Вместо предисловия

После публикации книги «Июнь 1941 года. Десять дней из жизни И.В. Сталина», автор получил несколько откликов на книгу, в которых высказывалось предложение постараться развеять еще один устойчивый миф, который существует вот уже свыше 50 лет— миф о якобы насильственной смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. Признаться, я и сам не раз задумывался над этим феноменом, особенно по прочтении очередной сенсационной публикации типа: «Загадка смерти Сталина», «Как убивали Сталина», «За что убили Сталина», «Тайна смерти Сталина», и т. д. и т. п. с различными вариантами комбинации слов— «насильственная смерть», «тайна смерти», «убийство», «отравление», и все это в тесной связи с последними днями (неделями, месяцами) жизни И.В. Сталина.

Перечитав еще раз книги и статьи, повествующие о болезни и смерти вождя, интервью свидетелей последних дней жизни Сталина, а также пересмотрев записи телефильмов, например, «Сталин. Live», я пришел к твердому убеждению, что большинство заключений авторов публикаций о насильственной смерти Сталина являются, как бы помягче выразиться, плодом их необузданной фантазии.

Для такого вывода были следующие основания. Во-первых, все исследователи этой проблемы и авторы многочисленных публикаций до середины 90-х годов прошлого столетия не имели возможности документально подтвердить свои версии, поскольку все материалы, связанные с историей болезни и обстоятельствами смерти Сталина, были засекречены. Мало того, большинство авторов были убеждены, что этих документов не существует в природе, поскольку они в свое время были якобы уничтожены. Спрашивается, на какие документальные источники они могли опереться? Таких источников было не так уж и много, но и они, мягко говоря, были тоже не очень достоверными. По крайней мере, таких источников нам известно всего три, два из них реальные и один виртуальный:

— мемуары Н. С. Хрущева, являющегося единственным свидетелем тех печальных событий, который опубликовал свои воспоминания о последних днях и часах жизни Сталина;

— воспоминания офицеров личной охраны Сталина, которыми они поделились с писателями и историками, пишущими на эту тему, спустя много лет после смерти вождя (далее — Охрана);

— наконец, слухи и легенды, которые стали распространяться сразу же после официальных правительственных сообщений о болезни и смерти Сталина.

Опираясь на эти, весьма и весьма уязвимые источники, авторы публикаций дополняли картину случившейся трагедии своими гипотезами, предположениями и откровенным вымыслом, а более поздние публикации дополнительно «опирались» на более ранние уже как на документальные источники. Короче говоря, они так упорно цитировали друг друга, что отдельные гипотезы и предположения одних авторов становились как бы документальными источниками для последующих версий более поздних авторов.

Во-вторых, при всем многообразии отдельных эпизодов в описании выдвинутых версий о причинах смертельной болезни, поразившей Сталина в начале марта 1953 года, и наступившей смерти вследствие вмешательства тех или иных конкретных людей, в качестве основных виновников, якобы ответственных за организацию и осуществление убийства Сталина, называют либо Л.П. Берию, либо Н.С. Хрущева. Есть, конечно, и другие варианты, например, Хрущев с Микояном, «триумвират»: Берия, Маленков, Хрущев, да еще «примкнувший» к ним Булганин и т. д. Но главный водораздел версий всей пишущей на эту тему братии проходит именно по линии «берияфобы» — «берияфилы», поскольку исследователи, относящиеся к сообществу «берияфобов», яростно критикуют и клеймят коллег из сообщества «берияфилов», и наоборот. При этом до истины докопаться становится довольно сложно, ибо конкретное содержание версий представителей данных сообществ имеет вектор, направленный не на поиски истины, а на то, как бы поосновательнее опровергнуть версию своего оппонента. Версии «берияфобов» и «берияфилов» — это как частицы и античастицы в мире физики элементарных частиц, которые при взаимодействии аннигилируют, то есть исчезают. Так же исчезает истина, если одновременно рассматривать проблему насильственной смерти Сталина с точки зрения наиболее остроумных версий представителей указанных сообществ.

И, наконец, в-третьих. Ни один из серьезных авторов исследований и публикаций о болезни и смерти Сталина не рассмотрел самую простую версию, а именно версию о естественной смерти вождя, что очень странно. Случись такое, то все версии как «берияфобов», так и «берияфилов» одномоментно превратились бы в мифы, в разных вариациях трактующие основной миф о якобы насильственной смерти Сталина.

Представив этот вопрос в такой постановке, действительно убеждаешься, что подавляющее большинство версий очень далеки от здравого смысла, но тогда возникает естественный вопрос об источнике зарождения самого мифа о насильственной смерти вождя.

Как хорошо известно, мифы, легенды, сказы, сказания, былины, эпосы и тому подобные небылицы являются, как правило, следствием существования некоей неразгаданной тайны. В этом мы убедились, исследуя в свое время устойчивый миф о сталинской «прострации», якобы случившейся с ним в первые дни после начала войны. Этот миф родился на почве «таинственного» невыступления Сталина с обращением по радио к народу в первый день войны и свидетельств очевидцев, зафиксировавших факт отсутствия Сталина в течение нескольких дней в Кремле. Насколько нам удалось развеять этот миф, судить читателям, но не проглядывается ли и здесь аналогичный случай? Не родился ли миф о насильственной смерти Сталина на почве некоей неразгаданной тайны, которая сопутствовала естественной смерти Сталина?

Прежде чем принять решение о поисках этой «тайны» в качестве аргумента для развенчания мифа об «отравлении» («убийстве») Сталина мы обратились за разъяснением сложившейся ситуации к В. М. Жухраю, автору многочисленных публикаций о И.В. Сталине, который не понаслышке знает о состоянии здоровья Сталина в последние годы его жизни и может компетентно судить о степени достоверности многочисленных версий о его якобы насильственной смерти.

Поскольку в своих книгах о Сталине В.М. Жухрай деликатно обходит вопрос об истинной причине смерти вождя и в то же время не прибегает к критике многочисленных версий о его насильственной смерти, то уже в этом факте, на наш взгляд, была скрыта какая-то тайна, поскольку Жухрай, а в то время генерал Ю. Марков, работал в тесном контакте со Сталиным и не мог не знать о состоянии его здоровья и причинах его смерти. Но, как выяснилось, никакой тайны не было. Владимир Михайлович просто не считает нужным писать и даже говорить об очевидном для него факте, что Сталин умер естественной смертью, и этим все сказано. Относительно многочисленных публикаций, утверждающих, что вождь умер насильственной смертью, Жухрай напомнил известную поговорку о караване, идущем вперед, несмотря на лай собак. А еще процитировал высказывание Р. Тагора о том, что если путник будет бросать палки во всех собак, которые лают ему вослед, то он никогда не дойдет до намеченной цели.

Короче говоря, В. Жухрай занял как бы нейтральную позицию в отношении того, следует ли искать «философский камень» в той груде версий, догадок и просто откровенных вымыслов в истории о насильственной смерти И.В. Сталина, сложившейся на сегодняшний день. Для него вопрос ясен: он свою точку зрения высказал, а дальше — дело хозяйское, можете искать разгадку этой «тайны», но он участвовать в этом категорически отказывается. Несколько огорченные таким ответом, мы все-таки решились заняться поисками этой тайны. На принятие окончательного решения серьезно повлияли две интересные публикации, появившиеся за последние 2–3 года, которые, на наш взгляд, очень близко подвели к разгадке «тайны смерти Сталина», и о которых речь впереди. Самое интересное то, что авторы этих публикаций являются яркими представителями упомянутых выше «конфликтующих» между собой сообществ, то есть один из них ярый «берияфоб», а другой умеренный «берияфил».

Итак, краткая историческая справка о рождении, становлении и «триумфальном» шествии мифа о насильственной смерти И. В. Сталина.

Сталин еще был жив, хотя и находился в коматозном состоянии, когда его сын Василий стал гневно обвинять руководство страны в организации отравления отца. С этой мыслью он не расставался до конца своей жизни, и бытует, в свою очередь, версия, что именно это обвинение соратников Сталина в насильственной смерти отца ускорило смерть самого Василия Иосифовича Сталина. Позже Василий говорил водителю своей машины про некую «старуху с клюкой», появившуюся в Колонном зале Дома Союзов во время прощания с покойным. Якобы эта старуха обратилась к стоявшим в почетном карауле членам Президиума ЦК КПСС со словами: «Убили, сволочи! Радуйтесь! Будьте вы прокляты!»

Известный историк и, на наш взгляд, один из самых добросовестных биографов Сталина — Ю. Емельянов, также поддерживает версию о насильственной смерти Сталина, склоняясь больше к сообществу «берияфобов»:

«О том, что рассказ Василия вряд ли был плодом его фантазии, свидетельствуют и мои собственные воспоминания. В дни прощания со Сталиным моя мама пыталась добраться до Дома Союзов. Однако, попав в давку и едва уцелев, она решила повернуть назад. Находясь в троллейбусе, она слышала, как мужчина средних лет нарочито громко рассуждал о том, что «заступника рабочих убили» и теперь кое-кто «этому очень рад».

Версии об отравлении, убийстве и заговорах его соратников с целью избавления от своего «опасного» вождя возникали как грибы после дождя, они носили спонтанный, бессистемный характер. Первым привел их в «систему» широко известный в диссиденствующих кругах писатель-эмигрант Абдуррахман Авторханов в своей книге «Загадка смерти Сталина», которой зачитывались как советские, так и зарубежные антисталинисты и антисоветчики.

А. Авторханов выстраивает целых шесть версий о «загадочной» смерти Сталина, ранжируя их по мере появления и публикации в хронологическом порядке: «Первая версия принадлежит Илье Эренбургу— подставному лицу, рупору тогдашнего руководства Кремля… Свою версию Эренбург рассказал французскому философу и писателю Жан-Полю Сартру. После публикации во французской прессе она обошла и всю мировую печать.

Вкратце рассказ Эренбурга сводится к следующему: 1 марта 1953 года происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Каганович, требуя от Сталина: 1) создания особой комиссии по объективному расследованию «дела врачей»; 2) отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР (новая «черта оседлости»). Кагановича поддержали все члены старого Политбюро, кроме Берии. Это необычное и небывалое единодушие показало Сталину, что он имеет дело с заранее организованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угрожать бунтовщикам самой жестокой расправой. Однако подобную реакцию на сделанный от имени Политбюро ультиматум Кагановича заговорщики предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет власть Сталина. Поэтому они приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующему Сталину: «Если через полчаса мы не выйдем свободными из этого помещения, армия займет Кремль!» После этого заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательство Берии окончательно вывело Сталина из равновесия, а Каганович вдобавок тут же, на глазах Сталина, изорвал на мелкие клочки свой членский билет Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания. Только в шесть часов утра 2 марта к нему были допущены врачи» (Die Welt. 1 сентября 1956 г.).

По версии А. Авторханова, И. Эренбург озвучил инспирированное послесталинским руководством обвинение Сталину, что именно он затевал создать для евреев новую черту оседлости, а его окружение было категорически против, что должно было вызвать на Западе симпатии к хулителям Сталина. Во-вторых, это был намек, что, мол, Сталин умер не без помощи его бывших соратников, что придавало им ореол «освободителей» от сталинской тирании.

Через год, в 1957 году— продолжает А. Авторханов, — Кремль якобы инспирировал еще одно выступление за границей, на этот раз бывшего члена Президиума ЦК КПСС и секретаря ЦК КПСС, а потом посла СССР в Голландии Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. И хотя Пономаренко, по существу, лишь подтвердил рассказ Эренбурга, его версия, поскольку он был официальным лицом и членом ЦК, была подхвачена мировой прессой как величайшая сенсация.

Вот эта версия: «Сталин в конце февраля 1953 года созвал заседание Президиума ЦК и сообщил о показаниях «врачей-вредителей»— как они умерщвляли видных деятелей партии и как они собирались делать это и дальше. Одновременно Сталин представил на утверждение Президиума ЦК проект декрета о депортации всех евреев в Среднюю Азию. Тогда выступили Молотов и Каганович с заявлениями, что такая депортация произведет катастрофическое впечатление на внешний мир. Сталин пришел в раж, начал разносить всех, кто осмеливался не соглашаться с его проектом. Еще раз выступил Каганович, на этот раз резко и непримиримо, демонстративно порвал свой партбилет (членский билет Президиума ЦК? — А.А.) и бросил его на стол перед Сталиным. Каганович кончил речь словами: «Сталин позорит нашу страну!». Кагановича и Молотова поддержали все, и негодующий Сталин вдруг упал без сознания — с ним случился коллапс. Берия пришел в восторг и начал кричать: «Титан умер, мы — свободны!», — но когда Сталин вдруг открыл глаза, Берия якобы стал на колени и начал просить у Сталина извинения. (Эта банальная сцена с Берией присутствует во многих советских инспирациях.)

Причина возникновения этой версии аналогична той, что опубликовал И. Эренбург. По мнению ряда исследователей, в том числе Ю. Мухина — «Президиуму ЦК КПСС нужно было привлечь на свою сторону и подключить к разоблачению культа личности Сталина еврейские СМИ Запада, а это, по сути, все СМИ Запада». Непонятно только, зачем нужно было переносить «место действия» в Кремль, причем связывать случившийся со Сталиным апоплексический удар с заседанием Президиума ЦК КПСС, тогда как последующие, «классические» версии, увязывающие внезапное заболевание Сталина с его пребыванием на Ближней даче, преследовали аналогичные цели. В конце концов, и заседание Президиума можно было «организовать» на даче, чтобы избежать в дальнейшем возникших кривотолков о разительной «нестыковке» этих и последующих версий.

Следующие три версии, приведенные А. Авторхановым, связаны с высказываниями Н.С. Хрущева, хотя одну из них обычно связывают с именем Аверелла Гарримана, который во время войны был послом США в СССР, а другую — с публикациями французского журнала «Paris Match».

Вот как выглядит опубликованная в 1959 году версия смерти Сталина, услышанная А. Гарриманом от Н.С. Хрущева:

«Так называемый «заговор врачей», по которому несколько врачей обвинялись в заговоре с целью убийства некоторых руководящих коммунистов, был, очевидно, состряпан Сталиным, чтобы начать новую чистку. Некоторые иностранные наблюдатели России намекали, что люди из окружения Сталина, боясь потерять свою собственную жизнь в связи с новым массовым террором, сами убили старика. Я все время искал ответа на это. В моей недавней продолжительной беседе с Хрущевым он рассказал свою версию о смерти Сталина. Позднее, по моей просьбе, он разрешил мне опубликовать это.

Сталин, говорил мне Хрущев, стал в последние годы очень подозрительным, деспотичным и безжалостным. «Он никому не верил и никто из нас ему тоже не верил. Он не давал нам делать работу, на которую сам давно не был способен. Нам было очень трудно. Однажды в субботу, ночью, он пригласил нас на обед к себе на дачу за городом. Сталин был в хорошем настроении. Это был веселый вечер, и мы хорошо провели время. Потом мы поехали домой. По воскресеньям он обычно звонил нам, чтобы обсуждать дела, но в то воскресенье он не звонил, что нас поразило. В понедельник он также не вернулся в город. В понедельник вечером звонит начальник его личной охраны и говорит, что Сталин болен. Все мы — Берия, Маленков, Булганин и я — немедленно отправились на дачу, чтобы увидеть его. Он уже потерял сознание. Одна рука и одна нога были парализованы, отнялся язык. Мы находились с ним три дня, но сознание к нему не возвращалось. Потом на некоторое время к нему вернулось сознание, и тогда мы вошли в его комнату. Сиделка поила его чаем из ложки. Он пожал нам руки и старался шутить с нами, силясь смеяться, показал здоровой рукой на картинку, висевшую над его постелью. На ней был нарисован козленок, которого маленькая девочка кормила ложкой. Вот теперь, как бы говорил он жестом, он такой же беспомощный, как и этот козленок.

Через некоторое время он умер. Я плакал. Прежде всего, мы были его ученики и обязаны ему всем».

Я спросил Хрущева, выбрал ли Сталин себе наследника? Хрущев резко ответил: «Он никого не выбрал. Он думал, что будет жить всегда» (Averell Harriman. Peace with Russia. New York, 1959, pp. 102–103.»

Данная версия переносит место действия непосредственно на Ближнюю дачу в Кунцево, в ней впервые появляется «знаменитая четверка»: Берия, Маленков, Хрущев и Булганин, которые в ночь с 28 февраля на 1 марта «пировали» со Сталиным. Когда случился удар, неизвестно, но охрана забила тревогу только в понедельник 2 марта, то есть без медицинской помощи Сталин находился, возможно, целые сутки.

Через десять лет после смерти Сталина, с подачи Н.С. Хрущева, появилась еще одна версия насильственной смерти Сталина, которая широко муссировалась в СМИ Запада, особенно парижским журналом «Paris Match», материалы которого с обширными комментариями перепечатал немецкий журнал «Der Spiegel» (1963, № 32). А поскольку Хрущев сделал свое заявление, в котором осветил некоторые ранее неизвестные подробности обстоятельств болезни и смерти Сталина перед деятелями польской компартии, то версия вошла в арсенал небылиц о смерти Сталина, как версия «поляков, французского и немецкого журналов».

Так, журнал «Шпигель» начинает анализ высказываний Хрущева с сенсационного утверждения: «Целый ряд улик говорит за то, что Сталин ни в коем случае не умер естественной смертью, как нас в свое время хотели уверить официальные сообщения». Эта версия рисует события следующим образом: «Сталин умер вовсе не на кремлевской квартире, а в 84 километрах от Москвы в бывшем имении графа Орлова (это и есть кунцевская дача). Здесь, полностью изолированный от внешнего мира, Сталин был «пленником собственного страха». В ночь на 2 марта охраной Сталина сюда были срочно вызваны Хрущев, Маленков, Берия и Молотов… Охрана сообщила, что Сталин уже много часов не подает признаков жизни. Охрана не могла узнать, в чем дело, из-за сложности внутренней системы сообщения между тремя отдельными помещениями, в одном из которых находился Сталин. Открыть двери мог только он сам — при помощи специального электрического механизма. Так как никто из охраны не знал, в какой комнате находится Сталин, пришлось взламывать все двери подряд: открыли одну, открыли вторую — и здесь нашли Сталина. Он безжизненно лежал на полу, одетый в форму генералиссимуса. Первым отозвался Берия: «Тиран мертв, мертв, мертв», — торжествующе кричал он. В этот момент Сталин широко открыл глаза. Нет, он жив. Маленков, Хрущев, Молотов вышли из комнаты. Берия, постоянно носивший с собой ампулы с ядом, остался наедине со своим мстительным владыкой. Только через пять часов (якобы из-за большой гололедицы на дорогах) вызвали врачей».

Немного ранее, на приеме представителей советской интеллигенции по случаю празднования Международного женского дня 8-е Марта, Хрущев недвусмысленно намекнул, что Берия не только не скрывал своего торжества при виде распростертого на полу тела Сталина, но был кровно заинтересован в его преждевременной смерти, о чем в указанном выше номере писал журнал «Шпигель». При этом журнал задавался вопросом: если в смерти Сталина был заинтересован только один Берия, то зачем было оставлять его наедине да еще с ядом, с беспомощным, тяжело больным человеком? Такое могло произойти только в случае заговора, существовавшего между членами «четверки», о чем дружно писали западноевропейские СМИ.

После совершения «тихого» государственного переворота в октябре 1964 года, когда Н.С. Хрущев был низвергнут с политического Олимпа и отправлен на пенсию, он принялся писать свои мемуары. Вернее, он надиктовывал тест на магнитную ленту, а уже его сын Сергей и зять А. Ад-жубей корректировали текст мемуаров и организовывали его распространение, прежде всего на Западе («Khrushchev Remembers»,1970 г. — «Хрущев вспоминает»).

В редакции, опубликованной за рубежом, версия А. Гарримана, опубликованная в 1959 году, была существенно расширена, дата сердечно-сосудистого коллапса перенесена на субботу 28 февраля, наконец-то упомянуто о врачах, которые появились на второй день болезни. Окончательная версия выглядела следующим образом:

«Сталин заболел 28 февраля 1953 года. Маленков, Берия, Булганин и я были у него на даче Ближняя в субботу ночью… Как обычно, обед продолжался до 5—б часов утра. Сталин был после обеда изрядно пьяный и в очень приподнятом настроении. Не было никаких признаков какого-нибудь физического недомогания… Мы разошлись по домам, счастливые, что обед закончился так хорошо… Я был уверен, что на следующий день, в воскресенье, Сталин вызовет нас для встречи, но от него не было звонка. Вдруг раздался телефонный звонок. Это был Маленков, он сказал: «Слушай, только что звонила охрана с дачи Сталина. Они думают, что со Сталиным что-то случилось. Будет лучше, если мы поедем туда. Я уже сообщил Берия и Булганину. Будет хорошо, если ты немедленно выедешь»… Я быстро оделся и поехал на дачу Сталина… Через 15 минут я был там. Когда мы все собрались, мы посетили дежурных офицеров, прежде чем идти в комнату Сталина. Офицеры объяснили нам, почему они подняли тревогу: «Товарищ Сталин обычно почти всегда вызывает кого-нибудь и просит чай или что-нибудь поесть к 11 часам. Сегодня он этого не сделал». Поэтому они послали Матрену Петровну узнать, в чем дело. Это была старая дева, которая с давних пор работала у Сталина. Она не отличалась блестящими способностями, но была честной и преданной Сталину. Вернувшись, она сообщила охране, что Сталин лежит на полу большой комнаты, в которой он обычно спит. Очевидно, Сталин упал с кровати. Охранники его подняли с пола и положили на диван в маленькой комнате. Когда нам все это рассказали, мы решили/ что неудобно явиться к Сталину, когда он в таком непрезентабельном состоянии. Мы разъехались по домам. Поздно ночью Маленков позвонил второй раз: «Охрана Сталина звонила опять. Они говорят, что со Сталиным что-то определенно не в порядке»…

Когда мы вновь послали Матрену Петровну проверить состояние Сталина, то она сказала, что он спит глубоким сном, но сном не обыкновенным. Мы решили, что лучше уехать. Мы поручили Маленкову вызвать Кагановича и Ворошилова, которых с нами не было накануне, а также врачей.

Врачи раздели Сталина и перенесли обратно в большую комнату, где было больше света. Врачи «сказали нам, что болезнь такого рода продолжается недолго и ее исход бывает смертельным («Khrushchev Remembers», vol. I, pp. 340–342).

После смерти H.C. Хрущева в 1971 году его мемуары были опубликованы в СССР и данная версия, претерпев незначительные изменения и дополнения, вошла в «классику» публикаций о последних днях жизни И.В. Сталина. Наряду с версией офицеров охраны, которая появилась значительно позже и не застала «классификатора» А. Авторханова в живых, окончательная версия Хрущева составила общепринятую версию болезни и смерти Сталина, несмотря на их крайнюю противоречивость.

Однако прежде чем перейти к описанию версии «охраны», кратко остановимся еще на одной версии убийства Сталина, которую со слов «старых большевиков» опубликовал А. Авторханов:

«События 28 февраля— 1 марта развиваются так, как рассказано у Хрущева: «четверка» посетила Сталина, они вместе мирно и весело поужинали… Поговорив по деловым вопросам и изрядно выпив, Маленков, Хрущев и Булганин уезжают довольно рано — но не домой, а в Кремль. Берия, как часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным некоторых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляется новое лицо: по одному варианту — мужчина, адъютант Берии, а по другому — женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные данные против Хрущева в связи с «делом врачей», Берия вызывает свою сотрудницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо какой-то летучей жидкостью, вероятно, эфиром. Сталин сразу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время «лечения» Сталина в последующие дни эта женщина, уже в качестве врача, их повторяла в таких точных дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно».

Здесь приведена «финальная» часть версии «старых большевиков», которая недвусмысленно обвиняет «четверку» в состоявшемся и осуществленном заговоре с целью убийства Сталина накануне запланированного заседания Президиума ЦК КПСС, на котором должны были приниматься принципиальные решения по реализации намеченных Сталиным реформ, последствия которых напрямую касались дальнейшей судьбы его ближайших соратников, да и всей номенклатурно-партийной элиты страны. Приведем полностью содержательную часть этой, весьма экзотичной версии в том виде, в котором она изложена А. Авторхановым. Авторство версии якобы принадлежит группе «старых большевиков», реабилитированных еще при жизни, которые затем принимали активное участие в работе комиссий по расследованию преступлений Сталина. Они-то, мол, и «раскопали» такие подробности жуткого заговора самых близких Сталину соратников, что хоть святых выноси. Как бы дистанцируясь от возможных попыток приписать авторство этой версии самому А. Авторханову, он заранее оговаривается: «Эта версия получена при исключительных обстоятельствах, о которых еще рано писать. Излагая ее, я за нее так же мало ручаюсь, как и за предыдущие.

По поводу этой «бронезащитной» оговорки кто только не иронизировал. Приведем мнение Е. Прудниковой: «…Самой убойной, без преувеличения, можно считать версию, исходящую от неких неназванных Авторхановым «реабилитированных старых большевиков», будто бы полученную им при неких «исключительных обстоятельствах, о которых еще рано писать», — в 99 случаях из ста такая оговорка означаем что все изложенное попросту кто-то выдумал. Автор и сам это понимает, ибо оговаривается: «Я за нее так же мало ручаюсь, как и за предыдущие». То есть он за все версии мало ручается, но оговаривается именно перед этой. И его трудно не понять…»

В этой версии инициатором покушения на Сталина выступает сам Хрущев, а Берии поручается выполнять лишь «грязную работу», что родило предположение, что Хрущев, инициируя очередную «байку», хотел тем самым морально реабилитировать себя перед «старыми большевиками», которые рано или поздно докопаются, что у него самого руки по локоть и выше в крови жертв «необоснованных сталинских репрессий».

Согласно этой версии, события 28 февраля— 2 марта развиваются так же, как и в предыдущих «байках» Хрущева: «четверка» посетила Сталина на даче, они вместе мирно и весело поужинали, но встреча состоялась вовсе не по инициативе Сталина. Ее якобы предложил Маленков под предлогом, что нужны указания Сталина по вопросам, которые будут обсуждаться на заседании Совета Министров в понедельник 2 марта. За неделю до этого Сталин сообщил членам Бюро Президиума ЦК, что процесс над «врачами-вредителями» назначен на середину марта и вручил им копии «Обвинительного заключения», подписанного генеральным прокурором СССР. Этот документ, как и комментарии генерального прокурора, ставленника Берии — Сафонова, в беседе со Сталиным окончательно рассеял всякие сомнения в его истинных намерениях. Выходило, что американцы во время войны сумели создать свои агентурные точки не только в кремлевском медико-санитарном управлении, но даже в ЦК (Лозовский) и МГБ (Абакумов). Англичане то же самое сделали еще до войны, а во время войны расширили свою сеть, завербовав туда членов ЦК Кузнецова, Попкова, Родионова. Об армии ничего не говорилось, кроме того, что ее второстепенные лидеры были предназначены к отравлению (Василевский, Говоров, Штеменко, Конев). Но и здесь между строк было видно, что только такие обиженные маршалы, как Жуков, Воронов, Юмашев, Богданов могли быть заинтересованы в этом. Вопрос о том, кто был заинтересован в умерщвлении Жданова и Щербакова, оставался открытым. Однако все знали, что Берия и Маленков никогда не были в хороших отношениях с ними, и если, например, Сталин действительно убил Жданова, то он его убил руками Берии, как Кирова — руками Ягоды. Словом, стало ясно, что процессом врачей дело не кончится, а — как в 1937 году — полетят головы и у многих членов Политбюро. Когда Берия, Маленков, Хрущев и Булганин проштудировали этот документ, то по предложению Хрущева, они решили коллективно обсудить положение.

Встреча состоялась в подмосковном лесу, под видом охоты (в четырех стенах на данную тему никогда не говорилось). Было решено— из-за состояния здоровья Сталина, не позволяющего ему участвовать в оперативной работе партии и правительства, предложить ему подать в отставку со всех постов. Но ведь Сталин, чтобы выиграть время, мог подписать любой документ, а потом уничтожить его инициаторов. Как быть? Хрущев якобы обратился к Берии:

— Лаврентий Павлович! Ты — специалист в таких делах, а мы в этом ни черта не понимаем, скажи, как сделать так, чтобы Сталин и дальше жил, но не вмешиваясь в дела партии и государства?

Берия понял намек и без всяких экивоков ответил, что Сталин за решеткой был бы еще более опасен, чем на воле; он и после смерти еще долго будет вмешиваться в дела, если от него не отмежеваться. Однако ничего конкретного Берия не предложил.

Тогда Маленков предложил заставить Сталин прочесть заявление об отставке по радио и телевидению, а потом изолировать его от всего мира на Соловецком острове. Берия это решительно отверг:

— Оттуда его освободят китайцы — из сочувствия, или американцы — из любопытства, как во время войны немцы освободили Муссолини.

Но, ободренный предложением Маленкова, Берия заявил, что он и чекисты могут ручаться только за мертвого Сталина. Это было то, что думал и Хрущев, но он хотел это услышать от Берии.

Искренность Берии была несомненна: ведь и его собственная голова находилась в опасности. Маленков, не без колебания, присоединился к Берии и Хрущеву. После этого Берии поручили разработать план «отставки Сталина». Плану дали даже кодовое наименование «Моцарт»— из пушкинского «Моцарта и Сальери» (тем самым как бы предрешалось, что в ход будет пущен яд).

Через несколько дней Берия пригласил к себе на дачу Маленкова, Хрущева и Булганина послушать только что полученные из-за границы пластинки классической музыки, в том числе и «Моцарта». Во время новой лесной прогулки Берия и «сыграл» им две пластинки «Моцарта» — предложил два детально разработанных плана: «малый» и «оптимальный».

«Малый план» предусматривал «отставку Сталина» без участия посторонних сил. У Сталина на очередном ужине с «четверкой» в Кунцево должен случиться смертельный удар — такой, чтобы он сразу не умер, но и не смог бы выжить. Умирать Сталин должен был при свидетелях, в том числе таких, как его дети и врачи.

«Оптимальный план» предусматривал взрыв дачи Сталина, когда он спит (значит — днем). Под видом продуктов нужно было доставить динамит для взрыва не только помещения Сталина, но и прилегающих зданий, чтобы заодно ликвидировать и лишних свидетелей.

За успех «малого плана» должны отвечать все четверо, ответственность за успех «оптимального плана» Берия брал на себя лично. В каждом из этих планов предусматривались и превентивные меры: из Москвы надо было удалить, под разными предлогами, явных сторонников Сталина, — особенно тех, кто ведал средствами коммуникации и информации (Министерство связи, радио и телевидения, ТАСС, редакции «Правды» и «Известий»), а также некоторых видных руководителей из Министерства обороны, МГБ, МВД и комендатуры Кремля. В то же время наиболее надежных сторонников «четверки» (маршал Жуков и др.) следовало вызвать в Москву. Все средства связи дачи Сталина, его кремлевской квартиры и служебных кабинетов, начиная с определенного Х-часа, выключались из всех общих и специальных правительственных проводов. Все машины дачи, Сталина, охраны и обслуги «конфисковывались» с начала Х-часа. Все дороги к даче и от нее — как по земле, так и по воздуху — закрывались для всех, в том числе для всех членов Президиума ЦК, кроме «четверки».

Функции членов «четверки» были четко разграничены: Берия отвечал за «оперативную часть» плана, Маленков — за мобилизацию партийно-государственного аппарата, Хрущев — за столицу и коммуникации, Булганин — наблюдение за военными. С самого начала Х-часа «четверка» объявляла о «тяжелой болезни» Сталина и брала в руки власть «до его полного выздоровления». Так легализовывались все действия заговорщиков. Самым оригинальным в этом рассказе надо считать, пожалуй, то, что заговорщики утвердили оба плана сразу! Начать решили с «малого плана», но в случае его провала, тут же пускался в ход запасной, «оптимальный план». Если заговор, так с абсолютно гарантированным успехом, — этому учил ведь и сам Сталин («бить врага надо наверняка!»).

После такой подготовки и состоялась встреча «четверки» со Сталиным на его даче в Кунцево вечером 28 февраля 1953 года».

Далее приводится уже рассмотренная выше версия успешно реализованного «малого плана» заговорщиков.

Хотя А. Авторханов решительно отмежевывается от авторства этой сногсшибательной версии, но видимо, подсознание подсказывает, что как-то нужно «отметиться», не хуже известной всем с детства лягушки-путешественницы, что это «…я придумала». Спрашивается, зачем тогда не к месту приводить фрагмент воспоминания дочери Сталина о женщине-враче у смертельного одра ее отца, который приводит А. Авторханов в конце своего повествования по поводу версии «старых большевиков»: «При этом невольно вспоминается место из книги Аллилуевой, где сказано несколько слов о какой-то таинственной женщине-враче у постели умирающего Сталина: «Молодые врачи ошалело озирались вокруг… Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, — где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали» (Двадцать писем к другу, стр. 7).

Я думаю, что выяснение роли данной женщины-врача при Берии было бы очень важно. Интересно, где же Аллилуева видела эту женщину до смерти Сталина и видела ли она ее после его смерти?»

То есть автор задумывается над тем, как бы довести придуманную им версию до логического завершения.

Все вышеприведенные версии о последних днях и часах жизни Иосифа Виссарионовича Сталина прямо или косвенно связаны с Н.С. Хрущевым. Однако со второй половины 70-х годов вдруг «заговорили» офицеры личной охраны Сталина, которые к тому времени были уже достаточно пожилыми людьми. Инициатором публикации воспоминаний офицеров охраны был полковник А. Рыбин, который работал в охране Сталина до 1935 года, а затем длительное время возглавлял службу безопасности Большого театра. Что заставило А. Рыбина заняться исследованием причин болезни и смерти Сталина, неизвестно. Хотя он не был свидетелем последних дней жизни Сталина, но всю свою оставшуюся жизнь он посвятил этой проблеме, написав целую серию статей под общим подзаголовком «Записки телохранителя». Отдельные статьи были впоследствии опубликованы в виде брошюр, из которых наиболее известны следующие:

— «Рядом со Сталиным»;

— «Кто отравил Сталина»;

— «Сталин и Жуков»;

— «Сталин в октябре 1941 года»;

— «Сталин на фронте».

Впоследствии свои заметки о жизни и деятельности И. В. Сталина А. Рыбин в соавторстве с И. Бенедиктовым опубликовал в виде книги «Рядом со Сталиным», которая выдержала несколько переизданий. В 2010 году эта книга была вновь переиздана издательством «Алгоритм».

А. Рыбин начал свою многолетнюю работу по восстановлению доброго имени Сталина в 1977 году, когда он собрал в очередную годовщину смерти вождя нескольких бывших сотрудников охраны, присутствовавших на Ближней даче в мартовские дни 1953 года, и записал их воспоминания о тех трагических днях и событиях. В Музее Революции хранится подлинник рукописи А. Рыбина с воспоминаниями своих бывших сослуживцев под заглавием «Железный солдат».

Наиболее подробные воспоминания оставили полковники П. Лозгачев и В. Туков. Самые краткие показания дал М. Старостин — сотрудник для поручений, не дежуривший в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года. После публикации первых показаний бывших офицеров охраны Сталина, к ним стали проявлять интерес многие историки и писатели, по просьбе которых первичные показания офицеров уточнялись и дополнялись, пока не сформировались в виде довольно обстоятельной «версии охраны».

Особенно активно раздавал интервью и делился своими воспоминаниями полковник П. Лозгачев, бывший в ту пору дежурным помощником коменданта Ближней дачи. Насколько нам известно, подробные воспоминания П. Лозгачева имеются в личном архиве недавно ушедшего из жизни писателя В. Карпова и ныне здравствующего историка и писателя В. Жухрая, а также Э. Радзинского.

Приводим версию воспоминаний П. Лозгачева, записанную В. Жухраем и опубликованную в его книге «Сталин (из политической биографии)», изданной в 1999 году (издательство «Сворогъ»).

«28 февраля на 1 марта на Ближней даче дежурили Хрусталев, Лозгачев, Туков и Бутусова.

Сталин приехал на дачу в Кунцево около 24 часов. Вскоре приехали Л. Берия, Г. Маленков, Н. Хрущев и Н. Булганин. Мы подали на стол только один виноградный сок. Что касается фруктов, то они всегда находились в вазах на столе. В пятом часу утра гости уехали. Прикрепленный полковник Хрусталев закрыл двери. Хрусталев сказал, что, якобы, Сталин сказал ему: ложитесь спать все, мне ничего не надо, вы не понадобитесь. Мы действительно легли спать, чем были очень довольны. Проспали до 10 часов утра.

Что делал Хрусталев с 5 часов утра до 10 часов утра, мы не знаем (к чему бы эта ремарка? — А.К.).

В 10 часов утра его сменил другой прикрепленный М. Старостин.

Утром все мы взялись каждый за свое дело. Тем временем, произошла суточная смена личной охраны Сталина.

Обычно Сталин вставал в 10–11 часов. Я смотрю, уже 12 часов, а движения в комнатах Сталина нет.

Постепенно ближайшие к Сталину люди из охраны стали волноваться и теряться в догадках: почему Сталин не встает, никого к себе не вызывает.

В 16 часов Старостин говорит: «Что будете делать?»

Обычно я входил с корреспонденцией к Сталину, когда замечал, что он уже встал. Сидим в служебном кабинете и думаем: что же делать. Дождались до б часов вечера, а движения в комнатах Сталина все нет. Я говорю Старостину: «Иди ты, как начальник охраны». Старостин отвечает: «Я боюсь, иди ты с пакетами (в мою обязанность входило приносить Сталину полученную корреспонденцию)».

Наконец, в 18 ч. 30 минут в комнате у Сталина появилось электроосвещение. Все с облегчением вздохнули. И все же время шло, а Сталин никого не вызывал.

В 22.30 пришла почта на имя Сталина. Тут я использовал момент. Забрал от нарочного почту и решительным, твердым шагом направился к Сталину. Прошел одну комнату, заглянул в ванную комнату, осмотрел большой зал, но Сталина ни там, ни тут не было. Уже вышел из большого зала в коридор и обратил внимание на открытую дверь в малую столовую, из которой просвечивалась полоска электроосвещения. Заглянул туда и увидел перед собой трагическую картину. Сталин лежал на ковре около стола, как бы облокотившись на руку. Я оцепенел. Покушение, отравление, инсульт?

Быстро побежал к нему: «Что с вами, товарищ Сталин?» В ответ услышал произношение «ДЗ» и больше ничего. На полу валялись карманные часы 1-го часового завода, газета «Правда», на столе бутылка минеральной воды и стакан. Я быстро по домофону вызвал Старостина, Тукова и Бутусову. Они прибежали и спросили: «Товарищ Сталин, вас положить на кушетку?»

Как показалось, он кивнул головой. Положили, но она мала. Возникла необходимость перенести его на диван в большой зал. Все четверо понесли товарища Сталина в большой зал. Видно было, что он уже озяб в одной нижней солдатской рубашке. Видимо, он лежал в полусознательном состоянии с 19 часов, постепенно теряя сознание.

Сталина положили на диван и укрыли пледом.

Срочно позвонили министру Государственной безопасности С. Игнатьеву. Он был не из храбрых и адресовал Старостина к Берии. Позвонили Г. Маленкову и изложили тяжелое состояние Сталина. В ответ Георгий Максимилианович Пробормотал что-то невнятное и положил трубку. Через час позвонил сам Маленков и ответил Старостину: «Берию я не нашел, ищите его сами».

Старостин бегает и шумит: «Звони, Лозгачев». А кому звонить, когда уже все знают о болезни Сталина. Еще через час позвонил уже сам Берия: «О болезни товарища Сталина никому не звоните и не говорите». Так же мигом положил трубку.

Я остался один у постели больного. Обида от беспомощности перехватила горло и душили слезы. А врачей все нет и нет. В 3 часа ночи зашуршала машина у дачи. Я полагал, что это врачи приехали, но с появлением Берии и Маленкова надежда на медицинскую помощь лопнула. Берия, задрав голову, поблескивая пенсне, прогромыхал в зал к Сталину, который по-прежнему лежал под пледом вблизи камина. У Маленкова скрипели новые ботинки. Он их снял в коридоре, взял под мышку и зашел к Сталину. Встали поодаль от больного Сталина, который по роду заболеваемости захрипел.

Берия: «Что, Лозгачев, наводишь панику и шум? Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Нас не тревожь и товарища Сталина не беспокой».

Постояли соратники и удалились из зала, хотя я им доказывал, что товарищ Сталин тяжело болен.

Тут я понял, что налицо предательство Берии, Маленкова, мечтающих о скорой смерти товарища Сталина.

Снова я остался один у больного Сталина. Каждая минута тянулась не менее часа. Часы пробили 4, 5,6, 7 утра, а медпомощи и признаков не видно.

Это было ужасно и непонятно: что же происходит с соратниками товарища Сталина?

В 7.30 приехал Н. Хрущев и сказал: «Скоро приедут врачи». В 9 часов 2 марта прибыли врачи, среди которых были Лукомский, Мясников, Тареев и др. Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать рубашку на товарище Сталине.

Осмотрели. Установили кровоизлияние в мозг. Приступили к лечению. Ставили пиявки, подавали больному кислород из подушки.

Так больной Сталин больше полусуток пролежал без медицинской помощи».

Как видим, «версия охраны» разительно отличается от всех, рассмотренных выше, версий Н.С. Хрущева. Похоже, что офицеры охраны ничего не знали о версиях Хрущева, ну а Хрущев, который в это время был уже в мире ином, не мог предполагать, что будут «вспоминать» охранники после его смерти. Именно эта «нестыковка» «классических» версий о якобы насильственной смерти И.В. Сталина и породила множество вариантов «уточняющих» версий, наиболее одиозные из которых будут рассмотрены в предлагаемой читателю книге.

Несколько слов о третьем, «мифологическом» источнике информации, которым пользовались некоторые «исследователи» причин болезни и смерти Сталина. Наиболее полную «коллекцию» экзотических мифов собрала Е. Прудникова, часть из которых приводится ниже:

«Есть предположение, что Сталина устранили: у него было высокое давление, и вечером ему подмешали в пищу тогда редкое, а ныне распространенное средство для гипотоников, поднимающее давление. Эффект был острым, но картина не такой, как при инсульте, когда смертельный исход если наступает, то через два часа после начала приступа. Между тем даже с момента, когда почувствовали неладное, до приезда дочери и членов Политбюро прошло не менее б часов.

Кто мог задумать и осуществить устранение Сталина? Только Берия. Он был уже обречен и понимал это, но еще имел в своих руках большую власть.

В конце 50-х годов весьма осведомленный человек — сын генерала МГБ, писатель Евгений Д. — утверждал, что Берия, чувствуя затягивавшуюся вокруг его горла петлю, отравил Сталина.

Шофер Маленкова якобы со слов своего хозяина рассказывал:

«Когда Сталин заболел, врач приготовил ему воду с лекарством. Стакан с этой водой понес Сталину Берия и по дороге туда что-то насыпал. Берия вернулся из комнаты Сталина и сказал, что Сталин умер».

А вот еще такой экзотический шедевр:

«Отдыхая в санатории в последний год жизни, Поскребышев шепотом говорил: «Сталина убили. Когда он упал с инсультом, Берия прислал новых охранников, и они мешочками с песком били Сталина по голове, чтобы усилить кровоизлияние в мозг».

Слухи об убийстве Сталина Берией подкрепляются такими соображениями, высказывавшимися разными людьми:

«Берия уже находился в опале. Мимо него шли многие важные дела, в том числе дело врачей, хотя в его руках все еще находилась большая власть. Используя ее, он добился того, что Сталин отстранил начальника личной охраны генерала Власика. Это повлекло за собой замену всех старых охранников Сталина новыми.

Берия радостно воспринял смерть Сталина и воскликнул у еще не остывшего тела: «Тиран умер!».

Многие предполагают, что Сталин был отравлен, некоторые же отвергают эту версию и утверждают, что старому и перенесшему инсульт Сталину кто-то из охраны по указанию Берии дал сильный подзатыльник. Этого оказалось достаточно, тем более, что толчок был действием не только физическим, но и психологическим: чувство страха постоянно жило в сознании подозрительного Сталина. Утверждают, что высшие круги НКВД уже после ареста Берии давали подписку о неразглашении этого дела, ибо оно могло вызвать лишь смятение в умах и смуту».

Более «дальновидные» мифотворцы облекают свои фантазии в правдоподобную форму, привлекая в качестве авторов мифов известных политических или государственных деятелей. Так, хорошо известный поэт Ф. Чуев сумел «привлечь» в качестве «свидетеля» насильственной смерти Сталина даже В. М. Молотова:

«И МОЛОТОВ ТУДА ЖЕ

В. МОЛОТОВ. Некоторые считают, что Сталина убил Берия. Я думаю, это не исключено. Потому что на кого Сталин мог опереться, если мне не доверял и видел, что другие не особенно твердо стоят?

Ф. ЧУЕВ. Западные радиостанции подробно рассказывали о «деле врачей», что суд над ними должен был состояться пятого марта, и как раз в этот день умирает Сталин. Прозрачный намек, что его умертвили.

В. МОЛОТОВ: Возможно. Не исключено, конечно. Берия был коварный, ненадежный. Да просто за свою шкуру он мог. Тут клубок очень запутанный. Я тоже держусь того мнения, что Сталин умер не своей смертью. Ничем особенно не болел. Работал все время… Живой был, и очень… Что Берия причастен к этому делу, я допускаю… Он сыграл очень коварную роль».

Если уж В.М. Молотов убежден, что убийцей Сталина является Берия, то других доказательств можно бы и не приводить. Но Ф. Чуев не унимается и берет очередное интервью у Василия Рясного, который, по его словам, был начальником правительственной охраны. Правда, на самом деле он был начальником 2-го Главного управления, то есть контрразведки, но это уточнение к слову. Что же поведал Ф. Чуеву этот весьма компетентный «свидетель» тех трагических событий:

«Беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года. Рясному позвонил его подчиненный Старостин, начальник личной охраны Сталина:

— Что-то не просыпается…

Было уже часов девять утра. А он обычно вставал рано». И какой же совет дает своему подчиненному якобы начальник правительственной охраны?

— А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! — посоветовал Рясной Старостину.

«Над дверью в спальню было стеклянное окно. В комнате стоял диван, стол. Маленький столик для газет и рядом с ним мягкий диванчик, покрытый шелковой накидкой. Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался в Кунцево и, приехав, сразу вскарабкался на ту же лестницу. Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал с диванчика по шелковой накидке.

— Скорей звони Маленкову! — приказал Рясной Старостину. Дверь в спальню заперта на ключ. Ломать не смеют. Ключ у хозяина.

«Не знаем, что делать, — говорит Рясной, — ждем, приедет Маленков, распорядится. Я-то чего?»

Маленков и Берия приехали вместе. Рясной встретил их во дворе, кратко доложил о случившемся и добавил:

— Надо срочно вызвать врачей!

Тучный Маленков побежал в коридор к телефону, а Берия усмехнулся:

— А, наверное, он вчера здорово выпил!

«Эта фраза покоробила меня настолько, что до сих пор заставляет кое о чем задуматься», — признается Рясной. Тем самым Берия нежданно высказал свое отношение к Сталину».

Трудно сказать, сам ли Ф. Чуев сочинил столь экзотическую версию заболевания Сталина, либо обнародовал несусветный бред В. Рясного, в то время уже глубокого старика, но эта версия ни с какого боку не стыкуется с версиями ни Хрущева, ни Охраны. Хотя о том, что из-за запертой изнутри двери в покои Сталина было не так-то просто попасть, сочинять Чуеву было совсем ни к чему.

А вот еще целая антология версий о том, в каких условиях жил и творил вождь мирового пролетариата в своем трагическом уединении на Ближней даче в Кунцево и что случилось с ним в тот трагический день на стыке зимы и весны 1953 года.

1. «Дом-дача стоял за двумя заборами, окруженными несколькими рядами колючей проволоки, за тремя рвами с водой. Охранялось все это десятью вышками и по меньшей мере, одним дотом. Кроме того, под домом был огромный бункер и система подземных коммуникаций, а также ветка метро, соединяющая дачу с Кремлем.

На втором этаже дома в четырех комнатах находилась преданная охрана— молодые деревенские парни— все лейтенанты.

О неблагополучии узнали, когда наутро старуха, выполнявшая обязанности официантки, пришла взять с окошка посуду от ужина и передать завтрак. Ужин оказался нетронутым. Охрана не знала, что делать. Наконец вызвали соратников. Они понимали — наверняка что-то случилось, и решили взломать дверь. Однако она оказалась сделанной из толстой, снарядонепробиваемой стали: именно в этой двери было окошко для пищи. Ни один заключенный не содержался так строго. Все попытки взломать ее оказались безуспешными. Длинный и узкий стальной ключ, которым она открывалась, находился у Сталина. И вдруг нашелся элементарно простой выход, делавший бессмысленной тяжелую бронированную дверь. Ее сравнительно легко приподняли и сняли с петель! В комнате лежал полуживой, вернее, полумертвый вождь».

2. «Кабинет Сталина был расположен в большой, почти пустой комнате. Посередине стоял письменный стол и у стены диван. Другой мебели не было. Сзади стола находился наблюдательный глазок, в который офицер охраны мог заглянуть, чтобы удостовериться, что все в порядке. На столе была установлена простейшая кнопочная сигнализация вызова охраны. Было принято в определенное время через окошечко в двери (как арестанту!) подавать Сталину пищу, а световой сигнализацией, как в известных опытах Павлова, напоминать ему о еде.

В один из первых дней марта 1953 года Сталину подали еду. Сообщили об этом мерцанием лампочки, но он сидел за столом и, казалось, писал. И когда через полчаса после сигнала офицер заглянул в глазок снова, то опять увидел Сталина склоненным над столом. Ничто не вызвало тревоги. Согласно инструкции вождя не следовало беспокоить, хотя в этот раз он не притронулся к еде. Когда еще через полчаса офицер заглянул в глазок, Сталин не переменил позы, и офицер сообщил об этом начальству.

Когда вошли в кабинет, выяснилось, что будто бы пишущая рука вождя на самом деле тянулась к сигнализации, когда он потерял сознание. Сталина перенесли на диван. Срочно вызвали какого-то малоизвестного врача из департамента Берии. Известные же доктора, следившие за здоровьем Сталина, к тому времени были в тюрьме. Врач засвидетельствовал сердечный приступ. Сталин, незадолго до этого перенесший удар, не приходя в сознание, умер.

5 марта 1953 года должен был начаться процесс над врачами. По иронии судьбы, этот день стал днем смерти Сталина».

3. «Сталин жил в отдельном домике. Калитку, которая отделяла его даже от охраны, он закрывал сам. Будучи «совой», Сталин просыпался не ранее 10–11 часов, открывал калитку, и тогда можно было войти в нее.

В тот день к 11 утра были вызваны на доклад несколько военных. Однако к этому часу калитка оставалась закрытой. Ждали. После часа дня стали волноваться. Наконец, в 3 часа по согласованию с начальником охраны осмелились открыть калитку. Вошедшие застали Сталина еще живым. Вызвали Светлану и соратников. Приехали они, когда Сталин был уже в агонии. Стране и миру еще дня 3 сообщали о ходе болезни уже мертвого вождя. Готовили и готовились».

Все вышеприведенные мифологические версии обладают одним «достоинством»: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда», хотя, частенько на них продолжают ссылаться как на бесспорный источник информации, некоторые исследователи.

А вот версия, обнародованная академиком Мясниковым, выглядит весьма правдоподобной и даже подлинной. Вечером 2 марта за ним приехали из Кремлевской больницы и отвезли в Кунцево к больному Сталину. Впечатление от увиденного и услышанного от министра здравоохранения СССР А.Ф. Третьякова было настолько ярким, что оно не изгладилось по прошествии времени:

«В одной из комнат уже был министр здравоохранения. Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в три часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время».

Оставим пока без комментариев откровения столь ответственных свидетелей, поскольку в последующем нам придется еще не раз к ним возвращаться, обратив внимание читателя на то, что в этой коротенькой цитате нами усматривается ключ к разгадке долгоживущей тайны, сопровождающей загадочную смерть Иосифа Виссарионовича Сталина.

Отметим еще один, на наш взгляд, очень важный момент, на который почему-то не обратил внимание ни один из исследователей проблемы «загадочной смерти» Сталина. Все они дружно, как бы сговорившись, утверждают, что версии Н.С. Хрущева и Охраны не стыкуются, потому что ни тот (Хрущев), ни другой (Охрана) не знали о существовании противоположной версии. Но это не так. О существовании версии Охраны не мог знать лишь Хрущев, умерший в 1971 году. Однако версия Охраны «родилась» после 1977 года и «составители» этой версии не могли не знать о существовании версии Хрущева, но почему-то под нее не «подстроились». Создается впечатление, что «составители» версии Охраны сделали это преднамеренно, чтобы «запутать» вопрос настолько, что по прошествии 33 лет так никто его и не распутал.

Далее, ни один из исследователей не пожелал изучить такой лежащий на поверхности вопрос: почему Охрана молчала почти 25 лет и только после встречи, организованной А. Рыбиным в 1977 году, вдруг дружно заговорила, повторяя заученно, как «Отче наш», версию полковника П. Лозгачева, изобилующую столь многочисленными нелепостями, что с очевидностью выпирает ее надуманный характер.

Итак, вопрос сводится к тому, почему именно 1977 год стал годом рождения версии Охраны? Что же такое происходило в первой половине 70-х годов, что заставило руководство страны вернуться к уже изрядно подзабытым событиям трагического февраля-марта 1953 года? Ответив на этот вопрос, мы вплотную приблизимся к разгадке «таинственной» смерти Сталина. Вернее к тем обстоятельствам, которые вполне естественную смерть Сталина обратили в некую тайну, волнующую уже третье поколение советских людей (ныне «россиян»), как живших при Сталине, так и родившихся после его «таинственной» смерти.

 

Глава 1. Н.С. Хрущев — главный свидетель событий в предсмертные дни И.В. Сталина

Как бы ни были ценными показания офицеров охраны о последних днях жизни И.В. Сталина, но они страдают одним весьма существенным недостатком, а именно: слишком много времени прошло от описываемых событий до момента, когда стали публиковаться воспоминания П. Лозгачева, М. Старостина и А. Рыбина За прошедшие 35–40 лет многие детали событий, участниками которых они были, безусловно из памяти стерлись, хотя общую картину происшедшего они воспроизводят практически одинаково. К показаниям «Охраны», так для общности мы будем называть офицеров охраны, мы вернемся несколько позднее. А сейчас обратимся к показаниям самого «ценного» свидетеля, поскольку Н.С Хрущев «заговорил» сам, либо с его подачи «заговорили» другие ответственные лица, о том, при каких обстоятельствах ушел из жизни вождь мирового пролетариата сразу же после XX съезда КПСС, на котором он выступал с «разоблачением» культа личности Сталина.

Версии И. Эренбурга (1956 г.) и П. Пономаренко (1957 г.) ни при каких обстоятельствах не могли быть обнародованы и стать доступными вниманию мировой общественности и СМИ по их собственной инициативе, не те были времена. Тем более, что один из авторов этой версии входил в номенклатуру высшей политической элиты и самостоятельно решиться на такой шаг он не мог ни при каких обстоятельствах. А если это и могло случиться, то не кто иной, как Н.С. Хрущев, и организовал «утечку» столь «сенсационной» информации. За это говорит сам факт отсутствия каких-либо опровержений со стороны официальных органов власти на выступление «диссидентов». Зачем, спрашивается, нужно было вводить мировую общественность в заблуждение, если смертельная болезнь настигла Сталина не в Кремле, а на Ближней даче? Разумным объяснением может служить, на наш взгляд, следующие обстоятельства.

Во-первых, нужно было как-то объяснить, почему в самом первом официальном сообщении о болезни Сталина говорилось, что она настигла вождя в Кремле, когда на самом деле он находился в своей загородной квартире. С обнародованием версии Эренбурга— Пономаренко все, казалось бы, вставало на свои места. Во-вторых, нужно было приглушить распространявшиеся слухи, что смерть Сталина была насильственной, что она являлась следствием осуществленного заговора его ближайших соратников, находившихся, якобы, под «дамокловым мечом» неминуемой расправы, которую им готовил «коварный» Сталин. Согласно же этой версии никакого заговора не было, все случилось спонтанно, никто не имел злого умысла, но слабое здоровье подвело вождя — и вот вам результат.

Заметим еще раз, что версия Эренбурга — Пономаренко активно муссировалась в 1956 и 1957 годах, когда Н.С. Хрущев, с одной стороны, был уже на вершине власти (Первый секретарь ЦК КПСС), но, с другой стороны, положение его на Олимпе было не столь уж прочным, ибо антихрущевское выступление «антипартийной» группы Маленкова — Молотова — Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова было еще впереди. Культ личности Сталина разоблачен, он обвинен в самых гнусных преступлениях, но авторитет «обвинителя» еще не настолько высок, чтобы можно было обнародовать «правду» о заговоре против Сталина, с целью освобождения партии, народа, страны от сталинской тирании.

А вот начиная с 1958 года, когда просталинская оппозиция на вершине власти была окончательно подавлена, когда Н.С. Хрущев захватил абсолютную власть, став еще и премьер-министром страны, когда он самолично раздул свой собственный культ и, кажется, сам поверил в его божественную силу, можно было уже «признаться» в том, что мы, мол, не дремали и готовили возмездие тирану.

Именно в это время Н.С. Хрущев полунамеками-полупризнаниями сначала А. Гарриману (1959 г.), затем руководству польских коммунистов (1963 г.) и, наконец, в своих мемуарах, опубликованных сначала за рубежом («Khrushchev Remembers»— «Воспоминания Хрущева», 1970 г.), дал понять, что смерть Сталина была насильственной и он к этому имеет, если не прямое, то косвенное, отношение.

Действительно, от одного откровения Хрущева к другому ситуация с возможной причастностью ближайшего окружения Сталина к его убийству все более проясняется. Из откровения Хрущева А. Гарриману следует, что:

— у Сталина случился удар не в московской квартире, а на Ближней даче в Кунцево;

— последними посетителями дачи Сталина были Берия, Маленков, Хрущев и Булганин, которые провели ночь с субботы на воскресенье 28 февраля — 1 марта 1953 года за «обеденным» столом с изрядной выпивкой;

— только в понедельник 2 марта охрана Сталина забила тревогу, что Сталин заболел, а они приезжают к нему и три дня спокойно ожидают, когда он умрет;

— при этом о врачах даже не упоминается.

Вывод: соратники способствовали преждевременной смерти Сталина путем неоказания своевременной медицинской помощи.

В откровениях руководству польских коммунистов, попавших на страницы французского журнала «Paris Match» и перепечатанных в немецком журнале «Der Spiegel», появляются такие детали, что невольно закрадывается сомнение, что Хрущев основательно забыл, о чем он, мягко говоря, откровенничал с А. Гарриманом:

— все случилось на Ближней даче в ночь с 28 февраля на 1 марта после отъезда «Четверки» (теперь это Хрущев, Маленков, Берия и… Молотов);

— Охрана вызвала «Четверку» в ночь на 2 марта, заподозрив неладное, поскольку Сталин не подавал признаков жизни;

— Чтобы узнать, в чем дело, пришлось выламывать двери, ведущие в сталинские апартаменты, поскольку без специального ключа, который был у Сталина, к нему нельзя было попасть;

— Сталин лежал без признаков жизни на полу, будучи одетым в форму генералиссимуса;

— Оставив Берию наедине с беспомощным вождем, остальные соратники удалились, зная при этом, что коварный Берия имеет при себе ампулы с ядом (он их якобы всегда носит с собой).

Вывод: Смерть Сталина наступила в результате отравления ядом, который ввел ему Берия, вместо того, чтобы принять срочные меры по оказанию медицинской помощи тяжело больному вождю. И второе: несмотря на то, что «черновую» работу по отравлению Сталина совершил Берия, тем не менее, это был заговор ближайших соратников Сталина, поскольку Маленков, Хрущев и… Молотов (куда девался Булганин, неизвестно) были прекрасно осведомлены о том, с какой целью остался Берия наедине со Сталиным.

Наконец, согласно окончательной редакции версии Н.С. Хрущева, опубликованной в 1970 году за рубежом («Khrushev Remembers»), события развивались следующим образом:

— В ночь с 28 февраля на 1 марта «Четверка» (Берия, Маленков, Хрущев, Булганин) пировала на даче Сталина в Волынском до 5—б часов утра;

— После их ухода Сталин тяжело заболел (упал с дивана и подняться сам не смог, не требовал пищи, не разговаривал с «обслугой», очевидно, лишился дара речи);

— по сигналу охраны «Четверка» прибыла вечером 1 марта к больному Сталину, но они, не повидавшись с больным и не вызвав к нему врачей, разъехались по домам;

— будучи вызванными охраной второй раз уже поздно ночью с 1-го на 2 марта, «Четверка» вновь отказалась осмотреть больного, послав к нему подавальщицу Матрену Петровну Бутусову, которая якобы сообщила им, что Сталин спит глубоким сном, но под ним подмочено. «Четверка» решила, что лучше уехать, поручив Маленкову вызвать Кагановича и Ворошилова, которых раньше не вызывали, а также врачей. Наконец-то врачей!

Вывод: «Четверка» сколько смогла, столько и оттягивала вызов врачей к тяжело больному Сталину, в результате чего все последующие усилия медицинских работников вывести Сталина из коматозного состояния в течение трех дней оказались безрезультатными. Такое поведение соратников Сталина нельзя было расценить иначе, как сговор с целью убийства вождя.

Если теперь объединить все три версии и постараться определить, например, когда же со Сталиным случился удар, то получится: в субботу 28 февраля, когда его посетила «Четверка»; в воскресенье 1 марта, когда она его уже покинула; в ночь на 2 марта, как утверждает правительственное сообщение; вечером того же 2 марта, как рассказывал А. Гарриман со слов Н.С. Хрущева.

Даже если предположить, что этого лихого рассказчика где-то и подвела память (все-таки временной интервал, на протяжении которого обнародовались эти версии, составил 13 лет), то все равно не отпускает ощущение, что все эти россказни не что иное, как бред сумасшедшего. Но поскольку Н.С. Хрущев таковым не был, то остается признать, что ничего такого, о чем сочинял Хрущев, просто не могло происходить. Общеизвестно, что если человек рассказывает разным людям в разное время о событии, которого на самом деле не было, то он всякий раз будет сочинять легенду по-новому, забыв о некоторых деталях этого «события», о которых он говорил раньше, и привирая новые детали.

Таким образом, из всего сказанного по поводу трех хрущевских версий о событиях, предшествовавших мучительной смерти Сталина, можно сделать следующий вывод: Хрущев прекрасно знал подоплеку событий, предшествовавших внезапному заболеванию и смерти Сталина, но по какой-то причине вынужден был скрывать это, всякий раз сочиняя все новые и новые версии, невольно подчиняясь естественному свойству человеческой памяти — «забывать», скорее всего, о том, чего не было, или свидетелем чего он не был. Но это не единственный вывод, есть еще один, для цели нашего исследования по поиску истинных причин болезни и смерти Сталина очень важный: поскольку Н.С. Хрущев при всей очевидности завирального характера его версий упорно настаивает на том, что если не «Четверка», то уж, по крайней мере, коварный Берия, были участниками предательского убийства Сталина, значит, этого не было. Зачем ему нужно было так долго и упорно лгать? И почему так упорно хранили молчание остальные свидетели этой печальной истории? Наконец, зачем единомышленники так скоро и так подло расправились с якобы главным «виновником» в смерти Сталина, опозорив его так, что еще не одно поколение россиян будет считать его исчадием ада? Речь идет о Берии.

Это не простые вопросы, и чтобы приступить к поискам ответов на них, рассмотрим еще одну версию Хрущева об обстоятельствах болезни и смерти Сталина. На этот раз приведем так называемую «классическую» версию, то есть версию опубликованную уже в России, хотя и имеющую общую природу своего происхождения с вышерассмотренными версиями, но и существенные различия по сравнению с ними.

Заранее извиняемся перед читателями за то, что мы не смогли избежать весьма объемного цитирования текста воспоминаний Хрущева, поскольку, на наш взгляд, поставленная конечная цель исследования этого стоит.

Итак, Никита Сергеевич Хрущев вспоминает:

«В феврале 1953 года Сталин внезапно заболел. Как это случилось? Мы все были у него в субботу. А происходило это после XIX съезда партии, когда Сталин уже «подвесил» судьбу Микояна и Молотова. На первом же Пленуме после съезда он предложил создать вместо Политбюро Президиум ЦК партии в составе 25 человек и назвал поименно многих новых людей. Я и другие прежние члены Политбюро были удивлены, как и кем составлялся этот список? Ведь Сталин не знал этих людей, кто же ему помогал? Я и сейчас толком не знаю. Спрашивал Маленкова, он ответил, что сам не знает. По своему положению Маленков должен был принимать участие в формировании Президиума, подборе людей и составлении списка, но не был к тому допущен. Может быть, это сделал сам Сталин? Сейчас я по некоторым признакам предполагаю, что он при подборе новых кадров воспользовался помощью Кагановича. Внутри Президиума действовало более узкое Бюро. Президиум фактически и не собирался, все вопросы решало Бюро. Это Сталин выдумал такую, совершенно неуставную форму: никакое Бюро не было предусмотрено в Уставе партии».

Приостановим цитирование и зададим себе вопрос, кого из состава Президиума ЦК КПСС мог не знать Иосиф Виссарионович Сталин? Перечислим их всех поименно.

