Я был уверен, что после победы нам позволят отдохнуть, но ошибся. Весь день до вечера оставшиеся в живых члены команды без перерыва трудились. Часть экипажа под командованием Гарда вернулась на борт «Королевы Бесс». Всем остальным раздали бренди, а потом разделили на две группы. Одна должна была заняться ремонтом судна, другая - убрать трупы и отмыть палубы от крови. Я попал во вторую команду.

Меня все еще тошнило. Я возил шваброй по палубе и почти не обращал внимания на разговоры, которые вели другие матросы. А разговоры эти крутились вокруг нескольких предметов, особенно живо интересовавших команду.

- Я слышал, карманы у испанцев прямо-таки набиты алмазами, заявил Пьянчуга, выпрямляя уставшую спину. Чего им лежать на дне морском? Уж я бы знал как ими распорядиться, кабы они попали ко мне.

- У тех, кто остался жив, золотишка небось тоже немало, - добавил другой. - Капитану следовало бы отдать приказ хорошенько их обыскать.

Пьянчуга хихикнул.

- А что, Голенастый, хотелось бы тебе обыскать эту испанскую девочку?

Кто-то тут же сообщил, что девушка приходилась племянницей повешенному адмиралу и принадлежала к очень знатному роду. Это заинтересовало меня, и я задал вопрос, что будет делать с ней капитан. Вопрос мой был встречен взрывом дружного хохота.

- Что он с ней будет делать? - переспросил Пьянчуга. - Хороший вопрос. Может ты думаешь, он передаст ее нам после того как сам позабавится? Черта лысого!

Больше всего толков вызвали орудия пыток, в большом количестве найденные в трюме. После долгих криков и споров возобладало мнение, что все эти орудия пыток везли в Англию. Из этого был сделан вывод, что готовится новая Армада для вторжения, и король Испании поклялся растянуть на дыбе всех англичан без различия возраста, пола и звания.

В это время к нам присоединился Клим, и я воспользовался случаем, чтобы поблагодарить его за спасение моей жизни. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, о чем я веду речь. Затем он ухмыльнулся и сказал.

- Да пустяки все это. Не мог же я допустить, чтобы два моих друга погибли в один и тот же день.

Этот здоровенный парень-тугодум считал меня своим другом! Я с каким-то новым интересом взглянул на него и впервые увидел в его глазах выражение, напомнившее мне выражение преданного пса. Этим сходство не ограничивалось, ибо своим мощным сложением он весьма напоминал мастифа, а его тяжелая челюсть, вызывала в памяти массивную морду собак этой породы.

Затем разговор коснулся золота, которого как полагали многие на борту судна было немало. Пьянчуга, во всяком случае в этом не сомневался.

- Уж я-то знаю, как распорядиться золотишком, - заявил он, - Построю небольшую пивную на окраине Лондона, поближе к реке, а лучшее пиво будут пить сам. А ты что будешь со своей долей делать, Клим?

Но Клим был слишком опечален смертью Щеголя, чтобы размышлять о добыче. Он долго молчал.

- Не могу я выкинуть его из головы, - произнес он. - Такой веселый был парень. А как вспомню его с выпущенными кишками… Я отдал бы все золото, какое есть в Китае, лишь бы он остался жив.

Разговор снова перешел на женщин с захваченного судна, и тут Клим оживился. Что касалось женщин, то тут у него были свои устоявшиеся вкусы. Он предпочитал девиц крупных и дородных и чтобы они были «не больно заносчивые». Вообще говоря он уже сделал свой выбор - положил глаз на одну из пленниц. После недолгих расспросов удалось установить, что это пышнотелая служанка молодой испанки.

Примерно около полудня мне передали приказ явиться в капитанскую каюту. Со вздохом облегчения я выпрямил уставшую спину. Остальные были убеждены, что речь должна пойти о дележе добычи.

- Замолви за меня словечко, Голенастый, ладно? - попросил Клим. - Не нужны мне все эти маленькие мартышки. Мне нужна баба здоровенная, осанистая.

