Мы подошли к берегу и бросили якорь близ устья небольшой реки. Неподалеку за деревьями виднелись дома какого-то селения. На берег послали лодку, и через несколько часов она возвратилась, груженная всевозможными съестными припасами. Чего здесь только не было: высокие кувшины с молоком, мешки с овощами, которые благополучно перезимовали в погребах, четверти говяжьих туш, цельные туши свиней и многие дюжины горячих только что испеченных хлебов, дразнящий запах которых щекотал ноздри изголодавшихся матросов. Люди хватали хлеб, которые швырял им Гард, разламывали их и с жадностью поедали.

Продолжалось это всего несколько минут, потому что вдали мы заметили паруса «Рейнбау». Старый флагман приближался с явной целью прижать нас к берегу. Джон Уорд глубоко презирал офицеров королевского флота, но сражение не входило в его планы. Он хорошо понимал, что столкновение приведет к немалым жертвам. Поэтому он подал сигнал Гарду поднять якоря и уходить, как только шлюпка будет взята на борт.

Я стол рядом с Джоном на полуюте и видел, что «Рейнбау» довольно четко выполняет маневры. Во всяком случае двигался корабль быстро и похоже было, что нам не удастся избежать столкновения. Поняв, это, Джон нахмурился и помянул короля Иакова неласковым словом.

Несколько лет спустя о событиях этого дня была сложена песня. Она пользовалась большой популярностью. Матросы распевали ее во всех кабачках и тавернах. Вирши были довольно скверные и к реальным событиям имели очень отдаленное отношение. Начиналась баллада с напыщенного обмена посланиями между королем и Джоном Уордом, причем Джон, по словам автора песни, предлагал королю «тридцать тонн золота» за прощение. После этого произошло краткое сражение, закончившееся полной победой пиратов.

На самом деле все было совсем не так. Правда, новые носовые орудия «Рейнбау» успели дать залп по «Королеве Бесс», но неточно пущенные ядра подняли фонтаны брызг на расстоянии сотни ярдов от нас. Джон удрученно покачал головой.

- И это английские моряки, - произнес он, - во что они превратились! Можно ли поверить, что этот флот когда-то наголову разгромил Непобедимую Армаду? Тем не менее этому следует положить конец. Я не могу допустить, чтобы они нанесли повреждения «Королеве».

Я последовал за ним на орудийную палубу, где старший пушкарь Грейси уже встроил свою команду у орудий.

- Один выстрел, Грейси. Надо их как следует напугать, но я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих бедолаг пострадал. Сможешь ты повредить их такелаж?

Пока мы с Грейси спорили об углах склонения, Джон сам стал наводить одну из пушек. Прицеливался он, как мне показалось, довольно небрежно и не прибегая ни к каким вычислениям.

- Вот так будет хорошо, - сказал он.

Порой чудеса случаются для таких людей как Джон Уорд. К моему изумлению и восторгу всей команды пушкарей ядро угодило точно в грот-мачту «Рейнбау», аккуратно срезав его как торговец срезает верхушку кокосового ореха. Огромная белая шапка паруса рухнула вниз, будто ее сдернула чья-то гигантская рука.

Джон потер руки и подмигнул мне.

- А вы все толкуете о каких-то углах склонения и прочих премудростях. Вот так и закончился этот бой между Джоном Уордом и «Рейнбау», увековеченный в балладе. Королевский флагман вскоре превратился в неподвижную точку, еле заметную в темнеющем океане.

Наступило время ужина, и помощник кока, высунувшись из камбуза, сообщил, что ужин для капитана готов. Джон не обратил на него никакого внимания. Он стоял у поручней и не отрывал глаз от удалявшегося берега.

Я подошел к нему и встал рядом.

