Глава 1
1
Караульный крикнул: «Стоять!» — и поднял над головой фонарь. Он узнал Жака Кера.
— Господин казначей, я вас знаю. Я выпил много вина неподалеку от вашей лавки. Эти люди с вами?
— Да, объясни нам, как пройти к штабу господина Дюнуа.
Весть о том, что прибыл Жак Кер, быстро распространилась по лагерю. Люди выскакивали из палаток, отходили от костров и громко приветствовали его.
Кера обступили люди, чьи лица при свете факелов казались дикими и грязными. Солдаты были дружески настроены к нему и повторяли на все лады одну и ту же фразу:
— Добрый Жак позаботится о том, чтобы нам заплатили деньги и хорошо кормили.
Кер то и дело приветствовал собравшихся, его правая рука постоянно то поднималась в воздух, то опускалась.
Командующему армией принадлежала большая палатка. Дюнуа сидел в кресле. Во рту он держал пшеничный стебелек, на его плече устроился ручной голубь. Кругом были разбросаны карты.
— Жак! — приветствовал Кера командир. — Вы прибыли, чтобы стать свидетелем великой победы, о которой говорят мои рыцари?
Кер уселся напротив Дюнуа, лицо его стало серьезным.
— Я приехал сюда, потому что мне стали известны некоторые вещи, которые меня волнуют. Мне рассказали о крупных отрядах в Эльбефе, Амфревилле и даже далеко на юге, в Бомсниле, и о различных действиях на севере реки Понтуазе-ре, в Жизоре.
Дюнуа осторожно повернул голову, чтобы не побеспокоить голубя, поднял с земли карту и передал ее Керу.
— Красными крестами отмечены те места, где еще держатся отдельные отряды. Что бы вы могли сказать по этому поводу?
— Что подкрепления, которые вы приказали перевести к Руану, туда не поступили.
Дюнуа кивнул.
— Вы так же хорошо разбираетесь в военных делах, как и в остальном?
— Мой слуга Никола никогда не дает мне возможности загордиться. Можно сказать, что он мне служит вместо власяницы. Никола говорит, что я считаю себя таким же смелым, как Александр Великий, разбираюсь в военном искусстве подобно Велизарию, могу руководить людьми подобно Цезарю и сам такой же смелый, как Бертран дю Гесклин. — Кер пытался пошутить, но затем заговорил очень серьезно. — Конечно, я об этом даже и не думаю. Я — купец и мирный человек. Но должен вам сказать, я слегка разбираюсь в стратегии и понимаю, когда дела идут не по плану… Вы уверены в том, что удастся вовремя сосредоточить необходимые силы?
Дюнуа тихо ответил:
— Мои бравые рыцари заняты собственными делами. Одни желают получить обратно свои владения. Забрать у противника замки. Они храбры, но смелость ничего не стоит, если она не сочетается с дисциплиной. Они получили приказ сразу присоединиться ко мне, но приедут тогда, когда самим это будет удобно. — Дюнуа грустно покачал головой. — Мы обещали королю, вы и я, что Руан будет в его руках до того, как выпадет первый снег. Мы одним махом пересекли Нормандию, и у нас было много славных побед. Но сейчас я начинаю сомневаться в том, что мы сможем выполнить данное ему обещание.
— В городе много англичан?
— Здесь находятся Сомерсет и Талбот. Это храбрые противники. У них нет так много воинов, но я не могу ждать, пока они разобьют мои войска.
У Кера голова раскалывалась от горьких мыслей, но он не стал высказывать их вслух.
Неужели победный марш королевских лилий будет остановлен из-за надменности знати, не подчинившейся приказам?
Когда он проезжал по лагерю несколько минут назад, он видел на деревьях тела солдат. На некоторые из них были наброшены женские нижние юбки — это означало, что их казнили за изнасилование. На других болтались овечьи кишки — эти солдаты занимались мародерством. Кер вдруг подумал: «Если бы Донуа повесил несколько знатных господ за неповиновение, мы бы очень быстро выиграли войну».
— Уважаемый учитель стратегии, — обратился Дюнуа к Керу, — а как бы вы поступили на моем месте?
Кер подхватил брошенную ему «перчатку».
— Много раз я стоял у Бовуазинских ворот в Руане и смотрел на стены Ле Пти-Аппюи, выделявшиеся на фоне неба. Будь я на вашем месте, постарался бы устроить Сомерсету и Талботу демонстрацию. Я бы начал стрелять изо всех наших пушек по замку и разнес бы его в клочья прямо перед ними. Я бы сделал это настолько тщательно, что англичане поняли бы, какая судьба ожидает Руан, если они не перестанут сопротивляться.
Командующий потрепал его по плечу.
— Жан Бюро покинул меня час назад, а я предложил ему то же самое. Мы все тщательно обсудили и… решили, что это невозможно. Понимаете, господин королевский казначей, у нас мало пушек и мало бомбардиров, которые могут с ними управляться.
Кер был поражен, когда услышал об этом.
— Мне казалось, что у Жана Бюро было достаточно орудий и бомбардиров для всей кампании. Что случилось?
— Кузнецы, изготавливавшие пушки, допустили ошибку. Стволы трескаются и разрываются. В прошлом месяце Бюро потерял сорок пушек. Каждый раз, когда это случается, оказываются убитыми примерно полдюжины бомбардиров. Результат? Теперь у нас осталось мало обученных солдат, а те, что еще живы, боятся. Они не желают даже приближаться к этим орудиям… Жак Кер, я не надеюсь, что Жану Бюро удастся разрушить замок, если я отдам ему этот приказ.
Кер о чем-то размышлял.
— Скажите мне, разве заранее нельзя было узнать о дефектах ствола орудия?
— Почему же? Если произведен выстрел и из трещины в стволе идет дымок, мы точно знаем, что после следующего выстрела ствол разлетится на кусочки. Но иногда случается, что весь дым выходит из ствола, и мы ничего не можем знать заранее. Из пушки стреляют, она разрывается, и души наших бомбардиров покидают тела и устремляются в небо.
— Ну, — задумался Кер, — а если закрыть жерло пушки после выстрела, дым попытается выйти через имеющуюся трещину, и мы сможем узнать, бракованное орудие или нет.
— Правильно. Но, господин Кер, как это можно сделать?
— Все придется делать вручную. С двух концов орудия пусть стоят по человеку; как только будет произведен выстрел, они должны затолкать в жерло тряпки. Другого тут ничего не придумаешь.
— Эти несчастные должны будут стоять после пушки в то время, когда из нее станут стрелять! Они же не смогут убежать в укрытие! Это будет грозить им явной смертью. Неужели вы думаете, что найдутся люди-самоубийцы? Кер подумал, потом спросил:
— Вы не против, если я сам все организую?
— Прошу вас.
Кер поднялся. Сегодняшний день был очень напряженным — ему пришлось скакать с самого рассвета. Тело ныло, мышцы сводило от постоянного напряжения. Ему очень хотелось отдохнуть, но он решил выяснить все до конца.
— Когда король с триумфом въедет в Руан, смогут ли бомбардиры занять почетные позиции в честь их особых заслуг?
— Я не уверен в этом, — ответил Дюнуа. — Разве знать согласится, чтобы бомбардиры принимали участие в параде! Наши доблестные рыцари все еще выступают против использования пушек. Они упорно отказываются признавать, что не было бы у нас никаких побед, не взорви мы стены, защищавшие гарнизоны Годонов. Кроме того, наши аристократы всегда строго придерживаются правил. А в правилах не указано, какое положение в победной процессии должны занимать люди, одержавшие победу с помощью новых видов оружия. Поэтому вполне может случиться так, что настоящие победители не получат заслуженного признания.
Кер заговорил тихим, но напряженным голосом:
— Я — сын купца, а вы — незаконный сын принца. Из-за этого нам пришлось много натерпеться. Мне кажется, что нам стоит полностью доверять друг другу. Вам никогда не приходило в голову, что наш мир — весьма странен и в нем многое поставлено с ног на голову? В течение сотни лет Францию побеждала более слабая страна. Вам никогда не казалось, что в этом виноват наш хваленый рыцарский Кодекс чести? Множество бед происходит потому, что почести, слава и ответственность отдаются не тем людям. Вне зависимости от их умения, опыта, таланта, квалификации. Они могут быть предателями и глупцами, и душа у них может быть полностью прогнившей, но зато у них знатные отцы, они из родовитых фамилий! Только одно это и играет роль. И такие дубовые головы, тщеславные павлины имеют власть, с помощью которой правят и диктуют свою волю другим, более достойным людям. Эти рыцари, что сейчас мешают ведению войны, не способны командовать войском.
Дюнуа улыбнулся страстности речи Кера, но ничего не сказал. Кер продолжал:
— Мы живем в странном мире, где почитают кровь и уважают мышцы, но плохо относятся к хорошим мозгам!
— Господин королевский казначей, вы проповедуете ересь! — заметил Дюнуа. — Я даже могу найти долю предательства в ваших речах и по Уставу не должен вас слушать. Но, — тут он улыбнулся, — поскольку мы говорим наедине, могу вам признаться, что иногда я бы с удовольствием распродал этих рыцарей на убой. За них на рынке могли бы дать хорошую цену.
2
Жаку Керу и сопровождавшим его выделили под временное жилье старую мельницу, стоявшую на краю лагеря. С Кером были Никола, двое других слуг, писец и один ученый из университета. Кер посмотрел через отверстие в потолке в темноту, нависшую над ними.
— Мой дорогой Ферран, — обратился он к ученому, — это очень пыльное отверстие, и оттуда сквозит. Но все равно здесь мы можем укрыться от непогоды.
Помещение было небольшим, со множеством запасных жерновов. В полу имелось отверстие, через которое можно было разглядеть бушевавшую внизу воду.
Ферран де Корд юл ь содрогнулся и ответил:
—Я очень боюсь утонуть и, наверное, не смогу здесь спать. Но мне также неприятно было бы находиться наверху. Мне кажется, что там должны быть летучие мыши, а я всегда ненавидел сов и летучих мышей.
Подозрения Феррана де Кордюля подтвердились: до них доносились шуршание крыльев и пронзительные крики. Ученый вздрогнул и начал карабкаться по лестнице.
— Те люди, кто утверждает, что вы заключили сделку с Принцем Тьмы, услышали вас, — рассмеялся Кер. — Они бы сказали, что это неземные звуки. Но вы должны хорошо выспаться, потому что нам завтра придется много работать.
Ферран де Кордюль остановился и оглянулся.
— Должен признаться, господин Кер, что мне непонятно, почему вы так торопитесь с выполнением планов. — Под мышкой у него были бумаги, он помахал ими: — Война только что началась. Могут пройти годы, прежде чем вы сможете построить свои лавки. У меня еще есть время поработать над этим. Зачем же так торопиться?
— Друг мой, вы не правы. Война скоро закончится. Но если даже она продлится несколько лет, все равно останется время для исполнения моих планов. — Он подошел ближе к ученому. — Война разрушает старое богатство и создает новое. Когда наконец во Франции настанет мир, у людей в кошельках зазвенит золото и они будут страстно желать потратить его на продукты мирного труда. Когда это время настанет, у нас уже должно все быть. Надо приготовиться заранее.
— Но я не понимаю…
— Вы ученый и знаете, как можно изготавливать сталь и как воздвигать высокие здания. Но, дорогой Ферран, вам ничего не известно о коммерции. Даже меньше чем ничего, потому что у вас абсолютно неправильные понятия. Что касается меня, я всегда занимался торговлей. Когда я смотрю на ваши бумаги, мне известно, что треугольник означает огонь, крест и стрела — железо, круг и точка — золото, но все остальное для меня — тайна. Я не смогу разобраться в ваших схемах и планах. Но мне известно много о деньгах и разных аспектах торговли, как вам известно о философском камне, бессмертии и прочем. Я должен вам сказать, что в течение года после заключения мира Франция будет просто пьяна от процветания.
— Правда, что мне ничего не известно о коммерции, — заметил ученый, — но мне кажется, что стоит получать плоды процветания, только когда это процветание действительно имеется.
— Вас могут поразить мои мысли, — заявил Кер. — Но я собираюсь увеличить вдвое количество моих лавок, и в них должно быть множество товаров. Мой восточный флот должен пополниться еще двумя судами. Я должен построить новый флот, чтобы плавать по северным морям и вести в этих местах торговлю. К тому же, Ферран де Кордюль, я должен сам начать производить товары. Пусть работают кузни, пылает огонь, пусть у тысячи работников на рукавах будут вышиты мои знаки — сердце и раковина. И вот тут мне понадобится ваша помощь. Я нанял вас, чтобы вы строили мои лавки и кузницы.
— Для этого понадобится много золота, — сказал Ферран.
— Правильно, в настоящее время у меня мало денег. Мне подобное положение кажется странным. И это я, Жак Кер, чьи сундуки всегда были полны золота! Война оказалась более расточительной, чем я считал. Но дело не в этом. Если мы победим, то мне не составит труда получить кредиты. — Кер начал расхаживать по грязной комнате. — Составьте мне чертежи! — воскликнул он. — Вы сомневаетесь, что их можно будет реализовать, но Храброе Сердце может выполнить невозможное. Если люди в одиночку куют небольшие полоски железа, разве мы обязаны продолжать работать точно так же? Я хочу, чтобы мои мастерские были огромными, чтобы из одного конца невозможно было рассмотреть работающих в другом. Я хочу, чтобы горны были объемными, чтобы в них бушевали чудовищные клубы пламени. У меня уже есть руда, я владею шахтами здесь, в Нормандии и Бретани, а также в Бер-ри и в Ле Нивернэ.
— Я должен закончить планы сегодня? — спросил Ферран. — Или мне будет позволено заметить, что мы провели в седле весь день и теперь нам нужно отдохнуть?
Кер захохотал.
— Мне кажется, что я не могу от вас требовать невозможного. Я только прошу, чтобы вы их сделали вдвое быстрее, чем кто-либо другой.
— Могу пообещать, что стану стараться изо всех сил. Ферран де Кордюль скрылся в темноте чердака. Дюнуа приказал, чтобы мельницу охраняли караульные. Кер слышал, как один из них напевал. У караульного был низкий голос, и он исполнял охотничью песню.
Я пою о святом Хуберте, пламени и гончей собаке, И красных каплях крови на клыках кабана…
Песня внезапно прервалась, и можно было слышать разговор. Через секунду дверь в комнату Кера отворилась, и появился Прежан Кеннеди, одетый в черную униформу бомбардиров. Он остановился на пороге, моргая от яркого света факелов.
— Добро пожаловать, господин шотландец, — поприветствовал его Кер, который растянулся на поверхности жернова, — я давно вас жду.
— Мне придется вам признаться, господин Кер, — неохотно заметил Кеннеди, — что я никогда не мог освоить искусство письма. Мне, наверное, стоит этого стыдиться? Должен сказать, что очень мало знатных людей у нас в Шотландии способны как-то разобраться с буквами. Они могут поставить в конце документа крест. Вот и все.
— Так же обстоит дело и во Франции. Сэр шотландец, вам нечего извиняться.
— Я вам не смог написать и хотел вас найти, когда до меня дошли слухи, что бомбардиров собирают в отдельный отряд и начинают их обучать. Мне было ясно, что мои услуги понадобятся именно здесь. Я сразу присоединился к ним. Хорошо, что я так сделал. Поначалу они совсем ничего не знали, и я им пообещал: «Я сделаю из вас бомбардиров, или сам господин сатана станет вас поджаривать, насадив на вилы». Но я не мог одновременно обучать людей и пытаться с вами связаться, и поэтому вам пришлось ждать моего доклада.
— Вы все правильно решили, и не случилось ничего страшного.
Кер кивком головы показал слугам, чтобы они удалились. Те поднялись по лестнице к себе, и Кер вновь обратился к Кеннеди:
— Теперь я вас внимательно слушаю.
— Я сразу отправился в ту деревню. Мне там мало что удалось узнать. Когда ее уцелевшие жители вернулись, их взорам предстали черные стены и выгоревшие поля. Они прятались в развалинах, словно крысы, и питались корой деревьев и мороженой капустой. Мало кому удалось выжить. В деревне сейчас живет не более пяти человек из тех, кто помнит этот налет. И никто из этих пяти не помнит нашу мадемуазель.
— Пока что мне все ясно в вашем отчете, — заметил Кер. Шотландец медленно кивнул головой.
— Если даже они что-то знали, господин Кер, они никогда не смогут связать ту малышку с… с нашей мадемуазель.
Кер нахмурился.
— Вы что, решили продолжить расспросы и вышли за те границы, которые я вам поставил? — возмутился он.
— У меня есть уши, и я кое-что слышал.
— Надеюсь, что вы не предприняли ничего поспешного! Казалось, что шотландца совершенно не беспокоил резкий тон Кера. Он даже лихо подкрутил усы.
— Шотландия — прекрасная страна, но у нее имеется один недостаток. Страна наша бедная. Человек может родиться с одним шиллингом и умереть с тем же шиллингом в кошельке, в то время как второй шиллинг не торопится ему навстречу. Если я хочу немного разбогатеть, мне следует это сделать до возвращения на родину.
— Мне понадобятся ваши услуги, и я собираюсь хорошо за них заплатить.
Шотландец мрачно улыбнулся.
— Если вы это сделаете, сударь, вам придется заплатить мне не так уж мало. — Прежан Кеннеди медленно покачал головой. — Это все, что мне нужно знать. Если вы будете мне хорошо платить, я стану вам верно служить. И конечно, ничего не буду болтать…
— Продолжите ваш рассказ.
Кеннеди начал подробно рассказывать о своих поисках. Ему приходилось быть осторожным, но удалось узнать кое-что интересное. Самый старший из оставшихся в живых жителей деревни — а это был булочник — припомнил, что молодая женщина в деревне служила кормилицей для малышки, которую сюда привезли издалека. Как рассказал будочник, это была крупная женщина, которая рожала младенцев раз в год, но ее детишки погибали. Приемыш же благополучно пережил все тяготы первого года жизни. Булочник заявил, что этот младенец погиб вместе с кормилицей во время нападения на деревню.
— Будочнику известны настоящие родители младенца? — спросил Кер.
Кеннеди отрицательно покачал головой.
— Сударь, он уверен, что об этом не знал никто в деревне, даже приемные родители. Кормилица была очень болтливой, но она никогда и ничего не рассказывала о приемыше. А это значит, что она сама ничего не знала о малышке. Людям было известно, что приемным родителям хорошо платили. Муж купил пресс для изготовления сидра и молодую телку, а женщина носила новую одежду из чудесной ткани зеленого цвета. Господин Кер, видимо, настоящие родители малышки были состоятельными людьми.
— Я в этом никогда не сомневался. И доказательство тому — сама Валери.
Кер внимательно взглянул на шотландца:
— Мне кажется, вам есть еще кое-что добавить к сообщению.
Кеннеди подмигнул ему.
— Да, вы правы. Что вы скажете, если я расскажу, что в то время, когда малышку отдали приемным родителям, у молодого человека, который жил в этом районе, состоялась дуэль со знатным господином с юга, потому что последний оказывал излишнее внимание его сестре?
— Мне интересно это слышать, но хотелось бы знать детали.
— Вы правы, господин Кер. Я никогда не спешу делать выводы, если у меня мало информации. Вы только послушайте! Сестра родила ребенка, не будучи замужем, а ее любовник был женатым человеком и, конечно, не мог исправить положение. Брат погиб на дуэли, а любовника с тех пор больше не видели в этих местах.
— Это может быть простым совпадением, — задумчиво протянул Кер, — но это очень интересная информация.
— Да, это весьма интересно, — кивнул Кеннеди. — Сударь, это более чем простое совпадение. Дуэль произошла в городе, всего в десяти милях от деревни, и это случилось месяц спустя после рождения малышки. Девочка тут же исчезла. В городе знали, что для нее нашли кормилицу. Все складывается в четкий рисунок.
— Что стало с бедной матерью?
— Ей пришлось пережить позор, и она вскоре умерла. Господин Кер, обстоятельства ее смерти… весьма печальны.
— Я уверен, что вам удалось докопаться до самой сути, — заметил Кер. — Но есть ли еще какие-нибудь детали? Вы не назвали ни одного имени.
— Имя матери — Селеста де Ланзанн. Семейство было знатным, но бедным. В семье было примерно десять братьев и сестер, но выжить удалось только одному, и ему принадлежат все земли. Сударь, легче узнать что-либо у могильного камня, чем у этого человека. Потому что на камне можно прочитать имена, даты и иногда даже ссылки на характер умершего. Он мне ничего не сказал. У него неприятные маленькие глазки, очень близко посаженные. Пока он меня слушал, у него все время кривился рот. Он меня выслушал, а потом указал мне на дверь.
— Он ничего не подтвердил?
— Ничего, сударь. Меня это не удивило. Наверное, он боялся, что я стану претендовать на его земли. Он выглядел испуганным, когда я потребовал сказать мне имя отца. Наверное, отец — весьма знатный человек.
— Вы считаете, что у него ничего невозможно узнать?
— Да, я так считаю.
— Вы мне все рассказали?
— Да, сударь.
Казалось, Кер не спешил с выводами.
— Прежан Кеннеди, мне известен ваш характер. Как я могу быть уверен, что вы ничего не скрываете?
Кеннеди гордо выпрямился.
— Я дал вам слово. Разве этого не достаточно? Должен вам признаться, что мне нравится девушка и я не стану ничего делать, что может принести ей вред.
Кер с любопытством взглянул на него.
— Я вам верю. Мне она тоже нравится, и мне не хотелось бы никаких неясностей в ее истории. Когда война закончится, мы снова попытаемся разведать кое-что о Валери. Существуют способы заставить брата рассказать нам правду. Тем временем, господин Кеннеди, надеюсь, что вы будете хранить тайну.
3
Рыцари, присоединившиеся к бомбардирам, жили в маленькой гостинице на окраине города, где стояла армия. Кеннеди проводил Кера на место. Там собралось очень много молодых людей. Некоторые из них были так молоды, что не имели даже пушка над верхней губой. Они сняли доспехи и сидели в свободных куртках. Как полагалось бомбардирам, они были во всем черном — с головы до пят. С первого взгляда эта компания могла показаться серьезной, но при более внимательном рассмотрении это впечатление исчезало — у юношей были сияющие глаза, они болтали без умолку.
— Взгляните на них, сударь, — с гордостью воскликнул шотландец. — Вам, наверное, никогда не приходилось видеть лучших воинов! — Он коснулся плеча Кера. — Прислушайтесь. Вам что-нибудь ясно?
Кер ничего не понял из слов, которыми обменивались молодые люди. Он слышал слова «лыжи», «зажигательные ядра», «боезапасы», «наведение» и многие другие. Общая же дискуссия касалась темы «преимущество бронзы перед железом».
— Господа, — громко объявил Кеннеди, — я привел к вам посетителя. Мои храбрецы, это Жак Кер!
Все замолчали и повернули головы к гостям. Юноши внимательно разглядывали человека, с чьей помощью стало возможно продолжить военные действия. Секунду в комнате стояла тишина, затем случилось нечто неожиданное.
Молодые люди поднялись и стоя приветствовали Кера. Они кричали так громко, что, казалось, могли бы заглушить залпы орудий. Стоявшие рядом с Кером молодые люди хлопали его по спине и выкрикивали:
— Вот наш добрый Жак Кер!
Из глубины комнаты послышался крик:
— Купи нам бронзовые пушки и много хорошего пороха, и мы взорвем Годонов, а их останки отправятся домой!
Кер помахал рукой.
— Когда Франция станет свободной, нам придется благодарить за это бомбардиров!
— Бомбардиров и Жака Кера! Франции помогут кошелек Кера и пушки Бюро!
Кер видел, что холл гостиницы стал основным местом, где собирались бомбардиры. Вместо пик и боевых топориков, висевших на стенах, кругом лежали болты, деревянные клинья, висели медные петли, к ним были прикреплен небольшой плакатик с надписью: «Это все, что осталось от ворот в Блуа после прямого попадания!» Другой плакат гласил: «Мы дали клятву не милым дамам, а нашей родине!» Рядом с плакатом, подчеркивая его важность, висела одна из черных повязок, которыми рыцари повязывали глаза перед произнесением клятвы. Внимание бомбардиров переключилось на кого-то еще, и Кер вместе с Кеннеди уселись за стол в конце комнаты.
Молодые люди довольно много пили, но соблюдали правила ритуала. Рыцари пушек, как они называли себя, пили стоя, переплетая руки таким образом, что каждый пил из чаши своего соседа справа. Чаша осушалась одним глотком. Тот, кто не мог этого сделать, платил за всех.
В комнате царил хаос, а чтобы добавить «перца», над входом повесили веревку с петлей. Один из бомбардиров держал конец веревки и старался накинуть ее на плечи вновь входящих. Резкое движение — и веревка могла крепко сдавить чью-нибудь шею. Все начинали громко орать и бесноваться, заглушая крики негодования и боли несчастной жертвы. Если в гостиницу никто не входил, два рыцаря выбегали на улицу, насильно хватали прохожих и вталкивали их в зал.
Вскоре после прихода Кера по внутренней лестнице спустился д’Арлей. Он тоже был в черном, но выглядел весьма элегантно. Его головной убор украшало черное перо. На куртке сияли пуговицы из оникса.
Увидев Кера, д’Арлей помахал рукой и подошел к его столу.
— Мне только что сообщили, что вы прибыли в лагерь. Я рад вас видеть, потому что вы, может, разберетесь с нашими трудностями.
— Мне уже все известно, — сказал Кер. — Я встречался с Дюнуа; и мы разработали план, который, надеемся, нам поможет.
Кер начал объяснять, что риск может уменьшиться, если после каждого залпа прикрывать все отверстия дула. Д’Арлей внимательно выслушал его и согласился, что стоит попробовать. Он сказал, что утром повидается с Жаном Бюро и обсудит с ним этот план. Д'Арлей добавил, что необходимо придумать что-то, что могло бы убедить бойцов рисковать своей жизнью. Конечно, эти люди были очень храбрыми, но им здорово досталось в последние дни.
Они все подробно обсудили. Д’Арлей посмотрел на Кера и сдержанно спросил:
— Вы что-нибудь слышали о Валери?
— Ничего уже несколько недель. В последнем письме от графини говорилось, что у них все в порядке.
Кер так внимательно изучал лицо д'Арлея, что тот начал волноваться.
— Вы не переменили свое мнение? — спросил Кер.
— Я еще больше настроен против ваших планов, — заявил д'Арлей, он явно нервничал.
— Тогда вы поймете, почему мне не хочется отвечать на ваши вопросы. Дорогой Робин, мне неизвестно, насколько сильно ваше возмущение. В вас есть искра фанатика! Вы можете… Ладно, совсем не нужно спекулировать на том, что вы можете предпринять. Скажите мне, когда вы видели графиню в последний раз, она вам сообщила что-то важное?
— Нет, она мне ничего не сказала.
— Ну вот! Она весьма сдержанная женщина. Вы ей очень симпатичны, но она решила ничего вам не говорить.
— Она была права… Да и вы тоже, — заметил д'Арлей. — Я вас не поддерживаю, почему вы должны мне что-то сообщать?
— Вам нравится маленькая кузиночка? Д’Арлей заколебался, но потом кивнул:
— Да. Я… мне она очень приятна.
— Наверное, из-за ваших симпатий вы отказались жениться на королевской протеже?
— Вы правы. — Молодой человек вздохнул. — Я видел избранницу короля. Она весьма мила и… очень хорошенькая. Мне казалось, что она будет скучной и бледной, но это, в конце концов, не играет никакой роли. Мне следовало согласиться на этот союз. Но каждый раз, когда я пытался выразить свое согласие, я вспоминал Валери — и моя решительность исчезала. Мне ясна собственная глупость: я отказался от прекрасного брака и милости короля. Теперь он станет ко мне плохо относиться. Но самое ужасное состоит в том, что рано или поздно мне все равно придется жениться на деньгах.
— Вы не думаете, что когда-нибудь вам удастся жениться на маленькой кузине?
Д'Арлей грустно покачал головой:
— Нет, Жак. С самого начала я понимал невозможность этого.
Вдруг Кер расхохотался, протянул руку и резко дернул д’Арлея за рукав.
— Мой добрый друг, я все понимаю. Я просто проверял вас. Я бы с радостью рассказал вам все, что мне известно, но рассказывать нечего. Мне известно, что вы меня никогда не подведете. Между прочим, Робин, — он заговорил шепотом, — возможно, я вообще ничего не стану предпринимать.
Д’Арлей был так поражен, что ничего не мог сказать. Но на лице было написано, что он счастлив услышать подобное. Через секунду Кер объяснил д'Арлею, в чем дело:
— Просто я становлюсь сентиментальным. Конечно, мне тоже не чужды подобные чувства, и вы могли это заметить. Но если происходит нечто весьма важное, я всегда могу контролировать себя. Дело в том, что Валери мне может не понадобиться. Войну мы выиграем, и, думаю, меня за это будут уважать… некоторые люди. Король ко мне хорошо относится и во многом зависит от меня. Вы не должны забывать, что мне тоже не очень нравилась эта идея с самого начала. — Кер помолчал, затем продолжил: — У меня такое впечатление, что нам не следует прибегать к этому плану. Я буду доволен, если у меня… будет это оружие в резерве. Когда вдруг возникнет в нем большая необходимость. Я постараюсь, чтобы никто не пострадал. Наша малышка Валери останется в семействе де Бюрей, и я стану продолжать щедро поддерживать графиню и девушку.
— Вы им уже об этом рассказали? Кер покачал головой:
— Нет, нет! Я пока все держу в тайне. У меня всегда должны быть запасные пути отступления. Откуда мне известно, что сулит нам будущее?
Д’Арлей радостно сказал:
— Жак, друг мой! Я настолько счастлив, что не могу найти слов, чтобы выразить мои чувства.
Алан де Керсэ присоединился к ним, когда был подан ужин, состоящий из жареной головы кабана и холодной рыбы.
— Если господин Кер хочет услышать разговоры рыцарей пушек, его может ждать сюрприз, — серьезно заявил юноша.
— О чем разговоры?
— Это что-то новенькое. Иногда мы называем себя новыми людьми. Это началось тогда, когда господин д'Арлей сражался с моим кузеном Жаком де Лалэном и победил его. Все начали обсуждать новые виды оружия — легкую саблю и шпагу. На этом разговоры не прекратились. Мы решили, что времена меняются и нам это нравится. Мы понимали, милорд, что мой кузен де Лалэн принадлежит прошлому.
— Это правда, — кивнул Кер.
— Нам даже стало смешно, когда мы вспоминали прежние правила. Рыцарство? Сейчас это звучит просто абсурдно!
Кер пытался не улыбаться и вскоре стал абсолютно серьезным.
— Алан, мне все это очень интересно. Понимаешь, я это чувствовал очень давно и ничего не скрывал. Возможно, что вы, новые люди, станете свидетелями больших изменений.
— Для нас, господин Кер, вы являетесь символом нового времени. Вы человек незнатного происхождения, но вам удалось подняться наверх и служить королю. Вы не верите в то, что мир совершенен. Вы считаете, что думать о его переустройстве не есть преступление. Иначе думали Жак де Лалэн и ему подобные.
— Нет, конечно, — серьезно сказал Кер, — я не считаю, что мир совершенен, и делаю все, что в моих силах, чтобы его изменить.
— Мы часто говорим об этом, — взволнованно продолжал молодой человек. — Именно здесь мы рассуждали о вас и решили, что вы все делаете правильно. Сударь, у нас масса революционных идей. Даже вы пришли бы в ужас от тех вещей, в которые мы верим.
— Сомневаюсь в этом, Алан де Керсэ, — улыбнулся Кер. — Понимаешь ли, я ведь тоже верю в революционные идеи!
Глава 2
1
Над главной башней замка Ле Пти-Аппюи веял вымпел с белой антилопой и красными розами. Кер знал, что англичане все еще держатся. Он привстал в стременах и посмотрел на пушки, которые залпами требовали сдачи гарнизона. Дым переплывал через каменную стену.
Действовало полдюжины крупных бомбард. Они поднимали дула над большими дубовыми рамами, к которым были прикреплены. Казалось, что головы змей поднимались из ямы. Залпы давались по очереди. Как только исчезал дым, пушки снова заряжались. Действия несколько замедлялись из-за несовершенства орудий.
Люди действовали очень расторопно. Они быстро двигались, словно помощники дьявола на краю преисподней. Бомбардиры казались очень стройными из-за обтягивающих черных курток и капюшонов. Они загружали порох в железные патронники, которые находились отдельно от бомбард, потом относили его к заднему концу ствола и крепко прикрепляли железными скобами. Затем они поджигали запал в передней части бомбарды. Пламя горело все сильнее, и солдаты в черном, кроме двоих, бежали в укрытие за высоким барьером. Двое оставались на посту и, как только раздавался взрыв, сразу начинали бешеную деятельность: один бежал к переднему отверстию бомбарды, другой — к заднему, чтобы заткнуть отверстия толстыми кусками войлока.
Кер улыбался с гордым видом. Его план начали претворять, и трудности, которые еще два дня назад грозили полным молчанием бомбард, были разрешены. В результате в стене замка появилось огромное отверстие, теперь бомбарды атаковали массивные серые башни. Англичане вскоре будут вынуждены сдаться.
Кер подъехал к молодому рыцарю на коне, он находился рядом с проломом в стене.
— Сколько еще будет продолжаться обстрел? — поинтересовался Кер.
— Сейчас закончим, сударь, — ответил рыцарь. Он привстал и начал размахивать руками. — Попадание! Прямое попадание! Господин Кер, вам приходилось когда-нибудь видеть лучший залп?
Бомбардир так высоко приподнял дуло орудия, что оно, казалось, было направлено прямо в небо, и ядро пронеслось над стенами замка. Совершенно случайно он перебил древко флага защитников укрепления. Белая антилопа и красные розы исчезли из виду.
Рыцари оседлали коней и выстроились вдоль стены, все они находились на определенном расстоянии друг от друга. По команде они стали подниматься вверх по склону. Черный флаг с зелеными лилиями исчез из виду. Люди с заветренными и прокопченными лицами карабкались на полуразрушенную стену, мчались по склону, чтобы полюбоваться результатами великолепного залпа. Они прыгали и танцевали от радости и сильно хлопали друг друга по спинам. Бомбардиры начали петь «Бедняга Генрих Шестой». Король Англии уже прославился плохим состоянием психики, и французские солдаты постоянно напоминали об этом врагу.
Кер отвел одного рыцаря в сторону.
— Где сир д'Арлей?
— Вот он. — Рыцарь показал на углубление в земле. — Он вытаскивает войлок из дула первой бомбарды. Он скоро освободится. Понадобится полчаса, чтобы орудия остыли.
Когда появился д'Арлей, Кер с трудом его узнал. Лицо друга стало черным, как у кузнеца. Руки были обожжены и покрыты пятнами от пороха, одежда была грязной и ободранной. Д'Арлей поднял перед собой руки, как бы защищаясь.
— Не стоит меня ни о чем спрашивать, господин Кер. Я устал объяснять всем причину, почему я сделал именно так.
— А мне и без объяснений все ясно. Никто не хотел рисковать жизнью, и вы решили сами показать пример. После этого народу стало достаточно, чтобы начать стрелять — из бомбард. Мне все стало об этом известно еще прошлым вечером.
— Вам известно, что следующим предложил свои услуги Прежан Кеннеди? Мы с ним работаем вместе — почетный рыцарь и бывший капитан разбойников. Мы выполняем работу простых бомбардиров. Кое-кому это может не понравиться. Должен признаться, что очень высоко оцениваю работу шотландца.
— Вам известно, что при дворе ваши действия считают сумасшествием, а не актом мужества?
— Мне известно, что они надо мной смеются и считают меня опасным чудаком, — сказал д'Арлей, и его черное лицо расплылось в улыбке. — Мне все равно, меня абсолютно не интересует их мнение.
— Я явился сюда сегодня, чтобы сказать: вы можете прекратить свою работу, — сказал Кер. — Вы положили начало мерам предосторожности — и пушки снова стреляют. Вы уже достаточно рисковали собственной жизнью.
Д'Арлей покачал головой:
— Я же не вожак стаи. Что скажут эти храбрые парни, которые постоянно рискуют собственной жизнью, если я сейчас их покину? Нет, я решил заниматься пушками, и я буду продолжать это делать. Все это может продлиться не так долго. Мне кажется, что Ле Пти-Аппюи капитулирует завтра же, и после этого англичане придут к выводу, что не стоит больше удерживать Руан. Если так случится, война скоро закончится.
— Правда, что английские лидеры выказывают желание обсудить мирные условия с нами? Но когда жители Руана попытались провести наших людей через «слабое место англичан» в Руане, старина Тал бот налетел на них со своими солдатами и «поприветствовал» наш отряд. Там погибло много французских воинов. Англичане вообще любят обсуждать условия мира. Старина Талбот — прекрасный закаленный солдат, он хвастается, что никогда и никому не сдавался. Вполне возможно, что он решит сражаться до последнего солдата.
С того места, где находились Кер и д'Арлей, было видно, как протянулся лагерь французских солдат. Ветер дул с севера, и очень похолодало, поэтому кругом развели костры. Издалека доносились звуки рожка. Это говорило о готовности войск к сражению. Здесь были собраны большие силы, и они готовились нанести решающий удар по врагу. Кер понимал — такое впечатление создавалось потому, что Дюнуа очень умно расположил войска. На самом-то деле многие отряды так до сих пор и не подошли.
Кер положил руку на плечо д'Арлея.
— Послушайте меня внимательно, Робин, — шепнул он. — Мы так и не собрали воедино все наши войска. Если бы англичанам было известно, до какой степени мы слабы, они, конечно, продолжили бы сопротивление… Нам еще очень далеко до победного конца. Здесь вы сделали уже достаточно. Отмойтесь от сажи, пусть врач позаботится о ваших ранах, и будьте готовы поехать со мной к Дюнуа. Я с ним разговаривал, он желает использовать ваш опыт по-иному.
Д’Арлей покачал головой:
— Вы меня убедили в том, что мне следует оставаться именно здесь. Мы скоро разобьем Ле Пти-Аппюи. Только так можно устрашить Талбота. Чем быстрее снова заговорят пушки, тем будут выше наши шансы в сражении. Пока не падет замок, Кер, я остаюсь на своем посту.
К ним, прихрамывая, подошел Прежан Кеннеди. Он пытался подкрутить обгоревший ус. Он был чернее, чем д'Арлей, его одежда выглядела более обгоревшей и ободранной.
— Вы пожаловали к нам в самый неподходящий момент, заявил он Керу. — Через пару часов, если только нам… удастся выжить, мы сможем кое-чего достичь. Вам ясно, что, когда имеешь дело с орудиями, в этом нет ничего героического. Мы с д'Арлеем похожи на парочку трубочистов, господин Кер, а может, и на старых пугал, которых оставили на зиму в пустом поле.
Кер не смог удержаться от улыбки, когда взглянул на чумазое лицо и забавную фигуру шотландца.
— Впервые вижу вас без клетчатого платочка на шее.
— Да, — мрачно заметил Кеннеди. — Я себя чувствую раздетым без отличительной клетки моего клана. Мне не хотелось, чтобы мой платок побывал в том аду, в котором мы находились в последние дни. Сударь, должен вам сказать: если я погибну, не важно где и когда, и даже если будет сложно собрать воедино мои останки, вы должны позаботиться, чтобы Прежан Кеннеди был похоронен подобающим образом и с почетом… и чтобы на мне был мой отличительный клетчатый платок.
— Почту для себя за честь выполнить вашу просьбу.
— Благодарю вас, сударь. Я должен поблагодарить вас также за дорогое, хорошее вино, которое постоянно выдается нам. Каждый вечер мы пьем его за ваше здоровье.
Пока они разговаривали, д'Арлей внимательно рассматривал расположение французских войск и дорогу, ведущую в Руан. Ему не понравилось то, что он увидел.
— Вам не кажется, что здесь у нас сосредоточено слишком мало сил? — спросил он у собеседников. — Их здесь меньше, чет в любом другом месте.
Шотландец согласился:
— Да, сударь. Мне кажется, что войск здесь явно не хватает. Линия отрядов тонка, как юбочка шотландца в зимнюю стужу. Я объясню вам причину этого. Многие все еще верят в то, что наши пушки — это что-то от колдовства и вообще дьявольская забава — называйте это как хотите, и поэтому они предпочитают держаться от нас подальше.
— Ваши соседи приходят к вам, чтобы посмотреть на пушки в действии?
— Нет, ни один ублюдок не подходил к нам. Они над нами насмехаются и называют дьявольскими чертями и колдунами. Когда мы проходим мимо, они крестятся и зажимают носы.
— Кто командует войсками по обе стороны от вас? Д'Арлей ответил:
— Джихан де Мотт — справа и Ингеррар де Тенкон — слева. Керу не понравилась эта информация.
