Установить личность загадочного ПЛН довольно непросто, поскольку сам Пушкин, похоже, ушел в мир иной, так и не доискавшись, кто является отцом Сашки рыжего и Гришки. Свет на эту загадку неожиданно пролила Александра Петровна Арапова, в девичестве Ланская, старшая дочь Натальи Николаевны в ее втором браке с Петром Петровичем Ланским (13.03.1799–06.05.1877).

В своей книге «Наталья Николаевна Пушкина-Ланская. К семейной хронике жены А.С. Пушкина» она пишет по поводу того, что церковь запретила брак между Александром Александровичем Пушкиным (старшим сыном А.С. Пушкина) и племянницей Петра Петровича Ланского – Софьей Александровной Ланской, посчитав его кровосмесительным: «Мать тотчас поехала к своему духовнику, протопресвитеру Бажанову, и вернулась страшно расстроенная. Он подтвердил ей, что это правило установлено вселенским собором, и сам митрополит не властен дать разрешения. Жених и невеста были как громом поражены. Оставался один исход – прибегнуть к власти Царя, воззвать к его состраданию и милосердию».

Тогда Наталии Николаевне пришлось просить заступничества Александра II, и, благодаря благосклонности молодого государя и его участию, разрешение на свадьбу Святейшим Синодом было дано.

Протопресвитеру Василию Бажанову, наставнику цесаревича Александра Николаевича, суждено было стать свидетелем самых торжественных и самых горьких минут жизни своего духовного чада. Он учил наследника основам Закона Божьего и церковной истории: для своего царственного ученика был написан им курс лекций, опубликованный затем под заглавием «О вере и жизни христианской» и принесший Василию Федоровичу степень доктора богословия.

Протопресвитеру Бажанову выпала историческая честь провозгласить в Зимнем дворце присягу на верность новому российскому императору Александру II.

И так уж случилось, что последнюю исповедь Александра II, накануне взрыва на Екатерининской набережной, унесшего жизнь государя, принял его духовник Бажанов…

Неисповедимы пути людские: судьба определила Василию Федоровичу постичь некую сокровенную тайну, связанную с гибелью поэта, услышав исповедь его вдовы, найти слова, возвратившие к жизни ее, мать семейства, и, быть может; спасти от полного сиротства детей Пушкина.

Необычный и требующий глубокого осмысления факт: духовное родство с царской семьей произошло у Наталии Николаевны намного ранее, чем родство кровное!

Именно протопресвитеру Василию Бажанову еще при жизни своей духовной дочери суждено было связать ее незримыми узами с царской династией. И только после кончины Наталии Николаевны супружеские союзы внуков (ее и поэта) навсегда соединят фамилии Пушкиных и Романовых». (Курсив мой. – А.К.)

То есть, духовником Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской был доктор богословия, член Святейшего Синода протопресвитер Василий Борисович Бажанов, которому внимали помазаники Божии – российские монархи! Естественно, что ему были известны не только семейные тайны всех членов царской фамилии, но и семьи Пушкиных, а также тесно с ней связанных членов семей Гончаровых и Ланских. Вчитаемся еще раз в заключительный абзац вышеприведенной цитаты из сочинения Араповой, вернее даже в первое предложение абзаца: «…протопресвитеру Василию Бажанову еще при жизни своей духовной дочери суждено было связать ее незримыми узами с царской династией».

О чем речь? Да все о том же, что мы рассмотрели в предыдущем разделе – младшая дочь Натальи Николаевны была также и дочерью Николая I, о чем святой отец Бажанов был прекрасно осведомлен, исповедуя и причащая свою духовную дочь Наталью Николаевну. Александра Арапова почитай открытым текстом оповестила об этом всю читающую публику, опубликовав в начале XX века свои мемуары. Но ведь она упорно продолжает раскрывать тайну рождения Натальи Александровны Пушкиной-Дубельт-Меренберг: «И только после кончины Натальи Николаевны супружеские союзы внуков (ее и поэта!) навсегда соединят фамилии Пушкиных и Романовых». Все-то знает премудрая Александра Петровна Арапова, которую многие исследователи и пушкинолюбы тоже считают царской дочерью, но не могла же она в скобках написать (ее и Николая I)!

Однако, в связи с той значительной ролью, что сыграл духовный отец в жизни Натальи Николаевны, обратимся к его биографии, кратко и блестяще изложенной Л.А. Черкашиной в вышеуказанной книге:

«Многие годы он был духовником царской фамилии, ему исповедовались императоры Николай I и Александр II, их наследники, императрицы Александра Федоровна и Мария Александровна. Сколько же дворцовых тайн унес с собой в могилу Василий Бажанов! И никогда не узнать, сколь много его отеческих советов и наставлений, воспринятых российскими самодержцами, претворились в строки царских указов, направленных на смягчение нравов и сердец, любовь и терпимость к ближним.