Итак, в Президиум ЦК КПСС из старых членов Политбюро вошли: Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Микоян, Молотов, Сталин, Хрущев и Шверник. Новыми стали: В.М. Андрианов, А.Б. Аристов (партийные работники), С.Д. Игнатьев (возглавлял МГБ), Д.С. Коротченко (председатель Совмина Украины), В.В. Кузнецов (бывший зам. Председателя Госплана, председатель ВЦСПС), О.В. Куусинен (советский деятель, председатель президиума ВС Карело-Финской ССР, заместитель председателя Президиума ВС СССР), В.А. Малышев (заместитель председателя Совмина, был министром в различных областях машиностроения), Л.Г. Мельников, Н.А. Михайлов (комсомольский и партийный деятели), М.Г. Первухин («промышленный» министр, зам. Предсовмина), П.К. Пономаренко (министр заготовок СССР, зам. Предсовмина), М.З. Сабуров (председатель Госплана СССР), М.А. Суслов (партийный работник), Д.И. Чесноков, М.Ф. Шкирятов (заместитель председателя Комиссии партийного контроля, работал в партконтроле с 1923 г.). Кого же Сталин мог не знать из этого списка? Министров? Членов Верховного Совета? Или, может быть, зампреда Госплана? Кого?

Это тот Сталин, который в дни войны знал по фамилии, имени и отчеству весь высший командный состав Красной Армии до командиров дивизий включительно, мог не знать кого-то из 15 новых персон в составе Президиума ЦК? Как любит выражаться Е. Прудникова, «дуркует» Никита Сергеевич:

«Из этого списка видно еще и другое — то, что даже в самой партии власть уходила из рук собственно партаппаратчиков в руки людей, занятых делом. Отсюда совершенно ясно, что задумал Сталин, — отнять власть у партаппарата, передав ее людям дела».

Продолжим цитирование, с последующим комментарием, воспоминаний Н.С Хрущева:

«Для чего Сталин создал Бюро Президиума? Ему было, видимо, неудобно сразу вышибать Молотова и Микояна, и он сделал расширенный Президиум, а потом выбрал Бюро узкого характера. Как он сказал, для оперативного руководства. И туда ни Молотова, ни Микояна не ввел, то есть «подвесил» их. Я убежден, что если бы Сталин прожил еще какое-то время, то катастрофой кончилась бы жизнь и Молотова, и Микояна. Вообще же сразу после XIX съезда партии Сталин повел политику изоляции Молотова и Микояна, не приглашал их никуда — ни на дачу, ни на квартиру, ни в кино, куда мы прежде ходили вместе».

Прервем цитату и напомним читателям, что и Микоян и Молотов, по своему «отомстили» Сталину за свое «подвешивание», правда, уже мертвому. Микоян открытым текстом признался в беседе с Э. Ходжа, что он вместе с Хрущевым обдумывали план покушения на жизнь Сталина, но просчитав, что дело это бесперспективное (то есть, по вскрытии заговора они будут не «подвешены», а без всяких кавычек повешены), оставили эту затею. Впоследствии он был одним из активных организаторов кампании по дискредитации Сталина на XX съезде КПСС и в последующие годы, обвиняя его в создании собственного культа личности и репрессиях 1937 года.

Вячеслав Михайлович поступил более тонко, как и подобает профессиональному дипломату. Он поведал Ф. Чуеву, что Л. Берия, мол, сам признался в убийстве И. Сталина, а значит, тирана, по чьей воле была арестована и отправлена в ссылку его жена Полина Жемчужина, настигла заслуженная кара. Кстати, это «признание» Берии Молотову является единственным доказательством якобы совершенного Берией убийства Сталина, но такой простодушный поступок Берии изначально вызывал глубокое сомнение у исследователей. Тем не менее первоначальному рассказу Молотова Ф. Чуеву напрямую возразить было нечего, тем более, что это говорил хоть и бывший, но министр иностранных дел и Председатель правительства СССР.

Однако Молотов сумел перехитрить самого себя, и вот уже в беседе с писателем В. Карповым он дополняет свой рассказ о «признании» Берии такими подробностями, что надуманность обвинения становится просто очевидной. Слово В. Карпову, который по этому поводу восклицает: «И, наконец, самое неопровержимое доказательство (вины Л.П. Берии в убийстве И.В. Сталина. — А.К.) — признание самого Берии в убийстве Сталина!

Рассказал об этом Молотов. Я не раз хотел его расспросить о загадочной смерти Сталина, но не решался, уж очень вопрос был «щекотливый». Но после наших бесед в течение нескольких лет, после того, как Молотов стал доверять мне и даже просил организовать «конспиративные» встречи с друзьями, я однажды решился затронуть эту тему. Сначала не прямо, а наводящим вопросом:

— Говорят, Сталин умер не своей смертью.

Молотов ответил не сразу. Подумал.

— Да, для таких подозрений есть основания.

— Называют даже конкретного убийцу — Берию.

Вячеслав Михайлович опять довольно долго молчал.

— И это весьма вероятно. Может быть, даже не сам, а через своих чекистов или врачей.

Я чувствовал, что-то не договаривает Молотов, но нажимать на него не решался. Казалось, он больше ничего не скажет. Но, видимо, у него шла внутренняя борьба. Возможно, он думал, что уже стар и не надо уносить с собой большую тайну.

Без моего дополнительного вопроса он вдруг, как бы даже не для меня, стал вспоминать:

— На трибуне Мавзолея 1 мая 1953 года произошел такой вот разговор. Берия был тогда близок к осуществлению своих замыслов по захвату власти. Он уже сам, да и все мы считали его самым влиятельным в Политбюро. Боялись его. Вся охрана вокруг была его ставленники. Он мог в любой момент нас ликвидировать. Но он понимал, что так поступать нельзя, народ не поверит, что все мы враги. Ему выгоднее превратить нас в своих сторонников. И вот, как бы напоминая, что произошло на пленуме после XIX съезда, когда Сталин хотел с нами расправиться, Берия, на трибуне Мавзолея, очень значительно сказал мне, но так, чтобы слышали стоявшие рядом Хрущев и Маленков:

— Я всех вас спас… Я убрал его очень вовремя.

Можно ли верить Молотову, что Берия сказал такие слова?

Я думаю, можно. Молотов очень крупная личность, он

понимал цену таким словам и вообще, всегда, на всех постах, знал вес и значимость каждого слова. Это не кухонный разговор. Он понимал, о чем говорит и с кем говорит. Эта фраза не повиснет в воздухе, она отложится в моей памяти, и я, как писатель, когда-то дам ей огласку, и страшный смысл ее войдет в историю.

0 том, что Молотов решился на такое откровение, чтобы люди узнали правду, свидетельствует также его разговор с писателем Чуевым. Феликс опубликовал свою беседу с Молотовым на эту тему. Она изложена другими словами, но смысл тот же: Берия «убрал» Сталина».

В. Карпов безоговорочно поверил «откровению» В.М. Молотова, а, например, И. Чигирин усомнился, в этом, и вот почему: «…как только в рассказе Молотова В. Карпову появились свидетели — Хрущев и Маленков, вся достоверность «свидетельства» полетела под откос. Не зря говорят, что лучшее— враг хорошего. Переборщил Вячеслав Михайлович.

Как известно из надиктованных воспоминаний Хрущева и свидетельств его современников, он очень любил в различных вариантах красочно рассказывать, о том, что случилось со Сталиным 28 февраля и 1 марта 1953 года, огромному количеству как отечественных, так и зарубежных слушателей (см. вышеприведенные байки дедушки Никиты. — А.К.).

Кто поверит, чтобы Хрущев, услышав спасительные для себя слова, не сообщил бы их всему миру, используя эту информацию как свое алиби в деле убийства Сталина и мотивацию убийства Берией? Лучше — не придумаешь. Он, кстати говоря, и не придумал. Все было бы значительно проще — не нужно было бы фальсифицировать истории болезней Сталина и придумывать различные басни.

Исходя из приведенного анализа «достоверного факта», напрашивается вопрос: состоятельно ли единственное доказательство убийства Сталина Берией, озвученное Молотовым?»

С этим доводом И. Чигирина трудно не согласиться. В. Карпов, как тонкий психолог, подметил, что у Молотова, перед тем как ответить на заданный вопрос «шла внутренняя борьба», якобы, по поводу того «…уносить ли с собой большую тайну». Назвать «большой тайной» сие «признание» Берии можно лишь с улыбкой, поскольку только ленивый не обвинял Берию в убийстве Сталина, и Молотов тут не оригинален. На мертвого можно свалить все, что угодно, недаром все бывшие соратники Сталина столь поспешно и преступно отправили Берию вслед за «Хозяином». А вот «большую тайну» настоящую, которую так оберегал Н. Хрущев от разглашения своими небылицами о болезни и смерти Сталина, Вячеслав Михайлович не выдал. Он безусловно в нее был посвящен, но этот человек — кремень и под мучительными пытками не выдал бы этой тайны, как сохранил он, к примеру, тайну «невыступления» Сталина по радио с обращением к народу 22 июня 1941 года. Так что, если и шла у Молотова «внутренняя борьба», то только лишь по поводу того — соврать ли при ответе на «провокационный» вопрос писателя-героя, а если соврать, то как половчее это сделать, чтобы лишний раз пнуть этого «злодея» Берию.

Однако вернемся к изложению «классической» версии Н.С. Хрущева по существу загадочной смерти Сталина. Далее цитируем его воспоминания:

«Но Ворошилов был избран в Бюро Президиума. Характерно для Сталина, что как-то, когда мы сидели у него за затянувшейся трапезой, он вдруг говорит: «Как пролез Ворошилов в Бюро?» Мы не смотрим на него, опустили глаза. Во-первых, что за выражение «пролез»? Как это он может «пролезть»? Потом мы сказали: «Вы сами его назвали, и он был избран». Больше Сталин эту тему не развивал. Однако его заявление понятно, потому что Ворошилова еще до XIX съезда он не привлекал к работе как члена Политбюро: никакого участия тот в заседаниях не принимал, документов не получал. Сталин же говорил нам в узком кругу, что подозревает Ворошилова как английского агента. Невероятные, конечно, глупости. А Молотова он как-то «заподозрил» в моем присутствии. Я находился на даче у Сталина, кажется, в Новом Афоне. И вдруг ему взбрело в голову, что Молотов является агентом американского империализма, продался американцам, потому что в 1945 году ездил через США, по делам ООН в железнодорожном салон-вагоне. Значит, имеет свой вагон, продался! Мы разъясняли, что у Молотова никаких своих вагонов не могло быть, там все принадлежит частной железнодорожной компании. Вот какие затмения находили уже на Сталина в последние месяцы его жизни»

Сталин не только Ворошилову отказал в участии на «кунцевских посиделках», в таком же положении оказался и Лазарь Моисеевич Каганович, который также «пролез в Бюро», но ровным счетом никакой роли там не играл. Хрущев не зря упрекает Сталина за то, что Президиум ЦК КПСС, созданный на XIX съезде партии по инициативе Сталина, был в каком-то смысле «бутафорским» образованием, поскольку он так ни разу и не собрался вплоть до своего роспуска в последний День жизни вождя, кстати, еще живого. Этой структуре Сталин пророчил какую-то непонятную для его окружения роль, которую сталинский Президиум не успел сыграть. А временно, пока Президиум находится в «действующем резерве», роль «старого» Политбюро, стало играть Бюро Президиума. А если точнее, то своеобразное «ядро» Бюро Президиума, или, как назвал его сам Хрущев, «Внутренний круг Бюро Президиума ЦК КПСС». Во «Внутренний круг» вошло 5 человек: сам И.В. Сталин и знаменитая «Четверка», сыгравшая исключительную роль в жизни Сталина, да и всей страны в целом. В оставшиеся четыре месяца после окончания XIX съезда партии до смерти вождя — Берия, Маленков, Хрущев и Булганин привлекались Сталиным для решения всех вопросов, возникавших в политической и экономической жизни страны.

Так что практически сложилась следующая цепочка руководящих органов по принятию важнейших решений в жизни страны: Сталин — «Внутренний круг» БП ЦК КПСС —> Бюро Президиума ЦК КПСС — Президиум ЦК КПСС — Центральный Комитет КПСС — Съезд КПСС. Следует отметить, что чем дальше руководящее (и направляющее) звено цепочки отстоит от его «головного» звена (Сталина), тем очевиднее его бутафорская роль. Так, последнее звено — Съезд КПСС вообще превратился в рудиментарный орган, который не собирался последние 13 лет и никакой катастрофы не произошло, хотя за этот период отгремела Великая Отечественная война, были приняты и реализованы важнейшие решения по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства, а накануне войны такие исторические решения, повлиявшие на ее ход и исход и даже на ход всемирной истории, как пакт Молотова— Риббентропа и закон о всеобщей воинской обязанности. Не менее бутафорским органом являлся Пленум ЦК КПСС, который единогласно утвердит любые решения, будь на то воля Политбюро ЦК КПСС (читай Сталина) и без которого страна обходилась те же 13 лет.

И вот вместо Политбюро ЦК КПСС Сталин добивается утверждения двух новых органов: Президиума ЦК КПСС (структура кажется всем понятная, это хотя и расширенный в 2,5 раза, но все-таки, по сути, бывшее Политбюро) и Бюро Президиума ЦК КПСС. Спрашивается, зачем? Сталин ничего просто так не делал, а здесь он затеял создание непредусмотренного Уставом партии органа, который, по существу, стал играть роль бывшего Политбюро, подменив собой Президиум ЦК КПСС, который временно бездействовал. К чему такая спешка? Если уж приспичило раздробить функции бывшего Политбюро, то следовало бы вынести этот вопрос на рассмотрение следующего съезда партии — делов-то. Внесли бы изменения в Устав партии и никаких проблем.

Не было у Сталина времени на это, возраст поджимал, да и здоровье приближалось к нулевой отметке, но главное, он уже давно списал в исторический архив роль партийного съезда, так что было не до политических церемоний. Жизнь требовала проведения срочных и решительных реформ, и Сталин спешил, но не потому, что у него было слабое здоровье. Как раз Сталин самоуверенно, хотя совершенно необоснованно, полагал, что здоровье у него достаточно крепкое и он лично сам доведет до логического завершения задуманные им реформы. Именно неотвратимость реформирования политической и экономической жизни страны подталкивала вождя к принятию исторических решений, как говорится, здесь и сейчас, ибо промедление было поистине смерти подобно (не вождю, а великой державе).

Важно объяснить и понять роль «Внутреннего круга» БП ЦК КПСС в подготовке к предстоящему событию в жизни страны. То есть, важно понять, что Сталин отводил «Внутреннему кругу» («Четверке») незавидную роль некоей «похоронной команды», которая, завершив некую работу по ликвидации нависшей над страной смертельной угрозы, сама должна была исчезнуть с исторической арены. Члены «Четверки» далеко не глупые люди, они тоже понимали, как свою историческую роль в жизни страны, которую уготовил им вождь, так и личную перспективу после того, как «мавр сделает свое дело».

После исторического (без всяких кавычек) XIX съезда КПСС процесс подготовки проектов решений по реформированию страны входит в свою завершающую фазу, о чем красноречиво свидетельствует Журнал учета посетителей кремлевского кабинета Сталина. В оставшиеся месяцы жизни И.В. Сталина его встречи с Маленковым, Берия, Булганиным и Хрущевым становится регулярными. Помимо встреч за обедами на Ближней даче, которые никем не фиксировались, Сталин принимал «Четверку» и в своем кремлевском кабинете, по крайней мере за январь-февраль 1953 года это случилось в семи случаях из девяти приемных дней, зафиксированных в Журнале. Как видно по записям в Журнале, Берия, Булганин, Маленков и Хрущев за исключением дней, когда Сталин принимал китайскую (5 и б января) и индонезийскую (6 января) делегации, почти каждый раз присутствовали на приемах одновременно.

Такая же активность «Четверки» наблюдается и в послесъездовские дни 1952 года. В общей сложности за весь послесъездовский период (с 20 октября 1952 г. по 17 февраля 1953 г.) члены «Четверки» в полном и, за редким исключением, в неполном составе только в кремлевском кабинете были приняты Сталиным 19 раз! Трудно сказать, сколько таких «приемов» в формате «Обедов на Ближней» состоялось в неформальной обстановке, но сам факт, что последний прижизненный прием состоялся именно в Кунцево, говорит за то, что он был не единственный.

Кстати, заметим, что, судя по записям в Журнале, на политическую арену в эти послесъездовские дни выходит новая фигура — Леонид Ильич Брежнев. Действительно, он был принят в кремлевском кабинете Сталина трижды: 20 октября, 17 ноября и 15 декабря 1952 года, причем в двух первых случаях совместно с П.К Пономаренко. Что бы это значило? Всего лишь впервые избранный кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, а ему такое внимание со стороны вождя? Но с другой стороны Л.И. Брежнев был избран также секретарем ЦК КПСС, что для скромного руководителя Молдавии означало необычайный взлет его политической карьеры, и это не могло быть простой случайностью.

Между тем Н.С. Хрущев «продолжает» свои воспоминания:

«И вот как-то в субботу от него позвонили, чтобы мы пришли в Кремль. Он пригласил туда персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Он говорит: «Давайте посмотрим кино». Посмотрели. Потом говорит снова: «Поедем, покушаем на Ближней даче». Поехали, поужинали. Ужин затянулся. Сталин называл такой вечерний, очень поздний ужин обедом. Мы кончили его, наверное, в пять или шесть утра. Обычное время, когда кончались его «обеды». Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа. Ничто не свидетельствовало, что может случиться какая-то неожиданность. Распрощались мы и разъехались».

Интересно, что подавали на стол в этот исторический вечер? Все в стране планировалось, а уж столь привычные для обслуги «сталинские обеды» не могли протекать беспланово, а вдруг чего-то не хватит гостям-соратникам? Отыскать бы меню на вечер 28 февраля 1953 года? Такое отыскалось, и сделал это историк А.Н. Шефов, работавший на Ближней даче в 1955 году, а без малого через пятьдесят лет оповестивший об этом весь мир. А нашел будущий профессор среди сохранившихся к тому времени документов меню на 28 февраля, оформленное в деревянной рамке, в котором значилось, что заказал Сталин себе на ужин (обед) «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простоквашу». Скажем прямо, не густо для столь развеселой компании.

Надо же случиться такому совпадению, но 28 февраля у дочери И.В. Сталина Светланы Иосифовны Аллилуевой, которой исполнилось 27 лет, был день рождения. Однако, судя по весьма индивидуальному набору еды, в этот вечер Сталин ни дочь-именинницу, ни кого-либо другого в гости не ждал и сам никуда выезжать не собирался.

Меню на 28 февраля 1953 года, сведения о котором «раскопал» И. Чигирин, документ очень весомый в совокупности аргументов и фактов, проливающих свет на события вечера и ночи с 28 февраля на 1 марта 1953 года. Главное, о чем свидетельствует меню, это о желании Сталина в этот вечер побыть дома одному, собраться с мыслями перед ответственным совещанием Президиума ЦК КПСС, запланированного на 2 марта. Конечно, в связи с какими-то экстраординарными обстоятельствами, он мог в одночасье и поменять свои планы, например, срочно выехать в Кремль или, напротив, вызвать «Четверку» к себе на дачу. Но явного повода для того, чтобы он мог покинуть дачу, не просматривается.

И. Чигирин, обстоятельно проанализировавший данную ситуацию, находит, что никаких побудительных мотивов для поездки в Кремль у Сталина не было, тем более, что после внезапной, преждевременной смерти коменданта Кремля генерала П. Косынкина, последовавшей 17 февраля, Сталин вообще в кремлевском кабинете не работал:

«Есть ряд обстоятельств, которые мешают верить тому, что он выезжал вечером 28 февраля в Кремль, тем более, что документально этот факт не подтвержден. И Хрущев, главный и единственный автор версии кремлевского кинопросмотра, и охранники Сталина, ее подтвердившие, уж тем более могли легко и аргументированно сослаться на охрану Кремля и дачи, в Журналах дежурств которых не могло не быть зафиксировано время въезда и выезда главы государства. Однако этого никто не сделал. (Скорее всего потому, что такой важный документ не хранят, а уничтожают. Отсутствие в архивах Журналов дежурств охраны в Кремле и на даче сам по себе весьма красноречивый факт-улика.)

Есть еще факт, подтверждающий, что Сталин в тот вечер на кинопросмотр в Кремль не выезжал.

Еще до войны, когда Сталин жил с семьей в Кремле, на втором этаже Большого Кремлевского Дворца, в помещении, переделанном из зимнего сада, был оборудован небольшой просмотровый зал. Несколько рядов удобных кресел. Пол, покрытый серым солдатским сукном, которое гасило шум шагов. Тихо и строго. Здесь, в присутствии членов Политбюро, правительства и приглашенных проходил просмотр и обсуждение лент. Принимались решения о выходе кинофильмов на экран либо высказывались замечания для их доработки.

Обычно на просмотр в Кремль привозили все более или менее крупные работы — художественные, документальные, научно-популярные. Показывали и иностранные фильмы. Киноленты в Кремль привозил и представлял только сам министр кинематографии СССР И.Г. Большаков. Он же иногда выступал в роли переводчика, импровизируя по ходу сюжета фильма.

Если бы 28 февраля что-нибудь подобное в Кремле предусматривалось или происходило, Хрущев непременно бы об этом живописал в своих надиктованных мемуарах. (Кстати, в исчезнувшем Журнале охраны Кремля должны были быть отметки о прибытии и об отъезде всех участников вечернего киносеанса, если бы он действительно состоялся.)

Только из воспоминаний Н.С. Хрущева и охранников (больше никто и никогда об этом не говорил и не писал) известно, что 28 февраля к вечеру, часов в 6 Сталин якобы поехал в Кремль смотреть кино, пригласив Берию, Булганина, Маленкова и Хрущева.

При реконструкции вечера 28 февраля надо обязательно учитывать существенный момент— из-за любви Сталина к кино все дачи, на которых он жил, были оборудованы кинозалами. Кинозалы на всех дачах были разной площади. Например, на сочинской даче близ Мацесты, где Сталин лечил Зольные суставы, до сих пор сохранился кинозал со стационарной киноустановкой на первом этаже размером 70 квадратных метров.

Ближняя дача не являлась исключением. Тем более он жил здесь постоянно, и дача фактически являлась его домом.

На даче имелись наиболее любимые Сталиным фильмы, которые он с удовольствием смотрел много раз — «Волга-Волга», «Чапаев», «Веселые ребята» и другие ленты. При необходимости на дачу достаточно быстро привозили любые отечественные и иностранные кинокартины. Заказать их можно было так же просто, как паровые котлеты.

Небольшой, уютный кинозал располагался недалеко от Большой столовой, в которой при посещении Ближней дачи заседали и трапезничали члены Политбюро или другие гости.

Кинозал залом можно назвать с большой натяжкой. Это— просторная комната площадью более 40 квадратных метров. В ней стояло несколько мягких кресел и разнокалиберных стульев, которые приносили в зал при необходимости, когда зрителям кресел не хватало. Если гостей не было, иногда к Сталину, после его приглашения, присоединялся кто-нибудь из обслуживающего персонала.

В связи с тем, что зал располагался в основном доме, для того, чтобы в него попасть, выходить на двор необходимости не было.

Давайте представим себе: настроившись на картофельные котлеты и на простоквашу, Иосиф Виссарионович, вместо того, чтобы, не выходя на февральский ветер (температура в тот вечер, по данным Мосгидрометеоцентра была 7 градусов мороза), в домашних тапочках спокойно посмотреть кино дома, вдруг подхватывается и мчится в Кремль. Только за тем, чтобы провести киносеанс в компании, которая, наверное, за десятки лет ему порядочно поднадоела.

В хрущевские рассказы о том, что Сталин от нечего делать, со скуки, в выходные дни или в свободное время для собственного развлечения вызывал ближайших соратников к себе на дачу, не верится совершенно.

Разве можно поверить, что Сталин, который ежедневно, при любых обстоятельствах помимо основной работы, внимательно не просто прочитывал, а прорабатывал 300–400 страниц (свидетельство Шепилова) книжного текста, менял бы книги на не обремененных интеллектом людей? (Это почти то же самое, что смотреть сегодня телевизор).

Все дела к понедельнику, к заседанию Президиума ЦК, уже согласованы. Времени для этого было предостаточно. Все говорено-переговорено. Срочных дел нет. Можно и хочется побыть в зимнюю стужу дома. Об этом меню на 28 февраля и говорит. Кино есть. Книг— целая библиотека в двадцать тысяч томов. Зачем куда-то ехать, на ночь глядя?

Он, вероятно, тоже так подумал.

К тому же после увольнения генералов Власика и Поскребышева И.В. Сталин без нужды в Кремль не выезжал.

Хрущев с охранниками придумали версию о не менее чем 5-часовом (с 18 до 23 часов) киносеансе. Это что же они такое могли смотреть? И после такого киносеанса поехали еще на 5 часов на ночной обед?

Людям и среднего возраста два таких длительных (в общей сложности более 10 часов) мероприятия после рабочего дня нелегко перенести. А что говорить, когда уже под шестьдесят, или, как Сталину, за 70 лет?

Хрущев и охранники упорно сдвигают визит на глубокую ночь. Охранник Лозгачев утверждает, что гости приехали около 12 ночи и уехали под утро, не раньше четырех часов (по Хрущеву в 5–6 часов).

Это сделано для того, чтобы скрыть правду — Сталин никуда в этот вечер не выезжал. И состав бригады визитеров был не такой, о котором нам весьма навязчиво твердят охранники и Хрущев. Кроме них, кстати, свидетельств о составе группы гостей не оставил никто».

Далее автор разрабатывает далеко не оригинальную версию, что ночными посетителями Сталина были вовсе не члены «Четверки», а лишь Н.С. Хрущев с главой МГБ СССР Семеном Денисовичем Игнатьевым, для которых, по понятным причинам, никакого банкета не закатывалось. Здесь не место и не время анализировать правдоподобие этой версии, но отметим, однако, следующее.

И. Чигирин замечает, что никто кроме Хрущева и охранников не упоминает о «бригаде визитеров» в составе членов «Внутреннего круга», но и о визите тандема Хрущев— Игнатьев вообще никто, никогда и ничего не говорил. Это чисто виртуальная версия, принятие которой за основу при раскрытии тайны смерти Сталина на самом деле может увести в сторону от столбовой дороги, ведущей к истине.

И хотя Сталин был полностью подготовлен к проведению заседания Президиума ЦК КПСС, намеченного на 2 марта, какие-то вопросы вполне могли возникнуть к концу дня в субботу 28 февраля, то есть вопросы, требующие их рассмотрения с «Внутренним кругом». А то, что этот рабочий день Сталина был посвящен подготовке к его выступлению на Президиуме, говорит тот факт, что он даже отказал в визите к нему своей дочери в день ее рождения, поскольку никаких праздничных тортов и тому подобных деликатесов в меню не значилось.

Смеем обнародовать следующую версию, на наш взгляд, вполне правдоподобную.

Уже готовясь ко сну, Сталин вдруг вспомнил, что вопросы, выносимые на Президиум ЦК КПСС, не обсуждались на Бюро Президиума, а это непорядок. Хотя большая половина состава БП, составляющая «Внутренний круг», непосредственно под его руководством и подготовила все материалы к работе Президиума, но обойти вниманием оставшихся членов БП было бы некорректно, а по отношению к старейшим соратникам Сталина — Ворошилову и Кагановичу, — просто не по-товарищески. А два других члена БП из «молодых» — Первухин и Сабуров, хотя пока и не привлекались к разработке планов предстоящих реформ, но они были представителями тех «деловых» руководителей, на которых и делал ставку Сталин при проведении в жизнь планов реформирования управленческих структур государства. И Сталину было совсем небезразлично, как поведут себя эти типичные представители кланов «старейшин» и «молодых».

Это и побудило Сталина призвать на Ближнюю дачу «Четверку», чтобы обсудить с ними всего лишь два вопроса, а именно:

— Организация обсуждения повестки, выносимой на заседание Президиума ЦК КПСС 2 марта 1953 года. Время и место заседания БП: 23.00 1 марта 1953 года, Кремль;

— Предварительно переговорить с членами БП — Ворошиловым, Кагановичем, Первухиным и Сабуровым с целью информирования их о предстоящем обсуждении вопросов, выносимых на Президиум ЦК КПСС (Исполнители — члены «Внутреннего круга БП»).

Не исключено, что при обсуждении этих вопросов кто-то из членов «Внутреннего круга» предложил пригласить на заседание БП старейших соратников Сталина — Молотова и Микояна, которые хотя и были «отлучены» от «дома», то есть от дачных посиделок у Сталина, но являлись полноправными членами Президиума ЦК КПСС и их заранее сформированное мнение по выносимым на обсуждение Президиума вопросам было бы весьма полезным. Возможно, были и другие предложения.

Вполне естественно, что такое экстренное совещание с членами «Внутреннего круга» никакого широкого застолья не предполагало, да и ассортимент закусок был весьма небогатым: «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша». Так что затянуться такое совещание до 5–6 часов утра никак не могло. Не исключено, что на заключительном этапе «экспромт-совещания» Сталин предложил тост «за успех нашего дела» под виноградный сок (так Сталин называл молодое, некрепкое виноградное вино, поставляемое из Грузии) и фрукты на закуску, которые всегда были на даче в богатом ассортименте.

Весь световой воскресный день 1 марта 1953 года ушел на подготовку заседания Бюро Президиума ЦК КПСС, которое намечено было провести поздно вечером, по устоявшейся сталинской традиции, где-то в 22 или 23 часа, т. е. в ночь с первого на второе марта, в аккурат перед самым началом работы Президиума ЦК КПСС.

И вот экстренное деловое совещание на трезвую голову закончено, посетители разъезжаются по домам, впрочем, не будем опережать события и предоставим слово Н.С. Хрущеву:

«Когда выходили в вестибюль, Сталин, как обычно, пошел проводить нас. Он много шутил, замахнулся, вроде бы пальцем, и ткнул меня в живот, назвав Микитой. Когда он бывал в хорошем расположении духа, то всегда называл меня по-украински Микитой. Мы тоже уехали в хорошем настроении, потому что ничего плохого за обедом не случилось, а не всегда обеды кончались в таком добром тоне. Разъехались по домам. Я ожидал, что, поскольку завтра выходной день, Сталин обязательно нас вызовет, поэтому целый день не обедал, думал, может быть, он позовет пораньше? Потом все же поел. Нет и нет звонка! Я не верил, что выходной день может быть пожертвован им в нашу пользу, такого почти не происходило. Но нет! Уже было поздно, я разделся, лег в постель».

Итак, по словам Хрущева, провожая гостей, Сталин был «навеселе», уж не от виноградного ли сока? Но не это главное в данном фрагменте воспоминаний Никиты Сергеевича. Уж больно какие-то банальные бытовые подробности он приводит, вспоминая о событиях следующего дня: ждал вызова к Сталину — не ел; не дождался — поел; снова ждет — нет звонка; отправился спать. К чему такие незначащие подробности. Обычно муссируют какие-то мелочи для того, чтобы не проговориться о главном. Что скрывается за этими «волнениями» выходного дня? Почему не говорит, зачем Сталин должен был его вызвать, но не вызвал. Зачем он и, похоже, другие члены «Внутреннего круга» по выходным якобы в обязательном порядке собирались у Сталина? Для пьянства? Не был Сталин пьяницей, даже бытует легенда, что он вообще не употреблял алкогольные напитки, под видом которых на всех застольях пил только сок, правда других, как истинный сын Кавказа, умел доводить до нужных кондиций. Например, В. Жухрай решительно утверждает, что Сталин был трезвенником, и не верить ему у нас нет никаких оснований.

Правда, в других местах своих воспоминаний Хрущев утверждает, что Сталин не мог переносить одиночества и приглашал на посиделки членов «Внутреннего круга», чтобы не быть пленником своих фобий. Так ли это? Боролся ли Сталин с одиночеством, часами просиживая за столом со своими соратниками и созерцая их пьяные лица?

Это далеко не так. Например, дочь Светлана в своих мемуарах вспоминает, что отец в последние годы жизни замкнулся от всех. А в воспоминаниях известного дипломата Трояновского промелькнул фрагмент о том, что Сталин говорил лично ему: «Я привык к одиночеству, привык, еще будучи в тюрьме».

Думается, не об очередных воскресных посиделках в кругу уже давно опостылевших соратников беспокоился Никита Сергеевич. Его должны были сильно волновать иные, предстоящие события: вечером заседание «расширенного» Бюро Президиума, а на следующий день заседание Президиума ЦК КПСС, на которых будет обсуждаться судьба страны, а значит, и его судьба. Где-то он окажется и в каком качестве уже на следующий после воскресенья день? Вот какие мысли не давали покоя Хрущеву, от них ни есть, ни спокойно спать не хотелось и не моглось.

Видимо, уже в эту бессонную ночь Хрущеву пригрезились те события, о которых он повествует дальше в своих воспоминаниях:

«Вдруг звонит мне Маленков: «Сейчас позвонили от Сталина ребята (он назвал фамилии), чекисты, и они тревожно сообщили, что будто бы что-то произошло со Сталиным. Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе и известил Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда». Я сейчас же вызвал машину. Она была у меня на даче. Быстро оделся, приехал, все это заняло минут 15. Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: «В чем дело?» Они: «Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз он и кушает. Сейчас этого не было». Послали мы на разведку Матрену Петровну, подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина, ограниченную, но честную и преданную ему женщину.

Чекисты сказали нам, что они уже посылали ее посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, а под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой. Там были малая столовая и большая. Сталин лежал на полу в большой столовой. Следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нам сказали, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении. Мы разъехались по домам».

Итак, Хрущев гнет свою линию. На ночных посиделках Сталин не рассчитал свои силы и перепил «виноградного соку», отчего после провода гостей ему стало плохо (а может, он еще добавил, уж не скрытым ли алкоголиком был Сталин, ну, к примеру, как Первый Президент России Борис Николаевич Ельцин), он упал, потерял сознание и обмочился (хорошо, что хоть не облевался, что частенько случалось с Ельциным).

По поводу столь странного поведения всей «Четверки» очень остроумно заметила Е. Прудникова:

«Представьте себе, что у вас есть многолетний сослуживец, родственник, сосед. И вот вам звонят и говорят, что с ним происходит что-то непонятное — обморок, инфаркт, инсульт. Вы мчитесь к нему, тусуетесь во дворе или на лестнице, разговариваете с родственниками и что же, неужели вы даже одним глазком не заглянете в комнату больного? Пусть через окно или в дверную щелку, неужели не посмотрите, как он там? Однако и Хрущев, и Булганин, приехав вечером 1 марта на дачу, устояли против естественного любопытства, хотя Сталин был не то без сознания, не то спал, и удовлетворение этого любопытства ничем им не грозило. Что за трепетность такая? Если отбросить хрущевскую сказку о том, что все тряслись от страха перед грозным вождем, то удовлетворительное объяснение этому может быть только одно…» Прервем на этом фразу и закончим такими словами «…только одно, такого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда», поскольку автор цитируемого фрагмента закончил его иначе.

Действительно, могло ли такое случиться, что соратники Сталина потолкались, потолкались в караульном помещении охраны, посудачили на тему о том, ловко ли будет, если взглянуть на обмочившегося в бессознательном состоянии полубога, а затем шапку в охапку — и по домам. Как это так! Серьезные, умудренные житейским опытом государственные мужи не удосужились даже взглянуть не беспомощно лежащего человека, нет— не «сослуживца, родственника или соседа», на главу государства, вождя и учителя пролетариев всех стран, не побоявшись при этом, что дело может закончиться летальным исходом старого и больного человека, каким был на самом деле Сталин. Ответ может быть только один — Хрущев беззастенчиво лжет, и ложь эта нужна ему как защитное средство для сокрытия какой-то тайны. Какой?

Не будем торопить события и выслушаем до конца «исповедь на заданную тему» Никиты Сергеевича:

«Прошло небольшое время, опять слышу звонок. Вновь Маленков: «Опять звонили ребята от товарища Сталина. Говорят, что все-таки что-то с ним не так. Хотя Матрена Петровна и сказала, что он спокойно спит, но это необычный сон. Надо еще раз съездить». Мы условились, что Маленков позвонит всем другим членам Бюро, включая Ворошилова и Кагановича, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжали. Условились также, что вызовем и врачей. Опять приехали мы в дежурку. Прибыли Каганович, Ворошилов, врачи. Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского. А с ним появился еще кто-то из медиков, но кто, сейчас не помню. Зашли мы в комнату. Сталин лежал на кушетке. Мы сказали врачам, чтобы они приступили к своему делу и обследовали, в каком состоянии находится товарищ Сталин. Первым подошел Лукомский, очень осторожно, и я его понимал. Он прикасался к руке Сталина, как к горячему железу, подергиваясь даже. Берия же грубовато сказал: «Вы врач, так берите как следует».

Лукомский заявил, что правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он не в состоянии говорить. Состояние тяжелое. Тут ему сразу разрезали костюм переодели и перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей. Мы, члены Бюро Президиума, тоже установили свое постоянное дежурство. Распределились так: Берия и Маленков вдвоем дежурят, Каганович и Ворошилов, я и Булганин. Главными «определяющими» были Маленков и Берия. Они взяли для себя дневное время, нам с Булганиным выпало ночное. Я очень волновался и, признаюсь, жалел, что можем потерять Сталина, который оставался в крайне тяжелом положении. Врачи сказали, что при таком заболевании почти никто не возвращался к труду. Человек мог еще жить, но что он останется трудоспособным, маловероятно: чаще всего такие заболевания непродолжительны, а кончаются катастрофой».

Здесь наш рассказчик выдал целую серию «перлов», которые ну прямо ни в какие ворота, однако к раскрытию тайны, которую так упорно упрятывал Хрущев, они имеют лишь косвенное значение, хотя — кто его знает? Начать хотя бы с того, что Маленков должен был вызвать к умирающему вождю остальных членов БП, а это, как нам известно: Ворошилов, Каганович, Первухин и Сабуров. Но прибыли почему-то лишь Ворошилов и Каганович, а двое «молодых» членов БП не появились и в мероприятиях, связанных с дежурством у смертного одра вождя, не участвовали. Почему? Не является, ли этот факт красноречивым подтверждением версии о том, что «старые» соратники Сталина не признавали выдвигаемую им на ключевые посты в управленческой структуре государства «молодежь». Подтверждением этой мысли является тот факт, что уже 5 марта 1953 года, еще при живом вожде «старики» беззастенчиво «выкинут» почти всех «молодых» из состава Президиума ЦК КПСС, вернув ему численность бывшего Политбюро ЦК КПСС.

Далее, наш рассказчик утверждает, что профессор Лукомский «перепутал» правую ногу больного с левой, поскольку он якобы заявил, что «…правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он (Сталин. — А.К.) не в состоянии говорить». Вот вам и профессор, не знает даже таких вещей, которые известны любому первокурснику медучилища, что при поражении левого полушария головного мозга наступает двигательный паралич правых конечностей (правой руки и ноги). Конечно, профессор Лукомский здесь ни при чем, здесь явно выпирает трехклассное образование, полученное в ЦПШ, самого рассказчика. Но куда смотрели редакторы и корректоры его рассказов, записанных на магнитную ленту, в роли которых выступали его высокообразованные потомки — сын Сергей и дочь Рада, а также зять А. Аджубей, которые наверняка изучали основы анатомии и физиологии человека, да и литературную деятельность они знали не понаслышке. Впрочем, это не имеет никакого отношения к поставленной перед нами задаче — найти ключ к раскрытию тайны, которую тщательно забалтывает Никита Сергеевич.

А вот фрагмент воспоминаний Хрущева насчет того, во что был одет парализованный Сталин, очень даже интересен: «Тут ему разрезали КОСТЮМ, переодели и перенесли в большую столовую…». О том, что Сталин в момент смертельного удара был одет в КОСТЮМ, кажется никто ни до, ни после него не вспоминал. Вспоминать, может быть, и не вспоминали, а вот некоторые исследователи настоящей проблемы УПОМИНАЛИ — это точно. Взять Е. Прудникову, она действительно УПОМИНАЕТ о том, что Н. Добрюха, в свою очередь, УПОМИНАЕТ о том, что: «…первая запись в журнале врачей, датируемая 7 часами утра (была): «Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме» (в скобках мое. — А.К.). Ей бы свериться с первоисточником, тогда бы наверное не появился в ее замечательной книге солидный абзац, посвященный критике Н. Добрюхи, что он неправомерно использовал этот факт при обосновании своей навязчивой идеи, что вместо Сталина врачам был подложен двойник.

Это краткое отступление к тому, что следует осторожнее пользоваться ссылками, сделанными не на первоисточники, а на производные от них сочинения. Вся обширная литература с «разгадками» тайны болезни и смерти Сталина просто переполнена такими ссылками исследователей друг на друга, в результате подобные казусы просто неизбежны, хотя и понять их можно. Истинных свидетелей, оставивших свои воспоминания, всего ничего (Н.С. Хрущев и «Охрана»), документальных источников «кот наплакал», а исследователей — легион. Некоторые из исследователей, которые первыми подступились к изучению этой проблемы, последующими поколениями писателей и любителей воспринимаются уже как непосредственные свидетели событий, а ссылки на их труды приводятся в качестве убедительных аргументов. Так, корифеями-первопроходцами являются, например, Н. Зенькович и Ю. Мухин, ссылка на которых придает сочинениям последующих писателей статус неопровержимого правдоподобия. Кстати, мы в дальнейшем также будем ссылаться на труды этих замечательных исследователей, хотя цитаты, приводимые ими из первоисточников, все равно будем уточнять— это литературная норма. И дело здесь вовсе в добросовестности или недобросовестности цитирующего первоисточник, просто могут непроизвольно возникнуть ситуации подобные вышеприведенной, случившейся с Е. Прудниковой и Н. Добрюхой.

На наш взгляд, Н. Добрюха наверняка был уверен в точности адреса своей цитаты («из журнала врачей»): «Первый осмотр больного был произведен в 7 часов утра 2 марта профессорами… в присутствии начальника Лечсанпура Кремля тов. Куперина И.И…. Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме», хотя информацию он, скорее всего, получил из мемуаров Н.С. Хрущева. А в рукописном журнале, который вели врачи у постели больного со 2-го по 5 марта 1953 года, о костюме ни слова. Не упоминается костюм и в медицинском заключении о состоянии здоровья тов. И.В. Сталина, в котором черным по белому записано следующее: «При осмотре в 7 час. утра — больной лежит на диване на спине, голова повернута влево, глаза закрыты, умеренная гипермия лица, было произвольное мочеиспускание (одежда промочена мочой)…». Про костюм опять ни слова. А вот в черновом и чистовом машинописном вариантах «Истории болезни И.В. Сталина (составлена на основании журнальных записей течения болезни со 2 по 5 марта 1953 года)» в третьем абзаце написано: «Больной лежал в бессознательном состоянии, одетый в костюм».

Таким образом, нельзя исключить и такой вариант, что Н. Добрюха просто перепутал «Рукописный журнал врачебных наблюдений» с «Историей болезни И.В. Сталина…», написанной профессором П.Е. Лукомским, что придает версии «костюма» серьезную достоверность.

Мы не зря уделили столь большое внимание этому свидетельству Н.С. Хрущева, поскольку оно нам еще потребуется при обосновании нашей версии о событиях ночи с 1-го на 2 марта 1953 года. Версия «костюма» была для нас своеобразной «нитью Ариадны», даже не нитью — ниточкой, а может всего лишь паутинкой, которая помогла нам распутать «клубок» невероятных и, по своей сути, противоречивых версий о последних днях жизни Иосифа Виссарионовича Сталина. Столь же важным для дальнейшего исследования является констатация врачами, при первичном осмотре больного, факта что «…было произвольное мочеиспускание (одежда промочена мочой)…». Как видим, по крайней мере, одно из наблюдений за состоянием больного вождя со стороны Хрущева не выдумано им. Напротив, именно эта пикантная подробность, якобы услышанная им от охранников, позволила ему оправдать, исходя из этических соображений, нежелание сторонников Сталина «беспокоить» его в столь двусмысленной ситуации, когда они, не заходя в «покои» Сталина, дружно разъехались по домам.

Заканчивая эту тему, приведем в качестве курьеза один из «узлов» этого «клубка», а именно — во что был одет Сталин, когда его обнаружили или увидели свидетели? По одной из вышеприведенных хрущевских версий-баек, Сталин был одет в форму генералиссимуса, здесь же Хрущев лично увидел вождя в костюме. Охранники его нашли в белой солдатской рубахе с завернутыми рукавами, а генерал Ряс-ной увидел Сталина, лежащим на полу в полосатой пижаме. А вот Рыбин утверждает, что Лозгачев застал Сталина на ковре в нижней рубахе и пижамных штанах. Если теперь сложить все эти «свидетельства» и как следует «одеть» Сталина, то получится: вождь был одет в белую солдатскую рубаху, поверх которой натянул на себя полосатую пижаму, а затем костюм, и после всего этого облачился в строгую форму генералиссимуса (которую, кстати, он никогда не носил). И после всего этого абсурда прикажете верить свидетельским показаниям очевидцев? Но ведь во что-то же был одет вождь, когда с ним случился удар? Как бы парадоксально это ни звучало, но ответ на этот вопрос дает ключ к разгадке тайны о смертельной болезни и самой смерти Сталина. Но пока вероятность того, что он был облачен в один из названных «прикидов», равна Va или 25 процентов.

Своеобразный интерес представляет фрагмент воспоминаний Н.С. Хрущева о заключительном этапе трехдневной борьбы врачей за жизнь Сталина, когда по звонку Маленкова он срочно прибыл на Ближнюю дачу Сталина и увидел, что Сталин находился в состоянии агонии: «…услышал звонок. Маленков: «Срочно приезжай, у Сталина произошло ухудшение. Выезжай срочно!»

Я сейчас же вызвал машину. Действительно, Сталин был в очень плохом состоянии. Приехали и другие. Все видели, что Сталин умирает. Медики сказали нам, что началась агония. Он перестал дышать. Стали делать ему искусственное дыхание. Появился какой-то огромный мужчина, начал его тискать, совершать манипуляции, чтобы вернуть дыхание. Мне, признаться, было очень жалко Сталина, как тот его терзал. И я сказал: «Послушайте, бросьте это, пожалуйста. Умер же человек. Чего вы хотите? К жизни его не вернуть». Он был мертв, но ведь больно смотреть, как его треплют. Ненужные манипуляции прекратили».

Однако, как мы узнаем немного позже, команду о прекращении искусственного массажа сердца Сталина дал не Хрущев, а Л.П. Берия, что и зафиксировала в своих материалах врач-реаниматор Г.Д. Чеснокова, которая с профессором В.А. Неговским поочередно как раз и осуществляли эту процедуру. Невольно возникает ощущение, что Хрущев сам иногда искренне верит в свои выдумки. Данный пример красноречиво об этом говорит. Спрашивается, зачем взрослому, умудренному жизненным опытом человеку сочинять подобные небылицы в столь трагический момент и по столь деликатному случаю? Похоже, что, когда Хрущев при надиктовке своих воспоминаний дошел до этого момента, его душили муки раскаяния за свой поступок по дискредитации Сталина, а тут еще рядом сын Сергей, обеспечивающий техническую сторону процесса записи. Он уже и до этого вынашивал мысль о раскаянии за свои грехи перед человеком, которому обязан всем, чего он достиг в своей карьере, и тут невольно вырвались именно эти слова, которые порядочный человек и должен был бы произнести в этой трагической ситуации. И в этот момент минутной расслабленности Хрущев почувствовал себя порядочным человеком и надиктовал именно эти слова. Он, конечно же, верил сам тому, что надиктовал.

Эту сентиментальную версию мы привели неспроста. Если вернуться назад и еще раз прочитать приведенные фрагменты из воспоминаний Хрущева, то действительно возникает ощущение, что он раскаивается за свое позорное поведение по отношению к Сталину. Спрашивается, почему? А вот почему: он ни одним словом не очернил вождя, а весь свой гнев изливает на бедную голову Л.П. Берия. И вспомним, как он «полоскал» Сталина в трех других своих версиях о последних днях жизни вождя? А сколько грязи он вылил на него в своих многочисленных выступлениях, будучи на вершине власти? Здесь к месту процитировать фрагмент из выступления Хрущева в Албании, который привел лидер албанских коммунистов Энвер Ходжа в своей книге «Хрущевцы», изданной в Тиране в 1954 году:

«Мы не являемся больше коммунистами времен Ленина и Сталина, коммунистами с кинжалом в зубах. Мы уже не за мировую революцию, мы за сотрудничество, за мирное сосуществование, за парламентский путь. Созданные Сталиным концлагеря мы открыли и реабилитировали Тухачевских и Зиновьевых: мы можем пойти еще дальше и реабилитировать также Троцкого. Мы выпустили на волю соложеницынов (так в тексте) и дали разрешение на издание их антисоветских книг. Мы Сталина убрали прочь из Мавзолея и сожгли его тело. Тем, кто считал преступлением этот наш акт против Сталина, мы сказали: «Хотите эту дохлую клячу? Заберите ее!»

Мало того, в этой самой последней версии о болезни и смерти Сталина Хрущев ни единым словом не намекнул о своем якобы участии в организации и осуществлении убийства Сталина, о чем он «без излишней скромности» живописал в предыдущих трех. Тогда это ему нужно было для завоевания «авторитета» перед Западом и США. А нынче он уже пенсионер и заботы уже иные. А тут еще подступают муки раскаяния, какое тут участие в убийстве, прости господи? Но тогда ему на самом деле казалось, что это он избавил страну от тирана.

Приведем еще один пример такого публичного признания, которое состоялось за год с небольшим до свержения Хрущева с властного Олимпа. Это позорное действие случилось 19 июля 1963 года в Кремле на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации.

В своей речи, которая транслировалась Всесоюзным радио и «Интервидением» на территорию СССР и на Европу, говоря об И.В. Сталине, Хрущев рубанул правду-матку:

— В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором.

В празднично оформленной газете «Правда» от 20 июля 1963 года был напечатан подробный отчет о митинге во Дворце съездов, но слова, сказанные Хрущевым о насильственной смерти Сталина, из текста стенограммы изъяли и миллионам людей, которые накануне своими ушами слышали хрущевские «признания» про «топор возмездия», «Правда» приказала не верить своим ушам.

Но История дама серьезная, и для того, чтобы потомки узнали об этом «историческом самопризнании» Хрущева, она распорядилась так, что это 82-минутная запись выступления Хрущева в Кремлевском Дворце съездов сохранилась и дошла до наших дней. Фонограмма находится в Российском государственном архиве фондодокументов. И. Чигирин, «раскопавший» все это, опубликовал отрывок из речи Хрущева, прозвучавшей на весь мир 19 июля 1963 года, и параллельно текст из газеты «Правда», опубликованный на следующий день в виде таблицы, в которой поабзацно сверяются оба текста. Любознательный читатель найдет там немало весьма курьезных фрагментов в речи Хрущева, красноречиво свидетельствующих о его трехклассном образовании. Эта таблица была составлена ее автором следующим образом:

«Одев наушники и расстелив перед собой копию газеты «Правда» за 20 июля 1963 года, я начал сличать тексты. Такая же возможность сейчас предоставляется и вам (стоит только внимательно изучить тексты в указанной таблице. — А.К.).

Сравнение звукового и текстового материала, опубликованного в «Правде» 20 июля 1963, подтверждает, что все было именно так— в прямом эфире Н.С. Хрущев публично сообщил миру об умышленном убийстве И.В. Сталина.

Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Но не всегда. Во избежание ненужных вопросов об истинной причине смерти Сталина, партийный аппарат знал, что эту тайну раскрывать было ни в коем случае нельзя, и вылетевшее слово поймал.

Официальная газета СССР «Правда» купюрой самой опасной части речи Н.С. Хрущева подтвердила факт насильственной смерти И.В. Сталина».

Автор столь плодотворного исследования убежден, что Хрущев этим выступлением поставил точку в признаниях о своем участии в акции возмездия тирану за его преступления. Это не совсем так, но обоснование этого нашего мнения мы приведем немного позднее.

 

Глава 2. Свидетельские показания «Охраны», или Легенда полковника П. Лозгачева

Под термином «охрана» мы будем понимать коллективного свидетеля смерти И.В. Сталина, которым является коллектив чекистской охраны, обслуживавший Сталина, находившегося в ту пору на Ближней даче в Кунцево.

Впервые показания истинных свидетелей смерти Сталина опубликовал Д. Волкогонов в двухтомнике «Триумф и трагедия», воспользовавшись материалами неопубликованных воспоминаний одного из бывших телохранителей Сталина, а с 1935 года служившего начальником службы безопасности Большого театра, полковника А. Рыбина. Его мемуары в виде рукописи под названием «Железный солдат» и по сей день хранятся в Музее революции. На основании материалов рукописи и личных бесед с А. Рыбиным Д. Волкогонов написал: «…наступило 20 часов, затем 21, 22 часа (1 марта 1953 года. — А.К.) — в помещениях Сталина полная тишина. Беспокойство достигло крайней точки. Среди помощников и охраны начались споры: нужно идти в комнаты, зрели дурные предчувствия. Дежурные сотрудники М. Старостин, В. Туков, подавальщица М. Бутусова стали решать, кому идти. В 23 часа пошел Старостин, взяв почту как предлог, если «Хозяин» будет недоволен нарушением установившегося порядка».

То есть, вопреки твердо установившемуся мнению, что впервые обнаружил Сталина в беспомощном состоянии дежурный помощник коменданта П. Лозгачев, Д. Волкогонов, со слов А. Рыбина, утверждает, что это сделал М. Старостин, который: «…прошел несколько комнат, зажигая по пути свет и, включив освещение в малой столовой, отпрянул, увидев на полулежащего Сталина в пижамных брюках и нижней рубашке. Он едва поднял руку, позвав к себе Старостина, но сказать ничего не смог. В глазах были ужас, страх и мольба. На полу лежала «Правда», на столе открытая бутылка «Боржоми». Видимо, здесь Сталин лежал уже давно, т. к. свет в столовой не был включен. Прибежала на вызов Старостина потрясенная челядь, Сталина перенесли на диван. Несколько раз он пытался что-то произнести, но раздавались лишь какие-то неясные звуки. Кровоизлияние в мозг парализовало не только речь, но затем и сознание».

Версия о трагических событиях, случившихся вечером 28 февраля и в первых числах марта 1953 года, приписываемая охране, родилась не сразу, поскольку до 1977 года никто из свидетелей этих событий никак себя не проявлял. И только 5 марта 1977 года, в очередную годовщину смерти Сталина, полковник А. Рыбин, бывший военный комендант Большого театра, собрал оставшихся к тому времени в живых бывших охранников, и они, вероятно, все вместе выработали единую линию, которой надо было придерживаться, при воспоминаниях о произошедшем на Ближней даче Сталина, которую мы будем впредь именовать «легенда Лозгачева». По своей ли инициативе организовал А. Рыбин опрос своих бывших сослуживцев, или кто-то попросил его об этом (а может быть, приказал) — не ясно, но в самом этом факте уже чувствуется элемент загадочности. Действительно, 24 года никто не озаботился о том, чтобы охранники «вспоминали» об этих событиях, причем совершенно одинаково, а тут приспичило. Уж не принудили ли А. Рыбина организовать этот опрос? Хотя нет, не верится. Тем более, что страна жила в благостное время брежневского не то застоя, не то застолья и, казалось бы, кому это понадобилось — ворошить старую, почти забытую историю, искать изрядно постаревших охранников и внушать им, как нужно «вспоминать» о тех печально знаменитых событиях. В смутные постсталинские времена и в эпоху Хрущева никто не вспоминал, а тут нате вам — вспомнили!

Но факт, как говорится, налицо. «Охранники» дружно «вспомнили», в том числе, совершенно невероятный факт, де мол, Сталин, находясь в прекрасном расположении духа и проводив поздней ночью с 28 февраля на 1 марта своих гостей, велел всей охране ложиться спать. А поскольку спящий человек, а здесь вся охрана первого лица государства, за все, что происходит вокруг, не несет никакой ответственности, то и спроса за все произошедшее с них никакого.

Поскольку такого указания Сталин не мог отдать по определению, а если бы, предположив невероятное, мы бы допустили, что Сталин его все-таки отдал, то охрана, разразись все кары небесные, этот приказ не выполнила бы никогда. Все! Дальше можно не продолжать, никакому анализу такая ситуация не подлежит, поскольку это чистой воды вранье, а «легенду Лозгачева» можно было смело отправлять в урну.

Значит А. Рыбин, сам не будучи участником событий этой ночи, собрал своих бывших сослуживцев, чтобы выслушать, записать, а затем всю свою оставшуюся жизнь распространять эту заведомую ложь? А то, что рассказанная охранниками легенда с самого начала и до конца является ложью, ему, как специалисту в этой области, было ясно, как божий день. Но, тем не менее, он все принимает за чистую монету и без всяких комментариев запускает эту «утку» в полет. Позвольте со всем этим не согласиться, такого казуса профессиональный охранник не допустил бы никогда, разогнал бы по домам своих друзей-товарищей, пригрозив, что он им впредь и руки не подаст за шельмование их общей профессии.

Но тогда что? А то, что видимо не для этого собирал А. Рыбин своих сотоварищей, чтобы они ему лапшу на уши вешали. Он их собрал, похоже, НА ИНСТРУКТАЖ! Это он дал им подписать весь сценарий развития тех событий и, якобы, их поведения в те тревожные дни. Они не только тщательно записали, что велел им бывший комендант Большого театра, но, скорее всего, вызубрили текст «своих признаний» наизусть и по истечении какого-то времени еще и сдали своему «патрону» зачет, чтобы он не усомнился, что они, не дай Бог, чего-то там не напутали.

Спрашивается: а зачем все это нужно было тому А. Рыбину? Отвечаем, ему все это абсолютно было до того фонаря, что горел в темное время суток во дворе Ближней дачи. Он 24 года не знал и не ведал, где находятся его бывшие сослуживцы и чем они занимаются, а тут вдруг ему приспичило. Но тогда что? Если не приспичило ему, то значит, это приспичило кому-то другому. И этот другой отдает необходимые распоряжения и машина закрутилась. То, что сценарий «поведения» охранников разработал не сам Рыбин, тоже ясно, как божий день. Он разыграл роль проводника, или, как модно нынче выражаться, провайдера этого сценария в жизнь. А до сбора сослуживцев он наверняка и сам зубрил текст этого сценария и сдавал экзамен строгой комиссии, чтобы не ошибиться где. Выучил. Сдал на «отлично», ибо уже от своего имени, не ссылаясь на «рассказы» сослуживцев-очевидцев, пишет: «27 февраля 1953 года в Большом театре шел балет «Лебединое озеро». В восемь часов, сопровождаемый Кириллиным, в своей ложе появился Сталин. До конца спектакля он был один. Затем попросил директора поблагодарить артистов за филигранную отточенность партий. После чего уехал на ближнюю дачу.

28 февраля вместе с «соратниками» он посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложил всем членам Политбюро приехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Остальные в силу возраста предпочли домашние постели. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно разбавил кипяченой водой стопку «Телиани», которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех часов утра уже 1 марта. Гостей проводил Хрусталев. Потом Сталин сказал ему:

— Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать (выделено мной. — А.К.).

Подобного распоряжения он раньше никогда не отдавал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроёние у Сталина было бодрым…»

Вот ведь какой варнак, знает, с чего начинать свой рассказ-небылицу, с посещения Большого театра вождем, с просмотра «Лебединого озера». В нашей стране все значимые события начинаются или происходят под аккомпанемент этого бессмертного творения гения земли русской П.И. Чайковского.

Из приведенного отрывка рыбинского повествования о событиях той ночи можно выделить два момента, имеющих значение.

Во-первых, вечерняя встреча на Ближней даче не планировалась, поскольку никакого пышного застолья и запойного пьянства не было. Для вечерних (ночных) посиделок сгодился виноградный сок и фрукты, возможно паровые котлетки (это индивидуально для Сталина), короче, стол от разнообразных яств и горячительных напитков не ломился. Это подтверждает нашу догадку, что члены «Четверки» не были гостями. Они были приглашены (вызваны) Сталиным для обсуждения какого-то внезапно появившегося вопроса накануне заседания Президиума ЦК КПСС, намеченного на 2 марта.

Во-вторых, автор сам подчеркивает направленность и содержательную часть этих «посиделок», не пьянства ради собрались члены «Внутреннего круга», а для «беседы», то есть для решения какого-то вопроса. А вот мирно ли протекала беседа — вопрос? Если все, что происходило в ту ночь, некая легенда, сочиненная некими лицами (самому А. Рыбину такое не под силу, не стал бы он так клеветать на систему охраны вождя — да и зачем?), или попросту — вранье, то все сказанное надо воспринимать со знаком «минус» или с частицей «не». То есть беседа проходила не «мирно», а очень даже «бурно», с криками, с шумом, с возможным разбиванием посуды, а возможно даже с рукоприкладством. Почему так думаем? А иначе никак, откуда было А. Рыбину знать, что «беседа» прошла мирно? Он что, там присутствовал? Или ему рассказала Матрена Бутусова, которая обслуживала гостей дарами кухни? В том-то и дело, что на кухне ничего не готовилось, и подавать на стол одно блюдо за другим М. Бутусовой не пришлось. Подали по две бутылки виноградного сока на брата, а фрукты на столе постоянно — вот и все обслуживание. Да и собеседникам лишние глаза и уши не нужны были, уж больно щекотливые вопросы обсуждались, скорее всего.

Составители сценария вечерних посиделок пишут — «мирно», имея в виду— «очень бурно», как оно, похоже, и происходило на самом деле. Мы дальше так и поступим — будем все события, изложенные в легенде и вложенные в уста П. Лозгачева, понимать в зеркальном их отражении. Забавная получится картина. Например, будет Лозгачев утверждать, что они страсть как боялись Сталина, а мы в ответ — чего его бояться, ведь вы самой смерти не боитесь, поскольку для любого телохранителя смерть вполне рутинное и ожидаемое событие, они всегда готовы заслонить охраняемое тело от меча, штыка, кинжала, пули, наконец, и чашу с ядом, предназначенную охраняемому лицу, не моргнув глазом перехватят и залпом выпьют. А вы говорите, дрожала от страха охрана. Лозгачев твердит, что не смели действовать без приказа или разрешения своего начальства, а мы ему в ответ: а инструкция начальнику караула и всем караульным на что? Там все расписано, и будьте уверены, они всегда, в любой обстановке будут действовать строго по инструкции, а не сидеть сложа руки в томительном ожидании распоряжений или приезда на место начальства. И т. д., и т. п.

Так что приступим, но оговоримся сразу, что «препарировать» «легенду Лозгачева» (будем впредь ее так именовать) будет, не в пример легенде Хрущева, гораздо сложнее. У «баек» дедушки Никиты автор один — Никита Сергеевич Хрущев, и этим все сказано. А легенду П. Лозгачева кто только не излагал на свой лад, перекраивая отдельные ее эпизоды, что впору авторство этого творения приписать и Н. Зеньковичу, и Ю. Мухину, и В. Жухраю, да тому же Э. Радзинскому. Однако мы условимся, что будем придерживаться текста, который опубликовал непосредственно сам А. Рыбин, и вот почему.

Все вышеназванные и неназванные авторы ссылались на то, что первоисточником излагаемой ими версии является легенда полковника П. Лозгачева, который в начале 90-х годов прошлого столетия был нарасхват, не хуже кино- или эстрадной звезды. Именно Лозгачев проявил бурную активность в распространении легенды, которую мы его именем и назовем. Все маститые историки и писатели прямо так и заявляют— пишу мол, со слов самого Петра Лозгачева (Э. Радзинский, В. Карпов, В. Жухрай). Проявился у него на закате жизни такой талант рассказчика, и ничего тут не поделаешь.

Взять того же Тукова, который тоже присутствовал на «семинаре» у А. Рыбина 5 марта 1977 года, а сколько ни бился Э. Радзинский, ничего кроме следующих «показаний» у В. Тукова не «выбил»: «С 19 часов нас стала тревожить тишина в комнатах Сталина… Мы оба (Старостин и Туков — поясняет Э. Р.) боялись без вызова входить в комнаты Сталина». Все! Больше его хоть каленым железом жги — ничего не скажет. Вот уж действительно, боялся так боялся бравый полковник из охраны Сталина, что даже спустя без малого 25 лет после смерти вождя зуб на зуб не попадает от страха.

А вот Михаил Старостин оказался побойчее. Похоже на то, что он-то и рассказал Д. Волкогонову о событиях той ночи, а иначе с какого бы боку знаменитый историк, да еще и генерал, вещает, что первым обнаружил почти бездыханного Сталина именно он, М. Старостин. К его услугам прибегал и В. Карпов, но, тем не менее, оформленной легенды, которую можно было бы приписать Старостину, так и не сложилась. И «виной» тому, скорее всего, явилась позиция А. Рыбина, который в интервью с Д. Волкогоновым говорил одно, а в последующих публикациях совсем другое, «поменяв» М. Старостина на П. Лозгачева, который оказался еще более «бойким», чем М. Старостин.

Другое дело П. Лозгачев. Писатели и историки, которые брали у него интервью, почитай что с придыханием заявляют, что все, о чем они пишут, одобрил «сам П. Лозгачев»! Взять того же Э. Радзинского, который сначала не поверил, прочитав показания Лозгачева, в эпизод легенды, где говорится о сне на посту всего караула по охране Сталина. Но зато потом, когда он встретился непосредственно с самим рассказчиком, — все и сладилось. Поверил Э. Радзинский в его рассказ, а то как же, своей подписью тот скрепил все, что написал наш известный летописец. Впрочем, послушаем его самого: «…я решил встретиться с Лозгачевым. Он оказался маленьким, еще крепким, широкоплечим стариком с доброй улыбкой. В его квартирке в Крылатском на крохотной кухне я записал его показания.

Уже начав писать книгу, я еще раз навестил его и попросил подписать страницы, где было изложено главное. Он долго читал и потом поставил подпись».

