жениться. Муж на заднем плане — это лучшая защита для дамы… Почему бы тебе не стать этим счастливцем? Если ты на ней женишься, сможешь контролировать все государственные дела с помощью ее влияния на короля.

Д'Арлей был настолько поражен, что на какое-то время отключился. Потом вдруг громко расхохотался.

— Наверное, ты серьезен, но я считаю все сказанное тобой, Рено, лишь шуткой. Но, заметь, шуткой… весьма дурного тона. Тебе следует понять — я не стану рогоносцем, даже для удовольствия его королевского величества. Теперь, с твоего позволения, я поздороваюсь с дамами и вернусь в постель, которую мне не следовало покидать.

Граф, казалось, был спокоен и невозмутим. Он кивнул в знак согласия.

— А я, Робин, и не ждал, что ты сразу согласишься. Наоборот, я полагал, что ты станешь сопротивляться, фыркать, выпускать огонь и громко протестовать. Твой ум всегда напоминал мне незрелый сыр, внутри которого происходят процессы ферментации и кипят высокие идеи. Робин, я прошу только об одном — чтобы ты сам подумал обо всем хорошенько. Чем больше ты станешь об этом думать, тем более умной тебе покажется моя идея. Но пока лучше держись подальше от королевских объятий. Мой совет — побыстрее отправляйся в Арлей, если только позволит погода.

— Если я даже буду думать в течение ста лет, мое мнение не изменится. Семья никогда не станет влиятельной и богатой с помощью грязных махинаций… По крайней мере, если все зависит от меня. Что касается короля, я могу сказать ему «нет» так же легко, буду я в Арлее или останусь здесь. Я не собираюсь бежать отсюда.

— Изабо сейчас у королевы, а маленькая кузина вскоре начнет урок танцев с учителем. Я полагаю, — граф хитро взглянул на брата, — мы поднимемся наверх и понаблюдаем, как проходит урок.

Граф убрал ноги с подставки и осторожно коснулся пола.

— Ноги перестали болеть! — радостно воскликнул он. — Это походит на чудо. Я могу не только ходить, но даже станцевать пару па, если мне захочется это сделать.

2

Граф повел брата в комнату, которая использовалась для сушки белья. Вдоль стен были натянуты две веревки, на которых висели интимные дамские вещички. Это была большая комната, которая прежде использовалась в иных целях: в одном ее конце находилась часовня. Ширмы убрали, и стали видны остатки алтаря. Бедное семейство де Бюрей не имело возможности содержать часовню.

Когда братья вошли в комнату, Валери беседовала с Кером. Девушка стояла лицом к двери и сразу же увидела д 'Арлея. Она направилась к нему, улыбнулась и протянула вперед руки. Валери не сказала, что очень рада видеть д'Арлея, не выразила радости по поводу его подвига и быстрого выздоровления после ранения. Она вообще ничего не сказала. Но глаза не могли ничего скрыть. Ее глаза говорили, что этот неожиданный визит стал для нее счастьем, что она страдала, когда д’Арлей долго не появлялся.

Д’Арлей никак не мог найти подходящих слов. Брат оказался прав, предупреждая, что его ждет сюрприз. Девушка выглядела более зрелой и серьезной. Она похудела, как будто ее утомили уроки и наставления, у нее даже немного ввалились щеки и под глазами наметились тени. Несмотря на это, а может, именно благодаря этому она казалась более прелестной, гораздо более привлекательной, чем во время их первой встречи. Она грациозно ступала и держалась с большим достоинством. Волосы Валери был собраны в прическу и по-прежнему переливались золотистыми оттенками. Казалось, что они вот-вот рассыплются и упадут на плечи непослушными локонами.

Д'Арлей смотрел на Валери и понимал, что никогда не женится на королевской протеже.

«Я влюбился второй раз в жизни, — думал он, — и второй раз по воле обстоятельств не могу быть со своей избранницей. На этот раз я влюбился сильно, на всю жизнь, и мне придется смириться с тем, что я проведу ее остаток в одиночестве».

Д’Арлей нарушил тишину:

— Мадемуазель, прошло много времени с тех пор, как я вас видел…

— Сударь, мне повезло больше, — заметила девушка, — я вас видела всего месяц назад.