Протопресвитеру Василию Бажанову суждено было стать свидетелем царствования пяти российских императоров. Главный священник двора и гвардии, духовный руководитель царской фамилии, он прожил долгий век и скончался на 83-м году жизни. Как говорилось в прощальном слове, стал «и по времени, и по силе первым борцом и радетелем за благосостояние белого духовенства и ревниво заботился о чистоте семейной жизни в духовенстве».

Почти полвека Василий Борисович был близок к царскому семейству: с 1835 года преподавал Закон Божий великим князьям и княжнам, детям и внукам императора Николая I, причащал и исповедовал их, а в 1848-м стал духовником августейшей четы. Пользовался величайшим доверием Николая I, и у престола государя имел право ходатайствовать о несчастных, неправедно осужденных и томившихся в острогах и казематах.

Судьба вознесла его, сына сельского дьячка, на головокружительную высоту. Кто бы мог представить: мальчику, явившемуся на свет в марте 1800 года в простой избе в одном из дальних сел Алексинского уезда Тульской губернии, будут внимать русские государи!

Ему предстояла тяжкая миссия – исповедовать умирающего Николая I, быть свидетелем последних земных часов царя…

Известно, что Наталия Николаевна в июле 1844 года венчалась со своим вторым супругом П. П. Ланским в церкви Спасо-Преображения в Стрельне (на месте храма, разрушенного в Великую Отечественную войну, ныне памятный крест). Таинство венчания совершал священник Алексей Ляшкевич. Но когда спустя восемь лет Наталии Николаевне потребовалось свидетельство о бракосочетании для ведения некоторых дел, документ этот подписал протопресвитер Бажанов.

В декабре 1857-го Наталия Николаевна обратилась к Василию Борисовичу за советом в сложной житейской ситуации: священник Конного полка, в котором служил ее сын Александр, отказался венчать его с Софьей Ланской, племянницей отчима, Петра Ланского, усмотрев в будущем союзе кровную связь.

Казалось бы, какая между ними может быть кровная связь, если родословная линия Ланских нигде не пересекается с соответствующими линиями Пушкиных и Гончаровых. Мы проследили корни предков этих линий вплоть до пятого колена вглубь и никаких пересечений не обнаружили. Следовательно, эту связь необходимо поискать не в корнях, а в кроне генеологических дерев Пушкиных – Гончаровых – Ланских. Судя по тому, что церковь пыталась воспротивиться браку сына Натальи Николаевны Пушкиной (Гончаровой) и племянницы Петра Петровича Ланского, надо полагать, что кровосмешение произошло на пересечении генеалогических ветвей, на кронах соответствующих генеалогических дерев (Гончаровых и Ланских). Спрашивается, на какую точку пересечения ветвей этих дерев следует «усадить» Александра Александровича Пушкина?

Попытаемся ответить на этот вопрос, вернувшись на 27 лет назад, то есть в 1830 год. «В жизни избранницы поэта, – пишет Л.А. Черкашина в вышеупомянутой книге, – столь удивительно счастливой, столь и трагичной, было немало таинственных знамений и пророчеств, что ждут еще своей разгадки»: и вот одно из них, по времени совпадающее с первым знакомством юной красавицы и поэта.

Небесная покровительница была необычайно щедра к Наталии Гончаровой, одарив ее сполна и божественной красотой, и чуткой душой, и предобрым сердцем. Шестнадцатилетняя Натали, только что увидевшая свет, и, быть может, сама того не желая, затмила редкостной красой всех своих сверстниц – московских дев.

Натали Гончарова, как одна из самых очаровательных московских барышень, приглашалась для участия в живых картинах – весьма модном тогда светском развлечении.

Удивительно, но благодаря воспоминаниям и письмам современников можно узнать ныне, какими же картинами восхищались именитые гости в тот предновогодний вечер в генерал-губернаторском особняке на Тверской [243] .

Завсегдатай светских салонов, Александр Булгаков, в будущем московский почт-директор, полагал, что великолепнее всех была живая картина, «изображавшая Дидону»: «Лазарева была восхитительна, хотя ее бесконечно длинные ниспадавшие волосы придавали ей скорее вид прелестной Магдалины. Но кто была очаровательна, – это маленькая Алябьева – красавица; маленькая Гончарова, в роли сестры Дидоны, была восхитительна».