— Они оба странствующие рыцари. Если бы все делалось нарочно, нам было бы трудно найти более преданных делу и Кодексу рыцарства людей. Но они не сделают ничего, чтобы добиться победы для Франции. Отец Небесный, спаси нас от людей, подобных Джихану де Мотту и Ингеррару де Тенкону!
Кер начал над чем-то размышлять.
— Я уверен, что эти два глупца никогда не придут к вам на помощь, если англичане станут атаковать пушки!
Он еще раз оглядел французские позиции.
— Дюнуа не мог намеренно сделать это. Конечно, ему следовало собрать воедино имеющиеся силы, но он никогда не стал бы обнажать свои пушки. Где Жан Бюро?
— В ставке господина Дюнуа, — ответил д'Арлей.
Кер сделал два шага, затем указал на дорогу, ведущую в Руан:
— Взгляните! Что вы там видите?
— Весьма мало, — заметил д’Арлей. — Сегодня воздух непрозрачен. Иногда нам удается видеть ворота города, но не сегодня.
— Сегодня видна только половина расстояния до города. Что будет, если английские войска неожиданно появятся с боковой дороги справа? И на полной скорости помчатся в этом направлении? Смогут ли Джихан де Мотт и Ингеррар де Тенкон сразу выставить своих всадников? Будет ли у нас время, чтобы убедить этих рыцарей в том, что им следует предпринять? Или сообщить милорду Дюнуа о нападении на вас?
Д’Арлей попытался определить расстояние на глаз.
— Нет, у нас будет время, чтобы самим защищаться — и все! Но тогда французской армии грозит серьезное поражение.
— Сразу отправляйтесь к человеку, который замещает Бюро, — скомандовал Кер, — и объясните ему эту опасность. Пусть он срочно предпримет необходимые меры. Нужно послать гонцов к де Мотту и де Тенкону. Скажите, что вы ожидаете атаки и может понадобиться их помощь. Да пусть поторопятся, и чтобы было задействовано много воинов! Договоритесь о сигнале предупреждения. Вы расположены на возвышенности и сможете увидеть англичан первыми. Красный флаг даст им знать, что вы обнаружили врагов.
Пока Кер разговаривал, он не сводил взгляда с дороги на Руан.
— Я уверен, что атака состоится. Ни один хороший солдат не упустит возможности уничтожить пушки врага. В настоящее время существуют идеальные условия для нападения. Он громко выкрикнул: — Д’Арлей, вам следует поспешить! У нас нет времени!
2
Джихан де Мотт грубо ответил гонцу, что рыцарь не носит свиных перьев. Это было модное выражение в то время, оно означало, что он, рыцарь, считает ниже собственного достоинства принимать участие в военных операциях вместе с простолюдинами. Он имел в виду бомбардиров. Ингеррар де Тенкон вообще ничего не ответил.
Пушки вновь начали свой танец смерти (так в то время называли залпы бомбард), и все увидели, как стены замка дрогнули. Кер пытался анализировать создавшуюся ситуацию, он понимал, что опасность возросла. Странствующие рыцари — Тенкон и Мотт — ясно дали понять, что помощи от них не будет…
Кер подошел к краю холма, закрылся от солнца, чтобы лучше рассмотреть Руанскую дорогу, простиравшуюся на север. Мгла не позволяла видеть далеко. Кер напряг зрение, ему показалось, что он видит какое-то движение.
Худшие страхи подтвердились. Вооруженный отряд двигался по дороге. Кер смог разглядеть, как кони трясут головами и впереди развевается флаг. Он понимал, что ни один французский патруль не отважился бы забраться так далеко на вражескую территорию, и был уверен, что это — англичане.
Он начал кричать что есть мочи:
— Приготовиться! Англичане! Готовьтесь! Оруженосец быстро водрузил красный флаг — сигнал того, что враг обнаружен. Два других оруженосца побежали предупредить соседние отряды. Они бежали изо всех сил, но тяжелые доспехи и стальные поножья мешали. Четвертый оруженосец отправился на склон холма, где ждали сигнала новые люди.
Молодые воины были готовы к сражению, они выстроились рядами на самой макушке холма, опираясь на пики. Коней держали оруженосцы, и кони, предчувствуя перемены, нервно перебирали копытами. Сзади находились платформы, рыцари использовали их, чтобы сесть в седло. Для более тяжелых рыцарей существовало другое приспособление — длинный деревянный рычаг, присоединенный к платформе. К концу рычага был приделан стальной крюк. Если рыцарь никак не мог взобраться на коня, этот крюк цепляли к его поясу, рычаг поворачивался и вываливал бойца прямо в седло.
Сейчас платформы были не нужны. Новые люди были худощавыми, и если оруженосцы подставляли свое плечо, они легко могли вскочить в седло сразу же после сигнала.
Жак Кер прошел сквозь строй и направился к Алану де Керсэ. Он взглянул на юношу и увидел румянец на щеках и огонек азарта в глазах. Это поразило Кера.
— Алан, вам придется нелегко. Боюсь, что вам неоткуда ждать помощи. Соседи настолько погрязли в собственных традициях, что они не станут вам помогать.
— Так даже лучше, — с задором выпалил юноша. — Господин Кер, мы хотим сражаться одни. Если они придут к нам на помощь, то могут потом сказать, что победа была достигнута исключительно благодаря им.
— Но врагов так много!
Алан де Керсэ несколько мгновений разглядывал шествие англичан. Их было хорошо видно. Приближался довольно значительный отряд. Враги продвигались быстро, и вскоре выяснилось, что у их всадников было легкое вооружение. Кер понимал, что они рассчитывают на быструю схватку. Это его не успокоило, потому что англичане могли легко расправиться с бомбардирами.
— Их всего пять к одному, — сказал Алан. Он был уверен в себе и, казалось, ничего не боялся.
Кер взглянул на молодые лица и на всех увидел то же самое выражение ожидания и желание поскорее вступить в схватку. Ему стало очень грустно. Эти ребята были так молоды. Некоторые из них напоминали пажей. Они так хотели жить и еще не разучились радоваться. Ему было больно думать о том, что скоро им придется вступить в схватку с хорошо обученными англичанами и многие погибнут от ударов вражеских мечей. Кер всегда считал, что война крайне жестока и напрасно забирает человеческие жизни, что она — результат какого-то непонятного бешенства, овладевающего людьми. Но только теперь он в полной мере осознал всю бессмысленность и глупость войны. Кер почувствовал собственную ответственность за случившееся, потому что именно он финансировал продолжение военных действий и настаивал на них.
«Теперь уже ничего невозможно изменить и избежать, — думал Кер. — Франция могла бы истечь кровью. Жизнью каждого из погибших сегодня молодых людей придется заплатить за тысячи жизней будущих поколений». Керу хотелось оправдаться хотя бы перед самим собой.
— Алан, я бы с радостью отдал все, чем владею, чтобы только вам не нужно было сражаться.
— Неужели вы лишите нас подобного шанса? — воскликнул молодой рыцарь. — Господин Кер, нас готовили к этому делу. Мы должны сохранить пушки. Пока что мы ничего не делали. Только сопровождали батареи и находились рядом, когда начиналось сражение. — Он взволнованно указал на английские колонны, которые находились на расстоянии тысячи ярдов от них. — Сударь, через мгновение они будут здесь. Мы ждали этого долгие месяцы. — Де Керсэ потряс пикой в воздухе. — Мы докажем, как умеют сражаться новые люди!
Кер смотрел налево и направо: никто не готовился прийти им на помощь. Он был очень взволнован. Кер понимал, что основной удар врага придется принять на себя небольшой группе зеленых мальчишек. Ему стало горше от того, что командиры, отказавшиеся прийти на помощь, не будут считаться трусами и их никто не накажет за смерть храбрых молодых парней. Им ни за что не придется отвечать. Ведь никто не понес наказания за смерть французских лучников в проигранных битвах войны.
— Они не станут нести на себе свиные перья! — громко сказал Кер. — Может, Бог найдет возможность наказать их стыдом за то, что они делают сегодня!
— С дороги! — крикнули позади него.
Он поспешил отойти и не видел, когда был отдан приказ атаки. Вокруг поднялся страшный шум. Кер не стал смотреть, что происходит. Он услышал бряцание стали, заглушавшее крики сцепившихся в поединке противников, да дикое ржание раненых коней. Кер повернулся к полю боя. Он видел, как поднимались и опускались боевые топорики, мелькали плюмажи на блестящих шлемах. Он слышал страшные звуки войны, и ему хотелось, чтобы это никогда больше не повторилось. Кто-то, крича, подбежал к нему:
— Убирайтесь все отсюда. Они будут здесь через минуту! Кер не знал, где он оставил своего коня. Но это уже не имело значения, потому что он не собирался прятаться, раз идет жестокая сеча. Рядом с ним раздавались громкие крики, и он немного пришел в себя. Кто-то коснулся его плеча, и хриплый голос прошептал ему что-то на ухо. Кер решил, что это Никола.
— Господин Кер, поехали, пока у нас еще есть время!
По склону холма диким галопом скакала лошадь, у которой по ноге текла кровь. Ее ноздри широко раздувались от страха и боли. Уздечка зацепилась за ветви, и испуганное животное упало на землю, подмяв под себя кого-то. Кер видел, что, несмотря на сумятицу, орудия продолжали стрелять, наводя на врага ужас.
«Это работа д’Арлея, — подумал Кер. — Он хочет произвести как можно больше выстрелов, пока англичане не добрались до наших пушек».
Шум битвы то нарастал, то словно таял. Керу показалось, что битва переместилась вправо. Он побежал, споткнулся о лежавшее на земле тело и даже не посмотрел, кто это был. Он оказался на верху склона и взглянул вниз, туда, где находились отряды Джихана де Мотта. Англичане поменяли направление удара и быстро передвигались в его сторону.
По склону поднимались оставшиеся в живых новые люди, их было очень мало. Измотанные неравным боем, ребята карабкались с трудом. Их кони куда-то исчезли. Кер с болью подумал о том, как мало их осталось в живых.
3
Собравшиеся вечером вокруг большой палатки Дюнуа обсуждали сдачу Ле Пти-Аппюи (это случилось после захода солнца) и смерть Джихана де Мотта. Все думали о том, сколько еще продержится Руан, — ведь англичане уже в полной мере почувствовали на себе убойную силу французских бомбард. Прошел слух, что противник позволил горожанам начать мирные переговоры. Все радовались, даже Дюнуа улыбался.
Кер уже был в курсе последних новостей, когда д'Арлей присоединился к нему.
— Эти болтливые гуси рассказывают сказку о том, что Джихан де Мотт пожертвовал своей жизнью, чтобы сохранить пушки, — заявил возмущенный Кер. — Этот тупой бык, из-за которого погибли наши славные парни, теперь стал национальным героем! Я пытался рассказать, как было на самом деле, но меня никто не стал слушать! Им хочется в это верить. Англичане атаковали — и он отбил их атаку. Джихан де Мотт убит во время сражения. Он был рыцарем, и поэтому именно ему мы обязаны победой. Я уже раз двадцать поругался из-за этого.
— Так что же случилось? — спросил д'Арлей. Его руки были забинтованы черной материей. Было видно, что раны причиняют ему сильную боль.
— Думаю, английский командир не верил, что, пока он будет атаковать орудия, остальные солдаты станут стоять в сторонке, и заподозрил ловушку. Он не стал углубляться дальше на нашу территорию. Когда наши молодые рыцари его остановили, он мог продолжать сражение, но не стал. Он изменил свой план. Командир англичан повернул налево и мимоходом погубил Джихана де Мотта. Противники были рады, что избежали ловушки, и начали отступать. Вот мы и дошли до доблестного и храброго защитника отечества Джихана де Мотта. Оказывается, у него не было времени, чтобы надеть доспехи. Он пытался поправить шлем, и в этот момент его поразило английское копье. Судьба так подгадала, что острый кончик копья попал в узенькое местечко, занятое его тупыми мозгами. А теперь о нем станут рассказывать легенды и назовут героем этой войны! А ведь сегодня погибло множество бойцов, о чьем героизме никогда и никто не станет говорить. — Кер мрачно кивнул, потом робко спросил: — Какова цена нашей победы?
— Нам за нее пришлось заплатить очень дорого. Жак, мне об этом тяжело говорить. Алан де Керсэ не вернулся. Почти половина этих юных храбрецов погибла в первые три минуты самого кровавого сражения с начала Столетней войны!
Глава 3
1
Рыцари сидели за обильно уставленным всякими яствами столом и поедали ужин в самом отвратительном настроении. В центре стола красовался жареный лебедь. Его посеребренная тушка была обрамлена тестом зеленого цвета. Дюнуа сидел перед этим красивым, но совершенно несъедобным блюдом, наклонив голову над самым клювом птицы. Он подмигивал находившемуся напротив Жаку Керу.
Перед ужином во дворе королевского замка поймали английского шпиона. Его в любом случае ждала веревка, поэтому он гордо заявил, что должен был убить трех человек, более всего угрожавших Англии. Если бы их удалось ликвидировать, сказал шпион, у англичан мог появиться шанс одержать победу над Францией. Главным был, конечно, Дюнуа — и тут никто не стал бы спорить. Но остальные двое! Возмущению рыцарей не было конца, ведь назвали Жака Кера и Жана Бюро. Безродных людей.
Несмотря на такое оскорбление, рыцари не утратили аппетита, они с удовольствием поедали ростбиф, тушеное мясо ягненка, филе лосося, различные гарниры и закуски.
Дюнуа лакомился разными сортами сыра, которыми славилась Нормандия. Он клал сыр на тонкий кусочек белого хлеба и медленно откусывал, запивая разбавленным водой вином.
— Шпиона повесили, — сказал командующий. Он говорил громко, чтобы его могли слышать все сидевшие за столом. — Даже жаль было его вешать. Он умел правильно оценивать происходящее.
Все слушали Дюнуа с мрачным видом. Генерал посмотрел на собравшихся, он был похож на кота, окруженного мышами. Дюнуа протянул руку и взял с блюда зубочистку.
— Неужели такое возможно: англичане, которые проигрывают сражения из-за наших пушек, гораздо лучше понимают, насколько важен в современных условиях этот новый вид оружия, чем мы, французы? Мы, кто одерживает одну победу за другой, благодаря пушкам! — Дюнуа изумленно посмотрел на окружающих и принялся ковырять в зубах. — Я знаю, господин казначей со мной абсолютно согласен.
Чья-то рука коснулась плеча Жака Кера, и он услышал почтительный голос:
— Его королевское величество желает видеть господина Кера.
Кер неохотно поднялся, поклонился Дюнуа и остальной компании. Ему очень хотелось послушать, как генерал станет объяснять, почему именно его желали погубить англичане. Ну что ж, он услышит об этом позже. Правда, увидеть реакцию высокородной публики ему не удастся. Жаль — это будет забавное зрелище.
После поимки английского лазутчика в замке стали более внимательно следить за всеми входящими и выходящими. Раньше коридоры были темными, почти не освещались, теперь там постоянно горели факелы. Никто не мог пройти незамеченным.
Один из капитанов охраны остановил королевского казначея и внимательно рассматривал его. Узнав Кера, он что-то забормотал в свое оправдание, говорил, что шпионы умеют мастерски маскироваться.
В покои короля Франции вела крутая каменная лестница. У дверей стояли двое караульных с мечами. Это небольшое башенное помещение было ярко освещено.
На столе перед монархом лежали какие-то вещи из его туалета, они были сложены в аккуратную кучку. Кер увидел красные капюшоны и островерхие горностаевые шляпы, круглые шапки из бобра с бархатной отделкой, нарядные плащи, куртки и камзолы. Кер понял, что король выбирает наряд для торжественного шествия после победы в Руане.
— О, мой милый Жак, — у короля был довольный голос, — я все решил. Клянусь святым Мартином из Тура, это было нелегкое решение! Мне следует быть уверенным, что я принял правильное решение! Я надену, — у короля загорелись глаза, он указал на бобровую шапку, — вот это! Она красива, и на ней будет хорошо держаться корона. Мне следует, приказать, чтобы подкладку и отделку сделали красными, а поля непременно надо отогнуть.
— Сир, я уверен, что вы сделали правильный выбор, — согласился Кер.
— Король Сицилии будет справа от меня, а мой брат — слева. За нами проследуют, — тут король вздохнул, потому что ему не нравилась эта троица, — три графа: Сен-Поль, де Клер-мон и де Нивре. Мы уже решили, в каком порядке пойдут мои придворные. Граф де Дюнуа возглавит отряд, который будет меня приветствовать у главных ворот города. Мой друг и советник, вы должны находиться справа от Дюнуа.
Кер развеселился.
— Неужели наш король не желает видеть нас с Дюнуа в его свите только потому, что мой отец был купцом, а храбрый Дюнуа не является законным сыном собственного отца? А может, его величество считает большой честью для нас приветствовать короля Франции в воротах покоренного города? Но мне кажется, первое мое предположение больше похоже на правду!
Карл обожал обсасывать разные детали предстоящих празднеств и пиршеств. У короля довольно блестели глаза, когда он перечислял мельчайшие подробности праздничного приема.
— Вам следует быть в алом, Кер. Я предлагаю бархат. Бархат будет самым модным материалом в этот день. Ну, словом, так: ваша шляпа, конечно, тоже будет алого цвета. Я советую, чтобы она была в форме сахарной головы, и не стоит увлекаться отделкой — только по краям украшения из жемчуга, но ни в коем случае никаких бриллиантов! Мне они кажутся слишком вызывающими и даже вульгарными! Мне не хотелось бы, чтобы придворные украшали себя страусовыми перьями, но некоторые любят их до безумия, и мне в данном случае трудно будет с ними справиться.
Минут пятнадцать он обсуждал приготовления к великому дню. Кер внимательно слушал. Он почти не делал замечаний, но когда что-то предлагал, король соглашался. Старик сенешаль в зеленой с белым униформе поправил поленья в камине и принес вина. Он был любимым слугой короля, а потому позволил себе сказать:
— Ваше величество, уже довольно поздно.
— Милый Жак, мне нужен ваш совет по двум вопросам, — сказал Карл, делая нетерпеливый жест сенешалю. — Первый касается леди Агнес. Должен вам сказать, что она ждет ребенка, а ее здоровье оставляет желать лучшего. Конечно, я не желаю слушать Робера де Пуатевана, который постоянно пугает меня мрачными пророчествами, но мне придется примириться с тем, что ей требуется особый уход. Ее состояние не позволяет ей совершать длинные путешествия — и мне это не по душе. Тут возникают следующие сложности. Мои обязанности задержат меня на долгие зимние месяцы. Ребенок родится в феврале, и мне будет ее не хватать все это время. Что бы вы мне посоветовали?
Кер начал серьезно рассуждать. Он радовался тому, что король желал иметь рядом с собой Агнес Сорель. Он нуждался в ее присутствии и, возможно, в ее советах. Кер мог бы рассказать ей о том, какие шаги предпринял, чтобы подготовить ей замену, и о том, как его начали одолевать сомнения. Но он не встречался с мадам Сорель уже несколько месяцев.
Кер обратился к королю:
— Сир, условия договора о капитуляции заставят англичан отдать нам провинции к северу и западу от Руана, поэтому я предлагаю, чтобы известная нам дама жила в аббатстве и чтобы она отправилась туда до начала холодов и до того, как… Ведь по состоянию здоровья она не сможет путешествовать… В нескольких милях от Месниль-сюр-Жюмьеж находится имение, принадлежащее аббатству, там будет достаточно места для окружения госпожи. Если она захочет жить в основном доме, то гостевые помещения в аббатстве останутся свободными, и в случае необходимости там могут останавливаться придворные. Как вам известно, ваше величество, священники аббатства отнюдь не бедны — столетия экономии увеличивали их богатства. Они смогут хорошо позаботиться о посетителях.
Королю понравилась эта идея.
— Вы все прекрасно придумали, дорогой Жак. Я думал об аббатстве, но не знал, что там имеется просторный дом. Я боялся, что гостевое крыло не сможет уместить большое количество народа. Вы меня успокоили, и я сразу начну действовать.
Король сразу же переключился на другие проблемы. Казалось, что его что-то волнует. Он сидел и хмурился и наконец заявил, словно колеблясь:
— Кер, я вам послал список назначений — губернаторы, мелкие чиновники, которых я желаю послать в Нормандию. Она ведь теперь снова наша. Но я был поражен, когда вы мне представили совершенно иной список. Неужели я мог ошибаться? Должен признаться, что мне это неприятно, и я требую, чтобы вы мне объяснили свои соображения. Вы пошли против моих желаний, а я ведь очень серьезно к этому подошел и хорошо продумал все назначения.
Кер не стал уверять короля в своей преданности или каким-то иным образом унижаться перед ним, как это было принято во время споров с его королевским величеством. У него были свои отношения с Карлом. Кер был честным, прямым и деловым человеком, он всегда выкладывал королю факты и прямо выражал собственное мнение. Если возникала необходимость, он мог даже спорить с ним и никогда не пытался каким-то образом подсластить пилюлю. Между ними существовала особая связь, установившаяся давно, в годы, когда Карл жил в Бурже и полностью зависел от Кера. И тот помог королю выбраться из неприятностей.
Король иногда ласково обращался к Керу:
— Старина Жак! Мой дорогой Жак!
Кер порой мог позволить себе отдать честь королю, поклониться ему в пояс и воскликнуть:
— Пусть живет наш король вечно!
Они оба понимали, что это была искусная игра. Кер не стал извиняться за свой список, а начал объяснять, почему он выбрал те или иные кандидатуры.
— Сир, прежде всего я хочу напомнить, что ваши новые офицеры отдали много сил, знаний и энергии, чтобы добиться победы над врагом. Вы только подумайте, ваше величество, здесь сожгли множество зданий, разграбили дома. Все вокруг несколько раз переходило из рук в руки. Люди стали возвращаться и требовать свои земли, и им нечего было есть. Прежде всего следовало обеспечить людей пищей, доставить ее туда по дорогам, которые находились в ужасном состоянии. Семьи рассеялись, и ваши офицеры должны были в первую очередь помочь родителям отыскать потерявшихся детей. Они должны были найти дом для несчастных малышей, живших, подобно животным, в лесах и на городских помойках. Начались страшные конфликты по поводу владения землей, мы нуждались в трезвых головах, чтобы разрешить все споры.
Сир, люди, в чьи руки вы отдаете завоеванные провинции, должны быть в состоянии восстановить порядок и прекратить хаос в самое короткое время. А теперь, ваше величество, — продолжал Кер, — взгляните на список выбранных вами людей. Должен признать, что они хорошо делают некоторые вещи. Они будут неплохо смотреться на своих постах, прекрасно председательствовать на официальных банкетах, они смогут даже правильно рассадить гостей. Они способны проводить турниры и разрешать некоторые споры между рыцарями. Иные из них даже могут собирать налоги. Но, ваше величество, никто из них не пошевелит и пальцем, чтобы накормить голодающих. Они не станут стараться, чтобы разрешить споры по поводу владения землей или домами, а родители никогда не смогут найти потерявшихся детей с помощью этих брезгливых господ. — Кер очень волновался, он положил руки на край стола и наклонился к королю. — Я предложил людей, которые лучше подходят, для этих постов, хотя они, может, и не такие знатные! Но, мой король, эти люди будут работать день и ночь, чтобы доставить провиант в разрушенные города и деревни, чтобы помочь людям в момент горя и нищеты. Я молю, чтобы вы как следует подумали над этим. Сир, вы сами часто повторяли, как это важно, чтобы народ, освобожденный от иностранной власти, получил помощь и был доволен своим королем, чтобы доверял ему.
Король тоже разволновался. Сначала он был возмущен, затем удивлен и обижен, как человек, заслуги которого не оценили, и наконец на его лице появилось выражение неохотного согласия. Король начал перебирать документы на столе и нашел нужную бумагу. Он просмотрел ее, бросил на стол и капризно крикнул:
— Улисс!
Сенешаль трусцой прибежал в комнату. Его лицо выражало крайнее удивление. Слуга не ожидал, что он может понадобиться хозяину в такой момент.
— Да, ваше королевское величество?
— Улисс! — Голос Карла был резким. — Где мой любимый напиток? Ты забыл мне его подать? Неужели слуги короля Франции не могут ухаживать за своим хозяином как следует? Наверное, выбор слуг короля должен подвергнуться критике, быть изменен, а то люди станут смеяться над этим. Почему все постоянно забывают о его простых нуждах? Почему он должен напоминать о том, чтобы перед ним поставили бокал любимого напитка?
Старик сенешаль быстро покинул комнату, но перед уходом выразительно взглянул на Кера, как бы желая сказать, что король скандалит из-за него. Через минуту сенешаль вернулся с серебряной тарелкой, на которой стоял бокал великолепного красного цвета, наполненный какой-то непонятной смесью. Кер знал, что там находилось, — взбитые сливки с сахаром и корицей. Рядом с бокалом лежали очищенные орешки.
Король опускал орешки в бокал, после чего с удовольствием отправлял их в рот. Он пытался не выказывать чересчур открыто свое удовольствие — ведь слуга должен был чувствовать его обиду.
После того как король съел десяток орешков, он начал улыбаться.
— Вы правы, — сказал его величество. — Я обещал должности многим людям, и мне казалось, что они все будут довольны. Почему у многих людей отсутствуют нужные качества? Да, мой дорогой Жак, вы правы. Я думаю, что вы проявили мудрость. Нам нужны люди, которые смогут быстро восстановить порядок. — Король поднялся и коснулся плеча своего казначея. — Вы всегда правы. Что я стал бы без вас делать, Жак Кер? Я знаю, что пропал бы без вас, я в этом открыто вам признаюсь. Кругом столько пустых болтунов! Старина Жак, нам следует держаться вместе!
Кер собирался покинуть короля. Он весь сиял от ласковых слов монарха. Король окликнул его:
— Жак Кер!
—Да, сир?
Настроение монарха вдруг переменилось. Он снова сел за стол, его лицо стало мрачным, плечи поникли, руки расслабленно лежали на столе, даже огромный изумруд, который он носил на толстой золотой цепочке, казалось, не так ярко сверкал.
— Жак Кер! Жак Кер! Иногда мне кажется, что я теряю все самое для меня ценное! Почему именно сейчас, когда я получил обратно всю Францию, я должен потерять дорогих мне людей? Она умрет. Я резко разговаривал с Робером де Пуатеваном и назвал его паршивым прорицателем! Я ему заявил, что он ничего не знает. Но в глубине души я понимаю, что ему действительно все известно. Да, Жак Кер, она умрет.
2
Д’Арлей увидел новых людей на корточках на земляном полу, они играли в игру, напоминающую шашки. Один из них спросил:
— Скоро состоится процессия, господин д’Арлей?
Д’Арлей посмотрел сквозь щель в промасленной бумаге, закрывавшей окно.
— Солнца не видно, и я не могу определить, который сейчас час. Но мне кажется, что процессия начнется через несколько минут.
Игроки начали подниматься с пола. Они как-то нехотя выходили наружу, но д'Арлей понимал, что все они волнуются. Во дворе гостиницы никого не было. Все, даже конюхи, отправились в Руан, чтобы посмотреть, как король Франции вновь войдет в город, столько лет находившийся в руках английских захватчиков.
Молодые люди собрались у входа и повернулись в сторону юга. До них донесся громкий звук трубы. Это отряд герольдов подавал сигнал. Даже на расстоянии можно было различить нотки триумфа в этих звуках. Король Франции торжественно вошел в старинный город.
— Наверное, это удивительное зрелище, — вздохнул один из новых людей. — Говорят, что король будет сверкать драгоценностями с головы до пят. У господина Дюнуа сабля будет украшена бриллиантами. Эту саблю подарил ему Жак Кер.
— Я никогда не видел короля, — сказал другой молодой человек. В его голосе звучала горечь. — Наверное, все самые прекрасные придворные дамы будут на этой церемонии.
После недолгой паузы первый юноша продолжал разговор:
— Как вы думаете, наши товарищи, которые погибли, наблюдают сверху за нами? Наверное, их удивляет, почему мы не принимаем участия в процессии.
Его неожиданно прервал третий голос. Он был презрительным и грубым:
— Души наших погибших товарищей заняты, и им не до того, чтобы следить за процессией, состоящей из пожилых рыцарей и престарелых толстых дам, разряженных в лучшие одежды. Когда мне было пять лет, я также наслаждался торжественными процессиями, но теперь… Предлагаю сыграть в карты.
Наступила неловкая тишина, но вскоре все согласились с недовольным юношей:
— Максим прав. Если наши друзья смотрят на нас с неба, им не понравится, что мы горюем. Никто не должен знать, что мы обижены. Давайте лучше сыграем в мяч!
Молодые люди взяли большой кожаный мяч, набитый соломой, и игра началась. Сначала она шла вяло. Никто не стремился завладеть мячом. Но потом игроки разогрелись и стали действовать энергичнее. Раздавались громкие крики, и стало ясно, что новые люди забыли о глубокой обиде, нанесенной им.
Д’Арлей вернулся в гостиницу и обнаружил там предназначавшееся ему письмо. Он сразу узнал руку, написавшую его имя на конверте. Это был спешный, но аккуратный почерк Жака Кера. Внутри лежала короткая записка:
«Хочу сообщить Вам, дорогой друг, что я пришел к решению, которое Вы поддержите. Я уверен, что нет необходимости прибегать к экстренным мерам. Я хочу отказаться от плана и собираюсь вскоре повидать графа и сообщить ему о моем решении. Я пишу Вам, потому что мне кажется, что сегодня у Вас будет плохое настроение, а моя весточка поможет Вам немного встряхнуться».
Д’Арлей швырнул записку в огонь и смотрел, как ее пожирает пламя. Потом он повернулся на каблуке, демонстрируя тем самым, что настроение у него отличное.
«Перед моим носом убрали самую высокую преграду!» — сказал он себе.
3
Граф де Бюрей следовал за королем Франции среди других придворных. У него не было никаких особых дел. Лишь иногда он надевал доспехи, которые были для него слишком тяжелы и неудобны. После того как процессия вошла в Руан, все изменилось. Он стал одним из самых занятых людей в свите короля.
В его обязанности вроде бы входила поставка лошадей с Запада, но он не был в этом твердо уверен. Не эти обязанности заставляли его вдруг стать энергичным. Он тратил время и силы на дела, которые никак нельзя было назвать официальными. Прежде всего он стал активным членом избранного круга придворных картежников. Это было новое увлечение при дворе. Король не приветствовал подобное времяпрепровождение, особенно сейчас, когда он дал обещание закончить войну. Монарх надеялся, что его непосредственное окружение станет так же серьезно относиться к важным для него и для отечества вещам. Поэтому «избранные» играли в свои азартные игры. Для новой забавы нашли помещение в одной из башен замка. Это было очень высоко, и добраться туда мог далеко не каждый. Любители карт не боялись, что король навестит их там. Зато сами проводили в башне несчетное количество часов. Ставки были высокими, и игра в карты стала весьма выгодным бизнесом, в том числе и для графа де Бюрей. Он был хорошим игроком, хотя никто из противников пока не понял этого. Граф крепко сжимал дрожащими руками карты и подносил их прямо к носу. Он запоминал каждый ход и каждую вышедшую карту, улавливал изменения на лицах своих противников и делал соответствующие выводы. Он все время что-то бурчал себе под нос. Все посмеивались над ним и считали чудаковатым и абсолютно безвредным. А граф тем временем одерживал одну победу за другой.
У старшего де Бюрея были и другие статьи дохода, да посерьезнее, чем карточные выигрыши. Когда французская армия освободила от англичан оккупированные ими земли, появился колоссальный спрос на различные официальные бумаги: обязательства, удостоверения личности, свидетельства об инвалидности в результате ранения, пропуска в военные районы, разрешения на торговлю в военных частях и на освобожденных территориях. Некоторые бумаги можно было получить честным, законным путем, но для этого требовались невероятные усилия, бесконечная беготня из одного департамента в другой. Королевские министры далеко не всегда были расположены выдавать такие документы, и людям приходилось искать обходные пути и довольствоваться подделками. За каждый вид документа платили огромные деньги. Дело оказалось невероятно прибыльным, поэтому очень скоро появилась тайная организация, состоявшая из королевских служащих, которая занялась этими вопросами.
В обязанности графа де Бюрея входил сбор подписей — настоящих или поддельных. Каждый день он по нескольку часов просиживал в приемных, чтобы тот или иной министр завизировал бумаги.
Королевские чиновники располагались в огромном дворце, выстроенном англичанами, Карл основал там свою ставку.
Особого выбора у короля не было, потому что в Руане оказались разрушенными или сожженными все общественные здания, сгорели все деревянные дома и торговые центры.
Нередко за податью старший де Бюрей наведывался к королевскому казначею. Его контора находилась на территории бывшего зверинца, поэтому там стоял сильный неприятный запах. Жак Кер всегда был занят, но принимал графа сразу, не заставляя его ждать.
Возможно, Керу и было известно о сомнительных делах графа, но он никогда не показывал виду.
— Кажется, у вас слишком много друзей, граф, — поинтересовался однажды Кер. — Кроме того, у вас, видимо, очень щедрое сердце, если вы так беспокоитесь об этих людях. Я надеюсь, вы не станете опускаться до того, чтобы брать за свои труды компенсацию?
Графу не понравились слова королевского казначея.
— Вам прекрасно известно, Кер, — проворчал старший де Бюрей, — что мне нужна любая серебряная, а еще лучше — золотая монетка. Они мне необходимы для бездонного колодца, который я иногда почему-то называю кошельком.
— Когда у меня будет свободное время, граф, мы с вами непременно кое о чем побеседуем. Обещаю. Но вам известно, как у меня туго со временем.
Кер нашел время для встречи с де Бюреем спустя неделю, когда французский двор переехал во дворец, оставленный лидерами английской армии. Он встретил графа у входа в переполненную приемную короля и пригласил пройти в свои покои.
— Граф, я принял решение, — сказал Кер, засовывая руки в карманы. Он нахмурился. — Должен вам признаться, что король нуждается во мне и желает, чтобы я продолжал ему служить. Он не раз проявлял свою симпатию ко мне, и поэтому я считаю, что мне не следует предпринимать никаких особых мер…
Граф понял, в чем дело, и погрустнел.
— Вы думаете, что не стоит продолжать выполнять разработанный план?
— Да, я так считаю. Дорогой господин Рено, более того, я уже пришел к решению, что следует навсегда оставить прежний план.
Граф понял, что хорошей жизни пришел конец. Ему так нравилось, что в карманах постоянно звенят золотые монетки. Граф начал энергично протестовать. Неужели Жаку Керу непонятно, как он рискует? Возможно, он переоценивает собственное положение при дворе… И разве ему не известно, сколько у него врагов? А вдруг отношение короля к нему изменится!
Кер ничего не желал слушать. Он утвердительно кивнул и сказал:
— Граф, я уже все решил. Вам должно быть известно, что ни вы, ни графиня от моего решения не пострадаете. Вам я буду платить, чтобы компенсировать проживание у вас Валери. И конечно, вам тоже будут поступать кое-какие деньги.
Граф не верил обещаниям, потому что сам нередко нарушал их. Он покидал Кера очень расстроенным и пытался что-нибудь придумать.
Де Бюрей вспоминал прощальные слова Кера: «Дружище Рено, не стоит грустить. Франция станет процветающей страной, и каждый из нас получит свою долю. Вы выплатите свои долги, у вас останется достаточно денег, чтобы есть с золотой тарелочки. Я вам это обещаю».
Граф прошел в королевскую приемную. Обычно он любил там бывать. Ему нравилось состояние постоянной конкуренции между придворными, он любил дворцовые интриги, сплетни и слухи. Сегодня граф был мрачен. Де Бюрей медленно прошел в длинную комнату, где гуляли сквозняки. Он не поднимал глаз от пола и что-то постоянно бормотал. Граф не замечал даже приветствий своих знакомых.
— В это невозможно поверить! — возмущался он. Вдруг он остановился — в голову ему пришла идея, как найти выход из создавшегося положения. Граф шлепнул себя по ляжке и воскликнул:
— Ну конечно!
— В чем дело? — спросил его кто-то. — Вы что, наяву видите прекрасные сны?
Граф даже не взглянул на говорившего. Он прошелся по комнате, гордо откинув голову. У него чесались руки — так хотелось взять перо и выразить все на бумаге.
— Он что, считает меня мальчиком, который бежит к нему по первому зову? — возмущался граф. — Мне вообще не нужен великий Кер… Я, Рено де Бюрей, возьму дела в собственные руки и смогу все проделать умно, решительно и искусно!
Граф быстро прошел к себе. Обе его комнаты находились в башне, из окон которых была видна река. Сам он располагался в комнате побольше, трое слуг, которых де Бюрей привез с собой, жили в маленькой каморке.
— Перо, Юго! — приказал граф. — Бездельник, быстро подай мне чернила и бумагу! Клянусь святыми, — заявил он вслух, — моя голова и руки не предназначены для работы клерком!..
Граф взял последний лист послания и перечитал его. Он был очень доволен собой.
«Итак, мое сердечко, я надеюсь, ты со мной согласна, что нам следует продолжить и завершить тот план, от которого Кер теперь отказывается. Перед нами предстают прекрасные перспективы, от них нельзя отказываться из-за сомнений, возникших в последний миг в бестолковой голове этого меховщика. Мы должны устроить так, чтобы Его Королевское Величество увидел маленькую кузиночку прежде, чем стала чересчур сильной его симпатия к девице де Менелэ. Если ему понравится копия обожаемого оригинала, казначей не сможет отказаться от прежнего плана.
Приезжай ко мне побыстрее, моя обожаемая женушка, и бери с собой нашу родственницу. Наверное, тебе не надо напоминать, что ее не следует выставлять на всеобщее обозрение? Когда поедете, не забудьте взять с собой самую лучшую одежду, которую купил для нее Кер, — все ее прелестные платья, плащи и шляпки, мягкие шелковые неглиже и кружевные халаты. Наш король должен видеть кузиночку во всей ее красе.
Отправляйся в путь сразу после получения письма, и пусть слуги не жалеют лошадей!»
Глава 4
1
Изабо неоднозначно восприняла письмо от муженька. Ей не понравилось, что план, приносивший им такие доходы, был больше не нужен. А ведь все шло так гладко. Ей также не хотелось выполнять указания графа — Изабо никогда не считала своего супруга очень умным. Она злилась на Кера, потому что он изменил собственное решение.
— Так бывает всегда, — возмущалась она, — как доходит до дела! Мужчины играют тобой и начинают придумывать различные уловки. Они не могут делать это, а должны делать то! Они — поборники чести. Честь! Это маска, которую они на всякий случай таскают с собой, эти самозванцы. И они прячутся за ней, когда им нужно скрыть собственную слабость! Мужчинам следует повиноваться — так уж принято, но их невозможно уважать…
Изабо неохотно вышла из теплой уютной комнаты и прошла по коридорам, где уже гуляли холодные сквозняки. Она накинула на плечи плащ с меховым капюшоном, но сразу замерзла, поэтому пришлось передвигаться быстро. Изабо неохотно остановилась, встретив врача, который осматривал Валери.
— Скажите, доктор, мадемуазель достаточно здорова? Она может отправиться в долгое путешествие?
Врач широко раскрыл глаза.
— Длительное путешествие? Я вас правильно понял, сударыня? Вы хотите сказать, что путешествие состоится сейчас, в такую холодную, промозглую погоду?
— Да, вы меня правильно поняли. Именно сейчас.
— Госпожа Изабо, она настолько больна, что умрет, попытайся мы перевести ее из одной комнаты в другую…
Графиня подумала: «Как некстати заболела наша малышка!»
— Чем же она больна?
Врач говорил что-то непонятное:
— Сударыня, у нее лихорадка. Существует множество видов лихорадки, но мне пока не удалось выяснить, от какой именно страдает мадемуазель. Источник заболевания мне неизвестен. Если бы я это знал, я бы стал знаменитым и богатым. Я уже сильно пустил ей кровь, поставил ей клистир из трав и приказал, чтобы ее выкупали в отваре из дубовых листьев. Я даже… — тут у него заблестели глаза, — я даже применил кое-что новенькое… Ей дают пить настой аниса. Мадемуазель следует поголодать, чтобы из ее организма выводились вредные вещества.
— Поголодать! — возмущенно воскликнула графиня. — Вы что, не видите, что она и так очень худая? Вы хотите, чтобы она выздоровела, но стала совсем некрасивой? Прекратите это ваше лечение. Анисовый отвар! Если женщина потеряла красоту, жизнь ей вообще не нужна!
Врач настолько перепугался, что начал бормотать:
— Сударыня, я хотел ей помочь… Я пытался сделать так, чтобы она выздоровела.
Графиня быстро пошла по холодному коридору. Напоследок она сказала доктору:
— Я требую, чтобы вы прекратили ваши глупости! И ничего не предпринимайте до тех пор, пока я ее сама не повидаю.