- А я желаю получить свою долю звонким золотом, - решил Пьянчуга, - а еще бутылочку самого лучшего винца. А баб можешь оставить себе, Клим.

Я был поражен, переступив порог капитанской каюты. Она выглядела почти так же величественно, как главный зал в замке Эпплби Корт. Это было длинное помещение с высоким потолком, обшитое великолепными резными панелями. Оно было освещено тремя бронзовыми лампами и многочисленными свечами в канделябрах по стенам. У меня не было времени рассмотреть все детали, но я успел заметить у дальней стены часы золотой циферблат которых, был сделан в виде солнца. Шкаф блестел золотой посудой. Мой взгляд привлек портрет короля Филиппа в богатой раме. Даже шнурки колокольчиков были сделаны из золотой тесьмы и украшены как мне показалось настоящими жемчужинами. В центре комнаты стоял стол, на котором возвышалась целая кипа документов и писем.

Джон сидел у дальнего конца стола. К моему большому удивлению, здесь же находилась девушка-испанка. Ее служанки тоже были тут и время от времени кидали злобные взгляды на нашего капитана. Когда я вошел, девушка что-то говорила, и судя по ее тону, она выражала свое резкое недовольство действиями англичан. Джон внимательно глядел на нее. В углах его губ притаилась усмешка. Он сразу же встал и встретил меня у дверей.

- Роджер, - я полагаю, что ты хорошо читаешь по-испански, - прошептал он. - У меня есть для тебя работа. Нужно просмотреть вот эти бумаги.

Я кивнул. Мне не хотелось громко говорить в этой комнате, более походившей на храм. Я посмотрел на девушку, которая отвернулась от нас. Волосы у нее были черные с какой-то еле заметной рыжинкой. Они не были взбиты высоко как того требовала мода, а падали ей на уши в очаровательном беспорядке.

- Тут собраны все бумаги вплоть до последнего клочка, - продолжал Джон, - и я хочу, чтобы ты просмотрел все. Времени для этого немного. На подходе сюда еще три боевых корабля. Быть может нам придется затопить «Катерину» и быстро уходить. Принимайся за дело сразу же, мой ученый друг. Посмотрим, сколько золотых крупиц тебе удастся извлечь из этого бумажного мусора.

Я последовал за ним в комнату, с любопытством оглядываясь.

- Донна Кристина, - произнес Джон тоном, в котором мне послышалась легкая насмешка, - вы такого низкого мнения обо всех англичанах, что я право же не решаюсь представить вам одного из них. Тем не менее рискну представить вам Роджера Близа. Этот молодой человек принадлежит к одному из лучших родов Кента - наименее варварской части нашего острова. Он ученый и джентльмен. Этот перерыв в нашей приятной беседе необходим потому, что мистер Близ должен просмотреть эти бумаги.

Девушка повернула голову в мою сторону, но больше никак не проявила интереса к словам Джона. Глаза ее были холодны и безучастны.

- У вас здесь мои письма, - сказала она. - Это личные письма, и они не представляют для вас никакой ценности. Способны вы понять, что мне будет неприятно, если они попадут в посторонние руки.

- Даже англичанин способен понять ваши чувства, - ответил Джон, подмигнув мне. - Роджер, когда тебе будут попадаться письма донны Кристины, откладывай их в отдельную стопку. Они будут возвращены ей непрочитанными.

- Вы относитесь ко мне как к ребенку! - воскликнула девушка. - Но это снисходительность плохо вяжется с тем варварством, которое вы проявили ранее.

- Напротив. Просто я отношусь к вам как к прелестной женщине и хотел бы сделать все, что в моих силах, лишь бы вы чувствовали себя удобно и спокойно. А теперь, донна Кристина, если вам хочется, можете продолжить перечисление списка совершенных мною несправедливостей и беззаконий. Я готов выслушать вас.

- Мне больше нечего добавить, - надменно произнесла она. - Я хочу лишь обратиться к вам с просьбой от имени моих плененных соотечественников. Им известно, что вы направляетесь в Тунис, и они боятся, что вы передадите их туркам. Они умоляют вас не делать этого,

- У меня нет таких намерений.

