«Самовольщик»
Корабль, на котором мне довелось участвовать в походе, возвращался в базу. Пройдены боны, начинается швартовка. Момент ответственный. И хотя руководит всем командир, все мы невольно посматриваем: вывешены ли кранцы, как проходит корма… Взглянув на ют в очередной раз, я увидел на стенке собаку. Разделяя, казалось, общее беспокойство, пес нервно ходил взад и вперед. Он то и дело поглядывал на корабль, и весь его вид от быстро виляющего хвоста до понуро опущенной головы выражал целую гамму чувств: нетерпение, радость, осознание какой-то вины. Когда швартовка была почти закончена, пес вдруг сел на задние лапы, приподнял передние и застыл.
Подали трап, и с юта раздался голос нашего командира электромеханической боевой части, или попросту «меха»:
— Бим! Нашелся, бродяга. А ну, быстро на корабль!
Пес мгновенно оказался на верхней палубе. Хвост его теперь уже напоминал пропеллер. Особенно буйный восторг охватил собаку при появлении старпома.
…На корабле Бим появился щенком. Принес кто-то из мичманов. Пес быстро прижился. Сферой своего обитания выбрал офицерский коридор. Не из-за отсутствия чувства демократизма, а потому что коридор этот выходил прямо на верхнюю палубу, минуя трапы. Как подметил Леонид Соболев, пользование трапами «собакам сильно затруднено наличием у них двух лишних ног». Не последнюю роль сыграло, видимо, и то, что офицеров на корабле меньше, чем матросов, и меняются они реже. Поэтому Биму легче было их запомнить. Впрочем, и здесь он сделал свой выбор: его особой любовью пользовались старпом и «мех». У них в каютах он обычно спал.
Когда Бим подрос, стало ясно, что с родословной у него не все в порядке. Длинным телом на коротких ногах он напоминал таксу, но голова с острыми стоячими ушами была явно другой породы. К тому же ноги у него тоже были разные. Задние — прямые с короткой шерстью, передние — лохматые и кривые. Спереди Бим строгим взглядом и кривыми лапами напоминал классического боцмана времен Станюковича.
Это же сходство было и в характере. Сам быстро привыкший к корабельному распорядку, он не терпел нарушителей. Случалось, что на утренней физзарядке, например, пес сердитым лаем подгонял нерасторопных. На подъеме и спуске флага у Бима было свое постоянное место на надстройке шкафута. Заранее заняв его, он важно посматривал на ют. Казалось, «брал на карандаш» всех нарушителей распорядка.
С корабля Бим почти не отлучался. Но и «сойдя» на берег, не уходил далеко и надолго. Побегает полчасика по стенке, узнает собачьи новости и назад. Но однажды Бим исчез. Без него закончился корабельный день и начался новый. И лишь перед обедом его принес мичман с соседнего корабля. Он рассказал, что, возвращаясь из города, нашел собаку в нескольких десятках метров от КПП. Весь в крови, пес неподвижно лежал на дороге головой к гавани. Видно, полз, бедняга, из последних сил, пока они не оставили его. Вот так обошлась ему первая в жизни самоволка — шутили по этому поводу матросы.
В лечении Бима, которого, судя по всему, подрали береговые собаки, участвовали доктор и все желающие. Но вот в поход корабль опять ушел без Бима. Старпом в шутку назвал пса дезертиром, грозил ему «губой», снятием с довольствия. И ведь, как бы ни были заняты люди в море, вспоминали с беспокойством о четвероногом приятеле. Более всего их заботила появившаяся тенденция в самовольных отлучках пса. Жизнь показывает: тот, кто этим начинает увлекаться, плохо заканчивает. Утешало одно: корабль ушел в море экстренно, и Бим просто не сумел сориентироваться…
Вечером, выглянув из каюты, я увидел Бима. Видимо, уверившись в окончательном прощении ему невольного дезертирства, он с озабоченным видом ходил вокруг носовой артиллерийской башни, будто выискивал какой-либо беспорядок. Вдруг горны запели «Повестку». Услышав сигнал, Бим опрометью бросился на ют. Служба есть служба.