- Какие зеленые берега, - промолвил он после нескольких мгновений молчания. - Когда я размышляю о том, почему меня так манят эти берега, на память мне всегда приходят зелень холмов Англии. В конце лета в ландшафтах Испании и Франции преобладают желтые тона, и только английские луга по-весеннему свежи и полны покоя. Знаешь, Роджер, наверное у моей матери была поэтическая жилка. Помню, она говорила мне, что ей чудится, будто наши речки и ручьи шепчут: «Медленно я теку, торопиться не хочу». Они неторопливо несут свои воды по равнинам и долинам Англии и не спешат покидать их, впадая в море. Думаю, она была права.

- На этот раз мне некогда было прислушиваться к журчанью ручьев, - сказал я, - но мне тоже жаль видеть как за дымкой тумана исчезают эти берега.

- И все же не могу поверить, что мне больше никогда не суждено пройтись по шумным полным народу улицам Лондона. Как я люблю этот город!

Наш разговор прервал громкий крик боли. Я уже заметил, что среди команды был мавр, человек огромного роста с грубыми чертами лица под грязным тюрбаном. Он прошел мимо нас, шаркая ногами, и вдруг с криком повалился на палубу. Кто-то, находившийся на вантах, метнул в него нож, который угодил ему прямо в плечо. Мавр громко призывал Аллаха и его Пророка.

- Боже праведный, - воскликнул Джон, - во что превратился этот корабль! Гард, Гард! Немедленно найти того, кто сделал это! Найти этого пса и привести сюда! Я отучу их швырять друг в друга ножи даже если мне придется повесить на реях половину команды! Помощник, который уже стоял, склонившись над раненым мавром, выпрямился.

- Я найду того, кто это сделал, капитан, но подумайте как следует, прежде чем приведете свою угрозу в исполнение. У меня и так не хватает людей на две полные вахты. И еще вспомните - вся команда возражала, когда вы надумали взять на борт этого нечестивого пса. Разве не так, капитан?

- Ладно, ладно, - махнул рукой Джон. - Быть может, вы и правы, Гард. - Джон помолчал и уже более спокойным тоном продолжал, - тем не менее, я не могу оставить это преступление без наказания. Разыщите того, кто это сделал и протащите его под килем корабля. Я хочу, чтобы ему как следует ободрали всю шкуру и он вдоволь наглотался морской воды.

- Как скажете, капитан, - ответил Гард. - Но лично я против. Дело может закончиться бунтом. Матросы здорово недовольны тем, что мы не смогли высадиться в Англии. Я знаю, какие настроения царят в кубрике и предупреждаю вас об этом.

- Позаботьтесь о том, чтобы виновного сразу же связали и поместили в тюрьму. Мы должны восстановить дисциплину, Гард. У команды теперь не будет времени бить баклуши. Я заставлю их языком вылизать весь корабль. Сегодня вечером собрать людей как обычно на вечернюю молитву. Присутствовать должны все. Тогда и проведете экзекуцию.

Прежде чем идти ужинать, Джон заглянул в рулевую рубку и пришел в ярость при виде сломанных песочных часов, из которых вытек весь песок. Он свирепо посмотрел на рулевого.

- Я еще поговорю об этом с Гардом. Святой Олаф, все здесь распустились донельзя.

Ужинали мы в его каюте. Кок отпраздновал получение свежих припасов, приготовив ростбиф. Джон положил мне полную тарелку, а потом отрезал и себе огромный кусок мяса. Сделал он это, однако, скорее по привычке, потому что рассеянно тыкал в мясо ножом. Он не произнес ни слова. Я попытался было завести разговор на какую-нибудь тему, но он, казалось, не слышал. Порой мне казалось, что на глаза его наворачиваются слезы.

- Ростбиф старой доброй Англии, - задумчиво прошептал он один раз, - доведется ли мне еще когда-нибудь отведать его.

Он все время пил, и скоро вино стало оказывать свое действие. Настроение его улучшилось. Энергично разрезав мясо, он принялся уплетать его со своим обычным аппетитом. Покончив с говядиной, он взялся за сыр и уничтожил с полдюжины толстых ломтей молодого сыра. Завершил он свою трапезу грецкими орехами, ловко раскалывая их эфесом своей великолепной шпаги.