Оставим на время П. Лозгачева и вернемся к А. Рыбину и ответим на свой же вопрос — почему его версию событий той злополучной ночи мы предпочли собственно «легенде Лозгачева»? А вот почему. В «чистом» виде, то есть в редакции, скрепленной подписью самого Лозгачева, она не существует. На нее ссылаются, но на самом деле ее нет, она виртуальная. Словом, П. Лозгачев был прекрасным рассказчиком, но за письменный стол, чтобы все это записать для потомков, так и не засел. То ли площадь крохотной кухни не позволила, то ли образование не соответствовало этой задаче, кто его знает?

Скажем, у В. Жухрая есть запись «легенды Лозгачева» (сокращенно — «лЛ») на магнитной ленте, с которой ее В. Жухрай и опубликовал. А вот так, чтобы, как это у Э. Радзинского, у которого каждый лист, где «изложено главное», был подписан самим П. Лозгачевым — такого ни у кого больше нет. Куда им всем до «летописца» Земли Русской!

А чем же тогда версия А. Рыбина отличается от всех остальных авторов, которые ссылаются на самого П. Лозгачева?

А вот именно тем и отличается, что ни единой ссылки на Лозгачева у А. Рыбина нет! Он ее, таким образом, выдает за свою: Даже и не выдает вовсе, он просто излагает СВОЮ версию. Причем здесь Лозгачев? Ведь не Лозгачев организовал «семинар» 5 марта 1977 года, а А. Рыбин, который и является автором «лЛ»! Мы, конечно, понимаем пределы авторских прав А. Рыбина на «лЛ», он озвучил и опубликовал ее, но сочинил все же кто-то другой, который и был закоперщиком по организации того «семинара». Тот, кто выйдет на этого таинственного автора «лЛ», тот вплотную приблизится к разгадке таинственной смерти И.В. Сталина.

Так что, иного выбора у нас не было. Мы будем опираться непосредственно на рыбинскую версию «легенды Лозгачева», сверяя ее время от времени с текстом версии Э. Радзинского, узловые моменты которой завизированы самим П. Лозгачевым! Итак, сначала по версии Э. Радзинского, то есть из «главного»:

«Сначала Лозгачев долго рассказывал о быте Ближней дачи. Охранники называли ее просто «Ближняя» или «объект», а себя — «прикрепленными».

Наконец он заговорил о той ночи:

— В ночь на 1 марта я был на даче — дежурил… Орлов, комендант дачи, только что пришел из отпуска и был выходной. При Сталине дежурили старший прикрепленный Старостин, его помощник Туков, я и Матрена Бутусова. В ту ночь на объекте должны были быть гости — так Хозяин называл членов Политбюро, которые к нему приезжали. Как обычно, когда гости к Хозяину приезжали, мы вырабатывали с ним меню. В ночь с 28 февраля на 1 марта у нас было меню: виноградный сок «Маджари»… Это молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость. И вот в эту ночь Хозяин вызвал меня и говорит: «Дай нам сока бутылки по две…» Кто был в ту ночь? Обычные его гости: Берия, Маленков, Хрущев и бородатый Булганин. Через некоторое время опять вызывает: «Еще принеси сока». Ну, принесли, подали. Все спокойно. Никаких замечаний. Потом наступило четыре утра… В пятом часу подаем машины гостям. А когда Хозяин гостей провожал, то прикрепленный тоже провожал — двери закрывал за ними. И прикрепленный Хрусталев Иван Васильевич закрывал двери и видел Хозяина, а тот сказал ему: «Ложитесь-ка вы все спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь». И Хрусталев пришел и радостно говорит: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было…». И передал нам слова Хозяина… — Здесь Лозгачев прибавил: — И правда, за все время, что я работал, это был единственный раз, когда Хозяин сказал: «Ложитесь спать…» Обычно спросит: «Спать хочешь?» — и просверлит тебя глазами с ног до головы. Ну какой тут сон!.. Мы были конечно, очень довольны, получив такое указание, и смело легли спать (выделено мною. — А. К.).

— Подождите, но при чем тут Хрусталев? — остановил я его. — Ведь вы не говорили, что Хрусталев тоже был на даче.

— Прикрепленный Хрусталев был на даче только до 10 утра, потом он уехал отдыхать. Его сменил Старостин Михаил Гаврилович, — ответил Лозгачев».

Вроде бы ничего нового. О странном распоряжении Сталина выше уже говорилось, но на один момент приведенного фрагмента из рассказа П. Лозгачева хотелось бы обратить внимание. Речь идет о меню на обед гостям, в котором значилось, по словам П. Лозгачева… «виноградный сок «Маджари»… молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость». Ничего другого из меню Лозгачев не назвал, ну какое же это меню— виноградный сок— он и есть виноградный сок, и никакое это не меню. Но слово сказано, меню на субботний вечер 28 февраля все-таки было составлено, но только… на сталинский ужин. Не станет же Лозгачев перечислять: «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша», что на самом деле значилось в меню, но не все из этого перечня было приготовлено для гостей. А сок и фрукты — всегда пожалуйста, пейте и кушайте на здоровье!

Так молодое виноградное вино, или все-таки просто виноградный сок? Скажете, вопрос не принципиальный, но не спешите. Вспомним, что в меню, которое «раскопал» профессор А.Н. Шефов, значилось — «сок» и никаких градусов.

Возразят, написали «сок», а имели в виду вино «Маджари», которое Сталин соком называл. Вроде логично, круг замкнулся. Однако, минуточку, а что в первоисточнике? А первоисточником мы по праву называли версию А. Рыбина, поскольку не Лозгачев, а Рыбин проводил тот «знаменитый» семинар. Так ведь выше об этом мы уже сказали: «Гостям подавали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутусовой». Вот она, нестыковка! Оказывается на кухне Ближней дачи было, по крайней мере, два вида виноградного сока: молодое вино «Маджари», которое Сталин, ну а за ним вся дворовая челядь и охрана в том числе, называли «соком», и собственно абсолютно безалкогольный, свежий виноградный сок, который подавальщица Матрена Бутузова по какой-то своей технологии готовила из винограда, тут же на кухне. Так что получается, что правы оба, и Рыбин и Лозгачев, в этой мини-истории с виноградным соком. Разница лишь в том, что Лозгачев несколько перепутал эти «соки» и немудрено, поскольку прошло уже минимум 15 лет с той поры, когда ему на «семинаре» А. Рыбина «втолмачивали», что есть виноградный сок, а что вино «Маджари». А вот Рыбин ничего перепутать не мог, ибо первоисточник у него всегда был под рукой, поскольку тем «толмачом» он и был.

Каков из всего этого следует вывод? А вывод совершенно ожидаемый, вечерняя «беседа», а вернее, серьезнейшее совещание у Сталина на Ближней даче, проходило в атмосфере абсолютной трезвости. Ни грамма алкоголя, никакого «Маджари» на столе не было, поскольку обсуждаемый вопрос, похоже, к веселью не располагал. Стопка «Телиани», разбавленная кипяченой водой, на весь вечер — вот и вся выпивка.

Кстати, в своих воспоминаниях, которые П. Лозгачев оставил В. Жухраю, он говорит тоже именно о соке: «Мы подали на стол только один виноградный сок. Что касается фруктов, то они всегда находились в вазах на столе».

Однако, усомнится въедливый читатель, тут снова нестыковка. Если составители легенды знали истинную картину происшедшего и хотели скрыть, что на даче происходило обсуждение серьезных вопросов, они наоборот вусмерть «напоили» бы участников «тайной вечери», не так ли? С одной стороны, замечание в точку, но, с другой, с пьяным Сталиным мог случиться сердечный приступ, или нарушение мозгового кровообращения по вполне естественной причине — перепил вождь, не рассчитал и понадеялся на свое уже весьма не крепкое здоровье. И вся задумка рушится. Его ведь по легенде должны отравить, вот и пришлось авторам легенды оставить все так, как оно и было на самом деле — Сталин был абсолютно трезв, как и его гости. Однако продолжим цитирование «легенды Лозгачева» в изложении А. Рыбина:

«На следующий день было воскресенье. В десять часов мы, как обычно, уже все были на кухне, начинали дела на сегодняшний день планировать.

В 10 часов в его комнатах — нет движения (так у нас говорилось, когда он спал). Но вот пробило 11 — нет, и в 12 — тоже нет. Это уже было странно.

Обычно вставал он в 11–12, иногда даже в 10 часов он уже не спит.

Но уже час дня — нет движения. И в два — нет движения в комнатах. Ну, начинаем волноваться. В три, в четыре часа — нет движения. Телефоны, может, и звонили к нему, но когда он спит, обычно их переключают на другие комнаты. Мы сидим со Старостиным, и Старостин говорит: «Что-то недоброе, что делать будем?». Действительно, что делать — идти к нему? Но он строго-настрого приказал: если нет движения, в его комнаты не входить. Иначе строго накажет. И вот сидим мы в своем служебном доме, дом соединен коридором метров в 25 с его комнатами, туда ведет дверь отдельная, уже шесть часов, а мы не знаем, что делать. Вдруг звонит часовой с улицы:

«Вижу, зажегся свет в малой столовой». Ну, думаем, слава Богу, все в порядке. Мы уже все на своих местах, все начеку, бегаем, и… опять ничего! В восемь — ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять — нету движения, в десять — нету. Я говорю Старостину:

«Иди ты, ты — начальник охраны, ты должен забеспокоиться». Он: «Я боюсь». Я: «Ты боишься, а я герой, что ли, идти к нему?» В это время почту привозят — пакет из ЦК. А почту передаем ему обычно мы. Точнее — я, почта моя обязанность. Ну что ж, говорю, я пойду, в случае чего, вы уж меня, ребята, не забывайте».

Прервемся на минуту, чтобы поразмыслить над тем, до какой же степени непотребства в «легенде Лозгачева» унижена вся система охраны Сталина, но самое удивительное то, что и сам Лозгачев и провайдер этой легенды А. Рыбин как бы этого не замечают. Уж такая трусость охватила охрану Сталина, что не приведи господи. Сидят и никак не найдут в себе мужества, чтобы пойти и хотя бы одним глазом взглянуть, чтобы узнать, а что же случилось с 73-летним больным человеком, не подающим признаков жизни. Чего же они трусливые такие? Почему не заглянут в должностную инструкцию, где прописаны все мыслимые ситуации, которые могут случиться с первым лицом государства, а о том, что случилось в данный момент — наверняка? А они, вместо того чтобы действовать согласно инструкции, сидят и со страху дрожат, а вдруг им влетит по первое число, если они ненароком нарушат покой вождя. По этому поводу Ю. Мухин с возмущением писал: «…за беспокойство Сталина их в худшем случае перевели бы охранять Суслова, но ведь за неоказание охраняемому лицу помощи грозит верный расстрел. И они не идут к нему?! Нет, это уже ни на что не похожая брехня.

Телохранители Старостин и Туков пришли на смену в 10.00 они вообще не видели и не слышали Сталина. Они кого охраняли — сами себя? А вдруг Сталина выкрали, и его уже в комнатах нет? Это брехня в расчете на то, что ее будут слушать никогда не служившие идиоты?»

Далее Ю. Мухин приводит характерный эпизод из практики служебной деятельности сталинской охраны, когда в «поведении» вождя случился небольшой сбой, который не мог пройти мимо внимания бдительных чекистов:

«В показанном в 2001 г. на ОРТ фильме А. Пименова и М. Иванникова «Кремль 9. Последний год Сталина» авторы взяли интервью у тогдашнего заместителя Главного управления охраны МГБ СССР полковника Н.П. Новика. Тот рассказал такой эпизод из своей службы.

По субботам Сталин ходил в баню, построенную на территории дачи (в которой, кстати, парилась и охрана дачи, но, конечно, не тогда, когда ее посещал Сталин). Обычно эта процедура занимала у Сталина час с небольшим. Но однажды он вдруг не вышел из бани в означенное время. Через 20 минут охрана доложила Новику, который был в это время на даче. Через 35 минут он позвонил министру МГБ Игнатьеву, тот тут же позвонил Маленкову. Последовала команда ломать дверь в бане (изнутри она закрывалась на защелку). Через 46 минут Новик с фомкой и телохранителем уже бежали к бане. Но дверь открылась и на порог вышел слегка заспанный Сталин.

Такие были порядки и такими они и должны быть. А нам рассказывают, что охрана Сталина, ничего не зная о нем, не беспокоилась целый день?!»

Еще несколько слов о том, насколько охрана «боялась» Сталина. Тот же А. Рыбин в своей книге «Рядом со Сталиным» со знанием дела повествует о том, что Сталин по жизни был трезвенником, но всего лишь дважды они видели его «в невесомости»: на дне рождения С.М. Штеменко и на поминках А.А. Жданова. Поминки устроили на этой же даче и Сталин, как говорится, «перебрал». Уезжая вечером домой, Молотов подозвал Старостина и наказал ему:

— Если Сталин соберется ночью поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть.

Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около нее, Сталин попросил:

— Откройте дверь.

— На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, — возразил Старостин.

— Повторяю: откройте дверь!

— Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.

— Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! — вспылил Сталин. — Вы мне больше не нужны.

— Есть! — козырнул Старостин, однако с места не двинулся.

Возмущенно пошумев, что его, Генералиссимуса, не слушается какой-то охранник, Сталин ушел спать. Утром Старостин обреченно понес в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил:

— О чем вчера говорили — забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу».

Как видим, охрана чрезвычайно «боялась» Сталина, да и он был «свиреп» необычайно. Если даже за явное неповиновение максимум, что могло грозить охраннику, так это откомандирование, то уж за несанкционированное вторжение в комнаты генсека с целью удостовериться, все ли с тем в порядке, ничего бы не было, кроме «спасибо». А вот за то, что охрана упустила время и ее нерасторопность могла обернуться смертью «объекта» — тут бы ей мало не показалось. И тот же Старостин, уже однажды испытывавший на себе «гнев» Сталина, вдруг так оробел, что побоялся удостовериться, не случилось ли чего с «объектом» его охраны, тем более, он только заступил на смену и ему по инструкции положено удостовериться, в каком состоянии этот «объект» находится. То, что некие, нам пока неизвестные, составители «легенды Лозгачева» абсолютно не были знакомы с практикой охраны особо важных «объектов» — это неоспоримый факт. Странно, конечно, что умудренные опытом офицеры личной охраны Сталина с какой-то обреченностью озвучивают эту галиматью, ничуть не заботясь о своей профессиональной репутации. Но и их можно было понять, если бы они говорили об этом в 70-е или даже 80-е годы, непосредственно после «Инструктажа» 5 марта 1977 года. Но они «заговорили» уже в начале 90-х годов, когда всем было «до лампочки» все эти страсти-мордасти вокруг болезни и смерти Сталина, и им абсолютно ничего не грозило бы, расскажи они — как все было на самом деле. Напротив, рассказав всю правду, они неминуемо стали бы объектом всеобщего внимания, своеобразными «героями дня», раскрывшими сорокалетнюю тайну. Но, видимо, «вся правда» была такова, что ее нельзя было открывать ни в 70-е, ни в 80-е, и даже в начале 90-х годов. Чего боялись? Ведь уже четырежды сменилось высшее руководство страны, а они продолжают скрывать известные только им обстоятельства смерти И.В. Сталина.

Нынче никого из свидетелей тех событий не осталось уже в живых и нельзя у них спросить, что заставило их так обреченно оговаривать себя? Но удивительно другое: почему писатели и историки, которым выпал шанс задать им этот вопрос, этого не сделали? Почему они поверили в эту очевидную ложь, не задав тому же Лозгачеву вопрос: «А почему ты, батенька, так откровенно лжешь», ведь все, или почти все, что было в «легенде Лозгачева» — не что иное, как несусветная чушь! Не было на них Феликса Чуева. Тот бы своими провокационными вопросами «достал» бы того же Лозгачева, как он сумел в свое время «разговорить» самого В.М. Молотова, из которого, казалось бы, и каленым железом не вытянуть сведений, о которых он должен был молчать.

Однако вернемся к рассказу П. Лозгачева, который все-таки «осмелился» пойти в апартаменты Сталина, предварительно попрощавшись с товарищами по оружию, словно ему предстояло взойти на Голгофу или на эшафот как минимум. В «смелость» П. Лозгачева можно легко поверить, если вспомнить, что он в это время спокойно отдыхал дома, сменившись, как и И. Хрусталев, в 10 часов утра 1 марта:

«Да, надо мне идти. Обычно входим мы к нему совсем не крадучись, иногда даже дверью специально громко хлопнешь, чтобы он слышал, что ты идешь. Он очень болезненно реагировал, когда тихо к нему входили. Нужно, чтобы ты шел крепким шагом и не смущался, и перед ним чтоб не тянулся. А то он тебе скажет: «Что ты передо мной бравым солдатом Швейком вытягиваешься?». Ну, я открыл дверь, иду громко по коридору, а комната, где мы документы кладем, она как раз перед малой столовой, ну я вошел в эту комнату и гляжу в раскрытую дверь в малую столовую, а там на полу Хозяин лежит и руку правую поднял… вот так. — Здесь Лозгачев приподнял полусогнутую руку. — Все во мне оцепенело. Руки, ноги отказались подчиняться. Он еще, наверное, не потерял сознание, но и говорить не мог. Слух у него был хороший, он, видно, услышал мои шаги и еле поднятой рукой звал меня на помощь. Я подбежал и спросил: «Товарищ Сталин, что с вами?» Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: «Может, врача вызвать?». А он и ответ так невнятно: «Дз… дз…»— дзыкнул и все. На полу лежали карманные часы и газета «Правда». На часах, когда я их поднял, полседьмого было, в половине седьмого с ним это случилось. На столе, я помню, стояла бутылка минеральной воды «Нарзан», он, видно, к ней шел, когда свет у него зажегся».

Про часы, которые «зафиксировали» время случившегося удара со Сталиным, просто шедевр мудрости и прозорливости составителей «легенды Лозгачева». Агата Кристи в своем романе «Восточный экспресс» ярко высмеивала этот трюк, как дешевый прием из плохих детективов, но авторы версии, похоже, «матерь детективов» не читали, и как в лужу бухнули. Далее Лозгачев продолжает:

«Пока я у него спрашивал, ну, наверное, минуту-две-три, вдруг он тихо захрапел… слышу такой легкий храп, будто спит человек. По домофону поднял трубку, дрожу, пот прошибает, звоню Старостину: «Быстро ко мне, в дом». Пришел Старостин, тоже оторопел. Хозяин-то без сознания. Я говорю: «Давай его положим на диванчик, на полу-то неудобно». За Старостиным Туков и Мотя Бутусова пришли. Общими усилиями положили его на диванчик, на полу-то неудобно. Я Старостину говорю: «Иди звонить всем без исключения». Он пошел звонить. А я не отходил от Хозяина, он лежал неподвижно и только храпел. Старостин стал звонить в КГБ Игнатьеву, но тот испугался и переадресовал его к Берии и Маленкову. Пока он звонил, мы посовещались и решили перенести его в большую столовую на большой диван… Мы перенесли потому, что там воздуха было больше. Мы все вместе это сделали, положили его на тахту, укрыли пледом, видно было, что он очень слаб, пролежал без помощи с семи вечера. Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки — ему, наверное, было холодно. В это время Старостин дозвонился до Маленкова. Спустя примерно полчаса Маленков позвонил нам и сказал: «Берию я не нашел». Прошло еще полчаса, звонит Берия: «О болезни товарища Сталина никому не говорите».

В 3 часа ночи слышу — подъехала машина, приехали Берия и Маленков. У Маленкова ботинки скрипели, помню, он снял их, взял под мышки. Они входят: «Что с Хозяином?». А он лежит и чуть похрапывает. Берия на меня матюшком: «Что же ты панику поднимаешь? Хозяин-то, оказывается, спит преспокойно. Поедем, Маленков!». Я им все объяснил, как он лежал на полу, и как я у него спросил, и как он в ответ «дзыкнул» невнятно. Берия мне: «Не поднимай панику, нас не беспокой. И товарища Сталина не тревожь». Ну и уехали.

Опять остался я один. Думаю, надо опять Старостина звать, пусть он всех опять поднимет. Говорю: «Иначе он умрет, а нам с тобой крышка будет. Звони, чтоб приехали».

Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив: «Скоро будет медицина». Около девяти часов действительно появились врачи…».

Можно передохнуть и сделать кое-какие предварительные выводы из всего этого нагромождения откровенного вранья и бессмысленности, соседствующей с загадочностью. Выделим главную идею, вложенную авторами «лЛ» в уста «Охраны», которая заключается в том, что на Сталина в ночь с 28 февраля на 1 марта было совершено покушение. Причем не просто покушение, совершенное каким-то фанатиком-одиночкой, но как результат заговора, совершенный членами «Ближнего круга» и никак не меньше.

Действительно, какие бы варианты покушения ни рассматривать, в любом случае возникает подозрение на участие одного или нескольких лиц «Ближнего круга» в заговоре.

В первое время существовала версия, что Сталина отравил полковник Хрусталев, который ходил в «любимцах» у вождя за его открытый характер и природный ум. В то же время Иван Васильевич был близок и к Берии, по приказу которого он, якобы, втерся в доверие к Сталину, с тем, чтобы при удобном случае его отравить. По легенде Лозгачева именно Хрусталев передал охране распоряжение Сталина о том, что она может спокойно спать (усыплял бдительность). Как мы видели, послушная охрана с явным удовольствием выполнила это распоряжение. Но когда в -10 часов утра 1 марта охранники проснулись, Хрусталев уже уехал домой. А что он делал с 5 часов утра, когда Сталин проводил гостей, до своего отъезда, Лозгачеву известно не было, о чем он и не преминул сообщить.

Эту версию подтверждало якобы и то обстоятельство, что Берия вскоре «постарался» избавиться от исполнителя убийства и где-то через 20 дней, Хрусталев внезапно умер, будучи при полном здравии в своем 47-летнем возрасте. Однако версия рухнула, когда И. Чигирин «докопался», что И. Хрусталев на самом деле умер 22 сентября 1954 года, в то время, когда Берия был арестован 26 июня 1953 года, а затем расстрелян, и никакого отношения к смерти телохранителя иметь не мог. В то же время загадочное поведение соратников Сталина, которые, по «легенде Лозгачева», как могли затягивали оказание медицинской помощи больному Сталину, как бы прямо уличает их в преступных действиях, направленных на его убийство. Короче говоря, неизвестные составители «легенды Лозгачева» столь ловко «подставили» членов «Ближнего круга», что вот уже свыше 30 лет никто не может полностью уличить их в заговоре, хотя, казалось бы, налицо прямые улики. Все версии рассыпаются при сопоставлении «легенды Лозгачева» с воспоминаниями Н.С. Хрущева, которые настолько противоречат друг другу, что долгое время считали, что их авторы не подозревали о вранье друг друга, когда их сочиняли.

Однако, если принять нашу версию рождения «легенды Лозгачева», то все получается очень даже логично. Поскольку «лЛ» родилась где-то в средине 70-х годов, то ее авторы были не понаслышке знакомы с мемуарами Хрущева, умершего как раз в 1971 году. Явное несовпадение версий Хрущева и «Охраны» было, таким образом, не случайной, а глубоко продуманной акцией, окончательно сбивавшей с толку будущих исследователей загадки смерти Сталина по принципу — «пускай помучаются». Но по одной позиции есть явное совпадение версии Хрущева с «легендой Лозгачева». И в той и другой версиях события начинаются с сеанса кинофильма в кремлевском кинозале, на который Сталин пригласил своих соратников. Такой «зачин» «легенды Лозгачева», с одной стороны, говорит за то, что составители легенды были не понаслышке знакомы с «Воспоминаниями» Н.С. Хрущева, а с другой — придавали этой легенде видимость правдоподобия. Но от этого многолетние «муки» исследователей загадки смерти Сталина не уменьшились. Цель достигнута, исследователи мучаются до сегодняшнего дня, все дальше уходя от простой как яйцо истины, заключающейся в том, что никто Сталина не только не убивал (отравлял), но даже мысли не допускал о возможности совершения такого святотатства.

Возразят, а кто еще кроме Вас (в смысле нас. — А.К.) может подтвердить эту версию? Отвечаем: Алексей Трофимович Рыбин, тот самый «провайдер» «легенды Лозгачева», который организовывал «семинар» 5 марта 1977 года с тем, чтобы оставшиеся в живых свидетели загадочной смерти Сталина в дальнейшем строго руководствовались этой завиральной легендой при общении с прессой и иными любителями узнать подробности о событиях тех дней.

В 1992 году в издательстве «Ветеран» вышла небольшая книжка, автором которой был А.Т. Рыбин, которая называлась «Рядом со Сталиным» и имела подзаголовок «Записки телохранителя», где впервые была опубликована «легенда Лозгачева» в той редакции, в какой она в дальнейшем использовалась многими исследователями, дополнявшими авторский текст теми или иными подробностями, которые они находили в других источниках. Наиболее полная версия «Охраны» приведена в широко известном сочинении Н.Зеньковича, а затем в не менее известной книге Ю. Мухина.

Однако в этой же книге, а затем в целой серии брошюр, вышедших в течение 1994–1996 годов в издательстве «Гудок», А. Рыбин решительно отстаивает прямо противоположную точку зрения, а именно — никакого покушения на жизнь И.В. Сталина не существовало и смерть вождя наступила по вполне естественным причинам, поскольку: «…его здоровье было серьезно ослаблено возрастом, а также сопутствующими хворями. А кровоизлияние при гипертонии немудрено. Туков присутствовал при вскрытии. Начальник Санитарного управления Куперин показал ему, где лопнул мозговой сосуд. Там разлилась кровь размером с пятачок. Куперин сказал:

— Вот эту кровь сразу бы ликвидировать… Человек бы еще жил…

Да вот кто бы смог тогда совершить это чудо?»

Своим признанием факта естественной смерти Сталина А. Рыбин, в то время будучи уже глубоким стариком (родился в 1908 году), подал сигнал будущим исследователям «загадочной» смерти Сталина, что все, им написанное раньше и вошедшее в «легенду Лозгачева» о насильственной смерти вождя, есть следствие неких обстоятельств, вынуждавших его пойти против своих собственных убеждений. Что это за обстоятельства? Попробуем порассуждать, чтобы нащупать хотя бы ту «нить Арианды», которая выведет из лабиринта множества взаимоисключающих версий о природе «загадочной смерти И.В. Сталина».

Прежде всего, обратим внимание на то, как менялись взгляды на эту «загадку» со сменой эпох правления страной, а проще, со сменой ее руководителей.

В переходный период от «эпохи Сталина» к «эпохе Хрущева» широко муссировались слухи о насильственной смерти вождя, начиная с обвинений в адрес правителей страны со стороны сына Сталина Василия и кончая заклинаниями некой «старухи с клюкой».

Слухи сменились инспирированными властями версиями о том, что в насильственной смерти повинен Л.П. Берия, за что он и поплатился собственной жизнью. Это был короткий период, в течении которого Н.С. Хрущев еще только укреплял свои позиции на Олимпе власти.

В расцвет «эпохи Хрущева» на свет одна за другой рождались версии, в которых сначала осторожно, а затем все громче и громче зазвучал мотив, что и Хрущев в той или иной степени участвовал в акции по избавлению страны от «кровавого тирана». «Охрана», знавшая истинную природу «загадочных» событий, могла сильно навредить своими откровениями, поэтому ее заставили замолчать. С этой целью всех свидетелей из «Охраны» разъединили, выслав их в разные точки страны. Вполне возможно, что на местах за ними был установлен гласный надзор, поэтому они, будучи людьми дисциплинированными, молчали вплоть до 1977 года, когда их собрал на «семинар» А. Рыбин.

В это время «опробовались» на жизнестойкость различные варианты «реализации» насильственной смерти Сталина, о которых рассказано выше. Была «опробована» также версия ненасильственной смерти согласно сценарию «Эренбург— Пономаренко». Интерес общественности к теме развивался по синусоиде: то вспыхивал яркой звездой, то сходил на нет, не будучи подкрепленным еще более экзотическими версиями.

Нездоровый интерес к теме сильно подогрел перебежчик А. Авторханов, который своими книгами «Технология власти» и «Загадки смерти Сталина» буквально вскрыл «ящик Пандоры», из которого выползали версии одна экзотичнее другой. Уже в первой книге, вышедшей на Западе в 1959 году, автор заявил, что загадочная смерть Сталина последовала, вероятно, в результате заговора «Четверки» (Берия, Маленков, Хрущев и Булганин) и что подозрительно само это подчеркивание в официальном сообщении о месте смерти Сталина: «Сталин умер в Москве на своей квартире».

Интерес к книге был огромным. Она вышла не только в так называемом «Самиздате», но и была переиздана в издательстве «Мысль» с грифом «Запрещенная литература» для партийной элиты, но вполне естественно, стала доступной любому заинтересованному лицу.

Еще больший ажиотаж вызвала другая книга, вышедшая в начале 70-х годов на Западе и в «Самиздате», а в 1975 году уже и в Союзе с тем же грифом. Но это уже была «эпоха Брежнева», которая в ее начальной стадии характеризовалась тем, что было фактически снято «табу на Сталина». Появились статьи и книги, в которых снова положительно оценивалась роль Сталина в жизни государства, более умеренно критиковались недостатки в его деятельности и ошибки, которые он совершил. Стали упорно распространяться слухи о скором возвращении имени Сталина легендарному городу на Волге, а с выходом киноэпопеи «Освобождение» стали говорить о скорой реабилитации Сталина и восстановлении памятников ему.

По странному совпадению, именно в этот период вдруг возник интерес к давно забытым офицерам сталинской охраны. К чему бы это? Уж не книга ли А. Авторханова и была формальным поводом для организации и проведения «семинара» с бывшими сталинскими охранниками?

Их собирают, инструктируют и, похоже, снова ставят под негласное наблюдение, чтобы они, чего доброго, не сболтнули лишнего, выходящего за рамки чудовищной по нелепости «легенды Лозгачева».

Невольно закрадывается подозрение, что этим самым «мероприятием» снова «оберегают» от разглашения информацию, так или иначе связанную со смертью Сталина. Кому-то правда о его смерти может сильно навредить и этот кто-то не простой смертный, если через 24 года вспомнили о тех, кто доподлинно знает все подробности этого печального события. До 1977 года они абсолютно никого не интересовали, а тут вспомнили. Не правда ли, что это очень странно?

Однако и дальше не все укладывается в рамки нормальной логики. Ну, если проинструктировали, как надо говорить о своих свидетельских впечатлениях, то почему бы сразу не опубликовать эту самую «легенду Лозгачева»? Ан нет. Потребовалось еще ждать не менее 12 лет, чтобы публикации на этот счет посыпались как из рога изобилия. Однако и на дворе была уже иная эпоха, вернее все эти люди жили уже в другой стране. Стало быть, запрет на публикацию «легенды Лозгачева» и во времена «правления» Ю.В. Андропова и К.У. Черненко (годы их правления на звания эпох никак не тянут) и даже в «эпоху Горбачева» снят не был. Вы не находите, что все это довольно странно? Кому все это было нужно, и в связи с чем? Ситуация с разгадкой таинственной смерти Сталина, таким образом, подошла к такому рубежу, что назови только имя этого таинственного «некто», так все станет на свои места. Так кто же этот «некто»? Придет время, и мы подведем читателя к этому самому рубежу и он сам назовет это имя.

Особняком от показаний «Охраны» находятся показания генерала B.C. Рясного, которые «выудил» из него Феликс Чуев — великий мастер столь своеобразного литературного жанра, коим является интервью со знаменитостями. Кто такой генерал Рясной и чем он «знаменит», что стал объектом внимания Ф. Чуева?

После назначения на пост министра госбезопасности СССР С Д. Игнатьев формально заменил начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, который был освобожден от этой должности 29.04.1952 г.

B.C. Рясной поведал Ф.Чуеву: «…И тогда исполняющим обязанности начальника Главного управления охраны назначили министра Игнатьева. А тот по договоренности с Маленковым и Сталиным поручил это дело мне. И я в последнее время ежедневно со своей дачи в Серебряном бору приезжал на дачу Сталина в Кунцево. Это февраль 1952 года…»

Это на самом деле так и было, поскольку 23 мая 1952 года ГУОМГБ было реорганизовано в Управление охраны (УО) МГБ СССР, а управления № 1 и № 2, входившие ранее в ГУО, были преобразованы в отделы Управления охраны, куратором которого по-прежнему являлся министр ГБ СССР С.Д. Игнатьев. Фактическое руководство охраной высших должностных лиц осуществляли заместитель министра B.C. Рясной и заместители начальника УО МГБ СССР полковники Н.П. Новик и Н.П. Максименко.

Таким образом, генерал B.C. Рясной имел прямое отношение к охране первого лица страны и к его воспоминаниям следует отнестись с должным внимание, хотя, как уже было раннее высказано, «версия Рясного»— ну прямо-таки ни в какие ворота. Несколько повторимся, но приведем, хотя бы фрагментарно, рассказ генерала Рясного Ф. Чуеву: беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года, мы знаем уже по «легенде Лозгчева», что это случилось еще вечером 1 марта, где-то, как показали «остановившиеся часы Сталина», в 19 ч. 30 мин. Рясному позвонил его подчиненный Старостин, начальник личной охраны Сталина (на самом деле, всего лишь начальник дежурной смены): — Что-то не просыпается.

В последнее время Сталин редко выезжал с дачи и поздно по вечерам собирал своих ближайших помощников. Приезжали Маленков, Хрущев, Берия, Булганин… Молотов тоже бывал, но уже редко.

Прежде Сталин выезжал в Кремль, а сейчас все вопросы стал решать здесь, на даче… (А как быть с «кино» в Кремле 28 февраля 1953 г.?)

Было уже часов девять утра (выходит, 2-го, в 9 утра. По документам консилиум врачей уже был в 7 часов в этот же день). А он обычно вставал рано.

— А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! — посоветовал Рясной Старостину.

Над дверью в спальню было стеклянное окно…»

Прервем на минуту рассказ генерала, чтобы внести ясность по форме дверей в сталинских апартаментах. Наличие таких окон характерно для всех дач Сталина. Как и на Ближней даче, такие же окна есть и на даче в Сочи близ Мацесты над входом в здание с кинозалом и бильярдной, в спальни Сталина, Василия и Светланы и в других комнатах. По замыслу архитектора окна над дверями способствуют большему проникновению света в помещения и зрительно удлиняют их высоту, а также, главное, обеспечивают безопасность в экстремальных ситуациях. Рясной и посоветовал Старостину воспользоваться таким окном.

Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. (А как быть с тем, что охранники уже обнаружили Сталина в 11 вечера 1 марта?)… Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался в Кунцево и, приехав, сразу же вскарабкался на ту же лестницу. Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал на шелковой накидке.

«Скорей звони Маленкову! — приказал Рясной Старостину.

Дверь в спальню заперта на ключ. Ломать не смеют. Ключ у хозяина. «Не знаем, что делать, — говорит Рясной, — ждем, приедет Маленков, распорядится. Я-то чего?».

Действительно, он-то, генерал-лейтенант, заместитель министра госбезопасности СССР, начальник Управления контрразведки внутри страны, фактический начальник охраны И.В. Сталина — чего? А как же быть с показаниями П. Лозгачева, который в приоткрытую дверь увидел Сталина на полу в малой столовой?

Маленков и Берия приехали вместе. Рясной встретил их во дворе, кратко доложил о случившемся и добавил:

Надо срочно вызвать врачей!

Тучный Маленков побежал в коридор к телефону, а Берия усмехнулся:

— А, наверно, он вчера здорово выпил!

«Эта фраза покоробила меня настолько, что до сих пор заставляет кое о чем задуматься», — признается Рясной. Тем самым Берия неожиданно высказал свое отношение к Сталину.

…А вождь лежал на полу, на спине, в полосатой пижаме. Наверно, собирался ложиться спать и сел за столик почитать. Рядом, под большим столом, лежали кучи пакетов постановлений Совета Министров, целую машину их потом загрузили и вывезли.

Приехал министр здравоохранения СССР Третьяков, посмотрел и сразу сказал:

— Это инсульт.

Потом врачи… Много часов прошло, пока они приехали.

В те годы для оказания медицинской помощи даже простым гражданам в Москве все кареты «скорой помощи» были оборудованы на базе таких же машин, как и правительственные автомобили — ЗИС-110 или ЗИМ, и приезжали к больному действительно скоро. От старейшей станции «Скорой помощи», расположенной на Брянской улице в Москве, до дачи Сталина в Волынском не спеша на машине по Можайскому шоссе (ныне Кутузовский проспект) можно было доехать за 7—10 минут. До Кремлевской поликлиники на ул. Грановского (Центральной Клинической больницы в Кунцево еще не было) от Ближней на 5 минут дольше. О каких часах речь? Действительно, подобные свидетельства — ни в какие ворота, на этом генерал Рясной, будучи в то время уже глубоким стариком (он родился в 1903 году, а интервью давал в 1995 году), свой рассказ заключил словами:

«Сталина перенесли в другую комнату на постель. А члены Политбюро, тоже собравшиеся к этому времени, разбились на две группы и засели в соседних комнатах— делили портфели».

Учитывая, что А. Рыбин опубликовал «легенду Лозгачева» в 1992 году, а генерал давал интервью Ф. Чуеву в 1995 году, он не мог не знать о показаниях «Охраны», но, тем не менее, «нарисовал» совершенно отличную от «легенды Лозгачева» картину происшедшего. А вот почему? В нужном месте мы покажем, что Рясной был великолепно осведомлен об истинной картине происшедшего в ночь с 1-го на 2 марта, но, чтобы скрыть свою осведомленность, он и придумывает свою версию событий, чтобы полностью выгородить себя от участия в них. А о «легенде Лозгачева» он действительно мог ничего не знать — человеку 90 лет!

Но парадокс «большого вранья» заключается в том, что мюнхгаузенствующий автор такого сочинения совершенно непроизвольно воспроизводит некоторые, весьма неприметные детали, реально сопутствующие тому событию, которое хочет заболтать. Вот по этим-то деталям «большой лжи» можно более или менее правдоподобно восстановить истинную картину «забалтываемого» события.

Итак, генерал не только прекрасно был осведомлен о существовании «легенды Лозгачева», но и доподлинно знал истинную картину происшедшего, и ему не было никакой нужды поддерживать версию об успешно состоявшемся заговоре по убийству Сталина. Поскольку ему, хотя и временно, но ответственному за охрану вождя, надлежит отвечать за то, что охрана не уберегла вождя. А посему его устраивала версия несвоевременно оказанной медицинской помощи Сталину, болезнь которого случилась по вполне естественным причинам («А, наверно, он вчера здорово выпил!»). И не его вина, что Берия и Маленков тянули время с вызовом врачей, которые тоже почему-то не спешили, а «я-то чего?»

Однако, при всем при этом, он просто не мог не привнести в свой «рассказ» некоторые детали, которые с головой выдают его вранье.

Во-первых, он точно воспроизводит ситуацию с устройством дверей на «Ближней даче». К Сталину нельзя было так вот запросто попасть, небрежно толкнув ногой незапертую дверь, как это делал то ли Старостин, то ли Лозгачев, когда им нужно было нести Сталину почту. Двери запирались изнутри, на замок, ключ от которого был у Сталина. Они могли открываться и дистанционно, поскольку под рукой у него был соответствующий пульт. Двери действительно соответствовали описанию, приведенному рассказчиком. В. Жухрай, который несколько лет проходил через эти двери на доклад к Сталину, подтверждает наличие таких окон над дверью и запирающих устройств с внутренней стороны.

Во-вторых, и это самое главное, генерал называет реальное время события, которое произошло, по его словам, «в ночь с 1-го на 2 марта» и это действительно так, поскольку его показания совпадают с показаниями такого объективного свидетеля, как академик А.Л. Мясников, который писал (повторимся, но приведем фрагмент из его воспоминаний по этому поводу):

«Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: «Я за вами — к больному Хозяину». Я быстро простился с женой, мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас проф. Н.В. Коновалов (невропатолог) и Е.М. Тареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево…

Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). Водной из комнат уже был министр здравоохранения…

Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время».

Не верить академику А.Л. Мясникову нет никаких оснований, а по его воспоминаниям врачебная помощь больному последовала практически немедленно. Действительно, «…в седьмом часу утра» он обнаружен лежащим неподвижно на полу, сразу же был перенесен на диван, где лежал до прибытия целой бригады врачей во главе с академиком Лукомским, а в 7.00 утра в «Журнале медицинских наблюдений» уже появилась первая запись о том, что больному начали оказывать необходимую помощь.

Таким образом, свидетельства «Охраны» и генерала B.C. Рясного, сколько бы они ни противоречили друг другу, дают пищу для размышлений на тему: а как же все было на самом деле? Причем аргументов в пользу разгадки тщательно скрываемой ими тайны уже предостаточно:

— во-первых, у Сталина случился тяжелейшей формы инсульт по вполне естественным причинам, а отнюдь не потому, что он накануне «…здорово выпил»;

— во-вторых, апоплексический удар настиг Сталина далеко за полночь с 1-го на 2 марта 1953 года;

— в-третьих, врачебная помощь подоспела к больному буквально за несколько десятков минут со времени когда был обнаружен больной (доставлен на диван, на котором он и дожидался прибытия врачей).

Таким образом, «Охрана» и генерал B.C. Рясной прекрасно знали, при каких обстоятельствах у Сталина произошло нарушение мозгового кровообращения, но почему-то вынуждены тщательно скрывать это за придуманными ими фантастическими легендами. Причем делали это в такие времена, когда «свидетелям» уже ничего не грозило, расскажи они всю правду о тех событиях, в которые они были посвящены в силу своих обязанностей. Так что же удерживало их от раскрытия этой таинственной правды? Смеем заверить любопытного читателя, что мы находимся буквально в нескольких шагах от объяснения этой тайны. Но сначала рассмотрим иные, отличные от «Охраны» версии загадочной смерти Сталина, возникшие на базе «легенды Лозгачева», а также на «свидетельских» показаниях Н.С. Хрущева, генерала Рясного и дочери И.В. Сталина Светланы Иосифовны Аллилуевой.

 

Глава 3. Были ли у И.В. Сталина «двойники»?

На этот вопрос впервые ответил утвердительно А. Владыкин-Бескудников, который, ссылаясь на Д. Волкогонова, утверждал, что в секретной службе разведки и контрразведки И. Сталина был создан специальный «отдел двойников»:

«Каждый человек, привлеченный для работы в этот отдел, строго специализировался на выполнении определенных функций: для посещения театров, для встреч с высокопоставленными зарубежными деятелями, для присутствия на парадах и других массовых мероприятиях. Лже-Сталин много лет боялся показываться на людях. Так, по праздникам в конце тридцатых годов на мавзолее Ленина среди руководителей партии и правительства часто стоял, изображая Сталина, винницкий бухгалтер Евсей Лубицкий».

О двойнике № 1 Е. Лубицком написано немало, но уж как-то очень «глухо». Так, знаток и серьезный исследователь «кремлевских тайн» Н. Зенькович безо всяких комментариев поместил в одной из своих книг заметку «О сталинском двойнике», опубликованную в газете «Шуйские известия» Ивановской области (№ 6,1991 г.), в которой говорится:

«…После убийства в конце 1934 года члена Политбюро Сергея Кирова Сталин приказал службе безопасности найти человека с абсолютно похожей на него внешностью. Выбор остановили на бухгалтере-еврее с Украины Евсее Лубицком, которым на одной из дач недалеко от Москвы занялась целая команда косметологов, портных и парикмахеров. После «доводки» дублера эти люди были уничтожены. Сталин также отдал приказ ликвидировать семью Лубицкого.

Впервые Евсей Лубицкий сыграл роль Сталина на встрече с делегацией шотландских шахтеров, никогда не видевших до этого живого Сталина. Гораздо труднее было обмануть персонал Кремля и сотрудников МИД СССР. Но и здесь двойник выполнил свою миссию отлично.

В 1952 году Лубицкий был арестован и отправлен в один из сибирских лагерей. После смерти Сталина его освободили, незадолго до его кончины…»

На жесткость по отношению к родственникам и персоналу, который «доводил» очередного «двойника» до нужной кондиции, пишет и А. Владыкин-Бескудников, фрагменты его «исследований», скорее всего, и попали на страницы районной газеты. Иначе откуда редакция газеты могла почерпнуть эти сведения? Странно, однако, то обстоятельство, что Н. Зенькович привел этот фрагмент из «Шуйских известий», а не обратился к «первоисточнику», который, опять же со ссылкой на Д. Волкогонова, утверждает:

«Обращает на себя внимание жестокость, проявленная лже-Сталиным при подготовке двойников. Все, кто принимал участие в работе по доведению двойников до кондиции: портные, парикмахеры, косметологи и т. д., а также вся семья двойника, уничтожались. Как только потребность в двойнике отпадала, его отправляли в лагерь для особо опасных преступников. В живых к 1953 году остался только один Лубицкий…»

Уже из приведенных фрагментов книги данного «исследователя» как-то не складывается «стройная система» выращивания двойников Сталина в своеобразном «питомнике двойников», которым являлся соответствующий отдел секретной службы безопасности Сталина. Или лже-Сталина? Действительно, если Е. Лубицкий являлся «двойником № 1», то кто такой «лже-Сталин», который его и «вырастил»? Стало быть, до Лубицкого появился некто «лже-Сталин» или «диктатор» по терминологии А. Владыкина-Бескудникова. Во-вторых, как это смог «двойник № 1» пережить Сталина (или «лже-Сталина», т. е. «диктатора»), если двойников, выполнивших ту или иную миссию (задачу), отправляли с глаз долой или попросту уничтожали? Всего, по данным А. Владыкина-Бескудникова за, без малого, двадцать лет (с декабря 1934 года по март 1953 года) было «выращено» двадцать двойников Сталина! Выходит, по одному двойнику в год, и 19 из них канули в Лету? Но при всем этом Е. Лубицкий сумел пережить самого Сталина, то есть «диктатора» или «нулевого двойника» и спокойно умереть своей смертью. Странно?

Вообще, занимательное дело читать весьма «серьезное» сочинение А. Владыкина-Бескудникова со ссылками на еще более серьезное сочинение Д. Волкогонова, особенно после того, когда убедишься, что последний в своем «знаменитом» двухтомнике ни словом не обмолвился о существовании сталинских двойников. В авторской аннотации указанного «сочинения» говорится:

«В книге приведены фотографии двадцати двойников Сталина, которые в опубликованной отечественной литературе ошибочно принимаются за Иосифа Виссарионовича.

Большинство фотографий «Вождя народов», датированных 1936 годом и позднее, изготовлялись начальником его личной охраны Власиком, который для этой цели специально обучался у молодых фоторепортеров Самария Гурария и его друга Бориса Кудиярова. В распоряжении Власика был целый отряд двойников Сталина.

Советские фоторепортеры, как правило, к съемкам «Вождя народов» не допускались. На конференцию «Большой тройки», проходившей в 1943 году в Тегеране, не был допущен ни один представитель советской прессы, именно Власик снимал эту встречу.

Среди опубликованных групповых фотографий много фальшивых, выполненных путем фотомонтажа.

При внимательном изучении опубликованных фотографий автор обратил внимание на то, что после 1934 года нет ни одной с изображением Сталина. Это обстоятельство позволило автору утверждать, что Сталин был убит осенью 1934 года и поэтому не мог принимать участие в организации «Большого террора» в нашей стране с 1935 по 1953 годы» (выделено мной. — А К.).

То есть, настоящий Сталин был убит следом за С.М. Кировым и к власти пришел «кровожадный диктатор», или «нулевой двойник», который и правил страной без малого двадцать лет, скомпрометировав «светлый облик» настоящего И.В. Сталина, который, якобы, всегда выступал против кровопролития. В книге приводятся примеры истинного человеколюбия, «настоящего» Сталина:

«В ноябре 1917 года на заседании Совета Народных Комиссаров. В.И. Ленин внес предложение об аресте членов ЦК партии кадетов и предания их революционному суду. Только один Сталин голосовал против».

В 1921 году на Политбюро обсуждался вопрос о мятеже в Кронштадте. Сталин выступил против штурма, против ненужного кровопролития. «Если мятежников не трогать, они сами сдадутся через две-три недели».

Троцкий упрекнул Сталина в мягкотелости и потребовал «…выжечь каленым железом очаг контрреволюции».

Сталин понимал, что имел в виду Троцкий, и пытался спасти жен, матерей и дочерей восставших.

Летним вечером 1926 года группа работников ЦК комсомола направлялась к лифту на третьем этаже, где находился Секретариат ЦК Партии. К комсомольцам подскочил комендант охраны Трахтенберг: «Задержите лифт, товарищ Сталин идет».

Молодые люди повременили, и в кабину вошел генсек — шинель внакидку, рука в кармане полувоенного френча. «Как дела, молодежь? — бросил Сталин снисходительно-отечески».

У молодых людей до глубокой старости сохранилось в памяти впечатление от этой встречи со Сталиным.

В декабре 1927 года на XV съезде партии Сталин заявил: «Советская законность не есть пустая фраза».

Все законы страны становятся незаконными с 1 декабря 1934 года.

Выступая на курсах секретарей укомов об итогах XIII съезда партии, генсек задал вопрос:

«Какова же должна быть наша политика в отношении бывших оппозиционеров?»

И сам же ответил:

«Она должна быть исключительно товарищеской. Должны быть приняты все меры к тому, чтобы облегчить таким товарищам переход к основному ядру партии, на совместную и дружную работу с этим ядром».

В начале 1930 года С.М. Киров ночью, зимой выселил десятки тысяч лиц непролетарского происхождения не только из квартир, но вообще из города, отправил их в административном порядке в отдаленные холодные места.

Пострадали не только старухи и старики, бывшие сановники и чиновники, но, в основном, пострадала интеллигенция: музыканты и врачи, адвокаты и инженеры, научные работники и искусствоведы.

Поступок Кирова возмутил Сталина.

В 1934 году на правительственном приеме, устроенном в честь физиолога И.П. Павлова, юбиляр пожаловался Сталину:

— Несколько дней назад я работал в лаборатории вместе с американскими коллегами. Вдруг явились агенты ГПУ, забрали все бумаги со стола, несколько моих ассистентов /везли на машинах…

— Иван Петрович, — прервал Павлова Сталин, — даю вам слово, что ваши сотрудники будут освобождены и вернутся в институт. Товарищ Ягода будет наказан. — Потом он обратился к Калинину: — Михаил Иванович, вы назначаетесь председателем Комиссии по расследованию ареста сотрудников Ивана Петровича Павлова. Прошу вас досконально все изучить и освободить людей.

На этом банкете Сталин высказался публично еще раз: «Пришло время притормозить органы ГПУ, которые чересчур много на себя взяли. Пора ими заняться. Как вы считаете, товарищи?

После этих слов все, аплодируя, поднялись». Хорошие желания созрели у Сталина к 1934 году. Жаль, что реализовать их ему не удалось».

Поскольку автор этих и многих других «невыдуманных» историй ссылается на труды «известных сталиноведов», как В. Успенский и Э. Радзинский, то и вера в них соответствующая.

Более решительно за дело о «сталинских двойниках» взялся Николай Добрюха, бывший работник спецслужб, заявивший о себе, как историк-любитель, фундаментальным трудом «Как убивали Сталина» (М.: У Никитских ворот, 2007), в котором он решительно не соглашается с версией своего предшественника о том, что «истинный Сталин» был убит в декабре 1934 года. Избрав себе литературный псевдоним — Николай НАД (фамилия составлена из первых букв имени, отчества и фамилии Николая Алексеевича Добрюхи), амбициозный историк-любитель этим хотел подчеркнуть, что он возвысился: «…НАД схваткой сторон, чтобы увидеть, где находится истина».

Проведя скрупулезные исследования неких первоисточников, Николай Добрюха решительно заявил, что И. Сталин был отравлен 23 декабря 1937 года, а значит, ему никак не уйти от ответственности за репрессии 37 года, от чего «отвел» его А. Владыкин-Бескудников. Именно с этой поры страной стал управлять двойник. Но это был, опять же, не Евсей Лубицкий, поскольку автор, ни на кого не ссылаясь, дает следующую справку о двойниках Сталина:

«Двойников у Сталина было несколько. Самый известный из них — Евсей Лубицкий.

Именно он не раз стоял на трибуне Мавзолея и принимал участие в переговорах с некоторыми иностранными делегациями.

Предполагается, что найти себе двойника Сталин согласился после убийства Кирова. Так украинский бухгалтер из Винницы Евсей Лубицкий стал двойником вождя.

Над образом двойника работала целая бригада специалистов. Впервые роль Сталина Евсей Лубицкий сыграл на встрече с делегацией шотландских шахтеров, никогда не видевших Сталина живым. Дебют прошел удачно… Сталин стал пользоваться двойником. Он усаживал его в кресло в собственном кабинете и тайно наблюдал, например, как приходил с докладом Ежов. Поведение ничего не подозревавшего главного чекиста доставляло Хозяину Кремля ни с чем не сравнимое удовольствие.

В 1952 году Лубицкого якобы арестовали. Остается только догадываться: за что?! После смерти Сталина Лубицкого освободили и… выслали в Среднюю Азию. Умер он в 1981 году в Душанбе.

Чтобы проверить эту интригующую информацию, я позвонил бывшему ответственному работнику ЦК КПСС историку Николаю Зеньковичу, который сказал, что в годы перестройки ЦК занимался этим вопросом, но получил весьма противоречивые ответы, один из которых говорил «да», другой — «нет».

Но «уклончивый» ответ Н. Зеньковича не смутил Н. Добрюху, и он с удвоенной энергией занялся изучением истории болезни И. Сталина, где неожиданно для самого себя нашел «убийственные» аргументы, что знаменитые врачи трое суток пытались вернуть к жизни вовсе не И. В. Сталина, а его третьего двойника.

Основанием для такого заключения Н. Добрюхе послужил акт патологоанатомического исследования тела Сталина после его смерти в 1953 году. Тщательно сверив данные Акта с прижизненными особенностями анатомического строения тела вождя, Н. Добрюха пришел к решительному заключению, что докторам «подсунули» человека, удивительно похожего на Сталина, то есть двойника.

Оказывается, даже дочь Сталина Светлана Иосифовна Аллилуева, которая после войны почти не встречалась с отцом, приехав на его день рождения 21 декабря 1952 года, узнать отца не могла. Вот как с удивлением описывает она эту последнюю с ним встречу: «Странно — отец не курит. Странно — у него красный цвет лица, хотя он обычно всегда был бледен…» Еще меньше она узнала отца в том больном, которого увидела через 2,5 месяца на смертном одре: «Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми…» Именно это замечание дочери Сталина послужило основанием для следующего заключения Н. Добрюхи:

«И если в те страшные часы такое неузнавание можно объяснить тем, что любая, а тем более смертельная болезнь искажает человека до неузнаваемости, то как быть с Актом патологоанатомического обследования вождя, который… не совпал с прижизненными медописаниями подробностей его тела?!»

Далее Н. Добрюха подробно описывает несовпадения отдельных анатомических особенностей тела вождя, описанных в Акте, с врачебными описаниями живого Сталина. Основной акцент этих «несовпадений» падает на отсутствие в Акте описания сросшихся пальцев на левой ноге:

«Удивляет, что при наружном осмотре покойного не обнаружено, что 2-й и 3-й пальцы на левой ноге срослись, хотя при жизни Сталина (при аресте в 1904 году и медобследованиях в 20-е годы) специально отмечалось наличие такого срастания. Причем, об операции по разделению этих пальцев нигде ни слова. Да если бы она и была — остались бы шрамы, которые патологоанатомы обязательно бы зафиксировали так же, как они фиксировали другие «достопримечательности» тела. Ноги описаны в Акте до мельчайших подробностей: «Стопы находятся в среднем положении. Пальцы правой стопы (первый и второй) слегка разогнуты. Ногти на первом и на втором пальцах стоп утолщены, коротки, сморщены, буроватого цвета. Ногти прочих пальцев стоп бледны и тонки». Ничего подобного врачи у живого Сталина не замечали. Зато, например, в «Амбулаторной истории болезни» в 1925 и 1926 годах врачи Крауз, Ферстер, Розанов, Обросов и Елистратов отмечают «сращение пальцев на левой ступне» у Сталина Иосифа Виссарионовича, 46 лет от роду.

Тело патологоанатомы описывают очень подробно: пятна, порезы, шрамы, углубления, рябины, цвет… Но вот вопрос: почему не говорится, что левая не разгибавшаяся рука заметно отличается от правой, о чем свидетельствуют многие прижизненные медобследования Сталина?! В частности, 11 августа 1926 года консультанты И. Тарасевич, Ф. Щуровский и Обросов записали в «Истории болезни»: «левая рука с периартикулярной атрофией плечевого и локтевого сустава, вследствие ушиба в шестилетнем возрасте, с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава, которое, однако, не повлекло за собой заращения сустава…» Или: «Неполные движения в левом плечевом суставе и атрофические явления в мышцах левой руки вокруг локтевого и плечевого сустава».

Эти обращавшие на себя внимание при жизни Сталина «аномалии» левой руки отмечали не только соратники (например, Молотов) или арестовывавшая его в 1904 году полиция, но и многие исследователи, которые писали: «У Сталина было несколько серьезных физических недостатков. Один из них скрыть было практически невозможно — это плохо разгибавшаяся в плече и локте левая рука».

В Акте патологоанатомов говорится только об объеме мышц, но ничего нет о повреждении плеча и локтя: «Окружность левой верхней конечности на середине плеча 24 сантиметра, а на середине предплечья 20 сантиметров. Окружность правого плеча на этом же уровне 28,5 сантиметра, а окружность правого предплечья 21 сантиметр». «Подогнать» двойника под подобные отклонения проблем не составляет. Достаточно, как при переломе, наложить гипс, и рука «усохнет». И, если ее не тренировать, явно отстанет в объеме…

Сомнения, что вскрывали именно Сталина, основательно усиливаются, когда обращаешь внимание на щепетильность патологоанатомов в исследовании подробностей сталинского организма. Они пишут, скажем, следующее: «Кожа тыльной поверхности правой кисти со слегка розоватым оттенком, а на левой кисти с желтоватым оттенком. На коже тыльных поверхностей кистей рук рассеяны многочисленные разнообразной формы буроватые пигментные пятна величиной от булавочной головки до 0,6 x 1 см. Такого же характера пятно размером 0,6 х 0,5 см расположено близ запястья правого предплечья с наружной его поверхности. Ногти на пальцах рук с выраженной продольной исчерченностью; цвет ногтей голубоватый. Сильно выражена отслойка эпидермиса в области ногтевого валика». Трудно представить, чтобы при таком подробном описании 19 светил медицинской науки не заметили те явные отклонения от нормы на левой руке, о которых так много писалось в медицинских документах при жизни вождя. И уж совсем наталкивает на мысль о двойнике то, что ведущие патологоанатомы страны не обнаружили явное, определяемое даже на глаз, несовпадение ног по толщине, описанное в медкарте профессорами Валединским и Версиловым еще 2 сентября 1929 года: «Правая голень, измерена на расстоянии 20 см от колена, — 33 см, левая — 31, бедро на таком же расстоянии от колена — 51 пр., лев. 48 см». Замечу, что разница в толщине ног даже в 1 см бросается в глаза, не говоря уже об имевшей место у вождя разнице в 2 и 3 см.

Все это может означать только одно: вскрываемое посмертно тело Сталину не принадлежало!!! Если же иметь в виду слухи, согласно которым настоящий Сталин был отравлен еще 23 декабря 1937, а его талантливый двойник 26 марта 1947 года, то периодическая смена «Сталиных» у руля страны двойниками могла стать настолько привычной, что соратники, обожествляя вождя таким образом, могли делать правление Сталина практически бесконечным?! Зачем это им было нужно? Да затем, чтобы эксплуатировать беспрецедентный в мировой практике сталинский авторитет!»

С первого прочтения подобная аргументация в «пользу» подмены тела настоящего Сталина телом двойника впечатляет. Однако, если учесть, что некоторые анатомические особенности, приведенные в Акте, Н. Добрюха сравнивает с данными медицинских осмотров Сталина в 1925-м, 1926-м, 1929 годах и даже «при аресте в 1904 году», то разделить вывод «исследователя», что «вскрываемое посмертно тело Сталину не принадлежало», можно лишь с известной долей юмора. Действительно, ведь на исследование патологоанатомам, согласно Н. Добрюхе, представлено не просто тело сталинского двойника, а двойника его же двойника. Если, как утверждает в конце своего «исследования» Н. Добрюха, «настоящий Сталин был отравлен еще 23 декабря 1937 года, а его талантливый двойник 26 марта 1947 года», то кто мог лежать на анатомическом столе? Это был уже третий двойник? Спрашивается, почему третий? В этой книге автор приводит «убедительные аргументы» в пользу того, что, «второй двойник» скончался в ночь с 28 февраля на 1 марта после ночного междусобойчика со знаменитой «Четверкой». Хотя минуточку, оказывается, на запоздалом обеде у Сталина (то есть у второго его двойника) Н.А. Булганин не присутствовал — это еще одно открытие Н. Добрюхи, хотя принципиального значения это не имеет: был ли там Булганин или не был, важно, что после ухода гостей, Сталина (то есть второго двойника) хватил смертельный удар, а все эти свидетельства Лозгачева, Старостина, Тукова — всего лишь «операция прикрытия». А кто засвидетельствовал, что лже-Сталина обнаружили мертвым?

Вот тут на сцену выходит еще один свидетель, которого разыскал Н. Добрюха, это некто Коломейцев Г.Н. «…последний оставшийся в живых человек из окружения Сталина». Именно он поведал автору сей замечательной книги не менее замечательное свидетельство о том, что Сталина нашли мертвым. Вот эта история.

«Зовут меня Геннадий Николаевич Коломейцев. Полковник КГБ в отставке. Почетный чекист СССР. Родился в 1923 году в семье железнодорожника из поселка Кратово. В 41-м окончил среднее Калининское военно-химическое училище. После войны поступил в Институт народного хозяйства имени Плеханова на отделение продовольственных товаров. В 50-м году получил красный диплом и… предложение в аспирантуру. Тут моя судьба, как говорится, сделала крутой поворот. Меня пригласили в Москворецкий райком партии. Первый секретарь, поздравив с успешным окончанием, сказал: «Мы тебя как партийного человека направляем в органы госбезопасности». Я-то собирался в аспирантуру на кафедру пищевой микробиологии. Но! Партийная дисциплина была тогда прежде всего. Только и промямлил: «Спасибо за доверие». Так «распределили» меня в Главное управление охраны, в ГУО, которое возглавлял генерал Власик. В ГУО назначили рядовым сотрудником в 6-й отдел, который обеспечивал питание и обслуживание высокопоставленных людей. Несмотря на то, что я был там единственный по этому делу человек с высшим образованием, да еще в звании старшего лейтенанта, мне предложили перед большой карьерой пройти все ступеньки лестницы, занимавшейся продуктоснабжением «верхов».

В конце концов, вышло так, что я отработал около 38 лет ответственным за питание руководителей от Сталина до Горбачева, в том числе начальником Особой кухни Кремля, а также командовал почти 1000 человек, обеспечивавших приемы, завтраки, обеды и ужины главных лиц страны.

…У нас особый был контроль. Особый подбор людей, которые работали у Сталина: сестра-хозяйка Валя Истомина, 2 подавальщицы Кленина и Миронова. Были 4 повара. Главный — Борис Владимирович Судзиловский. Потом Маренов, Сливкин и Бугаков. На подмену давали еще Колобова.

Когда Сталин умер, Берия всю сталинскую обслугу разогнал. Всю! Кого — куда! Единственная, кто ушла на пенсию, сестра-хозяйка Валя Истомина. Кстати, она омывала тело Сталина перед положением в гроб. Ее девичья фамилия была Жбычкина. Два брата ее Жбычкины работали у нас в 6-м отделе на 501-й базе, которую скоро возглавил я.

Это была спецбаза, обеспечивающая питанием руководителей партии и правительства и высоких зарубежных гостей, которые приезжали и проживали в госособняках и в кремлевской резиденции. При 501-й базе была спецлаборатория. Все продукты проверялись. И сказать, что кого-то там ими мог отравить, полная галиматья. Это исключалось на сто процентов. Я сам все пробовал. И, как видите, живу до сих пор.

Итак… как умер Сталин. Это мне рассказал Орлов Иван Михайлович, комендант дачи Сталина в Волынском, то есть там, где Сталин умер. При жизни Сталина я ни разу не был на этой даче. А когда он умер, мне как-то позвонил Орлов, спрашивает: «Геннадий Николаевич, ты на даче у нас никогда не был?» Я говорю: «Нет».

— Приезжай, посмотришь, как Сталин жил, какая обстановка…

И я приехал в Волынское. Дача самая обычная. Ничего помпезного.

Показал Орлов мне валенки, в которых Сталин любил гулять, тулуп, который Сталин всегда одевал, потом самую простую шапку с длинными ушами. Тоже там висела. Показал он все это и говорит: «У Сталина был такой порядок. Приезжает. Чай попьет или там что… И уходит к себе. Закрывается. Все! Без звонка никто к нему зайти не мог. У него звонок стоял. Если нужно кого-то вызвать, он нажимал звонок. В эту ночь, когда он умер, ни звонка, ничего… Утро. Время подъема подходит: 10, 11… К этому часу Сталин обычно вставал. Брился. Брился сам. В парикмахерскую не ходил. Охрана забеспокоилась. Позвонили в Главное… нет, в 9-е управление. Тогда уже, кажется, было 9-е управление, а не ГУО. Оттуда приехали. Когда вскрыли дверь, он лежал на полу около тахты, на которой спал. У него тахта была. Он лежал на полу уже мертвый…

— То есть… вообще мертвый?