Когда Изабо увидела Валери, ее поразили красные щеки девушки и пышущий жаром лоб. Валери болела намного сильнее, чем думала графиня. В комнате было очень душно. Щеки Гийометт, гревшей простыню у огня, тоже пылали. Валери поворачивала голову то в одну сторону, то в другую.
— Кузина, мне очень плохо, я вся горю, — тихо простонала она.
Графиня быстро вошла в комнату, взяла черного с белыми пятнами кота, который удобно устроился в ногах Валери, и поднесла его к двери. Анатоль-Реймон был этим так возмущен, что попытался расцарапать руки графини.
— Пожалуйста, — попросила девушка, — когда я болею, мой старый кот всегда сидит возле меня. Он пытается мне помочь своим присутствием.
— На этот раз ему придется покинуть комнату, — заявила Изабо, подходя к постели. — Не знаю, почему я его вообще терплю! Он постоянно шкодит и сегодня утром украл рыбное филе с кухни… Кузина, я получила известие, что мы должны отправляться на север. Дело не терпит отлагательств.
Валери попыталась поднять голову, чтобы взглянуть на Изабо, но у нее не хватило сил. Она упала на подушку и жалобно простонала:
— Как жаль, что я сильно больна! Кузина, что мы будем делать? Может, мне стоит остаться здесь?
— Нет! Тебе нужно побыстрее выздороветь, и для этого ты должна проявить волю!
Валери слабо качнула головой:
— Да, кузина, я постараюсь.
— Тебе нужно объяснять, почему мы должны ехать?
— Нет. Я постараюсь побыстрее выздороветь. Графиня раздраженно заявила:
— Этот врач — просто глупец! И тут ничего не поделаешь, потому что остальные не лучше его.
Графиня обратилась к Гийометт:
— Здесь очень душно. Зажги ванильную ароматическую палочку!
Она закрыла за собой дверь, черно-белый кот быстро проскользнул в комнату и уселся в ногах у Валери.
Гийометт подошла к девушке и погладила ее по руке.
— Она всегда может здорово подбодрить человека! «Быстрее поправляйся»! Неужели она думает, что ты ей ответишь: «Да, мне уже лучше!» — и быстренько выпрыгнешь из постели! — Служанка покачала головой и таинственно подмигнула Валери. — Мадемуазель, я знаю, что с ней такое. Она получила от него письмо.
Валери некоторое время лежала неподвижно, и это означало, что вести ее заинтересовали.
— От графа?
— Письмо от графа прибыло сегодня, но я имела в виду письмо, которое пришло несколько дней назад. Это было письмо от другого.
Валери не нужно было задавать вопросов. Она поняла, что письмо было от д’Арлея.
— Мадемуазель, ему это все не нравится. — Гийометт склонилась над девушкой и проговорила шепотом: — Она несколько часов не выходила из комнаты. Когда она вышла… Графиня была такой злой! — Служанка начала энергично кивать головой. — Хотелось бы мне знать, что было в этом письме. Может, он помахал ей ручкой с прощальным приветом. А может, он ей сказал…
— Гийометт, тебе не следует говорить мне об этом.
— Я знаю, мадемуазель. Но должна повторить, что она такая злая уже давно.
Валери понимала, что Гийометт говорит сущую правду. Графиня злилась с тех пор, как граф и д’Арлей покинули их, чтобы присоединиться к французской армии. Она срывала плохое настроение и на Валери. Ей было невозможно угодить, каждый день она попрекала девушку ее плохим воспитанием, зло смеялась над каждой оплошностью.
— Кузина, дама не должна проявлять чувство юмора. Мужчинам это не нравится, они считают это вульгарным!
Валери была слишком импульсивной и делала неожиданные вещи. Это тоже запрещалось. Она постоянно спешила, оказалось, что спешить должны только слуги. Но самая главная вина Валери заключалась в неумении вести пространные светские беседы, то есть долго рассуждать ни о чем. Графиня не раз упрекала ее в этом.
— Внутри, — заявляла графиня, — ты все еще остаешься простой девицей, дочерью странствующего актера. Наверное, ты все-таки была их ребенком! Если дела обстоят именно так, тебе не удастся измениться. Если ты хочешь стать настоящей светской дамой, тебе следует побыстрее стать другой. Ты никогда не станешь настоящей дамой, если не будешь себя ощущать ею.
Валери была очень честной и призналась, что переменилась только частично.
— Но я продолжаю меняться, — пыталась защититься девушка. — Я могу делать вещи, которым вы меня учили, без всяких усилий. И конечно, я стала более уверенной в себе.
— Ты постоянно должна испытывать эту уверенность, — резко заметила Изабо. — Я не могу тебе в этом помочь. Тут невозможно ничего объяснить, ты просто должна все почувствовать сама.
Который раз, когда Валери делала что-то не так, как хотела графиня, та сразу поднималась на дыбы!
— Вот-вот! Я именно это имела в виду!
— Кузина, — пыталась оправдаться девушка, — не вижу здесь ничего особенного.
— Если тебе это непонятно, как я могу что-нибудь объяснить? — воскликнула Изабо.
Валери привыкла к тому, что ей постоянно делали замечания. Девушка не понимала, почему наставница изменила к ней отношение и постоянно ее критикует. Валери стала догадываться, что графине было приятно указывать на ее промахи, и иногда Изабо была крайне несправедлива. Она напоминала кошку, сидящую в засаде и готовую в любой момент напасть на бедную беззащитную мышку!
Очень редко Изабо была в хорошем настроении, тогда она могла похвалить Валери.
Валери было приятно слышать похвалы, но она не воспринимала их всерьез, так же как и постоянную критику в собственный адрес. Все зависело вовсе не от поведения девушки, а от настроения Изабо. Девушка понимала, что графиня относится к ней с неприязнью, и все приятное, что она говорила Валери, никак не меняло этого отношения. Возможно, графиня ревновала д'Арлея к Валери… Такое тоже может быть, размышляла Валери.
Валери перебирала все это в памяти, и ей стало совсем худо. К болезни тела прибавилась слабость духа. Она сказала служанке:
— Гийометт, мне действительно очень плохо, я не могу более разговаривать. — Но через некоторое время она произнесла: — Я уверена, что графиня будет на меня очень сердиться, потому что я еще долгое время не смогу никуда ехать.
2
Девушка оказалась права. Прошло Рождество, холодные дни января тянулись очень медленно. Наступил февраль. Валери оправилась от болезни и была в состоянии предпринять путешествие. Когда они выехали из Парижа, на земле лежал снег.
За внешним спокойствием Изабо можно было разглядеть жгучее нетерпение. Перед отъездом она редко навещала свою воспитанницу и еще реже желала с ней говорить.
Они ехали очень медленно. На дорогах было много людей: беженцев, тащивших на плечах жалкий скарб; военных; разных подозрительных, похожих на бандитов, личностей; раскрашенных в разноцветные ленты проституток.
Изабо ни с кем не желала заводить знакомство и постоянно следила, чтобы Валери никто не увидел и не узнал.
Наконец они оказались в Руане. Офицер у ворот взглянул на бумаги графини и позвал кого-то.
— Этот пожиратель баранины тут? Если он здесь, пусть придет сюда.
Через секунду появился Прежан Кеннеди. Он улыбнулся Валери и поклонился графине:
— Добро пожаловать, сударыня и мадемуазель. Граф де Бюрей вынужден был отправиться с другими придворными в аббатство и просил, чтобы я вас встретил. Я вас жду уже пять дней.
Изабо была очень резка. Казалось, ей неприятно, что она обязана шотландцу.
— Благодарю вас за любезность. Граф просил мне что-либо передать?
— Только одно — он желает, чтобы вы поскорее отправились в путь. Сегодня, сударыня, вы отдохнете в том доме, где квартирую я. Дом очень скромный, но чистый и удобный. Он расположен неподалеку от ворот Кошуаз, из окна комнаты можно видеть церковь.
— Наверное, для нас можно было выбрать что-то другое! Шотландец криво усмехнулся. Всем было ясно, что ему не нравится графиня де Бюрей, он и не собирался этого скрывать. Кеннеди не стал отвечать сразу, он начал поправлять свой новый шейный платок в темно-зеленую с синим клетку. Видимо, война помогла Кеннеди разбогатеть. Через плечо у него был перекинут английский ремень с золотой вышивкой на бархатной основе. Его новые доспехи сильно блестели.
— Сударыня, других комнат нет. Англичане сильно разрушили Руан. Они повредили дома, стоявшие недалеко от крепостных стен, чтобы было легче защищать город, а остальные строения выгорели дотла. Граф не смог ничего для вас найти, и тогда я предложил ту комнату, которую делю с моим другом.
Мы переехали на чердак, комнату отдаем вам. Могу вас уверить, что ничего лучшего вы здесь не найдете. Графиня все еще сердилась.
— Наверное, это ужасное место, если там есть только одна комната.
— Напротив, сударыня. Дом просторный. Он принадлежал сапожнику. В доме живут пять подмастерьев. На нижнем этаже находятся мастерские и кладовки. Вдова — сапожник недавно умер от раны, полученной во время осады, — не желает отдавать свою комнату, потому что у нее не кончился траур…
— Сколько он еще будет продолжаться?
— До завтрашнего дня, сударыня. Изабо захохотала:
— Один день? Она уже столько была в трауре, что никто не заметит, если он закончится сейчас. Тогда у нас будут две спальни и мы как-нибудь сможем переночевать.
— Вдова Брабье, — покачал головой шотландец, — не выйдет из комнаты, пока траур полностью не закончится. Сударыня, это очень упрямая женщина. Первые девять дней, как положено, она не вставала с постели, а теперь она сидит на черной простыне на полу, и так продолжается целый месяц. Туда не входит никто, кроме ее служанки. Мы с другом живем в доме месяц и до сих пор ее не видели. Ну-у-у, один разочек ее служанка повела нас во двор, и мы через окно заглянули в ее комнату. Она, — тут у шотландца замаслились глазки, — такая пышная дама, с красивыми глазами, думаю, она недолго останется вдовой.
— Меня она абсолютно не интересует. — Изабо подумала, потом неохотно согласилась: — Если у нас не будет лучшего помещения, что ж, придется с этим примириться. Вы должны нас отвести туда сразу же.
— Вы пробудете там всего одну ночь, сударыня. Вам следует отправляться завтра утром в аббатство, потому что граф вас ждет. Должен вам сказать, что мне тоже хочется побыстрее вернуться в дом. Понимаете, я не доверяю моему другу.
Изабо побледнела.
— Вы боитесь, что он вас обворует? Куда вы нас хотите отвести?
— Нет, нет, сударыня. Локки Белл — мой соотечественник, и я могу поклясться, что он — честный парень, хотя и из Эдинбурга. Я беспокоюсь о его отношении к вдове. Меня не было дома три часа, и кто знает, что он мог сделать в мое отсутствие? Может, Локки сломал замок у нее на двери и познакомился с дамой?
— Должна вам сказать, — возмутилась графиня, — что меня не интересует ваше соперничество за внимание вдовы сапожника. Я прошу, чтобы вы сейчас же отвели нас в этот дом, потому что нам необходимо поесть, отдохнуть и принять теплую ванну.
Шотландец повернулся и подмигнул Валери.
— Вы бы только видели горы готовых к продаже башмаков и огромные кучи выделанной кожи! Интересно, как ему удалось все это сохранить в военное время? За обувь можно получить много денег. Вдова не сможет сама заниматься всеми делами. — Он продолжал обращаться к графине: — Сударыня, я считаю, что вдовицу следует приручать, когда она выйдет из заточения. Она ведь целый месяц просидела одна на полу на черной простыне. Ей настолько надоело одиночество, что первое мужское лицо для нее будет сиять, как лицо архангела… Даже если это будет задубелое лицо шотландца средних лет.
Кеннеди удалось насмешить Изабо, несмотря ни на что.
— Надеюсь, для этой бедной женщины ваш компаньон будет более привлекательным.
— Локки Белл? Сударыня, он тоскливый мужичишка с раздраженными глазами, а волосы у него цвета морковки, слишком долго пролежавшей в земле. Про Локки говорят, что его единственное богатство — это веснушки на лице. Он небольшого росточка, тощий и очень вредный. Но, несмотря ни на что, сударыня, я его побаиваюсь, он умеет обходиться с женщинами.
Дом не произвел на графиню приятного впечатления, а когда они вошли внутрь, ее ноздри начали нервно подергиваться от возмущения. Женщин провели в довольно большую комнату, где стояли две кровати. Изабо наконец решила, что все не так уж и плохо. На стенах ничего не висело, в углу стояла старая лавка, одна из кроватей была большой, другая — совсем маленькой.
— А где же расположатся слуги? — спросила она у шотландца, который стоял в дверях.
— У служанки есть комната позади большой спальни. Ваши женщины могут переночевать вместе с ней, а мужчины отправятся на чердак. Мне приходилось спать на более твердых вещах, чем куча выделанных кож.
Графиня отпустила шотландца движением руки, а потом обратилась к Валери:
— Я буду спать на большой постели, если только мне удастся на ней уснуть. Кузина, вам придется вести себя очень тихо.
Служанка по имени Бона, которую графиня взяла с собой в путешествие, отправилась, чтобы принести свежее белье и горячую воду. Прошло много времени, прежде чем она возвратилась, неся небольшое деревянное корыто и ведро, наполовину наполненное водой.
— Госпожа, здесь люди не часто моются, — заметила Бона. Графиня была крайне недовольна.
— Этой воды не хватит даже мне одной. К счастью, Бона, мы будем ужинать здесь, и мадемуазель не обязательно принимать ванну. Я очень утомилась. Начинай меня раздевать и мыть.
Валери мечтала помыться горячей водой, но протестовать не смела. Девушка растянулась на маленькой и жесткой постели. Она старалась не смотреть в сторону обнаженной Изабо, которую мыла Бона. Графиня любила демонстрировать свою белую кожу и стройную фигуру.
Когда приятная процедура закончилась, графиня с довольным вздохом растянулась на постели. Служанка принялась энергично массировать и растирать ее ноги и живот. Движения были быстрыми и жесткими. Массаж графине делали каждый день, но Валери никогда при этом не присутствовала. Девушка не желала ничего видеть и закрыла глаза.
Изабо опять удовлетворенно вздохнула, откинула шелковую простыню — массаж был закончен. Служанка вышла из комнаты, и через секунду графиня позвала Валери.
Валери взглянула на Изабо: та лежала под простыней, ее рыжеватые волосы красиво рассыпались по подушке.
— Дитя мое, — сказала графиня. В ее голосе не было ноток надменности и раздраженности, — вы, наверное, думаете, что я к вам несправедлива и очень жестока. Я понимаю, что была очень требовательна, но у нас было не много времени, и теперь я могу сказать, что была права в своей требовательности. Понимаете, кузина, мне нужна была уверенность, что вы не совершите ошибки. Риск нашего предприятия настолько велик, что мы должны быть очень осторожными… Я вам не давала покоя, были времена, когда вы меня ненавидели. Но сейчас вы готовы…
Валери поразила эта речь.
— Были времена, — сказала она, — когда я считала вас чересчур требовательной и была уверена, что я вам неприятна. Но теперь я понимаю, почему вы были так строги со мной.
Карие глаза графини, которые могли быть такими суровыми и жесткими, улыбались девушке из-под простыни.
— Я думаю, что вам все удастся правильно сделать, — сказала графиня. Она помолчала, а потом добавила, не сводя с девушки глаз: — Мы должны быть очень осторожными. Случайное слово может дать пищу досужим сплетням и все испортить. Дитя мое, ты не должна никому доверять. Ни с кем ничего не обсуждай и, если тебе зададут вопрос, сделай вид, что ничего не понимаешь. Это относится к моему болтливому мужу, шотландцу и господину д'Арлею. Тебе следует осторожно разговаривать даже с Жаком Кером. — Графиня улыбнулась. — Ты должна быть откровенной только со мной. Валери стала серьезной.
— Кузина, я буду очень осторожна.
— Вот и все, что я хотела тебе сказать. Я надеюсь, что между нами не будет непонимания и неприязни. — Изабо закрыла глаза. — Думаю, надо отдохнуть перед ужином. Это путешествие полностью лишило меня сил.
Валери не терпелось поскорее поговорить с Прежаном Кеннеди. Она робко спросила у графини:
— Кузина, я прошу вашего позволения спуститься вниз и поговорить с шотландцем Кеннеди. Вам ведь известно: по поручению господина Кера он уезжал куда-то, чтобы разузнать о моих родителях. Мне очень хочется услышать новости. Кузина, я буду очень… осторожна.
Графиня открыла глаза и пристально взглянула на воспитанницу.
— Хорошо. Он был бы удивлен, если бы вы его об этом не спросили.
Валери нашла Кеннеди внизу. Он улыбнулся, увидев девушку, и сказал:
— Я надеялся, что мы увидимся. Садитесь рядом.
Он посмотрел на подмастерье, возившегося в углу, и прошипел:
— Убирайся отсюда, Гелберт, и займись чем-нибудь в ближайшие полчаса. А теперь, моя маленькая мадемуазель, мы можем свободно поговорить. Я вижу, что у вас в жизни многое переменилось, и кажется мне, что к лучшему. Ваша одежда стоит… примерно дюжины золотых монет. До меня доносились кое-какие слухи, и я был готов к этим переменам, а теперь вот я вижу их своими глазами.
Шотландец поднялся и начал расхаживать по комнате, размахивая руками, чтобы согреться. Пока он ходил, наблюдал за девушкой краешком глаза.
«Она кажется такой невинной, — подумал шотландец. Девушка гордо держит головку, и в ее глазах сияет свет. Она, наверное, считает себя второй Орлеанской Девой или… новой Агнес Сорель. Мне следует очень осторожно с ней разговаривать».
— Вы хотели бы меня о чем-то спросить — поинтересовался шотландец.
Девушка обрадовалась его словам.
— Конечно, господин Кеннеди. У меня к вам множество вопросов. Мне хочется знать все, что вам удалось узнать, когда вы… когда вы отправились в Берри по просьбе господина Кера. Мне почти ничего не известно. Мне хочется узнать все о матери и отце, моих настоящих родителях. Не могу вам передать, как мне хотелось поговорить с вами наедине и задать жгущие мой разум и сердце вопросы.
— Я могу вам кое-что сообщить, — заявил шотландец. — Есть сведения, которые я не сообщил нашему купцу, считая, что они предназначены только для ваших ушей.
— Вы мне можете сказать, кто я такая? — задыхаясь, спросила Валери. — Вы мне можете сказать мое настоящее имя?
— Имя вашей матери было Селеста де Ланзанн. Кто был вашим отцом, мне неизвестно. Чтобы узнать его имя, следует предпринять дальнейшее расследование и ехать в другой конец страны. Этим, мадемуазель, можно будет заняться, когда закончится война. — Шотландец подмигнул девушке. — Кроме того, я смогу кое-что заработать.
— Расскажите мне все, что вам известно, — попросила Валери.
— Сначала я расскажу, что мне известно о вашем отце. Он был достойным и красивым мужчиной с хорошей фигурой и светлыми, как у норманнов, волосами.
У Валери заблестели глаза.
— Отец был высоким?
— Да, высоким и крепким, как молодой дуб. До меня дошли рассказы о том, что он был отважен и прекрасно владел оружием. Он умел постоять за себя.
Шотландец поведал девушке историю о том, как отец сражался на дуэли с братом ее матери. Валери очень внимательно слушала Прежана Кеннеди, а потом, когда он закончил свой рассказ, засыпала его вопросами. Где родина ее отца? Из какой он семьи? Виделись ли родители после дуэли? К сожалению, ей удалось узнать не так уж много. Шотландец чаще отвечал: «Этого мне узнать не удалось». Наконец девушка стала задавать вопросы о матери. Шотландец заметно повеселел, потому что ему было что рассказать.
— Ваша матушка, Валери, из хорошего семейства, — начал он, — но, к сожалению, не очень-то богатого. В течение многих десятков лет главы семейств вашего рода только теряли доставшиеся им по наследству капиталы, дома и другое. Зато они прекрасно умели плодить детей. Мадемуазель, ваша мать была четырнадцатым ребенком в семье! Конечно, многие малыши умирали. Семья вашей матушки была настолько бедна, что во время крещения родители не могли подарить дочери серебряную чашечку!
— Бедная моя матушка, — заволновалась Валери. — Но скажите мне, пожалуйста, неужели из тринадцати моих дядюшек и тетушек никто не остался в живых? Наверняка ведь у меня есть какие-нибудь родственники?
— Только один дядя, — уточнил шотландец. — Его зовут Эдуард, он живет в своем поместье. Мне он показался очень подозрительным, осторожным и чрезвычайно жадным человеком. Сколько я ни пытался, ничего не смог из него выудить.
— Брату моей матери, то есть этому господину Эдуарду, известно, что я жива?
Кеннеди отрицательно покачал головой:
— Нет! Он твердо уверен в том, что вы не дожили и до года. Во всяком случае, такая версия его вполне устраивает и другой он не желает знать. Вам не стоит просить его о помощи, дитя мое!
Валери гордо вскинула голову.
— Я никогда не стану его ни о чем просить! Из того, что вы мне рассказали, я поняла: этот человек не был добр к моей матушке. Он наверняка отказался протянуть руку помощи бедняжке в тот момент, когда она в этом так нуждалась. Он черствый и эгоистичный, я никогда не обращусь к нему. Ни за что и никогда! — Валери сильно разволновалась. Некоторое время она молчала, вероятно стараясь не расплакаться, затем спросила: — Господин Кеннеди, а вы не могли бы побольше и поподробнее рассказать мне о матушке. Мне так хочется узнать о ней все-все. Прошу вас, сударь!
— Ну хорошо, хорошо, — согласился шотландец. — Ваша мать была довольно смуглой, небольшого роста. Ее отличал живой характер. Поэтому, наверное, в семье ее звали «Огонек». Она была младшей в семье, но, несмотря на это, рано научилась многим взрослым вещам и неплохо вела хозяйство в доме. Девушка присматривала за прислугой, умела быть строгой. Частенько ей доверяли даже денежные дела. Она научилась экономить и берегла каждую монетку, кроме того, совсем неплохо шила. — Казалось, шотландцу было очень приятно все это рассказывать. В заключение он заявил: — Да, она была приятной леди!
— Она долго прожила после моего рождения?
— Недолго, к сожалению. — Кеннеди глубоко вздохнул. — Ее противный и вредный братец Эдуард так мне ничего и не соизволил рассказать. Ну ничего, обошлось и без его историй. Мне удалось разыскать старую служанку, которая когда-то у них работала. Ну, скажу я вам, и физиономия у этой тетки — кислая, как последний огурец в кадке! Так вот, эта самая кислая старушенция поведала мне, что ваша матушка, не успев оправиться, покинула родительский дом. Да, удрала, одним словом. Через какое-то время ее все-таки нашли, она жила в семье одного фригольдера; причем не так уж далеко от родных мест. Она, подобно простой крестьянке, работала в поле. Ей конечно же не следовало этого делать. Для вашей матушки эта работа оказалась непосильной, несмотря на все ее трудолюбие и житейские навыки. Через месяц она умерла. — Кеннеди перекрестился.
Валери продолжала атаковать его вопросами. Девушка старалась создать для себя образ матери, которую она никогда не видела: гордая, смелая, не желающая терпеть унижения, своевольная женщина. Теперь, когда Валери удалось кое-что узнать, она поняла, насколько трудная доля выпала ее матери. «Мне нужно знать больше, гораздо больше о моих родителях, — думала девушка. — Какое счастье, что начало положено. Как жаль, что история жизни моей матери очень печальна. Как мало она прожила! Но все равно лучше знать правду».
— Мне рассказали еще одну вещь, — заметил Кеннеди. — Ваша мать хорошо пела и могла имитировать голоса людей. Будучи маленькой девочкой, она часто изображала своих родителей, сестер и братьев, гостей, которые приходили к ним в дом.
Валери улыбнулась:
— Вот самое веское доказательство. Теперь я уверена, что несчастная женщина действительно была моей матерью.
Небольшой человечек, в котором легко было узнать Лок-ки Белла — по описанию, которое дал ему Кеннеди, — показался в дверях. За ним Валери увидела лицо Годфруа, пажа, который сопровождал ее и графиню. Годфруа был высоким юношей с темными горящими глазами, он был родом из Прованса. Годфруа был пылко и безответно влюблен в Валери, как это часто случается с юношами его возраста.
— Вдова, — заявил Локки Белл звучным голосом, — поднялась с пола и оделась. Она считает необходимым отдать комнату графине. Это благородный жест с ее стороны, и я теперь уважаю ее еще больше.
Вслед за Локки затарахтела служанка:
— Она надела новое черное платье. Оно из шелка, господа, и на нем пуговицы из гагата, такие крупные, как мои уши. Она собирается сама готовить ужин. Она очень хорошо готовит!
— Ваша госпожа удивительно благородная женщина, — заявил Локки Белл. — Я надеюсь, что ей будет передано мое мнение.
Кеннеди был поражен поведением своего товарища и подозрительно уставился на него. Шотландца совершенно не устраивало подобное развитие событий.
— Откуда тебе известно так много о хозяйке дома? Человечек громко захохотал:
— Я тебя перехитрил, Прежан Кеннеди. Я тебя победил. Как всегда! Я видел вдову и разговаривал с ней. Прежан Кеннеди, я могу заявить, что подружился с ней.
Кеннеди скорчил злобную рожу и не стал ему отвечать. Он отозвал Валери в сторону и сказал:
— Вам пора идти, дитя мое. Ваша госпожа Изабо решит, что мы тут задумали заговор.
3
Наконец Изабо и Валери прибыли в аббатство. Там было полно народу… В аббатстве находился король Франции со своим сопровождением, и вся знать Франции потянулась на север по занесенным снегом дорогам, чтобы оказаться в свете королевского внимания. Всех разместили недалеко от аббатства — в помещичьих домах, в замках, в тавернах. Граф де Бюрей радостно приветствовал жену, потому что ему удалось получить в свое распоряжение целый помещичий дом в трех милях к востоку от аббатства.
— Дом не очень большой, — робко оправдывался граф, боясь, что супруга будет недовольна жильем. — Моя женушка, там есть солнечная комната для вас. А мне придется спать в темной и сырой дыре, больше похожей на келью.
К подвязкам графа были пришиты лапки кротов — считалось, что это средство быстро и эффективно излечивает подагру. Но ему ничего не помогало. Граф сильно хромал.
— Я рад, что маленькая кузиночка снова здорова. Я испугался за кузиночку, когда получил ваше письмо, я думал, — что встречу скелет с впалыми щеками, боялся, что она будет ковылять на тоненьких, как палочки, ножках. — Граф воспользовался тем, что графиня отвлеклась, и быстро ущипнул Валери за бедро. — Но девушка предстала передо мной розовощекой, со сверкающими глазами и с приятной округлой фигуркой.
Не прошло и получаса с момента их приезда, как Годфруа объявил о визите д'Арлея. Граф успел быстро осушить кувшин вина и удалился в свою темную, сырую комнату, он хотел немного подремать. Графиня побежала приводить себя в порядок, а Валери осталась, чтобы приветствовать гостя.
Д’Арлей вошел в комнату и увидел девушку. Д’Арлей был поражен тем, как она хороша, ему хотелось одним прыжком пересечь комнату и схватить Валери в объятия. Его обуревало желание крепко прижать ее к себе, погрузить лицо в ее волосы и почувствовать нежное прикосновение ее щеки. В голове у него звучал громкий голос: «Я ее люблю! Я ее люблю! Я ее люблю!»
Тот же самый голос спросил его: почему он обращает внимание на стоящие перед ними преграды? Почему бы ему не позабыть обо всем и не заявить ей о своей любви?
Валери обуревали те же самые чувства. Она никак не ожидала, что при виде симпатичного смуглого лица Робина так разволнуется. Она сильно испугалась собственных эмоций. «Так нельзя! — решила она. — Я не должна о нем думать. Я… Должна быть благоразумной».
— Я был удивлен, узнав, что вы приехали. Мой брат сказал, что сюда едет Изабо, но мне было очень приятно слышать, что ее сопровождает кузина, а именно вы.
«Почему он так удивлен?» — подумала Валери. — Может, при данных обстоятельствах я не должна была сюда приезжать?» Девушка взглянула на д'Арлея, но ответа не нашла. Молодой человек сиял от радости.
— Если бы вы прибыли на час позже, я бы не смог вас увидеть, — продолжил д'Арлей. — Жан Бюро прислал меня сюда для консультаций с господином Дюнуа. Я с ним разговаривал и уже садился в седло, когда до меня дошли слухи, что прибыла графиня де Бюрей со своей кузиной, которая стала для меня очень важной особой…
В этот момент в комнате появилась Изабо.
— Робин, как я рада вас видеть! — воскликнула она. Графиня приветственно протянула к нему обе руки. За несколько минут Изабо успела приукрасить себя. Бона при помощи массажа сняла с ее лица напряжение. Ей аккуратно собрали волосы на затылке, такая прическа подчеркивала красивую шею Изабо. На графине было платье из полосатого шелка с длинным шлейфом, который громко шуршал при движении, как полагалось хорошим восточным материям. Рукава, отделанные горностаем, были приподняты и обнажали по локоть красивые белые руки. Д'Арлей произнес:
— Я рад вас видеть, Изабо.
Он было протянул к ней руки, но тут же отступил назад: они были перевязаны черной материей.
— Что случилось, Робин? — спросила Изабо, укоризненно глядя на него. — Вы были ранены? И мне ничего не сказали?
— Ничего особенного. Это ожоги от пороха. Они не страшны, но должен признаться, что мне довольно больно.
Валери отошла, не желая вступать в их разговор, однако случайно приблизилась кд'Арлею.
— Это может быть серьезнее, чем вы думаете, — взволнованно сказала она. — Руки болят постоянно?
Д'Арлей утвердительно кивнул:
— Хирург сказал, что ожоги быстро заживут. Но мне ясно, что он ошибся. Кажется, что боль становится сильнее с каждым днем.
Валери обратилась к графине:
— Кузина, вы позволите мне взглянуть на раны? Я знаю, как нужно лечить руки. Тот, кто путешествует по дорогам, как делали мы с моим отцом, должен уметь лечить раны, укусы и ожоги.
Графиня жестом показала, что она не против, однако не упустила возможности задеть Валери.
— Мне кажется, что Робину необходимо побыстрее показать руки хирургу. Так будет лучше! — холодным тоном заявила она.
Валери села перед д’Арлеем, и он протянул ей забинтованные руки.
— Сударь, — серьезно спросила девушка, — сколько времени прошло с тех пор, как вы получили ожоги?
— Это случилось десять дней назад.
Валери щелкнула языком, чтобы показать, что ее это сильно волнует.
— Десять дней! Господин д’Арлей, это очень плохо! За это время руки должны были начать заживать. Мне ясно, что ваш хирург не разбирается в ожогах. — Валери взглянула на Изабо, сидевшую рядом и внимательно следившую за тем, что происходило. — Кузина, мне нужна горячая вода. Могу я попросить Гийометт, чтобы она принесла воды? И мне нужен чистый материал для бинтов.
— Конечно.
Пока грелась вода, Изабо тихо беседовала с д’Арлеем. Валери понимала, что она это делала нарочно, чтобы девушка не принимала участия в общем разговоре. Валери начала освобождать стол. Пока она это делала, исподтишка наблюдала за парочкой и отметила, как близко от плеча д'Арлея находились красивые рыжеватые волосы графини. Время от времени они дружно смеялись и покачивали головами, и ей стало ясно, насколько тесной была их прошлая связь.
Когда принесли воду, д’Арлей сел ближе к столу, девушка расположилась рядом с ним, Изабо села тут же.
Валери никак не могла начать. Она подумала: «Я себя выдам, как только коснусь его рук. Он поймет, как сильно мне нравится».
Д’Арлей размышлял о том же. Первое же прикосновение рук Валери заставило его дрожать. Он искоса наблюдал за графиней. Она сидела совсем рядом с ним. Изабо расправила свои широкие юбки так, что они раскинулись веером и покрывали одну ногу д’Арлея, как бы давая знать Валери, что ее соперница имеет на это право.
Валери медленно начала работу. Она намочила черные тряпки водой, а потом сняла их с рук д’Арлея так осторожно, что он почти не почувствовал боли. Она перестала волноваться и не обращала внимания на графиню.
— Мне стало известно о медицине от египтян, — заметила девушка. — Для лечения ожогов они применяют горячие повязки. Но врачи считают по-иному. Они говорят, что лечить следует сухим и холодным. Но это совершенно неправильно! Взгляните, сударь, этот хирург так туго забинтовал вам руки, что кровь не достигала пораженных участков. Несчастный невежда! Он также покрыл руки глиной! Сначала это было можно сделать, потому что она уменьшит боль. Но нельзя было оставлять ее на руках надолго. Еще несколько дней — и ваши руки уже нельзя было бы вылечить!
Девушка работала очень быстро и ловко. Сначала она удалила волдыри и отмершую кожу с помощью горячей воды. Она действовала очень уверенно, чем немало удивила д'Арлея. Потом Валери приготовила защитную мазь, ее следовало накладывать на воспаленные участки рук, и горячую эмульсию, которой она пропитала новые бинты. Девушка очень верила в благотворное действие этой эмульсии.
— У меня всегда с собой составные части эмульсии, — сказала она. — Это семена айвы и еще кое-что. Я не могу вам рассказать рецепт, потому что это большая тайна. Мы часто путешествовали с египтянами, они научили меня приготавливать некоторые лекарства, в частности это, и заставили поклясться, что я не стану никому открывать полностью рецепт. Он составлен так, чтобы уменьшить боль и лечить, сударь. Теперь вам будет намного легче.
В самом конце она намазала руки д'Арлея чудодейственной лечебной мазью, изготовленной из белых лилий и сладкого миндаля. Туда было добавлено немного воска, чтобы мазь была более густой. Как только Валери наложила мазь, боль в руках прекратилась. Д'Арлей не верил, что боль прошла только благодаря мази. Ему казалось что само прикосновение пальцев Валери приносило облегчение.
Валери забинтовала руки и поднялась.
— Ну вот. Надеюсь, господин д’Арлей, что вам стало гораздо легче.
Молодой человек благодарно улыбнулся.
— Боль прошла. Вы совершили чудо, и у меня в первый раз за всю неделю не болят руки. Мадемуазель, я перед вами в долгу.
Графиня кивнула Валери, давая понять, что она может идти, и попыталась продолжить разговор с д'Арлеем. Она поняла, что ему неизвестна новая задумка Кера, потому что он несколько месяцев сражался на фронте и не видел королевского казначея. Молодой человек считал, что Кер решил отказаться от прежних планов, и больше не знал ничего. Изабо сделала вид, что тоже так думает. Она сказала, что привезла воспитанницу в аббатство, чтобы быть готовой к любому решению, принятому Кером. Д'Арлей успокоился и сказал:
— Я уверен, Изабо, что вы зря предприняли это трудное путешествие.
Когда Изабо начала жаловаться на его невнимание, он просто ответил:
— Франция ведет войну.
Когда графиня начала упрекать его в том, что он не писал, д'Арлей протянул вперед забинтованные руки и сказал, что руки так сильно болели, что он не мог держать перо.
— Мне кажется, что вы сошли с ума, — заметила Изабо. — Человек знатного происхождения не должен служить в бомбардирах, даже если люди станут прославлять вашу смелость! Вам, наверное, стала понятна ошибка, когда вас не пригласили принять участие в торжественной процессии!
Д’Арлей улыбнулся и просто ответил:
— Нет!
Изабо была недовольна разговором. Она не посмела демонстрировать свою привязанность к д’Арлею. Ее муж, несмотря на болячки, ходил тихо и неслышно и мог подкрасться в любой момент. Д'Арлей был рассеян и, казалось, постоянно думал о чем-то… Когда он встал, чтобы откланяться, Изабо поняла, что он, возможно, навсегда ускользает из ее рук.
Вскоре после их прощания в комнате появился граф. Он никак не мог раскрыть заспанные глаза, и его редкие волосы смешно торчали во все стороны.
— Мне никогда не было так плохо, — ворчал граф.
— У нас был Робин, он только что ушел, — заметила графиня.
Граф попытался собраться с мыслями.
— Вы ему ничего не сказали лишнего?
— Я ничего не сказала. Казначей намекал ему на изменение планов, но, к счастью, они не виделись несколько месяцев.
Граф развалился в кресле и подавил зевок.
— Сердечко мое, кажется, все складывается в нашу пользу. Кер сейчас в Париже. Он пробудет там некоторое время. Агнес Сорель родила еще одну девочку. Роды были трудными, и сейчас ей настолько плохо, что ее никто не посещает. Она живет в доме неподалеку от аббатства.
Изабо быстро спросила:
— Она будет жить? Муж покачал головой.
— Говорят, что она скоро умрет. Я спрашивал этого врача б ней, он был мрачен. Мне сказали, что король все еще надеется. — Он взглянул на жену и улыбнулся. — Прогнозы благоприятны для нас, моя милая женушка. Мы пока контролируем ситуацию.
— Тогда, — заметила Изабо с удовлетворением, — мы должны постараться сделать так, чтобы на нее сразу обратил внимание король. Все нужно провернуть до возвращения Жака Кера.
— Правильно. — Граф был очень доволен. Он закинул ногу на ногу. — У меня есть план. Он неоригинален, потому что, должен признаться, я заимствовал его из книги. Но я попытался его несколько улучшить. Эта книга, моя милая Изабо, та самая, куда вы так редко заглядываете. Вы мало почерпнули из нее, и напрасно! Я имею в виду Библию!
Глава 5
1
В то холодное утро граф и графиня де Бюрей опаздывали на королевский утренний прием. Это было седьмое февраля. Графу страшно не хотелось вылезать из постели, и теперь он возмущался, что надо куда-то спешить в такой холод.
— Нам не удастся увидеть, как он выходит с заспанным лицом, а волосы у него будут торчать, как щетина у кабана! Мы пропустим такое удивительное зрелище!
Снег покрывал виноградники, со всех сторон окружавшие аббатство. Много снега нападало ночью, и ветви деревьев опустились под его тяжестью. Высокие башни превратились в сверкающие белые колонны на фоне мрачного серого неба. Когда кто-то видел эти башни в первый раз, невольно поражался их красоте. Башни были такими высокими и прекрасными… Они символизировали веру, тянувшуюся от грубой и грешной земли к небесному благословению. Граф и графиня де Бюрей видели эти башни часто и не обращали на них внимания. Им было не до красот. Их интересовало совсем другое.
— Именно по этой дороге коварный волк каждую неделю возил белье из аббатства, — сказал граф.
— Какую чушь вы говорите!
— Это совсем не чушь, моя очаровательная женушка. Я имею в виду любимую легенду аббатства о том, как волк убил старого мула, возившего поклажу аббатства, и его запугала строгая монашенка из ближнего монастыря, куда возили стирать белье монахов. Она его заставила выполнять работу мула. Мое сердечко, это высокоморальная легенда, хотя мне не хватает набожности, чтобы полностью принять ее. — Граф покачал головой. — Как грустно все обернулось для волка! Он больше не мог никого убивать, не мог гнаться за добычей при лунном свете или шутить с молоденькой веселой волчицей! Вместо этого он проводит годы, развозя засаленные рясы жирных священников и грязные подштанники монахов. — Граф искоса взглянул на жену. Изабо не повернула головы. — Неужели вам не хочется узнать мораль этой легенды?
Они прошли через арку церкви Нотр-Дам и отправились дальше. Башмаки хрустели по замерзшему снегу. Навстречу им шел молодой монах. Он опустил глаза, когда увидел Изабо, и поспешил побыстрее пройти мимо. Со стороны церкви Святого Петра доносились голоса монахов, громко читавших молитвы.
В это утро опоздали только они. Приемная большого гостевого дома была пуста, и королевский сенешаль стоял у дверей. Он поднял руку в полосатом зелено-желтом рукаве и сделал жест, подобно святому Петру, запрещавшему заблудшим душам входить в рай.
— Вам известно правило, граф и графиня, — с довольным видом произнес сенешаль, — эта дверь останется закрытой до конца утреннего приема.
Они уселись на скамью. Приемная была темной и холодной. Де Бюреям не хотелось оставаться там долго. Изабо зарылась лицом в складки меховой горжетки и недовольно заявила:
— У меня уже замерзли ноги, теперь я обязательно простужусь.
Но ожидание принесло свои плоды. Они сидели не более десяти минут. Внешняя дверь открылась, и появилась странная процессия: во главе шествовал высокий человек с круглым и безмятежным лицом. Человек шагал с удивительным достоинством, он нес жезл с белым шелковым бантом. При каждом шаге он резко стучал жезлом по полу. За ним следовал слуга, несший на вытянутых руках большую бархатную подушку с деревянной колыбелькой. Третьей была крупная женщина. Она несла всевозможные вещи, которые могли понадобиться ребенку, включая куклу с румяными щеками и агатами вместо глаз. Замыкала шествие молодая леди в плаще на меховой подкладке. Она остановилась и гордо осмотрелась.