Д'Арлей был настолько поражен, что взглянул на Кера, словно ожидая подтверждения. Тот улыбнулся и утвердительно кивнул:

— Это правда. Мадемуазель присутствовала на дуэли. Один из пажей этого семейства знал место дуэли, Валери уговорила его отвезти ее туда. Мадемуазель стояла рядом со мной и переживала за вас, д’Арлей.

— Сударь, надеюсь, что мне больше никогда не придется так сильно волноваться, — заметила Валери.

— Старик Рикардо ждет начала урока, — заметил граф. Он переминался с ноги на ногу и крепко потирал руки. — Нам следует начать урок танцев, чтобы окончательно не замерзнуть.

Учитель был немолодым итальянцем с огромным колышущимся животом. Он вышел в центр комнаты. Несмотря на немалое брюшко, он легко двигался.

— Чем мы будем заниматься сегодня, милорд и мадемуазель? — тонким птичьим голосом спросил итальянец. — Может, мадемуазель пройдет движения паваны? Это очень грациозный танец.

Графу предложение не понравилось.

— Павана? Это же танец для старых вдов лет пятидесяти и стариков, страдающих ревматизмом, которые способны только ползать. Господин учитель, я предлагаю что-нибудь жи-венькое. Можно, конечно, и павану, но только с разными вариантами, элементами куранты. Должен вам сказать, что в мое время я был лучшим танцором куранта во всем Анжу. Ха, вы бы видели, как я поднимал партнершу в воздух. Ее юбки взлетали так высоко…

Граф замолчал и принялся напевать мотив куранты. Он встал на цыпочки, поднял руки над головой, качнулся, щелкнул каблуками и крикнул:

— Э-э-э!!!

Кер спросил у Рикардо, каковы успехи его ученицы. Крупное лицо расплылось в улыбке.

— Сударь, может, мне не стоит ничего говорить в присутствии мадемуазель, но должен признаться, что она стала весьма приличной танцоркой. Она двигается так грациозно. У меня никогда не было лучшей ученицы!

— Пора начинать! — Граф взял Рикардо под руку и повел в центр комнаты. — Итак: музыку и танцы! Начнем с паваны!

Кер пригласил д’Арлея сесть рядом с собой на скамью, стоявшую у стены. Они следили за подготовкой к уроку, то и дело склоняя головы набок, потому что висевшее на веревке белье мешало наблюдать за происходящим. Кер тихо сказал д'Арлею:

— Когда вы пришли сюда, у вас было дурное настроение. Я решил, что граф рассказал вам о выборе короля.

— Да, и это мне неприятно, потому что придется не согласиться с решением его величества. Я не собираюсь жениться на этой малышке.

— Робин, она является весьма лакомым кусочком. Вам не следует совершать ошибки. Есть множество придворных, которые отдали бы все, лишь бы очутиться на вашем месте. Кер внимательно взглянул на друга. — Вы мне не расскажете, почему возражаете против этого альянса?

Д'Арлей решил не выдавать истинных причин.

— Мне сейчас совсем не хочется вступать в брак. Возможно, мне просто не хочется, чтобы кто-то, кроме меня самого, занимался устройством моей личной жизни. Пусть это даже сам его величество король.

— Но вы вообще-то собираетесь жениться? Д'Арлей ответил не сразу.

— Конечно, мне рано или поздно придется жениться. Вам известно, в каких долгах находится мой братец. Но все-таки жениться просто из корысти, на деньгах я не способен. Это не для меня, господин Кер.

— Это действительно касается только вас, д’Арлей. Вы и должны решать, — согласился Кер. Он не пытался разубедить д'Арлея. — К счастью, вы сейчас можете спорить с королем. Вы стали национальным героем и его величество не захочет напороться на народный гнев, если ему в голову придет мысль наказать вас.

Пока они разговаривали, Валери танцевала под присмотром старика Рикардо. Она исполняла величественные па из паваны. Девушка величаво держала головку, слегка покачивалась, поворачивалась и делала реверансы. Затем последовали более быстрые па. Девушка держала руки на бедрах и быстро стучала каблучками по полу в такт музыке. Валери лихо приподняла широкие юбки и, покачиваясь, стала быстро перебирать ножками. Когда Валери остановилась, щеки у нее горели, глаза сверкали.

Кер наблюдал за девушкой, она достала из рукава веер и начала обмахиваться им.