Разговор между ними продолжался еще долго. Я сидел за дальним концом стола и был слишком поглощен своим делом, чтобы следить за ходом их беседы.

Голос девушки звучал то гневно - протестующе, то в нем слышалась кроткая мольба. В ответах Джона почти все время можно было уловить насмешку. Просматривая пачку заказов на морские припасы, я услышал его замечание.

- Не могу поверить, что вы в самом деле так презираете меня. Я - старый солдат и за все эти годы понял одно: отдельные люди вполне могут сохранять между собой нормальные отношения, даже если их страны и воюют между собой. Вы - испанка, донна Кристина, и являетесь представительницей нации, которая принесла моей стране и народу много горя, тем не менее единственное чувство, которое вы у меня вызываете - это величайшее восхищение. Вы просто неотразимы. Произойди наша встреча при других обстоятельствах, я пошел бы на все, лишь бы доказать вам свою преданность.

Что сказала бы Кэти Лэдланд, услышав эти речи? - подумал я.

Мне с самого начала стало ясно, что среди огромной массы бумаг есть документы, представляющие для нас большую ценность. Здесь были инструкции, посланные из Эскориала. Они свидетельствовали о враждебности намерений Испании и неизменной решимости Филиппа вытеснить англичан и голландцев со всех морей. Я обнаружил выдержки из сообщений Кондомара, испанского посла в Англии, в которых мир между двумя странами рассматривался лишь как маневр, а главная его цель состояла в том, чтобы обеспечить испанцам односторонние преимущества. Мне попадались и ссылки на пенсии, которые выплачивал Филипп министрам английского короля. Эти документы я аккуратно откладывал в сторону. Я обнаружил также, что Мадрид внимательно следит за английской коммерческой деятельностью, в частности за деятельностью компаний, образованных для торговли в Московии, Виргинии и Леванте, и особенно недавно созданной Ост-Индской компании. В документах содержались подробные сведения о количестве и качестве их судов. Так в одной из записок приводились подробные данные нового огромного корабля, недавно спущенного на воду Ост-Индской компанией. Попались мне и письма, в которых упоминался сэр Уолтер Рэли, а также обсуждались способы возбудить еще большую ненависть короля к узнику Тауэра, с тем, чтобы послать его на плаху.

Я так увлекся своей работой, что не заметил, как все остальные покинули каюту. Не слыша больше голосов, я наконец поднял голову и увидел, что остался один. На несколько мгновений я задумался о Джоне и молодой испанке. Я был уверен, что Джон ей нравится. Несмотря ни на что, она была так же увлечена им как и моя бедная Кэти.

На столе уже скопилась порядочная кипа ценных документов. Пол вокруг меня был усеян кучами ненужных бумаг. Личные письма донны Кристины я отложил в сторону. Однако и в официальной корреспонденции ее имя попадалось мне довольно часто. Мать Кристины Изабеллы де Венте умерла, отец занимал важный пост в колониях. Она воспитывалась в монастыре в Севилье. Несколько месяцев тому назад девушка решила, что дочерний долг повелевает ей бросить столицу и ехать к отцу в Тринидад. Это решение вызвало много толков в придворных кругах и заставило вмешаться даже короля. По началу Филипп возражал, ибо предполагал выдать девушку за одного из своих придворных грандов и лишь настойчивость девушки вынудила его изменить решение. Я обнаружил памятную записку, в которой перечислялись драгоценности, которые она везла с собой. Я был так поражен их ценностью, что не удержался и громко присвистнул.

День уже клонился к закату, а я по-прежнему работал в одиночестве, выуживая все новые и новые интересные факты. Какая все-таки удача, что тетушка заставила меня выучить испанский! К четырем часам в каюте было уже темно. Мне пришлось вынуть свечу из канделябра на стене и поставить ее на стол. Свеча была сделана в форме Змеи - верховного мексиканского божества, и я с любопытством рассматривал ее. На мой взгляд она очень хорошо вписывалась в стиль убранства каюты, да и вообще удачно отражала многие характерные черты завоевателей Америки - их жестокость и мрачное коварство. Вскоре, однако, я позабыл о грозном языческом божестве, ибо в пачке документов, лежавших передо мной, я заметил желтоватый лист бумаги, покрытый почерком покойного дона Педро. Глаз мой случайно выхватил одно слова «Трайал». Это письмо оказалось копией отчета, составленного адмиралом в связи с захватом судна и расправой над его экипажем. Я читал его с возрастающим волнением, ибо в этом документе дон Педро ничего не скрывал. Отчет полностью подтверждал его вину.