— Жанна де Вандом! — воскликнула Изабо. — Я не знала, что вы здесь!
Молодая дама откинула капюшон. У нее были рыжие растрепанные волосы, нос с довольно большой горбинкой и весьма агрессивное выражение серо-зеленых глаз. Она поклонилась де Бюреям.
— Графиня, я здесь уже неделю. Но это мой первый визит в аббатство.
Изабо внимательно посмотрела на слуг, потом на колыбельку, откуда слышался слабый и жалобный плач.
— Вы замужем, милая Жанна? — спросила графиня. Жанна де Вандом кивнула и захохотала. Смех у нее был неприятный. Она имела привычку смеяться в самые неожиданные моменты, особенно когда что-то рассказывала.
— У меня есть муж, но ребенок не мой. Конечно нет! Я не могу задерживаться, но если мадам пойдет со мной, я ей все объясню.
2
Изабо последовала за процессией через зал с высокими окнами, в самую дальнюю комнату. Жанна де Вандом распорядилась, чтобы колыбельку поставили поближе к огню, а затем обратилась к графине.
— Это дитя Агнес Сорель, — шепнула она. — Меня назначили ухаживать за ней.
— Вам повезло — получить такую хорошую должность! Молодая женщина покачала головой:
— Я надеялась не на это и хотела быть рядом с королевой. Но, — она захохотала, — это лучше, чем остаться дома с матерью моего мужа. Там к тому же живут трое поросят, его братья.
— Вы, наверное, не видите королеву, — заметила Изабо, но часто видите короля.
Жанна де Вандам отрицательно покачала головой.
— Вы хотите сказать, если госпожа Агнес будет жить. Но у нее мало шансов. Мы остановились в доме, принадлежащем аббатству, и до сих пор его королевское величество еще ни разу не навестил нас.
Жанна отдала плащ служанке и уселась у огня, вскоре она отпустила слуг:
— Быстро убирайтесь отсюда и займитесь делами. Блан-шетт, малютку нужно накрыть еще одним одеялом!
Когда слуги ушли, она тряхнула головой и радостно рассмеялась.
— Дома моя свекровь позволяла слугам грубить мне. Но здесь все по-другому. Они повинуются мне с единого слова и взгляда! — Жанна заговорила потише. — Сегодня утром король желает видеть малышку в первый раз. Для него этот визит означает открытое признание своего отцовства. Конечно, он не мог прийти в наш дом, и поэтому нам пришлось идти сюда в такой холод. Ему не терпится увидеть дитя. Дорогая графиня, предполагается, что никому не известно, что мы здесь. Я вас прошу покинуть нас побыстрее. Мы вернемся обратно, пока будет проходить обед. — Жанна де Вандам снова захохотала. — Мне объяснили, что мы должны быть очень осторожны. Какая чушь!
Изабо взглянула на маленькое бледное личико в колыбельке.
— Мне она не кажется здоровым ребенком.
— Что можно было ожидать? Мать была очень слаба до родов. Вообще удивительно, что они обе выжили.
Жанна де Вандам подошла к колыбельке. Ребенок был настолько туго завернут в свивальник и так крепко привязан к доске, что казалось чудом, как это крохотное создание вообще может дышать.
— Я делаю все, чтобы она жила, — заметила молодая женщина. — Если она умрет, в моих услугах не будут нуждаться. Графиня, девочка слишком слаба.
— Если бы она не была такой худенькой, была бы хорошенькой. Как ее мать?
— Она долго не протянет. Поймите меня, графиня, я пользуюсь слухами. Я нахожусь в доме неделю, но все еще не видела этой женщины. Говорят, что она плохо себя чувствует и ее посещают только врач и служанка. Но мне ясно, зачем вся эта секретность и темные комнаты. Графиня, это все тщеславие! Она не желает, чтобы ее видели в подобном состоянии.
— Я могу ее понять, — заметила Изабо. — Когда я больна, я не позволяю, чтобы в мою комнату заходил кто-то, кроме врача.
Жанна согласно кивнула, как бы желая сказать: «Вы думаете, я вас не понимаю? Я ведь сама не красавица». Она помолчала, а потом с мрачным видом сказала:
— Даже трудно поверить, что только не придумывает бедная госпожа Сорель. Она вообще не позволяет, чтобы в комнате был свет. Ставни все время закрыты, и, когда приходит врач, он с ней разговаривает в темноте. Она ничего не ест и только время от времени выпивает глоток вина.
— Долго она так не выдержит.
В этом Жанна де Вандом была полностью согласна с графиней.
— Говорят, что она напоминает восьмилетнюю девочку. Наверное, именно поэтому она никого к себе не допускает. У нее уменьшилась даже голова. Ее руки теперь меньше, чем у меня запястья.
Она откинула рукав и продемонстрировала толстые запястья с рыжими волосами и заявила:
— Графиня, она скоро умрет!
Изабо внимательно посмотрела на собеседницу. Глаза ее были настолько широко расставлены, что лицо казалось каким-то странным. Изабо поняла, что Жанна де Вандом весьма хитра. Графиня решила, что ей не стоит доверять, но она может пригодиться.
Жанна опять резко захохотала.
— Однажды, когда дверь открылась, чтобы впустить кого-то в комнату, я слышала, как леди Агнес сказала: «Боже, прости меня за ту жизнь, которую я вела!» Она теперь делает вид, что стала очень верующей и набожной. Это сейчас, когда приближается конец. Она приказала священнику говорить нам каждый раз при встрече: «Будьте добры, будьте праведны и будьте набожны!». Нам приказали не обсуждать дитя ни с кем. Какая чушь!
Малышка тихо захныкала. Изабо взглянула на маленькое личико с восхищением и страхом. У нее никогда не было собственных детей, и она не познала радость материнства. Она не решалась ближе подойти к колыбельке, боясь сделать что-то не так. Она сама не ухаживала за детьми, возможно, поэтому подумала: может, не стоит так туго привязывать малышку к доске и кутать в разные покрывала.
Жанна прервала ее размышления:
— Вам известно, что нашли еще одну записку, прикрепленную к подушке короля?
Графиня с изумлением взглянула на нее.
— Я ничего не знаю. Как странно, что вам все известно, но никто об этом не говорит при дворе. Полное молчание.
Молодая женщина довольно кивнула.
— Мы находимся далеко, но до нас доносятся слухи. Это случилось три ночи назад. Один из камердинеров откинул занавеси балдахина — и там была записка! Она была написана стихами и весьма забавно. В ней предупреждали короля, что Жак Лисица хочет съесть всю Францию и когда-нибудь он проглотит короля, подобно тем индейкам, которых он привез с Востока.
— Как на это реагировал король?
— Сначала он был очень зол и ничего не сказал. Потом захохотал и промолвил: «В любом случае он — щедрая Лисица, потому что он вернул мне Нормандию!»
Графиня засыпала Жанну вопросами, чтобы узнать все подробности. Она особенно желала узнать, что говорил и делал король.
Жанна де Вандом не собиралась ничего скрывать от Изабо.
— Я слышала, — шепнула она, — что позже, когда король лег в постель и пил перед сном свой лечебный напиток, он задумался и сказал: «Чтобы стать богатым, как Жак Кер, нужно быть очень умным». Тогда кто-то ему подсказал: «Или очень неразборчивым в средствах, ваше величество». Король промолчал и отставил напиток в сторону, как будто он больше не доставлял ему удовольствия. Как странно, не правда ли?
Изабо тоже промолчала, но подумала: «Ничего странного. Я понимаю, о чем подумал король».
Жанна де Вандом была счастлива беседовать с одной из знатных придворных дам. Она ниже наклонила голову и начала рассказывать еще об одном случае:
— Вам известно, что письмо, адресованное господину Керу, доставили сюда? Оно было скреплено печатью дофина и прибыло из места, где тот проводит изгнание. Мне сказали, что послание передали королю, который приказал его вскрыть. Дофин просил, чтобы Кер помог ему занять отцовское место на троне. Когда король передал письмо господину Керу, тот начал смеяться и привел несколько причин, по которым это письмо было сфабриковано. Он сказал, что это весьма слабая подделка. Когда король его слушал, лицо его было белым как мел. Он не промолвил ни слова. Враги Кера были очень довольны результатом.
— Моя дорогая Жанна, — сказала графиня, — давайте кое о чем договоримся. Если вы мне станете сообщать важную информацию, я вас хорошо отблагодарю.
— Дорогая графиня, — ответила ей молодая женщина, — мне очень нужны деньги.
3
Когда Изабо возвратилась, в приемной находился только ее муж. Граф воспользовался ее отсутствием. Ему принесли бокал вина, и он с удовольствием потягивал его. Когда появилась супруга, граф изумленно уставился на нее.
Графиня разозлилась.
— Надеюсь, что вы не настолько пьяны, чтобы понять то, что я собираюсь вам сообщить. Это весьма важно.
Граф отставил бокал и аккуратно вытер губы.
— Конечно, условия неидеальны, милейшая женушка, потому что я слегка расслабился. Я даже не стану от вас скрывать, что нахожусь в небольшом подпитии. Но если вы мне все четко и коротко изложите, я попытаюсь вас понять.
Изабо нахмурилась.
— Внимательно слушайте. Здесь произошли некоторые неприятные вещи. Противодействие Керу растет с каждым днем. Его противники становятся все настойчивее. Рено, нам нужно действовать. Вы меня слышите? Начать действовать как можно быстрее!
Граф поставил бокал на пол рядом с собой. Он ухватил пальцами кончики усов и безуспешно пытался подкрутить их.
— Моя женушка-красавица, я все устрою!
Глава 6
1
Валери смотрела из окна комнаты. Показались бобровая круглая шапка графа и замысловатый головной убор зеленого цвета, принадлежавший графине. Девушка вздрогнула, подумав, как ей повезло, раз не пришлось выходить на улицу в такую погоду.
Гийометт поставила медный тазик с водой перед очагом и попыталась согреть одежду, которую должна была надеть Валери.
— Поторопитесь, мадемуазель! Если вы продолжите стоять у окна, замерзнете!
Валери подошла к очагу, с неохотой сбросила с себя одеяла, в которые закуталась. Служанка быстро накинула на нее шерстяную рубашку.
— Вам следует размяться, а потом мы будем одеваться дальше. Вам не нужно было стоять у окна. Вы посинели от холода.
Валери закрутила волосы на макушке и начала умываться холодной как лед водой. Пока она совершала свой утренний туалет, все время посвистывала. Валери радовалась тому, что рядом не было графини, которая обязательно указала бы, что дамы при дворе никогда не свистят.
В дверь постучали. Годфруа объявил, что прибыл господин Кер.
Валери взглянула на юношу:
— Ты в этом уверен? Нам сообщили, что он в Париже и еще долго сюда не вернется.
— Он здесь и просит вас спуститься к нему, мадемуазель, — сказал паж.
Девушка быстро оделась и через пять минут уже спускалась вниз.
Кер расхаживал взад и вперед по длинному залу. Он на ходу читал письма, а когда заканчивал читать, клал в кожаный мешок, прикрепленный к поясу справа, и брал очередное письмо из мешка слева.
Когда Кер увидел Валери, он остановился и улыбнулся ей доброй улыбкой. Но было видно, что мысли его заняты работой.
— Моя малышка, вы совсем поправились. Это очень хорошо. Сегодня утром вам придется отправиться со мной по важному делу.
Валери ответила:
— Да, сударь.
Она была удивлена и испугана. «Неужели меня сейчас покажут ему?»
— Мы с вами навестим госпожу Сорель. Меня внезапно вызвал из Парижа король. Здесь меня ждала записка от леди Агнес, в которой она просит, чтобы я навестил ее и привел с собой вас, моя милая.
Кер удивленно глядел на девушку. Это странное чувство он постоянно испытывал при встречах с нею.
— Вы все больше напоминаете мне ее. Милая госпожа Агнес будет поражена, когда вас увидит. Это будет для нее день сюрпризов, потому что я собираюсь сказать ей кое-что, что ей не понравится. Дитя мое, мне нужно кое-что сказать и вам, но мне кажется, что мы обсудим все после посещения Агнес Сорель.
— Что ей известно обо мне?
— Ничего, кроме того, что я выбрал вас для исполнения нашего плана. Ей не известно, кто вы такая или что вы на нее похожи.
Валери сильно волновалась.
— Сударь, я уверена, что не понравлюсь ей, — заметила девушка.
Кер улыбнулся и ласково погладил ее по руке.
— Ничего не бойтесь. Ваше знакомство пройдет гораздо спокойнее. Я не думаю, чтобы она разговаривала с вами. Мадам быстро слабеет, и, наверное, у нее не будет сил для разговоров. Ей хочется взглянуть на вас, вот и все. Я даже не уверен, стоит ли вам со мной идти. Но она настаивала на этом.
— Нужно ли мне переодеваться?
Кер взглянул на девушку и покачал головой:
— Нет, переодеваться не стоит, но вам лучше надеть хороший плащ и какой-нибудь красивый головной убор.
Кер невольно протянул руку к мешку с непрочитанными письмами, но вовремя остановился и снова взглянул на девушку.
— Как странно, дитя мое, что никто из моих шпионов ничего не сообщил о вас. Обычно они ничего не упускают.
Валери была поражена.
— Шпионы? Я ничего не понимаю, сударь. Кер мрачно рассмеялся.
— Неужели вы думаете, что человек может стать министром короля, обладать такой властью и не предпринимать ничего, чтобы знать о происходящем вокруг? К сожалению, необходимо действовать в соответствии с системой, которую используют все желающие занять при дворе определенное положение и умеющие влиять на ход событий. Да, я плачу своим шпионам, и их у меня много. Они умеют хорошо подслушивать, подглядывать, прекрасно умеют выведывать важные сведения и собирать воедино любые детали. Работая королевским казначеем, я имел не менее тридцати четырех че-ловек, которым я платил немалые деньги, чтобы быть в курсе разговоров и намерений двора. Мне противно прибегать к такого рода услугам, но должен удивить вас, мадемуазель: в венах некоторых из них течет лучшая кровь благородных семейств Франции!
Валери отправилась за плащом. Кер ждал ее и продолжал расхаживать по залу. Он обдумывал информацию, которую только что сообщили ему шпионы. Керу было ясно, что успех французской армии не поставил точку на замыслах его врагов.
При дворе шла волна слухов. Болтали, что Ферран де Кор-дюль готовил яды и прибегал к колдовству, чтобы ликвидировать всех врагов Кера, включая самого короля! Говорили даже, что де Кордюль смог сделать кое-что еще, а именно: изготовил копию печати короля, с помощью которой Жак Кер мог издавать приказы и делать заявления. О них ничего не было известно королю, он не давал своего согласия на это. Большинство распространявшихся слухов были абсурдными и глупыми, но их расплодилось так много, что они так или иначе действовали на короля.
Кер остановился и потряс головой, как бы желая освободить ее от неприятных сведений. «Почему меня это волнует? — спросил он себя. — Пусть продолжают болтать! Король меня очень ценит, и на него не действуют злобные и глупые разговоры».
2
У дома, где умирала Агнес Сорель, по колено в снегу стояли бедные крестьяне. Один из них обратился к Жаку Керу:
— Сударь, скажите нам, как дела у этой великой дамы? Кер помогал Валери выйти из кареты.
— Дела у нее плохи, — ответил Кер. Крестьянин перекрестился.
— Это очень плохо, — пробормотал он. — Плохо для всех французских бедняков. Она была нашим другом.
Дом был мрачным — из темно-серого камня, его украшали лишь резные арки над входом. Часовня составляла основание низкой круглой башни с покатой крышей и небольшими, беспорядочно разбросанными крохотными оконцами.
Когда они подошли ко входу, Валери, посмотрев на Жака Кера, взволнованно шепнула:
— Сударь, я так боюсь, что у меня дрожат коленки. В доме их встретил слуга и прижал палец к губам:
— Тихо, господа.
— Мадам стало хуже?
Слуга чуть не разрыдался и только кивнул.
Он повел гостей к госпоже. На верху каменной лестницы Кер увидел молодую женщину. В помещении царил полумрак, и он смог различить лишь ее напряженный взгляд и нос с горбинкой. Кер решил, что женщину наняли для ухода за малышкой. Жанна де Вандом разглядывала Валери, удивленно выпучив глаза.
«Наверное, она уловила сходство», — решил Кер.
Слуга вернулся. По его лицу текли слезы.
— Госпожа вас примет, — сказал он, вытирая слезы рукавом. — У нее такой слабый голос, что я с трудом разобрал слова. Сударь, ее старая собака начала выть. А это верный признак…
Слуга повел их к двери, расположенной справа от зала. Они попали в темную комнату. Кер шел очень осторожно, вытянув перед собой руки. Воздух был настолько застоявшимся, что у него перехватило горло. При свете одной свечки, горевшей в дальнем конце комнаты, он разглядел небольшую решетку в стене.
Из-за решетки послышался голос:
— Жак Кер, в каком ужасном состоянии я нахожусь! Кер подошел поближе. Сердце у него колотилось, и он с трудом произносил слова:
— Дорогая госпожа Агнес, я все время помнил о ваших страданиях.
— Жак Кер, мне уже недолго осталось страдать. Несколько дней, а может… и часов… У меня мало времени, чтобы раскаяться и уйти с миром.
Мадам Агнес под спину подложили подушки, она теперь полусидела и могла видеть Кера. Он не видел ее. Он мог разглядеть только очертания головы за решеткой.
— Моя дорогая госпожа, вам не в чем раскаиваться, — сказал Кер. — Я надеялся, что сегодня вам станет легче. Может, вы себя плохо чувствуете, потому что лежите здесь в темноте и духоте? Вам необходим свежий воздух и свет. Мне бы хотелось широко распахнуть эти ставни!
Агнес Сорель помолчала, а потом глубоко вздохнула.
— Позвольте мне последнее тщеславие. Хочу, чтобы меня помнили прежней, а не такой, какой я стала теперь. Мне не хочется, чтобы меня кто-то сейчас видел. Я… так сильно изменилась! От меня остались кожа да кости. А прежде у меня была такая хорошая фигура! — Она заговорила громче. — Моя душа оказалась в проклятом больном теле! Оно не может быть моим! Я всегда хорошо себя чувствовала, и люди любовались мной. Моя жизнь напоминала чудный сон. Кожи моей касались шелка, и меня ласково грело солнце в саду. Все смотрели на меня и улыбались. Жак Кер, почему даже самые прекрасные сны должны кончаться подобным образом? В страдании и уродстве?
— Вы должны верить, милая госпожа, — серьезно заметил Кер, — что все, кто вами восхищался и любил, всегда будут помнить вас молодой и прелестной!
— Если бы вы увидели меня сейчас, то сразу отвели бы взгляд.
Кер слышал, как Агнес Сорель пошевелилась, произнося эти слова. Движение было настолько легким, что ему стало ясно, как сильно она похудела. Некоторое время они молчали.
— Друг мой Жак, вы привезли с собой девушку?
— Да, она ожидает в холле.
— Мне весьма любопытно увидеть ту, что может унаследовать часть мечты, в которой я жила. Она хороша собой?
— Да, дорогая госпожа. Весьма хороша. Иначе мы не смогли бы ее предложить на ваше место.
— Мне она известна?
— Нет, девушка не из придворных дам. Она молода, ей около семнадцати лет.
Агнес Сорель помолчала.
— Она настолько молода? Неужели это было необходимо? Кер понял, что мадам была недовольна.
— Я рада, что вы не выбрали из тех дам, кого я знаю. Мне стало легче при этой мысли.
Кер помолчал, потом быстро заговорил:
— Я привел сюда девушку, потому что вы просили меня это сделать. Но, госпожа моя, я решил не продолжать дальше выполнять наш план. Мне кажется, что можно обойтись без этого. Более того, если бы даже было необходимо продолжить, я все равно не желаю принимать в этом участия. — Он приблизился к решетке, желая убедить больную женщину. — Я стал казначеем нашего монарха по его приглашению, а не потому, что изобретал и выдумывал разные схемы и планы. На этом посту я работал честно и преданно. Если я должен бороться, чтобы остаться на своем месте, я предпочитаю делать это с помощью собственного оружия.
— Какое оружие, господин Кер? Кер широко развел руками.
— Я обладаю некой властью. Это что-то новое, но я верю в силу этого оружия. Госпожа Агнес, это власть денег. Я участвую во многих делах. В королевском дворе нет ни одного человека, кто не был бы у меня в долгу — и в качестве последнего средства я смогу купить их поддержку.
Слабый голос за решеткой сказал:
— Существуют и другие пути прекращения долга, и они состоят не в том, чтобы его заплатить. Мертвецы не смогут потребовать возврата долга.
Где-то в глубине дома открылась, а потом быстро закрылась дверь, и Кер уловил громкий плач. Он подумал: «Если слуги плачут, когда умирает их хозяйка, значит, она хорошо к ним относилась».
Агнес Сорель заговорила слабым голосом:
— Мне казалось, что вас не нужно убеждать в необходимости продолжить наш план. Не очень надейтесь на силу денег. Вашим главным должником является король, и вам должны быть известны его чувства. Он ненавидит быть от кого-то зависимым тя не лто&ит возвращать долги. — Голос у мадам изменился. Она продолжала говорить тихо, но очень взволнованно. — Жак Кер, я умираю! Я в этом абсолютно уверена. Когда вы находитесь на краю вечности, вы все видите в ослепительном белом свете. Я все вижу очень четко! Жак Кер, Жак Кер, вы находитесь в большой опасности и должны послушать меня! Выполните все мои пожелания. Пусть вам не мешает ваша гордость.
— Госпожа Агнес, это не гордость.
Казалось, ей нечем было дышать, когда она заговорила снова.
— Я хочу видеть девушку. У меня нет сил задавать ей вопросы. Пусть принесут еще свечи, чтобы я могла ее рассмотреть. С каждым часом я вижу все хуже. Я приближаюсь к тому мигу, когда… мои глаза закроются навсегда.
— Вы уверены, что хотите увидеть девушку?
— Да. Может, мне станет легче, если я смогу одобрить ваш выбор. Неужели я сделала так мало, что вы не желаете выполнить мою просьбу?
Кер вернулся в холл, Валери сидела на скамье у стенки. Свеча горела так плохо, что кругом было темно.
— Вы сейчас пойдете со мной, и не стоит волноваться. Вы ее не увидите, и вам не нужно будет говорить с ней. Весь визит продлится несколько минут.
Девушка подошла к Керу и положила дрожащую руку ему на плечо.
— Сударь, меня пугает это место. Оно походит на дом мертвецов.
Кер приказал слуге принести две свечи, взял их и пошел к госпоже Агнес вместе с Валери. Он посадил ее рядом с решеткой и поставил обе свечи на стол. Девушка страшно волновалась и крепко сжала лежавшие на коленях руки. Она подняла головку вверх и даже взглянула на решетку, где находилась невидимая Агнес Сорель.
Кер сел на кресло рядом с Валери.
— В последнее время я видел вас очень редко и не знаю ваши последние новости, — сказал он Валери. — Наверное, вам пришлось прервать занятия, когда вы отправились на север?
— Не совсем так, сударь. — Она говорила ровным, уверенным голосом. — Я взяла с собой несколько книг, и каждый вечер я немного читаю. Иногда мне трудно, потому что эти книги не предназначены для… начинающих, поэтому я продвигаюсь вперед очень медленно. — Валери помолчала, а потом заговорила более оживленно. — Кузен Рено обещал достать мне позволение смотреть книги и манускрипты библиотеки аббатства. Он рассказал, что там имеются поразительные вещи. Священное Слово и множество разных других книг и даже… — тут она начала колебаться, — множество старых фабльо. Они хорошо написаны, и их легко читать. Мне очень хочется посмотреть все эти книги.
— Мне ясно, что вам нравится учиться, — сказал Кер и улыбнулся Валери.
Из-за решетки не послышалось ни звука, но в воздухе царило напряжение. Кер пытался разговорить Валери. Он спрашивал ее об учителях и о том, что нового ей удалось узнать. Кер задавал вопросы о людях, с которыми она встречалась в течение долгого путешествия на север.
Девушка вскоре перестала смущаться и разговаривала совершенно свободно, даже смеялась, когда рассказывала о чем-то смешном.
Агнес Сорель постучала по решетке пальцем. Кер подошел поближе и тихо спросил:
— Да, госпожа моя!
— Пусть она уйдет. А с вами, господин Кер, мы должны поговорить, пока у меня еще остались силы. Я… я просто поражена! И не могу поверить тому, что видела сама. Мне кажется, что это… фантазия, что мне все привиделось!
Кер проводил Валери в холл и вернулся. Стояла тишина. Кер решил, что госпожа Агнес находится без сознания. Но вдруг он услышал тихое рыдание.
— Жак Кер, Жак Кер! — всхлипывая, сказала Агнес Сорелъ. — Что вы наделали? Она настолько напоминает меня, что на мгновение я решила, что уже умерла и вижу… собственное тело. — Она долго молчала. — Кто эта девушка? И где вы ее нашли?
Кер вкратце поведал ей историю Валери. Госпожа Агнес молчала до тех пор, пока Кер не начал рассказывать о результатах расследования Прежана Кеннеди. Агнес Сорель пошевелилась.
— Имена! Назовите мне имена действующих лиц! — попросила она. — Кто был ее отец?
— Мы еще не до конца разгадали ее тайну, — ответил Кер.
— Как называется деревня, где ее нашли?
— К югу от Берри.
— Я знаю это место! — Больная женщина громко выкрикнула эти слова, и Кер понял, что она была крайне взволнована. — Я уверена, что такое сходство неслучайно. Жак Кер, отец девушки был моим братом. Моим любимым братом, который умер три года назад. Он рассказывал о романе с молодой женщиной из Берри и о том, как она умерла после рождения дочери. Его жена была очень ревнивой, и он не забрал к себе малышку. — Агнес Сорель замолчала, и Кер слышал ее затрудненное дыхание. — Я в этом не сомневаюсь! Ни капельки, Жак Кер! Мы с братом настолько походили друг на друга в молодости, что нас частенько принимали за близнецов. Поэтому нет ничего удивительного, что девушка сильно напоминает меня. Я сразу об этом подумала, как только она вошла в комнату.
Жак Кер был полностью согласен с госпожой Агнес. Он помолчал, затем сказал:
— Наверное, вы желаете, чтобы я продолжил поиски? Теперь все станет гораздо легче.
— Вы можете делать что захотите, но я ни в чем больше не сомневаюсь. Я верю, Жак Кер, что Валери — дочь моего брата. Я в этом полностью уверена.
Казалось, Кера не волновало, о чем она говорит. Он подошел к решетке вплотную и теперь смог различить лицо госпожи Агнес в полумраке.
— Мадам, я не обладаю обширными знаниями, и конечно, я не врач, но мне кое-что известно о медицине и человеческом теле, я уверен, что мы с вами вели слишком долгий разговор. Простите и отпустите меня. Я вернусь после того, как вы отдохнете. Возможно, мы с вами встретимся еще раз сегодня. Если нет, то я подожду до завтра.
— Нет, я хочу закончить разговор. Если вы сейчас уйдете, мы с вами больше никогда не встретимся. Жак Кер, мой милый друг, я доверяю вам мою найденную племянницу. Она милая и умная, и мне кажется, что она обладает решительным и хорошим характером. Надеюсь, что вы сможете о ней как следует позаботиться. Мое последнее земное желание состоит в том, чтобы у нее удачно сложилась жизнь и чтобы судьба была к ней добрее, чем ко мне.
Агнес Сорель замолчала, потом продолжила, но Керу было ясно, что ей не хватает воздуха:
— Вы должны найти… Другую девушку, которая сможет выполнить наши планы. Что касается моей племянницы, проследите, Кер… проследите, чтобы она…
Мадам Агнес замолчала. Кер не стал ждать продолжения. Он быстро схватил свечу и пробежал через закрытую занавеской арку рядом с решеткой.
3
В комнате было настолько темно, что сначала Кер не мог различить ничего, кроме квадратиков света, проникавших через решетку. Потом он увидел окно и начал к нему пробираться, чтобы открыть ставни. Ему с трудом удалось сделать это. Ставни, видимо, давно не трогали, и ему пришлось применить немалую силу, чтобы отодвинуть запоры. Когда наконец деревянные ставни со скрипом открылись, Кер с наслаждением наполнил легкие свежим воздухом.
Он увидел, насколько маленькой была эта комната. Трудно было представить себе, для чего она предназначалась. За решеткой находилась кушетка, на которой лежала умирающая женщина. Рядом стоял небольшой столик с лекарствами, кувшином вина и бокалом.
Кер взглянул на кушетку. Его сильно поразило то, что он увидел. Агнес Сорель лежала без сознания. Лицо умирающей было повернуто в его сторону. Кер заметил, как выделяются ее скулы, как впали щеки. От прежней великолепной красоты Агнес Сорель ничего не осталось.
Кер замер и вспомнил ее слова: «Как грустно видеть, что жизнь, прожитая в красоте и великолепии, пришла к ужасному концу». Кер действительно немного разбирался в медицине. Он понимал: если они хотят, чтобы госпожа Агнес пришла в себя, следует сразу позвать врача и дать ей лекарство.
Кер взглянул на лекарства на столе и отрицательно покачал головой. Он налил немного вина в бокал и разбавил его водой. Потом положил руку под голову госпожи Агнес, приподнял ее и попытался сделать так, чтобы она проглотила хотя бы несколько капель.
— Возвращайтесь к нам, милая моя госпожа, — сказал Кер: — Вам еще рано нас покидать. Вы меня слышите?
Он настолько увлекся ее спасением, что не заметил, как за ним наблюдают. Его привел в себя недружелюбный голос:
— Что случилось, сударь?
Кер поднял глаза и увидел Жанну де Вандом. Она стояла в дверях и пристально смотрела на него. Кер все еще пытался напоить умирающую, но внимательно посмотрел на вошедшую женщину. Ему стало ясно, что вместе с ней в комнату вошло зло. Он вдруг понял, что эта отвратительная женщина сыграет в его судьбе важную роль.
— Пока я разговаривал с леди Агнес, она потеряла сознание, — объяснил Кер. — Когда я к ней подошел, она почти не дышала. Но сейчас она приходит в себя. Видите, она уже почти нормально дышит. Мне кажется, что она сейчас придет в себя.
— Сударь, может, мне вызвать врача?
— Конечно, и как можно быстрее.
Кер опустил голову госпожи Агнес на подушку и поставил бокал на столик. Он удивленно заметил, что Жанна де Вандом не двинулась с места. Она прислонилась к двери, ее серо-зеленые глаза пристально разглядывали Кера.
— Бедной госпоже нужна помощь! — резко сказал Кер. — Сразу же отправляйтесь за врачом!
Молодая женщина не двинулась с места.
— Почему открыто окно? — спросила она. — Никто не должен был этого делать. Госпожа Сорель приказывала, чтобы в комнату не допускали свет.
— Я открыл окно. Если бы я этого не сделал, ваша бедная хозяйка была бы уже мертва. Я должен поговорить об этом с ее врачом. Робер де Пуатеван сегодня здесь?
— Да, сударь. Он получил приказ от короля оставаться здесь и помогать мадам.
— Хорошо.
Женщина все еще оставалась в комнате.
— Вы нарушили слишком много правил, — нагло заявила она, — и я не уверена, что могу вас оставить одного с госпожой.
— Отправляйтесь сейчас же, или я позабочусь о том, чтобы кто-то еще занял ваше место! — резко прервал ее Кер.
Жанна де Вандом пошла к двери. При этом она гордо откинула назад голову и так зашуршала юбками, что было ясно: она не желает покидать комнату и повиноваться Керу. Через минуту в комнату вбежал Робер де Пуатеван. Он весь кипел от возмущения.
Агнес Сорель начала приходить в себя. Она открыла глаза и начала почти нормально дышать. Врач взглянул на нее с облегчением, потом кивнул головой в направлении окна.
— Господин Кер! Господин Кер! — возмутился де Пуатеван. — Это ошибка, и очень серьезная ошибка. Мадам отдала приказ, чтобы свет и свежий воздух не допускали в дом. Что она теперь об этом скажет?
— В этом доме воздух несет заразу, — заявил Кер. — Дорогой Робер, вам самому следовало подумать об этом!
— Я уже подумал и уверен, что прав. Нельзя, чтобы в комнату шел воздух с улицы. Господин Кер, в этом воздухе может находиться зараза. Воздух охлаждает тело и снижает его способность к сопротивлению болезням. Господин Кер, воздух — это один из самых страшных врагов человека!
Больная женщина слегка пошевелилась. Врач поспешил к кушетке и коснулся пальцем ее лба, губ и, нахмурившись, задумался.
— Пока она не пострадала от свежего воздуха, — заявил врач. — Но ее следует сразу перенести в спальню. Господин Кер, должен вас предупредить, что я был против ее встречи с вами и неохотно уступил ее просьбам. Я знаю вас слишком хорошо. Вы не то лицо, что приносит успокоение. Вы ведете разговоры, что-то требуете и отдаете приказы. Вам не место в комнате больного.
Де Пуатеван дважды громко хлопнул в ладоши. Когда появился слуга, врач приказал ему сразу же отнести кушетку в спальню госпожи.
Кер взглянул на умирающую и поразился: черты ее лица вдруг стали более мягкими и к ней вернулась красота. Он понял, что в душе мадам Агнес царил мир, она даже слегка улыбалась.
— Моя милая госпожа Агнес, — тихо произнес Кер, — вы мне больше ничего не желаете сказать? Может, вы хотите мне что-либо приказать?
Если она его слышала, то не сделала никакого знака, а слабые глаза были прикрыты. Врач взял Кера за руку и отвел в конец комнаты.
— Свершится чудо, — шепнул де Пуатеван, — настоящее чудо, господин Кер, если наша бедная мадам проживет еще ночь.
Одну из ставен закрыло ветром, а другая хлопала по раме окна. Кер запер ставни. Несколько минут он оставался один в полной темноте, вспоминая прошлое, связанное с Агнес Со-рель. Какой она была, когда впервые появилась при дворе. Такая молодая, она искрилась жаждой жизни. Ее красота была настолько безупречной и неземной, что мужчины, впервые увидев ее, не могли промолвить ни слова.
«Тогда я поклялся ей в преданности», — вспоминал Кер. Никто не мог сказать, что он хоть раз нарушил свою клятву. Он помогал ей, давал советы. Они вместе старались, чтобы Карл вел правильную политику. Это было идеальное партнерство. Они понимали друг друга с полуслова, доверяли друг другу важные тайны.
«Никто даже не догадывался, насколько преданным было мое отношение к ней. Теперь всему приходит конец», — думал Кер.
Кушетку вынесли из комнаты. Кер подождал, пока замерли шаги слуг, а потом тихо сказал врачу:
— Мне будет тяжело жить в мире, где нет Агнес Сорель.
4
Кер и Валери вышли на улицу, полуденное солнце осветило все вокруг. Повсюду лежал снег, только кое-где пробивались кусты и трава. Поля сверкали и переливались, словно бриллианты, под лучами солнца.
Их встретил Никола, сообщил, что из аббатства прибыл гонец.
— Господину Керу сразу же надо отправляться туда, — заявил он.
Кер приветствовал знакомого гонца.
— Вы привезли приказ короля?
— Да, сударь.
Кер повернулся к Валери и подумал: «Она разволнуется, когда я скажу, что тайна ее рождения наконец разрешена!»
Он ласково улыбнулся девушке и поднял к губам ее руку в перчатке.
— Дитя мое, мне нужно вам сказать что-то необычайно важное. Мне сейчас нужно идти, поэтому вам придется немного подождать. Но клянусь всеми святыми, это очень хорошая новость! Ваши хорошенькие глазки будут сверкать от радости, когда я расскажу вам все, что узнал сегодня… и к какому я пришел решению!
— Возвращайтесь быстрее, сударь!
Кер отправился в аббатство. Его сопровождал Никола, протестовавший оттого, что Кер едет слишком быстро. По дороге Кер обдумывал свои дальнейшие действия. То, что госпожа Агнес сказала ему об отношении короля, поколебало его уверенность в его величестве.
«Ей известна только жизнь двора, — думал Кер. — Поэтому она обо всем судит только по его стандартам. Ей неизвестна власть, которой обладаю я, и она не верит в то, что возможно бороться с врагами своим собственным оружием. Я пользуюсь влиянием, у меня множество полезных связей, о которых ей ничего не известно. Я умен, и у меня накоплены огромные богатства».
Кер воскликнул вслух, испугав Никола:
— Они поймут, что Жак Лисица может сражаться, когда придет нужное время, и станет походить на разъяренного волка или льва.
Глава 7
1
В тот день аббат решил обедать в трапезной, где обычно принимали пишу монахи. Согласно правилам, на нем было кольцо епископа и он сидел в центре возвышения. С двух сторон от него сидели приглашенные придворные. Аббат молча наблюдал за монахами. Сначала гости с неудовольствием хлебали жидкий супчик. Но потом их побаловали пикшей, жареной олениной и прекрасными булками с приправой из имбиря. Гости запивали еду прекрасными винами из монастырских подвалов и, казалось, все были очень довольны.
Аббат во всем сохранял умеренность и ел то же, что и остальные монахи, — сушеные бобы, сыр и хлеб.
— Господа, я очень расстроен, — сказал аббат, когда обед подошел к концу. — Король оказал нам огромную честь тем, что приехал сюда, и этот факт будет зафиксирован в исторических записях. Все будут вспоминать об этой чести с гордостью. Но должен вам признаться, что все это подрывает дисциплину монахов.
Один из гостей, который с явным удовольствием попивал винцо, небрежно заметил:
— Наверное, членам монашеского ордена будет приятно снова увидеть жизнь по другую сторону монастырской стены.
Аббат сразу решительно среагировал на нежеланную ересь. Казалось, он пытается затоптать противное насекомое каблуком сандалии.
— Мои милые братья вступили в орден, чтобы отказаться от контактов с земной гордыней и различными грехами, — заявил он. Его голос окреп, и он начал ораторствовать. — Они оставили позади себя искушение жизнью и похоть плоти. Но как бы низко они ни опускали глаза, когда идут по территории аббатства, они все равно видят, что вокруг творится. Господа, я должен признать, что вы внесли в нашу скромную жизнь проявления опасных и неприятных форм внешней жизни. — Аббат резко оттолкнул от себя чашу с вином, как будто она была воплощением того мира, которого следовало избегать. — Взгляните на монаха в другом конце зала. Он стоит неподвижно, и руки у него скрещены на груди. Это брат Пеллион. Его застали, когда он болтал и смеялся с горничной одной из ваших дам. — От возмущения голос у аббата стал низким. — Эта служанка — очень нахальное создание с распутным языком, и в ее глазах можно прочитать животную похоть. Брат Пеллион стоит на этом месте уже два дня, и во все это время он не получил ни кусочка еды. Он продолжит стоять здесь и в то время, пока мы будем принимать пишу. Это наказание продлится до тех пор, пока я не освобожу его или он сам не свалится от усталости. Господа, боюсь, что его ждет последнее.
Один из гостей попытался протестовать:
— Не кажется ли вам, что наказание слишком сурово по сравнению с проступком?
Аббат проглотил корочку хлеба с таким видом, словно это была горечь.
— Его проступок! — воскликнул он низким голосом. Аббату очень хотелось прочитать по этому поводу лекцию, но он с трудом сдержался. — Я ввел новые правила, и они будут действовать до тех пор, пока у нас гостит двор, — заявил он после недолгого молчания. — Наших братьев не за что винить. Они — бедные запутавшиеся люди. Но их следует ограждать от заражения земными грехами. Каждого брата мы посылаем к врачу, и тот пускает ему кровь. После этого у него будет возникать меньше соблазнов плоти. Монахи не могут бездельничать. Все свободное время они должны проводить в библиотеке, занимаясь чтением богоугодных книг. Раньше в течение получаса во время обеда они могли переговариваться с другими братьями. Я отменил это правило — и они станут есть молча.
Сначала гостям было не по себе, потому что в зале стояла тишина. Члены религиозной общины молча поглощали жалкую пищу, и в комнате раздавался только скрежет ложек по мискам и шарканье сандалий монахов, разносивших пищу. Монахи выражали желания с помощью жестов. Если на двух руках большие и указательные пальцы собирались в кружок, это значило: «хочу хлеба». Если кончик указательного пальца касался первого сустава большого пальца, это означало: «передайте мне бобы». Сжатые ладони говорили о желании получить кусок сыра. В начале трапезы брат, сидевший неподалеку от возвышения, забылся и заговорил. Аббат сразу обратил на него укоризненный взор — бедняга тут же замолчал, и в воздухе раздалось эхо, как бывает, когда внезапно рвется струна музыкального инструмента. Головы монахов еще ниже склонились над тарелками, а аббат продолжал гипнотизировать провинившегося. В зале царила мертвая тишина, не было слышно и шороха сандалий по каменному полу.