— Мертвый!

— А все говорят, что несколько дней умирал…

— Не-е-е. Нет-нет, он уже мертвый был. Все! Все эти разговоры и газетные сообщения — галиматья. Он уже мертвый был. Все! Это откровение Орлова, которое он сделал мне по дружбе. Примерно через месяц после похорон Сталина».

Таким образом, на смертном одре оказался уже третий двойник? Откуда его взяли? На сей счет Владимир Бушин, тонкий знаток творчества Н. Добрюхи, отвечает: «Заранее был припасен, как дрова на зиму. Тут уж и акцент не требовался. Быстренько его укокошили и — на вскрытие». А куда дели мертвого Сталина, то бишь, второго двойника настоящего Сталина? Пока Н. Добрюха эту «Трою» не раскопал и предположил что: «Не исключено, что вначале спрятали на даче в имеющуюся там огромную холодильную камеру. Потом тайно захоронили. Или замуровали в подвале. Как никто(?) до сих пор не знает, где находятся останки Бухарина и Рыкова, так могло быть и с самим Сталиным, и с его двойниками. А вот то, что на патологоанатомическую экспертизу доставили не Сталина (если верить Акту патологоанатомического исследования), сомнений не вызывает. Вызывает сомнение то, что найденный мертвым человек был настоящим Сталиным.

Подобные мысли порождают оказавшиеся в моем распоряжении документы кремлевских и лубянских медиков — участников тех, надеюсь, невероятных событий».

Прежде чем обратиться к документам кремлевских и лубянских медиков, посмотрим, как убедительно доказывает Н. Добрюха, что «найденный мертвым человек не был настоящим Сталиным», то есть подтверждает сногсшибательную версию Коломейцева — Орлова.

Оказалось все упирается в одежду мертвого и еле живого двойников. Вспомним, что П. Лозгачев, первым увидевший парализованного Сталина (теперь-то мы знаем, что это вовсе и не Сталин, а его второй двойник) утверждал:

«Сталин лежал на ковре около стола… Я быстро по домофону вызвал Старостина, Тукова и Бутусову. Видно было, что он уже озяб в одной нижней солдатской рубашке… Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки… Сталина положили на диван и укрыли пледом… В 9 часов 2 марта прибыли врачи… Начали осматривать Сталина…» Далее, Н. Добрюха пишет:

«Однако из журнала врачей известно, как было в действительности: «Первый осмотр больного был произведен в 7 часов утра 2 марта профессорами… в присутствии начальника Лечсанупра Кремля тов. Куперина И.И… Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме». Значит, во-первых, врачи были вызваны до 7 часов утра. Во-вторых, Лозгачев нигде (!) не говорит, что Сталина к приезду врачей одели. Почему? Не потому ли, что его сразу нашли мертвым, а потом полураздетого покойного вождя заменили «срочно заболевшим» одетым в костюм двойником?!»

Зачем? Ну, умер вождь, или даже пусть его второй двойник, чего было огород городить и имитировать «умирание» в течение трех суток приукокошенного третьего двойника? Смерти тирана ждали, ее страсть как хотели, даже мысли о заговоре вынашивали, а тут такая удача! Хороните с почестями и делите власть, как надумали еще при жизни тирана, и никакого нарушения Конституции не было бы. А то ведь, еще при живом Сталине (то есть как бы втором двойнике) власть незаконно поделили, оставив на своей репутации позорные пятна государственных переворотчиков.

И на этот случай у Н. Добрюхи готов ответ: «Впрочем, здесь надо оговориться: если нашли мертвым даже настоящего Сталина, то вместо него Берия все равно должен был подложить умирающего двойника, чтобы было время поделить власть, чтобы раздел власти не вышел из-под контроля».

Это почему же так он должен был поступить? Чтобы раздел власти выглядел неконституционно? А риск какой! Вот и патологоанатомы догадались, что кромсают не Сталина (пальцы на ноге не срощены!). А вдруг Валечка Истомина, бросившаяся на грудь умершего третьего двойника, истошно закричала бы: «Это не Сталин! Подменили, бусурмане проклятые!!!». Василий Сталин тут же бы заметил подлог и кричал бы громче, уже не об убийстве отца, а подмене его трупа и т. д., и т. п.

Однако разнобой в одежде умирающего Сталина тоже ведь со счетов не сбросишь.

Выше мы уже рассуждали на эту тему. Если все «очевидцы» видели Сталина в разных одеждах, то все они, кроме кого-то одного, просто выдумывают всяк свое одеяние. Наиболее вероятна версия врачей, им-то какой резон был сочинять, что Сталин лежал на диване в костюме. Еще раз акцентируем на этом свое внимание, нам еще придется вернуться к этому эпизоду.

А сейчас обратимся к якобы документальным подтверждениям фактов отравления настоящего Сталина 23 декабря 1937 года и его «талантливого двойника» 26 марта 1947 года. Начнем с последнего «эпизода», поскольку ему Н. Добрюха уделил самое пристальное внимание. «Отравление» Сталина (но в уме мы держим, что это был вовсе не Сталин, а его талантливый двойник, выигравший тяжелейшую войну с Гитлером. — А.К.) произошло через два года после победы. Время наступило весьма смутное, поскольку: «Как раз в этот период Маленков и Берия переживали опалу. Берию отстранили от руководства карательными органами, а Маленкова и вообще на время убрали с политической сцены за… «выпуск и приемку недоброкачественных самолетов» в годы войны» (правда, Берию назначили руководить реализацией сверхсекретного проекта по созданию ракетно-ядерного щита, но это «мелочи». — А.К.).

Вот в такой обстановке и в окружении вот таких людей и разыгралась вторая драматическая история с… неизвестно чем закончившимся тяжелейшим заболеванием(?) Сталина.

Прошу прощения, но предметом моих дальнейших исторических исследований вынужденно должны стать такие пренеприятнейшие явления, как, например, понос и рвота.

Что поделаешь, но и у вождей это бывает точно так же, как и у простых смертных. Только конец чаще всего оказывается намного страшнее!

Итак, 1947 год. «26 марта у Иосифа Виссарионовича начался понос; слабило за день раз 10. <…> Сегодня 27-го с утра общее самочувствие было удовлетворительным. Аппетит с утра был. <…> Слабило весь день понемногу, но часто. Сегодня за день слабило около 20 раз. Слизи в испражнениях и крови не заметил. К вечеру стало познабливать, появилось чувство общего недомогания, температура в 5 часов была 38,5 (просим прощения, но если Сталина «отравили» 26 марта, то дальше «слабило», уже двойника, или, все-таки, хоть и мертвого, но Сталина? — А.К.).

«…» 28. III. 9 часов утра. Ночь не спал совсем. <…> Стул был с 7 часов вечера до 9 часов утра 11 раз. <…> 16 часов 30 минут. <…> Нередко прощупывается несколько увеличенная печень. <…> 21 час. <…> Стул с 17 часов до 21 часа… (4 раза), состоящий из слизи и крови от 1/2 до стакана…»

Что ж, всякое бывает. Однако далеко не все было так просто, как это часто бывает почти у всех в подобных случаях! Оказывается, Сталину стало чрезвычайно плохо (якобы!) после лекарства «сульгин» (сульфагуанидин). Еще зимой были предположения, что в нем содержится яд замедленного действия. Однако тогда 08.01.47 первый анализ (№ 280/92) ничего не показал. Тем не менее, продолжали (в том числе, вероятно, и сам Сталин) грешить на яд именно в этом лекарстве.

И вот его «по поручению аптеки за № 884 (Протокол исследования № 0884)» 27 марта 1947 года (то есть, когда болезнь(?) стала действовать не на шутку) сдают на повторный анализ в Контрольную лабораторию Лечебно-Санитарного Управления Кремля. И контрольный анализ подтверждает, что в сульгине «солей тяжелых металлов, мышьяка, сульфатов, хлоридов — не обнаружено. Анализ производила Жамова». Это все, конечно, могло быть именно так, если не иметь в виду признания сына Берии, что у отца везде были свои люди, готовые действовать по его указанию. Между тем складывавшаяся тогда вокруг Берии обстановка подстегивала его не быть «бараном, послушно идущим на бойню». (Получается, что не ракетно-ядерным щитом занимался Берия, а «подсказывал» лаборантке, как следует писать заключение по анализу явной отравы, которой «лечили» Сталина, т. е. его первого двойника. — А.К.)

В тот же день, точнее, вечером в 22 часа 25 минут по поручению начальника ЛСУ Кремля А.А. Бусалова в Клинико-диагностической лаборатории Лечсанупра Кремля (телефон 302-25) было произведено срочное «исследование экскрементов № 25745 на имя гр. Кузьмичева С.Ф.» (новый псевдоним Сталина на случай чрезвычайных обстоятельств). И вот тут в анализах угрожающе отмечаются (с намеком на использование против вождя яда и бактериологического оружия?): «слизь в большом количестве, <…> лейкоциты — в значительном колич(естве), эритроциты (кровь. — НАД.) в небольшом колич(естве)» и другие вызывающие страшные предположения показатели.

К тому же, к ужасу врачей, обнаружен рост и даже резкий скачок белка в моче от 0 до 0,45 промилле в 2 часа 10 минут 28 марта, что еще больше усиливает подозрения… Однако 28.03.47 Контрольная лаборатория ЛСУ Кремля за подписями Уткиной и Жамовой снова успокаивает— дескать, все нормально: в моче больного «солей тяжелых металлов и алкалоидов — не обнаружено».

Между тем состояние Сталина не только остается чрезвычайно тяжелым, но и в чем-то продолжает серьезно ухудшаться. В «Исследовании экскрементов № 26068 от 28.03.47 в 19 час 10 мин. (обнаруживается. — НАД.) слизь и кровь в значительном количестве». В 21 час отмечается рост белка до 0,75… В 23 часа 40 минут — 0,90. Врачи А.Н. Бузников и В.Н. Виноградов, напуганные таким развитием событий, начинают опасаться разрушения почек… Наблюдаемое отслоение клеток почечного эпителия действительно может вести к такому исходу.

«29.111.10 часов <…> температура в 9 часов 37,6, пульс 84. <…> Спал урывками 10–15 минут. Жалобы на слабость и боли в боках и спине. <…> Стул с 21 часа вечера до 9 часов утра 18 раз…» Начинается обезвоживание организма. Поэтому врачи приписывают: «По-прежнему обильное питье 6–8 стаканов в сутки».

«16 часов 30 минут <…> Съел блюдце манной каши на бульоне и блюдце риса, выпил 1 стакан чая с красным вином».

01.04.1947. «10 час. 30 мин. <…> За сутки с 9 часов 31.Ill по 9 часов 1.IV стул был 6 раз, все время каловый с примесью большей или меньшей гнойной слизи, иногда с примесью крови».

Так продолжалось очень долго. Даже 19 июня в 23 часа 30 минут в истории болезни можно прочитать следующие малоутешительные слова: в кале «отмечены хлопья слизи с довольно значительным количеством клеток кишечного эпителия и лейкоцитами в умеренном количестве…»

…А потом больной(?) как-то очень быстро выздоровел. И 30.VII.47 года появилось до того ни разу за 96 дней болезни(?) не звучавшее «заключение: наблюдавшиеся явления хронической дизентерии постепенно стаяли. Остаются явления катарального состояния нижнего отрезка толстой кишки. Кроме того имеются явления гипертонической болезни с проявлениями нефросклероза…» (Ничего себе быстро, это после более чем 4-месячного изнуряющего заболевания дизентерией! — А.К.).

В связи с этим возник вопрос: «Как Сталин мог заразиться, да еще такой «грязной» болезнью, как дизентерия(?), при том образе питания, которому он следовал безукоризненно, а именно: вначале ели гости, и только потом ел он сам. И вот почему-то никто кроме Сталина не заболел?!» Больше того, началось-то все с проклятого лекарства «сульгин»… Впрочем, как бы там ни было, но, согласно записи врачей, Сталин выздоровел… Непонятно только: выздоровел ли он сам, или… вместо него появился кто-то другой и по-настоящему здоровый?!»

Ну и вопросы задает Н. Добрюха в заключение своего «замечательного» исследования. Да никак он дизентерией не мог «заразиться», его ведь 26 марта — ОТРАВИЛИ, то есть он умер в этот день, как об этом многократно повторял сам автор исследования. А «заразили» и свыше 4 месяцев (если точно, то 129 дней — ошибся маленько наш «математик») лечили от дизентерии сталинского двойника № 2 и «вылечили» на радость Л.П. Берии, который вовсе не камуфлировал «сульгин» под отравляющее вещество, и лаборант Жамова тут ни при чем — лекарство это, а не яд! Ведь вылечили же второго двойника этим лекарством, факт!

С отравлением первого двойника Сталина с горем пополам разобрались и точную дату его смерти зафиксировали — 26 марта 1947 года, а вот куда дели труп первого двойника — это вопрос? Будем надеяться, что сравнительно молодой годами исследователь трудится над этой проблемой и в следующей книге порадует читателей очередной находкой.

Да бог с ним, с трупом двойника, нам бы поточнее узнать, что сотворили с настоящим Сталиным в декабре 1937 года и куда «запропастился» его труп?! Вот если в своих последующих изысканиях Н. Добрюха ответит на этот вопрос, тогда имя его будет вписано в историю золотыми буквами, наряду с Плутархом, Гомером и Шлиманом.

А с отравлением настоящего Сталина история еще более «запутанная», чем с отравлением его двойника, о чем в начале своего повествования признается и сам Н. Добрюха:

«Это очень запутанная история, которой даже НКВД времен Ежова, сколько ни бился, не смог дать толку. Зато слухи после нее пошли — один невероятнее другого. И самый невероятный тот, повод для которого дали сами сотрудники НКВД. Слух этот касался внезапной болезни и еще более внезапной и необъявленной смерти Сталина в 1937 году, после которой править стал якобы его двойник. Так ли это или не так, однозначно сказать не могу. Но одно основательное свидетельство все-таки есть! Это Акт патологоанатомического исследования тела Сталина в 1953 году, точнее, если верить Акту, тела человека, удивительно похожего на Сталина, но… не Сталина! Правда, до сих пор не ясно, когда именно Сталина подменили и когда именно к власти пришел его двойник?!

В том страшном 37-м или не менее жутком от голода 47-м? Однако все по порядку!»

После такого признания дальше и читать не хочется, но любопытство все-таки разбирает, а вдруг все-таки «ТАК»?! Ведь кроме Акта патологоанатомического исследования тела Сталина (тьфу ты — третьего его двойника), с которым мы уже детально ознакомлены, Н. Добрюха обещает представить и другие документальные свидетельства:

«Эти документы бывшего кремлевского архива, которые рассекретят лишь через 75 лет после официальной кончины вождя, то есть в 2028 году, как видно, суждено мне обнародовать впервые. Доступ к ним имеют только избранные, но им сегодня не до них. Я — не избранный, скорее — случайное исключение?! Поэтому получил их в свое «распоряжение» абсолютно неожиданно: в папку между обычными архивными делами каким-то образом «затесался», словно забытый или ловко спрятанный кем-то, синий конверт, а в нем— совершенно секретные материалы о… двух непонятно чем окончившихся покушениях на Сталина! Вроде бы он и выжил, но… тогда почему(?) патологоанатомическое обследование тела покойного вождя существенно не совпадает с медописаниями особенностей живого Хозяина Кремля.

Естественно, вскрыв синий конверт, я уже не мог остановиться и… тщательно перебрал все «заключенные» в нем бумаги. Вот они(!) с теми моими пояснениями, без которых, скорее всего, никому не обойтись! Потому что тех, кто на этот счет что-то знал, давно уже нет в живых, а из современных людей, кажется, никто, кроме меня, серьезно ими не занимался!

Аптекарь Рабинович

После бесконечных расстрелов 37 года это покушение на Сталина казалось естественным. Впрочем, я бы не сказал, что это было покушение в чистом виде. На мой взгляд, обычная рассеянность или плохое настроение аптекаря ЕЛ. Рабиновича, готовившего лекарства по рецепту для обычного гражданина Ракова… А этот Раков возьми и окажись Сталиным, который в то время (23–24 декабря 1937 года) как раз заболел якобы очень тяжелой формой стрептококковой ангины, а может быть, просто чем-то серьезно отравился. Чего уж там не так сделал 25 декабря в заказанном лекарстве Рабинович, не знаю! Не знаю также, чем кончился прием этого лекарства. Только после этого весь цвет НКВД был поставлен на ноги. Разумеется, аптекаря Рабиновича начали подвергать проверкам! Во что все это для него вылилось, в документах не сообщается. Зато, что касается Сталина… Дела с его здоровьем пошли, видимо, настолько плохо, что для получения лекарств по рецептам ему срочно придумали новый псевдоним— Румянцев. Вначале, по чьей-то глупости, дабы аптекари больше не забывали об ответственности, решили написать, что такое-то лекарство нужно лично т. Сталину. Но… вовремя спохватились. И уже 28 декабря Сталин превратился в Румянцева. Это видно отчетливо: над плохо зачеркнутой простым карандашом надписью «т. Сталину» написано «Румянцеву».

Дальше рисковать не стали. И даже анализы мочи, которые вызывали подозрения на тяжелое отравление, начали делать в Аналитической лаборатории Санотдела АХУНКВД по адресу: Москва, ул. Дзержинского, Варсонофьевский пер., дом 5. Позже здесь, если не ошибаюсь, по указанию Берии активно заработает под руководством Георгия Моисеевича Майрановского современнейшая лаборатория по созданию и испытанию ядов для тайных убийств. Но это то, что еще только будет! Нам же важно отметить, что уже было… якобы после чьих-то других ядов (не Майрановского?!) — со Сталиным. Между тем 25 декабря (вряд ли только из-за лекарства аптекаря Рабиновича) у Иосифа Виссарионовича «среди дня усилилось ощущение слабости, появилась тошнота и один раз сорвало небольшим количеством выпитого перед тем мандаринового сока. Появились также жалобы на неприятные ощущения в области сердца…» А вот это уже было очень серьезно, ибо могло свидетельствовать о проявлении настоящих ядов, которые, как говорили специалисты по отравлениям, «бьют» прежде всего, по системам дыхания и кровообращения, выводя из строя сердце, мозг, печень, почки и легкие. Именно после этих «ощущений в области сердца» 25 декабря было решено все анализы делать не в Аналитической лаборатории Лечсанупра Кремля (Москва, ул. Грановского, 2, телефон 3-23-46), а в лаборатории НКВД. Однако даже здесь фамилию A.M. Ракова заменили на Румянцева, а потом (очевидно, чтобы сбить лаборантов с толку) 29 и 30 декабря — на Кирилина, 3 и 4 января — на Ефимова и 5 января — на Ефимова С.А. (Кстати, 24 и 25 декабря фамилии вообще были зачеркнуты синим карандашом…). Лечили Сталина в эти дни (с 23 декабря по 5 января 1938 года) профессора Б.С. Преображенский, В.Н. Виноградов, И.А. Валединский. И, судя по всему, вылечили. Тем не менее, видимо, именно с этого момента поползли дурные слухи, что Сталин скончался, а его место под бдительным контролем Молотова, Маленкова, Кагановича и других вождей занял послушный их коллективному руководству двойник, который и выиграл войну. Но все это — слухи… Во всяком случае — так я считаю!»

Загадочно все это! Если Сталина отравили 23 декабря 1937 года (на третий день после празднования 58-летия со дня рождения, уж не на банкете ли подсыпал коварный Берия смертельную дозу яда в бокал с киндзмараули?), то, выходит, что знаменитые профессора две недели (в том числе и в праздничные новогодние дни) лечили его двойника, страдавшего, как и настоящий Сталин, частыми ангинами, причем в самой тяжелой форме. Они что? Такие бестолковые, что не заметили этой странной подмены, особенно профессор Б.С. Преображенский, который знал особенности строения сталинского горла, как свои пять пальцев. Ладно, поверим, что Берия сумел подобрать и вовремя «подсунуть» профессорам практически однояйцевого близнеца Сталина. Но тогда при чем здесь аптекарь Рабинович? Он отпустил лекарство по рецепту на имя одного из охранников Сталина… 25 декабря, когда настоящий Сталин уже двое суток почил в бозе. Это лекарство, якобы, содержащее яд, Сталину навредить уже никак не могло, а двойнику тем более, поскольку, в аккурат к Рождеству Христову он был уже здоров и даже не кашлял.

И последнее, какую же тайну скрывали документы, хранящиеся в «синем конверте», которая должна была открыться любому любопытствующему о загадочном отправлении Сталина лишь в 2028 году, то есть через 75 лет после официальной кончины вождя, а Н. Добрюхе открылась по случаю уже в «нулевые» двухтысячные? А документы эти, по мнению бывшего шефа КГБ СССР Владимира Крючкова, настолько «…значительны, что теперь от них уж никто не сможет отвернуться. Впервые мы имеем дело не с набором воспоминаний, слухов и предположений о смерти Сталина, а с исследованием подлинных документов». Если «никто не может отвернуться», то нужно признать официальную кончину «отца всех народов» — 23 декабря 1937 года (58 лет от роду), а стало быть, документы бывшего кремлевского архива должны стать доступными уже в 2012 году, то есть в год очередных выборов Президента Российской Федерации!

Так что же донес до всех смертных раньше срока Н. Добрюха, хоть и не «избранный», но уж больно везучий? А вот что:

«P.S. Со временем (благодаря генералу КГБ М.С. Докучаеву) я выяснил, что охрана Сталина с целью скрыть факт его «болезни» все лекарства для него и все его анализы стала выписывать на себя. Так в медицинских документах вождя появились фамилии его охранников: Ракова, Румянцева, Ефимова, Кузьмичева, Хрусталева и других».

Вон оно что? В сверхсекретном синем конверте» скрывался, оказывается, секрет Полишинеля — всем известный факт, что как лекарственные, так и направления на анализы выписывались не на имя самого Сталина, а на имя его охранников, перечисленных в том числе, и в приведенном постскриптуме Н. Добрюхи. Да и сам он на страницах своей книги (стр. 374–375) приводит результаты лабораторного исследования крови находящегося в коме Сталина от 5 марта 1953 г. № 14966 на бланке, выписанном на имя гр. Хрусталева. Этот документ, как и ему подобные, хранится в Истории болезни Сталина, которая с некоторых пор стала доступна всем исследователям, не дожидаясь 2028 года (и даже 2012!).

Как ни крути, но более убедительной версии «отравления» И.В. Сталина в 37-м году, чем приведенная В. Бушиным в ранее упомянутой нами статье из газеты «Завтра», мы не находим: «Вот и отличник школы Радзинского Н. Добрюха пишет, что по имеющимся у него сведениям, «настоящий Сталин был отравлен еще 23 декабря 1937 пода». Подумать только: тоже точную дату знает! А кто отравил? Скорей всего, Киров, да? В отместку за то, что Сталин друг-друг, но место Генсека ему не уступил, хотя очень просили и Рой Медведев, именующий себя историком, и сам пан Радзинский.

А как дело было? Ну, это просто: 21 декабря Сталин отмечал день рождения, собрались друзья, вот Киров и сыпанул ему «дар Изоры» в стакан с киндзмараули. Полтора суток человек помучился и — готов.

Минутку! Но ведь Кирова уже не было в живых. Пустяк! Для такого случая встал из гроба. Чем черт не шутит. А куда тело отравленного дели? Военная тайна. Что ж, все очень правдоподобно!

А что дальше? Как что! Заранее был заготовлен новый Сталин, фальшивый, но такой же талантливый и с тем же цветом глаз. Он и стал править. Да кто же это проделал? Берия, что ли? Но он тогда еще в Грузии был. Значит, Ежов? Пока точно неизвестно…

А двойник, еще не успев освоиться со своим новым положением, тут же написал сердитое письмо в Детгиз:

«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина». Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть «добросовестные» брехуны), подхалимы <…> Советую сжечь книжку».

Интересно, кто написал эту книжку. Не удивлюсь, если со временем выяснится, что папа Радзинского— Станислав Адольфович, которого в том году как раз приняли в Союз писателей.

А двойник написал в Детгиз, конечно же, чтобы убедить кое-кого в своей подлинности.

И долго этот тайный двойник правил? Оказывается, почти десять лет — до 26 марта 1947 года (опять точная дата!). Значит, неизвестно, кто и готовил страну к войне, и во время войны стал Верховным Главнокомандующим, и привел Красную Армию в Берлин, и звание генералиссимуса получил, и два Ордена Победы… Да, да, да, неизвестно, говорит Добрюха.

А что случилось в роковой день 26 марта 1947 года? Двойника тоже, говорит, отравили. Вот те на! Зачем? Военная тайна. А что дальше? Как что! Заранее был заготовлен второй двойник, такой же талантливый и с тем же грузинским акцентом. Вот он-то и умер 5 марта 1953 года.

Впрочем, нет, умер не 5-го, а еще 1 марта. Откуда взял? Да как же, говорит, сопоставьте свидетельства врачей с тем, что говорил Петр Лозгачев, помощник коменданта дачи Сталина, который 1 марта первым вошел в кабинет вождя. Он утверждал, что тот лежал у стола на ковре «в одной нижней солдатской рубашке». Запомнили? Сразу видно, что липа: с какой стати генералиссимус будет носить солдатскую рубашку! А теперь из журнала врачей узнаем, как было в действительности: «Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме».

Не на полу, а на диване, не в нижней рубашке, а в костюме. Понятно? А ведь «Лозгачев нигде (!) не говорит, что Сталина к приезду врачей одели». Раз не говорит— значит, «его сразу нашли мертвым, а потом полураздетого заменили «срочно заболевшим», одетым в костюм двойником», точнее, второго двойника, воцарившегося в 1947 году, заменили уже третьим. Его, выходит, и заставили срочно умереть к 5 марта, по плану. Прекрасно!»

Лучшую «аннотацию» фундаментальному труду Н. Добрюхи трудно придумать!

Ранее нами было отмечено, что «легенда Лозгачева» абсолютно беспрецедентна с точки зрения клеветы на существовавшую систему охраны И. В. Сталина, чем, собственно, она дискредитирует себя как предмет исследования. Однако приведенное выше «исследование» Н. Добрюхи о «жизнедеятельности» сталинских двойников оставляет далеко позади себя «легенду Лозгачева» по степени неуемной фантастичности его «произведения».

 

Глава 4. Хронология болезней вождя

Давно замечено, что власть и здоровье сильных мира сего тесно взаимосвязаны, о чем очень убедительно и весьма интересно рассказал, например, академик Е.И. Чазов. В своей книге «Здоровье и власть» он подробно описал болезни и недуги бывших руководителей СССР — Брежнева, Андропова, Черненко, Суслова и других членов Политбюро ЦК КПСС, а также многих зарубежных государственных деятелей. Он весьма точно отметил что: «История не терпит пустот и недомолвок. Если они появляются, то вскоре их заполняют домыслы, выгодные для определенных политических целей, предположения или набор не всегда проверенных и односторонне представленных фактов».

Надобность в информации о тех, кого уже нет в этой жизни, тем более о людях, творивших историю, подтверждается словами выдающегося русского юриста Анатолия Федоровича Кони: «Тяжело говорить о мертвых. Гнусно было бы лгать на них, потому что они возразить не могут. Но т. к. «мертвые сраму не имут», то высказывать о них правду не только возможно, но даже необходимо, потому что каждый умерший есть поучение для живых».

О здоровье и причинах смерти Сталина написано очень много, и анализ этих публикаций убедительно подтверждает известную истину — чем значительнее личность, тем выше к ней интерес со стороны последующих поколений.

Начало публикациям о состоянии здоровья И.В. Сталина положила газета «Правда» 4 марта 1953 года, напечатав Правительственное сообщение о его последней болезни. В последующие дни о ней подробно рассказывали Бюллетени за подписями лечащих врачей.

О других болезнях И.В. Сталина неоднократно, с цитатами из историй болезней, писали отечественные ученые и писатели.

Не отстают и иностранные авторы, например, А. Ноймар, который, несмотря на многочисленные ошибки, имеющиеся во многих местах его книги, достаточно правдоподобно приводит клиническую картину последних дней жизни Сталина.

Существует много легенд и мифов вокруг не только здоровья и болезней вождя, но даже вокруг истории его болезни— единственного документа, который по определению должен был бы давать объективную картину патогенеза, анамнеза и тактики лечения болезней Сталина. Например, нередко можно встретить заявление, что таковой вообще не существует, а если и существует, то содержательная часть большинства записей в ней фальсифицирована в последующие годы, когда Сталин подвергался всестороннему шельмованию. Однако история болезни Сталина существует, она хранилась в Особой папке Политбюро ЦК КПСС, а с 1991 года в Архиве Президента Российской Федерации, и после снятия с нее грифа «Секретно» в ноябре 1999 года— в Российском государственном архиве социально-политической информации (РГАСПИ) с реквизитами архивного хранения: Ф. 558, опись 4-11, ед. хр. 1482, 1538 и др. Другой вопрос, насколько она полна и отражает ли она объективную картину возникновения и течения тех или иных заболеваний, не было ли каких-то обстоятельств, которые могли воздействовать на медицинских работников отказаться от производства записей в истории болезни в целях сохранения в тайне информации о состоянии здоровья вождя?

Приведем пример одного из таких обстоятельств, вынуждавших лечащего врача отказаться от внесения в историю болезни необходимых записей о ходе лечения заболевания. И. Чигирин, всесторонне изучивший ныне доступную для исследователей историю болезней Сталина, обнаружил, что в ней отсутствуют порой даже упоминания о многочисленных заболеваниях, которые Сталин, со слов современников, лечащих врачей и близких людей, переносил. Приводит он, например, ситуацию, связанную с болезнью Сталина в феврале

1940 года, о которой лечащий врач-профессор И.А. Валединский упомянул в своих мемуарах.

«В воспоминаниях проф. И.А. Валединского сказано о болезни И.В. Сталина с 13 по 18 февраля 1940 года: «Температура — 38,1, насморк, кашель, в горле краснота и припухлость слизистой, общее недомогание, небольшое увеличение печени, жалобы на боли в горле, регионарные шейные железы увеличены, в легких свистящие хрипы». И.А. Валединский пишет, что больного он лечил вместе с Б. Преображенским. По датам совпадает с имеющимися анализами. Записи в истории болезни отсутствуют. Нет также подтверждений того, что в день начала войны 22 июня 1941 года у Сталина была сильнейшая ангина, которую якобы лечил Б. Преображенский».

Небрежное упоминание автора вышеприведенной цитаты о болезни Сталина, «которую якобы лечил доктор Б. Преображенский»… в день начала войны 22 июня 1941 года, может ввести в заблуждение неискушенного читателя, который может сделать вывод, что вот еще одно свидетельство того, что никакой ангины у Сталина не было и он отказался от выступления по радио с обращением к народу вовсе не по причине тяжелейшего заболевания, а по какой-то иной (иным) причине (причинам). На самом деле профессор Б.С. Преображенский просто не имел права делать какие-либо записи о своем визите к больному Сталину в ночь с 21 на 22 июня

1941 года, поскольку Сталин потребовал от него сохранить в тайне информацию о его болезни, о чем сорок лет спустя, впервые поведал миру В. Жухрай, не понаслышке знавший все, что касается здоровья вождя.

Кстати, практически за все годы войны, если следовать записям в истории болезни, Сталин вообще не болел, поскольку за период с 5 января 1938 по 7 января 1944 года нет ни одной записи о болезнях и о проведенных медицинских осмотрах. Да и не могли они появиться по той простой причине, что состояние здоровья вождя — это совершенно секретная информация, за обладание которой вражеская разведка многое бы дала.

Нет в истории болезни Сталина записей и о перенесенных им после войны инсультах (инфарктах?), хотя по многочисленным публикациям их было не менее трех, по крайней мере, считается практически достоверным, что первый инсульт Сталин перенес накануне своего 70-летия в начале осени 1949 года.

Отсутствие подобных записей о перенесенных катастрофах со стороны сердечно-сосудистой системы Сталина может привести исследователей к неверным выводам относительно состояния здоровья вождя в последние годы его жизни. Похоже, это случилось и с самим И. Чигириным, который до тончайших подробностей изучил историю болезни Сталина, сделав при этом совершенно правильный, на его взгляд, вывод о том, что:

«Разными авторами приводились отрывочные сведения о болезнях И.В. Сталина. Эти болезни увязывали с определенными событиями в жизни страны, либо ими пытались объяснить и обосновать действия Сталина в тех или иных ситуациях. Но эти сведения не опирались на действительные факты, в результате чего выводы получались неверные.

Некоторые авторы утверждали, например, что проблемы с желудком начались у Сталина в 30-х годах и проецировали их на знаменитые процессы. Однако, по историям болезней, это не так.

Много писали и говорили об имевших место после войны у И.В. Сталина инфарктах и инсультах. В исследованных документах ни одного подтверждения этих болезней не обнаружено».

В то же время исследователь обнаружил очевидные изъятия отдельных, порой многочисленных страниц из «Истории», что подтверждает известную версию о том, что кому-то потребовалось навсегда скрыть отдельные эпизоды из жизни Сталина, связанные с некоторыми заболеваниями. Казалось бы, что именно этим изъятиям и обязано отсутствие информации о перенесенных Сталиным инсультах (инфарктах), по крайней мере, о тяжелейшем инсульте 1949 года. Однако автор такую возможность категорически отрицает, рассуждая, как говорят в математике, «от противного».

«По логике вещей, записи врачей об инсультах и инфарктах, а также электрокардиограммы из историй болезней не должны были быть изъяты и уничтожены, т. к. (они. — А К.) весьма аргументированно и правдоподобно подтверждали бы версию последнего диагноза — инсульта. Но отсутствие этих свидетельств и тексты с резолюциями, правками и подписями, приведенные в Приложении, подталкивают к выводу, что, вероятно, этих тяжелых заболеваний при жизни у И.В. Сталина не было».

В приложении к книге приводятся копии нескольких документов за 1932, 1936, 1937, 1945 и все последующие годы до 1953-го включительно с резолюциями Сталина на тех или иных документах с тем, чтобы показать неизменность уверенного почерка вождя в течение тридцати лет. Тем самым автор опровергает утверждения создателей кинофильма «Смерть Сталина» (РТР, 30 сентября 2006 года), что к концу жизни Сталин якобы с трудом писал крупными буквами, поддерживая одну руку другой. В фильме, между прочим, утверждается, что вождь перенес два инсульта после войны, и что графологи, исследуя почерк Сталина того периода времени, якобы «…установили, что так мог писать человек с нарушенной координацией движений, перенесший инсульты. Некоторые историки поддерживают версии «инсультов», чтобы изобразить Сталина немощным маразматическим стариком».

Однако добросовестный исследователь оставшихся документов в истории болезни Сталина этим примером доказал всего лишь то, что авторы фильма использовали материалы исследования неких неведомых нам, недобросовестных графологов, либо то, что они сами все это и выдумали — не больше. А вот то, что могли быть изъятыми по чьей-то злой воле из истории болезни документы, подтверждающие эти заболевания вождя, он почему-то категорически отрицает. А ведь ход событий, последовавших после смерти вождя, как раз подталкивает именно к выводу, что кому-то очень хотелось представить Сталина в последние годы его жизни эдаким здоровяком, которого его же соратники умудрились отравить, притом весьма изощренным способом — путем имитации смертельной болезни — инсульта.

Стало своего рода литературным штампом приводить слова дочери Сталина Светланы Аллилуевой о внешне весьма здоровом облике отца перед кончиной: «Здоровье отца было, в общем, очень крепким. В 73 года сильный склероз и повышенное кровяное давление вызвали удар, но сердце, легкие, печень были в отличном состоянии. Он говорил, что в молодости у него был туберкулез, плохое пищеварение, что он рано потерял зубы, часто болела рука, покалеченная в детстве. Но, в общем, он был здоров. Сибирские сухие морозы оказались нетрудными для южанина, и во второй половине жизни его здоровье только окрепло. Неврастеником его никак нельзя было назвать: скорее ему был свойственен сильный самоконтроль».

Однако воспоминания дочери Сталина можно назвать свидетельскими лишь с большой натяжкой, особенно ее утверждение о крепком здоровье отца к концу жизни. Став взрослой, Светлана жила своей жизнью, редко виделась с отцом, и ее воспоминания основаны скорее на сведениях, почерпнутых из разговоров лиц, окружающих отца, и слухов.

Изучая историю болезни, И. Чигирин обнаружил следы множественных изъятий, на одном из которых он остановился подробно, сделав предположительный вывод о сроках этого изъятия. Речь идет о болезни Сталина, случившейся в декабре 1946 года, когда он находился в очередном отпуске в Гаграх. Лечил его профессор Н.А. Копшидзе — известный в то время специалист по внутренним болезням, в частности, по кишечным расстройствам, которые часто преследовали Сталина особенно в послевоенные годы жизни. Ниже приводится краткая история этой болезни Сталина.

«За последние дни, до 6 декабря, тов. И.В. Сталин чувствовал общее недомогание. В ночь на 6 декабря, после значительного озноба, поднялась температура до 39,0; одновременно появились боли в области эпигастриума и по ходу тонких кишок, тошнота и общая слабость, вскоре к этим явлениям прибавились поносы, доходящие в сутки до 14 раз.

Объективно: пульс хорошего наполнения, ритмичный, 96 в минуту при температуре 38,4. Границы сердца нормальны, тоны слегка приглушены, без шумов. В легких всюду везикулярное дыхание, без хрипов.

Живот умеренно вздут, при пальпации болезненность в области эпигастриума и расположения тонких кишок, имеется урчание.

Печень увеличена, выходит из-под правого подреберья на два пальца, плотная с гладкой поверхностью, болезненна при пальпации.

Язык слегка обложен.

Кровяное давление максимальное 155, минимальное 80.

В моче белок 0,033. Эритроциты 2–4 в препарате. Удельный вес 1016. Кал жидкий, без крови и гноя, но с значительной примесью слизи.

6-го и 7 декабря болезнь нарастала, 8-го наметилось постепенное уменьшение всех явлений, и к 9 декабря болезненные явления совсем прошли.

Терапия: кастор, масло 30,0, сульфадиазин, дисульфан, согревающий компресс на живот, диета строгая в первые дни с постепенным расширением в связи с улучшением болезненных явлений.

Диагноз: острый гастроэнтерит, миодистрофия сердца, хронический гепатит, атеросклероз.

Рекомендуется в будущем:

Соблюдение диеты, — преимущественно молочно-расти-тельной, мясо в умеренном количестве, из спиртных напитков только легкое столовое вино в количестве 100–150 грамм в сутки.

Чаще пользоваться свежим воздухом, но остерегаться простуды.

Послеобеденный отдых от 6–8 часов вечера.

Прекращение работы ночью после 1 часа ночи.

Ежегодный отдых на юге, на берегу моря, минимум 2 месяца.

Заслуженный деятель науки профессор Кипшидзе»

Гагры, 9.XII.46.

Однако при этом в истории болезни отсутствуют результаты бактериологических исследований, что весьма странно, поскольку такое светило по внутренним болезням, как профессор Н.А. Кипшидзе, просто никак не мог допустить подобного промаха, тем более в отношении такого важного пациента, как И.В. Сталин. Да он и сам упоминает о результатах анализов.

Проявив незаурядные способности исследователя-криминалиста, И. Чигирин сумел обнаружить следы ранее подшитых, но почему-то впоследствии изъятых результатов бактериологических анализов. Впрочем, предоставим ему слово:

«Краткая история болезни напечатана на пишущей машинке через полтора интервала на двух листах желтоватой мелованной бумаги, на которой имеются следы от металлических скрепок и от отверстий многократно примененных степлеров. На обратной стороне в верхней части первого листа справа и на втором листе вверху слева видны вертикально расположенные, совпадающие друг с другом, одинаковые прямоугольные следы размером 110 x 150 мм темно-желтого цвета. Вероятнее всего на этом месте находились листы (или лист) с результатами анализов.

По мнению специалистов, такие следы могут оставаться от длительного (в течение 10 и более лет) соприкосновения белой бумаги с грубой, плохого качества бумагой из-за выделения ею остатков реактивов, примененных при ее изготовлении. Именно из такой бумаги делали в то время бланки анализов.

Н.А. Кипшидзе был вызван к пациенту не случайно. С учетом того, что он был специалистом по внутренним болезням и, в частности, по кишечным простейшим, анализов не могло не быть. Но от них остались лишь следы. Зачем были изъяты листы с результатами анализов?

Если к 1946 году прибавить 10 лет, то попадаем в 1956 год. Разгар «разоблачения культа личности». Сам факт изъятия листа (листов) свидетельствует о том, что над историями болезни работали и во второй половине 50-х годов».

И после столь убедительного доказательства факта «работы» в последующем над историей болезни Сталина, автор этого «открытия» с упорством, достойным иного применения, продолжает настаивать на том, что никаких инсультов (инфарктов) у Сталина никогда не было, поскольку в истории болезни нет упоминаний об этих заболеваниях.

Так, упоминая о том, что Сталин отсутствовал в Москве с 9 октября по 17 декабря 1945 года, пропустив при этом даже первый послевоенный парад, посвященный 28-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, автор исследования пишет:

«Многие исследователи и авторы, мотивируя отсутствие Сталина в Москве с 9 октября по 17 декабря 1945 года, настаивают на том, что его срочный выезд на отдых связан с внезапно случившимся инсультом. Но здесь к месту напомнить о встрече Сталина в Гаграх с Гарриманом, представителем президента США Трумена, которая состоялась 24 октября 1945 года. Сталин встретил Гарримана на пороге своего дома. Американец не мог бы не увидеть болезни Сталина или ее следов и не поведать о ней миру, если бы она имела место.

Записей об этой болезни в медицинских документах нет. Как говорилось выше, с учетом последнего диагноза — инсульта — они не должны были быть уничтожены, т. к. являлись бы логическим завершением имевшихся у больного заболеваний, если бы они были на самом деле.

Вполне допустимо предположить, что столь длительное отсутствие Сталина в Москве явилось его естественным желанием отдохнуть после титанической работы во время войны, которая отпусков не давала».

С последним предположением автора, что Сталин решил (или за него решили соратники) отдохнуть «…после титанической работы во время войны…», вполне солидарны, тем более, что нам не удалось обнаружить публикаций, в которых утверждалось бы, что первый послевоенный инсульт случился у Сталина в октябре 1945 года. Насколько нам известно, все «исследователи и авторы» сходятся на том, что он случился именно в сентябре 1949 года, тем более что об этом свидетельствует В. Жухрай.

В том-то все и дело, что кому-то очень хотелось не искать в истории болезни Сталина предысторию его последнего, смертельного инсульта, а, как раз напротив, представить дело так, что практически здоровый Сталин был изощренным образом отравлен. В таком случае все возможные свидетельства о предыдущих сердечно-сосудистых катастрофах вождя будут серьезной помехой для реализации задуманного плана по поиску того демона, что сумел отравить Сталина.

О том, что материалы, свидетельствующие о перенесенных Сталиным инсультах и инфарктах, из истории болезни изъяты, свидетельствует следующий факт, приведенный в книге И. Чигирина. Он обнаружил, что кроме трех электрокардиограмм (ЭКГ), сделанных во время реанимационных процедур 2–5 марта 1953 года, в истории болезни сохранилась всего лишь одна ЭКГ, сделанная 9 сентября 1926 года. То есть, за всю жизнь Сталину было сделано всего четыре электрокардиограммы, что немало удивило самого исследователя, говорившего о нецелесообразности изъятия документов из истории болезни, свидетельствующих о перенесенных Сталиным инсультах (инфарктах). В «единственность» такой прижизненной ЭКГ он никак не мог поверить, тем более, что ранее упомянутый профессор И.А. Валединский в своих мемуарах упоминает об ЭКГ, сделанной Сталину в 1927 году. Мало того, что и эта ЭКГ в истории болезни отсутствует, в ней нет ни одной ЭКГ, снятой у Сталина за 26 лет до 2 марта 1953 года.

В доказательство того, что такого не могло случиться по определению, автор приводит выписку из истории болезни некоего пациента Лечебно-Санитарного Управления Кремля, которому за четыре года было сделано 6 ЭКГ, в то время как Сталину за 26 лет ни одной. И, опровергая самого себя, автор вынужден был признать, что «остальные электрокардиограммы (за исключением ЭКГ от 9 сентября 1926. — А.К.) из истории болезни, вероятно, изъяты для невозможности их сравнения с теми, которые имеются (т. е. сделанными Сталину уже в бессознательном состоянии. — А.К.)».

Стало быть, изъяты ЭКГ, которые могли бы свидетельствовать о ранее перенесенных Сталиным инсультах (инфарктах), тем самым исследователь косвенно подтверждает, что такие заболевания имели место быть.

Болезни, недомогания, травмы преследовали Сталина с детских лет. В семилетнем возрасте он переболел оспой.

С этого времени на лице Сталина сохранились явные следы этой тяжелой болезни. Это он считал своим большим физическим недостатком.

Близкие к Сталину люди и прежде всего дочь его Светлана отмечали, что незадолго до смерти его лицо необычно порозовело, как явный признак того, что Сталин бросил курить. Однако истинной причиной, скорее всего, было обострение гипертонической болезни. До этого у него был землистый цвет лица, на лице виднелись следы от оспы на лбу, щеках, носу, подбородке и шее. У глаз виднелись две довольно заметные родинки.

К другим физическим недостаткам Сталин относил непропорционально длинные и узкие ступни ног, а также сросшиеся второй и третий пальцы на левой ноге. Но это физические недостатки, которые незаметны для окружающих. А вот плохо разгибающуюся в плече и локте левую руку скрыть было практически невозможно.

Это объясняют по-разному. Одни утверждали, что рука искалечена в результате ранения, которое он получил во время дерзкого нападения с группой боевиков в Тифлисе на банковский экипаж. Но более распространенная версия, которую он сам изложил второй жене Надежде Аллилуевой в 1917 году, а через несколько лет и кремлевским врачам, и которую усвоили некоторые его соратники, заключалась в том, что он якобы в шестилетнем возрасте попал под колеса фаэтона. В результате ранения на локте образовалось нагноение, которое привело к ограничению движения руки. Злые же языки утверждали, что ребенку руку повредил в пьяном угаре отец.

Вопреки мнению дочери и иных исследователей и биографов вождя о «могучем сибирском здоровье» Сталина, он очень часто и нередко очень тяжело и долго болел, его постоянно мучили сильные мышечные боли и боли в суставах, сковывающие движение. Для внесения ясности по вопросу о состоянии здоровья Сталина на протяжении всей его жизни очень интересно обратиться к «Хронологии болезней» с 1884 по 1953 год, впервые реконструированной И. Чигириным и приведенной в Приложении. «Хронология» составлена на основании сохранившихся медицинских карт, выписок из историй болезней (в том числе и из последней), результатов различных анализов, обследований и вскрытия трупа. Первая запись относится к 26 марта 1921 года, когда ему сделали операцию по поводу аппендицита, последняя — акт патологоанатомического вскрытия. Все, что происходило с его здоровьем до 1921 года, было записано со слов самого Сталина или было выявлено в ходе объективных исследований. Позже были найдены полицейские архивные материалы с описанием анатомических особенностей молодого революционера Coco Джугашвили (Кобы), подтвердившие результаты таких исследований.

Было отмечено, что у сорокалетнего Сталина увеличено сердце и что он перенес в детстве малярию. Когда это произошло точно, неизвестно. В феврале 1909 года, в ссылке, в вятской земской больнице Сталин перенес возвратный тиф, а в 1915 году, опять же в ссылке в Сибири, в Туруханском крае— суставный ревматизм, который периодически обострялся, чередуясь с острыми вспышками ангины и гриппа. Первый раз тифом он заболел еще в младенческом возрасте. Говорят, что от тифа тоже в младенческом возрасте умер его старший (второй) брат Георгий.

От перенесенного тифа у Сталина всю оставшуюся жизнь были проблемы с желудком, поскольку у людей, переболевших брюшным тифом, как правило, появляются язвы на стенках желудка. Не явилось ли желудочное кровотечение, появившееся в ходе реанимационных манипуляций 4–5 марта 1953 года, отдаленным эхом этого тяжелейшего заболевания?

Туберкулезом Сталин заболел еще до революции. Говорили, что первая жена Сталина Екатерина Сванидзе умерла или от тифа, или от скоротечного туберкулеза. Это вполне возможно, поскольку этими инфекционными заболеваниями в царское время и особенно на окраинах России зачастую болели целыми семьями. Предполагают, что туберкулезом Сталин заболел в одной из ссылок. В то же время, как со слов Сталина записал французский писатель А. Барбюс, сухие и сильные сибирские морозы якобы благоприятно подействовали на его организм, что привело к резкому улучшению здоровья. Во всяком случае, как это следует из «Хронологии», в 1926 году у Сталина был зафиксирован застарелый, но уже не активный туберкулез.

Посмертное вскрытие показало, что в правом легком произошли сильные патологические изменения. По этой причине Сталин даже на трибуне говорил очень тихо и без микрофона старался не выступать. В последние месяцы жизни его стала мучить такая сильная одышка, что он, заядлый курильщик, отказался от этой привычки.

Но если тиф и туберкулез — остроинфекционные заболевания, то суставный ревматизм — это весьма распространенное хроническое заболевание, которое чаще всего начинается в детстве и в подростковом возрасте, затем постепенно развивается и заметным для окружающих становится в зрелые годы. В 1904 году, когда Сталину было 25 лет, полицейские отметили в качестве «особой приметы»: движение левой руки ограничено вследствие устарелого вывиха».

Сталин в первый раз обратился по этому поводу к кремлевским врачам в 1923 году, когда ему был поставлен диагноз— «ревматический полиартрит». А в 1926 году в его истории болезни появилась запись: «Хронический ревматический процесс в области левой верхней конечности. Мышцы левого плеча и предплечья слегка атрофированы, болезненны. Неполные движения в левом локтевом суставе. Болезненность в точке Эрба». По тому, какую причину назвала С. Аллилуева по поводу болезни левой руки Сталина, можно судить о том, насколько точно она была осведомлена о здоровье, вернее, о болезнях своего отца. Не в пример дочери, соратники вождя знали о здоровье вождя гораздо больше. Так, А. Микоян рассказал в своих мемуарах о таком эпизоде: «Сталин вышел из кабинета с перевязанной рукой. Я это увидел впервые и, естественно, спросил, что с ним. «Рука болит, особенно весной. Ревматизм видно. Потом проходит».

На вопрос, почему он не лечится, ответил: «А что врачи сделают?» У него было скептическое отношение к врачам и курортам. До этого он один раз отдыхал в Нальчике, в небольшом домике, без врачебного надзора».

По рекомендации врачей, к которым он все же обратился, Сталин, начиная с 1923 года, регулярно ездил на курорты Крыма и Кавказа, где проводил не менее одного, а то и двух месяцев в году и лечился, главным образом, минеральными ваннами. Кроме военных лет, он будет ездить на эти курорты постоянно, не только из желания отдохнуть от государственных дел, а по необходимости. Однако лечение и курорты не приведут к радикальным улучшениям здоровья. Болезнь медленно прогрессировала. В 1926 году кремлевские врачи фиксируют уже не только боли в мелких суставах рук и ног, а отмечают, что наблюдается небольшая атрофия мышц левого предплечья. Жалобы на общую усталость, на боль в пальцах левой руки и на новую напасть — изнурительный понос (диарея).

В августе 1927 года, находясь на отдыхе в Сочи, Сталин перенес тяжелейшую форму ангины, являющейся следствием обострения ревматических явлений. Впоследствии рецидивы заболевания ангиной стали постоянными спутниками жизни Сталина. Так, острая форма фолликулярной ангины развилась у Сталина в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, тогда он вынужден был на 2–3 дня отойти от активной деятельности, что породило известный миф о сталинской «прострации».

Врачи считали, что левая рука Сталина была, скорее всего, поражена вследствие системного аутоиммунного заболевания— «ревматоидный полиартрит», а не травмирована вследствие ранения, полученного в детстве. Хотя мифический фаэтон, под который, со слов самого Сталина, он попал в детстве, и мог быть вполне реальным событием, но вряд ли это «происшествие» могло иметь столь серьезные и отдаленные последствия.

Рука все более теряла подвижность и постепенно слабела. Ее суставы распухали и краснели, Сталин чувствовал постоянный хруст в коленях, в области лопатки и в шее при повороте головы. К 1928 году левая рука Сталина была уже в два раза слабее правой.

То есть, налицо все признаки последствий грозного заболевания, эффективных способов лечения которого не найдено до сегодняшнего дня.

В 1923 году Сталин впервые пожаловался на то, что забывает имена, когда устает. В то же время у него стали случаться головокружения. Поскольку Сталин счел нужным сообщить об это врачам, следовательно, процесс зашел уже так далеко, что самостоятельно он не мог с ним справиться. 24 марта 1923 года врачи впервые записали в истории болезни — «неврастения».

Как пишет Б. Илизаров:

«Сталин был очень эмоциональным и, видимо, нервным человеком, но прекрасно умеющим держать себя в руках. Эта бросающаяся всем в глаза и сознательно подчеркиваемая внешняя неторопливость и сдержанность создавали в глазах окружающих впечатление о человеке какой-то удивительной стабильности и уверенной силы». Безусловно, Сталин великолепно владел своими эмоциями, но неврастения уже не оставляла его до конца жизни. Почти все близкие, наблюдавшие его в повседневной жизни, вспоминали, что дома Сталин мог подолгу угрюмо молчать, грубо обрывал любые попытки вступить с ним в контакт. Приступы неврастении, указывают на то, что у Сталина были проблемы и с психикой, о чем говорит патологическая подозрительность, особенно сильно проявившаяся к концу его жизни.

Общеизвестно, например, что Сталин постоянно боялся быть отравленным. По свидетельству Троцкого, если в первые генсековские годы Сталину, как и всем членам правительства, приносили еду из столовой Совнаркома, то через несколько лет он из страха отравления стал требовать, чтобы готовили пищу дома. Тогда же он перестал покупать лекарства в кремлевской аптеке на свое имя. Скорее всего, эти требования совпали по времени с подозрительными затяжными расстройствами кишечника, которые его стали периодически мучить, по крайней мере, с 1926 года.

Получила широкое распространение легенда, что в декабре 1927 года Сталина осмотрел известный психоневролог академик В.М. Бехтерев и неосмотрительно дал заключение, что пациент страдает «паранойей». Вскоре академик якобы был отравлен, что впоследствии увязали с его визитом к Сталину. До сегодняшнего дня в истории отравления академика нет ясности, тем более, что свою долю сумятицы в этом вопросе внесла его внучка, тоже академик медицины, Наталья Петровна Бехтерева, длительное время возглавлявшая Институт мозга Академии медицинских наук СССР. Одно время она поддерживала версию заказного убийства своего дедушки в качестве расплаты за поставленный диагноз Сталину. Поскольку в дальнейшем она от своих слов отказалась, сославшись на то, что ее якобы вынудили к этому признанию, ситуация зашла в тупик. Впрочем, приведем ее запоздалое раскаяние, прозвучавшее в интервью газете «Аргументы и факты»:

«Это была тенденция: объявить Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе бы мы знали. Дедушку действительно отравили, но из-за другого. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был храбрый человек и как погиб, смело, выполняя врачебный долг».

Современные исследователи расходятся во мнении о том, существовал ли вообще сам факт встречи академика Бехтерева со Сталиным, другие утверждают обратное. Так Б. Красильников, не указывая достоверных документальных источников, решительно заявляет, что нынче «уже по-другому выглядит получившая широкую огласку история, связанная с крупнейшим отечественным психиатром и невропатологом академиком В.М. Бехтеревым. Не исключено, что он действительно был отравлен по приказанию Сталина, после того как побывал у него в декабре 1927 года и дал поспешное заключение — паранойя. Видимо, старый профессор подзабыл, что не всякому пациенту нужно ставить такой диагноз. Да и вряд ли он был безошибочный. Профессор Валединский, написавший свои воспоминания к 70-летию вождя, то есть в 1949 году (скорее всего на основании сохранившихся у него курортных медицинских карт или дневниковых записей) нарочито подчеркнул, что проведенное в Сочи летом 1927 года обследование «…показало, что организм Сталина вполне здоровый, обращало внимание его бодрое настроение, внимательный живой взгляд». Иначе говоря, он подчеркнул хорошее, по его мнению, психическое состояние пациента. Летом 1928 года (после смерти Бехтерева) Валединский пригласил к Сталину для участия в консилиуме двух крупнейших специалистов: невропатолога В.М. Верзилова и терапевта А.В. Щуровского, которые отметили, что Сталина продолжали мучить все те же болезни. А именно: общая усталость и переутомление, боли в плече и пальцах левой руки, особенно при тряске в автомобиле, бессонница, частые инфекции (стрептококковые ангины с температурой 39–40 градусов), а самое главное, изнуряющие поносы, которые становятся постоянными спутниками жизни Сталина».

То есть, автор пытается убедить читателя, что профессор Валединский предпринял решительные меры по дезавуированию диагноза «паранойя», все-таки поставленного академиком Бехтеревым.

В то же время И. Чигирин решительно заявляет, что вся эта история с диагнозом академика Бехтерева высосана из пальца во времена злобного гонения и политического суда, устроенного Хрущевым над Сталиным: «Если помните, был в ходу… впечатляющий миф: Сталин — параноик! Причем настолько ведь авторитетно подавалось! Ссылались не на кого-нибудь, а на самого В.М. Бехтерева — выдающееся светило психиатрической науки. Дескать, потому его и отравили…» Однако при этом убедительных доказательств своего заключения автор также не приводит, ссылаясь на все то же интервью академика Н.П. Бехтеревой газете «АиФ».

Истина, скорее всего, лежит где-то посередине: визит академика Бехтерева к Сталину, конечно, был, а вот какой диагноз он поставил — это не должно было стать достоянием гласности и было известно лишь узкому кругу лиц. С академика, скорее всего, было взято обязательство не разглашать ставшие известными ему сведения о состоянии здоровья важного пациента. Подтверждением этому служат как раз мемуары профессора Валединского, который очень аккуратно обходит вопрос о пресловутом диагнозе, убеждая будущих читателей в этом так убедительно, что догадливый читатель должен убедится в обратном. Наступила ли скоропостижная смерть академика Бехтерева как следствие его неосторожного диагноза — это загадка в духе «Моцарта и Сальери» так и останется тайной на века. При этом, следует особо подчеркнуть, что серьезные исследователи этого феномена неизменно подчеркивают, что В.М. Бехтерев, врач старой выучки и высочайшего уровня научной добросовестности и врачебной этики, не мог дать столь серьезный диагноз скоропалительно, по результатам одного-единственного визита к пациенту и короткой аудиенцией у него, а уж тем более не мог бы обнародовать такое заключение.

Так, писатель И. Губерман в своей книге «Бехтерев: страницы жизни» (1977) пишет: «Бехтерев умер неожиданно и быстро. Настолько неожиданно и быстро (отравился консервами поздно вечером, а ночью его уже не стало), что возникла легенда, будто кто-то отравил его специально ради неразглашения тайны диагноза, поставленного им на приеме у Сталина.

Это легенда оказалась чрезвычайно живучей, несмотря на полное отсутствие подтверждений».

Подтверждений нет, но нет и ответа на ряд других вопросов, связанных с этой историей. Во-первых, кто и зачем направил академика на осмотр генсека? Во-вторых, почему на это согласился сам Сталин? Но самое главное — никто и никогда не отмечал при его жизни признаков душевной болезни. Паранойя — это не неврастения, которой безусловно Сталин страдал. Будь хотя бы малейшие признаки паранойи у Сталина, геббельсовская пропаганда неминуемо раздула бы этот факт на весь белый свет.

Геббельс не решился, а наша пропаганда в период горбачевской «перестройки и гласности» сумела убедить многомиллионную советскую аудиторию, что великий психолог и психиатр, физиолог и невропатолог академик В.М. Бехтерев с первого взгляда поставил диагноз, как отрубил: «Параноик!» Как не вспомнить известное изречение: «Чудны дела Твои, о Господи!»

К сожалению, основным доказательством тех или иных фактов, связанных со здоровьем Сталина, для И. Чигирина является наличие или отсутствие соответствующих записей, сделанных лечащими врачами в истории болезни вождя. Выше уже приводились его утверждения, что проблемы с желудком и кишечником не могли возникнуть у Сталина в 30-х годах, как утверждают многие исследователи и биографы (в чем мы уже убедились), поскольку по истории болезни это не так. Действительно, если обратиться к «Хронологии», то увидим, что впервые явления «гастроэнтероколита» зафиксированы профессором Кипшидзе лишь в декабре 1946 года. Следующая запись, свидетельствующая о перенесенном Сталиным заболевании дизентерией, сделана в период с 26 марта по 18 июля 1947 года, когда больной лечился сульгином по методике заслуженного врача А.Н. Бузникова.

В то же время, как отмечено выше, профессор Валединский авторитетно утверждает, что изнуряющие поносы, ставшие постоянными спутниками жизни Сталина, начали преследовать его уже в 1928 году. Курорты, где Сталин лечил свои болезни желудочно-кишечного тракта, приносили лишь временное облегчение. Именно эти болезни, вызывающие расстройство желудка и кишечника, породили подозрение у Сталина, что они связаны с возможными покушениями на его жизнь, осуществляемые через лечащих врачей. Эти подозрения закрались в его сознание с начала тридцатых годов и преследовали вождя всю оставшуюся жизнь, дважды породив так называемое «дело врачей». Сталин не доверял врачам, часто менял их, а в конце жизни вообще остался практически без постоянного квалифицированного наблюдения за своим здоровьем, хотя эти утверждения не являются бесспорным фактом, и нуждается в доказательствах (в предыдущей главе мы такие доказательства приводим).

Подозрения, что проблемы с желудком как-то связаны с «происками» врагов Сталина, странным образом совпадают с периодическими осложнениями внутренней или внешней ситуации в стране и мире. Именно по этой причине И. Чигирин, как мы выше убедились, решительно отвергает очевидные доводы профессора Валединского, что изнурительная диарея преследовала Сталина с конца 20-х годов.

В 1934–1936 годах одним из постоянных лечащих врачей Сталина был терапевт М.Г. Шнейдерович. После 1953 года, отсидев в тюрьме, Шнейдерович вспоминал, как его пациент до войны любил иногда «пошутить». Сталин как-то спросил врача: «Доктор, скажите, только говорите правду, будьте откровенны: у вас временами появляется желание меня отравить? Растерянный врач молчал. Тогда Сталин сокрушенно замечал: «Я знаю, вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете, но у меня есть враги, которые способны это сделать». Профессор Валединский, лечивший Сталина от мышечных болей и ангин с промежутками в 1926–1931 годы, а затем в 1936–1940 годах, вспоминал, что 5 января 1937 года во время застолья по случаю очередного выздоровления Сталин «говорил об успехах советской медицины и тут же сообщил нам, что среди врачей есть и враги народа: «О чем вы скоро узнаете». Это разговор состоялся накануне процесса Бухарина.

Действительно, вскоре все «узнали», что в кремлевской больнице «орудовала» группа врачей, способствовавшая преждевременной кончине некоторых государственных и партийных деятелей, например, В.В. Куйбышева и пролетарского писателя М. Горького. Были высказывания, что завербованные иностранными спецслужбами высокопоставленные медицинские работники были причастны ранее к смерти М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинского. Как известно, первый «врачебно-бухаринский» процесс 1938 года закончился расстрелами и приговорами к длительным сроком заключения целой группы известных врачей. Среди прочих расстреляли профессоров И.Н. Казанова и Л.Г. Левина, к десяти годам приговорили профессора Д.Д. Плетнева, а затем расстреляли и его.

Б.Н. Красильников пишет, что: «Сталин особенно опасался руководителей советской тайной милиции. Он говорил, что Ежов, сменивший Ягоду, прослушивает его телефонные разговоры и собирает на него досье. В последние годы, как единодушно считали Хрущев, Микоян, Молотов и другие, он очень опасался Берии, который якобы тоже собирал материалы, и, как недавно установили в результате реконструкции кремлевского кабинета Сталина, спецслужбы действительно прослушивали вождя. Так что это могли быть вполне реальные опасения.

Все-таки выраженной душевной болезни у Сталина не было. Но у него был «букет» из физиологических и невротических заболеваний.

Сталина по нескольку раз в году изводили инфекционные болезни. После вскрытия обнаружилось, что у него были еще и спайки в области кишечника. Они тоже могли давать ощущения внутреннего напряжения и постоянного дискомфорта. Болезни подстегивали подозрительность. Подозрительность обостряла приступы неврастении. Все чаще преследовали мысли о возможных покушениях и смерти. Он опасался за свою жизнь. И этот страх приводил его в невероятную, сверхчеловеческую жестокость».

Война еще сильнее обострила все проблемы. К ним добавились невралгические боли не только в области левой руки, но и в левой части нижней челюсти, и опять грипп с простудами и кашлем, ангины. Особенно тяжелыми были для него послевоенные 1946–1947 годы. У Сталина несколько раз начинались катастрофические расстройства желудка с позывами по 14–20 раз за день при очень высокой температуре. На этот раз был назван еще один диагноз — хроническая дизентерия. А к уже имевшимся болезням прибавился хронический гепатит (опять инфекционное заболевание(І), атеросклероз, миодистрофия сердца).

Расстройства давно стали привычными, а явных признаков отравления врачи не находили. Сталин упорно подозревал окружающих, виновных в плачевном состоянии своего здоровья. Круг лиц, допущенных к нему, был крайне ограничен, а вся обслуга и охрана находилась под особым контролем. Он не переставал подозревать и некоторых своих ближайших соратников, например, Микояна и Молотова.