Публика в восторге требовала вновь и вновь повторения изящной сценки…

«А что за картина была в картинах Гончарова!» – восторгается князь Вяземский. В его памяти так свежи впечатления от живых картин, виденных им на святочном балу у московского генерал-губернатора. И пишет он Пушкину в Петербург, словно поддразнивая приятеля, безнадежно влюбленного в первую московскую красавицу.

Натали Гончарова и Александра Алябьева – две восходящие звезды на московском небосклоне, словно вступили меж собой в негласное состязание. Да и Вяземский в письме к Пушкину, сравнивая юных красавиц, отмечал у Алябьевой классическую красоту, а у Гончаровой – романтическую, и заключал: «Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения».

Той далекой ныне весной балы в Первопрестольной шли беспрестанной чередой. Вот что сообщал биограф поэта П. В. Анненков о московских событиях, что предшествовали сватовству Пушкина:

«В 1830 году прибытие части высочайшего двора в Москву оживило столицу и сделало ее средоточием веселий и празднеств. Наталия Николаевна принадлежала к тому созвездию красоты, которое в это время обращало внимание и, смеем сказать, удивление общества. Она участвовала во всех удовольствиях, которыми встретила древняя столица августейших своих посетителей, и между прочим – в великолепных живых картинах, данных Московским генерал-губернатором князем Дмитрием Владимировичем Голицыным. Молва об ее красоте и успехах достигла Петербурга, где жил тогда Пушкин. По обыкновению своему он стремительно уехал в Москву, не объяснив никому своих намерений, и возобновил прежние свои искания».

В марте того же года произошло еще одно знаменательное событие – император Николай I, обратив впервые внимание на юную Натали, отметил ее любезность и красоту в беседе с Наталией Кирилловной Загряжской, родственницей Гончаровых.

Знал о царских комплиментах и Пушкин. Чему есть подтверждение – его письмо к невесте, где, описывая свой визит к старой кавалерственной даме, фрейлине двух императриц, Пушкин отмечает, что она «повторила мне комплименты государя на ваш счет – и мы расстались очень добрыми друзьями»

Романтический облик Натали Гончаровой, усиленный образами ее героинь в живых картинах, оставил яркий след в душе и памяти поэта.

…В далеком 1830 году вышел в свет журнал «Московский телеграф» с литографией картины Пьера Нарцисса Герена, где Эней, спасшийся из горящей Трои и волею судеб оказавшийся в Карфагене, повествует царице о своих странствиях. Там же для читателей модного журнала прилагалось «изъяснение картинки»: «Московские любители изящных искусств припомнят, что в числе живых картин, представленных нынешнею зимою у князя Д.В. Голицына, была и Геренова Дидона. Карфагенскую царицу представляла М.А. Ушакова; Энея и Аскания – князь А.С. Долгорукий и А.С. Ланской; сестру Дидоны – Н.Н. Гончарова».

В живой картине вместе с юной Наташей участвовал молодой человек Александр Сергеевич Ланской – ему досталась роль сына Энея Аскания. Не правда ли, какое роковое сочетание имени первого мужа Наталии Гончаровой с фамилией ее второго супруга! Самого же Энея играл князь Долгоруков – тоже Александр Сергеевич! (Курсив мой. – А.К.)

Будущее подчас, словно позабавясь над смертными, слегка приоткрывает свою завесу, но им не дано распознать тайных знамений.

Живые картины и участие в них первой московской красавицы были тогда поистине у всех на устах. (Курсив мой. – А.К.).

Этой весной произошла еще одна «роковая» встреча на празднествах, где юная Натали блистала в живых картинах в роли сестры легендарной Дидоны. Вслед за царским двором в Москву устремилась петербургская элита и «золотая молодежь», в том числе военная. Старший брат Натали кавалергард Николай Гончаров уговорил своего старшего товарища и наставника ротмистра Петра Ланского съездить на московские празднества, обещая познакомить его со своей сестрой, имя которой было на слуху у всех, кто хоть раз любовался «живыми картинами». Ланской принял приглашение, тем более, что в «живых картинах» в роли сына Энея Аскания с успехом выступал его племянник Александр Ланской [244] . Ему было любопытно посмотреть на игру племянника, но еще больше хотелось взглянуть на младшую сестру своего товарища, слух об успехах которой на праздничных представлениях уже докатился и до Петербурга.

Остановились друзья в хлебосольном доме Гончаровых, где Иван Николаевич познакомил товарища со всеми членами своего многочисленного семейства, в том числе и юной красавицей Натали.

У Петра Петровича, которому накануне исполнилось 31 год и имевшего немалый опыт общения с молодыми женщинами, буквально перехватило дыхание, когда ему представили младшую дочь Гончаровых. В течение недели, посещая праздничные представления, он буквально не сводил своих восхищенных глаз с одной из живых картин, представленной Наталией Гончаровой.