— Брат Пеллион отвечал у нас за ванную комнату, — продолжал аббат. — Я ждал трудностей, когда члены двора, не живущие здесь, стали обращаться к нам с просьбами принять ванну. Я приказал раздать желающим куски бумаги, где указывалось бы определенное время. Но брат Пеллион — он из города — начал вести разговоры со слугами желающих принять ванну. Это было проявлением его слабости. Слуги приходили сюда от имени своих господ и… Было ясно, что аббат хотел сказать «и дам», но эти слова застряли у него в горле. — Мне пришлось заменить его братом Иосифом. Он стар, и у него видит только один глаз.
В этот момент в зале появились двое королевских слуг в зеленых одеждах. На головах они несли нагруженные подносы, и все сразу отвлеклись от речи аббата. Тот резко спросил:
— Брат Арманд, в чем дело?
Келарь, что отвечал за еду, поспешил все ему объяснить:
— Это пожаловали нам с королевского стола для наших братьев, святой отец.
— Но без моего позволения ничего не должно появляться на столе. — Святой отец так нахмурился, что перед ним побледнел бы сам король Франции. — Что же нам прислали? Хотя, может быть, несколько поздно спрашивать об этом.
Казалось, что келарю не очень хотелось ему отвечать.
— Творожной запеканки, — наконец промолвил он.
— Творожная запеканка?! Какой смысл пускать монахам кровь, если они станут поглощать такую вкусную и питательную пищу?! Брат Арманд, это вы виноваты, потому что ничего не сказали мне об этом раньше.
На лавках, где сидели монахи, началось оживление. Огромные куски запеканки, посыпанные корицей, исчезали в глотках монахов с такой скоростью, что вскоре на блюдах ничего не осталось.
Монахи громко чмокали и с удовольствием облизывали губы. Было видно, что вкусная еда порадовала соскучившихся по хорошей пище людей.
Аббат слабо улыбнулся гостям.
— Мне следует передать благодарность его королевскому величеству. Но совесть заставляет меня сказать, что их духовное благополучие не зависит от его очень щедрых рук.
Братец Иосиф, несмотря на преклонные годы и только один зрячий глаз, смог ухватить большой кусок угощения. Он продолжал жевать, когда был отдан приказ встать из-за стола. Поднимаясь, брат Иосиф подмигнул толстому священнику, сидевшему напротив него. Последний прекрасно понял его и пошел за братом Иосифом в конце процессии. Новый распорядитель банных процедур начал говорить, не шевеля губами. Он научился этому за многие годы монашеской практики. Говорил он очень тихо.
— Брат Оссиприан, это будет сегодня днем. Сегодня. Вы понимаете, что от вас требуется?
Брат Оссиприан согласно кивнул.
Брата Иосифа такой ответ не удовлетворил, и он продолжал повторять, что должен был сделать его товарищ. Брат Оссиприан был главным плотником в монастыре и проводил много времени в темной мастерской, расположенной в подвале.
— Ты не должен ни на секунду покидать свое рабочее место. Имеется договоренность, что король и сопровождающие его лица пройдут по винным погребам и через час окажутся в твоей мастерской. Король является весьма пунктуальным человеком, но по пути могут быть задержки. Теперь слушай меня очень внимательно. Ты оставишь приоткрытой дверь в ванную комнату и начнешь что-либо делать неподалеку от нее. Когда появится король, тебе следует три раза громко стукнуть молотком. Тебе все понятно? Запомни, брат Оссиприан: не два или четыре удара, а три! И они должны быстро следовать один за другим. Три удара, брат Оссиприан! Ты не должен ошибиться.
— Хорошо, брат Иосиф, — шепнул плотник. — Три удара молотком. Три быстрых удара. Я не ошибусь.
Во время разговора они проследовали мимо молчавшего наказанного монаха, брата Пеллиона. Не отрывая глаз от пола, новый заведующий баней рукой коснулся рясы наказанного и опустил в его боковой карман изрядный кусок сыра. Брат Пеллион, не шевеля губами, прошептал:
— Благослови тебя Боже, старина!
Длинная процессия разбилась на отдельные фигуры у выхода из трапезной. Братья разошлись, чтобы выполнять свои задания. Пожилые монахи направились к выходу в сад. Их никто не мог подслушать, но они были настороже.
— Ты подашь сигнал только в том случае, если в подвал войдет король, — продолжал шептать брат Иосиф. — Если впереди войдет кто-то другой, не обращай на них внимания. Ты меня понимаешь? — Через секунду он добавил: — Брат Оссиприан, нас хорошо отблагодарят.
2
Рено де Бюрей был прекрасно осведомлен о любви короля к мельчайшим деталям различных мероприятий. Ему легко было намекнуть на то, что дела в аббатстве обстоят не очень хорошо. Честно говоря, это не входило в функции короля, потому что аббат сам должен был заниматься хозяйственными делами и следить за духовностью своих монахов.
— Ваше величество, всем известно, что аббат все время жалуется, мол, с вами к ним пожаловало очень много народу, — заметил де Бюрей во время короткой аудиенции у короля. — Он не раз заявлял, что из-за этого нарушается распорядок дня. Мне кажется, ваше величество, если вы пройдете там с инспекцией, будет не трудно установить, что в аббатстве всегда царил беспорядок и это было результатом плохого управления.
Карл сразу пришел к выводу, что ему действительно необходимо произвести инспекцию аббатства, и решил не откладывать дело в долгий ящик. Он взял с собой небольшую группу министров, чтобы проверить состояние дел в конюшне, овощехранилище, в различных кладовых, в кухнях и других местах. Он обнаружил, что граф говорил правду.
— Мне придется побеседовать с аббатом, — сказал король, спускаясь по каменным ступеням винного погреба. — Конечно, мы не должны его во всем винить. Аббатство действительно не приспособлено для того, чтобы здесь находилось слишком много народу. Но надо признать, что дела ведется из рук вон плохо. Да, мне следует сразу поговорить с ним. Карл взглянул на служащего, следовавшего за ним по пятам. — Вы обратили внимание на то, что творится в кухне? А в конюшне?! Здесь понадобятся труды настоящего Геркулеса!
Все дружно рассмеялись. Карл был доволен собой и позволил придворным как следует похохотать.
— Говорят, у аббата плохо ведется бухгалтерия, — грустно покачал он головой. — Вы обратили внимание, что вино прошлого года, выставленное для ловли мух, все еще не вылито?
Собравшиеся медленно прошлись по винным погребам, разглядывая огромные бочки с элем и бесконечные ряды емкостей, а которых хранились хорошие вина — сантэмильон, малмслей, мускатель. Здесь царил образцовый порядок, и за это можно было похвалить аббата. Король любил хорошее вино и несколько раз довольно покачал головой.
— Здесь все в порядке, — заявил король, — и я должен похвалить келаря, когда стану обсуждать положение дел с аббатом.
Они закончили осмотр винных погребов и перешли в столярную мастерскую. Им пришлось идти очень осторожно, чтобы не наткнуться на пилы и рубанки. Здесь стоял сладкий запах стружки, а не пряный или кисловатый аромат вина. Такой запах королю не нравился. Он подозрительно принюхался и поспешил побыстрее пройти мастерскую.
— Что расположено дальше? — спросил Карл.
Гийом Гуффье шел за королем. Он сверился со списком и ответил:
— Милорд король, дальше расположены ванные помещения.
— Ха, так мы подошли к самому сложному вопросу. Мне без конца жалуются придворные, что им приходится слишком долго ждать, чтобы подошла их очередь вымыться. Конечно, нас здесь собралось слишком много, но, — король покачал головой, — монахи не моются по многу недель. Мне кажется, что здесь действительно плохо ведутся дела.
В конце мастерской находился одинокий монах. Он быстро трижды ударил по железной трубе. Казалось, что он был очень занят и даже не поднял голову, когда мимо него шествовала процессия во главе с королем.
Ванное помещение находилось за темной аркой, где тускло светили два факела. Ванна стояла очень низко. Она была довольно большой, и в ней могли одновременно мыться три монаха. Но придворные предпочитали мыться по одиночке и не желали, чтобы их кто-то мог видеть. Поэтому плотник соорудил ширмы, которыми загораживали ванну. Кто-то мылся, когда появилась королевская процессия. Слышен был звук льющейся воды.
— Кажется, мы не сможем ничего здесь посмотреть, потому что кому-то именно сейчас захотелось вымыться, — сказал, нахмурившись, король.
Нам следует только восхититься тем, насколько все продумал граф де Бюрей. Он оказался таким хитрецом! Ему следовало проследить весь поход короля по подвалу, чтобы тот очутился у ванного помещения именно в нужный момент. Он помог брату Иосифу, чтобы в это время в ванном помещении находилась только одна особа. Гийометт получила подробные указания и должна была стоять у центральной ширмы, когда открылась дверь, чтобы впустить короля и его сопровождающих.
Все произошло строго по плану.
Гийометт чувствовала себя Иудой, но она не устояла перед серебряными монетками, хотя до тридцати там не хватало. Она положила деньги в карман юбки, прошла мимо ширмы, задела ее и уронила. В результате Карл, король Франции, смог увидеть неожиданную и прелестную живую картину.
Казалось, картина эта предстала перед ним из сказки профессионального сказочника.
Валери только что вылезла из ванны, когда ширма упала. Она стояла на цыпочках, как Венера, возникшая из волн. Девушка протянула руки к полотенцу, которое держала служанка. Валери походила на богиню не только позой. Девушка дышала жаждой жизни, как будто она действительно только что возникла из морской пены. Волосы ее, чтобы они не промокли, были собраны высоко на затылке узкими синими бархатными лентами. Дивные золотые локоны выбивались то тут, то там. Стройной фигуре Валери могли позавидовать все самые известные богини.
— Гийометт! — Валери громко возмутилась неловкостью служанки. — Что ты наделала?!
— Мадемуазель! Мадемуазель, действительно, какая я неловкая! — завопила служанка, поднимая ширму.
Валери сначала растерялась, но потом начала очень быстро действовать. Она вырвала полотенце из рук служанки и быстро закуталась в него. Видны были только ее головка и мягкая прелестная линия плеч. Девушка быстро спряталась за ширмой, и замершие от восхищения и удивления зрители не поняли, куда же делось это очаровательное создание.
— Гийометт, — стонала девушка, теснее прижимая к себе полотенце и прячась в темном углу, — какой ужас! Мне кажется, что я сейчас умру от стыда!
— Простите, простите меня, — рыдала служанка.
— Почему ты так неуклюжа? Что они теперь подумают? Все об этом узнают! Гийометт, как ты думаешь, успеем мы отсюда выбраться до того, как все будут знать, кто мы такие?
Служанка быстро накинула рубашку на плечи девушки. Казалось, своими действиями она пыталась вымолить у нее прощение за предательство.
— Мадемуазель, мы постараемся побыстрее отсюда уйти, — шепнула Гийометт. — Я выйду первой, удостоверюсь, что за нами никто не подглядывает…
— Тогда поспеши! — сказала Валери, задыхаясь. Она протянула руки, чтобы служанка накинула на нее теплое зимнее платье. — Гийометт, ты видела здесь много людей. Тебе удалось узнать кого-либо из них?
Служанке пришлось признаться:
— Мадемуазель, боюсь, что один из них был король! Карл, король Франции, пару раз споткнулся, пока вел придворных обратно — в мрак плотницкой мастерской.
— Гуффье, нам придется отложить инспекцию ванного помещения до более подходящего времени, — сказал он.
— Да, сир, — согласился Гуффье. В его голосе явно слышалась усмешка.
— Мне сказали, — заметил монарх, — что там никого не будет. Так мне сообщили. — Он помолчал, а потом продолжил, в его голосе звучало удивление: — Клянусь святыми, это просто поразительно! Я не верю собственным глазам!
Гуффье недоуменно смотрел на короля.
— Ваше величество, я не нахожу ничего особенного. Нам пришлось неожиданно увидеть очень хорошенькую девицу, когда она выходила из ванны. Такое случалось и раньше. Я могу вам привести примеры из истории, приличные и не очень!
Они прошли через темное помещение столярных мастерских в длинный и холодный винный подвал. Их шаги отдавались слабым эхом. Король вдохнул пряный воздух и сказал:
— Клянусь честью, мне не помешает глоток крепкого вина из этих подвалов. Казалось, что я увидел… — Правитель Франции помолчал и задумчиво покачал головой. — Гуффье, клянусь, что я видел призрак из прошлого.
— Призрак? — Гуффье пытался все свести к шутке. — Господин мой, эта девушка не показалась мне призраком. Это была молодая красивая женщина, она искрилась жизнью и здоровьем. Если в этих чудесных округлых и стройных ногах девушки было что-то от призрака, тогда я, ваше величество, перестаю бояться всего потустороннего.
— Я хотел сказать, — резко заметил король, — что она мне напоминает кое-кого из прошлого и только поэтому показалась призраком из прежней жизни.
На лице советника ничего не отразилось. Карл продолжал:
— Вы хотите сказать, что не заметили никакого сходства?
— Ваше королевское величество, да какое сходство? Кого с кем?
Казалось, королю не хотелось дальше касаться этой темы.
— Хорошо, Гуффье, если вы ничего не заметили, ну и ладно! Но должен повторить, что я был поражен тем, что увидел.
Лицо Гуффье выражало смесь хитрости и злости, он усмехнулся.
— Сир, молодая дама позволила нам любоваться своей красотой едва ли секунду. Должен признаться, что… мои глаза смотрели куда угодно, но только не на ее лицо…
Король промолчал. Он постарался запомнить точное время, когда все произошло. Потом он может узнать у монаха, ведавшего ванной, имя красавицы, которой они так неожиданно помешали мыться.
3
Валери поняла, что они уезжают, как только вернулась в дом, — у очага лежало полдюжины седел. Там же, на веревке, висели теплые плащи. Девушка вопросительно взглянула на графиню, писавшую письмо за столиком.
— Мы уезжаем, кузина?
Графиня нахмурилась. Она весьма слабо владела грамматикой, и поэтому сочинение письма требовало от нее величайших усилий и напряжения. Валери была уверена, что графиня писала письмо д’Арлею, и подумала: «Она хочет попрощаться с Робином. Так этой Изабо и надо!»
Валери узнала от Гийометт, что долгое отсутствие д'Арлея после прошлого визита к Изабо обсуждалось и комментировалось прислугой.
«Он с ней расстался навсегда», — пришла к выводу служанка.
Слуги радовались этому. Они хорошо относились к брату хозяина. Слуги говорили, что для него настало время пересесть в новое седло. Гийометт несколько раз повторила, что мадемуазель Валери должна выйти замуж за сира д'Арлея. Однако, если она это сделает, ей придется все время быть начеку из-за мадам Изабо.
— Мы сегодня уезжаем? — настойчиво переспросила Валери.
— Да. — Изабо посыпала письмо песком, затем свернула его. — Как только будут готовы лошади, мы отправляемся в Париж.
— Но кузина…
— Но кузина, — нетерпеливо повторила Изабо. Глаза ее метали молнии, было видно, что ее очень взволновало составление письма. — Вы что, хотите сказать, что нам не следует отсюда уезжать? Я уверена, что вы будете счастливы. Что касается меня, я жду не дождусь, когда мы будем дома!
— Но… — Валери чувствовала, что от нее что-то скрывают и это «что-то» было связано с ней. — Кузина Изабо, а известно ли о нашем отъезде господину Керу?
Графиня грозно нахмурилась.
— Почему это мы должны консультироваться у господина Кера по поводу наших планов и передвижений?
Валери размышляла: «Может, они решили, что я не подхожу для этой роли? А может, с поспешным отъездом связано ужасное происшествие в ванной?»
Графиня встала. В руках она держала все то же письмо.
— Если у вас не хватило воспитания воздержаться от вопросов, я скажу вам только одно. Ему известно, что мы уезжаем. Мы с ним обсуждали эту проблему.
— Что случилось и из-за чего переменились наши планы?
— Ничего не случилось. Но мы считаем, что нам лучше сразу возвращаться домой. Агнес Сорель умрет до утра, и тогда отсюда сразу уедет король.
— Я смогу повидать господина Кера до отъезда? Графиня резко заявила:
— Нет, кузина, вы его не увидите. Разве не понятно, что мы уезжаем, как только будут готовы лошади?
В это мгновение в комнату вошел граф. Он был одет для путешествия и походил на медведя с красным носом. Валери с трудом удержалась от смеха. На нем было три плаща. Бобровая шапка сидела прямо на ушах, да еще была подвязана шерстяным шарфом. Граф был очень забавен во всем этом, но держался важно, даже чопорно.
Граф покосился на девушку и взволнованно шепнул жене:
— Она что-нибудь подозревает?
Изабо отрицательно покачала головой, а потом возмущенно произнесла:
— Моя кузина недовольна тем, что мы сейчас уезжаем. Она не уверена в том, что это позволил нам господин Кер.
— Мадам, должен сказать, что в таком случае ваша маленькая кузина не права. Неужели она думает, что мы вот так внезапно сорвемся с места только под влиянием мимолетного каприза? Я бы не высунул носа из этой ужасной дыры в такую стужу, если бы у меня не было достаточных причин для этого.
В комнату вошел Годфруа и начал собирать седла.
— Сударь, мы можем выехать через пять минут, — сказал паж. Граф застонал:
— У меня уже заранее ноют все кости. Мне нужно выпить бокал подогретого вина до того, как мы начнем это ужасное путешествие!
— Вам уже достаточно вина, — возмутилась жена. Граф в недоумении уставился на нее.
— Мне нужно выпить, мадам, и вы сейчас же отдадите слугам приказ!
Изабо приказала подать графу бокал вина. Валери была поражена этой сценой и подумала: «Как это все странно. Что случилось, если у них так изменились отношения? Они же поменялись ролями!..»
Глава 8
1
По возвращении в Париж после смерти Агнес Сорель король остановился в резиденции Сан-Поль. Там рядом стояли три дома. Они находились у стены, отгораживающей дворец. Монарх, который постоянно боялся убийц, был не доволен таким близким соседством. Из верхних окон всех трех домов можно было заглядывать в дворцовый парк, и это тоже вызывало беспокойство у монарха. Карл давно бы приказал снести эти здания, но для этого необходимо было выплатить их владельцам круглую сумму. Вот они и оставались на месте, подобно трем репьям в хвосте вычищенного коня.
Первый из домов когда-то принадлежал семейству достаточно знатному и богатому, но большую часть времени его использовали для коммерческих целей. В любое время дня там можно было видеть людей, которые выходили оттуда с товарами.
Второй дом был тоже большим и красивым, но его владельцы не смогли или не захотели сдавать его внаем, а когда начала разрушаться крыша и стали разваливаться стены, просто отказались его ремонтировать. Много лет там никто не жил, и люди стали обходить его стороной, считая, что дом населяют злые духи.
Между этими двумя большими домами находился дом поменьше и относительно новый. Он выглядел аккуратным, подобно дому горожанина в предместье. Передний каменный фронтон был чистым, медные ручки на дверях всегда были начищены. Над дверью висел кованый фонарь в виде головы грифона. Однако это здание было довольно таинственным. Казалось, дом пытается спрятаться в тени своих соседей и не желает, чтобы его замечали.
Как-то днем в начале марта граф де Бюрей остановил своих людей на углу Ложи-де-ла-Рэн. Это было довольно далеко от вышеупомянутых домов. Он приказал, чтобы его дожидались там. Граф отправился пешком с Валери. Гийо-метт ковыляла за ними, таща тюки одежды. Был чудесный весенний день. Дружелюбное солнце сияло и освещало старый грязный город, пытаясь помочь появлению островков молодой зелени. Валери не обращала внимания на окружавшую ее красоту. Девушке не сказали, куда они направлялись, зачем. Однако она разгадала цель путешествия, потому что они двигались в район Марэ, где находились величественные дворцы.
Возле небольшого домика никого не было, но граф не успел постучать молотком в дверь, как появились двое мужчин и встали перед ними. Они были вооружены алебардами и короткими мечами. Граф что-то тихо им сказал, дверь открылась, и они с Валери вошли в дом.
Девушка недоверчиво огляделась, но сразу была вынуждена признать, что там было великолепно. Дом де Бюрей и место, где они жили в последнее время, не шли ни в какое сравнение с богатством и красотой этого необычного дома. На чистых стенах висели прекрасные яркие гобелены. Полы не были ни скользкими, ни влажными, их покрывали пушистые толстые ковры, которые могли позволить себе только очень богатые парижане. Девушка шагала за Рено де Бюреем, и ноги ее погружались в толстый ворс ковров. Она не очень-то разбиралась в мебели, но заметила, что предметы обстановки были подобраны со вкусом.
Гостей приветствовала женщина со строгим голосом.
— Господин граф, это мадемуазель де Вудрэ?
Граф резко остановился и с удивлением взглянул на незнакомку. Она была очень высокой и тощей. Шея ее походила на лебединую своей длиной, но ни в коем случае не красотой. На маленьком личике выделялся крупный широкий нос. Ее можно было считать личностью комичной, смешной, если бы не эти сверлящие, внимательные, злые глаза.
— Неужели такое возможно? — шепнул граф Валери. — Эта «красотка» может затмить всех остальных самых прекрасных женщин мира — Елену Прекрасную, Элеонору, чья привлекательность позволила ей иметь в мужьях двух королей, Флору, Элоизу?
Конечно, графу было известно, кто такая эта женщина. Однако он никак не ожидал, что у нее такая своеобразная внешность.
— Да, мадемуазель Генриетта, — сказал граф и низко поклонился. — Мне было сказано, чтобы я оставил Валери на ваше попечение.
Тощая Генриетта поклонилась Валери.
— Я счастлива вас приветствовать, сударыня. Мы будем выполнять каждое ваше желание, чтобы вы здесь были счастливы. Господин де Бюрей, могу я вам что-либо предложить прежде, чем вы покинете нас?
Граф любезно отказался, сообщив, что оставил свой эскорт неподалеку и, кроме того, не желает привлекать к себе излишнего внимания. На прощание поцеловал руку Валери.
— Все начинается, малышка, — тихо промолвил он. — Тебе нечего бояться. Слуги будут выполнять любое твое желание. Что касается этого горохового стручка, этого засохшего цветка, даже не знаю, что тут можно посоветовать. Я бы мог сказать, что она абсолютно безвредна, но обрати внимание на ее глаза. Лучше относись к ней как к ровне, но никогда не доверяй.
— Я постараюсь быть очень осторожной, — нервно шепнула девушка.
Граф выпрямился и церемонно поклонился обеим женщинам.
— Прощайте, кузина, — сказал граф и удалился.
— Может, сударыня хочет подняться в свою спальню? — спросила мадемуазель Генриетта. Ее голова покачивалась на длинной шее.
Валери ответила не сразу. Она опять начала раздумывать о том, был ли связан внезапный отъезд из аббатства с желанием Жака Кера? Если ему было об этом известно и он одобрял принятое решение, почему ничего ей не сообщил? Раньше она довольно часто получала от него весточки, а долгое молчание королевского казначея наводило ее на мысль, что ему ничего не известно о ее судьбе.
Валери угнетала неопределенность. Знает ли Кер о том, что она здесь? Дал ли он на это согласие? Изабо заявила, что ему все известно, и даже передала в деталях их разговор. Валери продолжала сомневаться. Неуверенность усилилась после того, как она оказалась в этом странном, изолированном доме, расположенном неподалеку от королевского дворца.
Высокая женщина повторила свой вопрос. Валери попыталась взять себя в руки и ответила утвердительно. Она последовала за мадемуазель Генриеттой в большую комнату. У Валери не было времени разглядывать мебель, но страх не погасил любопытства, и она решила рассмотреть все внимательно чуть позже. Среди удивительных вещей она заметила часы (Валери не раз видела настенные часы в богатых домах, но относилась к ним как к чему-то волшебному). Поверх часов находился золотой шар. Часы ритмично тикали. Она обратила внимание на подвесную койку. Такое она видела впервые. Высокое кресло, стоявшее в конце комнаты, показалось ей похожим на настоящий трон с резными подпорками и вышитыми панелями по бокам. Проходя через арку, которая вела в следующую комнату, девушка заметила гигантский буфет. Это было сооружение, поражавшее воображение своими размерами. Буфет был искусно украшен резьбой, инкрустирован золотом, серебром и эмалью.
Мимо всех интересных вещей девушка прошла, не останавливаясь, но застыла перед дверями спальни. Там находилась кровать, с ее точки зрения похожая на трон. Над кроватью находился настоящий балдахин.
— Эта кровать называется «Пипин Короткий», — пояснила мадемуазель Генриетта.
Валери знала, что люди давали имена великих людей винным кубкам и предметам обстановки, но все равно не смогла удержаться от смеха.
— Вам не кажется, мадемуазель Генриетта, что было бы лучше назвать эту кровать в честь великана Нимрода, он был так высок, что его голова касалась облаков?
— Пипин был великим королем, — строго заявила Генриетта. — Кроме того, он был отцом Карла Великого. Если постель назвали в честь великого короля, этим предмету оказана величайшая честь!
Валери хотелось возразить, что кровать следовало бы назвать в честь нынешнего короля Карла, так как не сомневалась, что он на ней спал. Девушка еще более уверилась в этом, когда Гийометт раздела ее, укрыла одеялом и оставила одну. Валери оказалась на безбрежном пространстве, которое явно не предназначалось для одного человека.
Валери никак не могла заснуть. Занавеси были задернуты, и девушке казалось, что она смотрит в длинный туннель переливающегося материала. Свет шел от фонарика, укрепленного где-то наверху. Свеча в нем была маленькой и мерцающей, поэтому создавалось впечатление, что складки тяжелого материала шевелятся. Ей захотелось соскочить с этой огромной кровати и поискать убежища там, где не было этих противных мельканий. Но вскоре все видения прекратились, веки Валери стали тяжелыми и сами закрылись. Она заснула.
2
На следующий день Валери почти не разговаривала за столом. Мадемуазель Генриетта, напротив, говорила не закрывая рта. Она съела немного вареного чернослива и римский салат. Тема беседы-монолога была одна — роль женщины в войне. Мадемуазель Генриетта разглагольствовала о сестрах милосердия, которые, несмотря на опасность, выносили раненых солдат с поля боя. Такое могли делать только женщины, но разве мужчины это оценили! Кроме того, мадемуазель напомнила, что Франция в долгу перед Жанной Д 'Арк.
— Все должны извлечь из этого урок, — заключила она. — Мужчины делают вид, что ничего не понимают, но женщины обязаны помнить, что мужчины ничем не лучше их. Пусть мужчины тешат себя надеждой, что они нас превосходят.
Когда завтрак был завершен, мадемуазель Генриетта встала из-за стола, поклонилась Валери и сказала:
— Сударыня, у меня есть к вам одна просьба — пусть для меня всегда будет местечко среди ваших слуг.
Девушка осталась одна и направилась в маленькую комнатку в конце дома, где вчера увидела книги и манускрипты. Она взяла книгу с прекрасными иллюстрациями, но читать не смогла. У нее не получалось сосредоточиться. Валери сильно расстроили слова мадемуазель Генриетты.
«Эта женщина, — подумала она, — знает слишком много. Конечно, она догадывается, почему у меня появился собственный дом. Да, ей известно, почему я здесь и я уверена, что она меня презирает».
Мадемуазель Генриетта весьма ласково разговаривала с Валери, но в ее глазах улавливалась насмешка.
«Если я добьюсь успеха, — продолжала размышлять Валери, — все придворные дамы станут меня ненавидеть и начтут плести против меня заговоры и даже, наверное, станут завидовать. Если же я провалюсь, все начнут надо мной смеяться, и та же самая участь постигнет господина Кера».
Вдруг Валери решила, что ее непременно ждет провал, что их затея была обречена с самого начала. Она подумала, что ей лучше всего сразу покинуть этот дом и убежать как можно дальше, чтобы никто и никогда не смог ее найти. Но способна ли она на такой отчаянный шаг?
Вскоре к Валери зашла взволнованная Гийометт и шепнула:
— Мадемуазель! Мы оказались пленниками!
— Нет, Гийометт, тебе это лишь почудилось.
— Госпожа, я ничего не придумала. Несколько минут назад я решила подышать свежим воздухом. Но как только я высунулась за дверь — а в доме есть только одна входная дверь, потому что дом плотно прилегает к дворцовой стене, там появился один из стражников, мы видели их вчера. Он мрачно усмехнулся. «Красавица, куда это ты направилась?» — спрашивает. Я ответила, что его это не касается, а он еще шире улыбнулся и сказал: «Тебе не удастся отсюда уйти, то же самое касается твоей госпожи». Я ему пригрозила расцарапать всю его противную рожу, на что он ответил: «Это приказ, моя красавица-старушка!» И тогда я отправилась к мадемуазель. Кстати, вам известно, как ее называют слуги? «Вот идет старый наглый нос, а задница не поспевает за ним!» Она мне сказала то же самое, а именно, что я не должна пытаться выйти из дома и чтобы я прекратила проявлять любопытство. При этом она качала своей уродливой головой.
Прежде Валери говорили, что ей не о чем волноваться, что она вольна делать что хочет. Ее обманули, она оказалась в положении пленницы. Теперь, как никогда прежде, ей хотелось быть свободной. Чего бы ей это ни стоило, но она должна выбраться отсюда.
Сзади послышался шум, девушка вздрогнула. Она была одна в комнате, ей стало страшно. «Кто это может быть? — думала Валери. — Это — задняя стена, которая, если Гийометт права, выходит прямо к дверцу Сан-Поль». Звук повторился. Девушка вскочила и в ужасе смотрела на заднюю стену — одна из ее секций повернулась. Валери казалось, что эта облицованная панелью из темного дуба стена была капитальной. В комнату вошел мужчина и закрыл за собой дверцу. Панель встала на место.
Вошедший поклонился девушке и улыбнулся. Казалось, он был несколько смущен ее присутствием. Мужчина был среднего роста, на нем был красивый длинный плащ из зеленого бархата. Лицо его нельзя было назвать красивым, но оно казалось привлекательным, несмотря на длинный нос и тяжелые веки. Шею его трижды обвивала золотая цепь, он нервно теребил ее правой рукой.
— Должен просить у вас прощения за то, что появился так неожиданно и… таинственно, дитя мое. — Мужчина снова улыбнулся и спросил Валери: — Вам известно, кто я такой?
Валери опустилась на колени. Не поднимая глаз, она ответила:
— Да, ваше величество.
— Встаньте, — сказал король, протягивая ей руку и помогая подняться. — Не стоит вам ничего бояться. Сегодня я пришел не как король Франции, а как человек, который вас видел однажды и весьма вами заинтересовался.
Валери расхрабрилась, подняла голову и взглянула ему в глаза, но тут же снова их опустила. То, что король смутился при встрече с Валери, говорило о его человечности. Но он был самым сильным и богатым монархом в мире — и Валери не могла найти сил, чтобы собраться и подать себя достойно.
— Как поразительно! — Король не сводил с нее взгляда. Валери видела, что он по-настоящему поражен и взволнован. — Прошу вас, мадемуазель, посмотрите мне прямо в глаза. — Валери повиновалась. Король продолжал ее разглядывать. — Просто потрясающе! Мадемуазель, повернитесь, прошу вас, в профиль!
Валери повернула голову и довольно долго оставалась в таком положении. Она слышала, как король прерывисто вздохнул.
— Так сходство проявляется еще сильнее. А теперь, милое дитя, не можете ли вы слегка приподнять головку?
Девушка не успела ему повиноваться. Король обхватил ее за плечи и притянул к себе. Они смотрели друг на друга. Валери чувствовала, как слегка дрожат руки короля.
— Вы не можете закрыть глаза, чтобы ресницы коснулись ваших щечек? А теперь попробуйте улыбнуться. Благодарю вас, все так и есть. Нет, я все еще не могу этому поверить! Это поразительное чудо!
Он откинул плащ. Под ним был камзол из бархата цвета сливы с горностаевой отделкой на шее и на рукавах. С тех пор как Валери начала вести новую жизнь, ей пришлось видеть немало роскошных нарядов, но она никогда прежде не встречала ничего подобного. От шеи до талии камзол украшала шелковая ярко-оранжевая вставка, вышитая золотой нитью. Рисунок состоял из роз, в середине которых находились ромбы. На золотой цепи висел сапфир, в пряжке пояса сверкали драгоценные камни.
Король жестом показал, чтобы девушка села. Он придвинул к себе кресло и поставил его прямо перед Валери.
— Я вас видел неделю назад, — сказал он, наклоняясь вперед и не сводя с нее глаз. — Это было, когда на улицах праздновали нашу победу. Я вышел на улицу вопреки советам моих офицеров. Я надел домино и отправился посмотреть, как народ веселится. Мне очень повезло: я увидел вас, милое дитя. Вы сидели на коне вместе с графом де Бюреем и наблюдали за процессией. Я стоял на расстоянии шести футов от вас, но вы меня не видели. Я долго наблюдал за вами и видел все, что случилось. Я слышал все, о чем вы говорили. Я начал волноваться, когда один из людей в маске остановился и пощекотал вам щечку перьями, укрепленными на конце палочки. Валери кивнула и улыбнулась.
— Это был высокий мужчина, одетый в костюм клоуна. — Он вам сказал: «Я принц глупцов, монарх болванов и начальник олухов», а вы ему ответили: «Вам не стоит претендовать на первенство. Тут у вас будет слишком много соперников». А потом вы так весело расхохотались. У вас прелестный смех. Я был очарован им. Пока я стоял, слушал вас и наблюдал за вами, я понял, что… начинаю в вас влюбляться.
Валери сразу растерялась.
— Сир, я поражена и не знаю, что вам сказать! Король взял ее руки в свои.
— Я должен вам признаться. Все случилось не так уж неожиданно. Я оказался на месте, где мог вас видеть совсем не случайно. Все было подготовлено заранее. Я вас видел до этого и просил графа устроить все так, чтобы я смог еще раз полюбоваться вами. Моя милая Валери, все было тщательно спланировано. А сейчас я очень счастлив… Да, я очень счастлив, что приложил к нашей встрече столько усилий.
Смущение Карла полностью исчезло. Он абсолютно владел ситуацией. У короля сверкали глаза, когда он обнял Валери.
— Я кое-что придумал. Вот что. Этот дом со всеми удобствами, со слугами, которые станут вам верно прислуживать, и с караульными, которые будут вас охранять, ваш. Я хотел бы вас здесь часто навещать. Я желаю, чтобы вы были рядом со мной.
Валери смущалась все больше и больше. Не поднимая глаз, она ответила:
— Все будет так, как пожелает мой господин.
— Нет, нет! Этого мне недостаточно. Я желаю выполнять только ваши желания и стану сюда приходить только тогда, когда вы сами захотите меня видеть!
Король помолчал, затем засыпал Валери вопросами. Была ли она влюблена в кого-нибудь? Готова ли она отказаться от прежней жизни и знакомств, словно их вообще не было? Готова ли она полностью отдать себя в его руки? Любит ли она детей? Желает ли она иметь детей?
Казалось, что ее ответы понравились королю. Особенно речь, приготовленная Изабо.
— Вы оказываете мне слишком большую честь, ваше величество, и можете дать мне больше счастья, чем я надеялась.
Король импульсивно поцеловал руки девушки.
— О, дитя мое, моя прелестная Валери! — воскликнул он. — Ваше сходство все еще продолжает меня поражать. Но дело не кончается только внешним сходством! Как чудесно, что вы обладаете этим наследством красоты, грации и милым характером! И вы все это сумели сохранить до сих пор!
Через секунду король отпустил ее руки и откинулся в кресле.
— Теперь давайте поговорим. Мы должны лучше познакомиться друг с другом. Вам обо мне ничего не известно, кроме того, что я — король Франции. Я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы мне удивительно напоминаете одну из самых чудесных женщин и что мне в вас все приятно. Я старался выбрать для вас самую красивую мебель и желал сделать это маленькое гнездышко милым и приятным местом обитания для вас. Здесь все из королевских дворцов или поместий, принадлежащих нам. Буфетом пользовался англичанин. — Наверное, он имел в виду Генриха V, когда тот был в Париже. — Это единственный такой предмет во Франции и, наверное, чем-то напоминает его прежнего владельца. На этой постели я часто спал.
Он сделал паузу, чтобы девушка поняла значение его последних слов: он и в дальнейшем собирается спать там.
— Вам нравится подобранная мною обстановка?
— Сир, здесь все так прекрасно! Мне хотелось бы найти нужные слова, чтобы выразить, как я польщена.
Король жестом показал, что ей не стоит его благодарить, и продолжал:
— Граф рассказывал мне, что вы прекрасно можете имитировать других людей. Покажите мне, что вы умеете делать. Было бы забавно таким образом продвинуться дальше… в нашем знакомстве.
— Но, ваше величество… — Валери не хотелось этого делать. Она боялась, что это покажется ему лишь жалким зрелищем. — Вам будет совсем не интересно. Я показывала только слуг моей кузины и некоторых простых людей, с которыми мне приходилось раньше сталкиваться. Я уверена, сир, они вам будут неинтересны.
Король улыбнулся.
— А как насчет нашего преданного слуги — графа де Бюрея?
Валери сомневалась. Улыбнувшись, она сказала:
— Граф? Ну, может быть… Его изображать не сложно, потому что ему присущи некоторые особенности. Вы их сами видели, ваше величество. Но можно ли смеяться над ним подобным образом?
Король повернул кресло, чтобы все хорошенько рассмотреть.
— С этого момента, моя прелестница, желания вашего короля будут значить для вас больше, чем чувства Рено де Бюрея. Но я могу вам поклясться хранить тайну, и он никогда не узнает, что вы его копировали, дабы повеселить Карла Французского.
Валери отошла в другой конец комнаты, постояла некоторое время, повернувшись спиной к Карлу. Потом резко повернулась к нему. У нее настолько переменилась внешность, что король удивленно промолвил:
— Клянусь святым Мартином, вы действительно похожи на графа!
Девушка втянула щеки, лицо ее стало длинным и худым. Девушка заковыляла по комнате и близоруко щурилась на окружавшие ее предметы. Походку графа она копировала в совершенстве. Казалось, что у нее болели и плохо сгибались суставы, она аккуратно и медленно ступала по полу.
Когда Валери заговорила, король поразился еще больше. Это был голос Рено де Бюрея.
— Сегодня мои кости терзает сам дьявол. — Валери шепелявила и проглатывала отдельные слоги. — Мне кажется, что мою плоть мучают за каждый самый крохотный глоток вина, который я сделал в своей жизни…
Карл в смехе откинул голову назад.
— Если вспомнить все его прегрешения, граф будет испытывать страдания целую вечность, — заметил Карл, громко хохоча.
Валери не останавливалась и продолжала имитировать Рено де Бюрея, припомнив все, что он говорил. Она изобразила его встречу с мадемуазель Генриеттой, и король засмеялся еще громче.
Потом девушка взяла в руки маленький кошелек, прикрепленный к поясу, и потрясла его.
— Это самый прекрасный звук, который может слышать человеческое существо. Не напоминайте мне о щебетанье птиц в густых кустах, или пены небесного хора, или звуке трубы, ведущей войска в атаку. Клянусь всеми святыми, ничто не может сравниться со звоном, шумом, звяканьем золотых монет в кармане, который многие годы оставался пустым!
Король поднялся и подошел к Валери. Он схватил ее за плечи и слегка потряс.
— Вы умненькая маленькая хитрюшка, и я вас люблю за это! Как мне будет приятно и интересно, когда вы будете показывать мне моих министров и других людей из моего окружения! Конечно, придется подождать, когда вы их увидите и познакомитесь с ними поближе. Дорогое дитя, мне следует предоставить вам этот шанс как можно быстрее.
Девушка расслабилась и пригладила волосы. Король, довольный, кивнул головой, но не отпускал ее из объятий.
— Даже в то время, когда я так сильно хохотал, мне вас не хватало, — шепнул он. — Теперь вы снова со мной — этот образ, который я так люблю! Позвольте мне еще раз взглянуть на вас, пока я не ушел.
Он сжал Валери в объятиях еще крепче и начал жадно целовать губы, глаза, уши, щеки, лоб…
— Малышка, я вскоре сюда вернусь! — воскликнул Карл. — Я уверен, что буду очень сильно вас любить!
Глава 9
1
После неудобств аббатства придворные Карла блаженствовали в роскоши Сан-Поля. Огромный просторный дворец мог легко уместить всех придворных и их слуг. Даже Жак Кер, которому отвели жилье после остальных министров, получил приличные апартаменты.
Он приказал, чтобы в комнате постоянно горели свечи.
Кер закончил работу, когда услышал звяканье шпор в приемной. Никола просунул голову в кабинет и объявил:
— Мой господин, к вам пожаловал Дюнуа. Командующий французскими армиями вошел в комнату, улыбаясь и кивая единственному королевскому министру, которого он уважал.
— Кер, — сказал он, усаживаясь на стул, — я пришел, чтобы предупредить вас.