С этой находкой в руке я поспешил на поиски Джона. Со всех сторон доносился стук топоров и молотков. Как я увидел, некоторых пленников также заставили трудиться. Работами руководил старший корабельный плотник - худощавый северянин, которого все звали Шейнсом.

- Где капитан Уорд?

Шейнс широко осклабился. Во рту у него почти не было зубов.

- Он все с этой испанской лясы точил, а теперь, по-моему на кокпите, там, где раненые лежат…

Я нерешительно направился в кубрик. Картина, которая предстала моим глазам заставила сердце сжаться и мне потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы не повернуть назад. Примерно пятнадцать человек тяжелораненых в агонии метались на нарах, ожидая своей очереди. Я видел их тела, изувеченные пушечными ядрами и осколками, кровавые маски вместо лиц, изуродованных ударом палаша или пики, кровоточащие культи рук и ног. Несколько часов тому назад я помогал убирать палубу от изувеченных трупов. Мы сбрасывали их в море. Но это было не так ужасно, ибо тут передо мной были по существу человеческие останки, в которых еще теплилась жизнь. Запах здесь стоял непередаваемый.

Сквозь крики и стоны несчастных прорывались почти истерические распоряжения двух измученных хирургов. Джон, обнаженный по пояс тоже находился здесь. Он был весь мокрый от пота, его мускулистые руки были запачканы кровью. К моему удивлению, я увидел здесь и Джоралемона Сноуда. На нем была лишь набедренная повязка, и он выполнял самую грязную и неблагодарную работу, до которой у других не доходили руки. Он не участвовал в бою, ибо по натуре своей не был солдатом, но то, что он делал сейчас требовало, пожалуй, мужества более высокой пробы. На мгновение он остановился подле меня и произнес с горечью.

- Не хватает рук, Роджер. Большинство из этих бедняг помрет, пока до них дойдет очередь. Мы не можем спасти их тела, не говоря уже о душах. Да простит нас Господь!

Хирург-испанец, голый по пояс и похожий на огромную обезьяну, готовился ампутировать ногу своему соотечественнику. Он кивнул Джералемону, и тот бросился в дальний угол и стал энергично раздувать кузнечными мехами горевший там небольшой огонь. Языки пламени поднялись выше, делая помещение еще больше похожим на Чистилище. Джор сунул инструменты для прижигания в огонь. Испанец с сомнением рассматривал длинный клинок кинжала, и я услышал, как он бормочет.

- Лезвие затупилось. Хорошо, что парень всего лишь голь перекатная.

Раненый был мужчина небольшого роста, но Джону пришлось применить всю свою силу, чтобы удержать его, когда хирург взялся за дело. Пациенту предварительно дали выпить изрядную порцию крепкого бренди. Однако, когда нож хирурга вошел ему в мякоть бедра, он издал жуткий вопль и стал так бешено вырываться, что Джон позвал на помощь. Я схватил раненого за руку и навалился на него всем телом. Я не видел, что делает хирург, но судя по всему его сомнения насчет инструмента оказались напрасными. Уже через несколько секунд он выпустил нож, взялся за пилу и принялся пилить кость. Вообще говоря, в звуке пилы ничего ужасного нет, но когда знаешь, что она вгрызается в человеческую плоть, становится жутко. Капли пота со лба хирурга упали мне на плечо, и я услышал, как он произнес.

- Слава Богу, хоть кость тонкая.

Я понял, что он приложил раскаленное добела железо к культе по жуткому запаху горящей плоти, который распространился по кубрику. К счастью, к этому времени пациент его уже лишился чувств, ибо руки у меня совершенно онемели, и я не смог бы удерживать его. Я подбежал к открытому люку. Через несколько мгновений ко мне присоединился Джон.