Уезжая из Москвы, он чувствовал себя как бы вновь народившимся, и, как бы ни старался скрыть свое душевное волнение, младший товарищ не приминул уколоть:

– Кажется, моя сестренка здорово «зацепила» бравого кавалергарда.

Ничего не ответив на шутку Ивана, Петр Петрович постарался перевести разговор в иное русло, припомнив анекдот, услышанный им перед отъездом в Москву.

Но как бы он ни старался забыть эти шумные московские вечера, где яркой звездой блистала юная красавица Натали, она не уходила из его памяти и сердце жгла одна и та же мысль о том, как они и по возрасту и по положению в обществе далеки друг от друга, и что их жизненные пути никогда не пересекутся. От Ивана Николаевича он узнал о помолвке Натали с А.С. Пушкиным, а через год и о женитьбе Пушкина, но забыть юную красавицу, словно стрелой пронзившую сердце немолодого уже холостяка, он был не в состоянии.

Через некоторое время чета Пушкиных переехала в Петербург и у влюбленного по уши «холостяка» появилась слабая надежда хотя бы изредка, хотя бы на расстоянии видеть это божественное создание, иссушившее за прошедший год сердце и душу Петра Петровича.

И вдруг неожиданная встреча! На вечере у полкового командира Александра Михайловича Полетики, на который приглашались офицеры полка и который проводился один раз в два-три месяца он встретил… Наталью Николаевну Пушкину. Пережив кратковременный шок, он, задыхаясь от нахлынувшего на него счастья, подошел к Пушкиной, чтобы представиться. Наталья Николаевна была в настроении и со своей очаровательной улыбкой заверила покрасневшего до ушей Ланского, что она его прекрасно помнит, да и брат Иван ни за что не дает возможности забыть «робкого кавалергарда».

Эта кратковременная сценка не ускользнула от зоркого взгляда хозяйки вечера Идалии Григорьевны Полетики, которая сама порой с вожделением поглядывала на сослуживца своего мужа ротмистра Ланского. Но ее удерживало непонятное, на ее взгляд, «родство», связывающее семейство Ланских с ее мужем. Дело в том, что родной брат Петра Петровича Ланского Павел Петрович был женат на Надежде Николаевне Полетике (в девичестве Масловой), которая была первой женой Александра Михайловича. В голове блистательной Идалии Григорьевны мгновенно созрел далеко идущий план мести этому несносному Пушкину, который никак не хочет замечать того, что она влюблена в поэта (как и во многих других мужчин – сказывалось ее происхождение по матушке – знойной португальской красавицы графини Д\'Ега).

Наталья Николаевна в любую выдавшуюся свободную минуту буквально пропадала у своей не так уж дальней родственницы и закадычной подруги Идалии, поэтому последняя не видела никаких препятствий на пути для более близкого «знакомства» влюбленного ротмистра с очаровательной Натали. Не ускользнуло от взгляда опытной сводницы, что и Натали, танцевавшая весь вечер с Ланским, как-то уж больно тепло прощалась с Петром Петровичем по окончании вечера.

Дальше события развивались по классическому сценарию французских романов, которыми зачитывалась «просвященная» публика петербургского света. Рано или поздно это должно было случиться – Наталья Николаевна влюбилась в Петра Петровича, это была, по существу, ее первая любовь, которую она, благодаря всевышнему, пронесла через всю свою нелегкую жизнь.

Нет необходимости далее развивать сюжет этого романа, о котором уже все сказано в предыдущих главах нашего исследования. Читателю необходимо лишь, вернувшись к знакомым сюжетам этого во всех отношениях прекрасного романа, заменить аббревиатуру ПЛН (Потаенная Любовь Натали) на ППЛ (Петр Петрович Ланской).

Итак, Александр Александрович Пушкин – старший сын А.С. Пушкина фактически является сыном П.П. Ланского и имеет кровное родство со своей женой Софьей Александровной Ланской, а, стало быть, ему найдется место на одной из ветвей кроны генеалогического древа семейства Ланских.

По определению, церковь не могла дать разрешение на кровосмесительный брак между близкими родственниками во втором поколении.

Загадка ПЛН перестает существовать.

Да и портрет А.А. Пушкина в молодости не дает повода для сомнений, чей он сын, если его поместить рядом с портретом пятидесятилетнего П.П. Ланского.

Но остается загадка: почему в пушкинистике практически отсутствует информация о Петре Петровиче Ланском? Он достоин уважения хотя бы потому, что женился не просто на вдове Пушкина, но при этом взял, как выразился советский поэт Николай Доризо, «в приданное… четверых детей великого поэта».