Кер вздохнул. Вокруг носились разные неприятные слухи. Многие постоянно его о чем-то предупреждали. Керу не были нужны эти дружеские советы, потому что он все понимал сам. Керу уже давно стало ясно, что отношение короля к нему резко изменилось.
— Что же вы слышали, Дюнуа?
— Я только что от короля. — Генерал говорил таким тоном, что было ясно, насколько ему неприятно появляться при дворе и общаться с придворными. — Теперь, когда нам удалось так легко завоевать Нормандию, король желает быстро выступить против англичан на западе и на юге. Вам что-нибудь об этом известно?
— Нет.
Кер чуть не подавился этим словом. Он не мог себе представить, что король примет подобное решение, не побеседовав с ним. Ведь именно по его совету они нарушили перемирие с англичанами и вернули Франции Нормандию. Он финансировал всю военную кампанию. Кер вдруг понял, что его положение более шаткое, чем он представлял себе. Если Карл смог так далеко зайти, он может двинуться куда дальше.
— Я знал, что этот вопрос будут вскоре решать, — заявил Кер после некоторого молчания. — После вас, Дюнуа, только я вправе рассчитывать на доверие его величества и давать ему советы в разработке военных планов. Должен признаться, что мне очень обидно такое отношение Карла Французского, и я считаю его несправедливым. — Кер с трудом посмотрел в лицо командующему армией. — Наверное, королям не свойственно чувство благодарности?
Дюнуа развел руками.
— Быть королем — самое трудное ремесло на свете, — сказал он. — Быть королем Франции еще труднее. Вокруг вас находятся жестокие, эгоистичные люди, которые сделают все, что угодно, лишь бы быть обласканными королем и получить какие-либо блага и преимущества. Они готовы пожертвовать и королем, и троном, и отечеством для достижения собственных целей. Король, которому светит удача, должен быть более жестким и эгоистичным, чем его придворные. Вспомните беднягу Генриха Шестого Английского — милый, добрый и преданный человек. Его страна ввязалась в гражданскую войну, и он теряет все свои доминионы во Франции. Он просто неудачник! Мне кажется, что мы могли бы спасти Орлеанскую Деву, если бы расстались со всеми требованиями стратегии и отправились просто ее спасать. Мы пытаемся идти разумным путем. Ну, если желаете, это можно назвать более жестким курсом — вот почему мы оставили Деву умирать. — Дюнуа вздохнул. — Я — закаленный солдат и видел, как люди погибали тысячами… Кер, должен признаться, что окружение короля оказалось для меня слишком крепким орешком.
Кер помолчал, а потом спросил:
— Что вам стало известно?
— Шло обсуждение денежных средств. Король в панике от того, как много будет стоить изгнание англичан из Бордо и возврат вам долга за Нормандию. Конечно, никто конкретно ничего не говорил, но в воздухе витала идея, что расходы на западную кампанию можно выдержать, если найти возможность не возвращать вам долги!
— Если я к нему отправлюсь и прямо скажу: «Сир, считайте, что все долги выплачены!» — что тогда?
— Боюсь, — сказал Дюнуа, — что гордость нашего короля — это весьма непростая штука. Ему не захочется быть в постоянной зависимости от вас. У вас ведь сильно укрепится положение. Мне кажется, что ему не понравится, если заслуга в возвращении Нормандии будет всецело принадлежать вам. Король предпочтет погасить долги другим способом.
Кер рассеянно смотрел в окно. На улице ничего нельзя было разглядеть — начинало темнеть, а комната находилась на одном из верхних этажей.
Кер попытался сосредоточиться.
— Война стоила нам вдвое больше того, на что мы первоначально рассчитывали, — наконец заговорил Кер. — Мне пришлось неоднократно обращаться к ростовщикам. Я оставил им в качестве залога мои поместья и даже некоторое количество товаров из моих лавок. Я смогу пережить потерю первоначальной суммы, но если станет известно, что я не могу выплатить свой долг, ломбардские купцы сразу воспользуются этим. Они заберут у меня все! Они даже могут надеть на меня зеленую шапку банкрота!
— Если бы я не знал, что вы такой же упорный боец, как они, — заметил Дюнуа, — я бы боялся за вас.
Кер с трудом улыбнулся.
— Да, я боец. И могу быть таким же упорным, как они. Дюнуа, между мной и ими есть одна, но очень значительная разница — я не такой эгоистичный. Я всегда использовал деньги в целях, полезных для страны. — Он замолчал и о чем-то долго думал. — Ваше сообщение соотносится с тем, что мне пришлось выслушать за последние две недели. Надвигается кризис. Дружище, я не в силах выразить вам свою благодарность!
Старый вояка поднялся, его рука коснулась украшенного драгоценными камнями эфеса сабли.
— Жак Кер, вы мне подарили эту саблю, — сказал он. — И весь Руан всполошился, когда я скакал на коне с этой саблей. Конечно, вы обладаете способностью добывать деньги, но я буду очень расстроен, если в случае нужды вы не обратитесь ко мне.
Когда Дюнуа ушел, в комнате воцарилась мертвая тишина. Пара свечей не могла развеять темноту вокруг. Они почти догорели, когда ворчун Никола вошел в комнату.
— Уже поздно, мастер, — сказал он. — Здесь господин д 'Антенн, но я могу сказать, что вы его не примете.
Кер выпрямился и резко сказал:
— Пусть он войдет.
— Но, сударь, — начал было протестовать слуга, — его сообщение вполне может подождать до завтра.
Кер приподнялся в кресле и руками крепко сжал край стола. Он никогда не был так зол на Никола:
— Я тебе сказал: пусть он войдет!
Никола ничего не оставалось, как покориться. Он быстро исчез, и через мгновение д'Антенн появился в дверях.
Кер был очень взволнован и не мог, как обычно, вежливо приветствовать придворного. Он равнодушно спросил:
— Что на этот раз?
— Как обычно, я терпеливо процеживал море информации, и мне удалось выловить там жемчужину, — ответил д'Антенн. — Господин Кер, вас весьма заинтересует моя находка. Это связано с… — несмотря на легкомысленный тон, он внимательно следил за Кером, — с новой… любовницей короля.
— Двор кипит от слухов об изменчивом вкусе его королевского величества, — заметил Кер. Он отвернулся от информатора и снова подошел к окну. — Дружище, вам следует приносить мне что-либо более весомое, если вы хотите чем-то заинтересовать меня.
— Но это не слухи, а свершившийся факт. Король влюбился. И, как говорят, он безумно влюблен! Кто такая эта дама и откуда она, до сих пор неизвестно. Король настолько ею увлечен, что даже враги Жака Кера не всегда могут до него достучаться. — При этих словах д 'Антенн злорадно усмехнулся. — Это может служить доказательством его сильного интереса. Вы хотите еще что-либо услышать?
— Да.
Информатор закинул ногу на ногу, демонстрируя элегантные лосины. У него был красивый наряд из небесно-голубого бархата с белой отделкой, и Кер уловил сверканье дорогого кольца на его пальце. Казначей обратил внимание на эти признаки процветания и подумал: «Этот мерзкий доносчик действительно начинает богатеть».
— Король видел вышеупомянутую даму три раза и разговаривал с ней только один раз. Но он был ею сразу покорен и очарован. Эта дама уже живет в приличном доме со слугами. Говорят, что он приказал удалить букву «С» с серебра, которое он дарил леди Агнес, чтобы его можно было дарить во второй раз. Самое интересное в этой даме то, что она поразительно напоминает леди Агнес, как будто они были сестрами.
Кер умел держать себя в руках и никак не выдал своих чувств. Он молчал несколько минут, пока информатор рассказывал. Кер испытал даже некоторый испуг, но лицо его оставалось спокойным.
— Где вы услышали эту историю?
— Я предпочитаю не сообщать вам имя лица, рассказавшего мне об этом. Я просто не посмею это сделать.
— Вам неизвестно, многие ли уже знают об этом? Д'Антенн энергично покачал головой.
— Все, кому об этом известно, предпочитают молчать. Мне кажется, об этом знают не более трех человек.
— Почему вы так уверены, что это правда?
Информатор плавно повел рукой, но ничего не сказал.
— Где этот дом? — спросил его Кер.
— Если бы мне это было известно, я бы мог стать богатым человеком.
— Вы можете доказать, что это все правда, и найти дом? Д 'Антенн задумался.
— Не уверен. Это очень трудно, и мне придется кое-кого подмазать… Серебром, золотом. На это понадобится много денег.
Кер назвал сумму. Информатор сразу зарделся и твердо ответил:
— Я выполню ваше поручение, даже если мне придется перерезать пару глоток и доставить интимное удовольствие жирной жене кого-нибудь из придворных.
— Мне нужны сведения уже сегодня. Пусть даже очень поздно.
Д'Антенн задумался, но утвердительно кивнул:
— Если я смогу что-либо разузнать, информация будет у вас через несколько часов.
2
Жак Кер отправился в апартаменты короля. Ему пришлось миновать одни ворота, затем другие, третьи… Он прошел через множество дверей, лестниц, темных переходов. Замок Сан-Поль походил на город за крепкими стенами.
Пока он шел, ему встречались разные люди. Многие из них были ему знакомы, но впервые после того, как король назначил его министром, люди не спешили с приветствиями. Мужчины и женщины отворачивались при его приближении, или просто быстро кивали, или неохотно говорили пару слов. Даже слуги и караульные, которыми кишел дворец, почувствовали, что фортуна ему изменила, и нахально на него пялились. Это были явные признаки приближения полного краха. Жак Кер правильно все понял, но он не был готов к тому, что случилось.
За дверями располагалась королевская приемная. Перед ними стоял капитан-гвардеец. Он сказал Керу, и в его голосе чувствовалось сожаление:
— Сударь, у меня приказ не пропускать вас.
Кер был в шоке и не мог вымолвить ни слова. Он не ожидал публичного и намеренного оскорбления. Он даже не мог себе представить, что ему не будет дана возможность обсудить положение вещей с королем. Он взглянул в лицо капитану, размышляя о том, что, возможно, это заговор его врагов. , — Вам это приказал сам король?
— Да сударь.
Капитан быстро оглянулся. Он видел, что их никто не подслушивает, и добавил шепотом:
— Народ Франции всегда будет помнить, что вы, господин Кер, наконец завоевали для него мир.
— Очень жаль, что глас народа не слышен в официальных кабинетах. — Кер развернулся. — Наверное, мы видим друг друга в последний раз. Прощайте, капитан, и спасибо вам за доброту, с которой вы выполнили ваш приказ.
Кер шел обратно опустив голову. Он глубоко задумался, и поэтому те, кто его встречал, могли, не смущаясь, просто пройти мимо. Кер больше ни в чем не сомневался. Он хорошо осознавал, что могло подарить ему будущее. Карл закрыл перед ним не только двери, но и свое расположение. Как намекал ему Дюнуа, король постарается не выплатить ему долги и не захочет, чтобы Кер преподнес ему такой подарок.
Он почти миновал коридор — наиболее темный из всех остальных, — когда услышал женский голос, позвавший его. Кер оглянулся. Женщина стояла в густой тени алькова. Она приложила палец к губам и позвала его рукой за собой.
— Сударь, мне нужно кое-что вам сказать, — шепнула женщина. — Это весточка от господина д'Антенна.
— Он не теряет времени, если только ваша весточка связана с тем, о чем я думаю, — заметил Кер.
Перед ним стояла молодая женщина, смуглая, небольшого роста, весьма привлекательная. Кер не признал в ней придворную даму, но было ясно, что она не служанка.
— Это записка, — шепнула женщина. — Но я не могу вам ее отдать, пока вы мне не передадите деньги.
— Но, дорогая леди, я не ношу с собой столько денег, — начал протестовать Кер.
Женщина заволновалась.
— Он сказал, это очень важно. Господин д 'Антенн узнал все, что вам было нужно. Сударь, мне неизвестно, что написано в записке, но там содержатся настолько важные сведения, что он не посмел передать вам эту записку сам.
Кер искал деньги в кошельке, который находился у него под плащом. Ему нравились драгоценные камни без оправы, и он всегда носил с собой несколько своих самых любимых. Кер протянул женщине ладонь, на которой лежал крупный изумруд.
— Он стоит гораздо больше той суммы, на которую согласился господин д'Антенн, — сказал Кер. — Если вы разбираетесь в драгоценностях, то без споров возьмете этот камень.
— Мне мало что известно о драгоценных камнях. Молодой женщине было трудно прийти к решению. Она взглянула на изумруд, а потом в лицо Керу.
— Я… я даже не знаю, что делать. Мне камень кажется красивым, но неизвестна его стоимость. У меня никогда не было таких дорогих украшений.
— Поверьте, что я не собираюсь вас обманывать. Уверяю вас, моя милочка, вы должны спокойно взять этот камень.
Женщина ответила Керу решительным тоном:
— Давайте мне камень, господин Кер.
Она достала небольшой клочок бумаги, свернутый и запечатанный.
Обмен состоялся.
Кер не удержался и задал женщине вопрос:
— Как случилось, что вы помогаете д 'Антенну? Женщина, как бы защищаясь, ответила:
— Господин д 'Антенн и я — друзья!
— Нет, моя дорогая, — Кер покачал головой. — Никакая привлекательная женщина не может быть другом д 'Антенна.
Женщина сердито посмотрела на Кера, а потом горько рассмеялась.
— Вы правы, сударь. У нас была дружба, но она долго не продлилась. Я — его любовница, и у него есть еще немало женщин, кроме меня. Мне об этом известно, но я его слишком люблю и пытаюсь… забыть. — Голос у нее стал неприятным. — Вы еще что-либо желаете узнать?
Кер сочувственно смотрел на нее, понимая, что связь с д 'Антенном, кроме горя и боли, ей ничего не принесет.
Кер сломал печать и убедился, что в записке действительно содержится нужная ему информация.
— Я доволен, — сказал он. — Так же доволен, как будет доволен ваш любовник, когда увидит камень. — Он добавил ласковым тоном: — Мне очень жаль вас, дитя мое.
Разговор велся тихо, но при последних словах Кера девушка громко захохотала,
— Вы меня жалеете? Тогда мы квиты. Господин Кер, а мне очень жаль вас!
Переговоры с посланницей д 'Антенна продолжались всего несколько минут, но Кер смог отвлечься от ожидавших его новых неприятностей.
У входа в апартаменты королевского казначея стоял Никола, нагруженный наспех собранными вещами Кера. За спиной слуги, опираясь на дверь, стоял королевский караульный с пикой в руках.
Кер понял, что это значит, и задал Никола только один вопрос;
— Когда это случилось?
— Господин мой, спустя несколько минут после вашего ухода. В доме находятся трое служащих. Они роются в ваших бумагах. Они все побросали на пол и начали ругаться друг с другом. Среди них милорд Гуффье.
— Этого следовало ожидать. — Кер грустно рассмеялся. — Неужели они считают меня таким глупым, что надеются найти что-то интересное? Они могут найти только обычные счета.
— Господин Кер, они опечатали окна.
— Они совершают страшную ошибку, и никакие печати им не помогут. В историю это деяние войдет как величайшая несправедливость нашего времени.
Кер чувствовал только грусть и обиду, но не злость. Перед его глазами встало прошлое. Он вспомнил свою первую лавку в Бурже, первые путешествия на Восток и многие начинания, которые привели его к успеху. Его больше не волновало то, что он стал самым богатым человеком в мире и заплатил за войну из собственного кармана. Кер все еще надеялся, что самое страшное можно предупредить.
— Если они разрушат созданную мною систему, — вслух сказал он, — люди быстро забудут то, чему я их учил.
Он немного пришел в себя и сказал Никола:
— После двенадцати лет беззаветного служения королю я пришел к такому горькому концу.
Никола обладал критическим умом и был остер на язык, но и он не нашел что ответить. Лишь покачал головой в знак согласия.
Кер повернулся к караульному, наблюдавшему за ним с нескрываемым любопытством.
— Откуда ты, дружище?
— Из ваших мест, сударь. Из Берри.
— Неужели люди в Берри поверят тому, что Жак Кер заслужил подобное к себе отношение? Разве они считают меня плохим слугой короля?
Караульный покачал головой:
— Нет, господин Кер, ни в коем случае! Они не станут плохо думать о Жаке Кере!
— Иногда несчастье приносит человеку пользу. Он встряхивается от привычного течения жизни и начинает действовать более энергично. — Кер вытащил золотую монету из кошелька и отдал караульному. — Помните, мой друг, что вы видели казначея Франции в один из самых сложных моментов его жизни!
Никола не согласился с хозяином.
— Для меня несчастье никогда не было другом, — заявил он. — Куда же мы теперь отправимся, господин Кер?
— Мы пойдем в дом моего знакомого. Но лучше не упоминать здесь его имя. Пошли, Никола, мне противно оставаться тут. Пошли скорее. Да, у меня нет шляпы.
— Они считают, что сами наденут на вас шляпу, — промолвил Никола, кивая в направлении запертых комнат. Но они желают нахлобучить на вас зеленую шляпу…
3
Когда они прибыли в дом на улицу Гренье-сюр-Л'О, там было так светло, словно готовились к балу. Но д'Арлей ужинал один. Он с аппетитом поглощал бараньи котлеты и паштет из куриной печенки. Когда он увидел вошедшего Кера, поднял кубок с вином и радостно заявил:
— Вы как раз вовремя, выпейте со мной вина!
— Кажется, вы что-то празднуете? — поинтересовался Кер.
— Да. Мне кое-что удалось сегодня сделать, и я чувствую себя очень счастливым. Я продал дом вдвое дороже, чем купил.
— Да, вам крупно повезло.
— Я его не собирался продавать, но пару дней назад ко мне пожаловал человек из новых богачей и спросил, не желаю ли я его продать. Он мне поведал, что в Париже не строили домов с тех пор, как мы забрали его у англичан. В городе полно людей без крова — и цены взметнулись к небесам.
— Так всегда бывает во время войны. Деньги переходят из рук в руки. Те, у кого они были до войны, продают свои дома и поместья людям, как следует нажившимся во время боевых действий. Жак Кер был самым богатым человеком в мире всего лишь год назад, но спросите, каковы теперь его дела. Наверное, человек, которому вы продали дом, военный контрактер?
Д’Арлей утвердительно кивнул.
— Он изготавливал повозки для пушек. — Д’Арлей улыбнулся. — У этого человека есть дочь на выданье с очень большим приданым. Возможно, мне нужно было на ней жениться и сохранить дом.
Кер внимательно взглянул на молодого человека.
— Вы хотите сказать, что продали дом именно по этой причине?
— Конечно. Я собираюсь внести полученные деньги в качестве выплаты долгов за фамильные поместья. Это, конечно, погасит не всю задолженность, но кредиторы на время успокоятся. Если я это сделаю, мне не понадобится жениться на деньгах и я смогу соединить свою судьбу с той, что… мне очень дорога.
Кер сел за стол и взглянул на друга.
— Кажется, на вашем пути появилось еще одно препятствие, и виноват в этом я. Сегодня произошли две вещи, и мы с вами оказались в ужасном положении.
Он рассказал д'Арлею о том, что с ним случилось сегодня, и о сведениях, полученных от д 'Антенна. Д'Арлей слушал внимательно, лицо его выражало то удивление, то злость, то ужас. В конце разговора он стал мрачнее тучи. Д'Арлей понял, что судьбой Валери распорядились его братец и Изабо. В последнее время они стали такими сдержанными, ничего ему не рассказывали и даже держали в тайне свое место жительства. А ведь Валери неизвестно, что эти хитроумные супруги де Бюрей действовали по собственной инициативе.
Кер согласился с ним, но хотел получить подтверждение этому. Следует каким-то образом связаться с девушкой и сообщить ей обо всем, что случилось. Если она не заинтересована в продолжении отношений с королем, Кер и д’Арлей должны помочь ей бежать.
— Господи, как я радовался всего несколько часов назад! — с горечью воскликнул д'Арлей. — Как только заключил выгодную сделку, начал строить планы на будущее. Я был уверен, что теперь наконец все наладится. — Он помолчал, затем продолжил тихим голосом: — Жак, вы никогда не думали о том, что мое невезение может принести вам несчастье? А не пора ли вам использовать козырные карты?
— Вы хотите сказать, что мне следует прибегнуть к помощи Валери?
— Да, — серьезно сказал д'Арлей. — Именно так я и думаю, мой дорогой Жак Кер. — Он уперся руками в край стола и начал внимательно разглядывать их.
— Эта мысль пришла мне в голову сразу же после того, как я узнал, что они сделали. Не сомневайтесь, Робин, я отказался от этого и у меня нет по этому поводу никаких сожалений. Я не желаю наживаться на этом. Я пришел сюда, чтобы обсудить с вами, как можно помочь Валери, пока еще не слишком поздно.
— Судя по тому, что вы мне рассказали, уже ничего нельзя сделать, чтобы король изменил к вам отношение.
— Мне это известно. Наверняка мое поведение покажется странным, но я все продумал, и мною руководят благие намерения. Я давно подозревал, что такое может случиться, и теперь мне абсолютно ясно, что я и раньше не хотел прибегать к задуманному нами плану. Дорогой Робин, мне мешает одна вещь. Моя гордость!
— Гордость?
Керу было ясно, что д’Арлей его не понимает.
— Вам придется выслушать длинные объяснения.
Керу всегда нравилось рассуждать о себе, это было одной из его самых любимых тем. Он был готов обсуждать собственные поступки, мотивы своего поведения так, как будто они принадлежали кому-то другому. Порой он даже говорил о себе в третьем лице: «Этот Жак Кер» или: «Эта необычная личность, выросшая среди простых людей»… Он мог сказать: «Иногда я и сам не понимаю этого Жака Кера».
— Я вполне осознаю, — продолжал Кер, — как мне не повезло, потому что я родился слишком рано. Через двести лет люди станут делать вещи, которыми я занимаюсь сейчас, и они будут думать так, как думаю я. Мой дух задыхается в этом глупом и жестоком веке. Посочувствуй мне, Робин. Я обладаю интуицией делового человека, я способен предвидеть будущее, а живу в век действия Кодекса чести рыцарства, в век глупых условностей и тупых прихотей. Мне известно, что некоторые считают меня опасным и даже сумасшедшим, — продолжал Кер. — Какое мне дело до того, что они думают? Разве орел прислушивается к стрекотанию сорок? Но меня волнует, что станут обо мне говорить равные мне люди, люди будущего, как они станут меня оценивать. Я бы отдал несколько отведенных мне лет жизни, чтобы только одним глазком заглянуть в будущее и увидеть, что написано обо мне в исторических хрониках. — Кер поднялся и стал расхаживать взад и вперед по комнате. — Жак Кер всегда признавался, когда был не прав. И теперь можно сказать, что с самого начала вы, д’Арлей, были правы, а он ошибался. Жак Кер не желает, чтобы о нем писали, будто он восстановил отношения с королем с помощью нижних женских юбок. Он желает, чтобы его помнили как Жака Кера — первопроходца, а не Жака Кера — сводника. — Кер нервно расхаживал по комнате и время от времени жестикулировал. — Я вел мир по новому пути и полностью изменил коммерцию. Мне удалось заглянуть в будущее и попытаться помочь людям, живущим в это ненормальное время. Если неблагодарный король разрушит все, что мне удалось создать, я найду способ, чтобы начать все сначала. Я построю новую империю коммерции, которая покорит если не Францию, то остальной мир! — Кер начал немного приходить в себя. — Робин, утром я отправляюсь в Бурже. Я должен быть готовым к буре. Мне нужно сделать так, чтобы в моих лавках не оставалось золота и чтобы все мои суда покинули порты Франции. Если они попытаются меня раздавить, я должен быть готовым начать с самого начала. Тем временем, — добавил Кер, — вы будете предпринимать необходимые меры для спасения Валери. Но прежде чем вы сделаете первый шаг, убедитесь, что ее не соблазняет богатство, власть и легкая жизнь. Робин, она — человеческое существо, и ее не стоит сильно осуждать, если она не захочет менять свою судьбу.
— Я уверен, что ей это не нужно. Кер улыбнулся.
— Робин де Бюрей — вы человек настоящей веры, но вам не пришлось проводить при дворе столько времени, сколько провел я. Мне очень приятна эта девушка. И я надеюсь, что вы правы.
Д’Арлей встал. Кер видел, что он весь кипит от нетерпения.
— Где она? Скажите мне, чтобы я смог сразу приступить к делу!
Кер достал записку от д' Антенна и отдал ее д'Арлею. Тот нетерпеливо открыл ее и прочел вслух:
— «Средний дом, стоящий посредине трех зданий у западной стены».
— Вам известен этот дом? — спросил Кер.
— Да. Эти три дома построены у стены дворца Сан-Поль. Они сильно обветшали, и все удивляются, почему их до сих пор не снесли. Это точно тот дом.
— Вы сможете проникнуть в средний дом? Д'Арлей принял театральную позу.
— Я не только туда войду, — заявил он, — я ее оттуда вытащу, если даже для этого придется перешагнуть через распростертое тело Карла Французского!
— Нам не стоит увлекаться героикой — надо действовать осторожно, — сухо заметил Кер. — Мы от этого только выиграем. Забирайте ее оттуда, но только не трогайте короля. И вообще, лучше никого не трогать. Мы и так оказались в сложном положении. Робин, прошу вас, будьте крайне осторожны и предусмотрительны!
Глава 10
1
После трехчасовых приготовлений туалет Валери был закончен. Изабо осталась довольна и покинула девушку. Валери стояла у окна спальни и смотрела на парки и сады дворца, расположенные за высокой каменной стеной. Ей также были видны масса башенок и шпилей колоколен. То там, то здесь мелькали вращающиеся флюгеры — и все это превращало дворец Сан-Поль в подобие детского замка. Валери подумала, что это только начало. Ей предстояла роскошная жизнь. Возможно, она станет обладать властью. Но вместе с ней придут волнения и беды, унижения и боль.
Девушка отошла от окна и стала медленно прохаживаться по комнате. Она ступала очень осторожно, потому что у платья был длинный шлейф. Она училась двигаться грациозно и плавно, так чтобы каждый поворот шлейфа напоминал движение хвоста русалки. Материал при этом должен был ложиться красивыми, мягкими складками. Неуловимым движением ноги она должна была уметь направить шлейф, чтобы сверкающий материал плавно струился по полу. Девушке удавалось со всем этим легко и красиво справляться, она была очень довольна.
Три часа приготовлений разительно изменили ее внешность. Прежде всего девушка поменяла прическу — она очень шла Валери. На лбу оставались естественные кудряшки. С боков волосы падали мягкими волнами и были высоко подняты вверх на затылке. Волосы придерживались гребнем с буквой «В», украшенной бриллиантами.
Гребень король прислал совсем недавно и не сопроводил подарок никакой запиской. Да она и не была нужна! Девушка не надела никакого головного убора. Это было новшеством, ведь в то время шляпки и чепцы служили признаком хорошего тона. Валери никак не могла решить, что именно подчеркивала ее новая прическа: утонченность или наивность. Изабо уверяла, что то и другое вместе. Валери рассматривала себя в зеркалах, принесенных слугами. Глаза у нее сверкали, на щеках появился нежный румянец. В этот момент не важно, как девушка себя чувствует, главное — она точно знает, что чудо как хороша!
Костюм Валери был сшит из того самого великолепного вишневого бархата, который выбрал для нее Кер. Платье плотно облегало тело, рукава также были обтягивающими, от талии материал пышными складками падал на пол. Глубокий треугольный вырез подчеркивал красоту ее шеи.
Валери расхаживала по одному и тому же ограниченному маршруту — как хорошо, что кровать «Пипин Короткий» стояла далеко от стены, иначе пройти было бы невозможно.
Девушка восхищалась этой великолепной старой мебелью. Утром они с Гийометт решили измерить кровать, использовав для этого сложенную простыню. Валери пыталась вскарабкаться на одну из массивных подпорок, но съехала вниз, им так и не удалось это сделать. Однако они смогли установить, что высота кровати вместе с балдахином составляет более четырнадцати с половиной футов!
День подходил к концу. Быстро наступила темнота. Девушка уселась у заднего окна и смотрела на дворец, который превращался в сплошную массу черных теней. В окнах стали появляться огни. Они постоянно мерцали, казалось, что это звезды опускаются с небес и гроздьями рассыпаются над землей. Валери начала волноваться. В ней появилось и росло нетерпение, чувство опасности. Валери хотелось подняться и бежать… Подальше отсюда…
— Я не могу! Я не могу! — снова и снова повторяла девушка.
Ей не давало покоя то, что она до сих пор ничего не слышала о Жаке Кере. Он не подавал о себе знать. Известно ли ему, что с ней случилось? Продолжал ли ему доверять король? Графиня де Бюрей постоянно уверяла ее, что все в полном порядке, но Валери ей не доверяла. Известно ли Керу, что сегодня король будет с ней ужинать?
Вдруг девушке стало неприятно от того, что она разодета, как дорогая кукла. Валери смотрела на пышную вишневую юбку и с трудом сдерживалась, чтобы не разорвать ее. Изабо надушила каждую складочку, и волны терпкого аромата поднимались при каждом движении девушки. Это были духи, приготовленные особым образом из смеси венгерской воды, спиртовой настойки розмарина и мускуса, привезенного с Востока. Изабо прекрасно все продумала — этот запах должен был сильно подействовать на короля. Он очень подходил для интимной вечерней встречи. Все это стало раздражать Валери.
В комнате стемнело. Гийометт была рядом, но Валери не стала просить ее зажечь свечи. Она радовалась темноте как другу — ей не хотелось видеть ни себя в этом роскошном наряде, ни шикарные предметы, окружавшие ее. Она продолжала наблюдать за окнами дворца и думала о том, что бы стали говорить о ней придворные дамы и надменные господа, если бы им все было известно? Конечно, они станут ее ненавидеть и бояться из-за возможной власти над королем и постараются отравить ее существование, а уж это они умеют.
«О чем они сейчас говорят? — спросила себя Валери. — Возможно, обо мне. А вдруг они уже сейчас планируют враждебные действия против меня?»
Валери услышала какие-то звуки. Зашуршали листья винограда, темной зеленью покрывавшие стену под окном. Девушка сначала не обратила на это внимания, там могли хозяйничать птицы. Потом послышались осторожные шаги на крыше, у нее над головой, а затем на лестничной площадке, у ее двери. Валери не на шутку испугалась и уже хотела позвать Гийометт, когда услышала знакомый голос:
— Не бойтесь, Валери, и молю вас, не поднимайте шума. Мне не поздоровится, если меня найдут здесь.
Это был д'Арлей. Он слегка приоткрыл дверь, желая удостовериться, что Валери одна в комнате. Успокоившись, он вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь. Д’Арлей быстро положил на пол узел, который принес с собой, и внимательно прислушался.
— Будем надеяться, что никто не видел, как я забрался к вам. Я поднялся по виноградной лозе с низкой крыши стоящего рядом дома. Я боялся, что меня могут заметить с улицы.
Валери настолько захлестнули эмоции, что некоторое время она не могла промолвить ни слова. Придя в себя, она тихо спросила:
— Что вас привело сюда?
— Я здесь потому, что Жаку Керу наконец удалось узнать, где вы находитесь. Мы оба пытались это сделать с тех пор, как вы неожиданно покинули аббатство. Но все было безуспешно до вчерашнего дня.
Валери почувствовала, как ею овладевает крайнее возмущение.
— Вы хотите сказать, господин Кер ничего не знал обо мне и о том, что происходит, после нашего внезапного отъезда из аббатства?
— Ему ничего не было известно. Мой братец и его жена не желали ничего сообщать нам о вас. Мы находились в ужасном положении.
— Мне казалось странным, что я ничего не слышала от господина Кера. Значит… ему неизвестно, что я… видела короля?
— Вчера он услышал об этом в первый раз.
— Но почему ваши родственники сделали это? — спросила Валери. — Я ничего не понимаю.
Д’Арлей предложил ей сесть.
— Понимаете, Жак Кер изменил свой план и решил вообще от него отказаться. Мой братец и его жена были с ним не согласны и решили все довести до конца без участия Кера. Поэтому вы все так быстро покинули аббатство — чтобы Кер не смог связаться с вами, Валери.
— Господин Кер думает, что я добровольно помогала им? — спросила девушка.
Они молчали и пристально смотрели друг на друга. • Д’Арлей покачал головой:
— Нет. Но он хотел во всем удостовериться.
— А вы?
— Валери! — сказал д'Арлей. Он понял, что не сможет объяснить девушке глубину своих чувств. — Я с самого начала понимал, что вас обманывают!
Возмущение Валери сменилось надеждой. Может, ей теперь не нужно ничего предпринимать и не придется снова видеть этого нервного, напряженного человека с жадными глазами и противным длинным носом? Но Валери вспомнила, как далеко продвинулись приготовления к встрече короля, и сникла.
— Король будет здесь через полчаса, — шепнула она д’Арлею. Он вскочил.
— Мы не должны терять ни минуты, Валери! Вы уверены, что он не появится раньше? Если нет, то мы все успеем сделать. — Д'Арлей остановился и серьезно посмотрел на Валери. — Я должен еще раз вас просить как следует все обдумать, ведь если вы останетесь, вам будет сопутствовать успех. Всем ясно, что король вами покорен. Вы сможете иметь все то, что имела прежде Агнес Сорель.
Валери ответила, не поднимая головы:
— С самого начала меня не прельщала подобная жизнь.
— Вас никто не осудит, если вы не откажетесь от подобной… блестящей возможности.
Девушка спросила его:
— Вы бы тоже не стали меня осуждать?
— Я не могу занять объективную позицию, — ответил д 'Арлей. — Затронуты мои чувства к вам.
— А что станет с господином Кером? Не пострадают ли его интересы? — заволновалась Валери.
— Он настаивает, чтобы вы не думали об этом. Его уволили с поста королевского казначея, и он отправился в Бурже, чтобы быть готовым к защите от происков его величества. К сожалению, уже слишком поздно пытаться что-либо сделать для господина Кера. Но… он в любом случае не пожелал бы пожертвовать вами для своего благополучия. Он хочет, чтобы я отвез вас в Бурж, а там мы разработаем планы на будущее.
Девушка пыталась сдерживаться, но у нее больше не осталось сил.
— Прошу вас, помогите мне отсюда выбраться! — умоляла она д'Арлея. — Я не могу здесь оставаться. Мне страшно об этом подумать!
— Я хочу вам помочь!
— Но каким образом?
Теперь, когда Валери поняла, что выход найден, она желала лишь одного — как можно быстрее выбраться из этого дома.
— Нас очень хорошо охраняют! Вы думаете, я смогу спуститься вниз по винограднику?
— Боюсь, что нет. Стебли поломались и ослабли под моим весом, я даже боялся свалиться на землю. Но мы можем спуститься по-другому. Если… если только вы не побоитесь рисковать.
— Да, да, я готова к этому.
— Тогда, — д'Арлей показал на узел, — тут вы найдете подходящую одежду. Вы должны переодеться в мужской наряд, чтобы вас никто не узнал.
— Меня уже ничто не остановит. Я сделаю все, чтобы выбраться отсюда.
Девушка взяла узел и ушла в соседнюю комнату. Она торопилась и переоделась гораздо быстрее, чем мог ожидать д 'Арлей. В комнате было так темно, что он с трудом различал очертания девушки. Она была рада этому, так как мужское платье сидело на ней неважно.
— Надо торопиться, — заволновался д'Арлей. — У нас совсем мало времени. Вперед, Валери!
Девушка испугалась, когда они выбрались на крышу и оказались у крутого ската. Перед ними поднималась высокая стена соседнего дома, за ней ничего не было видно. Слева сверкали огоньки дворца, справа расстилался погруженный в темноту город. Странно, но они не слышали ни звука со стороны дворца, а с улицы до них доносился звук копыт, скрежет колес и голоса мужчин, они пели, смеялись и ругались.
Девушка вздрогнула и шепнула:
— Наверное, я не смогу спуститься по крыше. Д’Арлей протянул ей руку.
— Глаза страшатся, а руки и ноги делают. Мы будем осторожно двигаться до тех пор, пока не достигнем цели, а потом спрыгнем на низкую крышу следующего дома.
— Нам нужно далеко прыгнуть? — испуганно спросила девушка.
Д'Арлей не сразу ответил.
— На первый взгляд кажется, что прыгнуть сложно, но вы должны настроиться. Когда я был мальчишкой, играл с сыном нашего слуги. Он был моего возраста, его звали Фил-берт Скалолаз. Он ничего не боялся. Я часто видел, как он карабкался на крышу и прыгал с огромной высоты. Он говорил, что это очень просто. Он закрывал глаза и произносил что-то вроде заклинания: «Сейчас бедный Филберт прыгнет. Боже, помоги ему безопасно приземлиться!» После этого он прыгал.
— И Бог действительно помогал? — спросила девушка.
— Всегда! Все его прыжки заканчивались благополучно.
— Если мы сможем прыгнуть, что мы станем делать после этого?
— За углом находится Хелион с лошадьми. Нам нужно как можно быстрее покинуть Париж.
— Я должна буду ехать в этой одежде? Д'Арлей уловил грусть в ее голосе.
— Да. Мы едва сможем выбраться из города до того, как ворота закроются на ночь.
Валери вздохнула и сказала:
— Тогда нам пора, пока я не успела сильнее испугаться.
Им с трудом удалось найти место, откуда они могли прыгать. Там было так тесно, что вдвоем они не умещались. Здание, находившееся с другой стороны дворцовой стены, не давало им возможности что-либо увидеть.
— Когда-то это была кузница для ремонта доспехов, — сказал д'Арлей. — Теперь ее никто не использует, там живут только крысы. Я уже побывал в том месте, пока изучал, каким образом мы сможем отсюда уйти. Я нашел там отверстие, через которое проходит король. Дверь очень хитрая. — Д’Арлей замолчал и стал считать минуты. — Наш король весьма пунктуален, и мне кажется, что в этот момент он нажимает на скрытую пружину, открывающую дверь.
Валери его не слушала. Она крепко вцепилась в руку д 'Арлея и пыталась что-то разглядеть в темноте.
— Мне кажется, что здесь так высоко! Думаю, не меньше двадцати пяти футов?
— Нет, самое большее — пятнадцать. Расстояние кажется больше в темноте.
Несколько секунд они стояли рядышком. Д’Арлей сказал:
— Я не могу вам сказать, что нет никакой опасности.
— Я все понимаю.
— Но это наш единственный шанс, Валери. Если бы был другой, мы бы воспользовались им. — Д’Арлей помолчал и взглянул на девушку, как бы желая понять, что она станет испытывать, когда он признается ей в своих чувствах. Ее лицо было скрыто тенью. — Но прежде чем мы отважимся на отчаянный шаг, я должен вам кое-что сказать. Я вас очень люблю, Валери!
Девушка была поражена и быстро повернулась к д'Арлею. Они стояли близко друг к другу, и он почувствовал, как у Валери задрожали руки. Она робко сказала:
— Робин, я тоже так думала, но не была полностью в этом уверена.
— Я увлекся вами в первый же момент, как только вас увидел. Я старался сдерживаться, ничего не хотел вам показывать из-за складывавшихся обстоятельств. Тогда мне все казалось непреодолимым. Но вот первое препятствие разрушилось, когда вы сказали, что пойдете вместе со мной.
Девушка ничего не ответила, но д'Арлей понимал, что ее что-то мучит.
— Было еще кое-что, о чем вы, наверное, догадывались, а возможно, и слышали от моего старшего братца. Меня принуждали жениться на богатой женщине, чтобы заплатить долги брата и спасти фамильные дом и поместья. Мне удалось погасить самые важные долги, и теперь я считаю себя свободным от всех других обязательств. Если бы я не продал свой парижский дом, сомневаюсь, что смог бы после сегодняшней ночи помогать брату. Возможно, нам придется покинуть страну. Если так случится, мы с вами должны будем начать жизнь сначала. Если, конечно, не появятся препятствия. И еще… если только вы мне симпатизируете.
Девушка помолчала, а потом шепнула:
— Мне не известны никакие препятствия. Д’Арлей взял ее руку и поднес к губам.
— Сейчас нет времени, — радостно сказал он, — чтобы объяснять вам, как я счастлив. Вы готовы?
— Да, готова.
— Тогда закройте глаза и скажите: «Сейчас будут прыгать Валери Марэ и Робин де Бюрей. Господи, помоги им!»
2
В доме де Бюреев готовились выплачивать деньги слугам. Сенешаль разложил маленькие кучки серебряных монет. Под каждой кучкой лежал листок бумаги с именем слуги, там же была указана сумма. Это делалось для удобства графини. Она каждый раз хотела раздавать деньги сама, но всегда путалась в цифрах, поэтому все готовилось заранее.
Слуги выстроились в ряд. Они с нетерпением ждали денег, хотя каждый раз получали крохотную сумму. Мадам вызывала их по очереди. Каждый говорил одну и ту же фразу:
— Дорогая госпожа, благослови вас Бог и наша Непорочная Дева Мария!