Штормило и светильник, подвешенный к потолку на цепи из кастильской бронзы так сильно раскачивался, что порой каюта погружалась в полумрак.

Вино развязало Джону язык.

- Я вернул Англии пальму первенства мировой торговли. Я преподнес нашим купцам Левант на тарелочке. И вот мне награда за все труды! Я должен буду околеть под африканским солнцем в окружении неверных. А может быть меня в конце концов схватят испанцы и я предстану перед Создателем со следами петли на шее. Ну что ж, мой славный Роджер, коль скоро мне придется провести остаток своей жизни с неверными, постараюсь по крайней мере воспользоваться всеми преимуществами их образа жизни. Ты, наверное, вряд ли согласишься с таким подходом, мой высоконравственный друг? - Спустя минуту, он продолжал. - А ты знаешь, что большинство жителей этого селения отказались взять деньги, которые мы предложили им за свежую провизию? Стало быть, эти люди уважают Джона Уорда. Пусть хотя эта мысль будет утешать меня в раскаленном солнцем Тунисе!

В каюте воцарилось молчание, которое нарушалось лишь поскрипыванием качающегося светильника. Джон зажег трубку, но она никак не раскуривалась.

- Думаю, ты хочешь услышать о Кристине, - произнес он наконец. - Мне пока еще трудно говорить об этом, да и знаю я очень мало. Я приехал туда, где они держали ее, но было уже слишком поздно. Она умерла. Я видел ее, бедную девочку. Мне было тяжело, но я рад, что смог увидеть ее. Я убедился в том, что они сказали мне правду о том, как она умерла. Она… она была такая тоненькая… она оставила мне письмо, которое я всегда буду хранить как сокровище. - Джон яростно затянулся. - Мой сын умер вместе с ней. Если не возражаешь, я больше не буду говорить об этом.

Через некоторое время мы заговорили о Кэти.

- Теперь мы с тобой оба потеряли ее, - сказал он. - Она уже будет замужем, когда ты сумеешь вернуться с Востока, если конечно тебе вообще когда-нибудь разрешат возвратиться. - Как будто я сам не знал этого. Я постоянно об этом размышлял. - Желание спасти семью от нужды неизбежно заставит ее выйти замуж за богатого человека. Она говорила тебе, что я написал ей? - Я покачал головой.

- Ну, конечно же… Я писал, что ей следует выйти замуж за тебя. Да нет, это не был великодушный жест в духе героев пьес театра «Глобус». Просто сам я потерял все шансы получить ее и потому решил - пусть лучше на моем месте окажешься ты, а не кто-нибудь другой. Вот и все, поэтому не благодари меня. И все именно так бы и получилось, если бы ты вел себя более осмотрительно. Король простил бы тебя. Уж Мунди Хилл позаботился бы об этом.

Я снова покачал головой.

- Сомневаюсь в этом. Король безусловно дарует кое-кому прощение, но за это придется заплатить немалую цену. Лично я такую цену платить не готов.

- Думаю, ты преувеличиваешь. Старый гусак вполне мог бы простить тебя. Но тебе, глупец ты эдакий, понадобилось покрасоваться перед королевой, а потом разъезжать по стране, сея повсюду возмущение. - Он улыбнулся.

- Это было отлично сделано, Роджер, и я горжусь тобой, но боюсь, в результате ты потерял нашу Кэти.

Я ничего не ответил. Я увидел перед собой Кэти, такой какой она появилась передо мной около Фритчетт Мидоу. Джон продолжал.

- Только ее я по-настоящему любил. Ее, а не мою бедную Кристину. Быть может ты мне поверишь, Роджер, но я помню каждое ее слово, каждый жест… Да… она выйдет замуж за какого-нибудь рассудительного землевладельца. У нее родится несколько дочек и сыновей, а мы с тобой будем гнить под тропическим солнцем.