После XIX съезда Молотов и Микоян не были допущены в новый высший партийный орган — Бюро Президиума ЦК. Незадолго до смерти Сталин перестал их приглашать на свои ночные посиделки, намекая, что они «американские шпионы». Понятно, что эти подозрения Сталина были явным плодом его болезненной подозрительности, но и дыма без огня не бывает. Как уже было показано, Молотову приходилось страдать за грехи своей жены Полины Жемчужины, а Анастас Иванович Микоян, несмотря на внешние проявления своей беспредельной преданности вождю, всю свою сознательную жизнь смертельно ненавидел Сталина.

Энвер Ходжа в свое время недвусмысленно заявил, что А. Микоян признавался ему о своем участии в разработке плана покушения на Сталина: «…сам Микоян признался мне и Мехмету Шеху, что они с Хрущевым планировали совершить покушение на Сталина.

Микоян вел разговор таким образом, чтобы создать у нас впечатление, будто они сами стояли на принципиальных, ленинских позициях и боролись с отклонениями китайского руководства. Микоян, в частности, привел в качестве доводов ряд китайских тезисов, которые, действительно, и на наш взгляд, не были правильными с точки зрения марксистско-ленинской идеологии. Так, Микоян упомянул плюралистическую теорию «ста цветов», вопрос о культе Мао, «большой скачок» и т. д. И у нас, конечно, насчет этого были свои оговорки в той степени, в какой нам были известны к тому времени конкретная деятельность и практика Коммунистической партии Китая.

— У нас марксизм-ленинизм, и никакая другая теория нам не нужна, — сказал я Микояну, — а что касается концепции «ста цветов», то мы ее никогда не принимали и не упоминали.

Между прочим, Микоян говорил и о Мао и, сравнивая его со Сталиным, отметил:

— Единственная разница между Мао Цзэдуном и Сталиным в том и состоит, что Мао не отсекает голову своим противникам, а Сталин отсекал. Вот почему, — сказал далее этот ревизионист, — мы Сталину не могли возражать. Однако вместе с Хрущевым мы подумали устроить покушение на него, но бросили эту затею, опасаясь того, что народ и партия не поймут нас…»

По свидетельству В. Жухрая на поминальном ужине, устроенном в Кремле после похорон И.В. Сталина, подвыпившие А. Микоян и Н. Булганин пустились плясать «барыню», подвязав голову носовыми платками. По-видимому, напряжение последних лет, когда соратники Сталина ожидали своей неминуемой трагической участи, которую они в мыслях вынашивали по отношению к Сталину, спало и ситуация разрешилась таким счастливым для них образом, что они забыли и о своем высоком положении, и о том, где и по какому случаю они находятся.

Как следует из вышеизложенного, болезненные состояния преследовали Сталина всю жизнь и к своему 70-летию это был тяжело больной человек. Так, Светлана, дочь Сталина в день рождения отца 21 декабря 1952 года отмечала:

«…Он плохо выглядел в тот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии, так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим — курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет».

Светлана обратила внимание и на то, что у отца изменился цвет лица. Обычно он всегда был бледен. Сейчас лицо стало красным. Светлана правильно предполагает, что это был признак сильно повышенного кровяного давления. Осмотров Сталина уже никто не проводил, его личный врач был в тюрьме.

В это время Сталина постоянно мучили простуда, гипертония, атеросклероз, грипп, понос, рвота, температура. В 1951–1952 годах здоровье Сталина резко ухудшилось.

Он много болел всю жизнь и волей-неволей должен был привыкнуть к своим тяжелым хроническим недугам. Но и о скорой смерти он явно не задумывался, поскольку наметил претворить в жизнь свой грандиозный замысел по реформированию властной структуры в стране.

По иронии судьбы, именно эти планы, которые для своей реализации требовали не только определенного времени, но и недюжинного здоровья главного реформатора, породили миф о «богатырском», здоровье вождя, готовившего страну к очередным масштабным испытаниям. А «документальным» подтверждением этого мифа явилось как раз отсутствие документов в истории болезни Сталина, свидетельствующих о грозных заболеваниях, перенесенных вождем.

Так, Н. Добрюха, ортодоксальный сторонник версии об отравлении Сталина, на этом основании решительно отвергает естественный вывод о том, что кровоизлияние в мозг и быстрая кончина Сталина случились именно вследствие слабого здоровья. Располагая только теми документами, которые сохранились в истории болезни вождя, он попутно опровергает и те заявления, согласно которым Сталин настолько сомневался в надежности врачей, что боялся даже обследоваться, а тем более лечиться, нередко прибегая из-за этого к самолечению. Наоборот. Из-за любого недомогания к нему тут же вызывались врачи и устанавливали многодневное, а порою и ежесуточное наблюдение за общим состоянием организма. При этом он приводит выписки из результатов обследования Сталина перед курортными процедурами в Мацесте, со своими комментариями:

«Сталину 68 лет. Обследование перед курортными процедурами в Мацесте 16.09.1947 г. Выписка из медицинского документа: «Диагноз: основной — гипертония в начальной стадии; сопутствующий — хрон.(ический) суставной ревм.(атизм), переутомл.(ение). Пульс 74 в 1 мин. Артериальное) давл.(ение) 145/85. Леч.(ащий) врач Кириллов».

Чтобы в полной мере оценить эти сталинские показатели здоровья, читатель может пойти в больницу и сравнив со своими собственными, убедиться, что у подавляющего числа людей в возрасте от 40 до 60 лет давление 135 на 85 считается нормальным, а у тех, кому (как тогда Сталину) за 60, отвечают норме и гораздо более высокие цифры 150 на 90.

И это до курорта. А после курорта 29.09.47 г. показатели у вождя были уже, как у сорокалетнего, а именно: «Кровяное давление после ванной 135/75. Пульс после ванной 68 в 1 мин., ритм.(ичный). Тоны сердца отчетливы. Суставы не беспокоят. Самочувствие и настроение хорошее. Кириллов».

Чтобы проследить, как складывалось здоровье вождя дальше, достаточно следующих буквально ошеломляющих выписок из его медобследований!

Сталину 71 год. «4.09.50. Пульс до ванной 74 в 1 мин. Кр.(овяное) давл.(ение) 140/80. После ванной пульс 68 в 1 мин., ритм.(ичный). Арт.(ериальное) давл.(ение) 138/75. Тоны сердца стали лучше. Сон удовл.(етворительный). Кишечник регулярно. Общее состояние хорошее. Кириллов».

Сталину 73 года. «09.01.52. Пульс 70, полный, правильный. Кров.(яное) давление 140/80…» И это измерения, сделанные при сильнейшем гриппе с высокой температурой. Вряд ли каждый даже гораздо более молодой и здоровый человек может похвастаться подобными цифрами! Обращает на себя внимание и тот факт, что больше даже о «начальной стадии гипертонии» нигде не говорится!

Вывод: заявления, что «Сталин был серьезно болен, особенно после тяжелейшего напряжения в годы Второй мировой войны», не соответствуют действительности».

Заметим, что это заявление Н. Добрюхи столь же поспешное, сколько и неверное, не соответствующее убедительным доказательствам прямо противоположного мнения, основанного на архивных источниках, ставших доступными в последнее время. Конечно, приведенные Н. Добрюхой сведения о состоянии здоровья И. Сталина, взятые из «Хронологии», впечатляют, но это как раз тот самый случай, когда отдельными предложениями, изъятыми из контекста какого-либо произведения, можно убедить кого угодно и в чем угодно. Так и в данном случае, ведь были же у Сталина и периоды относительно хорошего и даже хорошего самочувствия, о чем говорит его колоссальная работоспособность. А приведенные данные, тем более, взятые из истории болезни, составленной на отдыхе, когда на организм благожелательно воздействовал строгий санаторный режим, и соответствующая диета, и постоянное наблюдение медицинских работников и т. п. Нельзя забывать, что люди среднего и пожилого возраста, перенесшие кризисные явления со стороны сердечно-сосудистой системы, после интенсивной стадии лечения впоследствии длительное время, а иногда и всю оставшуюся жизнь, принимают лекарственные препараты, поддерживающие в возрастной норме как артериальное давление, так и частоту сердечных сокращений (пульс). Неужели Сталин был лишен такой возможности по поддержанию своего здоровья в норме между кризисными явлениями, которые были не так уж и часты, не считая последние 2–3 года, когда, по мнению Ю.Н. Жукова, Сталин трижды перенес нарушение мозгового кровообращения?

Свои выводы известный историк, доктор исторических наук Юрий Николаевич Жуков делает на основании скрупулезного исследования всех имеющихся документов, в той или иной степени освещающих проблему здоровья И.В. Сталина в последние годы его жизни.

Приведенные в его книгах сведения документально аргументированы и с научной строгостью подтверждают прямо противоположную версии Н. Добрюхи истину, что Сталин к концу жизни был тяжело больным человеком, и внезапная смерть его в марте 1953 года вполне могла произойти по естественным причинам.

В то же время, в известной степени, вышеприведенный Н. Добрюхой вывод о безупречном здоровье вождя «провоцировал» сам Сталин, категорически отрицавший серьезные нарушения своего здоровья. В качестве примера приведем известное письмо И.В. Сталина на имя председателя телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс Г. Ричардсона:

«Г-ну Ричардсону.

Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР.

И. Сталин».

Данное опровержение Сталина было опубликовано в газете «Правда» 3 апреля 1932 года в связи со следующими обстоятельствами.

Еще со времен ранения и болезни Ленина для лечения и консультаций кремлевских небожителей приглашали европейских светил медицины. В частности, в медицинской карте Сталина есть заключение нескольких таких специалистов. Возвращаясь на родину, они, видимо, делились своими впечатлениями, которые тотчас подхватывали СМИ. Поэтому не случайно на страницах советской печати время от времени появлялись соответствующие опровержения. Так, ТА Ассошиэйтед Пресс за подписью своего руководителя г-на Г. Ричардсона опубликовало информацию о тяжелом заболевании И.В. Сталина со ссылкой на доктора Цондеко, который консультировал кремлевских вождей.

Характерно, что Сталин счел нужным включить свое вышеприведенное опровержение в Собрание сочинений, которое готовилось к изданию накануне его семидесятилетия, чем как бы подчеркивал, что за прошедшие 17 лет здоровье его не пошатнулось.

 

Глава 5. Состояние здоровья В.И. Сталина в последние годы жизни

Известный историк и писатель-публицист Владимир Жухрай категорически отрицает саму возможность насильственной смерти вождя, поскольку И. Сталин к концу жизни был очень больным человеком, а посему смерть наступила в результате резкого обострения серьезных хронических заболеваний со стороны сердечно-сосудистой системы, обострившихся в последние годы его жизни. Утверждение В. Жухрая не голословно, поскольку он в эти годы находился в тесном контакте с вождем, будучи одним из руководителей его личной засекреченной службы безопасности. Мало того, как выяснилось в последнее время, таинственный руководитель одного из подразделений секретной службы генерал Юрий Марков, впоследствии легализовавшийся под литературным псевдонимом Владимир Жухрай, урожденный Владимир Михайлович Мироненко, был внебрачным сыном И. Сталина, равно как и другой руководитель этой службы, генерал Александр Джуга.

По свидетельству В. Жухрая, впервые серьезный сердечный приступ И. Сталин испытал в 1941 году при выезде на фронт в районе Волоколамского шоссе. Первый инсульт случился у Сталина накануне его 70-летия в 1949 году. В. Жухрай по памяти полагает, что это случилось в конце августа или в начале сентября, после чего Сталин в течение трех месяцев отошел от дел, никого не принимал, и лишь за пять дней до своего юбилея принял в Кремле 16 декабря 1949 года Мао Цзэдуна.

Действительно, согласно записям в Журнале учета посетителей кремлевского кабинета И. Сталина, он отсутствовал в Кремле три с лишним месяца с 3 сентября по 9 декабря 1949 года, и, скорее всего, В. Жухрай прав, что первый серьезный удар случился либо 31 августа, либо 1 сентября. На эту мысль наводит запись, сделанная в Журнале приема посетителей за 1 сентября 1949 года. Согласно этой записи в 22 ч. 00 мин. 1 сентября в кабинет Сталина одновременно вошли, а через полтора часа одновременно вышли (в 23 ч. 35 мин.) члены Политбюро Молотов, Берия, Микоян, Маленков, Булганин, Каганович, а также Косыгин и Первухин. С какой целью ближайшее окружение И. Сталина на полтора часа собиралось в его кабинете и в его отсутствие, можно лишь предполагать, опираясь на дальнейшие события с трехмесячным отсутствием Сталина в Кремле.

Этот факт дает основание считать, что инсульт случился именно в этот день или накануне 31 августа (как по памяти и утверждает В. Жухрай), а соратники собрались в его кабинете, чтобы обсудить создавшуюся чрезвычайную ситуацию. Почему 31 августа? Дело в том, что согласно записям в Журнале учета посетителей в этот день Сталин никого не принимал в своем кабинете, и лишь через сутки члены Политбюро собрались в его кабинете, когда было осознано, что у вождя случилось серьезное нарушение мозгового кровообращения, последствия которого будут сказываться до конца его жизни.

Здоровье Сталина, подорванное в результате неимоверных нагрузок в годы войны, резко пошатнулось после перенесенного заболевания и уже больше не восстановилось до такого уровня, чтобы он мог работать с той же интенсивностью, как и в 1941–1945 годах. После войны Сталин ежегодно позволял себе длительные отпуска, которые проводил в своих резиденциях в Сочи или в Грузии. Так, уже в первую послевоенную осень он отбыл 9 октября в полуторамесячный отпуск. Даже первый послевоенный парад войск на Красной площади, посвященный очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, проводился в отсутствие Сталина. Последнее заседание Политбюро перед отъездом Сталина на отдых состоялось 8 октября 1945 года, а затем следует длительный перерыв, более двух месяцев, вплоть до 17 декабря 1945 года, когда прием посетителей в кремлевском кабинете вождя возобновился.

Как уже отмечалось выше, некоторые исследователи полагают, что столь длительный послевоенный отпуск был вынужденным, поскольку в это время Сталин тяжело и долго болел. Перенес ли он в этот период инсульт? Сведений на этот счет нет никаких, да и В. Жухрай это категорически отрицает. В то же время С.И. Аллилуева в своей книге упоминает о тяжелой болезни, перенесенной Сталиным во второй половине 1945 года: «Отец заболел, и болел долго и трудно. Сказалось напряжение и усталость военных лет и возраст, ему ведь было уже шестьдесят шесть лет».

В последующие послевоенные годы интервалы отсутствия вождя в Кремле по случаю его отдыха и лечения на юге последовательно увеличивались, о чем красноречиво свидетельствуют длительное отсутствие записей в Журналах учета посетителей кремлевского кабинета Сталина. В 1946 году перерыв в приемах в кремлевском кабинете вождя составил уже более трех месяцев (с 8 сентября по 20 декабря), в 1947 году— три месяца (с 15 августа по 17 ноября), в 1948 году — три месяца (с 4 сентября по 1 декабря), а в 1949 году, как уже отмечалось выше — немногим более трех месяцев (с 3 сентября по 9 декабря).

Еще более серьезный спад работоспособности у Сталина начался в последующих годах после перенесенного инсульта в конце 1949 года. Так, Ю. Жуков в своей книге «Сталин: Тайны власти» приводит следующие данные о резком снижении работоспособности вождя в 1950 году и в последующие годы: «Спад работоспособности у Сталина начался в феврале 1950 года и достиг нижнего предела, стабилизировавшись в мае 1951 года. Если в 1950 году, с учетом 18-не-дельного отпуска (болезни?), число рабочих дней — приемов посетителей в кремлевском кабинете — у него было 73, в следующем — всего 48, то в 1952-м, когда Иосиф Виссарионович вовсе не уходил в отпуск (не болел?), — 45. Для сравнения можно использовать аналогичные данные за предыдущий период: в 1947 году у Сталина рабочих дней было 136, в 1948-м— 122, в 1949-м— 113. И это при ставших обычными трехмесячных отпусках.

Столь же показательным является число рабочих дней у Сталина и по месяцам: в январе 1951 года их было 10, в феврале — 6, марте — 7, апреле — 8, мае — 5, июне — 3, июле — 5, августе— 4. После очередного, на этот раз полугодового отпуска (болезни?), с 10 августа 1951 года по 11 февраля 1952 года, Иосиф Виссарионович работал в своем кремлевском кабинете еще реже: в феврале — 3 дня, марте — 5, апреле — 4, мае — 2, июне — 5, июле — 5, августе — 3, сентябре — 4, октябре (когда проходил XIX съезд партии) — 7, ноябре — 9, декабре — 4».

Поскольку вышеприведенные данные о работоспособности И. Сталина почерпнуты автором из Журнала учета посетителей кремлевского кабинета Сталина, то он оговаривается, что Сталин мог принимать посетителей не только в своем кремлевском кабинете, но и на Ближней даче, в Волынском, на окраине Москвы, в «Зеленой роще», «Холодной речке», «Мюссере» — своих резиденциях на Черноморском побережье Кавказа, в районе Сочи — Гагра», с чем нельзя не согласиться.

Автор недаром сопровождает данные о столь длительных отпусках вождя в послевоенные годы его жизни ремарками в скобках («болел?», «не болел?»), поскольку достоверных данных о последующих инсультах, которые якобы случались у Сталина в 1950 и 1951 годах, не обнаружены до сегодняшнего дня. Мало того, В. Жухрай в беседах с автором настоящей книги категорически это отрицает, заявляя, что тяжелейший удар, перенесенный Сталиным в канун своего семидесятилетия, настолько подорвал здоровье вождя, что он практически от его последствий не оправился до конца своей жизни. Это особенно отразилось на его эмоционально-поведенческом статусе, когда Сталин в отношении окружавших его лиц позволял себе совершенно неадекватные поступки и действия (не узнавал хорошо известных ему лиц, допускал «несерьезные» шутки в отношении соратников во время длительных застолий, вдруг начинал рубить прутьями цветы на клумбах во время отдыха на юге и т. п.). В то же время, утверждает В. Жухрай, болезнь не отразилась на его интеллекте, напротив, именно в последние годы он активно занимался вопросами реформы государственного аппарата, разработкой теоретических основ предстоящей экономической реформы — апофеозом сего явился фундаментальный труд «Экономические проблемы социализма в СССР», законченный 28 сентября 1952 года. Вскоре он написал и вторую часть этой книги, где он обосновал более радикальные, чем в первой части книги, меры по реализации экономической реформы, однако следы этой книги не обнаружены до настоящего времени.

Тем не менее нельзя не согласиться с аргументацией Ю. Жукова, который утверждает, что после первого инсульта, перенесенного Сталиным в конце 1949 года, последовали второй (1950 год), а затем и третий (1951 год) инсульты. Второй инсульт, по всей вероятности, случился в августе 1950 года в разгар начавшегося международного военного конфликта, на Корейском полуострове, то есть без малого через год после первого инсульта. Похоже, Сталин почувствовал недомогание уже в конце июля, поскольку с 24 июля и до конца месяца он никого не принимал в своем кремлевском кабинете (24 июня была принята военная делегация Народной Республики Болгарии). Первого августа Сталин принял 14 человек, а затем последовал перерыв со 2 августа вплоть до 21 декабря 1950 года.

О серьезности заболевания говорит тот факт, что Сталин был вынужден отойти от решения важнейших государственных дел и не принимал никакого участия в этот период в работе узкого круга руководства страны при принятии каких-либо решений, не высказывался ни публично, ни в печати по самым важным, принципиальным вопросам внешней и внутренней политики, даже в наиболее простой форме— интервью.

В то же время, международная обстановка складывалась весьма напряженно, поскольку 25 июня 1950 года началась Корейская война, едва не переросшая в 3-ю Мировую войну с возможным применением ядерного оружия. Как известно, в этот день произошло вторжение северокорейских войск на территорию Южной Кореи. Руководитель КНДР Ким Ир Сен без согласования с Советским Союзом, но с одобрения руководства КНР, решил распространить идеи социализма на весь Корейский полуостров, надеясь на то, что в случае серьезного военного столкновения, Москва не откажет ему в помощи. Руководство Советского Союза было поставлено перед фактом нарушения с корейской стороны договоренностей, достигнутых 10 апреля 1950 года во время встречи Ким Ир Сена со Сталиным, в которых ни о какой военной поддержке со стороны Советского Союза территориальных притязаний КНДР ничего не говорилось. Видимо, по этой причине, а затем и в связи с серьезным заболеванием, Сталин хранил необычно долгое молчание и ни разу не высказался по вопросам внешней политики СССР в связи с начавшимся военным конфликтом на Корейском полуострове.

За полгода до встречи лидеров двух стран, 24 сентября 1949 года послу СССР в Пхеньяне Т.Ф. Штыкову была направлена руководящая директива, которая предельно откровенно выражала подлинную позицию советского руководства относительно планов Пхеньяна по объединению Кореи вооруженным путем. Советскому послу предписывалось передать руководителям Северной Кореи позицию Сталина в связи с готовившимся выступлением Корейской народной армии на юг. В директиве, в частности, говорилось:

«С военной стороны нельзя считать, что Корейская народная армия подготовлена к такому наступлению. Не подготовленное должным образом наступление может превратиться в затяжные военные операции, которые не только не приведут к поражению противника, но и создадут значительные политические и экономические затруднения для Северной Кореи, чего, конечно, нельзя допустить. Поскольку в настоящее время Северная Корея не имеет необходимого превосходства вооруженных сил по сравнению с Южной Кореей, нельзя не признать, что военное наступление на юг является сейчас совершенно неподготовленным и поэтому с военной точки зрения оно недопустимо» (выделено мной. — А.К.).

Далее, в директиве подчеркивалось, что и с политической стороны военное выступление Севера не подготовлено, поскольку оно не будет воспринято широкими народными массами Южной Кореи, как акция по освобождению населения от гнета реакционного режима Ли Сын Мана. В директиве говорилось, что «…сделано еще очень мало для того, чтобы поднять широкие народные массы Южной Кореи на активную борьбу, развернуть партизанское движение по всей Южной Корее, создать там освобожденные районы и организовать силы для общенародного восстания. Между тем только в условиях начавшегося и действительно развертывающегося народного восстания, подрывающего основы реакционного режима, военное наступление на юг могло бы сыграть решающую роль в деле свержения южнокорейских реакционеров и обеспечить осуществление задачи объединения всей Кореи в единое демократическое государство. Поскольку в настоящее время сделано еще очень мало для развертывания партизанского движения и подготовки общенародного восстания в Южной Корее, нельзя не признать, что и с политической стороны предложенное Вами наступление на юг также не подготовлено».

Руководству КНДР недвусмысленно указывалось, что задуманная ими война с первых дней может превратиться в безрассудную авантюру, поскольку «… необходимо учитывать, что если военные действия начнутся по инициативе Севера и примут затяжной характер, то это может дать американцам повод ко всякого рода вмешательствам в корейские дела».

На деле так оно и произошло. В Вашингтоне события на Корейском полуострове восприняли как начало претворения в жизнь истинных целей советско-китайского договора о дружбе, союзе и взаимной помощи, подписанного в Москве 14 февраля 1950 года, носившего откровенно антияпонскую направленность. Хотя в этом договоре речь шла о предотвращении возрождения японского милитаризма, Вашингтон умел читать между строк и воспринял выступление Корейской народной армии как начало перехода «коммунизма» к открытому наступлению в Азии.

Действительно, в советско-китайском договоре недвусмысленно отмечалось, что: «В случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению Японии или союзных с ней государств и она окажется, таким образом, в состоянии войны, то другая сторона немедленно окажет военную и иную помощь всеми (выделено мною. — А.К.) имеющимися в ее распоряжении средствами». Тем самым не отрицалась возможность применения ядерного оружия, хотя об этом прямо не говорилось.

Неудивительно, что уже 27 июня американский президент Г. Трумен отдал приказы американским вооруженным силам оказать южнокорейской армии всю необходимую поддержку, а три дня спустя — об отправке в Корею большого воинского контингента США. Началась затяжная Корейская война, которая из гражданской медленно, но верно могла перерасти в 3-ю Мировую войну с участием в ней обеих ядерных держав — США и СССР.

Первоначальный успех северокорейских войск, стремительным наступлением занявших почти весь полуостров, скоро был утрачен в ходе контрнаступления американских (формально ооновских) войск под командованием американского генерала Дугласа Макартура, которые к середине октября 1950 года заняли столицу КНДР г. Пхеньян, а к концу октября вышли к границе КНДР и КНР.

В создавшихся условиях Пекин, еще 20 августа телеграммой в ООН напомнивший всем, что Китай граничит с Кореей и потому будет поддерживать своего соседа, ввел на территорию Северной Кореи свои вооруженные силы, выступавшие как «добровольцы» (ЦРУ зафиксировало это 20 октября). 4 ноября демократические партии КНР выступили с совместным заявлением, открыто указав в нем: «Китайский народ не только в силу своего морального долга должен помочь корейскому народу в его борьбе против Америки. Оказание помощи Корее отвечает также интересам всего китайского народа и вызывается необходимостью самообороны. Спасти своего соседа — значит спасти себя. Чтобы защитить нашу родину, мы должны помочь корейскому народу».

Вступление в войну китайских «добровольцев» под командованием прославленного маршала Пэн Дехуая не только весьма быстро и существенно изменило соотношение сил на полуострове в пользу северян, но и предрешило весь дальнейший ход боевых действий.

Советское руководство также предприняло ряд мер по оказанию военной и экономической помощи правительству Ким Ир Сена, а также пыталось с помощью дипломатических мер спасти его режим. 16 августа Политбюро утвердило состав научно-технического совета Специального комитета при СМ СССР для ускорения создания новейшей системы ПВО «Беркут», которую предлагалось использовать (испытать) на открывшемся театре боевых действий. 8 сентября для предельно возможной координации усилий экономики всего Восточного блока утвердили члена Политбюро А.И. Микояна представителем в СЭВ, который впоследствии возглавил эту организацию. Ему же 25 сентября поручили совместно с министром путей сообщения Вещевым и заместителем министра иностранных дел Громыко «в суточный срок» представить в ПБ предложения о строительстве железной дороги от советской границы до станции Маньчжурия, призванной создать дополнительную линию доставки необходимого КНР и КНДР вооружения, топлива, продовольствия. Наконец, 24 октября, в разгар успешного американского наступления, ПБ приняло самое серьезное, рассчитанное на крайнюю ситуацию постановление — «О сохранении и создании мобилизационных мощностей по производству военной техники».

И только в ноябре узкое руководство сочло своевременным прямо вступить в конфликт, правда, сохраняя это в строжайшей тайне, и выделило для защиты КНДР с воздуха «корпус Лобова», как он именовался в протоколах ПБ — 64-й истребительный авиационный корпус советских ВВС.

В качестве дипломатического шага по урегулированию дальневосточного конфликта 20 сентября министр иностранных дел А.Я. Вышинский, выступая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, предложил четырем великим державам (СССР, США, КНР и Индии) от имени Сталина «объединить свои мирные усилия и заключить между собой Пакт по укреплению мира», квалифицировать события в Корее «как внутреннюю борьбу, внутреннюю гражданскую войну между двумя правительственными лагерями» и потому рекомендовал распустить комиссию ООН по Корее, «способствовавшую… своими действиями разжиганию гражданской войны в Корее». И не встретил, разумеется, поддержки.

Неудачи на дипломатическом фронте со всей очевидностью говорили о том, что в Кремле не выработана четкая линия поведения: сделать ли ставку на мирное разрешение конфликта или идти в конфронтации до конца. Конца логического, завершающегося Третьей мировой войной. Столь необычно длительный поиск решения, затянувшийся на более чем четыре месяца, объяснялся событием, ставшим самой важной государственной тайной СССР — очередной тяжелой болезнью, обрушившейся на Сталина. Заболевание вынудило его отойти на четыре с половиной месяца, со 2 августа по 21 декабря, от участия в работе узкого руководства, от принятия каких-либо решений, даже от высказываний по самым важным, принципиальным вопросам внешней и внутренней политики. То есть отойти от руководства страной в тот самый момент, когда мир оказался на грани ядерной войны.

Действительно, после провала наступления, начатого 24 ноября и разрекламированного как завершающее войну непременно «к Рождеству», после отступления американских войск назад к 38-й параллели командующий объединенными силами ООН в Корее Макартур предложил Трумену начать бомбардировку территории Китая, а если потребуется, то и СССР, применив при этом ядерное оружие. 30 ноября, отвечая на вопросы журналистов о дальнейших операциях в Корее, президент США вдруг заявил: «Мы предпримем все необходимое, что потребует военная ситуация». А когда его попросили уточнить: «Даже используя атомную бомбу?» — добавил: «Включая все виды вооружения, которыми мы обладаем». Так и Трумен оказался перед необходимостью выбора — победить во что бы то ни стало, даже подвергнув атомной бомбардировке Китай и СССР, и тем самым, начав Третью мировую войну, или смириться даже не с поражением, а всего лишь с восстановлением существовавшего до 25 июня положения.

13 января 1951 года Трумен выбор сделал: он заявил о нежелательности дальнейшего расширения масштабов и характера боевых действий, а через четыре месяца, после повторного предложения бомбардировать Китай, отправил генерала Макартура в отставку.

Такое развитие событий устраивало также и узкое руководство Кремля, которое в отсутствие Сталина не смогло выработать четкую, недвусмысленную политику в «корейском» вопросе. Об этом, например, говорит доклад, сделанный Н.А. Булганиным 6 ноября на торжественном заседании, посвященном 33-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Перейдя по традиции к оценке международного положения, он вначале предложил как определяющую только мирную концепцию, повторил, несколько расширив, предложение Сталина уже двухлетней давности — «о скорейшем заключении мирного договора с Германией, о выводе оккупационных войск и о создании общегерманского правительства», высказал требование «скорейшего заключения мирного договора с Японией, вывода из Японии оккупационных войск». Но одновременно Булганин продемонстрировал имевшиеся у узкого руководства два взаимоисключающих подхода к решению корейской проблемы. Поначалу заявил: «Советское правительство, верное своей неизменной политике мира, с самого начала событий в Корее настаивало на урегулировании конфликта мирными средствами… предлагало немедленно прекратить военные действия в Корее и одновременно вывести оттуда все иностранные войска, предоставив тем самым корейскому народу возможность решить свои внутренние дела без иностранного вмешательства». В конце же доклада позволил себе высказать прямую угрозу, не исключив и того, что СССР может открыто вступить в войну в Корее. «Опыт истории говорит, что наша миролюбивая политика не является признаком слабости. Этим господам («поджигателям войны». — А.К.) пора бы усвоить, что наш народ способен постоять за себя, постоять за интересы своей родины, если понадобится — с оружием в руках».

Недвусмысленное предложение американского президента — вернуться к положению, существовавшему до начала войны, в Кремле расценили как возможный, даже желательный вариант выхода из тупика. Завершить же конфликт на такой именно стадии его развития без необходимости давать объяснения населению Советского Союза могла помочь особенность советской пропаганды, однозначно трактовавшей Корейскую войну как ничем не прикрытую агрессию США и сеульского режима. А потому восстановление границы по 38-й параллели легко можно было преподнести как еще одну «убедительную победу сил мира». Но для этого, прежде всего, следовало отказаться от жесткого внешнеполитического курса, освободиться от тех членов узкого руководства, кто навязал его и поставил тем самым СССР в крайне опасное положение.

Однако, вслед за миролюбивым, устраивающий Кремль предложением Г. Трумена от 13 января 1951 года, советский руководитель в его поддержку не выступил, чем серьезно озадачил как население страны, так и международную общественность.

Таким образом, пауза «молчания» вождя затянулась уже на полгода, поползли слухи о тяжелом заболевании и даже смерти Сталина, о том, что от народа скрывают совершенный в Кремле государственный переворот.

Слухи о тяжелой болезни Сталина были не беспочвенны. Об этом, например, говорит письмо Сталина, отправленное на имя Маленкова 13 декабря 1950 года, в котором вождь, в частности, сообщает: «Я задержался с возвращением в связи с плохой погодой в Москве и опасением гриппа. С наступлением морозов не замедлю быть на месте». Здесь практически с очевидностью выпирает факт тяжелого физического состояния вождя, о чем он «эзоповским» языком сообщает своим соратникам в Москву. Ведь нельзя же всерьез поверить тому, что в наиболее критический момент для страны, когда решался вопрос, быть или не быть ядерной войне, главу государства заботило лишь одно — боязнь заболеть гриппом. Между строк сталинского письма читается, что недееспособность вождя по прогнозам врачей затянется, как минимум, до середины января, когда наступают сначала рождественские, а затем крещенские морозы («с наступлением морозов»).

Однако 22 декабря Сталин уже был в Москве, принял в своем кабинете с 22 ч. 40 мин. до 24 ч. 00 мин. (то есть работал 1 час 20 минут) членов Политбюро (Берия, Маленков, Молотов, Каганович, Хрущев), военных (Василевский, Штеменко) и председателя Совета Министров РСФСР В.Н. Черноусова.

До конца года Сталин еще четыре раза собирал в своем кабинете ближайших соратников, руководителей военного ведомства (Василевский, Штеменко) и МИДа (Вышинский, Громыко), скорее всего, заслушивал информацию о ситуации, складывающейся вокруг Корейской войны, и совместно вырабатывали позицию Кремля о дальнейшем участии СССР в этой войне.

По всему видать, что Сталин был сильно ослаблен после перенесенной тяжелой болезни, об этом говорит кратковременность ежедневной работы вождя: 22 декабря — 1 час 20 мин.; 23 декабря — 2 часа 30 мин.; 27 декабря — 2 часа 50 мин.; 28 декабря — 2 часа 25 мин.; 31 декабря — соратники собрались у Сталина на 45 минут, скорее всего, поздравить вождя с наступающим Новым годом. Итого в течение последней недели уходящего года Сталин работал менее 10 часов.

В наступившем 1951 году работоспособность вождя нисколько не повысилась, поскольку в течение первых двух недель (со 2-го по 12 января) он собирал в своем кабинете тот же состав узкого руководства страны на весьма короткое время всего б раз: 2 января на 45 минут (скорее всего, это тоже всего лишь ритуальная встреча с поздравлениями с наступившим Новым годом); 4 января — 3 часа 30 мин.; 5 января — 1 час 45 мин.; 8 января — 1 час 15 мин.; 11 января — 1 час 35 мин.; 12 января — 1 час 05 мин. Итого, за первую декаду января вождь «трудился» около десяти часов — это ли стиль работы Сталина, который в грозные годы войны трудился практически по 15–20 часов ежедневно, не зная ни выходных, ни праздников!

13 января Сталин в присутствии членов Политбюро принял руководителя итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти (с 20.00 до 22.00 часов), а затем последовал длительный период отсутствия Сталина на рабочем месте в Кремле. По мнению Ю. Жукова: «С 16 января 1951 года, после третьего инсульта, Сталин уже не работал. Ему отказывала память, он перестал соображать». Насчет «перестал соображать» Ю. Жуков, пожалуй, сильно преувеличивает, поскольку, как мы уже отмечали, по свидетельству В. Жухрая в последние годы жизни вождь интенсивно занимался разработкой вопросов теории марксизма-ленинизма и прежде всего политической экономики социализма. В то же время конкретными делами по руководству государством и компартией он практически перестал заниматься.

Об отходе вождя от практических дел в последние два года его жизни невольно свидетельствуют самые близкие его соратники, члены Политбюро Хрущев, Каганович, Ворошилов и Микоян. Выступая в июне 1953 года на пленуме ЦК КПСС, задним числом утвердившем отстранение Берии от всех занимаемых им постов, предание его суду за «попытку государственного переворота», члены нового руководства страны однозначно подтверждали, вольно или невольно (скорее всего, невольно), отход Сталина от решения вопросов управления государством:

«Хрущев: «В последнее время товарищ Сталин бумаг не читал, людей не принимал, потому что здоровье у него было слабое».

Каганович: «Товарищ Сталин последнее время не мог так активно работать и участвовать в работе Политбюро».

И Хрущев, и Каганович употребили неопределенное выражение «в последнее время», что в равной степени могло относиться и к последним неделям, и последним месяцам и годам жизни Сталина. Но два других участника пленума, не менее осведомленные люди, назвали более определенный, конкретный отрезок времени. Ворошилов: «Сталин в результате напряженной работы за последние годы стал прихварывать». Микоян, остановившись на отношении Сталина к деятельности СЭВ, Военно-координационного комитета и секретариата Информбюро — тех органов, которые играли в ту пору важнейшую роль в определении и регулировании отношений СССР со странами Восточного блока, указал точно: Сталин «в последние два года перестал ими интересоваться» (выделено Ю. Жуковым).

Итак, четыре человека, не одно десятилетие входившие в узкое руководство и потому знавшие многие тайны Кремля, на закрытом заседании — не для печати и не для широкой информации, — касаясь совершенно иной темы, проговорились, скорее всего, невольно, и прямо подтвердили, что Сталин действительно отошел от дел приблизительно за два года до смерти».

Когда случился со Сталиным третий инсульт и случался ли он вообще, тем более случился ли он конкретно 16 января 1951 года, как утверждает Ю. Жуков, при отсутствии «полновесной» истории болезни вождя, — вопросы риторические. Лишь по косвенным признакам, вернее, по событиям, произошедшим во второй половине января — первой половине февраля 1951 года, можно судить, что здоровье Сталина в очередной раз серьезно пошатнулось.

Во-первых, как уже отмечалось выше, Сталин не выступил с публичной оценкой событий, происходящих на Корейском полуострове, и с разъяснением позиции Кремля на предложение американского президента от 13 января 1951 года. Если и случился третий удар со Сталиным, то это произошло как раз в интервале 14–16 января, после того, как он принял 13 января Пальмиро Тольятти. В ночь на 16 января в кабинете Сталина собрался узкий круг соратников (члены Политбюро: Маленков, Хрущев, Берия, Каганович, Молотов и руководители МИД Вышинский и Громыко) вероятно с тем, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию в связи с обострением болезни вождя.

Во-вторых, о недееспособности Сталина в этот период свидетельствует сам факт документального оформления освобождения Сталина от председательствования на заседаниях Президиума Совета Министров СССР, которое, согласно решению Политбюро от 16 февраля 1951 года было возложено (поочередно) на Булганина, Берия и Маленкова. Это решение коренным образом меняло систему власти в стране, поскольку, как подчеркивалось в данном решении, — «председательствования на заседаниях Президиума Совета Министров СССР и Бюро Президиума Совета Министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета Министров СССР тт. Булганина, Берия и Маленкова, поручив им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью председателя Совета Министров СССР тов. Сталина И.В. (выделено мною. — А.К.).

Последняя фраза данного постановления Политбюро в тогдашнем составе: Сталин, Булганин, Берия, Маленков, Молотов, Микоян и Хрущев — наводит Ю. Жукова на следующие размышления:

«Если ее внесли в текст с ведома и согласия Сталина, то тогда она несет следующий смысл. В силу неких определенных и веских, весьма серьезных причин, а ими могли быть либо загруженность какой-то иной, более важной работой, либо серьезное ослабление работоспособности после тяжелого заболевания, Сталин передоверил свои высокие властные полномочия, позволил сам, и не кому-либо, а Булганину, Берия и Маленкову на неопределенное время вершить судьбы страны от своего имени.

Возможно, конечно, и иное прочтение документа. Если его последняя фраза, как, впрочем, и само решение в целом, появилась вопреки воле Сталина или была принята им лично вынужденно, под сильнейшим давлением, она должна означать прямо противоположное. То, что в тот день первого секретаря ЦК ВКП (б), Председателя Совета Министров СССР фактически, но отнюдь не юридически, отстранили от руководства. Но в любом случае, по доброй воле или нет, Сталину пришлось практически отойти от власти и остаться главой государства лишь символически.

Пока все известные данные заставляют — вплоть до того времени, когда появится, наконец, возможность изучить личный фонд Сталина, все еще остающийся засекреченным в Архиве Президента РФ, — склониться в пользу принятия второго варианта толкования последней фразы решения ПБ от 16 февраля 1951 года. Разумеется, подобное утверждение, входящее в абсолютное противоречие со всеми без исключения существующими концепциями, нуждается в веских доказательствах. Есть ли они?»

Задав сам себе этот вопрос, Ю. Жуков пытается убедить читателя, что имел место именно второй вариант процедуры «отстранения» Сталина от практического управления страной, исходя из чего, делает вывод, что фактически произошел государственный переворот, и Сталин до конца жизни в течение двух лет «…уже не работал. Ему отказывала память, он перестал соображать». То есть, в течение двух лет страна формально находилась под руководством впавшего в невменяемость вождя. Так ли это на самом деле, и какие аргументы приводит столь авторитетный автор этой весьма неожиданной концепции? Попробуем разобраться, для чего потребуется цитирование весьма значительных фрагментов из книги Ю. Жукова с нашими комментариями.

Таких фрагментов в книге приведено около десятка, но, на наш взгляд, все они красноречиво говорят как раз в пользу первого варианта, то есть это была вынужденная мера в связи с пошатнувшимся здоровьем Сталина, и принято это решение с согласия, а скорее всего по инициативе самого вождя.

Итак:

«Как первый аргумент, прежде всего, следует рассмотреть хорошо и давно известный и бесспорный факт — до сих пор никем не объясненное внезапное прекращение издания Собрания сочинений Сталина за… два года до его смерти.

24 марта 1951 года Сталин завершил работу над очередным, тринадцатым (зловещее предзнаменование!) томом, включив в него дополнительно восемь статей. 11 апреля он просмотрел верстку книги и подписал ее в печать, а на следующий день подписал и предисловие. Спустя две недели книга поступила в продажу. И на том издание «основополагающих» трудов, осуществлявшееся по решению ПБ к 70-летию вождя, без каких-либо объяснений прекратилось.

О Собрании сочинений Сталина забыли все. Хранили молчание и сотрудники Института марксизма-ленинизма, готовившие его, и руководители Агитпропа, отвечавшие за его выпуск. Перестали вспоминать о Собрании сочинений Сталина узкое руководство, члены ПБ, даже сам автор. Вряд ли причиной прекращения работы над изданием послужили сложности составления очередного, четырнадцатого тома, ведь в него должны были войти статьи и выступления, интервью Сталина за 1934–1940 гг., не раз публиковавшиеся и в прессе, и отдельными брошюрами, и в сборнике «Вопросы ленинизма».

Причину такого экстраординарного события можно объяснить иным — стремлением узкого руководства выразить тем самым свое новое равнодушное отношение к тому, кто внешне еще почитался как живой бог. Но такое могло произойти лишь в одном случае — только тогда, когда Сталина отрешили бы от власти».

Аргумент не очень убедительный, хотя и приводится автором первым, как наиболее важный. Сталин очень внимательно следил за изданием своих трудов, о чем пишет и сам Ю. Жуков в отношении издания первых 13 томов ПСС. А вот дальше он был уже не в состоянии скрупулезно читать и редактировать очередные тома. С 9 августа 1951 года по 12 февраля 1952 года вообще наступил полугодовой перерыв в какой-либо практической деятельности Сталина. Затем он весьма долго работал над теоретическими проблемами марксистско-ленинской политэкономии, о чем шла речь выше. Работа над этими проблемами отвлекала вождя от редактирования очередных томов ПСС. Он видимо посчитал более целесообразным пополнить теоретический базис марксизма-ленинизма, а издание ПСС никуда не денется, тем более, все труды, которые предполагалось опубликовать в 14-м и последующих томах, были ранее опубликованы. Но самое главное, кто бы, на самом деле, посмел прекратить издание очередных томов ПСС трудов Сталина без доброй воли на это самого вождя? Так что этот аргумент говорит в пользу как раз первого варианта столь необычного решения Политбюро. А именно, Сталин, и только он мог приостановить процесс издания ПСС своих трудов по состоянию здоровья, надеясь вернуться к нему после разработки теоретических основ политэкономии социализма, издания фундаментального труда «Экономические проблемы социализма в СССР», разработки теоретических основ реформы управления страной и проведения XIX съезда партии, к которому он, безусловно, тщательно готовился.

Судя по замыслам, которые он намеревался осуществить после съезда, Сталин не думал о столь близкой кончине и вполне мог планировать возвращение к изданию полного собрания своих сочинений после реорганизации государственного и партийного аппарата в первой половине 1953 года.

Далее: «Еще один, на удивление аналогичный аргумент — неожиданный, без каких-либо объяснений, отказ от выпуска в свет практически тогда же сборника «Переписка председателя Совета Народных Комиссаров СССР И.В. Сталина с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем и президентом США Ф. Рузвельтом в годы Великой Отечественной войны». Работу по подготовке этой книги сотрудники МИДа под руководством Молотова проделали в крайне сжатые сроки — начали 15 апреля 1950 года, а завершили 31 марта 1951 года. Однако именно тогда, когда пошла верстка (полностью редколлегия ее получила к 22 сентября 1951 года), неустановленное лицо или лица приняли решение, следы которого в архивах пока еще не обнаружены: сборник не издавать. Вышел он только шесть лет спустя, в 1957 году, после XX съезда КПСС и «секретного» доклада Хрущева.

Разумеется, решение о закрытии этого издания можно объяснить чисто конъюнктурными соображениями, твердым намерением узкого руководства или самого Сталина в период обострения «холодной войны», в разгар формально локального конфликта в Корее, который в любой момент мог перерасти в глобальную ядерную катастрофу, не напоминать о былых союзнических отношениях с США и Великобританией, о боевом сотрудничестве трех великих держав. Так можно было бы объяснить происшедшее, но лишь в том случае, если бы данная акция оказалась единичной, если бы одновременно не последовало прекращение издания и Собрания сочинений Сталина».

Похоже, автор столь сногсшибательной версии сам же и ответил на поставленный вопрос. Действительно, только Сталин мог принять решение о приостановке издания «Сборника» в период противостояния со своими бывшими союзниками в разгар Корейского кризиса. Но верно и другое: если по состоянию здоровья Сталин приостановил издание своего ПСС, то по этой же причине было приостановлено и издание «Переписки». Он не мог дать разрешения на публикацию «Переписки» без тщательного редактирования «Сборника», тем более в разгар начавшейся «холодной» войны, грозящей перерасти в «горячую». Так что и этот аргумент «не работает» в пользу выдвинутой Ю. Жуковым версии о якобы произошедшем «государственном перевороте».

А вот в пользу первой версии — в самый раз! Болен вождь, работоспособность «на нуле», а замыслы на предстоящие реформы грандиозны, не до издания «Сборника» пока. Придет время, нормализуется международная обстановка— тогда и издадим. Не собирался вождь так скоро уходить из жизни, очень он уж интересовался проблемами долголетия, разрабатываемыми в то время академиком А. Богомольцем, безвременно ушедшем из жизни, что сильно огорчило вождя.

А Ю. Жуков не унимается: «Есть и другой, столь же нетрадиционный, необычный аргумент в пользу выдвинутой гипотезы. В 1949 году в Москве началось строительство высотных зданий, в том числе и нового МГУ на Ленинских горах по проекту архитекторов Л.В. Руднева, С.Е. Чернышева, П.В. Абросимова, А.Ф. Хрякова, инженера В.Н. Насонова. В проекте предусматривалось, что центральный, самый высокий корпус нового МГУ будет увенчан огромной статуей Сталина. Этот вариант проекта многократно экспонировался, воспроизводился, даже в виде фотографии попал в третий том второго издания Большой Советской энциклопедии как иллюстрация на вклейке перед страницей 221 к статье «Архитектура». Том был подписан к печати 17 мая 1950 года. Но уже полтора года спустя в девятом томе, подписанном к печати 3 декабря 1951 года, публикуется статья «Высотные здания», а к ней, опять же, как иллюстрация на вклейке, помещена фотография строительства здания МГУ с несвойственной энциклопедии точной фиксацией даты съемки— ноябрь 1951 года, но теперь уже со шпилем вместо грандиозной статуи Сталина, которая призвана была господствовать над столицей».

Действительно, этот аргумент по мнению самого автора, — «нетрадиционный» и «необычный», а мы добавим от себя, еще и несерьезный, поскольку проблема «шпилевой архитектуры», якобы, тесно связанная с взглядами Сталина на монументальное градостроительство, вошла в политический обиход в качестве анекдота, упомянутого в разухабистом сборнике Ю. Борева «Сталиниада», имеющим подзаголовок «Мемуары по чужим воспоминаниям с историческими анекдотами и размышлениями автора». По мнению И. Чигирина, автора замечательной книги «Белые и грязные пятна истории», события, вошедшие в сборник «Сталиниада» — «…имели под собой реальную основу или были чьим-то вымыслом. История, отрывок из которой я привожу, связана с завершающим этапом строительства высотных домов и через многие годы была подтверждена человеком, принимающим в ней самое непосредственное участие».

Поскольку автор этой истории, на которого ссылается И. Чигирин, известный архитектор, инженер-строитель и проектировщик комплекса высотных зданий в Москве — Виктор Михайлович Абрамов — занимает весьма достойное место в советской строительной индустрии, то мы приводим без купюр эту историю-притчу, взятую непосредственно из книги Ю. Борева:

«У Сталина появился новый доверенный охранник, сопровождающий вождя в машине. После первой же поездки новичка вызвал Поскребышев и спросил:

— Каким маршрутом ехали?

Охранник описал.

— Что говорил товарищ Сталин?

— Ничего.

— Совсем ничего не сказал?

— Нет, когда были у Смоленской площади, около высотной новостройки, он сказал одно слово.

— Какое?

— …Пиль…

— Ага, понятно. Вы свободны.

Ночью авторов проектов высотных зданий привезли к Берия. Он сказал:

«Традиции русской архитектуры не учтены в ваших проектах. Нужно завершить все здания шпилями». Создатель здания на Смоленской со слезами на глазах стал умолять не трогать проект: шпиль в нем не предусмотрен. Берия сурово изрек: «Придется пересмотреть».

Через неделю «Правда» опубликовала статью о русской традиции шпилевой архитектуры. На высотных домах появились шпили.

Когда дом на Смоленской площади был готов, Сталин, рассматривая его, спросил:

— А какому дураку пришло в голову венчать это здание шпилем?»

Конечно, приводя этот эпизод, который, по утверждению В.М. Абрамова, имел место в реальной жизни, в качестве анекдота, Ю. Борев изгаляется над «самодурством» Сталина и злой волей Берии. Но вот мнение совершенно независимого исследователя, историка архитектуры Д. Хмельницкого, живущего последние двадцать пять лет в Германии и которого, судя по содержательной части его книги «Зодчий Сталин», нельзя заподозрить в любви к Сталину и Берии:

«…Член Политбюро Лаврентий Берия занимался организацией строительства высотных зданий Москвы. Видимо, благодаря блестящим организаторским способностям Берии к 1953 году, то есть в кратчайшие сроки, были построены семь небоскребов из восьми. Параллельно с руководством строительства высотных домов Берия тогда же курировал «атомный проект» — создание первых советских атомных бомб.

…Высотные дома следует рассматривать не как восемь отдельных проектов, а как один-единственный проект, как архитектурный ландшафт, составленный из восьми не одинаковых, но похожих элементов. Такая концепция исключала художественную конкуренцию между высотными зданиями. И она же предполагала наличие только одного автора, только одной творческой личности, принимающей решения.

Сталин не был мелочно тщеславен. Он не претендовал на официальное авторство и, видимо, запрещал предавать огласке обстоятельства своих взаимоотношений с архитекторами.

…Сроки проектирования были фантастически короткими. Комплекс МГУ по программе состоял из пяти зданий общим объемом 2 600 000 куб. м и в готовом виде имел длину полкилометра. В январе 1949 года, через четыре месяца, после того как Руднев (архитектор) во главе команды из нескольких сот человек начал работу над эскизами, были выпущены первые рабочие чертежи. В апреле 1949-го Руднев с коллегами в числе авторов всех высотных зданий получили Сталинскую премию за законченный эскизный проект. Летом 1952-го было сдано в эксплуатацию здание на Смоленской площади. В 1953-м— возведены корпуса МГУ. В 1952–1953 годах было в целом закончено строительство семи из восьми зданий.

…Безусловно, Сталин — не только автор первоначальной градостроительной идеи: он фактический автор архитектуры высотных домов…».

И этот великий архитектор Советского Союза якобы по воле «триумвирата» был унижен настолько, что в его грандиозный архитектурный проект, ставший впоследствии визитной карточкой столицы, вносится без согласования с автором поправка во внешний облик главного строения МГУ путем замены огромной статуи Сталина на всем ныне привычный шпиль, аналогичный шпилям, венчающим остальные высотные здания «архитектурного ландшафта», автором которого Сталин и являлся. Надо полагать, что именно сам вождь решительно воспротивился столь подобострастному предложению угодливых исполнителей, поскольку он всеми силами боролся с ваятелями его культа, называя это явление «эсэровщиной»

Далее Ю. Жуков утверждает, что:

«Данные, говорящие в пользу второй версии, на том не исчерпываются. Более весомым аргументом следует признать свидетельства самих соратников Сталина, и не спустя несколько десятилетий, когда может подвести память, поддавшаяся воздействию общего мнения, а сразу же, по свежим следам, их высказывания всего через четыре месяца после смерти Сталина.

Выступая в июле 1953 года на пленуме ЦК КПСС, задним числом утвердившем отстранение Берии от всех занимаемых им постов, предание его суду за «попытку государственного переворота», члены нового руководства однозначно подтверждали, сами не замечая того, отход Сталина от решения каких-либо вопросов в рассматриваемый период».

Нами уже цитировались выше фрагменты выступлений Хрущева, Кагановича, Ворошилова и Микояна на июньском (1953 год) Пленуме ЦК КПСС в качестве подтверждения как раз первой версии появления «исторического» решения Политбюро от 16 февраля 1951 года. Соратники невольно подтвердили, что Сталин в это время был тяжело болен, по всей вероятности, перенеся третий инсульт, что и послужило причиной появления властного триумвирата. Комментарии, как говорится, излишни.

Но Ю. Жуков не унимается и снова приводит аргумент со всей очевидностью подтверждающий, вопреки его мнению, не вторую, а именно первую версию появления правящего триумвирата:

«В пользу второй версии имеются и более веские аргументы. Во-первых, письмо Сталина, отправленное им Маленкову 13 декабря 1950 года, то есть незадолго до принятия столь принципиального решения 16 февраля 1951 года.

«Я задержался, — писал Сталин, — с возвращением в связи с плохой погодой в Москве и опасением гриппа. С наступлением морозов не замедлю быть на месте». Здесь обращает на себя внимание то обстоятельство, что в наиболее критический момент для страны, когда решался вопрос, быть или не быть ядерной войне, главу государства заботило лишь одно — боязнь заболеть гриппом. Он ставил возвращение к исполнению обязанностей в зависимость от погоды. И все же такому яркому, чисто человеческому документу можно было бы и не придавать большого значения, если бы не события, произошедшие 16 февраля следующего года».

То есть, по версии Ю. Жукова, получается, что соратники «осерчали» на вождя, что он, прикрываясь боязнью заболеть гриппом, отсиживается «на югах» в столь критический момент для страны, и отрешили его от власти. Каково? Ну, а что же «во-вторых»?

«Во-вторых, еще более показательным является «Журнал посетителей кремлевского кабинета Сталина», в котором Поскребышев скрупулезно фиксировал не только фамилии, но и время — часы и минуты — прихода и ухода посетителей Иосифа Виссарионовича. Это позволяет обнаружить более чем показательное. Спад работоспособности у Сталина начался в феврале 1950 года и достиг нижнего предела, стабилизировавшись в мае 1951 года». Далее приводятся статистические выкладки по количеству рабочих дней у вождя по годам и месяцам, начиная с 1950 года вплоть до его кончины, которые красноречиво подтверждают снижение работоспособности Сталина вследствие болезни.

Однако, спрашивается, с какого боку эти данные могут говорить за версию насильственного отстранения вождя от власти? Напротив, эти данные, которые нами уже приводились выше в доказательство именно факта длительной болезни Сталина, что и послужило причиной создания правящего триумвирата, а никак не решение о насильственном отрешении его от власти.

Похоже, что Ю. Жуков и сам осознает слабую убедительность всех вышеприведенных аргументов в пользу этой версии, и в заключение как бы уравнивает вероятность первой и второй версий:

«…даже без обращения к его недоступной «истории болезни», можно легко сделать единственно возможный вывод: «Сталин если и вынужден был отрешиться от интенсивной, как прежде, повседневной работы из-за плохого самочувствия, то сделал это — неважно, добровольно или по принуждению— не в последние недели или месяцы жизни, а гораздо раньше (выделено мной. — А К.)».

Так вынужден был вождь «отрешиться добровольно», или его «отрешили» принудительно? По Ю. Жукову — это «неважно». Но мы смеем утверждать, что это архи как важно! Вынужденное отрешение он доказать не сумел, ибо все его аргументы, приведенные выше, как раз утверждают обратное: Сталин пошел на этот беспрецедентный шаг совершенно сознательно в силу резкого снижения работоспособности, оставив за собой контроль за деятельностью триумвирата и готовясь к проведению кардинальной реформы структуры государственного управления и роли партии на новом историческом этапе развития страны.

Но самым главным опровержением собственной версии о, якобы, вынужденном, отрешении Сталина от управления страной является приведенное в книге Ю. Жукова интервью вождя корреспонденту газеты «Правда», состоявшегося на второй день после заседания Политбюро, «отрешившего» его от власти:

«Первым признаком весьма возможных перемен стало опубликование «Правдой» 17 февраля интервью со Сталиным. Следуя в деталях продуманной последовательности вопросов «корреспондента», Иосиф Виссарионович так построил новую внешнеполитическую концепцию: «Не может ни одно государство, в том числе и Советское государство, развертывать вовсю гражданскую промышленность, начать великие стройки вроде гидростанций на Волге, Днепре, Амударье, требующие десятков миллиардов бюджетных расходов, продолжать политику систематического снижения цен на товары массового потребления, тоже требующего десятков миллиардов бюджетных расходов, вкладывать сотни миллиардов в дело восстановления разрушенного немецкими оккупантами народного хозяйства и вместе с тем, одновременно с этим, умножать свои вооруженные силы, развернуть военную промышленность. Не трудно понять, что такая безрассудная политика привела бы к банкротству государства».

Затем Сталин напомнил о предложениях советской стороны немедленно заключить Пакт мира пяти великих держав, начать сокращение вооружений, запретить атомное оружие. И только потом в обычной для себя катехизисной форме остановился на Корейской войне:

— Что вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться?

— Если Англия и Соединенные Штаты Америки окончательно отклонят мирные предложения народного правительства Китая, то война в Корее может кончиться лишь поражением интервентов.

— Почему? Разве американские и английские генералы и офицеры хуже китайских и корейских?

— Нет, не хуже… Трудно убедить солдат, что Соединенные Штаты Америки имеют право защищать свою безопасность на территории Кореи и у границ Китая, а Китай и Корея не имеют права защищать свою безопасность на своей собственной территории или у границ своего государства. Отсюда непопулярность войны среди англо-американских солдат.

А в заключение сказал главное:

— Считаете ли новую мировую войну неизбежной?

— Нет. По крайней мере, в настоящее время ее нельзя считать неизбежной… Что касается Советского Союза, то он будет и впредь непоколебимо проводить политику предотвращения войны и сохранения мира».

Закавычив слово «корреспондент», Ю. Жуков этим самым хотел подчеркнуть, что такое интервью не могло состояться в принципе, поскольку накануне он был «принудительно отрешен от власти», будучи в «беспамятном состоянии», и весь текст интервью «смоделирован» под Сталина, ибо «катехизисная форма» ответов на вопросы «корреспондента» характерна именно для него.

В. Бушин в статье «Хотели как лучше», опубликованной в газете «Завтра», в свойственной ему манере едкой сатиры, так прокомментировал утверждение Ю. Жукова, что: «С 16 января 1951 года, после третьего инсульта, Сталин уже не работал. Ему отказывала память, он перестал соображать».

«Очень интересно! Но странно, что 16 января, в означенный Жуковым день инсульта, он принимал посетителей в своем кремлевском кабинете, всего — числом семь, последний вышел в 00.45. И весь год, вплоть до 9 августа, когда, видимо, уехал отдыхать, Сталин принимал по 10–15, даже 20 человек. Как же это он мог в беспамятном состоянии? Но мало того! В феврале 1951-го он дал большое интервью корреспонденту «Правды». В сентябре ответил на письмо Мао Цзэдуна. В октябре— ответил на вопросы опять же «Правды». В декабре — письмо агентству Киодо.

Примерно такая же картина и в 1952 году: не каждый день, но регулярный прием по 10–15—20 посетителей. После 19 сентября был перерыв до 1 октября. Видимо, именно в это время Сталин трудился над работой «Экономические проблемы социализма в СССР», ибо под ней стоит дата — «1952 год, 28 сентября». И опять— интервью, письма, наконец, в октябре — участие в работе XIX съезда и знаменитая речь на нем, произнесенная, кстати, без бумажки. Жуков сказал о ней так: «Сталин был уже слишком слаб — он с трудом произнес эту семиминутную речь». На самом деле Сталин говорил более получаса. И так до первых чисел марта 1953-го. А, кроме того, были же встречи, беседы и вне кремлевского кабинета: на квартире, на даче, может быть, в ЦК.

Так спрашивается, кому же отказала память? Кто перестал соображать?..»

Умри! Но лучше не скажешь! Однако, нужно отдать должное Ю. Жукову за столь скрупулезное исследование того факта, что Сталин в последние два года своей жизни был тяжело больным человеком, неоднократно перенесшим серьезные катастрофы со стороны сердечно-сосудистой системы (инсульты? инфаркты?), что сказалось в виде резкого снижения его работоспособности и изменило привычный для него напряженный ритм жизни. Работоспособность снизилась — этот факт ныне уже не вызывает никаких сомнений, но ясность и трезвость интеллекта Сталин не утратил, что и позволило ему свершить указанные В. Бушиным дела и не только эти. Сталин упорно готовил системную реформу, начатую им в середине 30-х годов, но не доведенную до логического завершения в силу упорного сопротивления партийно-номенклатурной элиты и начавшейся войны. К сожалению, отголосок тех, задуманных, но не состоявшихся реформ вошел в историю многострадальной России только в виде кровавых репрессий 37-го года. Но это уже совершенно иная история, выходящая за рамки нашего исследования.

В заключение настоящей главы приведем совершенно сенсационную информацию, появившуюся недавно в СМИ всего мира. В Англии сделали уникальную операцию ребенку (это девочка одного года по имени Анжелина Мэссингэм), которому удалили правое полушарие головного мозга, которое окостенело в результате редкого невралгического заболевания. Каковы будут отдаленные последствия этой операции, покажет время, но в настоящее время ребенок жив и, по прогнозам врачей угроза жизни у него снизилась на 80 процентов. Случай этот не единственный, как утверждают СМИ, в США за период с 1975 по 2001 год в госпитале Джона Холкинса было прооперировано 111 детей с аналогичным заболеванием, из которых 95 не нуждаются в дальнейшем лечении. То есть у этих людей оставшаяся половина мозга успешно заменяет целый, но с одной характерной особенностью. В зависимости от того, какая половина мозга удалена, в поведении этого человека значительно преобладает интеллектуальная или эмоционально-художественная составляющая в сравнении с обычным человеком.

Видимо аналогичные процессы происходят в мозгу человека, когда одна половина его мозга страдает в результате перенесенного нарушения кровообращения (инсульта). Другая половина мозга берет на себя функции пораженной половины, а в поведении человека наступают разительные перемены, такие, например, о которых говорит В. Жухрай в его вышеприведенных воспоминаниях о поведении Сталина в оставшиеся годы его жизни после перенесенного тяжелейшего инсульта в конце 1949 года.

 

Глава 6. Между жизнью и смертью

Советский народ и все прогрессивное человечество были потрясены сообщением, прозвучавшим по радио 3 марта 1953 года, о случившейся «внезапной болезни Председателя Совета Министров Союза СССР и Секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина». На следующий день газета «Правда» и другие центральные газеты опубликовали официальное сообщение о болезни И.В. Сталина, полный текст которого приводится ниже:

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ о болезни Председателя Совета Министров Союза СССР и Секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина

Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза СССР сообщают о постигшем нашу партию и народ несчастье — тяжелой болезни товарища И.В. Сталина.

В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания.

Для лечения товарища Сталина привлечены лучшие медицинские силы: профессор-терапевт П.Е. Лукомский; действительные члены Академии медицинских наук СССР: профессор-невропатолог Н.В. Коновалов, профессор-терапевт АЛ. Мясников, профессор-терапевт Е.М.Тареев; профессор-невропатолог И.Н Филимонов; профессор-невропатолог РА Ткачев; профессор-невропатолог И.С. Глазунов; доцент-терапевт В.И. Иванов-Незнамов. Лечение товарища Сталина ведется под руководством министра здравоохранения СССР т. А.Ф. Третьякова и начальника Лечебно-Санитарного Управления Кремля т. И.И. Куперина.

Лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства.

Ввиду тяжелого состояния здоровья товарища Сталина Центральный Комитет КПСС и Совет Министров Союза СССР признали необходимым установить с сего дня опубликование медицинских бюллетеней о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина.

Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР, как и вся наша партия, весь наш советский народ сознают все значение того факта, что тяжелая болезнь товарища Сталина привлечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности.

Центральный Комитет и Совет Министров в руководстве партией и страной со всей серьезностью учитывают все обстоятельства, связанные с временным уходом товарища Сталина от руководящей государственной и партийной деятельности.

Центральный Комитет и Совет Министров выражают уверенность в том, что наша партия и весь советский народ в эти трудные дни проявят величайшее единство и сплоченность, твердость духа и бдительность, удвоят свою энергию по строительству коммунизма в нашей стране, еще теснее сплотятся вокруг Центрального Комитета Коммунистической партии и Правительства Советского Союза.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ СОВЕТ МИНИСТРОВ

КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОЮЗА ССР

СОВЕТСКОГО СОЮЗА

3 марта 1953 года.