- Это куда труднее, чем драться! - выдохнул он. Я испытал немалое облегчение, увидев, что эта сцена произвела на него не меньшее впечатление, чем на меня. Потом он тихо произнес.

- К счастью наших парней здесь немного. Сегодня мы легко отделались.

Джоралемон продолжал работать. Он бинтовал культю, его худые руки двигались быстро и умело. Джон посмотрел на него и с невольным восхищением покачал головой.

- Он лучше нас всех, Роджер, - произнес он.

Немного отдышавшись, я рассказал ему о своей находке. Глаза его блеснули, он сделал мне знак следовать за ним. Джон поставил ногу на веревочную лестницу, ведущую на палубу и сказал.

- Этих бедняг пришлось тащить сюда! Я никогда прежде не размышлял над этой проблемой, но теперь настало время подумать, что тут можно сделать. Я полагаю, на каждом судне нужно завести специальные лазареты. И я обязательно сделаю это, Роджер.

Мы поднялись на палубу, и Джон сразу же прочитал отчет адмирала. Я видел, что он испытывает огромное чувство облегчения. Он хлопнул меня по плечу своей испачканной кровью рукой.

- Это сняло камень с моей души, - заявил он, - я должен был повесить этого мерзавца. Но теперь весь мир узнает подлинные факты и никто уже не сможет винить меня. Даже… - он замолк на мгновение, потом широко улыбнулся. - Интересно, что по этому поводу скажет наш малодушный король? Ведь он уже заявил, что испанцы имели право на захват «Трайала». Теперь старому филину придется подавиться своими словами. Пойдем, Роджер. Я должен сообщить эту весть нашим спесивым пленникам, которые высокомерно смотрят на меня как на бандита с большой дороги.

В ушах моих все еще звучали жуткие крики искалеченного испанца: «Madrel Madre mia!» и я не обратил внимания на то, что капитан так и не привел себя в порядок после посещения импровизированного лазарета в кубрике. Мы проследовали в роскошно обставленную каюту, в которой нашли всех наших высокопоставленных пленников. Они были облачены в свои лучшие одежды и стремились сохранить гордый и неприступный вид, однако все они явно испытывали гнетущий страх.

Джон решительно вошел в каюту. Волосы его были в беспорядке, обнаженный торс запачкан пятнами крови. Помедлив с мгновение он бросил на стол документ и ткнул в него пальцем.

- В этом документе, уважаемые дамы и господа, - громко заявил он, - содержатся доказательства вероломства покойного дона Педро. Факты здесь изложены абсолютно ясно и недвусмысленно и записаны рукой самого адмирала. Я не обязан давать вам никаких объяснений и извинений, однако, мне дорого мое доброе имя и потому я зачитаю вам отчет, составленный вашим командиром. - Он прочитал вслух записку, а потом вернул ее мне. - И пусть теперь кто-нибудь из вас осмелится сказать, что дон Педро получил не по заслугам.

- Я заявляю это, - негромко произнесла донна Кристина. - Ваше судно находилось в запретных для него водах.

- Запретных? - переспросил Джон, не глядя на девушку. - А кто может запретить нам это? С каких это пор Испания единолично владеет Средиземным морем?

Остальные испанцы сидели в напряженном молчании. Они явно опасались, что продолжение этого разговора чревато для них многими неприятностями. Одна из женщин впала в истерику и громко зарыдала. Донна Кристина наклонилась к ней и стала что-то шептать на ухо, видимо стараясь успокоить. Джон понял, что испытывают эти люди и поспешил рассеять их страхи.

- Дело это я теперь считаю закрытым. За смерть членов экипажа «Трайала» поплатился жизнью лишь один человек. Остальные не понесут никакой кары. - Он замолчал и нахмурился. - Красивой женщине позволительно высказывать свое мнение, не опасаясь последствий, но все женщины, независимо от того, красивы они или нет могут чувствовать себя здесь в безопасности.