- Джон, - сказал я, - ты и так уже выполнил свой долг. Почему бы тебе не уйти сейчас? Едем вместе в Дамаск. На Востоке есть куцы, которые самостоятельно ведут торговлю и дела у них идут неплохо. Быть может, через какое-то время король нас обоих простит.

Он покачал головой.

- А что будет с моими людьми? Ведь еще осталось человек пятьдесят, которые вместе со мной покинули Англию. Я не смогу взять их с собой. Оставить их на произвол судьбы? Бедняги закончат свои дни в испанских застенках. Нет, я должен довести их до конца пути. Я втянул их в это дело, и я отвечаю за них.

Он продолжал наполнять свой кубок. Настроение его значительно улучшилось. В конце концов он упросил меня показать ему знаменитый удар, с помощью которого я покончил с Мачери.

- Я не прошу тебя открывать секрет, мне просто любопытно узнать, сумеешь ли ты применить его против меня. Ты ведь знаешь, что я тоже недурно владею клинком. - Это не было пустым хвастовством. Когда мы брали на абордаж «Святую Катерину», шпага Джона блестела так же грозно, как меч Неистового Роланда. В схватке он один стоил шестерых. Это был замечательный боец, и я вовсе не был уверен, что сумею обезоружить его.

Однако когда мы скрестили шпаги, я понял что несмотря на всю свою силу и отвагу Джон не обладал достаточной технической подготовкой. Он страдал всеми теми недостатками, которые Дом Басс считал столь характерными для англичан: излишняя прямолинейность в атаке, недостаточная быстрота и четкость нанесения ударов, что позволяло опытному сопернику удачно контратаковать, неумение экономить силы. Было уже довольно темно, и поэтому мы фехтовали весьма осторожно, но я с самого начала почувствовал, что могу практически в любой момент обезоружить его. Тем не менее, щадя гордость Джона, я оттягивал последний удар.

- Думаю, ты уже почувствовал, что перед тобой не Мачери, - ухмыльнулся Джон, орудуя клинком. - Ну, когда же ты наконец нанесешь свой знаменитый удар? Ведь шпага до сих пор у меня в руках, а, Роджер? Либо ты уж очень тянешь время, либо я слишком хороший фехтовальщик, чтобы поймать меня на прием заурядного учителя фехтования.

Я понимал, что должен позволить ему уйти непобежденным. На кон была поставлена его гордость. Джон и так уже испытал сегодня страшное разочарование, было бы чересчур жестоко нанести еще и этот удар по его самолюбию. Я отступил назад и опустил шпагу.

- Ничего не могу с тобой поделать, Джон. Ты легко разделался бы с Мачери, если бы драться с ним выпало тебе.

Он удовлетворенно улыбнулся. Исход нашего небольшого поединка явно поднял его настроение.

- Думаю, ты прав, - воскликнул он с торжеством, вбрасывая клинок в ножны, - но уже поздно. Прошу тебя, посмотри, как там плечо у старины Кошаба. И пожалуйста, поторопись, ладно? Он положил свою огромную ручищу мне на плечо и стал легонько подталкивать меня к двери. - И поговори, пожалуйста, с Джором, ладно? Мой старый добрый святоша нуждается в утешении.

Тут кто-то постучал в другую дверь каюты, которая вела в небольшое смежное помещение. Лицо Джона, раскрасневшееся во время нашей схватки, еще больше покраснело. Он пожал плечами и как-то смущенно ухмыльнулся.

- Мне не хотелось, чтобы ты об этом узнал, - сказал он, - ну да теперь уже все равно. Для тебя же не секрет, какой я любитель прекрасного пола. Эта девица - француженка, живая и игривая, ну прямо как котенок. Я увидел ее в небольшом сицилийском порту, куда мы ненадолго зашли. Она уверила меня, что ей нужен защитник и покровитель. Клянусь тебе, Роджер, если бы все шло как надо, я бы благополучно и незаметно доставил ее домой во Францию и никто бы ничего не заподозрил.

Кто я был такой, чтобы осуждать его?

Уже выходя из каюты, я услышал его голос.

- Ну, входи, плутовка.