(Газета «Правда», 4 марта 1953 года)

В правительственном сообщении есть три момента, которые вызывают сомнения и недоуменные вопросы историков и иных исследователей, сомневающихся в их справедливости по сегодняшний день. Это время и место, когда и где произошла сердечно-сосудистая катастрофа у вождя со смертельным исходом, а также время официальной публикации о смертельной болезни Сталина. Так, один из самых авторитетных биографов Сталина Ю. Емельянов пишет:

«Даже в нескольких строках этого сообщения было немало неправды. Во-первых, Сталин в указанное время находился не «в Москве в своей квартире», а на даче в Кунцево. До 1960 года Кунцево не входило в пределы Москвы. Во-вторых, Сталин потерял сознание первого марта, а не в ночь на второе марта». Странно было и то, что об этом сообщили лишь 3 марта, правда, в последующем радио и газеты регулярно передавали сообщения о течении, болезни. И все же известие о смерти вождя всколыхнуло страну и породило множество версий произошедшего».

Ю. Емельянов не сомневается о том, что в сообщении время и место катастрофы указано неверно, поскольку он компетентно заявляет, что Сталин в этот момент находился на Ближней даче в Кунцево, а потерял сознание первого марта, а не в ночь на второе марта». Мы еще неоднократно будем возвращаться к этим «неточностям» в правительственном сообщении, поскольку практически каждый исследователь, когда-либо обращавшийся к этой теме, непременно считал своим долгом «отметиться» на этих двух «ошибках» («вранье», «брехне» и т. п.), допущенных по чей-то злой воле.

Что касается времени сообщения о постигшем страну несчастье, то на наш взгляд, здесь нет ничего «странного». Обратим внимание на то, что текст правительственного сообщения отработан весьма основательно, на что и требовалось «время». В нем перечислены привлекаемые для лечения Сталина «лучшие медицинские силы», которые затем фигурируют в качестве членов комиссии, подписавших «бюллетени о состоянии здоровья И.В. Сталина», опубликованные 4 и 5 марта, а также «Медицинское заключение о болезни и смерти И.В. Сталина». В числе привлекаемых «лучших медицинских сил» названы, например, профессор-терапевт А.Л. Мясников, профессор-невропатолог Н.В. Коновалов, профессор-терапевт Е.М. Тареев, а также другие «светила» — всего восемь человек. А теперь обратимся к воспоминаниям профессора А.Л. Мясникова, члена этой комиссии:

«Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: «Я за вами — к больному Хозяину». Я быстро простился с женой, мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас проф. Н.В. Коновалов (невропатолог) и Е.М. Тареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево…

Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). В одной из комнат уже был министр здравоохранения…

Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время».

Три члена комиссии, поименованные в правительственном сообщении, прибыли к больному «поздно вечером 2 марта 1953 года», а возможно уже в ночь на 3 марта, поскольку «поздно вечером» за A.Л. Мясниковым только еще заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы, который «собирал» по всей столице «медицинских светил».

Если в ночь на 2 марта у Сталина случился инсульт на «московской квартире», а утром оперативно вызванные врачи, в том числе профессор-терапевт П.Е. Лукомский, уже в 7 часов приступили к лечению больного, то остальных членов будущей комиссии еще нужно было оповестить и собрать. Не все из них могли оказаться дома или на рабочем месте (отпуск, дача), чтобы быть вызванными по телефонной связи, и только лишь к вечеру была сформирована комиссия, члены которой перечислены в сообщении по радио на следующий день. Чего здесь «странного»?

Далее, из приведенного фрагмента воспоминаний профессора Мясникова следует, что министр здравоохранения СССР А.Ф. Третьяков, который по долгу службы просто обязан с первых часов находиться рядом с больным и который лично организовывал все мероприятия, связанные с лечением Сталина, компетентно подтверждает, что катастрофа случилась именно «в ночь на 2 марта». Даже не «в ночь…», а скорее всего уже под утро, поскольку «дежурный офицер… в 3 часа ночи видел его за столом», а обнаружен он был «распростертым на полу… утром в седьмом часу». Какие есть основания не верить министру здравоохранения и профессору А.Л. Мясникову?

Так что и время случившейся катастрофы, указанное в правительственном сообщении, вовсе не «брехня» о событии, которое имеет поистине всемирно-историческое значение, авторитетно подтверждено министром здравоохранения СССР А.Ф. Третьяковым. А вот место, где это случилось, все-таки кунцевская дача — утверждает министр. Лицо уж больно солидное, чтобы усомниться в правоте его слов, но что-то все-таки смущает. Что?

А вот что. С одной стороны, правительственное сообщение о времени и месте случившейся катастрофы— это не просто информация, доведенная до населения страны о каком-то событии, случившемся в Кремле. Это сообщение не только нынешнему населению, но и всем будущим поколениям, это сообщение в будущее, в историю. И какие же причины могли поспособствовать тому, чтобы в это будущее, которое рано или поздно расставит все точки над і, гнать заведомую дезинформацию? А с другой стороны, не только Третьяков, но и другие свидетели, о которых речь шла в предыдущих главах (Н.С. Хрущев, «Охрана») утверждают то же самое. Но как же отличаются «показания» этих свидетелей! У нас еще будет повод сравнить эти «показания» между собой и проанализировать их содержательную часть, сейчас же обратимся непосредственно к событиям, связанным с организацией и ходом лечения Сталина в период со 2-го по 5 марта 1953 года.

Эти сведения почерпнуты из рукописного медицинского журнала, который вели врачи 2–5 марта 1953 года. Вопреки утверждениям некоторых авторов, что журнал якобы отсутствует в деле о болезни Сталина, выдержки из него иногда публиковались, что свидетельствует, что таковой существует. Однако известный историк А. Фурсенко утверждает обратное, будучи убежденным, что Сталина умертвили его ближайшие соратники:

«При чтении официального заключения о болезни и смерти Сталина возникает целый ряд вопросов, которые наводят на мысль, что оно могло быть сфабриковано под давлением ближайшего окружения Сталина, чтобы в случае необходимости представить этот документ высшей партийной и советской элите с одной-единственной целью: чтобы никому не пришло в голову, что Сталина умертвили впавшие в немилость его соратники.

Отпечатанное на 20 страницах машинописного текста и подписанное всем составом консилиума заключение отличается от рукописных подробных записей предшествующих заболеваний. Документ не датирован, но на его черновике стоит дата— июль 1953 года, т. е. 4 месяца спустя после смерти Сталина, что само по себе заставляет усомниться в его полной достоверности. Как следует из текста заключения, оно было составлено на основе рукописного медицинского журнала, который велся на протяжении 2–5 марта.

Но журнал отсутствует в деле о болезни Сталина, и, как сообщили автору этих строк компетентные лица, его вообще уже нет в природе (выделено мной. — А.К.). Иными словами, медицинский журнал, видимо, уничтожен. Правда, сохранились некоторые «Черновые записи лекарственных назначений и графики дежурств во время болезни И.В. Сталина 2–5 марта 1953 года» на отдельных листочках, которым предшествует вырезанная из папки картонная обложка озаглавленного таким образом бывшего дела в истории болезни Сталина. Причем из двух десятков листочков таких записей, судя по первоначальной их нумерации, затем зачеркнутой, в деле не хватает первых нескольких страниц, по которым можно было бы судить, когда, в какой день и час началось лечение. Нет также расписания дежурств и заключения врачей после каждого из них. Наконец, на вырезанной крышке картонной папки, озаглавленной «Черновые записи…», значится том X, что свидетельствует о том, что в истории болезни Сталина были еще девять томов. Какова их судьба — тоже неясно.

Все это и вызывает недоуменные вопросы, позволяя предположить, что черновые записи и медицинский журнал содержали данные, не укладывавшиеся в официальное заключение. По-видимому, на каком-то этапе медицинский журнал и часть черновых записей были сознательно изъяты. Нельзя пройти мимо того факта, что машинописный текст заключения был составлен через несколько дней после ареста Берии 26 июня 1953 года. Когда началось следствие по делу Берии, вероятно, кто-то из кремлевского руководства захотел уничтожить медицинский журнал, чтобы ликвидировать возможные улики, что Сталина плохо лечили и умертвили. На июньском 1957 года пленуме ЦК Молотов критиковал Хрущева, назначенного председателем Комиссии по архиву Сталина, за то, что он ни разу за четыре года не собрал Комиссию. Что говорит само за себя».

Однако, вопреки «авторитетному» мнению академика А. Фурсенко, журнал никто не уничтожал, а И. Чигирин впервые опубликовал рукописный журнал, чем посрамил очень многих, весьма «компетентных» исследователей, в т. ч. академика-историка А. Фурсенко, который весьма подробно описывает самые незначительные тонкости в оформлении папки с материалами по истории болезни Сталина, но… «слона-то я и не приметил». И. Чигирин тоже подступается к содержательной части Журнала издалека, так же тщательно, как и академик Фурсенко, описав сначала дело с этими материалами:

«Истории болезни — три находящиеся вместе отдельные папки из жесткого блестящего, почти глянцевого, тонкого серо-коричневого картона, в верхней части которых типографским способом черными буквами набрано:

«Иосиф Виссарионович Сталин»

Все папки, за исключением реквизитов, по внешнему виду совершенно одинаковы.

На папках стоят архивные реквизиты. Прежние, зачеркнутые черным фломастером, — Архива Президента Российской Федерации и настоящие — Российского государственного архива социально-политической истории.

Судя по датам, указанным на каждой единице хранения, эти папки заведены в разное время. Однако это весьма сомнительно, т. к. фактура самих папок сохранилась в одинаково первозданном виде.

В каждой папке (деле, единице хранения) находится внутренняя опись и лист использования единицы хранения, как это заведено при работе с документами в системе Государственной архивной службы Российской Федерации.

В листах использования во всех трех папках значатся фамилии известных историков и писателей, независимых исследователей, представителей отечественных и иностранных телеканалов, организаторов тематических выставок и журналистов, которые в разное время знакомились с историями болезней И.В. Сталина, вернее, с тем, что от них осталось, (значится там и А. Фурсенко. — А.К.).

Все листы историй болезней для упрощения работы с ними разрознены.

Истории болезней начинаются тремя листами нестандартного, большего размера. Это — история болезни, которая была заведена в больнице имени К.Т. Солдатенкова (ныне С.П. Боткина). В 1921 году здесь И.В. Сталину удаляли аппендицит. Настолько, видимо, спешили, да и пациент не был знаменит, что вместо «Виссарионович» написали «Іларионович» (так в оригинале).

С этой явно случайной описки и началась совсем не случайная, а умышленная фальсификация истории жизни, болезни, смерти и «погребения» Иосифа Виссарионовича Сталина.

На почти каждом листе в правом верхнем углу имеется до четырех групп или единичных цифр, зачеркнутых разными карандашами и ручками, обозначавшими каждый раз новую нумерацию, менявшуюся не только во время очередной ревизии, но и одновременно с политической конъюнктурой.

Последняя, действующая, нумерация выполнена простым карандашом. Иногда ее цифры обведены полукружьем, чтобы выделить их из нескольких других, написанных и зачеркнутых ранее.

На некоторых страницах с левой стороны по вертикали осталось от трех до семи отверстий от шила для скрепления листов суровыми нитками. В некоторых местах несколько листов подряд имеют отверстия от дырокола.

Только в одном месте наблюдается жирный бледно-розовый (4 x 5 см) след от сургучной печати. Так в секретном отделе 4-го Управления Министерства здравоохранения СССР 18 июля 1953 года было «подшито и пронумеровано 16 (шестнадцать) листов». Они были скреплены нитью и красной сургучной печатью и имели нумерацию от 1 до 16. Сегодня листы 7—12 и 13–16 имеют номера 173–178 и 183–186 соответственно. Ниже места, где стояла печать, есть пометка хранителя фондов: «Проверено. 06.01.83». Сколько листов было в тот момент в наличии, не указано.

Невольно возникает вопрос, почему и когда исчезли шесть первых листов, что было в них написано?

В оставшихся листах 7—16 — черновые рукописные записи о лекарственных назначениях, о количестве принятой и выделенной жидкости, количестве подушек кислорода, графики дежурств медсестер и врачей.

…Рукописный журнал, который вели лечащие врачи, является составной частью истории предсмертной болезни И.В. Сталина, и имеется в одной из папок. С этим интереснейшим документом мы познакомимся весьма подробно. Кстати говоря, выдержки из рукописного журнала ранее были опубликованы, но они не давали всей картины происшедшего. Теперь этот материал впервые приводится полностью.

В левых верхних углах листов многочисленные (иногда замятые сильно или не очень, но порой ржавые) следы различных металлических скреплений — скрепок и/или различных по размеру отверстий от степлеров (приспособлений для скрепления бумаг П-образными скрепками).

Большие расстояния между отверстиями свидетельствуют о давней, а меньшие — о более поздней работе с фактическим материалом.

Быть может, кому-нибудь покажется ненужным и нудным подробное описание «мелочей»: размеров отверстий, листов, фактуры бумаги, скрепок и т. п., однако, представляется необходимым это делать для того, чтобы анализ материала стал возможным и для читателя».

Далее, касаясь непосредственно содержательной части журнала, И. Чигирин пишет:

«Журнал — серьезный документ— должен был максимально точно зафиксировать все, что произошло в Волынском по медицинской части с 7 часов 2 марта по 21 час 50 минут 5 марта 1953 года.

Что же практически написали доктора — люди, в силу своей человеколюбивой профессии обязанные быть честными и объективными?

Журнал — это большое количество разрозненных листов нестандартного размера, вида и фактуры, заполненных дежурившими врачами.

Все сведения внесены в журнал автоматическими или ручными перьями чернилами, в основном, синего цвета различной степени интенсивности и оттенка.

Пожелтевшие листы в линейку и в клетку в своей левой части хранят следы шитых и/или клеевых скреплений. Иногда листы разнимались неаккуратно и из-за этого в некоторых местах буквы и цифры, обозначавшие время записей, оказались либо утраченными, либо плохо читаемыми. Не разделять между собой листы было, видимо, нельзя. Иначе невозможно было бы изымать некоторые из них. Факты изъятий хорошо видны по сохранившимся прежним номерам листов.

В некоторых местах встречаются также и временные несоответствия. При подготовке материала к печати порядок листов намеренно сохранен в том виде, в котором он находится в деле. В наиболее ярких случаях для примера приведены копии листов оригинала. Обратите внимание на л. 66. Запись о состоянии больного в 16 часов 5/111 выполнена перед 12-часовым наблюдением. Почему?

Для возможности проведения анализа, изучения и сопоставления материалов, после текста рукописного журнала приведены результаты некоторых лабораторных исследований.

5.03.53 г., бюллетени о состоянии здоровья И.В. Сталина и правительственные сообщения, которые были напечатаны в газете «Правда» в марте 1953 года.

Пропусками обозначены границы страниц, в верхних правых частях которых указаны два номера. Курсивом — действующий, выполненный простым карандашом. В некоторых местах оригинала цифры обведены полукружьем. Прежний номер написан чернилами и зачеркнут карандашом, а в тексте он обозначен жирным шрифтом и зачеркнут.

Орфография оригинала по возможности сохранена. Исключения сделаны лишь для слов, которые прочитаны с трудом, а также для некоторых сокращений и медицинских терминов».

Ниже приводятся данные медицинских наблюдений за состоянием здоровья больного с 2-го по 5 марта, медицинское заключение о состоянии здоровья И.В. Сталина перед началом проведения лечебных процедур, сведения о медицинских назначениях и заключения консилиумов, заимствованные из книги цитируемого выше автора.

Цель настоящей публикации данных рукописного журнала та же, что и определил И. Чигирин: «Теперь медицинские специалисты могут прокомментировать рукописный журнал. Уверен, что они скажут немало интересного, поскольку фактического материала для анализа предостаточно.

Кроме специальных исследований содержание журнала поможет также сравнить воспоминания людей, которые все дни болезни находились на Ближней даче, с тем, что фиксировали врачи».

Далее автор приводит фрагмент из воспоминаний Г.М. Маленкова о буквально последних минутах жизни Сталина, которые были опубликованы в книге Андрея Маленкова (сын Г.М. Маленкова). «О моем отце Георгии Маленкове»:

«Я, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Каганович прибыли на Ближайшую дачу Сталина. Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти рук. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак— «отойди». Подходит Берия. Опять знак «отойди». Подходит Микоян — «отойди». Потом подхожу я. Сталин удерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут, он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами…»

Если учесть, что врачи-реаниматоры, с их слов, в течение часа, если не более, пытались завести останавливающееся сердце вождя, то вышеприведенные воспоминания «очевидца» выглядят более чем странно.

Действительно, врач-реаниматор Г.Д. Чеснокова пишет: «Было видно, что сердце останавливается, счет шел на секунды. Я обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и мы с Неговским начали попеременно делать массаж— он пятнадцать минут, я пятнадцать минут.

Так мы делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце завести уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец, ко мне подошел Берия, сказал: «Хватит!» Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что уже не дышит. И прекратили делать массаж».

А теперь посмотрим запись в журнале, сделанную в последние минуты жизни Сталина.

5-го марта 1953 года:

21.40. Карбоген (4,6 % С02) 30 секунд, потом кислород, цианоз остается. Больной влажный. Дыхание учащенное, поверхностное. Повторен карбоген (6 °CО2) и кислород. Сделаны инъекции камфоры и адреналина. Искусственное дыхание.

21.50. Товарищ И. В. Сталин скончался.

То есть, искусственное дыхание длилось менее 10 минут. Врача-реаниматора, «вспоминавшего», что эта процедура продолжалась больше часа, понять можно. Люди устали, еле держались на ногах, им 1–2 минуты этой тяжелой работы, какой является процедура искусственного дыхания, показались растянутыми до 15 минут. Но в ее воспоминаниях ценно то, что эту уже бесполезную процедуру они прекратили по команде именно Л.П. Берии, а отнюдь не Н.С. Хрущева, как он сам об этом «вспоминал».

По журналу выходит также, что для прощального ритуала, когда члены Политбюро, якобы по очереди подходят и отходят по кивку Сталина, а он настойчиво ждет, когда подойдет Г.М. Маленков, чтобы путем пожатия ему руки назначить, видимо, его своим преемником, ни возможностей, ни времени у уходящего в мир иной вождя уже не оставалось.

А как же с «воспоминаниями» такого солидного свидетеля, которого трудно заподозрить в столь явной лжи. Да все очень просто, подвела Георгия Максимилиановича память, с кем не бывает. А ведь случай, подобный описываемому, имел место, но только не 5 марта, а 2-го! В медицинском журнале за 2 марта в 22 часа 45 мин. появилась запись: «Состояние тяжелое, больной открыл глаза и пытался разговаривать с т.т. Маленковым Г.М. и Л.П. Берия…». Ни Молотова, ни Микояна, правда, в этот день у смертного одра вождя еще не было, но память «выхватила» именно попытку вождя заговорить со своими «преемниками», а все остальное — старик Фрейд.

Ниже приводится реконструированный Иваном Ивановичем Чигириным рукописный журнал медицинских наблюдений за состоянием здоровья И.В. Сталина в период со 2-го по 5 марта 1953 года.

4744

МЕДИЦИНСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ о состоянии здоровья тов. И.В. Сталина

Консилиум в составе Начальника ЛСУКтов. Куперина И.И., профессоров Лукомского П.Е., Глазунова И.С., Ткачева Р. А. и доц. Иванова-Незнамова В.И. 2 марта в 7 час. утра освидетельствовали состояние здоровья тов. И. В. Сталина.

При осмотре в 7 час. утра — больной лежит на диване на спине, голова повернута влево, глаза закрыты, умеренная гиперемия лица, было непроизвольное мочеиспускание (одежда промочена мочой). При попытке врача прощупать пульс на левой лучевой артерии появилось двигательное беспокойство в левой руке и левой ноге. Дыхание не расстроено. Пульс 78 в минуту с редкими выпадениями. Тоны сердца глуховаты. Кровяное давление 190/110. В легких спереди хрипов нет; сзади аускультация не производилась. Живот мягкий, печень выходит из под реберного края по среднеключичной линии на 3–4 см.

— В области правого локтевого сустава — следы ушиба (экскориация и небольшая припухлость).

— Больной в бессознательном состоянии. Правая носо-губная складка опущена. При поднимании век глазные яблоки уходят то влево, то вправо. Зрачки средней ширины, реакция на свет снижена. Движения в правых конечностях отсутствуют, в левых — временами двигательное беспокойство. Сухожильные рефлексы справа низкие, тонус слегка повышен, рефлекс Бабинского справа. Брюшные рефлексы справа отсутствуют. Менингеальных симптомов нет.

Диагноз: гипертоническая болезнь, общий атеросклероз с преимущественным поражением сосудов головного мозга, правосторонняя гемиплегия вследствие кровоизлияния в бассейне средней левой мозговой артерии; атеросклетиче-ский кардиосклероз, нефросклероз.

Состояние больного крайне тяжелое.

Назначения: абсолютный покой, оставить больного на диване; пиявки за уши (поставлено 8 шт.); холод на голову, гипертоническая микроклизма (1 стакан 10 % раствора сернокислой магнезии). Снять зубные протезы. От питания сегодня воздержаться.

Установить круглосуточное дежурство невропатолога, терапевта и медсестры.

Осторожное введение с чайной ложечки жидкости при отсутствии поперхивания.

2. III.1953

Как видим, к началу квалифицированного медицинского наблюдения за состоянием здоровья И.В. Сталина, т. е. к 7 ч. 00 мин. 2 марта 1953 года прибыли уже пять членов медицинской комиссии из восьми. Если предположить, что на их оповещение и сбор на Ближней даче потребовалось не менее часа, то решение вопроса об оказании врачебной помощи больному принято не позднее б ч. 00 мин. 2 марта 1953 года. Судя по компетентному утверждению министра здравоохранения СССР А.Ф. Третьякова, что в 3 часа ночи И. В. Сталин был еще здоров, а утром 2 марта «в седьмом часу» его обнаружили лежащим без сознания на полу, максимально возможное время, в течение которого больной оставался без квалифицированной медицинской помощи, составляет менее 4 часов. Это замечание по поводу утверждения многочисленных «исследователей», что И.В. Сталину «преднамеренно» не оказывалась медицинская помощь от 8 часов до суток.

4842

2 марта 1953 года.

7.00 АД 190/110. Пульс 86 в 1 мин., дыхание 30 в 1 мин

10.00 АД 190/120 мм. Пульс 88 в 1 минуту. Дыхание 32 за 1 мин. Положен лед на голову.

11.00 Более выраженные двигательные беспокойства. Левой рукой отталкивал пузырь со льдом.

11.10 Периодическое усиление и ослабление дыхания, но без паузы — 28 в 1 минуту, пульс 98 в 1 минуту с отдельными выпадениями.

11.35 Дыхание глубокое, ровное, 30 в 1 мин. Двигательные беспокойства в левой руке и в левой ноге не отмечаются. Бессознательное состояние. Пульс 80 ударов в 1 минуту, удовлетворительного наполнения и напряжения с отдельными выпадениями. Per rectum введено 200,0 10 % раствора MgSO4, но вышла лишь одна жидкость.

12.15 Бессознательное состояние. Дыхание глубокое, ровное, 28 в 1 мин. Пульс 80 в 1 мин. удовлетворительного наполнения и напряжения с отдельными экстрасистолами.

12.45 Общее состояние по-прежнему тяжелое — бессознательное. Иногда заметны движения левой рукой. Дыхание глубокое, 27 в 1 мин. Пульс 80 уд. в 1 мин. удовлетворительного наполнения и напряжения, температура 37,1

В. Иванов

13.30 48 об Состояние по-прежнему бессознательное. Пульс 80 в 1 мин., аритмичный. Число дыханий 28 в 1 минуту, дыхание ритмичное. Тоны сердца глуховаты, аритмичны; хрипов нет (спереди). Помочился в мочеприемник. Моча посылается на анализ. Места от пиявок до сих пор понемногу кровоточат.

Лукомский

13.50 Состояние тяжелое, бессознательное. Пульс 80 ударов в 1 минуту, удовлетворительного наполнения, напряжен. Число дыханий 28 в 1 минуту, дыхание ритмичное. Тоны сердца приглушены. Артериальное давление 210/120 мм. Заметно участились подергивания левой ноги.

14.10 Появилось прерывистое дыхание Чейн-Стокса. Общее состояние остается тяжелым — бессознательным. Пульс аритмичен 84 в 1 минуту. Под кожу введен 1,0 к. с. цититона 0,15 %.

15.00 Общее состояние тяжелое. Продолжается периодическое дыхание Чейн-Стокса, дыхание 27 в 1 минуту. Пульс аритмичен 82 в 1 минуту, артериальное давление 200/110. Активные движения в правой руке и в правой ноге отсутствуют. Сухожильные рефлексы справа резко угнетены. Наблюдается рефлекс Бабинского справа. Дополнительно поставлены 4 пиявки на левый сосцевидный отросток.

В. Иванов

4943 2.III.53

16 час

Состояние больного продолжает оставаться крайне тяжелым: сознание не проясняется, временами нарушение ритма дыхания (дыхание Чейн-Стокса), пульс 100 в 1 минуту, аритмичный. Тоны сердца глуховаты, аритмичные, кровяное давление 210/120, живот мягкий, печень прощупывается на 3–4 см ниже реберной дуги. В легких спереди хрипов нет (сзади не обследовался). Резкая потливость. Двигательное беспокойство левых конечностей уменьшилось. Реакция зрачков на свет сохранена, но вялая. В 4-м часу дня проглотил 3 чайных ложки чая без поперхивания. Паралич правых руки и ноги остается. При наложении манжетки на правое плечо появилось рефлекторное приведение руки. Рефлекс Бабинского справа. Состояние больного по сравнению с состоянием в 7 час. утра стало еще более тяжелым: больной по-прежнему находится в бессознательном состоянии, появилось нарушение ритма дыхания, пульс стал более частым, аритмия выражена резче, кровяное давление по сравнению с 7 час. утра стало несколько выше (210/120). Назначения: строгий постельный режим, повторно поставить на область сосцевидных отростков 6–8 пиявок. Свеча с эйфиллином (0,3). Повторить гипертоническую клизму из 200,0 10 % раствора MgSO4. Ввести внутримышечно 5,0 мл 25 % раствора сернокислой магнезии. Поить с чайной ложечки сладким чаем при условии отсутствия поперхивания.

49 об

Периодически холод над головой.

Третьяков Куперин Лукомский Ткачев Гпазунов Иванов

17.45 Состояние больного остается тяжелым, бессознателен. Нередки подергивания левой рукой, а иногда и левой ногой. Дыхание периодическое — Чейн-Стокса, 29 в 1 мин. Пульс аритмичен, напряжен 82 в 1 минуту, тоны сердца приглушены, акцент на 2-м тоне аорты. Дополнительно поставлено 6 шт. пиявок на область сосцевидного отростка — справа.

18.30 Состояние больного тяжелое, бессознательное. Дыхание по-прежнему периодическое — типа Чейн-Стокса, 28 в 1 мин. Пульс аритмичен 80 в 1 мин. А.Д. 195/115 мм, тоны сердца приглушены, акцент 2-го тона на аорте. Лед на голову пока отменен. Per rectum введена свеча с эйфиллином 0,3. Начали давать per os сладкий чай с лимоном — больной получил 4 чайных ложки. Температура тела в правой подмышечной ямке 37,4°, а слева 37,6°.

В.Иванов

50 44

Консилиум

2 марта 1953 года в 24 часа с участием министра здравоохранения СССР тов. Третьякова А.Ф., начальника ЛСУК тов. Куперина И. И., профессоров Коновалова Я.В., Мясникова АЛ., Ткачева Р… Глазунова И.С., Тареева Е.М., Филимонова И.Н., Лу-комского П.Е., доц. Иванова-Незнамова В.И.

Проф. Лукомский П.Е. подробно информировал консилиум о заболевании и состоянии здоровья за период времени с 7 час утра 2.111.53 г. тов. И.В. Сталина.

Проф. Ткачев Р.А. подробно информировал о нервном статусе больного.

Перед консилиумом поставлен вопрос о дальнейшем лечении больного, в частности, о способах снизить кровяное давление, о мероприятиях по очищению кишечника, о питании больного.

В результате обмена мнений консилиум пришел к следующим решениям:

Консилиум подтверждает диагноз больного и считает состояние его крайне тяжелым.

Проводимые лечебные мероприятия консилиум считает правильными.

На ближайшее время считать целесообразным следующие мероприятия:

1. Слегка приподнять голову и верхнюю часть туловища, положив небольшую подушку;

2. На ближайшие сутки ограничить питание введением через рот глюкозы с лимонным соком;

3. Грелки к ногам, преимущественно к левой, температурой до 39–40° на 1–2 часа;

4. Пенициллин 3 раза в сутки по 300 тыс. единиц на растворе новокаина;

50 об

5. Сернокислая магнезия 25 % — 5,0 мл внутримышечно;

6. Цититон при нарушениях ритма дыхания до 3-х раз в сутки;

7. Камфора или кардиазол 3 раза в сутки;

8. Утром повторить масляную клизму;

9. При нарастании расстройств дыхания и сердечной деятельности кровопускание 150–200 мл.

Третьяков Куперин Лукомский Филимонов Коновалов Тареев Мясников Ткачев Иванов

50 45

Состояние больного тяжелое. Дыхание 30 в 1 минуту типа Чейн-Стокса. Пульс 84 в 1 минуту, аритмичен. Артериальное давление 210/120 мм.

21 час Пульс стал чаще, 112 в 1 мин., аритмичный. Дыхание временами имеет характер Чейн-Стокса. Дано 20 капель адонилена.

21.50 Артериальное давление 215/120

22 час Температура 37,95°.

22.30 Введено внутримышечно 300.000 ME пенициллина на 1/4 % растворе новокаина.

22.45 Состояние тяжелое, больной открыл глаза и пытался разговаривать с т.т. Маленковым Г.М. и Берия Л.П. Дыхание периодическое— Чейн-Стоковское, 32 в 1 мин. Пульс аритмичен, напряжен, 86 ударов в 1 мин. Тоны сердца приглушены, акцент 2-го тона на аорте. Per rectum введено 150 вазелинового масла с целью вызвать стул. Больной сильно потеет. Температура 38°. (выделено мной. — А/С.)

24 часа Состояние тяжелое. Дыхание периодическое— Чейн-Стокса, 30 в 1 мин. Пульс аритмичен, 88 в 1 мин, напряжен. Тоны сердца приглушены, акцент 2-го тона на аорте. Больной мочился 75 к. с. Моча послана в лабораторию на анализ.

51 Об

3 марта 1953 года

1 час. Дыхание заметно ухудшилось — типа Чейн-Стокса. Пульс по-прежнему аритмичен, 94 в 1 мин., напряжен. Тоны сердца приглушены. Больному дано 100 к. с. кипяченой воды с лимонным соком и с 10 к. с. Sol glucosae 40 %. Ввиду ухудшения дыхания под кожу введено 1 к. с. 0, 15 % раствора цититона. Per os дано 20 кап. адонилена и 5 к. с. 25 % раствора сернокислой магнезии (внутримышечно).

2.30 Состояние по-прежнему тяжелое. Температура 38,2. Дыхание хотя и остается типа Чейн-Стокса, но несколько улучшилось. Puls аритмичен, 90 уд. в 1 мин., напряжен. АД 215/115 млм. Мочился — мочи 75 гр. Моча послана в лабораторию на анализ.

3.15 Пульс 100 в 1 мин., аритмичный. Число дыханий 30 в 1 мин, дыхание типа Чейн-Стокса. Подложена под плечи небольшая подушка, вследствие чего голова лежит не так низко, как прежде. На левую ногу положена грелка 39°.

П. Лукомский

4.15 Пульс 92 в 1 мин., аритмичный, дыхание типа Чейн-Стокса — 32 в 1 мин. Сделана инъекция камфоры 20 % — 2,0. После камфоры дыхание несколько выравнилось, хотя по-прежнему Чейн-Стокс не исчез.

П. Лукомский

52 46

5 час. Ввиду частых и длительных дыхательных пауз сделана инъекция 2,0 камфоры 20%

5.30 Кр. давл. 220/125. пульс 120 в 1 мин. Дыхание после камфоры несколько улучшилось, все же паузы остаются.

6 час. Инъекция пенициллина 300 тыс. ед. на растворе новокаина в мышцы левого бедра.

6.10 Температура 37,5

7.10 Больной беспокоен, после перемены подушек и питья воды с лимонным соком и глюкозой стал несколько спокойнее. Дыхание периодическое — 28 в 1 мин. Пульс аритмичен 86 уд. в 1 мин. Мочился — мочи не более 60 к.с.

7.30 Внезапно участились дыхательные расстройства. Пульс аритмичный 90 уд. в 1 мин. Под кожу введено 1 к. с. 0, 15 % раствора цититона и камфоры 20 %— 2,0. После введения цититона и камфоры ритм дыхания улучшился, дыхание стало глубже, хотя Чейн-Стокс не исчез. Сделана масляная клизма 150 куб. см.

8 ч.5 м Кровяное давление 215/110. Дыхание периодическое. Пульс 88 в 1 мин. Дыхание 28 в 1 мин. Введена per rectum глицериновая свеча.

Состояние больного тяжелое, сознание отсутствует. Дыхание более ровное 28 в 1 мин., периодическое. Пульс аритмичен, 82 в 1 мин., напряжен. Артериальное давление 220/120 млм. Температура 38,1. Сердце— левая гр-ца заходит за медио-клавик. линию. Тоны приглушены, акцент 2-го тона на аорте. Легкие при перкуссии спереди и с обоих боковых поверхностей — перкуторный звук с коробочным оттенком, а внизу коробочный, здесь же единичные

9.30 52 об сухие хрипы. Живот несколько вздут. После масляной клизмы лишь периодически отходят газы. Мочился 60 к. с. Моча послана в лабораторию на исследование и добавочно мочился через 15 мин., выделил 150 к.с. мочи — послана также на анализ в лабораторию. Глотательные движения вполне удовлетворительны. За период с 7 час. 30 мин. выпито 150 к. с. кипяченой воды с лимонным соком и глюкозой.

10.15 Состояние остается крайне тяжелым. Сопорозное состояние сознания. Зрачки узкие, вяло реагируют на свет. При дыхании правая щека отдувается. В правой руке и ноге движения отсутствуют. Намечается вызывание сухожильных рефлексов на правой руке, коленные и ахилловые рефлексы отсутствуют с обеих сторон. Справа симптом Бабинского. Слабо выраженный с обеих сторон, больше слева симптом Кернига. Защитные рефлексы слева— нижние конечности. Временами двигательное беспокойство в левых конечностях.

Гпазунов Ткачев

53 47

3 марта

13.30 Продолжается расстройство дыхания Чейн-Стокса с частыми перерывами; после дыхания кислородом ритм дыхания становится более правильным и ровным. Во время дыхательных пауз наполнение пульса резко уменьшается, с улучшением дыхания вновь увеличивается. Пульс 94 в 1 мин., число дыханий 36–40. Временами появляются проблески сознания, пытается что-то сказать, отдельное слово разобрать невозможно. Голову на подушке держит, глаза временами открывает, взглядом не фиксирует, при усилении дыхательных расстройств глазные яблоки производят колебательные движения то в вертикальном, то в горизонтальном направлениях; зрачки узкие, реакция на свет вялая, правая носогубная складка опущена, язык не высовывает. Правосторонняя гемиплегия. Временами появляется двигательное беспокойство в левых конечностях (перебирание пальцами в воздухе, застывание поднятой руки, иногда хватательный рефлекс в левой кисти). Коленные и ахилл. рефлексы справа не отзываются, слева понижены; рефлекс с шиловидного рефлекса также вызывается, понижен. Рефлекс Бабинского справа. Сопорозное состояние сознания углубилось. Систематическое применение кислорода. Лечение: камфора 20 % — 2 кб. см. Метразол — 1 кб. см подкожно, цититон 0,15 % — 1 кб. см подкожно.

14.00 Вдыхание кислорода.

14.50 Кров, давление 220/120, пульс 80 в 1 мин., дыхание 30 в 1 мин. Дыхание стало несколько спокойнее, хотя временами появляется Чейн-Сток. дыхание. Цианоз меньше. Исчезло двигательное беспокойство в левой руке и в левой ноге. Температура 38,4°.

16.30 Состояние тяжелое. Температура 38,4°. Пульс аритмичен, напряжен, 82 в 1 мин. Дыхание по типу Чейн-Стокса 32 в 1 мин. Введено под кожу камфоры 20 % 2 к. е., кардиазол 10 % к. с. и цититон 0,15 % — 1 к. с.

17.15 Введено внутримышечно 0,5 мг строфантина с 1,0 мл физиологического раствора. Введена в прямую кишку свеча с эйфиллином (0,3).

17.30 Непроизвольное мочеиспускание.

17.45 Пульс 100, аритмичный, дыхание— 32; дыхание Чейн-Стокса. Двигательное беспокойство левой ноги. Сделано обтирание тела ароматическим уксусом.

18.00 Кровяное давление 220/120. Введена микроклизма 200 мл 5 % раствора глюкозы. Минут через 10 больного прослабило скудными жидкими испражнениями.

18.10 Дыхание стало ровнее, прекращена дача кислорода.

19.00 Около 50 минут больной был без кислорода. Наблюдался кратковременный проблеск сознания, реагировал на речь товарищей. Затем снова пришлось возобновить дачу кислорода в связи с возвращением Чейн-Стоковского дыхания. Температура 37,5. Пульс 104, аритмичный.

20 час Дыхание чаще наблюдается Чейн-Стоксового типа, 32 в 1 мин. Пульс аритмичен 90 уд. в 1 мин. Тоны сердца приглушены. Введено под кожу 2 к. с. камфоры + 1 к. с. 0, 15 % цититона + кардиазол 10 % — 1 к. с.

54 46

3 марта 1953 года в 10 час. 30 мин. Консилиум в том же составе, как накануне в 24 часа.

Состояние больного крайне тяжелое. Глубокое угнетение сознания. Лицо цианотично, небольшой акроцианоз. Конечности на ощупь теплые, отеков нет. Температура тела в 9.30–38,1. Дыхание типа Чейн-Стокса с длительными паузами, число дыханий 36 в 1 мин. При перкуссии легких спереди коробочный звук, хрипы не выслушиваются. Пульс 92 в 1 минуту, аритмичный, меняющегося наполнения в связи с перерывами дыхания. Кровяное давление 220/120. Сердце увеличено влево, сердечный толчок кнаружи от срединно-ключичной линии, тоны несколько глуше, чем вчера. Живот умеренно вздут, при ощупывании мягкий. Газы отходят свободно. Печень выходит из-под реберного края на 3 см. Состояние нервной системы: появился симптом Кернига с обеих сторон. Рефлексы левой ноги изменчивы, в частности, во время осмотра удалось вызвать коленный и ахиллов рефлексы, причем первый несколько снижен. Удалось вызвать рефлекс на правой руке, особенно отчетлив рефлекс с двуглавой мышцы. Рефлексы правой ноги по-прежнему не вызываются. По окончании перерывов в дыхании в левой руке появляется двигательное беспокойство. Правосторонняя гемиплегия.

Таким образом, по сравнению с последним консилиумом от 2 марта в 24 часа в состоянии больного произошло значительное ухудшение: угнетение сознания стало более глубоким, усилились нарушения дыхания, деятельность сердца слабеет. Консилиум считает состояние больного угрожающим. Консилиум считает на ближайшее время необходимыми следующие мероприятия:

1. Систематическое применение кислорода;

54 об

2. Через каждый час подкожное введение камфоры и кардиазола, чередуя;

3. Цититон до 3 раз в сутки;

4. Пенициллин продолжать 3 раза в сутки по 300 тыс. единиц;

5. Сернокислую магнезию отменить в связи с ухудшением дыхания;

6. Питье растворов глюкозы с лимонным соком 2–3 стакана в сутки;

7. Учитывая свободное отхождение газов и отсутствия значительного вздутия живота от дальнейших мероприятий по очищению кишечника сегодня воздержаться;

8. Обтирание кожи ароматическим уксусом.

В случае нарастания грозных явлений, консилиум считает необходимым, кроме вышеперечисленного, осуществить:

При дальнейшем ослаблении сердечной деятельности (падение пульса, нарастание цианоза) — строфантин 0,5 мгр в физиологическом растворе внутримышечно.

Консилиум считает необходимым всем участникам в настоящее время находиться около больного.

Третьяков Куперин Лукомский Коновалов Тареев Мясников Ткачев Филимонов Иванов

55 49

16.45. Консилиум в том же составе

Состояние больного стало еще более тяжелым. Усилились нарушения дыхания, перерывы дыхания стали более частыми и длительными. Явления сердечной недостаточности остаются столь же выраженными.

Со стороны нервной системы усилились стволовые симптомы: максимальное сужение зрачков, отсутствие реакции на свет. Более отчетлив симптом Кернига.

Решили;

1. Добавить к вдыханиям кислорода вдыхание СO2

2. Свечи с эйфиллином

3. Внутримышечно 0,5 мг строфантина

4. Камфора, кардиазол — продолжить.

Третьяков Лукомский Коновалов Мясников Филимонов Ткачев Глазунов Иванов

212

55 об

21 час Состояние остается тяжелым. Сознание затемнено. Дыхание периодическое Чейн-Стоковское 28 в 1 мин. Сердце — тоны по-прежнему приглушены, пульсаритмичен, уд. наполнения, 84 в 1 мин. АД 215/120. Больному введена клизма 5 % раствора глюкозы в количестве 150 к. с. per rectum. Температура 38,1°

22 часа В 22 часа в связи с участившимися остановками дыхания введен под кожу кардиазол; повторно даются одиночные вдыхания СО2, вслед за чем дается 02. Реакция на вдыхание СО2, малозаметна.

22.10 В связи с учащением дыхательных пауз введен цититон.

23.30 Ввиду частых остановок дыхания введено под кожу камфорное масло 20 % — 2,0 и внутримышечно 0,5 мгр строфантина в физиологическом растворе и в прямую кишку — свеча с эйфиллином (0,3). Лукомский 56 29

3 марта 1953 года

23 часа Состояние больного крайне тяжелое. По-прежнему остается бессознательное состояние. Температура тела 37,8. Ритм дыхания нарушен; дыхание неравномерное, сопровождается частыми паузами. После впрыскиваний цити-тона, кардиазола дыхание на некоторое время несколько выравнивается. Вдыхания углекислоты малоэффективны. Число дыханий 32 в 1 мин., перкуторный звук над легкими спереди и на боковых поверхностях грудной клетки с коробочным оттенком; дыхание везикулярное, хрипов нет. Обследовать заднюю поверхность грудной клетки не представляется возможным в связи с тяжелым состоянием больного. Сердечный толчок влево от срединно-ключичной линии усилен; тоны сердца глуховаты, аритмичны, 118 в 1 мин.; пульс 104 в 1 мин., аритмичен. Кровяное давление 220/110. Живот умеренно вздут, мягкий; печень выходит из-под реберного края на 3 см, прощупывается. Отклонение головы и глаз влево меньше выражено, чем сутки назад и сегодня утром. Правосторонняя гемиплегия с колеблющимся поведением рефлексов. Обычно коленный и ахиллов рефлексы отсутствую и резко понижены рефлексы на руке, но иногда удается вызвать отчетливый ахиллов рефлекс. Симптом Бабинского справа. Брюшные рефлексы не вызываются. В левых конечностях временами беспокойство, рефлексы руки живые, коленный рефлекс несколько снижен, ахиллов — нормальный. Величина зрачков изменчива: во время больших нарушений дыхательного ритма — резкое сужение зрачков с угасанием их светового рефлекса. С улучшением дыхания зрачки приобретают нормальную величину и реагируют на свет.

Лукомский, Коновалов

56 об 4 марта 1953 года

0.10 м Состояние больного тяжелое. Дыхание несколько улучшилось, но остается Чейн-Стоковским. Кислородную терапию продолжать с углекислотой— отдельные ее вдыхания для стимулирования дыхательного центра.

2.00 Состояние больного по-прежнему крайне тяжелое. Дыхание Чейн-Стоковское, 32 в 1 мин., пульс аритмичен, 92 в 1 мин. Сердце — тоны глухие, акцент на 2-м тоне аорты. Артериальное давление 220/120. Вначале первого часа ночи состояние больного стало крайне тяжелым вследствие часто повторяющихся остановок дыхания; такое состояние угрожающего паралича дыхательного центра продолжалось до 0.45 минут, когда наступило некоторое выравнивание ритма дыхания. В целях недопущения остановки дыхания больному давалось вдыхание СО2 и О2, делались повторные инъекции медикаментозных средств: 0,10 — кардиазол, 0,15–20 % камфоры 2,0, 0,20 — то же, 0,25— цититон (0,15 % раствор 1,0), 0,35–20 % раствор кофеина 1,0. В дальнейшем остановки дыхания продолжались, хотя и не так часто; в связи с этим в 1.45 — сделана инъекция кофеина, 2.25 — кардиазол и в 3.50 снова повторена инъекция кофеина. Состояние больного остается крайне тяжелым.

Лукомский

57 24

3.30 Состояние больного остается по-прежнему весьма тяжелым, сознание отсутствует. Температура 38,3. Дыхание несколько улучшилось, но все же типа Чейн-Стоковского, 32 в 1 мин., пульс аритмичен, 90 ударов в 1 минуту. Сердце — тоны приглушены, акцент 2-го тона на аорте. Артериальное давление 220/120. Per rectum введено 150 к. с. раствора глюкозы 5 %. Клизма удержалась. Мочи выделено 800 к. е., выпито 180 к. с. воды.

6.30 С 3.50 до 6 час. состояние дыхания было несколько лучше, чем в первом часу, хотя периодически отмечались продолжительные паузы, проходившие после надавливания на грудную клетку. Кислород и вдыхание СО2 за этот период времени применялись реже. В связи с ухудшением дыхания в 6.25 мин. снова сделана инъекция кофеина. Температура тела в 6.15 мин. — 38,5.

7.15 В связи с усилившимся цианозом лица и конечностей дан кислород с углекислотой. Число дыханий — 36 в 1 мин., пульс 104.

7.30 Введено под кожу камфорное масло 20 % — 2,0.

7.35 Дан кислород — синюшность несколько меньше.

7.40 Состояние больного остается крайне тяжелым.

8.00 Резкий цианоз лица и конечностей. Температура тела 38,4. Число дыханий 36 в 1 минуту, паузы несколько реже, чем были в начале ночи. В легких по-прежнему спереди и сбоку хрипы не выслушиваются. Пульс 100 в 1 минуту, кровяное давление 220/120. Тоны сердца глуховаты. Печень выходит из-под ребер на 3 см., в 8.00 введена свеча с эйфиллином (0,3). Дается кислород. Лукомский

57 об

8.20 Состояние по-прежнему тяжелое. Сознание отсутствует. Отклонения головы и глаз влево не наблюдается. Правосторонняя гемиплегия. Сухожильные рефлексы: справа на руке вызываются, коленный и ахиллов рефлекс справа отсутствует. Слева коленный и ахиллов рефлексы имеются. Брюшные рефлексы отсутствуют. Справа вызывается С. Бабинского. С. Керн и га, более выраженный слева. Зрачки узкие, реакция на свет имеется. Двигательного беспокойства нет. Глазунов

9.00 Состояние больного остается крайне тяжелым. Дыхание несколько более равномерное, последние минуты стало более поверхностным. Число дыханий 36 в 1 минуту, временами падает до 28–30. Выраженных пауз стало меньше, но после окончания серии глубоких вдохов наступают почти без перерыва малообъемистые дыхательные движения. Цианоз покровов остается, особенно обоих предплечий и кожи щек, носа и губ, не нарастая, особенно на лице, в своей интенсивности. Пульс 98, полностью аритмичный, хорошего наполнения, кроме отдельных хуже улавливаемых волн; число сокращений на сердце 102. Больной помочился в утку достаточное количество насыщенной по цвету мочи. Кожа слегка влажна, особенно на лице. В 9 час. введено под кожу правого плеча 1 к. с. раствора цититона, под кожу левого плеча 1 к. с. раствора кардиазола. Прежде образовавшиеся экскориации на коже смазаны йодной настойкой.

Тареев

10 ч. Введено в клизме (резиновым баллоном) 175 к. с. 5 % раствора глюкозы, при введении отходили газы. Артериальное давление 210/110 мм ртутного столба. Пульс 104, число дыханий 36, температура 38,4.

58 22

Заключение консилиума о состоянии здоровья И.В. Сталина на 12 час. дня 4 марта

Состояние здоровья И.В.Сталина продолжает оставаться весьма тяжелым.

Сознание по-прежнему глубоко угнетено.

Паралич конечностей без изменений.

Дыхание по-прежнему остается учащенным (36 в 1 минуту) и неправильным. В 1-ом часу ночи 4 марта имели место еще более резкие нарушения дыхания, потребовав срочных энергичных мероприятий. В дальнейшем состояние дыхания несколько улучшилось.

Синюшность лица и конечностей увеличилась.

Пульс 104 удара в 1 минуту, аритмичен.

Кровяное давление — 210/110 мм ртутного столба.

Температура тела — 38,7°

Лечебные мероприятия:

1. Продолжить кислородную терапию по 3–5 подушек с перерывами не менее 30 минут с прибавлением небольшого количества угольной кислоты при резком ослаблении дыхания.

2. Медикаментозная терапия:

— кофеин — 4 раза в день по 1,0 мл 20 % раствора;

— камфорное масло (20 %) по 2,0 мл 4 раза;

— строфантин 0,5 мгр 2 раза в день в физиологическом растворе внутримышечно;

58 об

— пенициллин по 300 тыс. единиц на 1/4 % растворе новокаина 4 раза в сутки.

В случае прогрессирующего упадка дыхания применять цититон и кардиазол.

3. Усилить режим покоя, ограничив посещение больного.

4. Применить следующий пищевой и водный режим:

— в течение дня 4 раза клизма из 150 мл 5 % раствора глюкозы;

— питье 20 % раствора глюкозы с лимонным соком и добавлением аскорбиновой кислоты по 0,3 на 100,0 мл — желательно не менее 200,0 мл в сутки.

5. Проветривание комнаты больного через соседнюю комнату.

Третьяков Куперин Лукомский Коновалов Мясников Тареев Филимонов Иванов Ткачев

59 23

Заключение консилиума о состоянии здоровья тов. И. В. Сталина на 24 часа 3 марта 1953 года

В ночь на 2 марта 1953 года у тов. Сталина произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. В результате этого наступил паралич правой ноги и правой руки с потерей речи.

В течение второго марта состояние больного продолжало ухудшаться: нарастали симптомы поражения мозга, преимущественно дыхательного и сосудистого центров. Кровяное давление весь день держалось на уровне 220/120, пульс неправильный, 100–120 ударов в минуту, дыхание 30–32 в минуту с периодическими перебоями.

В соответствии с состоянием здоровья были проведены второго марта следующие лечебные мероприятия: абсолютный покой, назначены средства для регулирования дыхания и сердечной деятельности; в связи с повышением температуры до 38,2° назначен пенициллин и ряд других мероприятий.

Третьего марта утром состояние здоровья заметно ухудшилось: явления расстройства дыхания стали нарастать, дыхание участилось до 36 в минуту (вместо 16–18 в норме), участились и удлинились перерывы в дыхании, появились признаки кислородного голодания в результате дыхательной и сердечной недостаточности; увеличились явления поражения головного мозга. В соответствии с клиническим состоянием третьего марта были проведены лечебные мероприятия, направленные на улучшение функции дыхания и сердечно-сосудистой системы: систематическое лечение кислородом, регулярное введение стимулирующих дыхание и кровообращение лекарственных средств, при помощи которых неоднократно удавалось предотвратить угрозу прекращения дыхания.

Состояние здоровья тов. Сталина на 24 часа 3 марта характеризуется следующими данными:

— нарушение функции головного мозга резко увеличилось (появились новые патологические рефлексы, резко сузились зрачки); углубилась степень нарушения сознания;

— резко усилились расстройства дыхания, доходя часто до угрожающего состояния — полной остановки дыхания.

Эти данные свидетельствуют о резком ухудшении состояния здоровья тов. Сталина, о состоянии, угрожающем его жизни.

В последний час консилиум применил в целях спасения жизни тов. Сталина медикаментозные средства, намеченные на крайний случай. Несмотря на применение этих средств, в состоянии здоровья тов. Сталина улучшения не наступает.

Все лечебные мероприятия на ближайшее время направляются на борьбу преимущественно с остановкой с расстройствами дыхания.

Третьяков Куперин Лукомский Коновалов Мясников Тареев Ткачев Филимонов Иванов

60 25

11.30 Состояние больного внезапно крайне ухудшилось: перерывы дыхания участились и стали более длительными. Пульс слабого наполнения 106 в 1 мин., полностью аритмичен. Немедленно введено под кожу 20 % раствор кофеина 1 мл и 1 мл цититона, а перед этим введено 2 мл камфоры 20 % под кожу. 5 подушек кислорода.

12.00 Под влиянием сделанных инъекций 1 мл цититона, 2 мл камфоры 20 % и 1 мл кофеина 20 % состояние больного несколько улучшилось, но все еще нередки паузы дыхания. Введено внутримышечно 300.000 ME пенициллина на 1/4 растворе новокаина.

13.20 Ввиду отсутствия заметного улучшения в ритме поверхностного дыхания и слабого наполнения пульса вновь введено под кожу 1 мл кофеина. Состояние улучшилось. Дыхание более ритмично, пульс хорошего наполнения, 106 в 1 мин. Температура в 12.45–38.7

14.00 Больной вспотел. Дыхание с перерывами, но не частыми. Температура 38,4. АД 215/110. Общее состояние больного остается крайне тяжелым, т. к. дыхание вновь стало чаще прерывистым и более поверхностным. Вдыхание 3-х подушек кислорода с 3 вдохами углекислоты. Дыхание улучшилось. Явления цианоза губ, лица и кистей рук уменьшилось. Больной спокоен.

15.00 В 15 час. дыхание у больного ухудшилось: Чейн-Стоковское дыхание с очень частыми дыхательными паузами. Было применено давление на грудную клетку, которое явно способствовало возобновлению дыхательных движений, а ранее, в связи с частотой

60 об

дыхательных пауз были сделаны следующие инъекции: 15 час. — 2,0 камфоры и строфантина 0,5 мг внутримышечно; 15.05— кофеин (20 % раствор 1,0 мл). 15.30— кардиазол (10 %— 1,0); 15.40— кофеин; 15.50, 16.05— цититон (0,15 %— 1,0). После всех этих мероприятий ритм дыхания несколько улучшился и паузы стали более редкими. С 17.45 мин. снова постепенное ухудшение дыхания, возобновление частых остановок дыхания до 10». В 6 час. вечера — 300000 ед. пенициллина. В 6.30 введен подкожно 400,0 5 % раствора глюкозы. В 20 час. (в 8 час. вечера) поставлены за правое ухо 4, за левое — 1 пиявки. В 5 час. температура 37,9.

Тареев

21.00 Общее состояние остается очень тяжелым. Сознание полностью отсутствует. Дыхание с частыми и длительными паузами — до 10 секунд пауза. 36 дыханий в 1 минуту. Сердце— тоны сердца глухие, пульс аритмичен, 89 в 1 минуту, удовлетворительного наполнения. Температура под левой подмышечной впадиной 37,9, а в правой — 38,4. Per rectum введено 150 мл 5 % глюкозы. Зрачки стали несколько шире, реакция на свет вялая, симптом Кернига выражен слабее.

22 час Дыхание нерегулярное, особенно в первую половину часа, когда паузы нередко достигали шести дыханий. Значительное последовательное кровотечение после пиявок, особенно за правым ухом. К концу часа дыхание стало регулярней, больной стал спокойнее. В 21.35 мин. введен под кожу раствор камфоры. На 22 часа: число дыханий 37 в минуту, дыхания различной силы, большей частью средней силы и ослабленные, выпадения в виде 61 26 исключения. Число сокращений сердца 122, сокращения полностью аритмичны, как и пульс на лучевой артерии составляющий 98 ударов в минуту. Артериальное давление 195/103 (после пиявок).

23 часа Прошедший час больной провел сравнительно спокойно, производя, в общем, впечатление спящего ровным сном. Дыхательных пауз не было в течение всего часа, кроме после 5 минут, когда были зарегистрированы две паузы с выпадением по два дыхания. Ритм дыхания в основном правильный, но со значительной разницей по силе отдельных дыхательных движений, частью носящих характер более шумных вздохов. Больному было предложено 4 неполных ложечки раствора глюкозы, которые он проглотил путем несколько запоздалых, но отчетливых глотательных движений. За истекший час кроме тщательного ухода и соблюдения почти абсолютного покоя в помещении, других мероприятий, в частности введения лекарств не производилось. На 23 часа: число дыханий 36 в минуту, дыхания в основном правильные по ритму, но разной силы. Пульс на лучевой артерии 100 ударов в минуту, полностью аритмичный (мерцательная аритмия).

24 часа За последний час состояние остается тем же, больной сравнительно спокоен, в течение последней четверти часа наблюдались паузы в дыхании типа дыхания Чейн-Стокса, устраняемые довольно легко рефлекторным раздражением грудной клетки. Цианоз несколько меньше. Было мочеотделение с потерей большого количества мочи мимо утки.

61 об

24 В (12) час. введен пенициллин в правое бедро выше места введения раствора глюкозы.

На (12 часов) 24 часа: 138,1° справа и 38,2° слева; число дыханий 37 в минуту, сокращений сердца 120 в минуту, пульс лучевой артерии 98 в минуту, мерцательная аритмия. Артериальное давление 198/110.

5 марта

1 ч. ночи В период приблизительно с 0.15 по 0.45 наблюдались выпадения дыхания повторные, устраняемые механическим раздражением грудной клетки. В остальном больной оставался сравнительно спокойным. В 0.30 введена камфора в область правого плеча. В 1 ч. дыханий 40 в 1 минуту, пульс на лучевой артерии 96 в минуту, аритмичный.

3 ч. ночи. За истекшие два часа повторялись неоднократно отдельные выпадения двух-трех дыханий с неравномерностью по силе дыхательных движений и в остальное время. Цианоз несколько больше, дыхания учащены. В 1 ч. 30 введен раствор глюкозы в клизме. К 3 час. раствор кофеина под кожу и строфантина внутримышечно. При исследовании обнаружено расширение сердца, преимущественно влево, с верхушечным толчком, значительно к наружи от левой среднеключичной линии. Тоны сердца ясные, хотя несколько приглушены, неравномерны по силе (из-за аритмии), акцентов на больших сосудах не определяется. Перкуторный звук менее ясный, выслушивается везикулярное ослабленное дыхание. Живот умеренно вздут, не вызывается реакции больного при пальпации живота, печень остается увеличенной, определяется приглушение над лобком в области мочевого пузыря. Сердечных сокращений 120, пульс на лучевой артерии 94, дыханий 41 в минуту.

62

10.20 Взята кровь на анализ и сделана электрокардиограмма.

10.50 Появилась икота, которая затем быстро прекратилась. Дыхание ровное, глубокое, 30 в 1 минуту. Пульс 120 в 1 минуту, удовлетворительного наполнения.

11.05 Кровяное давление 150/90.

11.08 Небольшой кашель. Дыхание 34 в 1 минуту, ровное, глубокое.

11.14 Икота.

11.20 Кашель, рвотные движения, пульс стал очень слабым. Головной конец тела приподнят — подложены дополнительные подушки. Под кожу введен 1 кб. см кофеина и 1 кб. см кардиазола.

11.27 Введен строфантин на физиологическом растворе. Проф. В. Неговский

11.30 Внезапно наступили позывы на рвоту. Состояние больного сразу ухудшилось. Наступило резкое побледнение лица и верхнего отдела туловища. Дыхание стало весьма поверхностным с длительными паузами. (Выделено мной. — А. К.). Пульс частый, слабого наполнения. Тотчас же введены: камфора 2,0 кб. см., строфантин, кардиазол 1 кб. см., кофеин 1 кб. см. и дано немного карбогена в течение 20 секунд, затем дан кислород. Наблкщалось легкое движение головы, 2–3 тикообразных подергиваний в левой половине лица и судорожные толчки в левой ноге. После терапевтических мероприятий состояние больного стало лучше. Дыхание усилилось. Кровяное давление 160/100. 62 об

11.40 Пульс удовлетворительного наполнения 120 в минуту, дыхание 30 в 1 минуту. Кровяное давление 160/100 Позывов на рвоту нет.

11.45 Восстанавливается дыхание; оно становится более глубоким и ровным. Лицо покрыто потом. Кожные покровы бледноваты, губы и кисти рук (особенно ногти) цианотичны. Глазунов

Кр. давл. 210/110, t=38

3 ч. ЗО Больной не выходит из состояния глубокого сопора. Голова и глазные яблоки незначительно отклонены влево. Веки опущены, при пассивном поднимании век обнаруживаются рефлекторные движения глаз в направлении светового раздражения, вправо. Зрачки сужены, с едва заметной реакцией на свет. В пальцах левой руки временами движения перебирания, в левой ноге стереотипные движения поднимания ее и отведения. Правые конечности неподвижны. Правая носогубная складка свисает. Положителен симптом Кернига слева слабее, чем в прошлые сутки. Иногда удается вызвать сухожильные и надкостничные рефлексы правой руки, чаще они отсутствуют. Правый коленный рефлекс не вызывается, ахиллов рефлекс снижен. Сухожильные и надкостничные рефлексы левой руки сохранены, тогда как рефлексы левой ноги почти не вызываются. Бабинского признак справа менее отчетлив, чем раньше.

Коновалов Ткачев Гпазунов

Ввиду того, что между 23 час. 4.111. и 2.30 час. 5.111. дыхательных пауз было относительно немного, и они устранялись механическим раздражением гр. клетки, в этот период кислород не применялся. С 2.30 снова участились паузы, в связи с чем был применен кислород (2 подушки). После вдыхания кислорода цианоз уменьшился.

Лукомский

63 об

3.35 Акт дыхания расстроен, через каждые 2–3 минуты наступает пауза продолжительностью 4–5 секунд. Двигательное беспокойство в левой ноге и в пальцах левой руки в течение 1–2 минут, потом исчезло. Дыхание 27 в минуту, пульс 108 в минуту. Дан через подушку кислород. Дыхание несколько улучшилось.

4 ч. Снова наступила дыхательная пауза, продолжительностью в 8 секунд. Пульс — 116, аритмичный. Дача кислорода продолжается, дана углекислота (2 вдоха).

4.15 Закончена дача 9 подушек кислорода.

4.40 Снова наступили паузы в дыхательном акте, длительностью до 10 секунд. Кислород.

4.45 Появились кратковременные двигательные беспокойства в левой ноге.

4.55 Появилась икота (2–3 раза). Дыхательная пауза продолжительностью 5 сек.

5.05 С 4.55 наблюдаются дыхательные паузы через каждую минуту продолжительностью до 10 сек.

5.15 Сделана инъекция кардиазола в количестве 1,0 кб. см. Снова дан кислород через подушку. Наблюдается дефицит в пульсе.

5.20 После инъекции кардиазола дефицит в пульсе выровнялся. Дыхание без пауз.

5.30 Снова в дыхательном акте появилась пауза, продолжительностью в 5 сек. Дан кислород через подушку, дыхание не улучшается. Через каждую минуту наблюдается дыхательная пауза.

5.45 Сделана инъекция кофеина в количестве 1,0 кб. см. 64 29

6.00 У больного появилась икота (2–3 раза). Дыхательные расстройства продолжаются. Сделана инъекция камфоры 3,0 гр. Глотание не нарушено.

6.30 Снова появилась икота. Дыхание прерывистое, паузы от 5-10 секунд. Дыхан. 40 в 1 минуту. Дыхание еще более расстраивается. Сделана инъекция кардиаэола 1,0 кб. см. Дыхание не улучшается, дыхательные паузы через каждые 1/2 минуты. Сделана подкожная инъекция кофеина в кол. 1,0 кб. см. Снова дан кислород через подушку.

6.50 Кровяное давление 220/110. непрерывно наблюдается Чейн-Сток. дыхание. Цианоз. Дается все время кислород. Введено подкожно 400 кб. см. 5 % глюкозы.

6.52 Пульс 104 в минуту, сердечн. сокращений 112 в минуту; кислород.

7.00 Состояние не меняется. Внутримышечно введено 1/2 миллиграмма строфантина на 1 кб. см. физиологическ. раствор. После всех этих мероприятий дыхание несколько восстановилось, цианоз уменьшился. Наблюдается небольшое двигательное беспокойство в левой руке и левой ноге. Непрерывное Чейн-Стокс. дыхание длилось от 6.30 до 7.00 час.

В 7.10 Была икота, затем снова дыхательная пауза. Коллапс. Профузный пот. Дан кислород. В 7.12 дан кислород с несколькими глотками углекислоты. Цианоз нарастает.

Кровяное давление 200/120. Пульс 104 в минуту. Дыхание 28 в минуту.

7.15 64 об Чейн-Стокс. Больной помочился, состояние несколько улучшилось. Дача кислорода прекращена.

7.20 У больного наблюдалось двигательное беспокойство, он попытался вставать. Цианоз не исчезает. Обильный пот. Похолодания ног нет.

7.25 Двигательное беспокойство наблюдается только в левой ноге. Дыхание по-прежнему расстроено. Пульс 104 в минуту. Состояние больного ухудшается. Зрачки узкие, глазные яблоки отведены вправо, плавательные движения глазных яблок. Двигательное беспокойство в левой руке и левой ноге исчезло.

7.30 Чейн-Стокс. дыхание сменяется периодически поверхностным дыханием. Подкожно введена камфора 3,0.

7.45 Снова дача кислорода (5-ая подушка).