Он, казалось, впервые заметил, в каком виде предстал перед пленниками. - Прошу дам извинить меня за внешний вид. Быть может вы простите меня, если узнаете, что я только что принимал посильное участие в спасении жизней раненых испанских матросов. Они находятся в кубрике, под нами.

Никто не отважился произнести ни слова, поэтому капитан решил более подробно обрисовать создавшуюся ситуацию.

- Не исключено, что я буду вынужден затопить «Санта Катерину», - сказал он, - однако, возможно я все же смогу отвести ее в какой-нибудь южный порт. В любом случае вашей безопасности никто не будет угрожать, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы обеспечить вам хотя бы минимальные удобства. К вам будут относиться как к пленникам, которые будут обменены или выкуплены. Если кто-нибудь из вас опасается быть проданным на турецкие галеры, он может быть спокоен на этот счет - ни один христианин, даже если он и заслуживает этого, не будет отдан Джоном Уордом на языческое судно ворочать веслом. Я прошу вас лишь соблюдать распорядок и не усугублять сложности, которые и без того приходится преодолевать мне и моему экипажу.

В течение всей этой суеты, донна Кристина, как я заметил, не отрываясь смотрела на него. Джон не смотрел в ее сторону. Не взглянул он на нее и тогда, когда в заключение произнес несколько слов, касавшиеся ее непосредственно.

- В мои намерения не входит задерживать племянницу вашего покойного командира. Все случившееся для. нее было особенно тяжело, и я постараюсь сколько могу облегчить ее положение. Если это будет возможно, мы высадим ее в ближайшем порту, куда заходят суда, идущие на Запад. Теперь остается соблюсти и последнюю формальность. Вас еще не подвергли обыску, и в мои обязанности входит проследить, чтобы эта процедура была немедленно выполнена. Этот приказ не распространяется на донну Кристину. Она вольна покинуть каюту, если пожелает. Остальные, однако, должны остаться.

Меня интересовало, известна ли Джону баснословная цена драгоценностей молодой испанки, но я промолчал, решив никому не рассказывать то, что узнал из писем.

- Я предпочитаю остаться, - сказала донна Кристина.

Глаза капитана и девушки в первый раз встретились.

Я невольно залюбовался этой парой - молодой испанкой с серьезными прекрасными глазами и огромным англичанином, обнаженным по пояс, с длинными золотистыми волосами, рассыпавшимися по его могучим плечам.

- Поступайте как вам угодно, сеньорита, - ответил он.

Мы вышли на палубу, и увидели, что настроение у наших матросов значительно улучшилось - им только что принесли котлы с ужином. Только сейчас я вспомнил, что у меня с самого утра во рту крошки не было. Запах жаркого из барашка заставил меня почувствовать как я проголодался. Тут же мы уселись прямо на палубе. Джон вместе с нами. Мы воздали должное барашку и нескольким большим испанским хлебам с хрустящей корочкой, которые были найдены в камбузе. Потом появились фрукты и один бочонок вина. Капитан запретил пьянство до тех пор, пока мы не закончим все наши труды и не увидим на горизонте побережья Африки. Рисковать нам было нельзя.

За этой трапезой я увидел Джона с новой стороны. Суровый командир исчез. Он шутил с матросами, запускал в котел с бараниной свои огромные ручищи, доставал оттуда аппетитные куски, смачно хрустел поджаристой корочкой великолепного свежего хлеба. Он находил лестные слова для всех, воздавая должное каждому. Я только диву давался, как мог Джон так точно запомнить, кто как вел себя во время боя, какие именно подвиги совершил. Для этого нужно было иметь не пару глаз, а по крайней мере три. Всем было лестно выслушать похвалу из уст капитана. Даже Клим-Балбес гордо выпятил грудь и глуповато ухмыльнулся, когда капитан напомнил, как ловко он пронзил пикой испанского артиллериста. Я мог понять их чувства, ибо и сам испытал гордость, когда Джон поблагодарил меня за помощь.

И тем не менее вся эта сцена несла на себе печать какой-то нереальности. Разве это я, Роджер Близ, сижу здесь с этими буйными грубыми людьми? И хотя до сих пор я вроде бы неплохо и довольно уверенно играл свою роль, было ясно, что у меня нет с ними ничего общего. И никогда не будет. В этом я все больше убеждался.