— Ну, что вы о ней думаете? — спросил он д'Арлея. — Я просто поражен и не могу поверить собственным глазам, — ответил молодой человек. — Валери стала совсем другой. Это просто чудо.

— Да, это чудо. У нее изменился даже голос. Вы заметили, что он стал более низким и уверенным? Ваша чудесная родственница, конечно, вложила в девушку много сил, и благодаря ей эта маленькая провинциалочка становится настоящим драгоценным камнем. Мы часто спорим с вашей невесткой, но в конце концов я всегда сдаюсь и мне приходится признавать свою неправоту. Мадам Изабо очень умная женщина. — Кер быстро взглянул на д’Арлея. — Наверное, мы не смогли бы найти лучшей кандидатуры.

Д'Арлей неохотно кивнул:

— Должен признаться, что вы абсолютно правы.

Пока Валери танцевала, граф ни секунды не стоял спокойно. Он что-то громко напевал, подпрыгивал и импровизировал танцевальные па. Видимо, его перестала беспокоить боль в ноге. Он что-то советовал учителю танцев. Вот он хлопнул в ладоши, требуя внимания.

— Нам пора танцевать куранту, — объявил он.

— Сударь — начал протестовать старый Рикардо, — но куранту танцуют только в паре.

— Разве вы не слышали, как я сказал: «Нам пора танцевать»? Я стану партнером мадемуазель. Обещаю вам, господин Рикардо, вы сами поймете, что никогда прежде этот танец не исполнялся с большим искусством и страстью. Более того, — граф подмигнул Валери, — мы даже постараемся сделать танец несколько вызывающим. Давайте, маленькая кузиночка, занимайте место напротив меня.

В куранте может принимать участие любое количество пар. Один из участников исполняет песню, каВалери резво направляются к дамам, а те в свою очередь кокетливо отступают назад. Все подпевают исполнителю песни. Каждый танцующий подхватывает партнершу и резко вращает ее. Затем он и она кланяются друг другу и расходятся, мужчины занимают прежнюю позицию.

— Лучше всего куранта получится, если только мы вдвоем станем ее исполнять, — заявил граф. — Мне не нужно будет менять партнерш, и я этим, клянусь святыми, очень доволен. Кузина, начинайте петь.

Валери запела веселую песенку:

Девушка хлопнула в ладоши, и граф начал ей подпевать:

Граф пел, всецело отдаваясь веселенькому мотиву. Он начал танцевать и стал похожим на развеселившегося козлика, больного подагрой. Он стучал каблуками, размахивал руками и не переставая улыбался. Потом граф подхватил Валери и закрутил ее вокруг себя, отпустил, церемонно поклонился и задом попятился на свое прежнее место.

— Браво! Оу-оу! — кричал он. — А теперь стану петь я. Эти строки сочинил я сам. Конечно, они… как бы это выразиться, несколько необычны. Да, боюсь, что это так. Мадемуазель, нам повезло, что сейчас с нами нет графини, потому что, я уверен, ей не понравились бы мои стихи.

Он начал петь. Его стихи были просто неприличны. Они, пожалуй, сгодились бы для танцев в таверне, куда ходят простолюдины, под эти стихи могли танцевать только подвыпившие мужики и неряшливые женщины. Граф распевал их очень громко, а потом прыгнул вперед, широко расставив руки в стороны. На этот раз он очень высоко подбросил Валери, и у нее взметнулись вверх юбки. Граф опустил партнершу на пол и, громко вопя, изобразил пируэт.

— Оу! Оу-оу! Оу-оу! Оу!

— Что здесь происходит?

Изабо, громко шелестя юбками, вошла в комнату, и там воцарилась тишина. Граф стоял, вытянув над головой руки. Было ясно, что ему стало как-то не по себе. Старик Рикардо перестал дудеть в рожок и застыл с открытым ртом.

Кер наклонился к д’Арлею:

— Вас все считают самым храбрым рыцарем во всей Франции. Вам хватит смелости остаться здесь и наблюдать за тем, что будет происходить? Или вы предпочтете убраться, пока милая Изабо нас не увидела?

— Предпочитаю убраться отсюда, — шепнул д'Арлей. Кер знаком приказал Валери следовать за ними, и все на цыпочках покинули комнату.