7.50 Дыхание поверхностное, периодически сменяется Чейн-Стокс. реакция зрачков на свет сохранена. Икота. Дача кислорода продолжается.

8.00 Пульс 120 в минуту удовлетворительного наполнения. Дача кислорода прекращена. Икота.

8.10 Цианоз. Снова стали давать кислород. Кровяное давление 210/120. пульс — 98 в минуту. Дыхание — 33 в минуту, поверхностное.

Двигательное беспокойство. Позывы на рвоту. Рвота с кровью (рвотные массы темного цвета). Несколько приподняли верхнюю часть туловища и голову. Сделана инъекция кофеина (1 кб. см.) (выделено мной. — А/С.).

8.20 65 30 Состояние крайней тяжести. Больной открыл глаза. Резкий цианоз. Кровяное давление 170/110. Пульс — 110 в минуту слабого наполнения. Рвотные массы отправлены на анализ.

8.27 Снова рвотные движения. Под голову и верхнюю часть туловища положена еще подушка.

8.30 Пульс 104. Больной побледнел и вспотел. Пульс слабого наполнения. Дыхание неглубокое 30 в минуту, правильного ритма.

8.40 Снова повторились рвотные движения. Состояние крайней тяжести!

8.45 Кровяное давление 155/95. Тоны сердца глухие. Резкая профузная потливость. Цианоз при бледности покровов лица. Дыхание 31 в минуту. Пульс 104 в минуту, аритмичный слабого наполнения.

8.50 Начато введение 5 % глюкозы под кожу (введено 400 кб. см.) Кровяное давление 145/90. Пульс— 120 в минуту. Введение под кожу 5 миллилитров 0,3 % викасола. Дыхание стало ровным, но поверхностным.

9.05 Снова позывы на рвоту. Состояние крайней тяжести. Кровяное давление 170/105. Пульс 110 более ритмичный, наполнения удовлетворительного. Дыхание 30 в минуту.

9.25 Рвоты нет. Дыхание 30 в минуту, ритмичное. Кровяное давление 155/105. Пульс— 108 в минуту. Кожные покровы бледны с менее явным цианотическим оттенком. Кожа влажная. Пульс удовлетворительного наполнения, более ритмичный, чем прежде.

9.40 Пульс 104 в минуту. Дыхание поверхностное.

9.45 Температура 36,8 (на правой стороне). Кровяное давление 150/90. Пульс— 104 в минуту; удовлетворительного наполнения. Число дыханий 28 в 1 минуту, поверхностное.

10.15 Восстановилось ровное, глубокое дыхание. Изредка икота. Пульс 120 в минуту, число дыханий — 30 в минуту. В 10 час. температура 36,8.

Гпазунов

65 об

Заключение консилиума 5 марта в 12 час. дня

Состояние больного на утро 5 марта резко ухудшилось. Расстройства дыхания усилились и были особенно резко выражены во вторую половину ночи и утром 5/111. В начале девятого появилась кровавая рвота, необильная, которая закончилась тяжелым коллапсом, из которого больного с трудом удалось вывести. В 11.30 час, после нескольких рвотных движений вновь наступил коллапс с сильным потом, исчезновением пульса на лучевой артерии; из коллапса больной был выведен с трудом после инъекции камфоры, кофеина, кардиозола, строфантина и т. д.

Электрокардиограмма, снятая в 11 час, утра, показала острые нарушения коронарного кровообращения с очаговыми изменениями преимущественно в задней стенке сердца.

Причиной кровавой рвоты консилиум считает сосудисто-трофические поражения слизистой оболочки желудка

(Выделено мной. — А.К.).

1. Медикаментозная терапия:

— строфантин 0,5 млг в физиологическом растворе 2 раза в день;

— эйфиллин 0,3 — в свечах;

— камфора, кардиазол, кофеин — по показаниям;

— пенициллин 300 тыс. единиц 6 раз в сутки;

— глюкоза 5 % — 400 млг под кожу 1 раз в день.

2. Питание больного:

Питательные клизмы (100 гр сливок, 1 желток) — 2 раза в день.

66 31

Протирать с легким массажем крестцово-поясничную область камфорным спиртом 2–3 раза в день во избежание образования пролежней.

Третьяков

16.00 5.III.53 Дыхание у больного ритмичное, 32 в 1 минуту; в легких спереди и сбоку хрипов прослушать не удается. Сзади больной не обследовался. Пульс 120 в 1 минуту, аритмичный (мерцательная аритмия); тоны сердца глуховаты. Кровяное давление 160/100. Живот более вздут, чем обычно. Пальпация живота не вызывает видимой реакции больного. Лукомский

12.00 Число сердечных сокращений 118, число ударов пульса 110 в 1 минуту. Дыхание — 37 в 1 минуту, поверхностное. Наблюдается дрожание головы.

12 ч. 10 минут Вновь появилась икота на короткое время. Состояние больного без особых изменений.

12 ч. 15 мин. Дыхание поверхностное 32 в 1 минуту. Икоты нет. Пульс 120 в минуту. Значительная потливость. Кожные покровы по-прежнему бледны, губы и кисти рук цианотичны.

12 ч. 30 м. Дыхание становится более глубоким, более ритмичным, 34 в 1 минуту. Временами дрожание головы.

12 4.40 м Снова наблюдалась икота.

12 ч. 55 м Икота. Пульс удовлетворительного наполнения.

1 ч. 15 мин. Кровяное давление 160/100. Пульс удовлетворительного наполнения, аритмичен, 100 в 1 минуту.

66 об

Дыхание достаточно глубокое, 42 в 1 минуту. Продолжает потеть.

Дня 1 ч. 30 м. Пульс 120 в минуту, аритмичный, удовлетворительного наполнения. Дыхание 38 в минуту, ритмичное.

Дня 2 ч. Пульс 115 в минуту, аритмичен, удовлетворительного наполнения, дыхание 40; ритмичное. Температура 38,1. Сделана инъекция камфоры — 2,0.

2 ч. 15 мин Пульс 120, аритмичный, удовлетворительного наполнения. Дыхание 44, ритмичное.

2 ч. 22 минут Кровяное давление 150/100.

2 ч. 25 Дыхание 38 в 1 минуту, ритмичное. Пульс 120, аритмичный, удовлетворительного наполнения.

2 ч. 35 Икота (2 раза).

2ч.40 Введены 175,0 5 % раствора глюкозы в клизме.

14.55 Поднес левую руку к губам, шевелил губами, выпил 2 чайные ложки воды. Пульс 116, аритмичный, удовлетворительного наполнения. Дыхание 32 в 1 минуту, ритмичное.

15.25 АД 160/100. Пульс 120, аритмичный, удовлетворительного наполнения. Дыхание 36 в минуту, ритмичное. Температура 37,6.

16 ч. см. на обороте

17 час. Дыхание 36 в минуту, ритмичное, задержек в дыхании не было. Пульс 116, аритмичен, достаточного наполнения. Иногда икота (2–3 раза).

16 ч. запись на обороте

18 час Дыхание — 36 в 1 минуту, ритмичное, достаточно глубокое. Пульс 120, аритмичен, хорошего наполнения. 1 раз была икота. Издавал 3 раза звуки стона. Было сделано обтирание камфорным спиртом кожи рук и ног. Давление 160/100

18.56 Пульс 116, аритмичный, достаточного наполнения. Дыхание 36 за 1 минуту, ритмичное. Кров, давление 150/100.

19.15 Дыхание 36 в 1 минуту. Пульс 150 слабого наполнения. Сделаны инъекции камфоры 2,0+1,0 кардиазола. 200,0 5 % глюкозы в клизме. После камфоры и кардиазола пульс стал полнее. Усилилась потливость. Температура 39. Зрачки сужены, реакция на свет вялая. На введение камфоры и кардиазола в левую ногу не реагировал отдергиванием. Кислород (1 подушка).

19.37 Температура 38,9. Пульс стал опять слабого наполнения. Кислород. Введено 0,5 мг строфантина. Дыхание поверхностное.

19.40 Кровяное давление 150/100.

Ткачев

67 32

19.42 Инъекции кофеина.

19.50 Инъекции 3,0 камфоры. Пульс частый, слабый. Неполное смыкание век (глазных яблок).

20.00 Пульс 150, слабого наполнения. Инъекции 1,0 кофеина.

20.10 Пульс 140, наполнение несколько лучше. Потливость. Дыхание 45. Внутримышечно введен глюконат кальция 10,0. Коматозное состояние. Частый слабого наполнения пульс. Неполное смыкание век. Отсутствие рефлекторных движений в левых конечностях. Поверхностное частое дыхание.

20.35 2,0 кардиазола.

20.45 Глюконат кальция 10,0 внутримышечно.

20.50 Камфора 3,0.

21. 2,0 кофеина.

21.10 Резкий цианоз лица. Кожа влажная. Дыханий 45 в 1 минуту. Пульс аритмичный, 140 в 1 минуту, малого наполнения, временами нитевидный. Легкие — коробочный звук, спереди и на боковой поверхности хрипов не выслушивается. Сердце — тоны глухие, эмбриокардия. Живот вздут При перкуссии живота тимпанит.

21.20 Введено под кожу 200,0 глюкозы 5 % раствора.

21.30 Резкая потливость. Больной влажный. Пульс нитевидный. Цианоз усилился. Число дыханий — 48 за 1 минуту. Тоны сердца глухие. Кислород (1 подушка). Дыхание поверхностное Ткачев

21.40 Карбоген (4,6 % СО2) 30 секунд, потом кислород. Цианоз остается. Пульс едва прощупывается. Больной влажный. Дыхание учащенное, поверхностное. Повторен карбоген (6 °CО2) и кислород. Сделаны инъекции камфоры и адреналина. Искусственное дыхание.

21.50 Товарищ И. В. Сталин скончался (Выделено мной. —A.K.)

Третьяков Лукомский Тареев Коновалов Мясников Филимонов Глазунов Ткачев Иванов

68 33

Заключение консилиума о состоянии здоровья И. В. Сталина на 1 час ночи 5 марта

В течение истекших суток состояние здоровья И.В. Сталина продолжало оставаться тяжелым. Сознание — по-прежнему утрачено. Паралич правой руки и правой ноги — без изменений. Дыхание в течение истекших суток оставалось учащенным (до 36 в минуту) и неправильным (Чейн-Стоксово), по временам с длительными паузами, требовавших экстренных лечебных мероприятий. Вечером на протяжении двух часов (с 22-х до 24 часов) задержек в дыхании было меньше; синюшность лица и конечностей немного ослабла!

Пульс 120 в минуту, неправильный (мерцательная аритмия).

Кровяное давление в 22 часа было: максимальное — 195, минимальное— 103; отмеченное небольшое снижение наступило после применения пиявок.

Температура в 21 час 37,9.

При исследовании крови отмечено увеличенное количество белых кровяных телец до 17.000 (вместо 7.000— 8.000 в норме) с токсичной зернистостью в лейкоцитах.

(Выделено мной. — А.К.)

При исследовании мочи обнаружен белок до 6 % (в норме 0).

За истекшие сутки консилиум осуществил следующие лечебные мероприятия: лечение кислородом, введение под кожу кофеина, камфоры, пенициллина по определенному графику, резко изменил режим помещения, в котором находился И.В. Сталин, ограничил посещения, сократил срок пребывания посетителей, усилил проветривание помещения. Кроме того, были поставлены вновь пиявки, после чего несколько снизилось кровяное давление. Для улучшения питания мозга и сердечной мышцы вводилась под кожу глюкоза (400,0 5 % раствора).

Назначения на ночь с 4 на 5 марта:

1. Продолжать кислородную терапию при явлениях расстройства дыхания;

2. Камфора и кардиазол по показаниям;

3. При упадке сердечной деятельности — кофеин.

Третьяков, Куперин, Мясников, Ткачев

69 36

Клинический диагноз

Гипертоническая болезнь. Атеросклероз сосудов головного мозга, венечных артерий сердца и аорты. Кровоизлияние в левое полушарие мозга с утратой сознания с правосторонней гемиплегией и резким нарушением дыхательной функции. Атеросклеротический кардиосклероз с мерцательной аритмией. Острое нарушение коронарного кровообращения с очагами миомалации преимущественно в задней стенке сердца. Нефросклероз. Желудочное кровотечение сосудистого происхождения. Очаговая пневмония. Острая сердечно-сосудистая недостаточность. (Выделено мной. — А.К.)

Лукомский Иванов Коновалов Тареев Мясников Глазунов Филимонов Ткачев

70 37

ВЫПИСКА

Из истории болезни товарища И.В. Сталина

Клинический диагноз

Гипертоническая болезнь.

Атеросклероз сосудов головного мозга, венечных артерий сердца и аорты.

Кровоизлияние в левое полушарие мозга с утратой сознания, правосторонней гемиплегией и резким нарушением дыхательной функции.

Атеросклеротический кардиосклероз с мерцательной аритмией.

Острое нарушение коронарного кровообращения с очагами миомалации преимущественно в задней стенке сердца.

Нефросклероз.

Желудочное кровотечение сосудистого происхождения. (Выделено мной. — А.К.)

Очаговая пневмония.

Острая сердечно-сосудистая недостаточность.

Лукомский Иванов Коновалов Тареев Мясников Глазунов Филимонов Ткачев

Далее приводятся врачебные медикаментозные назначения, сделанные в период с 2-го по 5 марта 1953 года. 71 3/8

(Листы размера А4 желтого цвета, выцветшие. Текст написан синими чернилами от руки одним почерком — И.Ч.) [140]И. Ч. — Иван Чигирин.

2. III. 9 ч. — 8 шт. пиявок за правое ухо 10.0 — лед на голову.

11.35 — клизма из 200,0 мл 10 % раствора сернокислой магнезии (не подействовала)

13.30 — мочеиспускание в мочеприемник 14.10 1,0 мл 0,15 % раствора цититона 15.00 — 4 пиявки на область левого сосцевидного отростка

17.45 — б пиявок на область левого сосцевидного отростка справа

18.30 — свеча с 0,3 эйфиллина 21 — адонилен 20 кап.

22.30 — пенициллин 300 т. ед. на 1/4 % раствора новокаина 22.45 — клизма из 150,0 мл вазелинового масла 24 час. — мочеиспускание (75,0 мл)

3. III 1 час — цититон адонилен 20 кап. внутримыш. 25 % раствор сернокислой магнезии — 5,0 мл 2 ч 30 м — мочеиспускан. 90,0 4 ч 15 м — камф. масло — 2,0 мл

5 час — камф. масло 2,0 мл

6 час — пенициллин 300 т. ед. 7.10 — мочеиспускание

7.30 — цититон камф. масло 2,0 масляная клизма 150 мл

8.05 — глицериновая свеча

9.30 — мочеиспускание (в мочепр.)

72 39

3. III (продолж.)

14 ч — кислород камфора метразол цититон 1,0

16.30 — камфора 2,0 кардиазол 1,0 цититон 1,0

17.15 — строфантин 0,5 свеча с 0,3 эйфиллина

17.30 — непроизвольное мочеиспуск.

17.45 — обтирание ароматн. уксус.

18.00 — клизма из 200 мл 5 % раств. глюкозы, прослабило

20 — камф. масло 2,0 кардиазол 1,0 цититон 1,0

21 — клизма 5 % раствора глюкозы

22 — кардиазол С02 22.10 — цититон

23.30 — камф.2,0, строфантин, свечи с 0,3 эйфиллина

73 4/0

4. III — кислород, (не разб.) С02 0.10 — кардиазол 0.15 — камфора 2,0 0.20 — камфора 2,0 0.25 — цититон

0.35 — коффеин (20 % раствор 1,0 мл)

1.45 — коффеин 2.25 — кардиазол 3.50 — коффеин 6.25 — коффеин 7.30 — камфора 2,0

8 ч — свечи с 0,3 эйфиллина

9 ч — цититон кардиазол

10 ч — клизма из 175 мл 5 % раствора глюкозы

11.30 — камфора 2,0, коффеин 1,0, цититон 1,0

12 — пенициллин 300 т. ед. 13.20 — коффеин

15 — камфора 2,0 строфантин (0,5 мл внутримышечно)

15.05 — коффеин

15.30 — кардиазол

15.40 — коффеин

15.50 — цититон

16.05 — цититон

74 4/1

4. III 18 час — пенициллина 300 т. ед.

18.30 — 5 % раствор глюкозы 400,0 мл под кожу

20 ч — 5 пиявок

21 ч — клизма из 150,0 мл 5 % раствора глюкозы 21.35 — камфора

23—24 — мочеиспускание 24 — пенициллин

5. III 0.30 — камфора

1.30 — микроклизма из глюкозы

3.0 — кофеин строфантин (внутримышечно)

5.15 — кардиазол

5.45 — коффеин

6.15 — камфора (3,0)

6.30 — кардиазол, коффеин

6.50 — 5 % раствора глюкозы 400,0 мл под кожу

7.00 — строфантин (внутримышечно)

7.30 — камфора (3,0)

8.20 — рвота с кровью (Выделено мной. — А.К.) 8.50 — 5 % раствор глюкозы 400,0 мл под кожу, 0,3 % раствора викасола 5,0 мл под кожу

II.20 — коффеин кардиазол

11.27 — строфантин внутримышечного

11.30 — камфора 2,0 строфантин кардиазол коффеин

74 об

14 час — камфора (2,0)

14.40 — клизма из 175,0 мл 5 % раствора глюкозы

18 час — обтирание камф. спиртом

19 час — камфора (2,0) кардиазол клизма из 200,0 мл 5 % раствора глюкозы

19.37 — строфантин 19.42 — коффеин 19.50 — камфора (5,0)

20 — коффеин

20.10 — глюконат кальция 10,0 мл внутримышечно

20.35 — кардиазол (2,0)

20.45 — глюконат кальция 10,0 мл внутримышечно

20.50 — камфора (3,0) 21.00 — коффеин (2,0)

21.20 — 5 % раствора глюкозы 200 мл под кожу

21.40 — карбоген, кислород, камфора, адреналин, искусственное дыхание.

21.50 — смерть. (Выделено мной. — А.К.)

75 4/2

Время 7 ч., 12.45,13,50, 18.30, 21.50 и 22.45 обведено

3/ІІІ

После этих записей находятся выполненные на одном листе бланка Лечсанупра Кремля кривые изменений температуры, давления и пульса.

Далее следует два рукописных листа — черновики электрокардиограмм за 2 и 5 марта (снятые в 11 и 15 часов) [141]В рукописном журнале в 10 ч. 20 мин. 5 марта 1953 года сделана пометка: «Взята кровь на анализ и сделана электрокардиограмма, однако в заключении консилиума 5 марта в 12 час. дня отмечено, что ЭКГ была снята в 11 час. утра. В рукописном журнале отметки, свидетельствующие о том, что были сняты ЭКГ 2 марта и в 15 часов 5 марта, отсутствуют.
.

На этом рукописный журнал заканчивается. После текста рукописного журнала следуют результаты некоторых лабораторных исследований, выполненных в день смерти Сталина, которые в книге И. Чигирина не приводятся.

Официальные правительственные сообщения о болезни и смерти И.В. Сталина:

— Бюллетень о состоянии здоровья И.В. Сталина на 2 часа 4 марта 1953 года;

— Бюллетень о состоянии здоровья И.В. Сталина на 2 часа 5 марта 1953 года;

— Бюллетень о состоянии здоровья И.В. Сталина на 16 часов 5 марта 1953 года;

— Медицинское заключение о болезни и смерти И.В. Сталина,

приведены в Приложении 2 с целью возможности сравнения данных журнала с информацией официальных сообщений, опубликованных в печати.

Из совокупности вышерассмотренных официальных и неофициальных медицинских документов следует, что основным заболеванием Сталина, оказавшимся смертельным для него, является «кровоизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипертонической болезни», произошедшее в ночь на 2 марта. Естественно, что ни о каком отравлении в медицинском заключении не говорилось, хотя сразу же после похорон Сталина поползли различные слухи о его якобы насильственной смерти.

В последнее время многие авторы, пишущие на тему о «загадочной смерти» Сталина, уверенно ссылаются на мнение историка-любителя Николая Добрюхи, который решительно выступил против официально принятой версии о естественной смерти вождя. Длительное время он публиковал результаты своих изысканий в популярных периодических изданиях («Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Известия», «МК», «СС», «Огонек» и др.), а в 2007 году вышла его книга «Как убивали Сталина», где автор предстал уже под псевдонимом Николай Над. Дотошно разобрав рукописный журнал врачебных наблюдений, а также сохранившиеся в истории болезни черновые записи медицинского персонала, Н. Добрюха пришел к категорическому выводу, что слухи об отравлении Сталина:

«…имеют теперь документальное подтверждение. Скорее всего, вождь был отравлен ядом природного, органического, белкового происхождения. По оценкам современных специалистов, отравляющие вещества такого характера содержатся в ядах змей, пауков и скорпионов, а также в некоторых видах растений и бактерий. Действуют они путем нарушения дыхания и кровообращения, поражая лимфатические узлы, глаза, головной мозг и т. д., и, в зависимости от обстоятельств поражения в той или иной мере, ведут к гибели человека. Обнаруженные мною документы, — утверждает Н. Добрюха, — свидетельствуют о бесспорном наличии яда в организме Сталина. Вместе с тем точный его состав и происхождение эти документы не отражают. Видимо, в те жуткие дни и ночи, когда делались анализы крови страшно умиравшего Хозяина Кремля, разрешения, а тем более указания на это медики не получали. Да и вряд ли бы получили, если бы даже очень захотели. Однако факт отравления они установили однозначно!»

В подтверждение обоснованности своей версии Николай Добрюха приводит оценку, которую незадолго до смерти дал бывший руководитель КГБ СССР Владимир Крючков: «Исследование «Как убивали Сталина», конечно, сильный материал… Документы о последней болезни и смерти Сталина настолько значительны, что теперь от них никто не сможет отвернуться. Впервые мы имеем дело не с набором воспоминаний, слухов и предположений о смерти Сталина, а с исследованием подлинных документов».

Вместе с тем Николай Добрюха признает, что еще не все секреты событий в начале марта 1953 года раскрыты. Он сослался на слова некоего «высокопоставленного чиновника», который заявил, что причины болезни и смерти Сталина — «это личная тайна семьи Сталина, и рассекретить ее будет разрешено только через 75 лет после случившегося, то есть в 2028 году». По оценке Н. Добрюхи, «эти слова… видимо, обычная отговорка, охраняющая не секреты семьи вождя, а тайну смерти Сталина».

 

Глава 7. Был ли отравлен И.В. Сталин?

Надо отдать должное исследовательскому таланту Н. Доб-рюхи, который основательно изучил все имеющиеся медицинские документы, связанные с болезнью и смертью И.В. Сталина, поэтому нельзя с ходу отмести его сенсационные выводы, даже при всей их сомнительности.

Вначале Н. Добрюха решительно утверждал, что он обнаружил данные обследования здоровья Сталина, относящиеся к началу 50-х годов, в которых нет ни малейших следов признаков гипертонии. Выше уже приводились эти аргументы, взятые из истории болезни Сталина, и было сделано осторожное, но твердое заключение, что они весьма сомнительны, поскольку трудно доказать, какие именно документы были изъяты из истории, и главное, почему? Однако, как, косвенно, противореча самому себе, доказал И. Чигирин, изъяты, скорее всего, те документы, которые могли бы подтвердить, что у Сталина и раньше были серьезные проблемы со здоровьем со стороны сердечно-сосудистой системы.

Видимо, сознавая слабость своей аргументации по отрицанию у Сталина гипертонической болезни, Н. Добрюха сосредоточился на доказательстве не им первым высказанной версии, согласно которой Сталин был отравлен, причем это якобы было документально подтверждено консилиумом врачей в ходе лечебных и реанимационных процедур 2–5 марта 1953 года. Это очень серьезное утверждение, которое требует не менее серьезного обоснования, чтобы версия выглядела правдоподобной.

Действительно, в рукописном журнале зафиксировано два момента, которые при желании можно трактовать, как следствие наличия в организме Сталина неких ядовитых веществ: это — желудочное кровотечение и лейкоцитоз, проявившиеся в последний день жизни вождя. Так, в заключение консилиума от 5 марта в 12 часов дня отмечается:

«Состояние больного на утро 5 марта резко ухудшилось. Расстройства дыхания усилились и были особенно резко выражены во вторую половину ночи и утром 5/III. В начале девятого появилась кровавая рвота, необильная, которая закончилась тяжелым коллапсом, из которого больного с трудом удалось вывести. В 11.30 час. после нескольких рвотных движений вновь наступил коллапс с сильным потом, исчезновением пульса на лучевой артерии; из коллапса больной был выведен с трудом после инъекции камфоры, кофеина, кардиозола, строфантина и т. д.

Электрокардиограмма, снятая в 11 час. утра, показала острые нарушения коронарного кровообращения с очаговыми изменениями преимущественно в задней стенке сердца.

Причиной кровавой рвоты консилиум считает сосудисто-трофические поражения слизистой оболочки желудка.

А в заключение консилиума на 1 час ночи 5 марта отмечалось:

«При исследовании крови отмечено увеличенное количество белых кровяных телец до 17.000 (вместо 7.000— 8.000 в норме) с токсичной зернистостью в лейкоцитах (выделено мной. — А.К.).

При исследовании мочи обнаружен белок до 6 % (в норме 0)».

Заключение о повышенном содержании лейкоцитов в крови сделано, похоже, на основании лабораторного исследования № 14966, проведенного врачом-лаборантом Виноградовой. Правда, в этом документе, который Н. Добрюха якобы впервые обнаружил в «черновых» бумагах истории болезни Сталина, содержание лейкоцитов еще больше— 21.000. Документ традиционно выписан не на имя Сталина, а на одного из офицеров его охраны (Хрусталева).

Вот как объясняет Н. Добрюха два этих фактора, озадачивших врачей, опираясь на воспоминания профессора А.Л. Мясникова о появлении у больного кровавой рвоты, который писал: «Утром пятого у Сталина вдруг появилась рвота с кровью; эта рвота привела к упадку пульса, кровяное давление пало. И это явление нас несколько озадачило — как его объяснить?

Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревоге и догадках…» Н. Добрюха решительно заявляет: «…нельзя забывать — эти воспоминания писались в те годы, когда еще тема эта находилась под страшным запретом. Если даже сейчас к ней допускаются лишь избранные (я — случайное исключение?!), то можно представить, как это было засекречено тогда! И, тем не менее, какое красноречивое, хотя и весьма поверхностное, то есть какое-то недосказанное признание о догадках…»

Воспроизводя события по рукописному журналу за 5 марта 1953 года, Н. Добрюха пишет: «С 1 часу до 3 часов ночи дневник опять почти не ведется.

Вначале я думал, что это от полной безнадежности, но, когда вдруг обнаружил цитируемую ниже невзрачную бумагу, то… стало ясно, что это… от незнания, что делать, точнее— от незнания, как поступить?! К этому времени (в ночь на 5 марта) пришли анализы крови и мочи, из которых следовал однозначный вывод: отравление(і), отравление (!!), отравление (!!!). Заключение консилиума на 1 час ночи 5 марта предельно лаконично: <«…> При исследовании крови отмечено увеличение количества белых кровяных телец до 17 ООО (вместо 7000–8000 в норме) с токсической зернистостью в лейкоцитах. (Вот оно!!! — НАД.) При исследовании мочи обнаружен белок до б промилле (в норме 0)». Еще одно подтверждение! Все стало ясно. Но… как врачи это могли сообщить Берии? Сразу бы последовал вопрос: «Лучше сами признавайтесь, кто из вас отравил товарища Сталина?! Иначе — всех…» Что делать? Решили, учитывая безнадежность положения и упущенное время, просто зафиксировать факт… Поэтому была такая длительная без всяких процедур пауза, нашедшая отражение в полном бездействии и первой записи лишь в 3 часа ночи… — НАД.)

3 ч. ночи. <…> Печень остается увеличенной. (Один из обязательных признаков сильнейшего отравления. — НАД.)

3 ч. 30 м. <…> В пальцах левой руки временами движения перебирания, в левой ноге стереотипные движения поднимания ее и отведения. Правые конечности неподвижны. Коновалов, Ткачев, Глазунов.

4.55. Появилась икота (2–3 раза). (Теперь события начнут развиваться стремительно! — НАД.)

6.00. У больного появилась икота (2–3 раза).

6.30. Снова появилась икота.

7.00. В 7.10 была икота, затем снова дыхательная пауза. Коллапс. Профузный пот. Дан кислород. В 7.12 дан кислород с несколькими глотками углекислоты. Цианоз нарастает.

7.20. У больного наблюдалось двигательное беспокойство, он попытался вставать. Цианоз не исчезает. Обильный пот. Похолодания ног нет.

7.50. <…> Икота.

8.00. <…> Икота.

8.20. Двигательное беспокойство. Позывы на рвоту. Рвота с кровью (рвотные массы темного цвета). Несколько приподняли верхнюю часть туловища и голову. Сделана инъекция кофеина (1 кб. см). Состояние крайней тяжести. Больной открыл глаза. Резкий цианоз. Кровяное давление 170/110. Пульс— 110 в минуту, слабого наполнения. Рвотные массы посланы на анализ.

8.27. Снова рвотные движения. Под голову и верхнюю часть туловища подложена еще подушка.

8.30. Пульс 104. Больной побледнел и вспотел… Дыхание неглубокое 30 в минуту (при норме 16–18 в минуту. — НАД.), правильного ритма.

8.40. Снова повторились рвотные движения…

8.45. Кровяное давление 155/95.

8.50. <…> Кровяное давление 145/90… Дыхание стало ровным, но поверхностным.

9.05. Снова позывы на рвоту… Кровяное давление 170/105.

9.25. Рвоты нет…

10.15. Восстановилось ровное, глубокое дыхание. Изредка икота. Пульс 120 в минуту, число дыханий — 30 в минуту. В 10 час. температура 36,8°. Глазунов.

10.50. Появилась икота, которая затем быстро прекратилась.

11.08. Небольшой кашель…

11.14. Икота.

11.20. Кашель, рвотные движения, пульс стал очень слабым. Головной конец тела приподнят — подложены дополнительные подушки. Под кожу введен 1 кб. см кофеина и 1 кб. см кардиозола.

11.30. Внезапно наступили позывы на рвоту. Состояние больного сразу ухудшилось. Наступило резкое побледнение лица и верхнего отдела туловища. <…> Наблюдалось легкое движение головы, 2–3 тикообразных подергиваний в левой половине лица и судорожные толчки в левой ноге.

(Признаки сильнейшего отравления, как говорится, налицо. Свидетельствуют о нем и анализы кровавой рвоты. Исследование первого сгустка крови, выброшенного утром 5 марта 1953 года, состоялось уже в 9 часов 15 минут. На приемном бланке № 14944 (номер от руки) написано: «Доставлен на салфетке сгусток темно-красного цвета величиной 3 см на 2 см. Сгусток отмыт физиологическим раствором, который окрасился ярко красным цветом, при исследовании взвеси оказались неизменные эритроциты. Нерастворимая часть сгустка отправлена для гистологического исследования. Лаборант Виноградов(а)».

Далее, на бланке «Гистологического исследования № 226 (от 05.03.1953)» клинико-диагностической лаборатории пато-лого-анатомического отделения Кремлевской больницы указывается: «Объект исследования — сгусток крови. Врач Сыряцкая. Результаты исследования: при микроскопическом исследовании обнаружен свежий сгусток крови: в нитях фибрина эритроциты и лейкоциты. 5.111.1953». Подпись неразборчива. Кажется, «В. Кирилова».

А перед этим в 9 часов туда же была привезена на исследование первая порция рвотной массы. Вот что о ней говорится в документе № 14934: «Доставлено небольшое количество рвотной массы коричневого цвета на салфетке. При исследовании реакция Грегерсена— резко положительная. (Определяет скрытую кровь в содержимом желудочно-кишечного тракта. — НАД.) После отмывания рвотных масс физиологическим раствором с последующим центрофугирова-нием и исследованием осадка обнаружено, что осадок состоит из неизменных и выщелочных эритроцитов в небольшом количестве и значительного количества аморфного кровяного распада клеток эпителия в небольшом количестве. Лаборант Виноградов(а)». Даже неспециалисты ужаснутся от таких анализов. — НАД.)

11.40. <…> Позывов на рвоту нет.

11.45. Восстанавливается дыхание, оно становится более глубоким и ровным. Лицо покрыто потом. Кожные покровы бледноваты, губы и кисти рук (особенно ногти) цианотичны. Глазунов.

Заключение консилиума 5 марта в 12 час. дня

<…> Вначале девятого у больного появилась кровавая рвота… которая закончилась тяжелым коллапсом, из которого больного с трудом удалось вывести. В 11 час. 30 мин. после нескольких рвотных движений вновь наступил коллапс с сильным потом, исчезновением пульса на лучевой артерии; из коллапса больной был выведен с трудом…

(Этого тогда в газетах не печатали. Вот, скорее всего, когда кто-то из врачей, уже имея на руках повторный анализ, под большим секретом сообщил сыну Сталина Василию, что в действительности случилось с отцом. И Василий, как пишет его сестра Светлана, стал кричать: «Отца отравили!..» — НАД.)

12.00. <…>Наблюдается дрожание головы.

12.10. Вновь появилась икота на короткое время.

12.15. <…> Икоты нет…

12.30. <…> Временами дрожание головы.

12.40. Снова наблюдается икота.

12.55. Икота.

14.35. Икота (2 раза).

14.55. Поднес левую руку к губам, шевелил губами, выпил 2 чайных ложки воды.

16.00. <…> Живот более вздут, чем обычно. (Кстати, дочь вспоминает, что Сталин якобы, стал заниматься под конец жизни самолечением. Капал в стакан с водой йод и… выпивал в качестве какого-то лекарственного средства. Самоотравление йодом в такой форме действительно могло быть, и могло кончиться такой же кровавой рвотой цвета кофейной гущи. Однако… тогда бы не наблюдалась «токсическая зернистость в лейкоцитах». — НАД.)

17.00. <…> Иногда икота (2–3 раза).

18.00. <…> Один раз была икота. Издавал 3 раза звуки стона. (До смерти остается 3 часа 50 минут. — НАД.)

19.40. Кровяное давление 150/100. Ткачев.

20.10. <…> Коматозное состояние… Потливость общая, резкая. Неполное смыкание век. (Кома — угрожающее жизни состояние с отсутствием сознания и реакций на любые внешние раздражители, обусловлено нарушением кровообращения в головном мозге и (или) токсическим повреждением клеток центральной нервной системы ядами. — Комментарий специалистов. — НАД.)

21.10. Резкий цианоз лица. Кожа влажная. <…> Живот вздут…

21.30. Резкая потливость. Больной влажный. Пульс нитевидный. Цианоз усилился.

21.40. Карбоген (4,6 %С02) 30 секунд, потом кислород. Цианоз остается. Пульс едва прощупывается. Больной влажный. Дыхание учащенное, поверхностное. Повторен карбоген (6 °CO2) и кислород. Сделаны инъекции камфоры и адреналина. Искусственное дыхание.

21.50. Товарищ И.В. Сталин скончался.

(Третьяков, Лукомский, Тареев, Коновалов, Мясников, Филимонов, Глазунов, Ткачев, Иванов.)

Многие задокументированные врачами (в том числе предсмертные) наблюдения за Сталиным разительно отличаются от того, что пишут по памяти другие очевидцы, например, дочь Светлана: «Впервые, я увидела отца нагим… В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Поднял вдруг кверху левую руку и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела». Так вспоминает дочь, правда, с оговоркой: «Не знаю, так ли было на самом деле…»

Обращает внимание фраза: «Впервые, я увидела отца нагим…» Это дочь… за 27 лет жизни! Что уж тут говорить об остальных(?!), многие из которых вообще видели живого Сталина впервые так близко… Кстати, из книги Светланы Аллилуевой «20 писем к другу» можно сделать вывод, что дочь отца не узнала, объясняя это тем, что болезнь изменила его до неузнаваемости. Впрочем, быть может, это все-таки был двойник, и поэтому узнать отца дочь не могла???» [144]Н. Над. Как убивали Сталина. С. 352–357.
(Выделено мной. — А.К.).

После такого неожиданного завершения подробного анализа предсмертного состояния больного, свидетельствующего об отравлении Сталина, отпадает всякое желание дальше цитировать Н. Нада. Действительно, зачем, если отравили вовсе не Сталина, а его двойника, причем, как это «убедительно» доказывает в своей книге Н. Над, это был не первый и даже не второй двойник, а третий. А где же первые два? Н. Над «аргументированно» доказывает, что настоящий Сталин был отравлен еще 23 декабря 1937 года, а его первый двойник 26 марта 1947 года: (подумать только, какие точные даты!!!). Внимательный читатель этой занимательной книги с удивлением обнаружит, что эти две версии об отравлении «истинного» Сталина и его второго и третьего двойников совершенно равнозначны по своей доказательной базе, и, в растерянности захлопнув книгу, неминуемо сделает вывод, что у автора этого замечательного труда, видимо, случилось раздвоение личности.

Ему бы означенную книгу разделить на две, в одной из которой «обосновать» факт отравления Сталина «…ядом природного, органического, белкового происхождения», а в другой осветить лихо закрученный детектив о многочисленных двойниках Сталина, один из которых был отравлен до смерти или просто убит на Ближней даче и там же замурован в подвале, а другой, быстренько подготовленный Берией, предстал перед врачебным консилиумом для производства над ним лечебных и реанимационных процедур. Автором первого произведения мог бы открыто выступить сам Николай Алексеевич Добрюха, а вот под вторым он мог подписаться своим псевдонимом — Н. Над, сохранив при этом в тайне, что «псевдоним, составленный из первых букв имени, отчества и фамилии автора, отражает его стремление быть НАД схваткой сторон, чтобы видеть, где находится истина». Каково?

Тем не менее, мы продолжим цитирование достаточно правдоподобной аргументации Н. Добрюхи, касающейся результатов анализа крови Сталина, полученных в последний день его жизни.

«Итак, первые результаты анализов крови и мочи, потрясшие врачей, поступили в их распоряжение примерно к началу суток 5 марта 1953 года, т. е. тогда, когда предпринимать что-то было уже поздно, поскольку ядовитые вещества, попавшие в организм, привели к необратимым нарушениям в сердце и всей системе кровообращения Сталина, включая, что особенно опасно, головной мозг. Почему обнаружение ядов оказалось столь запоздалым, специалисты объяснили мне чуть позже, когда комментировали самые страшные моменты анализов крови?!

…Второй анализ 5.03.1953 г., отраженный в «Исследовании крови № 14966», дал еще более ошеломляющие результаты, а именно:

Гемоглобин по Сали — 83;

Эритроциты — 4740000 (эритроциты в норме);

Цветной показатель — 0,88;

Лейкоциты — 21.000 (При норме 5000–8000. Белые кровяные клетки поглощают бактерии, вредные для организма частицы и чужеродные вещества. — НАД.)

Лейкоцитарная формула:

Лимфоциты— 4,5 % (При норме 22–30 %. Резкое их уменьшение означает серьезную борьбу организма за сохранение своей жизнеспособности и одновременно — опасное снижение защитных функций организма. Кроме того, резкое снижение числа лимфоцитов означает, что они зафиксировали в организме токсины, т е. отравляющие вещества преимущественно природного происхождения, и начали активно превращаться в моноциты и макрофаги, способные поглощать и переваривать токсины, что и нашло отражение в следующих ниже показателях крови. — НАД.)

Моноциты— 10,5 % (При норме 4–8 %. Это дополнительное подтверждение наличия в организме токсинов. Превращение лимфоцитов в моноциты, а моноцитов в макрофаги свидетельствует о борьбе организма не на жизнь, а на смерть. Обнаружение нарастающего числа макрофагов говорит о необходимости борьбы организма именно с токсическими веществами. — НАД.)

Клетки Тюрка — 0 % (При норме 0–1 %. — НАД.)

Базофилы — 0 % (При норме 0–1 %. — НАД.)

Эозинофилы— не найдены (При норме 1–4 %. Способны обезвреживать токсины. — НАД.)

Нейтрофилы— 85 % (При норме 55–68 %. Рост числа нейтрофилов, пожалуй, главный свидетель наличия именно токсических ядов в организме. Именно нейтрофилы способны поглощать токсины и вообще мелкие инородные тела. Токсины — сложные соединения белковой природы бактериального, растительного или животного происхождения, вызывающие в зависимости от форм проникновения в организм и силы своего воздействия летальный исход. Этот показатель на бланке жирно подчеркнут синим карандашом. — НАД.)

Классификация нейтрофилов по Шиллингу

Миэлоциты — 0 % (При норме 0 %. — НАД.)

Юные — 0 % (При норме 0 %. — НАД.)

Палочко-ядерные— 18 % (При норме 2–5 %. Этот показатель тоже жирно подчеркнут синим карандашом. — НАД.)

Сегментно-ядерные — 67 % (При норме 50–68 %. — НАД.)

Особые замечания. В части нейтрофилов имеется токсическая зернистость.

Лаборант Виноградов(а)».

Вот эти «Особые замечания» и повергли в шок врачей, пытавшихся вылечить Сталина, ибо они-то знали (в отличие от простых смертных), что: зернистые лейкоциты или гранулоциты (т. е. базофилы, эозинофилы и нейтрофилы) защищают организм человека от бактерий и токсических веществ. В сталинском же случае была обнаружена в лейкоцитах именно «токсическая зернистость».

Здесь необходим дополнительный комментарий специалистов. Вот что они мне дали прочитать: «Сильнодействующие вещества ядов некоторых животных (змей, насекомых и пр.) и растений, а также токсины бактерий являются белками. (Поэтому, как я понял, резкое повышение белка в моче означает отравление организма этими ядами… или одним из этих ядов. — НАД.) При попадании в кровь… опасных для организма продуктов… вырабатываются антитела — белки иммуноглобулина, принимающие участие в нейтрализации токсичных чужеродных белков… Некоторые отравления вызывают тахикардию, т. е. учащение сердечных сокращений более 90 в 1 минуту при норме 60–80…»

Тут я спросил: «Почему анализы крови не сразу, а только на 3 день, показали наличие токсинов?» Мне сказали: «Даже самые плохие студенты медвузов знают: чтобы лейкоциты отреагировали на чужеродные токсические частицы в организме человека, и произошло накопление антитоксичных моноцитов и нейтрофилов, лимфоциты должны иметь более или менее продолжительное время для распознавания этой чужеродности и время для образования такого количества моноцитов и нейтрофилов, которое способно пытаться уничтожать эту чужеродность. Что и имело место. Однако, когда обнаружили эту токсичность в лейкоцитах вашего больного, было уже поздно, так как произошли невосстановимые разрушения в сердце и головном мозге…» Что, кстати, и показала— мысленно вспомнил я, — электрокардиограмма 5 марта, до этого (2 марта) не фиксировавшая сколько-нибудь серьезных изменении в сердце Сталина!

— Когда же и что нужно было делать, чтобы попытаться спасти больного? — не унимался я. И мне ответили: «Во всех случаях должно производиться промывание желудка… даже по истечении 3–5 и более часов после поступления яда. И независимо от того, применялись или нет другие мероприятия! Полезность и сила этого метода в относительный быстроте и полноте выведения яда из желудка (если отравление произошло через рот), а также в уменьшении опасности мозгового инсульта у пожилых людей, благодаря отсутствию подъема кровяного давления, какое бывает из-за сильного натуживания при рвоте… Кстати, во многих случаях промывание желудка помогает и при других формах попадания яда в организм, а не только через рот. Почему? Долго объяснять… Но поверьте на слово, что это точно!..»

Внимательно перечитывая журнал врачей, я с удивлением обнаружил, что все или почти все сказанное специалистами имело место и в случае со Сталиным. Причем, надо сказать, показывая журнальные записи специалистам, я не стал объяснять, кого они касаются конкретно. Да меня, консультируя, и не спрашивали, видимо, предпочитая жить по принципу: меньше знаешь — лучше спишь! Короче, я получил консультацию, а они — деньги. И… разошлись (выделено мной. — А К.).

Итак, когда врачи, лечившие Сталина, все это поняли, было уже поздно. (На что, скорее всего, и рассчитывал Берия!) После обнаружения «зернистой токсичности в лейкоцитах» врачи наверняка осознали, что отравление было совершено таким образом, чтобы сперва проявилось не само первичное заболевание (т. е. отравление), а так сказать, бросавшаяся в глаза видимость болезни в форме кровоизлияний в мозг и желудок, т. е. последствия отравления.

Светила медицины, напуганные разраставшимся в те дни «делом врачей», заявлять во всеуслышание о том, что они поняли, не решились. Оставили только (на всякий случай?!) ничего не говорящую некомпетентным людям запись «токсическая зернистость в лейкоцитах», которая тогда «просто затерялась» среди бумаг и… поэтому(?) не вошла в официально обнародованные документы.

Медики понимали: скажи они, что имеет место отравление, а они все эти дни лечили инсульт и гипертонию (т. е. болезнь, а не причину!), и Берия арестует их тут же. А уж под пытками они сами наговорят чего угодно!

Так организованное (неважно кем!) «дело врачей» сыграло свою зловещую роль в убийстве Сталина.

Все это подтвердит вскрытие. Но кто же из патологоанатомов рискнет в Акте написать это прямо, когда Хозяин тела уже абсолютно бессилен защитить тех, кто узнал и мог бы сказать народу правду?!»

В чем Н. Добрюха безусловно прав, так это в том, что «дело врачей» не могло не повлиять на членов комиссии при принятии ими заключений по поводу неожиданных результатов объективных исследований состояния здоровья Сталина. Так, в своих воспоминаниях о последних днях жизни и смерти вождя действительный член Академии медицинских наук СССР, директор Института терапии АМН СССР, профессор АЛ. Мясников, а в ту пору член комиссии по оказанию врачебной помощи Сталину, рассказал:

«На следующее утро, четвертого, кому-то пришла в голову идея, нет ли вдобавок ко всему инфаркта миокарда. Из больницы прибыла молодая врачиха, сняла электрокардиограммы и безапелляционно заявила: «Да, инфаркт». Переполох. Уже в деле врачей-убийц фигурировало умышленное недиагностирование инфаркта миокарда у погубленных-де ими руководителей государства, теперь, вероятно, мы… (выделено мной. — А.К.). Ведь до сих пор мы в своих медицинских заключениях не указывали на возможность инфаркта. А они уже известны всему миру».

Есть от чего прийти в отчаяние, если по «делу врачей» проходит профессор В.Н. Виноградов — лечащий врач самого И.В. Сталина, обвиненный в неправильном лечении Калинина, Щербакова и Жданова, что явилось, якобы причиной их преждевременной смерти. К интриге, связанной с электрографическим исследованием сердечной деятельности больного мы еще вернемся, а сейчас притупим к рассмотрению результатов вскрытия тела Сталина, отраженных в «Акте па-тологоанатомического исследования тела Иосифа Виссарионовича Сталина».

Вскрытие производилось с 4 часов утра до 1 часа дня б марта 1953 года, т. е. началось через б часов 10 минут после официально объявленного наступления смерти в 21 час 50 минут 5 марта 1953 года. В комиссию входили 19 человек. Из них: 9 основных членов (министр здравоохранения СССР Третьяков А.Ф., начальник Лечсануправления Кремля Куперин И.И., Президент АМН СССР академик Аничков Н.Н., действительный член АМН СССР профессор Скворцов М.А., член-корреспондент АМН СССР профессор Струков А.И., член-корреспондент АМН СССР профессор Мардашев С.Р., Главный патологоанатом министерства здравоохранения СССР профессор Мигунов Б.И., профессор Русаков А.В., доцент Усков Б.Н.), 4 представителя от лечивших врачей (Главный терапевт Минздрава СССР профессор Лукомский П.Е., действительный член АМН СССР профессор Коновалов Н.В., действительный член АМН СССР профессор Мясников А.Л., профессор Евдокимов А.И.) и 6 сотрудников Лаборатории при Мавзолее В.И. Ленина (профессор Кушко В.М., доцент Авцын А.П., Кузнецов И.С., Дебов С.С., Обысов А.С., Шестаков И.Д.). Последним шести предстояло участвовать в бальзамировании тела, чтобы вскоре оно предстало для всеобщего поклонения.

Далее мы вновь обратимся к сочинению Н. Добрюхи, поскольку он категорично утверждает, что его версию об отравлении Сталина результаты вскрытия серьезно подтверждают:

«По неизвестным мне причинам Акт подписали 11 человек из… 19! И, если можно понять, почему нет подписей б специалистов по бальзамированию, то отсутствие двух подписей представителей от лечивших врачей (не подписали Коновалов и Евдокимов) наводит на размышления, которые после изучения Акта вскрытия только усиливаются… Конкретные сомнения лучше выражать по ходу цитирования, что я и сделаю.

Первым делом, дабы развеять мифы о «натуральных показателях» Сталина, приведу фактически зарегистрированные данные. Это нужно хотя бы потому, что не так давно по центральному ТВ даже ученые с мировым именем несли такую ахинею, от которой, как говорится, уши вянут (впрочем, не берусь утверждать, чьи это данные — вождя или его двойника?)».

Опять двойника! Удивительно, зачем автор по-своему замечательного исследования причин смерти Сталина постоянно путает две версии, одна из которых просто не выдерживает элементарной критики, о чем речь впереди. Этим серьезно подрывает свою аргументацию первой версии об отравлении «самого» Сталина.

Итак: «Рост Сталина И.В. — 170 см. Состояние питания умеренно-повышенное. Вес тела — 70 кг. Вес головного мозга — 1340 гр. (При среднем весе у человека — 1375 грамм. — НАД.) Размеры сердца 12 x 12,5 x 6,5 см, вес 540 гр… (Обычно сердце взрослого человека весит около 300 г или равно 1/200 веса тела, т. е. у Сталина сердце должно было бы весить примерно 340–360 г. В Акте же указывается 540 г., что характерно для гипертоников или для хорошо тренированных людей, каким и был Сталин. Это может объяснять, почему он так долго сопротивлялся смерти, в то время как другие, подопытные жертвы, от аналогичных доз яда погибали «почти моментально». — НАД.) Печень: 26 x 18 x 8 см, вес 1540 гр. (По весу соответствует норме. — НАД.) Почки. Левая: 12 x 4,5 x 2,5 см, вес— 150 гр. Правая: 12 x 6 x 3 см, вес — 160 гр.) (В пределах нормы. — НАД.) <…> Органы малого таза не осмотрены по условиям бальзамирования. <…> Щитовидная железа, гипофиз и половые железы не осмотрены по условиям бальзамирования».

Вскрытие было не полным, чтобы не ухудшить «условия бальзамирования». По тем же «условиям бальзамирования полость рта не раскрывалась, и язык, миндалины, пищевод, гортань и трахея не были осмотрены». Впрочем, после того, как врачи увидели анализы крови, мочи и состояние желудка, продолжать вскрытие не имело смысла. Все и так стало ясно!

…Теперь можно переходить к сенсации вскрытия. Сенсация вскрытия в том, что оно не подтвердило публично объявленных «воспалительных очагов в легких». Зато показало такое состояние желудочно-кишечного тракта, какое однозначно могло быть только при сильнейшем и тотальном отравлении, которое будто бесчисленной дробью посекло слизистые желудка и кишечника… да так, что на них не осталось живых мест. Это объясняло, откуда такой бешеный лейкоцитоз (21.000!) при активной профилактике и отсутствии воспаления легких, на которое так рассчитывали начальники от медицины, дабы объяснить этим идущую в организме вождя борьбу лейкоцитов с чем-то якобы необъяснимым и одновременно тем самым скрыть загадочную кровавую рвоту и… «непонятно» откуда взявшуюся «токсическую зернистость в лейкоцитах».

Чтобы не сказали, дескать, клевещу на медначальников, напомню, что писали в те дни газеты под бдительным руководством Берии.

«В ночь на 2 марта у И.В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг… на почве гипертонической болезни и атеросклероза. <…> На 2 часа (ночи. — НАД.) 5 марта 1953 года существенных изменений в легких, а также со стороны органов брюшной полости за истекшие сутки не установлено. В моче обнаружен белок и красные кровяные тельца (т. е. моча — с кровью! — НАД.)… При исследовании крови отмечено увеличение количества белых кровяных телец (до 17 тысяч). <…> В связи с повышенной температурой и высоким лейкоцитозом усилена пенициллинотерапия (проводившаяся в профилактических целях с начала болезни).

<…> Утром 5 марта наблюдались в течение трех часов явления тяжелой дыхательной недостаточности… В 8 часов утра развились явления острой сердечно-сосудистой недостаточности (коллапс); кровяное давление понизилось, пульс участился, увеличилась бледность. <…> Снятая в 11 часов утра электрокардиограмма показала острые нарушения кровообращения в венечных артериях сердца с очаговыми изменениями в задней стенке сердца (электрокардиограмма, снятая 2 марта, этих изменений не устанавливала). В 11 часов 30 минут вторично наступил тяжелый коллапс… На 16 часов кровяное давление: максимальное— 160, минимальное— 100; пульс 120 в минуту, аритмичный, дыхание 36 в минуту, температура 37,6°; лейкоцитоз 21 тысяча» (выделено мной. — А.К.).

«Из медицинского заключения о болезни и смерти И.В. Сталина».

<…> С первого дня болезни повысилась температура, и стал отмечаться высокий лейкоцитоз, что могло указывать на развитие воспалительных очагов в легких».

А теперь то, что газеты скрыли от народа тогда, и… до сих пор скрывают официальные инстанции, объясняя это тем, что «это — личная тайна семьи Сталина и рассекретить ее будет разрешено только через 75 лет после случившегося, т. е. в 2028 году». Однако эти слова высокопоставленного чиновника, видимо, обычная отговорка, охраняющая не секреты семьи вождя, а тайну смерти Сталина и… его убийцы Лаврентия Павловича Берии!!!

Действительно, разве должен быть тайной от народа «Акт патологоанатомического исследования»!?), в котором как прокурорское обвинение звучат следующие слова: «Содержимое желудка представляет собой черного цвета жидкость в количестве 200 кб. см. На слизистой желудка обнаружены множественные мелкие черно-красные точки, легко снимающиеся ножом. По удалении их на слизистой желудка обнаруживаются мелкоточечные углубления. Слизистая желудка сглажена. Такого же характера изменения обнаружены на слизистой двенадцатиперстной кишки.

На вершине складок верхнего отдела тощей кишки в слизистой оболочке обнаружены мелкоточечные кровоизлияния. Такие же кровоизлияния кое-где встречаются и на протяжении всего тонкого кишечника.

В просвете верхнего отдела тонкого кишечника обнаружена густая темно-зеленого цвета масса, приобретающая на остальном протяжении кишечника черную окраску. Слизистая тонкого кишечника — местами интенсивно окрашивается этой полужидкой массой в черный цвет…»

После такой «убийственной картины» Генеральной прокуратуре самое время сделать заявление, что, по результатам вскрытия, возбуждается уголовное дело — дабы народ знал, что ни одно убийство в России (каким бы ни был срок его давности) не останется безнаказанным!!!»

От логики представленного исследования нельзя так просто отмахнуться. То, о чем пишет Н. Добрюха отнюдь не его выдумка, а результат систематизированного анализа данных «Журнала наблюдений» и «Акта вскрытия…». О серьезности представленного материала положительно отозвался бывший руководитель КГБ СССР Владимир Крючков, авторитетному мнению которого нет причин не доверять:

«Исследование «Как убивали Сталина», конечно, сильный материал. Очень сильный материал. Убедительный. Правда, за 17 лет руководства внешней разведкой СССР я привык, чтобы по любому значительному поводу высказывалось, как можно больше знающих людей. Брать на себя истину в последней инстанции ни одному человеку не под силу. Поэтому хотелось бы, чтобы после публикации тех ошеломляющих материалов, которые обнаружил и исследовал Добрюха, на этот счет высказались и другие видные специалисты, и вообще все, кто имеет к этому серьезное отношение. Всегда оказывается лучше, когда один человек не навязывает остальным свои выводы, а ведет дело так, чтобы вопрос, поднятый им, вызывал свободное обсуждение, уточняющее и дополняющее уже достигнутый результат.

Дальше. Было бы хорошо, чтобы по итогам обсуждения группа находящихся наверху и вызывающих доверие экспертов обнародовала выводы, имеющие бесспорные доказательства, а также вопросы, которые еще требуют своего решения.

Вместе с тем надо признать, что впервые материалы о последней болезни и смерти Сталина настолько значительны, что теперь от них уже никто не сможет отвернуться. Как человек, проработавший главную часть жизни в компетентных органах, я всегда думал, что в случившемся в ту первую весеннюю ночь 1953 года много загадочного: и врачей долго не было; и поведение тройки «Берия — Маленков — Хрущев» — странное; и многое другое вызывает непростые вопросы…

И вот наконец-то сделан(!) в нужном направлении очень примечательный первый шаг, такой шаг, от которого не отвертишься. Теперь ни один уважающий себя историк или политик не сможет не иметь этого в виду. Этот шаг примечателен тем, что впервые позволяет перейти от исследований воспоминаний, слухов и предположений к исследованию главных подлинных документов».

В то же время, В. Крючков решительно отвергает версию Н. Добрюхи о существовании двойников Сталина, которая годится, разве что, для «захватывающего» детектива, но серьезно снижает уровень доверия к довольно правдоподобной версии об отравлении Сталина:

«Что же касается темы двойников Сталина, то ее исследование не кажется мне убедительным. Впрочем, у меня не было времени заняться разработкой подобной информации, поскольку нараставшие как снежный ком проблемы Перестройки, случившейся в бытность мою Председателем КГБ СССР, не давали даже оглянуться назад…

Однако даже та информация, которой я располагаю, говорит, что никаких двойников у Сталина не было, как не было их у Хрущева, Брежнева, Андропова и Горбачева. Но разговоров про это приходилось слышать немало… Вот на Западе и в других странах такая практика была… И то — больше в государствах так называемого «третьего мира». А у нас нет! Даже после попытки выстрелить в Горбачева в ходе демонстрации на Красной площади этот вопрос не вставал.

Если бы двойники у Иосифа Виссарионовича были, вряд ли эту тайну кому-то удалось бы бесследно унести на тот свет. Если бы она была, кто-кто, а я бы ее знал…

Материалы же насчет последней болезни и смерти Сталина — это, действительно, по-настоящему серьезно!»

Этой же точки зрения придерживается Е. Прудникова, которая, с одной стороны, решительно отвергает надуманную и несерьезную версию о двойниках Сталина, в то время как исследование Н. Добрюхи по версии об отравлении Сталина она признает весьма серьезным, обильно цитируя его в своей книге «Роковой год Советской Истории» (М., «Яуза»-«Эксмо», 2008):

«Не будем путать документалку и детектив, поэтому позвольте не поверить, что Сталина можно было заменить двойником и множество людей, с которыми он виделся ежедневно, не заметили бы подмены. Такое бывает только в бразильском сериале. Но вот что интересно — так это сообщенная Добрюхой первая запись в журнале врачей, датируемая 7 часами утра: «Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме». Правда, из этого он почему-то делает вывод, что «его сразу нашли мертвым, а потом полураздетого покойного вождя заменили «срочно заболевшим» одетым в костюм двойником». По-видимому, он так считает, потому что верит Лозгачеву, который вспоминал, что Сталин был в нижней солдатской рубашке— помните? Но Лозгачеву верить нельзя никак. И кстати, пикантность этой записи знаете в чем? Костюма в обычном понимании у Сталина не было вообще! Он носил или полувоенный френч без знаков различия, или положенный ему по званию мундир. Разве что врачи назвали «костюмом» френч?

Аналогичное свидетельство (непонятно кого) приводят Брент и Наумов: Сталин «лежал на диване в бессознательном состоянии. Он был одет в свою обычную одежду». Это еще раз подтверждает версию, что все случилось до того, как Сталин лег спать» (выделено мной. — А.К.).

Н. Добрюха не просто самостоятельно обосновывает версию отравления вождя, но пытается подтвердить свои выводы компетентными заключениями специалистов. С этой целью он обращается к крупнейшему специалисту в области ядов, главному токсикологу г. Москвы Юрию Николаевичу Остапенко и главному судмедэксперту столицы Владимиру Жарову, мнение которых он приводит в своей книге. При этом Ю. Остапенко весьма осторожно прокомментировал представленный Н. Добрюхой материал, заявив, что он не видит подтверждений, что был использован яд природного происхождения. Вместе с тем он высказал весьма интересную мысль — «…что все это похоже на то, что было применено лекарство «дикумарин», который мог быть изготовленным специально с передозировкой, после чего его прием вызывает инсульт…»

Неожиданно и Н. Добрюха высказывает сногсшибательную мысль, что Сталин сам себе поставил диагноз, находясь в бессознательном состоянии:

«И тут я вспомнил, как Лозгачев, первым увидевший лежавшего на полу после удара Сталина, говорил: «Я подбежал и спросил: «Товарищ Сталин, что с Вами? Может, врача вызвать?» А он в ответ так невнятно: «Дз… дз…» Дзыкнул и все».

Именно эти слова я вспомнил, когда зашел разговор об инсульте от «дикумарина», изготовленного с передозировкой. Может, именно о «дикумарине» пытался сказать парализованный Сталин, выдавливая из себя только «дз… дз…». Каково?!

Что же собой представляет этот лекарственный препарат? Н. Добрюха приводит соответствующую справку о дикумарине:

«Белый мелкокристаллический порошок, без запаха. Плохо растворим в воде и спирте. Однако относительно быстро всасывается при приеме. Дикумарин был первым и основным представителем антикоагулянтов— лекарств, снижающих свертываемость крови. Однако в связи с высокой токсичностью изъят из употребления.

По современным представлениям, дикумарин является подавителем витамина К, необходимого для образования в печени протромбина, отвечающего за свертываемость крови. Дикумарин способен незаметно для человека накапливаться в организме и при достижении определенной концентрации вести к отравлению. Эффект воздействия дикумарина проявляется не сразу, медленно, но продолжительно. Воздействие начинается через 2–3 часа и достигает максимума через 12–30 часов. (Что, заметим, соответствует времени нарастания потери сознания у Сталина в течение первых суток его последней болезни. — НАД.) В плазме крови дикумарин связывается с белками и выделяется, прежде всего, с мочой. Вызывает снижение липидов в крови и, следовательно, расстройство нервной системы, а также повышает проницаемость сосудов, что чревато кровотечениями. При передозировке и длительном применении дикумарин приводит к тотальным кровотечениям, связанным не только с изменением свертываемости крови, но и с повышением проницаемости капилляров. Могут наблюдаться выделения крови с мочой, кровотечения из полости рта и носоглотки, желудочные и кишечные кровотечения, кровоизлияния в мышцы и т. д. Особо опасен для пожилых людей…»

Интересно, что мысль о возможном отравлении вождя путем передозировки препарата «дикумарин» или другого, подобного ему препарата, поддерживает и Е. Прудникова. Ссылаясь на предположения докторов медицины Лоуренса К. Когена и Филиппа Дикея, приведенное в книге В. Наумова и Дж. Брента «Последнее дело Сталина», она приводит цитату из этой книги о свойствах некоего лекарственного препарата, которое авторы не называют:

«Эти кристаллы используются в качестве крысиного яда и не имеют вкуса и цвета. Он препятствует свертыванию крови, и поэтому его назначают больным сердечными заболеваниями. Препарат был запатентован в 1950 году и вскоре уже очень активно продавался по всему миру. Правильно подобранная доза в срок от трех до десяти дней могла вызвать у больного острым атеросклерозом кровотечение или даже кровоизлияние в мозг».

Будучи не только талантливым журналистом, но и пытливым исследователем, Е. Прудникова, подобно Н. Добрюхе, обращается к врачам-специалистам, в том числе кандидату медицинских наук Юрию Томсинскому— патологоанатому Военно-медицинской академии, который весьма осторожно прокомментировал представленный материал, якобы, свидетельствующий об отравлении Сталина дикумарином или другим ядом органического происхождения:

«…Описанная г-ном Добрюхой картина, к огорчению автора, не может однозначно свидетельствовать об отравлении товарища Сталина. Эти симптомы могут наблюдаться и при нарушении мозгового кровообращения (инсульте)».

Далее в книге Е. Прудниковой приводится диалог журналиста с указанным врачом, в развитие вышеприведенного заключения:

«— Весь комплекс, или что-то выбивается из общего ряда?

— Если что и выбивается, то это анализ крови. Прежде всего, я имею в виду так называемую «токсическую зернистость лейкоцитов», и вообще их количество. Но надо учитывать, что при проведении лабораторных анализов имеет огромное значение и оборудование, и квалификация лаборанта.

— Допустим, с этим было все в порядке…

— Не факт… но ладно, допустим. Тогда это может быть симптомом быстро развивающейся пневмонии при нарушении мозгового кровообращения— такие пневмонии текут очень тяжело, лечатся с трудом и зачастую являются причиной смерти больных.

— Но ведь при вскрытии не обнаружено следов пневмонии.

— Я бы хотел посмотреть на весь этот документ! Те выдержки, которые доступны нам сейчас, заставляют лишь пожимать плечами.

— Но все же: может такой анализ крови означать еще что-то, кроме пневмонии?

— Да, вялотекущий инфекционный процесс— кто рискнет утверждать, что у Сталина его не было? Кроме того, не исключена такая на первый взгляд парадоксальная ситуация, как наличие тяжелого заболевания, о котором просто никто не подозревал! Например, у пожилых людей, болеющих ишемической болезнью сердца, может встречаться воспаление клапанов сердца (т. н. эндокардит). Если, допустим, у Сталина патологоанатомы обнаружили что-либо подобное, то становится совершенно понятным, что документ был фальсифицирован. Кому хочется попасть еще одним обвиняемым в «дело врачей»?

— Но все же: могут эти данные свидетельствовать о том, что Сталину дали препарат, резко повышающий давление, вызвав тем самым искусственный инсульт? Существовали ли они тогда? Что вы скажете о том же дикумарине?