Изабо обычно что-то отвечала каждому. Одних она хвалила, других — ругала и требовала, чтобы в дальнейшем они работали лучше. Сегодня Изабо раздавала деньги молча. Было видно, что ее мысли витают в другом месте: она путалась в бумажках и рассыпала по столу монетки.
Графиня думала только об одном: «В прошлом году он навещал меня только три раза. Неужели он перестал любить меня? Неужели он думает, что так легко расстаться с прошлым? Неужели он относится ко мне, как к жене шляпника или другой посторонней женщине? Кто дал ему право так со мной обращаться? — Графиня облизала губы и рассеянно уставилась перед собой. — Я его никогда не отпущу! И не позволю, чтобы между нами стоял кто-то или что-то! Он, наверное, даже не представляет, что я могу сделать!
Графине оставалось раздать совсем немного денег, когда в комнату медленно вошел граф и жестом приказал сенешалю покинуть комнату.
— Мадам не будет так добра закончить свои дела в другой раз? — спросил граф.
Изабо было достаточно одного взгляда на мужа, чтобы почувствовать неладное. Она резко приказала:
— Все убирайтесь из комнаты!
Когда слуги разошлись, Изабо взглянула на графа:
— В чем дело?
— Она сбежала.
— Ты хочешь сказать…
— Я имею в виду вашу так называемую кузину. Хотя она вполне может оказаться настоящей дочерью вашего дядюшки-разбойника Жюля, потому что она проявила свою неблагодарность к нам и низкую натуру! Она удрала за несколько минут до того, как там появился король. Мы потеряли свою золотую жилу, все пропало. Кто бы мог подумать? И все произошло так быстро! Я только что был при дворе. Должен вам сказать, что его королевское величество молчит и сопит своим длинным носом. Он взглянул на меня, — и я прочитал в его взгляде такую неприязнь! Мне стало абсолютно понятно, что дому де Бюреев крупно не повезло, счастье отвернулось от нас!
У графини от злости затряслись руки, и она ничего не могла с этим поделать.
— Как удалось улизнуть этой негодяйке? — спросила она. Граф откинул голову назад и злобно захохотал.
— Ей помогли. Я услышал всю историю из уст мадемуазель Генриетты. Женушка, это весьма романтическая история! Ее спаситель поднялся по увитой виноградом стене, чтобы увести ее с собой! Девица переоделась и отправилась с ним. На ее стройных ножках были мужские лосины.
— Кто помог ей удрать? — спросила графиня настолько тихим голосом, что граф с трудом мог разобрать слова.
— Кто? Мне придется унизиться, если я назову его имя… Мадам, это был мой брат! Его за углом ждали лошади. Это был ваш обожатель, но, кажется, теперь он стал восхищаться этой златовласой красоткой!
Руки графини запрыгали, казалось, она играет серебряными монетками. Дрожащие пальцы раскладывали монетки на столе, собирали их в новые кучки и снова рассыпали. Граф был поражен видом жены. Щеки у нее побагровели. Граф близоруко прищурился и увидел, что кончик носа Изабо покрыт мелкими красными сосудами.
— Что станет делать король? — помолчав, спросила Изабо.
— Мне бы тоже хотелось знать, что у него на уме, — мрачно ответил граф. — Эту историю попытаются замолчать, чтобы не оскорблять его чувства, поэтому королю будет сложно наказать беглецов так, как бы ему хотелось. Девушка исчезнет — и о ней больше никогда и ничего не будет слышно. Они… Робин и Жак Кер позаботятся об этом. Что же касается Робина, я сомневаюсь, что его королевское величество сможет его наказать. Мой дорогой братец — национальный герой с тех пор, как воткнул саблю в ребра бургундцу. Его не смогут бросить в Бастилию, чтобы не началось народное возмущение во всей Франции. Потому что тогда всем все станет известно, а наш король окажется в дураках. Я не думаю, что ему понравится роль отвергнутого любовника. — Граф немного помолчал. — Если история достигнет его ушей, то вся его злость может быть направлена на Кера. — Золотая курочка будет убита и ощипана… но нам, дорогая женушка, не достанется ни единого золотого перышка.
— Король обо всем узнает! — обещала Изабо.
На графе был самого модного покроя костюм из бархата сливового цвета с широчайшими рукавами в желтую и алую полоску. Рукава делали графа вдвое толще. На костюме была богатая вышивка и отделка из пуговиц и всевозможных цепей. В этом одеянии граф походил на восточного правителя. Он нервно передернул плечами и сказал:
— Теперь нам не видать золотых яичек! Казалось, жена его не слышит.
— Этой девчонке следует отомстить, — произнесла она так тихо, что казалось, разговаривала сама с собой. — Она должна страдать. Я смогу придумать ей страшные муки. — Графиня замолчала, а потом продолжила довольным голосом: — Ей нравится Годфри, и ей будет неприятно, когда мы отошлем его домой, сказав, что он страшный трус!
Граф не согласился с женой:
— Мальчишка мне сейчас нужен. В любом случае нам следует сильнее всего наказать Робина. Если бы ты смогла придумать, как ему отомстить за все!
Изабо тихо сказала:
— Я не позволю ему легко отделаться.
Граф упал в кресло и начал ворчать, глядя на стену:
— Он — мой брат, и поэтому я не могу желать ему смерти через повешение. Я не могу также желать, чтобы он стал нищим и просил подаяния. Я не могу проклинать зачавших его людей, потому что они — мои родители, хотя я уверен, что они где-то ошиблись, когда производили его на свет Божий. Но я был бы доволен, если бы королевский палач показал ему, как под мышки кладут горячие яйца или ломаются кости ног в «испанских башмаках»! Конечно, я не могу просить, чтобы он испытывал вечные мучения от гноящихся язв или несварения желудка. — У графа было живое воображение, и он продолжал перечислять мучения, которым мог бы подвергаться бедный Робин. — Я надеюсь, что он до конца дней своих будет вынужден питаться фаршем, засиженным мухами, а пить ему придется только прокисшее вино. Пусть святой Гатьен, святой патрон невинных душ, отвернется от него, когда наш милый Робин будет бродить по Парижу ночью. Пусть его сон будет постоянно прерываться кошмарами. Пусть…
— Я не собираюсь, подобно тебе, заниматься словоблудием, — заметила Изабо. — Меня интересует наказание, которое мы сможем применить к ним. — У графини изменился голос. Он стал низким, резким и неприятным. — Мы должны воспользоваться хотя бы этим. Я собираюсь сделать так, чтобы они получили по заслугам.
Граф совсем раскис и не смог продолжить разговор. Он поднялся с кресла и начал всхлипывать. Через минуту он вышел из комнаты.
Графиня продолжала сидеть за столом, глядя на свои руки, застывшие среди разбросанных кучек серебра. Потом она тоже встала и потребовала бумагу, чернила и перо. Изабо начала сочинять послания.
Она с трудом написала три записки, все они имели одинаковое содержание.
Это было приглашение срочно посетить ее, чтобы обсудить весьма важное дело. Записки были адресованы Гийому Гуффье, Прежану Кеннеди и Жанне де Вандом. В верхнем углу каждой записки графиня нацарапала слово «Срочно!» и подчеркнула его три раза.
— Мне кажется, что я нашла выход, — вслух сама себе сказала Изабо, — Я заставлю их страдать так, как не страдал до них никто!
Глава 11
1
Было время, когда считалось, особенно среди театралов, будто создается особая романтическая обстановка, если хорошенькая женщина по той или иной причине надевает мужской костюм. Это мнение ошибочное, и оно сразу развеивается, когда задумка воплощается в жизнь. Романтика пропадает, особенно если с переодеванием связаны волнения и разные беды.
Первые трудности возникли, когда Валери, д'Арлей и Хе-лион приблизились к воротам Сан-Мишель. Караульный лейтенант уже поднял руку, чтобы закрыть ворота на ночь.
Д’Арлей громко крикнул:
— Пожалуйста, один момент, господин лейтенант! — и стал рыться в карманах, чтобы найти соответствующие бумаги.
Караульный был небольшого росточка, в плаще с огромными пышными рукавами. Этот наряд делал его похожим на обезьянку в львиной шкуре. К счастью, он узнал д'Арлея.
— Господин д'Арлей? — воскликнул он, низко поклонившись. — Вы успели вовремя. Еще секунда — и… — он широко развел руками, — я бы не смог вам помочь. Скажите, это та самая сабля, с помощью которой вам удалось поразить де Лалэна?
Д’Арлей кивнул в знак согласия.
— Господин лейтенант, у меня нет другой сабли.
— Это ваши слуги?
Лейтенант небрежно посмотрел на бумаги д’Арлея, потом быстро оглядел две фигуры, находившиеся рядом со знаменитым рыцарем.
Затем он уставился на Валери, поднял вверх брови и придвинулся к д'Арлею.
— Когда вы сторожите ворота Парижа, — прошептал лейтенант, — вы иногда видите странные вещи, милорд д’Арлей. Сколько раз я видел прекрасные глазки, глядевшие из-за задернутых занавесок кареты, хотя мне говорили, что там никого нет! Мне встречались краснощекие создания, ехавшие в столицу за счастьем. Мимо меня проезжали закутанные до носа благородные леди, которые при проверке оказывались мужчинами с пышными бородами! Но… ха-ха-ха, господин д'Арлей! Как вам пришла в голову идея надеть на эти ножки лосины? Никто не поверит, что это мужчина, если… он будет таким же наблюдательным, как я… Тут сразу видны ножки хорошенькой женщины!
Когда путники услышали, как за ними захлопнулись ворота, д’Арлей склонился к Валери:
— Он сразу понял, что вы — не мужчина. Боюсь, нам придется столкнуться с массой трудностей. Даже эти ужасные одежды, которые достал для вас Хелион… Я должен извиниться за их убогость, но у меня не было времени заниматься этим. Мне надо было изучить пути подхода к вашей неприступной крепости. Так вот, даже эта одежда не может скрыть прелестное личико и стройные ножки.
— Если я встану, — сказала Валери, — плащ прикроет мне щиколотки, кроме того, я могу надеть повязку на глаз и еще измазать лицо. Но… разве это необходимо? Наверное, мне можно надеть приличную одежду теперь, когда мы благополучно выбрались из Парижа?
Д'Арлей отрицательно покачал головой:
— Король может пожелать преследовать вас. Конечно, это был бы абсурдный жест с его стороны, но уязвленная гордость — плохой советчик. Мы должны быстро следовать в Бурж, нам даже не удастся отдохнуть до тех пор, пока мы не будем вдали от Парижа. Дня три или четыре мы не будем останавливаться. Нам негде купить приличную одежду. Вы должны понимать: портной или торговец, который продаст вещи даме в мужском костюме, может навести на нас преследователей.
Валери все это не нравилось, но она была вынуждена молчать. Они ехали еще час, но начался дождь, и путники решили провести остаток ночи в придорожной таверне. Валери помогла Хелиону расседлать лошадей и вошла в ночлежный дом через заднюю дверь. Люди, сидевшие за столами в обшей комнате, не смогли разглядеть девушку, как это удалось лейтенанту у парижских ворот. Д’Арлей знал, что с рассветом в городе начнутся поиски, и решил встать как можно раньше.
Утром, когда д'Арлей и Хелион торопливо одевались при тусклом свете свечи, в дверь тихо постучали. Д’Арлей понял, что это Валери, и пригласил ее войти, но девушка только слегка приоткрыла дверь.
— Простите меня за вторжение, но… у меня возникли трудности.
Д’Арлей застегнул рубашку, проверил, чтобы Хелион тоже был в приличном виде, и предложил:
— Войдите и расскажите нам, что стряслось.
— Я не могу этого сделать, сударь. Я… я не совсем одета. Вчера, когда я одевалась, то не совсем поняла, для чего нужны некоторые детали туалета. Тогда у меня не было времени, чтобы задавать вопросы, и я оделась кое-как. Но потом, посмотрев внимательно, как одеты вы, я поняла, что надо посоветоваться с вами.
— Мне кажется, я понял, какие у вас трудности, — улыбаясь, заметил д'Арлей. Он пытался говорить абсолютно серьезно. — Пояс вы должны надевать на голое тело или поверх рубашки. У вас есть пояс?
— Да, сударь. Он у меня в руках.
— Вы обратили внимание, что по краю пояса идут дюжина или больше дырочек?
—Да-
— Вы найдете такие же дырочки наверху ваших лосин. Теперь вам нужно взять кожаный шнурок, который обычно находится в мешочке, прикрепленном к поясу. Вы должны пропустить шнурок через дырочку в поясе, а потом через дырочку в лосинах и завязать. Вам должно быть известно о шнурках.
— Сударь, в том узле, что вы мне дали вчера, не было шнурков!
— Неудивительно, что вам было так неудобно в лосинах, — серьезно заявил д’Арлей.
Он укоризненно взглянул на Хелиона, который тут же признал свою вину.
— Видимо, Хелион забыл положить шнурки в узел. Мне хочется заставить его отдать вам все свои шнурки, и пусть теперь он страдает от сползающих лосин, как вы страдали вчера. Но мы должны проявить благоразумие, и поэтому я поделю свои и его шнурки на три равные части, и так попробуем выйти из положения. Потом, надеюсь, нам удастся их купить. Шнурков у вас будет мало, поэтому лучше продевать их сразу через несколько дырочек, а потом крепко завязывать. Только так лосины будут облегать ваши ноги без всяких морщин.
— Благодарю вас, господин д'Арлей, и простите меня за беспокойство.
Но не все прошло так гладко. Пояс был очень велик девушке. Она передала его через приоткрытую дверь, и Хелион проделал в нем дополнительные дырочки. Потом девушка робко призналась, что ей очень велики башмаки, они могли слететь с ноги в любой момент, кроме того, они очень натирали подошвы и пальцы. Решили, что следует положить полоски войлока в носки башмаков. Хелион отправился к хозяину гостиницы, чтобы добыть необходимый материал.
Когда Валери наконец появилась в комнате д'Арлея, она так хорошо выглядела, что молодой человек разволновался.
— Вы будете привлекать к себе излишнее внимание, — заявил он. — Мы должны что-то сделать, прежде чем вы появитесь в харчевне.
Когда они наконец отправились в путь, у Валери было подавленное настроение. Она все время молчала и натянуто улыбалась. Д’Арлей посоветовал ей приободриться.
— Прошлой ночью мне приснился сон. Он был очень страшный, и я до сих пор его переживаю.
— Расскажите мне этот сон, — предложил д’Арлей. — Я постараюсь его растолковать, как Иосиф разгадывал сны фараона.
Девушка покачала головой:
— Я пока не хочу об этом говорить и расскажу вам сон позже.
Погода улучшилась. Они отправились в путь, когда солнце поднималось над горизонтом. Серое небо становилось голубым, и воздух нагревался. Утро было настолько приятным, что настроение у девушки улучшилось. Когда они ехали по дороге, Валери начала напевать.
Д'Арлей ехал впереди, возглавляя процессию. Девушка пришпорила коня и поравнялась с д’Арлеем, ей очень хотелось с ним поговорить.
— Какой чудесный день! — заметила Валери.
Д’Арлей согласился, хотя его настроение было хорошим не только из-за погоды. Он обратил внимание, как ловко сидела девушка в седле, как крепко держала в руках уздечку. На воздухе ее щечки раскраснелись, глаза сверкали. У Валери полностью изменилось настроение, она смеялась, болтала, что-то напевала и даже изобразила Карла, медленно проводящего пальцем вдоль носа: «Я пришел к вам, дитя мое, не как король Франции, а как мужчина…»
Они ехали рядом, их кони дружно взмахивали гривами. Девушка смотрела на д'Арлея и весело улыбалась.
— Сегодня утром вы мне кажетесь радостной и счастливой, — заметил д'Арлей.
— У меня для этого есть причины.
— Наверное, у меня тоже было бы такое настроение, если бы мне было известно наше будущее.
— Я не хочу думать о будущем. Я живу настоящим. — Девушка показала рукой на окружавшую их красоту. — Это чудесный день, и я уже ощущаю дыхание юга. Кажется, нас никто не преследует. Самое главное, я начинаю верить, что это правда.
— Что правда?
— Что… что я избавилась от тени, под влиянием которой я жила более года.
Д'Арлей подождал, не скажет ли девушка еще что-нибудь, а потом спросил:
— Разве у вас нет других причин, чтобы быть счастливой сегодня?
Девушка рассеянно ответила:
— Ну… я еду в хорошей компании.
— Уже лучше. Но это не ответ, который я надеялся услышать.
Они приближались к повороту, необходимо было сосредоточиться и внимательно смотреть вперед. Теперь первым заговорил д'Арлей:
— Должен признаться, что я с трудом сдерживаюсь. С тех пор как мы отправились в путь, мне постоянно хочется пересадить вас в свое седло. Я просто схожу с ума! Чувства настолько переполняют меня, что я с трудом сдерживаюсь: мне хочется громко кричать об этом. Валери, я настолько счастлив, что если бы Карл был с нами, я смог бы ударить его по лицу перчаткой! — Д’Арлей попытался взять себя в руки. — Мне трудно притворяться. Если я позволю себе мечтать и дальше, мою любовь к вам сможет заметить каждый. Все встречные догадаются, что вы — женщина и я вас люблю. Мне придется сдерживаться. Мы — трое мужчин, путешествующих вместе. Хелион — мой слуга, и, если судить по одежде, вы тоже слуга. Когда вокруг нас будут люди, мне следует относиться к вам как к слуге. А чтобы не ошибиться, мне следует постоянно вести себя именно так. Надеюсь, вам все понятно?
Валери смотрела на д'Арлея, пока он объяснял создавшуюся ситуацию. Девушка улыбнулась и опустила глаза, а потом почтительно сказала:
— Да, мой господин.
— Конечно, пока вокруг нас никого нет, мы можем отложить на некоторое время эту неприятную… игру, — извиняющимся тоном сказал д’Арлей.
— Тогда… я не должна ехать позади вас в компании вашего слуги Хелиона?
— Конечно, — улыбнулся д’Арлей, — но мне было бы легче притворяться, если бы вы все-таки ехали сзади.
Темнота застала их в пути, далеко от ночлега. Спустя час или два они рассмотрели очертания небольшого дома в стороне от дороги. Д’Арлей спешился первым и постучал в дверь, но никто не отвечал, стук гулким эхом отзывался в пустом доме.
— Кажется, тут никто не живет, — мрачно заявил д’Арлей. — Мой господин, позади дома находится сарай, — сказал Хелион.
Д'Арлей решил, что лучше заночевать в сарае.
— Дверь туда будет легче открыть, кроме того, там наверняка есть сено или солома — тогда нам не придется спать на голом полу.
Сарай оказался полуразрушенным, луна светила через отверстия в крыше. Глиняный пол покрывало полусгнившее сено. Хелион занялся лошадьми, привязал их в углу и дал поесть.
Валери и д’Арлей сели в центре сарая. В сене что-то подозрительно шуршало. Девушка боялась крыс и поплотнее закуталась в плащ.
— Сейчас я готова рассказать вам мой сон.
— Он был неприятным?
— Да, сон был о графине. — Девушка опять помрачнела. — Она пришла ко мне и что-то сказала. Я могла различить на ее лице выражение ненависти и торжества. Я не помню, что она мне говорила, но это было связано с будущим, поэтому сон меня очень испугал. Я проснулась в ужасе и услышала свои собственные слова: «Нет! Нет! Нет!»
— Если вы запомнили все остальное так ясно, то должны помнить и то, что она вам сказала.
Валери покачала головой:
— Нет, ничего не могу вспомнить. Наверное, она что-то планирует… Какую-то месть за то, что мы сделали.
— Этому я верю. Валери, не стоит волноваться. Что она может сделать? Я искренне надеюсь, что никто из нас больше ее никогда не увидит. Но расскажите мне еще о вашем сне. Где происходило действие?
— Это была очень большая комната с высоким потолком, и там, кажется, горели сотни свечей. На одной стене висел гобелен, на котором была изображена смерть Авессалома…
— Стоял ли рог для вина на столе под гобеленом? — взволнованно спросил д'Арлей.
— Да. — Девушка медленно кивнула. — Я вспоминаю, что рог был украшен серебряным орлом и стоял на столе на подставке с птичьими лапами.
Д'Арлей был вне себя.
— Это Палата Карла Великого во дворце Сан-Поль. Вам когда-либо приходилось там бывать?
Валери отрицательно покачала головой:
— Нет. Но во сне я все видела очень ясно. Вокруг было много народу, но я не могла разглядеть лиц.
— Значит, Изабо пришла к вам во сне в Палате Карла Великого и передала послание, которого вы не можете вспомнить? — Д'Арлей задумался. — Наверное, она задумала месть, каким-то образом связанную с королем. Иначе как вы могли видеть во сне Палату, которую никогда прежде не посещали?
Валери тихо спросила:
— Госпожа Изабо может до такой степени разозлиться на нас, что начнет страшно мстить?
— Я уверен, что она страшно зла и попытается нам отомстить, — сказал д’Арлей. — Она сделает все, что в ее силах.
Они сидели молча несколько минут.
— Вы ее сильно любили? — не выдержала Валери. Робин неохотно кивнул.
— Когда я был молод, любил ее больше всего на свете. Но она вышла замуж за моего брата. Я был очень зол и хотел хранить хотя бы что-то из того, что было потеряно. Со временем страсть остыла и… — он мрачно улыбнулся, она стала обязанностью, от которой я не мог избавиться. Должен вам честно признаться, Валери, что много лет я пытался разорвать эту связь. — Он опять помолчал и, волнуясь, взглянул на девушку. — Я могу поклясться, что даже когда я был совсем юным и считал Изабо своими солнцем, луной и звездами, я никогда не чувствовал к ней того, что испытываю к вам!
2
Проснувшись утром, они поняли, что погони пока нет, но решили не рисковать и упорно продолжали продвигаться вперед. Валери завязала один глаз, она не садилась на лошадь и не слезала с нее в присутствии чужих людей, боясь быть разоблаченной. Она плотно заворачивалась в плащ, хотя было очень тепло.
Так продолжалось еще два дня. Путники мужественно переносили все неудобства, но теперь к ним прибавилось настоящее испытание — им негде было взять воды, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Больше всех страдала Валери.
На пятый день Валери уже больше не могла терпеть. Увидев, что недалеко от дороги, в тени деревьев, течет ручей, она натянула поводья.
— Здесь никого нет, — сказала девушка. — Я постараюсь не задерживаться.
Д’Арлей с сомнением взглянул на быстро мчащийся ручей.
— Боюсь, что тут глубоко, да и вода, должно быть, холодная. Вы умеете плавать?
Валери улыбнулась:
— Вы, наверное, забыли, что всю жизнь я провела в дороге. Я никогда не мылась в ванне до тех пор, пока не стала жить с графиней. Сударь, мне кажется, что я тут купалась несколько лет назад, когда мы направлялись в Тур. Я… хорошо умею плавать, не волнуйтесь.
Д’Арлей стоял на страже у дороги недалеко у ручья. Хели-он караулил за поворотом. Они знали, когда она нырнула в воду, потому что девушка невольно вскрикнула — вода была ледяной.
Валери появилась через несколько минут полностью одетая. Она выглядела посвежевшей, но дрожала от холода. Купание не принесло ей ожидаемого облегчения.
— Мне было неприятно снова надевать грязную одежду, — сказала Валери, с неприязнью глядя на грязную куртку и лосины. — Я больше не могу этого терпеть. Мне необходимо сегодня же постирать одежду, иначе я не смогу надеть ее завтра снова. — Девушка попыталась все объяснить Робину. — Вы, наверное, считаете странным слышать это от человека, который так много времени провел в скитаниях. Мне пришлось тогда многое претерпеть и не хотелось бы вернуться обратно — в ту жизнь. Но вот я опять начинаю ощущать себя немытой, грязной, словно возвращаюсь в прошлое. Мне не по себе. Мне настолько неприятна грязная одежда, что кажется, я в плену и телом и душой. — Она взглянула на Робина, моля о понимании. — Надеюсь, что вы меня не считаете неблагодарной и капризной.
— Вечером у вас будет горячая вода, вы сможете постирать одежду, — уверенно заявил д’Арлей.
Им действительно удалось получить полную бадью горячей воды. Д’Арлею пришлось отдать хозяину серебряную монету, чтобы тот согласился дать им столько воды.
Когда д'Арлей вошел в единственную комнату, которую выделил им трактирщик для отдыха, он обнаружил, что Валери очень разумно использовала горячую воду. Из одного угла комнаты в другой была протянута веревка, на ней висели выстиранные вещи девушки. Они напоминали пугала в безветренный день.
Валери достала запасной плащ. Вечер был удивительно теплым, поэтому плащ она надела прямо на тело. Д’Арлею удалось разглядеть белое плечо, когда Валери торопливо закрепляла на себе одежду.
— Мне очень неудобно оттого, что пришлось превратить комнату в прачечную, — извинялась девушка.
Д’Арлей уселся на постели и взглянул на нее. Валери улыбнулась и покачала головой;
— Господин Робин, вы что-то очень серьезны. Д'Арлей признал, что она права.
— Вы зря волнуетесь по поводу некоторых вещей.
— Вы правы, Валери.
— Теперь расскажите мне о том, что вас так волнует. Вы не улыбнулись ни разу с тех пор, как вошли в комнату.
— Меня волнует то, что нам предстоит сегодня. — Д'Арлей показал на невероятно огромную кровать. — Вам известно, что это единственная кровать во всей гостинице?
— Я слышала, как об этом говорил хозяин. Казалось, девушку это совсем не волновало.
— Мы все трое должны оставаться в этой комнате. Я и Хелион могли бы спать за дверью, но тогда всем станет известно, что вы не мужчина.
— Нет, вы и Хелион можете спать на постели, а я стану спать у двери. Я — младший слуга, и его положение никого не удивит.
— Неужели вы думаете, что я смогу уснуть, если вы будете валяться на твердом полу?
— Но что мы можем сделать? Или вы хотите сказать, что мы все втроем уляжемся на одну постель?
Д’Арлей резко покачал головой:
— Нет! Нет! Вы должны понимать, что таким образом я погублю репутацию любимой женщины!
— Кто об этом узнает?
— Подобные слухи распространяются самым непостижимым образом. Нет, Валери, мы должны придумать что-то иное.
Девушка нахмурилась.
— Нам все равно придется как-то пережить эту ночь. Д’Арлей нашел выход из сложного положения:
— Вы будете спать на постели, а мы вместе с Хелионом на полу, рядом.
Валери не согласилась на это.
— Если станет известно, что мы вместе провели ночь, нам никто не поверит, что мы были настолько… воспитанны и вели себя так прилично. Неужели для дела чести имеет значение, спите вы на расстоянии пяти или двух футов? Почему жесткие доски более невинны, чем мягкий матрас?
Д'Арлей разволновался еще сильнее.
— Тогда я не вижу выхода из данного положения. Неизвестно, к какому решению они бы пришли, но в этот момент послышался стук в дверь. Д'Арлей открыл ее. На пороге стоял хозяин гостиницы с двумя запыленными путешественниками. Хозяин кивнул, как бы пытаясь извиниться.
— Прибыли еще постояльцы, — сказал он. — Сударь, у меня трудности. Я должен дать им приют. Но у меня есть только одна кровать, и она рассчитана на пять человек. Он понизил голос. — Это богатые купцы, которые отправляются на весеннюю ярмарку на юг. Они знают свое место и не станут вам докучать.
— Интересно, как это они не станут мне докучать, если будут спать с нами в одной постели? — возмутился д'Арлей.
Он с неприязнью взглянул на вновь прибывших. Это была странная парочка. Один из купцов был среднего возраста и сильно располневший, но не выглядел добродушным человеком. Он казался вредным и хищным, вдобавок поразительно вульгарным. Его спутник был маленьким человечком, тощим и живым, как обезьянка. У него были близко поставленные глазки, черные волосы вылезали из ушей и ноздрей и густо покрывали руки.
Их одежда когда-то была яркой и с претензией на моду, но сейчас она выглядела засаленной и потрепанной.
— Я бедный человек, сударь, — продолжал ныть хозяин, и не могу отказывать денежным постояльцам.
Д'Арлей быстро взглянул на Валери, она стояла к ним спиной. Ее плечи тряслись, и д’Арлей никак не мог понять, смеется она или плачет.
«Если ей это кажется смешным, — возмутился про себя д'Арлей, — зачем я изо всех сил пытаюсь найти разумный выход?» Он еще не понял, что присутствие двух незнакомцев дает им возможность с честью выйти из щекотливой ситуации.
Д’Арлей сказал хозяину:
— Мы отправляемся на рассвете, и я настаиваю на том, чтобы эти люди уехали раньше нас. Чтобы сэкономить время, мы будем спать одетыми. Пусть и они тоже спят одетыми.
Толстяк спокойно ответил:
— Я не против, потому что не снимал одежду уже десять дней. Хозяин понял, что победил, и поспешил побыстрее скрыться, пока кто-нибудь не передумал. Низенький человечек вошел в комнату и усмехнулся, как обезьяна, показывая на веревку с вещами.
— Старый Пузырь, ты можешь чувствовать себя как дома, — сказал он, обращаясь к своему спутнику. — Может, ты желаешь дать нам бесплатное представление? Или для твоего веса веревка кажется слишком тонкой?
Толстяк сердито фыркнул.
— Король Жозер, это правда, что я набрал парочку фунтов, но когда я оказываюсь на веревке, я не чувствую свой вес, как душа, взмывающая в рай. Я мог бы использовать эту тонкую веревку и изобразить на ней па паваны, двигаться вперед спиной, поворачиваться и даже прыгать. Мне не обязательно, чтобы играла музыка.
Он протянул руку к веревке, как бы желая подтвердить свои слова.
Д'Арлей сразу же вмешался:
— Не стоит тут устраивать танцы на канате.
Толстяк отказался от своего намерения, но его компаньон никак не мог успокоиться. Он что-то проворчал, а потом начал разглядывать висевшую на веревке одежду.
— Вам эта одежда не подойдет. У вас для этого слишком длинные ноги, — заявил он. — Наверное, эта одежда принадлежит тому малышу, который не выходит из угла. Что с ним такое, если он так заботится о своих вещах?
— Если начнутся вопросы, я вам тоже задам несколько, но они вам могут не понравиться, — резко заявил д'Арлей.
«Хозяин сказал, что эти люди — купцы, значит, обманул». Д’Арлей был готов потребовать, чтобы эти двое покинули комнату. Он шепнул об этом Валери, но она отрицательно покачала головой.
— Нет, — ответила девушка, пытаясь подавить смех. — Эти люди могут причинить нам большое зло, если их разозлить.
— Вам не стоит хихикать.
Тем временем толстый танцовщик начал снимать башмаки. Он вел себя довольно бесцеремонно: уселся на полу и принялся вытряхивать из ботинок грязь, колотя их о край кровати. Закончив эту процедуру, толстяк растянулся на постели и довольно вздохнул. Его спутник бросил на пол мешок и уселся рядом. В мешке находились орудия его мастерства. Он доставал одну вещь за другой и внимательно все разглядывал: различные «волшебные» палочки, полдюжины шариков, кожаный конус, украшенный кабалистическими знаками, несколько ножей, матерчатую змею с суставами из пружин и черную шелковую материю. Каждый предмет он осматривал очень внимательно и опускал обратно в мешок, стараясь уложить все по прежним местам. После этого у него значительно улучшилось настроение.
— Старый Пузырь, я пока еще новичок в этом деле, но никто не может сказать, что я плохо работаю. Вам известен более искусный жонглер, чем я? Встречался ли более хитрый знахарь?
Канатоходец сгибал и разгибал сильные, толстые ноги.
— Можешь ли ты одновременно жонглировать шестью ножами? — поинтересовался он.
Тощий жонглер минуту молчал.
— Я могу одновременно кидать в воздух четыре ножа.
— Мне известен один человек, который бросает шесть ножей или кинжалов и никогда не допускает ошибки.
Маленький человечек сильно обиделся и стал возмущаться, так разгорается сухой кустарник, когда его бросают в ярко горящий костер. Его темные глазки засверкали.
— Ты, толстый ломоть свиного сала! Тебе известен человек, который может жонглировать шестью ножами? Это ложь! Ты хочешь меня разозлить, да? А мне знаком человек, чьи кишки сейчас пощекочет мой нож!
Через секунду в комнате разгорелась шумная ссора. Тощий человек от злости подпрыгивал и грязно ругал толстяка. Тот, сидя в кровати, отвечал тем же.
Д’Арлей схватил жонглера за руку и резко его встряхнул.
— Наше терпение кончилось, — возмутился он. — Без единого слова ложитесь в постель!
Жонглер сразу успокоился и усмехнулся.
— Как скажете, высокородный господин. Но мне сначала нужно размяться.
Он подошел к закрытому окну и начал разминку. Жонглер вытягивал руки и долго разминал каждый палец, вращал руками и поворачивал то туда, то сюда шею, громко вдыхал и выдыхал. Он тянул за суставы, и они хрустели, как ломающиеся во время бури сухие ветки.
Д'Арлей собирался все это прекратить, но канатоходец покачал головой:
— Сударь, он должен делать эти упражнения дважды в день. Он разогревает мышцы и потому может хорошо выполнять свои упражнения.
— Это правда, — шепнула Валери. — Мне это известно, потому что мы часто путешествовали в компании подобных акробатов, жонглеров и фокусников.
Жонглер закончил упражнения и растянулся на постели рядом с канатоходцем. Хелион также улегся рядом с толстяком и, кажется, сразу уснул.
Д'Арлей взглянул на небольшой участок кровати, который оставался свободным, и шепнул Валери:
— Мне это все напоминает компанию воров и кажется, что мы должны спать в свинарнике. Но тут ничего не поделаешь. Я лягу с ними рядом, а вам придется лежать с краю.
После того как все пятеро разместились, наступила тишина, прерываемая громким сопением Хелиона. Потом вдруг заговорил толстяк.
— Мне вспомнилась история, которую я когда-то слыхал, — начал он. — Кажется, трое встретились в гостинице: шляпник, разбойник с большой дороги и шлюха. Шляпник направлялся на ярмарку, как это делаем мы. Разбойник только что перерезал глотку одному богатенькому купцу в Париже и пытался побыстрее скрыться. Ну а шлюха… Мне не стоит рассматривать причину ее действий. В гостинице, как в нашем случае, оказалась только одна постель…
— Помолчи! — прервал его д'Арлей. — Я не желаю больше слышать ни единого твоего слова, мошенник, или мне придется обмотать веревку вокруг твоей шеи и научить тебя другому танцу!
Толстяк обиделся.
— Мне хотелось развлечь вас веселой историей, чтобы вам было легче засыпать. Этот рассказ передавался из уст в уста — от друга к другу или шептался на ушко подружке. Он повернулся на другой бок. Постель под ним заскрипела. Через некоторое время он уже спал.
Д'Арлей понимал, что лучше ему не спать. Он принялся в сотый раз размышлять о том, что может с ними случиться. Он не сомневался, что королю уже известно о его участии в побеге Валери, поэтому придется покинуть страну. Он вынужден будет навсегда расстаться со своим любимым поместьем Арлей, но бедняком они его не сделают. У него достаточно золота, чтобы начать новую жизнь в другой части света. Д 'Арлей стал раздумывать, в какой стране он смог бы поселиться: Наварра, Испания, Португалия, Италия, Шотландия. Когда он вспомнил о Ганзейском союзе, подумал, что там можно сколотить целое состояние, кроме того, они могли бы работать вместе с Жаком Кером.
Прошел час. Храп троих спящих мужчин сливался в один разноголосый хор. Д’Арлей не шевелился, ему казалось, что Валери тоже не спит.
— Господин д’Арлей? — послышался тихий голос девушки. —Да?
— Вам не кажется, что этот маленький черный человечек что-то подозревает?
— Он внимательно смотрел на вас, но я не думаю, что он начал что-то подозревать.
— Я в этом не уверена. Я почувствовала на себе пристальный взгляд, и мне стало неприятно. Может, нам нужно разбудить Хелиона и убраться отсюда, пока они спят?
— Если мы так сделаем, они явно станут нас подозревать.
Наступила долгая пауза.
— Господин д’Арлей?
— Да?
— Находилась ли какая-нибудь придворная дама в подобном положении?
— Нет, я так не думаю.
— Это еще раз доказывает, что я никакая не дама, потому что меня эта ситуация очень забавляет. Я привыкла к людям, подобным этому жонглеру и этому толстяку, и мне все кажется довольно интересным.
Д’Арлей почувствовал, как она трясется от смеха. Ему вдруг тоже стало смешно, и он с трудом поборол в себе желание расхохотаться.
— Мы должны быть очень осторожны, иначе разбудим всех.
— Только представьте себе, — шепнула ему Валери, — что подумала бы графиня, если бы ей все стало известно!
Настроение у девушки сразу изменилось. Д’Арлей часто замечал у нее внезапную смену настроения. Он не знал, стоит ли на это обращать внимание.
Девушка глубоко вздохнула:
— Я принесла слишком много хлопот и тревог вам и господину Керу.
— Вы не должны забывать, что именно он все это начал. — Д’Арлей замолчал, пытаясь определить, спят ли соседи по постели. — Попытайтесь поспать, потому что нам придется встать очень рано.
— Будет лучше, если я вообще не стану спать.
Несмотря на такое решение, Валери вскоре заснула. Д 'Арлей наблюдал за девушкой: вот она успокоилась и перестала вертеться. Он слушал, как ее дыхание становится глубже и ровнее, а потом перешло в какой-то интересный звук, напоминающий мурлыканье котенка. Д’Арлей улыбнулся и подумал: «Теперь-то уж точно мне не следует спать».
Он почувствовал себя счастливым, ощущая рядом ее теплое дыхание. «Надеюсь, вскоре я по праву смогу обнимать ее каждую ночь и слышать это милое мурлыканье рядом с собой! » — подумал д’Арлей.
Он решил, что надежно спрятанное золото поможет им вести комфортную жизнь в любой части света. Так что будущее уже не рисовалось ему только в мрачных тонах.
Он представил себе белый дом на холме и белую дорогу, залитую солнечным светом, звуки детских голосов, доносящиеся из оливковой рощицы позади дома. Засыпая, д’Арлей думал о том, что случившееся помогло ему направиться к настоящему счастью…
Он проснулся, когда первый утренний свет показался в окне.
Валери лежала в его объятиях и прижималась щекой к его щеке. Ночь была теплой, и она спустила плащ. Д'Арлей ощущал ее голое плечо на своей руке. Он осторожно поискал одежду девушки и нашел ее где-то на уровне коленей, тихонечко набросил на Валери и потряс ее за плечи.
Девушка сразу проснулась, провела рукой по глазам и взглянула на окно. Она ужаснулась:
— Я все-таки заснула! Простите меня, господин Робин! Меня может извинить только то, что мы долго ехали верхом и я очень устала.
— Надеюсь, вы хорошо выспались?
— Я хорошо и крепко спала и теперь чувствую себя отдохнувшей.
Д'Арлея поразило, какой свежей и прелестной была Валери. У нее блестели глаза и на щеках играл нежный румянец. Валери покрепче запахнула плащ и спустила ноги на пол.
— Если господин Робин отвернется, — шепнула она, — я быстро оденусь!
3
Следующую ночь путники провели в большой гостинице, где им удалось занять три комнаты. Д'Арлею достался просторный номер с очагом и высоким гардеробом, украшенным гербом. Д'Арлей так и не смог определить, кому он принадлежал.
На завтрак ему подали печеную рыбу, хороший белый хлеб и довольно вкусное охлажденное вино. Хелион ходил за всем этим на кухню, а Валери прислуживала д'Арлею, как и положено настоящему слуге.
Когда Хелион вышел из комнаты, д'Арлею не терпелось более нежно поприветствовать девушку.
— Любимая, сегодня будет хороший день для поездки верхом.
Девушка ответила не сразу:
— Да, господин Робин.
Д’Арлей положил на стол нож. Он позволил себе сказать Валери то, в чем давно хотел признаться.
— Наверное, вам не хуже меня понятно, что я все время испытываю огромное напряжение. Я вас постоянно вижу и нахожусь рядом с вами. Я не могу выразить, как сильно я вас люблю! — Д'Арлей сам поразился тому, что говорил столь высокопарно. — Клянусь нашим Богом и всеми святыми и сияющими ангелами с серебряными крыльями, парящими в небесах, что люблю вас сильнее, чем любил кого-либо со времен изгнания Адама из рая! Даже в этих потрепанных одеждах, которые выбрал для вас мой бестолковый слуга, с повязкой на глазу, дорожной пылью на подбородке для меня вы — самое прелестное создание во всем мире!
— Господин Робин, вам не кажется, что вы нарушаете собственное правило?