На лице Джона появилась хитрая заговорщическая улыбка. Он оглядел сидевших вокруг матросов и сказал.

- Ну что ж, парни. У меня есть новость, которая, думаю, порадует вас всех. Мы обнаружили на «Санта Катерине» кое-какое золотишко и неплохой груз товаров. До сих пор вы были на голодном пайке, нам не везло, и я никак не мог компенсировать вам все тяготы этого нелегкого плавания. Но теперь я могу твердо обещать - в Лондон вы вернетесь не с пустыми карманами. Гульнете на славу да еще и на побрякушки для всех ваших женщин хватит. Пока еще не знаю точно, сколько придется на долю каждого, но уверен, что немало.

Под дружные одобрительные крики он поднялся на ноги, подмигнул мне и прошептал на ухо.

- Ну, а теперь, Роджер, мне предстоит изрядная канитель с застежками и шнурками камзола и брыжами. Дело в том, что между мной и некоей гордой своенравной дамой все еще остаются кое-какие разногласия и их нужно как можно скорее уладить. Встретимся позже. Успеешь до этого просмотреть все бумаги?

Я кивнул и с трудом поднялся, испытывая боль во всем теле и неимоверную усталость. Я медленно побрел в капитанскую каюту и взялся за работу. Джон исчез с подозрительной быстротой.

Я не ожидал найти что-нибудь особо важное среди оставшихся документов, и, не боясь, работал не очень внимательно. Усталый, разомлевший от еды и вина, я вяло и сонливо просматривал скучные часто написанные неразборчивым почерком документы. Я клевал носом и несколько раз едва не уткнулся им прямо в горящий конец свечи.

Поэтому мне, разумеется, чрезвычайно повезло, когда я случайно натолкнулся на бумагу чрезвычайной важности. Я работал уже наверное несколько часов. На судне воцарилась тишина, на столе передо мной оставалась лишь небольшая стопка документов. В руках у меня оказался измятый листок, ничем не отличавшийся от кучи таких же на полу. Я устало взглянул на первую фразу, не понимая ее смысла. Затем будто какое-то шестое чувство подсказало мне внимательно вчитаться в начало. Я перечитал и сон будто рукой сняло.

- Господин Адмирал, - гласило послание. - Сим уведомляем Вас что согласно нашим данным в самом скором времени будет заключено перемирие с правительством Нидерландов. Об этом вы будете своевременно извещены, пока же Вам надлежит…

Мои глаза торопливо скользили по строчкам. Этот документ безусловно был чреват серьезнейшими последствиями для Джона Уорда, для меня, для всех английских моряков, бороздящих моря и океаны. Я продолжал чтение, и сердце билось в моей груди. Дону Педро приказывалось сразу же после подписания перемирия с Нидерландами принять участие в охоте за английскими флибустьерами в Средиземном море. Во исполнение этого распоряжения он должен был изменить свои первоначальные планы, и вместо того, чтобы идти к берегам Америки, взять курс на острова Кабе Верде, высадить там своих пассажиров (их подберет другое судно) и немедленно возвращаться в Кадис. Испанское правительство решило использовать все силы своего флота для осуществления широкомасштабной морской операции от Гибралтара до Леванта. В этот гигантский бредень неизбежно должны были попасть все английские суда, осмелившиеся бросить вызов морскому могуществу Испании. Предполагалось что перемирие будет заключено примерно через шесть недель после отправления этой депеши. Я взглянул на дату ее отправления - 18 февраля.

Стало быть, оставался еще месяц прежде чем Испания обрушит на нас свою мощь. Я почувствовал облегчение, ибо в нашем распоряжении было достаточно времени, чтобы оповестить все английские суда, крейсировавшие в Средиземном море о необходимости покинуть эти воды. Я знал, что в случае прекращения боевых действий между Испанией и Нидерландами, мы столкнемся еще с одной трудностью. Ведь до сих пор мы плавали по каперским свидетельствам, выданным Нидерландами, а теперь они будут аннулированы. В глазах всего мира мы превратимся в обыкновенных пиратов.