— В принципе, такие препараты существуют сейчас и существовали тогда. Я не фармаколог, так что могу рассказать только в общих чертах. Есть целая группа сосудосуживающих препаратов, введение которых может вызвать кратковременное поднятие артериального давления. Что касается дикумарина, то это действительно очень мощный препарат, препятствующий свертыванию крови, однако при его введении должны были возникнуть обширные внутренние и подкожные кровоизлияния, т. к. его действие — системное.

— Мы знаем, что было желудочное кровотечение и кровотечение в кишечнике. Для инсульта это характерно?

— Нет, но может быть осложнением инсульта. В данном случае важнее знать состояние печени и почек, ибо при отравлении подобного рода препаратами кровоизлияния там должны встречаться закономерно, а при инсульте — нет.

— Но вы не исключаете возможности отравления?

— Естественно, нет. Однако у нас слишком мало данных, чтобы можно было дать однозначное утверждение. Как говорят математики, их количество исчезающе мало.

— Как вы думаете, если бы врачи подозревали отравление, стали бы они вносить в журнал записи, исходя из которых это можно было бы потом установить?

— Записи ведь можно трактовать по-разному. Однако в то время медицинскому сообществу Москвы был нанесен сильный удар «делом врачей», и в особенности академической элите. Поэтому при анализе их действий это необходимо учитывать далеко не в последнюю очередь.

— Возможно ли было, чтобы кто-либо из них подошел, допустим, к Берии или Маленкову и высказал предположение, что Сталина отравили?

— Не представляю, кто бы это мог быть. Все боялись. Тем более, необходимо учитывать принятую во врачебном сообществе иерархию и механизм передачи ответственности. Исходя из этого, делаю «дикое» предположение, что таким лицом мог оказаться только министр здравоохранения.

— А те врачи, которые лечили?

— Лечащие врачи в системе Лечсанупра Кремля выполняли рекомендации консультантов. А вот среди консультантов как раз и была вся академическая элита. Поэтому значительная часть ответственности за лечение и определение его стратегии лежала на них. Зачастую именно они рекомендовали и лечащих врачей.

— Остается только пожалеть, что там не было такого человека, как доктор Тимашук…

— В какой-то степени — да…

— Как вы думаете, знали ли врачи утром 2 марта, что Сталин умрет? А если нет, то когда они могли дать такой прогноз?

— Сказать, что знали наверняка — естественно, нет. Но вопрос ведь еще и в том, как жить. О восстановлении работоспособности не было и речи. Дальше стране предстояло обходиться без Сталина, даже если бы он остался жив».

Вернемся, однако, к мнению другого специалиста о содержательной части наработанных Н. Добрюхой материалов, якобы свидетельствующих об отравлении И.В. Сталина. Итак, главный судмедэксперт г. Москвы В. Жаров заявил, что:

«Клинические данные свидетельствуют о том, что у Сталина было очень обширное поражение головного мозга — кровоизлияние и отек мозга.

Лейкоцитоз свидетельствует о серьезном воспалении. При мозговом поражении такого сразу не может быть. Это могут быть хронические болезни, которые обострились.

Последовавшая рвота тоже может быть проявлением мозговых нарушений, примерно того же характера, что и конвульсивные сокращения конечностей. Кровь в рвоте — это основание для того, чтобы размышлять: возможно, действительно в организм попал какой-то яд, который разрушил стенки сосудов в желудочно-кишечном тракте.

Анализ рвотных масс говорит о том, что кровь в желудке подверглась химическому воздействию. «Содержимое желудка черного цвета…» — именно такой цвет приобретает кровь, вступившая в реакцию с раствором соляной кислоты, который представляет из себя желудочный сок.

Но исключить отравление полностью нельзя. Есть подозрения, что некий токсический фактор присутствовал. Хотя подобные изменения могут быть связаны и с тяжелой гипоксией. А это, в свою очередь, связано с отказом нормальной работы сердца, которое спровоцировано мозговыми нарушениями.

Это могут быть яды не разъедающего воздействия, а яды, вызывающие поражение дыхательной, сосудодвигательной функции. Это могло бы быть отравление ядом, который приводит к функциональным расстройствам — поражает, например, дыхание. Они не приводят к морфологическим изменениям в организме, а вызывают определенную клиническую картину нарушения кровообращения. В пользу отравления свидетельствует массивное кровоизлияние в полость желудочно-кишечного тракта из-за нарушения проницаемости стенок сосудов. Когда поступают яды, стенки сосудов начинают пропускать кровь.

Увеличенная печень может быть при гипертрофическом циррозе, когда функционально активная ткань замещается нерабочей соединительной и т. д. Он может быть действительно связан с токсическими воздействиями.

Заставляет задуматься и лимфоцитоз. Токсическая зернистость свидетельствует о том, что в организме есть какие-то очаги токсического воздействия — яды, может быть, что-то еще. Если в организм попадают бактериальные или токсические элементы, то лейкоциты, лимфоциты и нейтрофилы начинают размножаться и «съедают» их. Они как бы «нафаршированы» этими бактериями и увеличиваются в размерах. И в этом случае действительно наблюдается такое явление как токсическая зернистость».

Как тут не согласиться с репликой Е. Прудниковой, которая, сопоставив разно- и противоречивые заключения специалистов от медицины, воскликнула: «В общем по-прежнему ясно, что дело темное. А уж медицинские вопросы — и вовсе дремучий лес».

Действительно, в приведенных Н. Добрюхой свидетельствах много неясного. Например, среди рецептов, которые имеются в историях болезни Сталина, нет ни одного, который бы свидетельствовал о том, что ему когда-либо выписывали препарат дикумарин. В то же время, представляет интерес такой документ, напечатанный на прямоугольном клочке бумаги на пишущей машинке, приведенный в книге И. Чигирина:

«Для д-ра Кулинич.

1. Хлористый кальций 10 % в ампулах 20 шт.

2. Глюкоза 40 % 20,0 гр. 20 шт. в ампулах.

3. Пилюли Вальда 5 коробок

4. Камфора Моноброматум 0,1 № 60

5. Хлористый кальций 10 % 200,0 № 5

Спирт 2 литра

Принято по телефону от д-ра Кулинич

Н. Гончаров.

5/ХІ-46».

Набранная курсивом запись сделана от руки, вероятно, фармацевтом.

Фамилия доктора Кулинича в историях болезни не встречается нигде. Бывший военный комендант Большого театра А.Т. Рыбин пишет, что «за Сталиным наблюдали академики медицины: Преображенский, Виноградов, Бакулев и домашний доктор Кулинич». (Подчеркнуто И.Ч.).

Еще раз А. Рыбин упоминает фамилию доктора Кулинич, упрекая С. Аллилуеву за то, что она плохо знала медперсонал, обслуживающий ее отца, и в своих «воспоминаниях» вольно или невольно поддержала версию о том, что Сталина могли отравить непосредственно на его смертном одре:

«Светлана Аллилуева в книге «20 писем к другу» взяла под подозрение, как и Авторханов, женщину, которая, якобы, находилась около больного Сталина и не была ей знакома. Но Светлана не указывает в книге имена домашних терапевтов Кулинича и Захарову. Она их просто не знала. Она ничего не знает и о первых сутках заболевания Сталина. Светлана писала книжку о болезни Сталина за первые сутки со слов В. Истоминой. Но ведь Истомина 1 марта 1953 года была выходная и на даче до 12 часов 2 марта не появлялась.

Конечно, Светлана не могла знать медсестер, прибывших со светилами медицины: Лукомским, Коноваловым, Названовым, Киреевым. Разумеется, уколы Сталину делали медсестры санупра Кремля, которых Аллилуева знать не могла. Вся вспомогательная работа велась с больным только ими».

К медсестрам мы еще вернемся, а сейчас продолжим цитирование И. Чигирина, который предполагает что:

«Может быть, этому доктору по рангу не положено делать записи в историях болезни? Хотя в них в то же время есть подписи и совсем неименитых врачей. Кстати об именитых: подпись А.Н. Бакулева, одного из основоположников советской сердечно-сосудистой хирургии, который по свидетельствам начальника охраны Н.С. Власика и того же Рыбина наблюдал И.В. Сталина, в историях болезни не встречается ни разу.

Ни одной записи в истории болезни за ноябрь 1946 года нет. Для какой цели выписывал «домашний доктор Кулинич» этот рецепт, если говорить о существе и наборе указанных в нем препаратов? Никто, к кому я обращался, не смог назвать болезни, которые необходимо лечить такими лекарствами в таком количестве. В Интернете лишь удалось узнать, что основой пилюль Вальда является аспирин. Но, как известно, аспирин служит для разжижения крови, а хлористый кальций для ее свертывания.

Для разгадки этого рецепта вся надежда на читателя. Это как раз один из тех случаев, когда требуются общие усилия для понимания происходившего».

Как уже отмечалось выше, в истории болезни Сталина практически отсутствуют результаты электрокардиографических исследований состояния здоровья вождя. Появились странности по этой части и в процессе проведения лечебных процедур 2–5 марта 1953 года. Профессор А.Л. Мясников впоследствии рассказывал, что мысль сделать ЭКГ больному возникла лишь утром 4 марта, однако ЭКГ с такой датой в истории болезни нет. В Бюллетене о состоянии здоровья Сталина на 16 часов 5 марта 1953 года, где стоит подпись и А.Л. Мясникова, есть ссылка на ЭКГ, снятые 2 марта (без указания времени) и в 11 часов 5 марта. В то же время в истории болезни находятся три электрокардиограммы, якобы сделанные Сталину 2 и две 5 (в 11 и в 15 часов) марта 1953 года, а в рукописном журнале есть упоминание лишь об одной ЭКГ, снятой в 10 часов 20 мин. 5 марта. Сопоставив описание ЭКГ по данным журнала с описанием этой же ЭКГ, сделанным современными специалистами по расшифровке ЭКГ, И. Чигирин пришел к сенсационному выводу, что ЭКГ были подменены:

«Для чистоты эксперимента копии «ЭКГ Сталина» были показаны автором безымянными пяти врачам — специалистам из разных лечебных и научных медицинских учреждений, имеющим стаж работы в электрокардиографии не менее 20 лет.

Все кардиологи, несмотря на видимые расхождения в частоте желудочковых сокращений в минуту и некоторые другие, подтвердили, в основном, те же изменения в сердце пациента, которые были описаны врачами в 1953 году.

Однако, если тогда указано, что они произошли в задней стенке левого желудочка, то сегодня все единогласно заключили, что нарушения произошли в верхушечной и передне-боковой стенке. Более того, один из врачей заподозрил мелкоочаговый инфаркт миокарда переднее-боковой области (выделено мной. — А.К.).

Из заключения врачей, выполненного в 2007 году:

«Мерцательная аритмия. R(S)T сегмент в 1, II стандартных отведениях опущен, в грудных отведениях С1—СЗ — подъем выше изолинии. Снижение амплитуды зубца R в С1—СЗ.

Данные изменения на ЭКГ характерны для нарушения кровоснабжения миокарда передней стенки левого желудочка».

За 50 лет понятие о местоположении и само местоположение передней и задней стенок левого желудочка сердца не изменилось, и измениться не могло. Но тогда почему эти ЭКГ попали в историю болезни Сталина?

Быть может, и из-за этих явных разночтений изъяты прижизненные ЭКГ, снятые до 2 марта 1953 года? Их не могли не делать И.В. Сталину в более ранний период, но сравнивать не с чем. Даже с упомянутой А.Л. Мясниковым электрокардиограммой от 4 марта 1953 года. Ее в документах нет. Почему? Как мог профессор-кардиолог забыть про другие электрокардиограммы?

Как мы видели в рукописном журнале истории болезни И.В. Сталина, подробнейшим образом (иногда буквально через несколько минут) отражено состояние больного и все действия медицинского персонала. Но упоминание о снятии электрокардиограммы в рукописном журнале есть только один раз — 5 марта в 10 ч. 20 мин.: «Взята кровь на анализ и сделана электрокардиограмма». Несмотря на наличие еще двух электрокардиограмм за 2 и 5 марта (15 часов) записей о них, как и об упомянутой Мясниковым ЭКГ за 4 марта, в рукописном журнале нет.

Было обнаружено еще одно весьма красноречивое обстоятельство — в печатном виде на описаниях ЭКГ стоят даты 2 и 5 июля 1953 года.

Можно объяснить «июль» на описаниях ЭКГ и на черновике П.Е. Лукомского понятным желанием привести в порядок, «отполировать», медицинские документы. А как быть с переменой мест задней и передней стенок левого желудочка сердца, если следом за рукописным журналом есть черновик, в котором указана задняя стенка?

Все это может свидетельствовать только об одном — все электрографические исследования, выполненные 2 и 5 марта 1953 года, сфальсифицированы».

В приложении приведены копии черновиков описаний ЭКГ за 2-е и окончательного варианта за 5 марта, а также копии всех электрокардиограмм, находящихся в истории болезни Сталина. На обратной стороне одного из листов, на котором наклеены 9 пленок, тонким карандашом написано «5.VII. 1953 г.»

Попробуем возразить И. Чигирину по поводу его столь категоричного утверждения о фальсификации, изъятии и подмене электрокардиограмм, имеющихся (и отсутствующих в связи с умышленным изъятием) в истории болезни Сталина.

Трудно поверить, что к «процедуре» фальсификации описания электрокардиограмм была привлечена «молодая врачиха», приглашенная, по словам А. Л. Мясникова, четвертого марта из больницы (какой?). За ее подписью в истории болезни находятся как «черновое», так и окончательно оформленное описание двух ЭКГ, снятых 2-го и 5-го (11 час). Именно она зафиксировала инфаркт миокарда «преимущественно в задней стенке левого желудочка». Если же изменения, характерные для инфаркта, произошли не в задней, а в передней стенке левого желудочка», как это установили специалисты в 2007 году на основании ЭКГ, снятой, в 11 часов 5 марта 1953 года, то, стало быть, врач Петрова («молодая врачиха» из больницы) выдает себя с головой, что она сфальсифицировала документ. Объяснить это ее действие можно двояко: это была врачебная ошибка: врач молодой, неопытный, а тут такая нервозная обстановка, что у нее кругом пошла голова и она попутала «правое» с «левым». Другое объяснение— она это сделала сознательно, поддавшись нажиму высокопоставленных коллег, то есть совершила навязанное ей преступление. Последнее предположение на грани фантастики, поскольку не могли на это пойти профессора от медицины. Вовлечь практически незнакомого им человека в смертельно опасный заговор, который мог быть раскрытым «по горячим следам», стоило только привлечь для описания ЭКГ независимых экспертов, и что бы потом сталось и с «молодой врачихой» и с маститыми профессорами?

Стало быть, врачебная ошибка? Но и эту версию надо решительно отмести, что фактически и делает И. Чигирин своим полувопросом-полуответом, следующего содержания:

«Не только кардиографические исследования, но и значительная часть историй болезней И.В. Сталина имеет разночтения, неточности и пробелы, то есть не удовлетворяет требованиям объективного источника информации, способного обеспечить беспристрастное изучение картины здоровья, болезней и смерти этого человека. Возникает больше вопросов, чем предоставляется ответов.

Как видно из рукописного журнала, у постели И.В. Сталина дежурили врачи, которые в то время представляли цвет не только советской, но и мировой медицины. Среди них — выдающиеся терапевты-кардиологи Е.М. Тареев, А.Л. Мясников, П.Е. Лукомский. Павел Евгеньевич Лукомской был не только крупнейшим специалистом по электрокардиографии, но и «принципиальным и честным человеком». Как могло получиться, что такие специалисты перепутали или не заметили подмены электрокардиограмм с указанием задней стенки левого желудочка, а не передней? Как П.Е. Лукомский на описаниях электрокардиограмм не увидел указанных на них дат: 2 и 5 июля 1953 года? А если увидел, то почему не исправил? С учетом порядочности П.Е Лукомского, может быть, для того, чтобы заметили?

Если допустить, что И.В. Сталин умер от старости своей смертью, то зачем нужно было вносить столько «изменений» в истории болезней?» (выделено автором).

Названные профессора-терапевты сами прекрасно «читали» ЭКГ, и они десяток раз, похоже, перепроверили заключение «молодой врачихи» после того, как узнали ошеломляющую для них новость, что у Сталина «к тому же еще и инфаркт». Так что нет оснований уличать «молодую врачиху» в невольной фальсификации, она блестяще выдержала экзамен на профессиональную зрелость перед самой внушительной и авторитетной комиссией выдающихся советских кардиологов, какую можно было себе представить в то время.

Что же тогда получается? Врач Петрова ошибиться не могла, в противном случае ее тут же поправили бы маститые ученые. П.Е. Лукомский в силу своей квалификации «честности и принципиальности» не мог не заметить расхождения описания ЭКГ с оригиналом, а в случае обнаружения такого несоответствия тут же бы поправил ситуацию повторным снятием ЭКГ. Но он этого не делает и «фальсифицированные» документы благополучно «уходят в историю».

Позволим себе заявить, что этого не могло случиться, «потому что не могло быть никогда». На тот период все прекрасно соответствовало, то есть описание ЭКГ доктора Петровой адекватно отражало картину заболевания по снятой 5 марта ЭКГ, а фальсификация производилась уже гораздо позднее, когда нужно было искать и непременно найти того демона, который руководил «отравлением» Сталина.

Однако И. Чигирин не унимается и вольно или невольно запутывает, на наш взгляд, совершенно очевидный вопрос о непричастности врачей к фальсификации ЭКГ:

«Но с какой целью надо было творить эти фальсификации? Если с целью сокрытия факта убийства Сталина, то результат получился прямо противоположный. В связи с тем, что настоящие электрокардиограммы не могли не зафиксировать факт отравления Сталина, причина их отсутствия становится обоснованной.

Фундаментальные медицинские исследования прямо связывают отравления с нарушениями сердечно-сосудистой системы. В Центральной научно-медицинской библиотеке этой теме отведен специальный раздел: «Действие лекарственных веществ, биопрепаратов и ядов на ЭКГ» (выделено автором).

Вывод из анализа имеющихся ЭКГ и их описаний представляется таким: врачи, выполняя указание о фальсификации, подменили настоящие электрокардиограммы И.В. Сталина на чужие, которые должны были скрыть факт его отравления. Под руководством П.Е. Лукомского указание выполнили, электрокардиограммы заменили, но такими, которые из-за различий должны были сказать о фальсификации и, следовательно, об отравлении Сталина.

Они через полвека и сказали.

А как иначе объяснить перемену задней стенки левого желудочка на переднюю?»

Так какая же ЭКГ настоящая из двух, из которых на одной изменения произошли в задней (это описание ЭКГ, сделанное врачом Петровой), а на другой в передней — боковой стенке левого желудочка, обнаруженное в 2007 году? А на какой стенке происходят изменения, вызванные отравлением, и на какой— при «естественно» возникшем инфаркте-инсульте? На последний вопрос ответа не находим ни у И. Чигирина, ни у Н. Добрюхи, и никто из консультантов, к которым они обращались, этого также не пояснил. А без ответа на этот вопрос вообще ни о какой фальсификации речи идти не может.

Действительно, допустим, что отравление вызывает изменение в задней стенке. В таком случае описание ЭКГ, сделанное Петровой, прямо об этом и говорит, и прикладывать фальшивую ЭКГ другого человека (или самого Сталина, но сделанную в другое время по другому случаю) нет никакого смысла, поскольку все ясно и без этой манипуляции. Тогда выходит, врачи и не думали скрывать факт отравления, о чем прямо как бы и заявляют. Но в этом случае тут же бы возник вопрос: кто и когда это сделал, и членам комиссии вряд ли бы поздоровилось после ответов врачей на эти вопросы, поскольку на них всю ответственность и свалили бы.

Ну а если при отравлении страдает передне-боковая стенка левого желудочка, тогда что? И тогда подмена настоящей ЭКГ, где нет следов отравления, на фальсифицированную подобно самоубийству. Могли ли это сделать врачи, находящиеся под бдительным оком Л.П. Берии? Ничего не получается, выходит, с фальсификацией ЭКГ или ее описания со стороны врачей. А вот чтобы нельзя было уличить врачей в фальсификации, а им это как бы крайне хотелось сделать, чтобы скрыть явные следы имеющегося отравления, нужно было бы поступить так, чтобы ЭКГ и ее описания были совершенно адекватны. То есть, если инфаркт поразил заднюю стенку, и это бывает при отравлении, то подменить нужно было не только саму ЭКГ, но и ее описание. И наоборот.

Но реально врачи-специалисты оказались как бы настолько некомпетентными, что выдали себя с головой. Скажете, может ли здравомыслящий человек в такое поверить? А вот впоследствии, когда с историей болезни «работали» не врачи высшей квалификации, а заплечных дел мастера, то они и могли нагородить подобные нелепости. Они убирали из истории болезни Сталина все возможные следы его прежних недугов со стороны сердечно-сосудистой системы, чтобы показать, что к концу жизни он был практически здоров, а смертельный инсульт был прямым следствием отравления вождя. В это время кандидат на роль «отравителя» уже был в мире ином и все эти «подставы» под лечащих врачей уже никем и никогда не будут выявлены, да и никому уже не были нужны. Тут у истинных фальсификаторов и возникла мысль соединить несоединимое: описание реальной ЭКГ с ЭКГ подставкой — пусть будущие исследователи поломают голову над тем, как ловко П.Е. Лукомский и указания о фальсификации выполнил, и дал сигнал потомкам, что Сталина все-таки отравили.

И вот И. Чигирин, равно как и Н. Добрюха через 50 лет этот сигнал «уловили». При всем уважении к их колоссальному труду по систематизации разрозненных документов, относящихся к истории болезней И.В. Сталина, приходится констатировать, что ими, вольно или невольно значительно укреплен миф о якобы существовавшем и осуществленном заговоре по лишению жизни вождя путем отравления.

Теперь разберемся с датами, коими помечены машинописные описания электрокардиограмм, и которые, по мнению И. Чигирина, почему-то тоже несут информацию о фальсификации ЭКГ. Прежде всего, обратим внимание на «черновой», не подписанный вариант описания ЭКГ от 2 марта 1953 года. Под будущей подписью врача Петровой стоит дата 2/VII-53 г., свидетельствующая о том, что окончательное оформление описания почему-то происходило уже спустя 4 месяца после описываемых событий. Скорее всего, это связано с тем, что началась «подчистка» документов в связи с арестом 26 июня 1953 года и последующим убийством Л.П. Берия, на которого и «сваливали» вину за «отравление» Сталина. При жизни Берии вполне хватало рукописных описаний ЭКГ в истории болезни Сталина, а вот после удаления его с политической арены был подготовлен машинописный, удобочитаемый вариант документа. Машинистка, несмотря на то, что в заголовке описания ясно проставлена истинная дата, машинально поставила дату предстоящего подписания документа 2/VII-53 г. Перед подписанием врач Петрова внесла некоторые коррективы в документ и, видимо, попросила перепечатать его. Подписывая отредактированный вариант документа, она обратила внимание на опечатку, допущенную машинисткой, и от руки поправила римскую «V» на I, в результате чего и в заголовке документа и перед подписью врача стоит одна и та же дата: 2/ІІІ-53 г. И всего делов то! Вот уж, как говорится, сделали из мухи слона. А вот описание ЭКГ от 5 марта 1953 года в его машинописном варианте, Петрова «подмахнула» не глядя, чем и вызвала недоумение наших «исследователей».

Не могли врачи, как высокопоставленные, так и рядовые, пойти на столь опасный для жизни сговор, причем экспромтом, непосредственно у смертного одра вождя. Конечно, дамоклов меч «дела врачей» висел над их головами, о чем профессор А.Л. Мясников недвусмысленно обмолвился, «…теперь, вероятно, мы…», если продолжить оборванную на полуслове фразу, то получится— «…пойдем на Голгофу вслед за профессорами В.Н. Виноградовым и его коллегами по несчастью, томящимися в подвалах Лубянки» (выделено и «дополнено» мной. — А.К.).

Впрочем, так ли уж без вины виноват профессор В.Н. Виноградов, академик медицины, избежавший расстрела только лишь в связи с внезапной кончиной Сталина? И. Чигирин приводит достаточно убедительные эпизоды врачебной «деятельности» Виноградова, заставляющие крепко задуматься, прежде чем ответить на этот вопрос.

«В 1942 году главный терапевт Лечсанупра Кремля В.Н. Виноградов при болях в кишечнике у Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина отказал лечащим врачам в проведении его тщательного обследования. В 1944 году при операции у пациента была выявлена злокачественная опухоль в запущенном состоянии — метастазы уже охватили печень и лимфатические железы. Из-за невозможности радикального удаления опухоли, она разрослась и в 1946 году привела к смерти М.И. Калинина.

В 1952 году В.Н. Виноградов признал, что при наличии у А.С. Щербакова обширного инфаркта он был обязан создать для него длительный постельный режим, который не был выдержан. В последний период жизни Щербакову разрешили излишние движения, включая длительные поездки на автомашине 8 и 9 мая 1945 года. Этим поездкам из-за рекомендаций Виноградова не воспрепятствовали дежурившие при нем врачи, что привело к смерти Щербакова.

В 1948 году В.Н. Виноградов категорически не согласился с правильным диагнозом (инфаркт миокарда), который поставила А.А. Жданову заведующая электрокардиографическим кабинетом Лечсанупра Кремля Л.Ф. Тимашук. Назначение Жданову активного образа жизни вместо необходимого покоя привело к смерти пациента.

Кстати, 27 марта 1953 года, в записке на имя Л.П. Берии, проф. Виноградов писал: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Кар-пай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и метода лечения у нас не было».

«Таким образом, сведения, сообщенные Тимашук следствию летом 1952 года о болезни и лечении Жданова, носили достаточно квалифицированный и в значительной мере обоснованный характер; что подтвердило данное 29 августа главным терапевтом Минздрава СССР профессором П.Е. Лукомским заключение, повторившее диагноз Тимашук».

Если сложить эти факты — «лечение» Виноградовым Калинина, Щербакова, Жданова и Сталина, то возникают вопросы не о его профессиональной пригодности, а о намеренном вредительстве.

«Когда 4 ноября оперативники пришли за Виноградовым, их поразило богатое убранство его квартиры, которую можно было спутать со средней руки музеем. Профессор происходил из провинциальной семьи мелкого железнодорожного служащего, но еще до революции, благодаря успешной врачебной практике, успел стать довольно состоятельным человеком, держал собственных призовых лошадей, коллекционировал живопись, антиквариат. Стены жилища лейб-медика украшали картины И.Е. Репина, И.И. Шишкина, К.П. Брюллова и других первоклассных русских мастеров. При обыске были обнаружены, кроме того, золотые монеты, бриллианты, другие ценности, даже солидная сумма в американской валюте».

Быть может, решение И.В. Сталина об аресте В.Н. Виноградова не было безосновательным, а существование англоамериканского заговора реальным?»

Профессору АЛ. Мясникову и другим членам комиссии, более трех суток находившихся у смертного одра И.В. Сталина, было хорошо известно «преступление» и предстоящее «наказание» профессора Виноградова и его коллег по несчастью. Суд над ними должен был состояться буквально на днях, не случись с вождем смертельной катастрофы. Перспектива оказаться на одной скамье подсудимых с узниками лубянских подвалов у членов комиссии была отнюдь не виртуальной, о чем «обмолвился» профессор А.Л. Мясников. Эта перспектива становилась реальной, случись у членов комиссии хоть какое-либо действие, свидетельствующее об их намерениях отравить Сталина, находящегося на смертном одре. Надо полагать, что даже сама мысль о таком ужасном преступлении, да еще по сговору, да еще людьми самой гуманной в мире профессии, верным священной клятве Гиппократа, не могла прийти в их головы. Тем более, накануне предстоящей развязки «дела врачей».

Однако Н. Добрюха думал иначе, когда, досконально изучив содержание журнала дежурств медперсонала, уловил там нечто такое крамольное, что позволило ему сделать следующие «глубокомысленные» выводы, выделив их специальным подразделом — главы своей книги.

«Последние уколы»

Казалось бы — все! Однако ставить точку в журнале врачей рано. В этой общей папке много как бы бесхозных, но весьма содержательных бумаг. Одна из них особенно загадочна… Касается она медсестер и последних уколов. В «Папке черновых записей лекарственных назначений и графиков дежурств во время последней болезни И.В. Сталина» есть предписание о процедурах на 5–6 марта 1953 года. Выполнять их должны были медсестры Панина, Васина, Демидова, Моисеева. И надо же было такому случиться, что последние, как говорят, роковые уколы пришлось делать именно Моисеевой… В 20 часов 45 минут она введет инъекцию глюконата кальция. До этого такой укол больному за все время болезни не делался ни разу! В 21 час. 48 мин. она же поставит роспись, что ввела 20-процентное камфорное масло. И наконец в 21 час.50 мин. Моисеева распишется, что впервые за все лечение осуществила инъекцию адреналина… После чего Сталин И.В. тут же скончался!!! Вероятно, именно это дурное совпадение дало повод для зловещих слухов, что Сталина на тот свет отправила специальным уколом специально подготовленная Берией женщина еврейского происхождения, якобы в отместку за готовящуюся высылку евреев…»

Надо такому случиться! Столько исследователей ломали и продолжают ломать головы над тем, не отравили ли врачи Сталина на его смертном одре преследуя «благородную» цель — высвободить своих коллег из лубянских подвалов? А ответ, оказывается, лежит на поверхности: не только отравили, сделав смертельный укол адреналином, но и расписались в сделанном «преступлении», видимо надеясь на то, что потомки оценят их «благородный» поступок. И Н. Добрюха на голубом глазу продолжает:

«Кстати, как сказали мне медики, при состоянии, которое наблюдалось у Сталина в последние часы, уколы адреналина категорически противопоказаны, так как вызывают спазмы сосудов большого круга кровообращения и чреваты летальным исходом, что и произошло!

Итак, из всего этого правда лишь то, что сразу после того, как бывшие соратники вождя, разделив в Кремле власть, прибыли к нему, еще живому, на дачу— состоялся последний укол, за которым и… последовала мгновенная смерть!

Да уж не соратники ли Сталина и «вдохновили» врачей на этот смертельный укол? Тогда понятно, почему ни у одной из членов врачебной комиссии не упало с головы не единого волоса. А ведь этот «специальный укол», поставивший смертельную точку в жизни вождя, сделанный «специально подготовленной Берией женщиной еврейского происхождения», оказался поистине животворящим, поскольку, через несколько дней, после похорон Сталина все арестованные по «делу врачей» были освобождены.

Этим заключительным пассажем своего многостраничного исследования обстоятельств «отравления» Сталина Н. Добрюха на нет свел его положительную составляющую. Заставив усомниться в его правдивости даже самых стойких сторонников заговора врачей, до смерти залечивших Сталина.

Как уже отмечалось выше, прежде чем опубликовать книгу «Как убивали Сталина» в 2007 году, Н. Добрюха печатал результаты своих исследований в многочисленных популярных изданиях, в том числе в еженедельнике «Аргументы и факты», главным редактором которого в ту пору был Зятьков. В конце 2005 года в двух последних номерах еженедельника был опубликован обширный материал: «Как убивали Сталина», давший название впоследствии и самой книге. Известный писатель и литературный критик Владимир Бушин подверг уничтожающей критике сенсационные выводы автора о загадочной смерти Сталина в статье «Добрюхиада», опубликованной в газете «Завтра», имеющей подзаголовок «Из цикла «Школа Радзинского». По поводу «Последнего укола» из обширного расследования Н. Добрюхи В. Бушин отозвался со свойственным ему сарказмом:

«Но тут выплывает еще одна коряга расследования. Теперь оказывается: Сталин, вопреки яду, оставался жив. «Среди документов, — пишет бесподобный Добрюха, — один показался мне особенно загадочным. Он касается укола адреналином, который сделала сестра Моисеева. После него Сталин тут же скончался. Именно это дало повод для слухов, что Сталина на тот свет отправила специальным уколом специально подготовленная Берией женщина еврейского происхождения».

Ну, во-первых, что за специальная подготовка требуется, чтобы сделать укол? Моя жена, не имея никакого медицинского образования, делает уколы всему поселку, где мы живем, и даже собакам. Если попросит Радзинский, живущий тут же, и ему сделает: хоть адреналином, хоть гуталином.

Но главное тут в фамилии медсестры Моисеевой. Это уж до дна вскрывает всю умственную пропасть таких мыслителей, как Добрюха, и таких редакторов, как Зятьков. Они твердо убеждены, что если Моисеева — значит, непременно еврейка. Как же-с, они слышали о еврейском пророке Моисее!.. И потому считают евреями известного революционера Петра Моисеенко, знаменитого балетмейстера Игоря Моисеева, народную артистку СССР Ольгу Моисееву, бывшего начальника Генерального штаба Михаила Моисеева. Зачислили они в евреи и всех Абрамовых. Да что там! Даже Шостаковича — туда же. А вот Радзинский у них— великий русский патриот, поскольку доказывает, что «нельзя запрещать гнусные шоу». Это-де в интересах нравственного здоровья великого русского народа. Потому и не сходит он со страниц «АиФ» как основатель великой исторической школы эпохи путинской демократии».

Умри еще раз! Лучше не скажешь.

И все-таки, как быть с версией Н. Добрюхи об отравлении Сталина? Ситуация вокруг этого вопроса патовая. Аргументов «в пользу» отравления ровно столько же, сколько и против, и с этим нужно что-то делать. Как мы отмечали выше, при бальзамировании трупа Сталина остались неприкосновенными некоторые органы и в целом кровеносная система. То есть вскрытие по условиям бальзамирования произведено не полностью, что давало возможность последующим поколениям произвести обследование останков вождя на наличие в них ядов. Современные медицинские криминалистические методы позволили обнаружить наличие ртути в останках Ивана Грозного (она входила в состав лекарств того времени от сифилиса) и мышьяка в волосах Наполеона.

Если сподвижники Сталина были действительно причастны к его смерти, то они должны были озаботиться о недоступности к забальзамированному трупу Сталина исследователей в поисках яда. Пока жив хотя бы один из причастных к этому «преступлению»— проблем нет. А дальше? Уникальная возможность сложилась в 1961 году, когда решением XXI съезда КПСС труп Сталина был вынесен из Мавзолея и захоронен у Кремлевской стены. Если бы Сталин был отравлен, то причастные к этому преступлению его бывшие соратники должны были кремировать труп и навсегда скрыть тайну «отравления». Поскольку этого не сделали, то это одно из косвенных доказательств, что никакого отравления не было. Это аргумент очень сильный, но 100-процентной уверенности не будет до тех пор, пока не будет произведена эксгумация останков вождя на предмет исследования наличия в них яда(ов). И это рано или поздно придется сделать, чтобы раз и навсегда прекратить всевозможные спекуляции по поводу отравления вождя. Эта акция имеет чисто научный интерес, поскольку результаты исследования уже не имеют абсолютно никакого политического значения. Пока же все сталинские смертные «тайны» легко объясняются его болезнями, и на сегодняшний день это самая правдоподобная версия.

 

Приложение 1

1884–1888 гг. — ушиб левой руки, осложненный накоплением жидкости в локтевом суставе. Малярия. Оспа.

1908 г. — возвратный тиф.

1913–1915 гг. — туберкулез, суставной ревматизм, который периодически обострялся.

26.03. — 8.04.1921 г. Аппендицит. 28.03.1921 г. под общим наркозом удален отросток.

21.04.1921 г. Послеоперационный осмотр: «…Считаем совершенно необходимым для Иосифа Виссарионовича поездку на (южный) Кавказ для проживания там не менее полтора месяца в условиях полного покоя и хорошего питания. Кавказ считаем более рациональным для больного, как для горца. В. Соколов, Розанов».

24.03.1923 г. — ревматический полиартрит. Боли в мелких суставах конечностей. Временное ослабление памяти при сильном утомлении. Забывает имена, когда устает. В это время иногда бывают головокружения. Неврастения. АД 120/65. Врачи: Миньковский, Ферстер, Крамер.

1.06.1925 г., Сочи. Общая усталость, боли в пальцах левой руки.

16.06.— 22.09.1926 г., Мацеста. Артрит левой кисти, осложнение после гриппа. АД 120/65.

II.08.1926 г. Хронический ревматический процесс в области левой верхней конечности. Мышцы левого плеча и предплечья слегка атрофичны, болезненны. Неполные движения в левом локтевом суставе. Болезненность в точке Эрба.

И.В. Сталин 46 л. Рост 171, вес 70 кг.

В настоящее время ни на что не жалуется. Доступные прощупывания артерии не склеротированы. Кровяное давление: maxim 115, minim 60. Сердце — аортальной конфигурации. Аорта несколько расширена; левый желудочек увеличен. Тоны — нормальны. Перкуторно ширина всего сердечного заглушения не свыше 14 см. В легких старый туберкулез, правосторонний. Рентген с несомненностью выявляет там старый очаг. Перкуторно под правой ключицей заглушение. Дыхание жесткое, но без хрипов.

Пациент был оперирован по поводу аппендицита. Со стороны желудка и кишок в настоящее время никаких отклонений от нормы.

Двухсторонний тонзилит. В анамнезе myalgia ex arthritis S.O. rhtumatica на различных участках.

Было бы заблуждением полагать, что этот процесс исчез. Действительно в настоящее время нет припухлости, но боли и хруст в меньшей степени налицо. Все это несомненно зависит от тонзилита.

Моча нормальна.

Легкая чувствительность к давлению nn.Supraorbitalu ef cufruorbitalis sinistra.

Сращение пальцев на левой ступне.

Рефлексы нормальны. Только рефлекс левой трехглавой мышцы отсутствует. Легкая атрофия левой руки.

Зрачки нормальны. Двухсторонний pes planus.

Отсутствие «Dehnungsphanomen» на нервах.

Диагноз. Старый, в настоящее время совершенно не активный туберкулез, преимущественно справа. Обезизвествленный очаг в правой верхней доле. Разнообразные процессы на почве сращений у краев сердца и правого купола диафрагмы. Сердце и аорта расширены. Первое в левом желудочке.

Весьма пониженное давление при диостоле, вероятно, вследствие старого туберкулеза, признаков мышечной слабости сердца не имеется.

Rhinopharingili et Tosillit eh rocicliva Mialgia et artcitis fd rheumatic.

Gradus leniaris.

Почки здоровы.

Лечение: специальное лечение миндалин и зева. Урегулировать образ жизни: своевременное принятие пищи и своевременный сон, не превращать день в ночь. Меньше алкоголя, меньше курева. 2 дня в неделю свободных от работы. Ежегодно повторять курлечение в Мацесте.

Супинаторы в обувь.

Крауз

Верно: Форстер

Розанов

Обросов

Елистратов

Ниже запись от руки:

В течение последнего месяца т. Сталин проделал тепловое (смешанный белый и синий электрич. свет при помощи местного на плечи и верхнюю конечность аппарата) лечение и массаж левой верхней конечности по поводу невро-мио-зита левой стороны плечевого пояса; невро-миозит возник, по-видимому, вследствие простуды и длительного необычного напряжения при переноске большой тяжести на свежем воздухе. Консилиум неделю тому назад в составе проф-ров Щуровского, Тарасевича и Обросова добавил к этому лечению прием внутрь атофана с. Боржоми (см. протокол освидетельств. от 15/VII-26 г.). 19, 21/VIII-26 г. сделаны рентгеновские снимки плеча и предплечья как больной (см. снимки с квадратным значком на негативе), так и здоровой конечности. Размеры сердца при просвечивании 13.1/2 см = 6 + 7.1/2 и аорты 6.1/2 см.

19—21/VIII-26 г. Вук Обросов (Орфография оригинала).

17.09–22.09.1926 г. — ангина.

12.07.1927 г. В легких старый туберкулез, правосторонний. Рентген выявил старый очаг. Дыхание жесткое, но без хрипов.

11.08.1927 г., Сочи. Фолликулярная ангина, температура до 40. Врачи: Крауз, Ферстер, Розанов, Обросов, Елистратов.

20.07.1928 г., Сочи. Зимой дважды появлялись боли, припухлость и краснота суставов пальцев левой руки. Хруст в коленных суставах, при поворотах головы и в области лопатки. Врач Щуровский.

15.07.1929 г. Сочи. Зимой перенес легкий грипп, ликвидировавшийся без осложнений. Врач Левин.

25.07–12.10.1929 г. В отпуске. Большое утомление, хруст в плечевых суставах, атрофия левого предплечья и плеча — артритизм; боли в левой лопатке, сухой плеврит (подпись врача неразборчива).

1930 г. внешний вид усталый, небольшая атрофия мышц в области левого плеча. Жалоб со стороны желудочно-кишечного тракта нет. Небольшой кашель — много курит. Врач Левин.

Из письма И.В. Сталина Н.С. Аллилуевой 24 сентября 1930 года: «…Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу, и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом».

19.08.1931 г. Общая слабость. Т-38,8. В горле на левой миндалине краснота, припухлость; рыхлый белый налет в виде отдельных точек.

1932 г. Медицинскому освидетельствованию не подвергался.

25.03.1933 г. Особых жалоб нет. Несколько пополнел по сравнению с прошлыми годами. Отклонений от нормы нет. Шумов нет, тональность несколько понижена. Кишечник работает нормально. Печень не увеличена и не прощупывается. Селезенка — N. Острых болей в суставах не испытывает.

Конец декабря 1936 г. — 5.01.1937 г. Горловая ангина с высокой температурой. Врачи Виноградов, Преображенский, Валединский.

В истории болезни записей и анализов нет. Приведено по воспоминаниям И.А. Валединского.

24.12.1937 г. — 05.01.1938 г. Фолликулярная ангина. Миастения. Врачи: Мандрыка, Валединский, Виноградов, Преображенский.

Болезнь была тяжелой. В деле много записей о лекарственных препаратах, питании и ночных дежурствах. Температурная кривая построена на листе с пометкой больницы сан-отдела ОГПУ.

Судя по записям, начальник охраны Н.С. Власик у больного находился круглосуточно. Даже отчет о самочувствии И.В. Сталина в одну из ночей написал на собственном бланке майора государственной безопасности.

07.01.1944 г. Покалывает левое ухо. Неловкость в области задних зубов. Перенес грипп на ногах 2–3 недели назад. Врач Преображенский.

31.08.1944 г. Общее недомогание. Насморк, кашель. Грипп. Врачи: Преображенский, Виноградов.

07.09.1944 г. Болевые ощущения в области левой ветви нижней челюсти. Периодонтит левого альвеолярного отростка в связи с заболеванием зуба.

10.02. — 15.02.1946 г. Познабливание, насморк, общее недомогание кашель, головная боль. Голос несколько тусклый. Грипп (?). Врачи: Преображенский, Виноградов.

2—9.12.46 г. Два листа размера А4. На первом в левом углу тонким простым карандашом наискосок: 2/XII 46.

Краткая история болезни И. В. Сталина

«За последние дни, до 6 декабря, тов. И.В. Сталин чувствовал общее недомогание. В ночь на 6 декабря, после значительного озноба, поднялась температура до 39,0; одновременно появились боли в области эпигастриума и по ходу тонких кишок, тошнота и общая слабость, вскоре к этим явлениям прибавились поносы, доходящие в сутки до 14 раз.

Объективно: пульс хорошего наполнения, ритмичный, 96 в минуту при температуре 38,4. Границы сердца нормальны, тоны слегка приглушены, без шумов. В легких всюду везикулярное дыхание, без хрипов.

Живот умеренно вздут, при пальпации болезненность в области эпигастриума и расположения тонких кишок, имеется урчание.

Печень увеличена, выходит из-под правого подреберья на два пальца, плотная с гладкой поверхностью, болезненна при пальпации.

Язык слегка обложен.

Кровяное давление максимальное 155, минимальное 80.

В моче белок 0,033. Эритроциты 2–4 в препарате. Удельный вес 1016. Кал жидкий, без крови и гноя, но с значительной примесью слизи.

6-го и 7 декабря болезнь нарастала, 8-го наметилось постепенное уменьшение всех явлений, и к 9 декабря болезненные явления совсем прошли.

Терапия: кастор, масло 30,0, сульфадиазин, дисульфан, согревающий компресс на живот, диета строгая в первые дни с постепенным расширением в связи с улучшением болезненных явлений.

Диагноз: острый гастроэнтерит, миодистрофия сердца, хронический гепатит, атеросклероз.

Рекомендуется в будущем:

Соблюдение диеты, — преимущественно молочно-рас-тительной, мясо в умеренном количестве, из спиртных напитков только легкое столовое вино в количестве 100–150 грамм в сутки.

Чаще пользоваться свежим воздухом, но остерегаться простуды.

Послеобеденный отдых от 6–8 часов вечера.

Прекращение работы ночью после 1 часа ночи.

Ежегодный отдых на юге, на берегу моря, минимум 2 месяца.

Заслуженный деятель науки, профессор Кипшидзе.

9. ХII.46, Гагры.

26.03–30.07.1947 г. Общее недомогание. Нерезкая болезненность в области слепой кишки и S Romani. Понос до 20 раз в сутки в течение первых 10 дней болезни. АД: 16.04 —155/80, 30.04— 160/90, 20.05— 180/100, 24.05.— 160/90, 03.06— 170/90, 12.06— 170/95, повышенное РОЭ — до 25, 19.06 — 180/95, 30.06 — 180/90.

С 26.03. по 1.04 принято 27,5 грамма сульгина

Болезнь длилась до конца июля.

14.07 назначен курс лечения сульгином по 1,5 грамма 4 раза в день через 5 часов по 1 порошку в течение 4 дней. Обильное питье. Менее шлаковый стол. АД — 180/90. Бузников, Виноградов.

18.07 закончил курс приема сульгина. Принято 24 грамма сульгина. Самочувствие вполне удовлетворительное. Стул 1–2 раза в день. 17.07 ощущался мимолетно перебой в сердце.

30.07 общее самочувствие вполне удовлетворительное. АД 190/100. Стул 1–2 р. в день.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Наблюдавшиеся явления хронической дизентерии постепенно стихли. Остаются явления катарального состояния нижнего отрезка толстой кишки. Кроме того, имеются явления гипертонической болезни с проявлениями нефросклероза.

Врачи: Бузников и Виноградов. 06.04 — Казакевич.

Сульгин, аспирин, кофеин, дерматол, кальций

С 16 по 29.09.1947 г. принял 10 мацестинских ванн. АД: в первый день, до ванны — 145/85, во все последующие дни — 135/75.

Диагноз основной: гипертония в начальной стадии, сопутствующий: хрон. суставной ревматизм, переутомл. Леч. врач Кириллов.

25.02–29.02.1948 г. Головная боль, недомогание, насморк, кашель, осиплость, заложенность в груди, Т-38,2. Пульс 76, правильный. Грипп. Врачи: Виноградов, Преображенский.

26.08.1950 г. В ночь на 26 августа началась рвота. Сильные боли в животе. Т-37,5. Стул 26-го — 8—10 раз. При бактериологическом исследовании патогенная флора в посеве не обнаружена.

Осень 1951 г. Из рассказов Рясного Ф. Чуеву: «Осенью 1951 года Сталин приболел в Сочи на мацестинской даче. Его даже не было на Мавзолее 7 ноября». Судя по газетному отчету, Сталина на Мавзолее действительно не было. Записи о болезни нет.

08.01–19.01.1952 г. Грипп с преимущественным поражением верхних дыхательных путей. Врачи: Преображенский, Виноградов.

11—17.04.1952 г. Острый рино-фарингит. Врач Преображенский.

28.02–05.03.1953 г. Инсульт, смерть.

Лечащие врачи: А.Ф. Третьяков, И.И. Куперин, П.Е. Лукомский, Н.В. Коновалов, А.Л. Мясников, Е.М. Тареев, И.С. Глазунов, Р.А. Ткачев, И.Н. Филимонов, В.И. Иванов-Незнамов.

АКТ АНАТОМИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕЛА ИОСИФА ВИССАРИОНОВИЧА СТАЛИНА

Исследование произведено б марта 1953 года. Начато в 4 часа утра и окончено в 13 часов того же дня.

Исследование проводила комиссия в составе:

Министр здравоохранения СССР Третьяков А.Ф.

Начальник Леч. Сан. Упра Кремля Куперин И.И.

Президент Академии медицинских наук СССР академик Аничков Н.Н.

Действительный член Академии медицинских наук СССР профессор Скворцов М.А.

Член-корреспондент Академии медицинских наук СССР профессор СтруковА.И.

Член-корреспондент Академии медицинских наук СССР профессор Мардашев С.Р.

Главный патологоанатом Министерства здравоохранения СССР профессор Мигунов Б. И.

Профессор Русаков А.В.

Доцент Усков Б.Н

При исследовании присутствовали: Главный терапевт Министерства здравоохранения СССР профессор Лукомский П.Е.

Действительный член Академии медицинских наук СССР профессор Коновалов Н.В.

Действительный член Академии медицинских наук СССР профессор Мясников АЛ. Профессор Евдокимов А.И

И сотрудники Лаборатории при Мавзолее В.И. Ленина

Профессор Кушко В.М.

Доцент Авцин А.П.,

Кузнецов И.С.,

Дебов С. С.,

Обысов А.С.,

Шестаков И.Д.

Далее содержательная часть Акта на 9 листах формата А4, напечатанного через 1,5 интервала, и два листа с подписями девяти членов комиссии и десяти присутствующих при вскрытии лиц.

 

Приложение 2

БЮЛЛЕТЕНЬ о состоянии здоровья И.В. Сталина на 2 часа 4 марта 1953 г.

В ночь на 2 марта 1953 года у И.В. Сталина произошло внезапное кровоизлияние в мозг, захватившее жизненно важные области мозга, в результате чего наступил паралич правой ноги и правой руки с потерей сознания и речи. Второго и третьего марта были проведены соответствующие лечебные мероприятия, направленные на улучшение нарушенных функций дыхания и кровообращения, которые пока не дали существенного перелома в течение болезни. К двум часам ночи четвертого марта состояние здоровья И.В. Сталина продолжает оставаться тяжелым. Наблюдаются значительные расстройства дыхания: частота дыхания — до 36 в минуту, ритм дыхания неправильный с периодическими длительными паузами. Отмечается учащение пульса до 120 ударов в минуту, полная аритмия; кровяное давление — максимальное 220, минимальное 120. Температура 38,2. В связи с нарушением дыхания и кровообращения наблюдается кислородная недостаточность. Степень нарушения функций головного мозга несколько увеличилась.

В настоящее время проводится ряд терапевтических мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций организма.

Министр здравоохранения СССР А.Ф. ТРЕТЬЯКОВ Начальник Лечсанупра Кремля И.И. КУПЕРИН Главный терапевт Минздрава СССР профессор П.Е. ЛУКОМСКИЙ Действительный член Академии медицинских наук профессор Н.В. КОНОВАЛОВ

Действительный член Академии медицинских наук

профессор А.Л. МЯСНИКОВ Действительный член Академии медицинских наук

профессор Е.М. ТАРЕЕВ Член-корреспондент Академии медицинских наук профессор И.Н. ФИЛИМОНОВ Профессор И.С. ГЛАЗУНОВ Профессор Р.А. ТКАЧЕВ Доцент В.И. ИВАНОВ-НЕЗНАМОВ

(Газета «Правда», 4 марта 1953 года)

БЮЛЛЕТЕНЬ о состоянии здоровья И.В. Сталина на 2 часа 5 марта 1953 г.

В истекшие сутки состояние здоровья И.В. Сталина оставалось тяжелым. Развившееся в ночь на второе марта на почве гипертонической болезни и атеросклероза кровоизлияние в мозг, в его левое полушарие, привело, наряду с правосторонним параличом конечностей и потерей сознания, к поражению стволовой части мозга с расстройством важнейших функций — дыхания и кровообращения.

В течение ночи на 4 марта нарушения дыхания и кровообращения продолжались.

Наибольшие изменения наблюдались со стороны дыхательной функции: участились явления периодического (т. н. Чейн-Стоксова) дыхания. В связи с этим ухудшилось состояние кровообращения и увеличилась степень кислородной недостаточности. Систематическое введение кислорода, а также медикаментозных средств, регулирующих дыхание и сердечно-сосудистую деятельность, постепенно немного улучшило состояние и утром 4 марта степень дыхательной недостаточности несколько уменьшилось.

В дальнейшем, на протяжении дня четвертого марта, вновь возобновились тяжелые расстройства дыхания. Частота дыхания — 36 в минуту.

Кровяное давление продолжало оставаться на высоком уровне (210 максимальное и 110 минимальное) при пульсе в 108–116 ударов в минуту, неправильном (мерцательная аритмия). Сердце увеличено в умеренной степени.

Существенных изменений в легких, а также со стороны органов брюшной полости за истекшие сутки не установлено. В моче обнаружен белок и красные кровяные тельца при нормальном удельном весе. При исследовании крови отмечено увеличение количества белых кровяных телец (до 17 тысяч). Температура утром и днем была повышенной до 38,6.

Лечебные мероприятия в течение 4 марта проводились в виде вдыхания кислорода, введения камфорных препаратов, кофеина, строфантина и глюкозы. Было повторно произведено кровоизвлечение посредств пиявок. В связи с повышенной температурой и высоким лейкоцитозом усилена пенициллинотерапия (проводившаяся в профилактических целях с начала болезни).

К ночи на пятое марта состояние здоровья И.В. Сталина продолжает оставаться тяжелым. Больной находится в сопорозном (глубоком бессознательном) состоянии.

Нервная регуляция дыхания, а также деятельность сердца остаются резко нарушенными.

Министр здравоохранения СССР А.Ф. ТРЕТЬЯКОВ Начальник Лечсанупра Кремля И.И. КУПЕРИН Главный терапевт Минздрава СССР профессор П.Е. ЛУКОМСКИЙ Действительный член Академии медицинских наук профессор Н.В. КОНОВАЛОВ Действительный член Академии медицинских наук профессор А.Л. МЯСНИКОВ Действительный член Академии медицинских наук профессор Е.М. ТАРЕЕВ Член-корреспондент Академии медицинских наук профессор И.Н. ФИЛИМОНОВ Профессор И.С. ГЛАЗУНОВ Профессор Р.А. ТКАЧЕВ Доцент В.И. ИВАНОВ-НЕЗНАМОВ

(Газета «Правда», 5 марта 1953 года)

БЮЛЛЕТЕНЬ о состоянии здоровья И.В. Сталина на 16 часов 5 марта 1953 г.

В течение ночи и первой половины дня 5 марта состояние здоровья И.В. Сталина ухудшилось. К прежним расстройствам важнейших функций головного мозга присоединились острые нарушения со стороны сердечно-сосудистой системы. Утром пятого марта наблюдались в течение трех часов явления тяжелой дыхательной недостаточности, которые с трудом поддавались соответствующей терапии. В 8 часов утра развились явления острой сердечно-сосудистой недостаточности (коллапс); кровяное давление понизилось, пульс участился, увеличилась бледность. Под влиянием экстренных лечебных мер, эти явления были устранены. Снятая в 11 часов утра электрокардиограмма показала острые нарушения кровообращения в венечных артериях сердца с очаговыми изменениями в задней стенке сердца (электрокардиограмма, снятая 2 марта, этих изменений не устанавливала). В 11 часов 30 минут вторично наступил тяжелый коллапс, который был с трудом ликвидирован соответствующими лечебными мероприятиями. В дальнейшем сердечно-сосудистые нарушения несколько уменьшились, хотя общее состояние продолжало оставаться крайне тяжелым. На 16 часов кровяное давление: максимальное — 160, минимальное — 100; пульс 120 в минуту, аритмичный, дыхание 36 в минуту, температура 37,6; лейкоцитоз 21 тысяча.

Лечение в настоящий момент направляется главным образом на борьбу с нарушениями дыхания и кровообращения, в частности, коронарного.

Министр здравоохранения СССР А.Ф. ТРЕТЬЯКОВ Начальник Лечсанупра Кремля И.И. КУПЕРИН Главный терапевт Минздрава СССР профессор П.Е. ЛУКОМСКИЙ Действительный член Академии медицинских наук профессор Н.В. КОНОВАЛОВ

Действительный член Академии медицинских наук

профессор А.Л. МЯСНИКОВ Действительный член Академии медицинских наук

профессор Е.М. ТАРЕЕВ Член-корреспондент Академии медицинских наук профессор И.Н. ФИЛИМОНОВ Профессор И.С. ГЛАЗУНОВ Профессор Р.А. ТКАЧЕВ Доцент В.И. ИВАНОВ-НЕЗНАМОВ

(Газета «Правда», 6 марта 1953 года)

МЕДИЦИНСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ О БОЛЕЗНИ И СМЕРТИ И.В. СТАЛИНА

В ночь на второе марта у И.В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипертонической болезни и атеросклероза. В результате этого наступили паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания. В первый же день болезни были обнаружены признаки расстройства дыхания вследствие нарушения функций нервных центров. Эти нарушения изо дня в день нарастали; они имели характер т. н. периодического дыхания с длительными паузами (дыхание Чейн-Стокса). В ночь на третье марта нарушения дыхания стали приобретать временами угрожающий характер. С самого начала болезни были обнаружены также значительные изменения со стороны сердечно-сосудистой системы, а именно, высокое кровяное давление, учащение и нарушение ритма пульса (мерцательная аритмия) и расширение сердца. В связи с прогрессирующими расстройствами дыхания и кровообращения уже с третьего марта появились признаки кислородной недостаточности. С первого дня болезни повысилась температура, и стал отмечаться высокий лейкоцитоз, что могло указывать на развитие воспалительных очагов в легких.

В последний день болезни, при резком ухудшении общего состояния, стали наступать повторные приступы тяжелой острой сердечно-сосудистой недостаточности (коллапс). Электрографическое исследование позволило установить острое нарушение кровообращения в венечных сосудах сердца с образованием очаговых поражений сердечной мышцы.

Во вторую половину дня пятого марта состояние больного стало особенно быстро ухудшаться: дыхание сделалось поверхностным и резко учащенным, частота пульса достигла 140–150 ударов в минуту, наполнение пульса упало.

В 21 час 50 минут, при явлениях нарастающей сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточности, И.В. Сталин скончался.

Министр здравоохранения СССР А.Ф. ТРЕТЬЯКОВ Начальник Лечсанупра Кремля И.И. КУПЕРИН Главный терапевт Минздрава СССР профессор П.Е. ЛУКОМСКИЙ Действительный член Академии медицинских наук профессор Н.В. КОНОВАЛОВ Действительный член Академии медицинских наук

профессор А.Л. МЯСНИКОВ Действительный член Академии медицинских наук

профессор Е.М. ТАРЕЕВ Член-корреспондент Академии медицинских наук профессор И.Н. ФИЛИМОНОВ Профессор И.С. ГЛАЗУНОВ Профессор Р.А. ТКАЧЕВ Доцент В.И. ИВАНОВ-НЕЗНАМОВ

(Газета «Правда», б марта 1953 года)

 

Библиография

A. Авторханов. Загадка смерти Сталина. 1975.

С. Аллилуева. Двадцать писем к другу. М., 1990.

Р. Баландин. Встать! Сталин идет. М.: Яуза-Эксмо, 2001.

Р. Баландин. Маленков. Третий вождь страны. М.: Вече, 2007.

И. Бенедиктов, А. Рыбин. Рядом со Сталиным. М.: Алгоритм, 2010.

B. Бешанов. Шапками закидаем. От красного блицкрига до танкового погрома. 1941 год. М.: Яуза-Эксмо, 2010.

Ю. Борее. Сталиниада. М.: ОЛИМП, 2003.

В. Бушин. Хотели как лучше. // «Завтра», № 42, октябрь, 2009.

В. Бушин. Добрюхиада. // «Завтра», № 6, январь, 2006.

A. Бушков. Сталин. Ледяной трон. М.: Олма Медиа Групп, 2008.

B. Вахания. Личная секретная служба И.В. Сталина. Сборник документов М.: Сварогъ, 2004.

A. Владыкин-Бескудников. Двойники Сталина. Выпуск 2. М.: Клякса, 2004.

Ф. Волков. Взлет и падение Сталина М.: Спектр, 1992.

Д. Волкогонов. Сталин. Триумф и трагедия. Кн. 2. М.: АПН, 1989.

B. Доброе. Тайный преемник Сталина М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.

Ю. Емельянов. Сталин. Т. 2. На вершине власти. М.: Вече, 2007

Ю. Емельянов. Сталин перед судом пигмеев. М.: Яуза-Эксмо, 2008.

Ю. Емельянов. Загадка смерти Сталина. // «Наш современник», № 3, март, 2008.

В. Ерашов. Убийцы в белых халатах, или Как Сталин готовил еврейский погром. М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.

Ю. Жуков. Сталин. Тайны власти. М.: Вагриус, 2008.

Ю. Жуков. Иной Сталин. М.: Вагриус, 2005.

Ю. Жуков. Народная империя Сталина. М.: Алгоритм-Эксмо, 2009.

В. Жухрай. Сталин (Из политической биографии) М.: Сварогъ, 1999.

В. Жухраи. Сталин. М.: Перспектива, 2007.

К. Закорецкий. Третья мировая война Сталина. М.: Яуза-Пресс, 2009.

Н. Зенькович. Тайны уходящего века — 3. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат. М.: Олма-Пресс, 1999.

Н. Зенькович. Собрание сочинений. Т.5. Вожди и сподвижники. (Слежки. Оговор. Травля.) М.: Олма-Пресс, 2004.

Н. Зенькович. Собрание сочинений. Т.6. Покушения и инсценировки (от Ленина до Ельцина). М.: Олма-Пресс, 2004.

Б. Илизаров. Тайная жизнь Сталина. М.: Вече, 2003.

B. Карпов. Генералиссимус. Кн. 2. М.: Вече, 2009.

Д. Колесов. И.В. Сталин. Право на власть. М.: Флинта, 2000.

Д. Колесов. И.В. Сталин. Загадки личности. М.: Флинта, 2000.

А. Кони. Избранные произведения. Т. 1. М., 1959.

А. Костин. Культ личности. Истоки, генезис, персоналии. М.: Перспектива, 2009.

А. Костин. Июнь 1941-го. 10 дней из жизни Сталина. М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.

А. Костин. Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля. М.: Алгоритм-книга, 2010.

Г. Костырченко. Тайная политика Сталина: Власть и антисиметизм. М., 2001.

Б. Красильников. Сталин — помощники. Тайна смерти. М.: Крук-Престиж, 2006.

C. Кремлев. Зачем убили Сталина? М.: Яуза-Эксмо, 2008.

С. Кремлев. Берия. Лучший менеджер XX века. М.: Яуза-Эксмо, 2008.

A. Майсурян. Другой Брежнев. М.: Вагриус, 2004.

Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Форум, 2002.

Ю. Мухин. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. М.: Яуза-Пресс, 2009.

Ю. Мухин. СССР имени Берия. М.: Алгоритм, 2009.

Ю. Мухин. Неизвестный Берия. М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.

Н. Над. Как убивали Сталина. М.: У Никитских ворот, 2007.

Л. Наумов. «Кровавый карлик» против вождя народов. М.: Яуза-Эксмо, 2009.

B. Невжин. Сталин о войне. Застольные речи 1933–1945 гг. М.: Яуза-Эксмо, 2007.

К. Писаренко. Тридцатилетняя война в Политбюро (1923–1953). М.: Вече, 2006.

Н. Платошкин. Жаркое лето 1953 года в Германии. М.: Олма-Пресс, 2004.

Е. Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.: Нева, 2008.

Е. Прудникова. Роковой год Советской власти. М.: Яуза-Эксмо, 2008.

Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: Олма Медиа Групп, 2010.

B. Пятницкий. Заговор против Сталина. М.: Современник, 1998.

Я. Рабинович. Илья Эренбург. Портрет на фоне времени. М.: Алгоритм, 2011.

Э. Радзинский. Сталин. Жизнь и смерть. М.: ACT, 2007.

Э. Радзинский. Три смерти. М.: ACT, 2007.

C. Рыбас, Е. Рыбас. Сталин. Т.2. Судьба и трагедия. М.: Молодая гвардия, 2007.

А. Рыбин. Рядом со Сталиным (Записки телохранителя). М.: Ветеран, 1992.

А Рыбин. Кто отравил Сталина? (Записки телохранителя). М.: Гудок, 1995.

А. Рыбин. Сталин в Октябре 1941 г. (Записки телохранителя). М.: Гудок, 1995.

А. Рыбин. Сталин и дело врачей (Записки телохранителя). М.: Гудок, 1995.

Сборник: Альтернативная реальность, 1941. Все могло быть иначе. М.: Яуза-Эксмо, 2010.

С. Семанов. Брежнев. Правитель «Золотого века». М.: Вече, 2002.

Б. Соколов. Сталин. М.: Аст-Пресс-Книга, 2004.

И. Сталин. Энциклопедия (составитель В. Суходеев). М.: Алгоритм-Эксмо, 2008.

У Таубман. Хрущев. М.: Молодая гвардия, 2005.

К. Ткаченко (редактор). И.В. Сталин. Штрихи к портрету. М.: Новинка-Гелиос, 1995.

А. Хинштейн. Почему Брежнев не смог стать Путиным (Сказка о потерянном времени). М.: Олма Медиа Групп, 2011.

О. Хлевнюк. Политбюро. Механизм политической власти в 30-е годы. М., 1996.

Д. Хмельницкий. Зодчий Сталин. М., 2007. Д. Хмельницкий. Ледокол из «Аквариума». Беседы с Виктором Суворовым. М.: Яуза-Пресс, 2007.

Э. Ходжа. Хрущев убил Сталина дважды. М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.

Н. Хрущев. Воспоминания. М.: Вагриус, 2007. Е Чазов. Здоровье и власть. // «Октябрь», № 42. 2001. И. Чигирин. Белые и грязные пятна Истории. Великие Луки, 2007.