— Да, вы правы! — Он говорил очень горячо. — Но это никуда не годное правило, оно вызвано только теми странными обстоятельствами, в которых мы оказались. Ясно, что нас никто не преследует. Мне хотелось быть полностью уверенным в этом, и теперь у меня нет никаких сомнений на этот счет. Это значит, что нам можно не придерживаться этих правил, что мы можем купить вам подходящую одежду. Это значит…
Д’Арлей повернулся к девушке. Он надеялся, что она испытывает то же, что и он. Но она была скованна, на лице ее блуждала слабая искусственная улыбка. Она пыталась скрыть свои чувства.
— Валери? Вы плохо себя чувствуете? — Робин вскочил и схватил ее руки. — Что случилось?
— Прошлой ночью мне приснился тот же самый сон, — с трудом выговорила девушка. — Графиня снова приходила ко мне и говорила прежние вещи. На ней было надето старое платье. Я не помню, что она мне говорила, но я ощущала тот же самый страх. Это был страх за вас и… за господина Жака Кера.
— Вы видели еще кого-то в комнате на этот раз? — спросил д’Арлей.
Валери покачала головой:
— Нет. Все они были словно в тумане, как и в прошлый раз.
— Вам не кажется, что Изабо хочет вас предупредить о какой-то опасности?
— Нет, нет! — Валери почти закричала. — Она пришла, чтобы испугать меня. Она не скрывает, как сильно меня ненавидит. Если этот сон — предупреждение, то он… исходит из другого источника.
— Вы можете еще что-то рассказать о вашем сне? Девушка нахмурилась.
— Одна фигура выступила вперед. Я изо всех сил пыталась рассмотреть, кто это был, но… в это мгновение сон закончился. — Девушка немного помолчала, а затем быстро продолжила: — Мы не можем терять ни минуты! Мне очень хотелось скинуть эту одежду; но у нас для этого нет времени! Мы должны добраться до Буржа и предупредить господина Кера. А потом нам необходимо скрыться, уехать как можно дальше. Так далеко, чтобы нас никто не мог найти!
— Все будет так, как вы желаете, сердце мое.
В комнату вошел Хелион, д'Арлей приказал ему подготовить лошадей и заплатить хозяину гостиницы. Хелион был удивлен таким поворотом событий, ему не хотелось снова отправляться в тяжелый путь.
Робин повернулся к Валери. Ей не удалось успокоиться.
— Куда бы вы хотели отправиться после того, как мы покинем Бурж?
— В Испанию, в Индию, в Китай! Господин Робин, куда угодно, лишь бы быть подальше от нее и того зла, что она замышляет против нас!
— Вы готовы отправиться со мной?
Валери хотела было что-то сказать, но передумала. Она опустила глаза и нахмурилась. Потом она снова взглянула на Робина.
— Если вы хотите получить ответ, мне кажется, что вам следует по-другому поставить вопрос.
— Я что-то ничего не понимаю.
— Я не могу с вами никуда отправиться, если не стану вашей женой. Но до сих пор вы ничего не говорили о браке.
— Но, — д'Арлей был поражен, — я ведь говорил, что сильно вас люблю!
— Господин Робин, разве не так бывает: когда благородный рыцарь желает соблазнить деревенскую простушку, он всегда говорит о том, как ее сильно любит?
Д'Арлей расстроился.
— Я все понял и должен признаться, что сделал ошибку. Но мне казалось, что вам ясны мои намерения.
— Робин, — сказала девушка, в первый раз обращаясь к нему по имени, — вы происходите из древнего рода и владеете поместьями. К тому же вы — рыцарь. Что касается меня, никому не известно, кто я такая. Видимо, нам так и придется думать, что я — дочь странствующего актера. Когда между людьми существуют подобные различия, они не могут все принимать как должное. По крайней мере, я не могу так делать и буду ждать, когда вы сами мне что-то захотите сказать.
— Я могу сказать только одно, — заявил Робин, — что не хочу с вами расставаться никогда. Мне кажется, что мы зря теряем время и нам следует побыстрее отправиться к священнику, чтобы он скрепил нас брачными узами.
— Мы не можем терять время даже на это! — горестно заявила Валери.
Появился Хелион и объявил, что лошади готовы.
Они все время спешили вперед. Валери упорно оставалась в седле, и по вечерам ей помогали спешиться — у нее самой уже не оставалось на это сил. Они двигались вдоль русла Луары, но не могли остановиться, чтобы полюбоваться красотой этих мест.
Они не обращали внимания на великую реку, на холмы, возвышавшиеся на горизонте, на красивые замки, отражавшиеся в воде, на мельницы, медленно вращавшие крыльями.
Для Валери долина Луары значила нечто большее, чем просто красивые и спокойные места. Другая девушка более двадцати пяти лет назад проезжала здесь в мужской одежде, она завоевала себе бессмертие. Валери знала историю Орлеанской Девы от начала до конца, она была поражена тем, что д'Арлею почти ничего не было известно о ней. Валери хотелось рассказать ему о Жанне Д 'Арк. Кстати, в то время аристократы почти ничего не знали о ней. Валери хотелось перечислить ему все места, где она бывала, и подробно рассказать ее историю, но у них на это не было времени.
Только однажды Валери натянула поводья перед гостиницей и сказала:
— Она спала здесь под каштаном, и когда утром ее спросили, не мешал ли ей дождь, Дева ответила: «Нет, я слышала Голоса, и они заглушали удары грома».
В другой раз она заметила:
— В этом месте Орлеанская Дева переезжала реку. Концы огромной радуги находились на двух берегах, слышалась великолепная музыка. Господин Робин, вы не ощущаете, как благословенна эта земля, ведь именно отсюда Дева повела армии на Париж?
Валери очень хотела достигнуть Буржа до того, как предсказание, переданное ей во сне, исполнится. Но иногда она становилась прежней Валери. Как-то она спросила д'Арлея, какую бы страну он выбрал, если бы им пришлось отправиться в изгнание. Робин ответил, что, пожалуй, предпочел бы Португалию. Валери остановилась на Италии. Она объяснила свой выбор тем, что это необычная страна, давшая миру столько великих поэтов, архитекторов и художников.
— Мне известно очень мало, и было бы прекрасно пожить в стране, где используются знания, накопленные веками.
Услышав это, д’Арлей расстроился.
— Существует только одна страна, где француз может жить счастливо, и эта страна — Франция. А во всей Франции нет места лучше, чем поместье Арлей. Я вам никогда о нем не рассказывал. Любовь моя, эти земли невозможно описать! Дом расположен на краю зеленой долины, рядом протекает ручей, подобный прекрасной женщине, потому что иногда он бывает таким капризным, может проявлять характер. Он постоянно меняет курс. Иногда он мелеет, а временами становится весьма глубоким. Но во все времена вы бы не устали им любоваться. Повсюду возвышаются лесистые холмы. Дом окружает тенистый парк. Кажется, что ветра, дующие в долине, не воют. Они поют прекрасные песни. Кстати, местные крестьяне поют только одну песню. Они утверждают, что слова им принес мартовский ветерок.
Валери внимательно выслушала д'Арлея и заразилась его энтузиазмом.
— Кажется, это действительно великолепное место, — сказала девушка.
Д'Арлей вздохнул.
— Прежде оно не было идеальным, потому что поместью и дому не хватало хозяйки. Если бы вы были там, оно сразу бы стало самым великолепным местом в мире. Но мы, — он глубоко вздохнул, — потеряли этот шанс. Вы никогда не увидите мое родовое поместье.
4
Д'Арлей стоял, задумавшись, у окна и смотрел вниз, на двор гостиницы. Слуги разнуздывали и протирали взмокших, уставших от долгой дороги лошадей.
Послышался стук в дверь. Д'Арлей рассеянно ответил:
— Войдите.
Это была Валери, и Робин сразу понял, что она принесла плохие вести. Она не стала проходить в комнату.
— Мы должны сразу же покинуть это место! — шепнула она.
Д’Арлей подошел к двери и внимательно взглянул на девушку. Случилось то, чего они оба никак не ожидали. Робин протянул руки к Валери и страстно обнял ее, проговорив тихим голосом:
— Моя милая, дорогая Валери, как вы испуганы! Девушка действовала так же импульсивно. Она обняла Робина и положила головку ему на плечо. Робин взял ее лицо в руки и поцеловал. Это был долгий поцелуй, и он вполне выражал его чувства: любовь, преданность, страсть и бесконечную нежность. Это был их первый поцелуй, и только серьезная опасность смогла прервать его.
Робин коснулся волос девушки и сказал:
— Дорогая, мы должны выбираться отсюда. Но что все-таки произошло?
Валери вспомнила об опасности, подумала о потерянном времени и начала быстро объяснять:
— В гостиницу прибыли новые гости, я прокралась вниз по лестнице, чтобы посмотреть на них. Я сразу узнала одного человека. Он всеми командовал, я знаю точно, что он — один из придворных. Я его видела, когда мы были в аббатстве. Его лицо не просто забыть.
— Вам известно его имя?
— Я слышала, как о нем говорила графиня. — Девушка помолчала, нахмурив лоб. — Мне кажется, что его зовут Гуффье.
— Мне все ясно! Они, возможно, преследуют нас, но более вероятно, что они отправляются в Бурже с каким-то поручением к Жаку Керу. В любом случае мы должны заранее предупредить Кера. Значит, нам придется скакать всю ночь.
— Вы не можете меня оставить тут одну. Я поеду с вами! — Девушка постаралась уверенно улыбнуться. — Я молодая и сильная. Мне часто случалось ехать всю ночь, и я могу это сделать снова.
— Прежде чем я поднялся сюда, я проверил конюшню. Позади нее есть ворота — и мы сможем уехать незамеченными. — Робин внимательно оглядел девушку. — Мы уже восемь часов сидели в седле. Вы сможете выдержать быструю скачку?
— Я все выдержу. — Она стала очень серьезной. — Как вы считаете, может, мой сон предупреждал нас об этом?
— Вполне возможно. Мне ясно только одно: присутствие здесь Гуффье — это очень плохой признак. — Вдруг Робин счастливо улыбнулся. — Завтра в Бурже будет хороший день. — Он протянул к Валери руки. — Мы поженимся, как только доберемся туда!
Глава 12
1
Когда часы пробили час, Никола просунул голову в кабинет хозяина и спросил:
— Вы слышали, который час?
В два часа он сделал то же самое, но голос его звучал более громко. Жак Кер не обратил на него никакого внимания. Он сидел за длинным столом, видимо привезенным с Востока. Стол был сделан из чудесного красного дерева и украшен прекрасной резьбой. На нем лежали груды бумаг. Кер что-то писал своим быстрым размашистым почерком. Он не поднял головы, когда Никола пытался его прервать.
В три часа слуга решил вести себя настойчивее. Он заговорил так громко, что хозяин сразу отвлекся от своей работы.
— Вы сами торопите время, — заявил Никола, — чтобы занять пост, который, как вы считаете, хорошо вам подходит. Вы, как я понимаю, хотите стать казначеем на небесах.
Кер нетерпеливо ответил:
— Я должен все закончить, пока у меня есть время. — Он взглянул на Никола и улыбнулся. — Никола, тебе так же хочется отдохнуть, как и мне. Прошу тебя, отправляйся спать. И чтобы мой труд больше не прерывался от того, что ты время от времени засовываешь в комнату свою уродливую голову. Мой дорогой Никола, я устал от твоей заботы и от твоих упреков.
— Разве я когда-нибудь ложился спать раньше, чем вы, господин мой? — возмутился Никола — Никогда, и вам это прекрасно известно. Почему я вдруг начну так делать после всех лет, когда я за вами ухаживал, болтался рядом, как верная собака, присматривал за вами и выполнял все ваши приказания? Нет, господин, я отправлюсь спать только после того, как вы уляжетесь в постель.
Он вернулся в прихожую.
— За два дня мы спали не более трех часов, — бормотал он. — Какие черти его гложут, что он не перестает работать? Конечно, я могу на себя наплевать…
Когда Никола очнулся от сна, в окна комнаты заглядывали первые солнечные лучи. Внизу слышались звуки деятельности — стук молотков и визжание пил. Строители очень рано принимались за работу. Никола услышал голоса тех людей, которых привез с собой Кер. Он потянулся и с виноватым видом взглянул на дверь, ведущую в комнату хозяина. К счастью, она была закрыта. Слуга подошел к окну. Никола видел только одно крыло дома, над которым возводилась высокая крыша. Какой-то человек с чертежами под мышкой расхаживал среди балок и отдавал приказания громким голосом. Каждое утро Никола видел, как он забирался наверх, и каждый раз ожидал, что он свалится и разобьется, но до сих пор человеку везло.
Когда Никола высовывался из окна по пояс, он мог видеть гораздо дальше. А слышал он постоянно один и тот же властный и громкий голос. Никола знал, что он мог перекричать грохот волн в море и свист ветра в чистом поле. «Ха, — улыбнулся Никола, — ясно, что Жан де Виллаж не напился вчера вечером, иначе не смог бы встать так рано!»
— Жан! Жан де Виллаж! Иди сюда! — крикнул Никола что есть мочи. — Хозяин вскоре захочет тебя видеть!
Через несколько секунд в дверях появился человек, глядя на которого можно было поверить в существование великанов, которыми пугают непослушных детей. Знаменитый морской капитан господина Кера был не только значительно выше многих, он был весьма широк в плечах. Плечи у него казались мощными и крепкими, как платформы для орудий, а ноги походили на стволы деревьев. На Жане де Виллаже была желтая куртка на толстой стеганой подкладке с черными пуговицами и с бантами ярко-синего цвета, со множеством цепочек, которые громко звякали, когда он шел. Рукава его куртки были такими пышными, что казалось, будто у него совсем нет шеи. Капитан походил на гигантское животное, пришедшее из древних легенд. Его лицо напоминало морщинистую дыню с кривым ртом и светло-голубыми глазками, окруженными морщинами.
— Великий человек уже проснулся? — спросил Жан де Виллаж, входя в комнату.
— «Уже проснулся»! — возмущенно повторил Никола. — Великий человек бодрствовал всю ночь, зарывшись носом в бумаги, пока его слуги храпели, как свиньи. Он не сомкнул глаз, как и я!
— Ты врешь! — заметил капитан довольно добродушно. — Старая уродливая лягушка, я могу определить по твоим заспанным глазам, что ты только что проснулся. Я хочу тебе сказать: я не храплю во сне, как свинья. Я сплю чутко, как медведь. Должен тебе заметить, Никола, что когда я просыпаюсь, то сразу начинаю рычать и могу разорвать ленивых слуг вроде тебя в клочья!
Никола не успел и глазом моргнуть, как капитан открыл дверь в комнату Кера и с грохотом закрыл ее за собой. Кер взглянул на вошедшего и сказал:
— Доброе утро!
— Этот человек, который сыплет соль на раны, все время скулит и обожает приносить плохие новости, другими словами, ваш слуга Никола, чей плохой характер вы неизвестно почему так долго терпите, рассказал мне, что вы вообще не ложились спать. Хозяин, вы не правы! У вас не будет ясной головы для разрешения стоящих перед вами проблем, если вы не станете нормально спать.
Кер дописал последнее слово, а потом рассеянно начал собирать бумаги.
— Мой храбрый Жан, мне нужно было написать подробные инструкции о том, что следует делать в случае необходимости.
Он откинулся в кресле и устало провел рукой по лицу. Кер был бледен, и под глазами у него залегли темные тени. — Как только все придет в норму, мне нужно будет повидаться с некоторыми людьми. И если мне придется покинуть страну, я буду к этому готов… — Он помолчал и грустно вздохнул. — Мне придется оставить лавки и фабрики во Франции и видеть, как дело всей моей жизни начнет разрушаться. Но, мой храбрый Жан, у этого дела имеется и более приятная сторона.
Я собираюсь начать все сначала. Я отправлюсь в Рим. Папа обо мне высокого мнения. Я узнал, что мне будет оказан хороший прием, и именно там я начну строить новую империю. Кер помолчал, а затем уверенно улыбнулся капитану.
— Жак Кер не закончится с падением его дела во Франции. Он для этого слишком велик. Его дело может погибнуть, но если Жак Кер останется жив, он все может построить сначала. Именно этим мы и станем заниматься — здесь или в Риме. — Он начал собирать бумаги и запечатывать их. — Пока их содержание не должен знать никто, — сказал он, — даже мой главный критик Никола. — Он запечатывал бумаги по очереди и складывал их в кипу, которая выросла настолько, что грозила обвалиться. — Я должен попытаться спасти как можно больше, пока на меня не обрушился страшный удар. Всего я подготовил двадцать два письма. Вот, например, — он показал на последнюю бумагу, — инструкции, как и куда вывести суда из залива, если со мной что-нибудь случится. Когда придет время открыть эту инструкцию, вы все узнаете. Я договорился о том, чтобы вы были неподалеку от Марселя, патрулировали берега и предупреждали суда, идущие с Востока: они не должны заходить во французские порты. Я рассматривал любую вероятность и пытался на все найти ответ. Мне очень нужен д'Арлей, но пока его нет, — продолжал Кер, — я все возлагаю на вас. Вы должны всегда держать бумаги при себе, чтобы воспользоваться ими, когда возникнет необходимость. Все будет зависеть от того, насколько быстро претворятся в жизнь мои планы. Все мои факторы поддержат меня. Для каждого из них разработан свой маршрут. — Кер взглянул на капитана и неловко улыбнулся. — «Храброе сердце может творить чудеса!» Жан, нам придется продемонстрировать правильность девиза Кера.
Капитан взял все записи и спрятал их во вместительный внутренний карман.
— Я выполню все ваши приказания. Значит, когда прибудет д'Арлей, я должен буду передать ему все бумаги? Это я сделаю с огромным удовольствием.
Никола постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в комнату.
— Только что прибыл сир д'Арлей, — сообщил он.
— У меня будто груз спал с плеч! — воскликнул Кер, быстро вскакивая с кресла. — Веди его сюда быстрее. Мы здесь позавтракаем все втроем, Жан.
— Он привез с собой девушку, — спокойно объявил Никола. — Мой господин, это та самая девушка. Кажется, что они… очень взволнованы. Господин д'Арлей заявил, что должен срочно видеть вас.
Кер начал волноваться, но в то же самое время он как будто помолодел. С лица исчезли морщины, лицо порозовело, глаза заблестели. Он сильно хлопнул моряка по плечу.
— Жан, это хорошие новости. Садитесь и приветствуйте их от моего имени. Пусть они явятся через десять минут. А я за это время со всем покончу.
2
Д’Арлей нетерпеливо ждал в саду — и его можно было понять. Как только он снял Валери с седла, она свернулась калачиком и сразу уснула. Он смотрел на нее и думал: «Она скакала как закаленный в битвах солдат, моя милая невеста».
Он собирался позвать слугу Кера и приказать, чтобы он отнес девушку в постель, когда к нему подошел человек с чертежами под мышкой.
— Доброе утро, господин д'Арлей.
Д’Арлей узнал архитектора из Парижа, теперь он строил этот потрясающий дом для Жака Кера.
— Доброе утро, господин Пеллэ. Вы рано начинаете работу.
— Могу поспорить, — сказал архитектор, глядя на спящую девушку, — что вы скакали всю ночь.
— Это так. Моя спутница не отставала от меня, нет ничего удивительного, что она так устала.
Д’Арлей взглянул на высившиеся стены.
— Вы уже успели сделать здесь так много. Строитель мрачно согласился.
— Вы это видите в первый раз? — спросил он.
— Я бы здесь, когда стены только начали возводить, и больше сюда не приезжал.
Господин Пеллэ внезапно разразился длинным монологом.
— Это, — он широким жестом обвел вокруг себя, — могло бы стать величайшим образцом возведения зданий. Я считаюсь наиболее передовым архитектором в настоящее время. И наконец мне удалось найти человека, желающего построить новый тип здания. У него самого были интересные идеи. Сначала мы с ним хорошо сотрудничали и задумали дом, который будет красивым и практичным. Дом не должен был состоять из одного огромного зала, который бы отражал славу и богатство владельца. Обычно вокруг таких громадных залов располагались крохотные комнатенки, больше похожие на крысиные норы, в них жили и спали все домочадцы, ютилась прислуга. Вместо этого мы рассчитали так, что все комнаты будут нормальных размеров, с каминами и массой света. Дом построен надежным, как замок, и он может похвастаться передовой архитектурой. Подобный дом может задумать и построить только Жак Кер с его даром предвидения и гением делового человека. — Архитектор прервался и грустно покачал головой. — И что же случилось? Вдруг начали проявляться слабые стороны этого человека. Его гордость, надменность и хвастливость, желание над всеми подшутить. Он желает иметь своеобразный дом и переходит разумные границы. Вы только взгляните на рисунки на цветных стеклах в окнах! Тут нет ничего классического и приемлемого! Они должны изображать его корабли или лавки, с помощью которых к нему идет богатство. Вы видели, что он приказал вырезать над окнами и дверями? Различные девизы и изречения! Господин д'Арлей, это изречения, связанные с торговлей! Вы только взгляните на резные группы барельефов. Вместо приличных сценок там изображены комические существа. Вместо сцен из Писания он потребовал изобразить шуточки над рыцарями и дворянством. Над каждой дверью он приказал изобразить сценку, из которой стало бы ясно предназначение этой комнаты. Кухню объявляет поваренок с ложкой в руках. Спальня — это голова, просунувшаяся через занавесы балдахина! Господин д'Арлей, в этом человеке бушует безумие!
Д’Арлей очень спешил, но это ему не помешало посетить нижний этаж дома, и он сам удостоверился в оригинальности идей Кера. Он видел примерно дюжину различных изречений и девизов. Большинство из них были избитыми и неоригинальными. Некоторые повторялись неоднократно. Его позабавила сценка, изображенная на барельефе, где два клоуна на мулах шестами пытались поразить друг друга, как это делают рыцари на дуэли. Вместо щитов сражавшиеся использовали плетеные корзинки. Д'Арлей подумал: «Жак и тут пытается посмеяться над идеей рыцарства».
Он смог различить фигуру Кера в различных группах, рассеянных по стенам, и пытался понять значение этих сценок. Позже д'Арлею стало ясно, что дом должен был стать памятником самому себе, храброй и незаурядной личности, родившейся слишком рано.
Кер был человеком, понявшим отсутствие знаний, отсталость, царившие в его время, но в нем также было слишком много тщеславия, он был не прочь похвалиться своими успехами перед людьми, которых презирал. Д’Арлей подумал, что дух этого дома можно было определить множеством названий: чудесный, выдающийся, забавный, а иногда — крайне вульгарный…
— Жак Кер для всего мира является загадкой, — заявил он архитектору. — Но здесь, в доме, он снял с себя маску. Этот дом и есть Жак Кер.
— Да, — мрачно согласился с ним Пеллэ.
Д’Арлей вспомнил, что ему следует срочно побеседовать с Кером, хозяином этого удивительного сооружения.
— Где он? Я должен его срочно повидать! У меня слишком важные новости!
— Где он? — Господин Пеллэ развел руками. — Такой же вопрос я задаю себе сотню раз в день. Он постоянно запирается, никто не может его увидеть. У меня произошли сотни ссор с мулом в виде человека, который сидит у него в прихожей.
Д’Арлей начал сердито расхаживать, думая про себя: «Если он меня вскоре не примет, я сломаю его дверь! Что с ним случилось? Неужели он мне не доверяет, если не спешит быстрее меня увидеть?»
Он с облегчением вздохнул, когда увидел Жана де Вилла-жа, который вышел из основной части дома и широко шагал по двору.
— Привет, Жан! — воскликнул д'Арлей.
— Привет, Робин! — прокричал гигант, и его лицо засветилось. — Я много слышал о ваших подвигах, но давно вас не видел. Я бы отдал два года жизни, хотя, клянусь святым Христофором, я ценю каждую минуту жизни, которая отведена мне Богом, чтобы увидеть, как вы пронзили ребра этого проклятого бургундца своей саблей.
Они пожали друг другу руки как старые друзья, но улыбка быстро исчезла с уст д’Арлея.
— Жан, — воскликнул он, — нас ждет беда! Сюда направляются офицеры короля, и они вскоре окажутся здесь. Об этом следует побыстрее сообщить Жаку! Почему он скрывается?
Жан де Виллаж улыбнулся.
— Вы долго его ожидаете?
— Полчаса. Может, час… Мне кажется, что я жду его уже целую вечность!
— Вы ждали только пять минут! — заявил гигант. — Наш великий человек заканчивает работу, которой он был занят всю ночь. Ему известно о вашем прибытии, и нужно немного времени, чтобы все довести до конца. Сейчас я проведу вас к нему, — Глаза де Виллажа обратились к спящей девушке, и он заинтересованно посмотрел на нее. Потом повернулся к д 'Арлею и подмигнул. — Это она? — спросил он. — Я кое-что о ней слышал. Клянусь святым Христофором, она очень хорошенькая, хотя, должен признать, она несколько мелковата. Мне нравятся крупные женщины, и чтобы они покачивали бедрами во время ходьбы.
Д’Арлею не понравились слова де Виллажа.
— Я сегодня же на ней женюсь, — сдержанно заявил он. Жан де Виллаж, пораженный, повернулся к нему:
— Вы на ней женитесь? Ну же, Робин! Мне было всегда известно, что когда-нибудь вы женитесь на самой богатой невесте Франции. Насколько мне известно, у этой девицы нет не только собственного имения, но даже двух самых завалящих монеток в кошельке.
— Неужели вы думаете, что мы во Франции сможем сохранить богатство или земли! Вам, наверное, неизвестно, в какой опасности мы все находимся? Нас всех отсюда изгонят… если только нам удастся убраться живыми. Я больше никогда не увижу моих поместий…
Робин нагнулся и крепко сжал Валери в своих объятиях. Она пошевелилась во сне, но не проснулась. Д'Арлей взглянул на морского волка и сказал:
— Жан, она провела в седле почти сутки. Может, она и небогата, но я себя считаю самым счастливым человеком в мире.
Д'Арлей отнес Валери в главный зал. Девушка проснулась и спросила:
— Где мы?
Валери была очень слаба, и когда д'Арлей поставил ее на ноги, у нее подогнулись колени, девушка ухватилась за его руку. Они поднялись по огромной мраморной лестнице и вошли в приемную, где сидел мрачный Никола. Он взглянул на часы и сурово заметил, что они появились слишком рано. Никола показал им на следующую дверь.
— Можете войти. Он вас ждет.
Д'Арлей не стал дожидаться, пока Никола все скажет, и ворвался в комнату. Жак Кер стоял у окна.
— Жак, — обратился к нему д'Арлей, — мы не можем терять ни секунды! Гуффье направляется сюда, и его сопровождает отряд офицеров. Он, видимо, везет с собой ордер на ваш арест.
Казалось, что Жака Кера не взволновали эти вести. Он улыбнулся Валери, которая вошла в комнату вслед за д'Арлеем.
— Мадемуазель, у меня нет слов, чтобы выразить радость оттого, что я вас вижу. Вы, видимо, скакали целую ночь, чтобы предупредить Жака Кера. Вы очень храбрая девушка, и я вас благодарю от всего сердца. Но… — он широко развел руками, — что мы можем сделать?
— Жак, — закричал изумленный д'Арлей, — мы должны срочно покинуть это место! Мы должны уехать все — в Италию, Испанию, куда угодно!.. Здесь к нам не будут справедливы!
— Убежать? — Он покачал головой. — Я ждал, что вы мне это предложите. Мне будет несложно развеять все жалкие обвинения, которые они представят мне.
— Вам не удастся доказать, что все обвинения фальшивые. Кер попробовал рассмеяться.
— Робин, меня вполне устроит, что мое доброе имя будет обелено на страницах истории. Друг мой, в такой ситуации я не могу бежать. Обвинения все равно меня догонят. Если я последую вашему совету, все подумают, что я действительно виновен — и тогда все будут считать Жака Кера предателем и вором.
Они находились в большой, красиво обставленной комнате. На стенах висели гобелены, пол устилали ковры. Камин, где лежали огромные поленья, украшали мраморные колонны и позолоченные панели. Кер подошел к стене, на которой висел богатый восточный ковер, откинул его — там оказалась большая металлическая панель. Им стало ясно, что это такое, когда он ощупью провел рукой по поверхности. На краю рамы появилось отверстие, и панель начала сдвигаться внутрь.
Кер обратился к Жану де Виллажу:
— Вы меня извините, если я с друзьями войду внутрь и поговорю. Это займет всего несколько минут.
Кер поклонился Валери:
— Прошу вас.
Они оказались в маленькой комнате. Там стоял простой стол и два стула. Металлическая дверь закрылась за ними.
— Этот секрет не известен никому, даже Никола. Вы здесь не найдете ничего интересного, но как знать… историки, ученые и летописцы будут жаждать добраться до бумаг, которые я оставлю здесь. Бумаг здесь наберется очень много, и их поиски принесут ценный результат. — Он усадил гостей, а сам присел на кончик стола. — Итак, наш друг Робин нашел вас и привез сюда, — сказал он, обращаясь к Валери. — Это очень хорошо. Прежде чем я все услышу от вас, мне нужно кое-что вам сообщить. Вы оба должны остаться во Франции. Для французов изгнание — тяжелая вещь. Они понимают, что жить на другой земле почти невозможно. Человек всегда будет вспоминать покинутую им родину. Поэтому люди прибегают к изгнанию как к самому последнему средству.
— Но вы… — начал д’Арлей.
— Жака Кера не следует мерить обычными стандартами, Он будет слишком занят для того, чтобы скучать и переживать… — Кер уверенно кивнул. — Король не сможет вас ни в чем обвинить. Что вы такого сделали? Вы должны остаться в этой стране. — Он улыбнулся влюбленным. — Вам следует пожениться.
— Как только мы найдем священника, — согласился д’Арлей.
— Я сразу все понял, Робин, об этом можно судить по вашему виду! Хотя вы выглядите усталым, ваши глаза сверкают от счастья и вы шагаете как покоритель. — Кер подал руку д'Арлею, потом ласково потрепал Валери по щечке. — Я рад, дети мои, и желаю вам вечного счастья… А теперь рассказывайте, — обратился он к Валери. — Я надеюсь, что вы сможете мне все подробно рассказать, потому что д'Арлей расскажет историю сжато, а меня интересуют именно детали.
Валери сделала так, как пожелал Кер, и в деталях рассказала о путешествии. Она начала с того, как ее оставили в маленьком домике у стены королевского дворца, поведала о встрече с королем и о ее бегстве с д'Арлеем.
Кер внимательно выслушал девушку и, когда она закончила, сделал лишь одно замечание:
— Я был прав и хорошо выбрал кандидатуру. Мужчины предпочитают один и тот же тип женщин. — Он выпрямился и сказал: — Теперь я тоже кое-что сообщу вам, дитя мое. Ваше имя.
Валери резко выпрямилась. Сонливость как рукой сняло. Она пристально смотрела на Кера.
— Мое имя! — повторила девушка.
— Вашим отцом был Энгерард-Альфонс-Карл Сорель, любимый брат Агнес Сорель. И значит, дитя мое, ваше имя — Валери Сорель!
— Господин Кер!
Валери была так поражена, что не могла произнести ни звука и только смотрела на Жака Кера широко раскрытыми глазами.
— В то утро вас сразу узнала мадам Агнес, — продолжил Кер. — Она сказала, что совпадает все: и место вашего рождения, и то, что вас отдали в чужие руки, и ваше поразительное внешнее сходство с ее любимым родным братом. У Агнес Сорель насчет вас, Валери, не было ни малейших сомнений, у меня — тоже.
Валери немного пришла в себя и спросила:
— Ей были известны обстоятельства моего рождения? Кер отрицательно покачал головой:
— Она знала, что у брата был незаконный ребенок в Бер-ри. Девочка. Он потерял ее из виду. Вот и все.
— Было ли ей известно что-то о моей матери?
— Боюсь, что нет. Нам не удалось поговорить об этом, потому что бедняжке стало плохо, как вам это известно. Она выразила желание, чтобы вы прожили лучшую и более полную жизнь, чем удалось прожить ей.
Валери быстро взглянула на Кера.
— Именно поэтому вы переменили свое мнение?
— Это стало окончательной причиной. Еще до этого разговора мне не хотелось выполнять наш план. — Кер помолчал, как бы все вспоминая. — Но ее желание, а я всегда им покорялся, было решающим. Даже ради того, чтобы удержать хорошее отношение ко мне короля, я бы не нарушил ее желания.
Кер подошел к стене и отодвинул настенный ковер.
На стене находился барельеф, не очень искусно выполненный, но на нем можно было узнать главных действующих лиц. Их было трое. Главным героем являлся сам Кер, он был в головном уборе, похожем на тюрбан, в плаще на меховой подкладке, с цепью на шее. Кер стоял перед дамой у дерева. На голове у дамы был простой обруч. Она подняла одну руку. Сквозь листву другого дерева была видна голова короля, которую венчала корона.
Д'Арлей подошел поближе к барельефу и с удивлением начал его разглядывать.
— Что это означает? — удивленно спросил он. Кер засмеялся:
— Что это значит? Я задаю вам загадку, а ответ вы должны найти сами. После того как меня не станет, люди найдут путь в эту комнату и будут гадать, как это сейчас делаете вы. Я желаю всем оставить загадку — тут есть намек на конкретную правду, но не больше…
Раздался стук. Все притихли. Жак Кер сказал шепотом:
— Это, наверное, Никола. Он считает, что нам пора кончать разговоры.
Стук в стену прекратился.
— Странно, что он не настойчив, как обычно, — заметил Кер, нахмурившись, — Интересно, что там случилось и почему он перестал стучать? Нам придется посмотреть, в чем там дело. — Кер коснулся пружины, а затем взглянул на друзей. Пока лучше не говорить никому о ваших родителях, — сказал он Валери. — Нам придется пока это все держать в секрете, сначала необходимо заняться юридической стороной дела.
— Мы никому не станем об этом говорить, — заметил д’Арлей. — Даже если бы мы захотели это сделать, у нас для этого нет возможности.
— Никогда не бойтесь жизни, — серьезно продолжал Кер, — всевозможные трудности только укрепляют нашу стойкость. Я никогда не пасовал перед будущим и теперь смотрю вперед с уверенностью. Я всегда оставался хозяином положения и никогда впредь не стану сгибаться под тяжестью невзгод. Вы оба еще молоды, и мне кажется, что моя философия вам подойдет.
Он адресовал свой монолог в основном Валери. Она побледнела, услышав стук, как будто заранее чувствовала опасность. Кер заметил это и по-отцовски потрепал ее по плечу.
— Если я не боюсь Гуффье, почему вы должны его опасаться? Мы сейчас все выйдем и посмотрим, что приготовила нам судьба.
Следующая комната была пустой, но сюда доносился шум разговора из приемной. Кер открыл дверь, и все трое сразу поняли, что случилось, пока они находились в тайнике. Гуффье и сопровождавшие его офицеры скакали всю ночь и теперь были здесь. Жан де Виллаж и Никола стояли у окна, два незнакомца с мечами караулили их. В комнате находилось еще полдюжины солдат. Они прохаживались по комнате, громко топая башмаками, и о чем-то разговаривали.
— Хозяин! — воскликнул Никола. Он не смог ничего добавить, потому что один из солдат ударил его мечом в бок и громко заорал, что слуге лучше помолчать, если он желает остаться в живых.
Валери коснулась руки д'Арлея. Он взглянул на девушку и увидел, что ее личико осунулось и стало белым. Валери шепнула ему:
— Вот что значил мой сон. С тех пор как мы убежали, над нами висела опасность. Милый Робин, они нас догнали! Молю Бога, чтобы он дал мне силы все это выдержать!
Д’Арлей склонил к ней голову и шепнул на ухо:
— Любовь моя, не бойся! Что бы ни случилось, это нас не коснется!
Девушка глубоко вздохнула.
— Нет, коснется! Вот теперь я начинаю вспоминать… Гуффье показался в дверях, и все взглянули на него. Он выходил, чтобы переодеться после ночи, проведенной в седле. Сейчас он был с головы до ног одет в зеленый бархат, шляпу его украшали три высоких белых пера. На ногах были низкие кожаные башмаки с длинными закрученными носами, как того требовала мода.
Гуффье остановился на пороге, как бы желая продлить напряжение. Он торжествующе смотрел на Жака Кера.
— Дорогой меховщик, — с довольным видом сказал он, — я действую по поручению нашего короля. Должен прежде всего сообщить, что вы смещены с занимаемого вами поста.
Кер мрачно перебил Гуффье:
— Мы одержали победу в войне — и теперь я уже не нужен!
У Гуффье задергался нос, глаза злобно засверкали.
— Следуя дальнейшим приказаниям его королевского величества, я вас арестую. Вы должны сдать мне все имеющееся у вас оружие и отправиться вместе со мной и с охраной в тюрьму.
Кер побелел, у него задрожали руки. Было ясно, что он не ожидал такого.
— Я не надеялся получить награду за то, что я сделал для Франции и для его королевского величества, — с трудом сказал Кер. — Но я не ожидал, что неблагодарность может дойти до такой степени!
Гуффье всегда был модником, он достал носовой платок из-за пояса и вытер им нос. Платок просто купался в духах.
— Наверное, я не должен вам напоминать, что все, что вы скажете, станет известно тем, кто вас будет судить? — спросил Гуффье.
Кер взглянул на человека, который с самого начала был его врагом.
— Вы должны сказать мне, Гуффье, каковы обвинения, выдвинутые против меня.
— Обвинения? — Гуффье кисло улыбнулся. — Жак Кер, они вам самому прекрасно известны. Нечистая совесть должна подсказать вам это. А я должен сказать, что все ваши страшные преступления стали известны.
Гуффье помолчал. Он наслаждался тем, что Кер наконец-то раздавлен.
— Вы обвиняетесь в смерти госпожи Агнес Сорель. Вы дали ей яд.
В комнате воцарилась страшная тишина. Жак Кер проговорил дрожащим голосом:
— Меня обвиняют в том, что я отравил Агнес Сорель?! Этого не может быть! Это просто невозможно! Это жалкая ложь! Страшный абсурд! Никто этому не поверит!
— Тем не менее это правда, господин меховщик! — Гуффье не скрывал своего удовольствия. — У меня при себе подписанные и скрепленные королевской печатью бумаги. Вас обвиняет баронесса де Мортань, более известная как Жанна де Вандом.
Д’Арлей почувствовал, как пальцы Валери крепко ухватили его руку, и услышал ее шепот:
— Вот это имя! Графиня говорила мне во сне об этом! Теперь я все вспомнила.
Гуффье перенес свое внимание на девушку.
— У меня также есть ордер на арест девушки по имени Валери Марэ, которая нахально называла себя Валери де Вудрэ. — Он оглядел Валери с головы до ног. — Мне ясно, что это именно та девушка. Я подозревал о ее сходстве, но она точная копия. Валери Марэ, я вас арестую как сообщницу этого ужасного преступника.
3
Все медленно сошли вниз по мраморным ступенькам. Кер повернул голову назад. Валери шла сразу за ним, ее крепко держали за руки охранники. Девушка низко опустила голову и все время спотыкалась, как будто ничего не видела. За ней следовал д'Арлей. На его лице отражались злость, отчаяние, страх. Дальше шел Жан де Виллаж. Стража тесно окружила гиганта, один из солдат прижимал кончик меча к его шее.
Гийом Гуффье первым нарушил тишину, он заговорил уверенно и насмешливо:
— Можете быть уверены, экс-министр и мой старый коллега, что обвинение против вас весьма основательно. Я сам читал донесения и могу вас уверить, что доказательства весьма впечатляющие. Это был основательный заговор, и сейчас правда должна восторжествовать!
Гуффье остановился напротив барельефа, где на передний план гордо выступала фигура владельца и вдохновителя этого потрясающего здания.
— Я могу сказать только одно про вас, Жак Кер. Вы всегда мыслили масштабно. Мне не много удалось увидеть в вашем доме, но меня в нем все поразило. Наверное, вам будет неприятно сознавать, что вы никогда не увидите окончания строительства.
Два солдата шагали в конце грустной процессии. Один из них шепнул своему товарищу:
— Пьер, какая милашка! И как грустно, что она тоже оказалась в мышеловке.
Дружок подмигнул ему:
— Нам могут не поверить, когда мы станем рассказывать эту историю. Имберт, нам повезло, что мы оказались здесь. Представляешь, какие толпы соберутся поглазеть, как будут рубить голову Жаку Керу! А может, они предпочтут его четвертовать?
— Мне приходилось видеть, как применялись сразу обе казни. Если человека четвертуют — это занимает больше времени. Как эти люди иногда вопят! Но мне очень хотелось бы посмотреть казнь этой девчонки! Тебе известно, что они станут с ней делать, не так ли?
Второй солдат покачал головой:
— Не знаю. Но к женщинам можно применить любое наказание…
— Нет, их сажают на кол, а потом сжигают. Палач может заработать себе на всю оставшуюся жизнь, если догадается сдать хорошие места желающим полюбоваться, как она станет корчиться на костре.