Я отправился на палубу искать Джона. Стояла чудесная ночь. Светила почти полная луна, с запада дул свежий бриз. На «Санта Катерине» были подняты все оставшиеся неповрежденные паруса. Мы шли курсом на юго-восток. К берегам Туниса, где можно будет найти безопасное место для стоянки. «Королева Бесс» находилась в доброй полумиле впереди нас. Фонари, укрепленные на мачтах указывали нам путь ее следования. С минуту я глядел на нее, размышляя о трудных днях, которые нас ждут впереди. Несмотря на все крепнувшее убеждение в том, что морская карьера не для меня, я ощущал гордость за «Королеву Бесс», гордость за собственное участие в последнем бою. Будет очень горько, если она еще раз сменит хозяина и будет плавать под испанским флагом.

Впередсмотрящие стояли на своих местах, но больше на палубе никого не было. Если Джон не пошел спать, он должен был быть в рулевой рубке. Поэтому я направился туда. Он стоял у штурвала напряженно глядя на огни «Королевы Бесс», маячившие впереди. Я сообщил ему новости.

К моему удивлению он не был так уж сильно поражен. Он сказал мне, что ожидал этого. Отказ короля Иакова оказать помощь Нидерландам неизбежно должен был привести к подобному исходу. Очевидно, голландцы сумели добиться неплохих условий и…

- Что ты собираешься предпринять?

- Что я собираюсь предпринять? - переспросил он, и глаза его сверкнули. - Я продолжу борьбу! Разве сэр Ричард Гренвилл отступил, когда оказался в таком же положении? Я буду драться до последнего. - Он принялся мерить шагами тесное помещение, размахивая длинными руками. - Нам очень повезло, что ты обнаружил это письмо, Роджер. Теперь у нас есть время, и мы можем подготовиться. Я должен немедленно сообщить эту весть всем английским судами, находящимся в Средиземном море. В определенном смысле я даже рад, что события приняли такой оборот, ибо теперь капитаны этих судов уже не смогут как прежде отмахнуться от моих аргументов. Мы должны соединить наши силы! Должны объединиться в единый флот и действовать с одной базы. Когда испанцы отправятся на охоту за нами, их будет ожидать неприятный сюрприз. Они окажутся лицом к лицу с флотом какого еще не видывали! - Он остановился прямо против меня. Глаза его сверкали воодушевлением. - И вовсе не исключено, что адмиралом этого флота будет твой друг и земляк Джон Уорд!

Я был уверен, что его реакция на принесенную мною новость будет иной, и Джон примет решение немедленно уходить из опасных вод, но его воодушевление захватило и меня. В конце концов, я встал под его знамена для того, чтобы драться с врагами моей страны. А по-настоящему бороться за свободу морей можно было, разумеется, лишь в составе могучего флота, а не силой одного судна, которое способно было охотиться лишь за не очень крупной добычей. О чем тут размышлять? Я разом позабыл обо всех трудностях суровой морской службы, о жестокости и жадности моих товарищей, которые отвращали меня от них. Теперь я полностью разделял энтузиазм Джона, его желание поскорее принять участие в грядущих сражениях.

Мы еще долго беседовали, подробно обсуждая детали будущей кампании. Было уже наверное часа два ночи, когда Джон неожиданно устало опустился на табурет.

- Время отправляться спать, Роджер, - сказал он, - день у нас был на редкость тяжелый. Я дико устал, да и голова просто раскалывается.

Я с трудом поднялся на ноги. Несмотря на усталость я все-таки задал Джону еще один интересовавший меня вопрос.

- А как твои дела с донной Кристиной? Добился ты успеха? Сумел…

Джон выдавил из себя подобие смущенной улыбки.

- Сказать по правде - ничего я не добился, - признался он. - Эта юная дама чертовски горда, а уж язычок у нее острее турецкого ятагана. Она нашла уязвимые места в моих доводах, и мне пришлось отступить. Если бы у меня в распоряжении было больше времени, результат мог бы быть совсем иным.